Аннотация: Сколько можно созерцать отраженные в "кривых" зеркалах семитские слова в целом, арабские слова в частности?
Габучан Г.М. "К вопросу о структуре семитского слова (в связи с проблемой внутренней флексии)" //Семитские языки. Сборник статей. - М.: Изд-во вост. лит-ры, 1963. - С.119-124.
Рассматриваемая работа - одна из немногих, предпринятых российскими арабистами попыток рассмотреть вопросы состава и структуры арабского слова. Актуальность ее правильного прочтения, несмотря на давность написания, сохраняется в связи с тем, что до сих пор находятся последователи Г.М. Габучана, пропагандирующие его взгляды и теории. Негативное воздействие некоторых из них на отечественную арабистическую мысль, между тем, особенно очевидно на фоне до сих пор отсутствующей в российской арабистике самой категории слова. Термин этот в арсенале ее методологического аппарата выступает как семантически открытое понятие. Необходимость уточнения его в каждом конкретном случае вызывает появление слов "фонетических", "графических", "морфологических", "синтаксических".
Вполне понятно, что отсутствие слова как лингвистической категории делает несостоятельным любой анализ его состава и структуры-то, что мы видим на примере статьи Г.М. Габучана "К вопросу структуры арабского слова (в связи с проблемой внутренней флексии)".
Излагаемая в ней интерпретация "харфа" - это прямое следствие не дифференциации арабскими филологами слов в звучащей и письменной речи.
"Харф" - это основное понятие, которым оперирует как средневековая, так и современная арабская грамматическая теория в плоскости состава и структуры слова. Отсутствие дифференциации акцентного и графического состава слов естественным образом увеличивает полисемантичность и без того неоднозначного термина "харф", который в зависимости от конкретной актуализации своего значения и рассматриваемого языкового уровня может интерпретироваться и как звук речи, и как буква, изображающая этот звук. "Харф", кроме того, в одном из своих значений используется для обозначения противополагающихся именам и глаголам так называемых частиц, включающих в себя в европейском понимании союзы, предлоги и т.д.
Подход арабского языкознания к "харфу" как минимальному, далее неделимому сегменту в составе слова озадачивает отечественную арабистику вопросом о примате графического или звукового аспектов "харфа". Идущие в разрез фактам арабской грамматической теории попытки одновременной интерпретации "харфа" и как графического, и звукового элементов слова не могут, однако, увенчаться успехом ввиду различного материального воплощения последнего (т.е. слова) в речи устной и письменной.
Стремлением в какой-то степени прикрыть алогичность касающихся "харфа" положений арабской грамматической науки, занимающейся вопросами структуры, по сути дела, графического слова, является несогласие ряда отечественных ученых (неадекватное, впрочем, лингвистическим фактам арабского литературного языка) с трактовкой "харфа" как единственно графического элемента. "В специальной научной литературе по арабскому языку, - читаем мы у Г.М. Габучана, - термин "харф" понимается, как правило, лишь как буква, хотя для такого утверждения трудно найти какие-либо основания" [119]. Трудно найти какие-либо основания также для утверждений об "исчерпывающем истолковании этого понятия Г.М. Габучаном", показавшим, как считает Д.В. Фролов, "что харф - это прежде всего звуковой, а не графический элемент" (Теория аруда: просодия и ритм. //Проблемы арабской культуры. Сборник статей.- М.: Наука, 1987. - С.124-143).
Неправомерность постановки вопроса о графическом или звуковом аспектах "харфа" вызвана, в действительности, отсутствием четко сформулированного объекта исследования: слова как единицы речи звучащей или письменной, приводящей к не вполне понятному с точки зрения современной лингвистической мысли сведению "харфа" одновременно к единице а) графического и б) фонетического уровней.
Интерпретация "харфа" как графического и звукового, одновременно "на лексическом уровне неделимого сегмента в строении слова", проводится Г.М.Габучаном в работе не до конца последовательно. Понимание "харфа" как графического элемента в сформулированной им концепции состава арабского слова нивелируется перенесением методологической системы координат по отношению к "харфу" на уровень фонетический. Трактуемый как, по сути дела, звуковая единица "харф", однако, вопреки лингвистическим фактам арабского литературного языка и собственным заявлениям, минимальным сегментом состава слова у Г.М. Габучана не является.
Адекватной дешифровке арабского "харфа" серьезным образом препятствуют попытки вписывания его в рамки европейской лингвистической науки. Репрезентация "харфами" арабского языка лишь согласных и долгих гласных фонем, если рассуждать с позиции общего языкознания, неизбежно наводит на мысль о том, что "если слово состоит только из "харфов" (положение аксиоматичное для арабского языкознания - О.К.), то "харф" не может выступать только как согласный, поскольку арабское слово включает в себя также и гласные. Следовательно, - заключает Г.М. Габучан, - "харф" как сегмент в арабском слове охватывает больше, чем один согласный звук" [120].
