- Вот беспутьё то.... Вот беспутьё.... -Серафим Нилыч глядит на собачью конуру в углу двора, в которой спрятался от непогоды пёс Саффир.
- Ему таку прозвишшу дали, прям из циклапедии, а он, ишь, как возгордился - хозяин ему пусто место будто, - пеняет Смирнов псу, а в голосе доброе слышится и ласковое. Да и с чего иное должно слышаться, коли на душе у мужика лад и покой.
Вот Ирышка со школы пришла, книжки-тетрадки бросила и усвистала к подружке Наське. Лишь бросила мимо ходом папе Симе, что в пионерки её принимать будут на Октябрьские. Праздник безбожный вроде, но народ принял его. Вот и детвора на ангельский манер воспевает новую оказию.
Про Ирышку подумал Смирнов, что порхает она, будто птаха, а ведь без родителей осталась. Правда, им бездетным она родней родной, но ведь.... Всяко может вывернуться.
- Саффир! Саффир....- показалась мордочка из собачьего "дворца в полвенца" и тут же исчезла, лишь ветром чуть полоснуло по ней.
- И не берёт же тя лешака никакая нелёгкая.... - может ещё бы нудел незлобливо, но глянул вдруг на луга за Просту-речку. А по тропке к переходам человек идёт. Не по тракту в село шагает горемычный, а по еле заметной стёжке, про которую не всяк и знает.
- Во... Ишь ты... - опять к Саффиру - ты вот, трутня роду человеческова, и нос боисся высунуть по требованью хозяина, а человек, вонышь, идёт себе.
Человеку в осеннюю непогодь и впрямь было не позавидовать. Южный не ветер, а ветрище свистал по лугам, как взбеленившийся. Ещё и мелкий дождь добавлял своей мерзопакостности разухаривщейся стихии.
Человек же шёл и шёл. Одной рукой шляпу придерживал, чтоб не сорвало, а другой ручку чемоданища сжимал. После каждого порыва ветра полы светлого плаща крылами взлетали в разные стороны. Человек эти взлёты пытался гасить: то чемоданом махнёт неловко, то шляпу на миг оставит без поддержки, но тут же хватается за неё, потому что уже съезжает на сторону головной убор. Издали смотреть, так казалось, что играет человек с ветром - кто кого переегорит. То ли шляпа долой, то ли сам взлетит подхваченный вихрем на крыльях собственной одёжки.
Шаги, будто аршином меряны - широки да ровны. Вперёд туловищем наклонился, будто прилечь хочет на перину ветряную, мол, передохну чуток, а там снова нипочём будет свистопляска осенняя. Опора воздушная очень ненадёжна - хоть и упруга, но вертлява - того и гляди обманет. Спереди возьмёт да и ослабнет, а сбоку звезданёт - не устоишь ведь.
- Кого эт несёт то? - Серафим Нилыч вглядывается в человека, идущего по лугам. Раз по тропке идёт, значит, знает её; значит, бывал уж в Просте. И ещё один момент: раз свернул на эту стёжечку едва заметную, то идёт к кому-то из ближних соседей либо к Смирновым.
"А к нам то пошто? - уже озадачивает себя Смирнов и тут же успокаивается - К нам некому идти. Кабы кто из району или области, дак уж упредили бы...."
Путник меж тем подошёл к излучине речки. По берегу в том месте ивняк разросся, и ветер на лугах потише. Человек это почувствовал, распрямился. Шляпу не поддерживает уже. Руку опустил и размахивает ею в такт шагам. Прошёл ещё с полсотни саженей, остановился. Чемодан поставил и руки трёт одна о другую - нелегка, видимо, ноша. По сторонам поглядел, будто отыскивая что-то. Нашёл искомое - переходы через речку.
К ним и направился, подхватив поклажу. Из-за кустов вышел на открытое место, а ветер уж поджидает его. Снова пришлось головной убор придерживать. Правда недолго, вот уж и спуск по земляным ступенькам с досочками к переходам. Спустился к ним.
