У него были замечательные волосы: светло-русые, густые, волнистые; открытое, привлекательное, очень хорошее лицо; располагающая улыбка; скромный взгляд. Норе хотелось погладить его по голове, запустить пальцы в его роскошную шевелюру, определить, действительно ли его волосы так легки и шелковисты, как кажется, просто постоять рядом. Только не выходить из кабинета шефа, куда она заглянула случайно. У молодого человека, обнаруженного там, оказалась особая, теплая, притягательная аура, мгновенно разбудившая в сердце Норы аналогичное теплое чувство.
"Занятно, - думала Нора, вернувшись к себе и машинально поливая водой из кофейника уже политые утром любимые белые фиалки, - пожалуй, он младше меня... Чуть-чуть..."
Состояние, в которое ее повергла случайная встреча в кабинете босса, было редкостным, совершенно нетипичным. "Дикость какая"! - засмеялся бы брат Женька, если бы узнал. Но Нора не собиралась ставить в известность ни Женьку, с которым вообще-то была дружна и откровенна, ни кого бы то ни было другого. Это теплое, восхитительное чувство - ее и только ее тайна, и она будет лакомиться ею одна...
Норе в январе исполнилось двадцать пять; одиночество было постоянным ее состоянием, ранее - гнетущим и приводящим в отчаянье, теперь - привычным и даже успокаивающим. Это не являлось следствием природной недоработки - Нора, хотя и не красавица, обладала пикантной, сексапильной внешностью и на отсутствие внимания со стороны сильного пола жаловаться не могла, просто она всегда жила в своем особом, недосягаемом, персональном мире, а в реальности существовала в каком-то затяжном неуютном полусне, отделенная от постоянных ее обитателей прозрачной, но непреодолимой стеной; больше всего на свете желая уничтожить стену - и не в состоянии это сделать. Она не понимала людей; хотела, но не могла стать близкой им, включиться в жизнь. Полусон переходил в летаргию...
Когда же это началось? Она была самым обычным ребенком - капризным, веселым, умеющим постоять за себя. Никакой "стены" в те времена не было и в помине. Но вот тяга к Прекрасному была у нее с детства, с младенчества. Откуда она взялась, и кто в этом виноват? Шестилетняя Нора плакала от невозможности найти Изумрудный город и увидеть его Волшебника. Зачем? Она не могла ответить. Ей так хотелось этого! От недосягаемости Изумрудного города, от восторга, от отчаянья разрывалось ее маленькое сердечко. Она подрастала - и на месте Волшебника появились капитан Немо, благородный лорд Гленарван, Атос из "Трех мушкетеров"... Окружающие не выдерживали этой блистательной конкуренции - серые, глупые, вульгарные. Однозначно некрасивые. Нора их презирала, они ее игнорировали. Так оно и шло: "герои и шпаги". Нора выросла, но ничего не изменилось. Тяга к Прекрасному оставалась болезненно острой и совершенно затмевала серую реальность. Она научилась притворяться, скрывать свое истинное "я" и делать глупые глаза. Однако близкие контакты с людьми не приносили ей ничего, кроме чувства гадливости и горького разочарования. И она свела их к минимуму, насовсем переселившись в свой собственный идеальный мир:
"Когда-то я покинул мир людей
И жил один среди своих видений.
Я не знавал товарищей милей
И музыки нежней их песнопений..."
Стоя у морозного окна, покрытого затейливым ледяным узором и щедро заливая водой бедные тонущие фиалки, Нора поняла - только что, в кабинете шефа, ее комфортному полусну на задворках жизни пришел конец. Этот привлекательный мальчик с чудными волосами стремительно ворвался в ее мир. Никакой невидимой стены для него просто не существовало...
