Шавернев Алексей Вадимович : другие произведения.

Надо Ждать

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

АЛЕКСЕЙ ШАВЕРНЁВ

"НАДО ЖДАТЬ"

невыдуманная повесть

Молчи! Устал я слушать,

Досуг мне разбирать вины твои, щенок!

Ты виноват лишь тем, что хочется мне кушать.

И.А.Крылов "Волк и Ягнёнок"

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

   То, что случилось со мной, может случиться с каждым. Причём, в любой момент. Не дай Бог, конечно. Важно потом ещё не навалять ошибок. Поэтому, думается, заранее быть в курсе кое-каких полезных вещей всё же не помешает. Я-то теперь знаю, когда и где сам промахнулся, чего ожидать и что предпринимать, чтоб в итоге не остаться в дураках.
   Труден путь простого человека к справедливости, с которой у нас всегда была напряжёнка. Полно всяких зазубрин и ловушек. А если, в довершении ко всему, ещё и не знаешь всех подвохов - дров наломать, как нечего делать.
   Поэтому мой опыт, добытый в неравном бою, может, кому и пригодится - учиться лучше на чужих проколах... Хотя чужой опыт пока ещё никогда никого и ничему не научил. Но всё-таки. Мало ли...
   Я, насколько мог, постарался в процессе повествования объяснять кое-какие юридические премудрости, на которые можно натолкнуться. Такой вот ликбез, если хотите. Или открытый урок.
   Были, разумеется, сомнения - стоит ли вообще обо всём этом рассказывать? Но, хорошенько поразмыслив, я твёрдо решил - стоит! О том, что случилось со мной, рассказать, по-моему, всё же, надо. Во-первых, потому что это - правда. Во-вторых, потому что проблема-то - очень острая.
   Я и взялся. Кое-что по понятным причинам пришлось "чуть" смягчить - на самом деле всё было "немного" хуже. Маленько приуменьшил драматизм ситуации. Но и в таком, в смягчённом виде - история вроде как познавательная.
   Не только все описываемые события, но и все фамилии - подлинные. На фоне изобилия выдуманных из головы повестей с такими же выдуманными сюжетами и героями, может, будет и интересно. Для разнообразия.
   Остаётся добавить, что я никоим образом не причисляю себя к литераторам, и поэтому прошу меня извинить за отдельные художественные недостатки и погрешности.
   А теперь - по порядку...
  
   Эта история началась в воскресенье 30 мая 2004 года, в самый обычный тёплый майский выходной. Обычный, если, конечно, не считать, что на это воскресенье выдался большой церковный праздник - Троица. В остальном же, ничем примечательным этот день не выделялся.
   На дворе вовсю хороводило преддверье лета, которое в Москве в конце мая уже в полный рост вступает в свои права. Я только-только очухался после тяжёлого личного потрясения, и начал потихоньку входить в колею и возвращаться к нормальной, человеческой жизни, возлагая на подкрадывающееся лето самые, что ни на есть, лучезарные надежды.
   До лета оставалось всего ничего. Его отголоски отзывались повсеместно - в солнышке через край, в бесшабашности, как-то совсем уже по-летнему улыбающейся толпы "с коротким рукавом", в тронутых первым загаром коленках девушек в мини, в растущем с каждым днём множестве шапито летних кафешек.
   Настроение было окрашено в оптимистические тона ещё и потому, что летом - не только тепло, но у нашей музыкальной братии, как никогда - море работы, а стало быть, на лето можно уверенно строить исполинские планы. Запарка, ясное дело, зато знаешь, за что вкалываешь.
   Что до меня, то я, наконец-то, смог бы в своей микроскопической, порядком запущенной, но всё же единственной, и по-своему любимой квартире сделать ремонт. По предварительным прогнозам в этом виде программы ожидался полный ажур.
   Ремонтировать конуру подоспела пора давно. Досталась она мне по наследству и в совершенно жутком состоянии. Терпеть этот кошмар становилось всё труднее, и я не раз порывался приступить, но воплощению идеи мешали более спешные и неотложные проблемы, которые, вроде бы теперь были решены.
   Наконец-то ничего не препятствовало заняться ремонтом. Список стройматериалов, которые требовалось закупить, я уже набросал, знающие друзья обещались помочь договориться с рабочими. Оставалось одно - маленько подзаработать, благо приближалось долгожданное платежеспособное лето.
   А тут ещё между делом вычитал я в одном глянцевом журнале, что у нашего брата будто бы появились новые заманчивые перспективы - проводятся кастинги на целых два мюзикла. Серьёзная информация к размышлению - "пойти, что ли?". А чего - тридцать девять лет. Пока по возрасту вроде бы ещё попадаю. Годик-другой, и меня уже, скорее всего, не возьмут, в лучшем случае снисходительно похлопают по плечу: "Дед, ты куда?"
   Ничего не попишешь, эстрада, как и спорт - дело молодых, а молодость, как не крути, имеет обыкновение заканчиваться. Но, мой случай, кажись, не до конца безнадёжен, и, как бы время ещё есть. Немножко. Так что надо поспешить - вдруг что обломится? Вроде - горластый, артистичный. Чем чёрт не шутит? Быть может - это мой шанс.
   Не так уж их у меня и много осталось, если разобраться.
  
   Короче, планов на надвигающееся лето намечалась уймища.
   Пару дней назад, правда, пришлось поиздержаться, из-за чего в кошельке ветер недолго попел песни, но это так - дело обычное.
   Что касается денег, то, сколько себя помню, они, как правило, у меня никогда долго не задерживались. И копить их за всю жизнь я тоже, так и не научился. Видать, не дано. Стоило им только появиться, причём, неважно в каком количестве, как они в два счёта улетучивались. И, что самое интересное, обязательно на что-то нужное. Это нужное как-то сразу находилось.
   Но подобная неприятность всегда была поправимой, и поэтому перспективу остаться без гроша в кармане я всегда воспринимал абсолютно параллельно.
   Тем более что на этот раз, я потратился действительно на дело - заказал, наконец, покойным родителям на могиле хорошие памятники, выполнил свой последний перед ними сыновний долг. Их теперь издалека будет видно. Установят - съезжу, посмотрю.
   А то, что всё истратил, меня, как обычно, не густо загружало, это были всего лишь кратковременные, и, главное, устранимые, трудности.
  
   Вот и накануне наша команда отбарабанила корпоративчик, и после короткого затишья у меня снова объявились средства к существованию. Оптимизма сразу привалило. Жизнь, похоже, налаживалась.
   Отыграли нормально, с задором. Никакие тёрки, которые порой случаются в корпоративных делах, в этот раз нам огонька не подпортили. А ведь бывало такое, что, как говорится - уходя, гасите свет. Наша служба и опасна и трудна.
   Пока ехали на площадку, в машине всю дорогу прикалывались, шпарили анекдоты. Кто-то, между делом, вставил:
   - Кстати, завтра по ящику будет хороший концерт.
   - Это какой? - я чуть оживился, - телевизор я как-то не очень. Как не врубишь - или брехня или садизм сплошной. Поэтому малость не в курсах. А хороших концертов по ящику уж тем более давно не видел.
   - "Машина Времени" на Красной площади.
   - Понятно. Хотя я - не самый большой поклонник этого коллектива, может, и погляжу. Из ностальгических соображений. Школьные годы вспомню.
   Да, хороший концерт - это, конечно, крепко. У каждого на этот счёт свои представления. И у меня - тоже. В мозгах всплыло самое моё любимое определение хорошего концерта.
   Одной из самых ранних моих работ на эстраде была работа с артистами юмористического жанра. И вот, мой тогдашний шеф Лион Измайлов, человек потрясающего чувства юмора, однажды на гастролях, притомившись слушать от какого-то местного прихлебателя-зануды, которые вечно вьются где-то рядом, подзатянувшиеся дифирамбы о том, какой сегодня был хороший концерт, спросил, как бы, между прочим:
   - А вы знаете, чем отличается хороший концерт от не очень хорошего?
   - Нет, - малость опешил местный.
   - После хорошего концерта должен быть банкет.
  
   В общем, нормально мы в субботку отработали, правда, получилось что-то больно долго. Выехали на площадку рано, а домашним я стал лишь во втором часу ночи.
   Это ничего. Я-то к такому режиму свыкшийся, мой биологический будильник за годы работы давно съехал набекрень. Но всё же отбарабаненное мероприятие меня порядком уговорило. К концу вечера ноги понемножку начали героически отваливаться, а глаза - предательски слипаться. Не так уж легко наш хлеб зарабатывается, если кто не знает.
   Но впереди маячило воскресенье, свободный для меня день, когда можно будет без просыпа отоспаться, а потом наконец-то вцепиться в комп, посидеть, посочинять. Засесть за творчество меня давно подмывало, но всякие-разные дела, ну никак, не давали. Я уже где-то с неделю вынашивал одну музыкальную идейку, которую хотелось бы довести до ума, и надеялся в выходной спокойно поколдовать, никуда не спеша.
   Настало воскресенье, и, хорошенько, выспавшись, я дорвался-таки до компьютера.
   По жизни я - натура увлекающаяся, и уж, если чем проникнусь, то могу позабыть обо всём на свете. Ну а что касается музыки, то тут - вообще особый случай. Времени и чувства меры здесь не для меня никогда не существовало. Ради музыки я мог изменить всем своим привычкам. Мог застрять дома, хотя и отродясь не был домоседом, чтобы позаниматься, и шпарить, пока от наушников уши не заноют. Случалось, и не раз - приступишь вечерком, случайно глянешь в окошко, а там уже на работу топают, и только тогда понимаешь, что вроде бы пора ко сну...
   Вот и на этот раз я с головой окунулся в творчество, ничего и никого не видя и не слыша, кроме засасывающего мира музыки.
   Единственное, что меня пару раз отвлекло от процесса, так это робкая мысль о том, что надо было сегодня в церковь сходить, но я вот не сходил - а ведь всё-таки большой праздник. И так вон, далеко не праведник и образ жизни веду не самый целомудренный... Да, нехорошо...
   Чуть угомонил себя тем, что в церкви я был накануне, на родительскую субботу. Успел перед работой. Поставил покойным родителям свечки.
   Ладно, обязательно схожу на недельке. Выберу время.
  
   Ничего не скажешь, засиделся я на славу! Засиделся, это, конечно, не совсем правильно сказано. Усидеть на одном месте я с детства долго не могу. Ходишь по комнате, тыкву почёсываешь, чтобы лучше рожала. Но всё равно, уши вспотели и спина заболела. А то я, наверное, шуровал бы ещё долго. Вошёл во вкус. Тем более что в конце мая темнеет поздно, вроде светляк, вот и кажется, что время ещё детское.
  
   ...В музыку я пришёл уже в зрелом шестнадцатилетнем возрасте. И вовсе не "за ручку", дохляком-маменькиным сыночком, а косматым бывалым подростком, до этого исправно трепавшим родителям нервы, от которого к тому времени успели осатанеть, и об которого уже были безрезультатно перепробованы все существующие воспитательные меры.
   Пришёл осознанно, и исключительно по собственной воле. Неожиданно для всех, в том числе и для самого себя. В новой отдушине - знал, чего хочу, и был готов ради этого попотеть. Причём, настолько загорелся, что занятия не стали в тягость. Неожиданно вспыхнувшая любовь к искусству положила конец моему раздолбайству, коим я уже всех достал по самые помидоры.
  
   Воскресный день волочился своим чередом, я продолжал кудесничать, как подорванный, пока не наступил момент, когда стало ясно, что пора делать антракт. Срочно "сменить пластинку", разгрузить переваренные мозги, а заодно и размять вестибулярный аппарат. Глянув на часы, аж поперхнулся - начало девятого. Учитывая, что я - не самый ярый домосед, - развернулся хорошо!
   Прямо, как пацан какой зелёный, из тех, кто, договорившись с учебным начальством, по воскресеньям берёт классы на целый день и одержимо наяривает до посинения - готовится к "звёздной" карьере.
   Наив, конечно. Но это для меня теперешнего. В мою студенческую бытность, я тоже вроде как стремился. Строил планы. Помнится, бытовал у нас в ту пору следующий афоризм:
   Много у нас диковин,
   Каждый из нас Бетховен!
   Стремиться к цели - это правильно. Хотя вот мне, правда, раскрутиться так и не удалось. По разным причинам. Что ж, не всем казакам в атаманах ходить, хоть это и мрачновато. Я Звездой, как не корячился, так и не стал... Наверное, настойчивости не хватило. А может ещё чего. Бывает...
   Ничего, спокойненько поглядывая на успехи именитых знакомых, которым повезло в жизни несколько больше, чем мне, потихонечку делал своё дело с переменным успехом. Жил, не тужил. Зарабатывал свою копеечку, и при этом, кстати, искусству не изменял. Музыку не бросал, даже когда был совсем на мели...
  
   ...Тем не менее, шёл уже девятый час. Хотя, музыка - вещь, конечно, хорошая, не помешало бы перекусить, хоть схватить по-быстрому какой-нибудь бутерброд. Потом продолжить.
   Невезуха - весь хлеб был слопан ещё утром, так что бутерброды по этой причине напрочь отменялись.
   Тут-то "в тему" и возникла мысль совместить приятное с полезным - прошвырнуться за хлебом, заодно и слегка размяться. Идея понравилась, решение было принято стремительно, не мудрствуя лукаво.
   Замётано! Одним махом я что-то на себя набросил, накинул рюкзак, и в приподнятом настроении намылился к двери. Собачка Кнопочка, виляя хвостиком, с радостным лаем кинулась к выходу.
   - Подожди, моя хорошая. Сейчас быстренько слетаю, вернусь, и мы с тобой погуляем. Не могу тебя взять с собой. В магазине ругаться будут.
   Собачка не отходила от двери и лаяла, хлопая преданными глазками.
   - Я вернусь через пять минут, и мы с тобой пойдём. Потерпи. Ты же у меня умница.
   Она не хотела отходить и продолжала лаять возле двери, как бы меня не пуская.
   Это уже потом я всё понял. А в тот момент меня это стало раздражать. Я слегка повысил голос: "Всё, жди!" и выгреб наружу.
  
   Свежесть майского воскресного вечера, казалась идиллической. Хотя, конечно, наш пресненский воздух назвать свежим можно лишь с очень большой натяжкой и, разве что, из патриотизма. Но всё равно, посвежее, чем в четырёх стенах.
   Для загазованного центра Москвы погода стояла почти чудесная. Было ещё светло, весёлая сутолока шумного и людного выходного дня только приступала постепенно затихать в ожидании новой трудовой недели.
   На всё ещё оживлённой, довольно многолюдной и в меру галдящей улице, до меня дошло, что в "ближний" магазин я уже не попадаю, он по воскресеньям - до восьми. Скис не сильно - ничего, смотаюсь в "дальний", ночной, через дорогу, хлеб там всегда свежий, у нас в округе многие там берут. Бодренько зашагал к переходу.
   Наш переход - самая обычная зебра-автомат. На одной стороне - светофор, на другой - светофор. Зелёный свет - иди, красный - стой. Эти мудрёные правила в известной степени мне были знакомы ещё с тех времён, когда я сиживал на горшке, ковыряя пальцем в носу. Чего-чего, а уж их-то я никогда не нарушал. А уж после того, как разок побывал в серьёзной аварии, и вовсе стал предельно осторожным.
   Отоварившись, и поболтав минутку со знакомой продавщицей, я выбрался на воздух. Пришлось капельку поскучать на светофоре, поджидая, пока зажжётся зелёный свет.
   Наконец, это дело свершилось, движение бегущих машин застопорилось. Крутанув головой влево и удостоверившись, что всё в норме, я вместе с говорливой толпой, двинул обратно к своему дому.
   Я беззаботно топал в людском потоке, видел, как подъезжающие машины, попыхивая бензиновым дымком, неохотно тормозят на красный свет, и уже добрался до самой середины...
   ...Белую "шестёрку" я заприметил издалека, мне даже смутно показалось, что она чешет как-то чересчур быстро, но мне это было совершенно невдомёк. Не придал значения. Был уверен, что она так же как все остальные, послушно притормозит...
   Внезапно тачка оказалось совсем рядом, идя на полном газу на идущую беззащитную толпу. В салоне я мельком углядел фигуры двух молодых ездоков в чём-то белом.
   Я оторопел. Глаза вылупились, из пересохшего рта вырвался какой-то дикий ор, что-то навроде:
   - Совсем ох...ел!!!
   Мужик передо мной успел резко отскочить. Я - нет. Секунда, и меня со стуком огрел капитальный удар бампера в ногу. Крутануло, из-за чего моя башка с треском шмякнулась о лобовое стекло. Крутанувшись ещё раз, я мешком вывалился на асфальт... Всё...
  

ГЛАВА ВТОРАЯ

   Дальше была пустота. Ничего не помню. Какое-то белое пятно. Вспоминать и соображать я начал, как потом выяснилось, на следующий день.
   Всплывали невесёлые события минувшего вечера - включилась память. И боль. Сплошная, ни на миг не отпускающая, и протыкающая насквозь.
   Да, понедельник - точно, день тяжёлый. А такой понедельник - и вовсе.
   Болело всё. Видимо, покувыркавшись вчера на переходе, как акробат под куполом цирка, я заработал много ушибов. Пошевелиться было просто никак, отяжелевшая голова не поднималась. Происшедшее накануне казалось идиотской брехнёй, в которую не хотелось верить. Приехали!..
   С усилием попробовал оглядеться - всё понятно, больница. Огромная палата, вокруг - угрюмо, душно и потно. Я - без штанов. Левая, дико опухшая, нога крепится на какой-то штуке, которую оттягивает массивная гиря.
   Похоже, несусветная рань. Майские ночи короткие, на глазок угадать, который час, сложновато, а котлы я давно не ношу. Впрочем, если б и носил, от них бы навряд ли после вчерашнего что-нибудь осталось.
  
   Такой косяк в мои планы совсем не входил. Особенно, когда вот-вот должно наступить лето. Столь для меня важное и нужное.
   Раздувшаяся, гнусно-жёлтая нога своей шириной смахивала на колонну Большого театра. Гиря держалась на какой-то пакости, насквозь проходящей через мою просверленную пятку.
   Глодало нестерпимое чувство обиды и досады, вместо связных мыслей по сознанию дубасили страшные вопросы "За что?" и "Почему снова я?". И - опять на ровном месте! Факир был не пьяный, но фокус не удался...
   Давно я не попадал в больницу. Ещё с советских времён. А я-то думал, что свой вагон дерьма я уже сожрал. Выходит, что нет.
   Физиономия с правой стороны горела. Ёлы-палы, мне же нельзя башкой ударяться! Попробовал разбитой рукой голову - Слава Богу, тыква вроде цела. Странно, что она вообще ещё функционирует - на ней скоро живого места не останется. Так ведь можно и Морисом Джеральдом стать!
   Осторожно нащупал болячку на полрожи - там что-то похрустывало. Правая бровь от крови склеилась, разбитая вздувшаяся губа казалась накладной. Руки были грязные, липкие, в горящих кровавых ссадинах.
   С чувством пойманного в капкан зверя, я стал хмуро изучать палату, насчитал ещё четыре высокие стальные кровати, той же конструкции, что и у меня. Все они были заняты такими же несчастными. Несмотря на столь ранний час, уже почти никто не спал.
   Хоть и с опозданием, но до меня всё же допёрло, что надо бы познакомиться, у меня ж теперь новый коллектив. А то я чего-то совсем уже.
   Поприветствовал, представился, спросил, как кого зовут, тут же забыл.
   Через какое-то время пришла молчаливая медсестра мерить всем температуру и делать уколы. Обойдя койки, ушла, но вскоре появилась другая, более общительная, с большой пластмассовой бутылью с вырезанной дыркой в боку. Приблизилась ко мне:
   - Будешь сюда ходить по-маленькому.
   Я обречённо взглянул на вонючую бутыль:
   - А как?
   - Видишь дырку? Просовываешь туда свою женилку, и - вперёд.
   - А если мне посерьёзней захочется?
   - Судно под кроватью.
   Погребально вздохнув и испытывая ломоту во всём теле, я изогнулся и попытался протянуть руку под кровать. Потыкавшись в пустоту, не сразу, но нащупал что-то скользкое и холодное... Зашибись...
   Вспомнилось, что в Подмосковье, где-то на юго-востоке, есть такая речушка, называется Вобля. Честное слово, есть такая. Я лично видел указатель... У меня - что-то похожее...
  
   Надо было что-то предпринимать по поиску своих причиндалов. Для полного счастья не хватало только, чтобы все мои вещи того! В штанах вчера были ключи от квартиры.
   Решил обратиться к своим новым товарищам:
   - Господа, может кто знает, где мои вещи?
   - Кроссовки под кроватью, - заговорил голос сзади. - Всё остальное вон в той тумбочке, за тобой, это теперь - твоя.
   Я повернул голову, силился протянуть руку, но понял, что это попусту:
   - Мне туда не дотянуться.
   Бритоголовый мужик спортивного телосложения как-то лихо, словно кенгуру, только разве что на одной ноге, допрыгал до тумбочки, приоткрыл дверцу:
   - Вот рюкзак твой, ключи, бумажка какая-то.
   Я как мог, заставлял работать непривычно отупевшие мозги:
   - А где мои портки?
   - Портки с тебя, похоже, срезали, - объяснил мужик.
   - Срезали? Как это срезали?.. - мой котёл варил так, что услышанные слова переваривались с большим скрипом. - Ладно, чёрт с ними, срезали и срезали... Что за бумажка?
   - М 164 ЕТ 77, - прочитал он.
   - Чего это? - спросил я. - Не знаешь? А то я как-то совсем туго соображаю.
   - Думаю, номер машины, - сказал мужик со знанием дела. - Тебя чего, машина сбила?
   - Типа того, - вздохнул я.
   - Ну, понятно, значит эти, стало быть, слиняли. А какой-то хороший человек их номер записал, и всунул тебе в карман. Штаны когда срезали, бумажку вынули. Не потеряй.
   - Понятно. Спасибо тебе.
   - Да ладно, - мужик улыбнулся. - Тут все друг другу помогают.
   Я понемногу оживал:
   - А что за больница?
   - Шестьдесят седьмая.
   - Это где?
   - Улица Саляма-Адиля.
   - Понял, знаю такую улицу. Учился тут недалеко.
   Мои немногочисленные манатки постепенно перекочевали поближе. Я робко продолжил:
   - А можно у кого-нибудь зеркало попросить?
   - Можно, то оно, можно, - пробасил парень с дальней койки. - Только ты сразу не шугайся. Спокуха. Тут поначалу почти все - красавцы.
   Я ухватил протянутое мне зеркальце, выждал несколько секунд, глянул на свою физиономию и сник: "Ну и морда! Ну и Фантомас! Кастинг отменяется. С таким хариусом претендовать можно разве что на какой-нибудь "Кошмар на улице вязов".
   Рожа, как задница. Стала шире чуть ли не вдвое. Одна фара подбита, грязь, кровавые раны, из которых сочится непонятно что. Попал...
   В растрёпанных мозгах шумело - крохи проясняющегося сознания ошпаривали: Сколько продлится это зависалово? Месяц, два, больше? Когда я оклемаюсь? Дел невпроворот - будущая неделя забита битком, успевай поворачиваться! Да и дальше должна быть запарка та ещё!
   Ладно, с будущей неделей понятно, пролёт. А после? Всё лето расписано, наобещал по самые ухи - могут быть и неприятности. Хотя бы к концу лета встану на ноги?..
   Дохихикался, доприкалывался!..
   Немного успокоившись, я позвал сестру, упросил смазать раны зелёнкой и смочить полотенце. Им я принялся обрабатывать свою страшную расквашенную рожу.
   Кровь была смешена с песком и ещё каким-то непонятным дерьмом.
   Через пару минут белое изначально полотенце, сделалось какого-то невозможного цвета.
  

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  
   Душную палату до краёв наполняло спёртым больничным духом, не взирая на утреннюю прохладу и распахнутые окна. Давило тягостное ощущение непоправимого и необратимого - суетливый быт нормальной жизни потерялся где-то за больничными воротами. Что упало, то пропало.
   Боль не отступала, несмотря на всаженный укол. Балда раскалывалась, будто по ней не переставая, лупили чем-то тяжёлым. В ней хозяйничала какая-то какофония, произведение безумного композитора-авангардиста.
   Пошелохнуться было невозможно - ушибы по всему телу тут же напоминали о себе. Намертво пригвождённую "слоновую" ногу буравило нещадно, а спину и грудь как будто сначала обдали кипятком, а потом зажали в тиски. Уж я - терпеливый, а и то - еле сдерживался, чтобы мой внутренний скулёж не полез наружу. Вилы конкретные...
   Подкатило время обхода. За несколько минут до прихода врачей, какая-то выцветшая тётка, видно, очень желающая угодить начальству, прискакала, и стала наводить в палате шухер. Зашипела змеиным голосом "Это убрать, это убрать!". Докопалась и до меня:
   - Почему кроссовки под кроватью? Убрать! Они теперь тебе ни к чему.
   - Щас встану и уберу, - скривился я. - Подвешу под потолок.
   - Умный очень! - злобно оценила она.
   - Отвянь! - я закрыл глаза, дав этой дуре понять, что "аудиенция" окончена.
   Цапаться с ней у меня не было ни сил, не желания.
   Сверкнув ядовитым взглядом, она ещё что-то злобное пострекотала тонкими губами, я не слушал и не реагировал.
   С трудом удалось отвернуть тяжёлую голову. Чего с дураками разговаривать, коли сам дурак, и собственной дурости - хоть отбавляй, не жалко поделиться...
   Я настолько свинтился обрушившимися на меня изменениями в программе, что мне и говорить-то было тяжело. Поэтому решил, что будет лучше не тратить сил впустую, а набрать в рот воды. Верно говорят, дураков учить, что мёртвых лечить.
   Заодно мимоходом спохватился, что хороший концерт, кстати, я так и не поглядел...
  
   Прибыли люди в халатах. Не спеша, стали обходить койки. Воцарилось тягостное резиновое ожидание моей очереди.
   Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем процессия добралась до меня:
   - Что случилось?
   - Машина сбила.
   - Правильно, нечего под колёса кидаться, перебегать, где попало!
   - Я не под колёса, я на светофоре. На зелёный.
   - Пьяный?
   - Кто?
   - Ну не я же?
   - И не я. С какой радости я обязательно должен быть пьяным? У вас же должно быть написано, в каком состоянии я поступил. Вот, зачем ни за что ни про что человека обижать?
   - Ладно, не заводись. Дальше чего?
   - Не помню...
   - Понятно. И чего эти?
   - Удрали.
   - Вот твари!
   Вопросом о пьянстве меня ещё замучают. Не раз. У людей не укладывается, люди не верят, что можно так уделать абсолютно трезвого человека. На ровном месте. Сколько ещё меня будут сверлить недоверчивые укоризненные взгляды, а мне придётся сквозь них терпеливо втолковывать и доказывать. Впрочем, и действительно, неправдоподобно...
  
   Связь с внешним миром, наконец, была восстановлена. Ко мне потянулись делегации. Я уже был вооружён мобильником, зубной щёткой и пастой, был вымыт и переодет в чистую рубаху, кровавую рвань, ставшую совсем бесперспективной, упросил выкинуть с глаз долой. Почувствовал себя чуть посвежее.
   Глядя на мою гиппопотамскую подвешенную ногу, ободранные лапы, и, как у юного пионера, размалёванную зелёнкой, разбитую морду с фонарём под глазом, мои посетители, словно по команде, дружно ахали и охали.
   Один, навестивший приятель, заговорщически приблизившись к моему уху, понизил голос:
   - Колись, задолжал кому? Много?
   - С чего ты взял? - устало спросил я.
   - Да напрашиваются кое-какие аналогии, - он прищурился. - Как у Булгакова, "у нас просто так кирпичи никому на голову не падают".
   - Да ладно, тут какое-то хулиганьё, неизвестно откуда взявшееся. Устроили "Формулу 1"! Лавры Шумахера, видать, покоя не дают, адреналина в жопе не хватает. Вот и резанули в толпу пешеходов. Стопудово - либо бухие, либо обкуренные. Может - и то, и другое. А долги тут ни при чём. Кроме того, я, кстати, никогда не беру в долг много. Чтобы потом не вляпаться. Ни в карты, ни в какие другие бабловые игры, как ты знаешь, принципиально не режусь.
   - Может, насолил кому?
   - Ну, если и насолил, то не до такой степени... Нет, просто в очередной раз "повезло", нарвался на каких-то отморозков... Как-то это всё быстро, я даже понять ничего не успел... Дед Щукарь прямо... - я от боли прикрыл глаза. - Но ведь надо же - такой светлый праздник, Троица. На пятидесятницу добро положено делать, а не людей ломать... Ничего, Бог всё видит! Воздастся...
  
   Настроение, как и положено, было дрянным. Нога, голова и туловище болели и чесались. Кусок в горло не залазил. Только постоянно хотелось пить.
   В новой ситуации я ощущал себя смахивающим на растение. Растение - оно из земли прёт, а сдвинуться не может ни на сантиметр. Жизнь - есть, движения - нет. Типа, как у меня теперь.
   Всё глубже и острее докручивалась вся серьёзность случившегося. Снова и снова проматывая в уме секунды, так нелепо обломавшие только начинающую налаживаться жизнь, я пробовал отыскать хоть какие-то плюгавые признаки собственной вины и не находил. От этого поджарка чувствовалась ещё сильнее. Был бы хоть в чём виноват, терзался бы поменьше...
   Хотя может и так же. Не знаю.
   И почему я живу не в Венеции?..
  
   Стоило сойти с дистанции и залечь, как сразу потянуло на осмысление прожитого.
   Я никогда не считал себя идеалом, даже, скорее, наоборот. Дров наломал. Себе...
   А другим по жизни, вроде бы ничего плохого не делал. Насколько могу судить, никому не мешал, некоторым даже помогал. Воспринимал окружающую действительность довольно доброжелательно, и позиционировал себя вполне миролюбиво.
   В юные годы, правда, был дурным и шкодливым. Чего уж там, пошалил в своё время неслабо, давал джаза.
   Да, но это когда было. И, во-первых, за те дела я давно ответил, а во-вторых, с тех пор произошли кое-какие перемены. Лишь иногда пробивает слегка поозоровать, да и то, когда скучно становится. Ну, или под настроение.
   И, признаться по правде, дурил-то я только до того момента, пока вдруг не заметил, что музыка на меня действует не так, как на большинство людей, а по-другому - внутри начинается какая-то свистопляска.
   На мне уже был поставлен большой жирный крест, как меня взяло и переклинило. Увлёкся настолько, что сам себя перестал узнавать. Дурость выветрилась, я стал иначе смотреть на мир, сделался другим человеком. Подтянулся. Окультурился.
   И пошло-поехало. Сначала учился, даже выбился в отличники, потом работал. Говорят, что, вроде бы, получалось хорошо. Интересно было. Поэтому и вкалывал, как папа Карло. Мог за день отработать в нескольких местах. Случалось, по два-три дня из студии не вылазил. Тунеядцем, насколько могу судить, будто бы, не был.
   Больше того, когда я поумнел, мне, кажется, удалось даже совершить несколько поступков, за которые можно было бы смело испытывать определённое чувство гордости.
   Естественно, как и многие собратья по цеху, я не мог не пользоваться благами, которые с лихвой давала выбранная профессия - на дармовщинку вкусно пожрать и на шару прокатиться за бугор. Нравилось, врать не буду. Жил вполне сытно. Но, насколько я знаю, никому от этого плохо не делалось, так что пусть это будет мой самый большой грех...
   В остальном же на моей совести вроде бы чисто. И это может подтвердить любой, кто со мной когда-нибудь работал или учился...
  
   Полученный вздрюк нет-нет, да напоминал о себе. Стоило только захлопнуть глаза - где-то внутри начинался киносеанс. Кинотеатр повторного фильма. Секунды тёплого предпоследнего дня весны, так втридорога мне обошедшиеся, торчали перед глазами. Пытался их "стереть" - не получалось.
   "Куи долет мэменит", как некогда говаривали латиняне. "Кто пострадал, тот помнит".
   К латыни у меня слабость. Уважаю. Своих мозгов, видать, недостаточно, поэтому заимствую у великих. И вообще с детства падок на красивые текстуры. Наверное, потому, что читаю много...
   ...Наплыв моих посетителей постепенно возрастал. Это немного скрашивало переливы раздирающей душу тоски, и слегка притупляло боль. Незаметно-незаметно, я обнаружил, что стал самым посещаемым в палате.
   Что, безусловно, радовало, но не настолько, чтобы мозгам улизнуть от невесёлых думок.
   Одна подруга, пытаясь поднять мне настроение, предложила:
   - Может, тебе бумагу принести, ручку? Посочиняешь чего, чтобы время не терять?
   Судя по тому, как я на неё посмотрел, она смутилась:
   - Извини, я хотела, как лучше.
   Тут уже мне стало как-то неловко, я даже попробовал улыбнуться, впервые за всё время:
   - Это ты меня извини. Я теперь капризный...
   Действительно, контачить с больными людьми - удовольствие ниже среднего. Когда человек конкретно заболевает, он делается на редкость противным...
  
   Я уныло любовался красавицей-ногой - до чего же она разбухла! Ну и какой же у меня теперь размер обуви?.. Да ну, дурость. Какая там обувь! Мне ещё с этим дирижаблем - валяться, валяться и валяться. Но раздулась, она, сердечная, конечно, обстоятельно! Невольно задумался - хорошо ещё, что нога, а не чего другое. Вот был бы ужастик!
   На ум пришёл древний анекдот про зоологический музей в Вене:
   "Гид ведёт экскурсию по залу, показывает экспонаты - это чучело носорога, это - перья павлина. Подводит экскурсантов к стенду, где за стеклом лежат два огромных яйца: "А это - яйца страуса" и ведёт экскурсию дальше.
   Один мужик отстал, стоит ошарашенный, глазеет на стенд, чешет лысину. Служитель его изумлённо спрашивает: "Что вас так удивило?" Мужик отвечает: "Да, теперь я понимаю, почему он такие медленные вальсы писал!"...
  
   Полегоньку я всё же начал притираться к творческой командировке.
   Человек так устроен, что ко всему привыкает, даже к постоянной боли. Недаром ещё Ключевский писал, что "человек - это величайшая скотина в мире".
   Мужики вокруг пытались создать видимость нормальной жизни. Понемножку и я заулыбался, меня даже стало по привычке пробивать на малюсенькие шалости, так, для прикола и чтобы отвлечься. Соображал я ещё захудало, но как только становилось каплю полегче, я уже по чуть-чуть принимался хохмить с медсёстрами. Привычка. Без приколов не могу.
   И всё же ласки внезапно обрушившейся напасти не давали шибко расслабляться, подарив новую проблему - спать в закреплено-подвешенном состоянии, можно было только на спине, что у меня упорно не получалось. Да ещё тело представляло собой один сплошной синяк, отбивную, и любое его положение обламывало сон на корню, как не вертухайся.
   Чтобы как-то замазать боль и скукатищу, решился разведать, кто ж такой этот Салям-Адиль - к стыду своему, в моём кругозоре на этот счёт имелся пробел. Загрузил всех своих ответственным поручением.
   Благодаря шикарной придумке америкосов, это дело сейчас проворачивается легко - щелкнул мышью, не поднимая задницы от стула, и - порядок в танковых войсках!
   Выведал, что это - Первый секретарь ЦК компартии Ирака, активный деятель иракской революции, погиб в тюрьме от рук реакционеров. В том же году улица, на которой я имел счастье загоститься, получила его имя... Что ж, теперь будем знать. Как говаривал когда-то один восточный мудрец, фамилию не помню: "Новые знания никому не помешают".
  
   Больница, конечно, наводила не на самые радужные мысли. Антураж способствовал. Причём, как потом выяснилось, это ещё как раз хорошая больница. Другие - намного хуже... Хм, так себе утешение...
   Ничего. Главное - коллектив подобрался нормальный. Те, кто со стажем были уже продвинутые. Со стороны могло показаться, что они понимали в переломах ничуть не меньше врачей. Мэтры, прямо.
   Со знанием предмета, они разглядывали рентгеновские снимки новеньких, давали полезные советы, с важным видом говорили всякие умные, непонятные и таинственные слова.
   Хранились снимки под матрасами, чтоб в случае чего, сразу достать.
   Так ничего и не разобрав из разговора с врачом во время обхода, я с трепетом нерадивого студента перед всезнающим профессором, выудил из-под матраса свою "фотку":
   - Ребята, чего там у меня?
   - Двойной перелом у тебя. Вон, видишь - кость одна сломана, а вон - другая. Понятно?
   - Пока не очень.
   - Ничего, ничего. Полежишь, начнёшь понимать. Дело наживное.
  
   То, что любые знания - дело наживное, это я уяснил давно. Жизнь мало-помалу их постоянно прибавляла. Так вот живёшь и узнаёшь новое, новое, новое...
   Я вот долгое время думал, что "Чао!" - это значит "До свидания!". Смущали многочисленные кина, где это слово бросали напоследок. Даже в фильме про Ивана Васильевича, меняющего свою профессию, в самом конце, киска на прощание мяукает "Чао!".
   Только после нескольких поездок в Италию, до меня вдруг допёрло, что "Чао" - это вовсе не "до свидания", а "здрасьте"... "До свидания" будет "Арриведерчи". Во, как!
   Или, например, я только совсем недавно прознал, что слово "похерить" - вовсе не ругательное, а вполне нормальное, хорошее, литературное. Во всех словарях есть. "Похерить" - значит "перечеркнуть". Дело в том, что в дореволюционной России "хером" называлась буква "х". Отсюда и это слово. Надо же! А я-то раньше думал совсем другое...
   Так что, действительно, век живи - век учись... Дураком помрёшь.
  
   Оценивая новое жилище, поймал себя на мысли, что если рассуждать философски, здесь - просто идеальное общество. Все бескорыстно друг другу помогают, друг другу сочувствуют. Причём независимо от возраста, профессии и национальности. Древний дед помогает сопливому мальцу, и наоборот. Ходячие - неходячим, старожилы - новичкам. Дорогостоящие обезболивающие ампулы отдаются друг другу просто так. Общая беда стёрла все предрассудки.
   Всё объяснялось просто - тому, кто на своей шкуре это испытал, трудно не помогать себе подобным, беда людей меняет. Самое удивительное - в лучшую сторону.
   И позже, мне сочувствовали и помогали, прежде всего, те, кто, либо на собственном опыте испытал, либо у кого через такое прошли родные и близкие. Они меня понимали, и они были на моей стороне. Их было, конечно, не так много, и тем заметнее они оазисами выделялись на общем фоне. И когда меня уже тянуло на рваклю от змеиных рож и постоянного вранья, неожиданно встретив редкое понимание и сочувствие, я спрашивал, с чего это. Мне объясняли: "Да я сам имел счастье отведать" или "Моего брата так же изуродовали".
   Приглянулись мне и неписанные местные правила. Травматология - не аппендицит, корпоративная солидарность общей беды установила свои порядки, очень даже, по-моему, верные.
   Если кому приносят что-то вкусное, принято сначала предложить своим товарищам, а уж потом уминать самому. Чай и кофе - общие, никто не жлобится.
   Когда ужин в семь, взрослым мужикам до завтрака, который в девять утра, никак не дотерпеть. Поэтому незадолго до отбоя, в палате с помощью ходячих сооружается импровизированный стол и устраивается маленький сабантуйчик-междусобойчик, альтернативный коллективный ужин из собственных закромов, что Бог послал...
  
   Постоянно шла текучка. Каждый день беда кого-то подлавливала и спроваживала в новую жизнь. Некоторых судьба щадила - карябала туда-сюда. На некоторых смотреть было страшно - хоть глаза закрывай!
   Нашего полку прибывало и прибывало. Мне в голову как-то раньше и не приходило, что так много людей ежедневно уродуется. Вот что значит, когда беда случается не с тобой.
   Попадали и "иностранцы". Организм инозёмов, как выявилось, устроен точно так же. Гостей столицы все встречали гостеприимно и доброжелательно. Тепло приняли в коллектив новобранца-иностранца - парня-дальнобойщика из Белоруссии. Хорошо "поцеловался" с грузовиком - весь в стёклышках. Коллега! Тоже - нога, как колонна Большого. Уложили, как и меня, с гирькой. Весело, одним словом.
   Разговорили парня, выведали, что у него в Москве нет никого. Стало быть, к нему никто не придёт и ничего не припрёт. Перспектива у гостя столицы вырисовывалась совсем "праздничная". Это не дело. Устроили совет, кто-то предложил:
   - Ну что, берём над Серёгой шефство? - все поддержали, по-быстрому накатали список необходимых вещей:
   - Так, сигареты - надо? Не вопрос, сделаем. Зубную пасту, щётку, мыло. Чистую рубаху или майку какую-нибудь. Эту кровавую рванину выкинь. Чай, кофе, минералка у нас общие. Попросишь - дадут. Поможем.
   Конечно, надо было придти на выручку гражданину дружественного государства Ближнего зарубежья, свободно говорящего по-русски. Я и сам в своё время на собственной шкуре апробировал, что значит - попасть в беду вдалеке от дома. Когда ко всем приходят, а к тебе - нет, всем приносят, а тебе - нет. И мне в далёком краю товарищи по несчастью тогда конкретно помогли.
   Сколько же раз я потом задавался вопросом: "Неужели, для того чтобы в человеке проснулись человеческие качества, так необходимо, чтобы его жареный петух клюнул в задницу?". Как показала последующая действительность - почему-то необходимо! Видать, психология такая.
  
   Кое-что, правда, мне активно не понравилось. Курить в палате категорически запрещалось, но все неходячие тайком посмаливали, прилично при этом, рискуя - если кто-нибудь из персонала, или, что ещё хуже, из врачей, застукает - курево и зажигалку могли реквизировать. Курить позволялось только в туалете.
   По-моему, это - чушь. Как может привинченный к койке курить в туалете? Вместе с койкой что ли? Это невозможно. А так - он же прикованный к постели. Ему и так психологически туго, а его ещё и лишают одной из немногих оставшихся, пусть даже относительных, но радостей.
   Я так и не понял, зачем лишний раз надо терзать и без того несчастного человека.
  
   Новая жизнь нудно поскрипывала дальше, но вот, наступил неприятный момент. Как я его не оттягивал, а он подоспел всё равно. Природа брала своё. Никуда не денешься, реальность показывала свой ожидаемый оскал. Красный как помидор от стыда, я ничего не мог с собой поделать, но меня начало поджимать.
   Есть вещи, о которых не принято распространяться в приличном обществе. Все о них знают, но как-то умалчивают. Тем не менее, все это делают. Удаляются себе в уединённое место, где их никто не видит, и это самое.
   Причём, всю жизнь, и все как один. От бомжей до олигархов. Такова уж физиология человека...
   ...Терпеть, тем временем, становилось всё более невозможно. А я - как на витрине. Или как в аквариуме. Всем на обозрение.
   Самое скверное, одного из моих соседей по палате, довольно молодого ещё мужика, приехала навестить молодая жена. Голубки мило ворковали, дурачились, кормили друг дружку с ложечки.
   Очень не хотелось ломать их идиллию, но мне сделалось совсем невтерпеж. Эх, если бы я мог отвинтиться, встать, и хотя бы как-то докряхтеть до той заветной комнатки, куда не зарастёт народная тропа, где гостеприимно ждёт стульчак, и куда ходят пешком даже короли и президенты!..
   Наконец, чувствуя, что ещё немного, и будет поздно, что ещё хуже, я, сгорая со стыда, не выдержал:
   - Девушка, умоляю! Пожалуйста, выйдите на пару минут. Мне надо, а я вас стесняюсь.
   - Да, да, конечно!
   Какой позор!..
   Слава Богу, вышла. Мужики со стажем по-быстрому провели курс молодого бойца. Я-то и понятия не имел, как это делается при таких обстоятельствах.
   Предстояло самое тяжёлое. Прежде чем инсталлировать своё хозяйство в нужном положении, необходимо было поднатужиться и сделать мостик - каким-то образом приподнять напрочь отбитое, непослушное тело, и просунуть под себя железную птицу. Процедура, учитывая ещё и намертво закреплённую ногу - некая помесь Гестапо и средневековой дыбы. Типа "Говори!"
   Раньше я и не замечал, до чего ж приятно дома не спеша засесть с газеткой в полном комфорте. Что ж, всё познаётся в сравнении...
  
   Первый блин - комом, измазюкал все руки. Как в загадке: "Зимой и летом пристаёт к штиблетам". Пропитанные гигиенические салфетки не шибко помогают, половина на руках остаётся, особенно под ногтями. Умывальник - где-то на краю света, у противоположной стены.
   Теперь это дело надо по возможности замаскировать. Наложить сверху побольше газет - для эстетики и чтоб не воняло. Задвинуть под койку, и ждать, пока нарисуется таджичка-санитарка и унесёт моё произведение.
   У меня были заныканы специально наменянные мелкие деньги, по червонцу, чтобы можно было сунуть - чужой труд надо уважать, это мне мама с батей крепко втемяшили с малолетства. По вопросу вознаграждения решил посовещаться с товарищами по несчастью. Не одобрили:
   - Даже не вздумай! А то, что же получается, кто может сунуть, у тех - будут выносить. А кто не может? Им чего? Ждать, пока оно окаменеет?
   В итоге, сошлись на том, что будем благодарить конфетками или мандаринами какими-нибудь. Печеньем, там, или яблоками. Этого добра вроде у всех хватало.
  
   Невзирая на изменения, жизнь продолжалась. А изменения были - к музыке я теперь мог иметь отношение только в качестве слушателя. В качестве же исполнителя я себя представлял довольно смутно.
   Ещё более неясным рисовался срок моего расставания с музыкальной работой, без которой я свою жизнь давно уже не воспринимал даже теоретически. И не только из-за того, что это занятие приносило хоть и непостоянный, но вполне нехилый доход. Просто за годы я исподволь понял, что по большому счёту, ничего другого делать, в сущности, уже и не умею. Всё ж таки я - не академик Колмогоров. У меня узкая специализация.
   Мысли на эту тему совсем уже было унесли меня в заоблачные философские выси, как мою персону пришли навестить ребята из нашей команды - Костя и Дима. Молодцы, скинулись - в моём новом амплуа каждая копеечка теперь на счету. Бывшие коллеги оглядели профессиональным взором мой новый, далеко не сценический, видок:
   - Ну, как ты?
   - Как видите. Ходишь в школу, ходишь, и вдруг - бац! вторая смена! Рубил я капусту, рубил, и дорубился. Может, это не главное?
   - Может, и не главное. Но без капусты тоже далеко не уедешь. Вот тебя нету - и работы нету.
   - Ладно, - я вынудил себя улыбнуться. - Чего-нибудь придумаем. Я тут пока прохлаждался - заметно поумнел...

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

  
   Даже окно палаты было для меня недосягаемым. Через шконку. А так как это был ещё и четвёртый этаж, я со своей лежачей позиции мог видеть только небо. То синее, то серое, то чёрное, то бесцветное. Как лётчик.
   Всё, что происходило за окном, для меня теперь стало сродни радиопередаче. А за далёким окном строили. Причём, с утра до вечера. Тюкали и тюкали. Очень уютно...
   Миновал ещё один тягостный и болючий день. Прошло всего каких-то три дня по-новому летоисчислению, а казалось, что просвистел уже чуть ли не месяц. Иллюзии рушились, и жизнь заставляла принимать правила новой игры - не распускать нюни, а заниматься делами. Взяв себя в руки, решать поджимающие организационные вопросы - выключив сопли, давать звонки на производственную тему. Мысли, конечно, вразлёт, но делать нечего.
   Я начал названивать. С грехом пополам удалось аннулировать намеченные на июнь дела. Конечно, порядком поволновался, и не без причины, как незнакомые люди воспримут моё вынужденное отсутствие. Рассказал всё как есть.
   ...Хоть здесь пронесло. Обошлось без неприятностей и неустоек. А то был бы сюжет!
   Да уж, в нашем деле есть не только свои плюсы, но и свои минусы. Издержки профессии - выбывание из строя в ремесле нашем как-то не предусмотрено...
  
   Что не говори, а с коллективом мне, как правило, всегда везло. И теперича народ подобрался весёлый - в любых ситуациях нормальные люди норовят шутить. Пистон всех застиг врасплох, и только юмор заглушал ржавчину накатов боли.
   С утра до вечера, гоняя чаи-кофеи, мы балагурили, и, как большие дети, подкалывали друг друга. Кто во что горазд. Иначе без юмора, наверное, нас давно бы уже замкнуло. Получался такой джем-сешн, что не слишком привыкшие к смеху больничные стены, и те, думается, вынуждены были признать явное превосходство веселья над сыростью.
   Прикольный бородатый дед с койки возле окна, смахивающий одновременно и на Санта Клауса, и на Бармалея, хохмогон знатный, как-то очень артистично, в лицах, травил похабные анекдоты. Анекдоты были, как положено, со всеми шкварками, шамкающие старческие интонации только добавляли юмора в сальную ткань повествования.
   Дедуля, молодчина, хоть немного, но всё же поднимал своим искусством общий минор, и заставлял ненадолго забыть о действительности. Когда подошла пора, и деда выписали, его отсутствие сразу стало заметным, а все вокруг как-то организованно потускнели.
  
   Юмор ощущался даже там, где его, по идее, быть не могло. С чьей-то неведомой лёгкой руки обитатели травматологического отделения были ради прикола поделены на несколько категорий. Самые многочисленные - "бриллиантовая рука" и "костяная нога". Я, стало быть, по этой классификации, считался "костяной ногой".
   Что ж, в самом деле - прикольно. Нет, без юмора нельзя, это точно. Иначе одуреешь.
   Мимо меня проплывали чужие обломанные судьбы. Самые разные. Я со своей лежанки изучал, как новые товарищи справлялись с тяпнувшей их бедой, и, что называется, мотал на ус. Кто-то держался на высоте, кто-то - не очень.
   Кто помоложе, бывало, вообще не въезжал до конца. Как сосед по палате, совсем ещё зелёный пацан. Отлежав своё на вытяжке, он готовился к завтрашней операции. Ногу, которую предстояло ремонтировать, накануне полагалось побрить, чтобы не так больно потом отдирались бинты при перевязках. А хлопчик молодой, совсем ещё дурачок, когда его брили, только таращил по-детски выпученные глаза:
   - Это что же, у меня теперь одна нога будет волосатая, а другая - нет?
   - Сынок! - вразумил его кто-то из взрослых. - Ты о чём думаешь?! Подумай лучше не о волосатости своих ног, а о том, будешь ли ты ходить!.. И, главное - когда!..
  
   Невзирая на ещё полный бардак в глобусе, я начал понемножку рыпаться. Дал задание - разнюхать хоть что-нибудь, по нацарапанному незнакомым другом номеру, хотя бы вычислить владельца машины, которая меня отполировала - задание, в общем, несложное...
   Владельца лимузина установили быстро. В наше время - это проще пареной репы.
   Но оказалось, что от этого неизвестных в уравнении меньше не стало.
   Как паршиво я не соображал, всё же допёр, что тут какая-то чертовщина. Тачка давно уже по доверенности оформлена на другого, владелец на ней не колесил, а по поводу моей истории - хозяин вообще ни сном, ни духом. Его на злополучном перекрёстке не было. Да и по возрасту не сходилось. Те, кажись, молодые были, а этот мужик взрослый...
   Как в старом-старом анекдоте: "Прощальное выступление циркового артиста-дрессировщика, долгие годы радовавшего публику сногсшибательным номером - мартышка поёт, а крокодил аккомпанирует ей на пианино. Номер покорил весь мир, но нет ничего бесконечного, пришла пора уходить.
   И, как положено, после последнего выхода на сцену - банкет за кулисами. Гуляет весь цирк, все говорят дрессировщику тёплые слова. Директор цирка отводит артиста в сторону: "Ну, открой секрет, как ты этого добился?". Дрессировщик отрицательно крутит головой. Директор продолжает наседать: "Ну, скажи!". Артист ни в какую. Директор уламывает с новой силой. Наконец после долгих уговоров дрессировщик сдаётся: "Никому не скажешь?" - "Могила!" - "Ну, так и быть, слушай!.. Мартышка только открывает рот. Поёт и играет крокодил!"
  
   Так что, в отношении обстоятельств, откомандировавших меня на больничную койку, по-прежнему оставалась полная непонятка. Нетерпеливо теребя прыгающие и путающиеся мысли, я ждал развития событий. Боль мешала соображать. А новостей упорно не поступало.
   Я уже не знал, что и думать, как пожаловал дознаватель из ГИБДД.
   К этой организации у меня, как и у многих, всегда существовало отношение не самое лицеприятное из-за её многочисленных представителей, щедро воспетых в фольклоре и изрядно обогативших её репутацию весьма лихими проявлениями своих талантов.
   Ну да ладно. Деваться некуда. Может, этот - хороший.
   Мысленно я рискнул взглянуть на себя со стороны, и мне стало тошно. Видок у меня, сказать по правде, был заунывный. Помимо слоновой ноги - распухшая физия размером с большой арбуз, фонарь под глазом. Ещё и торец небритый, как-то не до этого... Красавец, одним словом!
   Ну, прямо - на кастинг! Везде ждут, все двери распахнуты. Уже глаза проглядели, а меня всё нету и нету...
   И, само собой разумеется - запашок, который никакими дезодорантами не отобьёшь. Типа понюхал дед Ромуальдыч свою портянку, и аж заколдобился...
   Как я не пшикал, эффект - что-то не очень. Гамма запахов лежачего больного сопротивляется доблестно. Стыдно, хоть сквозь землю провались, да делать нечего, снимать трусы через голову пока не научился.
   Тогда я ещё не представлял, что первый раз сносно помыться смогу только в конце сентября, поэтому лето, в силу этого, будет соответствующим, сухим. "Да здравствует мыло душистое и полотенце пушистое!"
   Дела! А ведь ещё несколько дней назад я принимал душ ежедневно...
  
   Страшно комплексуя по поводу своего вида, я приготовился давать показания. С удовольствием бы отказался, если б мог.
   Гаишник начал задавать вопросы. Характерный нестоличный говорок. Всё понятно...
   ...Только через полгода я узнал, что это он принимал у меня заявление в соответствии со статьёй 141 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. А на тот момент, что про кодекс, что про статью я знал не больше, чем про сельское хозяйство Парагвая. И слова-то "дознаватель" тогда тоже не знал. Короче, был ни в зуб ногой. Ни бэ ни мэ.
   Да и надо признаться, законодательство допрежь меня вообще никогда не интересовало. Иногда доходили отзвуки сарафанного радио о каких-то страшных вещах, кои мне казались преувеличенными слухмейкерами...
   ...Первые же вопросы показались дурацкими. Год и место рождения. Ответил - 1965. Москва. Ну, это ясно. Ладно. А вот дальше - какой-то бред сивой кобылы. Образование. Ну, сказал - высшее. А это ещё зачем? При чём здесь моё образование. Какое это имеет отношение к ДТП? Глупистика какая-то! Калечат независимо от образования. Хрясь - и готово!..
   Место работы. Я застрял в замешательстве. Что я буду выкладывать, как свалил из областной филармонии на вольные хлеба, потому что в филармонии концертов нету? Или как мы с ребятами хотели соорудить ООО, заделать что-то вроде концертного агентства, но у нас хрен чего вышло? Пришлось говорить, что не работаю.
   Что за бредятина! Да я с пятнадцати лет фигарю, как негритос на плантации! И за всю жизнь практически не бывал в отпуске. И, кстати, ни разу не брал больничный! Даже не знаю, как он выглядит...
   Память освежила, как сам заработал на первый в своей жизни магнитофон. Ещё катушечный. "Маяк-203" назывался. Стерево! Вещь!
   На дворе бурлил олимпийский восьмидесятый год. Жили мы скромновато - мама получала мало, батя был партийным, и очень идейным, мы кое-как сводили концы с концами. Я ещё в школу не пошёл, а уже не понаслышке знал, что такое ломбард. Так что покупки за триста рублей нашей семье были не по карману, а мне мафон был нужен позарез. И не какой-нибудь, а чтобы играл нормально - я уже начинал потихоньку заболевать музыкой.
   Пришлось отказаться от привычного образа жизни, завязывать с дуракавалянием и срочно выискивать решение проблемы, раз такое дело.
   И вот - выход найден. Летние каникулы между восьмым и девятым классом. Мне как раз стукнуло пятнадцать годов, и теперь можно совершенно легально на целых три месяца устраиваться на работу. Справка из школы - и вперёд! Красота!
   Желанная справка, наконец, сияла нужными печатями, и впереди призывно трубила первая в жизни трудовая вахта. Всё чин чинарём! Даже не верилось - у меня будет первая зарплата, заработанные собственным горбом свои деньги!
   Скооперировался с одноклассником, которому не хватало на мотоцикл. Отыскали подходящее место. "Требуются грузчики на овощную базу". Годится! Подсчитал - к началу учебного года нужная сумма набиралась. Даже - больше, ещё на плёнки останется. Устроился...
   У меня до сих пор дома, на видном месте выставлено на обозрение памятное фото, где я красуюсь на фоне батареи из ящиков - начало трудовой деятельности!
   Работа давалась тяжко, разгрузив очередную машину, я, буквально, падал. Домой приползал без ног, зато с определённой гордостью глазел на первые трудовые мозоли. Чувствовал себя взрослым и очень гордился своей работой, настоящей, мужской. Чай, не бумажки в конторе перебирал! А главное - была цель, и этой цели я добился!
   Чуть не надорвался, правда. Но это были уже мелочи, не испоганившие общего настроя.
   С этого момента все последующие каникулы у меня были рабочими. Детство закончилось...
  
   Ну, не работаю, значит, не работаю. Сейчас, вроде, можно.
   Попытавшись кое-как собрать в охапку взволнованно разбегающиеся мысли, стал рассказывать, как было дело. Естественно, запинался, путался, перескакивал с пятого на десятое - в голове-то пока мешанина. Нетвёрдо спросил:
   - Этих гадов-то задержали?
   - Задержали, - с ласковой интонацией промурлыкал гаишник.
   Ничего более определённого выдоить не удалось. Ладно, понадеемся на справедливость.
   Прочитал, подписал. Котёл варил не ахти как, мозги - вверх дном, но вроде бы всё выложил. Рассказал без утайки.
   И чего дальше? Гаишник мне так ничего и не объяснил, от него я не разжился ни фамилиями, ни какой другой полезной информацией.
   А сам по волнению, дерьмовому самочувствию и незнанию, спросить, естественно, не додумался.
   Мужик был в "гражданке", так что его звания разобрать было нельзя. Хотя мне было не до звания. Мне в тот момент было до того голимо, что я даже и лица его толком не разглядел, на следующий день - и то не узнал бы. Какое тут звание!
   И фамилия его, меня тоже тогда мало интересовала. Мне было совершенно по барабану - Иванов он, Петров или Дунь-Плюнь-Финтиковский.
   А зря! Надо было бы полюбопытствовать!
   Но я до такой степени угрызался из-за своей видухи, что вообще старался на него не смотреть, отворачивая страхолюдную голову в сторону, и пытаясь по возможности куда-нибудь спря-тать свою наливную мордень. И в бумаги его толком не заглядывал, пробежал глазами - переведено на суконный язык, но вроде бы всё верно, кажись, не переврано.
   Наконец, я с облегчением вздохнул - пытка была окончена, гаишник уехал.
   В этот самый момент я совершил первую серьёзную ошибку. Раззява! Увлёкшись эмоциями, да ещё и не имея никакого опыта, я так ничегошеньки не выведал. А надо было обо всём расспросить. И, в итоге - получил.
   Как там у Пушкина? К беде неопытность ведёт.
  
   Если вы, не дай Бог, оказались в подобном положении, во-первых, узнайте фамилию лица, занимающегося расследованием, его действия необходимо контролировать. Во-вторых, зарубите на носу, ваше право - давать показания в присутствии юриста. Это в оптимале - самое милое дело. Если вам, конечно, позволяют средства. Пошукайте, наскребите как-нибудь.
   Суть в том, что вам сильно мешает "человеческий фактор" и отсутствие опыта, а профессиональный юрист с холодной головой и без ненужных маракасов сработает всё грамотно, по науке, и главное - в ваших интересах.
   Кстати, я впоследствии выяснил, что водила, благодаря которому моя жизнь заиграла новыми красками, своими правами воспользовался полностью, согласившись давать показания только в присутствии адвоката.
   А я же, переваривая визит, пробовал делать первые выкладки. Ничего толком не зная и не понимая, пытался прочухать ситуацию, подводя итоги, в которых в тот момент по понятным при-чинам я едва ли мог что разобрать.
   И даже близко тогда не догадывался, какие приключения меня дожидаются! Что за "Песнь о Гайавате" грядёт!
   Но это - погодя, через несколько месяцев...

ГЛАВА ПЯТАЯ

   Нескончаемыми вечерами, когда тоска и боль особенно жрали душу, в истомлённую бессонницей палату, забегала сестричка делать обезболивающие уколы. Естественно, все принимали самый что ни на есть жалостливый вид, и в один голос клянчили, чтобы их укололи. Девушка пробовала урезонивать:
   - Ребята, лучше терпите, после операции будет намного больней. А уколы нельзя делать бесконечно - эффект пропадает.
   А как же терпеть-то? Ночь - самое развесёлое время! Хошь пляши, хошь на стенку лезь. На выбор. Что больше по душе... Мне же из-за моей гирьки и ушибов, не подходило ни то, ни другое.
   Это я к тому, что именно на ночь глядя всё активизируется, превращаясь в какую-то затяжную инквизиторскую пытку. "Спи моя радость усни, в зале погасли огни". От обезболивающих таблеток - толку мало. Всё равно болит. Кажется, будто по всему телу колошматят кувалдами, а череп сверлят дрелью. Вилы...
  
   Я сызмальства был, в принципе, терпеливым к боли. Жизнь закалила. Всыпала хорошо, помяла как следует, на десятерых, наверное, хватило бы, и ещё осталось. Всяко бывало, короче.
   Много чего моя шкура отведала, мало не показалось. Даже пороху понюхал, кстати. Причём, не фигурально, а очень даже по-настоящему, сувенирчик сохранился.
   Но при всём при том житуха меня вроде не обозлила. Старался как мог всегда сохранять позитив, и поэтому справлялся как-то.
   Зачастую работа лечила. Упрямо вламывал, как миленький, и при температуре под сорок, и с коликами, и с зубками. Как-то раз даже, отбарабанив программу, прямо с концерта пулей летел к "зубиле" на Красносельскую, где в те годы работала круглосуточная стоматология.
   Да, но это было давно и неправда. Проехали. Жарило именно сейчас. Шашлык-башлык - хоть куда! И ещё так долго! Всё, что было до того, теперь казалось цветочками - особенность человеческой памяти. Сейчас же, похоже, начинался урожай ягодок - скручивало по-полной. Пробирало и выжимало, превращало в кипящее варево. До конца это сможет понять только тот, кто сам попарился в такой баньке.
   И почему-то раньше на мне всё заживало, как на собаке. А вот на этот раз я что-то оплошал.
  
   По жизни меня здорово выручало врождённое упрямство - зубы стиснул, и упёрто делаешь своё дело, стараясь ни на что не обращать внимания. Что бы не происходило.
   Помогало, кстати!.. Хотя тоже не всегда...
   Иногда бывало, и перебарщивал. Особенно, когда был неправ. Но, тем не менее, гнул свою линию до тех пор, пока сам, в конце концов, не признавал свою неправоту. Если признавал, конечно - меня иногда слегка заносит на поворотах. А иногда и не слегка.
   Но сейчас не о том. Так вот, случилось как-то в ранней юности, я проявил волю - самостоятельно удумал учиться пилить на гитаре. Не уметь было вроде как нельзя. Положено уметь, и точка. Все пилят, а я чего? Вот и решил не отставать.
   Заниматься стал по какому-то опасному самоучителю, ну а лопату по бедности раздобыл, естественно, самую дешёвую, "Шаховскую", за пятнадцать рэ. На мебельной фабрике топором сработанную.
   Руки болели дико. Но я стремился не обращать на это внимания - на повестке стоял вопрос моего престижа и самолюбия. Упрямо терпел изо всех сил, хотя левую руку, когда я, следуя самоучителю, пытался брать баррэ, словно прищемляли дверью.
   Никого не слушал из принципа. Твердолобо пыхтел и пыхтел.
   Уже хотелось выть от боли и обиды, потому что, как я не бился и как себя не мучил, достижением желаемого результата даже близко не пахло. Звучал какой-то полный пердимонокль, просто рак ушей.
   За советом обратиться не хотел категорически: "Без сопливых обойдёмся!". Тупо продолжал в том же духе. Становилось всё больнее, а толку не было и не было.
   Только вконец измаявшись, когда уж сделалось, ну, совсем сурово, я всё же не выдержал. Заставил себя запихнуть поглубже свои амбиции. Скрепя сердце, всё-таки решился на консультацию. Выяснилось, хоть и поздновато, что причина-то крылась не во мне. Инструмент был неправильно отрегулирован - "лески" крепились слишком высоко, а я, конечно же, этого не знал. После того, как высоту подкрутили, дело сразу пошло.
   Сюжет этот на меня подействовал обучающе - мне стало незападло переспрашивать, если я во что неврубиссимо. Поэтому с тех пор, если я где чего недоруливаю, то в этом честно признаюсь. Чего из себя меня корёжить? Себе ведь дороже выходит!
  
   Где-то совсем рядом, невдалеке, жизнь выделывала свои обычные выкрутасы, а вокруг меня тоскливо сменяли друг друга скрипучие, как несмазанная телега, дни за днями.
   Разницы в них было мало. И события были какие-то мелкие, никчемушные.
   Например, ни с того, ни с сего, подвалила неприятность - в один прекрасный момент отобрали курево и зажигалку. Когда совсем начало плющить, не утерпел, решил маленько убить в себе лошадь, да плохо законспирировался и утратил бдительность. А тут, как снег на голову, в палату заглянул ординатор, причём, как назло, из особо рьяных.
   Я и нарвался, попал под раздачу. Мне, как обычно, повезло...
  
   Даже в самой вкусной и с детства любимой еде теперь появился горьковатый привкус. Жрать совсем не хотелось. Что-то новое. Обычно когда мне хреново, на меня нападает жор.
   То, что недавно мирно дремало на задворках сознания, переселилось на передний план. И наоборот, вещи, считавшиеся доселе важными, вроде курса доллара, отъехали взад, и с новых позиций казались сущей ерундовиной. Под натиском налетевших изменений, психология преображалась.
   Замучили мухи. Наглые. Сядет такая дрянь на больную ногу и сидит, и сидит. А ты до неё даже дотянуться не можешь, не то, что прогнать. Глазеем друг на друга - я на неё, она на меня...
   "Муха села на варенье, вот и всё стихотворенье". Жирные безобразные мухи регулярно внаглую делали своё мушиное дело на мою привинченную ногу, а я мог только бессильно за этим наблюдать. Я был настолько беспомощен, и закрепленная намертво нога - настолько далеко, что ничего не мог сделать. Похожие ощущения, только в куда большей степени, мне ещё доведётся впоследствии испытывать, когда я попробую "повоевать".
   Были и положительные, даже познавательные моменты. Не без интереса я выяснил, что наши высокие кровати - американского производства. Переданы во время войны по ленд-лизу. Для раненых. Вечная вещь, всех нас переживёт. Кто бы мог подумать!
   Специальный механизм позволял плавно опускаться и подниматься, когда надо пожрать. Хай Тэк! Правда, самому этого сделать было невозможно, приходилось кого-то просить, ибо ручка, которую крутят, распологалась где-то снизу - лежачему на вытяжке до неё не дотянуться. Но всё равно, классное изобретение.
  
   За окном вовсю звенело звонкоголосое лето. Его отзвуки угадывались в распахнутых окнах, запахе приносимой, появившейся уже, клубники, и даже в сандалетах, совершающего обход, лечащего врача. Особо убивало, что оно существовало для других, а не для меня.
   Засверлила мысль, что лето, на которое я возлагал столько надежд и планов, в этом сезоне для меня отменяется. Программа выполнила недопустимую операцию и будет закрыта.
   А лето в нашей полосе, по моему мнению - просто шик с отлётом! Даже не обязательно дуть ни на какие курорты, на них переть надо зимой, когда в наших степях холодно. Летом же весь пакет удовольствий можно получить и в Подмосковье. И тебе - купание, и тебе - загорание. Чего ещё надобно, старче?!
   Тёплых и ясных дней много, есть когда погреть сиденье на солнышке. И кто бы там чего не бухтил, лето у нас гораздо приветливее, чем, скажем, у наших западных соседей по континенту. Уж я-то знаю, бывал-с.
   К примеру, в Голландии, куда меня в своё время командировали от института на стажировку, мне здорово поганили впечатление серое небо, постоянная сырость, и ежедневный нудно-мо-росящий дождь. Из-за этого в стране тюльпанов носки сохли неделю. У них, капиталистов, одних носков не напасёшься! То ли дело - у нас!.. Эх, лето, лето... Котлета!
   От лежания на одном месте и какой-то, просто хронической, боли, тараканило. Свалившиеся на мою непутёвую шею катаклизмы тупили. Я заказал книги, журналы музыкальные, через не могу пытался вникать, но чтиво воспринималось с трудом. По полчаса мурыжилась одна страница, а смысл прочитанного не доходил нивкакую.
   Вроде того, как пошутил один остроумный чел:
   - Во! Купил себе классный учебник "Немецкий язык за тринадцать дней". Три года уже читаю!
  
   Шрамов после 30 мая на моей морде прибавилось. На целых три единицы. Хотя их и так там хоть отбавляй.
   Возможно, некоторые вещи я воспринимаю слишком близко. Ничего не могу поделать - такой уж темперамент. В работе это помогало, в жизни - не всегда.
   И всё-таки, до чего ж хреново валяться, когда лето на дворе, а ты его ощущаешь только из-за того, что в палате дышать нечем и окна - настежь!
   И почему меня не привинтили возле окна? Тогда хотя бы в окно смотрел, что ли. А так, полный амбец. Даже окно - и то, как будто где-нибудь в королевстве Лесото.
   За недоступным окном - только космы облаков. И опять строят! Тюк, тюк, тюк! Достали уже!..
   Насколько всё-таки ходячим проще! У них - качественно другая жизнь. Ходячие вылазят гулять на улицу, на волю, загорают. Им можно на выходные отпрашиваться домой, надо всего-то только заявление черкануть. А ты - как кандалами прикованный, прям Прометей...
   Вот чего у меня никогда не было, так это зависти. Никогда жаба не душила, никогда никому не завидовал. Теперь же стало твориться что-то непонятное. Только и глотаешь слюнки:
   - Везёт вам, мужики. Можете хоть на улицу выйти пропердеться. А то лежишь тут, тухнешь и тухнешь. Только и производишь, что срач под себя. Уже затрахало. Я вон и забыл, когда на воздух выдвигался последний раз.
   - Чего, хоцца жопу от шконки оторвать?
   - Однох...ственно! И хочется, и колется, и мама не велит!
   ...А тем временем, на улице бушует лето, ударяя в голову непонятно с какого перепугу выплывшей прилипчивой мультяшной песенкой из детства:
   Вот оно какое, наше лето,
   Лето яркой зеленью одето.
   Лето тёплым солнышком согрето,
   Дышит нежным ветерком.
   Ля- ля- ля ля- ля- ля....
  
   Моих соседей одного за другим забирают на операции. В таких случаях дверь заглядывает ординатор и говорит, прямо как Гагарин:
   - Поехали!
   И очередника отсоединяют, голышом перекладывают на каталку, и увозят резать. Парадокс - все знают, что будет очень больно, но все этому рады. Потому что ожидание выматывает.
   Мне же пока до этого, как до Луны...
   Обратно к нам в палату послеоперационники уже не возвращаются. Послеоперационная палата - другая, с низенькими беленькими кроватками. Там как-то посолидней, что ли.
   После операции улыбку сдувает даже с самых смешливых. Но зато после резьбы - они худо-бедно, но ходят! Пусть с черепашьей скоростью, неуверенно, на костылях, но шландыбарят!
   Да, это больно. Но им можно самим сползать в дабл, занять там сидячую позицию и отбомбиться по-человечески, а не позориться прилюдно, просовывая под мягкое место эту гадость, а вслед за этим ещё и унижаться, выжидать неизвестно сколько, пока твоё творение уволокут.
   Плюс в заседательном офисе, помимо всего прочего, можно, ни от кого не хоронясь, спокойно дымнуть...
   И никто у тебя за это курево не отнимет, как у некоторых. А тут и так тошно, да ещё и поцибарить не дают. Приходится шифроваться, как школьнику.
   Кстати, в школе я не курил, чего не было, того не было. Поэтому и таиться было ни к чему. Так, побаловался пару раз сдуру. Закурил взрослым... Зря, конечно.
  
   ...Через прозрачную дверь я наблюдал, как в коридоре недавно прооперированный мужик в годах, уже отмеченный отдышкой и ворохом других возрастных болячек, мучительно учился ходить на костылях. Я это дело уже мысленно прикидывал на себе. Мне не сегодня-завтра тоже предстояло эту науку осваивать.
   Задача, понятно, у мужика была не из лёгких - каждый шаг ему давался с невероятным усилием, орошаемым обильными струями пота. Было что-то общее с ребятёнком, делающим первые в жизни шаги. С той лишь разницей, что у ребятёнка ничего не переломано и ничего не болит. А у мужика на этот счёт - три в одном. И перелом, и боль, и возраст...
   Это что! Немного погодя я допетрил, что смотреть - это одно, а делать самому - это совсем-совсем другое. Когда сам встал на ходули.
   ...Зачем-то постоянно мыли полы. Чище от этого, по-моему, не становилось. Зато появлялась реальная маза поскользнуться. Я даже, грешным делом, когда уже сам начал одноного прыгать, в сердцах подумал, что может быть мытьё это делалось для того, чтобы на мокром скользком полу побольше народу попадало, народ-то всё больше - вон какой...
   Прооперированные бывшие соседи заглядывали к нам в гости. Пытались держаться молодцами, но их тяжёлые лица выдавали, до чего им больно.
   Всё равно, им было куда проще, они уже хоть как-то ползали, и, по крайней мере, могли самостоятельно добраться до сортира, а это - немало. У прооперированного - совсем другая жизнь, и после всех "аттракционов" она резко поднималась в цене. Уж кто-кто, а я в этом убедился.
  