Сперва хотел пробежать по ним торопко, но не тут то было: половицы прогибаются по-разному и шаги сбивают, того и гляди, ноги спутаются-захлестнутся одна за другую, а тогда уж и в реке можно оказаться. Хоть и не глубоко на перекате под мостками - по колено всего, но в такую непогодь и это невелико удовольствие. Всё же приноровился путник к ходьбе по зыбким доскам переходов
На противоположном берегу стал подниматься по осклизлым земляным ступеням, едва не поскользнувшись на них и не съехав обратно - чемодан успел подставить, чтоб опереться. Выбрался на луг и тут же за шляпу схватился - ветер будто в засаде сидел, и поджидал, когда на него поживка выскочит - путник этот. Однако этот налёт непогоди был последний - невдалеке уж село и дует не так, как на открытых лугах.
Ещё раз остановился, чтоб дух перевести, чтоб руке несущей чемодан дать передых и дальше уже пошёл ровной походкой, не нагибаясь - до села уж саженей триста осталось.
По некрутому откосу на взгорок из поймы речной поднялся и стал окидывать взглядом подворья, к которым вышел, выискивая, верно, нужное. До задов огородных дошёл и уверенно повернул направо.
"В нашу сторону повернул...." - Отметил Серафим Нилыч.
Вглядывается Смирнов в идущего задами огородов человека, пытается признать его - что-то едва знакомое в фигуре человека.
"Всё ж из начальства кто-то..." - приходит к такому вывод, когда сворачивает пришелец на его межу. До грядок дошёл неизвестный, а Серафиму Нилычу никак не удаётся хотя бы примерно вспомнить: когда и где видал этого человека. И тут будто огрело обушком по голове.
- Мать чесная! Это же Илюшка Дуванов не иначе. - И тут же усомнился, вспомнив, что пропал тот бесследно в голодном двадцать первом году, когда отправили их коммунары из Выселка Октября за белой живительной глиной в торьяльскую сторону. Тогда много умирало людей и в дороге, и в деревнях. Кто их собирал, кто хоронил - никому сейчас неизвестно. Два Ильи из коммуны тоже пропали бесследно.
Подумал так, но тут же сам себя и осадил.
"Бают, что видели их телегу в Салобеляке...." - вспомнил давний неясный слух, прошедший через полгода после пропажи посланных за глиной.
Тут и Саффир учуял пришлого. Из конуры даже выскочил, позабыв про непогодь - погода то погодой, а служба дело первейшее. Тем более при хозяине - попробуй не облай кого, так без миски хлёбова останешься в наказанье.
- Ссыть, Саффирко... Сыть, неуёмный.... - осадил хозяин пса и, шустро сбежав с крыльца, шагнул навстречу гостю.
- Здравствуйте, Серафим Нилыч.....
- Здорово живите... - удивительно Смирнову, зачем это пожаловал гость.
- Не признали?
- Кажись, признал. Неужто Илья? - а после утвердительного ответа заговорил снова - Ну и ладно.... Вот эть как быват.... - тут будто вспомнил что - Дак, значица, жив и теперича к нам?
- Да, - кратко ответил Илья и тут же подёрнул плечами.
- Ох эть... Околел то поди как, - говорит, чтоб говорить что-то, а сам в смятении прикидывает о цели приезда Ильи.
- Есть немного....
- Тодды давай в избу скорееча... Давай ужо.... - "Верно за Ирышкой пожаловал. Иначе то пошто?" - мысли несуразней одна другой в голове крутятся.
На крыльцо хозяин вбежал, дверь в сени открыл и гостя пропустил внутрь. Потом так же шустро оббежал его и уж в избу дверь расхлебянил, будто при гульбе великой.
- Входи, гостенёк.... Входи ужо....
Перешагнув через порог, Илья остановился в нерешительности.
- Да ты разболокайся. В избе то натоплено сёдни. Одежду снимай. Шляпу туды вешай, - на гвоздь в стене указал. Сам же на кухню прошёл. Оглянулся.