Факт передачи арабскими "харфами" не только согласных, но и долгих гласных фонем Г.М. Габучаном в ходе его рассуждений во внимание не принимается. Последний, в действительности, с позиций Г.М. Габучана, должен бы быть следующим. Если слово состоит только из "харфов", то "харф" не может выступать только как согласный или долгий гласный, поскольку арабское слово включает в себя гласные краткие (и нулевой) также.
Вывод, к которому, в действительности, приходит сам Г.М. Габучан, приписывается им почему-то далеким от категорий и понятий общего языкознания арабским филологам. "Согласно арабской грамматической теории, - утверждает он, - такие звуковые сегменты как, скажем, "ба", "бу", "би", "б" выступают как разные варианты одного "харфа", поскольку в плане словообразования каждый из этих сегментов представляет собой неделимую единицу. Эти разновидности одного и того же "харфа" возникают в результате вариации гласного компонента "харфа" при инвариантности его согласного компонента. Абстрактное же название какого-либо определенного "харфа" указывает на любой из его вариантов: иначе говоря, охватывает все четыре его варианта. Так, скажем, "харф ал-ба", абстрактно взятый, обозначает не просто согласный "б", а имеет более сложную картину, которую можно символически представить следующим образом.
а
б у
и
0 [120].
Идея дискретности разложимого на согласные и гласные элементы "харфа" подкрепляется Г.М. Габучаном также другими ссылками на не вполне адекватно истолкованные положения арабского языкознания. "Имеющиеся в широком употреблении в арабских трактатах такие выражения как "харакет ал-харф", "харф-мафтух", "харф-максур", "харф-мадмун", - аргументирует он свою точку зрения, - не оставляют сомнения в том, что огласовки (??? Графические знаки - О.К.) рассматриваются как гласный элемент, входящий в состав "харфа", а не гласный звук, прибавляющийся к "харфу" [122].
Не касаясь вопроса о смешении таких нетождественных понятий, как графических знаков (харфов, харакатов и сукуна), с одной стороны, и фонем (гласных) с другой, заметим лишь, что приведенное выше высказывание означает не более, чем факультативное в большинстве, но реально имеющее место в меньшинстве случаев (то есть, в Коране, учебниках, стихах и т.д.) графическое изображение гласных кратких и нулевого, следующих за репрезентирующими согласные фонемы "харфами". Имеются в виду "харфы" как официально составляющие арабский алфавит буквы, а не частицы, противополагающиеся в арабской грамматике так называемым именам и глаголам.
Полностью снимая проблему отношения: означающее - означаемое, Г.М. Габучан тем самым превращает "харф" не "в прежде всего", по выражению Д.В. Фролова, но чисто звуковой элемент, возникающий "как результат вариации гласного компонента... при инвариантности... согласного компонента", выступающий как функциональный эквивалент моры для просодии" [122].
Следуя арабским филологам в исследовании слова на уровне минимальных составляющих его элементов, Г.М. Габучан, подводя некоторый итог сказанному, пытается наполнить "харфы" совсем не присущим им "фонетическим смыслом" - попытки, которые оказываются несостоятельными за неимением адекватных понятийных аналогов в арабских концептуальных рамках.
Интерпретация "харфа" Г.М. Габучаном, однако, при всем ее "своеобразии" не лишена одного положительного момента. Это некоторая попытка опровергнуть получившее широкое распространение в семитологии положение о трехсогласном корне и "особом" способе аффиксации в семитских языках. Можно предположить, что слишком явная с точки зрения современной теоретической лингвистики абсурдность соотнесения консонантизма лишь с семантическим (лексическим), а вокализма лишь с грамматическим уровнями вызвала появление следующего, например, высказывания. "В средневековой арабской грамматической теории, - пишет Г.М. Габучан, - мы не находим никаких утверждений о трехсогласном составе корня... Между тем, в научной литературе принято приписывать это положение арабской грамматической теории" [120]. К процитированным словам Г.М. Габучана можно добавить лишь то, что как для средневековых, так и для современных арабских филологов оппозиция консонантизм - вокализм не актуальна не только на лексическом и грамматическом, но и на акустическом уровнях состава слова также.
Главная же заслуга работы Г.М. Габучана "К вопросу структуры арабского слова (в связи с проблемой внутренней флексии)", как это и ни парадоксально звучит, - это ее стимулирующее воздействие на филологов-востоковедов. Кто, как не они, должны приложить все силы для решения отечественной арабистикой прежде всего проблемы слова? Сколько же можно сеять серьезные недоразумения в общей теории языка, продолжающей созерцать отраженные в "кривых" зеркалах семитские слова в целом, арабские слова в частности?
![113442 [Kotij]](/img/s/shawwa_a_s/gabuch/113442.jpg)