   Ставшие невольными свидетелями беседы с дознавателем, и оказавшись в силу этого в теме, мои соседи по палате организовали "заседание месткома":
   - Да, Алексей, не подфартило тебе!
   - Какое там подфартило. Я вообще не знаю, что теперь делать. Все планы полетели. Будь я виноват, и то было б обидно. А когда ещё и не виноват ни в чём - обидно вдвойне! Х...йня какая-то. И так-то некогда яйца чесать, забот - невпроворот! А тут ещё - вон чего! Валяйся теперь неизвестно сколько. И вдобавок, остался я, похоже, без лета.
   - Похоже, ты остался не только без лета. У тебя ещё много чего п...здой накрылось. Ты просто ещё не въехал. Готовься, у тебя это надолго. Верняк, пара операций тебе гарантирована. А может, и больше. Глянь, тут есть мужики, которым по четыре, по пять операций за...уячили. Главное - нАчать. И - вперёд!.. Ладно, а по поводу ДТП своего чего думаешь?
   - Пока ничего. Мне этот деятель ничего толком не объяснил.
   - И не объяснит. Кого е...ёт чужое горе?! Это твоё счастье, что хоть один хороший человек попался, номер тачанки успел записать. Видать, не всех хороших людей истребили. Значит, ещё не всё потеряно... Хотя, записанный номер - тоже не факт. За бабки всё можно переворотить. Мало ли - клевета или ещё что. Х... чего потом докажешь! Вариантов отмазки до хренища... А ты чего, в самом деле, не виноват? Колись!
   - Конечно, это же легко проверить.
   - И трезвый был?
   - Как стекло. Это-то проверить ещё легче, в документах же при поступлении пишут тверёзый или кирной... Да не-е, мужики, в данном конкретном случае получил я п...зды, ну, совершенно не за дело... Будем надеяться, что разберутся.
   - В лапу надо дать, а то так разберутся, что мало не покажется. Вы...бут без вазелина. Ты, видать, редко сталкивался с гаишниками. Разуй глаза. На каждом шагу - не подмажешь, не поедешь! Уже открыто на крыле машины по грязи пальцем рисуют сумму.
   - Ну, нельзя же так под одну гребёнку. Тем более, у меня вон - особый случай...
   - Да ну тебя! Особый у него случай. Обоссаться про войну! Вся репа в узорах, биография-то, похоже, бурная была, а всё, как маленький, в сказки веришь!
   - Не верю я ни в какие сказки, просто человек так устроен, что до последнего на что-то надеется. А что до биографии - в оранжерейных условиях особо не жил, и, действительно, есть, чего вспомнить. Говна налопался. Говорят, за одного битого двух небитых дают. Я так не согласен. За меня двух - мало будет. Больше надо. Жизнь так отм...дохала, что сам хренею. Но вроде не озлился. Хотя запросто мог бы. Да и прелести ДТП, и то, между прочим, хлебнул в полную силу.
   - Да не гони.
   - Чего гнать-то! Вон, сувенир на лобешнике. Черепно-мозговая. Тоже, между нами, приятного мало. Схлополтал тогда качественно, от души... Диск был так отформатирован - одни бинты и в них прорези. Но это давно, правда. Ещё в совковые времена. Проехали... Что интересно, выкарабкался в тот раз я довольно быстро. Наверное, молодой потому что был. Но дал себе зарок - отныне за руль никогда не садиться.
  
   Своим коллегам по беде я, конечно же, не поверил.
   Во-первых, мне казалось, что поправиться я должен довольно-таки скоро. В душе я тешил себя прогнозами, что уже где-нибудь так, к сентябрю, я буду, ну если не как огурчик, то, по крайней мере, в сторону того.
   А во-вторых, я, придурок, действительно рассчитывал на справедливость. Надеялся на полном серьёзе. Мыслил какими-то устаревшими, заплесневелыми представлениями, из другой эпохи. Это я уж потом допёр. Когда получил "добавку"...
   Ну, что ж, не угадал...
  

ГЛАВА ШЕСТАЯ

  
   ...Далёкий девяностый год на одной шестой части суши ознаменовался не только талонами на товары первой необходимости и популярной хохмой:
   "Приходишь ты в гости, а тебя спрашивают: "Вы руки будете мыть с мылом? Ну, тогда будете пить чай без сахара".
   Тот славный год стал ещё и апогеем гастрольно-перестроечного чёса. До августовских событий и Беловежского соглашения, после которых гастрольная лафа резко пошла на спад, было ещё далеко. Работа кипела, не работали только ленивые. Концертов было море, и ходили на них охотно. Любое говно шло на ура.
   Я же, сам изумляюсь, как, но тогда умудрялся числиться аж в двух коллективах одновременно. Бывало, что домой попадал раз в два-три месяца. Работа вязала по рукам и ногам.
   Малость отравляла жизнь одна загвоздочка - деньги тратить было не на что, на прилавках царил полнейший голяк. Но, как это не странно, дефицит какими-то неведомыми способами всё равно добывался.
   Начало девяностого года для меня, как положено, предварялось страдной порой - новогодним чёсом. Тогда же, кстати, мной был установлен и личный рекорд, впоследствии так не побитый - в самый чёсовый предновогодний день я сумел отработать аж на шести площадках!
   Отбомбив всякие там ёлки-палки, капельку покочумал, расслабился. Но уже в конце января меня ожидал новый рывок - предстояло дуть на гастроли в далёкий город Ташкент. Там проводился местный праздник - тоже Новый год, только корейский.
   В Узбекистане - довольно много корейцев, их туда насильно переселили из Приморья перед самой войной. Неприятный и малоизвестный факт из нашей Новейшей истории, о котором обычно умалчивают. Лично я, например, об этом до той поры ведать не ведал, хотя по истории вроде бы всегда был подкованный.
   И, конечно же, как любой народ, корейцы Узбекистана отмечают национальные праздники.
   А Новый год - праздник, как известно, весёлый. Его всегда и у всех справляют с размахом.
   Неудивительно, что и на этот раз устроители постарались, затеяли праздничную сборную солянку, пригласили большую тусовку из Москвы.
   Оплата - соответствующая, Новый год всё-таки.
  
   А у меня через три дня предстоял День варенья. Причём - непростой. Двадцать пять годов. По идее, к самому торжеству, я уже должен был отпилить и вернуться. Гостей назвал - юбилей как никак! Утешал себя тем, что гонорар - нормальный, вот как раз и накосит счастливый юбиляр на изобильную выпивку и закуску к праздничному столу, раз такое дело.
   Да и отказаться нельзя - в миг уволят без разговоров... Делать нечего, надо.
   Надо значит надо. Развалившись в кресле на борту комфортабельного красавца ИЛ-86, по тем временам, лучшего воздушного судна нашей необъятной Родины и гордости единственной в стране, пока ещё нерушимых пятнадцати республик, компании "Аэрофлот", я держал путь в далёкую столицу солнечного Узбекистана.
   Предыдущий денёк был насыщенный - пришлось отбить два концерта. Подустал, надеялся храпануть в самолёте - перелёт-то долгий. Да вот непруха - где-то простыл. По этой причине покемарить во время полёта так и не удалось. Те, кто много летал, знают про этот бич авиаперелётов - когда летишь простуженный и сопливый, начинают жутко болеть уши. Чтобы приглушить ушную боль, приходится всё время усиленно глотать слюни. Тут уж хрен заснёшь...
   Наконец, после многочасового перелёта под ногами зашуршала долгожданная ташкентская земля. Страшно хотелось спать, глаза закрывались, заодно давил ещё и большой сдвиг во времени. Сам того не ведая, я оказался в плену обстановки, убаюкивающей ко сну.
   В аэропорту нас встретили несколько корейцев-устроителей и стали рассаживать по машинам для отправки в гостиницу. Когда очередь дошла до меня, я уже окончательно клевал носом.
   Зевая, я попросился на заднее сидение и со словами "Разбудите, когда приедем в отель", свернувшись клубком и подложив руки под голову, сразу же дал храповицкого.
  
   До гостиницы я так и не доехал, и достопримечательности города Ташкента не повидал, хотя в этом древнем городе мне тогда пришлось подзадержаться неслабо.
   Спал я, похоже, настолько крепко, что лобового столкновения нашей "девятки" с "Волгой", даже не заметил. От удара нас хорошенько встряхнуло, и моя башка со всего размаха влетела во что-то твёрдое. Я тут же выключился, так ничего и не поняв.
   Из-за того, что я дрыхнул, как сурок, мне, естественно, не удалось никак себя обезопасить, и пострадал я больше всех. Остальные как-то сумели прикрыться, и у них вообще дело обошлось без госпитализации, а я с проломленной тыквой был сбагрен в ташкентскую больницу. Надолго.
   Отпахав программу, тусовка, разумеется, улетела домой в Москву, а я остался...
  
   Прооперировали меня, когда я ещё был в отрубе, поэтому очухался я уже после операции, рожа вся забинтована, а сверху какая-то дурацкая повязка типа шапки. Те, кто прошёл через черепно-мозговуху, знают такие повязки. В простонародии их называют "Чиполлино" - по форме они действительно смахивают на всем известного героя Джанни Родари.
   Почти на полтора месяца мне пришлось зависнуть в городе хлебном, из них - месяц я просачковал в медицинском учреждении, номер которого мной уже подзабылся за отсутствием надобности, давностью происходящего и под натиском более новых приключений, в которых у меня никогда не бывало особых перебоев.
   Поначалу пришлось торчать в Ташкенте из-за того, что рана не затягивалась, а после - ждать, пока мозги встанут на место, в таком состоянии отправлять меня в Москву ни поездом, ни самолётом было нельзя. Мог секануть дубаря.
   Так, в лежачем положении, за три с половиной тыщи КэМэ от дома, на другом конце света, забинтованный-перебинтованный, я и встретил свой четвертной. Проснулся я в тот праздничный день от боли, брыкнулся, как обваренный, и даже не сразу врубился, где я, как сюда попал, и что сегодня за число... Экстремальный такой День варенья получился. Креативный.
   С трудом выцыганил разрешение позвонить домой в Москву. Сообщил, что всё нормально, "жив-здоров, лежу в больнице, сыт по горло, жрать хочу". Короче, категорически запретил даже думать о прилёте в Ташкент. Билет уже тогда стоил о-го-го, а уж с гостиницами в те времена было совсем туго. "Гастрольные" мне, несмотря на моё неучастие в программе, всё же забашляли, и я решил, что ничего, как-нибудь справлюсь.
   Когда делали перевязку, я убедился, что через весь лоб у меня теперь проходит глубокий заштопанный рубец. От бровей почти до макушки. Тогда он был совсем свежий и выглядел колоритно.
   Очковый синдром постепенно сошёл, рожа стала туда-сюда, а рваный шрам, как миленький, продолжал сувенирно красоваться, придав моей внешности новые черты. Для молодого парня, к тому же работающего на эстраде - ценный подарок!
   На рубеже восьмидесятых-девяностых я, как угорелый, лез во все дырки, в том числе и довольно много ошивался на телевидении. Наличие такого украшения на физиономии могло поставить крест на данном виде деятельности. Я посетовал об этом лечащему врачу.
   Врач-узбек весело откликнулся:
   - Ничего, будешь теперь по радио!
  
   Век не забуду сестру со шприцом, приходившую каждый вечер колоть мне какой-то жуткий пенициллин, от которого глаза лезли на затылок, и плясалось похлеще, чем Махмуду Эсамбаеву в лучшие годы. От одного только появления этой сестры прошибал озноб, и хотелось куда-нибудь спрятаться.
   Когда я был уже не в силах больше терпеть и стал умолять лечащего врача, чтобы меня пощадили и это "наказание" отменили, тот меня пристыдил в весьма резкой форме...
   Много для себя нового я узнал за время пребывания в ташкентской больнице. Об этом можно было бы повествовать долго. Когда боль стала гладить пореже, немало занятных бесед провёл с новыми знакомыми.
   Поначалу, конечно, помалкивал, всё-таки восток - дело тонкое, а я - человек молодой, жизненного опыта - кот наплакал, обычаев не знаю, ещё ляпну чего-нибудь не то. Потом осторожно начал подавать голос, поддерживать беседу. Постепенно вошёл во вкус, жарко обсуждая с больничным бомондом самые разнообразные темы...
   Столицу солнечного Узбекистана, как и всю страну, сотрясало от вторжений всевозможных звёздных и незвёздных гастролёров. Громче всех прогремели гастроли "Ласкового Мая", или как его окрестили добрые языки "Массового Лая" - главного тогдашнего фаворита, с его знаменитыми розами, пришедшиеся как раз на январь.
   Когда по больнице прошёл слушок, что я из Москвы, и отстал от эстрадной тусовки, моей персоной заинтересовались девчонки-санитарки:
   - Скажите, а вы случайно не из группы "Ласковый Май"?
   Не хотелось девочек расстраивать, но истина была превыше всего:
   - Увы, девушки, случайно нет, - я сделал серьёзную морду лица. - Я из группы "Неласковый январь".
  
   Вообще-то, узбеки - народ очень гостеприимный. Недаром столько эвакуированных детей приютили во время войны.
   К тому же, на дворе-то пребывали ещё те времена, когда Ташкент был городом-космополитом. Дружба народов пока вовсю имела место, и основным языком общения был русский. Потому мне и не составило большого труда обзавестись множеством новых друзей, причём самых разных национальностей.
   Понимая, что все мои родные и близкие - чуть ли не на другой планете, все они ко мне отнеслись на редкость участливо и заботливо. "Всю дорогу" угощали меня всякими местными вкусностями, которых, кстати, в Москве тогда не было. У меня с тех пор любовь к узбекской кухне - обожаю узбекские лепёшки.
   Особенно я тогда скорифанился с парнем из оркестра местного театра оперы и балета. Развлекали друг друга хохмами из музыкальной жизни, почти не понятными челам, не связанным с музыкой, но зато у музыкантов и около, вызывающими гомерический ржач.
   Короче говоря, гость из Москвы был принят со всем восточным гостеприимством...
   Когда четырнадцать лет спустя я пережёвывал свои новые дорожно-транспортные приключения, то, памятуя город хлебный, старался всячески помогать иногородним товарищам. Как говорится, долг платежом красен!
   Конечно, что тут скажешь, несладко было, тусуясь в чужом городе столько времени, осознавать, что ко всем приходят, а ты как белая ворона. Ни друзей, ни родоков. Хуже детдомовца, честное слово.
   Единственный, кто меня навещал - это водила той самой "девятки", в которой я получил "боевое крещение", увековеченное шрамом на лбу и зароком никогда больше не быть автомобилистом. Под конец, когда я уже не нуждался в особо пристальном наблюдении, и окончательно одурел от больницы с её режимом, он даже забрал меня к себе домой, где я и дожидался заветного рейса на Москву.
   Когда я выписывался из больницы, доктор меня предупредил:
   - Смотри, береги голову, тебе нельзя головой ударяться! Помни об этом!
  
   Больше всего мне понравилось в Узбекистане, как, впрочем, как и во всех восточных краях, так это отношение к старшим. У нас бы так!
   Невольно припомнилась картина, которую в самый разгар перестройки, во времена, когда казалось, что главной едой москвичей являются "Хмели-Сунели" и морская капуста, поскольку ничего другого в магазинах не было, я наблюдал, едучи как-то в московском троллейбусе.
   Стоит дедуля, совсем старенький, на груди ордена. А в нескольких шагах от него, среди бабушек, вальяжно развалился модно прикинутый сопляк-подросток, пузырит жвачкой, и внаглую делает вид, что стоящего рядом деда-фронтовика не замечает.
   Проехали одну остановку, другую. То же самое. Дед стоит, шпингалет сидит. Вокруг все молчат. А дедуле-фронтовику что-то сказать гордость не позволяет.
   Я пожалел, что в тот момент ехал с инструментом, причём с чужим, выпрошенным с большим скрипом на один день. Рисковать было нельзя, случись чего, я за бандуру просто бы не расплатился, а следовало бы в воспитательных целях этому гадёнышу дать в бубен.
   Пришлось проехать ещё несколько остановок, пока, наконец, не нашёлся один нормальный мужик, который попытался, было, пацана увещевать, но так как это ни к чему не привело, просто взял малолетнюю мразь за шкирку и вышвырнул этот кусок говна на свежий воздух.
   В ряде случаев только такие методы помогают. И то, увы, не всегда.
   Вполне возможно, что из этого гадёныша впоследствии вымахала большая гадина, которая сегодня отравляет людям жизнь. И также, не исключено, что этот подросший гадёныш - один из тех выродков, кто надо мной поизмывался и поглумился, подкормившись на моей беде. С той лишь разницей, что я не мог вот так же взять своего мучителя за шкирку и дать коленом под зад, чтоб летел и кувыркался...
  

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   Время ползло так медленно, что порой создавалось впечатление, будто оно встало. Это был, конечно, оптический обман - судьба ежедневно планомерно отщипывала по ломтику из отпущенного мне жизненного срока, который так бездарно растрачивался. Хруп - и нету, хруп - и нету.
   Я вот за долгое время свыкся, что в общественных местах незнакомые люди обращаются ко мне "молодой человек". Что ж, молодой человек, так молодой человек, нормально.
   Вдруг, недавно, я неожиданно услышал зычный окрик в спину: "Эй, мужчина!". Меня это настолько ошарашило, что я разве что нашёлся переспросить: "Это вы - мне?".
  
   Моя "недвижимость", со всеми вытекающими прелестями, допекала всё крепче, вставляла по-полной, просто спасу нет. Точь-в-точь, как в стишке:
   Я лежу на пляжУ, не могу поднять ногУ!
   Не ногУ, а нОгу! Всё равно не мОгу!
   Пребывание в беспомощном состоянии тоже засношало. Оно выматывало душу, вытягивало все жилы. Даже не знаю, что пинало больше - боль или беспомощность. Помноженное на крушение всех планов на лето положеньице подталкивало к новым вопросам, которые царапали мозги всё сильнее и сильнее: Сколько уж можно ходить под себя? Когда ж меня, наконец, отвинтят и повезут резать? Когда услышу заветную гагаринскую фразу?!
   ...Новые судьбы продолжали проноситься мимо.
   Беда подловила ещё одного новобранца - молодой парень, через десять дней свадьба. Хотел невесте приятное сделать, купил люстру, начал её вешать, а табуретка "левая" оказалась. Ну и навернулся, рука сломана в нескольких местах. Парень в отчаянии, испереживался:
   - Что же мне теперь делать?
   - Что делать? - отвечаем, - в ЗАГС идти. Отпустят тебя на денёк ради такого случая. Правда, свадебный альбом будет прикольный. Смокинг, бабочка...и "бриллиантовая рука"! Ничего! Зато - оригинально, с изюминкой. "Сеня, береги руку!" Эксклюзивная свадьба! Творческая!
  
   Ёрзая от боли очередной бессонной ночью, и бестолково поворачивая антрекот своего туловища в разные положения под колыбельную чужих стонов, я вдруг осознал, что информация к размышлению, похоже, приносит плоды.
   А вдруг, действительно, гаишников хорошенько подсластят и те быстренько всё переиначат, будто это я во всём виноват? Чего, сделают из меня Анну Каренину - сам, типа, кинулся под колёса. Вон, мне и так не верят, говорят, что всё выглядит как-то неправдоподобно. Так что вполне можно допустить.
   Ещё и грёбаному тарантасу, судя по всему, досталось нехило. Определённо, от меня на бампере должна остаться хорошая вмятина. Плюс от удара об мою тыкву лобовуха просто обязана была, как минимум, потрескаться. Так что ремонтик там предвидится, как не жужжи!
   Ну и вот, свалят на меня расфигаченную колымагу, а чего доброго, и башлять заставят!.. Во, будет весело! А что, всё возможно. Времена-то какие...
  
   Когда мои ожидания достигли высшей точки, мне, наконец, объявили день операции. "Какое счастье, я еду в Холмогоры!" Операция моя называлась - интрамедуллярный остеосинтез. Из всего этого нагромождения я понял только про "синтез". Доктор объяснил, что надо прикупить, и где. Какие-то железяки в каком-то таинственном МОНИКИ.
   Не сказал бы, что дёшево. Бабульки у меня уже спели романсы, и поэтому пришлось брать в долг. Раздумывать было некогда. О том, как я буду долги отдавать, парить извилины я стал чуть попозже. Пока же надо было срочно добывать тити-мити, не рассуждая о последствиях.
   Как расшифровывается МОНИКИ, я, кстати, так и не выяснил. Не до того было. Вообще все аббревиатуры, разные там Ёпэрэсэтэ, если честно, у меня всегда вызывали только усмешку...
   Словечко МОНИКИ у меня почему-то невольно ассоциировалось с зажигательной героиней популярного в годы моего мелководья телевизионного "Кабачка "13 стульев" пани Моникой и её знаменитой песенкой "Па-па-па, парапа па-па-па-ба"...
   ...Когда нужная сумма была надыбана и внесена, мои мозги, наконец, стало керосинить по факту займов. Ещё совсем недавно влезание в долги меня бы ничуть не смутило. А теперь?
   Занять-то - дело нехитрое, но занимаешь-то чужие, и на время, а отдаёшь свои, и насовсем. Шучу. А серьёзно? Из меня ныне работник - просто Стаханов! Чем возвращать?
   Был бы здоровым, ни капельки бы по этому поводу не дёргался. Заработал бы, не извольте сомневаться. Тем более - летом. А вот в моём теперешнем положении уже само слово "работа" воспринималось как нечто, не имеющее ко мне никакого отношения.
  
   Когда я был малость помоложе, как только не приходилось изворачиваться! Например, в пору раннестуденческого безденежья, мы, вечноголодные "Кулибины", постоянно изобретали всякиеразные способы приобщения дополнительных средств к нашим тридцатирублёвым стипендиям.
   У меня, правда, как у отличника, стипуха составляла 37.50, но это было ненамного больше. Всё равно не хватало, у молодого перца запросы были подобающие возрасту.
   Не шибко помогало даже то, что иногда, по очень большому блату, мне давали попеть на танцах в одном подмосковном Доме отдыха, где можно было заколотить пять рублей за вечер.
   Музыка беспощадно сжирала буквально все бабки, кассеты стоили дорого, а уж про пластинки, в смысле, фирменные - и говорить нечего. А хотелось. Вдобавок, хотелось ещё и стильно прикинуться, а за нормальные штаны, типа 501-ой модели на болтах, на толкучке у "Беговой" запрашивали 200 рэ - целое состояние.
   Работать студентам первого и второго курса дозволялось только летом. Во время учебного года необходимую справку для устройства на работу зажимали категорически. Уж как я только не просил, как не умолял, какие только доводы не приводил! Бесполезно. Ни в какую. "До третьего курса справки не получишь!".
   А без справки никуда не брали. Боялись. Могущественное слово КЗОТ не давало шансов на лирические отступления... Вот и приходилось вывёртываться всеми способами...
   Учёба наша протекала в районе метро "Октябрьское поле". У этой станции - два выхода. Из первого вагона и из последнего, причём, каждый из них делится ещё на два - направо и налево.
   Занятия, хотя и с "окнами", волочились с утра до вечера.
   "Окна" между занятиями - совершенно дурацкие, так что домой в перерыв мы никак не попадаем. А у молодых творческих организмов - и аппетит соответствующий. Голод - не тётка, лично мне, например, жрать хотелось постоянно, жрец я был ещё тот. Как и сейчас, впрочем.
   И вот мы, четверо голодных ртов, по дурости спустив всё что можно, и что не можно на промтовары, и, оставшись при этом, естественно, без гроша, для добычи источников пополнения наших желудков, проделывали следующее:
   В ту славную пору проезд на метро стоил пять копеек. В сущности - пустяк. Мелочь.
   И вот, каждый из нас пёрся к "своему" выходу, изображал опаздывающий вид, выбирал "клиента" и жалостливо мямлил что-то вроде:
   - Товарищ, выручите студента пятачком на метро!
   Срабатывало. Пятачок - деньги маленькие, не жалко. Давали легко, не задумываясь. Так же окучивался следующий "клиент". Потом ещё следующий....За час-другой работы, добывалось прилично. Пробовали также сшибать по двушке "позвонить", но это было менее эффективно, и мы эту затею отбросили.
   В оговоренное время мы забивали стрелку, заработанные гонорары суммировали, и с кулём пятачков шли в ближнюю жральню лопать. В результате - были сытые.
   В конце концов, мы были не виноваты, что нам не давали работать по-нормальному...
  
   ...Купили мне нужную железяку, доктор объяснил, что это хозяйство будет во мне жить целый год, а может быть и дольше, зависит от моего организма. Я подержал в руке герметически запакованный пакет. Какая-то внутри палка и к ней куча винтиков, тряханул - чего-то звенит, перекатывается. Ух, ты! Ну, здорово, мой новый неразлучный друг. Или подруга?
   Как потом выяснилось, в силу специфики моего организма, эта железяка фигова из города Чернигова присосалась ко мне ни много, ни мало - на два года...
   А чуть позднее судмедэкспертша, которую я и в глаза-то не видел, в такие нюансы вникать не пожелала, и чтобы помочь ребяткам, подарившим мне путёвку в новую жизнь, за моей спиной втихомолку поставила никак ненаказуемое причиение вреда моему здоровью средней тяжести "по признаку расстройства здоровья (!) свыше трёх недель"... Хорошая тётя. Добрая...
   Итак, предстояла долгожданная операция. Однако всё было несколько сложнее, чем бы этого хотелось. Я мало чего пугаюсь в этой жизни, что называется, пуганый, но вот наркоза боюсь, как чёрт ладана. Тем более что наркозы в моей биографии уже имели место...
   Пользы для здоровья от них, ясный пень, никакой - как не крути, это самые ближние родственники наркоты. Причём, любые. Любая анестезия - порядочная лажа. Хоть спинальная, хоть ещё там не знаю какая анальная. Родичи - одни и те же. И организм привыкает.
   А я, например, от дури всегда шарахался. Во время многочисленных поездок по Средней Азии дорогим гостям, бывало, гостеприимно предлагали отведать мЭстное фирменное блюдо. Те, кто много гастролировал, знают туземный хлебосольный обычай.
   Так вот я от этой заразы держался за километр, прекрасно отдавая себе отчёт, что раз я натура увлекающаяся, то уж точно подсяду. Нет, такой хоккей нам не нужен.
   Я настолько менжевался на эту тему, что однажды даже отказался от наркоза, ограничившись одним новокаином. Предпочёл лучше потерпеть, чем подвергать себя риску привыкания. Правда, был за это сурово наказан - выл волком и мычал коровой...
  
   В ночь перед операцией что-то не спалось. Мысли лезли всякие. Пытался отогнать - не отгонялись. Накатило не к месту, что, хотя вроде бы я - не то чтобы долгожитель, а двоих с моего курса уже нет в живых. Более того, девчонка, с которой я отсидел за одной партой "от звонка до звонка" умерла во время операции... Очень вовремя вспомнил.
   Пробовал дать себе надлежащее напутствие на завтрашнее турне. Получалось слабенько. Накануне ещё нанервничался - отёкшая нога никак не брилась. Вдобавок брить её припёрлась та бабища, с которой у меня с самого начала не сложились отношения, кроссовки мои ей чем-то помешали. Обменялись любезностями. Потом все эти клизмы идиотские.
   Окончательно же добило нововведение, что нужно подписывать согласие, что я, вроде как, без претензий, и если со мной чего случится, то это типа нормально. Я, конечно, подписал, куда я денусь, не отказываться же! Но на душе осадочек остался понятно какой.
  
   Наконец, меня повезли по мрачным больничным коридорам в операционную резать. Поездка могла бы отчасти смахивать на обзорную экскурсию "посмотрите направо, посмотрите налево", если бы не виды, открывавшиеся во время пути.
   Вокруг - мир переломов, вывихов и ушибов. Я - в неглиже, только простыня сверху, это чтобы никто меня в костюме Адама не испугался.
   Когда отшпиливали и перекладывали на каталку, натерпелся пополной - санитары-таджики перекладывали безучастно, неловко, как мешок. Но я, стиснув зубы, себя настраивал на то, что больше не буду растением, а это - основное.
   Дорога показалась длиннющей. Проехали мимо идущей гуськом группы цыпочек-практиканток, которые нам вслед зашушукались, мимо совсем юной хрупкой девушки на инвалидной коляске, мужика с разбитым всмятку лицом...
   Накануне "бывалые" мне в общих чертах разжевали предстоящий ход пьесы. Как будут всаживать анестезию в позвоночник, как потом я перестану чувствовать всё, что ниже пупка, включая достоинство. Как ширмой прикроют, но в принципе, всё видно.
   Зрелище - то ещё. Лучше туда не смотреть...
   Доставили меня в пункт назначения. Вот она, операционная. Я огляделся. Над операционным столом - страшные огромные лампы. Приготовленная к работе наковальня с инструментами, от одного вида которых передёргивает. Про их характерное позвякивание я вообще молчу. Приборы с экранами и проводами, названия которых я и не знаю...
   Не очень весёлое место, господа. Явно не Комната смеха. Глянешь - очко играет...
  
   Вы когда-нибудь лежали на операционном столе? Нет? Благодарите Бога!
   Всё бы, наверное, отдал, только бы никогда на нём не валяться. Но про мои пожелания на этот счёт как-то забыли спросить, и мне такое счастье предоставлялось неоднократно. Только в контексте этого ДТП мне пришлось на нём сибаритствовать трижды...
   Меня выгрузили. За те несколько минут, пока лёжа на операционном столе, я, тупо уставившись в потолок, ждал анестезиологов, передо мной как в кино, пронеслась вся моя жизнь. Вспомнилось всё хорошее, и не очень. Я мысленно прочитал все молитвы, какие знал...
   Потом была анестезия, которой я так боялся. Вещь - сама уже по себе сердитая, когда укол всаживали, хотелось сплясать. Да и перед ним пришлось чуток размять голосовые связки, пока, после нескольких попыток, мне, наконец, удалось пригнуть отбитое тело, чтобы подставить спину под шприц.
   Началась операция. Меня подсоединили к каким-то ужасным приборам, над башкой зажглись эти страшные слепящие лампы, руки, чтобы не трепыхался, привязали к столу какими-то ремнями, а моего низа как будто не стало. Даже болт, и тот, словно куда-то испарился.
   И верхняя часть тоже вроде не моя - какая-то мягкая, словно верный спутник алкоголика сырок "Янтарь"... Превратился не понятно во что. Тело - ну, не моё. А где моё - шайтан его знает. Почти голова профессора Доуэля... Ощущениеце!
   Загородили мою нижнюю часть невысокой ширмой, травматологи - все на одно лицо, в масках, шапках, с какими-то жуткими молотками. Короткие перешёптывания и гулкие звуки "Бум! Бум! Бум!"... Мрак!..
  
   Сколько времени продолжалась операция - не могу сказать. Но когда я услышал "Всё, операция закончена!", мне уже было до такой степени по барабану, я стал настолько ватным, что на меня это не произвело впечатления. Когда моё безвольное тело катили обратно, я ощущал себя бревном.
   Нет, было не больно. Во время операции я ничего не чувствовал, кроме странного непонятного тепла. Больно будет попозже, когда анестезия медленно-медленно станет отходить.
   Тогда уже начнёт вставлять в хвост и в гриву, и первый послеоперационный денёк под капельницей, а потом ещё и ночка, превратятся в нечто незабываемое. Будет казаться, что меня перепиливают пилой "Дружба", и замочалит негероическая мысль, что уж лучше бы меня эти гады насмерть задавили, чем терпеть такое...
   ...А в это самое время на другом конце Москвы будет готовиться для меня сюрприз...

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

   Я впервые в жизни осознал, какое же это, всё-таки, счастье - самому доползти до туалета!
   Мать моя женщина! Просто какая-то симфония! Неведомое доселе чувство. Что-то подобное, наверное, может испытывать спортсмен, становясь олимпийским чемпионом, или альпинист, покоривший Эверест.
   Ещё один убедительный аргумент в пользу тезиса "Как мало человеку надо!".
   Не требовалось больше, корча фасад от боли и скрипя зубами, просовывать под себя это долбаное судно! Теперь, оседлав толчок, наконец-то, можно было подумать по-человечески. Нормально ополоснуть руки под струёй воды, отмыть то, что пристаёт к штиблетам. Ни от кого не таясь, смачно затянуться палочкой здоровья... Шикарно!
   Прежде у меня не было возможности этого оценить - даже с пробитой башкой я всё же аккуратненько, по стеночке, но доползал до двухнулёвого объекта сам. Новый виток моей биографии такой шанс мне презентовал...
  
   А эволюция моя шла и шла. Был я "растением", а стал "гусеницей". Раньше, словно из земли рос, а теперь стал ползать. Прикольно. Естественно, я никогда в жизни до этого не вставал на костыли. Пришлось учиться, осваивать новый жанр.
   Я случайно вычитал, что, оказывается, во время одного только шага у человека работают аж 346 мышц, или 60% мышц всего организма. Мне же в свете новых событий стало казаться, что каждый шаг создаётся всеми имеющимися мышцами, какие только есть.
   Сделался, прямо, как дитё малое. "Топ, топ, топает малыш". Опыта и навыка, разумеется, никакого. Страшновато - это оказалось сложнее, чем я думал. В голове стала постоянно крутиться единственная мысля - только бы не загреметь! Глаза приучились смотреть исключительно в пол - опасность теперь подстерегала на каждом шагу. На руках и подмышках от костылей быстро натёрлись мозоли.
   На больную ногу наступать запретили, пришлось скакать на одной здоровой, точнее - на трёх: одна нога плюс два костыля. Больно, ёлки. Опорная нога с непривычки тоже быстро устаёт. Каждый прыжок на одной ноге простреливает по всему телу. Но ничего, по сравнению с лежанием на вытяжке - бирюльки, можно и потерпеть. Не такое терпел...
   Я давно просёк, что человек может научиться всему. Если жизнь, как следует, вставит и заставит. В результате, костыли у меня сделались, прямо как влитые. Освоил, то есть.
   Пару раз навернулся на вымытом скользком полу, что, впрочем, было запланировано.
   Как там у Пушкина? "Ему и больно, и смешно"...
  
   Раньше я мог только догадываться, что находится за пределами палаты. После операции жизнь изменилась, и я постепенно изучал пространство, ещё недавно для меня недоступное, и поэтому такое влекущее. Как-то даже и вообразить не мог, что это настолько интересно!
   Особенно прикололи неведомо когда присобаченные на коридорной стене "Правила поведения в больнице". Красовались они там уж явно с незапамятных времён. Очень уж мне в них понравился один пункт: "Запрещается громко разговаривать, петь песни".
   Мне, естественно, сразу же захотелось пошалить. Подумалось: "А вот возьму сейчас, и начну петь песни! И что мне за это будет?!" Ведь если я, как следует, гаркну, у них тут люстра обвалится. У меня глотка лужёная!..
  
   Про себя я особо не распространялся. Ни к чему это. Но мой новый больничный приятель, мужик сразу видно деятельный, невольно наслушавшись моих телефонных и нетелефонных разговоров, нашпигованных музыкальными терминами, не стерпел, и взялся за самостоятельное расследование:
   - Лёх, а ты чего, музыкант, что ли?
   - Какое это имеет значение, тут, по-моему, все равны...
   - Просто интересно.
   - Интересно, когда в кошельке тесно, - я попробовал схохмить, но понял, что попал, и меня так или иначе всё равно выведут на чистую воду. - Извини... Серьёзно - ничего интересного. Я - не Звезда, а так...
   - Ну и что? Всё равно интересно,- он подмигнул. - Давай-давай, хорош шлангом прикидываться! Колись, выкладывай! Я не просто так спрашиваю.
   - Да чего выкладывать-то? Похвалиться нечем, а трепачом быть - как-то в лом. Боюсь, у тебя неверное представление о жизни музыкантов. Я вот, например, не преуспел. Фамилию если и можно разглядеть, то в титрах. Иногда. И то, лишь самым глазастым, тем, кто титры читает... Но раз ты такой любознательный...
   - Ещё какой! - приятель ещё больше повеселел. - Так что валяй, утоли любопытство благодарной публики!
   - Говорю же, что ничего интересного. В музыку пришёл из самодеятельности. Заболел этим делом, заниматься стал... Неожиданно голосок прорезался. Учиться пошёл... Правда потом, сколько не въ...бывал, особых успехов так и не достиг. В Звёзды не выбился, знаменитостью не стал... Везёт мне очень. За примером далеко ходить не надо.
   - А чего, хотелось? - подзадорил приятель с хитринкой.
   - Конечно, хотелось. Те, кто говорит, что им не хотелось - просто п...здят, - заверил я авторитетно. - Ладно, чего там, не стал и не стал, - и добавил. - Вот, кстати, именно поэтому я - здесь, а не в отдельной палате.
   Мужик шутливо отмахнулся:
   - Да ну, в отдельной палате чего хорошего? С тоски подохнешь! С народом, оно, повеселее! - и сделал паузу. - Я к чему спрашиваю? Просто я когда-то пацаном тоже занимался, в ансамбле школьном на басухе пилил, слэпаками щёлкал. Потом - армия, работа, семья... Стало не до того... Понимаешь?..
   - Ну так! Понимаю. Не ты один - такой. Многие побросали. Некоторые мои бывшие однокурсники, и те, давно уже на музыку болты положили. И, замечу, - не жалеют, потому как - в полном порядке.
   - "У каждого свой вкус, сказал кобель, облизывая яйца", - процитировал приятель известный афоризм.
   - Это точно, - согласился я.
   - А ты типа до х... учился? Училище, небось, закончил?
   В ответ я тоже решил блеснуть цитатой-афоризмом:
   - "Все мы учились понемногу, когда-нибудь и где-нибудь", - и добавил. - Вообще-то я не только училище, я ещё и институт закончил.
   - Консерваторию?
   Я взглянул предельно серьёзно:
   - Это где консервы учат делать? Нет, другой.
   - Хм, понятно! Ну а потом?
   - Суп с котом! - со вздохом помянул я фольклор. - Ничего хорошего. Пока молодой был, бегал из коллектива в коллектив. По миру катался. Тогда это было актуально. После тридцатника, естественно, пришлось сбавлять обороты - в попсню лезть поздно - фэйс уже не тот, да и с концертами, в чистом виде, началась лажа. Сплошные корпоративы. Между нами - довольно-таки мерзкая вещь. Довелось испытать на себе несколько не самых приятных эпизодов, - я поморщился. - Разок на распальцованных нарвался, думал - п...дец мне настал... Было дело... А уж сколько приходилось как голкиперу на воротах закрывать телом аппарат, а не то бы его разнесли в опилки - отдельная песня!... Зато - свободный художник, сам себе начальник и сам себе подчинённый, на службу по утрам не хожу.
   - Тоже неплохо. А ещё чем промышлял?
   - Да так. Сочинял кое-чего. С переменным успехом. Подхалтуривал бэк-вокалом по студиям. У нас ведь как? Если у тебя есть деньги, то ты и умный, и красивый, и умеешь петь. Таких вот в студиях "прикрывал". Ещё помаленьку освоил разговорный жанр. Могу, точнее, мог, вести программу, наловчился. Дискотеки крутил, это у меня ещё со школы. Короче, хоть в телевайзер давно уж не лез, и, как говорится, звёзд с неба не хватал, но работёнка какая-никакая водилась. Вроде бы приносил радость людям... Да вот, видно, помешал кому.
   - Х ...ёво. А свой проект-то был?
   - Был. И не один... Последний ничего проектик был. Неплохой групешник удалось собрать. Давненько, правда. Но вот... как бы это сказать, недокрутил. Бабла элементарно не хватило... Но одну вещицу успели погонять по радиво...
   - Ну а сейчас-то команда есть у тебя?
   - Да есть...- я нахмурился. - Точнее была, и ребята мои теперь без работы остались. А они-то тут вообще ни при чём... Короче, ситуёвина - дерибас. Кстати, я до сих пор даже не знаю, кто это меня так отхерачил. Порывался было что-то вынюхивать, а там чёрт ногу сломит... Так что картина - полный кирдык... Да ещё и болит всё...
   - Тут у всех болит, - напомнил приятель. - Ладно, а теперь-то что?
   - А ничего! Кому я такой нужен? Был бы Звездой, меня бы пожалели. Звезду на костылях встретят ещё большими рукоплесканиями, слёзку пустят: "Бедненький!" А выйду я: "Это кто?", "Что за урод?", "Гнать его со сцены, дискосуперстар!" Поджопник дадут - и всё кино. А пока начну поправляться - ещё времени пройдёт немеренно. И так - далеко не шишнадцать, каждый месяц, если не день, на счету, да ещё в нашем деле и исчезать надолго нельзя!.. Чую, в итоге окажусь я у разбитого корыта... Эх, хотели мои бедные старики, чтобы их непутёвое дитятко стало инжеНегром!.. Дитятко не послушалось. И вот - результат.
   - Понимаю, деньги потерял реальные.
   - Да не хрена ты не понимаешь. При чём здесь деньги? Деньги - это мусор. Вот тебе дай хоть миллион баксов, ты что, сразу вскочишь и побежишь на дискач колбасить? Что-то сильно сомневаюсь...Деньги, деньги... Заладили! Да х... с ними, с деньгами. Тут гораздо серьёзнее...
  
   Заскрипели послеоперационные будни. Обезболивающие пилюли что-то совсем разленились - глотаешь их, глотаешь, а толку - хрен. Одни лишь уколы в зад давали хоть какой-то эффект. Уколы кусачие, но без них, я бы уже, точняк, развалился на запчасти. Мягкое место от этих иглоукалываний распухло и сделалось, как решето, поэтому садиться на эту часть тела стало не в мочь. Но и стоять по-человечески тоже не особенно получалось - наступать-то на больную ногу нельзя, и приходилось держать её всё время на весу, как какому-то аисту. Была некогда модная песня: "Аист, здравствуй, аист! Мы, наконец, тебя дождались!"
   Короче, мог либо лежать, либо стоять на одной ноге. Опять же, на одной ноге долго не простоишь. А лежать - мерси, належался!
   Отбитое тело нещадно ломило, и каждая ночь превращалась в сплошное ворочание на спине. "Кому не спится в ночь глухую?".
   Ежедневно доставал эскулапов: "Когда меня выпишут?". Отвечали, что пока рано. А мне требовалось срочно домой. Чем быстрей, тем лучше...
   Народ придумал новую забаву, новый вид спорта - по коридору на костылях наперегонки. Прикольно, даже увлекательно, но когда с разлёту мордень встречается с линолеумом, юмор как-то выветривается...
   Постепенно я стал привыкать к местной кухне. Даже начало нравиться. Рубал за обе щёки. Когда тётка-разносчица привозила очередную жрачку, я уже интересовался с лёгкой наглецой:
   - Чего там у нас сегодня? Каша - пища наша? Отлично! Раньше ели кашу с мясом и попёрдывали басом!
  
   Наконец, пришла долгожданная весть - назвали день выписки. Я нетерпеливо начал отсчитывать часы и минуты - всё-таки дома и стены помогают. И, главное, дома дел - по горло.
   Первоначальную эйфорию быстро сменила другая мысль: А на что теперь жить? "Моё сальдо" давно уже в минусе. А нужно будет ещё, высунув язык, мотаться по разным процедурам. Всякие там массажи, лечебные физкультуры. Бывалые предупредили...
   И что плохо - всё это происходит в утренние часы и только по будням. Когда все друзья с машиной не могут, и попросить-то некого.
   А ловить тачку нынче недёшево. Даже в один конец. Но мне-то надо и туда, и обратно.
   Плюс, как пить дать, пропишут ещё целый вагон лекарств. Почём нынче лекарства, я уже имел счастье убедиться. Пока тунеядствовал в больнице, на одни только лекарства извёл тьму тьмущую. Всё, что имелось в бюджете.
   Эх, сколько раз в жизни я оставался без гроша в кармане, и хоть бы хны! Но тогда ситуация была, правда, совсем-совсем другая. Не то, что сейчас!
   Никаких поступлений в казну в обозримом будущем не предвещается. Ни о какой работе и речи быть не может. А ведь - лето, лето! Вот, засада! Самая работа, работай - не хочу! Бабло просто на земле валяется. Нагнись и подними.
   Но это - для здоровых. На меня это уже не распространяется. Птичка "обломинго". Отработался. Отпелся.
   Попытаться загнать чего? Из меня продавец - надо сказать, так себе. Теперь - особенно. И кроме аппаратуры у меня больше ничего и нету. Хоть я и собрал нехилый рэк, это сейчас мало кого впечатлит - технику ныне можно сплавить разве что за бесценок. И то - попробуй ещё сдай! По объявлению - слишком долго. Да и башлять за объявление надо, а нечем.
   Перебрал в уме всех знакомых - никому, вроде, ничего не нужно. Ладно, посижу на телефоне, обзвоню всех, глядишь, может и толкану чего.
  
   Подошёл день выписки - 18 июня. 13.00. Меня на целый год отпускали на каникулы. Колоссально! Неужели я сегодня ворочусь в свою саклю?!
   С самого утра я дёргался, как на иголках. Народу предусмотрительно назвал побольше. Физически крепкого. И не прогадал, надо заметить.
   Следующая операция ожидалась нескоро, только через год минимум, а год - это целая вечность! Целая вечность без приевшихся ароматов неходячих больных и подзадравших базаров о поломанных голенях, ключицах, бёдрах и рёбрах!
   И вот, за мной приехали. Я тепло простился с товарищами по несчастью, пожелал всем скорого выздоровления. А сам уже мысленно отрывался дома. Дома - и солома съедома!
   Когда, наконец, все бюрократические формальности были улажены и печати продавлены, я со всей черепашьей скоростью, залихватски полетел на выход. На волю!.. В первый моцион на свежем воздухе почти за три недели. Душа запела хором Пятницкого в полном составе...
   Тут же на меня накинулась неприятная, прямо-таки оглоушившая, новость - по ровной поверхности шпарить на трёх ногах я, вроде бы приноровился, однако, существует одно такое достижение человеческой мысли, как лестницы...
  
   Лестница, конечно, изобретение хорошее, нужное. Никто не спорит! Напротив, молоток, кто её придумал. Но когда у тебя попандос с ногами, лестница - настоящая пытка. Лютый враг...
   Пока я был здоровым, я даже как-то не замечал, насколько их много! Да я их вообще, по правде сказать, не замечал. Как-то не обращал внимания. Проскакивал машинально, не вникая. А их, оказывается, - несть числа, целая армия, целое море, они на каждом шагу. Куда не глянешь - лестницы, лестницы, лестницы. Ступеньки, ступеньки, ступеньки...Целая цивилизация!
   Долго ещё лестницы и ступеньки будут моими злейшими врагами и главной запарой в передвижении. Во многом из-за них я надолго стану невыползным и не смогу тусоваться дальше собственного крыльца. Целых полгода без дополнительной помощи одоление даже одной ступеньки превратится для меня в полный трубец, а все лестницы мне будут казаться Потёмкинскими...
  
   С приключениями, но я всё же выбрался на Свет Божий. Взмыленный, тормознул на крыльце, устроив вынужденный передых.
   На улице было великолепно. Только что пролил тёплый летний дождичек, лёгкий ветерок ерошил зелень, от которой исходили сладковатые свежие запахи. Небо разглаживалось от облаков, высунувшееся солнышко включало всё своё последождевое обаяние. Начинало полегоньку припекать, ровно настолько, чтобы это было приятно.
   Для человека, долго торчавшего взаперти, такая погода представлялась сказочной.
   С непривычки все цвета показались более яркими, чем нужно, словно настраивая телевизор, здорово переборщили с цветностью, а воздух своей неестественно пьянящей чистотой напомнил горный курорт. Всё это настолько контрастировало с той трёпкой, которую я только-только отведал, что создавалось ощущение нереальности.
   Половодье счастливых мыслей погрузило меня в некий транс. Я ноздрями глубоко втянул свежий летний воздух и на миг прикрыл веки...
   Возникшие поэтические чувства враз обломала проблема залезть в машину. Без постороней помощи - безмазняк. Чертыхаясь и матерясь, я никак не мог впереть в салон слоновую ногу. На костылях - то ещё занятие. Нога не гнётся, тело ломит от ушибов, равновесия нет, мотаешься из стороны в сторону, как маятник. Того гляди грёбнешься.
   Получилось, конечно, но далеко не сразу. И то, если бы мужики не поддерживали и не помогли, я бы таким макаром год, наверное, заползал.
   Как погодя выяснилось, выпихнуться из машины оказалось проблемой ещё большей - мешал тротуар. Чтобы выбраться наружу, пришлось с перекривленной от боли мордой выделывать всякие нелепые телодвижения.
   Надо сказать, что выползать из машины мне до сих пор проблемно. Обязательно, покуда выберешься, весь перемажешься, как свинья. А уж сколько порток я в итоге перепортил из-за это-го - и говорить не стоит!..
  
   По дороге домой каждая заплатка или стык на асфальте отдавались по всему телу. Да ещё и место, откудова ноги растут, распахано уколами. Полный букет!
   Покусывая губы от каждого ухаба, ехал со смешанным чувством. Мысли двоились. С одной стороны - радостные всплески переполняли душу. Ещё бы, попасть в родные стены после больницы, пусть даже хорошей. А с другой - прикидывались невесёлые расклады, что бы такое продать, и, главное, как. Бабосов-то - нема. И не планируется.
   Но я даже и представить себе не мог, что меня поджидает...

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

   Когда мы припарковались возле моего подъезда, и я после пережитого, вновь увидел свой двор, внутрях зашевелилось такое волнение, какого я, наверное, не испытывал даже возвращаясь домой после самых длительных гастролей.
   Двор показался таким родимым, что счастливый улыбон выполз сам собой. Даже всегда раздражавший меня идиотский цвет скамеек во дворе, в новом контексте вызвал во мне самые сердечные чувства.
   Впервые в жизни порадовался, что живу на первом этаже. Ещё недавно меня это сильно удручало - отсутствие балкона, неизбежные решётки на окнах и всё такое. Когда меня селили в гостиницах, я всегда просился, чтобы мой номер помещался где-нибудь повыше, и чтоб обязательно с балконом - жизнью на первом этаже я накушался по самое некуда.
   Теперь - другое дело, Слава Богу, что первый этаж, меньше прыгать на трёх ногах, а то ведь теперь каждый шаг - в цене.
   Но даже первый этаж всё равно состоит из ступенек, куда без них! Три маленькие - на крыльце и пять больших - в парадном.
   Сколько же крови из меня вылакали эти несколько ступенек! Ещё совсем недавно беззаботная пробежка по ним занимала считанные секунды и совершалась как-то машинально. Теперь же каждую ступеньку я чувствовал всем телом. И преодолевать их самостоятельно мне удастся, ой, как не скоро. А пока меня приходилось поддерживать справа и слева... Без дополнительной "мужской силы" - ну, никак!
   Переваливаясь и покачиваясь, словно кегля, медленно и трёхного, крякая, я карабкался по лестнице своего подъезда. Ступеньки были явно высоковаты для прыжков на одной ноге. Первая... Вторая... Ну и экстрим! Боль от каждой ступеньки боксёрским кулаком молотила по полной программе... Третья...
   Тпру! Антракт! А то тело, чего доброго, дымиться начнёт. Попросил поддерживающих меня ребят, дать мне чуток передохнуть...Четвёртая...Последний рывок. Всё, пятая!
   Оказавшись на ровном месте на лестничной клетке, я перевёл дух. Пот тёк градом, будто я - только из парной. Вытер липкой ладонью пот со лба и огляделся.
   Взглянув на дверь своей квартиры, я обмер...
  
   До этого дня мне представлялось, что железная дверь - это что-то такое надёжное, неприступное, как средневековая крепость. Эдакий замок Ив. Больше того, я был почти уверен, что взломать такую дверь невозможно. Как выяснилось, это было моё большое заблуждение. "Надёжная" стальная дверь болталась нараспашку, в местах, где раньше красовались замки, зияли дыры.
   То, что я увидел после того, как заполз вовнутрь, показалось мне сравнимым с последствиями нашествия хана Батыя. Всё было перевёрнуто, содержимое шкафов вывалено на пол.
   ...Спокойно, всё равно уже ничего не изменишь!.. Я стал озираться...
   Вынесли всё, что можно было вынести. Всё, что представляло хоть какую-то ценность.
   А я ещё еле ползал, не мог провести полную инспекцию. Спросил:
   - Что в другой комнате?
   Последовала мучительная пауза.
   - Держись...Компьютер сп...здили. Суки!
   Вот тут я уже застонал. Это было уже серьёзно. Я уничтожен. Мало того, что я теперь - беспомощный калека, урод. Одному Богу известно насколько. У меня в довершение ещё и нет ничего! Даже компа, без которого не только жизнь современного человека невозможна, но и на котором теоретически можно было бы вроде как заработать. И техника тоже вся тютю...
   Удар оказался болевым - и бабла нет, и заработать невозможно, и загнать теперь нечего. Звездец!
   Немного придя в себя, насколько мог, я стал производить ревизию. Смели всё под метёлку, даже телефон. Никакой не мобильный, обычный городской, хотя и навороченный радиотелефон "Сименс". Другой трубы у меня не было... Чудненько, у меня теперь ещё и телефона нет.
   Ни золота, ни, тем более, каких-то там брюликов, в моей хате, естественно, отродясь не водилось. Дурость всё это. От них только риск и неприятности.
   По большому счёту, за вычетом аудио и видеотехники, ценной в доме была разве что доставшаяся по наследству обширная библиотека, которую всю жизнь по крохам собирали родители, заядлые книголюбы, часто ради этого во многом себе отказывая. Они сумели собрать и книги с автографами писателей, и настоящие библиографические редкости.
   Однако, для урлы, захотевшей поживиться за мой счёт, книги, очевидно, были слишком высокой материей. Похоже, по той же причине были помилованы синтюк и лопаты.
   В шкафу, в дешёвой шкатулке хранились нехитрые украшения покойной мамы: ожерелье из искусственного жемчуга, янтарная брошь, словом - копеечная бижутерия, ни для кого, кроме меня, не представляющая ни малейшей ценности...
   Пустая шкатулка валялась на полу, рядом с ней затерялись несколько бусинок из фальшивого жемчуга - всё, что осталось от маминого ожерелья и других её, более чем скромных, украшений... Вот, ублюдки, позарились даже на это! Не нужно же, ведь не сдадут, падлы!
   Всё смели. Даже вещи, ну совершенно бесполезные, вроде "зарядки" для флешки. Плюс нарали больше, чем спёрли. Разгребать завалы нужно несколько дней!
   Слава Богу, отцовские награды я в своё время предусмотрительно глубоко схоронил в надёжном, совершенно неприметном месте, о котором кроме меня ни одна душа не знала, а то и их судьба была бы аналогичной...
  
   ...Потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки и поостыть. Чего уж теперь паниковать? Паникуй не паникуй, всё равно получишь это самое. Надо порассуждать логически. Я взялся мучить мозги:
   Если в одиннадцать часов всё было нормально, а в половине второго всё раскурочено, на всё про всё - два с половиной часа. Так?
   Что-то время выбрано как-то подозрительно неслучайно. Нужно ведь было точно знать, что именно в это время в квартире в аккурат никого не будет. Ни раньше, ни позже. Что именно в этот день и час из больницы выписывают еле ползающего доходягу и, естественно, все поедут его забирать.
   Как же узнали-то? Я языком особо не трепал.
   Ну, правильно, в справочной больницы подобную информацию получить, как два пальца обдуть. Позвонили, справились, когда выписывают такого-то, там всё расжевали... Всё ясно.
   Можно было вызывать милицию... Вызвали по мобильнику.
   Приехал наряд, и я, как мог, поведал обо всех своих злоключениях, начиная с 30 мая.
   Прибывшие осмотрели разворованную хату:
   - Да, по времени, конечно, подогнано грамотно. Вы кого-нибудь подозреваете?
   - Да так, - сказал я неуверенно.
   - Это не ответ, - строго посмотрел на меня парень, что был у них за главного. - Нужны конкретные лица. Доказательства.
   - А вот доказательств, как раз, у меня нет, - я опустил голову.
   - В таком случае - это висяк.
  
   Висяк! Кто бы сомневался. Сколько я встречал людей, у которых выставляли хату, у всех поголовно был висяк. Мне что-то неизвестны случаи, когда квартирная кража была бы раскрыта. По-моему такое бывает только в малобюджетных детективных кинах.
   Записав мои показания, наряд уехал. Позже, в августе, мне для галочки ещё раз прислали какого-то совсем зелёного пацана-стажёра, я, как магнитофон, почти слово в слово повторил свои показания, после чего моё заявление сгинуло где-то в бюрократической трясине архивов.
   Доказательств у меня, действительно, не было. Но как показали мои дальнейшие барахтанья в море юриспруденции, я мог иметь кучу доказательств, но при желании, любые, даже самые неопровержимые доказательства, если это нужно, запросто можно не заметить.
   Но что любопытно, такой вот "контрольный выстрел" вкупе с предыдущими событиями, любого человека мог вырубить серьёзно. И он уже не рыпался.
   Если сопоставить с дальнейшими событиями, то всё сходится.
   Я на самом деле на некоторое время был вырублен, нервы не выдержали. Такой удар, помноженный на постоянную боль и потерю доходов, меня добил наглушняк, и всё мне стало до лампочки.
   Правильно, когда к мукам физическим добавляются муки моральные - это перебор. Я - всё-таки живой человек, а не манекен или робот какой.
   Короче, я был, как следует, уделан, и впал в ступор. Что, похоже, и требовалось.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  
   Такого весёлого лета в моей биографии ещё не случалось. Много чего бывало, но всё ж-таки не в такой мере. Думаю, ни один дееспособный чел ни за какие коврижки не согласился бы поменяться на тот момент со мной местами.
   Изувеченный, беспомощный, оставшийся без доходов, да теперь ещё и обобранный до последней нитки, я к тому же сделался полностью зависимым, как какой-нибудь хомячок или морская свинка.
   Сидеть по-человечески было невозможно, потому как наступать на ногу мне запретили в течение месяца. Поэтому в сидячем положении приходилось, совершенно по-идиотски, не сгибая, держать ногу навесу, когда надо было пожрать.
   У меня было минут пять, чтобы быстро подзаправиться, и снова бухаться в койку.
   Лёжа, ногу полагалось держать на возвышении. Из-за этого, когда тело принимало горизонталь, под ногу подкладывали несколько подушек. Очень комфортно.
   Без посторонней помощи я мог добраться лишь до сортира. Во всех остальных случаях меня необходимо было поддерживать. Оттого-то я и ждал с нетерпением, пока приедет "мужская сила", кто-нибудь из ребят посильнее, чтобы мне подмогнули хотя бы ненадолго вырваться на улицу. Без подобной подмоги я бы и на лестничную клетку не выполз. А на воздух очень хотелось - торчать летом в четырёх стенах день ото дня становилось всё более невыносимо.
   Я мелкий, но тяжёлый, и поддерживать меня, было, скажем так, непросто. Да и не каждому по силам. Баб, однозначно, просить нельзя - надорвутся. Не бабское это дело.
   Поэтому выхода не было, ждал приезда мужиков - без них мне и из квартиры не выбраться.
   Жуткие ступеньки в парадном, при прыжках на одной ноге, безжалостно прошибали меня от пятки до макушки. Окромя переломов ещё и ушибы на теле тоже не отставали, и при прыжках хорошо добавляли приправы.
   Даже в собственном дворе сойти с тротуара и пропрыгать до детской площадки, где водилось несколько лавочек, являлось для меня делом неимоверно трудным и болючим. Каждый шаг ныне имел свою цену, но я терпел - на улице была хоть какая-то жизнь...
  
   Будучи молодым, я изрядно переживал из-за своего небогатырского роста - метр семьдесят один. Ходил туча тучей. Огрызался за это на своё старшее поколение. Что плохо поработали.
   Но в связи с недавними изменениями, мои незначительные габариты, наоборот, стали мне на руку - такого хоть можно сдвинуть.
   Представляю, каково было бы меня тягать, если б я ростом был дядь, достань воробышка!
   И совсем уж был бы зашибняк, если, в придаток к прочему, я б ещё и квартировался на каком-нибудь пятом этаже в доме без лифта! Точно бы на волю не выползал.
   Выходит, что не всегда так уж и плохо быть недомерком!
   ...Когда я ещё был совсем челодым моловеком, невесть какими судьбами занесло меня на концерт Томаса Андерса.
   На дворе пребывал 1987 год, и ажиотаж по дуэту "В морду током" ещё горланил в полный рост. В любви народной на одной шестой части суши ему не было равных. Круче только яйца.
   Даже в афише доверчивым советским зрителям вешалась лапша в виде исполинской надписи "Модерн Токинг", что было заведомой брехнёй - группы с таким названием к тому времени уже с год, как не существовало.
   Я к этому коллективу тогда относился спокойно - ну, ярко, ну, оригинально, фишка есть, не более того. Появилась возможность сходить на шару на концерт - я, разумеется, воспользовался, западными артистами нас в ту пору сильно не баловали.
   Спорткомплекс "Олимпийский" в тот вечер был забит до отказа - яблоку негде упасть. Процентов восемьдесят от зрительской массы составляли девочки пэтэушного вида, со всех городов и весей, понаехавшие хоть одним глазком взглянуть на своего обожаемого кумира.
   Хорошенько потиранив публику никому ненужным разогревом и неимоверно затянувшимся антрактом, главное шоу, хоть и с мучительным опозданием, всё же началось.
   В зале потух свет, и, наконец, задолбило длиннющее, минуты на две, интро "Ё'р май хат, ё'р май соул" - пум-дрщ-пум-дрщ-пум-дрщ. На сцене сопровождающий бэнд стал упоённо колпачить зрителей, делая вид, что, якобы, взлабывает, а две лошадистые бэк-вокальные девахи, в такт музыки соблазнительно завертели своими аппетитными задами.
   Справа и слева от меня, девочки-пэтэушницы организованно раскрыли сумочки, и извлекли оттуда носовые платочки - ожидалось мощное слёзоизвержение.
   И вот, в нужный момент, под многотысячный девичий визг, от которого хотелось заткнуть уши, на сцену выбежало "божество". Когда оно поравнялось с виляющими бёдрами, выяснилось, что "божество" герлам буквально дышит в пупок.
   Для девочек, похоже, это был облом. По залу пронёсся вздох разочарования, а мне сзади, в ухо ещё долго всхлипывал фарфоровый голосочек:
   - Ой, какой маленький...
  
   Меня выводили, точнее сказать, выносили на улицу, и я взгромождался на скамейку, и, подкладывая под больную ногу подушку, устраивался полусидя-полулёжа.
   Мимо меня сновали загорелые, улыбающиеся, счастливые люди. Молодёжь весело дурачилась, кто постарше перемывал кому-то кости. Мне же оставалось, лупая вытаращенными шарами на чужую веселуху, только наматывать сопли на кулак.
   После каждой такой выползки полдня приходилось отлёживаться мешком, причём на спине. При попытке лечь на бок, синяки на теле сразу напоминали об эквилибре на перекрёстке.
   Прежде чем встать с кровати, необходимо было несколько минут делать специальное упражнение - разминать больную ногу, иначе она совсем не слушалась, и можно было запросто загреметь. После этого полагалось пеленать обе ноги эластичными бинтами, чтобы не было тромба, и только в таком виде, после всех долгих церемоний, с ногами, похожими на египетскую мумию, становиться на костыли.
   Самые элементарные для здорового человека вещи, для меня теперь являлись утопией. Ещё в больнице меня научили, как в моём состоянии переносить предметы с места на место. Напри-мер, лист бумаги - с одного стола на другой. Целая наука!
   Для этого нужно было этот лист определить в пластиковый пакет с ручками, прижать их к перекладине костыля, и захватить в руку и пакет, и перекладину.
   Только таким образом, вместе с костылём, и осуществлялась транспортировка нетяжёлых вещей. Про тяжёлые, понятное дело, нужно было забыть. Ручки, вшегонялки, зажигалки и прочая хренотень транспортировались в зубах.
   На одолженные бабульки обзавёлся каким-никаким телефоном. Эта проблема разрешилась.
   Время от времени кто-нибудь из друзей-автомобилистов меня вывозил покататься по Москве. Ездить было больновато, но я был счастлив - эти поездки являлись единственным "окном в мир", связью с Большой землёй.
  
   В невыползном положении, из-за решёток на окнах первого этажа, не покидало ощущение, что я нахожусь в тюрьме. Не понятно только - за какое такое преступление. К этому прибавлялась постоянная, неотпускающая боль, как будто в этой самой тюрьме меня ещё и беспрерывно нещадно лупили. Боль в ноге, башке, и от ушибов, как бы спорили друг с другом - кто круче.
   Позже я пришёл к интересной аллегории, что я как бы год отбыл в заключении. В соответствии с уголовным законодательством - нормальное наказание за преступление небольшой тяжести. Знать бы ещё, за которое?
   От "Спазганов" и "Триганов" толку давно уже не было никакого. Иногда начинался такой "гриль", какого, пожалуй, не было, даже когда я валялся привинчинный.
   Прописали хвойные ванны, надо было сидя, болтать в них ногами. Байда, должно быть, полезная, да вот после каждой ванны, белая эмалированная поверхность делалась чёрной.
   Оттиралась чернота потом долго и с огромным трудом. Я же мечтал о другой ванне, нормальной. Когда можно будет, наконец, смыть опостылевший вонючий пот, но такие мечты отдавали фантастикой. Мокнуть в ванне по-человечески я смогу ещё очень нескоро...
  
   Реабилитационных процедур прописали целое море. И всё вышло, точно я и предполагал. Как в воду глядел. Доехать до травмопункта, где делают процедуры, в лучшем случае - стольник в один конец. За меньшее бомбилы не везут. Хотя ехать - минут пять...
   Прописали комплекс упражнений по лечебной физкультуре. Казалось бы - невелика премудрость. Ага, если бы! Упражнения требовали предельной точности. И их самих, упражнений этих, было так много, что они в балде умещались с трудом. А делать их следовало правильно, иначе вместо пользы они принесли бы только вред.
   Хорошо бы было это дело заснять на видимокамеру, да камеру спёрли, как, впрочем, и всё остальное.
   Пошукав малость, камеру, после лёгких уговоров, удалось на денёк выпросить у одной подруги. Засняли эти упражнения, и теперь, по крайней мере, я хоть делал их по науке.
   Добро! Ежедневно, напичкавшись пилюль, от которых, по большому счёту, толку было не особо много, я подолгу изнурял себя прописанными упражнениями. Вот когда пригодилось моё врождённое упрямство.
   Упрямым я был всегда. Сколько себя помню, чуть ли не с пелёнок. Правда, в раннем разделе житухи упрямство чаще шло мне во вред, нежели на пользу, и усиливалось тем, что был я, если честно, совсем не подарок, и хронически, назло всем, тупо поступал наперекор. Обломать меня было невозможно - кочевряжился я отчаянно.
   Мама с батей как только не пытались с этим бороться - бесполезняк. Хоть кол на голове теши. Я оставался непоколебимым, и всё равно, в итоге, выходило по-моему. Ни слова, ни ремень на меня не действовали, я упирался рогом, терпел, но не сдавался. Из-за чего, кстати, и понатворил делов. Но, так или иначе, победа всё-таки оказывалась за мной, какой бы ценой она не достигалась... Глупо, конечно.
   Прошли годы, и в свете последних событий моё упрямство, наконец-то, вроде шло мне впрок, я его впихивал в прописанные упражнения, надеясь хоть чуток убыстрить поправку.
   Неожиданно прорезались и новые способности - метеорологические. Перед дождём теперь во мне включался внутренний барометр, и поэтому прогноз погоды, в принципе, можно было уже не слушать. В башке промелькнула авантюрная думка: "Раз на эстраду теперь нельзя, так может мне в метеобюро податься? А чего, там сигать-прыгать не надо, а раз так, то, наверное, можно и с костылями. К тому же метеоцентр - у нас на Пресне, от дома недалеко.
  

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  
   Закруглялся июнь. Самый башлёвый летний месяц. Уже не для меня, разумеется. Я-то, наоборот, густо увяз в долгах, как отдавать которые, я не имел ни малейшего понятия.
   На дворе в самом разгаре пылало лето, у меня же, в самом разгаре - мои муки. Самочувствие - предельно говённое. Ночью я от боли я не мог спать, забывался только под самое утро. Просыпался по нескольку раз, опять же, от неё родимой, едва стоило во сне хоть чуть шевельнуться.
   Неудивительно, времени-то прошло с гулькин нос. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Как меня обнадёжил доктор из травмопункта: "В травматологии сроки долгие, исчисляются не неделями, и даже не месяцами, а годами, так что наберись терпения!".
   Спасибочки. Хорошо, терпения-то набраться, оно, конечно, можно. Этого добра у меня - завались. Прямо как в "Необыкновенном концерте" театра Образцова: "У рояля - Виктор Терпеливых"! А сколько терпеть-то? Месяц, год?..
   Жить в долг постыдно. Надо что-то замутить. Но что? Где она, светлая мысля? Или мне, когда я приасфальтился там, на переходе, все мозги вышибло к такой-то маме?.. Не знаю.
   До недавнего вроде слыл находчивым и изобретательным, умудрялся выбираться из такого дерьмища, что сам потом диву давался. Что-то придумывал, выдумывал. Сейчас же подкачал...
   А ведь серьёзно - был когда-то скорым на выдумки! Иногда такие изобретались оригинальные находки и решения, что будьте любезны!.. Вот, к примеру, одна история.
   Некоторые, наверное, помнят, как порадовали россиян в, затёртом уже, 1993 году, устроив, ни с того ни с сего, обмен загранпаспортов. Меняли какую-то сорок первую серию на какую-то, кажись, сорок третью. Или что-то в этом роде.
   Причём, на этом разница заканчивалась. В остальном же, новые паспорта ничем не отличались от старых - такие же бордовые, серпасто-молоткастые, эсэсэсэровские, хотя СССРа уже два года, как официально не существовало.
   Как всегда, случилось это совершенно не вовремя. Самая обида, что свой предыдущий загранпаспорт я заимел всего два года назад, и заполнен он был только наполовину - хватило бы ещё ни на одну поездку. К тому же был он мидовский, сделали мне его через солидный коллектив, с которым я по нему прокатился на хорошие зарубежные гастроли, и достался он мне совершенно без напрягов. Но к 1993 году ситуация в корне изменилась, и возможности получить на шару новый паспорт уже не было.
   Как назло, вырисовывалась весьма выгодная загранпоездочка, правда, через довольно местечковую контору, где мне заявили, что загранпаспорт - это мои проблемы. Упускать выезд, естественно, не хотелось, и таким образом, обстоятельства вынуждали меня срочно добывать новый паспорт самому, а это было возможно только через ОВИР.
   Это сейчас данная аббревиатура прочно прижилась и звучит также безобидно, как какой-нибудь КВН. А в ту пору у большинства народонаселения словечко "ОВИР" навевало воспоминания о тех, не столь далёких, временах, когда оно являлось, чуть ли не ругательным, и считалось синонимом диссидентства и измены Родине.
   Что же собой представлял ОВИР начала девяностых? Чудовищные очереди, которые нужно было занимать с ночи, рисование номеров на руке и ежечасные переклички "кто не откликнулся, тот выбывает".
   Плюс рассказы про всякие "страсти-мордасти" - тех, у кого в анкете было что-то неправильно напечатано, разворачивали, и нужно было всю тягомотину проходить по-новой. Причём, цикл мог продолжаться до бесконечности, поскольку снова могли найти, к чему придраться, и так же опять развернуть.
   Зашуганный подобными прогнозами, я меньше всего хотел участвовать в таком Перпетуум Мобиле, и стал прикидывать, как бы ограничиться одним-единственным заходом. Мой котелок поварил-поварил, и наварил следующее решение проблемы:
   Правдами-неправдами я раздобыл пишущую машинку, и, прихватив её собой, с девственно чистой анкетой двинул в вожделённое могущественное здание. Пройдя через ночную запись, идиотские переклички и прочий кретинизм, я, наконец, возник в нужном кабинете.
   Надо было видеть вытянутую физиономию овировской сотрудницы, когда я выгрузил из рюкзака машинку, заправил в неё чистую анкету и изрёк "Диктуйте!".
   Тем не менее, в итоге, цель была достигнута, причём с одного захода.
  
   ...Человек ко всему привыкает. Вот и я за долгие годы я настолько привык, что у меня почти беспрерывно раздирается телефон, что уже воспринимаю его курлыканье, как само собой разумеющееся. Фоном. Иногда подхожу, иногда - нет. Но это - уже дело двадцатое.
   Бывает, правда, когда его переливы меня окончательно выводят из терпения, и тогда я не выдерживаю и трубу вырубаю. Редко.
   В свете же последних событий, став невыползным, сутками замурованным в четырёх стенах, я с телефоном не расставался, как Президент с "кнопкой", всё-таки - связь с Большой Землёй...
   И вот, как в известном детском стишке "У меня зазвонил телефон". Определившийся номер мне совершенно ни о чём не говорил. Это ещё кто? Опять какой-нибудь идиотский социологический опрос? Как они меня уже достали, делать им нечего. Я давно уже все эти опросы обрываю сразу: "Извините, я спешу". И всё.
   Я неохотно поднял трубу. Незнакомый мужской голос представился:
   - Это отец того мальчика, который вас сбил. Я хотел бы придти извиниться.
   Вот это да! В считанные секунды новость сначала меня обескуражила, затем обрадовала. Наконец, хоть какие-то сдвиги! А то тишина уже заколебала. Засуетились стремительные мысли - пора положить конец "тайнам мадридского двора".
   Интересно, а почему отец? Почему не сам "мальчик"? Почему-то вспомнилось, как Остап Бендер пытался устроить Воробьянинова "мальчиком" на пароход...
   Ну да ладно. Отец, значит, отец. Меня сильно смущало другое.
   Несмотря на налаженное за мной дежурство, порой случались моменты, когда я оставался дома один. И сейчас как раз был один из них.
   А в моём беспомощном положении одному принимать подобных гостей что-то совсем не хотелось. Я был совершенно беззащитен, а кто знает, что у этого мужика на уме. А вдруг он - бандюган? Через два часа, впрочем, должна была приехать одна подруга. Хотя, по правде сказать, защита - та ещё.
   Эх, была, не была! Чего тянуть - от непонятки я уже одурел.
   - Хорошо, - подумав, заключил я. - Давайте встретимся. Пишите адрес.
   Мы обговорили детали и время... Конечно, на редкость невовремя! "Мужской силы" сегодня, как назло, не будет. А без "мужской силы" выбраться на улицу невозможно. А хорошо бы! На улице, поди, было бы поглавнее!
   Уж очень не хотелось мне пускать этого мужика в свою квартиру - нечего ему там делать. Я вообще не люблю незнакомых людей принимать дома. Даже знакомых пускаю выборочно.
   К тому же хата-то была подготовлена к предстоящему ремонту, так, правда, и не состоявшемуся, и представляла собой малохудожественное зрелище - незадолго до событий я начал обдирать обои. Не объяснять же...
   Эх, мне бы только выползти - на лавочке бы посидели, поговорили. На свежем воздухе и разговор ладится лучше, и башка варит поглавнее... И как-то безопаснее - люди кругом...

