Аннотация: Для того, чтобы стать по-настоящему первым, нужно побыть в шкуре второго...
Бездонное небо перед глазами проплывало белыми облаками. Лисса моргнула несколько раз, а затем разгладила ладонью мелкую зеленоватую рябь перед лицом - вода как будто все еще укрывала её своей болотистой пленкой, но на этот раз она совсем не почувствовала приятный холод от прикосновения к жидкости. Изображение наверху рассеялось, и вновь голубая бездна чистого неба заблестела в вышине, а кожу обдуло морозным воздухом. Она, наконец, поняла, что лежит на спине, по телу покалыванием пробежал озноб, и девушка застонала.
- Ланс, - жалобно сквозь подступавшие к горлу рыдания произнесла она тихим голосом, сжимаясь в клубок на холодной земле. Но никто не ответил. Слезы стекали по щекам, а перед ней вставали воспоминания последних дней: испуганные лица и крики друзей, твердая решимость ответить на зов, доносившийся из волновавшихся вод озера, прекрасные девушки-русалки, укрывшие её своими развевавшимися волосами. Она все еще слышала их чарующие голоса.
- Ланс! - еще раз прокричала она в пустоту, закрывая влажные глаза. Лишь её дух-хранитель так разговаривал с ней до этого, но его уже не было. Она помнила, что он исчез, и голоса в голове также повторяли это.
- Вставай! Иди, ты ходила до этого! - слышала она.
Лисса открыла глаза, утирая ладонями соленые слезы. Она приподнялась над землей и огляделась. Она лежала на небольшом островке, покрытом сухой травой, посреди озера. Недалеко виднелся еще один островок, заросший камышом, за ним открывался далекий берег с высокими деревьями, с которых уже облетала листва, а позади девушки простиралась гладь тихой воды. Лисса резко развернула голову в сторону, откуда послышался всплеск. Зеленые волосы русалки показались над водой, а потом водяная красавица вынырнула по пояс, игриво похлопывая сильным хвостом по поверхности озера. Мутные видения предстали перед глазами - она тоже так плескалась в воде, рассекала руками и хвостом гладь бездонных водоемов, погружаясь в темноту, которую освещал иной свет, бледный и мягкий, они были её сестрами, и теперь русалка также звала девушку в ответ:
- Сестра, тебе следует отправляться в путь. Поторопись, на земле жить не так просто, как под водой. Но ты ведь помнишь, как надо ходить! Ступай туда, где восходит солнце!
Лисса поднялась: сначала на колени, придерживаясь ладонями земли, а потом встала во весь рост, с трудом удерживая равновесие на двух ногах. Она шагнула и сошла с острова, погружаясь в озеро. Русалка все повторяла указания, плавно взмахивая рукой в сторону камышей:
- Туда! По лесу! Держись ручьев и речушек, мы будем поддерживать тебя! У тебя хватит сил, только иди на восход солнца, лишь там ты найдешь собратьев. По другим местам ты будешь блуждать месяцами, прежде чем достигнуть убежища. Там же тебя встретят люди, отец раскроет неприступные границы, и ты выйдешь из сокрытых пределов. Мы еще встретимся, Лисса. Береги себя и его!
Она плыла. Вода стала родной стихией, она наслаждалась её тихим журчанием, теплотой, ласками и задорными брызгами. Остров остался позади. Русалка держалась рядом, поддерживая девушку звонким смехом. Лисса ухватилась за протянутую бледно-зеленоватую ладонь, когда они добрались до мелких вод у самого берега, поросшего старым лесом. Она прижала её к своей груди, слова благодарности застряли в горле, но дочь Моря понимала не слова, а читала мысли. Русалка вырвала свою ладонь, взмахнула в знак прощания и, выпрыгнув из воды, совершив при этом прекрасный переворот в воздухе, скрылась в озере. Лисса вышла на берег. Она знала, что уже целый месяц как жила не только своей жизнью. Она носила под сердцем дитя, и теперь время текло для них обоих. Она должна была думать об их спасении и выживании, ведь отныне её окружали не безмятежные водные просторы, а небо и земля, меж которыми велась вечная борьба. Она сделала пару шагов вперед и ухватилась за низкую ветвь, с которой уже опали листья. Ей придется научиться заново ходить, дышать и жить.
Она чувствовала, где текла вода, и три дня шла вдоль журчавшего под ногами ручейка. Пищей служили засохшие ягоды, орехи. Силы ещё не покинули её, и нередко девушка лишь утоляла жажду чистой водой. Лес не расступался, он лишь менялся иногда: молодая голая поросль следовала за исполинскими дубами, зеленые сосновые боры с просторными прогалинами выступали вслед за кленами, грабами и тополями. Легкая блузка на плечах и длинная истрепанная юбка защищали скиталицу от холодов, крепчавших с каждой ночью. Она не знала, как развести огня, засыпала около воды, согреваемая её журчанием. Как и было обещано, сестры-русалки не забывали укутывать её своими чарами и защищать от тягот долгого пути. К концу второй недели девушка совсем исхудала и выбилась из сил. Лес был пустым и сухим. Она брела по листве и бурелому, хрустевшему под ногами. Иногда она падала и двигалась вперед ползком. Слезы были все выплаканы, голос пропал, руки и ноги исцарапаны до крови. Она теряла надежду, забываясь в беспокойных снах. Она находила силы встать и идти дальше только благодаря тому, кто вскоре должен был появиться на свет.
Яркое солнце заблестело над головой, и Лисса прикрыла глаза от вспышки света. Ветви, высокие и низкие, закрывавшие небо и цеплявшиеся за одежду, сбивавшие с ног, закончились. Она вышла на опушку, с которой за пригорком виднелась небольшая деревня. Повторяя благодарности Тайре и Морю, девушка побрела по черной вспаханной борозде туда, где её должны были встретить люди. В одиночку она больше не могла, не хотела жить. Ей нужна была помощь, и она была готова молить о ней у каждого, лишь бы ей было позволено хотя бы немного отдохнуть. А после она сможет за все заплатить. Она уже давно уяснила, что расплата неминуема. Лисса приблизилась к дому на окраине и постучала в запертую дверь.
Старикам, ютившимся в небольшой избушке на краю деревни, уже давно перевалило за восемьдесят годов, но, несмотря на худые лица, согбенные спины и высохшую кожу, они проживали без посторонней помощи, ходили в лес за дровами, держали домашнее хозяйство, не бедствуя и не кляня тяжкую судьбу. Завидев на пороге обессиленную истощенную молодую женщину, Венга подхватила её на руки. Несчастная была готова упасть в обморок, едва перед ней распахнулась входная дверь. Лисса могла лишь шептать, прося о воде и еде, а ответы приглушенного старческого голоса хозяйки дома она даже не пыталась расслышать, так как все равно не поняла из них ни единого слова.
Первые дни она провела в постели, согреваемая шерстяным одеялом и горячими бульонами бабушки Венги. С теплотой и заботой к ней отнесся и старик Ханор, хозяин дома, который помогал жене ухаживать за бедняжкой, постучавшейся в наступавшие холода в их двери. Вскоре пришла зима, с неба повалил первый снег, а Лисса, уже поднявшаяся на ноги и окрепшая от перенесенных лишений, так и осталась в доме на краю деревни, носившей название Ициль. Хозяева полюбили незнакомку как родную дочь. Очень скоро Венга разузнала, что Лисса ожидала ребенка, и совсем запретила той выходить в мороз за порог или носить воду из источника, вытекавшего из холма посреди поселка. Девушке пришлось коротать темные вечера за вышивкой платков разноцветными нитками или рисованием угольком на выструганных Ханором дощечках, после того как он заметил её мастерство в изображении других предметов, лиц и животных.
Очень долго Лисса ничего не понимала из слов, с которыми добрые сельчане обращались к ней. Их язык был для неё незнакомым, и она в ответ обычно произносила лишь свое имя. Но после того как девушка окрепла и стала подолгу сидеть подле старой Венги, она постепенно разобралась в чужой речи. Венга называла себя родом из кривличей, что напомнило тайе рассказы друзей о восточных племенах униатов, из числа которых несколько столетий назад вышли черноморцы, а может и болотники, с которыми они повстречались на пути за живой водой. В деревне Венгу знали как опытную, самую старшую знахарку, и женщина нередко перебирала целительные травы, сидя возле огня печи. Это дело вскоре полюбила Лисса, которая от униатки перенимала новые знания в изготовлении зелий.
- Ты, Иза, могла бы стать моей помощницей в Ициле, - говорила Венга. Старики прозвали девушку Изой, немного изменив её настоящее имя - на языке кривличей "из" значило "дерево", а ведь именно из древесной глуши она пришла в их дом. - Но жизнь на краю леса будет для тебя очень тяжела, тем более с малым дитем да без сильного мужа. Вот приедет наш сын Серпач, заберет тебя в город на красном берегу голубой реки. Очень красивые узоры выходят из-под твоих пальцев, станешь рукодельницей и выручишь звонкие монеты за свое мастерство. А в нашей деревне не увидишь достатка и счастья, здесь лишь лесорубы да пахари. Да и кто нынче вторую девку в дом возьмет?! На имеющиеся рты не хватает порой еды.