- Проходи суды.... Этта тепло и ладно.
Илья прошёл к столу кухонному, уселся на табурет самодельный, руки зачем то потёр, будто замёрзшие они были.
Серафим Нилыч смотрит на гостя, а сам не поймёт - то ли радоваться приходу Ильи, то проклинать этот день. Как то теперь всё вывернется в жизни. Ведь батько Ирышкин заявился. "Ну да лешак с им. Бог не выдаст....."
- Откель сейчас приехали то, Илья, - "на тилигентный манер" завыкал хозяин дома.
- Да я то.... А вы то как тут. Как тётя Гутя?
- Да ни чё.... Ни чё... Всё обскажу. Ты эть с дороги проголодался поди? - "Вот эть как дело то выворачивается. Про Гутю спрашивает. Неужто списались как?"
- Да ничего, у меня бутерброды были да лимонад.
- Чё эт за еда така "лимонад"?
Илья между тем кухню осматривает - за одиннадцать лет ничего не изменилось. Из загнетка чугун ведёрный боком прокопчённым, будто пузищем, выворачивается. Из-под шестка черенки ухватов торчат. Раньше их, кажется, тоже три было - по размерам чугунов. Деревянная лопата к прислонена к дощатой комнатке (перегородке), отделяющей горницу от кухни.
- Все как было... - проговорил негромко, оглядев убранство "столовой".
- А чё менять то? Оно эть, как заведено, так и должно быть.
Серафим Нилыч, пока гость головой крутил по сторонам, чугунок с кашей из печки достал, на середину стола поставил.
- Вот Гутя кашу сёдни ячневу сварила, - блюдо на стол ставит, а сам в лицо гостя вглядывается, как тот на слова о жене реагирует. Ничего, однако, не заметил.
- И хорошо....
- Хорошо, конечно.... Тибе то наложу, а сам погожу, - будто скороговорку произнёс хозяин. - Я то часу не прошло, отобедал, а ты то проголодамшись.
- Есть такое дело.....
- А это.... Забыл.... За приезд то давай ко настоечки Гутиной отведаем. Хошь из клюквы, хошь из других ягод. Каку достать?
Гость плечами пожал.
- Ну тодда давай клубничной отведаём. С ёй настроенье в нужный ладный лад настраиваеца....
Выпили настойки. Илья и в самом деле проголодался. На кашу сразу же навалился, но ложкой не машет, а ест хоть и скоро, однако размеренно и ладно. Блюдо подчистил. Остатками хлеба на простой лад ещё и по стенке посудины поводил. Только тогда и отодвинул её.
- Вкусно, - похвалил кашу.
- Рази не вкусно? В печушке эть готовлено.
- Да-а.... А, Серафим Нилыч..... - начал гость, но будто смешался.
- Тодды я тя спрошу, Илья... - и продолжил после паузы - Вы эть с Ильёй нашим по глину поехали и пропали. Здеся уж схоронили вас, а ты вот жив, оказывается....
- Нет... То есть да.... Я жив, а Илью, товарища моего, схоронили ещё там.... - рассказал о злоключениях давних и на чугунок с кашей глянул, будто в ту пору вернулся и голод тот снова проявился в организме.
Серафим Нилыч этот взгляд уловил и ещё каши предложил. Гость отказался.
- Тодда давай ещё настоечки? Помянем.....
- Помянем.... - Илья выпил настойки и снова к воспоминаниям вернулся.
- Илью схоронили, а мне что делать? Здоровый мужик умер, не смог ту глину переварить. А что было б, привези мы этой глины сюда? И без глины вернись мы, тоже б не поняли.
- Не поняли бы. Как есть не поняли.
- А Пелагея то как с Иришкой?