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

  
   Приехала подруга. Я стал ворочать мозгами - может быть, не стоило бабу в это дело впутывать, и было б, уж конечно, лучше отложить визит дорогого гостя до того момента, пока кого-нибудь из мужиков не будет... Поздно. Сообщил новость:
   - Наташ, сейчас приедет отец одного из этих. Ты как?
   - Я - нормально, - спокойно ответила подруга. - Пусть приедет, может хоть что-то прояснится. А то ведь так тоже нельзя. А кто он такой?
   - Понятия не имею, - признался я. - Будем надеяться, что не бандюк. Непонятно, только, почему отец? А где сын? Маленький что ли, за батю прятаться? Чего сам не нарисуется?.. Сожру я его что ли?.. - и с досадой продолжил. - Мне бы на улицу выползти, но я тебя даже не прошу. Ты меня точно не сдвинешь. Блин, придётся общаться здесь. Неохота, но делать нечего.
   Стали дожидаться приезда дорогого гостя. Совершенно при этом не представляя, о чём с ним говорить.
  
   В оговоренное время появился довольно простецкого вида мужичок средних лет. Я ещё раз пожалел, что не в состоянии выбраться на улицу, и вести беседу там. Мужик же как-то сразу выбрал эдакую тактику нападения. Я ожидал чего угодно, но только не этого.
   Я ещё рта не успел раскрыть, как он начал бурно рассказывать, что его сыну после ДТП здорово накостыляли, и что это - безобразие, что он наймёт адвоката и т.д. и т.п. От такого вступления я, честно говоря, даже слегка растерялся:
   - Подождите, подождите... Как вас зовут?
   - Алексей Иваныч.
   - Алексей Иваныч, из того, что вы рассказывайте, я ничего не понимаю. А главное - не улавливаю связь. Что касается меня, то я после наезда вообще выключился. Мне, единственное, что удалось, так это, выяснить номер машины, которая меня сбила и скрылась. Неизвестный мне хороший человек номер успел записать. Всё. Больше я не знаю ничего. Гаишники темнят, меня не считают нужным повещать в подробности.
   Батяня гнул свою линию:
   - Он такой хороший мальчик! Его о чём не попросишь - всё сделает.
   Мне подумалось: "Хороший мальчик"! Внаглую Правила нарушил, в толпу беззащитных людей въехал, ни за что ни про что человека изуродовал, как Бог черепаху, и смылся. И как будто, так и надо. Ни гугу!.. Ещё неизвестно, может быть он так - специально, умышленно, я-то отрубился, не помню ничего. А мальчик-то, мало ли, глазки залил или обкурился? Пошалить ребёнку захотелось, детство в попке заиграло, вот и потянуло на приключения. А тут, хлобысь, я подвернулся...
  
   Чувствуя натянутость мизансцены, я и вправду не знал, как себя вести перед этим мужиком. Хотя в любой компании всегда общаюсь без проблем, язык без костей. Своеобразие ситуации уж больно сдавливало. Стараясь оставаться спокойным, спросил:
   - Я могу хотя бы узнать его фамилию имя и отчество?
   - Чивирёв Александр Владимирович.
   - Годов скоко? Год рождения?
   - 1977.
   Мама родная, насколько ж моложе меня! Я в 1977 году уже в шестой класс топал... Но всё равно. Двадцать семь лет - здоровый бугай. Красава, не стыдно ли за батю прятаться? Я вон к двадцати семи годам почти полмира объездил...
   Мы ещё немного поговорили ни о чём. Дожидаясь приезда, я предполагал, что буду испытывать к этому мужику ненависть. Однако, пообщавшись, заметил, что никакой ненависти вроде бы и нет. Батя сына вытаскивает - это, в сущности, его долг.
   А вот у меня давно уже - ни отца, ни матери! И мне их очень по жизни не хватает. Я даже не могу к ним теперь на могилу съездить, посмотреть, как памятники сделали. Меня, случись чего, батя так вытаскивать точно не будет, поскольку - давно в земле.
   Я ещё подумал, насколько же этому гаврику проще. У него - и папа, и мама. Вон, сколько старания, чтобы дитятко шаловливое вытянуть! Как-то неосознанно в башке зазвучало:
   Папа у Васи силён в математике
   Учится папа за Васю весь год...
   Я продолжил расспросы:
   - Работает-то кем?
   - Водителем, - сказал батяня. - В фирме.
   Ну что ж, теперь всё понятно - точно кирной был. Чтобы профессиональный шоферюга ездить не умел? Да ну.
   Мужик-то, конечно, не виноват, что у него сын - такой шалун. И он вообще в этой истории ни в чём не виноват. Я даже вполне допускаю, что может быть он - и неплохой дядька.
   Хотя, непосредственно для меня - он, конечно, враг.
   И, всё равно, мне его было как-то жаль, что ли. Наверное, оттого, что у меня бати давно нет.
   Дядька ни при чём, его на том Богом проклятом месте не было. Не он меня поломал. Да и положение у мужика незавидное. Отвечать за то, в чём ты не виноват - задача неприятная, по себе знаю, приходилось...
   Уходя, он обернулся:
   - Вы уж извините.
   Что мне оставалось, я ответил:
   - Да вы-то здесь при чём, вас там вообще не было... Пусть сынуля придёт, не съем. У меня сейчас только одна задача - побыстрее на ноги встать.
  
   Мужик уехал. Мы принялись за обсуждение:
   - Лёш, и что ты обо всём этом думаешь?
   - Даже не знаю. Мужик, как мужик. Работал, работал, и нате вам. Я его, в принципе, понимаю. Для него весь этот компот, как обухом по голове. Небось, отдыхал в выходной день перед трудовой неделей, ни сном, ни духом, а тут, вон чего!.. Но мне от этого не легче. Ничего, будем надеяться, что время потрачено не зря. По крайней мере, хоть что-то узнал. И то - дело. Раньше-то я вообще был в каком-то идиотском положении. От меня гаишники всё утаивают. А теперь хоть одним неизвестным в уравнении стало меньше.
   Тогда я даже не догадывался, что это будет единственная моя встреча с виновной стороной. Больше это замечательное семейство со мной ни в каком виде общаться не пожелает.
   Не раз я потом думал об этой единственной беседе. Не исключено, что мужику было необходимо удостовериться, представляю я какую опасность или нет. Посмотрел, и убедился, что нет, похоже - не представляю... По крайней мере, правдоподобно!..
   ...Уже много позже я узнал, что руливший злополучной машиной М 164 ЕТ 77 Чивирёв Александр Владимирович, в тот, памятный для меня вечер, 30 мая 2004 года, был сильно пьян, что подтвердило медицинское освидетельствование. Кроме того, водительского удостоверения при нём не имелось. И его бате действительно пришлось потратиться, воспользовавшись услугами адвоката, только в присутствии которого, баловник согласился давать показания.
  
   Почему-то, чуть ли не на следующий день, нежданно-негаданно объявился дознаватель собственной персоной. Тот, что приходил в больницу принимать заявление.
   Так вот, этот самый капитан Карнов Евгений Николаевич впервые за целый месяц сам позвонил и псевдоучастливо поинтересовался, как я себя чувствую.
   Ну, я сказал, как есть. Чувствую себя плохо. Чего, чистая правда. Менялась погода, и из-за влупившего на всю внутреннего барометра, я ночью не мог уснуть, забылся только под утро, когда за окном народ уже шлёпал на работу. А через час снова проснулся. От боли - сделал во сне неуклюжее движение.
   Дознаватель Карнов всё крутил вокруг да около, и, как бы, между прочим, ввинтил вскользь что-то такое совсем для меня непонятное про какую-то экспертизу, ничего мне толком не объяснив. Ясен конь, я, разумеется, ничегошеньки не понял, поскольку и понятия не имел, о чём речь и что это за экспертиза такая.
   В силу своего невежества я решил, что, наверное, экспертиза - это что-то типа следственного эксперимента: "А теперь - Горбатый!".
   После этого невразумительного звонка от Карнова долго не было никаких вестей...
  
   Это уже много позже я воткнулся, что речь шла о судебно-медицинской экспертизе в отношении меня. Есть такая.
   Если глянуть со стороны, то не нужно быть большим умником, чтобы просечь тему - к тому моменту весь сценарий был уже расписан, роли распределены, и на финальчик оставалось соблюсти лишь некоторые формальные обязалова.
   Для удачного эпилога только требовалось в "Заключении эксперта" изобразить нужную степень причинённого вреда моему здоровью. Чисто для проформы. На тот период времени это вообще не представляло никакого труда - потерпевший сиречь я, был дуб дубом.
   Всё дело в том, что за полгода до этого в Уголовный кодекс Российской Федерации были внесены изменения. Любезнейшие господа-законодатели 8 декабря 2003 года посчитали, что преступлений в России - слишком много, и так уже каждый четвёртый россиянин самолично "познакомился" с УК.
   Решили проблему просто - исключили ряд статей из уголовного законодательства.
   К слову сказать, преступлений от этого меньше не стало, а вот количество пострадавших возросло неимоверно. Раньше-то останавливал страх заработать судимость, а теперь не останавливало уже ничего.
   В рамках этой "акции" понятие "вред здоровью средней тяжести" применительно к дорожно-транспортным происшествиям с декабря 2003 года перестало существовать.
   Уголовная (и вообще какая либо) ответственность теперь распространялась только на причинение тяжкого вреда здоровью. Средний вред здоровью был исключён как из уголовного, так и из административного Законодательства, и приравнивался к отсутствию этого самого вреда как такового. В переводе на человеческий - "здоров, как бык". То-то обрадовались гаишники!
   Если ещё совсем недавно, ради отмазки нужно было изловчаться, выдумывать что-то заковыристое, то теперь достаточно было всего-то навсего, указать, что в результате ДТП "причинён вред здоровью средней тяжести", и всё становилось шито-крыто, никаких потерпевших уже вроде как и не было, а какой-нибудь очередной окрылённый гад, довольный, как удав, вприпрыжку бежал на радостях отмечать.
   Что особенно ценно, не самые лучшие представители рода человеческого получили отличный подарок - возможность спокойненько уродовать и калечить всех, кто им не угодил по какой причине, рожей например, ничуть не опасаясь за это угодить за колючку.
   И хотя в Законодательстве имелась чёткая расшифровка, что следует понимать под вредом здоровья средней тяжести, это мало кого сифонило - если очень было надо, изобразить этот самый вред не составляло труда и безногим, и безруким, и ослепшим, и оглохшим.
   Спрос рождает предложения, ну а стоимость услуги выяснить несложно. Как-никак живём в просвещенную эпоху Интернета. Нет сегодня тайн за семью печатями, и если немножко полазить по сети, запросто можно отыскать весь "прейскурант", было бы желание.
   Данные услуг "коробейников" обнародованы.
   Обжаловать Заключение экспертизы невозможно, хотя по закону обжалование формально предусмотрено. Но это на бумаге! Между бумагой и реальной действительностью - понятно что.
  
   Я могу только вообразить, каким лохом я тогда выглядел: "Лопух. Такого возьмём без шума и пыли". Всё было состряпано за моей спиной, и, естественно, не в мою пользу. Хотя, если подходить с иной точки зрения - правильно, чего с меня голожопого возьмёшь, нафига я нужен...
   Окромя того, не знал я тогда, что, оказывается-то, половина предусмотренного законом срока проверки уже тютю. Ещё совсем немного, и поставленная цель будет достигнута.
   Всё будет чики-пуки, и пойдут по ту сторону на радостях пьянки, гулянки, танцы и шманцы. В то время как я буду ещё долго-долго валяться скулящим бревном.
  

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

  
   Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным.
   Ну, с первой категорией-то всё понятно. Пропускаем, не зацикливаясь.
   Со второй - уже посложнее. О ней стоит поговорить поподробнее. Целая стая "доброжелателей" только и озабочена тем, чтобы сорвать куш на чужой беде. Тут уж телега едет впереди лошади, и надо либо готовить мыло, либо держать ухо востро.
   Поэтому, если вы, не приведи Бог, паче чаяния оказались во внештатной ситуации, ни в коем случае не пускайте дело на самотёк. Не ждите, пока вас облапошат. Не транжирьте драгоценное время, оно ограничено!
   Первое. Если всё-таки у вас нету денег на юриста, поручите какому-нибудь энергичному родственнику или знакомому взять на себя все хлопоты, чтобы тот беспрестанно, как следует, долбал гаишникам мозги. На худой конец, сами не плошайте.
   Второе. Помните - виновная сторона будет стараться отпереться всеми мыслимыми и немыслимыми способами! В ход пойдут все средства. А когда поезд сделает "туту", вам останется только кусать локти, если не чего похуже. Квохтать, конечно, можно будет сколько угодно, но по истечению сроков ничего уже не изменишь.
   Поэтому не забывайте, что лучшая защита - это нападение. Будьте понастойчивей. Силы не равны, никакого паритета близко нет, и удачу может принести только мощная инициатива с вашей стороны.
   Третье. Добивайтесь точного и полного соблюдения ваших прав, прав потерпевшего. Их не так много, но они всё же есть. По крайней мере, пока. Не расслабляйтесь, и ни на секунду не забывайте, что перед вами отнюдь не друзья, вас хотят обвести вокруг пальца и сделать из вашей беды кормушку.
   Четвёртое. Знайте, что при проведении судебно-медицинской экспертизы вы обладаете правами потерпевшего по экспертизе. Добивайтесь включения дополнительных вопросов. Вас, скорее всего, пошлют, но попытаться можно. Обязательно ставьте вопрос об утрате трудоспособности, в том числе, профессиональной. Это тоже ваше право. Короче, боритесь, требуйте! Иначе вас объегорят, как пить дать.
   Другими словами, не сидите, точнее, не лежите, сложа руки. Действуйте! Ушами хлопать - последнее дело! Долбайте, долбайте, долбайте. Хоть понемножку. Неважно. Не балуйте противника передышками. Как в цыганской песне: "Лучше сорок раз по разу, чем ни разу сорок раз".
  
   Но это сейчас я - такой продвинутый. А летом 2004 года мои познания в юриспруденции практически равнялись нулю, и был я дурак дураком. Типа тук-тук-тук - войдите! Совершенно не въезжал, что и как надо делать. Ну, и лопухнулся. Меня сделали...
  
   ...Время тащилось монотонной маетой. Каждый новый день был, как две капли воды, похож на предыдущий - бессонные ночи, разламывающийся головняк, полная беспомощность, и постоянная, нудная боль. От такого пакета удовольствий можно было сбрендить. Отёк на больной ноге держался уверенно, никаким исцелением и не пахло. Ещё эта хрень внутри ноги жгла крапивой, будь она неладна! Занудство беспросветное, да ещё какое. Чем-нибудь отвлечься, да нечем...
   Во, засада, ведь ещё недавно мне времени катастрофически не хватало. Да и вообще вся моя биография за последние лет надцать - сплошная гонка. Просто отдышаться-то далеко не всегда получалось. Всё бегом, бегом. Временной цейтнот давил неподъёмным грузом.
   Я в институт-то поступал, и то как-то не по-людски. А уж это - отдельная стори.
   1990 год. Прошло всего два месяца после моего длительного релакса в столице солнечного Узбекистана. Нелишне будет сказануть, что по возвращению в Москву я при первой же возмож-ности проделал камбэк в кипучую гастрольную жизнь, хотя меня ещё пошатывало как следует. Но молодость - штука такая. Уже в конце марта я снова умотал на гастроли.
   Из меня выпирала шебутная жажда деятельности. Шрамец я как-то приладился маскировать, тем более что с большого расстояния и в темноте не очень и видно. Чубчиком прикрывал, и ладно. Хиляло.
   В довершение, почему-то именно в этот самый момент, похоже, из-за того, что хорошо я заработал по дыне, в неё взбрела блажь продолжать образование. Всё-таки четвертной уже, надо вышку получать, а то несолидно как-то... Не раньше, не позже. Ну да. Гаудеамус игитур ювенес дум сумус!
   Что ж, дело хозяйское. Прошёл медкомиссию, подал документы, смотался на предварительную консультацию. Светанулся, чтоб чуток запомнили. Всё вроде шло путём...
   Как же! не тут-то было! Меня снова впихнули в железные рамки. Опять-таки угодил я в невод классической дилеммы - или чтобы оторвали голову, или ехать на дачу. В моём случае - или дуть на гастроли или, стало быть, пендель под зад.
   Увольнения как-то совсем не хотелось. Особенно, если учесть, каких трудов стоило мне вертануться в строй. Что делать?
   Снять штаны и бегать. Изучил расписание вступительных экзаменов и удумал вопреки расхожему афоризму Козьмы Прудкова объять необъятное - дёрнуть на первый экзамен прямо с поезда. Сложно, но можно.
   Впритык, но, кажется, успеваю. Начало - в десять, поезд приходит в Москву без чего-то восемь. Вдруг проскачу? Если поднажать - шанс есть...
   Правда, имелась загвоздочка. Парило одно важное обстоятельство - из-за свого отсутствия в Москве я никак не попадал на собеседование с ректором, а это - обязалово при поступлении в творческий ВУЗ. Тут-то я, разумеется, нервничал. Конкурс большой, цепляются к любой мелочёвке. Из-за одного этого могут развернуть и послать к такой-то бабушке.
   Пытался себя успокоить, что не может же ректор всех запомнить, таких чудиков, как я - вон сколько. Поэтому разработал хитрый план - перехватить в коридоре до экзамена препа, у которого я был на консультации, объяснить, что так, мол, и так. Что он - не человек что ли? Я надеялся, что сумею мужика уболтать, и как-нибудь нейтрализовать квипрокво.
   А уж обаять комиссию - это уже следующий этап. Прорвёмся.
   Что интересно, я имел тогда полную возможность пихнуть документы аж в два вуза одновременно - в один можно было отправить школьный аттестат, а в другой - училищный диплом...
   Ага! Какой там в два! Тут в один-то с приключениями!..
  
   ...Как оно в жизни бывает, поезд опоздал. Мои нервы из-за этого представляли собой что-то плохо объяснимое и поддающееся словесному отображению. Драгоценное время, как бешенное, работало супротив меня. Ой, как бы хотелось его хоть чуть попридержать - шанс из-за ерунды оказаться в заднице уже намечался.
   А возвращался я из города Кисловодска на Курский вокзал, в простонародии Курок, с его дурацкими кишками-переходами. Только по тоннелям этим шмыгать чёрт-те сколько! У меня к тому ж ещё и необъятная гастрольная сумка "Капучино", были тогда такие... Одно к одному.
   Но я нёсся, как лермонтовский Гарун. Тот, что быстрее лани, и чем заяц от орла. Лишь пятки сверкали. В голове зудело: "Только бы не опоздать, только бы не опоздать". Все музыкальные палатки вокруг орали наперебой заморской песней "Ломбаба", что прибавляло скорости...
   ...Уфф! Еле успел. С этой своей громадной сумкой я выглядел, как "челнок" после поездки за товаром на стамбульский базар. В придачу - бледнющая морда с ещё свежим рубцом на полхари. Меня ещё и чуть штормит - слишком мало времени прошло с операции... В сочетании - видуха довольно протокольная... Имидж - полный улёт, в самый раз - на вступительный экзамен!
   Но делать нечего. Расталкивая толпу, словно на вокзале, я со своим чумоданом рыскал по коридорам в поисках нужного класса. В процессе беготни заметил несколько знакомых лиц - творческий мир тесен...
   Но только не сейчас... Подмигнул только, что типа спешу, потом потреплемся.
   В таком вот распрекрасном виде я и добрался до цели. Возле нужного класса толпились мои конкуренты, которые посмотрели на меня такого красивого, как первые европейцы, увидавшие представителя племени мумбо-юмбо... Да чёрт с ними...
   ...Вроде повезло. Приёмная комиссия пока ещё не подошла, обогнал я её. Поэтому и успел перехватить нужного препода, объяснил, что и как. Тот критически глянул мою не самую презентабельную экипировку, затем усмехнулся, и махнул рукой: "Идите, сдавайте!".
   Я слегка успокоился. В институтском сортире умылся, переоблачился в подобающий первому экзамену прикид - переодеваться жизнь научила где угодно. Глянул в зеркало на образину - сойдёт.
   Когда подошла моя очередь, пришлось заносить своё огромное сокровище в класс, потому как оставить его было негде и не на кого. Председатель комиссии, естественно, капельку опешил: "Что это?"... Подмывало пошутить, что кошелёк, но сказани я такое, меня бы точняк не приняли. Поэтому загадочно сострил, что это - необходимая для создания художественного образа декорация. Реприза прошла, юмор оценили. Выступление - тоже. Комиссия улыбалась и притоптывала в такт.
   Столь оригинально и началось моё пятилетнее пребывание в альма-матер... Такие вот пироги...
  
   ...Лето-2004 пёрло, согласно календарю. Но, памятуя басню дедушки Крылова про Стрекозу и Муравья, я всё чаще напрягался - в моём чугунке постепенно начинали рисоваться новые опасения.
   Сейчас тепло, копыта в расхристанных мягких тапках гулливерского размера. Прекрасненько! Но лето скоро закончится. Станет прохладно. И что тогда? Во что я тормашки вдену?
   А зимой чего, я вообще на улицу не выползу? Да и как надевать носки на такую булыжину? Перспектива законопачено притухнуть на полгода в домашнем каземате мне совершенно не улыбалась.
   По зиме вообще всё сурьёзно! Мороз как ударит в рыло, так сразу даст прокакаться. Всё, что до этого казалось крепким и надёжным, рассыплется, как труха.
   ...Как-то, немало лет назад, привёз я себе из Италии совершенно чумовые по тем временам зимние ботинки. Типа гриндерсов, только раз в десять круче. Реальная вещь! Ужался, но со скрипом наскрёб инвалютных грошей, тогда ещё лир - больно понравились. Ботинки, и в самом деле, были изумительные - просто отлом башки! Со всеми наворотами.
   А уж на фоне тогдашних пустых прилавков магазинов и царства топорного кооперативного дерибаса соответствующего какчества, и вовсе смотрелись как произведение искусства в стиле "рококо" или чего-то там в этом роде. Ибо даже никаких "Докторов Мартенсов" в ту пору у нас в помине не было. Потолок, чего из обуви тогда можно было вымутить - это поддельные кроссовки "Рита". В смысле "Пума".
   И вот, пока температура держалась на нуле или чуть ниже - я в своих красавцах выхаживал королём, с гордостью обращая внимание, что таких шузов больше нет ни у кого.
   Но вдруг, ни с того, ни с сего, погода взбесилась, зарядили морозы - градусов двадцать, если не хлеще. И мои бедные макаронники такой жестокой экзекуции не выдержали - итальянская подошва треснула напополам.
   А я ведь, когда их покупал, раза два переспросил у продавца: "Л'инверно?" - "Си, си, л'ин-верно!" Видать, рассчитаны они были на итальянскую "л'инверно", а не на нашу.
   Сколько я потом не обивал порогов мастерских по ремонту обуви, всё без мазы. Чинщики только разводили руками, подошва была сработана из какого-то неведомого полимера, который в наших условиях невозможно было ничем "вылечить"... Вот она, зима-то наша!.. Не фунт изюму!
  
   ...Когда окрашивалось в свинцовый цвет предгрозовое небо, у меня начинался "визит в застенки Гестапо". Внутренний барометр истошно подавал голос. Будто из меня выбивали признания методами гуманнейших времён Средневековья.
   В такие моменты от боли и сознания своего бессилия хотелось вопить. Жизнь становилась совсем немила. Я только и представлял себе, разве что ухмылки ездоков грёбаной "Шахи", которая меня так видоизменила.
   Подумать только, а ведь выйди я тогда минутой раньше или минутой позже, ничего бы со мной не случилось!..
   Правда, тогда, пострадал бы кто-нибудь другой...
   Но дни тащились за днями, и вот, наконец-то минул предписанный срок моей трёхногости. Хорэ, отпрыгал своё. Можно было полегоньку наступать на больную ногу. Сделался четвероногим... Был сначала "растением", потом "гусеницей". И вот, наконец, наставала новая фаза эволюции - стал "черепахой".
   Разница, правда, была в том, что перемещаться стало ещё больней. Вдобавок, преодолевать самостоятельно лестницы и ступеньки, по-прежнему, даже при всём моём врождённом упрямстве, не удавалось. Необходимость участия "мужской силы", пинающая самолюбие, упорно не снималась с повестки дня. Я, хоть тресни, но по-прежнему продолжал пребывать полностью зависимым и беспомощным до мозга костей.
  
   Организм был настолько вымучен болезнью, что казалось, пальцем меня ткни, и мне - хана.
   В дни, когда мужики не могли меня навестить и произвести вынос тела на волю, приходилось, изводясь тоской, куковать дома.
   Вот где была пытка. Сидеть взаперти при моём складе характера - хуже нет.
   Я - далеко не пушинка, сказать по правде. Необходима определённая физподготовка, чтобы меня сдвинуть, не каждый сладит. Поэтому просить помочь в этом виде программы можно тоже далеко не всех. А сам я смогу таскать собственное тело по лестницам ещё очень нескоро.
   Кстати, почему-то я всегда был тяжелей, чем, по идее, должен был быть. Почему - не знаю. Даже в школьные годы, когда, судя по фоткам, я был тощим, как глист, во время всяких там дурацких диспансеризаций, меня заставляли перевешиваться по второму разу. Думали, что ошиблись. Врачихи потом ещё удивлялись: "Ты чего такой тяжёлый? Ведь кожа да кости!".
   Чего я мог ответить? Чёрт его знает. Наверное, у меня кости какие-то не такие.
   Теперь же, из-за того, что я не двигался, и трескал, по материальным причинам, преимущественно, одну картошечку, я стал поправляться. И так-то после тридцатника я без особого восторга обнаружил, что у меня медленно, но верно намечается пузень - явление, в принципе нередкое в таком возрасте. А уж после событий от недостатка движений и говённой еды я ещё прибавил в весе. Ах, ты, ё моё!
   По-прежнему, оставалась заковыка - выползти из машины. Залезать я ещё как-то, со скрипом, приноровился. Зад - вперёд, потом - руки, потом - руками заносишь больную ногу. А вот вылезать! Ой, мама! От продолжительного сидения больная нога затекала, начинала кусаться, и вообще переставала слушаться, превращаясь в нечто инородное. А на одной здоровой ноге далеко не учешешь!
   Я несколько раз безуспешно названивал в Отдел дознания. То дознавателя Карнова на месте не оказывалось, то он вроде бы был, но отвечал, что говорить со мной не может, поскольку сейчас занят. Сравнивая и сопоставляя его и моё положения, я машинально про себя заключал: "Мне бы твои заботы!".
  
   Должно же быть у человека в жизни хоть что-то позитивное? Думаю - должно.
   У меня это выразилось в том, что я убедился в наличии довольно-таки нехилого количества людей, которым моя участь была небезразлична. Это определённо радовало и давало основания полагать, что я, может статься, и не самый плохой человек.
   Свалившаяся на меня беда в два прихлопа всё расставила по своим местам. Стало ясно, кто - друг, а кто - не очень, кого сдуло после того, как я вышел в тираж, а кто протянул руку помощи.
   Кроме того, именно благодаря этой своей залепухе, я значительно расширил круг своих знакомств. Порхая окостыленным вокруг крыльца, я и живенько наладил отношения с теми, с кем раньше как-то не судьба была общаться, и стремительно нажил кучу новых знакомых.
   Вообще-то, по природе я коммуникабельный, язык без костей, всегда стараюсь со всеми здороваться. Но раньше в колбасне забот, неизменной спешки и беготни, дальше своего подъезда почти никого толком и не знал. Да и всё время некогда было, стабильно куда-нибудь, да опаздывал. Короче, было как-то не до трёпа.
   Теперь же всё изменилось - "ямщик не гони лошадей, мне некуда больше спешить". Тормози и трещи, сколько хочешь!
   Мимо идущие люди останавливались, завидя меня на костылях с забинтованными тормашками. Расспрашивали. Расспросы, правда, в большинстве своём укладывались в стандартную схему: "Что случилось?" - "Под машину попал." - "Пьяный?"
   В очередной мне раз приходилось терпеливо талдычить, что, нет, не пьяный. Доказывать, что не верблюд. Я долдонил и долдонил, ощущая, что мне верят не больше, чем детским вракам, и что, мол, так не бывает. В зубах навязло, прямо.
   Хотя, надо сказать, кто поумнее, те сразу всё понимали. Особенно молодые мамаши. Понятно, из-за чего. Их детям - ежедневно в школу топать по этому переходу.
   А мне только и оставалось, что вспоминать некогда модный шлягерок:
   Ну почему, почему, почему
   Был светофор зелёный?..
  
   Познакомился поближе с потрясающим дедом, соседом по подъезду. Как-то раньше - только кивали друг другу "здрасьте!" - "здрасьте!", я даже и не знал, что Николай Петрович - военврач, полковник запаса медицинской службы, побывал в своё время во всех горячих точках.
   Жаль, правда, что не хирург и не травматолог.
   Хотя, что такое военврач? Это и хирург, и травматолог, и кардиолог, и стоматолог, и все прочие медицинские специальности в одном лице.
   Я, естественно, воспользовавшись случаем, засыпал его вопросами по поводу своих переломов. И надыбал просто шикарное объяснение:
   - Попроси, чтобы тебе купили куриный окорочок. Человеческая нога устроена точно так же. Посмотри внимательно, та косточка, что побольше - это большая берцовая, а та, что поменьше - малая. Возьми этот окорочок, сломай его пополам, а потом ещё на мелкие кусочки - вот тебе и твой перелом!
   Мировой дед! Всё растолковал! Впоследствии я не раз обращался к нему за медицинскими консультациями.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

   Худо-бедно я откряхтел ещё месяц. Одолженные деньги таяли, как сливочное масло на раскалённой сковородке. Пробовал экономить. Бесполезно, на спичках не экономят.
   Попытался питаться поскромнее. После стольких лет регулярных шикарных банкетов и отрывов по крутым кабакам, после привычного изобилия халявной вкуснятины, это было ощутимо. Для желудка. Но не для портмоне. Тугрики один чёрт таяли и таяли...
   Если, навещая, кто притаранивал какую вкусность, она сметалось за считанные секунды. Налегал так, что за ушами скрипело. После забодавшей картошки с хлебом любая еда подороже, представлялась уже кулинарным изыском - молотил за милую душу и в очередной раз убеждался, что всё познаётся в сравнении. И, заодно, подметил, что почему-то именно когда нет башлей, больше всего хочется шиковать.
   Зато после многолетнего перерыва позволил себе, наконец, полакомиться мороженым. Долгие годы для меня на сей продукт было наложено табу - приходилось беречь связки, от мороженого у меня мгновенно садился голос-кормилец. Теперь надобность оберегать гортань вроде как отпала, я и расслабился.
   Тут припомнилось, как начинающими пацанами мы периодически обегали кучу палаток "Мороженое", выклянчивая у тёток-мороженщиц сухой лёд, в котором мороженое тогда хранилось. Очень нужная была вещь в сценическом деле. Рассказываю, для чего.
   Как водится, голь на выдумки хитра. Чтобы изобразить какое-никакое подобие шоу, тогдашняя взлабывающая молодёжь во время выступления устанавливала на сцене в невидимом из зала месте, обычно за колонками, тазик с горячей водой. Время от времени кто-нибудь незаметно подбрасывал в него бруски сухого льда. От этого из тазика с шипом взвивался парок, и получался, не побоюсь этого слова, невероятный спецэффект - почти дым-машина. Перфоманс супер-пупер! Успех был бешеный!
   Кто с фантазией, шёл ещё дальше. Чтобы пар клубился в нужном направлении, его сдували всевозможными подручными средствами...
  
   Лето-2004 струячило дальше. И вставляло всё крепче. Признаков выздоровления не было, и это не вселяло оптимизма.
   Угнетала канитель с вынужденным бездельем - не я привык бить баклуши. Чем больше времени проходило, тем депресняк наплывал чаще и чаще, ибо конца края этой волынке близко не просматривалось. Я как-то настолько уже сроднился с активным образом жизни, что ничего не делание бесило. "Малоизвестная кантата композитора Кручини" скоблила и травила по полной схеме.
   Дни за днями сгорали впустую, а житуха, тем не менее, отслунявивала отпущенный мне срок. Время-то шло, его "обратный отсчёт" никто не отменял.
   Мою непутёвую черепушку неотступно сверлила мысль: "На что жизнь уходит! Сколько за это время можно было бы дел провернуть. Чёрт меня дёрнул шляться за этим долбаным хлебом! Мучное жрать вообще вредно!"
   Без работы было невыносимо. Страшно точила тоска по любимому делу. Особливо шкурило и драило под вечер, когда у всей музыкальной братии, в отличие от некоторых, начиналась трудовая вахта. Все вокруг трудились, а я - нет. А ведь ещё совсем недавно, будя своих собратьев по цеху утренним телефонным звонком, я говаривал строго:
   - Хорош дрыхнуть! Работать надо!
  
   Никогда я не был домоседом, да и вообще сидеть на одном месте - это не для меня. Про таких, как я, принято говорить "У него шило в заднице". Чего-чего, а геморрой мне никогда не грозил. Чтобы меня удержать на месте, необходимо было очень сильно меня чем-то увлечь. Что являлось делом непростым. А без этого - беспонтовый вариант!
   Помнится, в своё время, мама, чтобы я поменьше околачивался по улицам, пробовала водить меня в театр. Я еле высиживал спектакль. И всё время ёрзал, когда же будет антракт. На ме-ня то и дело шикали театральные "форменные" тётки.
   Ещё меня всегда жутко изводила долгая дорога, когда сидишь себе, и едешь, едешь, никак не доедешь. Как же такая резина меня терзала, ёкэлэмэнэ! Из-за этого в поездах и самолётах я периодически устраивал себе пешие прогулки.
   Я бесконечно благодарен своему старшему поколению, за то, что был своё время избавлен от муки, через которую прошли очень и очень многие. Те, кого детьми заставляли из-под палки заниматься музыкой. На мой взгляд - это неправильно. Насильно мил не будешь, и, в конечном счете, ни к чему хорошему такие занятия, в большинстве случаев, не привели. Нагляделся я на несчастных, которых этим только отвадили от музыки раз и навсегда.
   По моему разумению, путь в искусство должен идти исключительно по зову сердца. Я вот, например, как почувствовал этот самый зов, так сразу поумнел, закусил удила и сам потянулся.
   Но, я-то, правда, не самый лучший пример. Ибо, сказать по-честному, долгое время я маленько разбрасывался, и у меня эти зовы сердца появлялись довольно-таки периодически. Только вот, были они все почему-то не шибко длительными, и быстро обламывались. Сначала вроде бы увлечёшься, загоришься, потом проходит некоторое время, хоп! - и надоедает до смерти. Вот из-за чего у меня до конца обычно ничего и не доводилось.
   Например, пацанёнком я хорошо рисовал. Относился к этому, конечно, не всерьёз, а так, от случая к случаю. Но получалось. Чего-то там даже выигрывал. Короче, мазня моя народу нравилась. Вот и изъявил я желание пойти поучиться. Поканючил-поканючил, и сумел сагитировать родичей на художественную школу.
   Ну, и чего? Поступил, попробовал. Надоело - два года кое-как походил, попротирал штаны, бросил. Там ещё надо было какие-то задания за летние каникулы к осени выполнить, ну я типа всё лето прогулял, и на задания, естественно, положил. Ну и вроде совесть заела.
   И я не придумал ничего лучшего, чем с живописью завязать. Наверное, зря.
   К спортивной секции охладел ещё быстрее. Завод прошёл совсем скоро - свободолюбивое нутро яростно взбунтовалось против строгого режима. Тоже, наверное, зря.
   Ну да ладно. Всякому овощу - своё время. Видать, просто пора моя не тогда ещё пришла.
  
   Зато с тех пор, как я вышел из нежного возраста, кое-что переменилось - я постепенно настолько привык к постоянной работе, что и не заметил, как оказался неспособным к ничего не деланию. Безделье уже не переваривал. Трансформировался.
   Это у меня, похоже, в конце концов, всё ж таки проявилась наследственность.
   Мой покойный батя, ветеран труда, работал почти до самой смерти, больше пятидесяти лет. Всё умел делать руками. В отличие от меня, кстати, я-то особо рукастым никогда не был, чаще - ломастером. Но сейчас не обо мне.
   Так вот, трудовую деятельность отец начал во время войны ребёнком, на военном заводе. Тогда же и повредил правую руку - заснул, не выдержав непосильной нагрузки, за станком. Кисть руки попала в работающий механизм, и в итоге на безымянном пальце правой руки всю оставшуюся жизнь отсутствовали две фаланги. Окончил без отрыва от производства вечерний институт и прошёл долгий путь от рабочего до начальника отдела. Был настоящим трудоголиком. Горел на работе.
   С огромной неохотой вышел на пенсию почти в семьдесят, и только из-за того, что стали болеть ноги - он просто физически не мог добираться до работы, находившейся далеко от дома.
   А оставшись без любимого дела, через несколько месяцев умер.
   Отца я всегда глубоко уважал, для меня на всю жизнь он остался самым большим, непререкаемым авторитетом.
   Хотя, признаться, попадать под его тяжёлую руку - удовольствие было не самое большое....
  
   И я работать тоже начал рано. Так уж вышло, что мне практически не довелось бывать в отпуске. По большому счёту я так до конца и не узнал, что это такое. Только с чужих слов. Для меня же отпуск - это, когда нету работы, и такой вот вынужденный отпуск - бедствие.
   За двадцать лет я лишь единожды позволил себе роскошь недельку отдохнуть в полном смысле этого слова, не вытерпев, и воплотив в жизнь свою давнюю детскую мечту. А то до этого даже на курортах мне приходилось рубить по паре концертов в день.
   Но подошёл момент, когда я сломался. Ещё со школы я мечтал побывать в Париже, несмотря на ветер в башке, почему-то полюбил французский язык, и даже одно время пытался чи-тать Дюму в подлиннике.
   Как-то раз сумел научить дворника-киргиза говорить по-французски. Недели три помучился, зато потом мои труды увенчались грандиозным успехом - при встрече я его приветствовал: "Бонжур! Коман са ва?" Киргиз отвечал: "Са ва бьен!"
   Так мы и общались. Через некоторое время, к сожалению, киргиз куда-то уехал.
   Наверное, во Францию...
   Мне же побывать во Франции никак не удавалось. По работе, куда только не мотался. Полмира исколесил, а страна Мопассана, Дебюсси и Тулуз-Лотрека так и оставалась неохваченной.
   Когда же мне стукнуло тридцать пять, я понял, что тянуть больше нельзя, за свои кровные купил путёвку, и ломанулся на берега Сены. Недельку рассекал по Монмартру, пляс Пигаль, Шампз-Элизе и иже с ними. Слазил на Эйфелеву башню. Оттуда начал всем названивать, пока на мобильнике деньги не кончились. Мобильная связь была ещё дорогой полуэкзотикой, и вылетела мне тогда в копеечку.
   Сгонял и в Лувр, как же без него. Поглазел на "Мону Лизу". Она оказалась какая-то маленькая. Я её представлял побольше. Причём, находится она под специальным стеклом, как-то по-особому реагирующим на фотовспышку, из-за чего Джоконду нельзя сфотографировать. Но, несмотря на это подле неё тусуется куча лохов с фотокамерами. Щёлкает и щёлкает.
   Заодно глянул я и на эту, безрукую. Которая Милосская...
   Хорошо я погулял в Париже, пивка побарбарисил, прошёлся по едальным заведениям. Думалось тогда: "Жить - хорошо! А хорошо жить - ещё лучше!"
   В итоге, оторвался тогда с размахом, как чувствовал, что таких вояжей больше не будет.
   И оказался прав. Жизнь сложилась так, что довольно скоро, не то что Забугорье, а даже Подмосковье для меня сделалось закрытым.
   После известных событий произошёл такой чендж, что несбыточной мечтой стало допыхтеть до соседней улицы. Хорошо ещё - не знал я тогда, что эта лютая пытка будет, не затухая, кромсать меня ещё почти целый год. После чего ещё будут два продолжения...
  
   Мне досталась неслабая память. Не, не в цирке, конечно, выступать, но всё-таки. Значительно лучше, чем у большинства. Я не в курсе, с чем это связано. Чего не знаю, того не знаю. Просто принимаю, как есть. Дадено.
   Хотя школу я закончил чёрт знает когда, я вот, к примеру, до сих пор помню, что такое валентность. "Способность атома химического элемента или атомной группы образовывать определённое число химических связей с другими атомами или атомными группами". В жизни, правда, мне это ни разу и не пригодилось.
   И формулы многие помню. От которых, если честно, проку тоже было не больше.
   Но, всё равно, в хорошей памяти, определённо, есть свои достоинства. Были моменты, когда мне она круто помогала и пригождалась. Например, на экзаменах.
   Или, как-то случилось мне, не особенно долго, правда, попеть в англоязычной клубной команде. Было дело. Ну так вот, там народ всё больше по блюзу ударял. Ну, и песняки, стало быть, лабались соответствующие - по восемнадцать куплетов на мою шею. На инглише. Ясен пень, никаких "плюсов", всё - "живаго".
   Мои знакомые слушали и поражались:
   - Как ты всё это запоминаешь?!
   Я только весело пожимал плечами:
   - Да так. Запоминаю как-то. Работа у нас такая! Мы ещё и не такое могём. Вот, к примеру, какая фамилия у Бьорк? Гудмундсдоттир. А у Марии Каллас? Калойеропулу. Так-то вот!
   А ещё, я числа и даты с детства запоминал намертво. Особенно, когда был мелкий. Хотя и сейчас разбуди меня среди ночи, и спросонья спроси, когда родился тот или иной великий человек, Пушкин, например, я, даже не продрав глаза, без запинки выдам - 6 июня 1799 года.
   Иными словами, на память не жалуюсь... Пока, во всяком случае...
   Это я всё к тому, что день 15 июля 2004 года не запомнить было трудно - середина лета. Того самого, которое у меня слямзили. Как, впрочем, и осень, и зиму в придачу.
   За эти пол-лета я получил уже столько, что, казалось, ещё один косячок, и мне - кранты!
   Чувствовал я себя что-то совсем фигово. Дыню раскалывало вдрабадан, ногу щипало так, что она аж хрустела, в общем - полные вилы.
   Вся знакомая "мужская сила" была занята, просить "вынести" моё тяжёлое тулово на воздух было некого, и я вынужден был уже вторые сутки безвылазным узником одурело куковать взаперти. В голову ломились самые мрачные рефлексии.
   Да ещё и по телефону был неприятный разговор, я из-за ерунды вспылил, в сердцах психанул, и в итоге, крепко полаялся, что было, не удивительно - нервишки у меня уже пребывали на пределе. Вот и получилась картина Репина.
   На душе весь день было какое-то удушливо-мерзкое предчувствие. Что-то поганое и гадкое сквозило во всём, висело в воздухе, не выветриваясь, как въевшийся запах тухлятины на помойке. День можно было смело считать совершенно бездарным и начисто вычеркнутым из жизни.
   Всё объяснилось много позже, когда меня, уже официально признанного инвалида второй группы, привезли в суд знакомиться с материалами дела.
   Просто в тот день, 15 июля 2004 года, мне ещё был преподнесён подарок. И только потому, что сам вовремя не подсуетился и пустил дело на самотёк. А задним числом исправить уже ничего было нельзя. Хоть обкакайся!
   15 июля 2004 года на далёкой 13-ой Парковой улице, на которой я, кстати, никогда не бывал, в доме N 8/25, в котором я тоже никогда не бывал, и что характерно, не хочу никогда бывать, одним духом решилась моя судьба. Естественно, не в мою пользу.
   Никогда в глаза меня не видевшая, судмедэксперт Рыжова Ольга Сергеевна, которой я физически не мог сделать ничего плохого, поскольку так же в глаза её не видел, и, более того, даже не догадывался о её существовании, повернула дело так, чтобы молодцы, искорёжившие всю мою жизнь, были полностью оправданы.
   Состряпанное в тот день Заключение эксперта N 4872м/10795 - образец нарушения всего, что только можно нарушить.
   Все данные достаточно откровенно указывали на наличие тяжкого вреда моему здоровью, чётко разжёванного в Законодательстве Российской Федерации, "значительная стойкая утрата общей трудоспособности не менее чем на одну треть". Было очевидно, что я - не работник очень и очень надолго.
   Однако госпожу Рыжову не сильно беспокоили ни Законодательство, ни, тем более, я.
   Совершенно с потолка, не опираясь ни на какие, положенные по закону Правовые акты по медицине и здравоохранению, отсеев всё, что не вписывалось в намеченный формат, госпожа Рыжова заочно мне поставила "вред здоровью средней тяжести", прекрасно отдавая себе отчёт в том, что вред здоровью средней тяжести на данный период, был исключён из Российского законодательства, и его установление полностью освобождало лиц, причинивших мне этот самый "вред" от какой-либо ответственности за содеянное.
   Единственным аргументом в "Заключении" Рыжовой было "расстройство здоровья свыше трёх недель", признак, кстати, давно отменённый. Это я уже потом узнал.
   А вот о том, что я полностью лишался трудоспособности на несколько лет, и о чём госпожа Рыжова не могла в силу своей профессии не знать, но о чём обязана была написать, по понятным причинам не было сказано ни слова.
   Так же, как ни слова не было сказано про травму головы, зафиксированную в документах при моём поступлении в больницу. А ведь я запросто мог стать инвалидом умственного труда!
   Госпожу Рыжову это не заботило. Чего захочу, то и наворочу! Контроля-то никакого нет...
   Не говоря уже о том, что были грубо нарушены процессуальные нормы, которые хоть и формально, но в законодательстве пока ещё присутствовали, и которые пока никто не отменял.
   По закону, от меня необходимо было получить письменное согласие подвергнуться экспертизе, мне должны были быть разъяснены мои права потерпевшего по экспертизе, в том числе - право задавать дополнительные вопросы эксперту, и моё право на отвод эксперта. Есть и такое.
   Но в порыве неожиданно вспыхнувших в добрейших сердцах Рыжовой и Карнова альтруистических чувств к водиле и его соратнику, и Рыжова, и Карнов такие мелочи игнорировали. Меня же они и вовсе как-то сразу невзлюбили.
   Главное, цель была достигнута - дружки-приятели, ни за что ни про что искалечившие ни в чём не повинного человека, могли радостно потирая руки, накрывать на стол...
   Я обо всём этом, как вы понимаете, даже не догадывался...

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

   Суд да дело, подчалил август. Самочувствовал я себя по-разному. То - плохо, то - очень плохо. Ежедневно повторялся "День сурка". Реальность уплетала последние иллюзии о выздоровлении в обозримом будущем. Преобладала картинка, как в трёх романах Гончарова. Тех, что в школе проходят. Ну, которые на букву "о" - "Обрыв", "Облом" и "Обвал".
   Я сделался беспомощен, как перевернувшийся вверх тормашками майский жук. И это при том, что раньше-то я мог за себя постоять. Ощущение - не из самых приятных.
   Стал мозговать варианты, что будет, если, не дай Бог, меня застанет врасплох какая-нибудь тёрка. Шутки шутками, а случись чего, я ведь теперь даже убежать, и то не смогу!
   В принципе, я - давно уже не конфликтный, всегда до последнего пытаюсь отхохмиться, но мало ли, на улице какой залупон может выйти, какие козлы прицепятся? Была бы морда, кулак найдётся!
   Что ж, в таком случае, вспомню детство золотое. Придётся устраивать "рыцарский турнир", пускать в ход костыли. Защищаться, как Виктор Кровопусков. Не то ведь - замес будет основательный. Сделают из меня пюре, и фамилии не спросят.
   Я попробовал костыль на прочность - хорошая штука, крепкая. Если что, мало не покажется. Махач будет как в фильмах с участием Сильвестора с талоном. Если дело дойдёт до чука - что ж, засандалю костылём по комполу или между ног - уже неплохо. Просто так не сдамся, не дождутся.
  
   Стоило мне сделаться невыползным, как тотчас захотелось быть похожим на Фёдора Конюхова. Невдолбенно потянуло в дорогу, появилась охота к перемене мест.
   Накатили измышления, что я ещё тыщу лет не загребал ни в кино, ни в театр. Раньше это как-то не сильно мухоморило, в кино, например, я не ходил лет пятнадцать. Театр, тоже не сказал бы, что круто ставил меня на уши - высидеть от начала до конца уж больно муторно.
   Зато теперь во мне нежданно-негаданно проснулся очумелый киноман и театрал.
   Осознание того, что за пределами небольшого клочка пространства возле крыльца, для меня начинается железный занавес, что все планы на лето гаркнулись и лавандос весь вышел, с каждым днём коцало всё сильнее, и отжимало, как белье после стирки.
   Импульсивно хотелось пожрать чего-нибудь вкусного. Если бы болячка меня не скрутила, ох, я бы развернулся - летом у нашего брата редкое изобилие хлебосольных халтур, лопай - не хочу!
   Вместо этого же приходилось давиться опостылевшей до чёртиков картошкой, и только чисто виртуально представлять изысканно накрытые, ломящиеся столы, доступ к которым у меня теперь отняли минимум очень надолго.
   Безумно хотелось съездить к своим на могилу... Но вот это в моём положении было абсолютно нереально, поскольку похоронены родители за городом, в Подмосковье, и, вдобавок могила - в глубине кладбища. Даже если довезут, до могил на костылях никак не дотопать. А съездить бы надо! Не только посмотреть, как сделали памятники, а просто посидеть, мысленно поплакаться в бронежилетку.
   Меня лишили даже этого...
  
   Говорят, в одну яму два раза не падают. Ещё как падают! Уж я-то в этом убедился. Мне в этом отношении повезло - в ДТП, например, за свою не самую долгую жизнь угораздило угодить уже дважды. Что интересно, в обоих случаях я стал "призёром", и в обоих случаях - не за дело. Цирк! По-моему, далеко не каждый может таким похвастать.
   Неудивительно, что на эту тему непроизвольно напрашивались сравнения. На уровне подсознания поэтому сопоставлялись оба происшествия. Как было тогда и как - теперь. При этом в памяти всплывал далёкий 1990 год и мои похождения в славном хлебном городе Ташкенте, когда я был осчастливлен массой новых впечатлений...
   ...При всём восточном гостеприимстве, устроенном гостю из Москвы, больница всё-таки оставалась больницей, и молодого припопсованного бойца за месяц здорово задрюкала.
   С Москвой связи не было - звонить по межгороду из больницы, естественно, не давали, а до появления у меня первого мобильника оставалось ещё целых восемь лет. Единственная связь с Большой землёй осуществлялась только через водилу того самого злополучного жигулёнка, в котором меня угораздило невовремя храпануть, и который впечатался в волжанку.
   Это был кореец лет тридцати пяти. Я уж и подзабыл, как его звали. Кажется, Витя. А может быть, Валера. Фамилию помню, имя - нет. Сейчас это уже не суть важно. Важно другое. Именно он что-то там нарушил, в результате чего и произошло столкновение.
   А у меня как раз выклёвывалась любопытная ситуация - мои мозги ещё не встали на место, и в самолёт мне было пока рановато, но в то же время, я уже не нуждался в столь пристальном наблюдении врачей.
   И тогда этот Витя-Валера, или как его там, предложил мне перебазироваться к нему домой, всё лучше, чем в больнице торчать и трескать больничную баланду. Такой размаз мне понравился, больница с её режимом, за месяц у меня уже сидела в печёнках. На хате-то посвободнее будет по-любому!
   Таким образом, я на некоторое время засветился в населённом пункте под названием Нариманов, близ Ташкента. Если я правильно понял, в этом месте сосредоточилась большая корейская диаспора...
   Все азиатские семьи, как правило, очень многочисленны и многодетны.
   Завидев вереницу корейских детишек, мал мала меньше, я призадумался. Моё, в общем-то, по жизни доброе, сердце сжалось, и начало таять.
   Несмотря на то, что мой лобешник теперь был отдекорирован здоровенным глубоким шрамом, и меня прилично покачивало, в моей душе стал пробуждаться некий альтруизм. Как-то не очень хотелось ломать жизнь отцу стольких малышей, который, в принципе, и вёл себя по-человечески.
   После густого разговора стало ясно, что попал мужик серьёзно. Вид расфигаченной машины во дворе, ещё больше добавил информации к размышлению, дело-то происходило ещё в советские времена со всеми вытекающими.
   Мои, ещё не вставшие на место извилины, зашевелились. Шутка ли, всю жизнь мне хотелось содеять что-то хорошее, стоящее, благородное, но как-то не представлялось подходящего момента. Теперь же подходящий момент, кажется, подворачивался. Покопошив ещё мозги, я решился на широкий жест:
   - Ладно, не хочу я тебе жизнь ломать, так что, давай, чего там нужно писать-подписывать. Тащи, пока не передумал.
   - А что взамен?
   - Ничего...Малышей своих на ноги ставь, клёвые они у тебя.
   Потом меня все по очереди благодарили. Было приятно...
  
   Когда я, изукрашенный и качающийся, чуть было не отбросивший коньки во время полёта, наконец, приземлился в Москве, и вскорости стал рассказывать о своих ташкентских приключениях, с особой гордостью, естественно, упоминая о бескорыстном жесте, мне все в один голос заявили, что я "чудак на букву Мэ"...
   Водила же потом несколько раз звонил мне в Москву, справлялся, как я себя чувствую. В один прекрасный день я заслуженно похвастался:
   - Нормалёк! В институт поступил. На все пятаки, кстати! Видать, не все мозги отбили!
  
   ... Хотя многие мне материально помогали, кто-то одалживал, а кто-то и просто безвозмездно предлагал, продолжаться так до бесконечности, разумеется, не могло, и дело было не только в гордости. По моему менталитету назойливо лупешил больной вопрос: "Сколько можно клянчить, в самом деле? Ведь зазорно же!"
   Ненавижу показывать свои слабые стороны! Надобилось выискивать какой-то выход.
   Роль просителя задолбала, и меня совсем не устраивала. Единственным спасением виделось установление инвалидности. По крайней мере, это подразумевало получение пенсии - каких-то, пусть небольших, но стабильных денег.
   Однако и здесь имелись свои напряги - инвалидность ещё надо было получить, её так просто не дают! А как это сделать, я не имел ни малейшего представления. В одном лишь можно было быть точно уверенным - никто мне на блюдечке справку об инвалидности не принесёт. Чтобы разжиться этой крутой бумажкой, предстояло повкалывать. Бодяга ожидалась хорошая.
   Я как тогда не знал, так и до сих пор, кстати, не знаю, что означает ВТЭК, но для достижения намеченной цели меня ожидала встреча именно с этой аббревиатурой. Или как она там ныне называется. КЭК, вроде бы. Неважно. Не в том суть.
   Я принялся интенсивно тормошить всех знакомых. Вскорости я уже обладал информашкой, приведшей меня в полное уныние - вырисовывался долгострой на несколько месяцев. Даже при идеальном размазе первая пенсия предвещалась нескоро.
   Утихомиривал факт, что и через несколько месяцев кушать тоже будет хотеться, и я, собрав всё своё упрямство, принялся за дело, благо один вид моей слоновой ножки не оставлял шансов для подозрения в симуляции.
   ...А в это время за моей доверчивой спиной творились всякие-разные события...

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

   Мне было неведомо, что, покамест я благополучно выл от боли, и, как мог, зализывал раны, предаваясь самым, что ни на есть, упадническим мыслям, у меня за спиной развивалась бурная деятельность. Дознаватель Карнов заботливо уберёг меня от какой-либо информации на этот счёт, видимо, подготавливая мне приятный сюрприз.
   Принятое им ещё в больнице моё заявление по 141 статье УПК он не заметил, хотя не имел ни малейшего права этого делать. Но это было далеко не единственным его ноу-хау.
   "Водила с Нижнего Тагила" и его подельник были окружены поистине отеческой, а может даже и материнской заботой. Несмотря на наличие признаков состава сразу двух уголовных преступлений, Карнов решил проводить не уголовное, а административное расследование. Причина была проста, как резинка от трусов.
   Для начала, это исключало моё участие в данном проекте, дело было повёрнуто так, что дружки были задержаны не за наезд на пешехода, а за пьянку. К тому же, решение было, учитывая альтруизм Карнова к подопечным, более чем мудрым - срок давности привлечения к административной ответственности был ограничен двумя месяцами.
   То есть 30 июля - крайний срок. До истечения этого дня Карновым должны были быть разрешены все вопросы по привлечению лиц к административной ответственности за совершённые правонарушения.
   А дальше - кто не успел, тот опоздал, стой-постой, карман пустой!
   Будь я тогда был поздоровее и хоть что-то смекал в юриспруденции, я бы, конечно, попотел и хорошенько пошелестел бумажками. Вмешался и попытался сорвать мероприятие. Но я был настолько плох, и настолько ничего не петрил, по-телячьи доверчиво уповая на справедливость, что обвести меня вокруг пальца, не представляло никакого труда.
   Требовалось-то всего чуть-чуть - подключить не шибко долгую волокиту, и остальное уже было делом техники.
   Любопытно, что в соответствии с Кодексом об административных нарушениях, действовавшим на 30 июля 2004 года, в полномочия должностных лиц ГИБДД входило рассмотрение дел об административных правонарушениях, и именно Карнов без всяких яких должен был принять решение о наказании дуэта. Куда там!
   А ведь бойцам, на минуточку, за выпивон за рулём даже по самому минимуму светило лишение водительских прав на год каждому (меньше через два месяца за подобные проделки срок лишения прав увеличат вдвое!)
   Несмотря на не вступившую на тот момент в законную силу норму об исключительной компетенции судей рассматривать дела данной категории, именно 30 июля, в день истечения срока привлечения к административной ответственности, было вынесено постановление о передаче дела по статье 12.8 КоАП (управление транспортным средством в состоянии опьянения) в Мещанский суд.
   Проще говоря, нарушение на нарушении...
   Не нужно быть большим мыслителем, чтобы врубиться, что при таком раскладе, что бы ни случилось, Ряполову и Чивирёву со спокойной душой уже можно было расслабиться, и даже об административном наказании забыть навсегда.
   Из-за круто закрученной интриги у рулевого и его дружбана вылупились законные основания полностью избежать какого-либо наказания за содеянное.
   Ничего изменить было уже нельзя. После драки кулаками не машут.
   Вот почему нет ничего удивительного в том, что материалы административного расследования N 70/101/4, столь лихо проведённого Карновым, в суд поступили только 5 августа со всеми вытекающими последствиями. Дело было сделано! Маэстро, урежьте марш!
  
   Я же, естественно, слыхом не слыхивал об этом. Экшн под сурдинку раскручивался за моей спиной. После чего про меня быстренько напрочь забыли - мавр сделал своё дело. В Отделе дознания было уже не до меня. Наверное, обрабатывали уже следующего лопоухого долбонавта.
   Из мизера информации, которой я располагал, и надыбанного, кстати, без помощи дознавателя, мне были известны только номер машины, да ФИО водилы. Я даже не знал, как зовут второго.
   Когда мне единственный раз, перед единственном приездом, позвонил водилин батя, определился их телефонный номер. По этому номеру в принципе можно было вычислить домашний адрес. А оно мне упало? Очень надо!..
  
   Моё битва за выживание продолжалась, я хватался за любую возможность, чтобы выбраться из силка, в который так нелепо угодил. Как я не изнурял себя мучительными упражнениями, больная нога отчаянно супротивничала. Самостоятельно одолевать ступеньки по-прежнему не получалось. К тому же это была - целая наука. Подниматься требовалось одним способом, а спускаться - другим. Спускаться - трудней и больней, кстати.
   Чувство бессилия и беспомощности доводило до кипения. Я стал дёрганный и раздражительный. Как-то раз случайно, по радиотрансляции я захватил кусок какой-то отстойной детской передачи про Правила дорожного движения.
   Сквозь идиотские графоманские стишки, озвученные фальшивыми сюсюкающими голосами, насаживалась мораль: тех, кто прётся на красный свет - Кондратий хватит, а тех, кто на зелёный - ну, тем-то опасаться уж совершенно нечего, у них всё будет монтана.
   Слушать эту брехню, учитывая мой опыт, было, что серпом по одному месту. Глупо, конечно, но мне в тот момент захотелось позвонить в редакцию и устроить там Кузькину мать: "Что за муть вы гоните. Вот я перешёл на зелёный, ничего не нарушил, и ЧТО?"...
  
   Тянулись дни за днями, переходя в недели, судьба продолжала меня дрючить. Тесты на вшивость сыпались, как из рога изобилия.
   Разок меня вывели-вынесли на прогулку, и умудрились мы учесать как-то чересчур далеко. Я привычно плюхнул свою корму на скамейку, запихнул под раздутую ногу подушку. И тут, как назло, мне приспичило побрызгать.
   Всего каких-нибудь пару месяцев назад подобный сюжет не представлял бы никакой проблемы, тем более летом. Уж мужику-то в летнюю пору пойти повоевать с засухой, когда вокруг полно деревьев и кустов - раз плюнуть! Мужик - не баба, любой кустик - место общественного пользования. Забрался туда, вынул свою кукурузину, направил, и стоишь себе, рисуешь жёлтым фонтанчиком по травке разные замысловатые фигуры!.. Не так эффектно, как по снегу, но тоже ничего...
   Теперь же про кустики придётся забыть очень и очень надолго. Тут не то что кустики, а любая кочка, любой бугорок, и вот уже "я на солнышке лежу".
   Стал судорожно собираться домой. За неимением другого выхода - в естественный писсуар на костылях я никак не попадаю. Ни за что не заползти - одни кочки. Тем временем, однако, начало поджимать всё пуще...
   Прежде чем отлипнуть от лавки, нужно несколько минут делать специальное упражнение - разминать непослушную больную ногу, иначе можно навернуться так, что прямой путь снова на Саляма-Адиля. Да я ещё и тяжёлый, от недостатка движения и картошки с хлебом раздобрел, сделался жиртрестом! Волочь такую тумбу - то ещё удовольствие!
   До чего же обломно быть беспомощным! Самых простых вещей - и то не могёшь! После проделывания всего обязалова, всей вынужденной бурды, я всё же кое-как поднялся и пополз в направлении своей сакли.
   Господи, как же это долго! До хаты с моими скоростями ползти целый час. Потом ещё эта идиотская лестница в парадном, где меня надо чуть ли не нести. Можно не успеть, облегчиться в портки.
   При покорении последней ступеньки, я угрюмо предположил: "Всё! Кажись, не успеваю, сейчас опозорюсь". Не обдулся только чудом, внутри уже лопалось. Ещё совсем чуть-чуть, и было бы поздно...

ГЛАВА ВТОРАЯ

  
   Подготовка к медико-социальной экспертизе - дело нешуточное, если кто не знает. Чтобы заполучить направление на комиссию, необходима осада целого моря неприступных, стойко охраняемых не самой дружелюбной толпой, кабинетов. Если б только это! Жить без приключений лично у меня что-то никогда не получалось, и на сей раз для поднятия тонуса меня поджидали сюрприз на сюрпризе - то одного врача нету, то другого. Как сговорились!
   Наша районная поликлиника разместилась вроде неподалёку. Неподалёку для здорового, конечно.
   Здоровому - несколько минут ленивым шагом просвистеть и не заметить. Для больного - это другой край света. Новая Зеландия, прям! Переть и переть...
   Денег - кот наплакал, если повадиться ещё и в поликлинику на тачке ездить, то питаться точно придётся свежим воздухом. Достаточно того, что на поездки в травмопункт бабла ухнул вона сколько! При том, что доходов-то вообще никаких. Балансик - супер.
   Что правда то правда - болеть нашему брату не положено. А уж если заболел - пеняй на себя. Выкручивайся, как знаешь.
   Поднапряг мозги и решил, что, и на костылях доплестись, в принципе, можно. Долго, конечно, времени займёт немеренно, но зато, по крайней мере, хоть бесплатно.
   А то уже невыносимо, тити-мити угробил столько, что даже думать страшно!
   Правильно! "Наши люди в булочную на такси не ездят". Ничего, мужики мою тушу с двух сторон подстрахуют, авось не упаду, уж доползу как-нибудь...
   Не учёл я вот только одного обстоятельства. Чтобы допыхтеть до поликлиники, надо переползать проезжую часть.
   Вот тут-то началось! Меня в первый же раз и замкнуло. Сплоховал. Выяснилось, что я не могу этого сделать. Всё, пипец. Фобия какая-то. Будто все машины хотят меня раздавить, и сейчас вторую ногу - так же, по образу и подобию. Ну и всё остальное тоже, для полного комплекта. У страха глаза велики.
   Тем не менее, в поликлинику попасть всё-таки было необходимо, и меня буквально волокли силой. Ноги совсем не повиновались, душа ушла в пятки, глаза чуть ли не выскакивали из орбит, а сердце расплясалось так, что казалось, ещё чуточек, и оно встанет.
   Как назло, в наших степях в те дни ещё проходила какая-то международная выставка, и машин было, как селёдок в бочке. Наиболее борзые заруливали на тротуар. Одна коза на "Ниссане" меня едва не задела. Чувырла! Я уже подумал, что мне каюк настал - отпрыгнуть-то я не могу!
   Таким образом, путь в поликлинику пёхом оказался по-своему незабываемым, и когда, наконец, мы добрались до пункта назначения, моя рубашенция от ледяного пота была такой, словно меня только что хорошенько мокнули в море Лаптевых.
   Главный гниляк, что нужно было тем же способом ещё и возвращаться обратно...
  
   А за это время в Мещанском районном суде города Москвы произошли события, имеющие ко мне самое непосредственное отношение.
   Я об этом, разумеется, знать не знал - дознаватель Карнов не известил меня о времени и месте рассмотрения дела о данном административном правонарушении, тем самым грубо нарушив часть 3 статьи 25.2 КоАП. Конечно, приползи я на суд, поди, испортил бы всю обедню.
   Только полгода спустя, уже, будучи официально признанным инвалидом, изучая материалы дела, я узнал, что 9 августа 2004 года в Мещанском районном суде состоялось судебное заседание по рассмотрению материалов о привлечении к ответственности водителя Чивирёва и его подельника Ряполова по статье 12.8 КоАП (Управление транспортным средством водителем, находящимся в состоянии опьянения и передача управления транспортным средством лицу, находящемуся в состоянии опьянения).
   Слушание, по существу, было пустой формальностью, недостающим звеном. "Дело было сделано" ещё 30 июля. Уже ничто, ни при каких обстоятельствах, не могло помешать воплощению в жизнь "высокой идеи".
   Как явствовало из Постановления суда, в связи с тем, что административный материал поступил в суд 5 августа 2004 года, то согласно статье 4.5 КоАП РФ, он поступил с истекшим сроком привлечения к ответственности.
   В результате, Федеральный судья Ануфриева А.А. по результатам рассмотрения, вынесла совершенно законное постановление:
   1. Производство по административному делу в отношении Чивирёва Александра Владимировича прекратить.
   2. Производство по административному делу в отношении Ряполова Александра Владимировича прекратить.
   ...Судья-то всё сделала правильно. К ней в данном случае претензий нет. Она не могла вынести другого постановления, любое другое решение суда было бы противозаконным и только вызвало бы обжалование.
   А вот то, что предваряло слушанье в суде, было "штукой посильнее "Фауста" Гёте".
   Два приятеля благодаря столь усердной опеке, были целиком и полностью оправданы, вышли сухими из воды, и могли запросто отправить в творческую командировочку ещё не одного лохидзе типа меня. Остаётся только догадываться, какой же гудёж стоял в тот день.
   Ещё бы, совершить два уголовно наказуемых преступления, человека изуродовать, калекой сделать, бросить беспомощным подыхать на проезжей части, и за всё это - абсолютно ничего, даже прав не лишиться!
   Эх, если б мне досталась хотя бы десятая часть той заботы, которой были окружены эти Сакко и Ванцетти! Тогда дело приняло бы совсем иной оборот.
   Если бы, да кабы...
  
   На юридическом сленге потерпевший именуется терпилой. Преступника романтически именуют злодеем. Характерно, что у злодея прав несоизмеримо больше, чем у терпилы. Злодея любят, терпилу - нет. Почему - угадайте с одного раза!
   Поэтому запомните, если вы попали в беду, необходимо, чтобы все действия гаишников с самого начала были под контролем. Пусть опекающие вас, хорошенько вставляют им палки в колёса.
   И, как только появятся первые признаки волокиты, надо бить во все колокола! Жалуйтесь, пишите, звоните, не дожидайтесь, пока вас надуют. Пусть помогающие вам люди ставят на дыбы все редакции, все прямые эфиры.
   Я допустил непростительную ошибку - слишком поздно начал чесаться в смысле телека и прессы. Хотел, дубина, играть по-честному. Нашёл, с кем.
   Если у вас появились хоть какие-то сомнения в правомерности действий дознавателя, принимайте срочные меры. Покажите себя сильной волевой натурой. Попробуйте обратиться к депутату. Может быть, это и даст плоды. Только не будьте инертны, не ждите у моря погоды...
  
   Я бесплодно пытался прозвониться в Отдел дознания. Отсутствие информации орудовало на моих нервах всё сильнее и сильнее. Роль ёжика в тумане забодала окончательно. Нутром я уже чувствовал, что пованивает какой-то лажей, но до конца тему, естественно, не допирал. А на всякую дурость ум найдётся.
   Когда в конце августа я всё-таки сумел дозвониться до дознавателя Карнова, и поинтересовался, на какой стадии находится расследование, тот ответил весело:
   - Всё хорошо. Дело закрыто за отсутствием состава преступления. Травма лёгкая. Ознакомиться с материалами можно в Мещанском суде.
   Потом ещё что-то пыхтел про какие-то декабрьские поправки.
   Мне сначала показалось, что я ослышался. Дальнейший поток информации как-то даже не воспринимался. Я почувствовал, как кровь приливает к щекам. Засосало под ложечкой.
   Я уже не слушал, внезапно отяжелевшая голова была занята отчаянной переработкой только что поступивших сведений...
   Постепенно стал врубаться, что нет, не ослышался, так оно и есть!
   Господи! Что же это? Как дело закрыто? Ничего не понимаю...
   Я - полностью беспомощен, всё болит, из дому не выбраться, а тут такое!
   В общем, был я оглушительно смят, новость меня целиком и полностью уложила на обе лопатки. Башку зашебуршили думы: "Явно тут что-то не так".
   Это потом уже я понял, что тут всё не так. Лишь одно было более или менее ясно. За моей спиной содеялось что-то очень нехорошее.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  
   Осень припёрлась как-то неожиданно. Украденное у меня лето-2004, на которое возлагалось громадьё планов и надежд, отзвенело, отшумело и приказало долго жить, обогатив мою память рядом самых разных впечатлений.
   И первые дни сентября тоже были вроде как жаркими, погода держалась просто пляжная. Небо поражало своей безоблачной синевой, а тридцатничек в тени вызывал ассоциации с уже полузабытыми средиземноморскими курортами. Я часами торчал на улице, урывая последние обмылки праздника жизни, уготовленного уже не мне.
   Но осень - есть осень, и совсем скоро планировалась презентация всех прелестей любимого времени года поэта Пушкина, первые признаки которых начинали проскакивать.
   Я понемногу пообвыкся, приспособился к новым обстоятельствам. Но мою тыкву теребили невесёлые раздумья. Климат у нас, как известно ещё с уроков природоведения, - континентальный, в любой момент могут навернуть холода, и променады на свежем воздухе враз накроются медным тазом. С моими скоростями, на костылях, да ещё и по мерзляку - что же это будет?! Так ведь недолго и боеголовку отморозить!
   А ноги я чем утеплю? Станет прохладно, и от безразмерных тапок на босу ногу точняк придётся отказаться. Моя отёкшая стопа, по-прежнему, - голиафских габаритов, и я вообще не уве-рен, что существует бутсы такой величины!
   К тому же, мне совершенно не представлялось, даже теоретически, как можно мою ногу просунуть хоть во что-нибудь, и что это будет за "испанский сапог".
   О получении ортопедической обуви не следовало даже и мечтать. При нашей бюрократии это был бы такой геморрой, что в самом лучшем случае ортопедический шузняк мне достался бы лет так через несколько.
   К тому же обувь надо мерить! А как это делать в моём положении? Ходить по рынку я точно, при всём желании, не смогу, но не покупать же обувь без примерки! Что, брать двадцать пар разных размеров, авось, какая подойдёт?.. Не-е, не годится. И так - бабок "ёк"!
   К счастью, нашлись знающие люди, разъяснили, как в таких случаях снимать мерку:
   - Ставишь больную ногу на лист бумаги, и карандашом очерчиваешь. Вот по такой мерке тебе пусть и ищут. Лучше всего, какие-нибудь мягкие сапоги на липучках, типа войлочных.
   Я представил себя в войлочных ботах! Колоссально!
   Жаль, я не рокер. Для рок-группы, лабающей "сердитый" музон, наверное, было бы самое оно. Ещё бы телогреечку, да шапку-ушанку в придачу для полноты упаковки!
   И зарубандо потяжелее - "дыр-дыр-дыр!!!". Какой-нибудь "Кинг Даймонд" отдохнёт...
  
   После долгих поисков купили мне, наконец, какие-то чудовищные козолупы самого большого размера. Хорошо, что не войлочные, а синтетические. Не очень, конечно, эстетично.
   Зато дёшево, надёжно и практично. Что-то похожее, вроде бы, красовалось на ногах у Нила Армстронга, когда тот дефилировал по поверхности Луны.
   Я взглянул на обнову с другой позиции. А чего, прикольно. Фишка!
   Спустя некоторое время козолупы мне уже нравились. "Весчь!" Я в них - прям космонавт. Или астронавт. Или как там китаёзы своих называют...
  
   По-прежнему, до изнеможения, я по нескольку раз в день надрывался, отупляя себя экзерсисами по лечебной физкультуре, и даже припомнил в связи с этим старенький студенческий рецептик:
   В юности - всё по плечу! И наяривать хочется чего посложнее и поэффектнее. Чтоб обратить на себя внимание. Чтоб нравиться. Но некоторые "нехорошие" фрагменты никак не выхили-ваются, сильно тормозят и портят жизнь...
   И вот, для того чтобы стал получаться сложный виртуозный кусок, с которым никак не удаваётся справиться, лучше всего подходил следующий, очень действенный метод.
   Единственным реквизитом в нём являлся коробок спичек. Сбацав в нуднейшем, самом медленном темпе разок сложный пассаж, нужно было вынуть спичку из коробка и положить рядом. Второй раз - вынималась вторая спичка. Третий раз - третья, и так, пока все спички из коробка не будут вынуты.
   Когда коробок становился пустым, проделывалась обратная операция. Раз слабал - положи спичку обратно в коробок. Повторил - вторую, и так далее. Такие манипуляции можно было делать довольно долго, туда-сюда, сюда-туда. Пока, конечно, ум за разум не зайдёт и кукушка не начинёт съезжать.
   Как не странно, помогало. Педагоги потом удивлялись, как лихо всё "отскакивает"!
   Вот теперь я стал применить данную методу в своих реабилитационных делах...
  