В деревню Лисса выходила редко. Сельчане поначалу бросали на неё подозрительные взгляды, но вскоре привыкли к молчаливости и отчужденности молодицы. Сами Ханор и Венга принимали Изу за беженку из южных мест, которая в лесу лишилась ума из-за того, что не попросила гралов указать верную дорогу и вынуждена была блуждать долгие дни в чаще. Оно и ладно, признавалась самой себе тайя, ведь внешне она была похожа на местных поселенцев: русые волосы, невысокий рост, светлая кожа, лишь глаза у них чаще всего отражались голубым цветом, и она старалась прятать взгляд своих темных очей.
В конце весны на свет появился крепкий здоровый малыш, которого Лисса тут же искупала по обычаям морян, а Венга, принимавшая роды, не забыла зажечь над изголовьем мальчика низкую толстую свечу, чтобы гралы дома оберегали дитя в первые дни его жизни.
- Ты выбрала неверное имя для сына, - с укором заметила Венга, услышав решение молодой женщины назвать мальчика Лансом. - Гралы не признают таких слов, он будет лишен их опеки, и поэтому должен будет всегда носить с собой огонь, чтобы в любом месте его признавали за человека, того, кто идет собственным путем.
- Это имя он получил очень давно, уважаемая Венга, и он будет носить его и далее, - твердо стояла на своем Лисса.
Время бежало вперед, сын подрастал, а дружба и привязанность к двум старикам лишь укрепилась в сердце молодой тайи, которая погрузилась в материнские заботы. Перемены пришли по новой осени, когда в Ициль как всегда в это время года пожаловали купеческие обозы из северных краев. Прибыли гости и в дом Ханора. На козлах перед крытым длинным фургоном, раскачивавшимся в разные стороны по ухабистой дороге, сидело трое мужчин. Два молодых воина гордо щеголяли клинками, вложенными в латные ножны, отливавшие серебром. Их хозяин, по одному кивку головы которого они спрыгивали на землю или забирались внутрь фургона, чтобы вынести тяжелые сундуки, был одет в парчовый красный кафтан, его голову покрывала меховая шапка, на ногах блестели сапоги, обшитые вычурным узором поверх гладкой кожи. Серпач слыл одним из самых успешных купцов в этих землях, в Ициль он приезжал, чтобы навестить престарелых родителей, а также закупить товара, ибо в предгорьях Синих Вершин не водились столь сладостные ягодные настойки, что готовились жителями лесных окраин.
- Так, значит, правдивы вести, что дошли до меня: мои любимые родители взяли в дом приемную дочь! - воскликнул купец, едва переступил порог родной избы. Он, прищуриваясь, погладил короткую бороду из русых волос и снял шапку. В мерцании огня стала видна темно-желтая копна на голове, которая немало поседела. - Что ж, да пребудут с тобою гралы, сестрица! - он поклонился ей в пояс, и Лисса ответила незнакомцу тем же.
В те дни деревня оживилась. Вечерами за околицей раздавались веселые голоса гулявшего люда, который отдыхал после сбора урожая, радуясь, что сможет его выгодно продать на торге, припрятав еще запасы на зиму. Шумно было в домах, где остановились заезжие гости. Ханор угощал родного сына при всем честном народе, выскребав припасы из небольшого подвала, однако и Серпач на славу одарил родных золотом, медом, зерном и мясом. А когда через десяток дней северяне собрались выезжать из лесов, вместе с ними в путь отправилась Лисса с младенцем на руках. Добрые и ласковые глаза купца пришлись ей по душе, а утомлять более маленьким сыном старых людей она не хотела. Лисса согласилась переехать на время в дом Серпача, который был бездетен в браке со своей женой Ирицей и с радостью принял просьбу отца помочь несчастной девушке воспитать сына. Расставание с Венгой и Ханором было наполнено горечью и слезами, но Лисса обещала приезжать к ним в гости каждую осень и привозить мальчика, который несомненно стал бы со временем настоящим богатырем.
- Вырастет Ланс крепким молодцем, вот тогда и сгодится в нашем доме, - на прощание сказал Ханор. - Будет вместо меня дрова рубить да печь топить, а мы еще доживем до этих годов, ведь гралы не проникнут в дом знахарки, чтобы забрать её здоровье, они селятся лишь там, где люди теряют смысл и свет грядущих времен.
Лисса с надеждами покидала дом в Ициле, где обрела теплый приют и верных друзей. Но в шумном северном городе она могла найти достойное занятие, покуда бы Ланс не подрос, и они бы не пустились в долгий путь домой. Каждый вечер она с горечью встречала закат, стремясь поскорее двинуться в те края, где скрывалось светило, где её должны были ждать и любить.
В Пилени тайю встретил большой светлый дом, выстроенный на холме вблизи реки. Высокий терем стоял вдали от прочих городских зданий местных богачей, нагроможденных в кучу посреди более бедных и мелких домов обычных ремесленников. Жена Серпача была очень статной и красивой для своих зрелых лет, она носила яркие бусы на груди, наводила цветом щеки и губы. Ирица встретила гостей на пороге дома. Она низко поклонилась возвратившемуся мужу, а в сторону девушки, что приехала вместе с ним, бросила резкий взор, так что Лисса с беспокойством подумала, что рассказы Ханора и Венги о милом и доброжелательном нраве их невестки были крайне несправедливы.
- Дорогие мои Ирица и Иза, я очень хочу, чтобы этот дом заискрился от ваших добрых сердец, - произнес Серпач, встав напротив двух женщин, которым по его желанию надлежало отныне вместе разделять крышу над головой. - Наконец, эти стены наполнятся материнской любовью и детским криком. Я уверен, что вы примите друг друга с дружбой и пониманием, и вместе, как родные сестры или как мать с дочерью, займетесь хозяйством.
Обе женщины послушно согласились со словами старшего и единственного пока мужчины в семье, но за его спиной они обменялись отнюдь не дружелюбными взглядами. Ирица, властная и неуступчивая жена, лишь на глазах мужа была немногословной и милой с девушкой, которую он ввел в их круг как близкую родственницу, дочь или сестру. Но в минуты, когда в доме оставались лишь одни женщины, отношение к молодой матери напоминало недовольство хозяйки нерасторопной служанкой. Речи и презрительные взоры кривлянки наполнялись ревностью и завистью к незнакомке и её чудесному малышу, в котором купец не чаял души, так как всегда мечтал иметь сына. В первые же дни пребывания в большом тереме Лиссе были поручены работы по уборке просторных покоев, стирка белья и закупка еды. Ирица выгнала из дома одну из служанок, и лишь на кухне по-прежнему стряпала полногрудая Насти, остальные же хозяйские заботы были возложены на плечи появившейся гостьи. Сама купеческая жена взяла на себя уход за младенцем, хотя Лисса с крайней неохотой отпускала его в чужие руки. Но с малышом Ирица действительно была нежной и внимательной, чем заставила тайю закрыть глаза на все прочие неудобства. Тайя осталась жить в доме купца. Беспокоясь за сына, она оставила гордость, упрямство, позабыла мечты. Она была готова в любой момент повалиться в ноги тем, кто приютил её, согрел своей заботой, накормил и защитил от холодов, нищеты и прочих напастей, она сумела бы вытерпеть любые невзгоды, людские сплетни и насмешки.
Пройдут годы, и она сумеет вновь подняться... Лишь кем станет её сын за время, пока его мать будет преклоняться другим?! Она задумывалась над этим порой, слезы наворачивались на глаза, когда она представляла, что Ланс назовет матерью другую женщину.
Серпач часто бывал в разъездах из города, в доме он появлялся лишь на пару дней не более двух раз в месяц. Только в эти дни Лисса наслаждалась свободными минутами, откладывала в сторону рубахи, которые по заказу Ирицы она вышивала днями напролет. Купец привозил богатые подарки тайе и её сыну, и Лисса полюбила тихие вечера, когда она вместе с Лансом на руках усаживалась возле печи, слушая рассказы хозяина терема о дорогах, которыми он пробирался по униатским просторам, о пожарах, заполыхавших в лесах дризов, о разладах в княжеской семье велесов. В середине зимы из соседних велеских земель вместе с купцом пожаловал еще один юный знатный гость. Серпач был вхож во многие богатые дома столиц союзных племен, а с матерью младшего княжича велесов он состоял в особо близких доверенных отношениях. Княгиня Сафагья была из рода сиригов, северного народа, населявшего берега Белого моря, где до сих пор поклонялись Ледяному Свету и верили в предсказания Вещунов. Она была матерью самого младшего сына Великого Князя велесов Вислара, и в то время как неопытный отрок попал в немилость к родному отцу, она попросила старого друга о надежном укрытии для княжича в землях соседей-кривличей.
Юноша был высок и строен, его лик ещё не утратил детского румянца и наивности. Большие голубые глаза и светло-русые волосы, спадавшие на крепкие покатые плечи, украшали чистый лоб и подбородок, на губах неизменно играла улыбка, а ладони он никогда не спускал с драгоценного эфеса меча, прикрепленного к поясу на кожаном ремне. Ведимиру, сыну князя Вислара, еще не исполнилось шестнадцати, а он уже не раз с отцовской дружиной участвовал в походе на мятежные города, запоздавшие с выплатами в казну, бил южных нарушителей границ - полоров, загонял на охоте кабанов и даже, поговаривали в народе, вместе со старшим братом завалил медведя-шатуна. Однако именно из-за Ведимира, как молвили пиленчане, погиб один из его братьев, третий сын Вислара, за что великий князь удалил от себя меньшого наследника. Слухи ежедневно обрастали новыми домыслами, а Лиссу, едва она выходила за порог дома, тут же донимали мастеровые и торговки, расспрашивая о загадочном княжиче, который остался в доме Серпача даже после отъезда купца в очередную экспедицию.