Вздрогнул Серафим Нилыч от неожиданного вопроса. Как больно рассказывать человеку о смерти ближних его, но не сахар и себе рану бередить, говоря о живой - ставшей дочкой им с Гутей Ирышке
- Дак ето.... Вы с Ильёй то уехали да запропастились напрочь, а Пелагея с дочкой то и горевали о тебе, и ждали.... - замолк, собираясь с духом, да и сказал, как есть, как было.
- Померла Пелагея то. Вроде легче стало к весне то с едой и зелень первая, и помочь из области. А нет... Настроила себя, чтоб дочь спасти и всё ей отдавала, а себя сперва морила тем, а посля уж и организьм примать еду не стал. Так и померла сердешная. Похоронили....
- Где?
- Дак на нашем простенском кланбишшэ и похоронили.
- А Ирина где?
- А Ирышка жива. Здеся она.
- Ирышка? Почему так?
- Ак ето.... - оживился серафим Нилыч. Не о смертном, о живом чё не побаять. - Ирышка она. В селе так её прозывают. К Первомаю в двацать девятом, а то и трицатом годе готовились. Времё то как двинулось тодды. Все о колхозе, о новой жизни везде толкуют. Радуются, что теперича коллективно будем жить. А робятёшки тоже со всем миром. В клубе к празнику концерт готовить стали. Кто песню спеть, кто стих прочитать. Опять же ухари нашлися перамиду ставить на сцене. А мелкая детвора сказку сыначить взялись про теремок. Кустюмов наделали звериных все артистам. Ирышке то досталось мышку-норушку играть. Так ей, видать, понравилось в кустюме то мышином, что она уж будто мышкой сама стала. Посля стали оне по очереди выходить да приставляться. До Ирышки очередь дошла. Она выпорхнула из-за завеса то и встала. Смешалась девка - весь народ перед ёй, а ей говорить надо. Всё ж образумелась малость и выговорила слова из сказки, но на свой манер: "Я Мышка-норышка Ирышка....". Так и пошло с тех пор. Ирин то в селе не одна, а Ирышка то лишь наша....
- Занятно, - проговрил Илья, не обратив внимания на последнее слово "наша". Не уточнил по тому - чья это "наша"?
Тут во дворе Саффир взвизгнул.
- Во... Бежит ужо...
- Кто? - не понял гость.
- Ирышка и бежит. Чичас погладит Саффира и заявится.
- А как...
Понял Смирнов, что хочет сказать Илья.
- Дак ето... Сразу то, поди, не надо объявляться ей.
- Да-да...
Дверь в избу отворилась, но не Ирышка появилась на пороге, а жена Серафима Нилыча Гутя. Увидела гостя, поздоровалась. Когда прошла на кухню, разглядела, кто пред ней. Ахнула.
- Илья! Еф-фимыч....
- Да... - подтвердил Илья. Ошибку в отчестве не стал поправлять - разве в нём дело.
Да и следующее событие уж началось. Снова дверь в избу отворилась и впорхнула будто Ирышка. Куртёшку на гвоздь повесила, кинула скорое "здрасьте" и в горницу прошла. Гутя же так и стоит, будто "истукан египетский", потирая раскрасневшиеся в непогодь руки.
- Ты чё, Гуть? - обеспокоился уж и муж её.
- Да ни чё я.... Ни чё.... Ето.... Али за ёй?? - и в сторону горницы кивает.
- Погоди ужо... - не знает, что ответить Серафим Нилыч.
Илья нашёлся.
- Я, Серафим Нилыч, на двор выйду покурить. - Поднялся с табуретки и в куть прошёл. Остановился возле плаща, чтоб вытащить из внутреннего кармана портсигар да зажигалку и за дверь.
Следом за ним и хозяин вышел. Лишь хмыкнул, задержавшись чуть возле жены, да рукой махнул, будто отмахиваясь от мухи назойливой.
- У нас эть, Илья, робятишек то не было своих.... - начал разговор - Гутя то и прикипела к девке. Как вот чичас разнять их?
- Да-да... - глубоко затягивается гость и, с мыслями собираясь, псу подмигивает - Что Сапфир, холодно?