   Оставался осадок от последнего разговора с дознавателем Карновым. Не выветривалось из тыквы его неестественно радостное "Всё хорошо!".
   Что хорошо? Что меня изуродовали? Это хорошо? Что я теперь не знаю, как жить дальше? Может быть, это хорошо? Или хорошо, что ночью от боли спать не могу? Совсем хорошо, можно бы лучше, да некуда!
   Не-е, гаишники явно нахимичили... И почему дело закрыто? Как это нет состава преступления? А что же тогда есть?
  
   То, что пованивает разводиловым, становилось всё яснее и яснее. Каким-то неведомым внутренним чутьём я уже начинал догадываться, что у меня что-то такое отняли, хотя ещё и не мог, конечно, прорюхать, что. Дерьмовое самочувствие, полнейшая беспомощность и отсутствие квалифицированной юридической подмоги тормозили какие-либо поползновения в этом направлении. Это напрягало.
   Если уж на то пошло, даже когда я был ещё совсем-совсем салабоном, ни разу каким-нибудь лбам-переросткам у меня не удалось отнять и десяти копеек. Честное слово. Я считал, что уж лучше - с шишками и фингалами, чем так вот взять, и отдать своё какой-то падле. Типа морда не треснет? В общем, держался отчаянно.
   Кстати, добавлю, что, когда подрос, сам никогда не марался ублюдством - ни разу не отобрал ничего у малышни. Клянусь.
   Ну а отымать моё кровное получалось разве что обманным путём. Ну, или воровством, конечно. Потому как облапошить меня, к моему большому сожалению, можно. Это я заметил. А так - ну-ка отними!
   Хотя - нет. Уже будучи взрослым, разочек поздно вечером домой возвращался, и с меня какие-то сучары, опять-таки возле самого дома, куртку привозную всё же сняли. С лежачего. И то, после того, когда исподтишка дали сзади по дыне чем-то тяжёлым, и я отрубился. Мне же по голове нельзя. Очнулся плашмя и без куртки. А так бы хрен они в ней бы утопали... Вот так вот...
  
   В мыслях топтался полнейший разброд. Но клубок надобно было как-то разматывать.
   Приведя систему своих не шибко сообразительных умозаключений в действие, я решился подать заявление в прокуратуру. По принципу - если гора не идёт к Магомету...
   Такое решение мне показалось единственно правильным. Советоваться было не с кем.
   Хотелось просто разобраться. Никто никого не собирался упечь за колючку. Но и оставлять ситуацию в том виде, какой мне её навязывали, чего-то тоже никакого желания не имелось. Я уже поднатерпелся более чем достаточно, а что до возвращения в строй, то им и близко не пахло. По-ложеньице было таким, чтобы категорически не соглашаться, что "всё хорошо"!
  
   Естественно в сентябре 2004 года я шарил в юридических делах, как шимпанзе в биномах Ньютона. Поэтому, я даже близко не представлял себе, каким должно быть заявление в прокуратуру.
   Хозяин-барин. Почесал свой келдыш, и взялся писать чисто по наитию. За неимением компа, пришлось фигарить от руки. Я старательно выводил каждую буковку, чтобы все слова были понятны, несколько раз переписывал. У меня с детства повреждена правая рука, и писать из-за того мне неудобно и тяжело. Поэтому писанина отняла уйму времени.
   В итоге получилась, естественно, кустарная бурда. Заявление ни о чём, просто неуклюжее перечисление фактов с криком о помощи. Чушь, конечно. Написал, как умел...
   Но тогда мне моё детище понравилось. С литературной точки зрения, разумеется. Слог, всё такое. А с профессиональной - это был абсолютный, корявый дерибас, так же похожий на юридический документ, как детская каляка-маляка - на полотно большого художника. Хотя, с другой стороны, человек ведь не может знать всё? Если бы все люди поголовно были юридически грамотными, пришлось бы за ненадобностью позакрывать все Юридические консультации, и целая армия юристов осталась бы без работы.
   К тому же, в принципе, суть в том моём заявлении была изложена. И, если бы ко мне тогда отнеслись хоть с крошечной долей, нет, не симпатии, а просто, объективности, дело приняло бы другой оборот.
   Мой же кривой опус готовился к круизу по кабинетам, в которых таких истошных криков о помощи беззащитных облапошенных калек, крепко обутых, да ещё и юридически безграмотных, недобитых терпил, прели сотни, если не тысячи. Канцелярии были завалены под потолок сно-ами подобных заяв, и отписчики работали на износ, не успевая варганить отписки.
   Но одному недобитому терпиле, только что закончившему дебютное произведение, подобная проза жизни была безвестна...
   Как бы то ни было, я договорился с товарищем по, теперь уже бывшей, работе, чтобы тот свозил меня в нашу Пресненскую прокуратуру, и двинул в нелёгкий путь за правдой.
   Неимоверно долго, постанывая, я заползал в его, ставший для меня теперь по-альпинистски высоченным, джип, а по приезде ещё более долго, с мукой из него выползал, но, несмотря ни на какие преграды, еле живой, я, тем не менее, просочился в чрево Пресненской прокуратуры.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

  
   До этого мне, конечно же, доводилось бывать в прокуратуре, но уж больно давно. И, как не покажется странным, те стародавние события были напрямую связаны с музыкой.
   ...Ветер перестроечных перемен дул что есть силы. С телеэкранов лучезарно улыбающийся Михаил Сергеевич призывал к ускорению. Вся страна была беременна идеей свободного рынка.
   Психотерапевты на расстоянии лечили энурез и заряжали воду. Горланы всех мастей агитировали спешно сбросить оковы прошлого.
   Продвинутые книгочеи окольными путями добывали питерский журнал "Аврора", где печаталась "Интердевочка". Гостеприимно распахивали двери первые официальные рок-кафе. В кинотеатрах подрастающие самцы ради одной-единственной полуэротической сцены ломились на "Маленькую Веру"...
   А молодёжь рвалась в бой. Я в ту дивную пору тоже был молод, нагл, и томим жаждой деятельности. Заполучив долгожданный училищный диплом, тут же начал ретиво обивать пороги.
   Меня, конечно же, везде очень "ждали, и встречали с распростёртыми объятиями". Нужен, я был, ежу понятно, как в бане пассатижи - после пристраивания всех сыновей и дочерей для таких, как я, места уже не оставалось.
   Я оказался в голимой ситуации. Завязок у меня нигде не было никаких. В музыку я попал из самодеятельности. И уж в моём роду никак не могло быть известных артистов, даже седьмой водой на киселе. И посему, был я беспозвоночным - никто за меня никому не звонил. И, конечно, не просил, не резервировал и не выкраивал. Короче, чужаку с улицы рассчитывать можно было, разве что, только на самого себя и на свои собственные силы.
   Поэтому я хватался за каждую соломинку, настырно лез во все дырки... По нулям...
   Как я не тужился, кругом давали отворот-поворот, предпочитая продолжение творческих династий, к коим я ни с какого бока не относился. А мне, кровь из носа, необходимо было влезать в тусовку. В кармане не было ни копья.
  
   Мои настырные, но безрезультатные, поиски продолжались. Краем уха я услыхал, что где-то в центре Москвы, в некоем Старопанском переулке наличествует такая организация "Рок-лаборатория", и в ней имеется Доска объявлений, эдакая музыкальная биржа. Прикинул, и решил: "Была ни была. Чем чёрт не шутит!", и отбыл дыбать счастья туда.
   И верно, эта самая доска по таковскому адресу отыскалась. Я вооружился ручкой и блокнотом, и, толкаемый со всех сторон соискателями рок-н-ролльной судьбы, в большинстве своём, откровенными удолбищами, стал изучать объявления. Несколько объяв меня заинтересовали, я их записал, и, воротясь домой, не теряя времени даром, впрягся по ним дозваниваться.
   Все, кроме одного, на поверку оказались совершеннейшей туфтой, просто детским садом.
   А вот один телефончик меня заинтриговал. Разговаривавший со мной парень, как я понял, руководитель, идеолог проекта, и по совместительству лидер-гитарист, говорил вполне профессионально, вопросы задавал по делу, и даже пообещал, что "аппарат будет очень хороший".
   В последнее я как-то не до конца поверил, но всё равно изъявил желание приехать на прослушивание. Особого выбора у меня не было, надо было перепробовать все возможные варианты, а на фоне остальных объяв, этот - хоть чем-то смахивал на музыкальные дела. Да и сказать по правде, я к тому моменту малёк подустал обивать пороги, и уже готов был влезать куда угодно. Созрел, одним словом.
   Тут, однако, нарисовались некоторые нюансы - поскольку репетиционная база помещалась на территории какого-то завода, где-то в районе Павелецкого вокзала, название - сложное, уже не вспомню, мне пришлось давать свои паспортные данные, так как это было режимное предпри-ятие.
  
   Подготовив несколько выигрышных вещей, я в оговоренное время приплёлся на прослушивание. Руководила сказал правду, упаковка, по тем временам, и впрямь, была супер-пупер.
   Довершал композицию шикарный красавец-синтезатор "Корг", стоивший тогда целое состояние и для большинства игрунов того времени являвшийся просто какой-то Фата Морганой.
   Я маленько припух, от увиденного глаза разбежались, мне-то до этого звучать приходилось только на убитом хрюкающем дерьме, преимущественно самопальном. О другом я и мечтать не мог, как и большинство моих коллег.
   Справился у парня, чьё всё это. Тот сказал, что всё - заводское, завод преуспевающий.
   Покуда я изображал подготовленные песняки, то из кожи лез вон, стараясь блеснуть. Впервые за все мои хождения маячило хоть что-то. Впервые не давали сразу же от винта. Да и после заклеенного изолентой, хрипящего и свистящего самопала, даже шанс работать на нормальном звуке уже притягивал. Заодно я вполне допускал, а вдруг здесь что выгорит? Поэтому когда я отпел, и робко спросил, подхожу или нет, услышав, что подхожу, обрадовался, как дитё.
   Быстро ударили по рукам. Музон вот мне, правда, совсем не понравился. Но это было уже неважно, я старательно принялся въезжать в репертуар и учить новые песни, логично рассуждая, что "настоящий профи должен уметь петь всё!"
   Кстати, что это были за песни, я так и не узнал. Тем более что и мелодии, и слова, и даже названия тех вещей, как-то не задержались в моей памяти.
   Прошла пара репетиций. Коллектив постепенно набрался. Я заливался соловьём, усердствуя изо всех сил, чтобы меня кем-нибудь не заменили. Выкладывался, как мог. Мною вроде бы были довольны.
   Малость смущал Главный - гитарил он как-то хреновато. Зато рассуждал очень убедительно, грозясь скорыми концертами и гонорарами. Я думал: "скорей бы!". А то безбабье в кармане уже достало...
  
   Месячишко спустя, как-то поздним вечером, или даже, пожалуй, уже ночью, вернувшись домой с дел, не имеющих никакого отношения к музыке, я с неприятным удивлением обнаружил у себя дома "засаду" из наряда милиции. Стражи порядка обрадовали, что мне придётся проехаться с ними.
   Перспектива провести ночь в ментуре мне совсем не улыбалась, но я, разумеется, кротко подчинился. В пути мучительно ломал голову, но так и не мог взять в толк, что же это я такого натворил, что меня забирают впотьмах.
   Топтуны, что меня везли, на мои беспокойные вопросы отвечали, что сами они ничего не знают, и объяснения будут на месте. Я тогда ещё подумал невесело, памятуя перестроечные чернушные фильмы, что же это за "объяснения" посреди ночи.
   Определили меня не в обезьянник, а в отдельную комнатушку, и заперли. В таком вот подвешенном состоянии продержали меня что-то больно долго. Оставшись один-одинёшенек, я весь извёлся. Я так-то не знал, что и думать, а мне ещё для устрашения устроили психологический этюд.
   Когда же меня наконец ввели в курс дела, я завял конкретно. Оказывается, поздно вечером на заводе, где у нас была база, произошла здоровущая кража. Каким-то образом удалось вынести всю дорогостоящую заводскую музыкальную технику, включая и синтюк "Корг".
   В общей сложности, сумма похищенного была астрономической. А так как я и мои товарищи по группе, для прохода на территорию завода, без задней мысли внесли свои паспортные данные, то всех нас поодиночке - хвать, да под белы рученьки.
   Оставалась лишь одна неясность - не хватало руководилы.
   Я здорово заёрзал, сюжетец-то выходил тухлый. Вляпался, похоже, по самое не хочу. К этому ещё следовало приплюсовать, что у меня и алиби вразумительного не было. Не мог я сказать, где был в тот вечер. Пролепетал что-то расплывчатое...
  
   По счастью, ситуация вскоре разрулилась. Всё дело было в нашем Лидере. После той кражи его и след простыл. Являлся он, оказывается, "гастролёром", обитал в съёмной квартире, а теперь попросту сделал ноги. Тихонько сгребнул, только его и видели.
   Неожиданно до всех нас допёрло, что мы-то, собственно, про него практически ничего и не знаем.
   А этот деятель, уж неведомо как, но сумел втереться в доверие к заводскому начальству, и хорошенько заканифолить ему мозги, а для большей убедительности, ещё и разыграть спектакль с новым проектом и репетициями. Да, к тому же, втянул неопытных доверчивых ребят, которым была уготована участь этот компот расхлёбывать...
   Вот в такую историю я умудрился влипнуть в самом начале творческого пути.
   К счастью, руководилу каким-то образом всё же отыскали и задержали. Как гора свалилась с плеч.
   Меня потом затаскали в прокуратуру куда-то в район Пятницкой улицы давать показания. Этими вызовами меня замучили, как физиолог Павлов своих собачек. Времени уже прошло немало, мои поисковые хождения всё же дали эффект - я более-менее пристроился и у меня был плотный график. Вызовы к следователю очень мешали, на работе приходилось всячески изворачиваться...
   Вот как я впервые побывал в прокуратуре. Потом ещё был суд, куда меня тоже, кстати, первый раз в жизни, вызвали свидетелем.
   В зале суда я увидел бывшего лидера нашего коллектива в "клетке". Когда тот приветливо оттуда помахал мне рукой, я был огорошен окончательно...
  
   Итак, со своим дебютным горе-заявлением я всё же проник в нашу Пресненскую прокуратуру. Привезший меня мой бывший коллега побежал выяснять, что и как, а я враскоряк уселся в коридоре, потирая кипящую ногу. Наконец, всё необходимое было выяснено, и мы направились на приём к дежурному прокурору.
   Вроде бы, повезло - в этот день приём вёл молодой парень, ещё не испорченный, или, во всяком случае, не до конца испорченный взятками. Лицо его казалось положительным. Невольно бросилось в глаза, что время от времени он хватается за бок.
   Изучив мой опус и благосклонно выслушав, парень выговорил:
   - Да, я вас понимаю. Сам вот, недавно в аварию попал, по себе знаю, что это такое.
   Я сочувственно закивал, выявив товарища по несчастью. Спросил осторожно:
   - А если не секрет, что у вас?
   Парень, глубоко вздохнув, отмахнулся:
   - Верхняя часть - ключица, плечо... - после небольшой паузы он повернул разговор в юридическое русло - Так, господа! По поводу заявления. Во-первых, это не к нам, а в Прокуратуру ЦАО. Туда своё заявление подавайте, прокурору Павлову. Во-вторых, я бы посоветовал вам всё-таки воспользоваться помощью юридически грамотного человека, а то ваше заявление - понимаете... Пусть специалист вам поможет, подскажет... Сами тоже литературку какую почитайте, не помешает. Надо и самим разбираться.
   Пожимая ему на прощание руку, я пообещал юридически подтянуться, а он посоветовал:
   - В вашем случае следует делать акцент на причинение вреда здоровью. На остальном вы ничего не добьётесь. А вред здоровью - дело верное.
  
   Переваривая первое посещение прокуратуры, я сделал соответствующие выводы - в очередной раз удостоверился, что тем, кто на своей шкуре опробовал ласки травматологии, как-то не с руки гадить себе подобным.
   И что всем бывает больно. Независимо от должности и положения.
   Да, и как я не раз потом подмечал, те, у кого нет личной заинтересованности в исходе дела, потому как им за это до моего прихода под столом конверт не передали, ну и от кого ничего не зависит, нередко проявляют участие, сочувствуют, даже иногда чего дельное могут подсказать.
  

ГЛАВА ПЯТАЯ

  
   На улице делалось всё прохладнее. Дни становились серыми, всё чаще накатывали туманы. Как в Англии. Впрочем, не знаю, как там на самом деле в Англии. Не был.
   В Шотландии был, в Эдинбурге. Не понравилось. Дома все чёрные. От копоти. Моя хрущоба в сравнении с ними - просто эталон чистоты. Ну да ладно.
   Хотя, похолодало, конечно, заметно. Синий уан вэй тикет лёг на провода...
   Все документы на ВТЭК, или КЭК, как там правильно, наконец-то, были подготовлены, заветное "Направление" получено. Мощные гастроли по врачебным кабинетам увенчались довольно объёмистой папкой, с которой мне и надлежало держать курс в бюро МСЭ (медико-социальных экспертиз), в здание, соседнее с больницей, где сравнительно недавно мне пришлось столь отрывно провести время.
  
   Накануне дня прохождения комиссии, назначенной на 3 ноября, я волновался так, что внутри клокотало, как в лаборатории средневекового алхимика. После бессонной ночи моя осунувшаяся мордень напоминала портянку.
   Пока меня везли, я от мандража весь издёргался. Язык как помело, молол всякую дичь без умолку.
   В коридоре, ворочаясь в ожидании своей очереди, ещё больше разговорился - врождённую общительность прорвало наружу. Наслушался попутно много чего полезного. Что, кстати, пригодилось в дальнейшем. Инвалидный ликбез...
   Когда до всемогущей двери, оставалось совсем чуть-чуть, очередь заняла молодая девушка. Красивая. Стильно одетая и со вкусом накрашенная. Общую гармонию в ней нарушала ортопедическая обувь и инвалидная палка. Слово за слово, пообщались. Я кивнул на её "посох":
   - И давно это у вас?
   Девушка спокойно улыбнулась, не иначе, уже успела свыкнуться со своим положением:
   - Три года.
   Мне стало не по себе. Три года! Перевёл на собственную персону - а вдруг и мне грозит такая же участь? Я столько не вынесу!..
   В этот момент подошла моя очередь, и меня пригласили зайти. По телу забегали мурашки, стало не хватать воздуха. Красноречие мигом куда-то улетучилось, словарный запас ссохся до уровня Эллочки-людоедки. Я мялся-жался и чего-то такое вякал одними междометиями...
  
   ...Обратно я вылез с мокрой спиной, но с сияющей улыбкой - опасения были напрасны, всё совсем не так страшно. Члены комиссии, к моему приятному удивлению, оказались вовсе не извергами, а доброжелательными, честными и порядочными людьми. В идеале, думаю, медики должны быть вот такими.
   Я без проблем получил свою вторую группу инвалидности и этому поначалу несказанно обрадовался. Ещё бы - мне теперь полагалась пенсия. Какие-никакие юани мне гарантированы. И месяц светит, коли солнца нет. Всё лучше, чем клянчить. А то - надоело до жути.
   Со временем, я, кстати, уловил, в чём состоит главное отличие МСЭ (медико-социальной экспертизы) от СМЭ (судебно-медицинской экспертизы).
   От СМЭ зависит, будет уголовное дело или нет, со всеми вытекающими...
   А на МСЭ из последних сил приползают нищие несчастные калеки, порой и безрукие, и безногие. Для них эта грошовая пенсия - единственный шанс не подохнуть с голодухи. Уж, какая там может быть заинтересованость! "Квид нудо эрипиас?" Что с голого возьмёшь?
   Когда радость поутихла, в балде заурчали пасмурные мысли: А чему это ты, собственно, радуешься, чудило? Что стал инвалидом? Или, что сделался пенсионером в тридцать с копейками? Что дальше махонького пространства вокруг крыльца выползать не можешь?
   ...Комиссия мне посочувствовала - моя трудовая книжка пестрела отметками концертных организаций, в которых я в разное время успел засветиться и наследить. Профессия - в "трудовой" значилось: вокалист. Теперь же этот вид программы, похоже, становился достоянием истории, в новом имидже я был точно никому и нигде не нужен.
   Короче, панорамка дальнейшей житухи вырисовывалась совсем жизнерадостная...
  
   А моя новая жизнь катилась, катилась и докатилась до поворотного события. Не выдержал, пошёл на риск, и, как не странно, получилось! Наступил-таки день, когда мне удалось, наконец, выползти из дому без помощи "мужской силы". Я научился справляться с ненавистными лестницами. Без опостылевшей опеки! Больно, но терпимо. Конечно же, по большому счёту, я был ещё невыползной, но первый крохотный шажок всё-таки сделал!
   Всё бы ничего, но впереди маячила холодная, скользкая, сугробная зима. Невыползным мне предстояло пребывать ещё, ой, как долго, как позже выяснилось, вплоть до следующей весны, пока не сошёл снег. Мои тогдашние прогнозы были, конечно, более оптимистичными. Хорошо, что человек не знает, что его ждёт...
  
   Пару раз меня свозили в Прокуратуру Центрального Административного Округа, сокращённо ЦАО, что на улице Льва Толстова в доме номер 8.
   Великий граф, автор "Анны Карениной" и "Войны и мира" всю жизнь искренне добивался добра и справедливости! Ну да ладно...
   Оба приезда оказались совершенно бестолковыми, только зря промучился.
   Первый раз дежурным прокурором была молодая баба с безучастными скучающими глазами. Она с кислой миной приняла мои писульки и на мои вопросы мямлила что-то блеклое. В итоге, ничего толком не объяснила.
   Прошло некоторое время. Ни ответа, ни привета. Я напрягся. Накатал новое заявление. Не намного, конечно, лучше предыдущего, от худой курицы - худые яйца. Такой же, юридически безграмотный, топорный крик о помощи.
   С этим заявлением меня по-новой свезли на улицу имени великого классика.
   На этот раз приём вёл дежурный прокурор-мужик. Как мне показалось, а я в таких случаях ошибаюсь редко, мужик, похоже, был с хорошего бодуна - его маленькие глазки как-то подозрительно поблескивали. Абстинентный синдром просматривался вполне отчётливо. Меня это, впрочем, никак не колыхнуло, поскольку интересовало совсем другое. Я отбарабанил суть вопроса, мужик нехотя принял моё заявление, пробубнил что-то обтекаемое, и ... тоже, ничего не объяснил. Дело так и осталось на мёртвой точке.
   Только много позже я выяснил, что и баба, и мужик, были, мягко выражаясь, не правы. Согласно части 1 статьи 27 Федерального закона "О Прокуратуре Российской Федерации" прокурор "разъясняет пострадавшим порядок защиты их прав и свобод, принимает меры по предупреждению и пресечению нарушений прав и свобод человека и гражданина".
   Но опять же, это - на бумаге. На деле же всё обстоит несколько иначе.
  
   Есть такой анекдот из прошлого. Ему, наверное, лет двести, если не больше:
   "Приходит мужик с прошением. Входит в кабинет, видит - за столом сидит откормленный "вершитель судеб", наглая сытая морда, и ловит от скуки дохлую муху в чернильнице. Мужик подаёт ему прошение. "Вершитель судеб" небрежно его куда-то закидывает, и, зевая, нехотя выдавливает:
   - Надо ждать...
   Проходит месяц. Ни ответа, ни привета. Мужик пишет новое прошение и снова идёт в тот же кабинет.
   Всё повторяется. "Вершитель судеб" так же от скуки ловит в чернильнице дохлую муху. Мужик так же подаёт прошение, жирная морда так же, зевает:
   - Надо ждать...
   Проходит ещё месяц. Мужик опять приходит и опять слышит ленивое:
   - Надо ждать...
   И тут, наконец, до мужика доходит:
   - А! Понял! Надо ж дать! - мужик лезет за пазуху и достаёт конверт.
   Проходит ещё месяц. Дело не двигается. Мужик снова несёт прошение. В кабинете - всё по-старому. "Жирная морда" так же зевает, так же от скуки лениво ловит в чернильнице дохлую муху. Мужик подаёт прошение.
   "Вершитель судеб" опять прошение куда-то закидывает, и с тоской вздохнув, выдавливает:
   - Надо доложить...
  
   Пришлось опять возвращаться в свою халупу ни с чем. Никто мне ничего не разъяснил, и уж тем более, никаких мер не принял. Хреновщина какая-то!
   Нет, я так не играю, так не пойдёт! Я уже врубился, что ничего мне хорошего не светит и проблемы мои никого не колышут.
   Антон Павлович Чехов учил нас, дураков, по капле выдавливать из себя раба. Правильно учил. Я и начал. Выдавливать.
   В глобусе смутно забрезжили первые творческие намётки. Они были ещё нечёткие и тусклые. Но ждать у моря погоды я уже больше не собирался.
   Надо бороться. В конце концов, не я напал, на меня напали!
   Начало было положено. Понеслась моча по скалам!..

ГЛАВА ШЕСТАЯ

   Мне до такой степени обрыдло быть лохом в юридических вопросах, что решил я противоборствовать этой своей безграмотности, терпеть неврубон в данном виде программы я больше не намеревался. Однако, выражаясь словами поэта Лермонтова, "всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно".
   Не имея ни малейшего представления, с чего начинать, я, не долго думая, первым делом заказал себе Конституцию Российской Федерации. Основной Закон как-никак!
   Пытливо погрузился в изучение. Но чем глубже я проникал в смысл, тем больше читаемое мне напоминало "сказку для взрослых". Если б хотя бы малая толика из написанного соответствовала действительности, мы бы давно уже всех догнали и перегнали.
   Даже несмотря на всю мою тогдашнюю юридическую тупость, до меня дошло, что я изучаю явно что-то не то. Эту книгу я решил пока отложить. Стало ясно, что даже выучи весь текст на зубочек, юридически грамотней от знания Конституции не станешь. Пошлют...
  
   Как арестант с нетерпением ждёт коротенькой прогулки по тюремному двору, так же и я с неменьшим нетерпением ждал, когда кто-нибудь из друзей-автомобилистов меня вывезет покататься по Москве. Выклянчивал, как мог - пейзаж из окна меня достал по самые яйца.
   Не густо, особенно после стольких лет мотаний по всему свету. Когда я, будучи невыползным, просматривал видеозаписи своих вояжей по параллелям и меридианам, на душе наступал глубокий кисляк.
  
   Гастрольные похождения здорово обогатили мою биографию. Не верилось - неужто всё это действительно было?
   И чего только не случалось! Всего, конечно, не упомнишь, но кое-что въелось крепко.
   Есть и просто незабываемые "хиты". Вот один из них:
   1992 год. Я в числе гастрольной тусовки, возвращался самолётом, как сейчас помню, из Ялты в Москву. Время года - летнее, эпицентр курортного сезона, я был в шортах, маечке и шлёпанцах на босу ногу.
   Моё кресло располагалось возле прохода, по которому изредка дефилировали пассажиры, разминая свои отсиженные мягкие места. Невдалеке от нас летела довольно многочисленная группа туристов из какой-то азиатской страны, похоже, из Вьетнама. Среди этих туристов была целая ватага ребятишек, которым на месте не сиделось. Узкоглазенькие вездесущие бутузы, словно чертенята, повизгивая, бешено сновали по проходу.
   И вот - середина полёта. Я, расплывшись в кресле, в плеере слушаю музыку. Рядом со мной, в соседнем кресле расположился мой приятель, артист Коля Лукинский и увлечённо читает книжку.
   В аэропорту мы хорошенько ударили по пиву, и подкрался момент, когда мне приспичило. А так как моё кресло - возле прохода, я никого не беспокоя, встаю, и, не переставая слушать плеер, намыливаюсь в сторону гальюна...
   Когда отлив, я вернулся на своё место, меня встретил дружный смех всей нашей тусовки. После того, как мне рассказали, в чём дело, я, естественно, заценил прикол.
   Оказывается, Коля настолько увлёкся чтением, что не заметил, как я отошёл. Вдруг он о чём-то захотел меня спросить "Лёш, скажи...", и повернул голову в мою сторону.
   ...Возле моего кресла улыбался узкоглазенький пацанёнок в похожих шортах, в похожей маечке, и в похожем плеере. Только раза в три меньше.
   Коля только и смог выговорить: "Ребята, смотрите, во что Лёха превратился!"...
   ...Эта история была отэфирена в телепередаче "Белый попугай". Была такая юмористическая программа на ТиВи. После этого весь тусняк меня замучил звонками: "Это что, промоушн нового альбома?"...
  
   Врубившись, что без дополнительной юридической помощи, при всём желании, историю, в которую я влип, никак не расчухать, я начал мысленно перебирать всех ближних и дальних знакомых на предмет поиска юристов.
   В идеале, конечно, хорошо было бы воспользоваться услугами адвоката. Но на какие шиши?! Материальный вопрос по-прежнему долдонил о себе на каждом шагу. Долги всё росли и росли, занимаемых денег на еду-то, и то, хватало в обрез.
   Даже до получения первой пенсии, которая на любого уважающего себя адвоката, думаю, навряд ли произвела бы убойное впечатление, оставалась целая вечность. И после определённых событий, хоромы мои стали заметно просторней - продать бы чего, да нечего.
   Таким образом, на "юридическую консультацию" можно было надеяться разве только по дружбе, а помощь юриста была совершенно необходима. Как назло, с юристами в среде моих друзей и приятелей обстояло неудовлетворительно. В основном - певуны, игруны, поэты и прочие композиторы. Был ещё один художник, но куда-то слинял. Голимо, одним словом.
   И вот тут я вспомнил про одного знакомого, с которым в одной компании мною много лет периодически посещалась баня. Я как-то мельком слышал, что он вроде бы имеет какое-то отношение к чему-то такому юридическому. К чему именно, я тогда не вникал, поскольку как большинство мирян был бесконечно туп в этом вопросе.
   Короче, выбирать было не из кого, других кандидатур в распоряжении не имелось.
   Но одно дело баня, а совсем другое - дорогостоящие юридические услуги. Разница есть.
   Однако делать было нечего, и я, после некоторых колебаний, всё же набрался наглости позвонить и поклянчить.
   Реакция, к моей радости, оказалась доброжелательной. Я отрапортовал весь случившийся со мной дерматин. Выслушав, новоиспечённый защитник стал давать указания:
   - Так, в общих чертах - понятно. Но, чтобы целиком быть в теме и иметь полное представление, надо ознакомиться с материалами дела. Узнавай телефон архива Мещанского суда, звони и спрашивай, когда можно подъехать. Действуй!
   - Ладно, сделаем. Кстати, я занялся самообразованием - начал юридическую литературу читать. Вот - Конституцию мне купили!
   - Молодец! Пусть тебе купят Уголовно-процессуальный кодекс, Уголовный кодекс и Кодекс об административных правонарушениях. Их почитай. Я тебе скажу, какие статьи.
   - А я там чего-нибудь пойму?
   - Захочешь, поймёшь. Ты же, говорят, - краснодипломник, тебе и карты в руки... Ничего запредельного там нет. Раза с пятого разберёшься, если будешь, как следует, стараться... А ещё лучше, изучай в электронном виде - "Консультант Плюс". Очень удобно - в одном флаконе всё Законодательство.
   - В электронном - не получится. Меня декомпьютеризировали. Думаю, для того, чтобы поменьше рыпался и не вонял.
   - Сочувствую... В общем, понял? В первую очередь звони в архив. Давай, действуй!..

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   Сказано-сделано! Я начал действовать, в душе пробудились чувства, почти как у учёного-исследователя, стоящего на пороге большого научного открытия. Нервишки защекотало, внутри заскрёбся определённый азарт. Орлята учатся летать!..
   Разузнав телефон архива Мещанского суда, я не без труда туда дозвонился, и высказал пожелание ознакомиться с материалами дела. Спросил, что для этого нужно. На том конце мой пыл значительно сбавили, холодно переспросив:
   - А на каком основании? Вы, собственно, кто?
   - Потерпевший. Хочу ознакомиться с материалами дела. Мне в ГИБДД сказали, что можно.
   - Номер дела?
   - Номера я не знаю. Посмотрите по фамилии - Шавернёв Алексей Вадимович.
   Последовала долгая пауза, насколько я понял, связанная с поисками. Через некоторое время меня обрадовали:
   - Нет такого дела.
   - Извините...
   Что-то я не въехал. Чего же мне гаишник мозги компостировал, что можно с материалами ознакомиться в Мещанском суде? А там ведь даже дела такого нету. Стал соображать.
   Наконец до меня дошло, что дело, наверное, не под моей фамилией.
   Так, батяня-то, что приезжал, рассекретил же ФИО своего "мальчика".
   Ищем, где у меня записан этот "Гарри Поттер". Нашёл - Чивирёв Александр Владимирович. Если, конечно, батя его сказал правду.
   Я снова позвонил в архив, повторил суть вопроса, но фамилию, назвал уже не свою, а водилину. Снова последовала пауза, после чего прозвучал ответ:
   - Так, есть такое "Дело". Чивирёв Александр Владимирович. "Управление в нетрезвом виде". Дело N 6Д2-1134... Да, но дело закрыто!
   - Спасибо.
   Я записал часы работы архива, разузнал, что нужно, чтобы ознакомиться с делом.
   Всё-таки пьяный. Я это заподозрил, еще, когда мужик приезжал. Теперь и последние сомнения развеялись. Ну, вообще! В нажоре за баранку садиться и людей давить! Жизнь ни за что ни про что человеку сломать, по миру пустить. Да ещё и рвать когти, бросить беспомощного подыхать на проезжей части. И как будто, так и надо! Как сказал дознаватель Карнов: "Всё хорошо!"...
  
   ...Мы живём не в тропическом климате, и времена года у нас сильно различаются. Летом - тепло, а зимой, соответственно, - холодно.
   Пропукало полгода после происшествия. Давно испарилось, оттяпанное у меня лето, и, столь же оттяпанная осень, тоже навострила лыжи в область воспоминаний.
   Становилось всё холоднее, и пришлось утепляться. Тут-то и выяснилось, что костыли сочетаются далеко не со всякой амуницией. Я этого, конечно же, не знал, и попробовал было облачиться в косуху.
   Ага! Обнаружилось, что костыли и косуха - вещи несовместимые. Затянутые в толстую кожу косухи подмышки, костылей не чувствовали, и те начинали разъезжаться, сопровождая разъезд нелепыми телодвижениями, и как следствие, лупкой по всему телу. Пришлось о косухе на-долго забыть и примерять куртец более годный.
   Я с тоской думал о грядущих неминуемых сугробах и гололёде - как я буду тогда передвигаться. Метеопрогноз радовал скорым резким похолоданием и минусовой температурой. Хотя, изменение погоды я и без него уже мог предсказывать, открылись способности с недавних пор.
   Реабилитация шла из рук вон плохо. В час по чайной ложке. Очередной рывок не вытанцовывался даже близко. Мне хотелось побыстрей перейти к следующему этапу, а мои нижние конечности этого упорно не хотели. Так, гады, бузили, что как я не пытался поднять себе настроение, оно автоматом съезжало куда-то в нецензурные дали. Фигня, короче.
  
   По пенсионным вопросам предстояла очередная бюрократическая проволочка. Это ещё что! Ожидалась толкотня в очередях сразу двух контор - Пенсионного фонда и Собеса.
   Волокита растянулась надолго. Прозвониться - конкретный глушняк.
   Когда же я, наконец, смог-таки прорваться через телефонные препоны, во всех красках изложил картину, и попросил по-человечески объяснить, какие нужно подавать документы, сопрано из трубки с раздражением завоняло:
   - Вся информация на стенде!
   Меня прорвало:
   - Каком ещё, блин, стенде! Вас попросил помочь еле ползающий больной человек. Инвалид, калека! Ведь сказал же! Что, так трудно объяснить невыползому? Язык отвалится, или, может, ещё какое место?..
   Небоскрёб, твою мать! Да, петушок эту чучундру точно ещё не клевал! Клюнет, не будет нести такую чухню!
  
   Меня раз несколько свозили в эти замечательные организации. В Пенсионном фонде особенно запомнились ступеньки. Проектировался фонд, по-моему, специально для инвалидов - безукоризненно крутые лестницы, и ступени, чуть ли не в метр высотой каждая. Форт Боярд! Это, наверное, для того, чтобы докучливые инвалиды всем чохом поскорей бы всё себе переломали, все передохли, и уже больше не досаждали.
   Но, однако ж, невзирая ни на какие помехи, главное провернуть удалось. Все необходимые документы для получения пенсионной ксивы и, пока ещё очень нескорой, пенсии, были поданы.
   Попутно выяснил, что мне теперь полагаются льготы. Например, бесплатный проезд, включая электричку - очень актуально в моём тогдашнем положении. Далеко можно уехать такому ползуну! Ой, смех и грех, право слово!
   А что до получения пенсионного удостоверения, и тем более, пенсии, то тут и вправду предстояло ещё ехать, ехать и ехать...
  
   Зимняя тема проклюнулась внезапно и совпала с поездкой в архив Мещанского суда. Приятель-юрист взялся подсобить в этом сложном и увлекательном путешествии, ибо никакого опыта для самостоятельного плавания у меня близко не имелось, и мне просто необходим был лоцман.
   Пейзаж на улице выглядел живописно. Здорово мело, заснеженные деревья напоминали полотна Ивана Шишкина.
   Буйно падающий снег навевал детскую песенку из фильма "Джентльмены удачи":
   Белые снежинки кружатся с утра,
   Выросли сугробы, ель рядить пора...
   Когда я выполз из дома, то, спускаясь с крыльца, за ночь превратившегося в каток, для начала ощутил, что, не слушающиеся ноги, вместе с костылями поехали. И если бы я не успел вовремя кое-как ухватиться за косяк двери, что на костылях сделать было, уж поверьте, весьма не-просто, то, вне всякого сомнения, оказался бы в положении "лёжа".
   Но, хоть я и устоял, проделанный акробатический этюд аукнулся крепко. Будто сзади наотмашь вмазали веслом. Начало хорошее.
   В этот самый момент до меня очень доходчиво дошло, что отныне, до наступления весеннего тепла, дальше крыльца в моём положении шляться не рекомендуется. "Замуровали, демоны!"
   Сугробы по колено никак не позволяли вскарабкаться в машину. Я как следует напотелся, напыхтелся и накряхтелся, прежде чем мне, наконец, удалось устроиться в салоне. Когда же мы подкатили к зданию суда, пришлось опробовать продолжение действа, только теперь уже с выползанием.
   Но было бы неинтересно, если б только этим ограничилось.
   Машину пришлось оставлять довольно далеко от входа - всё близлежащее пространство задыхалось от припаркованных авто. По этой причине мне предстояло, цепенея от ужаса, преодолевать проезжую часть.
   Снег валил основательно, и плестись на четырёх ногах было тяжело вдвойне.
   Когда же я со стремительностью пожилой улитки переползал дорогу, пробирающийся крутой внедорожник не пожелал пропускать четырёхногого, а нагло бибикнув, сделал "миллиметровку", обдав меня при этом ещё и охапкой крем-брюле из-под колёс. Прямо в репу. Шкура!..
  
   Проходя через контроль, мой спутник предъявил дежурным адвокатское удостоверение. Меня это взлохматило. Я как-то даже и не догадывался, что он адвокат, уж где-где, а в бане-то все равны, и никто ни у кого ксиву не спрашивает. Да и мне, по правде сказать, вообще по пистолету, кто человек по профессии. Был бы по жизни человек нормальный.
   Однако всё равно, у меня чавка слегка отвисла...
   Лишь однажды до этого мне "посчастливилось" побывать в суде, и то ещё в советские года. После - ни разу, Бог миловал.
   Мещанский суд меня встретил скользкими крутыми лестницами, валандаться по которым на костылях, для меня стало альтернативой посещать запрещённую теперь, из-за вставленного в ногу металлолома, сауну.
   В общем муравейнике, сквозь гнетущий настороженный шёпот и сверлящие недобрые взгляды, угадывались пресные физиономии мужиков, заплаканные - женщин, наглые - адвокатов, лошадиные - охранников. Что-то снимало телевидение - два кинщика деловито возились с оборудованием, а дородная дивчина-журналистка диктовала по мобильнику похожий на слоганы, сопроводительный текст...
   Когда-то злоязыкая молва говаривала: "Где суд, туда и несут"...
   Наконец, мы добрались до архива. Ребята-архивариусы объяснили, что для ознакомления с материалами дела необходимо написать заявление на имя Лукашенко. Меня пробило на юмор:
   - Александра Григорьевича? Президента Белоруссии?
   - Нет, другого, Председателя Мещанского суда.
   - Понятно! - я изобразил разочарованность. - Ладно, напишем на имя другого.
  
   Вскоре передо мной лежала папка с материалами. Я поначалу глазел на текст, как баран на новые ворота. Всё-таки - полнейший профан в этих вопросах. Но постепенно непрохил стал проходить. Тело покрылось потом, мотор в груди взялся выбивать степ. Переворачивая страшные листы, я начал ощущать, как сквозь бюрократически-картонное словоблудие вырисовываются события майского вечера, поделившие мою биографию на до и после.
   Вот и эти голубчики. Которых я в глаза не видывал, но которые на Святую Троицу ни в чём неповинному человеку подарили путёвку в новую жизнь: "Чивирёв Александр Владимирович, 1977 года рождения. Шелепихинское шоссе..." Наш, пресненский... Акт 1307 - алкогольное опьянение. Водительского удостоверения не предъявил". Зашибись, датый, да ещё и без документов... Опаньки, адвокатский ордер! Адвоката нанимал, значит! А вот это уже интересно: ордер N 428 от 10.06.2004 на ведение уголовного дела. Так-так, всё-таки поначалу затевалась уголовка!
   Ну, конечно! Вон, насобирал справок. Надо думать, вопрос на первых порах стоял серьёзно.
   "Ряполов Александр Владимирович, 1974 года рождения. Россошанская улица...". Этот какой-то залётный. Россошанская - это, насколько я знаю, где-то в Чертанове.
   Чего, оба - взрослые бугаи, не какие-то запутавшиеся тинейджеры.
   Объяснения же представляли какую-то несусветную галиматью, особенно - объяснения Ряполова. Пьяный почерк дрожащей руки, пляшущие буквы: "Мы попытались проехать из-за того, чтобы не совершить ДТП. В это время молодой человек переходил пешеходный переход, и мы его сбили". Ну, что за чушь? Это же почти "В комнату вошёл негр, румяный с мороза".
   Да, виновная сторона оказалась ещё хуже, чем я думал. Хотя, куда уж хуже?..
   Одно ясно - такие жалости не знают...
  
   Я просматривал дальше страшные документы. "Заключение эксперта". Про его существование я как-то даже и не догадывался. "Вред средней тяжести по признаку расстройства здоровья свыше трёх недель". Каких ещё трёх недель? Душа моя, сказал бы я тебе...
   "Протокол осмотра транспортного средства от 30.05.04. "Многочисленные трещины лобового стекла с правой стороны". О! Это моя тыква оставила автограф.
   "Квитанция об оплате штрафа за скрытие с места ДТП". Полторы тысячи рублей... Ну, дела! Мою изуродованную жизнь оценили в полторы тыщи Рэ?.. Как это?..
   "Протокол об административном правонарушении в отношении Ряполова А.В. по статье 12.8 КоАП РФ за передачу управления пьяному водителю"...
   Сквозь накипь бюрократической писанины всё больше угадывался страшный смысл. Дыхнуло ароматом давно не убираемой общественной уборной.
   "Постановление суда о прекращении производства в связи с истечением сроков"...
   От непонятных слов и оборотов рябило в глазах. Становилось всё более гадостно. Даже такой чайник, как я, и то, начинал понемногу въезжать в тему. Похоже, меня не только изуродовали, а ещё и отымели, как вокзальную прошмандовку... Проще говоря, было сделано всё возможное и даже невозможное, чтобы причинить максимальный вред терпиле, то бишь мне.
  
   Папка была объёмистая, читалась медленно. Постепенно, сутью вопроса заинтересовались ребята из архива и тоже подключились к изучению - сюжет того заслуживал. Спросили:
   - А вы этих друзей-то видели?
   Я ещё раз оценивающе глянул на страшные страницы, затем на ребят:
   - Нет. Даже не знаю, как они выглядят.
   - То есть, как, они даже не пробовали загладить вину, ничем вам не пытались помочь?
   Я лишь усмехнулся:
   - Мне - нет! - и уточнил. - Палец о палец не ударили.
   Мы делали выписки, времени это занимало много, а КПД оставлял желать лучшего.
   Протоколы, рапорты, объяснения свидетелей... Я из-за застарелой, ещё детской, травмы правой руки, пишу медленно, карандаш и ручку держу неправильно, почерк - само собой, отвратный. Как курица лапой. Если всю папку от руки переписывать, то и суток, пожалуй, не хватит.
   Тут парни-архивариусы, хотя мы их не просили, сами предложили подмогу. Взялись по собственной инициативе "дело" отксерить. Бесплатно.
   Держа в руках стопку отксеренных листов, я долго благодарил их за выручку, затем дал волю любопытству:
   - Господа, а почему вы нам помогаете?
   Один парней сразу посерьёзнел:
   - Такие же мою сестру изуродовали!..
   Пожимая нам руки на прощанье, ребята пожелали:
   - Удачи вам! А этих красавцев надо наказать максимально. Нечего с такими церемониться!
  
   Посещение суда и ознакомление с делом меня не могли оставить равнодушным. Домой я ехал дотла подавленным. Разглядывая через боковое стекло спешащую толпу, в очередной раз ударился в безрадостные думки.
   Вот люди куда-то торопятся. У каждого, должно быть, куча дел, планы. Кого-то ждёт любимый человек, кого-то любимая работа. Да мало ли?
   Спешит человек, спешит!.. И не догадывается, что вдруг, хренак! - откуда ни возьмись, неожиданно выскочит какая-нибудь гадина! И всё, человек - на операционном столе.
   Мало того, что он будет выть и мычать от боли, ещё и все планы все его накроются. Возможно после этого человек потеряет работу, профессию. Карьера полетит на все весёлые буквы. А что взамен?.. Взамен будет такая же папочка...
   И никакой социальной защиты. Только фарисейское: "Судитесь!"... И весь сказ.
   Злодей, естественно, отмажется, при существующем менталитете - это несложно, а у терпилы, цитируя дознавателя Карнова, будет "Всё хорошо"... Типа как у меня...
  
   Расставаясь, я спросил "защиту" хмуро:
   - Что-то я не понял, это как же - за то, что со мной сделали, только полтора косаря штрафа? И всё?
   - Всё. Что, не понравилось?
   - Не понравилось... Меня вообще, что ли, за человека не считают? Так это понимать?
   - Что-то наподобие этого.
   Помолчав и подумав, я вставил:
   - Надо бы в прокуратуру ЦАО съездить. Там уже давно два моих заявления тухнут, а в ответ - тишина. Про меня там, похоже, забыли. Надо напомнить.
   - Напомним. Звони в канцелярию прокуратуры, и спроси, кто занимается твоими заявлениями. Узнай, когда принимает. Съездим, пообщаемся. Действуй!
   Я так и сделал. Не без труда дозвонившись, выяснил, что занимается ими помощник прокурора ЦАО Качанова Елена Юрьевна, записал часы приёма, и стал готовиться к аудиенции.
  

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

  
   Буквально на следующий день передо мной взросла пирамида юридических томов. Но сёрфинг по волнам юриспруденции не удавался - в мою дыню упорно не хотело проникать их загогулистое содержание. Будто читаешь текст на болгарском языке - по отдельности слова вроде понятны, а вместе - что-то никак!
   Я на чём свет, проклинал свою тупорылость, самокритично обзывая себя бестолочью, но изменить ничего не мог, в который раз, беспомощно вчитываясь в непостижимые словесные обороты.
   Очень не хотелось быть чайником, но, сколько я не ковырял пухлые фолианты, сколько не перечитывал Уголовно-процессуальный кодекс, всё, что там излагалось, по-прежнему для меня оставалось наиполнейшей абракадаброй.
   Было досадно, поскольку моя башка, как чердак, обычно довольно легко набивалась всякой всячиной, а уж в виду того, что приходилось регулярно мотаться туды-сюды, я быстренько начинал шпрехать на всех мыслимых и немыслимых наречиях.
   Но я даже и не предполагал, сколько потов с меня сойдёт, прежде чем я начну понимать и этот, новый для меня, мудрёный диалект! Прежде, чем с моего языка за милую душу посыпятся никогда не употребляемые мной раньше, словесные конструкции, и все мои знакомые в один голос подметят, что я даже в быту заговорил как-то по-другому.

   Мой путь снова лежал на улицу имени великого автора "Воскресенья" и "Крейцеровой сонаты", где, давно протухли и прокисли мои нелепые "крики о помощи".
   Это посещение Прокуратуры ЦАО стало для меня знаковым. С этого момента началась новая глава моей биографии.
   Совсем сварившись от подъёма по лестнице, я неуклюже затащил своё замученное потное тело в кабинет, с которым у меня завяжется продолжительный устный и письменный диалог. И если первых двух дежурных прокуроров я даже не запомнил, то с третьим визави общение затянулось надолго. Помощник прокурора ЦАО госпожа Качанова, интересная видная дама, оставила яркий след в моей жизни. Её-то я по гроб жизни не забуду.
   Премьерная аудиенция была долгой. В дверь даже нетерпеливо начали заглядывать следующие. Страсти накалялись, однако, все наши доводы расшибались, как об стенку горох.
   Разговор не клеился, не взирая на все потуги с нашей стороны. От всего этого мне начинало уже казаться, что я угодил в какое-то другое измерение, с иной системой координат, в которую я со своей свинячьей харей не вписываюсь. Будто я добиваюсь чего-то несбыточного, из серии высадки на Марс или уж, на худой конец, выхода в открытый космос.
   Я попытался взывать к элементарной логике. Уже без околичностей. Как же так, какие-то озверелые пьяные засранцы сделали ни в чём неповинного человека инвалидом, и за это - никакого наказания? Какого, спрашивается, рожна ещё надо? "Всё хорошо"? Пущай ещё кого отутюжат?
   Качанова с барской интонацией изрекла:
   - У вас есть право обратиться в гражданском порядке. Можете подать исковое заявление.
   Эврика! Обратиться в гражданском порядке! От многих знакомых я уже наслушался, что это такое. Что обращайся, что не обращайся - разница не весть какая существенная. Жуткая рутина, и в самом оптимистическом итоге - бульон из-под яиц вприкуску с дыркой от бублика. Которые ещё не факт, что получишь, даже если тебе их и присудят. Виновная сторона ещё и вонять будет!
   Дополнительное унижение терпилы. Над которым ещё и гаденько похихикают.
   Я продолжал взывать. На это ни к селу, ни к городу, мне была рассказана нелепая, похоже, дежурная, история про какую-то бабку, от которой дорожные лихачи оставили мокрое место, но которой судмедэкспертиза установила лёгкий вред здоровью. Бред, короче.
   Эту байку я впоследствии слыхал ещё раз несколько...
   Понемногу я начал нервничать. Чтобы меньше волноваться и усмирить "человеческий фактор", я стал разглядывать кабинет. Типично казённую типовую безвкусицу аляповато дополнял громадный помпезный календарь на стене. Мои глаза впились в заглавие "ГИБДД ЦАО"...
   Повеяло чем-то знакомым...
  
   ...Меня не покидало ощущение, будто я разговариваю с телевизором. В моей непутёвой биографии бывали такие эпизоды в ту, уже весьма давнюю пору, когда я мог, ничего не задевая, свободно гулять под столом. Как все граждане этого возраста, я был горячим поклонником телепередачи с участием тёти Вали, Хрюши и Степашки.
   Передача, помнится, начиналась с задорно-оптимистическго приветствия "Здравствуйте, ребята!". Я по простоте душевной тоже радостно повизгивал "Здрасьте!", будучи совершенно уверенным, что меня должны услышать по ту сторону. Но когда однажды мне захотелось самому что-то спросить, к моему великому огорчению выяснилось, что меня, оказывается, не слышат.
   Я тогда из-за этого очень надулся... И даже повзрослел чуток...
  
   ...А моя визави менторским тоном, гнула свою линию - всё правильно, никаких нарушений нет, заниматься этим вопросом она не будет. Я пришибленно внимал, а глаза мои утыкались в гаишный календарь... Подумалось: " А ларчик просто открывался". Дедушка Крылов в действии.
   Все мои робкие неумелые реплики натыкались на непробиваемый частокол хорошо отрепетированных, замысловатых словесных блоков, смысл которых сводился к тому, что "не пора ли мне домой подобру-поздорову".
   Ну да. Вот оно что значит, когда беда - не с тобой.
   Я нервничал, елозя на стуле, меня продирало насквозь чувство неустранённой несправедливости и собственного бессилия, отчего переломы в больной ноге принялись скулить.
   Мои увещевания госпожу Качанову, похоже, только подзадоривали. Я пытался взывать эту холёную женщину к человечности, даже показал свою страшенную слоновую ногу и розовую справку об инвалидности второй группы - дохлый номер. Искусство переживания этой даме было, по-видимому, не свойственно, жареный петушок её в одно место, явно, не клевал.
   Ничто так и не смогло растопить эту "вечную мерзлоту", из-за чего я вынужден был констатировать, что "эра милосердия" у нас, похоже, пока еще не наступила...
  
   Пришлось снова выметаться несолоно хлебавши!..
   Ладно-ладно! Кто из нас упрямей, мы ещё посмотрим! Нас голыми руками не возьмёшь.
   Я поднапрягся, и погрузился в доскональное изучение материалов дела. Естественно, меня интересовала материальная сторона, а не технические подробности. До них моя баранья башка пока не могла допереть - не хватало ни ума, ни знаний, ни опыта.
   В одиночку, понятное дело, разобраться во всём хитросплетении мне было не под силу, но с помощью мэтра в моём сознании постепенно всё рельефнее всплывали факты, поражающие своим размахом. Адвокатская позиция по отношению к подшефным любителям экстремального вождения наводила на определённые мысли и не менее определённые выводы.
  
   Несоответствие Заключения служебной проверки Карнова с истинными обстоятельствами дела и первичными протоколами с места происшествия, удивляло. Словом, стоило ему подключиться, и роковые для меня события 30 мая получили совершенно новое толкование.
   "После этого водитель Чивирёв оставил место дорожно-транспортного происшествия. А после этого, находясь в возбуждённом состоянии, употребил спиртные напитки до задержания сотрудниками милиции и проведения освидетельствования. Пояснения Чивирёва А.В. о том, что он употребил спиртные напитки после ДТП, подтверждаются пояснением Ряполова А.В. Опровергнуть их пояснения по данному факту, в ходе проверки не представилось возможным".
   Вах!.. А вот это уже дорогого стОит! Мама, не горюй!
  
   "Облико морале" добрых молодцев тоже не отставал. Их, похоже, больше всего интересовало, чтобы не привлекли за пьянку. Всё остальное - семечки. То, что они ни за что ни про что, здорового человека сделали инвалидом, по их разумению, считалось такой пустяковиной, о которой и поминать не стоило.
   Ряполов постоянно менял свои показания. Причём, каждые последующие, в корне отличались от предыдущих. Сочинитель! Если бы не альтруизм Карнова по отношению к "рыцарям пузыря и стаканА", Ряполова по закону полагалось привлечь к ответственности за дачу заведомо ложных показаний... Ага! Щас!
   Он вообще был модифицирован из соучастника в свидетели. Мне всё больше становилась понятной причина поведения Чивирёва и Ряполова за те прошедшие полгода.
   Мочалил осознание читаемого факт моей биографии - я типа уже имел счастье побывать в ДТП, и мне было с чем сравнивать.
   Чем больше я концентрировался на изучении, довольно топорных, кстати, художеств Карнова, тем больше убеждался, как же всё-таки хорошо меня нагрели.
   Карнов не выполнил свою обязанность ознакомить меня, как потерпевшего, с определением о назначении экспертизы, не разъяснил мне права потерпевшего, в том числе - по экспертизе.
   Ни с какими материалами расследования по факту ДТП Карнов меня не знакомил, никакие действия с моим участием не инсценировал и не проводил.
   Ни на какой стадии Карновым не был поставлен вопрос о противоправном виновном причинении вреда моему здоровью, как будто со мной вообще ничего не случилось.
   Короче, дело - на соплях, упрямые факты из протоколов, рапортов и объяснений свидетелей "не замечены"...
  
   И всё же, эти нарушения относились к разряду дисциплинарных. Фигурально выражаясь, за это могли "пожурить" или "поставить в угол". Мелочь, одним словом.
   Главным же нарушением закона стал вопрос о возбуждении уголовного дела. Именно эта тема стала предметом многомесячных дискуссий, нескольких слушаний в судах разных инстанций и была воспета в нескольких томах судебных дел.
   Приняв у меня в соответствии со статьёй 141 УПК моё заявление от 2 июня, Карнов обязан был либо возбудить уголовное дело, либо вынести постановление об отказе в его возбуждении.
   Карнов не сделал ни того, ни другого, хотя поводов и оснований было более чем достаточно.
   Таким образом, в действиях Карнова усматривались признаки состава уголовного преступления, а именно - статьи 293 УК "Халатность".
  
   Бравый дознаватель сделал всё от него зависящее, чтобы его протеже было хорошо.
   Ну что ж, от меня ему за это большое человеческое спасибо.
  
   Так, со злодеями всё понятно. Невольно выпятился вопрос: А как же терпила? Ему-то, родимому, какая роль была приготовлена?
   Как это какая? С покаянным видом утереться! Терпила должен был всё проглотить и подобострастно помалкивать, не жужжа. Художник Рожкин. Картина "Шишь".
   На крайняк, если, конечно, терпила подсуетится, можно было теоретически спрогнозировать ситуацию по Леониду Филатову:
   Вот тебе пятак на водку
   И катись, куды хотишь!
   И что б ни-ни!
  
   Ага, сердце радуется! Трусы намокли от счастья! Озолотят, прямо!
   Ну, уж нет! Дудки! Мне такая разблюдовка не нравится, такой "золотой дождь" мне не нужен! Бог дал мне жизнь один раз, и совсем не для того, чтобы её уродовали все, кому не лень. И так - дурак, быть ещё дурее, чем есть - не хочу.
   Нижегородцы и те, кто бывал в Нижнем Новгороде, конечно же, расскажут тем, кто никогда не бывал в городе, "где ясные зорьки", про знаменитый памятник Валерию Чкалову. Если смотреть на него спереди, то легендарный лётчик надевает перчатку на руку. А вот если посмотреть на монумент с другого ракурса, то создаётся впечатление, что Валерий Павлович показывает врагам определённый жест.
   Вот такой жест мне и захотелось показать тем, кто так от души постарался украсить мою скучную постную жизнь.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

   Матушка-зима врубила по полной программе - холодная, сугробная и гололёдная. В виду чего радиус моего выползания на свежий воздух сузился до предельного минимума. Из-за сугробов по колено дальше нескольких метров вокруг крыльца мои прогулки даже не задумывались - буквально в считанных шагах от подъезда начиналась "мёртвая зона". Мои, и без того, куцые выползки размалевала новыми мазками постоянная боязнь поскользнуться.
   Зиму я вообще не люблю - зимой скользко, и люди падают. Хотя, если уж быть объективным, именно толстая зимняя одёжка несколько раз спасала мне жизнь. Было дело.
   Доктор-время, конечно, внедрил ошмёток оптимизма - не зря я всё-таки столько занимался - сделал рывок и сумел перейти с двух костылей на один. Но это стало единственным положительным моментом, и на этом уровне мне предстояло застрять надолго.
   Меньше месяца оставалось до Нового года. Летнего чёса меня лишили, новогоднему - уготовилась аналогичная участь. Альтернативой новогодних ёлок-палок был затяг во всё новые и новые долги...
   В таком вот радостном и приподнятом настроении шла подготовка заявлений о возбуждении уголовных дел в отношении Карнова и Чивирёва, "далёких незнакомых друзей", которых я, кстати, даже и внешне не представлял.
   Одного я вообще никогда не видел, другого видел-то один раз, но из-за отвратного самочувствия и жутких комплексов по поводу собственной видухи, не рассматривал, и, ясен перец, не запомнил. Я попеременно пытался хотя бы представить себе, как же выглядят мои оппоненты, но вместо этого передо мной туманило общее белое пятно.
  
   Как же всё-таки здорово, когда тебе помогают. Особенно в тех вопросах, в которых ты ещё пока не рубишь. В одиночку у меня бы точняк ничего не получилось. Зато с помощью приятеля-адвоката были сочинены юридически грамотные, составленные уже по всем правилам, заявления о возбуждении уголовных дел - в отношении старшего дознавателя 4 БП ДПС УВД ГИБДД ЦАО капитана Карнова Е.Н. по части 1 статьи 293 УК РФ "Халатность", и в отношении водителя Чивирёва А.В. по части 1 статьи 264 УК РФ "Нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, повлекшее причинение тяжкого вреда здоровью человека".
   Заявление "на Чивирёва" было тоненьким, а вот заявление "на Карнова" с трудом уместилось на шести страницах. Столько пространства заняло одно только перечисление, и то неполное, нарушенных им статей законодательства.
   Всё это, конечно было очень неприятно, но что делать. Надо, Федя, надо!
   Другого выхода не было, меня вынудили на столь жёсткие меры. Я не нападал, а защищался.
  
   14 декабря 2004 года наш путь лежал в Прокуратуру города Москвы. В аккуратной папочке на заднем сидении вместе с нами ехали свеженапечатанные заявления и диск с материалами дела в электронном виде.
   Я по жизни, как-то всё больше песни писал. Про любовь. Музыку писал, стихи...
   А вот в заявлениях о возбуждении уголовных дел, естественно, я был не мастак, потому как не писал их никогда. Эти два заявления, хоть и написанные в соавторстве, были дебютом в новом жанре.
   Попозже, когда меня хорошенько помучают, я так насобачусь, что заявления о возбуждении уголовных дел научусь составлять полностью самостоятельно. И ещё какие!
   Но пока до этого ещё далековато...
  
   По дороге в Прокуратуру Москвы, я превратился в комок нервов - как-никак наступал кардинально новый этап... Тем более в первый раз... Боязно как-то...
   Пришлось в полный рост отведать нежности сугробов по колено и ласки склизких крутых лестниц, дюжими пинками дубасивших по мне при каждом шаге, прежде чем я вполз в помещение Прокуратуры города. Долго не мог отдышаться. После такой увертюры от последних сомнений в правильности моих действий не осталось и следа.
   Вытерпев внушительную, и, я бы сказал, довольно буйную очередь, моя взмыленная красномордая персона, наконец, появилась в кабинете дежурного прокурора.
   Настал исторический момент. Дежурным прокурором Прокуратуры города Москвы Багбой А.И. были приняты заявления о возбуждении уголовных дел в отношении Карнова и Чивирёва.
   Лиха беда начало. Механизм был запущен, машинерия заработала.
   Никогда не будучи большим скептиком, в тот момент я по наиву вообразил, что заявления составлены настолько грамотно и профессионально, что блицкриг неминуем.
   Размечтался, как же!..
  
   ...Накануне был День рождения мамы. С тех пор, как её не стало, её непутёвый сын всегда в этот день ходил в церковь, ставил поминальную свечку и подавал поминальную записку. В этом же году жизнь вынудила впервые изменить традиции - посещение храма было выше моих физических возможностей, да и все мои знакомые с машиной в тот день работали.
   Я подумал, что, Слава Богу, моя бедная мама не дожила до того дня, когда её непутёвому сынуле вручили столь дорогой "подарок".
  
   Когда мы возвращались из прокуратуры города, я чувствовал себя выпотрошенным. Уткнувшись горячим лбом в холодное боковое стекло, тупо глядел на монотонно пляшущие снежинки, покачивающиеся от ветра голые ветки деревьев, рыхлые бежевые ковры городского снега на тротуарах. В облике Москвы уже обозначались черты предновогоднего макияжа.
   Темнело. Служивый люд принимался весело расползаться по домам. За стеклом толпа семенила, будто в старых немых фильмах. Не хватало только расстроенного пианино для музсопровождения.
   А я вот так не мог. Мне опять предстояла закваска под замком в занудном ожидании, пока кто-нибудь с машиной надо мной не сжалится и снова куда-нибудь не вывезет покататься. И продолжатся это будет ещё неизвестно сколько.
   Постепенно в салоне завязалась серьёзная беседа:
   - Ну, Алексей, как ощущения?
   - Даже не знаю. Я пока не разобрался.
   - Ты уж давай, разберись. А главное - разберись, чего ты хочешь.
   - Вообще-то, больше всего мне бы хотелось, чтобы 30 мая ничего не случилось, и чтобы не было последующего кошмара, которому конца-края не видать... Я уже не выдерживаю... Скоро завою, как волчара на Луну... И за какую, спрашивается, вину мне такое наказание?!
   - Запомни, наказаний без вины не бывает, как говаривал Глеб Жеглов. Поройся хорошенько в памяти, что-нибудь, да выкопаешь... А чего, далеко ходить не надо. Для "бандюков" пел? Пел! Так - получи!
   - Ну, допустим, пел. Ну и что? А кто не пел? Работа у нас такая. Кстати, в подавляющем большинстве случаев, при всём желании, отказаться от выступления невозможно, мы, в определённом смысле - люди подневольные... А работал я для всех - и для врачей, и для учителей, и для шахтёров, и для вахтёров. Причём, для всех - одинаково. В смысле - одинаково хорошо. Ни для кого никогда не делал разницы. Задвигал поглубже все свои болячки и с улыбочкой, как миленький, дул на сцену.
   Лишь один-единственный раз дрогнул...
  
   ...Было такое дело, когда однажды пришлось отработать в детском онкологическом центре на Каширке. Какое-то обязательное мероприятие для школьников в честь не помню чего.
   Уже в коридоре мне стало не по себе. Атмосфера чужой непоправимой беды сметала всё желание шоуменить. От увиденного по телу пошёл озноб.
   Когда же, за несколько минут до начала, я заглянул в щёлку и увидел полный зал лысых детских голов, у меня внутри всё оборвалось.
   Сдавленным голосом я промямлил администратору:
   - Я не могу...
   Реакция администратора, двухметрового амбала, была адекватной:
   - Я те, щас дам "не могу"! Ну-ка быстро включил улыбочку - и на сцену! - для усиления текста мне был показан кулак размером с мою башку... Пришлось взять себя в руки...
  
   - И всё-таки, ты разберись, чего ты хочешь.
   Я задумался. В черепе лихорадочно замельтешили мысли, как стая мошки заполярным летом. Хорошенько всё взвесив, я, наконец, выдал:
   - Правды.
   - Ну что ж, идея хорошая!.. Только тебе придётся повоевать с системой.
   - Кто такой Система?
   - Скоро узнаешь...
  
   ...Когда в Москве проходила коронация императрицы Екатерины Великой, для увеселения москвичей было устроено грандиозное "шоу" - поставленный самим Фёдором Волковым маска-рад "Торжествующая Миневра".
   В ходе этого действа, по московским улицам шествовала "ряженая" процессия, изображающая людские пороки. Так вот, Правда изображалась сгорбленной, еле ползущей старухой, по которой какие-то ублюдки с остервенением колошматили здоровенными мешками с деньгами.
   Что ж, за двести пятьдесят лет ровным счётом ничего не изменилось...
  

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

   Поворотный для меня 2004 год подходил к концу. За пару дней до Нового года, когда у всех моих знакомых праздничный чёс находился на самом пике, и вообще у нормальных людей работы сыпались как из рога изобилия, мне позвонили из какой-то инвалидной организации, и известили, что, как инвалиду мне полагается новогодний продовольственный заказ.
   Судя по голосу, очень пожилая женщина спрашивала, когда я могу приехать его забрать. Я, естественно, вынужден был ответить, что приехать я никак не смогу, и поэтому, к сожалению, от заказа придётся отказаться. Тогда эта бабушка сказала, что хорошо, она привезёт заказ на дом.
   Я изо всех сил пытался отнекиваться, что типа "не надо, спасибо", но на том конце провода были непреклонны. Пришлось нехотя соглашаться, хотя я чувствовал себя перед этой женщиной очень неловко.
   Сказать по совести, момент действительно был крайне неудачный, мне, ей Богу, даже некого было попросить, чтобы меня свозили. Ловля такси исключалась - с финансами давно уже пребывала полная гватемала.
   Приехала старенькая-престаренькая бабуся, вся скрюченная. Сама едва ползающая. Она с трудом тащила волоком несколько пакетов с заказами, как я понял, для невыползных навроде меня. Как она, бедная, их допёрла, осталось для меня загадкой.
   И вот тут-то мне стало ужасно стыдно! Стыдно своей беспомощности. Что крепкий боров в самом расцвете сил, в тридцать девять лет, не может самых элементарных вещей. И из-за этого гоняют таких вот бабуль... Было очень унизительно...
  
   2004 год завершился. Я продолжал мотать срок в четырёх стенах. По понятным причинам, были отравлены и изгажены все праздники - и Новый Год, и Рождество, и День варенья, который у меня, как я уже упоминал, в январе.
   Поганейшее настроение новогодней ночи, когда повсюду хлопал шампусик, водились хороводы и щёлкали петарды, а я был скручен болезнью в бараний рог, ещё больше усугубляло осознание того, что в это время где-то отвязно веселятся мои далёкие незнакомые друзья... И лыбятся...
   Как говорится, Здравствуй, жопа, Новый Год!
   Про День варенья и говорить нечего - днюха вышла супер. Лучше не бывает. Хэппи бёздэй ту ю... Болит, на улицу не выйти. Вилы...
   Но и это ещё не всё. День варенья-то непростой. То-то.
   Когда в твоём возрасте первая цифра 3 - это ещё можно, с натягом, назвать молодостью, а вот когда первая цифра становится 4 - это уже диагноз. Это уже дроздец!
   Хорошие ощущения у меня были в тот день. Оценивающе окинул прошедший год. Зашибись! Ни за что получил по шеям. Причём, наваляли так душевно, что восемь месяцев уже торчу, словно пёс на привязи. И сколько ещё так торчать - неизвестно.
   Иными словами, всё сошлось воедино, и молодость со мной распрощалась символично - инвалид, без денег, без работы, без шансов на будущее. Рай, да и только.
   Стал припоминать, что четвертак у меня тоже был весёлый. Только тогда перспективы рисовались немножко другие - вся жизнь впереди, разденься и жди! А сороковник - это серьёзно. Оказаться у разбитого корыта на пятом десятке - что может быть веселее?
   Но кто-то, очевидно, посчитал, что этого недостаточно. И поэтому для усиления эффекта некоторые, явно не очень хорошие люди продолжали старательно со мной делать то, что голуби лю-бят делать с памятниками.
  
   При всем при том, жизнь всё-таки вилась дальше. Каждую неделю я опытным путём проверял, насколько сошёл отёк на моей несчастной ноге, пытаясь всунуть её в нормальную человеческую обувь из прошлого. Без толку. Больная нога продолжала оставаться настолько раздутой, что вся моя предыдущая обувка казалась туфелькой Золушки. Ничего не оставалось, как по-прежнему пижонить в козолупах. Которые меня уже достали.
   Если б я не относился к жизненным колотушкам с определённой долей юмора, не берусь предсказывать, чем бы они для меня закончились. Загнулся бы, наверное. С юмором я был всегда дружен, в чём, думаю, уже успели убедиться те, у кого хватило терпения дочитать до этого места.
   Моё чувство юмора широко известно в узких кругах. Я давно уже понял, что юмор - великая вещь, и только он меня и спасал, когда в голову иной раз забредали угрюмые размышления.
   Вначале описываемых событий я был растением, затем гусеницей, потом превратился в черепаху. Что ж, по-моему, довольно прикольно. Прикалываться лучше, чем распускать нюни.
   Между прочим, как это не покажется странным, юмор, чёрный, правда, мне однажды помог расширить собственный интеллект. Когда я был чуток помоложе, мне никак не удавалось запомнить разницу между нетто и брутто. Хоть тресни, всё время путался в этих двух терминах.
   А в годы моего детства наша страна оказывала помощь братским партиям и их лидерам. Не буду сейчас обсуждать, хорошо это было или плохо, скажу только, что другом Советского Союза был президент Анголы, председатель МПЛА - Партии труда товарищ Агостинью Нето.
   Так вот, лидер дружественного африканского государства приехал в Москву и здесь умер.
   На отправку его тела на родину, всегда склонный к творчеству, советский народ парировал мрачной шуткой "Приехал Нето, уехал Бруто", а я навсегда запомнил разницу между этими двумя торговыми понятиями...
  
   Я отчаянно трезвонил по всем телефонам. В том числе, и на самую верхотуру. Толку от моих звонков, однако, было мало - на другом конце провода в лучшем случае занудно кормили дежурными обтекаемыми отговорками.
   Наиболее оборзевшие секретутки бросали трубки. Думалось, что, да, эти гёрлз далеко пойдут! Если они уже сейчас такие, то что же с ними дальше-то будет?
   А ведь кто они? Какие-то финтифлюшки, а туда же! Сами-то, небось, втихаря уже мантии на себя перед зеркалом примеряют и размашистые плющеобразные подписи вырабатывают. Готовятся чужие судьбы калечить. Почему-то в мозгу крутился шлягерок:
   Ты, в натуре, утончённая.
   Папа твой в посольстве служит с дипломатом...
  
   ...Опять всё застыло на месте! Я уже не знал, что и делать. Уяснив, наконец, что только телефонировать не намного продуктивней, чем носить воду в решете, я дерзнул для усиления и ускорения процесса, ещё и взяться за перо. Стартовала эпоха эпистолярного жанра...
   До того дня, когда друзья мне подарят, купленные вскладчину простенький бэушный компьютер и вшивенький принтер - ещё более полугода. Поэтому очень долгое время письменные работы мне придётся ваять от руки, что, учитывая мою давнюю травму, процесс - трудоёмкий и болезенный.
   За время моих почтовых общений сменится Генеральный прокурор, Прокурор ЦАО, Пресненский межрайонный прокурор. Я же, как не странно, до самого последнего момента наивно буду надеяться, что справедливость восторжествует. Видно мало меня, дуралея, жизнь учила...
   И вот, наконец, ко мне прилетела первая ласточка - получил сопроводительное письмо от 22 декабря 2004 г. N 16-5547-04 из прокуратуры города Москвы:
   "Направляется для организации рассмотрения заявление Шавернёва А.В. о возбуждении уголовного дела в отношении Чивирёва А.В. и Карнова Е.Н. Прошу провести проверку и дать аргументированный ответ заявителю, предоставив подробную информацию в прокуратуру города в срок до 14.01.2005. Начальник 3 отдела управления по надзору за процессуальной деятельностью органов внутренних дел и юстиции Р.И.Багавиев".
  