С новым поселенцем Лисса поначалу виделась и общалась крайне редко. Серпач без перерыва принимал многих друзей и гостей, изъявивших желание выразить признание и соболезнование княжичу-мальчишке, который с равнодушным видом наблюдал их поклоны и выслушивал льстивые слова. Купец сопровождал парня на зимнюю охоту и катание на санях по заснеженной дороге, а перед своим отбытием в дальние края попросил жену и Лиссу не оставлять княжича без должного внимания. В отсутствие главы дома посещать пиры и посиделки у прочих господ и бояр среди кривличей считалось делом, неугодным гралам, защитникам жилища, которые по верованиям униатов также покидали хозяйство вслед старшим в семье. Поэтому юный князь должен был довольствоваться обществом хозяек уединенного дома.
Потекли короткие дни, когда Лисса успевала лишь сходить на торг за покупками, и темные вечера, просиживаемые тайей за рукоделием. Ирица как всегда осматривала палаты, придираясь к мелочам, которые не доделала или не заметила девушка в постоянных заботах, а если у неё случалось приподнятое настроение купчиха перебирала наряды в сундуках да припасы в кладовой. Бывало, она укачивала Ланса в колыбели, которая была смастерена из кормушки для скота, а иногда Ирица удосуживалась бросить в сторону Лиссы несколько добрых слов. Но с появлением Ведимира боярыня и вовсе не глядела на девушку, показывая всем своим видом, что та в доме не более чем обычная прислуга, хотя от глаз княжича не должны были укрыться трепет и дружба, с которыми Серпач относился к молодой матери. Хозяйке пришлось не по душе решение мужа оставить в тереме юношу, отныне имевшего право свободно в нем распоряжаться, ибо по неписанному древнему закону гости не знали отказа.
Днем Ведимир пропадал в гуляниях по городу, а вечерами нередко внимательно наблюдал за умелой работой девушки возле яркого огня. Она была немногословной, до сих пор с трудом изъясняясь на неродном языке. Да и говорить с юнцом, который по слухам загубил жизнь родному брату, чтобы поближе приблизиться к престолу в борьбе за наследственную власть, ей было крайне неприятно. Но его озорной взор мог растопить любое сердце. Когда Ведимир в очередной раз вернулся из города, где прошелся по местным тавернам, чтобы осушить чарки браги, а затем уселся возле колыбели, нежно покачивая её и наблюдая за быстрым движением пальцев девушки, Лисса встретила его мутный взгляд и громко рассмеялась в ответ, не в силах себя сдержать.
- Ты совсем не походишь на наших девушек, - обратился он к ней с вопросом-догадкой. - Пусть у тебя светлые волосы, да и глаза темные, как у улов и низов, но ты не родилась меж велесов, как говорил мне Серпач. Разве не так?
Она смущенно затихла. Захотелось ответить, но тайя поняла, что именно её речь в первую очередь выдает в ней чужеземку.
- А где твой муж? Кто отец этого смышленого молодца, который вчера чуть не отгрыз мне палец? - на лице юноши улыбка вновь сменила недоумение и задумчивость.
- Пусть я не из твоих краев, но разве у вас принято расспрашивать человека о его прошлом, даже не спросив его имени?! Или князьям велесов позволено нарушать запреты гралов?
- Гралы на то и охраняют этот мир, чтобы люди покушались на их владения! - усмехнулся он. - А имя твое мне прекрасно известно, милая Иза! Ты так хороша собой, что я уже который день мучаюсь вопросом, почему ты одна воспитываешь сына. А о себе я могу рассказать и сам, без расспросов с твоей стороны, ибо уже знаю, что ты наслышана о многом, но, надеюсь, поверила не всем историям...
- Трудно представить, что ты завалил одним лишь мечом дикого медведя, на которого ходят с рогатиной, - девушка исподлобья поглядела на собеседника. - Уж скорее поверю, что ты погубил всех своих братьев и сестер!
- Разве я так похож на беспощадного чудовищного зверя?! - он нахмурился, опустив взор, и тайя тут же пожалела о шутливых замечаниях. - Герин был моим самым любимым братом, мы выросли вместе и почти не расставались. Мы забрались на высокие скалы в скитаниях по Синим Вершинам, когда возвращались от Белого Моря. Я сорвался вниз, а он успел меня спасти и вытащить наверх, но сам поскользнулся, канув в глубокую пропасть. Даже птицам не спуститься на её дно, хотя они покоряют просторы неба. Я не знал и не узнаю покоя от разлуки с ним до скончания недолгих годов, отпущенных мне в этом теле...
- Прости меня, княжич Ведимир, но люди говорят совершенно иное, и я не ведала о твоем несчастье, - тихо извинилась девушка.
- Вести о смерти брата разлетелись аж до полорских степей... Я вернулся в своей скорби к сиригам, моим родичам со стороны матери, но туда пришли письма от моего горячо любимого отца с посулами предать меня гибели перед лицом Ледяного бога из-за потери славного Герина! Вот тогда мне пришлось искать убежища в предгорных краях, ибо сириги не могут ослушаться князя велесов, а кривличи пока еще сами хозяйничают в своих землях, пусть и воюют с попеременным успехом с соседями за пограничные леса. Так что о несчастье моем известно всем, но только люди смеются и зовут меня убийцей родича, а мне кажется, что это я умер вместо него...
- А теперь ты расскажи о себе, - попросил Ведимир, когда снова поднял на тайю любопытный взгляд. Его переполняла жизнь и сила, потоки которой истончались на лице, стоило парню погрузиться в тяжелые мысли, но для возврата юношеского легковерия и безрассудности не требовалось много времени. - Говор твой не похож на униатскую речь. Не вышла ли ты из болот, что простираются на юго-западе и непроходимы для людей, хотя ходят легенды, что там доживают свой век все заблудшие души, нашедшие гибель в морских волнах и водах рек да озер?
- Я расскажу, только ты вряд ли всему поверишь.
- Обещаю поверить каждому твоему слову, а со временем я пойму как ловко ты обвела меня вокруг пальца... Ведь женскую хитрость не распознает и мудрец, лишь в её глазах отражается этот запутанный клубок, и когда она опускает взор, будь уверен, что женщина лжет. Это слова моего отца. Я еще смогу тебя получше узнать: вечера ранние и длинные, да и ночь можно скоротать за разговором. Тогда точно разгадаю твою искренность.
- Князю не пристало водиться с обычной служанкой, - грустно ответила Лисса.
- Но ты ведь не служанка... Ты полна тайн. Мужа себе до сих пор не взяла, значит, не хочешь задерживаться в этих краях! Но уж точно не велесу заложено твое сердце. Уж не уважаемого ли Серпача готовишься стать второй женой?
- Это тебе в тавернах наболтали обо мне?! - сгоряча воскликнула девушка. Предложения стать женой молодых пиленчан сыпались ей в подол, едва она стала выходить из дома на торг за продуктами, но тайя воротила голову прочь от подобных возгласов, несшихся ей в след. Поэтому кривотолки о служанке купца ходили разные, порой очень бесстыжие, что в первую очередь задевало его строгую и любезную жену Ирицу. - Да я бы давно ушла из этих краев в родные земли, если бы можно было туда добраться. Но с малым дитем на руках далеко не уйдешь по бесчисленным верстам густого леса...
- Ты пришла из-за западных гор, что возвышаются непроходимой стеной?!
- На западе очень много гор, Ведимир, а мой дом расположен за всеми их вершинами на берегу великого моря, что не имеет конца.
- Ты из Мории? С юга к нам иногда приходят черноморские торговцы с рассказами о далеких землях...
- Да, я родилась в Мории, которая объединяет тринадцать прекрасных государств, пусть некоторые из них ныне мертвы или совсем не те, что были раннее. Но там мой дом, и я доберусь до родных берегов, если Тайра и Море не оставят вдали мою несчастную душу.
Вечерние беседы между юным княжичем и тайей всё более увлекали обоих. Лисса поведала своему внимательному слушателю историю недавних странствий, и хотя в глазах его сперва сквозило недоверие ко всему, что она рассказала, все-таки отношение Ведимира к девушке явно изменилось: он проникся уважением и восхищением её отчаянными поступками.
- И ты прожила под водой больше месяца? Мне трудно вообразить, что ты была рыбиной?! Хотя возможно гралы водоемов выглядят именно так, как ты описываешь дочерей Моря, и у них вместо ног длинные хвосты! - юноша как всегда устроился возле печи и, приглядывая за Лансом, сладко посапывавшем в люльке, помогал тайе наматывать шерсть в толстый клубок.
- Если ты не доверяешь моим словам, то к чему эти расспросы... - наигранно обидчивым тоном ответила Лисса. Некоторые события из прошлой жизни она с трудом уясняла даже для себя, но она ничуть не приукрашивала их и не старалась забыть.
- Мне интересно, как же эти создания переносят холода, где они скрываются зимой, когда реки и озера покрываются слоем льда, - объяснил свое удивление Ведимир. - А ныне ты также долго можешь находиться под водой, как и прежде, когда жила в запретном озере?
- Ты хочешь меня испытать? - хитро улыбнулась тайя. - Что ж, я докажу, что детям Моря не страшны в родной стихии ни холода, ни мгла, ни бездонные пропасти! Река около нашего терема уже скована льдом, и через три дня её поверхность станет гладкой и твердой под ногами человека. Рыбаки вскроют проруби для зимней ловли, а я запросто искупаюсь в одном из них!