* * *
Когда Нора, после окончания этого знаменательного рабочего дня, вышла на улицу, уже совершенно стемнело. Вечер был теплым, мороз отступил ненадолго, и с серо-сиреневого мутного неба медленно опускались легкие, невесомые, пушистые хлопья снега. Фонари горели редко, но воздух словно фосфорецировал изнутри, и из хоровода ажурных снежных корабликов выступали серебристые шапки тополей и лип. Город напоминал удачную декорацию к сказке "Снежная королева". В такие вечера Норе казалось, что все они находятся на дне неведомого океана, воздух сгущался в плотную, реально ощутимую субстанцию, сказочно красивые снежинки медленно парили в нем, люди и машины напоминали больших рыб, безмолвных, значительных, нереальных. Нора, не торопясь, брела среди этого воздушного, переливающегося, смутного великолепия и, по обыкновению, рассуждала. Сегодня случилось что-то очень необычное...
"Что такое симпатия и с чем ее едят? Я знаю людей неглупых, красивых, даже интересных. Большинство из них неплохо ко мне относятся. Ну и что? Я прохожу мимо, я не чувствую ничего, мне рядом с ними скучно, пусто и холодно. Почему именно этот мальчик что-то такое затронул в моем сердце? Я ровно ничего не знаю о нем... Глаза, губы, волосы... Что стоит за этим? Возможно, он туп? ("Но он не туп!" - закричало все в душе у Норы). Или, допустим, подлец? То, что чувствую я, совершенно не контролируется рассудком, не связано ни с какими принципами и убеждениями. Он может быть хорошим, а может - плохим, все равно этот облик будет вызывать волнение в моем сердце. Лотерея, чистая лотерея! (Как и все в этой жизни - мимоходом мелькнула мысль)... Стоило двадцать пять лет заниматься поисками смысла жизни и страдать от отсутствия идеала, чтобы потом вот так, в одночасье, потерять голову от роскошных волос какого-то мальчишки! Неужели только в этом и есть смысл для бедного двуногого созданья, возомнившего себя человеком разумным: забыть себя, растворившись в другом двуногом существе"?
Несмотря на всю унизительность этой мысли, Нора была счастлива. Из категории людей, рассуждающих о жизни, она стремительно перебралась в многочисленное братство людей, истинно живущих. Счастье для таких, как Нора, вещь настолько редкая и труднодостижимая, что стоит ли доискиваться причины?
На следующий день Норино чудо получило продолжение: шеф сам привел в их с Сергеем кабинет вчерашнего пухленького херувимчика.
"Его зовут Дима, ему 23, он замечательный программист, просто ас", - Нора, улыбаясь, смотрела на себя в зеркало, веря и не веря, что все это происходит именно с ней - холодным, бесчувственным "синим чулком", всю сознательную жизнь просидевшим в своей "башне из слоновой кости".
Дима работал в одном из городских университетов и должен был сделать вместе с Сергеем какую-то работу для их заведения. Имя удивительно шло ему - такое славное и уютное, оно даже перестало казаться Норе тривиальным; и он действительно, весь лучился каким-то теплым, добрым, ласкающим обаянием. Нора улыбалась, перемещалась по кабинету, демонстрируя свою точеную фигуру во всех мыслимых и немыслимых ракурсах; пыталась помогать ему, говорить с ним, стать ему интересной. Горячее, непреодолимое волнение сковывало ее, она казалась самой себе неловким, трогательным и уязвимым влюбленным щенком, да, наверное, им и была. После его ухода она почувствовала даже облегчение и постаралась еще раз понять, чем он так поразил ее воображение.