   Здесь следует сделать лирическое отступление, и поговорить о том, как проводятся проверки в Прокуратуре по заявлениям о возбуждении уголовных дел.
   Статья 78 УК РФ устанавливает сроки освобождения от уголовной ответственности, если со дня совершения преступления прошло определённое время, по истечению которого преступника оправдывают.
   Поэтому, в случаях, когда другие способы буксуют, часто применяется самая обыкновенная, всем хорошо известная, банальная волокита. То есть проведение проверки нужно затянуть до тех пор, пока не истечёт срок привлечения к ответственности. Очень удобно для преступлений, тянущих на срок до двух лет.
   Всего-то навсего, надо потянуть резину, и всё - тип-топ. Иногда, для того, чтобы побольше посмеяться над заявителем, ставится число последнего дня привлечения.
   Причем, писать уже можно всё что угодно, преступника всё равно уже ни при каких обстоятельствах не привлекут, а обжаловать подобный "отказняк" - дело пустое.
   Забегая вперёд, скажу, что у меня было ещё круче. Мне отказняк, для большего эффекта, датировали следующим числом после истечения срока...
   Из полученного письма, следовало, что оба моих заявления направлены в Прокуратуру ЦАО, и по ним официально назначена проверка.
   Врать не буду, "письмецо в конверте" меня в тот момент обрадовало по самые помидоры, и я в первый, но, увы, далеко не последний раз, с глупейшей детской наивностью понадеялся на хэппи-энд в виде победы справедливости. Венсеремос!
   Справившись в канцелярии прокуратуры ЦАО, я выяснил, что проверяющим по моим заявлениям назначена старая знакомая Качанова Елена Юрьевна, я начал готовиться к "встрече на Эльбе". В конце концов, один старый друг лучше новых двух.
   Интересно, что эта дама скажет на этот раз? Какие открытия меня поджидают в свете изменений в программе? Неужели опять - всё по старому? Всё-таки заявления приняты! Или это ровным счётом ничего не значит? Ладно, скоро узнаю!..
  
   Новое рандеву на улице Льва Толстого уже заметно отличалось от предыдущего. Госпожа Качанова решила поменять свою позицию и теперь её версия выглядела так - "да, она, конечно же займётся этим вопросом, но для проведения проверки необходимы материалы, а Мещанский суд их никак не предоставляет".
   - Позвольте, Елена Юрьевна, - резонно заметили мы, - разве вам не предоставили диск со всеми материалами?
   - У нас компьютер не работает, - пожаловалась она с подчёркнуто печальными нотками в голосе, - я вот даже не могу ни просмотреть, ни прослушать, что там позаписано на вашем диске.
   - Какая неприятность! - изобразил я сочувствие.
   Чтобы в прокуратуре округа не работал компьютер? Да быть такого не могёт!
   - Кстати, Елена Юрьевна, мы были в Храме Фемиды. Председателем Мещанского райсуда господином Лукашенко на личном приёме была подтверждена готовность суда передать материалы данного дела заинтересованному правоохранительному органу при поступлении официального запроса.
   - Извините, я с господином Лукашенко не знакома, - с иронией ответила Качанова.
   - Что вы говорите?! - съехидничал я. - Может быть, вы и с господином Карновым не знакомы?
   - Нет, почему же. С Карновым знакома.
   Тут же вспомнился Николай Васильевич Гоголь: "Знаем-знаем, как вы не умеете играть в шашки!". В продолжение темы, хрустальным голосочком нам повторно была пропета дежурная история про несчастную искорёженную бабульку с лёгким вредом здоровью. И опять:
   - Вы имеете право обратиться в гражданском порядке. Готовьте чеки на усиленное питание.
   Я отреагировал мрачным смешком:
   - Ну, если картошка - это усиленное питание...
  
   ...Мы возвращались с улицы имени великого яснополянца. От комбинации в очередной раз зря потерянного времени и угнетающих выводов, навеянных "содержательной" беседой, было совсем паршиво. Струны души тренькали какую-то скребущую дребедень. Чувство моего полнейшего бесправия усиливалось с каждым новым визитом.
   Вспомнились герои Льва Николаича. Затесалась бредовая мысль - объединиться ещё с одним, таким же, и сколотить проект. Назвать как-нибудь вроде "Жилин и Костылин"... А чего?

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  
   Умахал, насыщенный праздниками, которые у меня уворовали, снежный морозный январь. На смену ему подтянулся последний по счёту месяц зимы, и девятый - моих приключений. Типичная для февраля, дрянная простудная погода с ледяными ветрами и сбивающими с ног, воющими метелями, вынуждала меня по нескольку дней кряду не высовываться на улицу.
   Задраенный до весны, я через не могу продолжал тупо тренироваться, врубая всё своё упорство и настырность, и заставлял себя перейти к следующей стадии - ходьбе с палкой.
   История повторялась - в помещении, на ровной поверхности у меня вроде бы начинало получаться довольно нехило, но стоило столкнуться с малейшими препятствиями, как мои, добытые потным трудом, достижения, тут же сходили на нет.
   С одержимостью камикадзе, параллельно я грыз гранит юридической науки - барахтался в просторах уголовно-процессуального законодательства. Тут результаты были позаметнее. Непонятные и чуждые поначалу обороты, потихонечку становились всё роднее, отдельные слова выстраивались в наполненные, ранее недоступным для моих мозгов смыслом, фразы.
   Действительно, не так страшен чёрт, как его малюют - если разобраться, ничего особо сложного в юриспруденции нету. Надо только захотеть! В башке робко начала подавать голос идея, "а не получить ли мне второе высшее образование - юридическое?".
   А что, собственно? "Лабораторная работа" за плечами у меня уже имелась. И какая!
   Ну да. Идея, в принципе, положительная, но её пришлось отбросить по целому ряду причин. Первоначально, конечно, из-за моего гнилого самочувствия, и предстоящих операций. А в основном, конечно, по финансовым соображениям - образование в нашей стране давно уже перестало быть бесплатным. А с бабками у меня давно уже - еле-еле душа в теле...
  
   Расширялись познания и в уголовном законодательстве, кирпичик за кирпичиком выстраивая базис. Я выяснил, что, несмотря на отмену 8 декабря 2003 года статьи 265 УК об уголовной ответственности за оставление места ДТП, где имелись человеческие жертвы, пострадавшим всё же милостиво "оставили" утешительный приз - статью 125 УК "Оставление в опасности".
   Вот её официальный текст: "Заведомое оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни или здоровья состоянии и лишённого возможности принять меры к самосохранению по малолетству, старости, болезни или вследствие своей беспомощности, в случаях, если виновный имел возможность оказать помощь оказать помощь этому лицу и был обязан иметь о нём заботу либо сам поставил его в опасное для жизни и здоровья состояние".
   С 264 статьёй никак не связана...
   Я изучил внимательно - в моём случае подходило. Стал действовать в этом направлении.
  
   Ну и с пополнением багажа юридических знаний, я с отвращением продолжал разбирать материалы дела. Паззл постепенно срастался. Становилось понятнее и противнее.
   От шелеста ненавистных страниц веяло духом абсурда. Особенно беленили резолюции "Согласен" после откровенного вранья, наводя на соответствующие мысли и выводы.
   Чем больше я сопоставлял фактические обстоятельства и показания свидетелей с объяснениями Чивирёва и Ряполова, тем больше закипал.
   Из объяснения Ряполова А.В. от 30.05.2004: "Мы проезжали по Шмитовскому проезду на мигающий зелёный сигнал светофора, мы попытались проехать, чтобы не совершить ДТП. В это время молодой человек переходил пешеходный переход на красный сигнал светофора, и мы его сбили". (Слово "красный" подчёркнуто).
   Из объяснения свидетеля Андреещева Ю.Д. от 30.05.2004: "Я подъехал на автомобиле к дому N 30 по Шмитовскому пр-ду, и был свидетелем, как был сбит на перекрёстке мужчина. Автомобиль ВАЗ белого цвета двигался по левой стороне Шмитовского проезда на красный свет светофора, на переходе сбил мужчину и скрылся с места преступления".
   Из объяснений Ряполова А.В. от 03.06.2004: "30 мая 2004 г. примерно в 20 часов я встретил своего соседа Чивирёва. Я попросил его, чтобы он проверил работу карбюратора моего автомобиля на ходу. Устно он сообщил мне, что права у него имеются... О том, что Чивирёв в нетрезвом состоянии, я визуально не определил. Внешних признаков опьянения у Чивирёва не было. Алкоголем от него не пахло. Я был уверен, что Чивирёв был трезвым...
   В указанное время погода была ясной. Проезжая часть была сухой... На какой сигнал светофора мы проезжали перекрёсток с улицей Антонова-Овсеенко, я пояснить не могу, на сигнал светофора я не обращал внимания.
   Перед перекрёстком Чивирёв применил экстренное торможение. На пути нашего торможения возник пешеход, который пересекал проезжую часть Шмитовского проезда справа налево.
   Автомобиль в состоянии торможения ударил пешехода правой передней частью кузова. Пешеход оказался на левом стекле, ударился, после чего упал справа от автомобиля.
   Чивирёв, видимо испугавшись, решил проехать перекрёсток и остановиться за ним, чтобы не создавать помех в движении транспорта. В это время за нами погналась какая-то иномарка, номерных знаков которой я не запомнил. Люди, которые находились в ней, попросили нас остановиться, при этом показав пистолет.
   Примерно в 300-х метрах за перекрёстком мы остановились. Через некоторое время приехали сотрудники ГИБДД и оформили ДТП"...
   Из объяснения свидетеля Разина К.В. от 30.05.2004: "Я стоял на переходе Шмитовского проезда и ждал зелёного сигнала светофора. Чуть позже подошёл пострадавший. Загорелся зелё-ный свет, и мы начали переходить. Когда подходили к середине дороги, из крайнего левого ряда на большой скорости выскочила белая "шестёрка" М 164. Я отскочил, а потерпевший не успел. После наезда машина скрылась".
   Из единственного объяснения Чивирёва А.В.(в присутствии адвоката!) от 02.07.2004: "Я увидел, что на моём пути появляется пешеход, переходивший дорогу по переходу справа налево.
   Чтобы избежать наезда, я применил манёвр влево, но так как расстояние до пешехода было небольшим, автомобиль ударил его правой передней частью. Продолжил двигаться вперёд, чтобы остановиться за перекрёстком, также для того, чтобы избежать затора.
   Минуя перекрёсток, меня подрезала "ауди". Из неё вышли люди, вступили со мной в конфликт. Неизвестные мне люди избили меня.
   Для того чтобы снять стрессовое состояние, выпил пива. Хотел вернуться на место ДТП, но не успел, подъехали сотрудники ДПС и оформили происшествие. Хочу уточнить, что за рулём я был трезвый".
   Из Заключения служебной проверки Карнова Е.Н. "Пояснения Чивирёва А.В. о том, что он употребил спиртные напитки сразу же после ДТП, подтверждаются пояснением Ряполова А.В. Опровергнуть их пояснения по данному факту, в ходе проверки не представилось возможным".
   Скажем так, нестыковочка. Очевидно, авторы этого фэнтэзи, которых я и в лицо даже не видел, меня представляли не иначе как клиническим идиотом.
   Бросалось также в глаза и нескрываемое желание сделать мне побольнее.
   Импровизации Ряполова и Чивирёва были приняты, как главное доказательство, невзирая на их явную несхожесть с протоколами и показаниями свидетелей.
   К тому же, резюмируя все доводы, получалось, что "водила" - просто какой-то феномен, Гай Юлий Цезарь. И когда это он всё успел?! Чудеса, Шоу рекордов Гинесса!
   Какой-то "авдеич", которого никто, кроме Ряполова и Чивирёва, естественно, не видел, какие-то непонятные люди с пистолетом, которых, кстати, тоже никто не видел...
   А пил он когда? Причём, судя по дозе промилле - явно не пиво!
   Больше всего меня изводило отсутствие даже намёка на раскаяние! И это в такой день! На Троицу! Почему-то вспомнилась крылатая фраза из старого кино: "А если бы он вёз патроны?"
  
   Ко мне снова "прилетела ласточка". На этот раз на конверте красовался уже другой, новый адресат - прокуратура ЦАО. "Роман в письмах с продолжением" начинал своё шествие. Пошла писать губерния!
   Текст "письмеца в конверте" впоследствии многократно тиражировался и высылался мне в практически неизменном варианте с завидной периодичностью:
   "Ваше заявление рассмотрено. 30.05.2004 в 20.50 произошло ДТП с вашим участием, в котором Вашему здоровью был причинён вред средней тяжести".
   Далее "объяснялось", что вред здоровью средней тяжести исключён из законодательства, и т.д. и т.п. Короче, всё было понятно, меня держат за дурачка. Типа, выкуси!
   Интересно, если бы сочинителей сих посланий так же отделали, что бы они тогда запели?
   Пройдёт немного времени, и подобную пургу, такие вот "Грузите апельсины бочках Братья Карамазовы" я научусь читать по диагонали, моментально делая соответствующие выводы, и отбрасывая. Мне будет достаточно беглого "глиссандо". Но это случится чуть позже.
   В тот же момент, я, для начала, решил проинспектировать те статьи УК, где упоминалось причинение вреда здоровью. У меня уже не оставалось никаких сомнений, что меня развели как телёнка. И не ошибся.
   Въедливо проштудировав и современные редакции, и утратившие силу, я сделал интересный вывод - вред здоровью средней тяжести везде расшифровывался как "неопасное для жизни длительное расстройство здоровья (полная тавтология, недоказуемо) или (это уже интересно, и доказуемо) стойкая утрата общей трудоспособности менее чем на одну треть".
   Вот оно. У меня на тот период была нерабочая группа, я был полностью нетрудоспособен, без посторонней помощи дальше крыльца никуда и выползти не мог. Ни о каком "менее чем на одну треть" и речи быть не могло. По закону однозначно, без вариантов, выходило, что причинён тяжкий вред здоровью. Уголовка.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

  
   Мне всё больше и больше казалось, что я никогда не поправлюсь. Никаких изменений. Вкалываешь, как сто китайцев, тренируешься, тренируешься, а толку - ноль.
   И на улицу не выйти! На дворе лютует февраль, ветрище такой, что здоровые люди ходят все скукоженные. Неуклюжие, как коровы на льду. Шлёпаются то и дело - скользко. Чего уж про некоторых говорить.
   А у меня-то вообще, этот промозглый месяц связан с самыми что ни на есть неприятными воспоминаниями.
   Жизнь меня приласкала как следует. Есть тема. И нападали ссади. И пёрышком щекотали, к счастью, не сильно. Много чего мог бы порассказать. Потом как-нибудь, не сейчас...
   Но есть всё же один такой незабываемый эпизодик в моей биографии, о котором я не поведать, ну никак не могу. Очень уж в память вперлонился.
   Долго я полагал, что роковой для меня день 22 февраля 2001 года, по своим последствиям, будет рекордным в моей жизни. Впрочем, так оно и было, вплоть до известных событий майского вечера, которые по продолжительности и размаху результатов, предыдущий рекорд всё же перекрыли. Но и воспоминания того февраля периодически меня стругают, и словно всплывающий сайт, регулярно выныривают, вновь и вновь торча перед глазами.
  
   Итак, 2001 год. Подходил к концу кипучий и изнурительный праздничный чёс в честь 23 февраля. Отбабахав очередное мероприятие, с чувством выполненного долга, усталый, но довольный я возвращался домой. Оставался ещё один, заключительный удар - завтра, после чего можно было бы глубоко вздохнуть и, наконец, расслабиться.
   Я был налегке - лишь, видавшая виды, сумка через плечо с концертными шмотками. До дома - недалеко, доберусь быстро.
   Сорить столь тяжело заработанными деньгами не было никакого резона, поэтому подумалось, что брать тачку - это барство. Раз ехать всего ничего - доеду городским путём, не развалюсь. Всего-то надо было одолеть остановки четыре до метро, там две остановки, и от метро чуток - словом, пустяк, делов на полчаса в общей сложности!
   Было поздновато, без чего-то двенадцать, но тёмные зимние улицы ещё не казались по-ночному опустевшими, кое-где шатались подвыпившие мужики - сильная половина не могла терпеть до завтра, и уже начинала отмечать. Ночную тишину прорезали далёкие отголоски горланившихся пьяных песен на армейскую тематику.
   Троллейбусы ещё ползали, на остановке нетерпеливо мёрзла небольшая группа, последние остатки пёстрой многолюдности завершающегося дня.
   Под вечер вдарил хороший дубняк, и томящимся на остановке, приходилось слегонца приплясывать, чтобы согреться. Троллейбуса не было долго, и я уж было склонился ловить мотор, как увидел на горизонте знакомую, медленно приближающуюся рогатую морду.
   Запузырив в урну выкуренный сигаретный бычок и смятую пустую пачку, я шагнул ближе к месту посадки.
   В это время к остановке подтянулась подозрительная компания пацанов-подростков, человек из пяти, с тусклыми помятыми физиономиями. Один из них, мутно взглянув на меня зелёным взором, спросил закурить. Мне уже приходилось видеть похожие мутные, чуть сонные, взгляды. Я ещё подумал: "А ребятки, часом, не того?".
   Но я всё же вполне дружелюбным тоном извинился: "Ребят, честное слово, нету, последнюю докурил, вон, только что пачку выкинул. Правда, была последняя", и стал с беззаботной решительностью залезать в подруливший троллейбус. Пацан как-то странно тихо мне вслед повторил: "последнюю".
  
   Салон троллейбуса больше чем наполовину был заполнен пассажирами. Окинув его исследовательским взглядом, я высмотрел свободное место в самом хвосте, в последнем ряду. Плюхнувшись на сиденье возле бокового окна рядом с дверями, выудил из сумки книжку и окунулся в чтение. Соседнее от меня место оставалось незанятым.
   И тут, каким-то боковым зрением, я ощутил, что те самые пять пацанов, что тусовались на остановке, направляются в мою сторону. Поначалу я не придал этому значения, но, заметив, что "бригада маляров" вокруг меня образует замкнутое кольцо, начал слегка напрягаться.
   Тот, что, спрашивал закурить, поместился на свободное соседнее сиденье, и, обратившись к своим дружкам, с какой-то нехорошей интонацией, выдавил:
   - Холодно сегодня...
   - Да, холодно, - поддержал кто-то из его окружения.
   Сидевший рядом, запустил руку в карман пальто, и почти в ту же секунду я ощутил возле своего виска что-то холодное. Я осторожно скосил взгляд, и увидел уткнутый мне в висок небольшой квадратный ствол, похоже, самопального производства.
   Кольцо вокруг меня сжалось до предела. Тот, что с "игрушкой", пыхтя, слюнявым полубеззубым ртом прошипел:
   - Так, фраерок, вынимай лопатник, снимай котлы, а то убью!
   Я похолодел - пятеро рыл, да ещё с пистолетом. Глянул мельком на равнодушные, отсутствующие лица пассажиров - никому до происходящего не было никакого дела.
   Было ясно, что любая ошибка может стоить очень дорого, их слишком много и у них оружие. Пытаясь оставаться спокойным, я, медленно поворачивая голову, попробовал урезонить:
   - Мужики, вы чего, лук ели или так...
   - Ты чо, не понял, м...дило!!!
   В ту же секунду раздался хлопок, моя скула зашипела и начала раздуваться, а в воздухе удушливо завоняло гарью и палёным мясом. Скулу, чуть левее и ниже глаза, начало жечь.
   Тут же, как по команде синхронно, вся шобла, как саранча, с остервенением, навалилась на меня. Вести переговоры было поздно, и терять уже было нечего. Замес начался.
   С силой разъярённого раненого быка я, вспомнив детство, принялся защищаться, изо всех сил орудуя руками и ногами направо и налево. Не чувствуя боли от сыпавшейся со всех сторон барабанной дроби нещадных ударов, я, как мог, тоже отчаянно дубасил, то прикрываясь, то пытаясь хоть как-то раскидывать эту мразь.
   Уличив момент, сумел ногой заехать кому-то в харю. В ответ раздался ещё один хлопок. Я инстинктивно увернулся, но, видно, недостаточно, и почувствовал, что моя рожа с шипом раздувается, как пузырь от жвачки. Пальнули практически в упор, целясь в глаз. Судя по всему, меня захотели сделать "Кутузовым", и не уверни я голову, намеченный замысел бы точно удался.
   Салон наполнялся едким вонючим дымом. Третий, контрольный, выстрел был уже с расстояния, и попал мне в нос. У меня перед глазами поплыла пелена, от сеявших справа и слева остервенелых ударов, по лицу уже текли струйки крови, закрывая обзор, и я понемногу начал оседать.
   Три "огнестрела", усиленные непрекращающейся молотьбой со всех сторон, делали своё дело. Силы были неравные, мои руки и ноги делались всё более вялыми, и я заметил, что сдаю...
   Отморозки это тоже заметили, и, подгоняя всё более усиливающимися ударами, поволокли меня к двери. В моём, начинающем выключаться сознании мелькнуло: "На улицу тащат, а там мне будет пиндос".
  
   Следующая остановка маршрута неминуемо приближалась. Какая-то тётка-пассажирка, совершенно неуместным, магазинным тоном взвизгнула:
   - Эй, молодёжь, вы там чего?
   Один из отморозков вякнул:
   - РУБОБ, задержание преступника!
   Тем временем, троллейбус подкатил к остановке, двери раскрылись. Меня тут же принялись молотьбой и пинками выталкивать на безлюдную неосвещенную улицу:
   - А ну, п...здюк, на выход!
   Не было сомнений, что ещё самая малость, и мне уже будет ничего не нужно - от разных людей я уже был достаточно наслышан, что нынешним юниорам жалость не ведома.
   Я никогда не отличался особой супер-силищей, но её компенсировала упёртая, напористая жажда справедливости, и, когда меня трогали, я начинал звереть и упрямо защищаться. К тому же, за единственным исключением своего бати, я больше никому особо не позволял тренировать об себя руки, а если уж и получал, то заводился с пол-оборота.
   Схлопотав три горячих в репу, я остервенел, словно бык на корриде. Мне ещё ни разу не случалось драться одному против пятерых, у которых была ещё и стрелялка. К тому же последний раз я дрался лет десять назад, если не больше, и уже начал подзабывать, как это делается. Да и вышел я уже из того возраста...
   Троллейбус застыл на остановке - водила явно не знал, чего делать.
   И тут во мне проснулось второе дыхание. Я понял, что поставлено на карту, и как бы воспрял духом. Не знаю, откуда у меня взялась какая-то прямо бычья сила, но я напрягся, и сумел принять устойчивое положение, такое, чтобы сдвинуть меня было невозможно, намертво уперевшись одной ногой в пол, а другой - в стену, бешенно орудуя при этом окровавленными руками.
   Троллейбус стоял, но выволочь меня наружу живым было уже нельзя. Задуманный сценарий не воплощался. Смекнув это, тот, что с пушкой, негромко рявкнул: "Съ...бываем!", и вся шобла пулей шмыгнула в тьму раскрытой двери.
  
   Случившееся длилось всего каких-то пару минут, а казалось, что прошла целая вечность. Сердце барабанило - того гляди выпрыгнет, ноги подкашивались. В неправдоподобную реаль-ность не хотелось верить, но капающая кровь напоминала о только что испытанном. Хрен чего эти ублюдки, конечно, с меня поимели, только нагадили... Но зато как!
   В закоулках сознания, невпопад, прострочило: "У меня же завтра выступление!"...
   Тяжело дыша, дрожащей от судорог ладонью, я смахнул со лба кровь, солью жгущую глаза, и, держась за пылающее лицо, огляделся.
   В задымлённом салоне - кто кашлял, кто пытался, махая рукой, развеять завесу. Тётка с рыночным голосом опять не к месту вякнула: "Надымили, мать вашу!".
   Тут я, наконец, ощутил, что совершенно обессилел. Если б не дублёнка, толстый свитер, и зимняя шапка, на мне, наверное, живого места бы не осталось, и отбито было бы всё.
   Дышалось тяжело. Белый мех отворотов дублёнки от крови стал красно-бордовым. Держась окровавленной рукой за обстрелянную рожу, я дрожащими пересохшими губами, хрипло обратился к пассажирам:
   - Пожалуйста, кто-нибудь, помогите мне дойти до милиции. На меня только что напали вооружённые хулиганы.
   Проследовала мучительная пауза. После тяжёлой гнетущей заминки, тощий молодой парнишка-студент с тубусом, робко подал голос:
   - Давайте я вам помогу. Куда вас отвести?
   - В милицию, на станции метро должно быть отделение.
   Две остановки до метро казались бесконечными. Наконец, троллейбус притормозил у гранитного парапета станции, паренёк помог мне выбраться на улицу. Меня пошатывало из стороны в сторону, лицо горело, будто ошпаренное.
   - Чего они к вам привязались?
   - Не знаю... Пачка, наверное, не понравилась... Или игрушку захотелось на ком-то испробовать... Глянь, у меня харя сильно разбита?
   - Сильно. Чёрная вся, закопченная. Щека раздутая, глаз кровавый...
   - О Господи!
   - Здорово вы от них отбились! Всё-таки их было вон сколько...
   - Какой там, здорово... Тебя как звать?
   - Игорь.
   - Игорёк, ты уж меня, пожалуйста, не бросай, а то я, кажись, подыхаю. Побудь в ментуре свидетелем. Ладно? Очень прошу...
   - Конечно-конечно!..
  
   Менты оказались на редкость тупые и мерзкие. Я сразу же пожалел, что припёрся, толку от моего обращения не было никакого - хихоньки да хахоньки, шуточки и всякие там прибауточки. Дежурный с коровьей физиономией, но с закосом под интеллектуала, записывая мои сбивчивые объяснения, по-садистски подмигивал, упражняясь в остроумии:
   - Это, наверное, ваши дружки были, вы с ними, небось, выпили, а потом очередной пузырь не поделили!
   - Какой пузырь?! Можете проверить меня на алкоголь. Да если бы я был хоть каплю выпивший, от меня мокрого места бы не осталось!
   - Ладно, - мент, с чувством сделанного огромного одолжения, нехотя перевернул страницу, и лениво переключился на студента. - А ты чего от дружков отстал, чего не побежал вместе со всеми, каши утром мало слопал?
   Я, облизывая разбитые губы, попытался вклиниться:
   - Этот парень ехал в троллейбусе, и вызвался помочь мне до вас добраться...
   Мент с раздражённостью, меня резко оборвал:
   - Помолчите, вас я уже выслушал!
   Минут десять мы припирались, я проклял всё на свете за то, что пришёл сюда.
   Наконец, то ли я сумел мента убедить, то ли ему надоело выёживаться, но он, с усталостью работяги, в одиночку разгрузившего вагон с углём, неохотно промычал:
   - Читайте, подписывайте... А вообще - это висяк...
   Когда мы вновь оказались на свежем воздухе, я долго жал парнишке руку:
   - Спасибо тебе огромное, дай Бог тебе удачи в жизни! Извини, что впутал в эту историю...
   - Да я чего...
   Домой пришлось плестись на своих двоих, делая вынужденные передышки возле каждого второго столба - городской транспорт уже не фурычил, а пытаться голосовать в крови и с такой мордой не имело смысла.
   На куски разрывало ощущение жгучей несправедливости. Казалось диким бредом, что за пару минут, на ровном месте, меня ни за что ни про что, изуродовали какие-то без нужды озверевшие недоноски, с нечеловеческой, ничем не оправданной, жестокостью. Что именно меня, одного из миллиона, почти в центре Москвы, а не в какой-нибудь дыре, на глазах у кучи людей, а не в тёмном закоулке, выбрали для эксперимента, и именно я умудрился схлопотать пороха в рожу! Ладно бы вывеску начистили, но стрелять!
   Идиотская непоправимость случившегося, в клочья раздирала душу. По раскалённому рассудку бешено мутузило: "За что?!" и "Почему опять я!" Добавляло масла в огонь тягостное осознание, что этим ублюдкам ничего не будет.
   И это при том, что я ещё не видел в зеркале правду, даже думать не думал, какие напасти мне готовила предстоящая ночь, и тем более, даже близко не догадывался, что меня ожидает в перспективе...
  
   Я вовсе не собираюсь в дань новой моде идеализировать советские времена. Но и не могу не признать - хорошего всё же было много.
   Я не о том, что трава тогда была позеленее. Нет. Люди были подобрее. Во всём, куда не ткни, теплоты было больше. Злобой нынешней и не пахло. Народ не парился. Чаёвничал по вечерам дома на своих камбузах, и вполголоса шпарил невинные политические анекдоты типа: "Я не знаю, кто такая Хунта, я не знаю, кто такая Чили, но если Луизу не пустят на Карнавал - я на работу не выйду!". И всё в таком духе...
   Однозначно, человек мог совершенно спокойно себя чувствовать в любое время суток. Выходя из дома, он имел полную уверенность, что живой и невредимый вернётся домой и будет рубать свои щи, в которых хоть одно место полощи! А в наши дни у него такой уверенности нет.
   Когда я спихнул экзамены после восьмого класса, меня родители без скрипа отпустили гулять со школьными друзьями на всю ночь. Ни я, ни они, даже и подумать не могли, что со мной может что-то случиться.
   И мы, мОлодежь, не жужжа, шастали по каким-то тёмным переулкам-закоулкам совершенно не боясь огрести звездюлей. И вообще не боясь никого и ничего - шпаны на улице однозначно водилось несоизмеримо меньше. Попробуйте сейчас ребёнка ночью отпустить погулять!
   Что до меня - я вообще "сова". Ночью себя чувствую гораздо более приподнято. По молодости особенно нравилось мне в тёплое время года прошвырнуться по дремлющим улицам. Когда по пустым трассам лениво тащатся поливалки, воздух не так травится дыминой, выхлопами и всяким прочим говном. Последние полузаспанные прохожие ловят моторы до своих нор, а в потемневших домах лишь одинокие окошечки светятся жёлтыми огоньками, словно светлячки.
   Сейчас я бы ни за что не рискнул моционить по ночам, а тогда вот спокойно гулял себе и гулял, ничего не шугался...
   ...А уж огнестрельное оружие во времена оные имелось даже не у всех рецидивистов. В ход в основном шли тесаки. Тоже, конечно, ужасно, но всё-таки - не пистолеты.
   Зато ныне любой желающий запросто может опробовать "игрушку" на первом попавшемся встречном-поперечном. Неучтённых стволов - хоть отбавляй!
   Даже фольклор зазвучал в ногу со временем:
   В нашем доме поселился замечательный сосед,
   Он играет на кларнете, у него есть пистолет.
   Пап пап...

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

   Я не парил бока и не плевал в потолок, запертый в домашней кутузке, и, лишь только моё самочувствие улучшалось, начинал вкалывать на всю катушку, пакуя полученные новые знания в тыкву. Она уже стала порядком набитой новыми словечками, типа "юрисдикция" или "кассация", и мне верилось, что я становлюсь всё более продвинутым. Мог легко цитировать выжимки из всяких кодексов, перестал обзывать себя бестолочью, и всё шибче увлекался "новым жанром"...
  
   Надо сказать, уж чего-чего, а учёба мне всегда давалась легко, схватывал быстро и без напрягов. Как-то уж вот так выходило, получалось. Непроизвольно.
   И чтецом, несмотря на все свои закидоны, я также всегда слыл заядлым. Когда соплёй был, и вовсе слёту читал, всё что не попадя. Причём, делал это очень живо - вжик, вжик, вжик, страницу за страницей. Благо старшее поколение собрало большую библиотеку.
   Лет до двенадцати пребывал в уверенности, что Эрих-Мария Ремарк - женского рода. Типа писательница такая заграничная.
   Ну а большей частью, я, конечно, хватался за чтиво, которое глотать мне было, как бы это выразиться, рановато, но что делать. Под шумок буквально пожирал глазами взрослые книги - Мопассана, "Убийственное лето" Жапризо. Смысл до конца, естественно, не доруливался, на не-которые материи у меня винтиков ещё не хватало. Но, уж как понимал, так и понимал.
   Выбора особо не было. Телек меня никогда сильно не привлекал, тем более, в те времена. Ни сериал "Юркины рассветы", ни репортажи Сейфуль-Мулюкова меня не трогали, и отдавали дурдомом. В киношку тоже часто не побегаешь - не на что. Сева и другие "голоса" меня заинтересовали уже позже.
   А юная башка всё время требовала вливаний новой информации. Вот и оставались книги. Я их читал взахлёб и таскал повсюду с собой. Иногда вот, правда, сеял, за что мне, конечно, дома крепко попадало. Но факт - дундель оказался вместительным, табула раза исподволь захламлялась свежими сведениями.
   И, хотя я никогда до конца не верил печатному слову, мне при этом почему-то уж очень нравилось сыпать цитатами из прочитанного. Случалось, что иной раз я по этой причине попадал впросак, а то бывало, и конкретно нарывался из-за какой-нибудь звучной, но совершенно ни к селу, ни к городу приведённой цитаты или заковыристого пышного словца, всандаленного не в кассу. Частенько их истинного значения я толком и не знал. Догадывался, лишь, и всё больше неправильно. Но зато уж запоминал намертво! Память всё складировала.
   Иначе говоря, этом виде программы наблюдалась тишь, да гладь. Нормалёк, одним словом.
  
   Однако дела обстояли бы уж чересчур зашибись, если бы кроме этого ничего не было. А, как известно, и на Солнце есть пятна. Далеко не всё было так замечательно и гладко, как бы того хотелось.
   Чего греха таить, как бы в нагрузку, ломовая память и лёгкая усваяемость, в малокалиберные годы оказали мне и поистине медвежью услугу, попутно сделав редкостным раздолбаем. Что и привело к весьма скверным последствиям.
   Из-за того, что учёба мне давалась легче лёгкого, и поэтому не требовалось, подперев башку кулаками, с мученической рожей изводить себя механической долбёжкой, - всё усваивалось как-то между прочим и само собой - у меня, конечно же, появлялась масса ничем не занятого свободного времени.
   Это-то и плохо. Когда человеку всё слишком легко даётся, это может иметь довольно поганое продолжение. Как вышло и со мной.
   Словно магнитом так и тянуло меня на всякие-разные шкоды, одна угарнее другой, которые становились порой причиной очень крупных неприятностей для моих домашних. И в качестве апофеоза, что, в общем, неудивительно, не менее крупных - уже для меня родимого, когда приходилось за свои художества отвечать... Ну это-то ладно. Ответил, проехали...
   Но если б и это было всё! Так ведь нет же. Подкачал, дал маху. В самом гадливом возрасте, когда оболочка вроде как уже почти взрослая, а мозги ещё совсем куриные, меня закрутило ещё крепче, и я чуток оступился - не смог-таки устоять перед засасывающими подрастающего дура-лея соблазнами. Крышак маленько снесло, и оказался я плотно заарканенный тягой к взрослой романтике. Почувствовал себя большим.
   Тогда-то и начались дела посерьёзнее - попадания в ментуры и всё такое... Покатился, покатился... Чем дальше, тем хуже - как обычно, нисколько не реагируя на карательные меры, взял-ся куролесить ещё основательней. И, понеслось!
   Сам не знаю почему, но по глупости совсем тогда загулял, окончательно плюнул на учёбу и снюхался с "нехорошей" компанией, у которой в отличие от меня, не переставая, водились какие-то шальные башли, что меня тогда и купило. Попал под влияние, сделался совершенно неуправляемым, и, в конце концов, наломал дровишек.
   Еле потом выкарабкался. И то, только по одной причине - нашёл, чем себя занять.
   Вот не случись тогда вдруг чуда, не заболей я музыкой, не возьмись за ум, а останься таким же - ой, не знаю, куда меня вывела бы кривая. Определённо, ни к чему хорошему. Перспективы были те ещё.
   Вот она - волшебная сила искусства! Стоило только появиться стоящему занятию, процесс сразу же пошёл - дурость сама по себе стремительно стала выдыхаться. И, причём, без "помощи" наказаний - в них отпала надобность. Просто взял и поумнел. Перебесился. Настолько запал на новое увлечение, что для всякой хренотени в моей жистянке просто не осталось места.
   Погрузился, что называется, с головой. Понравилось глотку рвать, на фоно шпарить. Кто бы мог подумать!
   Конечно, уж куда лучше побренчать на музыке или помудрячить, посочинять чего, чем тусоваться с разной швалью, которая тебя всё равно рано или поздно кинет...
   Такие дела...
  
   Впрочем, что-то я отвлёкся...
   А приключения мои, тем не менее, продолжались. Несмотря ни на что, жизнь хромала, а время тикало. Я конопатил пробелы, читал, занимался, и мне всё больше казалось, что я сильнее и сильнее грамотействую в юридических вопросах. Как питекантроп развивался в результате дарвиновской эволюции, так и я преображался под натиском багажа новых знаний. Меня хотели выставить дураком, я же просто обязан был доказать, что это немножко не так.
   Обольщаться, однако, было несколько преждевременно - пока имели место лишь книжные успехи. На практике же дело обстояло, в некотором роде, менее оптимистично. Опыта - раз-два и обчелся, а обстоятельства призывали брать быка за рога...
   Я отчаянно названивал во все концы. Висел на проводе, стараясь взять измором невидимых волокитчиков, но все мои потуги шли насмарку - на меня или не обращали внимания, или отмахивались, как от назойливой мухи. Правильно, оно кому надо?
   Короче, мне хорошенько прищемили хвост, сдвинуться с мёртвой точки никак не удавалось, и картинка всё сильнее напоминала бег на месте.
   Неожиданно подкараулила новая напасть. Не самой приятной новостью стало, что устаю я не только от прорвы прочитанной информации, что было бы неудивительно, но и оттого, что при чтении начинают болеть глаза. Чего раньше не было.
   Чтобы разглядеть бисер мелкого шрифта, уже приходилось как-то странно, по-новому, щуриться. А до этого, в смысле зрения, у меня была единица. Поцелуй моей тыквы с лобовым стеклом, а потом ещё и с асфальтом на грёбаном перекрёстке, похоже, начинал приносить урожай.
   Этого мне только не хватало для полного счастья!
  
   Похоже я щурился, когда однажды в раннем-раннем детстве, ещё клоп клопом, сидя на батиных плечах участвовал в первомайской демонстрации. В происходящем меня интересовало лишь одно. Из-за чего, собственно, я и наклянчился, чтоб меня взяли.
   Двигались мы быстро, а когда наша колонна дошла до Красной площади, нас погнали ещё быстрее, а я, щурясь, настойчиво пялился в далёкую недосягаемую трибуну Мавзолея, усыпанную малюсенькими, точно игрушечными, фигурками. Это было Правительство.
   Стоящие на трибуне, с такого расстояния казались крошечными букашками, но я всё равно надеялся разглядеть среди них Главного - дорогого Леонида Ильича.
   Так и не разглядел...
  
   Пытаясь делать хорошую мину при плохой игре, я перебивался с редьки на квас, продолжая всё больше увязать в долгах, общая сумма которых давно уже стала нечеловеческой, и подрастала, как гриб после дождя.
   О последствиях такого творческого роста я, оберегая свою, и без того потрёпанную нервную систему, старался даже не думать. Если по-честноку, я вообще удивлялся, что мне до сих пор одалживают!
   До обещанной мифической пенсии было, как до Земли Санникова. В почтовом отделении только разводили руками - не приходило...
   Тут ещё один приятель, навестив меня, похвалился - зубы себе сделал. У него раньше с этим обстояло неудовлетворительно - где-то так через один. В шахматном порядке. А теперь стал Голливуд. Я, понятно, справился:
   - Ну и как, сколько слупили?
   Приятель поморщился:
   - Много...
   - Много - это понятие растяжимое. Я вон, восемь месяцев сижу без заработка, по мне и сто рублей - много.
  
   По ящику крутили сериал про адвоката в исполнении Андрея Соколова. Главный герой лихо выводил на чистую воду всяких мерзавцев, и в финале всегда торжествовала справедливость, а виновные гады получали по заслугам.
   В жизни бы так! Как у Грибоедова? "Свежо предание, а верится с трудом!"
   Реальная жизнь мало походила на придуманную экранную идиллию. Прошло почти два месяца с того морозного декабрьского дня, когда прокуратурой города Москвы были приняты мои заявления о возбуждении уголовный дел в отношении Карнова и Чивирёва, однако на этих "героях нашего времени" событие никак не отразилось.
   Я начал закипать: "Нет, так дело не пойдёт!"
   Пошарив по книжкам, я отыскал явное противоречие с законом. Как следовало из части 1 статьи 144 УПК РФ, "прокурор обязан принять, проверить сообщение о любом совершённом или готовящемся преступлении и принять по нему решение не позднее трёх суток со дня поступления указанного сообщения". Таким образом, все мыслимые сроки для принятия решения давным-давно поросли травой.
   Стало ясно, что пора вновь отправляться в вояж на улицу имени великого русского писателя, где меня, думается, совсем не ждали....
   Старая знакомая Елена Юрьевна Качанова принимала по вторникам, с двух до шести...
  
   И вот, во вторник, 8 февраля 2005 года, меня в очередной раз привезли в здание прокуратуры ЦАО. Колхозного вида охранник равнодушно записал мои данные в журнал, и, как следует, напыхтевшись с ненавистными лестницами, я, потный и занюханный, был у цели.
   Включив опереточную улыбку, вновь кособоко заполз в, ставший почти родным, кабинет.
   Наскоро сплавив реверанс, я подрагивающим от волнения голосом, сразу же перешёл к делу отрепетированной дома полускороговоркой:
   - Елена Юрьевна, прошло почти два месяца с тех пор, как мною были поданы два заявления о возбуждении уголовных дел. Причём поданы не на деревню дедушке Константину Макарычу, а в прокуратуру города Москвы. А по ним ничего не делается. Еле ползающего инвалида вынуждают обивать пороги, вытягивать клещами само собой разумеющееся!
   На этот раз Качанова применила новую тактику. Казалось, что она готова была во всём со мной соглашаться, только бы поскорее меня выпроводить - распространённый приём, старый трюк, на который покупаются тупые лохи и быстро ретируются.
   Во всём мне поддакивая, она жаловалась на катастрофическую нехватку времени, но заверяла, что работа над моими заявлениями кипит. Потом вдруг, очевидно, чтобы сбить меня с панталыку, с участливыми нотками в голосе, как бы мимоходом, спросила:
   - А вы разговаривали с теми, кто вас сбил?
   - Представьте себе, нет, не имел счастья! Более того, даже не представляю, как эти Бивис и Батхед выглядят. Общаться со мной они не сочли нужным. Много чести!
   В ответ на это, из уст госпожи Качановой внезапно последовали крайне нелестные эпитеты в адрес Чивирёва и Ряполова.
   Я понемногу начинал в некоторой степени даже восторгаться её мгновенной реакцией и способностью оперативно подстраиваться под мои реплики - я, например, так не умею.
  
   ...Как-то однажды я с компанией я прогуливался по славному городу Афины. Концерта в тот день не было, и мы отдыхали. Вечерело, и за день мы уже порядком ошалели от навязчивых предложений бывших соотечественников купить шубы. Компания у нас была весёлая, отвязная, и мы, почти не переставая, покатывались со смеху, ржали, как заводные.
   Был самый час пик, и не отличающиеся особой широтой улицы греческой столицы, не справлялись с экспансией всевозможных бешено гудящих, фыркающих и чихающих транспортных средств.
   Какой-то парень безнадёжно пытался перебежать, запруженную ползущими машинами, улочку. Наконец, уличив просеку в газующем бардаке, он только собрался было перебраться на другую сторону, как откуда ни возьмись, на дорогу с рёвом вылетел мотоциклист.
   Парень в сердцах сплюнул, и смачно обложил греческого байкера отборнейшим четырёхэтажным русским матом. Кто-то из "наших" продекламировал звучно:
   - "Я волнуюсь, заслышав родимую речь!.."
   Парень тут же сориентировался, и с характерной интонацией гаркнул в нашу сторону:
   - Шубы нужны?! ...
  
   ...Наша содержательная беседа продолжалась. Я, мягко, но с подковыркой, пробовал продолжать:
   - Ну и почему же это столько вранья?! Почему нельзя было написать правду? Что, трудно?
   В ответ, была в очередной раз пропета знакомая история про бедную бабульку с лёгким вредом здоровью, после чего, елейным голосом зажурчал медовый ручей всевозможных, малопонятных мне, обещаний. Среди них была обещана какая-то авто-техническая экспертиза. Я, вследствие своей серости, разумеется, ничего не понял:
   - А это как? В смысле, их напоят, и заставят меня снова сбивать? Интересное кино!
   - Нет, зачем же. Будут устанавливать, имел ли водитель возможность избежать наезда, соответствовали ли его действия требованиям ПДД.
   Много позже, я выяснил, что про авто-техническую экспертизу было, конечно, сильно сказано. Как показало время, никакой авто-технической экспертизой за весь последующий период, даже близко не запахло.
   Чувствуя, что меня уводят не в ту степь, я сделал попытку оборвать весь этот сироп:
   - Елена Юрьевна, посмотрите повнимательней материалы дела! Водилу поначалу явно разводят на "уголовку". Этот друг ситный уже начинает собирать всякие справки. Такие вещи не делают из-за тысячерублевого штрафа.
   - Ну и что? Так бывает. В начале имелись данные, указывающие на признаки уголовного преступления, а после проведённой проверки эти данные не подтвердились.
   - Неправда ваша. Капитан Карнов даже не собирался рассматривать вопрос о наличии признаков состава уголовного преступления. Пожалуйста, взгляните хотя бы на "Определение о назначении экспертизы по делу об административном правонарушении" от 2 июня. Прямёхонько от меня. А моё заявление по сто сорок первой он не заметил.
   Качанова потянулась к пачке сигарет. Ради того, чтобы я побыстрее свалил, последовали не-лестные эпитеты уже в адрес Карнова. Я же сваливать отнюдь не спешил, пытаясь продолжать мирно, но обстоятельно:
   - Кстати, об экспертизе. Всё, что там написано - наглое враньё. Я полностью нетрудоспособный инвалид второй группы, а по закону вред здоровью средней тяжести - это утрата трудоспособности менее чем на одну треть. Статья 112 УК РФ!
   Попыхивая сигареткой, моя визави, ужалив тяжёлым, наполненным смыслом, взглядом, на-тянуто улыбнулась:
   - Хорошо, назначим вам новую, повторную, кстати, комплексную экспертизу! - в её голосе появилась значительность, - и не на Парковой, а на Сивцевом Вражке. Между прочим, это я вам иду навстречу. Я обычно никому не назначаю повторных экспертиз! Если вам признают тяжкий вред - возбудим уголовное дело.
   В сумерках моего воображении заскреблись радужные мечты Дон-Кихота, ещё немного, и я бы, наверное, поплыл. Мне даже доставляла удовольствие эта словесная дуэль. Я продолжил ещё более миролюбиво:
   - Ладно, с водилой всё понятно. А как поживает моё второе заявление, в отношении дознавателя Карнова? Что сделано в этом направлении?
   - В этом направлении пока проводится проверка. Надо опросить сотрудников ДПС, сверить документы. Как только проверка завершится, сразу же будет принято решение.
   Я переваривал салат из только что полученной, не шибко ясной, информации, и когда она более или менее усвоилась, не очень уверенно прорезюмировал, силясь по возможности придать своему голосу каменные обертоны:
   - Елена Юрьевна, я настроен серьёзно, и шутить не собираюсь. Решение я принял, и ни при каких обстоятельствах уже с него не сверну. Меня инвалидом сделали, по миру пустили, да ещё и козлом выставили. Меня уже однажды отморозки изуродовали, и за это ничего не было. Очень бы не хотелось, чтобы и в этот раз было то же самое!
   Хорошо сказал! Мне даже самому понравилось, что бывает весьма редко.
   В качестве реакции на тираду, я был одарен чистым, наивным взглядом школьницы-отличницы, исполняющей один и тот же стишок на всех школьных мероприятиях:
   - А почему вы не хотите обратиться в гражданском порядке?
   - Да потому что здесь - явная уголовка! Потому что всё переврано. Сами, поди, не стали бы!
   Разговор, кажется, дошёл до нужной кондиции, и я не уже не мог совладать с нервишками:
   - Скажите, Елена Юрьевна, вот вы - женщина. Если б, например, не меня, а, скажем, ребёнка вашего пьяное хулиганьё сделало инвалидом, вы как бы прореагировали?
   - Я бы его удавила!
   - А что же вы от меня-то хотите?! Или, по-вашему, меня инвалидом делать можно?
   Ноль реакции. Когда я уже выметался, мне вслед прозвучала информация к размышлению с претензией на поучительность:
   - Максимум чего вы добьётесь - это год условно!
   Обернувшись, я выложил:
   - Тоже неплохо! - я начал заводиться. - Лично я отмотал уже почти девять месяцев. И, поверьте - совсем не условно. Мало не показалось. Отторчал в четырёх стенах, и всё болело так, будто меня всё это время молотили ногами. Нахлебался по уши! И сколько раз мне ещё предстоит ложиться под нож, одному Богу известно! А у меня - жизнь одна, другой не выдадут! И та - так отлакирована, что любо-дорого смотреть!
  
   Став домашним, я взялся пристально разглядывать себя в зеркале. Просканировав собственное отражение с головы до пят, безрадостно признал: "Ну и чучело!"
   Мой замордованный, задрипанный вид мало гармонировал с пылкими спичами, что я толкал в прокуратуре. Довершали боекомплект скрюченная, согбенная фигура и усталое, как-то резко постаревшее за эти девять ужасных месяцев, мухоморное табло с чёрными кругами от недосыпа под тяжёлыми замученными зёнками. Лишь малюсенькая серёга в ухе, не снимаемая с 1989 года, не вязалась с общим колоритом, и выдавала в этом нелепом страшилище недавнего труженика эст-радно-музыкального фронта. Боже мой, во что я превратился!
   Типичный маленький человек! Шавка. Отставной козы барабанщик! Как такого не пинать?!
   Вот был бы я известным артистом - всё, конечно, было бы чуток иначе. Уже на следующий день газеты пестрели бы броскими заголовками типа "Артист такой-то попал в беду!". Или "Исполнитель таких-то хитов прикован к постели!". Или "Звезда эстрады исколечена пьяными отморозками!".
   Я включил бы свой авторитет, за меня вступилась бы музыкальная общественность - как же, наших бьют! Пошёл бы шум, звон!
   А так я - безбашлёвый лузер, "не пришей к одному месту рукав", об которого вытирают ноги, и который только зудит, как неожиданно вскочивший чирей на филейной части тела...
   Ладно, бороться всё равно надо. Концерт должен состояться при любой погоде! Как-никак я же всё-таки не пальцем деланный. Не стеклянный, оловянный, деревянный, а скорей уж кованый, жёваный, смышлёный.
  
   Проконтовался ещё одну нудную, безрадостно-тягучую и безгранично пустую неделю - череду бездарных, совершенно пропащих дней.
   Превалировала станция "Пролетарская", в смысле, что я везде пролетал. Отчаянно копошась, будто выполняя некую служебную обязанность, я отчаянно пытался сдвинуть дело с мёртвой точки. Буксовало - за просто так никто и пальцем шевелить не хотел. Торпедировал письмами все инстанции - облом.
   В своё время, попав в Испанию, я наблюдал там местное шоу для туристов - некие до предела загримированные люди, очень натурально изображали статуи. Стояли на постаменте словно неживые, замерев в позе, типичной для памятника. Если проходящий мимо турист раскошеливался, и оставлял монетку, "статуя" как бы по мановению волшебной палочки на миг "оживала" и совершала телодвижение, чтобы через секунду снова застыть истуканом до новой денежки.
   Похоже, в моём случае происходило что-то из этой серии - без подобной дозаправки на какие либо действия тоже рассчитывать не приходилось...
  
   И вдруг 16 февраля случилось нечто диковинное. Закурлыкал телефон. Прежде чем снимать трубу, я взглянул на определяющийся номер - стоит разговаривать или обойдутся, и опупел...
   ...На дисплее высветился, ещё недавно так хорошо знакомый, а ныне уже слегка подзабытый, номер Отдела дознания...
   Я не стал тут же соединяться, здраво рассудив, что если будет нужно, ещё позвонят, как миленькие, никуда не денутся, а сам принялся обдумывать, что бы это значило...

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

  
   Создавалось впечатление, что зима, заставившая меня до оскомины гнить под домашним арестом, уже никогда не кончится. Но время не филонило, неумолимо продолжая отмеривать отпущенный мне жизненный срок. Жизнь - она, вообще короткая - это я давно взял в толк.
   И вот, когда я уже насквозь протух от многомесячного сидения на этой вынужденной гауптвахте, наконец, подъехала столь долгожданная, пока ещё только календарная, но всё же, весна.
   Московская весна 2005 года была поздняя, земля ещё сплошняком утопала в сугробах, но дыхание весны всё же чувствовалось - в начале марта всегда какое-то особенно синее небо.
   Первые весенние дни были солнечными, ясными. В прозрачной вышине орали птицы, ослепительные лучики беззаботно били в глаза. В тему вспоминалась классическая вещь Дунаевского и Лебедева-Кумача:
   Журчат скворцы во все концы...
   Или кто там у них журчит. Не важно.
   Да, ну а что касаемо меня, то весна мною всегда связывалась с распирающим наступлением перемен в жизни. Что ж, бурливые перемены, действительно, и на этот раз не подкачали и не заставили себя долго ждать, проявившись в виде получения первой в моей жизни пенсии.
   Это эпохальное событие случилось 3 марта, на десятый по счёту месяц со "знаменательной даты". Недолго ждал.
   Надо же, я - пенсионер! Вот уж никогда не думал, что доживу до пенсии! Среднестатистический россиянин до неё не доживает. Поэтому пенсию мужикам и назначают в шестьдесят лет: средняя продолжительность жизни мужчины в России - пятьдесят восемь.
   Но это так, к слову.
   Так вот, я должен был затариться пенсией сразу за пять месяцев, по крайней мере, так меня улыбчиво заверили в Пенсионном фонде. Мне, естественно, по наиву, оптимистически рисовалась некая весьма внушительная сумма. За пять месяцев, ёлы-палы!
   Это при том, что с лавьём у меня к тому моменту уже образовался полный вакуум. Полёт мысли живописал по получении пенсии, без кипежа, долгожданное сокращение размера долга, давно уже нещадно шмурыгавшего мою совесть...
   Если бы! Заскорузлые реалии с лихвой превзошли самые дерзкие прогнозы. Первая пенсия наповал сразила меня широтой размаха - целых четыре тысячи рублей.
   Столь астрономическая цифра меня настолько загасила, что я даже переспросил сотрудницу почты, нет ли ошибки. Убедившись, что нет, всё верно, я приуныл. Мрачно повертев в руках квитанцию, вопросительно указал на цифру:
   - Это, за сколько же месяцев - так много?
   - За пять!
   Я был в ауте. Вот счастье-то привалило, не была ни гроша, а вдруг алтын! И что мне с таким несметным богатством делать, позвольте узнать? Я-то надеялся хоть капельку укоротить долги, хоть с кем-то рассчитаться... Дали, как украли!
   Чувство тупой обиды придавило все мои лучезарные мечты, злющая гримаса суровой действительности оскалилась на самые благородные планы. В контексте предыдущих событий столь щедрая пенсия и воспринималась сопливым плевком в репу и логическим продолжением моих ничем незаслуженных огребух.
   Жизнь вынуждала ехать качать права в Пенсионный фонд...
  
   Чтобы мои просьбы о транспортном обеспечении носили дозированный характер, и чтобы не слишком докучать одних и тех же, я на этот счёт изобрёл ноу-хау, составив график, когда, к кому, и в какой последовательности обращаться по вопросу извоза. С использованием этого графика, мои обращения казались уже не столь частыми и настырными. Очень уж не хотелось быть занудной обузой, я - вообще-то, с амбициями. Типа того.
   На этот раз я напряг своего друга Олега Кацуру, в прошлом, солиста группы "Класс", а ныне - возрождённого ВИА "Весёлые Ребята". Окинул взглядом его прикид, и загрустил - кожаные джинсы, казаки... Я-то из-за отёка нормальные брючары и то, был одеть не в состоянии, мог просекать только в трениках. Как лох.
   Пока ехали, сыронизировал:
   - Это, конечно, очень лестно, когда тебя в Пенсионный фонд везёт солист известного коллектива. Есть в этом какая-то романтика... А вот я - никто, так, поссать вышел. И поэтому за меня всё решили, и со мной обращаются, как с куском говна. Меня можно совершенно безнаказанно калечить, за это ничего не будет, это в логике вещей! Всю жизнь поломали, и словно так и надо. А будь я хоть самую малость поглавнее и поизвестнее - были бы посговорчивее. К известным - отношение не такое.
   - Это точно. У вот меня был случай. История, что называется, в тему. Жила у меня за стеной довольно злобная соседка. Её постоянно раздражало моё музицирование. Когда я занимался, она стучала в стенку и орала: "Заткнись, шпана, а то вызову милицию!". Но вот, однажды меня показали в "Утренней почте" с песней "Большая медведица". И что ты думаешь? В тот же день встречаю свою драгоценную соседку на лестничной площадке, она смотрит на меня таким нежным, влюблённым взглядом, и говорит: "А я и не знала, что в нашем доме живёт артист!". Потом подкармливала меня всякими пирожками!
   - Во как! Что искусство с людьми делает! - я задумался. - А моя мама, когда увидела меня первый раз в телевизоре, заплакала. Спокойно она стала воспринимать мои эфиры только тогда, когда это стало обычным. Да, помнится, когда я был молодой и красивый - сейчас остался только красивый - поторчал в ящике, было дело. По институту из-за этого ходил е...альничком кверху, сопли пузырём! Забугрил! Дураком был... Ясный палтус - глупо! но что делать... В основном, конечно, толку от эфиров выходило немного - потому как всё больше не на первых ролях, а так... Но иногда помогало. Если бы сейчас хоть на пару ступенечек повыше - тогда бы, пожалуй, вымахал другой коленкор... Известность - ядерное средство, что тут говорить!.. - я запнулся, потом продолжил уже в другой тональности. - Хотя, конечно, суть-то не в этом - калечить никого нельзя. Любой должен мало-мальски иметь хоть какую-то социальную защиту, а её у нас имеет лишь ничтожный процент. Остальные, вроде меня, могут курить бамбук...
  
   В Пенсионный фонд я нагрянул в весьма разъярённом состоянии, хотелось метать громы и молнии. Ёперный театр!
   Меня слегка утихомирили, терпеливо и популярно разъяснив, что пенсия состоит из трёх частей - собственно пенсии, пенсии по инвалидности, и добавки от мэрии. Как выяснилось, меня пока осчастливили только на одну треть, и из пенсии я получил только первую часть.
   Последовали приторные, клятвенные заверения, что постепенно меня доосчастливят, выплатив всю сумму. Кстати, как показало время, столь радостного праздника жизни пришлось ждать до лета. Я же нацепил на морду самую свою идиотскую улыбочку, которой я в далёкие школьные годы одаривал наиболее ненавидимых мной училок, когда те меня чихвостили, и ретировался.
   Подостыв, призадумался: "Ну, хорошо, я-то в жизни всё-таки людям добра поделал, и поэтому мне подсобляют. Кто как может, есть кому. А как же те, кому и помочь некому, им-то чего, подыхать что ли? Достаточно одной таблЭтки? Чем надеяться только на такую пенсию, лучше, по-моему, сразу, не поднимая паники, ползти на кладбище, а не ждать, пока сам с такой пенсии ноги протянешь"...
  
   ...Мне снова позвонили из Отдела дознания, и я снова не среагировал, добавив элемент интриги в своё куцее, донельзя обесцвеченное, инвалидное житьё-бытьё. С ехидной шкодливой ухмылкой из далёкого детства, слушая, как дышат в трубку, фантазировал, как, должно быть, про себя матерятся на другом конце провода, пока тарахтит мой бодрый автоответчик.
   Сомнений не было, предстоял диалог с Карновым, чего мне, в свете последних новостей, совсем не хотелось, и я попытался по возможности оттянуть неминуемое.
   Карнов, бесспорно, знал о моём опусе в его честь, и испытывал ко мне чувства, далёкие от симпатии. Я же, в свою очередь, даже и вообразить не мог, о чём, собственно, мне с ним беседовать. К тому же, сидя как на иголках, я ждал результата моих заявлений о возбуждении уголовных дел, и железно решил, что пока не получу ответ, ничего предпринимать не буду.
   А ответа всё не было и не было. Милейшая Елена Юрьевна что-то не особенно поторапливалась. Меня это начало раздражать - прошло ведь уже три месяца!
   Пришлось снова браться за перо, сочинять в прокуратуру города телегу на бездействие прокуратуры ЦАО. Этому произведению суждено было стать историческим! Но попозже...
  
   Как же тяжело писать от руки! А наши бюрократы, ой, как не любят, когда - от руки, морщатся, как от блевотины!
   Вот если б мне не выставили хату, я бы чик-чик, и на компьютере всё напечатал.
   Кстати, печатать я научился ещё в семнадцать лет. Мама всю жизнь проработала машинисткой, получала мало, и, чтобы зарабатывать побольше, иногда вынуждена была брать работу на дом. Ей под её ответственность выдавали казённую машинку. Вот тут-то я и дорывался!
   Выклянчив разрешение потренироваться, я "по слуху", интуитивно, довольно быстро насобачился бацать двумя руками. И это было вовсе не озорство, а вполне оправданная мера - я печатал тексты своих первых песен, и резонно и деловито рассуждал, что от руки - как-то несолидно. Никаких компьютеров тогда не было, я про ЭВМ, и то знал очень относительно. Да и видел её, родимую, разве что только по телевизору....
  
   Разговор с Карновым неминуемо приближался, как приближается пейзаж через иллюминатор самолёта, идущего на посадку. Отмахиваться мне, признаться, уже поднадоело, и я решил больше не выкаблучиваться и не тянуть кота за одно место. В уме репетировались различные варианты грядущего диалога.
   Ждать пришлось недолго. Узрев на дисплее знакомый номер, я, наконец, решился.
   Сердце учащённо засигало. Мысли принялись расползаться. Предстоящий диалог давил невыносимой тяжестью уже заранее, и не предвещал ничего положительного.
   Предчувствия меня не обманули. Как и ожидалось, звонил старший дознаватель капитан Карнов собственной персоной. Я сразу узнал характерные придыхания и немосковский говорок. Окраска голоса у Карнова на этот раз была какая-то в высшей степени марципановая, а тональность подчёркнуто вежливая и любезная:
   - Здравствуйте, Алексей Вадимович. Это вас из ГАИ беспокоят. Евгений Николаевич.
   - Очень приятно, - я пытался говорить сухо, маскируя растущее волнение. Становилось жарковато. Я выжидательно напрягся, боясь проморгать что-то очень важное, и, в то же время, подготавливая себя к какой-нибудь гадости исподтишка. Иного я и не ожидал.
   Карнов продолжал медовым тоном:
   - Вы там про меня что-то писали?
   - Этот вопрос я с вами обсуждать не буду. - Я заставил себя не ударяться в эмоции, говоря по возможности чётко, внятно и ровно, словно диктор, беспристрастно читающий новости по радио.
   Мой оппонент нехотя признал, что развить данную тему не удаётся:
   - Вам назначена повторная экспертиза.
   Тут от моего сердца чуть отлегло, я выпустил вздох облегчения. Когда Карнов начал ласково задавать профессиональные вопросы, расспрашивая детали про инвалидность и прочую медицинскую дребедень, я уже почти успокоился.
   И, хотя мой собеседник, по более чем понятным причинам, не вызывал у меня ни малейшей симпатии, и уж тем более, доверия, в моей ослиной башке, по-дурости, опять затеплилась идиотская надежда в неминуемое торжество справедливости.
   Записав реквизиты бюро МСЭ, травмопункта и нашей районной поликлиники, мой оппонент нарочито вежливо откланялся. Я же, нажав на трубе "отбой", застыл в растерянности.
   Неужели подействовало? Неужели теперь всё будет по-человечески?..
   Какое же я, всё-таки, полено! Видать, мало меня жизнь натягивала, что я так слабо эволюционировал, продолжая верить в детские сказочки, что, якобы, добро всегда побеждает зло. Му-жики в больнице, похоже, были правы!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

  
   Заканчивался март, десятый месяц "по новому стилю". Меня неудержимо манило на волю, домашний арест давно уже сидел у меня в печёнках. Дегерметизации хотелось безумно.
   В глубине воображения я пестовал надежды, что, когда земля освободится от сугробов и ледяных громад под ногами, надо будет рискнуть двинуть на более дальние расстояния, нежели до крыльца. Позанимавшись в поте морды, по помещению я мог прохаживаться с палкой уже весьма сносно.
   С высоко поднятой головой, конечно, разгуливать не получится, но пробовать нужно обязательно, пока я окончательно не опух.
  
   Как же быстро жизнь-то проходит! А ведь уже три года прошло с тех пор, как 27 марта 2002 года я отремонтировал свою рожу, изуродованную за год до того тремя выстрелами роковым февральским вечером, а кажется, что это было только вчера. И что обидно - всего-то два года и два месяца после этого я пожил нормальной здоровой жизнью, и "нате!", опять нарвался. Мою жизнь ещё подкромсали, а ведь она - не резиновая... А тогда...
  
   ...После содержательной беседы в отделении, на которую я только зря ухлопал время, пошатываясь, я на своих двоих, по ночной, уже спящей, Москве пробирался к родным стенам.
   Мокрая от крови одежда пластырем липла к телу. Вьюжило, и мороз был хороший, но я его не замечал - морда буквально плавилась. И хотя пока я не видел, во что меня превратили, со слов помогшего мне парнишки я уже догадывался, что вместо торца у меня должно быть что-то жут-кое. Солёный вкус крови на разбитых губах циничным натурализмом напоминал о недавнем кошмаре. Ватные ноги не повиновались.
   Не выдержав, остановился на каком-то углу. Меня вывернуло. Отдышавшись, вытер об снег клейкие окровавленные руки, слегка обмокнул жгущее лицо.
   Улица была тёмная, убогая, единственный неразбитый фонарь торчал только через дорогу.
   И тут, откуда-то из-за моей спины, прогудел язвительный медленный голос:
   - Это кто там у нас покачивается?
   Я застыл на месте, сердце ёкнуло. Ноги буквально вросли в заснеженную землю. Готовый уже ко всему, в том числе и к самому плохому, утопил голову в плечи, и на мгновенье зажмурился: "Всё, меня, кажется, эти выродки выследили!"
   Разлепив глаза и обречённо заставив себя обернуться, я увидел стоящих на краю тротуара, двух "мусоргских". Рядом с ними выжидающе попыхивал притормозивший "ментовоз".
   Час от часу не легче. Альтернатива - та ещё. Тем более, с моим-то разделанным рылом.
   Оглядев меня сверху донизу, один из них продолжил по-исследовательски:
   - О-о-о! Да у нас асфальтовая болезнь! Падаем? Ну что же, придётся проехаться с нами.
   Пришлось заныривать в машину, где я сипло и вяло рассказал топтунам о случившемся. Мне не сразу, но всё-таки поверили, и, помучив для профилактики какими-то, показавшимися мне совершенно идиотскими, смешками-прибаутками, всё же оставили в покое и отпустили на все четыре стороны.
   Фу-ты! Ложная тревога!
   По дороге свалилась мысль сначала заглянуть в травмопункт. В тот самый, куда три года спустя мне придётся мотаться на ежедневные процедуры. Я здраво рассудил, что пусть мне сначала окажут первую помощь. Да и будет лучше, если перед тем, как заявиться домой в таком виде, мой фейс хоть немного отмоют и подштукатурят. Дома поменьше испугаю.
   Было уже часа два ночи, дверь травмопункта, ясное дело, была наглухо заперта, и чтобы проникнуть вовнутрь, требовалось воспользоваться звонком.
   Я вдавил кнопку звонка - никакого эффекта. Ткнул ещё раз - тот же результат. Я замолотил по двери:
   - Эй, есть кто живой?!
   Наконец, после длиннющей паузы, послышалась возня, лязгнул запор, и наружу высунулась пьяная морда охранника:
   - Чего тебе?
   - Мне к врачу надо. Огнестрельное ранение, хулиганы напали.
   - Полис есть?
   - Какой полис?! Говорю же, хулиганы напали!
   - Без полиса не пущу. Дуй за полисом, принесёшь - будем разговаривать.
   - Но у меня же огнестрельное ранение! Командир, будь человеком!
   Охранник дыхнул на меня вонючим перегаром:
   - А ну, вали отсюда, а то ща огнестрельное ранение у тебя будет между ног.
   ...Продолжать препираться не имело резона, и я вынужден был в таком виде и состоянии переть домой за полисом, и, выслушав дома ахи-вздохи, снова разворачивать оглобли. Уже с полисом, пошкрябал обратно в травмопункт.
   Пьяная морда, ещё больше пованивая горынычем, сделала вид, будто я обращаюсь впервые, и, пробежав протянутый зелёный листок затуманенными глазками, гыгыкнув, милостиво пропустила.
   В кабинете я заставил себя взглянуть в зеркало. Оттуда на меня смотрело что-то желеобразное. Цвет кожи напоминал участников группы "Бони М."
   Пожилой дежурный врач меня осмотрел, чем-то смазал полыхающую рожу. Я, точно баран, наблюдал, как он делает какие-то записи, потом ещё раз со стоном изучил себя в зеркале:
   - Скажите, доктор, почему у меня лицо такое чёрное?
   - Копоть. Эпидермис сильно обгорел. Пока не трогайте, пусть отёк немного уляжется. Чем это вас так?
   - Да вроде бы какой-то самоделкой... А это что, порох?
   - Похоже. Сейчас, правда, из-за отёка трудно сказать, но думаю, что порох или стружка металлическая. Под кожу пошло.
  
   После ранения в моей жизни начался период сущего ада. "Солдат с раной" первое время прятался от людей, избегая встреч даже с соседями. Но сколько можно прятаться? Жизнь заставила выбираться на люди. Сначала я делал это, только когда становилось совсем темно, потом пришлось и при дневном свете.
   Какая же это была мука! Больше всего мне тогда хотелось стать невидимым.
   Смотреться в зеркало стало пыткой. После того, как отёк сошёл, во всей красе вылезла правда. Добрую половину левой части лица теперь украшало большое серо-зелёное пятно - безобразное пороховое тату. Никакие чёрные очки, естественно, не помогали. Тут не очки, а разве что только противогаз смог бы помочь.
   Сблизи было видно, что пятно состоит из множества подкожных точек, но издалека оно смотрелось, как небывалого размера фингал. Хотя фингалов таких вроде бы не бывает. Но, так или иначе, харя стала ужасной.
   Человеку могут простить многое, но когда у него непорядок с лицом - этого не прощают. Такой человек уже отталкивает, на физиологическом уровне.
   Понятное дело, что это означало в контексте моей профессии. Как специально, мне был нанесён самый болезненный удар, в нашем ремесле рожа - это всё, а меня сделали уродом.
   И без того стремительно ускользающие в силу возраста перспективы добиться чего-нибудь на эстраде были крест-накрест перечёркнуты.
   Столь мощный удар по профессиональной карьере не прошёл бесследно - я понемногу начал сдавать морально, мой никогда неунывающий нрав впервые дал трещину. Как-никак к тому времени я был уже не зелёным упрямым пацаном, которому всё - нипочём, а взрослым дядей, достаточно потрёпанным жизнью. Я перестал регулировать себя в еде, поправился, сделался неопрятным, прекратил следить за своей внешностью - кому это теперь было нужно! О сцене-то с та-кой репой можно было уже не думать...
  
   Да что там сцена! Просто ходить по улицам было ненамного лучше. Я постоянно ловил на себе косые взгляды, слыхал шушуканье за спиной, дичился разговаривать с незнакомыми.
   Если же обстоятельства волей-неволей всё-таки вынуждали меня вступать в разговор, то делал я это вполоборота, стараясь поворачиваться к собеседнику здоровой стороной.
   Мне было чудовищно стыдно за физиономию. Я впервые в жизни почувствовал себя непоноценным, и это было невыносимо.
   Если меня приглашали в гости, то я наотрез отказывался щёлкаться вместе со всеми - не хотелось портить снимок. Разок пришлось с горечью отпереться от настойчивой агитации прокатиться с весёлой компашкой в Египет - ну куда с такой мордой! Египтян пугать?
   А уж сколько я натерпелся, наслушавшись всяких шуточек в свой адрес - отдельная песня... Кулаки чесались, но рожа-то, и правда, кирпича просила.
  
   С трудом выждав несколько месяцев, чтобы рана чуть-чуть улеглась, я ринулся обивать пороги всевозможных салонов красоты - всё без толку. Какая прорвища денег была ухлопана, знаю только я, да ещё, может быть, человека полтора. Какие только болючие и дорогущие технологии не были перепробованы - пустой номер! Даже всемогущий лазер, и тот не помог.
   Ставшая совершенно невыносимой, жизнь продолжалась, не давая расслабляться, и хоть ненадолго забыть о моём уродстве. Если забывал, очень быстро напоминали... Находились "добрые люди".
  
   Перевалило за второй год. Хождение по мукам продолжалось. От бесплодных попыток отремонтировать репу, я уже был в отчаянии и постепенно настраивал себя на то, что, похоже, придётся остаться мне таким страшилом навсегда.
   И тут вроде объявился шанс. После долгих хождений, когда я уже совсем было опустил голову, мне, наконец, удалось разыскать Институт Красоты, где впервые с гарантией успеха взялись делать операцию. Сразу раскочегарился.
   Обговаривая с доктором детали предстоящего ремонта моей физии, естественно, стал допытываться, так ли обязательно делать наркоз или всё-таки можно применить что-нибудь более лёгкое. Доктор посмотрел на меня укоризненно:
   - В принципе, можно под новокаином, но больно будет!
   Я постарался держаться как можно бодрей:
   - Ничего, я терпеливый. Просто у меня наркозы уже были, и неизвестно, сколько их будет ещё, - я прямо как чувствовал, что мне предстоит в недалёком будущем. - На меня почему-то всякая мразь слетается, словно я мёдом вымазан. А наркоза я боюсь больше, чем самой операции. У меня ещё и аппендикс не вырезан, тоже в любой момент прижать может, а там уж - сами понимаете. Так что, доктор, давайте - без наркоты, с новокаином. Обещаю - брыкаться не буду!
   - Может быть всё-таки местный сделаем? Операция болезненная - будем удалять кожу слой за слоем, а потом из мягкой ткани по крупинке порох вытаскивать.
   От таких подробностей меня съёжило, холод побежал по спине. Но, попытавшись отогнать страх, всё же довольно решительно продолжал стоять на своём, отнекивался:
   - Не надо никаких местных, делайте своё дело, новокаинчик всадите и всё будет нормально, я потерплю. Не хочу я наркоты, ну её в баню!.. А если у вас есть какие-то сомнения, что я не буду рыпаться и вам мешать, - я заставил себя изобразить похожесть улыбки, - ну, не знаю, свяжите меня покрепче ...
   - Смотрите, я вас предупредил!
   В мою память в очередной раз дыхнуло любимой цитатой из "Необыкновенного концерта": "У рояля - Виктор Терпеливых".
  