- Если ты сумеешь меня настолько удивить, я брошу к твоим ногам золото и самоцветы, едва отец сменит свой гнев ко мне на милость, - отозвался парень. - Твои слова услышаны гралами терема, и они не дадут тебе уснуть, покуда ты не исполнишь обещанного!
Как и было условлено, они выбрались из дома в полночь, когда царившую кругом тишину нарушал лишь треск огня в печи. Ведимир кутался в меховой полушубок и длинную шапку, ибо мороз за плотными стенами терема мгновенно пробирал до костей. Лисса при свете звезд неспешно ступала вслед княжичу, подбирая платья, полы которого волоклись по выпавшему снегу. Девушка держала в руках масляную лампу, в которой до поры времени почти притушила огонь, а ношу юноши составлял лишь его длинный меч, с которым он никогда не расставался. Крадущимся шагом они обошли дом и со смехом сбежали по склону вниз к берегу реки, где простиралось снежное нетронутое одеяло.
- Ступай за мной, - велел Лиссе княжич. - Я гостил в Пилени у Серпача вместе со своей матушкой несколько лет назад, и тогда с местными мальчуганами мы забавлялись в небольшой глиняной пещере, вырытой у берега на этой стороне реки. Там нередко устраивают стоянку рыбаки. Если сегодня в ней пусто, мы разведем костер, чтобы согреть тебя после купания. А может ты и вовсе не отважишься лезть в воду в такую стужу? Иза, я не буду настаивать, мне приятнее глядеть на тебя живую, чем бледно-мертвую от холода.
- Я знаю это углубление в земле, - усмехнувшись, ответила Лисса. - Как раз подходящее место для того, чтобы ты не замерз, пока я буду омываться во славу Моря, единственного из великих богов, и Тайры, всесильной богини!
Они прошли по кромке льда вдоль возвышавшихся сугробов, покрывших склон прибрежных холмов, и вскоре нашли небольшой круглый лаз, уводивший вглубь земли. Проход расширялся после десятка шагов в широкую пещерку, посреди которой камнями было выложено кострище, усыпанное пеплом и недогоревшим хворостом. При свете зажженной лампы ночные скитальцы увидели рядом нетронутую охапку дров, с помощью которой развели небольшой огонь. Отогревшись возле очага, Ведимир метнул в сторону спутницы озорной взгляд.
- Прорубь совсем недалеко отсюда, с утра из него вытащили неплохой улов. Если ты готова, то пошли, я легко разрублю мечом свежий лед.
Тайя лишь кивнула, она сбросила на глиняную землю в пещере плащ, оставила внутри обувь с шерстяным платьем, чтобы вещи не замерзли на морозе, пока она будет плескаться в воде. Её вмиг окоченевшее тело укрывала лишь тонкая сорочка. Она выбежала в звездную ночь по снегу на середину реки, Ведимир поспевал за ней, при этом порываясь притянуть её к себе, чтобы защитить от ветра и холода. Но Лисса только указала ему на вырезанный во льду круг, уже запорошенный легким снегом и превратившимся в тонкое ледяное стекло, которое от первого же удара рукоятью меча треснуло.
- Может ты передумаешь?! - испуганно проговорил юноша, погружая ладонь в студеную воду темной реки, а Лисса отодвинула его от края проруби и прыгнула в черный люк на белом снегу, полностью скрываясь в его пасти.
Он ждал несколько минут, неподвижно замерев на краю льда, затем Ведимир беспокойно заметался возле черной воды, выкрикивая её имя, но лишь круги расходились по поверхности реки, отражавшей далекие звезды. Ладони без теплых руковиц окоченели на морозе, изо рта валил клубами пар, он охрип, обеспокоенно призывая девушку и всех гралов неба, реки и самой жизни человека, что крепко удерживают нити его бытия. Юноша уже собрался окунуть голову в прорубь, чтобы попытаться разглядеть в пучине те самые великолепные водные просторы, о которых повествовала Лисса, но сомнения, что там ничего нет не оставляли его до конца, да и сама чужеземка предупреждала, что тайны богов открываются не всем. Иные лишь складывают головы за излишнее любопытство. Но вдруг вода, скованная кольцом льда, вновь задребезжала, и светлая голова тайи показалась на поверхности. Она сделала глубокий вздох холодного воздуха и тут же выкинула в сторону Веди мокрую руку, ухватив за которую он быстро вытащил плавунью наружу. Парень не помнил себя от радости, он прижал её озябшее тело, а после и вовсе подхватил на руки, унося в глиняную пещеру, поближе к огню, где было тепло и светло.
Её мокрая кожа была подобно льду, от тела шел пар. Он уложил девушку, как будто бы впавшую в забытье, на сброшенные на землю одежды. Ведимир прильнул к её груди, прислушиваясь к бешенному ритму сердца, колотившегося внутри, а затем ладонями попытался растереть её побелевшие конечности. Тайя зашевелилась. Она приподнялась на меховом полушубке, окидывая его мутным взглядом, и что-то пробормотала в сторону юноши, который не разобрал ни одного слова.
- Ты что совсем лишилась рассудка? - обвинительно закричал он, притягивая к себе её лицо. Она вновь закрыла глаза, щеки разгорались от жара огня, но самочувствие Лиссы не миновало еще крайней черты. - Зачем так долго?! Я тебе поверил уже тогда, когда ты стояла со мной возле этого проруби, совсем раздетая, но полная решимости.
Он нагнулся над ней и нежно припал к её неподвижным холодным губам. Она была по-прежнему словно озябший листок, срываемый порывом ветра. Но когда княжич навалился на девушку всем телом, желая отогреть её своей любовью, он осознал, что дочь Моря позабыла о всякой усталости, едва его руки начали бродить по мокрой сорочке.
- Пусти меня, - слабым, но твердым голосом произнесла Лисса, отталкивая его грудь обеими руками.
- Ты совсем оледенела, - лишь сказал он в ответ, ничуть не отстраняясь прочь, а лишь желая вновь поцеловать её лицо.
- Я скоро приду в себя, дай мне лишь время, просто я не ожидала, что возвращение из глубин реки в морозный воздух так больно... меня как будто укололи сотнями мелких иголок... - она уклонилась от губ, но он уже ласкал её шею. - Веди, оставь меня! - более громко и строго приказала она.
- Неужели ты не желаешь стать моей женой? - отбросив в сторону прочие отговорки, прямо спросил он, заглядывая в её глаза. - Ты ведь так красива, Иза. А я уже давно стал воином и теперь лишь докажу тебе это...
- Мне плевать мужчина ты, воин или сам великий князь! - гневно воскликнула Лисса, пытаясь вырваться из крепких объятий. - Мы не для того сюда пришли, пусти меня!
- А для чего ты согласилась темной ночью уединиться со мной в этой пещере?! Ты ведь совсем одинока, а я тебя люблю... - Веди сковал её руки, прижимая их к хрупкому туловищу. Усмехаясь, он разорвал мокрую сорочку. Она продолжала сопротивляться, бросая угрозы и проклятья в его сторону, но стоило ему поймать губами её рот и заставить замолчать в долгом поцелуе, как тайя прикрыла глаза. Тело поддалось всем его желаниям...
Лисса отбросила прочь теплую мужскую ладонь, и, откинув одежки, которые до этого служили любовникам покрывалом, поспешила вновь водрузить их на себя. Костер почти догорел, тайя добавила мелкого хвороста, молча глядя в сторону спящего княжича. Она уже не была возмущена и разгневана его поведением, но осадок от того, что он почти не спросил её желания, отравлял душу. Он обещал ей камни и монеты за то, что она искупается в проруби, но даже не ради этого девушка согласилась окунуться в холодные воды реки - она лишь хотела, чтобы он поверил её словам, ведь Ведимир был единственным человеком, которому она решилась рассказать всю правду о своем прошлом. А взамен он столь нечестно с ней обошелся, пускай она и не очень противилась его воле. Девушка задумчиво покосилась на сильное здоровое тело юноши, мужчины. Даже теперь во сне почти без одежды в отблесках костра он держал одну руку на своем мече, уложенном рядом на глиняном пласту. Лисса усмехнулась своему скорому решению - уж если он берет, что хочет без спроса, то почему бы ей не поступить точно также. Она набросила на плечи плащ и осторожно нагнулась к княжичу. Аккуратно отведя прочь его пальцы, сжимавшие эфес меча, Лисса подняла в воздух тонкое заточенное лезвие. Она залюбовалась тяжелой рукояткой, покрытой серебром и прозрачным камнем в основании, который переливался цветами в отблесках огня. Клинок был сделан искуссным мастером, равновесное лезвие легко рассекало воздух. Княжич в её ногах подозрительно зашевелился, и тайя тихо отступила к выходу из пещеры. Меч был достойной платой за минувшую ночь, решила она, и, оказавшись под темным небом, направилась к подмерзавшей глади проруби.
Обернувшись у самого края воды, она заметила спешившую фигуру Ведимира. Удовольствие от того, что она выбрала стоящую вещь, отозвалось в голосе:
- Ты взял, что пожелал, настал мой черед, княжич, - с этими словами Лисса выпустила меч из рук, и клинок, сверкнувший в отблесках снега и звезд, быстро скрылся в черной воде.