Нет, воображение тут совсем не причем. Н Е Ч Е М ему было поражать ее воображение, взыскующее совершенства. Что же тогда? Чувства? "Нелепо, смешно, безрассудно...", но - факты, факты! Нора старалась быть честной с собой, оценивать происходящее, по возможности, объективно. Разумеется, это не всегда удавалось ей (а кому всегда удается?). Но она старалась. Сейчас она была в тупике. Этот толстенький веселый пупсик так же мало походил на ее идеал мужчины (благородство, сдержанность, элегантность), как серый воробушек на изящного розового фламинго и, тем не менее...Он заходит в кабинет и вместе с ним заходит счастье?! Его присутствия достаточно, чтобы Нора стала весела, довольна и ... ничего больше не хотела от жизни? Это просто крах! Всего ее мировоззрения! А Норе и дела нет! Ей нравится смотреть на него, слушать его волнующий низкий голос, ей хочется понять его, заглянуть в его душевный мир, прочувствовать его. Спать с ним? Разумеется, да; но это не главное. Ей хочется... забрать его себе.
Теперь они встречались почти каждый день, они много разговаривали и часто смеялись вместе. "Смех сопутствует любви", - утверждает Франсуаза Саган, и Нора на собственном опыте убедилась в правдивости этого утверждения. "Оптимист считает наш мир лучшим из миров; пессимист боится, что так оно и есть", - хихикая, они вместе раскладывали на полу листы его работы. Этот представитель примитивной части людского контингента, действительно, не был глуп - здесь Норе повезло. Когда он говорил с ней, его теплая улыбка, удлиненные глаза, нежные и смеющиеся, особый, мягкий, слегка интимный тон, тоже говорили, сами по себе, о возможности счастья... Впрочем, вероятно, он говорил так со всеми?
* * *
Зима закружилась, завертелась, понеслась неудержимой лавиной с горы, похоронив в своей перламутровой пыли главного врага Норы - пустоту ее бездеятельной жизни. Нора больше не ощущала томительной и тяжкой поступи времени. Сатурн, ее сумрачный покровитель, выпил лишку и пустился в пляс, растеряв свою тоскливую серьезность и на миг забыв мир и себя в нем. В студеной вышине заговорнически мерцали звезды и земля, отчаянно кружась, уходила из-под ног. Нора по-прежнему жила в мире своей мечты, но, скорее, просто по привычке. Душа в этом не участвовала. Душа, заледеневшая от одиночества, отогревалась в лучах Диминого обаяния, расправляла крылья, устремлялась в жизнь...
"Его надо брать решительно, силой, - нудно поучал умный Женька, которому Нора в конце концов все рассказала, - а потом оденешь на него веревочку, как на теленка и будешь водить за собой. Именно так"!
Нет, Нора не могла решиться! Если отличие между людьми, действительно, лишь в активности одних и пассивности других, то Нора, явно, принадлежала к пассивной половинке. Подстеречь жертву, напасть, навязать себя - все это внушало смутный ужас. Нет, это не ее стиль. Ждать и мечтать! Слишком мало для кого-то, но только не для нее, так долго остававшейся в камере-одиночке своей души. Ей хватало этих встреч, нечастых и ни к чему не обязывающих, она воспринимала их, по-прежнему, как бесценный дар.
На праздник Дима принес кинокамеру. Нора, в торжественном наряде, то есть скорее раздетая, чем одетая, была на седьмом небе от счастья. Она позировала перед камерой сначала с бутылкой джина, затем - обняв на радостях одуревшего Сережу, а напоследок - под собственноручно сделанным плакатом с многозначительной надписью:
"Если ты, братан, индеец,
Ты найдешь себе оттяг!
Настоящему индейцу
Завсегда везде ништяк!!!"
Это был их с Сергеем девиз для выживания в "монолитном стальном коллективе".
"Если он ничего не чувствует, зачем ему фотографировать меня"?
Нора не сочла нужным даже отвечать. "Он? Порнушка? Какая нелепость". Словно ей сказали, что Луна сделана из сыра рокфор. Даже не смешно.
"Это, безусловно, не животное чувство, но природу его мне не понять, нет, никак не понять. И можно ли назвать его духовным, если я даже не знаю его причины"?