   Однако во время операции, мне показалось, что от наркоза, я отказался зря. Роль Виктора Терпеливых на этот раз мне удалась не очень. Когда ремонтные работы завершились, я осип...
   ...Ничего, пережил, не развалился. Проехали. Главное - не это. Слава Богу, выковыряли пинцетом из моей рожи почти весь порох! Осталась самая малость в труднодоступных местах. С расстояния практически не видно. Только если смотреть сблизи, кое-где можно углядеть серо-зелёные точечки. Особо бывалые иногда выспрашивают подробности.
   Шрамов на моей роже прибавилось, и я пофантазировал, что если буду дальше двигаться такими темпами, то для новых шрамов там скоро свободного места не останется.
   Я представлял себе, что, если не загнусь, моя морда с годами будет походить на старое толстое дерево, на котором неведомо кто вырезает всякую глупость типа "Вася + Лена = море по колено" или "СГПТУ 4 - лучшее в мире".
   Недельки две после операции пришлось попрятаться дома, но зато, когда сняли повязку, я снова, после годичного перерыва, заимел вполне товарный сценический вид. Не такой, конечно, как до того, но всё-таки. Как бы заново родился! На физиономии опять появился румянец, а рот вновь вытянулся в улыбке, как у Буратино. Иными словами, вернулся я в свое прежнее обычно-естественное состояние шустряка-бодрячка.
   Отходив год с такой харей, я в полной мере распробовал, как важно, когда у тебя - нормальное человеческое лицо, а не какой-то баклажан. Абсолютному большинству людей это ощущение неведомо. И, Слава Богу!
   Ну а моя нелёгкая, но насыщенная и, по-своему, интересная по сути жистянка, набирая обороты, стремительно помчалась дальше. Семимильными шагами навёрстывал я упущенное за год своего вынужденного уродства. Работа кипела и помогала переживать то и дело сваливающиеся зуботычины судьбы и всякие прочие жизненные колдобины.
   Вот только отголоски того года, что я был такой живописный, в той или иной мере напоминали о себе ещё довольно долго, и ни один раз мне приходилось платиться за то, в чём я не виноват. Выслушивать всякую бурду. Козлов вокруг хватало...
   Но и эта музыка играла недолго. Прошло всего-то два года и два месяца, как меня огрел оче-редной сюрприз. Да какой!..
  
   Не сказал бы, что незаметно, но, тем не менее, профигачило уже десять месяцев с момента, когда по милости друзей художника Петрова-Водкина, вся моя житуха покатилась под откос...
   В один из светлых весенних деньков, в моём почтовом ящике притаилось нечто внушительное и объёмное. Приглядевшись, я распознал едва умещающийся огромный пухлый конверт. Пришлось попотеть, прежде чем стало возможным вызволить из ящика эту махину, которая при освобождении отчаянно упиралась.
   Прочитал реквизиты. Отправителем значилась прокуратура ЦАО. Конверт был явно непростой, обычные отписки в таких конвертах не посылают, экономят. Тут что-то посерьёзней.
   Я ощутил, как некое туманно-непонятное тепло поднимается от моих ног к голове. По телу забегала лёгкая дрожь. Неужели?
   Вскрывая конверт, мои руки от волнения заходили ходуном. Адреналина заметно прибавилось. Пчелиным ульем загудело в башке, стайками пескарей заметались догадки. Чем же порадуют инвалида?
   Вскрытый пустой конверт был отшвырнут в сторону, глаза побежали по скреплённой степлером стопке листов. В начале была какая-то бурда про то, что заявление рассмотрено, очередная брехня про средний вред здоровью, короче, всякий бюрократический мусор. Нет, это всё не то...
   Постепенно я просёк, что послание состояло из двух разных частей. Одолев первую часть, я, наконец, добрался до второй, всё ещё цеплялясь за уже ускользающие надежды...
   За идиотскую веру в торжество справедливости и недостаток мозговых извилин в балде, доверчивый валенок был жестоко наказан.
   Передо мной блистало всеми гранями, Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении Карнова Е.Н. от 26 января 2005 года. Подарок мне к днюхе...
   Первые минуты мои виски сжало, сердце отчаянно затрепыхалось, словно только что пойманная и выброшенная на берег рыбёшка. А потом внутри вдруг стало всё как-то просто и по-кладбищенски спокойно. Кушать подано!
   Меня снова сделали. И эту партию я продул...
   Надо уметь проигрывать! К сожалению, вот с этим-то у меня всегда дело обстояло совсем плохо - проигрывать я не умел. Умел только выигрывать. И то, иногда.
   На душе сделалось уныло. Надежды рухнули...
  

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

   ГЛАВА ПЕРВАЯ

   Я созерцал отказняк на Карнова, и меня в первую очередь изводил вопрос: "Кто же это у нас пишет такие шедевры?" Глядя на изящные закорючки размашистых подписей, хотелось громогласно скандировать, как клакерам в театре после спектакля: "Автора!". Я уже подметил, что подписи у них у всех - просто произведение живописи. Даже у великих писателей - не такие.
   Что касается заявителя, то есть меня, то его трактовали не иначе как законченным кретином, не похихикать над которым - всё равно, что лишить себя заранее оплаченного ужина в хорошем ресторане. В моём воображении рисовалась злорадная ухмылка сочинителя, предвкушающего, как я буду реагировать. По-видимому, предполагалось, что я буду хвататься за сердце, горстями глотать какой-нибудь валидол и лить горючие слёзы!.. Ага, щас!
   Стоп, стоп, стоп! Датой вынесения Постановления об отказе в возбуждении уголовного дела значилось 26 января 2005 года. Ну что ж, пустячок, а приятно!
   8 февраля, через две недели после указанной даты, я был на приёме у Качановой. Так вот, никакого отказняка близко не было, более того, я выражал своё недовольство волокитой, на что Елена Юрьевна меня заверяла, что работа идёт в полный рост, и ещё немного, и всё будет О.К. На этот счёт, кстати, в журнале приёма записаны мои ФИО, а в смысле разговорного жанра у меня есть свидетели.
   Это уже пообтесавшись, я узнал о распространённом прокуратурском приёме - дата вынесения ставится нужным задним числом. Классика жанра.
   ...Я разбирал дальше. Постановление об отказе состоит из двух частей. В первой части должны быть изложены доводы заявителя, а во второй - их опровержение.
   Так вот, в этом произведении, эти обе части никак не сочетались друг с другом, как будто речь в них шла об абсолютно разных вещах - в огороде - бузина, а в Киеве - дядько.
   "Карнов в категоричной форме отвергает обвинения в заинтересованности в исходе данного материала проверки, рассматривал материал в рамках закона, халатность в ходе проверки не допускал". Ну ещё бы!
   "Карнов уточняет: водитель Чивирёв предъявил водительское удостоверение, но от его выдачи отказался". А это как? Водитель отказался выдавать инспектору водительское удостоверение? Чушь! Да если бы он так сделал, ему бубенцы бы оторвали!..
   "Выносить постановления об отказе в возбуждении уголовного дела по данным категориям дел было запрещено, а, следовательно, и проводить проверку в рамках уголовно-процессуального законодательства". А вот это уже неинтересно. Кем запрещено? Когда запрещено? Каким и чьим приказом? Это уже серьёзно!
   Первое, - никто не возьмёт на себя ответственность за такое "запрещение".
   Второе, - НЕТ категорий дел, по которым нельзя выносить постановления об отказе. Согласно уголовно-процессуальному законодательству России, отказ в возбуждении уголовного дела выносится по любому заявлению о совершённом или готовящемся преступлении, и мотивирован может быть только двумя причинами - за отсутствием состава преступления и в связи с истечением срока привлечения к уголовной ответственности.
   Третье, - из части 2 статьи 1 УПК РФ следует, что "порядок уголовного судопроизводства является обязательным для органов предварительного следствия и органов дознания".
   Что ж, клубок распутывался, фронт работ был ясен. Правда, в моей тугодумной крыше ещё не очень сформировались стратегия и тактика, но оставалось лишь немножко пораскинуть мозгами, и можно было смело браться за перо. Эхма! Где наша не пропадала!
   Осмотрел Постановление взором товароведа. Увесисто. Монументально. Ухлопан целый рабочий день, а может быть и поболе. Ладушки, будем работать! Йес, оф кость!
  
   Календарь экспонировал апрель месяц, одиннадцатый по новому летоисчислению. Я, как очумелый, занимался, до одури разрабатывая горемычную ногу. Окончательно озверев от заточения, рвался на волю, как лермонтовский Мцыри.
   Но о воле можно было даже и не заикаться, покуда не сойдёт снег. Вот это был просто писец. Один только вид снега у меня уже вызывал отрыжку. А в начале 2005-го апреля он особенно долго не хотел переводиться.
   Когда же приход весны стал очевиден, и земля в целом очистилась от столь ненавистных мне сугробов и ледовых арен, превратившихся в чумазые лужи, я дерзнул на отчаянный шаг.
   Дошёл я уже до нужной кондиции, терпение моё лопнуло, и, выбрав первый тёплый солнечный день, я посмел вкусить запретный плод - впервые после одиннадцатимесячного антракта, отважившись на дикую авантюру...
   Набравшись храбрости, я сподобился отправиться на прогулку. Причём, упёрто настоял - пойду один. И точка. Опекой я за столько-то времени был сыт по горло.
   Идея была более чем бредовая - я еле перемещался, ноги ныли, слушались плохо, так и норовя меня завалить.
   Но я упрямо расценил - хорош сачковать в этой тюрьме! Буду идти, сколько смогу, временами отдыхая на какой-нибудь скамейке, на улице нехолодно.
   И вот, кособочась на здоровую ногу и озираясь по сторонам, - не толкнул бы кто - медленно нащупывая клюкой путь, я с опаской пустился в путь-дорогу.
   Врать не буду, было страшно, то и дело поджилки тряслись - путешествие предстояло не столько трудное, сколько опасное, мало ли что. Сунь пальчик - будет зайчик. Последний раз я выходил проветрится не далее, чем за несколько минут до приснопамятных событий, поэтому с высоты дня нынешнего казалось, что это было ещё в мезозойскую эру.
   На улице стояла плюсовая теплынь. Подтаяло, лишь кое-где попадались грязные снежные комья. Шкрябая, грохоча палкой, я вылез на оживлённую рокочущую улицу. Шевелить копытами было больно - инвалидность второй группы просто так не дают.
   Время от времени приходилось останавливаться - на больную ногу будто надели тяжёлую колодку, а к ней ещё и пришпандорили в довесок пудовую гирю. Плюс эта мулька внутри регулярно передавала привет при каждом резком движении. Так и плинтухал - хрусть, хрусть...
   Думаю, я был похож на дрессированного медведя, которого для забавы почтеннейшей публики, неестественно, по-цирковому, научили ходить.
   Без малого год я видел такое скопление людей разве только из окон - квартиры, да машины. Муравейник! Гундёж звенел такой, что с непривычки кололо в ушах. Всё вокруг сделалось каким-то чересчур шебутным, и поэтому опасным вдвойне.
   Я медленно погрёб в сторону Багратионовского моста. В "стекляшке" полы едут, как в Ше-реметьево-2 - меньше топать.
   Двигался копотливо, стараясь жаться вглубь тротуара, подальше от проезжей части, где вихрем сновали фыркающие машины и звероподобно визжали тормоза, вызывая у меня дрожь в коленях. Уже имеющихся переломов мне хватало вполне, и к получению добавки душа не лежала.
   Неожиданно прямо по курсу нарисовался затык в виде нерастаявшей ледяной глыбы - грязного полупрозрачного коржа, баррикадой перегородившего тротуар. Препятствие для меня серьёзное. Пришлось тормознуть.
   Ёкарный Бабай! Популярная песня "Льдинка" в исполнении модного певца Хампердинка.
   Я понуро смотрел, как нормальные люди машинально взбираются на эту гадость, лёгкой, почти балетной поступью проходят по ней, и торопливо чешут дальше по своим делам. Мне та-кой трюк был не под силу, а заворачивать обратно уж очень не хотелось.
   Стал вглядываться в людную дорожку тротуара, выбирая потенциального помощника. Наконец, собравшись с духом, несмело обратился к прохожим:
   - Пожалуйста, помогите инвалиду перейти.
   Как будто денег просил! Два, оживлённо балаболивших мужика, размахивая руками, просеменили мимо, даже не взглянув в мою сторону. Попробовал попросить какого-то кренделя с красным носом - ноль внимания. Я продолжил искать глазами подходящего кандидата.
   Кандидатура грудастой толстой тётки сельскохозяйственного вида, пыхтя волочившей необъятную сумищу, явно не подходила. И вообще это не женское дело.
   Забраковал и сморщенного, под хмельком, дедулю. Хоть и мужик, но не годится - старый, сам того гляди завалится, и меня уронит за компанию.
  
   Людское множество шло и шло, а я по-идиотски застрял из-за какой-то ерундовины. Подал голос по-новой, завидев мужика, угрюмо топающего в мою сторону. Мужик с мрачной, и даже какой-то, я бы сказал, аморальной пачкой, только полоснул по мне неприветливым взглядом, как по неубранной куче мусора.
   Вдруг, спешащая за ним, миловидная, довольно миниатюрная девушка откликнулась:
   - Давайте я вам помогу.
   Я стушевался:
   - Ну что вы, девушка. Это не женское дело.
   - Давайте-давайте!
   - Девушка, я тяжёлый. Не приведи Бог, надорвётесь ещё.
   - Я спортсменка.
   - Спортсменка, комсомолка, отличница? - я попытался схохмить, и... сдался. Стояние на одном месте задрало. Хотя мне было, конечно, совестно. - Ну, хорошо. Идите вперёд, и крепко возьмите меня за руку. Я за вами... Девушка, а может, не надо? Куда вам такой бомбовоз тягать? Знаете, сколько я вешу? Пока валялся - во! какой бемоль отрастил! Всё-таки не стоит вам рисковать, идите, я подожду какого-нибудь мужчину.
   Она смерила меня взглядом строгой учительницы младших классов:
   - Руку давайте!
   Я стыдливо подчинился. Общими усилиями преграда была преодолена.
   Мне было ужасно стыдно перед этим сердобольным хрупким созданием за свою беспомощность, в уме я обзывал себя самыми непечатными словами.
   Поблагодарив свою спасительницу, зашаркал дальше. Нырнул в нутро Багратионовского моста, эскалатором поднялся до уровня трубы-стекляшки. Эскалатор мне показался каким-то слишком быстрым. Я, как дикарь, долго не решался вступить на бешено бегущие вверх ступеньки. Надо же, ещё недавно я считал, что эскалатор ползёт слишком медленно. Какие перемены!
   Наверху горизонтальная лента движущегося пола не ехала. Выключили из экономии энергии, а может быть, кому-то просто захотелось сделать мне приятный сюрприз. Не знаю. Мне же пришлось со всей прытью варёной мухи, кряхтя, плестись вперёд, раз на сегодня лафы лишили.
   Насилу добравшись до прозрачной автоматической двери-вертушки, опять застрял. Застыл, как вкопанный - не пройду. Дверь крутилась, словно работающие лопасти вертолёта, год назад я этого не замечал.
   Серьёзная байда. Похоже, Чингачгук из меня сегодня явно не получится. Я хмуро пялился на вращающийся механизм, понимая, что если я сейчас сигану в эту центрифугу, от меня, по всей видимости, останутся одни козолупы.
   Да, для инвалидов у нас ничего не предусмотрено. Инвалиды у нас - изгои, что бы там не гнали всякие губошлёпы.
   Выручил охранник. Очевидно, я являл собой настолько слёзовышибающее зрелище, что он сам предложил провести меня через какую-то потайную служебную дверь, а то, чувствую, мне пришлось бы ещё долго так киснуть.
   Наконец, я очутился на Кутузовском. В настроении появилось нечто лирическое. Огляделся. Погода стояла ясная, мирная, и даже чем-то радостная. Памятник Багратиону благословлял на смелые решительные действия. Остановившись, перевёл дух, вытер испарину со лба. Слазив в карман, разыскал пачку сигарет. Вытряс одну, захватил губами. Прикурил.
   Пахло весной. Дома были отдраены каким-то составом, и непривычно сияли чистотой. Возле конного Багратиона работяги непонятной национальности Ближнего Зарубежья проворно хлопотали, наводя марафет такому же непонятному сооружению на асфальте. Кичливые рекламные щиты втюхивали доверчивому дурачью что-то дорогое и ненужное... В целом - всё, как и год назад...
   Выкинув чинарик, я затрапезно поволочил копыта далее. Проскрипел мимо американского джинсового магазина, где ещё не так давно регулярно покупал себе портки, и куда у меня был флаер, вздохнул невесело - на таких покупках теперь можно было смело ставить большой жирный крест.
   Вскоре, совсем выбившись из сил, решил где-нибудь приземлиться. Забравшись в прозрачность троллейбусной остановки, тяжело опустил свой фундамент на свободное место на лавочке, расслабленно растопырил гудящие ноги.
   Со стороны Нового Арбата показался ползущий к остановке троллейбус. Мне он был совершенно не нужен, да я бы в него и не влез при всём желании. Откинув башку, я просто отдыхал.
   Присевшая рядом пожилая интеллигентная, некогда красивая дама, обратилась ко мне:
   - Посмотрите, пожалуйста, какой это троллейбус едет.
   Я послушно повернул свою думалку, вглядываясь в приближающуюся строку над пологим троллейбусным лбом ...
   Цифры расплывались, вместо номера мутнело неразборчивое пятно. Стеклянный фас рогатого приближался и приближался, а я, сколько не щурился, так не мог ничего разобрать... Год назад такого не было. Так! Приплыли!
   Ну что ж, ничего удивительного, этого следовало ожидать. "Ничто на земле не проходит бесследно"...

ГЛАВА ВТОРАЯ

   Когда я усталый, как собака, в сильно загвазданных штанах, кое-как воротился в свою берлогу, то бухнулся не раздеваясь. Сил не было ни на что. Всё тело саднило, и ощущалось чужим. Но всё равно, чувство одержанной победы грело - камбэк прошёл, можно сказать, успешно, я хотел сделать рывок, и я его сделал!
   О лаже с глазами старался не думать. Захрапел со счастливой улыбкой, засыпая, помянул фольклор: "рот до ушей, хоть завязочки пришей!".
   Дрыхнул, как убитый, часов двенадцать, не меньше. Мне спешить некуда. И дел у меня никаких теперь нет. Друшляй, сколько влезет.
   Проспавшись, поднялся помятым, но в положительном настроении. И тут же в башне заскрипело: "Готовься, студент! Вторая смена! Скоро опять под нож! Весь пакет удовольствий ждёт не дождётся - сначала нежиться на операционном столе, потом мычать под капельницей, когда анестезия начнёт отходить, потом - неподъёмная тыква, "пись пись" в бутылку с дыркой, укольчики, от которых хочется выть сиреной, и, наконец, друзья-костыли туточки, соскучился, наверное!"
   Под впечатлением, впрягся мурыжить отказное постановление по Карнову. С одного захода въехать во все нюансы этого суперпроизведения было не по моим мозгам, я разгребал поэтапно, дифференцированно.
   Затащив ненужные эмоции поглубже в чулан своей грешной души, стал сличать доводы постановления с уже имеющимися в моём "архиве" материалами - сейчас мы их проверим, сейчас мы их сравним.
   Читая и перечитывая, я неожиданно пришёл к интересному выводу. В ходе проверки опрошены-то были совсем не те лица, которые производили задержание Чивирёва и Ряполова. А те мастера машинного доения, что были опрошены, всячески отбрыкивались. Никто не хотел брать на себя какую-либо ответственность за Карнова. Клятва мушкетёров "Один за всех, все - за одного" даже близко не хиляла. Так-то!
   Я заинтересовался:
   "В ходе проверки был опрошен начальник 2-го отделения ОГИБДД УВД ЦАО Абдурагимов А.И. В момент окончания судебно-медицинской экспертизы и принятия процессуального решения по материалу он находился в отпуске".
   "В ходе проведения проверки был опрошен старший инспектор ОГИБДД ЦАО Волков П.А., из его объяснений следует, что по материалу N70/101/4, находящемуся в производстве у старшего инспектора по дознанию Карнова Е.Н., решение не принимал, протоколы не подписывал".
   Короче, стало ясно - в ОГИБДД ЦАО царит атмосфера дружбы и взаимовыручки. А то! Дружба - дружбой, а табачок - врознь. Тем более, у гаишников.
   Попутно бросилось в глаза, что ни Чивирёв, ни Ряполов, кстати, опрошены не были...
  
   В свете этого, меня пробило на идею - пока я буду сочинять кассационную жалобу на постановление, надо бы не теряя драгоценного времени, чем-нибудь продублировать борьбу за правду. Пошебуршав извилинами, решил обратиться в Управление собственной безопасности.
   Тем, кто не знает, что такое УСБ, рассказываю, что это - организация, существующая для борьбы с коррупцией в органах милиции, и, в том числе, с коррупцией в ГИБДД. Расположена рядом со станцией метро Баррикадная - улица Баррикадная, дом 8 "Г" строение 5.
   Но мне все эти подробности удалось разузнать далеко не сразу. Телефон, коим меня осчастливили по 09, только дразнился мелкими гудками, и поэтому пришлось исправно попотеть, пустив в ход весь арсенал своего жизненного опыта. Я вдоволь наклянчился и наумолялся, прежде чем мне, наконец, удалось выцарапать, опять же, через справочную, заветный адрес.
   Первым делом, я отправился на разведку. В конце концов, я ни на йоту не сомневался, что дело моё правое, да и терять мне всё равно нечего, разве что ещё чего переломать, для симметрии.
   Это была лишь вторая моя выползка после одиннадцатимесячного перерыва. Предстояло воспользоваться городским транспортом. Просить кого-то меня отвезти, уже просто язык не поворачивался, я, по-моему, уже достал всех. Стиснув зубы, я решился пойти ещё на одну авантюру. Одной больше, одной меньше - какая, хрен, разница!
   Тут-то я и оценил все прелести инвалидной жизни! Во всей красе! Для начала, нужный автобус остановился не возле самой остановки, а на некотором удалении. Вроде - пустяки. Смотря для кого. Вся толпа резко рванула, а я пока со своими скоростями дотопал - увидел лишь его удаляющуюся задницу.
   Класс! Я тогда и не догадывался, сколько раз я ещё так не успею.
   Приключения продолжались. Существовала загвоздка - у меня на руках пока не было пластиковой карты москвича, только пенсионное удостоверение.
   Когда подрулил следующий автобус, я, снизу показывая водиле пенсионную ксиву, по-человечески попросил его пропустить меня через среднюю дверь. Всё-таки, мне, как пенсионеру, положен бесплатный проезд. Шеф-козлина среагировал в лучших традициях - перед самым моим носом зашипела закрываемая дверь, и этот говнюк умотал. Мразь.
   Плюнув на гарантированные льготы, я решился купить билет. Но и на этом муки не закончились, главная пытка была впереди - проход через АСКП, идиотско-садистское изобретение, новшество, появившееся за время моего невыползания.
   Сгоряча подумалось, что тому, кто повсеместно ввёл эту мышеловку, не мешало бы переломать ноги, и после этого заставить через неё проходить! Пусть на своей шкуре почувствует, что это такое! Надо же хоть немного думать о том, что на свете есть не только здоровяки.
   В автобусе - хотя бы одна сволочь место уступила. Щас!
   Пока я добрался до здания УСБ, думал, мне копец настанет.
   Зато уже на месте я был вознаграждён за терпение. Дежурный офицер с открытой улыбкой встретил меня приветливо, понимающе выслушал. Участливо объяснил, как и на чьё имя писать заявление, хотя и предупредил:
   - Имейте в виду, мы всё-таки - не панацея.
   Меня это вполне устраивало. Всё лучше, чем ничего. Я тепло поблагодарил, пожал дежурному руку, и отправился созидать.
  
   На следующий день с сочинённым заявлением и сидюком компромата, вконец утрамбованный дорогой, и с характерной, вследствие того, окраской рожи, я вновь вполз по тому же адресу.
   Но на этот раз дежурный офицер был уже другой, и куда менее дружелюбный. С непроницаемым видом он начал с места в карьер:
   - Когда произошло ДТП?
   - 30 мая 2004 года, - спешно выпалил я.
   - А почему вы только сейчас обращаетесь?
   От неожиданности мой язык приклеился к горлу. Я замялся. С трудом проблеял, запинаясь:
   - Потому что я ... почти год был невыползной... Мне было не до того.
   Нежданно-негаданно завязалась дискуссия. Этого только не хватало...
   Я как-то не предвидел такой вираж событий, и, конечно же, прилично занервничал, прорабатывая в уме, чего делать-то. Не разворачиваться же, в самом деле!
   Однако после некоторых дебатов, я вроде как сумел настоять на своём, и дежурный, хоть и со скрипом, принял-таки моё заявление и материалы в электронном виде.
   По всему походило, что мой приход его, должно быть, не очень обрадовал... Меня, правда, это уже мало заботило - механизм был и здесь запущен...
   Непредвиденные осложнения порядком издёргали. Подзаправившись чебуреками напротив "Высотки" - есть там одна палаточка, где они совершенно обалденные - чтобы развеяться и успокоиться, я как-то сомнамбулически заполз в расположенный близ УСБ зоопарк.
   Волоча подламывающиеся ноги по зоопарку, где я не был лет, пожалуй, сто, я глазел на клетки с бедными животными, и улавливал в их затравленных взглядах что-то очень знакомое и близкое. Почти год я, так же как и они, был задраен в клетке, и был, так же как и они, совершенно беспомощен и зависим, так же хотел на волю. Выпертый из полноценной жизни и отпихнутый от любимого дела. И такой же бесправный...
  
   ...Закоулки моей памяти, уж не знаю с чего, передвинули меня на 22 года назад, в весну 1983-его, когда мне, тогда обычному советскому парню, по большому блату удалось попасть на концерт заграничных гастролёров - Дидье Моруани и группы "Спейс". И, хотя на сцене рубил уже никакой не "Спейс", а Моруани плюс какие-то непонятные мужики - это было уже неважно. Музон играл тот, какой надо, тот, который по сотне раз переписывался пацанами с плёнки на плёнку.
   За вычетом нескольких вещей с нового сольника Моруани, до меня пока не дошедшего, в программе я знал буквально каждую ноту - с записями в ту пору было туговато, даже у меня, свихнутого на музыке, дома их имелось не особенно много, и поэтому я их все выучил наизусть. В довершение всего, я первый раз в жизни присутствовал на концерте настоящего зарубежного артиста. Всамделишного, а не ряженного.
   Ажиотаж вокруг гастролей клокотал. Каждый, кто считал себя продвинутым, просто обязан был отметиться посещением. Включая звездняк - в толпе то и дело узнавались лица знаменитостей.
   Как известно, в те годы наш слушатель не был развращён, как нынешний, изобилием иностранных гастролёров, и даже приезд какого-нибудь самого зачуханного пшековского, мадьярского или, не знаю там, юшковского артиста являлся "событием". Билетов и на такой-то концерт было не достать. А тут - во! какая фирма!
   Одной из немногих капстран, про которую наши газеты почти не печатали негатива, и с которой у нас были действительно дружественные отношения, была Франция. С помощью французов в Москве было отгрохано несколько олимпийских объектов, дорогой Леонид Ильич целовался с Валери Жискар-Д'Эстеном, по которому, в свою очередь, кстати, тоже тайно сохла не одна наша домохозяйка, а в универмагах свободно продавались французские зажигалки и шариковые ручки.
   Приход к власти Юрия Владимировича и Франсуа Миттерана не особенно повлиял на советско-французские отношения - французские товары и артисты время от времени в наших краях появлялись.
   Я к тому времени вовсю драл глотку в группешнике, с упоением ваял песни про любовь-морковь, стены в моей комнате были завешены увеличенными фотками любимых групп настолько, что даже обоев из-за этого видно не было.
   Родители были довольны, что я, наконец, перестал шляться, где попало и с кем попало, а вместо этого приобщался к искусству, но всё же воспринимали моё музицирование не более чем довольно распространённое в то время среди молодняка хобби, искренне рассчитывая на моё поступление в нормальный институт. Я же судьбоносное решение принимать не спешил, отмахиваясь, что пока ещё типа не готов, и что не могу я так сразу...
  
   ...Итак, приезд Дидье Моруани в Москву для того времени был событием небывалым.
   И если бы он не был французом, скорее всего, этого концерта не состоялось. За полтора десятилетия из западных звёзд высокого ранга, советских людей, а точнее, их элитных представителей, побаловали лишь Клифом Ричардом, Элтоном Джоном, да Бони Эмом. Всё.
   Чудно, что эти-то "безобразия" разрешили. И, уж, положа руку на сердце, в смысле зрелищности, все они откровенно проигрывали концерту нынешнему...
   С трибуны спорткомплекса "Олимпийский", убитый неслыханным саундом и невиданным для простого советского паренька шоу, я внимал фантастическое представление, от которого захватывало дух, и всё больше окунался в магический мир сцены и музыки, звавших за собой, как дудочка сказочного крысолова.
   Происходящее внизу, казалось чем-то нереальным. Сердцу в груди делалось тесно. На моей шее болтался настоящий полевой бинокль - в нашем роду было много военных. Прикладываясь к нему время от времени, я всё больше чумел от представлявшегося волшебным, действа. От восторга хотелось ходить кипятком!
   Нарастающим шквалом в голове загалдели мысли: "Вот к чему надо стремиться!".
   Под наплывом увиденного, постепенно подруливал момент чесать затылок - мир эстрады включил свой магнит.
   Казалось, всё было, как нельзя лучше, подготовлено для принятия решения. Маэстро появился на сцене откуда-то сверху - для западного зрителя приём не новый, но для советских обывателей это стало крепкой встряской. Когда дело дошло до "Симфони", и он, под рёв зала, нахребянил на голову шлем с лазерным лучом, в моих мозгах уже шла химическая реакция. Мир поп-музыки заманивал всё больше и больше.
  
   Привыкший по обыкновению иметь дело с заклеенными изолентой осипшими консервами, из которых вместо баса хрюкало не пойми чего, а верха фонили и свистели, я был пришиблен нагромождением высившихся фирменных, мигающих огоньками, колонок и порталов. А батарея немыслимых причиндалов, каждый из которых стоил больше, чем хорошая кооперативная квартира в центре Москвы, представлялась, чуть ли не Золотым Руном. Я только и вычитывал названия фирм-производителей. Увиденное сшибало, втыкало и урывало.
   Заезжая знаменитость делала свою обычную работу, а вот юный организм был подавлен и раздавлен волшебной силой искусства и гипнотизирующими красотами эстрадной жизни.
   Мне, конечно, до этого не раз приходилось ходить на эстрадные концерты, но это было всё не то. Там всё было каким-то обыденным, что ли. И герои были какие-то ненастоящие. Советская эстрада в те годы меня вообще не трогала. Все эти унисоны по стойке смирно по большей части мне действовали на нервы.
   Нынче же я впервые в жизни увидел настоящую западную Звезду с обложки фирменных пластинок, которые можно было купить, разве что, опасливо озираясь по сторонам, только по 40 рэ у форцы возле чёрного входа магазина "Мелодия". Ещё и рискуя вместо покупки желанного винила, неожиданно схлопотать по затылку чем-нибудь тяжёлым, и остаться без, с таким трудом накопленных, денег...
   Я до сих пор не могу взять в толк, почему именно этот концерт на меня так подействовал. Может, из-за того, что в тот период являлись недоступными другие концерты такого уровня - никакими "Флойдами" ещё и близко не пахло. Не знаю.
   Скорее всего, просто со мной поздоровалась судьба, от которой не удерёшь.
   Как бы то ни было, к окончанию шоу мне, в целом, было уже всё ясно. Сдобренная красочным зрелищем информация к размышлению поступила в мои, только начинающие оформляться, разгорячённые мозги. В конце концов, я был уже взрослый, совершеннолетний, и подпёрла пора принимать важное решение. Подходящий толчок для этого только что лягнул меня в одно место, и требовал ответной реакции.
  
   Домой решил добираться пёхом, крайне взбудораженный и взвинченный. По пути лопатил доводы, взвешивал, варианты: Ну, поступлю я в какой-нибудь Арбузолитейный, Макароносверлильный или Заборостроительный - дальше что? А тут - искусство!
   Не заметил, как скурил пачку - к тому времени я уже начал тайком от домашних покуривать. Чтобы не быть белой вороной и не отрываться от коллектива, сдуру приобщился - отрицательное сопутствие занятий музыкой. Плюс курятина придавала пению модную хрипотцу и этакую прозападную трещинку.
   "Правильно - неправильно", "стОит - не стоит" - ромашковые идеи путаясь, колбасились в диком вихре, царапая взбуянившиеся извилины. Я, конечно, в силу возраста, и не задумывался, что пока увидел только одну, праздничную сторону эстрадной жизни... А есть ещё и другая...
   Дома заявил, что поступаю в музыкальное училище. Восторгов по этому поводу я, естественно, никаких не услышал, даже наоборот.
   Но мне было уже всё равно, я свой выбор сделал. Меня и раньше-то ничем обломать было невозможно, я и раньше был непробиваемым, и в прямом и в переносном смысле, а уж после того, как я стал совершеннолетним, норова прибавилось в сотни раз... Я для себя всё решил. Жить мне, а не кому-то. Зажёгся. Причём, на этот раз окончательно и бесповоротно. Стал готовиться к поступлению. И к "отплытию в дальнее плавание". Хотя это оказалось куда труднее, чем я думал...
   Таким образом, мсье Моруани, сам того не ведая, указал мою дальнейшую судьбу. Я так и не знаю, кстати, быть мне ему благодарным, или как?..
  
   ...Просвистело ещё дней несколько. Я всё больше, хоть и с оказиями, шлёндал на дальние расстояния - дорвался! Уж слишком долго я гнил взаперти, нахлебался выше крыши. Невзирая на боль, пылил по улицам, пока копыта не начинали совсем отваливаться. Если появлялась какая препона, упрашивал наиболее жалостливых граждан перевести меня за руку. Приспосабливался, одним словом.
   На улице заметно потеплело, да и отёк на больной ноге ощутимо спал. Поэтому я смог, наконец, переобуться в нормальные говноступы, а то хиповать в козолупах меня уже заманало.
   В транспорте стали уступать место. Иногда. И почему-то только девушки и пожилые. Мужики и молодняк меня, как правило, не замечали, примяв себе местечко поудобнее, заворожено зырили, как в телевизор, куда-то вдаль. Или довольно бездарно делали вид, что, якобы, дрыхнут.
   Мне же оставалось стоять и молчать, ожидая, пока у кого-нибудь не прорежется совесть.
   Кстати, я-то пока был здоровым, всегда был вежливым. Серьёзно. Даже и в самые дурные годы! При всех своих закидонах оставался таковым, хотя это и не мешало куролесить - что было, то было. Но место в транспорте уступал железно всегда! Правда, чаще для того, чтобы произвести впечатление, "смотрите, мол, какой я хороший и пушистый". Нравилось. Но ведь уступал же! Наверное, меня воспитали как-то по-другому. Сейчас такое кажется чем-то палеонтологическим.
   Вновь и вновь я подмечал, что абсолютное большинство думает: "Лажа случается с кем-то другим, а уж мне-то боятся нечего, со мной уж точно ничего не произойдёт!". А жизнь, между тем, - сложная штука...
   Я продолжал с рожекорчингом шлифовать тротуары, мотаясь по, ещё недавно недоступным, улицам. Завидев по пути коллегу с костылями или тростью, перекидывался диалогом типа "Чего у тебя, братишка?" - "А у тебя?". Иногда трепались, как случайно повстречавшиеся земели на чужбине...
  
   Раньше людей на улице я как-то не разглядывал. Не до них было. Всё некогда, да некогда. Теперь же, когда со временем стало куда свободнее, я изменил прежней традиции. И сразу же сделал интересное наблюдение.
   Мне случилось побывать во многих странах. Так вот, в некоторых из них люди нередко ходят по улицам в национальных одеяниях. Так уж у них там исстари повелось.
   Но ни в одной стране мира я чего-то не видел, чтобы люди по улицам просекали в спортивных костюмах. А если такие особи иногда и попадались, то можно было стопроцентно быть уверенным, что это - попавшие за кордон представители одной шестой части суши.
   Похоже, именно спортивный костюм у нас становится национальной одеждой. Коли внимательно присмотреться - если не каждый второй, то каждый третий - уж точно "пан спортсмен". Причём, отнюдь не атлетического вида и телосложения.
   Какие к чёрту валенки и лапти...
  
   Пешие прогулки давались тяжко. Порой мерещилось, будто у меня за спиной не лёгенький рюкзачок, а, по меньшей мере, контрабас. После выползок покрасневшие ноги кипели, словно я сутки без передыху плясал летку-енку на раскалённых углях. Потом часами валялся, как труп. Больную натруженную ногу раздувало не намного меньше, чем в первые месяцы после выписки. Цикл повторялся по спирали, хотя и в чуть другой, новой фазе. Всё это вроде как уже было. Прям, дежа вю.
   При всём при том, однако, настроение в целом было положительным. На радостях я даже заставил себя бросить курить...
  
   Отважился проехаться на метро. После почти годового антракта оно мне показалось неимоверно переполненным, нестерпимо потным и чересчур быстрым. Я жутко боялся не успеть вовремя переставить ноги, сходя с лестницы-чудестницы, и грохнуться.
   А уж когда вся толпища пыталась ввинтиться в поезд, вместе со мной, естественно, выброс адреналина в моём нутре роднился с катанием на американских горках.
   Дал червонец безногому, когда тот на коляске объезжал вагоны. Конечно, чирик мой у него, скорее всего, отнимут, но дело-то не в этом.
   На "Пушке" послушал штырку. Две худенькие, как былинки, девчушки на скрипках исполняли двойной концерт Баха-Вивальди ля минор. Положил и им таньга. Сам в юности прошёл эту школу, не понаслышке знаю, насколько трудно штырять. Тем более девчонки отыграли действительно здорово...
   Так что впечатлений и от этого камбэка хватало.
   А вообще-то, кататься на метро я любил всегда. Если судьба зашвыривала меня в город, где есть метрополитен, проехаться на нём являлось для меня обязаловом. Всё равно, что посетить мэстную достопримечательность или в музей известный сходить.
   Отвечаю за свои слова - наездившись на метре многих городов мира, точно могу сказать, что московское - однозначно, самое красивое.
   Есть, правда, одно "но". Ничего в нём не предусмотрено для людей с ограниченными возможностями.
  
   Моя переписка продолжалась. Только вот получаемая мной корреспонденция не отличалась разнообразием. С упорством, достойным лучшего применения, мне одна за другой адресовалась дежурная панама про средний вред здоровью, который ненаказуем. На что-то новенькое фантазии у отписчиков, видимо, не доставало. Шаблон.
   Получив очередную такую плюху, я только кисло усмехался - эра милосердия пока ещё точно не наступила.
   В своё время примадонна нашей эстрады пела:
   Эй, вы там-м-м навер-р-рху!
   А до моих мозгов никак не могло допереть, ну неужели те, кто пишут, и главное, подписывают это заведомое гонево, издеваясь и глумясь над инвалидом, не понимают, что сами могут оказаться в моей шкуре, так сказать, перенять эстафетную палочку. Я в который раз читывал очередной клон, и меня это уже начинало доставать настолько, что хотелось сделать рыгалетто.
   Вспомнилось вывешенное объявление в музыкальном магазине: "Уважаемые господа гитаристы! Убедительная просьба не играть "Лестницу в небо!".
  
   Жизнь ведь, она так устроена, что никто не знает, какое влипалово может с ним произойти. Причём случиться это может независимо от уровня и положения. Вот только понимают это, видимо, не все.
   Волею судьбы на свои первые зарубежные гастроли я поехал в Румынию. Дело происходило осенью 1989 года. Большая сборная солянка работала культурную программу на всемирной выставке в Бухаресте, обслуживая советский павильон.
   Я очень клёво провёл время, хорошо оторвался. Заодно и гонорар истратил с толком - купил себе дублёнку, в которой отходил не одну зиму.
   Президентом Румынии был Николае Чаушеску. Который, кстати, почтил своим посещением и концерт советских артистов. Я лично видел его буквально в нескольких метрах от себя.
   Весь Бухарест украшали портреты улыбающегося товарища Чаушеску, повсюду чувствовалась всенародная, и, думаю, искренняя любовь румын к своему президенту. Как-никак полностью погасил внешний долг своей страны. Благодать, одним словом.
   Из поездки я вернулся весь переполненный положительными впечатлениями. А всего месяц спустя в Румынии произошла революция, Николае Чаушеску и его жена были расстреляны.
   Вот тебе и всенародная любовь. Вот оно как бывает.
   Меня потом довольно долго знакомые подкалывали мрачной хохмой: "Ты это для чего ездил в Румынию?"
  
   Получение первой пенсии мало, что изменило в моей жизни. Не шибко довольный её сногсшибательным масштабом, я напряжённо головоломил, где ещё бы достать хоть сколько-нибудь деньжат "для поддержания штанов". Должен я был уже всем, кого знаю, так что вариант нового займа не рассматривался.
   Осенило. А не наведаться ли мне в РАО, вдруг какая копеечка пришла за столько-то времени? Авторские мне, хоть и небольшие, но приходили, несмотря на то, что варганил я не особо много и продвигать свои "нетленки" толком так и не научился. Вообще-то, скажу по секрету, впаривать свои вещи - это немножко другая профессия, с творчеством не связанная.
   Но, так или иначе, изредка всё же капало.
   Решение было принято. Путь в Российское Авторское Общество лежал через Тверскую. С этой улицей меня связывало многое, ещё когда она была улицей Кой-кого. Или, как её ещё некогда именовали в узких кругах - Пешков-стрит.
   В своё время здесь обреталась студия звукозаписи, где можно была за четыре рубля писать разные музыки, и где по этой причине только лично мной было оставлено немереное количество дензнаков, нередко последних; кафе "Космос", где подавалось умопомрачительное мороженое, и куда мы студентами ходили вдарить по бездорожью, отмечая зачёты и экзамены. Трудно поверить, но когда-то за "врубель" с носа можно было вполне нормально посидеть в кафе.
   А ещё, однажды часа два, прокляв всё на свете, я здесь маялся в витой очереди в только что открывшийся "Макдоналдс"... Много с тех пор воды утекло...
   Очутившись на Тверской, я удивился небывалому многолюдью. Улица звенела ярмарочным гомоном шумливой разнокалиберной толпы. В воздухе пахло чем-то вкусным.
   Толпа буквально понесла, повезла меня в своём неудержимом потоке. Я на ногах держался ещё не очень, и больше всего опасался, что эта куча-мала меня уронит. Вспомнилась частушка:
   Как на улице Тверской
   Меня ё...нули доской.
   Что за мать твою ети -
   Нельзя по улице пройти!
   С немалыми приключениями, добравшись до Большой Бронной, я, наконец, протиснулся к окошку кассы РАО. Меня ожидал маленький, но приятный сюрприз. На душе потеплело - в последний год сюрпризы у меня были только большие и неприятные.
   Оказывается, покуда я сиднем сидел взаперти, постепенно накапала какая-никакая денежка. Знать бы еще, за какие сочинения?
   Впрочем, это было уже не так важно. Важно было другое - за целый год меня не посетила ни одна творческая мысля, как отрезало!
   Впрочем, это было вполне объяснимо - когда всё болит, какое, к чёрту, творчество...
  
   ...Я безмятежно дрыхнул, прочно ухайдаканный очередной выползкой на прогулку. Встряхнулся от настырных трелей телефона.
   Спросонья ухватил трубу, услыхав в ней холодный женский бас:
   - Алексей Вадимович?
   Отозвался сонно:
   - Он самый. С кем имею честь?
   Трубочный голос продолжил басить:
   - Вас беспокоят из Бюро судебно-медицинских экспертиз. Вам назначены повторные судебно-медицинские исследования на 19 апреля. Сивцев Вражек, 12.
   Чувствуя, что начинаю полошиться, я нервными каракулями нацарапал продиктованные детали. Ну, вот! Повторная экспертиза! Слава Богу! Теперь уж ни о каких трёх неделях уже и речи быть не может!
   Выпал в осадок от радости... В моей, видать, недостаточно отбитой башке, весёлым диксилендом задудели радужные надежды на справедливость. Я по дурости решил, что всё-таки - другие люди, и даже в другом месте! К тому же, теперь-то я был официально признанным инвалидом!.. Ага, держи карман шире!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  
   Я был склонен думать, что, похоже, не я зря всё-таки съездил в УСБ! Не зря нахлебался дерьмеца по дороге. И не зря горбатился над заявлением, точно трудоголик из Страны Восходящего Солнца.
   Движение, хоть и маленькое, всё же началось - мне прилетела весточка - сопроводительное письмо из УСБ: "Начальнику УГИБДД ГУВД г. Москвы генерал-майору С.А.Казанцеву. Направляю заявление Шавернёва А.В. в отношении сотрудников ДПС ГИБДД ЦАО г. Москвы для проведения проверки силами аппарата управления. О результатах сообщить заявителю. Начальник полковник милиции Н.Ф.Сосновик".
   Отлично, есть контакт! Ну что ж, посмотрим, что будет теперь.
  
   Готовясь к предстоящей экспертизе, я на всех парах накинулся наводить справки. Все знакомые медики были подняты по тревоге.
   Меня интересовал главный вопрос - на основании чего определяется степень вреда здоровью, а стало быть, виновность или невиновность лиц, причинивших этот самый вред. Чтоб хоть знать, где искать. А то, чего же - найди то, не зная что?
   Задачка оказалась не из лёгких. Пришлось хорошенько пошевелиться, прежде чем я уцапал то, что искал. Одна знакомая врачиха внесла кое-какую ясность. Дело вот в чём:
   Оказывается, существовал некий Приказ Минздрава России N 407, в соответствии с которым и следовало проводить судебно-медицинские исследования. Однако Приказ в своё время вызвал волну негодования, и его отменили - уж больно он был правильным, слишком связывал руки, мешал работать. Затруднял, как сейчас принято гламурно именовать "лоббирование интересов". Раньше это по-другому называлось. Все знают, как.
   Так вот по сему Приказу, вред здоровью средней тяжести составляло расстройство здоровья от 21 до 120 дней. То есть по нему в моём случае налицо выходило уголовное преступление - я давно уже перешагнул этот рубеж. Кроме того, по нему несросшийся, как у меня, перелом обеих костей голени составлял 40% утраты трудоспособности. Опять - уголовушка!
   Своеобразие ситуации составлял интересный факт - старый приказ отменили, а новый - не приняли. Так что теперь по закону степень вреда здоровью можно было определять разве что по утрате трудоспособности, признаки которой давались в УК РФ и КоАП РФ. Щас!
  
   Подоспело 19 апреля - день моего визита в бюро СМЭ на Сивцев Вражек.
   Погода не баловала. Денёк выдался серый, под стать цели моей выползки. Моросил характерный весенний дождичек, и поэтому, подаренный мне год назад внутренний барометр зашкаливал что есть мочи. Чувствовал из-за погоды я себя хуже некуда, поэтому на сей раз отправился не один. Элементарно побоялся.
   Упросил и приятеля-адвоката подъехать - слишком многое сегодня ставилось на карту. В случае чего, рассчитывал на его прикрытие.
   Сивцев Вражек - улица старинная, ведёт историю с семнадцатого века. Как все подобные московские улочки - кривенькая, много старых домиков. Под землёй неспешно несёт свои воды речка-вонючка, убранная в трубу после победы над Наполеоном.
   В своё время где-то здесь находилось общежитие студентов-химиков имени монаха Бертольда Шварца, которое украшал скелет, собственность студента Ивануполо.
   Короче, улочка - с историей, смотрится весьма поэтично... Кроме одного дома.
  
   Итак, наша процессия добралась до страшного здания. Мы оказались у входа.
   Стоп! Вот она, ошибка профессора Плейшнера! Вот они - незамеченные тридцать три утюга в окне!
   Если вы, упаси Бог, конечно, но всё же оказались в ситуации, когда вам назначена судебно-медицинская экспертиза, знайте - по закону, как потерпевший вы обладаете правами потерпевшего по экспертизе. Я уже упоминал об этом. Почитайте статьи 198 УПК и 26.4 КоАП РФ.
   Кроме того, существует действующий, подписанный Президентом России, Федеральный закон "О Государственной Судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации" N 73-Ф3.
   Важно! В соответствии со статьёй 28 этого федерального закона "Судебная экспертиза в отношении живых лиц может проводиться в добровольном или принудительном порядке. В случае, если экспертиза проводится в добровольном порядке, в государственное учреждение должно быть представлено письменное согласие лица подвергнуться экспертизе".
   Не написав письменное согласие, никуда не ходите, упритесь и требуйте соблюдения всех формальностей. А то будет поздно, и останется лишь махать кулаками после драки.
   В "согласие" включите всё, что сочтёте нужным, и обязательно сделайте копию. Помните, вас на каждом шагу хотят облапошить, всё "заряжено", виновная сторона из кожи лезет, чтобы отмазаться от судимости, на карту поставлено слишком много!
   Отсутствие же письменного документа, как вы, наверное, понимаете, лишний повод сделать из вас дурака. Обжалование уже готового Заключения, пусть даже самого бредового - сизифов труд, поэтому боритесь до того, а не после!
   Прежде чем отправляться на экспертизу, требуйте определение о назначении экспертизы. Если у вас появились какие-то сомнения, смело разворачивайтесь - по закону никто не может вас насильно заставить. Вы - не преступник, вы - жертва.
   В соответствии со статьёй 8 этого ФЗ "Заключение эксперта должно основываться на положениях, дающих возможность проверить обоснованность и достоверность сделанных выводов на базе общепринятых научных и практических данных".
   Попробуйте в "Согласии на экспертизу" отразить этот вопрос. Знайте, сейчас нет недоступной информации, всё легко проверяется хотя бы через "паутину".
   Я все эти моменты, естественно, упустил, за что и получил. Но это не всё, последствия контакта с обитателями ужасного здания стали для меня более чем серьёзными. Но об этом позже...
  
   Как бы то ни было, я по собственной тупоголовости оказался там, где добра мне явно не желали. Хмурая обстановка нагоняла тюремную тоску. Меня не покидало ощущение, что я попал в страшную сказку, которыми обычно пугают непослушных детей.
   Сразу стало ясно, что к нашему приходу "подготовились". Спектакль можно было, в принципе, и не устраивать, финал был предрешён заранее, и к гадалке не ходи! Но меня было решено помучить в воспитательных целях, чтоб неповадно было всякой рвани мешать работе так хорошо налаженного конвейера.
   Мы, естественно, прибыли с запасом, и, пока ожидалось начало спектакля, было настрочено Ходатайство о включении дополнительных вопросов эксперту. В нём просилось, числе прочего, рассмотреть и утрату профессиональной трудоспособности.
   Нарушения начались сразу же. Для начала, никто не представился. Не показали определение о назначении экспертизы, не разъяснили мои права.
   Я как-то сразу всё понял, и мне нестерпимо захотелось уйти, но было поздно - действо началось. "Дружище, вы ошиблись адресом".
   В кабинете на стуле инквизитором возвышался жирный мужик с откормленной физиономией. Поодаль от него, деваха за столом что-то записывала. Пришаркала сгорбленная старуха с остреньким злым лицом, и уселась возле мужика.
   Антураж давил и способствовал учащённому сердцебиению...
   Мы попытались подать Ходатайство. Старуха свирепо ощерилась:
   - Всё к следователю. Мы никаких ходатайств не принимаем.
   У меня в горле запершило. "Какому ещё следователю? Что за м...дистика?"
   Адвоката в кабинет не допустили. Ну вот. Началось. Похоже, запахло жареным.
   Становилось жутко... Отрепетированный дома текст застрял в горле.
  
   В облике мужика гуляло самодовольство и вседозволенность. Невыносимая улыбка не слезала с его лица. Говорил он приторным голосом, непрестанно "шутил", разбавляя речь какими-то неуместными с окружающей обстановкой, хохмами, от которых делалось замогильно. Заговаривая мне зубы, он, блистал ужасающим юмором, светясь от наслаждения и бравируя своим превосходством.
   Лучше бы он ругался матом. Пережил бы как-нибудь. Общеизвестно, что предельно унижать человека можно и высоким штилем, не употребив ни единого грязного оборота.
   Видно было, что мужику нравятся "игры" с такими, как я. Невольно вспомнилось "остроумие" мента, к которому я четыре года назад сдуру приполз, истекая кровью с простреленной харей после нападения вооружённых отморозков. Тем отморозкам тогда всё сошло с рук...
   Меня "топили", это было ясно сразу. Не заметить утверждённый план - всеми способами не допустить возбуждения уголовного дела, было невозможно. Да это и не пытались скрывать. Шла война, причём никакая не опереточная, а самая настоящая. Отдавало зоологией - там одни животные, чтобы быть сытыми, поедают других животных.
   Перед моими глазами всплыла авторская иллюстрация Экзюпери к "Маленькому принцу", где удав съел слона, и стал похожим на шляпу.
   Засучив штанину, я оголил свою страшную ногу со ставшей выпуклой, округлившейся щиколоткой, и обречённо уставился на невыносимую улыбку напротив.
   Действо покатило дальше. Мне было велено посгибать ногу в разных положениях. Я подчинился. Дойдя до возможного предела, затравлено взглянул на мужика. Было больно. Искорёженная нога сгибаясь, хрустела и начинала пухнуть.
   Мужик стал меня радостно подзуживать: "Ещё попробуйте!.. Так!.. Ещё!.. Ну, сильнее!.. Хорошо!.. Хорошо... Молодец!", - и повернувшись к девахе, развеселым, довольным голосом продиктовал ей какие-то цифры.
   Сердце в моей груди запрыгало, словно теннисный мячик. Что значит "молодец!" Меня же топят. Давят, как клопа!
   Испытание продолжилось. Другое положение, третье - то же самое: "Молодец!.. Хорошо!.. Хорошо!.." И опять угнетающее веселье, радостно-довольные цифры.
   Что хорошо? Как у Карнова?
   Мужик сиял. Меня же просто вминало в пол. Внутри заскоблило. Сознание вновь подало голос: "Что он там диктует, что ещё за цифры! В законе есть же чёткое, предельно разжёванное определение!". Я попытался дрожащим голосом качнуть права:
   - Послушайте, я - инвалид второй группы, полностью нетрудоспособен, уже почти год не работаю. Мне даже просто ходить, и то больно. Да ещё - скоро опять под нож ложиться! И неизвестно, сколько раз!
   Бесполезно. Последовал отвлекающий манёвр - со мной "пошутили" анекдотом про больницу, смысл которого до меня в моём нынешнем состоянии, естественно, не доехал. От такого загробного веселья меня начало знобить, в глазах потемнело.
   Что за неуместный юмор! За что они меня мучают, что я им сделал? Становилось всё более жутко, в висках загудело, сердце запрыгало ещё сильнее, дыхание сделалось прерывистым.
   Задыхаясь, я ткнулся глазами в пугающую улыбку: "Да, такой точно не пойдёт, как доктор Рошаль, с белым флагом, рискуя жизнью, в стан террористов, чтобы спасти из плена захваченных в заложники детей. И в горячие точки наверняка не попрётся. Зачем? Это опасно. То ли дело всякую пьянь отмазывать! Нашёл себе непыльное, а главное, прибыльное занятие, а в антракте, вон, можно беззащитного инвалида помучить, ничем не рискуя!".
   Надежды улетучились. Зачем я сюда пришёл? Я чувствовал себя, как в застенке. Попался...
   Ужас момента заключался в том, что если б сейчас меня, так, для развлечения, начали лупить, никому бы за это ничего не было. Меня бы легко отфигачили, как Пеле футбольный мяч, а я б и доказать ничего не смог.
   Я был полностью бесправен. Совершенно безнаказанно со мной могли сделать всё, на что только может подвигнуть буйство фантазии. Даже если б я после того жмуриком плавал в формалине.
   Передо мной были полноправные хозяева жизни, наделённые неограниченной абсолютной властью, а я был - плюнуть и растереть, раздражение после бритья...
   Кстати, дальнейшие события подтвердили, что это именно так и есть.
   Мои опоненты были неприкосновенны, как император древней азиатской державы, и находились вне какой-либо критики. Кому-то это выгодно...
   Я не то, чтобы испугался. Мне стало страшно дикой глупости ситуации. Ради чего всё это?
   А если бы у меня сердце не выдержало? Почему-то вспомнилось объявление в зоопарке "Не дразните страуса, пол - цементный"...
   Цепляясь за последнюю соломинку, я попытался взывать к старухе, всё-таки - женщина:
   - У меня полная утрата трудоспособности уже почти год, больше ста двадцати дней. Тяжкий вред здоровью.
   Старуха оскалила зубы:
   - Отменили!
   - Но в Заключении мне написали "расстройство здоровья свыше трёх недель"
   Она ухмыльнулась:
   - А мы всем пишем "свыше трёх недель". И долечивайтесь себе, сколько хотите. Хоть всю оставшуюся жизнь!
   - А если человек помрёт?
   - Это - пожалуйста!
   Я подумал: "Был бы я известным артистом, набрал бы сейчас нужный телефончик, и в считанные минуты вопрос был бы улажен. Как всё просто.
   Но я - так, вонючее быдло, хошь - живи, хошь - подыхай!..
   Хорошее дело! Выходит, только элита может рассчитывать на справедливость? А всем остальным помалкивать? Тебя инвалидом сделали, а ты - забей? Твоя жизнь три копейки не стоит? Нет уж, господа, так не пойдёт! Даже если бы я был бомжом, разящим мочой, всё равно, так нельзя!"
   А мужику тем временем "вечер юмора", похоже, поднадоел, и он резко оборвал этот спектакль, каменно процедив:
   - Вы свободны!
   Это был приговор. Мне показалось, что даже пульс у меня забился неровно. Вмиг взмокший, я ещё раз затравленно огляделся вокруг, надеясь увидеть признаки хоть чего-то человеческого. Не увидел. Надо ж дать.
   Да, я в очередной раз всё сделал неправильно... Мне не нужно было сюда приходить, здоровее был бы. Застряв в распахнутых дверях, вздрагивающими губами я попробовал заполучить хоть что-то:
   - Я могу взглянуть на определение о назначении экспертизы?
   Старуха отрезала:
   - Нет, не можете, все вопросы к следователю!
   Во мне, заикаясь, взорвались остатки истоптанного человеческого достоинства:
   - Да что вы заладили? Какому ещё следователю? Нет, и не может быть никаких следователей! Кто назначил экспертизу? Я имею право знать! Что за тайны!
   Вступился приятель-адвокат с железом в голосе:
   - Подэкспертный имеет право это знать. Вы нарушаете закон.
   - Ну, хорошо. Если это вас так интересует. Карнов Евгений Николаевич. Вы удовлетворены? Он сейчас в отпуске, сегодня звонил.
   Я чуть не упал, из меня невольно вырвался олигофренический фальцет:
   - Кто?!!
   - Карнов Евгений Николаевич.
   Тут меня прорвало:
   - Да будет вам известно, что этот ваш Карнов в настоящий момент по моему заявлению проходит проверку по линии УСБ.
   Никакого эффекта на присутствующих эта информация не произвела. Только ухмыльнулись. Меня же появление на горизонте знакомой фамилии доконало окончательно. Всё было понятно. Комментарии были излишни... Из меня напоследок непроизвольно выскочило:
   - Спасибо, что не били...

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

  
   Это был перебор. На душе скребло. Под вечер мне сделалось совсем худо. Подскочила температура - нервное напряжение дало о себе знать. Изглоданное непосильными напастями нутро показало характер.
   Слёг на несколько дней. Провалялся шпалой. Когда же, наконец, оклемался, взялся делать выводы.
   А выводы совсем не прикалывали - играть со мной на одном поле явно не хотят. И понятно, почему.
   Как же хитро всё замутили. Картина-то выклёвывается совсем голимая. Для меня приготовили капкан, в который я так глупо и лупанулся. Снизошли, сделали одолжение - для отвода глаз разыграли "экспертизу".
   Но, экспертиза-то проходила под контролем лица, в отношении которого мной было подано заявление о возбуждении уголовного дела, и которое, опять же, по моему заявлению, в настоящий момент проходило проверку по линии УСБ. В смысле лицо.
   Железобетонно, что Карнов помогать мне уж точно не будет, и как он ко мне относится за моё творчество в его адрес, смекнуть не трудно. И вовсе не треба обладать рюхом Эркюля Пуаро, чтобы понять, что он в состоянии влиять на ситуацию.
   Окромя того, признание тяжкого вреда моему здоровью, как минимум, отозвалось бы на служебной карьере Карнова.
   А уж этого ни при каких обстоятельствах не допустят, даже если я дам дуба. Впрочем, обо мне там думают меньше всего.
   И, наконец, Карнов на всякий пожарный ушёл в отпуск. Распространённое явление - в таких случаях обычно уходят в отпуск. Если бы даже на секунду можно было допустить, что у меня хватило б дурости обратиться к "следователю", понятно, что его на рабочем месте бы не оказалось.
   Что ж, терпилу опять объегорили - лишили всех прав потерпевшего по экспертизе.
   Сам виноват, нехрена было соваться, загодя не предусмотрев все ловушки и капканы. Знал ведь, что идёшь не к друзьям. Облажался - пеняй на себя! Наступил ведь на те же грабли.
  
   Видать, пора браться за перо. Отняли у человека возможность заниматься любимым делом, вынуждаете вместо этого писать всякую мерзятину? Битте!
   Отправил два письма - в прокуратуру города и Генпрокурору. Просил о проведении экспертизы на законных основаниях, и об отстранении от экспертизы Карнова.
   Размечтался! Губки раскатал? Скатывай обратно. Александр Сергеич про таких писал: " Дурачина ты, простофиля!"
  
   Время шло, и уже совсем немного оставалось до юбилея, годовщины моей новой жизни. На дворе уже вовсю шумел май - двенадцатый месяц нового летоисчисления.
   Наступило 9 мая. Шестьдесят лет победы. Я же смотрел на эту дату не так, как все.
   Во-первых, мой отец - труженик тыла. По возрасту он, конечно, не мог быть участником войны, но свой вклад в приближение Победы внёс.
   А во-вторых, последние события наводили на серьёзные размышления...
   Ещё за несколько дней до праздника по телевизору зазвучали задушевные песни военных лет, стали давать фильмы про войну, Москва заметно похорошела.
   В сам праздничный день на улице можно было увидеть нарядно одетых, совсем стареньких дедушек с орденами, тех, кто победил в самой страшной войне, и перед кем все должны были быть в неоплаченном долгу. Настоящих победителей, победителей вероломных кровожадных врагов.
   Двадцать миллионов их товарищей вообще не вернулось домой... Ради чего?
   Та страшная война закончилась шестьдесят лет назад.
   А сейчас шла война другая, с виду незаметная, но не менее страшная. Внукам и правнукам победителей самой страшной войны человеческой истории, если они, конечно не "денежные мешки", была уготовлена незавидная участь - коррупция, произвол, беспредел уже протянули к ним свои вонючие лапы.
   Внуков и правнуков ветеранов войны можно было хоть поголовно от мала до велика делать инвалидами, и за это ничего бы не было. Даже прав бы не лишили. Уж нашёлся бы какой-нибудь добрый дядя, за этим дело бы не заржавело...
  
   Настроение было ужасающим. Чтобы хоть как-то его поднять, я по традиции принялся шмонать память в поисках чего-нибудь повеселее. Отмотал картинку на десять лет назад, в год 1995, когда, пожалуй, ещё более широко, чем сейчас, праздновалось пятидесятилетие Победы.
   Я, к сожалению, все столичные торжества смог посмотреть уже позже, и только в записи, потому что в Москве меня в тот день не было из-за очередных гастролей.
   Профессиональные же дела на 9 мая 1995 года забросили меня в славную столицу Калмыкии - Элисту, где, как и по всей России, тоже проходили праздничные мероприятия. Пригласили большую бригаду из Москвы.
   По иронии судьбы, эти гастроли втиснулись в пересменок между выпускными госэкзаменами в институте. Два из них я уже спихнул, оставался "заключительный аккорд", запланированный на 12 мая. "С корабля на бал", как у Грибоедова... Не впервой. Я и поступал, "с корабля на бал", и заканчивал - аналогично. Работа у нас такая.
   Я, как положено, на "финал", справил себе хороший костюм, и, решив его чуток обносить, взял его с собой на эти гастроли в качестве концертной спецодежды.
   Организаторы постарались - на центральном стадионе Элисты был устроен не просто стандартный праздничный концерт, а действительно театрализованное представление, где концертные номера чередовались с хорошо срежиссированными эпизодами войны. Учитывая, что это всё-таки не Москва, которую ничем не удивить, зрелище подготовили яркое.
   Для пущей убедительности на стадион доставили настоящую полевую кухню, где всем желающим предлагалось отведать солдатской каши. Мне, кстати, понравилось, я в охоточку срубал две миски.
  
   Тут просто нельзя не вспомнить многолетнюю традицию устраивать по большим праздникам грандиозные театрализованные эстрадно-массовые действа.
   Даже профессия такая появилась - режиссёр эстрадно-массовых представлений. Кстати, в годы моей учёбы в горячо любимом институте был и у нас такой факультет, и я как-то даже подумывал об освоении смежной профессии, но запарка с работой этому помешала - я свой-то факультет чудом отбарабанил где-то в перерывах между гастролями.
   Как бы то ни было, эстрадно-массовые действа в нашей стране крепли и развивались, и, в зависимости от масштаба мероприятия, поражали своей широтой. Были и свои герои.
   Непререкаемым лидером среди них был главный постановщик всех праздников нашей необъятной Родины, легендарный Эдуард Смольный, фигура культовая в истории советской эстрады.
   Этот строгий мужчина с рацией, невидимый и неведомый простодушной публике, как маг и волшебник умело руководил творящемся на поле стадиона, одним словом перемещая сотни людей с места на место.
   Рассказывали курьёзный случай. Идёт помпезное театрализованное представление, задействовано немереное количество участников. Железный сценарий, каждый эпизод рассчитан по секундам. Главный режиссёр Смольный по рации руководит происходящим на поле: "Пехота - вперёд!". Пошла пехота. "Десантники - вперёд!" Пошли десантники. И вдруг происходит какой-то сбой, раньше, чем нужно в небо взмывают вертолёты, и оттуда совершенно не в кассу вывали-ваются парашютисты, купола их парашютов, ни к селу, ни к городу, медленно оседают на поле стадиона. Режиссёр Смольный, хватаясь за сердце, орёт в рацию: "Парашютисты - назад!!!"...
  
   Праздничное действо в Элисте, судя по всему, удалось. Были и парашютисты - хорошие ребята, кстати. Прекрасный актёр Сергей Никоненко читал "Василия Тёркина", загримированный под героя поэмы Твардовского. Я всегда был пристрастен к хорошим стихам, может статься, по-тому что лично у меня всё больше выходили плохие. И, к стыду своему, я, между прочим, до сих пор так и не научился различать ямбы, хореи, дактили и прочие птеродактили... Ну, это не самое страшное, как-нибудь переживём.
   Единственное, праздничную программу мне, толком поглазеть так и не удалось - всё-таки я приехал работать, и забот у меня, как всегда, хватало. Звукреж засел в каком-то автобусе, как обычно, что-то не фурычило, лепестричество пропадало - картина, в общем, знакомая, традиционная, и поправимая.
   Но концерт был явно хороший, потому как после него был банкет, по завершении которого, всем столичным штучкам были бонусом вручены пакеты с сухим, и не только сухим, пайком, и всю тусовку эскортом повезли в гостиницу.
   Что до гостиницы, то она в этот раз была совсем неважнец, и отчего-то всех расселили на первом этаже. Меня, впрочем, это не загрузило. Гостиницы я в жизни повидал самые разные - от пятизвёздочных отелей за бугром до избушек "того-гляди-обвалится" в Оболдуевсках и Чебурахинсках. Нажился и в шикарных апартаментах, и в семиместных пятилюксах, поэтому никаких тараканов у меня на этот счёт никогда не имелось. Было бы, где храпануть, где торец ополоснуть, и где оправиться.
   Так как номера у всех были совершенно идентичные, на одном этаже, через стенку друг от друга, место для продолжения банкета было выбрано довольно быстро и чисто методом тыка.
   Переодевшись, мы вскоре все собрались у поэта-песенника Александра Шаганова, чей номер был дверь в дверь с моим. На стол были выгружены "трофеи", появилось всё, что нужно, и началась нормальная гастрольная жизнь...
   И хотя день грядущий предстоял ответственный - вся тусовка в полном составе приглашалась на приём к президенту Кирсану Илюмжинову, - творческие натуры это обстоятельство сдерживало мало. Завтра - это завтра!
   Отдых начался. Рассказывались всякие-разные байки из артистической жизни, шпарились анекдоты, наиболее творческие единицы периодически накатывали.
   Поговорили с артистом Никоненко о нашумевшем фильме "Инспектор ГАИ". Ой, не знал я тогда, какие приключения меня ждут меньше чем через десять лет!.. Помнится, мне вроде удалось блеснуть неплохим знанием поэзии Есенина, которую я всегда любил...
   Однако время было уже не совсем детское, некоторым понемногу уже начинало хотеться баиньки и наши ряды мало помалу редели... В отличие от напитка имени Менделеева, количество которого на столе почему-то упорно не уменьшалось.
   Потянулись долгие-долгие разговоры не шибко трезвых людей, я тоже увлёкся, развивая какую-то дискуссию ни о чём, и постепенно, я и Саня остались в номере одни, всех остальных по очереди свеяло ко сну.
   Беседа уже вплотную приблизилась к расходным пятидесяти граммам, которые мы, только было собрались с аппетитом дерябнуть и разойтись, как в дверь стали настойчиво стучать.
   Мы переглянулись - вроде не шумим, не буяним, песен не горланим, даже разговариваем и то вполголоса... На вопрос "Кто там?", из-за двери откликнулся визгливый козлетон:
   - Срочно откройте. Это горничная!
   Открыли. Появилась очкастая тётка истерической наружности.
   Обратилась не к Шаганову, а ко мне:
   - Вы из 111 номера?
   Я, вполне галантно, чуть пристав из-за разухабисто "сервированного" остатками снеди и полупустыми ёмкостями стола, расплылся в, не до конца прожёванной, улыбке:
   - Да! И горжусь этим!
   - У вас - одноместный номер! Кто у вас там ходит?
   Такая постановка вопроса мне показалась идиотской, и я улыбку выключил:
   - Послушайте, вы разве не видите? Артисты из Москвы мирно репетируют, кстати, не шумят, и никого не беспокоят. У нас завтра, между прочим, вообще очень важное мероприятие, приём у президента Илюмжинова. Нам нужно обсудить кое-какие организационные вопросы. А вы нам мешаете! Потрудитесь покинуть номер!
   Тётка потрудилась. Однако прошла минута-другая, и в дверь снова забарабанили.
   Пришлось открыть. Опять горничная. Тётка не унималась:
   - Из сто одиннадцатого! Зайдите в свой номер!
   Я, с раздражением, подчинился. Наше трио выбралось в коридор, я отпер свою дверь. Мы зашли вовнутрь, я, щёлкнув выключателем, зажёг свет...
  
   ...Увиденное зрелище повергло меня в шок. Сердце заколотилось быстрее, чем нужно, хмель как-то разом выветрился. Ноги пристыли к полу...
   Окно было расхребянено настежь. На белом подоконнике отпечатался грязный след от подошвы какого-то несуществующе-великанского ботинка. Место, где ещё несколько часов назад мозолила взор моя необъятная гастрольная сумка, зияло пустотой.
   Осиротело и место на тумбочке, где я оставил часы, очень не хилые, надо заметить, и навороченный плеер, недавно привезённый мной из-за кордона.
   Основной же удар ждал меня на сладкое. Я обвёл глазами номер, и уткнул взгляд в шкаф, куда я поместил отвешиваться костюм. Тот самый, в котором я должен был через два дня щеголять на заключительном "госе", и в котором я завтра планировал пойти на приём.
   Вешалка была пуста... Заодно я не досчитался фирменной привозной куртки, а также крутой белой шёлковой рубашки и галстука, купленных в дорогом бутике.
   Горничная съязвила, посверкивая всеми своими "четырьмя глазами":
   - Вот видите! Что я вам говорила! - и, Слава Богу, свалила, наконец. Её было слишком много.
   Я же инстинктивно первым делом окинул взором свой прикид - всё, что мне любезно оставили местные романтики. Поскольку осталось только то, что в тот момент было на мне.
   Кирдык! - потрёпанные, уже "домашние", протёртые на бубенцах джинсы, выцветшая, застиранная футболка из этой же серии. На приём к президенту - самое то! Класс!
   Воцарилось тягостное молчание. Тишину прервал поэт Шаганов:
   - Ладно, это всё мелочи. Жалко, конечно, но сейчас не об этом. Где твой паспорт?
   Я опомнился "Ах, да, паспорт!"... Паспорт хранился в сумке, которую спёрли, и я, надеясь на чудо, на коленках бросился шарить по номеру...
   Какое счастье! Пожалели!.. Благодетели!.. Выкинутый паспорт валялся где-то за креслом. Вызвали милицию.
   Мент-калмык, записав наши показания, непонятно зачем вдруг стал замерять у нас размер обуви, хотя и на глаз было видно, что отпечаток на подоконнике принадлежал какой-то двухметровой горилле с размером ботинка минимум сорок пять.
   А дальше - как в известном фильме - "опись, прОтокол, отпечатки пальцеу". Нам по очереди намазали подушечки пальцев какой-то дрянью, и каждый палец отпечатали на бумаге. Когда эту операцию проделывали с Шагановым, я виновато промямлил:
   - Сань, ради Бога, извини, что впутал тебя в это дело.
   Он улыбнулся:
   - На твоём месте мог быть я!
  