- Я убью тебя за это! Ты заслуживаешь смерти, раз осмелилась лишить меня родительского дара, - взбешенно кричал Ведимир. Через мгновения он уже заглядывал в темный омут, по которому лишь расползались круги. - Этот меч никто не может заменить! - Он навис грудой мышц под распахнутой рубахой над её невысокой фигурой, но Лисса даже не пошевелилась. Толи от страха, толи от неожиданности она не смела вымолвить более ни звука, признаваясь себе, что возможно совершила ошибку. Но её лицо не выразило ни тени сомнения или сожаления о поступке.
- Я утоплю тебя в этой реке, если ты не вернешь мне меч отца, - пригрозил Ведимир, отпуская руку над головой девушки, которую в запале поднял для удара.
- Сам достанешь, если он тебе так дорог, - бесстрастно ответила Лисса. - Приедешь ко мне по весне, я ведь отныне твоя жена, и искупаешься в реке, - она развернулась и уверенным шагом пошла к берегу, где возвышался дом Серпача. Она хотела обернуться, но ноги несли вперед, подальше от разгневанного велеса, чью ругань и проклятья ветер разносил по округе.
Она уже бежала в сторону подъема к дому, занесенного белоснежным покрывалом, не разбирая пути, когда нога внезапно провалилась в воду. Девушка упала на осколки льда, который в этом месте реки был растрескан и вставал глыбами над ровной гладью. Руки зацепились за ледяную глыбину, и она быстро выбралась из воды, с еще большей суматохой и беспокойством поспешив прочь из этих мест. Не пройдя и десятка шагов, Лисса с ужасом в глазах нагнулась над белой землей. На снегу колыхался лоскут серой ткани. Она ухватила его и пронзительно прокричала в тишине - в бледном свете она узнала платок, которым обычно укутывала своего маленького сына. Разум говорил, что находка ничего не значила, что тряпка на берегу реки лишь совпадение, что она просто испугалась ярости в глазах Ведимира, и теперь от этого неслась со всей силы к теплому очагу, но лицо заливали слезы, и она поспешила еще быстрее.
Дверь была распахнута. В широкой гостиной, где тайя обычно вышивала у камина и укачивала Ланса в его колыбели, поджидала грозная Ирица.
- Ты все-таки решила вернуться? Вспомнила о сыне или о той сладостной беспечной жизни, что устроил тебе мой муж?! - закричала она на растерянную женщину, мгновенно подлетевшую к пустой люльке.
- Где мой сын? Где Ланс? - ор Лиссы перекрыл рыдания, столь не к месту вырвавшиеся из груди.
- Надо было раньше о нем думать! - ненавистно ответила Ирица. - Сбежала с княжичем, а на меня решила бросить этого подкидыша... Его визги не давали мне уснуть!
- Он же совсем маленький, госпожа, - с мольбой она взывала к неподвижной статуе, стремясь получить известия о мальчике. - Вы же его любили! Скажите мне, где он? Что вы с ним сделали?
- Ты бросила его...
- Нет, что вы! Я всего лишь отлучилась на несколько часов! Я бы никогда... Он никогда не просыпался по ночам, да и Насти справлялась, когда я засыпала от усталости, не слыша его плача... - Лисса упала на колени и схватила за руки кривлянку. - Где он?
- Насти не могла его успокоить, а я не могла терпеть его визг. Я вышла на улицу, чтобы позвать тебя. Я верила сперва, что ты всего лишь отлучилась по делам... Но только ветер гудел, а он все пищал. Я увидела ваши следы. И понесла Ланса к реке, желая вас догнать. Но он в конце концов не мой сын, и даже не сын Серпача... - она говорила спокойно, так что холод пронзил сердце Лиссы, и она опустила женщину, подымаясь на ноги. Она окинула её затуманенным взором и вновь выбежала из дома к реке, туда, где подняла с земли серый лоскуток.
В округе было бело и тихо. Лишь снег и звезды на темном небе. Лисса сбежала по спуску к воде. Теперь она ясно различала чужие отпечатки на земле. Но сколько девушка ни металась по пустому берегу, её поиски не дали результата. Она уже не кричала, лишь закрывала ладонями рот и глаза, чтобы сдержать осипший голос, выражавший вопли, отирая при этом слезы с лица.
- Лисса! - раздался знакомый голос, когда тайя в изнеможении опустилась на землю у края реки, где она чуть не ушла под лед. - Лисса, не плачь! Ланс в надежном месте.
Над водой покачивалось серебристое тело русалки, прикрытое длинными прядями волос. Лисса не знала имен своих подруг, но именно эта дева-рыба указывала ей путь, когда тайя покинула морское царство.
- Ты спасла его?! - с надеждой в голосе спросила Лисса, еще ближе устремляясь к кромке льда.
- Мы забрали Ланса. Ему здесь не место. Он должен многое узнать в других краях, когда обретет то, что суждено. Его отец сможет воспитать достойного сына. Не плачь, когда-нибудь вы встретитесь вновь...
- Я не должна была оставлять его одного! Я не сумела дать ему всего.
- Тебе очень тяжело, Лисса. Ты дала ему жизнь, и за это он всегда будет тебя любить. Не беспокойся, воды протекают аж до берегов Алмаага, очень скоро твой сын окажется на острове, оберегаемом нашим отцом, Морем.
- Но там его никто не встретит. Верните мне сына, прошу вас! Я сумею вырастить его сама. А потом я уйду вместе с ним. Возьми меня туда, - Лисса протянула к русалке руки, окунаясь в мелкую воду у берега. Но дочь Моря выставила перед ней ладонь, приказывая остановиться.
- Ты уже не можешь идти тем путем, что прошла. Ты отныне ходишь по земле. Ты выбираешь свою дорогу, и Ланс изберет свою сам, когда подрастет.
Тайя замерла в воде. Она знала, что уста русалки не лгут. Лисса недолго раздумывала. Она сняла с пальца кольцо, что подарил ей Вин, и передала его водной красавице, а затем потянулась за солонкой, которую все еще носила на груди, так как для малыша она была велика.
- Я передам кольцо его отцу, - прозвучало в ответ, - а медальон оставь при себе. До поры он все еще принадлежит тебе. Твой сын будет в безопасности на том краю земли. И он не забудет тебя, Лисса.
Русалка исчезла под водой, а на плечо девушки опустилась мужская ладонь.
- Это была твоя сестра?! - с восхищением произнес Ведимир. Он ухватила тайю за руки, которые она протянула к нему, оборачиваясь на голос, и вытянул её на берег, укутывая своей одеждой. - Красивая, но совсем неразговорчивая... О чем вы так долго молчали? Она сможет вернуть мне меч?
- Она забрала моего сына, Веди, - горестно ответила Лисса, прижимаясь еще крепче к мужчине. Его угрозы и ненависть уже стерлись из памяти, во всяком случае, теперь она была благодарна ему за тепло и поддержку. - Я не пойду обратно в дом, из которого Ирица выбросила моего малыша, - она тихо зарыдала.
- Пока я рядом с тобой, никто не причинит тебе вреда. Теперь ты принадлежишь мне, и если кто-то осмелится тронуть тебя пальцем... или взглянуть недобрым глазом... я призову того к ответу вопреки всем гралам, стоящим за его спиной!
На постоялом дворе Горничей Ведимир снял для девушки маленькую комнату, внеся плату наперед. Лисса с равнодушием приняла новое жилище, а вскоре согласилась помогать хозяйке Оге Горнич в кухонных делах. Новые хозяева приняли молодую служанку тепло и дружелюбно, оба трудолюбивые и молчаливые, они не задавали ей ненужных вопросов, хотя безутешный и потухший вид постоялицы выражал горе, выпавшее на её долю. Их сын Ратмир, молодой дружинник, оставил на попечении родных жену Кору, с которой тайю связали приятные беседы за вечерней работой на кухне или около зажженного очага. Княжич навещал свою возлюбленную. Нередко оставаясь наедине, они предавались мечтам о светлом будущем, хотя Лисса с горькой улыбкой выслушивала пылкие речи юноши, не добавляя к ним ничего. Ведимир обещал любимой отыскать её сына, а также взять в жены, едва отец, князь Вислар, простит сына за свершенное преступление, ибо не уберечь человеку жизнь в униатах считалось не меньшим грехом, чем навлечь смерть.
Спустя две недели в город возвратился Серпач. Известия о трагедии в своем тереме купец получил от молодого княжича, который встретил его на окраине города у моста через реку Ворошинку. В тот день гнев кривлича вылился на виноватую жену прямо с порога дома, так что прохожий люд с испугом спешил вдоль широкой дороги, на которую Серпач за волосы вытащил Ирицу, осыпая побоями за непослушание и нарушение его заветов. После купец появился в комнате Лиссы. Он был хмур, невесел и почти не вымолвил ни слова. Тайя сама не сдержала слез, выступивших на глазах, и кинулась ему на шею, с горечью вспоминая своего малыша Ланса, которого отныне ей не суждено было вновь увидеть. Она не винила ни купца, ни его милосердных родителей, в трудный час приютивших несчастную мать, но возвращаться к их очагу девушка не захотела. Зимние дни и ночи пролетали перед ней как в бредовом сне, она молила об их окончании и с первым теплым ветром собиралась тронуться в обратный путь к озерам или сквозь дикий лес на запад к морийским берегам. Ни обещания Ведимира, ни добрые люди, ни новые друзья, ничто не могло помешать её замыслам. Но долгожданная весна принесла новые перемены.