- Ему не холодно, ему лишь бы повод полениться, - и Серафим Нилыч не прочь дух перевести перед важным разговором.
- Ты вот приехал, она и обеспамятовела. Поди заберёшь Ирышку то?
- Да... Не знаю я.... Как сложится.... - мнётся Илья.
- Дак , мож, покуда в школу то ходит, пушшяй поживёт?
- Конечно.... Конечно... - будто гора с плеч у обоих.
- Тодды, мож, и не говорить ёй, кто ты? Мол, приехал с области по делам каким....
-Да.... И.... Вот какое тут дело, Серафим Нилыч..... Я ведь приехал вот по какому делу....
Думал, Пелагея жива, а у меня там дела так обстоят - другую семью создаём. Вот и хотел у Пелагеи развод попросить. Но, видите как - померла она, а мне и не знаю, что делать.
- Значит, на другой жениться собрался..... - без ехидства, а скорее, как бы вслух размышляя, проговорил Смирнов.
- Да.... Уж так получилось.
- Ну дак чё.... Живым жить надо. Хоть и поманеньку сладкого, но штоб и горечи не до слёз. Справку тебе надо из сельсовета взять о смерти жены. А вдовцам то жениться кто запрешшает? Ну а Ирышка....
- Да-да... Пусть с вами поживёт. Я ведь не знал, что Пелагея умерла... Думал, с ней Иришка останется.... Так и говорил ей.... - имя будущей супруги постеснялся произнести. Да, верно, оно бы и неуместно прозвучало.
С тем и вернулись в избу. Гутя на них глядит настороженно - понимает, что там всё решилось.
- Ладно всё, Гутя.... Погостит Илья малость, дела уладит да и уедет. А посля, как будет, увидим.
- Дак я счас вам обед то сгоношу. Илья то Ефимыч голодный поди, - обрадованно засуетилась хозяйка.
- Он эть не Ефимыч, а Евгеньич, - поправли жену Смирнов - Да мы уж поели вроде досыта.
- Ты то дома сидишь, а Илья Евгеньич с дороги, - не унимается Гутя.
- Серафим Нилыч прав. Я тоже сыт, спасибо...
Может и дальше бы так словами переталкивались, но в кухню Ирышка заглянула:
- О чём эт вы шепчитеся?
Серафим Нилыч хотел сказать, что это дела не для робятишек, но ляпнул, будто кто за язык дёрнул, совсем уж не с ума.
- Да вот вишь, батько твой родной приехал из города Нового Сибирска.
- Как? - испуг в глазах девчушки. - Ведь говорили, что сгинули оне посмертно.
- Ак эть так получилось, что жив батько. И вот приехал на тя поглядеть-проведать.
Гутя, как стояла с ухватом наизготовку, чтоб чугунок с кашей обратно в печь затолкать так и замерла. Опустила варево на шесток, а ухват из рук выпал. Только сбрякал по полу так, что кот, тёршийся об ноги хозяйки, подскочил и наутёк. Гутя же обернулась и глядит с ужасом то на мужа, то на Ирышку.
- Значица за ёй.... - как о решённом, сказала тихо, почти шёпотом.
Илья тоже не понимает ничего. Ведь оговаривали другое совсем. Однако, не стоять же столбом, раз такой оборот дело приняло. К дочке обратился.
- Да, Ирина.... Всё так и есть. Я отец твой. А что пропал, так ведь всяко бывает. Вот и со мной... - не договорил. Как объяснить ребёнку, почему десять лет не подавал вестей, почему не вспомнил о ней. Не найти ни оправданий, ни объяснений. И чтоб как-то продолжить разговор, чтоб не начинать его ещё раз с такой вот тягобы, добавил. - И живу я сейчас в городе Новосибирске. Ещё там дед твой живёт Евгений Андреич. Вот, значит как.... - Хотел ещё добавить, что рад её видеть, что дед далёкий тоже узнает теперь о ней, но не успел.