   С утреца вся тусовка с миру по нитке принялась нивелировать события минувшей ночи. Поэт Шаганов выручил брюками, артист Никоненко - станком, побрить мою заметно погрустневшую физиономию. После того, как был нарыт ещё и чей-то лапсердак, общими усилиями меня кое-как приодели для приёма.
   В итоге мне был придан, не весть какой, но всё ж-таки вполне товарный вид. Шмотки с чужого плеча висели, конечно, как на корове седло, но было не до этого.
   Приехавшие с нами московские администраторы, муж с женой, довольно смурные, подвалили ко мне и начали слёзно уговаривать:
   - Вернёмся в Москву - всё тебе компенсируем! Только, пожалуйста, Илюмжинову ничего не говори! Умоляем!
   Я пожал плечами, типа ладно.
   Пару часов спустя, вся наша бригада с приклеенными улыбками предстала в кабинете Президента Калмыкии. Кирсан Илюмжинов любезно со всеми нами беседовал. Участливо поинтересовался, всё ли хорошо, нет ли у кого каких-нибудь проблем. Я кинул выразительный взгляд на наших администраторов. Те сделали мне в ответ квадратные глаза... Я, так и быть, смолчал...
   Прилетал я в Элисту со здоровенной сумкой, а улетал с тощим полиэтиленовым пакетом.
  
   Стоит ли говорить, что по возвращении в Москву никто мне, естественно, ничего не компенсировал. На финальный госэкзамен я насилу успел худо-бедно вырядиться, так же, с миру по нитке. Я - не яппи, костюмы не ношу по определению, в единственном бывшем - теперь гулял неизвестный мне житель Элисты, а рыскать по магазинам времени уже не было.
   Через пару недель все экспроприированные в Элисте вещи, были закуплены по-новой, а ещё спустя две недели, уже на борту океанского лайнера, в составе культурной программы, я бороздил просторы Средиземного моря в морском круизе.
   В одном из круизных портов, вроде бы, в Ла-Валетте, сейчас уже не помню, любуясь какой-то местной туристической красотой, я неожиданно столкнулся с Сергеем Никоненко. Тот громогласно меня приветствовал:
   - О-о! ЗдорОво, обворованный!..
   Жизнь покатилась дальше. Приключения в Элисте постепенно как-то подзабылись, отодвинувшись на задний план, и лишь время от времени я о них вспоминаю в том или ином контексте.
  

ГЛАВА ПЯТАЯ

  
   Отдышавшись от последствий посещения Сивцева Вражка, я, яростно почёсывая бестолковку, сочинял первою в своей жизни кассационную жалобу, или как её в простонародии величают - касатку. Самочувствие более-менее устаканилось, и я созрел к обжалованию в судебном порядке отказного постановления по Карнову.
   Сюжет с "повторной экспертизой" поддал хорошее ускорение.
   Уже поднаторев в написании заявлений юридического характера, я по полочкам разложил все ляпы отказняка, разжевал все допущенные нарушения закона, добавил как-то ранее ускользнувшее от меня по неопытности, нерассмотренное оставление в опасности. Просил признать вынесенное Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении Карнова Е.Н. незаконным и необоснованным. В соответствии со статьёй 125 УПК.
   Когда текст был составлен и скорректирован, моя жалоба почтой отправилось в Хамовнический районный суд ждать своей очереди.
   Приближалась "знаменательная годовщина". Я продолжал нагуливать аппетит, до полного выжимания шныряя по улицам, и как бы беря реванш за год. За год, который мне показался веч-ностью, эпохой, как хотите называйте, но за который я узнал и испытал больше, чем среднестатистический обыватель - за всю жизнь...
  
   Время неумолимо отпихивало в прошлое дни за днями, всё ближе и ближе прижимая меня к "юбилею". До 30 мая оставалась уже совсем какая-то крохотулька, когда меня вновь разуважили звонком с Сивцева Вражка. Писклявый женский голос из телефонной трубки, на сей раз соизволил представиться:
   - Алексей Вадимович? Вас беспокоит судмедэксперт Сиротинская из Бюро судебно-медицинских экспертиз. Мы вот, только сейчас заметили, у вас же была ещё и травма головы?
   Меня резко всколыхнуло:
   - Ну, конечно! Я же головой сильно ударился о лобовое стекло, а потом ещё об асфальт. Это не какой-то лёгкий щелбан - на лобовом стекле от удара имеются многочисленные трещины. И это официально запротоколировано. После удара я стал намного хуже видеть, раньше такого не было! Меня мучают головные боли.
   - Хорошо-хорошо! Осмотрим.
   В моей, видать, совсем безмозглой башке опять затеплилась надежда. Как довольно скоро выяснилось, разумеется, напрасная. Обстоятельства-то всё больше и больше напоминали игру кошки с мышкой. Мне, естественно, была отведена роль мышки.
   Зато теперь я знал хотя бы одну фамилию, а то до этого я имел общение с "инкогнито" - мне представиться не возжелали.
   Вскоре мне был назначен осмотр в Глазной больнице. Причём, назначили на пятницу, 13-е, очевидно стараясь испугать меня каббалистической символикой.
   Ага! Зря старались. Очень испугался. Я в эту чушь не верю.
   В условленное время, упёршись в стену, я тупо сверлил глазами пол возле нужного кабинета. Внутри бурлило. Пытался себя настроить, что по фигу метель, всё будет в порядке. Не получалось. Осознание того, что нужен я им всем, как муха в супе, не давало повода к оптимизму.
   Наконец появилась экспертша. О Господи! Та самая старуха. У меня разом всё опустилось. Завидев меня экспертша приблизилась. Неприязненно глядя, выдавила:
   - Ну, как, полегче не стало?
   Ответил, что думал:
   - Если будет продолжаться в том же духе, мне скоро будет совсем полегче.
  
   Мужик-глазнюк осматривал и просто, и с приборами. Пыхтел, сопел, спрашивал, чего-то записывал. Таблица со всеми этими "ШБ мнк" непривычно расплывалась. Даже средние строки двоило.
   Глубинка моей души шуршала несмелыми надеждами на справедливость... Зря!
   Наблюдавшая за осмотром экспертша, молчала-молчала, и вдруг вставила:
   - А мы не знаем, как у вас раньше было!
   Мне показалось, что через меня пропустили электрический ток. Ком подкатил к горлу. В висках застучало: "Ну что, получил? Выкуси, всё схвачено!".
   Язык стал, как деревянный, во рту пересохло, я еле выжал:
   - Раньше у меня была единица.
   Это была чистая правда, без балды. Ни Ташкент, ни даже "парилка" с огнестрелом не сумели подгадить. Зрение было тем немногим, на что я вроде никогда не жаловался.
   Старуха не унималась:
   - Но у вас последнее посещение офтальмолога было в 1990 году!
   Я почувствовал, что земля уходит из-под ног. Похоже, сковырнули последнюю надежду. Попробовал хоть за что-то уцепиться:
   - Правильно. Я тогда комиссию проходил для поступления в институт. С тех пор надобности не было, на зрение не жаловался.
   Прозвучало, как глас вопиющего в пустыне. У меня внутри заскакало. Сердце стало задевать кадык. Господи, ну когда же меня перестанут мучить?!
   Остатки мозгов лихорадочно заработали. Включилась перемотка памяти. Ну, конечно, я пятнадцать лет в поликлинику практически не заглядывал. Надобности не было - сам справлялся. Больничный мне вообще никогда не был нужен, я даже и в руках его не держал. Как выглядит - не знаю, не видел. Ни разу в жизни не бюллетенил. По докторам не шатался, некогда было. Если и приспичивало, например "с зубками", адресовывался к услугам частной медицины.
   Ранение, понятно, тоже лечил не в районной поликлинике. А так - за время, прошедшее с поступления в институт, я вроде и не болел даже. Не положено мне болеть, работать надо!
   Обратился в 1996 году один единственный раз за пятнадцать лет, чтобы получить направление в спецполиклинику к врачу-фониатру, когда возникли проблемы с голосовыми связками - профессиональная болячка певунов, никуда не денешься. Собственно - всё.
  
   Сомнений не было. Профукал. Шляпа!
   Опять спектакль. Пьеса Островского "Волки и овцы", да ещё и в бездарном исполнении.
   Уже в коридоре я, запинаясь, обратился к экспертше:
   - Я хотел бы просить об обследовании у нейрохирурга. У меня сильные головные боли.
   Она зыркнула на меня многозначительно:
   - Не вижу смысла!
   - Но почему? - я всё ещё пытался за что-то ухватиться.
   - Потому что не поставят вам тяжкий вред здоровью, - выделяя каждое слово, ответила бабка.- И, вообще, пора заканчивать.
   - В смысле - убить меня, что ли? - я напружинился. - Так это надо было делать не сейчас, а год назад. Убили бы сразу - не мучили.
   - Нет, в смысле - назначать комиссию, - она демонстративно зашагала к выходу, но я её окликнул:
   - Подождите!
   - Что вам ещё надо? - с раздражением спросила она.
   - Меня и так уже всех прав лишили. Я имею право знать, на основании какого правового акта по медицине и здравоохранению вы собираетесь мне ставить средний вред здоровью.
   Она, свирепо сверля меня глазами, с нескрываемым удовольствием, проговорила совсем медленно, почти по слогам:
   - До свидания!
   Меня закачало. Всё закрутилось перед глазами. Напоследок зачем-то ляпнул:
   - Ни копейки от меня не дождётесь.
  
   А то, можно подумать, у меня был выбор!..
   Чтобы я отвязался, мне, так и быть, понарошке устроили игру в равенство. А на что ещё, собственно, можно было рассчитывать, когда вопрос давно решён?
   Правильно, всё олл райт, даже прав не лишили, наобещали в три короба, успокоили. "Всё хорошо". И вдруг - опаньки! недобитый терпила нарисовался, никак не подохнет: "А вот и я! Головка от ... морковки!".
   Заодно Карнов, который, ежу понятно, меня очень любит, и которому признание тяжкого вреда здоровью терпилы, что сразу поменяет дело, нужно, как рыбе зонтик.
   А терпила должен всю эту похлёбку стрескать, и лапки кверху!..
  
   ...Как я добрался до дома, не помню. На автопилоте. Голова кружилась, перед глазами всё мутнело и размывалось, как сквозь сильно заляпанные пальцами линзы очков. Удар за ударом окончательно добили и без того до отвала перезамученного инвалида.
   Это был даже не перебор. Это были нокаут. И нокдаун впридачу. Копец.
   А дальше - как у писателя, чьим именем названа улица, на которой обосновалась прокуратура ЦАО. "Всё смешалось в доме Облонских".
   На этот раз мне сделалось так худо, что пришлось вызывать "скорую". А в скворешне надоедливо гвоздил вопрос: "Ради чего?"...
   Уже потом я вынюхал, что ещё легко отстрелялся, бывает хуже. Иной раз такие дела творятся, что волосы дыбом встают. Инсульт-привет! - как нечего делать, обычная практика. Коли потребуется - и за сим дело не встанет. А могут и похлеще чего сробить.
   И то, что, я отделался малой кровью - это мне, относительно, конечно, но улыбнулась удача. Могло вообще парализовать - и такое бывает. Скажу больше. Насколько я понял, даже если б я ненароком и коньки отбросил, это тоже не вызвало бы никакого резонанса. Сказали бы, что так и было, и никто бы за это не ответил. Типа невелика потеря...
   Слёг, одним словом. Занемог не на шутку. Как тот дядя. Ну, который самых честных правил...
  
   Год жизни у меня счавкали. В свете последних событий настроение сделалось совсем панихидным. Не выдержал, снова задымил.
   Заканчивался май. Москва утопала в изумруде свежей листвы, клумбы вовсю пестрели цветами, а сиреневые заросли щекотали ноздри медовыми ароматами. Мне ж, однако, по понятным причинам, размышлять на столь отвлечённые темы и восхищаться пейзажами совсем не хотелось, и поэтические чувства на этот раз меня нисколько не одолевали. Было не до них.
   Ко всем пирогам ещё и плюсовалось, что половина процессуального срока уже умахала. А дело за это время не сдвинулось ни на йоту. У тех, от кого зависело восстановление справедливости, я состоял явно не в чести. Скорее наоборот.
   В "праздничный" день годовщины новой жизни, 30 мая, я упросил знакомого автомобилиста свозить меня к своим на кладбище. Мотаться в Подмосковье общественным транспортом мне было ещё рановато, да и страшновато. Ехать долго и опасно. И с электрички на платформу мне не сойти...
   Еле выбрался из машины. Нога за долгую дорогу затекла так, что совсем не повиновалась, и если б я, вылезая, не вцепился руками в дверцу, точно бултыхался бы в грязище.
   С трудом, но сумел пробраться к могилам, посмотрел, наконец, как сделали памятники. А то ведь целый год приходилось довольствоваться только чужими описаниями.
   Взгрустнул. Долго сидел у могил, мысленно разговаривал, рассказывал... Было о чём.
   Обратил внимание на обилие свежих захоронений вокруг. Невольно пробежал глазами даты - сплошной молодняк. Совсем ещё дети. Жить и жить... Что происходит?..
  
   Вдруг, мне вроде бы повезло, с бухты-барахты наклюнулся какой-никакой шанс хоть немножко срубить бобов. Подвернулась небольшая халтурка, первая за столько времени.
   Друзья подсобили, подогнали заказчиков - бэк-вокал прописать в студии. Работа, в принципе, пригодная и для инвалида. Это если, конечно, заказчики не испугаются.
   А так, - можно и хромому, и косому, и кривому. Всё-таки петь надо, не танцевать.
   Дали мне телефончик заказчиков, я с ними связался, потрещал, всё выяснил. Естественно, сметливо промолчал про свой физический изъян.
   Студия была какая-то новая, доселе мне незнакомая. Но возможность немного подзаработать внушала жизнерадостность. Вопрос стоял гораздо шире, чем просто урвать копеечку. Я прикинул, что надо бы в новой студии хорошо показаться, глядишь, может, и впредь будет чего перепадать. Закрепиться здесь мне бы, ой как, не помешало. Бабульки не самые, конечно, большие, но всё-таки - подспорье, тем более, в моих условиях. Плюс в нашем деле вообще принято смотреть вперёд, заводя всё больше новых и новых знакомств.
   Планы рисовались далеко идущие. На поприще бэк-вокала я сумел кое-чего достичь, легко строил интервалы и аккорды, хорошо сливался с любым тембром голоса. К сему добавлялась хорошая дыхалка, и, что особенно ценно в студийной работе, и привлекательно для заказчиков - умел писаться быстро. "Цигиль цигиль ай лю лю" на меня всегда расходовался по минимуму.
   Опыт был нажит нехилый, в том числе и по прикрыванию. Уж каких только не прикрывал. Бывало, и что совсем никаких, и в тех случаях доводилось элементарно допевать, ну, типа как толстый крендель в фильме "Собака на сене": "Я докажу вам пре-е-еданно и рья...На!" Что-то навроде этого.
   Я, кстати, сохранил себе кое-что на память. Слушаешь такие записи, и понять не можешь - а кто здесь, собственно, соплирует?
  
   Короче, в студийной работе я был далеко не новичок, а в хорошем смысле ремесленник, готовый к любым сюрпризам. Старался использовать данный мне Богом и родителями дар максимально. Безусловно, есть, конечно, певуны и погорластее, спору нет. Но и я - тоже, как бы не лыком шит!
   Перед выездом осмотрел себя в зеркале - что могут подумать незнакомые люди? Фигня, как-нибудь проскачу, чай, не в кино еду сниматься, героев-любовников играть. Прикинулся понарядней.
   Незадолго до этого, имел место разговор с одной подругой:
   - Лёш, ну что ты так изводишься? Вон, Хулио Иглесиас поёт сидя - и ничего!
   - Ты ещё скажи, что Стиви Вандер - слепой. Сравнила! Хулио Иглесиас может петь и лёжа. Он - Звезда, ему можно. Выволокут на сцену какое-нибудь канапе, он на него заляжет, будет от-туда заливаться, и все довольны. А вот нашему брату неудачно побриться - и то не положено!..
  
   Колченогой поступью инвалида в оговоренное время с горем пополам добрался до студии. На всякий случай, здороваясь, пробубнил, что ногу подвернул, уж больно не вязался человек с ограниченными возможностями с блестящим миром шоу-бизнеса. По-моему, не поверили, огля-дев моё скособоченное туловище и инвалидную клюку... Ничего. Проскочил.
   Показали песню. Какой-то медляк. Послушал. Я всегда довольно скоро въезжал в материал, и на этот раз тоже врубился без особых проволочек. По-быстрому усвоил нехитрый мотивчик.
   Прослушав запись соплиста и пообщавшись с композером, которого видел первый раз в жизни, в уме набросал, что буду делать. Изложил свои творческие задумки. Проковыляв за стекло, уткнулся в родную стихию. Уверенно надел наушники и занял место у микрофона. Откалибровался всякими "маСтерскими" и "СоСиСочными".
   Сразу помолодел лет на пятнадцать. В келдыше радостно промелькнуло: "Кажется, я возвращаюсь в строй!".
   Пошла фонера. Отыграло интро, запев, залуп на гитаре. И вот, наконец, рефрен. Очередь мне вступать. Я вступил...
  
   ...Если бы я мог провалиться сквозь землю, я бы провалился. Это было не просто плохо. Это был кошмар. Тихий ужас!
   Всё мимо. Вместо пения - какой-то надтреснутый сип по соседям. Нет бы только киксануть разок-другой - я не попадал в добрую половину нот, мои связки, которые я привык, как угодно тиранить, совсем не слушались. Как будто у микрофона стоял не профессиональный вокалист, не тёртый перец с двумя музыкальными образованиями и нехреновым опытом, а какой-то первый попавшийся алкаш, подобранный на тухлой помойке...
   Я впал в шок. Что это? Где мой голос, моё единственное настоящее богатство? Со стороны-то, небось, походило, что я вообще не пел никогда, и не имею к этому не малейших способностей.
   Безнадёжным взглядом я мельком скользнул через стекло, увидел начавшееся движение, и обречённо затворил глаза. Это был позор. Доказывать что-то людям, которые меня не знают, было бесполезно и бессмысленно.
   Понять их, конечно, можно. Оплачено студийное время, рекомендован сингер на бэки. Нарисовался какой-то кривой-хромой, да ещё и петь не умеет напрочь.
   Заработал, называется. Показался... Пипец...
  
   Я, безусловно, слыхал, что вокальный голос - штука непостоянная, не "форэва", у некоторых это не навсегда. От какого-нибудь серьёзного вздрюка голос - хоп! может и пропасть. Шуры-муры, конечно, останутся, а петь, в смысле по-настоящему, человек уже не сможет. То есть сможет, но как все обычные люди. В смысле на букву "х".
   Прежде и у меня с голосом пару раз бывала серьёзная лажа, но после долгой беготни по докторам, к моей великой радости, всё же мне удавалось починиться.
   Теперь - не знаю, организм после пережитого - та ещё шмакля. Похоже, на этот раз, сломался я насовсем.
   А голосовые связки - это всего лишь две тонюсеньких ниточки чуть больше сантиметра длинной, которые необходимо холить и лелеять. Такой же музыкальный инструмент, как и все остальные. Испортить его ещё проще, чем расколошматить, скажем, скрипку.
   Свистопляска с этой псевдоэкспертизой настолько уработала и без того донельзя изношенную и расшатанную нервную систему инвалида, что нутро восстало и окрысилось.
   Будучи по жизни эмоциональным, и вот уже в течение года - с ограниченными возможностями, я не снёс пытки. Заработав очередной незаслуженный пистон, и, в который уже раз, нанервничавшись и наунижавшись, получил рикошетом от предыдущих, новый, причём, самый болезненный удар.
   К этому шло. Не хватало только последней капли. И вот, эта самая капля капнула.
   Накопленное, факелом залупенилось от фитиля очередной несправедливости, и это не замедлило ждать ответа, сдетонировав на голосе. Мой голосовой аппарат взбунтовался. Получилось на удивление просто - на нервной почве голос сдох. В нашем ремесле так бывает. И примеров - завались.
   Меня обобрали ещё шибче. Теперь уж, действительно, отняли последнее. Круг сузился - даже бэками впредь я заработать уже не смогу.
   Такие вот делишки...

ГЛАВА ШЕСТАЯ

  
   В нескучной моей биографии было немало случайностей. Самых разных - хороших, не очень хороших, очень нехороших. А также странных, глупых, нелепых, прикольных, роковых, дурацких и т. д., и т. п... Всяких.
   И запел я тоже совершенно случайно. Зелёным пацаном я бацал в самодеятельной команде. Типа имени Листа. Прокатного цеха. В те годы среди ребят это было модно. Короче, пилил и пилил где-то сбоку. Кое-чего уже добился, всё сильнее прикипая к этому дело, но рта не разевал, молчал в тряпочку, горлопанили другие.
   И вот в один прекрасный день на нашу репетицию притащили сильно мудрёную песню - шла подготовка к какому-то местечковому конкурсу. Мы наворачивали на сцене, руководитель контролировал наше безобразие из зала. В кресле рядом с руководителем свесила ноги какая-то пришлая тётка "сверху" и что-то чиркала в блокноте.
   Конкурсная песня попалась заковыристая. Ни одному из наших штатных соплистов никак не удавалось её вытянуть, поскольку оказалась она не только горластой, но к тому же, и ритмически замысловатой. Пробовали и так, и сяк - мимо. Маялись-маялись, и наш руководитель уже решил было, вещь снять, раз такое дело.
   Я молча лупал глазами всё это ковыряние, и, уж не знаю, что тогда на меня нашло, и какая моча в мою дурью голову ударила, но из меня как-то непроизвольно вырвалось: "А можно я попробую?". Руководитель, пожав плечами, рукой указал направление к микрофону.
   Не думаю, что он питал какие-то иллюзии в отношении моих вокальных возможностей, просто в самодеятельности есть свои правила - нельзя сдерживать прущую творческую инициативу, а то недолго всех учеников порастерять, они попросту перестанут ходить.
  
   И я, естественно, тоже, не питая особых иллюзий, попробовал. Тут-то и произошло непредвиденное - неожиданно выяснилось, что пою я значительно лучше, чем все остальные. Больше всех ошалел я сам. Получилось почти по-мольеровски: "А я и не знал, что говорю прозой". Вот и я, не то что не знал, а даже и не догадывался, что мои голосовые связки могут издавать что-то, доставляющее другим удовольствие.
   Если б за пару лет-тройку до этого мне сказали, что я запою, я бы точно не поверил, настолько это казалось тогда неправдоподобным и несуразным. Поскольку был я тогда нормальным беспробудным балбесом и ни о какой музыке не заморачивался. Даже голоса своего толком не слышал.
   Конечно, как многие тогдашние подрастающие "лохматики", бренчал по подъездам дворово-фольклорную похабень. Типа "В телефонной будке стоят две проститутки". Или "Сшила мама мне трусы из берёзовой коры, чтобы жопа не потела, не кусали комары".
   Но это был так, бубнёж под нос. Голосил я, разве только когда получал от бати ремня за дело, почему-то других возможностей дерануть глотку мне как-то не выпадало. И вдруг всё так неожиданно перекувырнулось!
  
   Решили попробовать другую песню, потом ещё одну. Память у меня была хорошая, цепкая, и слова всех "наших" вещей с пары раз машинально впечатывались накрепко, так что с текстурами проблем не возникло - я шпарил как магнитофон. Сандалил песняки друг за дружкой.
   Смелея всё больше и больше, продолжал сражать. Глазки загорелись, я, что называется, вошёл во вкус. Заявочка была серьёзная...
   Наслушавшись, руководитель сдержанно меня похвалил, затем, сделав паузу, пошептался с пришлой тёткой, и наговорил кучу каких-то мало понятных мне тогда слов, вроде "тембр" и "тесситура". Я заегозил в ожидании, сам не зная чего.
   А ожидания того стоили - мне, в итоге, был предложен ап-грейд. Моя роль резко переменилась, и отныне мне дозволялось гордо упираться в микрофонную стойку. Половина программы кроилась уже "под меня". Жаль, в те строгие времена шоуменить не разрешалось, певунам полагалось стоять столбом. Но всё равно - классно! Я был на седьмом небе от счастья!
   Таким образом, всего за один день я внезапно перебазировался с боковой линии на авансцену. Домой тогда я ввалился в жутко возбуждённом состоянии, всё же уловив своей балдой, что вроде как являюсь обладателем некоего дара, который есть не у всех. Не Лемешев, конечно, но тоже ничего...
   И хотя впоследствии мне далеко не всегда доводилось красоваться "в центре", данный мне Богом и родителями дар, стабильно служил Верой и Правдой... И кормил...
  
   ...Я здорово переживал полученную новую звездюлину. Надо же, прямо в точку, как специально старались! До меня чётко доехало, что значит "Пришла беда - открывай ворота" и "Семь бед - один ответ". Никогда по жизни не был злыднем, а тут стал замечать, что под натиском свалившегося, день ото дня всё больше свирепею. Было из-за чего! Опять досталось по максимуму.
   И что же мне теперь делать, скажите на милость? Положим, я когда-нибудь целиком поправлюсь. Если такое и возможно, то очень нескоро. Я вон даже сомневаюсь. Ну неважно, допустим. И чего? Вернусь к разбитому корыту. Блеск! Уж в наших современных условиях начинать с нуля после сороковника - очень перспективно!
   Чем мне, спрашивается, тогда жить? Выбор невелик. Преподавать? Я не умею. Учили меня, учили, да так, видать, так и не научили. Не дано, педагогического дара нету. А плохой педагог - что может быть хуже! Тем более, в музыке. На своей шкуре не раз испытал общение с разными козлами. Не-а, я не имею морального права преподавать!
   Или быть может податься в вахтёры-сторожа? Таковская перспектива мне, и подавно, совсем не по приколу, не для того я уложил столько лет на учёбу.
   Теоретически - из меня мог бы выйти недурной музыкальный журналист, но кто ж меня, окаянного, возьмёт! Своих - пруд пруди, девать некуда...
   Была у меня хорошая профессия, которая мне нравилась. Теперь у меня её нету.
   В общем, время неумолимо уплетало дни за днями, к старому возврата уже не было, а будущее не предрекало ничего хорошего. И это - никакая не метафора... Так-то вот.
  
   Есть такой подлинно исторический случай. Дело было приблизительно так. Как-то раз Фёдор Иванович Шаляпин ехал по своим делам на извозчике. А ямщик попался говорливый - рот не закрывается! Ну и спрашивает Шаляпина:
   - Барин? А барин? Чем, барин, занимаешься-то? Кем работаешь?
   Шаляпин, стало быть, отвечает:
   - Да я, любезный, понимаешь ли, пою.
   Ямщик с разумением кивает:
   - Понятно. Я вот тоже пою. А работаешь-то кем?
  
   Меж тем, весна 2005 слиняла за горизонт, и в Москву заявилось лето.
   Прошёл уже год с гаком по-новому, и мне побитым бобиком пришлось двинуть в "родную" больницу на разведку - незаметно приспела пора снова поваляться на операционном столе. Сказать, что мне не хотелось ехать, это не сказать ничего. Поплёлся скрепя сердце. Ноги волочились через силу.
   Когда, с крайней неохотой затолкав себя в здание больницы, и добравшись до нужного четвёртого этажа, я проследовал через дверь в "своё" отделение, меня по коже продрал морозец.
   По пути в ординаторскую окинул кислым взглядом больничный коридор, и весь скрючился от воспоминаний о связанных с ним эпизодах моей биографии. Год назад по этому коридору я взмыленный, со свёрнутым набок от боли пятаком, постанывая, прыгал на трёх ногах, и мне в обозримом будущем вновь улыбалось счастье тряхнуть стариной.
   Отметил посещением объект, куда не зарастёт народная тропа. Вспомнил, как, мыча, просовывал судно под отбитую тушу, мечтая только о том, чтобы сюда доползти.
   Впечатления были отнюдь не праздничные, но я всё же не смог не заметить, что многое изменилось. Поменялось начальство. В ординаторской - тоже все были новые, не те, что год назад.
   Не без труда вырвав направление на рентген, постарался побыстрее дать дёру, покинуть это "весёлое" место, прозорливо заподозрив, что в этих стенах я ещё наприсутствуюсь...
   На выходе я лишний раз убедился, что мир тесен, неожиданно встретив на крыльце бывшего сослуживца по переломному департаменту, коллегу по отлёжке годичной давности, приехавшего то ли на плановую консультацию, то ли сдаваться. Встреча немного разбекарила предыдущий минор. Поприветствовал дружелюбно-оптимистически:
   - Место встречи изменить нельзя! Здорово, брильянтовая рука! Как жизнь молодая?
   - Здорово, костяная нога! Так, помаленечку. Ты какими судьбами? Что, на операцию?
   - Да пока нет ещё, только вот направление на снимок получил. А так, вообще-то, на резьбу пора уже...
   Мы посудачили ещё мальца о том о сём, посетовали друг другу на веселуху счастливых обладателей переломов, и я нехотя почапал в наш травмопункт делать снимок.
   В травмопункте "сфотографировался". Выяснилось, на операцию пока рано.
   Обрадовался. Под нож совсем не хотелось. Ещё успею...
  
   Неожиданно произошла премьера - получил почтовое уведомление с грифом "судебное", по которому мне на почте вручили повестку в Хамовнический суд.
   Вызывался заявителем по обжалованию отказняка на Карнова. Если не считать, уже как следует подзабытый, единственный вызов в суд свидетелем семнадцать лет назад, когда моё участие было весьма номинальным, - это, безусловно, была новая веха в моей биографии.
  
   Тут я позволю себе вновь сделать лирическое отступление, немного рассказав о существующей практике судебного производства по кассационной жалобе.
   Если вы получили повестку, в которой чётко указано время и место слушания, это никоим образом не означает, что ваше дело в оговоренное время будет слушаться. С девяностопроцент-ной уверенностью можно утверждать, что ваша премьерная поездка в суд будет зря потраченным временем. В лучшем случае, со второго раза, недельки, этак, через две, вы окажетесь в зале судебных заседаний. А то и с третьего.
   На судебном заседании присутствует судья, секретарь, ведущий протокол, и представитель прокуратуры. Вы можете взять с собой своего представителя и адвоката. Задача представителя прокуратуры не допустить, чтобы ваша жалоба была удовлетворена. Надеюсь, в целом - понятно.
  
   Не нравится мне слово "жалоба". Что-то в нём есть ругательное и унижающее - чувствуешь себя каким-то ябедой. Когда деревья были большими, у нас жаловаться вообще считалось последним делом, а с тем, кто жалуется, разбирались.
   Назвали бы как-нибудь по-другому, не так унизительно! Какой-нибудь "нотой", что ли.
   А вот "кассация" - наоборот, слово хорошее. Как не покажется чудным, даже термин есть такой музыкальный. В музыке "кассация" - это разновидность серенады, в восемнадцатом веке - поп-музыки на открытом воздухе. В те славные времена, утомившиеся от безделья господа, на лоне природы кушали, а им, чтобы лучше кушалось, пиликали всякие "кассации".
   Однако я, похоже, слишком отвлёкся на мелкие детали.
  
   Разузнал по телефону номер зала и фамилию судьи. В назначенный день, насытившись карабканьем по крутым высоким лестницам, и из-за этого запыхавшийся и распаренный, я беспокойно переминался возле двери в зал судебных заседаний Хамовнического суда. Взял с собой приятеля-юриста на подмогу - премьера как-никак.
   На улице пекло немилосердно, казалось, каждая травинка, и та изнывала от духотищи. В помещении и вовсе дышать было нечем. Внутренний барометр предвещал дождь с грозой.
   Моя премьера задерживалась, и взбудораженный от волнения, я нашёл себе успокаивающее занятие - взялся лихорадочно кропать Ходатайство о проведении судебно-медицинской экспертизы на законных основаниях, с предоставлением мне возможности воспользоваться всеми гарантированными правами потерпевшего и обязательным отстранением Карнова.
   От этого занятия меня оторвало появление Качановой. Учтиво обменялись приветствиями.
   Я попытался приклеить на свою пачку рекламно-счастливую улыбочку и капельку поюморить. Защитная реакция, уж больно много всяких колотушек за последнее время дало по моей невезучей шее.
   По дороге в суд мне была дана установка - не гнать волну раньше времени, до судебного заседания ни о чём, имеющим хоть какое-то отношение к делу, разговоры не вести. Я настроился всячески себя сдерживать, и если уж чесать языком, то о какой-нибудь посторонней ерунде.
   Разумеется, не стал ничего говорить о постигшем меня несчастье, всё равно не поймёт, а даже если и поймёт - стопудово, только обрадуется. Качанова меня опередила:
   - Все у вас виноваты, кроме Чивирёва. Вы что, решили его простить?
   Я поднял глаза к потолку, потом выдохнул:
   - Да я категорически запретил его даже пальцем трогать!.. А вы меня что же, на преступление толкаете?
   Качанова "не услышала" моего вопроса:
   - Почему вы упорно не хотите попробовать обратиться в гражданском порядке?
   Волнение в моём нутре чуть подвинулось, я со скепсисом ухмыльнулся:
   - Да всё потому же. И вообще мы сегодня здесь по другому вопросу.
   Не стерпев, невольно развил тему, от волнения подзабыв про все предостережения:
   - Елена Юрьевна, это не вы ли выносили Постановление об отказе по Карнову? Что-то подпись больно неразборчива. Но явно не "Павлов".
   - А что, по-вашему, там - неправда?
   - По-нашему, там всё - неправда. И вы это лучше меня знаете.
   Полилась очередная демагогия. Что я, темнота, оказывается, невнимательно читал уголовный кодекс, что 293 статья вообще не о том, и всё такое. Я вставил:
   - А как насчёт статьи 140 УК "Отказ в предоставлении гражданину информации"? Все "художества" Карнова творились за моей спиной!
   На это на меня хлынул целый водопад причудливых идиом. Подмывало подискуссировать, чуть было не ввязался в диспут. Вовремя вспомнил, что надо свои доводы приберечь до ристалища. Еле себя урезонил, заставил не расплёскиваться раньше времени. Пробурчал:
   - Поговорим в зале суда.
   Время шло, а никакого движения со слушанием дела близко не наблюдалось.
   Качанова достала книжульку и погрузилась в чтение. Я, уже не зная, чем отогнать волнение, машинально подсмотрел - что же читают помощники прокуроров ЦАО. Читают Бориса Акунина, где неотразимый Эраст Фандорин лихо выводит на чистую воду всяких выродков. Невольно подумалось пасмурно: "Эх, мне бы так! У меня вот "выводить" что-то не получается!".
   Увидев моё любопытство, опять была предпринята попытка втянуть меня в диалог. Я сопротивлялся. Стараясь завладеть моим вниманием, до изнеможения культурно, но от этого не менее гнетуще, прозвучал маячок, что типа делать мне нечего, такая мелюзга, как я - слишком ничтожная гирька на весах "системы", и вообще я зря стараюсь.
   Я, хмыкнув, сощурился:
   - А что, Карнов - это Билл Гейтс? Или, может быть, Принц Уэльский?
   Начинающую возникать дискуссию прервало появление словно выросшей из-под земли секретарши с холодным взглядом:
   - Слушание переносится на 29 июня.
   И судебное заседание, и дискуссия были отложены. Впрочем, у меня к тому времени уже много чего было отложено. Кое-что, и насовсем...
   Качанова же оставалась верна себе, наградив на десерт фразой, ставшей уже афоризмом:
   - Максимум, чего вы добьётесь - это год условно!..
   Я расплылся в галантерейной улыбке:
   - Спасибо, что предупредили.
   Сказать по правде, я так и не понял, к чему она это сказала...
   Перед тем, как отправиться восвояси, я надумал посетить местные "удобства". Еле нашёл, как следует посусанив в разбегающемся лабиринте гулких коридоров.
   Выяснилось, что и здесь всё предусмотрено для инвалидов. Дурацкие непролазные кабинки, где толчок - на каком-то немыслимом возвышении. Я, чертыхаясь, пыжился-пыжился, но так и не смог забраться. Пришлось терпеть до дома. Что ж? "В тему".
   Выползание на свежий воздух совпало с проказами стихии. На улице бушевал ливень, лужи бешено пузырились, неистовый ветер гневно гонял по почерневшему асфальту мусор. Даже тем, кого жизнь заставляла спешить по своим делам, от этой идеи пришлось наотрез отказываться, и они сиротливо жались под крохотный козырёк входа в суд.
   Я, конечно, на всякий случай, предусмотрительно прихватил из дому зонт, но он был благополучно сломан ещё в прошлой жизни, о чём как-то подзабылось. Сейчас же выяснилось, что спицы его имеют весьма знакомый мне травматологический вид. Я надавил на кнопку, но у меня вместо зонта веером раскрылось какое-то кривое страшилище.
   Да, в свете новшеств моей биографии даже же такая мелочь, как покупка нового зонта, в смету моих, ставших "головокружительными", доходов, не особенно и укладывалась. Дожил!
  
   Провоняло ещё дней несколько. Как ни в чём не бывало, позвонила Сиротинская. Затараторила, что мне необходимо представить современный рентгеновский снимок. Я пробурчал "хорошо", а сам подумал, что не буду я ничего делать, ну их всех в баню.
   Во-первых, у меня этих рентгеновских снимков предвещалось, как кур нерезаных - так и лейкоз заработать недолго. Лишний раз облучусь, что едва ли прибавит здоровья, а толку всё равно не будет, раз у них там пошла такая свадьба.
   Во-вторых, я уже твёрдо решил добиваться экспертизы на законных основаниях, а с этими гражданами никаких контактов больше не иметь. Недаром уже отправил телегу.
   И, в-третьих, последствия контакта с этой группой в клочья изодрали последние ошмётки и без того шаткой жизненной перспективы инвалида.
   С пылу с жару додумался накатать и послание в Департамент Здравоохранения Москвы. Просил проверить "Заключение" Рыжовой от 15 июля 2004 года, а также, чтобы вообще проверили деятельность этой дамочки, росчерком пера оправдавшей "далёких незнакомых друзей".
   Особыми иллюзиями на этот счёт я себя, разумеется, не тешил, просто решил использовать все возможные рычаги. Моя жизнь стремительно летела к ядрене фене, и за это кто-то ведь должен был отвечать!
   К тому же, всё-таки хотелось узнать, как в Департаменте Здравоохранения отреагируют на "Заключение" - на всю эту брехню. Уж там-то никого вроде отмазывать не надо.
   Эх, не знал, идиотина, что есть такое понятие как "корпоративная солидарность"...
  
   Тяжело, когда ты только мешаешь, и не вписываешься в контекст.
   Когда-то, в конце восьмидесятых, я напористо, высунув язык, обивал пороги. В рамках этого "обивания", со всей настырностью молодого упрямого засранца, с невероятным трудом сумел я пробиться в кабинет одного очень крутого околомузыкального деятеля, не буду называть фамилию - он и сейчас на коне.
   Вручив ему кассету со своими песняками, стал с нетерпением коротать оговоренный недельный срок. Еле дождался.
   Мчался опрометью, в душе лилея далекоидущие лучистые надежды.
   По прибытии же я был одарен выразительным взглядом, в коем читалась вековая усталость акулы шоу-бизнеса, после чего меня припечатали вердиктом:
   - Молодой человек, мы свою х...ню пропихнуть не можем, а тут вы ещё лезете!
  

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   Моя малохольная биография, подпрыгивая на колдобинах, продолжала свой извилистый путь. Завершался первый летний месяц. Тринадцатый по новому летоисчислению. Оставалось лишь фантазировать, какие ещё трали-вали ожидают шкуру терпилы-инвалида. Чтоб не скучал. А то ведь получил недостаточно. Типа добавить бы надо...
   Нагрянуло 29 июня - день слушания в Хамовническом суде. Упакованный во что понаряднее, наодеколоненый, я имел относительно презентабельный вид - дресс-код для выступления в суде должен быть на уровне.
   Но как я себя не настраивал, шуги меня мочалили больше, чем даже когда-то перед вступительным экзаменом в институт. Это я сейчас - типа такой "прожжённый ветеран", а в тот момент я даже отдалённо не представлял себе всю механику. Человеческий фактор припекал все внутренности. Короче, "нам бы день простоять, да ночь продержаться".
   Не без интереса, кстати, я узнал, что даже опытные юристы, попав в беду, подчас вынуждены обращаться к посторонней помощи, поскольку не в силах совладать с собственными эмоциями, и сохранять самообладание. Именно он, пресловутый человеческий фактор мешает принимать адекватные решения - можно запросто нарваться на ловко подставленную подножку.
   Что же следовало ожидать от новичка? У которого, к тому же, всё болит.
  
   Я вновь отвлекусь на лирическое отступление, дабы ещё немного рассказать о деталях судебного слушания. Доложу я вам, что заседание в суде проходит несколько не так, как это изображается в срежиссированных телепередачах. Там постановочное судебное слушание подаётся чуть ли не беседой, а в реальной жизни - никакой беседой и не пахнет.
   Обжалование прокурорского решения совершается в порядке статьи 125 УПК. По результатам слушания жалоба удовлетворяется либо остаётся без удовлетворения. Удовлетворяется - это значит, что действия прокуратуры признаются незаконными и необоснованными. Остаётся без удовлетворения - стало быть, наоборот.
   В начале заседания председательствующий открывает слушание и объявляет, какой вопрос подлежит слушанию. Он объявляет состав участников и разъясняет заявителю его права. Затем опрашивает стороны, имеются ли у них ходатайства или отводы.
   Согласно закону заявитель в праве заявить ходатайство о принятии решений для обеспечения своих прав и законных интересов.
   После чего заседание объявляется открытым, и слово предоставляется заявителю, имеющему право пользоваться письменными заметками. После этого выслушивается мнение представителя прокуратуры, чья задача, как я уже упоминал ранее - не допустить удовлетворения жалобы заявителя.
   Следует также отметить, что секретарём ведётся Протокол судебного заседания. Право заявителя - ознакомиться с ним, и получить его копию на руки. Вроде бы - не очень сложно.
   Но, выражаясь словами писателя, именем которого названа улица, где разместилась прокуратура ЦАО "гладко было на бумаге, да забыли про овраги"...
  
   ...Жутко стремаясь, я слоноподобно перемещался взад-вперёд возле зала судебных заседаний, нервно прислушиваясь к шорохам из за двери. Волнение колбасило крепко. Ещё бы, припёрся какой-то безбашлёвый свинорыл и хочет задарма правды и справедливости! Совсем, типа, оборзел, смерд?
   Появилась Качанова. Поздоровалась мрачно, из чего мной был сделан вывод, что посланные "телеги" в разные инстанции, хоть какое-то действие, но вроде возымели. Такой я её до этого не видел. С каменным выражением лица, направилась ко мне:
   - У вас все кругом - враги!
   Мне оставалось только погребально усмехнуться:
   - Что вы, Елена Юрьевна! Все кругом - друзья! А лучший друг - капитан Карнов... У Высоцкого вот есть такая "Песня о друге"...
   Воцарилась пауза. После напряжённого молчания Качанова продолжила в том же стиле:
   - Почему вы не предоставляете снимок для судебно-медицинской экспертизы? Вам и так пошли на встречу! Я никому не назначаю повторных экспертиз!
   Я почувствовал медленно нарастающее внутреннее закипание:
   - Потому что ваша псевдоэкспертиза противозаконна, и вы об этом лучше меня знаете. И проходит она под контролем Карнова. Скажите, вам не надоело ещё измываться над инвалидом?
   Меня, как обычно, не услышали. Драматургия развивалась:
   - Почему вы не хотите обратиться в суд?
   Я всеми силами заставлял себя не вспыхнуть:
   - А мы сейчас, по-вашему, где? В планетарии?
   На лице Качановой не дрогнул ни один мускул. Цепко удерживая меня колючим взглядом, Качанова продолжала добивать:
   - Подумаешь - пьяные дураки сбили! Тоже мне трагедия!
   Чувствуя, что начинаю подгорать, я из последних сил постарался не сорваться с тормозов. С усилием выдавил, по возможности, спокойно:
   - Елена Юрьевна, поговорим в зале суда...
   ...Нашу компанию пригласили в зал. Заползая туда, не выдержал - подчёркнуто галантно пропуская вперёд Качанову, съязвил:
   - Есть меня будете? Ейной мордой мне в харю тыкать?
   - Конечно!
  
   Я очутился в зале судебных заседаний. У меня была минута-другая, чтобы оглядеться.
   Во главе зала возвышался длинный стол, за которым часовыми застыли три обитые дерматином высоких стула, похожие на заглавную букву "Д", проецируя на стену зловещие тени. Над ними крепился трёхцветный флаг, с "прадедом" которого ещё столетие назад, не задумываясь, шли на верную смерть. В наше время бы задумались.
   В углу, ближе к окну, устроился пузатый телевизор. Справа от стола одиозно вырастала "клетка" - казалось, вот-вот лязгнет запор. На подоконнике в горшках скучали какие-то неуместные, и поэтому неестественные цветы, навевая картину Ярошенко "Всюду жизнь"...
   Осмотр камертоном настраивал на сдавленное настроение и на ощущение своей полной бесправности. Я нервно чесанул свой жбан - а может быть, действительно, я хочу слишком многого? Типа как та маленькая, но гордая птичка, которую было жалко Шурику из "Кавказкой пленницы"?..
   ...Я уселся за небольшой стол, перпендикулярный судейскому. Качанова устроилась напротив. Привычным властным жестом раскрыла "гроссбух" с документами.
   Началось судебное заседание. Федеральный судья Сучков объявил о предмете сегодняшнего слушания. Что слушается жалоба по 125-ой статье УПК РФ. Отзвучали положенные объяснения прав участников. Я с особым, чуть злорадным, чувством, попросил суд дать мне возможность воспользоваться преимуществом инвалида второй группы, и говорить сидя - единственной крохой, которую после предыдущих приключений у меня пока ещё не отобрали. Разрешили.
   Предоставили слово заявителю, то бишь мне. На меня сфокусировалось общее внимание.
   Вначале я было попытался подать Ходатайство о проведении экспертизы на законных основаниях, но судья Сучков его к рассмотрению не принял - "к делу не относится".
   Как позже я узнал, это было хоть маленьким, но всё же нарушением закона. Согласно части 2 статьи 271 УПК, суд рассматривает каждое заявленное ходатайство. Я по незнанию не настоял на приобщении ходатайства к материалам дела, и, опять же, по незнанию, не попросил отразить подачу ходатайства в протоколе, за что, кстати, год спустя, поплатился.
   Стушевавшись, я попробовал продолжить. Сплоховал - не подготовил чёткий текст своего выступления, только набросал приблизительный конспект. Поэтому - путался и запинался, бекал и мекал, беспомощно тыча глазами свои каракули.
   Откуда мне было знать? Я - не Качанова. Выступаю в суде первый раз. Это в будущем все тексты своих выступлений я буду готовить в письменном виде, репетировать их дома перед зеркалом, и зачитывать в суде по бумажке, как дорогой Леонид Ильич. Но это - в будущем...
   ...Всё больше робея, попытался сослаться на Конституцию - заткнули: "Знаем".
   Коряво попробовал заострить вопрос о нерассмотрении Карновым стать 125 УК об "оставлении в опасности". Умело увели в сторону. Я попритих...
   Единственное, что я сумел пробормотать более или менее членораздельно - это что я до сих пор не приобрёл процессуальный статус потерпевшего и не был наделён предусмотренными законодательством и Конституцией России правами.
   А что вообще мог сделать беспомощный, ползучий инвалид?..
   Настала очередь Качановой. Она, многозначительно косясь в мою сторону, начала. С весёлой торжественностью, без запинки, как и положено прокурору, она просила в удовлетворении жалобы отказать, потому как в действиях Карнова состава уголовного преступления не усматривается. Далее она победоносно напирала:
   - Господин Шавернёв затрудняет работу экспертов, не предоставляя необходимые снимки.
   В нужный момент, выждав паузу, как бы готовя яркий эффект, она с пафосом выдала "гвоздь программы":
   - За допущенные нарушения дознаватель Карнов уже привлечён к дисциплинарной ответственности и освобождён от занимаемой должности. Этого достаточно. Поводов и оснований для возбуждения уголовного дела нет, он наказан дисциплинарно.
   Я встрепенулся:
   - И чем же он сейчас занимается? Это важно!
   Качанова вроде бы чуть смутилась:
   - Точно не могу сказать. Я знаю точно, что он понижен в должности.
   Быстро вернулась к прежней политике. Полились уже осточертевшие фразеологии про средний вред здоровью. Затем, лучась от радости, непонятно для чего, она добавила, что вред здоровью средней тяжести недавно включили в КоАП.
   Я в уме угрюмо перевёл на человеческий: "Пара тысяч рублей штрафа. Сильно!".
   После небольшой полемики, от которой, по большому счёту, ничего уже не зависело, судья Сучков объявил, что суд удаляется для вынесения Постановления. Оглашение - завтра в 10 часов.
   По дороге в свою лачугу, я погрузился в разбор последних событий. Отсутствие элементарного опыта оставляло мало шансов на успех - я слабоват и никому не нужен, судья явно на стороне прокуратуры, а прокуратура - за Карнова. Плюс я настолько нанервничался, что упустил много важного. Да и подготовился явно недостаточно. Ну, уж чем богат.
  
   На следующее утро, с лихвой набеспокоившись душной полубессонной ночью, ущащённо дыша и то и дело обтирая мокрый лобешник, я топтался возле зала судебных заседаний в ожидании оглашения. Сердце выбивало азбуку Морзе.
   Вовремя, конечно же, не началось. Я от мандража совсем запутался, и даже не сразу понял, что уже пошло оглашение - прозевал начало. Слушал как-то непонимающе. Моё сердце бухало, по-моему, намного громче произносимого текста.
   Надеялся до последнего момента. Только получив копию Постановления на руки, разглядел, что суд постановил оставить мою жалобу без удовлетворения.
   Мне показалось, что я стал меньше ростом. Вспотел с ног до головы. Дыхание перехватило. В глазах потемнело, кровь ударила в башку, в которой во всю мощу зазвонил Царь-колокол...
   Всё, аллес! Меня опять сделали.
   Проиграл!..
  
   Попереживал, конечно, прилично, но со временем нашёл силы успокоиться, взял себя в руки - и без Карнова проблем хватало. До меня докатило, как же я всё-таки устал!
   Решил поэтому позволить себе выходной, и на денёк-другой полностью выкинуть из башки всё, что было так или иначе связано с дэтэпэшными делами - меня только от одних этих фамилий уже тошнило.
   И вообще, неожиданно для себя, подметил, что на этот раз я переживаю меньше, чем можно было предполагать - перегорел.
   К тому же на фоне предыдущего удара ниже пояса, даже такой пельмень, как проигрыш в суде выглядел лёгким подзатыльником.
   В голове мелькнула немужественная мысль: "А не забекарить ли мне всё это дело?" Отбросил. Трусливо драпать, словно "заяц" от контролёра?
   Э, нет! Не годится! Слишком дорого я уже заплатил за свою борьбу, чтобы так вот взять и сдаться. Да и отступать некуда - джинна уже выпустили из бутылки.
   Пропустил пару дней, дав мозгам проветриться перед "броском".
   Утихомирившись и отдохнув, я почувствовал себя в сторону улучшения, и ударно налёг на тщательное изучение Постановления суда.
   Как и следовало ожидать, в Постановлении Хамовнического суда от 30 июня 2005 года были аккуратно обойдены все острые углы, и вымараны все нарушения Карнова, в которых усматривались бы признаки состава уголовного преступления.
   Ни на один из конкретно поставленных в моём заявлении вопросов, ответа не давалось, в частности, не была упомянута нерассмотренная Карновым статья об оставлении в опасности.
   Ни слова не было сказано о нарушении Карновым обязательных для органов дознания, норм уголовно-процессуального законодательства. Что до допущенных нарушений, то расплывчато говорилось, что Карнов за них наказан понижением в должности. Как и кем наказан - не уточнялось. Мотивировкой отказа в удовлетворении жалобы стало отсутствие ненадлежащего исполнения Карновым своих служебных обязанностей и недобросовестного отношения к службе.
   Похоже, привлечение гаишника просто-напросто не предусматривалось. Как говорил товарищ Огурцов в известном фильме "Это не типично". Быть такого не могло, и всё - гаишник всегда прав! Анлимитед!
   Обжалованию этого постановления в Мосгорсуде суждено было стать последним рукописным документом в этой истории. На сочинение ушло несколько дней.
   Возясь с обжалованием, я переваривал услышанные в суде слова Качановой. Если в них была хоть доля правды, и Карнова действительно как-то наказали, значит, я, бесспорно, нахожусь на верном пути.
  
   Обращаться в Мосгорсуд можно тремя способами. Первый - непосредственно через Мосгорсуд. Второй - через экспедицию районного суда, Постановление которого вы обжалуете. И, наконец, третий способ - по почте. В этом случае, лучше всего обжалование отправлять заказным письмом с уведомлением, чтобы, если начнут мухлевать - вам было, чем крыть.
   Необходимо, чтоб у вас на руках остался документ о принятии - копии заявлений со штампом или почтовый бланк об уведомлении.
   Какой из этих способов - лучше, какой - хуже, трудно сказать. Принципиальной разницы нету. Лично я перепробовал все три. Главное - не пропустить десятидневный срок и иметь подтвердающий документ.
   Первое в жизни обжалование в Мосгорсуде я подал через экспедицию Хамовнического суда. Другие варианты я ещё продегустирую. Позднее...
  
   Мне снова телефонировали с Сивцева Вражка. Мерзостный голос уведомил о вызове на комиссию, рука машинально начеркала продиктованные подробности.
   Я подумал-подумал, и решил: "Не пойду!".
   А в день комиссии, когда до начала оставалось полчаса, сам позвонил и сказал, что заболел, после чего дал отбой и больше на этот номер никак не реагировал. Всё, бойкот.
   О своём бойкотировании я сообщил в прокуратуру ЦАО. Пусть, мол, мне предоставляют нормальную экспертизу на законных основаниях, а не эту подлую комедь.
   Подкрался июль. Второе лето моей новой жизни двигалось к своему экватору.
   Первым заметным событием середины лета стала подача 7 июля через экспедицию Хамовнического суда моей кассационной жалобы в Мосгорсуд. Пришлось потратиться на ксерево своего рукописного детища. Как потом выяснилось - не зря.
   Отправив кассационную жалобу, отобедал в местном заведении. Утолил давнюю страсть устраивать перекусон в экзотических местах. От кафе Хамовнического суда впечатления остались, в целом, положительные. Вкусно и недорого...
  
   Карамба с голосом подточила серьёзно. С приплюсованными поражениями в борьбе за справедливость она добивала драную нервную систему инвалида. Я чувствовал, что вызверился, вспыхиваю уже из-за всякой ерунды. Слава Богу, все мои знакомые к этим вспышкам относились с пониманием, раньше-то ведь у меня такого не было.
   Музыкальная братия пробовала утешать. Помогало маловато. Я просто демонстрировал данность. Получались жуткие невообразимые звуки, стоило мне попытался взять сколько-нибудь высокую нотку - ещё не так давно предмет моей особой гордости.
   - Видите - что творится?
   - Может, пройдёт?
   - Может, и пройдёт. Жизнь вот только тоже пройдет. Хочешь-не хочешь, не восемнадцать лет уже. Не за горами старпёрские дела. Я-то, честно говоря, планировал ещё повоевать годков несколько. Может даже и заявить о себе. Чего, если б меня не отутюжили, не исключено, что я бы ещё и некисло дип пёрднул каким-нибудь проектиком! А теперь, и так вон - калека, да ещё и это! Лабухом в пельменную, и то не возьмут - даже там нужен я как п...зде будильник. Нет, похоже, в депо мне пора.
  
   Эх, не было счастья, да несчастье помогло. Чтоб как-то смягчить мою депрессуху, мне в складчину друзья купили бэушный компьютер со всей утварью. Ничего "пенёк". Всё что надо - при нём. Благодаря такому, по истине, царскому подарку, эра рукописных заявлений закончилась. Компьютер - это сила! И настроение заметно поднялось, и тягота переживаний драпанула на задний план.
   Правда, тут же выявилось, что за четырнадцать месяцев я подзабыл, как работать на компьютере. Пришлось и здесь налегать на курс реабилитации.
   Но ничего, справился. Уж полегче, чем учиться ходить после резьбы.
   Вооружённый долгожданным компьютером, я почувствовал себя почти Иваном Фёдоровым. Вскоре состоялся релиз и первого печатного произведения - Заявления о возбуждении уголовного дела в отношении Чивирёва по статье 125 УК "Оставление в опасности". Солидол!
   Заставил повкалывать какое уж там у меня есть серое вещество, и разродился новым сочинением. В нём ярче ввернул роль Ряполова. Что это за фрукт, я уже просёк, вникая в его показания.
   В очередной раз застукал себя на мысли, что даже близко не представляю, как выглядят заочные "друзья". Перед глазами по-прежнему рисовалось белое пятно.
   Коли на то пошло, 15 июля 2005 года свежее заявление полетело в Прокуратуру города Москвы. Начинался новый "латиноамериканский сериал"...
   Только когда уже всё проехали, я углядел вкравшуюся незамеченную ошибку. Надо было подавать первое заявление сразу по двум статьям, и по 264, и по 125 УК. Тогда у моих врагов было бы вдвое больше геморроя с отмазкой.
   А я знал? Опыта - на донышке совсем. И хорошая мысля, как известно, приходит опосля.
  
   Вскоре и в моей домашней коллекции дисков произошло пополнение - "Консультант плюс". Обзавёлся на досуге. Хорошая штука. Действительно - всё в одном флаконе. Реальный дисочек!
   Любой чел может легко узнать всё, что ему нужно. И совсем необязательно быть продвинутым юзером, чтобы ознакомиться с любым юридическим документом. Даже Интернет не нужен. Всего-то - заплати 500 целковых и изучай себе всё законодательство, начиная с 1917 года.
   Морально, правда, это ещё больше подкосило. Дорвавшись до Правовых актов по медицине и здравоохранению России, я лишний раз убедился в двух обстоятельствах. Первое, что на законы у нас демонстративно плюют, если не сказать хуже, и второе - как же меня всё-таки хорошо нагрели. Шёл по улице малютка, посинел, и весь продрог...
   Время шло, а поданное мной заявление по 264-ой статье УК по-прежнему оставалось без ответа. Прокуратура ЦАО на него упорно не реагировала, что являлось грубейшим нарушением закона. Мне обязаны были, как минимум, прислать отказ в возбуждении уголовного дела за отсутствием состава преступления, а я бы его сразу же обжаловал. Однако на улице Льва Толстого этот вариант учли, и умело тянули резину.
   Поэтому я принял решение обратиться в Хамовнический суд с жалобой на бездействие Прокуратуры ЦАО. Как показали дальнейшие события - это жалоба произвела большой эффект и встретила яростное сопротивление...
   В конце июля я снова намылился в травмопункт, и снова, сфотографировавшись, узнал, что на операцию мне пока рано. По-детски обрадовался образовавшейся отсрочке - меня содрогало от мысли, что я опять стану невыползным. О том, что скоро мне опять будет очень больно, я старался не думать. Это-то ладно, переживём. Мы - люди привыкшие. А вот снова выйти из строя и сделаться замаринованным неизвестно насколько - вот это куда паскудней!
  

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

   То, что везде есть свои хитрости, я раскусил давным-давно. Везде кто-то находится в приоритете, а остальным милостиво оставлено право с этим безропотно смириться. И поделать вроде бы ничего нельзя. Ан-нет! Инвалид-одиночка, спесиво норовил чукаться с целой ордой здоровых - безжалостных, агрессивных, и, вдобавок, обличённых властью.
   Как там Качанова пошутила? "Все у вас - враги!" Точно-точно! Беспомощный инвалид терроризирует целую орду. Очень правдоподобно. Особенно, если учесть, какие хитрости, и какие методы применяются супротив.
   Порассуждал логически - будь я не прав, со мной не нужно было разбираться столь премудро и изощрённо.
   Победители инвалидов не сачковали, буцая меня от души. За калеку взялись солидно. Со всех сторон, и без намёка на человечность. И это было, пожалуй, куда круче, чем пятеро обкуренных сопляков с пукалкой на одного!
   Надо было для полной гармонии помучить терпилу побольней. Чтобы не умничал.
   Да, я - конечно, далеко не идеал, может даже и говнистый в определённой степени, но за всю жизнь вроде никого особо не обманывал. Мазафакером не был, это точно.
   Меня же не просто обманывали, а разводили, причём, по-чёрному, ну и это меня, естественно, бесило. Такой уж у меня темперамент.
  
   Как-то в училищные каникулы, пристроился я, помнится, на арбайтен в квасную палатку. Были тогда такие, наряду с цистернами. Цистерны и сейчас ещё кое-где попадаются, а вот палатки "Квас" давно исчезли, их, так же как и автоматы с газировкой по три копейки, можно углядеть разве что в древних фильмах.
   Сказать, что перспектива сильно меня прельщала - хрен с два! Столько часов торчать на одном месте - то ещё доставалово. Тем более мне. Но выбора особого не было, в грузчики - уже нельзя, музыкальные пальчики надо беречь, я и смирился.
   Перед "премьерой" мой непосредственный начальник, мужичище вдвое больше меня, сразу видно, жучило опытный, заполнив собой почти всё помещение палатки, провёл краткий инструктаж, показал немудрёное оборудование. Затем молотобойно хлопнув меня по плечу, по-отечески наставил:
   - Ну, сынок, принимай хозяйство! - и, многозначительно подмигнув, добавил, - сколько наваришь - всё твоё!
   Я уставился непонимающе:
   - Как это? Разбавлять, что ли?
   Мужик посмотрел на меня, как на второгодника:
   - Сынок, ты дурак, или как? Нахрена разбавлять, сразу же заметят!
   - А чего? Не доливать? Тем более заметят, не слепые!
   Мужик с досадой потянулся за куревом:
   - Горе ты моё луковое! Ну что за молодёжь пошла! Ты чего, придуриваешься или в ПНД состоишь? У тебя по физике чего в школе было?
   - Четыре.
   - Не похоже. Видишь стрелку? А ручку видишь?
   - Ну?
   - Баранки гну! Ручку повернул, давление поддал, и всё! Не подкопаешься. Ежели с умом - ни одна проверка не страшна! А навар идёт! Так что, сынок, валяй!
   Уходя, он подмигнул ещё раз:
   - Смотри, сильно не увлекайся! Меру знай!
   Я же так и не смог заставить себя последовать его совету. Навара поэтому у меня не было никакого... В баню! Пусть уж "варит" кто другой...
  
   Я продолжал бузить. И письменами, и назвонами. Фордыбачился изо всех сил. Толку, по-прежнему, от этого не было напрочь. Понятно, почему.
   "Даза банных" в башке расширялась тем круче, чем дотошнее я мусолил "Консультант плюс". Порыбачив, я выуживал всё новые и новые нарушения закона, испробованные на недобитом терпиле, всё чётче усекая с каждым днём, в какую поганую историю я влип, и с какой компанией мне приходится иметь дело.
   Снова звонил, звонил, и зарабатывал в ответ только грубые огрызки.
   Какие же все культурные! Воспитание так и прёт. Прямо - Кембридж! Или Сорбонна.
   Был такой старый-престарый анекдот: "Алё, это - прачечная? - Х...ячечная! Это - Министерство Культуры!"... Типа того...
  
   ...Лето близилось к концу. Плыл тёплый августовский солнечный денёк. Заливались птички, трещали невидимые насекомые. Вытянув ноги, с книжкой, а именно - с уголовно-процессуальным кодексом, я примостился на скамейке во дворе. Копыта, хорошенько отутюженные очередным променадом, остывали. Инвалидная палка художественно покоилась на травке, напоминая о некоторых изменениях в моей биографии. Вдалеке какой-то дед громко играл на баяне. Что именно он играет, понять было сложно - наяривал он фальшиво и неритмично. Зато с душой.
   Домой решительно не хотелось - за год пресытился на несколько лет вперёд.
   Одолев статью девяностую "Преюдиция", решил сделать паузу, очумев от переизбытка впечатлений. Захлопнув книжку, закурил. Пуская колечки, стал мечтательно пялиться вдаль.
   Увидел спешащую к нашему подъезду девушку-почтальоншу: "Новенькая. Почтальоны что-то у нас долго не задерживаются, всё время меняются. И эта письмоносица тоже надолго не застрянет". Кто стучится в дверь моя, видишь дома нет никто...
   Стал по-обывательски лениво наблюдать за почтальоншей.
   Прежде чем набрать код, девушка вытащила из "толстой сумки на ремне" огромный конверт, пробежала его глазами - у нас в парадном, как у негра в одном месте, ничего не разглядеть - и, побибикав кодом, исчезла за лязгнувшей дверью.
   В моих усталых мозгах пробежало: "Интересно, кому это присылают такие громадины?"
   Когда же мне всё-таки пришлось дуть домой, я обнаружил суперконверт запихнутым в мой почтовый ящик, верхняя дверца которого из-за этого не захлопывалась.
   Не без труда добыв послание, прочитал адрес отправителя. Настроение сразу стухло: "Бюро Судебно-медицинских экспертиз, Сивцев Вражек, 12".
   Что ж, впервые за всю эпопею я совершенно не волновался. Впервые у меня уже не было никаких иллюзий. Ничего положительного не предвкушалось - на карту были поставлены не только интересы датого драйвера, а ещё и гаишника.
   Так что было ясно - цацкаться со мной не будут. Схрумкают без хлеба. Ничтоже сумняшеся. Воевать с инвалидом - О Господи! Они бы ещё с грудными детьми воевали!
  
   Меня нервирует тишина, и поэтому у меня на кухне не переставая тихонько бубнит радиотрансляция. Матюгальник вещает и вещает. Если что интересное, я прибавляю громкость.
   И вот, как-то случайно, поймал я середину то ли постановки, то ли чтения некоего рассказа, хорошего, по-видимому. Что это было и как называлось, осталось за кадром. Не суть важно.
   Главный же герой произведения делился, как однажды он стоял на платформе электрички в ожидании своего поезда. Составы подходили и уходили. Очередная ненужная ему электричка захлопнула двери, и стала медленно отползать, набирая скорость. И вдруг, из окна уходящего поезда высунулась харя, и исподтишка смачно плюнула этому парню в лицо. Электричка скрылась, вместе с ржущей харей. Сделать было ничего нельзя...
   У меня были чувства, впрямь как у этого парня. В меня также исподтижка харкнули, зная, что я не могу догнать и ответить.
  
   Заранее зная сюжет, я начал с конца. Как и следовало ожидать, с инвалидом справились.
   Прочитав конец, переместился к началу: "Акт повторного судебно медицинского исследования N 109".
   Далее тянулась целая вереница фамилий, большинства обладателей которых я отродясь не видел, но которые, как пчёлы трудились, чтобы и Карнов, и Чивирёв продолжали тянуть лямку в том же духе: Василевский В. К., Бут-Саим А.Б., Слонимский Ю.Б., Сиротинская Ф.З., Дедюева Е.Ю. Машинально подумалось: "Ну и фамилия! Что ещё за Бут-Саим". О Господи!
   Поехали дальше. Вопросы Карнова, куда же без него, родимого, он тут верховодит. Цитаты из "Заключения" Рыжовой. "Свыше трёх недель", кто бы сомневался.
   Потом объяснения - мои, Чивирёва и Ряполова. Эти, естественно, гонят. Всё, как водится, шиворот-навыворот. Что они, типа, ехали не на красный свет, вообще никуда не удирали, а так, чуть-чуть отъехали, и остановились. И вообще, типа я виноват.
   Что ж, понятно, мне решили сделать побольнее. Зря старались, не подействовало.
   Ни слова об утрате трудоспособности! Ни слова о соответствии с Правовыми актами по медицине и здравоохранению России и статьями законодательства! Понятно, почему.
   И, наконец, главные бриллианты этого шедевра заиграли всеми гранями:
   "Вторая группа инвалидности установлена Шавернёву А.В. временно, на один год, в связи с чем не принята во внимание при классификации тяжести вреда, причинённого его здоровью телесными повреждениями.
   У Шавернёва А.В наблюдается замедленное срастание переломов, которое может иметь множество самых различных причин, в том числе не связанных с характером полученной травмы"... И подписи, подписи, подписи...
   Эту компанию Палкиных, Малкиных, Чалкиных и Залкиндов я в глаза не видел. В лицо я представлял одну только Сиротинскую, поскольку та, по крайней мере, представилась. Остальные же победители инвалидов были мне неведомы.
   Вообще-то, между нами, степень вреда здоровью - понятие чисто юридическое, процессуальное, чётко разжёванное законом. И должно находиться в зависимости с соответствующими законодательными документами. На этот счёт имеются соответствующие законы, подписанные Президентом. И существует, опять же подписанный Президентом, действующий Федеральный закон "О судебно-экспертной деятельности Российской Федерации". Обязательный для всех экспертных учреждений. Но слаженный ансамбль такие мелочи мало коробили. Отсутствие контроля развращает!
   Навеяло кадры из прошлого - у меня перед глазами вновь встали секунды памятного февральского вечера, когда после стартового выстрела кодла отморозков стаей саранчи навалилась на меня одного...
  
   И всё же, что это за Бут-Саим? Кто это там решает, можно меня безнаказанно корёжить или нельзя? Фамилия, конечно, та ещё. Под стать. Хотя фамилии бывают разные.
   Рассказывают, что некогда в Москве работал руководитель эстрадного коллектива по фамилии Горбатых. Большой профессионал, следует заметить, настоящий мастер своего дела. Быть может он и ныне в полном здравии, не знаю. Если это так, то многая ему лета! Но сейчас о другом.
   Бывали у нас времена, когда существовала система так называемых нарядов. Схема простая - некая одна организация проводит праздничный вечер, и обращается в другую организацию - в объединение, занимающееся предоставлением музыкальных номеров для подобных мероприятий.
   Выписывается наряд, и такой-то артист Тютькин, с ансамблем или без, направляется с концертом, ну, допустим, на макаронную фабрику. Там он счастливит культурой массы, после чего наряд отмечается - мероприятие состоялось. Отмеченный наряд отвозится "на родину", и артист Тютькин, с ансамблем или без, дует в кассу за гонораром.
   По такой схеме в тот расчудесный период работали практически все.
   И вот наступает преддверье какого-то большого праздника. Некий комбинат обращается с запросом прислать ему музыкальный коллектив озвучить праздничный вечер. Бойкому активисту поручено уладить организационные моменты. Тот топает в концертное объединение.
   Тамошний администратор, просматривая наряды, изучает, кто из его подопечных пока ещё не задействован. Наконец находит незанятый коллектив. Обращается к активисту:
   - Можем вам предложить оркестр Горбатых.
   Активист белеет, как мел:
   - Что вы, что вы! У нас всё-таки праздник! Не надо нам оркестр горбатых. Давайте уж лучше тогда оркестр слепых!..
  
   ...По иронии судьбы вскоре после послания с Сивцева Вражка мне пришёл ответ и из Департамента Здравоохранения. На почтовом конверте красовалась эмблема какого-то детского фонда.
   Что ж, бедных детей, если они не отпрыски могущественных кланов, ждали хорошие перспективы в жизни - их можно было преспокойно делать инвалидами, хоть выборочно, хоть всех сплошняком. И за это, если поверить мадам Качановой, ничего бы не было. Это было бы это так же нормально и обыденно, как, ну, не знаю, въевшийся запах мочи в лифтах.
   А что до ответа, то там мне терпеливо растолковывалось, что эксперт Рыжова, оказывается, "не могла предвидеть столь долгое течение болезни". А по поводу "неожиданно тяжёлых последствий ДТП" мне рекомендовалось "обратиться в суд в связи с вновь открывшимися обстоятельствами".
   Ежу ясно, какую реакцию у меня могло вызвать сей мудрый совет...
  
   Лето-2005 завершилось подачей в Хамовнический суд моей жалобы на "Акт повторного судебно-медицинского исследования N 109" - у беспомощного инвалида выбора не оставалось. Шансов было мало. Единение, сплотившее победителей инвалидов на борьбу с ненавистным агрессором, замахнувшимся на их святая святых, крепло...
   Ждал ответа, как соловей лета. Как показали дальнейшие события, эта заява была погребена наглухо. Понятно, из-за чего. И из-за кого.
  
   Осень наступила, ещё не "высохли цветы", а мне примчалась новая ласточка. Получил я письмо от 30.08.2005: "Начальнику ОВД "Пресненский" УВД ЦАО г. Москвы Вязовцу Р.Н.. Направляю Вам для рассмотрения по существу заявление Шавернёва А.В. о возбуждении уголовного дела в отношении Чивирёва А.В. При этом сообщаю, что в части ДТП от 30.05.2004 прокуратурой ЦАО г. Москвы ответы заявителю давались. И.О. межрайонного прокурора С.Г. Иванов".
   Любопытно, это какие же такие ответы в части ДТП прокуратурой ЦАО мне давались?
   Время, однако, продолжало свой неумолимый бег. Нехотя пришлось плестись в травмопункт "фотографироваться". Как чувствовал - скажут, что можно ложиться. Интуиция на этот раз не обманула.
   Нос повесил... Невольно, под впечатлением предыдущих событий, в тыкве промелькнула мысля: "А для чего, кстати, меня лечат, если меня можно безнаказанно уродовать?".
   От предстоящих перспектив настроение портилось день ото дня, и постепенно сделалось кислым, как дешёвое вино "Дрислинг". Пришлось снова дуть в больницу за разъяснениями дальнейших действий.
   Оказалось, что для плановой госпитализации положено в районной поликлинике сдать анализы крови на всякие нехорошие болезни. Не знал. Что ж, забрав на Саляма-Адиля направление на тест по всяким там сифилисам, потащился в нашу поликлинику проверяться.
   И вот тут-то выяснилась одна очень интересная весчь. Все мои медицинские карты исчезли подчистую! Как корова языком слизала. Будто их и не было никогда...
   Причина вычислилась аналитически - на Сивцевом Вражке, видать, рассудили, что будет лучше, если их, от греха подальше, ликвидировать, замести следы. Тем более, я скорую вызывал...
   Забегая вперёд, добавлю, что карты исчезли не только из поликлиники, но и из больницы, и из бюро медико-социальных экспертиз. Везде пришлось их заводить по-новой, как будто я только что родился. Нормально - до сентября 2005 года меня не было. Да, война велась нешуточная.
   Слава Богу, у меня на руках осталось кое-какие ксерокопии, а то мне были бы кранты!
   Что ж, уничтожить все документы - решение мудрое! Мало ли что? А так - поди свищи!
   Ко всему прочему, у меня ещё имелись противопоказания на какие-то лекарства, естественно, не помню на какие. Теперь же я, заодно, подвергался и определённому риску, мог и копец наступить. Что тут скажешь? Поделом! На шару правды захотел? На-ка, получи! Надо ж дать!
  