По приезду в Пилень Серпач привез Ведимиру послание от отца, в котором княжичу дозволялось возвратиться в столицу велесов Деряву, расположенную посреди южных соседских земель.
- Я исполняю волю князя Вислара и отбываю в родной стольный град, но как только растает лед на Ворошинке, я вернусь и заберу тебя с собой, - прощался юноша с тайей, чья близость тронула глубины его сердца, но сама девушка при расставании оставалась холодной и безмолвной.
С вершин гор зима еще намела немало снегов, кривличи возводили на потеху ледяные дворцы и жгли костры, призывая на землю теплое солнце. Время убегало прочь, с началом оттепели Пилень залили полноводные ручьи, а река затопила прибрежные дома. От велеского друга не было вестей, но Лисса невольно осознала, что ей следовало поведать ему о радостных событиях. Тайя ожидала ребенка, а далекие дороги вновь убегали в неизвестность грядущего. Пополнение в семье наметилось также у Ратмира и Коры, что еще сильнее сблизило молодых женщин. В работах и заботах пролетели месяцы, будущие матери вязали, готовили малышам удобную одежку, а их мужья пропадали вдали от семей. Ратмир в дружине князя Лякорича, головы кривлечей, осаждал опальный город у северного подножия Синих Вершин, а княжич Ведимир не поддавал о себе вестей.
- Как ты назовешь сына? - Кора спросила подругу, когда они вместе купали новорожденного младенца Лиссы, появившегося на свет в день равенства дня и ночи, когда небо уже заполонили осенние серые облака. - Малышу уже десяток дней, а гралы еще не видят его имени. Кто ж тогда защитит его в этом доме от напастей?!
Лисса лишь пожала плечами, недовольно поглядев на кривлянку, всё еще ступавшую по дому с большим круглым животом.
- Как назвать сына, которого совсем не просила у богов? Как назвать сына, который никогда не узнает ни отца, ни старшего брата? Ни любви родной матери...
- Оставь эти раздумья, которые не принесут никому блага, - строго ответила беременная женщина. - Он будет расти на твоих глазах. Ты еще не ведаешь, какую любовь ты можешь ему дать, и какой великой радостью он одарит тебя взамен! Союзные племена всегда называют первенца в семье по имени отца или матери. Разве ты не желаешь следовать этому обычаю?
- Что ж, - Лисса улыбнулась словам подруги, она взяла на руки светлого малыша, которого недавно произвела в муках и слезах на свет, и нежно поцеловала его розовый лоб, - он принесет мне много бед и переживаний, а может и радостей... Совсем как его отец. Пусть зовется Ведимиром.
Вскоре Кора родила здорового и крепкого сына, которому дала в честь мужа имя Ратмир. Но молодая кривлянка очень тяжело перенесла роды, после которых лишилась молока, так что кормление обеих младенцев взяла на себя тайя. С наступлением новой зимы в родительский дом приехал Ратмир, а затем дружинник увез супругу и сына в столицу кривличей Кичень, где отныне проходила его служба. Вместе с ними к отрогам гор отправилась Лисса с маленьким Ведимиром. Семейство поселилось в уютной избе вблизи мастеровых лавок города, и пока единственный взрослый мужчина в доме обнажал меч во славу и защиту своего князя, женщины воспитывали детей, следили за хозяйством и нанялись в рукодельницы к одной их стольных ткачих. Через год в Кичень пожаловали сваты от велесов - младший княжич Ведимир приезжал за юной супругой, но ею стала не Лисса, которая лишь от торговых глашатаев проведала о свадьбе велеса и княжны Седры, старшей дочери князя Лякорича. Спустя несколько месяцев в город пришли более печальные известия, хотя кривличи их встретили хвалебными песнями гралам смерти - князь Вислар, который в былые времена не раз подступал к Синим Вершинам, требуя податей с соседей в нарушение всех союзнических договоров, заключенных еще дедами и прадедами нынешних правителей, скончался после скоротечной болезни. Отныне за высокий престол в Деряве начали борьбу три его живых сына - Вислар, Двилар и Ведимир. Каждому из них еще под управлением отца были оставлены уделы и подчиненные города, но стольный трон давал власть над всеми землями велесов, и, как поговаривали в народе, младшие братья не собирались добровольно сдавать его в руки старшему.
В междуусобицы в велеских краях незамедлительно вмешались соседи. Двилара поддерживали дризы, князь которых отрядил на юг большое число дружинников для осады высоких столичных стен, защищавших Деряву от нападений неприятелей. По пути дризы разграбили восточные города велесов, в которых прежде сидел Вислар, а вблизи столицы к их войскам присоединились люди Двилара, и второй сын скончавшегося великого князя во всеголосье объявил о своем несогласии признавать верховные права старшего брата. Главной причиной этого протеста провозглашалась продажа велеских девиц в полорские земли, откуда живой товар отправлялся в Оларские Холмы и золотые храмы бресов на берегу Срединного моря, а распоряжаться человеческой жизнью в пределах униатских земель было неподвластно самим гралам, не то что обычным людям, пусть они и держали в руках силу и власть. Младший княжич обнажил оружие и поднял на битву своих дружинников, а также союзные ему войска князя Лякорича спустя два года после смерти своего отца, когда противостояние двух старших братьев завершилось гибелью Вислара от рук подосланных в город убийц, осыпанных Двиларом золотом. Дерява открыла ворота братоубийце, как прозвали княжича, самолично признавшегося, что загубил одну жизнь, чтобы не пролилась кровь сотен униатов. Двилар щедро наградил дризов и отослал их обратно в северные края. Он занял стольный грал, и велесы пировали семь дней во славу нового великого князя. Но спустя два месяца крепостные стены вновь оказались в окружении вооруженного войска. Его возглавил княжич Ведимир. К его лагерю подходили кривличи, готовые поддержать претензии младшего брата на престол велесов, тем более с берегов ледяного моря распространялись прорицания сиригов, что именно Ведимиру удастся объединить под своей властью потомков могучего Велеса, старшего из вождей, во времена которых были заключены священные союзы.
Ратмир вместе со своими боевыми товарищами также ушел в земли велесов, чтобы встать на сторону Ведимира. Кора и Лисса остались, как уже нередко бывало, одни на хозяйстве, с подраставшими сыновьями на руках. В Кичени все принимали тайю за вторую супругу дружинника, что было не запрещено среди униатского народа. Однако постепенно этот обычай изживался - лишь вдова имела право стать еще одной женой друга или брата мужа, чтобы иметь рядом трудолюбивого работника, заботливого отца для своих детей и спутника в седых годах грядущей старости.
- Кора, ты ведь позаботишься о Веди, если я не вернусь назад? - с надеждой во взгляде и голосе спросила Лисса, прощаясь с женщиной у порога дома. Верхом на быстром скакуне, на которого тайя потратила все свои сбережения, она с тревогой всматривалась в лица близких для неё людей.
- Но куда ты едешь? Ты собралась так поспешно, и даже словом не обмолвилась об избранной дороге, - обеспокоенно ответила кривлянка, державшая в руках ладошки обоих мальчиков, похожих друг на друга по росту и виду, как будто они были родными братьями.
- Говорят, что осада Дерявы вскоре закончится. Братья договариваются о поединке чести за право называться вождем велесов. Если схватки один на один не случится, то воины пойдут с мечом на своих же братьев и сестер. Но как младший княжич выйдет против брата, если не явит при этом символ власти, на которую претендует... как он примет вызов, если не имеет достойного оружия, чтобы ответить на него?!
- О чем ты говоришь? В Кичени болтают о разном, но жены уже ждут возвращения своих мужей. Братья тянут переговоры, ибо не могут условиться о величине золота, что получит тот, кто признает правоту другого. Ты задумала глупость, Иза, и не более. Негоже женщине вмешиваться в мужские кровопролития, пока не задета жизнь её родных. Лишь воины могут обнажать мечи ради прихоти и пыла битвы!
- Я возьму с собой меч, милая Кора, но не хочу его обнажать, - ответила, улыбаясь, тайя. - Я давно откладывала решение испросить свои права у одного из возможных князей, а теперь я окажу ему помощь, за которую он многое освежит в своих воспоминаниях. И тогда я смогу отблагодарить тебя за твою щедрость, любовь и доброту, или уже более никогда не вернусь сюда. Прощай!
Дорога на юг затянулась на две недели, хотя девушка гнала коня без передышки напрямик сквозь густой лес. Когда перед взором предстали холщевые палатки, разбитые под стенами белокаменного города, она спешилась на опушке светлой березовой рощи, через которую двигалась с самого утра, едва покинула постоялый двор в соседней велеской деревушке. Лисса привязала уздечку лошади к толстой нижней ветви, сняла поклажу, привязанную к седлу, и спрятала её под колючим кустом, присыпав сверху груду земли и сухого валежника. К шумной стоянке войск она направилась пешком. Мужчины провожали её заинтересованным удивленным взглядом, они указали ей на палатку княжича Ведимира, с сожалением осознав, что молодая девушка в длинной развевавшейся на ветру юбке и полуоткрытой блузке на груди достанется в этот вечер их командиру.
- Я желаю видеть князя Ведимира, - резко ответствовала Лисса высокому дружиннику, стоявшему около приоткрытой полы палатки. Рядом был водружен длинный шест, на вершине которого развевалась красная лента, знак предстоявшего сражения. В лагере готовились к битве, а не к миру.