Пришла весна, а с ней - неприятности. "Вашей должности нет в новом штатном расписании. Найдем ли мы возможность оставить Вас, неизвестно". Это было достаточно серьезно, а если задуматься, страшно. Нора хорошо помнила поиски работы и унизительное чувство собственной ненужности. Однако она так полна была радостью открытия своего нового мира под названием "Дима", что опасность лишь скользнула мимо ее сознания. Она не слишком дорожила этой работой, действительно, тут лишь "выживала", но перспектива оказаться на улице, конечно, совсем не прельщала.
Кстати, это дало ей лишний повод поговорить с Димой о себе.
"Вам не нужен кто-нибудь, типа меня"?
Дима вдруг разволновался. Да, у него есть возможность пристроить ее, да, это перспективное место и денег больше. Но это позже, в мае. Надо немного подождать.
Он стал заходить реже, предоставляя ей возможность слушать его волнующий голос и веселый смех лишь по соседству, из кабинета шефа. Эти бархатные ноты, и - неприятно громкий, прерывающийся стук собственного сердца. Нора не могла работать, не могла двинуться с места, заговорить. Приближался май.
Сказка кончилась неожиданно - увольнением Сережи. Ужасно неприятно! Хотя сама Нора счастливо избегла опасности (впрочем, чувство самосохранения было у нее, увы, не слишком развито), но она так привыкла к своему другу-интеллектуалу, он был один из немногих людей, с которыми она чувствовала себя свободно и естественно, могла говорить обо всем на свете, могла даже... быть собой... Расставаться не хотелось. "Кто же придет на его место"?
Ответ на этот вопрос нарисовался очень скоро.
Ее приятельница Анжелика, не допив утреннюю дежурную чашку кофе, выкладывала новости, зорко наблюдая за Нориной реакцией:
"На место Сергея берут девушку Димы. Он жутко орал на начальника, требовал, чтобы ее взяли вместо кого-то из вас. В противном случае он отказывался работать и босс уступил. Вот молодец парень, далеко пойдет - знает, как добиться своего. Принимай молодое пополнение, подруга"!
Нора глотала обжигающий горький напиток, совершенно спокойная внешне и, по обыкновению, далекая от всего на свете. Бомба в ее мозгу взорвалась не сразу. "Он приходил к нам, шутил, улыбался, помогал Сереже с компьютером, снимал меня на камеру, а сам, вероятно, все время думал: "Кого из этих двух дуралеев легче вытолкать? Такой молодой - и уже такой подлый?! - душевная грязь людей и их взаимоотношений окатила ее зловонной волной. - Да, он пойдет далеко, причем по головам. Приводить кого-то на ЖИВОЕ место? Манипулировать ЖИВЫМИ людьми"? За привлекательной внешностью доброго пупсика Нора вдруг разглядела истинное его лицо - лицо нашего времени, лицо нашего мира, в котором она вынуждена жить - и обмерла, ужаснулась.
Она вдруг ощутила, что стеклянная стена, так долго и безнадежно отделяющая ее от людей, поднимается, растет, отнимает способность дышать, загораживает небо, становится толщиной со слона, изолирует ее от мира пострашнее Мюллеровского колпака, и в этой стене - ее спасение и ее защита. Нора поняла, что с этого момента - и навсегда - сможет видеть в людях лишь стаю злобных, отвратительных и подлых обезьян, ничего общего с ней не имеющих, страшных для нее, гадких и противных. И черная ночь опустилась на душу Норы.
"Вы влюблялись во сне? Вы видали весну на Бермуде?
Вы слыхали, как Баха играет в соборе орган?
О какой там любви говорят эти страшные люди?
И за что их любить, этих мстительных злых обезьян?
Но время неудержимо движется, и мы движемся вместе с ним - хотим мы того или нет. Наступил роковой момент, и порог кабинета Норы переступила Димина девица-красавица. Уверенный, самодостаточный, бездушный взгляд ее холодных глаз в одно мгновенье уничтожил в душе Норы саму память о том радостном, отчаянно сильном и теплом чувстве, которым она жила эти неповторимые месяцы. Память о любви.