- Но эээ... - в недоумении старый беловолосый вояка начал заикаться.
- Мы с ним хорошо знаем друг друга, и я принесла ему приятные известия, - произнесла тайя и, не дожидаясь разрешения, шагнула вперед, тут же натолкнувшись на широкую грудь самого господина.
Она замерла под его внимательным взглядом, не смея опустить голову и отступить назад. Юный Ведимир за прошедшие годы повзрослел, суровые складки уже избороздили лоб, на лице закалились шрамы от полученных ран. Окрепшая фигура и совершенно другие, суровые глаза.
- Ты обыскал её, Фазил? - строго спросил Ведимир воина, и когда тот, замотав головой на тощей шее, от волнения все-таки изрек положительный ответ, княжич за локоть завел девушку в палатку и прикрыл вход, так что внутри воцарился полумрак.
- Будь здравым, княжич Ведимир, - Лисса заговорила первой, надеясь в темноте хотя бы по голосу определить настрой бывшего любовника.
- И тебя да охранят гралы, - ответил он. После недолгого промедления Ведимир тронулся с места вглубь небольшого шатра и умело высек искру из огнива, осветив помещение яркой лучиной. - Зачем пожаловала?
- Узнать запомнил ли ты хотя бы мое имя! - едко ответила Лисса, с негодованием отметив спокойствие и безразличие стоявшего напротив неё молодого мужчины.
- Зачем ты пришла? Здесь нет места для женщин и детей, достаточно смерти дружинников, чтобы я отомстил за убийство брата. Золота у меня сейчас нет, монеты приготовлены для тех, кто свершит геройские подвиги, или семьям воинов, которым более не подняться с земли для ратных дел...
- Ты думаешь, золотом сможешь заменить ребенку отца?
Ведимир бросил в её сторону жесткий усталый взор.
- У меня нет сейчас золота для тебя, Иза! Что ты еще хочешь от меня?
- Я пришла сказать, что родила тебе сына, который должен стать твоим наследником. Это твой старший мальчик, и к нему перейдет власть над велесами, если ты сумеешь её завоевать.
Он горько засмеялся, ухватив ладонями длинные русые волосы, грязными локонами спадавшие на лоб.
- Я должен признать сына, который после моей смерти вновь поднимет оружие на своих младших братьев, или они ополчатся на него, не соглашаясь с возвышением приемыша, которого принял в семью их отец?! Этого ты желаешь своему ребенку?
- Он будет не приемышем, он будет законным наследником, так как его мать станет законной княгиней, женой князя.
- Значит не золото... а всего лишь княжеский титул... - произнес Ведимир, с ироничной ухмылкой на лице косясь на гостью, склонив при этом голову на грудь. - Но у меня уже есть жена, княжна Седра.
- У тебя к тому же есть сын, и я хочу, чтобы Ведимир знал своего отца, гордился им и достойно перенял его дело! Он заслуживает лучшей доли, чем ютиться в тесной темной избе и кормиться жидкой похлебкой! Он станет воином, и этому его должен учить отец, а мальчик до сих пор его не видел.
- Серпач писал мне, что ты ждешь ребенка, а после я узнал, что родился сын, и лишь благодаря его вмешательству об этом не заговорили все униатские племена. Рожденных вне союзов немало в каждой семье наших народов, но мало кто из них переживает свое детство, если был рожден от князя, - все тем же суровым голосом произнес княжич. - Я не отказываюсь от своей крови, но сперва твоего сына ждет тяжелое испытание, если ты хочешь, чтобы в мальчике признали моего потомка. Все юноши проходят через это, а для детей княжеского рода, будущих правителей и воинов, условия еще жестче и непреодолимей, ибо лишь гралы смогут защитить избранного, достойного вести за собой племена униатов. К тому же чтобы стать княжичем мать мальчика должна быть княгиней... Я могу назвать тебя лишь второй, младшей женой, так как исполнил настояние отца и связал себя союзными клятвами с княжной кривличей.
- Я согласна. Знаю, что ты изменился, Ведимир. Но, посмотрим, сдержит ли свои слова князь, ибо княжич не отличался долгой памятью... Можешь осуждать меня, можешь возненавидеть, можешь прогнать, но наш сын должен вырасти на родительской земле и стать настоящим воином. Как и положено велесам, сын будет защищать в первую очередь мать, что произвела его на свет, а я ради его будущего готова зваться второй, третьей или бесчисленной женой. Только не думай, что я пришла к тебе лишь с просьбами, княжич, - Лисса, наконец, посмотрела в лицо молодого правителя, выражая своим взором презрение как к самому человеку, так и к словам, что по его вине она вынуждена была произносить. - Мне известно, что твои люди приезжали этой весной на Ворошинку, переплывая её вдоль и поперек, так что пиленчане решили, что на дне реки зарыт древний клад. Действительно, меч, изукрашенный драгоценными опалами, выкованный из самой прочной стали, является желанным сокровищем...
- Ты вытащила его?
- Давно. Как и обещала, едва оттаяла река, нырять в ледяную воду я больше не решалась, тем более с младенцем под грудью.
- Если ты предлагаешь мне меч отца в обмен на будущее твоего сына, я принимаю его. Я приму его на любых условиях.
Ведимир приказал поселить Лиссу в отдельный шатер, а также велел скупить с окрестных деревень всю брагу и скотину и готовиться к веселому пиршеству.
- Завтра уж в бой? - со сдерживаемым пылом поинтересовался солдат, которому княжич передавал распоряжения.
- Бой еще впереди, и пускай он будет жестоким, но смертей в нем будет не больше двух. Так и передай всем. Завтра славные вести придут в дома велесов!
Наутро в палатку, занимаемую тайей, к которой княжич приставил караул из двух мечников, перебросив через руку тяжелые темные ткани, зашел он сам. Заметив её любопытный взгляд, Ведимир отбросил прочь верхнюю материю, под которой оказался парчовый сарафан, вышитый золотыми нитками.
- Это одеяние для будущей княгини. Я буду ждать тебя посреди лагеря. На глазах у всех моих воинов, при свидетельствах кривличей, велесов и незримых гралов я принесу тебе клятвы брачного союза, и тогда ты станешь моей женой, и я буду ждать приезда своего сына, если сохраню жизнь до этих дней.
- Благодарю тебя, Ведимир, - от всего сердца отозвалась девушка, хотя голос звучал не совсем благодарно и дружелюбно. - Возьми свой меч, я берегла его все эти годы. Пусть ты не дрогнешь в сражении с княжичем Двиларом и одержишь победу. А за сыном я прошу тебя отпустить одного из дружинников князя Ляко - Ратмира Горнича.
Он согласно склонил голову, после чего осторожно взял из рук тайи заветный меч. Блестящее лезвие отсвечивало белым пламенем в тени палатки, а на рукоятке сверкал прозрачный камень. Княжич быстрым шагом покинул покои будущей жены, и вскоре к столичным стенам понеслось трое вестников, которые объявили жителям города и Двилару, что юный Ведимир докажет в честном поединке свое законное право на престол великих князей велесов, пусть воля гралов выберет победителя, ибо оба воина поднимут мечи, на которых выкованы их имена, оружие, что положат в их могилу, клинки, подаренные им родным отцом, великим князем Висларом.
Много песен сложили о том ясном дне, когда поклялись друг другу в супружеской верности, помощи и любви княжич Ведимир и кривлянка Иза, пусть никто не ведал чьего она рода и кто был её отцом. Были их речи тверды и громки, но невеселы были взгляды обоих, и разошлись по разным сторонам, едва пожали в знак союза друг другу обе руки. Гам и смех охватили дружины, стоявшие у ворот города Дерявы, наливались полные кубки браги за здоровье новой четы, второй семьи, хотя первая супруга, ныне ставшая названной сестрой княжны Изы, Седра, была далеко отсюда и вероятно даже не ведала о делах мужа. Но еще больше ликований послышалось, едва стало яркое солнце катиться к закату. Княжичи не отсрочили свой спор, решив немедленно установить желанный в отчих землях мир. Они сошлись в красной сечи в тот же день под высокими стенами Дерявы на глазах у тысяч верных сподвижников.
Вышли сыны Вислара на бой,
Не за силу, не за славу сцепилися,
А за стольный город белокаменный.
Старший - меч взмахнул - искр рой,
Младший - клинком блистающим отбивается,
Воздух кругом как огонь раскаленный.
Брат на брата насылает взгляды-молнии,
Один - ногу подставит, другой - назад отступит,
Но не знает пощады рукоять опалами выложенная.
Дерутся будто волки на цепи голодные,
Ведимир-княжич вверх одерживает,
Отца меч заносит над главой склоненной.
Но не пролилась кровь велесов!
Примирились братья сводные!
Перешла столица победителю!
А Двилар признал участь угодную!
Гралы-духи все ведали, не допустили бы обмана...
В белый город Ведимир въехал на сером статном коне, рядом на белой лошади восседала княгиня Иза. Супружеская чета приняла высшие титулы среди велесов - великого князя и княгини, город приветствовал молодого правителя. Несмотря на долгое стояние около его стен, кровопролития удалось избежать, и наследство отца было поделено сыновьями по принципу чести.
В просторном каменном тереме в три этажа, входы в который были выстроены зодчими с четырех частей света в виде ступеней и широких перил между ними, княгиня поселилась в окружении юных дочерей знатных бояр, с которыми ей предстояло проводить большую часть времени, показывая пример во всем: вышивании, пении, хороводе, общении. Княгине принадлежало первое слово среди подруг, но Лисса скоро поняла, что приязнь к новой правительнице испытывали разве что близкие к Ведимиру воины, которым было известно, что за дар принесла вторая жена своему избраннику в день свадьбы, а девушки не спускали с неё глаз лишь для того, чтобы потом в тихом перешептывании посмеяться над её говором, упрекнуть её за молчаливость или излишнюю мягкость, а самое главное заметить, что великий князь так до сих пор и не побывал в её опочивальне. С мужем Лисса виделась лишь во время вечерней трапезы, которая проходила на нижнем ярусе за длинным столом в присутствии всех бояр и, как правило, при негромком пении гусляра. Тайя обычно сидела по левую руку от супруга.
- Я очень соскучилась по сыну, - тихо обратилась она к Ведимиру, после того как князь похвалил игру бродячего музыканта, приглашенного в высокий терем. - К тому же мне бы хотелось, чтобы в Деряву приехала моя подруга, которая действительно скрасит мне дни в этом большом доме, ведь прочие молодые девицы лишь подглядывают за своей княгиней.
- Человек, которого ты назвала, уже несколько дней, как отбыл на север за маленьким Ведимиром. Наберись терпения и ожидай его возвращения. Вскоре в столицу пожалуют и моя мать вместе с княгиней Седрой, с ними тебе тоже придется мириться несмотря ни на что, - строго ответил он, слегка склоняясь к жене, приглушив голос. - А со своим кругом разберись сама, княгиня. Можешь ввести в него кривлянок, только я не желаю, чтобы твои действия вызвали недовольство этих бояр, собравшихся за нашим столом. Раньше они желали здравия Двилару, нынче мне, но только гралы могут догадываться, что у них на уме назавтра.
Услышав имя старшего брата мужа в его речи, Лисса напряглась. Она уже проведала, что побежденный княжич будет изгнан из земель велесов к дризам. Таково было наказание для воспротивившихся власти великого князя, пусть после они признали свою неправоту. Оставалось определить срок, на который княжич был обязан покинуть родные края, и именно по этому поводу спорили бояре за столом в последние дни.
- Твой брат нынче, безусловно, важнее новой жены, так некстати объявившейся в твоей жизни, Ведимир. Но не иди на поводу у своих бояр и в этом случае, откладывая на потом тяжкие думы. Разве не лучше держать врага на глазах, чем отпустить его в лес, где он вновь нарубит крепких дубинок, чтобы возродить былую вражду?! - последнее предложение Лисса выказала так громко, что привлекла к себе немало любопытных глаз.
- Лишь мать может советовать сыну, жена же как всегда говорит без толку, - усмехнулся князь, оглядывая бояр, которые поддержав веселый тон вождя, громко захохотали. - Не забывай о традициях на униатских землях, Иза... Женщина у нас обычно молчит, когда её не спрашивают, - уже более мягко полушепотом проговорил Ведимир.
- С каких пор ты стал столь беспрекословно следовать традициям, Веди? И это был действительно не совет, а народная мудрость, которой научил меня мой отец. Но ты вправе принять обычаи, выгодные твоим богачам, которые будут всегда иметь запасной вариант в землях дризов, если нынешний станет помехой. Можешь даже не прислушаться к старинной поговорке или голосу разума... Ты примирился с братом на глазах у воинов обеих сторон, зачем же наказывать того, кому подарил свою милость?! Не лучше ли отправить его в твои прежние уделы, где до сих пор сидят преданные тебе люди, которые сумеют не допустить новой измены.
- Этот разговор лучше продолжить наедине, - произнес князь, внимательно поглядев на жену. - Я и не предполагал, что вместе с мечом заполучу в дом умную женщину... Мои кузнецы уже начали ковать меч для нашего сына, которым я одарю его, как только он станет воином, пусть и очень юным.
- Я рада, что ты уже готовишь его к предстоящей стезе воина, но в будущие годы ему предстоит обучаться на другом оружие, более простом, пока он не достигнет права на испытание, - Лисса ответила князю взглядом, наполненном радости. Только теперь она узнала в нем того юношу, с которым её свела судьба четыре года назад, когда он сумел зацепить её беспокойную душу.
- Я не собираюсь откладывать испытание на будущее, - резко заметил Ведимир. - Мой сын не должен все эти годы жить рядом со мной под недоверчивыми взглядами велесов, принимающих его не более чем за приемыша, рожденного вне союза. Завтра же я покажу тебе Княжеский лес и Дуб Воина, от которого начинается стезя к славным битвам. Ведимир сумеет по ней пройти. Если он мой сын, то даже гралы-завистники не перейдут ему дорогу.
Лисса мгновенно лишилась уверенности в себе. Она не знала, что сказать на слова мужа, в них истина соседствовала с безрассудством. Испытание, которому подвергались многие мальчики в униатских землях, проходило в некоторые дни всенародных гуляний в году. Ребят, достигших десяти лет, отправляли в леса, где они должны были бродить целый день и целую ночь, ища пропитание, защищаясь от темноты, зверей и лесных ловушек. Обычно юноши блуждали по лесу небольшими компаниями, и в назначенное время выходили из древесной тени с полными корзинами ягод, громкими песнями и веселым стуком посохов, найденными в лесу. После этого похода, прозванного как стезя воина, мальчик имел право взять в руки меч. Но малышу Лиссы было всего три года, и желание его отца признать в нем воина и княжича в столь раннем возрасте пугало мать. Однако она сама избрала путь для младшего Ведимира, и теперь не могла отступить... Пусть её сердце обольется кровью за собственное дитя, она не откажется от его прав и судьбы. Он пройдет стезею, ибо все княжичи изведали эти тягости, перед тем как взобраться в седло. Не пошлет ведь родной отец малыша на гибель?!... Княжеский лес, как она слышала от девушек-работниц, тянулся на многие версты, но ведь князь не отправит туда сына в полном одиночестве, её сына, который уже бегал, но был еще совсем крохой...
Спустя месяц в Деряву, наконец, явились родичи из предгорий Синих Вершин. Гонцы привезли известия, что княгиня Сафагья и княгиня Седра спешат к палатам князя, а вместе с ними в столицу велесов следовал отряд кривличей, посланный за сыном княгини Изы. Предводитель Ратмир уделял должное внимание как знатным женщинам, так и своей супруге с двумя маленькими ребятишками, которая восседала на выносливом жеребце меж вооруженных воинов. Долгожданных гостей поджидали у входа в высокий терем. В белых одеждах навстречу матери и жене вышел Ведимир, рядом с ним стояла Лисса, которая с нетерпением вглядывалась вглубь всадников, чтобы разглядеть Кору и мальчиков.
Низкий поклон в пояс Сафагья совершила напротив смущенной Изы, а после склонилась перед своим сыном и его второй женой княгиней Седрой, высокой привлекательной женщиной, черты лица которой тем не менее отталкивали своей правильностью и белизной.
- Да пребудет с вами здравие и благополучие, дети мои, - радостным возгласом обратилась Сафагья к хозяевам терема. Лисса, растерявшаяся от столь теплых слов, еще больше взволновалась, когда в руки княгини-матери из отряда всадников передали её сына.
- Велесы, жители Дерявы, - обратилась женщина в толпу, сгрудившуюся неподалеку, чтобы взглянуть на прибытие высоких гостей, - великое событие случилось в нашем роду! В зеркальной глади Вещуны предрекли мне этой весной, что появится у меня внук, которому предстоит стать самым достойным среди униатов, ибо на поле брани и за пиршественным столом возродит он былые союзы между нашими племенами! Будет править велесами и восславит их среди всех других народов! Не ведала я тогда, что у моего сына уже есть сын, и лишь в Кичени узнала об его рождении. Возликуйте же, велесы, ибо привезли в ваш город наследника и спасителя!
Гул поднялся среди простого люда, а Лисса с недоумением переводила взгляды со светловолосого мальчика на столь же прекрасного супруга, желая понять, встречали ли подобными речами каждого княжича в столице велесов, или сириги, из чьего рода происходила княгиня Сафагья, действительно прозрели будущее маленького Ведимира.
- Завтра мой сын Ведимир пройдет стезею воина, - князь громким властным голосом обратился к своему народу. - От старого дуба в Княжеском лесу ему придется самостоятельно выбираться до опушки, где три дня его будут поджидать воины. И когда он выйдет на свет, он станет княжичем велесов и получит меч власти, что обнажит против врагов во защиту наших домов и жизней!
- Но он же еще слишком мал, - нахмуриваясь, проговорила княгиня в сторону сына, пытаясь перекричать ор возбужденной толпы. - От Дуба Воинов не каждый воин найдет дорогу, если окажется впервые в лесу, не говоря о малыше, которому от роду лишь пару лет.
- Если ему суждено стать князем велесов, как ты объявила, матушка, то он непременно найдет верный путь, - Ведимир присел на колени и поманил к себе сына, которого Сафагья опустила на землю со своих рук. Малыш остановился под любопытными взглядами собравшихся кругом людей и, не произнося ни звука, побежал в сторону Лиссы.
- Ведимир! - позвал мальчика князь, пока тот еще не достиг широкого подола матери, которая уже протянула в его сторону раскрытые объятья. Голос отца заставил Веди обернуться. Он виновато покосился на тайю и серьезным шагом направился к князю, вкладывая свою крошечную ладошку в широкую длань отца.