   В столь развесёлый период мне позвонил из опорного пункта наш участковый. Вызывал по поводу моего заявления о возбуждении уголовного дела. Я, как-то даже не сразу врубился - какого. Решил, что, наверное, по 264-ой статье.
   Пришлёпал, куда ж деваться. Хотя и не очень понимал, на кой ляд я там нужен. Но чужой труд надо уважать, как мне ещё в детстве родители внушили накрепко, я и подчинился.
   С нашим участковым Несвитом мне до этого сталкиваться не приходилось. На месте выяснилось, что это - добродушный квадратный дядька незадолго до пенсии. Поначалу он взял на себя роль этакого "бати", хотя я из сыновнего возраста вроде бы уже вышел. Но я без обид - ради Бога, он мне показался мужиком хорошим - нравится быть "батей", пожалуйста.
   Из-за несколько затянутого "вступления" до меня не сразу и дошло, что это меня вызвали писать объяснения по 125-ой статье УК РФ "Оставление в опасности" - минут несколько, незлобно, а так, для порядка, меня маленько "строили". Когда же "торжественная часть" отзвучала, участковый, довольный проведённым мероприятием, дружелюбно перешёл к делу:
   - Ну, рассказывай!
   Полилась вполне душевная беседа, участковый понимающе кивал, я всё рассказал, как есть, и процесс плавно приблизился к письменным объяснениям:
   - Как писать знаешь? Уверен, что не знаешь. Слушай меня, я плохого не посоветую! - и он стал диктовать какой-то наивняк, я так валял свои самые первые корявые заявления.
   После второго предложения, я писанину оборвал:
   - Так, всё! Спасибо, но этот детский лепет я писать не буду! Так я год назад шарашил, а с тех пор произошли некоторые изменения, - и перешёл на юридический язык, шпаря наработанным уже штилем. - В соответствии со статьёй, и всё такое прочее.
   У мужика вытянулась улыбка:
   - Да ты - прямо адвокат!
   - Адвокат - не адвокат, зато - битый-перебитый! - подмигнул я. - Живого места давно нету. За такого, не то, что двух небитых дают, а меньше чем на десяток не меняют!
   Записал всё по науке, подписал. Мы пожали друг другу руки, и я захромал по своим делам.
  

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

  
   Практически весь сентябрь ушёл на подготовку к предстоящей отлёжке. Наконец, все необходимые для госпитализации тесты на нехорошие болезни были удачно сданы.
   Влёгкую поволновался, конечно, "а чёрт его знает?". Я вообще-то с этим делом всегда аккуратно, но мало ли... Всё равно на душе было как-то неуютно. На всякий случай тщательно перебрал в уме все-все контакты за обозримое время. И хотя вроде бы ничего не должно было предвещать, вздохнул с сильным облегчением, когда всё оказалось в норме.
   Потом уже поспрошал других - выяснилось, что все маленько дёргались по этому поводу...
   Вспомнился анекдот: "Международный авиарейс. Самолёт летит в далёкую африканскую страну. В соседних креслах - два наших братана. Один из них слушает плеер.
   В положенное время появляется стюардесса: "Уважаемые господа! Через несколько минут наш самолёт совершит посадку в аэропорту Лялямба. Предупреждаем - половина города больна сифилисом, а другая половина - туберкулёзом".
   Братан, что в плеере, освобождает одно ухо, толкает в бок соседа: "Чо она сказала?" Другой отвечает: "Да сказала, что можно только с теми, кто кашляет!".
  
   Перед самой сдачей я решил навестить наш опорный пункт, разузнать, как там мои делишки. Улыбчивый участковый на этот раз встретил мрачно.
   Протрубил медленным пасмурным басом:
   - Недобрую весть я принёс в твой дом!
   Я настолько был груженный будущей операцией, настолько в мыслях рисовал себя разлёгшимся на операционном столе, что особо огреть меня было уже сложно. Буркнул только:
   - Чего такое?
   - Возбуждения уголовного дела не будет. Прокуратура добро не даёт.
   Я задумчиво поскрёб затылок, затем усмехнулся:
   - Понятно. Презент мне они приготовили. Мне как раз под нож укладываться. Надо добавить. Дать мне ногой под дых. Чтоб веселее оперировалось... Добряки!
   Участковый многозначительно развёл руками.
   Я устало скосоротился:
   - Ладно, сейчас не до этого. Если, Бог даст, с операцией всё обойдётся, разберусь потом на досуге, - и побрёл, спотыкаясь, заниматься предоперационными хлопотами...
  
   А тем временем главное-то заявление, то самое, что по 264 статье, так ведь и оставалось без ответа, хотя пошёл уже десятый месяц со дня его приёма в Прокуратуре Москвы...
   Кроме этого, не было никаких вестей из Мосгорсуда, хотя прошло почти три месяца после подачи через канцелярию Хамовнического суда обжалования постановления на отказняк по Карнову. Кто-то мне явно вставлял палки в колёса. Неудивительно.
   Я решил написать напрямую. И полетела моя кассационная жалоба непосредственно в Мосгорсуд. Приложил к этому заявлению предыдущее, где был штамп приёма Хамовническим судом в установленный десятидневный срок, попросил разобраться...
   ...Стартовал октябрь. Я перепоздравлял всех своих сверстников с нашим праздником. Меня, естественно, спрашивали, с каким. Я объяснял:
   - Как, вы разве не знаете? Сегодня - день пожилого человека!
  
   На операцию не хотелось до сблёва. Больница - не Ницца. И не Куршевель. Приятного немного. Да, человеческие отношения, безусловно, душевные! Факт. Но кроме этого-то предстоит тот ещё трэш - надо ж ещё и на резьбу! Не струя себе фонтан!
   А ведь я только начал, наконец, более-менее сносно передвигаться после почти года полного заточения, только вздохнул полной грудью, как - шарах! и мне весь кайф обламывают! Вот именно. Алё гараж!
   Ну а перспектива нового общения с костылями и вовсе логически виделась ответом на мои попытки забыть, кто я, и возле чего моё место.
   Попутно в голову стали наведываться мысли и более широкого характера. Я-то ладно, кое-как барахтаюсь. Напрягся, почесал крышу, сгрёб свои убогие извилины, и понемногу хотя бы смог разобраться, что к чему. Худо-бедно, но побуянил.
   А как же те, кто этого сделать не в состоянии? Им-то как?
   Под этим впечатлением я и решился поохальничать напоследочек - прежде чем сдаваться в больницу, преподнёс гостинец тем, кому, когда мне было плохо - наоборот, было очень даже хорошо. Пусть побегают. Меня должны были резать, а из-за этих них, те, кто всё мне изгадил, по-пёрдывая, радовались жизни в полном шоколаде. И уж конечно, не безвозмездно - никто никого за одни красивые глазки с таким рвением не отмазывает!
   По пути в больницу, тормознул, отправил почтой заявления о возбуждении уголовных дел по 293-ей статье УК РФ "Халатность" в отношении экспертов Рыжовой и Сиротинской.
   Естественно, никаких притязаний на успех я не питал, прекрасно отдавая себе отчёт, что по данному вопросу мне ловить нечего - кто же позволит ломать налаженный конвейер, рентабельное предприятие, приносящее стабильный доход! И всё-таки...
   Накануне сдачи съездил к родителям на могилу, на всякий случай... Операция - дело такое... Всё ж таки не на пикник выдвигаюсь...
  
   И вот, в мрачный день 5 октября я уже снова двигал по больничным коридорам. Шёл, как на казнь. Когда все тягучие и бестолковые формальности с поступлением были, наконец, улажены, покорно переступил порог "родного" отделения. Заметил, что наблюдается лёгкий аншлаг.
   Старшая сестра меня узнала:
   - Что, снова к нам?
   Я кивнул. Выяснил, где моя палата. Мрачнее тучи заполз вовнутрь, поздоровался. Осмотрелся - одни "растения".
   Лежащий на спине мужик, как мне показалось, интеллигентного вида, и до подбородка закрытый одеялом, обрадовано поприветствовал:
   - Ходячий?! Наконец-то! Есть всё-таки Бог на свете!
   Я вздохнул:
   - Пока ходячий, скоро буду неходячий... Ладно, чего помочь надо?
   Совсем древний дед попросил кипятку. Кто-то попросил мусор выкинуть, кто-то - койку подкрутить, и начал мне объяснять, как. Выразительно остановив рукой его объяснения, я умудрённо сказанул:
   - Знаю, не впервой!
  
   Больничное начальство за год сменилось, и поэтому в больнице заметно повеселело и посвежело. Порядки стали более демократическими.
   Новый коллектив, как и следовало ожидать, оказался хорошим. Да и как могло быть по-другому - беда всех резко улучшает, людей меняет до неузнаваемости. Я невольно вспомнил всех своих мучителей - их не мешало бы направить сюда при соответствующих обстоятельствах на перевоспитание.
   Вскоре меня ожидал лёгкий шок. Мужику, которого я поначалу я принял за заправского интеллигента, приспичило. У него был перелом таза, и он, мучительно принимая нужное положение, случайно уронил одеяло. И вот тут я слегка опешил - всё его тело пестрело в тюремных татурах...
   Кстати, он оказался очень умным, толковым и рассудительным. Я потом с ним подолгу беседовал, и даже застукал себя на мысли, что во многом с ним согласен.
   Как-то раз, он попросил меня подкрутить его койку, чтобы он смог поесть. Когда моя физиономия оказалась совсем близко, он пристально глянул на неё опытным взором:
   - Это у тебя что, порох?
   - Он. Было дело.
   - Угораздило же!
   - Да меня много чего уже угораздило. Судьба такая.
   - А на лбу?
   - Тоже - сувенир! Я - везунчик.
   Древний дед на самом деле оказался не таким уж древним, просто зарос сильно - в больнице - все немножко неряхи. Когда так шкварчит - не до визажа. До того как попасть в беду, он в каком-то премудром институте преподавал историю права.
   Вот где я нашёл себе собеседника, беседуя о римском праве! Тут-то я развернулся, как же - латынь, и всё такое! Мы часами беседовали о дигестах и интердиктах, легатах и фидеикомиссах.
   Однажды, чтобы ненадолго переменить тему помпезной жизни Древнего Рима, я позволил себе поговорить о вещах более приземлённых:
   - А с вами-то что стряслось?
   Дед погрустнел:
   - Да машина сбила. На даче. Пошёл вечером прогуляться. Народу - ни души. Какие-то идиоты вылетели, как угорелые. Я даже ничего не успел сообразить.
   - И что? - спросил я, учуяв что-то знакомое.
   - Вылезли, взяли меня в охапку, в кусты зашвырнули и смылись.
   - Вот выродки! И вы, конечно, не знаете, кто... Впрочем... Я, вот, например, знаю, кто меня отрихтовал, разве что, не видел никогда... Лучше бы не знал. Проще жить бы было. Осознавать, что у тебя теперь всё через пень колоду, а эти гады довольно лыбятся - ощущение не самое!
  
   Больница была переполнена. Из-за срочников моя, плановая, по своей сути, операция, всё откладывалась и откладывалась. Это психологически наседало, хотелось уже побыстрей отстреляться. Имелась и ещё одна веская причина - проскочить, покуда слякоть, чтобы к снегу уже немного очухаться. Тяжелое ожидание какавы с чаем выматывало последние остатки терпения. А резьбой всё не пахло.
   Окна курилки выходили на приёмный покой. "Деревня, где скучал Евгений, была прелестный уголок"... Прилепившись к оконному стеклу, я изучал неказистый пейзаж, наблюдал, как то и дело подруливают "скорые". Думалось: "Ну вот, ещё кто-то попал в беду".
   Ежедневно делалось по несколько операций. Каталки с операционниками сновали туда-сюда. Лишь моя персона оставалась неохваченной.
   Я уже отписал согласие, а операции всё не было и не было. Доктора говорили: "Тяжёлых много, и у всех операции срочные. Да ты и сам посмотри, что творится!".
   Действительно, больница буквально стонала от наплыва новобранцев. Выглядело, будто вся Москва организованно всё себе переломала.
  
   Моё очередное пребывание в роли пациента потихоньку нудило дальше. Я валялся в палате в ожидании резьбы, а вокруг снова и снова мельтешили изломанные судьбы. Боли и стоны считались явлением нормальным, ординарным. Травматологические страсти окрест напоминали авангардистские полотна Пабло Пикассо, но и это мало кого удивляло.
   Порою мне становилось даже как-то неловко перед товарищами, потому что у меня по большому счёту почти ничего не болело, и на их фоне я, наверное, смотрелся чуть ли не здоровяком-симулянтом. Типа ну, хромает, ну, ходить тяжело, подумаешь! Зато может пойти куда захочет, не уписывает горстями обезболивающие пилюли, не просыпается по двадцать раз за ночь.
   Так то оно так. Но в том-то и фишка, что у меня-то вся эта карусель была ещё впереди.
   Как-то перед отбоем молоденькая симпатичная сестричка забежала колоть мужикам обезболивание. Кто-то из них попросил:
   - Мариночка, а можно мне что-нибудь для сна?
   Внимательная и исполнительная сестричка мило улыбнулась:
   - Найдём! Сейчас сделаем.
   Армянин Арутюн, дядька хороший, но по-русски говорящий не очень, тоже присоединился:
   - Марыночка, а мнэ можно что-ныбудь от сна?
   Девушка оказалась с юмором:
   - От сна?.. От сна у меня - только клизма!
   Что ж, юмор - дело хорошее. Я всегда был обеими руками "за"!
   Но бывало и не до юмора. Особенно, когда кому-нибудь делалось совсем плохо, и в палату вбегала целая бригада врачей, спешно всем скопом накидывалась колдовать над койкой. Жуть...
   Лично у меня особую жалость вызывали привинченные. Сразу вспоминал, как полтора года назад сам изнывал. Какая это мука, когда тебе прижало сделать доклад, а у тебя постоянно кто-то над душой. Никуда не смоешься и не спрячешься. И вообще, мало ли какие у человека возникают естественные потребности, а он у всех на виду. Станешь тут Пер Гюнтом, не терпеть же.
   Как мог, сочувствовал, успокаивал:
   - Да ладно, не стесняйся. Если пучит - "стреляй". Лучше один раз геройски пёрнуть, чем десять раз предательски бзднуть. Не тушуйся, все свои!..
  
   Наконец, меня вроде бы обнадёжили: "Может быть завтра тебя прооперируем, вроде "окно" вырисовывается. С утра ничего не есть, не пить!"
   Какая у меня была весёлая и спокойная ночь, думаю, догадаться нетрудно.
   Наступило утро, и муки ожидания неминуемого, начали свою работу. Однако время шло, а никаких поползновений в сторону операции не ощущалось. Пропустил завтрак, хотя жрать и хотелось. Посмотрел, как по коридору повезли первого очередника. Потом второго. Нервное напряжение нарастало.
   Когда стрелка часов переползла за полдень, я уже решил, что, наверное, на сегодня - отбой.
   Склонный к приёму пищи желудок теребил, напоминая о своём существовании, а до обеда оставался ещё целый час. Не выдержав, я решил хотя бы кофейком побаловаться. Поставил кипятиться воду. В этот самый момент в дверь просунулась голова ординатора:
   - Так, раздевайся, поехали!
   - Но я ногу не успел побрить, - смешался я. - Сейчас быстро побрею...
   - Некогда! Поехали-поехали! - заторопил ординатор тоном, не принимающим возражений.
   - Можно мне хотя бы сходить пописать? - попросил я чахло.
   - Ладно, валяй, - сжалился ординатор. - Только по-быстрому!
   Я сгонял в туалет, впопыхах курнул пару тяг напоследок, затем, доверив мобильник на сохранение парню на вытяжке, со словами "Если что, не поминайте лихом!", поехал, пока, Слава Богу, вперёд головой, в очередное турне по больничным коридорам...

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  
   На этот раз, на операционный стол я уже залез самостоятельно. Попыхтел только...
   Операционная понемногу заполнялась. Анестезия опять заставляла себя ждать. Видя мою нервозность, молодой ординатор меня весело ободрил:
   - Сейчас анестезиологи подойдут, и начнём!
   С этими словами он вытащил из халата мобильник и начал увлечённо играть в игру. Телефон забулькал и зажужжал невидимыми мне баталиями, а я под этот аккомпанемент упёрся глазами в огромные лампы на потолке. Снова вспомнилась картина Ярошенко "Всюду жизнь".
   Ожидание становилось уже просто невыносимым...
   Наконец, все были в сборе. Подошли анестезиологи, две тётки-хохотушки. Пробовали со мной шутить, но мне что-то не шутилось - я ждал сердитый укол.
   Спина в этот раз сгибалась куда легче, чем в июне 2004 - ушибов не было, но когда в позвонок втыкали шприц, мне показалось, что я свалился на спину со второго этажа. Тело пустилось в пляс, а глаза, как будто, старательно натёрли луком.
   Коловшая тётка фыркнула:
   - Какие мы нежные!
   Меня подсоединили, привязали. Я закрыл глаза, и начал про себя читать молитвы.
   Операция стартовала. Понеслось. Я изредка постатривал в сторону ширмы. Всё было, как и в прошлый раз. Те же звуки, те же ощущения, те же пунцовые брызги. Поглядывая вполглаза, я только разочек я заметил какое-то оживление. Судя потому, что вокруг закопошились, решил, что, у меня, наверное, не всё идёт по плану.
   Меня ещё к чему-то спешно подсоединили. Воспринял спокойно. Вспомнил волю, своих мучителей, снова зажмурился и решил: "Будь, что будет!"
   Уж не знаю почему, но в меня в этот раз влили какое-то немыслимое количество жидкости...
   В бревнообразном состоянии я был ввезён в послеоперационную палату. Каталка причалила к заранее подготовленной койке. Меня сгрузили, подключённую капельницу поставили рядом. Подушку убрали - несколько часов голова должна полежать на ровной поверхности. Достали лёд из холодильника, приложили.
   Не видя ничего, кроме потолка, я поздоровался. Вслепую перезнакомился.
   Тело чувствовалось только до пупка, дальше его не было, но по имеющемуся опыту я уже знал, что вскоре я его почувствую, да так, что мало не покажется.
   Постепенно белая простыня стала красной, как будто побывала в красильном цехе. Я никогда не думал, что во мне так много крови.
   На самом деле, её во мне гораздо больше, иначе бы я уже ничего не думал.
  
   Мне переправили мобильник. Вскоре он отчаянно загундосил, на дисплее замелькали фотки знакомых лиц. Я, по возможности бодро, отвечал, что уже отстрелялся и у меня всё в ажуре.
   Один приятель позвонил и сказал, что навестить меня может только сейчас, по-другому у него никак не выходит. Я ответил: "Ладно, заходи!", хотя момент был явно не самый подходящий для приёма гостей.
   Сменили колбы в капельнице, какая-то жидкость продолжала нудно наполнять моё бесчувственное тело. Принесли бутыль с дыркой, которая мне пока что нужна была, как козе баян. При всём желании я не смог бы в тот момент заставить зафункционировать то, что следовало туда просовывать. Ощущалось, будто у меня в этой области туловища вообще ничего нет. И туловища, кстати, тоже.
   Постепенно началось. Перво-наперво, я почувствовал острую боль ниже пупка. В этот самый момент в палату зашёл приехавший приятель, я узнал его по голосу.
   Слегонца потрепались вслепую. Щипало всё ощутимее. Я пытался держаться оптимистически, но это становилось всё труднее и труднее. В паху закипело. Боль нарастала, и я принялся кусать губы.
   Ещё через пару минут мне стало ясно, что, похоже, беседу придётся отложить. Когда началось самое мясо, я не выдержал, и попросил приятеля уйти.
   Отъезжало всё больше и больше, и становилось всё больнее. Интимную область поджаривало так, что грешным делом подумалось: "Может, меня с кем спутали, и вместо ноги по ошибке разрезали чего другое?".
   Анестезия отходила. Мало помалу становилось всё круче. Наконец стало совсем горячо. Дышалось тяжко, рывками, по скользкому лбу потёк пот. Вилы!
   Жизнь понемногу возвращалась в тело. Я уже мог подвигать пальцами ног, хотя общее оцепенение ещё полностью не прошло.
   Не сразу, но я всё ж врубился, почему так жгло в паху - мне нужно было отлить, а агрегат, который этим делом заведует, был выключен. Колбы жидкости, залитые в меня, отчаянно рвались наружу...
   Когда все органы заработали в полную мощу, бутыли не успевали менять. Я даже струхнул, что ненароком могу устроить в палате маленькое наводнение...
  
   ... Отдуваясь, я полегоньку отходил. Было совсем дерьмово. Мой невидимый сосед участливо спросил:
   - Что, брат, совсем худо?
   - Есть немного...
   - Могу предложить чайку, кофейку.
   - Мне бы лучше пожрать чего.
   - Сейчас сделаем.
   Меня напоили чаем через соломинку - другим способом в неподъёмную балду ничего не вливается, общими усилиями изобразили какие-то бутерброды. Я прохрипел, пересиливая прижигания боли:
   - Сейчас моё барахло переправят. У меня в той палате в холодильнике жрачки полно.
   - Да ладно...
   В мозги ударило: "Надо же, совершенно незнакомые люди, которых я даже и рассмотреть-то не могу, встретили меня, как родного, помогли, накормили. А ведь они - сами несчастные, сами после операции, у них у самих всё болит. А на воле какие-то выродки, которых и людьми называть не хочется, готовы меня на тот свет отправить, только бы нажрать свои ненасытные хари, что никак не треснут!"
  
   Последующая ночь была такая, какой я себе её заранее и представлял по уже имеющемуся жизненному опыту. Спозаранок понемногу стало легчать.
   Подумалось, что всё! - надо полагать, самое плохое в этом заплыве уже вроде как позади.
   Когда я полностью пришёл в себя, то, наконец, смог рассмотреть новый коллектив, который до этого знал лишь по голосам.
   Затем, выпросив напрокат чужие костыли, на трёх ногах, покрякивая, допрыгал до "курильских островов". Плюх, плюх, плюх...
   Вскоре мне привезли из дома и собственные ходули, по которым я за год уже успел соскучиться, и теперь я был уже при полном снаряжении. Очень органично.
   Натянув невозмутимую улыбочку, с лёгкостью куля с мукой попрыгал "к бывшим", в палату, где обитал в ожидании операции. Встретили сочувственно:
   - Ну, заходь-заходь! Выкладывай! Как, бубО?!
   - Да нет... Пощипало чуть-чуть... Фигня, проехали... И я уж как-то привык. Не в первый раз и не в последний.
   - А у тебя потом ещё?
   - Конечно... Да хрен с ним... Нескоро, можно покочумать. - я подмигнул. - Так что, господа, кто там у вас следующий - не так это всё и страшно. Больновато - только самое первое время, уж поверьте ветерану больничного движения. Поёрзал чуток - и свободен!
  
   Опять-таки в моей житухе заскрипели очередные послеоперационные будни. Потихонечку подвезли с резьбы ещё пару родственных душ. Когда и они, оттерпев своё, приняли правильную жизненную позицию, больничные стены, как и положено, начали сотрясаться от раскатистого дружного ржания.
   Нас то и дело строго приструнивали сёстры, но суровых нотаций хватало ненадолго. Мы же были не виноваты, что смех иногда помогает круче, чем всё остальное. Вот мы и прикалывались друг над другом, дразнились, травили хохмы. Именно это нас и спасало.
   На этот раз коллектив сложился просто идеальный. Когда подошло время выписки, даже как-то не хотелось расставаться. Уж больно все меж собой перекорифанились. Сделались просто неразлейвода.
   Да и персонал по сравнению с прошлым годом стал намного душевнее...
   А так, по большому счёту, всё повторялось - опытный народ, разглядывая снимки новеньких, проводил мастер-классы для новобранцев, охотно делясь своими познаниями и объясняя травматологические тонкости. Я, как уже "бывалый", тоже иногда подключался. Ещё помогал "бриллиантовым рукам" писать заявления об отпуске на выходные.
  
   Пришлось поскулить на первой перевязке. То, что я не успел побрить ногу, аукнулось. Когда перевязочная сестра дёрнула прилипший бинт вместе с волоснёй, я и рожей, и туловищем сделался похожим на вздыбленного коня в духе скульптур эпохи Ренессанса.
   После операции, естественно, стало хуже, нежели до неё. Как я не хорохорился, чувствовал я себя, прямо скажем, хреново. И, хотя, по сравнению с прошлым разом, меня уже не шинковали ушибы и разбитый глобус, расслабляться не выходило - нет-нет, да и начинало тушить, помешивая, на медленном огне.
   Разрезанную ногу опять разнесло. Когда делали перевязки, я заметил, что она визуально всё больше становится похожей на атлас по географии. Несчастную жопень снова искололи так, что она сделалась, как у слона или бегемота, и сидеть на ней стало невозможно, а в ляжку всадили что-то совсем сердитое - блямба, похожая на укус слепня, держалась больше месяца.
   Пританцовывая от очередного укола, я снова и снова вспоминал своих мучителей, и как-то непроизвольно задумывался: "А для чего, собственно, меня лечат?"
   Мочалило солидно, мало не казалось. Вдобавок прибавились какие-то новые "спецэффекты". В процессе я уже понял, что каждая операция обязательно добавляет новые штрихи.
  
   К моей персоне, а точнее, к левой нижней её части, стали проявлять интерес всякие пришлые дядьки и тётьки. Это мне в известной степени льстило.
   В один из дней в палату завернул незнакомый мужик в халате и направился к моей койке. Подойдя, представился:
   - Я с кафедры. Работу пишу по вашей ноге. Можно попросить ваши снимки?
   Я смерил его серьёзнейшим вглядом:
   - А на банкет позовёте?
   Мужик не понял, и удивлённо на меня вытаращился. Я повторил уже более весело:
   - На банкет позовёте? После защиты должен быть банкет!
  
   Мне почему-то раньше казалось, что сломать руку - это менее больно, чем - ногу. Понаблюдав за своими товарищами, я пришёл к выводу, что это не совсем верно, и быть "бриллиантовой рукой" тоже хорошего мало. Им анестезию садят не в позвоночник, как нам, а куда-то в шею. Есть там какая-то точка, которую ещё надо найти. Если с точкой что не так, уже сама операция превращается в экзекуцию.
   Страшно было смотреть на всегда весёлого, смешливого мужика "с рукой" в первые часы после. Его вечно смеющееся лицо изменилось до неузнаваемости, а уж таких слёз я раньше у мужиков никогда не видал. Кстати, я пришёл к выводу, что бывают моменты, когда и мужику поре-веть не западло. Например, в травматологии. Нет в этом ничего позорного.
  
   Послеоперационная жизнь кряхтела своим ходом. Очухавшись, мы, как могли, старались с юмором относиться к тому, что повернуть вспять всё равно уже было невозможно. В палате день-деньской стоял смех, шокируя больничное начальство и неискушённых посетителей.
   В ход шли все способы отвлечься - пуляли друг дружке по блютухе всякую мурню, скачивали прикольную похабень.
   Мало того, мне незадолго до сдачи подарили портативный дивидиплеер-раскладушку, и я, естественно, настоял, чтобы мне его притащили в больницу. Ребята тоже позаказывали из дома дисков, и у нас под общественный чаёк и кофеёк шёл почти непрерывный просмотр.
   Один парень, приехавший на заработки откуда-то из Краснодарского края, и хорошо навернувшийся с крыши, оказался просто очумелым киноманом. Он выпрашивал агрегат на ночь, и в наушниках просматривал фильмы даже тогда, когда палата, уморившись за день, рулладила носами. Да ещё какие-то кошмарики.
   Нам он рассудительно объяснял, что, во-первых, в их краях такой техники пока ещё нету, и поэтому надо использовать предоставившуюся возможность, а во-вторых, он не может позволить себе роскошь тратить время впустую. Что ж, логика железная!
   Как он мог усваивать столько фильмов подряд, осталось за пределами моего понимания. Для меня, например, и два фильма след в след - многовато, перестаю улавливать смысл. И в отличие от него, я, например, в кинах разборчив.
   Лично мне после операции хотелось какой фильмец повеселее. И, желательно, отечественный. А всякие там Мел с Гипсом, Мик Хирург или Жан-Клод как Дам меня чего-то совсем не цепляли. Крови вокруг и так хватало. Настоящей. А что касается стрелялова, то я что-то такое вспоминаю из собственной биографии. Там тоже всё было по-настоящему.
   Поэтому и ударял я в основном по комедиям, кровавую мутоту принципиально пропускал.
   Так или иначе, мне удалось постепенно утвердить свои порядочки - приучил всех пить кофе со сливками и смотреть дивидюк. И очень гордился этим.
   Правда, банки кофе хватало максимум на один день, и то не всегда. Но меня это не сильно парило. Для хороших людей не жалко...
  
   Одного из мужиков, единственного тихоню-молчуна, как-то раз приехала навестить маманя-старушка. Мужик с ней разговаривал плохо. Смотреть на бабульку было больно, очень уж убивалась, а мужик только добавлял. Глядя на подпухшие от слёз глаза, я сразу вспомнил свою маму, как она когда-то переживала из-за моих болячек, и мне захотелось вмешаться:
   - Да не слушайте вы его, он придуривается!.. Эй, ты чего маму расстраиваешь? У тебя, что мам - несколько? Прекращай! - я повернул голову к бабульке и постарался изобразить на роже нечто жизнеутверждающее. - Врёт он всё, вы на остальных гляньте - вон, какие! Это ж только сразу после операции, первые несколько минут капельку неприятно, потом это проходит.
   Дальше спросил её, как можно оптимистичнее:
   - Ну, как вам у нас?
   Старушка оглядела палату, вдохнула запах кофе, посмотрела на дивидишный экран, на котором хрюкала и мяукала какая-то глупая голливудская комедия. Робко ответила:
   - А у вас тут ...неплохо!
   Я заверил её бодрейшим тоном:
   - Да что там - у нас вообще хорошо! Сами посмотрите! Вот если б ещё не надо было под скальпелем устраиваться - жизнь здесь была бы просто прекрасной и удивительной, и можно бы-ло б смело сюда продавать путёвки за у. е.!
   Когда старушка отбыла, я не выдержал и решился на воспитательную беседу:
   - Чего делаешь-то? Это ты нам можешь жаловаться, коли тебе уж так невтерпеж. А маманю пожалей, старенькая она у тебя. Смотри, без матери останешься, потом хоть всю волосню на жопе своей повыдёргивай, а поздно будет! Я вон, как без обоих предков остался - сразу всё уразумел.
  
   Как и в прошлый раз, я оценил, насколько общая беда роднит людей разных возрастов, профессий и национальностей. Все разногласия как рукой снимает. Все одинаково равны - и дохляк метр с кепкой, и двухметровый мордоворот со свинцовыми кулачищами.
   Вот уж когда человечность и сочувствие становятся нормой... Идеальное общество, что ни говори.
   Цена только больно высока.
   ...Народ резко делался общительным. Чтобы убить резиновое время из каждого выуживалась его история. Сюжеты были разные - иногда дебильные и нескладные, иногда страшные. Кто-то попал в беду по собственной дурости, кто-то пьяный в сраку, кто-то по нелепой случайности, но в подавляющем большинстве, как и я, был ни в чём не виноват. За беспрерывными чайными церемониями все рассказывали про свои косяки, никто шибко не таился. Хоть и говорят, что чай - не водка, много не выпьешь, у нас под такие вот истории чаёвничали с утра до вечера.
   На меня, естественно, тоже наседали, из-за чего приходилось нехотя по сто пятьдесят раз переливать из пустого в порожнее. А так как мораль происходящего со мной с каждым месяцем делалась всё путанней, растолковывать суть становилось всё сложнее, тем более, аудитории, бесконечно отдалённой от юридических полей. Слушатели воспринимали мой сюжет узкоколейно, не улавливая основную мораль:
   - Виноват-то кто?
   - Да дед Пехто в кожаном пальто. Во всяком случае, не я! И это даже не обсуждалось. Мужик передо мной успел отскочить, а я - нет. Да и некуда было. Сзади-то женщины, дети. Я всё-таки не такой подонок, чтобы спасать свою шкуру за счёт других. Вот и вся моя вина.
   - А тачка-то была хоть хорошая?
   - Драндулет, "Шаха". И та об меня нехило побитая, судя по всему. Но ездоки наглые, будто на "Ламборджини"! Раскаянием и не пахнет. И совесть не ночевала. Врут, врут, врут! Что ж, наглость - второе счастье... Уж не знаю, какие Рокфеллеры-пропеллеры, но отмазались полностью. Ловчилы! Надо уметь!
   - Что, в смысле им вообще ничего не впаяли?
   - Полтора штуцера штрафа.
   - Баксов?
   - Шмаксов!.. Рублей!
   - И всё?
   - И всё. Даже прав не лишили. Врубинштейн?
   - Да врубинштейн! Расклад ясен - классика жанра. Бесплатный сыр - в мышеловке. Стандарт... "Шямпанский пиль - п...зда давай!"... А чего они говорят?
   - Ни х... не говорят. Весь уссывон в том, что я их в глаза не видел. Шифруются. Прошпиляют мимо - не узнаю... Насрать! Воюю-то я не с ними! По мне лучше бы их вообще не поймали, мне было бы спокойнее не знать, кто меня отполировал, чем так... Тут покруче дело. Против меня одного вон - целая армада! "Нерушимой крепкою семьёй". Но ничего, я, конечно, слабенький, однако зубки показал. Уж, как мне не пытались бункер заткнуть - и флэт подчистую отшкурили, и все медкарты уничтожили, и чуть было на тот свет не спровадили - скорую пришлось вызывать. Мало мне жизнь обосрали, типа ещё надо. Для усугубления. Чем только не травили, каких только подлянок не подкидывали, как не изводили, а я всё никак поддувало не закрою, вякаю и вякаю. Ничего, нас е...ут, а мы мужаем! Мастерство растёт. Капитулировать не планирую. Не дождутся. М...даком быть не хочу, не нравится! Я-то не о своей жопе пекусь. Вон, далеко ходить не надо, по сторонам оглянитесь - чего творится. И, в основном, - ни в чём не повинные люди!
   - А в прокуратуре был?
   - Был, был. Мёд-пиво пил. По усам текло, а в рот не попало... Окстись! Только те, кто на своей заднице отведал, что-то понимают. Остальным по х...! Прокуратура?.. Да тебя режиком заножат, будешь дрыжками ногать, а никто и не почешется.
   - Но, погоди, ты же можешь, б..., вчинить иск. Сейчас, вон, по телеку показывают, по любому поводу можно обратиться в суд.
   - Туфтень всё это. Овчинка выделки не стоит. И мозги десять лет е...ать будут. Не знаю, кому и кобыла - невеста, но теоретически, опять же, в случае выигрыша можно рассчитывать на три рубля. Которые после бесконечных обжалований сократятся до двух рублей. Лишь в случае возбуждения уголовного дела у заявителя реально появляются какие-никакие шансы. Я специиально этим вопросом занимался, тщательно изучал судебные решения. Трындец!.. Поэтому-то и бьёмся. Понятно излагаю?
   - Да понятно... Засада! Но хоть чего-то ты добился?
   - Хоть чего-то добился, якобы гаишника с должности ушли. Вроде дали по шапке. И то, это ещё проверить надо. Брехла хватает. А так... Со мной - как в фильме "Серёжа". Смотрели? Ну, старый, с Бондарчуком? Вот там один козёл протягивает мальцу, якобы, конфетку: "Здравствуй, детка, вот тебе конфетка!" Пацанёнок разворачивает, а там - пустой фантик. А паренёк смышлёный, он и говорит: "Дядя Петя, ты - дурак?"... Ладно, поборемся, опыт уже есть. Жизнь кое-чему научила, не пацан уже, яйца седые. В общем, будем чукаться! Отелло рассвирепелло!
  
   Периодически по палатам водили группы девчонок-практиканток. Строгая училка подводила их к наиболее замысловатым переломам, и что-то там наглядно объясняла. А у нас как раз одного привезли с каким-то просто элитарным случаем. В этом году школу закончил, только-только в институт поступил на первый курс, ну и отметила молодёжь поступление. Порезвились. А парень красивый, видный - самец, одним словом.
   И вот к его койке табуном подвалила делегация. Вдруг одна из практиканток ему: "Привет!" И он ей тоже: "Привет!" - "А ты здесь чего?" - "А ты чего?" - "А я, вот, учусь. - "А я, вот, уже не учусь." И так слово за слово, ля ля ля.
   Ну и поехало, зажурчало. Так же содержательно. Встретились...
   Училка слушала-слушала, потом не выдержала:
   - Так, голубки, алё! Поворкуете в другой раз! А ты, мОлодец, давай-ка одеялко скидывай, поработаешь наглядным пособием!
  
   Народ, как обычно, шумно прикалывался над какой-то ерундой, когда неожиданно двери в палату распахнулись и на каталке вкатили очередного послеоперационника.
   Старшая сестра на нас цыкнула, и мы чуть попритихли.
   Одни потянулись было к курилке, другие стали с обывательской ленцой наблюдать, как мужика перекладывают с каталки в койку.
   Внезапно палату накрыла гнетущая тишина. Общее внимание в миг переключилось на только что привезённого. Нас словно окатили ледяной водой - у мужика была ампутирована нога...
   Разом побелев, не сговариваясь, все, как по команде, переглянулись, и каждый задумался о чём-то своём...
  
   ...Экспансия переломанных продолжалась, операции делались по нескольку раз в день, и из-за этого в послеоперационной палате особо разлёживаться не давали. Кого можно было выписать - выписывали, а кого нельзя, вроде меня - быстренько расселяли по обычным палатам.
   Переселение ничего не перекрасило в моей больничной житухе. Она продолжала медленно волочиться по уже знакомому, проторенному пути. Когда я преодолел самый "интересный" период и мой котелок стал варить получше, возобновились беседы о римском праве.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  
   Всё чаще я стал подлавливать себя на мысли, как же сильно я изменился за относительно короткий период времени. С мая прошлого года в моём взгляде на жизнь произошла настоящая революция, едва ли не такая же, как в переходном возрасте, когда музыка меня так растормошила, что быстренько сделала человеком пустого непробиваемого оболтуса, на котором давно все поставили крест.
   Я очень многое просёк за каких-то полтора года, и стал явно лучше. Психология различимо изменилась, уж слишком многого я насмотрелся и натерпелся. И это притом, что я и раньше был "баловнем судьбы", есть, что вспомнить!
   Но, вместе с этим, обнаружил, что наряду с ощущением сопричастности с чужим горем, у меня неожиданно развилось не сильно меня украшающее какое-то странное спокойствие. Очерствел и огрубел, что ли. Мог уже совершенно хладнокровно смотреть на всякие травматологические "ужастики", и при этом что-то жевать или потягивать кофеёк. Мне стало страшновато за себя.
   Пообсуждал эту тему с наиболее рассудительными сотоварищами. В итоге, пришли к выводу, что просто мы теперь стали другими. Особенно те, кто, как я, прошёл несколько кругов. Мы отличаемся от тех, кто не прошёл.
   Неудивительно, что, люди, сами не просеявшиеся через сито, смотрели на меня несколько испуганно, вращали глазами, когда я по их же просьбе рассказывал про житьё-бытьё с подробностями.
   - И ты так спокойно и весело обо всём этом говоришь?
   А как же ещё говорить? Впрочем, мы, действительно, стали слишком разные. Они не понимали меня, а я не понимал их. У меня этап ахов-вздохов закончился, а у них и не начинался.
   В головешках тихо плывущих в мейнстриме обывателей, никогда не уложится, что можно весело воспринимать то, в чём весёлости нету. А меня, наоборот, жизнь постепенно научила, что так, и именно так всё и нужно воспринимать. Не то можно съехать...
   ...Лет несколько назад, когда я по воле случая в очередной раз угодил в заморский круиз, меня после концерта уломали присоединиться к одной довольно отвязной компании. Гудел шумный выпивон, дым стоял карамыслом, кир лился рекой, жрачка просто таяла во рту.
   Несмотря на всё это, я чувствовал себя немного не в своей тарелке, и, слушая застольные россказни, к своему не слишком приятному удивлению, неожиданно обнаружил, что все, за исключением меня - сплошь врачи-травматологи. От разговоров за столом мне становилось всё более не по себе. Юмор отдавал анатомией и физиологией, и был приблизительно такой:
   - Вась, расскажи, как ты в том году тройной перелом оперировал, а я пока тоже вспомню что-нибудь весёленькое!
   Сейчас бы я это дело воспринял бы совершенно иначе. Поменялся.
   Людям вообще свойственно меняться. Например, самая ярая комсомольская активистка моего курса вскоре после выпуска преспокойненько умотала на ПМЖ в Ю Эс Эй, и, насколько мне известно, очень даже замечательно там себя чувствует...
  
   Ночами спалось плохо. Как положено. Особенно, когда ощущения послеоперационника начинали перебарщивать. В такие моменты я, как правило, перемещался в курилку - курятина не сильно, но помогала.
   Машинальный взгляд в оконце выхватывал чахлый больничный дворик перед приёмным покоем, мерно подкатывающие скорые, из которых выплёвывались носилки со "свеженькими".
   Вдали, где-то в районе проспекта маршала Жукова в осенней темноте отсвечивали каким-то странным зеленоватым заревом, словно на картине Куинджи "Ночь на Днепре", два здоровущих дома-стакана. Почему-то эти чуднЫе дома-близнецы мне особенно запали в душу. Что-то было в них притягивающее. Я даже решил когда-нибудь при случае смотаться позырить поближе, что это за дома такие...
   В одну из типично бессонных от боли ночей, когда начало кипятить немилосердно, и лежать стало уже совсем невмоготу, я, как обычно, отправился в "думу" подымить.
   Затянувшись, традиционно прилип к окну, глянул во двор. Настроение испортилось окончательно - за окном сплошняком сыпали мохнатые хлопья, а вокруг расстелился широко белым саваном искристый снег.
   В моём тогдашнем положении это был не просто облом. Это была катастрофа. Я ещё толком не встал на ноги, и вообще не был уверен, что по снегу и льду теперь смогу докряхтеть даже до машины.
   Утром ещё более уныло наблюдал из окна, как сметают охапки снега с запорошенных машин, приехавшие на работу врачи и персонал...
   Но, к моей несказанной радости, это была только "репетиция" зимы. Через денёк потеплело, снег подтаял, опять заканителила осенняя слякоть. У меня на душе тоже наступила оттепель - может, как-нибудь и проскачу до сугробов, месить осеннюю жижу на костылях всё-таки можно!
  
   Научные исследования моей персоны продолжались. Как-то подвалили два студента, попросили снимки. Зацокали языками, водя пальцами по чёрно-белому глянцу рентгеновской фотки. Когда-то на таких носителях одна шестая часть суши слушала Элвиса Пресли и прочую идеологически вредную массовую культуру загнивающего Запада. Называлось "музыкой на костях".
   Дуэт начинающих медиков принялся живо обсуждать мою ногу. Поглядывая на пытливое изучение эпизодов моей биографии в фотоварианте, я не выдержал - натура за годы не сильно изменилась. Придав морде обречённость, трагически хлюпнул носом:
   - Мужики, не томите. Жить буду?
  
   Покамест я дармоедничал в больнице, мне домой пришёл ответ из Мосгорсуда - моё повторное обращение, похоже, подействовало, и поспособствовало ускорению процесса.
   Из письма следовало, что рассмотрение моей кассационной жалобы назначено на 7 ноября в 10 часов. Дата меня поначалу смутила, но после я вспомнил, что это давно уже не праздник.
   Решил, что если даже к тому времени не выпишусь - что-нибудь придумаю. Отпрошусь, на худой конец.
  
   Каждый новый день приволакивал новые впечатления и новую пищу для размышлений. Перед глазами продолжали мелькать новые люди и новые судьбы. Разные.
   Прихромал сдаваться парнишка. Плановый. Вполз в палату, опираясь на костыль канадской конструкции. Кто не знает - это такой навороченный, с подлокотниками. Им обычно пользуются те, для кого костыли давно уже стали продолжением, вторым "я". По первому разу на них вставать неудобно, нужен навык, поэтому новички таких ходулей обычно не признают.
   На вид перчику было лет восемнадцать-двадцать, но когда наши взгляды случайно пересеклись, я рассмотрел, что у него глаза, как у пятидесятилетнего.
   Разговорить пацана не составило большого туда, он оказался свой в доску, из тех, кто сам за словом в карман не лазит. Без ненужных условностей проворно включился в беседу, будто каждого из нас знал уже не первый год - опыт больниц выперал.
   Паренёк прикольный, бойкий, острый на слово, хотя, как вскоре выяснилось, подчас, не в меру болтливый. Впрочем, это у него была такая реакция на боль. Когда его начинало поджаривать, он принимался молоть языком без умолку, мешая другим смотреть кино, что со стороны было утомительно, в конце концов, тут не одному ему было больно. А так - парень хороший.
   История же его всех навела на очень и очень серьёзные размышления.
   Попал в беду он в детстве. Здоровая нога у него с возрастом росла, и стала, как у любого нормального взрослого человека. А вот больная - так и осталась такой, какой была на момент, когда с ним случилось несчастье, маленькой. Она была намного короче здоровой, даже пяточка - как у ребятёнка, крохотная.
   И вот все эти годы врачи борются, чтобы его ноги хотя бы стали одной длины. Так что парню в жизни досталось, где уже только не перележал!
   Перерабатывая информацию, я не смог его не спросить:
   - Подожди, старичок, а сколько же у тебя всего-то было операций?
   - Двенадцать.
   - Ой!.. Ни х... себе!.. Тут одной-то многовато! Да, брательник, сочувствую...
   Когда парень отлучился по каким-то своим делам, мы все долго ещё не могли придти в себя от увиденного и услышанного. Постепенно палата стала оживать:
   - Вот так!.. У хлопца же детства совсем не было - одни больницы, да операции! И сейчас - вон, тоже предстоит жарево! А ведь хочется по молодости и потанцевать, и на этой фигне покататься, как её ... на скейте.
   - Кошмар!.. Я тоже краем уха что-то такое слышал. Если ребёнок серьёзно ломает ножку или ручку, то она у него перестаёт расти, и навсегда остаётся такой же малюсенькой, детской. Здоровая вырастает, а больная - нет...
  
   Я был просто убит. Это что же выходит, имей я сейчас отроду лет десять-двенадцать, чем же для меня могла закончиться вся эта колбасня? Тоже бы, остался без детства? Так же потом мучился? Дрейфовал бы из больницы в больницу?
   А чего, при моих переломах именно так бы и случилось! Только вот расследование при этом велось бы точно так же, и изгалялись бы надо мной тоже точно так же. Если не больше!
   Слепили бы такое же дознание, так же наврали бы "расстройство здоровья свыше трёх недель", для усиления эффекта ещё и на Сивцевом Вражке надо мной бы дополнительно поржали, а я бы годами не вылазил из больниц! "Всё хорошо!"
   Это как же? Людей уродуют, детей уродуют, жизни уродуют, а всякие гады пущай себе лыбятся и попёрдывают? Надо ж дать?
   Вопрос в точку! Нет, господа-товарищи, надо не ждать, а бороться! Я-то ладно, как-никак всё-таки пожил, хорошо ли, плохо ли - не суть важно, а вот, что такой молодняк калечат - это никуда не годится!
   Кстати, парнишка оказался смышлёный, башковитый. Невзирая на все жизненные лупки, старался не отставать от жизни, в институт поступил, натащил с собой в больницу учебников, занимался. Молоток, что тут скажешь!
   Так как мы все были намного старше его, принялось коллегиальное решение взять над парнем шефство, и стал он у нас "сыном полка". Его такое положение вполне устраивало, поскольку давало массу привилегий. Всё лучшее - детям! Правда, когда пацан начинал чересчур зарываться, бычиться или катить на кого бочку, ему назидательно напоминали про его возраст, и про то, что старших надо уважать...
  
   Я упросил завотделением, чтобы мне разрешили пройти подготовку к подоспевшему уже переосвидетельствованию на ВТЭК непосредственно в больнице - в моём послеоперационном состоянии толкаться по очередям в поликлинике представлялось совершенно неосуществимым. Наш зав оказался мировым дядькой, и в этом вопросе мне пошли навстречу. В итоге, подготовка к комиссии заняла не месяц, а всего пару дней.
   Пришлось лишь самую малость помотаться по больничным коридорам. Как и следовало ожидать, за год моя коллекшн болезней заметно пополнилась. Две операции, а главное - нервные срывы и ласки победителей инвалидов основательно испещрили организм своими автографами.
   От моих анализов схватились за голову. От дополнительного обследования отказался - мне было уже всё равно, моя весёлая житуха стремглав летела в бездонную пропасть.
   Самое же сильное потрясение меня ожидало, когда в очередной кабинет пришлось пробираться через спинальное отделение. Вот уж где, даже мои напропалую замыленные глаза, с лихвой уже насмотревшиеся на всякие там страсти, и те не выдержали. Жуткая картина! Вот где по-настоящему страшно! Сердце защемило. Тело стало коченеть от холода.
   Гнетущее ощущение непоправимой беды царило во всём. Смотреть на постоянно дежурящих возле коек родственников, на поставленные иконы и незатухаемые свечи было невыносимо. Кровь стыла в жилах. И абстрагироваться от увиденного физически было невозможно...
   ...Когда я, наконец, покинул это ужасное место, моя взмокшая рубаха прилепилась к похолодевшей спине, словно намазанная клеем "Момент". Я перекрестился...
   Нет, позволю себе не согласиться с Глебом Жегловым. Наказания без вины всё-таки бывают. Чем виноваты эти несчастные? Что они могли натворить в жизни такого, чтобы так мучить-ся? Невольно напросилось сравнение с победителями инвалидов...
  
   Приближался день моей выписки на каникулы. Было как-то даже грустновато - коллектив уж больно хороший, расставаться не хотелось. На воле такой душевности не будет, там все чёрствые, и всё потому же - жареный петух в седалище не клевал. Клюнет - сразу подобреют!..
   Сдал документы на комиссию МСЭ, узнал день переосвидетельствования.
   Незадолго до моего отчаливания доставили из реанимации парня, на малолитражке-япошке поцеловавшегося с грузовиком, совсем плохого. Переломано у него было, по-моему, все, что толь-ко можно, таз, обе ноги, - страшно смотреть, мычащий кусок мяса! Мы все помогали ему, как могли. Из его невразумительных бессвязных объяснений, я кое-как разобрал, что парень не виноват - ублюдок на грузовике вылез на встречную полосу.
   Парню предстояло дознание. Я поговорил с его родоками на эту тему, поделился нажитым опытом. Предупредил о возможных вариантах...
  
   Незаметно подвалил и день, когда меня отпускали на очередную побывку домой. На полгода, до следующей операции. Поплясал от последнего укола, пошипел от последней перевязки - последующие предписывалось делать уже в травмопункте - и был с миром отпущен до дома, до хаты.
   Обошёл всех знакомых, тепло попращался:
   - Ну, господа, покедова, очень приятно было познакомиться и пообщаться! Но лучше б, конечно, если знакомство состоялось бы при каких-нибудь других обстоятельствах.
   Деду - историку права, пообещал продолжать заниматься:
   - Ещё чуть-чуть, и мне можно будет смело за юрфак экстерном экзамены сдать!
   Навестил "сына полка", которого только что прооперировали:
   - Бывай, Андрюшка, удачи тебе! Старайся, учись, оканчивай свой институт, и всё будет круто! Не вздумай только академ брать. Академ - генеральная репетня отчисления. Лучше напрягись как-нибудь. Ну, будь здоров, не кашляй!
   Подошёл и к парню, впечатавшемуся в КамАЗ, ещё раз плотно побеседовал с его родичами, хлопотавшими над койкой:
   - Ребята, пока не поздно - подключайте грамотного юриста, не тяните! Будете ворон считать - сильно потом пожалеете. Гаишники все ушлые, за ними нужен глаз да глаз. Могут всё опрокинуть с ног на голову. Терпил не любят, уж поверьте недобитому терпиле. Меня, вон, так обмишушурили, что я полтора года м...дохаюсь, ничего сделать не могу. Смотрите, я вас предупредил!

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

   Моё прибытие на каникулы омрачила тяжёлая новость - пока я занимался лежебокингом в больнице, внезапно от инфаркта умер сосед, дед-венврач Николай Петрович, к которому я час-тенько обращался за консультациями на медицинские темы, и который в своё время мне на примере куриного окорочка так доходчиво объяснил всю мою травматологическую пургу.
   Само ужасное, что прямо перед тем, как ехать сдаваться, я его встретил на улице, мы поболтали маленько, и он пожелал мне удачи. Мне тогда и в голову не могло придти, что это будет наша последняя встреча.
   Почему хорошие люди уходят, а всякие гниды продолжают коптить небо, и гадить ни в чём неповинным людям?! Не понимаю...
  
   Пришлось, как и в прошлый раз, но к счастью, не слишком надолго, стать невыползным. Снова пошли траты на тачку для езды в травмопункт на перевязки. Полный джентльменский набор. Самочувствие пребывало паскудным, временами даже очень.
   Хорошо ещё, хоть осень была поздняя, до наступления знаменитой зимы 1995-96, так здорово всех вымерзшей и так всем запомнившейся, ещё оставалось некоторое время...
   Наступило 7 ноября - день обжалования постановления Хамовнического суда в Мосгорсуде, ещё одной моей "премьеры". Постановление от 30 июня могли либо оставить без изменений, либо отправить материал на новое рассмотрение. Мне, разумеется, нужно было второе.
   Проснулся ни свет, ни заря, что бывает со мной крайне редко - я обычно в это время только укладываюсь. Ничего, пережил. Кто рано встаёт - тому и тапки.
   Взбодрившись лошадиной дозой кофе, я ещё разочек репетнул перед зеркалом своё выступление. Напялил на себя что получше. Остатки былой роскоши. Кроме козолупов, конечно, - разрезанная нога снова стала толстой и красивой.
   Ещё сравнительно недавно это был праздничный день. Я сразу вспомнил отца. Он эту дату всегда отмечал, пока был жив, не отказался от своих убеждений и не поступился со своими принципами, какими бы они не были.
   А когда началась перестройка - я батю зауважал вдвойне, за то, что он не стал приспособленцем-перевёртышем, и не принялся в угоду моде и конъюнктуре устраивать, как отдельные прохиндеи-паразиты, шоу с партбилетом, хотя в жизни так ничего из-за своих принципов и не нажил.
   У меня на этот счёт имелось совсем иное мнение, но я с отцом не спорил. И не только по-тому, что его боялся. Просто у человека была своя твёрдая жизненная позиция, а это - много. Сейчас же, как я заметил, в этом вопросе, за единичными исключениями, наблюдается почти поголовный дефицит - никаких убеждений, никаких принципов. Больше того. Понавешали крестов на жирные шеи, а при этом гадят так, что иконы плачут!
  
   Меня привезли к паукообразному комплексу Мосгорсуда на улицу Богородский вал. Видно его издалека - от куба главного входа расползаются многочисленные щупальца-придатки. Статус ин стату. Государство в государстве.
   Чем ближе я подъезжал, тем больше ёрзал на не ещё зажившей от уколов заднице - всё-таки суд второй инстанции! Заранее был готов, что будет горячо.
   Прошло всего три дня после выписки, я мотался на перевязки, и отёчная нога была забинтована. Передвигался пока слабенько. А в судах - лестницы, это я уже уяснил. Лифты, конечно, тоже местами попадаются, но до них ещё доползти нужно. Короче, пришлось тащиться окосты-ленным. Неокрепшие булыжные ноги скулили, башка кружилась. В районе промежности от волнения зудело.
   Подобравшись к самому входу, не смог не заметить, что рядом притаилось кладбище. Хорошее соседство, ничего не скажешь. Хотя, конечно, в тот момент мне было не до аллегорий. Все мои мысли поглощало предстоящее слушание.
   Накануне проконсультировался, и получил Це У, на что напирать. Карнов нарушил закон. Всё. Это - главное. Остальное - не главное.
   Я приготовился, что придётся мне, ой, несладко! Меня, ясный день, будут сбивать с толку, путать, уводить в сторону, цепляться к мелочам - привлечение гаишника сильно отдаёт утопией. Тем не менее, я должен был ни при каких обстоятельствах на провокации не поддаваться, стоять на своём, не отвлекаясь на пустяковины и ни на какие фокусы не реагировать. Что бы не происходило - не дрейфить и держать себя в узде.
  
   Внутри Мосгорсуда царил пафос. Всё в коричневых тонах, облицовано мрамором. Гигантомания. Подающий сюда человек должен был, по замыслу создателей, ощущать себя малявкой, лилипутом в стране гулливеров, и трепетать от сознания собственной никчёмности... Мудро...
   Куча КПП. Пока на костылях доскрипел до цели - прошёл несколько проверок. Но это-то, как раз, нормально. Мало ли, какие каннибалы вознамерятся чего обжаловать.
   Поплутал, учитывая, каким после недавней операции, я стал скороходом. Грохнулся на скользком мраморном полу. Легонько, к счастью.
   Пока кабина лифта плавно скользила к нужному этажу, повторял про себя "формулу победы", точно магическое заклинание: "Нарушен закон!".
   Докряхтев до искомого зала, сразу же обратил внимание на принципиальное отличие Мосгорсуда от обычных районных - в вывешанном расписании слушаний на одно и тоже время назначается несколько обжалований. Конвейер. Ни с кем по долгу не церемонятся. "Получил - гуляй! Следующий!..
   В коридоре, обхватив ладонями лицо, навзрыд плакала женщина. Её плечи тряслись, косметика текла по рукам. Вид неутешного горя именно в этом, конкретном месте на меня подействовал душераздирающе. Я содрогнулся. По моему, Слава Богу, всё-таки ещё не до конца очерствелому сердцу, словно проехались напильником...
  
   На 10 часов было назначено несколько разборов. Я окончательно извёлся, пока дождался приглашения в зал судебных заседаний.
   Да, с районным судом разница есть. Судья уже не один, а целых три.
   Началось слушание. Мобилизовав весь свой потенциал, я по возможности, связно, почти не запинаясь, мало-мальски изложил суть. Меня выслушали, как ребёнка, который говорит глупости, но которого при этом, вроде бы нельзя обижать.
   Предоставили слово прокуратуре. Прокурор Григорова, как положено, после скороговорки, из которой я из-за нарастающего волнения почти ничего не понял, просила оставить обжалуемое постановление без изменений.
   Меня, как будто со всей силы, приласкали раскалённым паяльником. Я представил себе ухмыляющуюся физиономию Карнова, две перенесённые операции, предстоящую третью. И вообще, какая дольче вита меня ожидает... Взорвался, как вулкан, взбудоражено заладив, точно магнитофон заевший: "Нарушен закон, нарушен закон, нарушен закон!..".
   Судебная коллегия удалилась на совещание. Меня сжало от напряжённейшего ожидания. Я слышал даже едва заметный гул лампочек на потолке. Неразборчивый шёпот из совещательной комнаты добавлял в закипающую кровь, и без того, избыточного адреналина, который выплёскивался с мартеновским жаром. Мои ладони вспотели, и я нервно тёр их о штаны.
   Почему-то невпопад вспомнилось, как на заре музыкальной деятельности мы пацанами мастерили самопальные ревербераторы из "убитых" катушечных магнитофонов. Они хоть и неровно, спотыкаясь, но всё же повторяли "один... один... один...". Почти как я сегодня...
   Наконец, воротилось судебное трио. Председательствующий судья Марков огласил принятое решение - оставить без изменений. Негромкие слова прозвучали оглушительнее взрыва.
   Это было уже невыносимо! Я заартачился, встрял, меня понесло с новой силой. Заевший магнитофон заработал в полную мощь. Пошла реверберация: "Нарушен закон, нарушен закон!.." Я не унимался...
   ...И тут случилось невероятное - судебная коллегия повторно удалилась на совещание! Я буквально горел от напряжения. Если б у меня вдруг что-нибудь задымилось, я бы, наверное, не удивился. Внутри всё расплавлялось. Сердце застучало, как барабанная дробь перед смертельно опасным цирковым трюком.
   Время поползло невыносимо медленно, как на видео в режиме "слоу". Из совещательной комнаты снова стал доноситься какой-то неясный шёпот, из которого что-то разобрать было невозможно.
   Наконец в зал вернулись судьи. Председательствующий объявил решение: "Постановление от 30 июня отменить, материал направить на дальнейшее рассмотрение".
   Такого шумного вздоха облегчения, как в тот момент, в моей жизни может быть, и не было никогда. Словно товарняк "чугундия" разгрузил в одиночку.
   От моего вздоха даже судьи переглянулись. Я же, расчувствовавшись, пересохшими губами, обратился к председательствующему судье Маркову:
   - Спасибо, ваша честь. Я не сомневался в вашей порядочности!
  
   Это была Победа! Первая! Пусть крохотная, от которой мало что зависело, но Победа! Победа еле ползающего, немощного инвалида-калеки! Победа Правды над враньём, Справедливости над несправедливостью.
   К тому же - первая моя победа на юридической ниве, не зря я столько занимался!
   На радостях выкроил копеечку перекусить в местном едальном заведении - не мог отказать себе в удовольствии отметить своим посещением кафе Мосгорсуда. Ублажил давнюю слабость - любовь подкрепиться в экзотических местах. Да и надо было как-то отпраздновать событие... Цены, кстати, оказались более чем приемлемые. Даже для меня.
  
   Незаметно подкрался и день переосвидетельствования. Подошла пора снова наносить визит на улицу Саляма-Адиля - комиссия по травматологии проходит в соседнем здании от больницы, ещё совсем недавно бывшей моим вторым домом, и с которой было связано столько воспоминаний. И не только плохих, кстати.
   Решил на обратном пути и туда заскочить, навестить больничных приятелей.
   Прибыв на комиссию, первым делом обнаружил, что и здесь моих меддокументов нет, будто никогда и не было. Пришлось и тут заводить по-новой. Да уж, на Сивцевом Вражке потрудились! Взялись за меня хорошо, ничего не скажешь! Браво-брависсимо!
   Переосвидетельствование, как и предвиделось, прошло нормально, мне продлили инвалидность ещё на год. Без проблем. Всматриваясь в приятные и участливые лица, я невольно сравнил эту комиссию с той, что на Сивцевом Вражке...
   Но, как бы там ни было, вопрос с дальнейшими поступлениями в бюджет был решён.
  
   Став собственником очередной розовой справки, вразвалочку поковылял в соседнее здание - навестить бывших товарищей по несчастью. Впервые в жизни заполз в "родное" отделение в приподнятом настроении. В коридоре медсестра слегка удивилась:
   - А ты чего здесь?
   Ответил с оптимистической гордостью:
   - Я сегодня - посетитель! Пришёл друзей проведать.
   Расцветая улыбкой, косолапо втиснулся в ещё недавно "родную" палату, козырнул:
   - Здравствуйте, товарищи!
   Встретили тепло. Палата заулыбалась. Все те же, лишь один новенький, совсем ещё малец. Обойдя койки и пожав всем руки, весело справился:
   - Ну, как вы тут?
   - Нормально. Тебя не хватает.
   - Тронут!
   - Но зацени - дело твоё живёт. Мы теперь все по твоему почину пьём кофе и смотрим Ди ВиДи. И ещё более цивильно. Прикинь?
   Огляделся - есть такое! На тумбочке громоздился телевизор, на нём примостилась дивидишная дека. Рядышком сверкали фирменный электрочайник и кофеварка. И впрямь, мои труды не пропали, палата преобразилась в номер Ви Ай Пи. "Хилтон" да и только! Файф старз!..
   Похвалил:
   - Да у вас теперь - просто палата "люкс"! Простым смертным, небось, сюда и не попасть!
   Побалакал с бывшими соседями на медицинские и немедицинские темы. Похлебал кофейку за компанию. Радостно было видеть, что у ребят налицо сдвиги к лучшему. Парень с кучей переломов, столкнувшийся с грузовиком уже улыбался. "Сын полка" - тоже.
   Один только новенький паренёк выглядел совсем расклеившимся, хотя у него была какая-то пустяковая ерунда. Это если смотреть с моей колокольни, конечно.
   Привезли обед. Все взяли, кроме новичка, он отказался. Я подобрался поближе к нему:
   - Ты чего, расстраиваешься, что ли? Да ладно, прекращай! Ну, случилось, что ж теперь делать. Больно, согласен... Фигня, пройдёт! Зато - будет, о чём вспоминать. Не переживай. Ребята все хорошие, врачи - супер, и не заметишь, как снова будешь в строю. Оклемаешься. Доктора отличные, просто чудеса творят, всех на ноги ставят. И у тебя всё ништяк починится! А так, глянь - условия идеальные: палата почти пятизвёздочная, не хухры-мухры! Чай, кофа, ТиВи, ДиВиДи, СиДи! Чего ещё надо?
   ... Заскочил и к деду-историку права:
   - Можете меня поздравить с первой победой на юридическом фронте! Выиграл суд второй инстанции. Сам себя защищал, между прочим! Не так уж и мало для дебютанта!
  
   ...Домой ехал в траляляшном настрое. Несколько положительных эмоций подряд за короткий период хорошо поработали, и всякая гадость на душе слегка посторонилась.
   И вокруг было, я б сказал, красиво. Последние плюсовые денёчки осени радовали чистым небом и нежным солнышком. Редкий янтарь остатков листвы романтично прилипал к костылю, сдуваемый с почти уже голых, шевелящихся веток еле ощутимым ветерком.
   Дышалось легко. Даже почудилось, что выхлопными газами воняет меньше, чем обычно. Общее самочувствие, поначалу поганое, и то, как-то улучшилось. Короче, если бы я не был отпущен на побывку перед следующей резьбой, вполне можно было б считать, что жизнь снова нормализуется.
   И всё же, не следовало забывать, что на дворе уже закруглялся ноябрь, и через каких-нибудь полгодика срок привлечения к уголовной ответственности истечёт. И тогда уже - всё, куку! Отсос Петрович. Хоть лопни, а ничего поделать будет уже невозможно. Угрёбывай, и не забудь сказать спасибо добрым тётям и дядям!
   По иронии судьбы это столь радостное событие должно было совпасть с очередной операцией. Чтоб мне веселее оперировалось... Во, стебалово! Оборжаться можно!
   Н-да, после того, как моя жистянка пошла сикось-накось, лишь в одном можно было быть более-менее уверенным - это в том, что мне снова нужно будет укладываться под скальпель.
   Усмирив не в меру нахлынувшие чувства, я заставил себя вернуться к нашим баранам. Вспомнил разговор с участковым в предвкушении резьбы, его слова, что прокуратура не даёт добро на возбуждение уголовного дела.
   Требовалось срочно засучивать рукава - времени оставалось не ахти! Предстояло трудоёмкое и уже знакомое дело - обжаловать отказ. Однако, отказного постановления по 125-ой статье УК, мне никто не выдавал и не присылал, а чтоб его обжаловать, необходимо, было, минимум, заполучить сей документ на руки.
   Мне, заодно, было даже чисто по-научному интересно, вот на что может рассчитывать голодранец без волосатой руки и прочей модной атрибутики?
   На затравку подался в нашу Пресненскую прокуратуру за отказным постановлением. Каково же было моё недоумение, когда в канцелярии по уголовным делам прокуратуры такового не нашлось. Кто-то был явно заинтересован вставлять мне палки в колёса. Я уже догадывался, кто.
   Откуда дровишки - из лесу, вестимо!
   Обещанные летом-2004 гарантии, добросовестно выполнялись. Злодею можно было не волноваться, о нём неустанно заботились. Терпилу же продолжали не менее добросовестно травить всеми способами. Как таракана.
   Взбаламученный подобными обстоятельствами, я принялся месить серое вещество - как же всё ж-таки добыть отказное постановление. Я уж понял, что за этой бумаженцией мне придётся побегать здорово! И это в моём-то положении, когда не бегать, а лежать надо!
   Единственное, что мне в тот день удалось выудить в канцелярии, так это копию письма от 30 августа. Точно такое уже имелось в моей бурно растущей коллекции. Тютелька в тютельку: "Начальнику ОВД Пресненский и т.д.". Ничего другого мне не предложили. Молодцы. Опять меня усадили в лужу!..
   Короче говоря, поход оказался совершенно никчёмным, чем-либо существенным на этот раз я так и не разжился. Больной человек вскоре после операции только зазря промотался, вместо того, чтобы соблюдать постельный режим. Строптивца наказывали. Больно и нещадно. Это тоже была часть проводимой политики.
  
   Помрачневший, я выгреб на улицу, и увидел, как две училки ведут большую группу первоклашек в зоопарк. Детишки были прикольные, шумные...
   Вспомнил нашего больничного "сына полка". Любой из этих карапузов легко мог стать таким же. И для этого старательно делалось всё возможное...
   Очевидно, по принципу: "Ничего, бабы новых нарожают!"... Боже, как же это страшно!
   Сунулся на следующий день в ОВД Пресненский и также ничего конкретного не выяснил. Оттуда меня адресовали в... Пресненскую прокуратуру. Замечательно! Прямо пинг-понг! Инвалида-послеоперационника решили погонять в воспитательных целях, дабы не возникал и соотносил. А то - во, разборзелся!
   Настроение моё вконец опаскудилось. Только стоило чуточку расправить плечи, как - нет! Надо нахаркать в душу... И когда же меня перестанут жмыхать?
   Слегка повеселел, только, когда, вернувшись в своё жилище, был осчастливлен новой корреспонденцией, оказавшись презентованным свеженьким письмом из прокуратуры ЦАО: "Прокурору Восточного административного округа Уварову В.В. Направляю Вам, поступившее из Прокуратуры города Москвы заявление гр-на Шавернёва А.В. на действия эксперта Рыжовой О.С. и привлечение её к уголовной ответственности. Необходимо тщательно рассмотреть изложенные выводы, при наличии оснований принять меры реагирования. Прокурор округа И.И. Павлов". Опять загогулина, и вычурная подпись - никак не "Павлов".
   Так! Ладушки! Шансов, конечно, никаких, но пусть эта тётя хотя бы побегает, за неимением лучшего. Ей полезно. Любишь кататься, люби и саночки возить.
   А то всё больше заставляют инвалидов бегать! Гуманисты...
   Однако тут же заелозил вопрос: "А где вторая тётя?" Перед тем, как сдаваться, я отправил два заявления!

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

   Пульнул декабрь. Стартовала та, наделавшая шума, московская зима, когда без большой надобности никто из дому носа не высовывал, машины не заводились, а на городском транспорте от мороза лопалась краска. Правда, надо сказать, на первых порах, вроде ничего не предвещало ледникового периода. Так, обычная зима. Нормальная, в меру холодная.
   Я, кстати, давно подметил, что именно зимой погода и отмачивает такие кренделя, каких в другое время года никогда не бывает. Например, летом колебания температуры от силы могут составлять плюс-минус градусов десять, редко больше. Ну, допустим, было двадцать градусов, а стало тридцать. И наоборот.
   Зимой же спектр заметно расширяется. Перепады могут легко перескакивать тридцатиградусный рубеж. К примеру, хороший сюрприз приготовила погода москвичам и гостям столицы на Рождество 2002 года, когда за каких-нибудь несколько часов столбик термометра опустился более чем на тридцатник!
   У меня как раз в тот день возникла надобность покататься по разным делам, и пришлось выезжать из дому довольно рано. А вот возвращение, наоборот, предстояло позднее, за полночь.
   Помнится, днём было очень тепло, погода стояла плюсовая. Оттепель, одним словом. На тротуарах подтаяло, с крыш закапало. Молодняк, которому, как известно, море по колено, вообще выбирался "в люди" в лёгких курточках, по большей части ещё и без шапок.
   Под вечер стало резко холодать, вдарил хороший морозец, который с каждым часом всё свирепел и свирепел. К ночи сделалось совсем сердито. Столбик съехал ниже тридцати, порывистый ветер просифонивал до мозга костей...
   Жутко было смотреть на ёжившуюся, возвращавшуюся домой в полночную пору, молодёжь, у которой зуб на зуб не попадал. Молодая поросль пыталась хоть как-то своими чуть ли не летними куртками воевать с лютым холодом и пронизывающим злым ветром, предпринимая отчаянные попытки изготовлять из лёгкой одежонки что-то наподобие капюшонов, хоть как-то спасая свои оболваненные налысо, да ещё и непокрытые, головы. Помогало это явно маловато...
  
   Моё восстановление после операции двигалось медленно и нудно, я ещё был довольно квёлый и, сжав зубы, перемещался пока с горем пополам, грузно и неуклюже.
   Гололёд под ногами, однако, не дремал, и разочек напомнил мне об особенностях зимнего периода - я успел отметиться. Умудрился прямо у себя во дворе с грохотом шлёпнуться плашмя, не устояв на ещё подкашивающихся ногах. Видать, слегка переоценил свои возможности, чересчур расходился.
   Думал, всё, амбец! Не встану! Дошаркался!..
   Бочком полз до заборчика, вцепившись в который, кое-как поднялся... Хрюкальник весь расквасил... Хорошо ещё, мобилу с собой не взял, а то бы телефон уж точно кокнул вдребезги...
   Месяц, отданный больничной койке, сделал меня каким-то неугомонным, я сдуру уже не боялся загреметь. Ну и получил витаминку. За самонадеянность.
   Засадно было ощущать, до чего же я стал дохлый. Не рыба, не мясо. Всё, что творилось внутри, реально отпечатывалось на моей мордоплясии, когда я выползал гулять. В таком виде ме-ня обычно и встречали знакомые:
   - Здорово, Костылин!
   - Здоровей видали, Жилин!
   - Как себя чувствуешь-то?
   - Чувствую хреново. Болит, зараза. И это - не конец. Ещё резать будут. Сколько раз - не знаю. У меня сейчас очередные каникулы, а потом - снова парилка. Достало уже. Хуже сраной жопы. Но это никого не ...бёт, меня даже потерпевшим не желают признавать - вон, на экспертизе эти садюги специально нарисовали мне средний вред здоровью. Хотя по закону это и не так. Полгода бьюсь как рыба об лёд, пытаюсь обжаловать, но попробуй, б..., обжалуй!
   - А какая разница?
   - Хм, одна даёт, другая дразнится! По нашим законам средний вред здоровью - то же самое, что и практически здоров. Что в лоб, что по лбу.
   - Серьёзно?
   - Серьёзней не бывает... А чего - здорово! Репа чья кому не понравилась - х...як! и можно ис...издить типа как меня. Потом пошустрить, развести клиента, чтоб тому поставили средний вред здоровью. Хоп! - и как будто ничего не случилось, виновных нету, потерпевших нету. А у человека вся жизнь обломана! Оба!
  
   Главные же события декабря были впереди, и пришлись на его окончание, когда везде, куда ни глянь, гудело предновогоднее настроение, город украсился всякими мигающими висюльками и шариками-лошариками, а чел, волокущий по улице ёлку, выглядел обычным явлением.
   Мне ж, однако, в эту предновогоднюю пору, когда нормальные люди вокруг улыбались и радовались, скупая всякую ненужную муть друг дружке на подарки, было не до праздничных приготовлений. Планировались новые серии эпопеи в Хамовническом суде, где терпеливо ожидало своей очереди уже не одно моё заявление.
   Судья на этот раз был уже другой. Более того, он являлся председателем суда.
   На декабрь назначили слушания по двум вопросам. Во-первых, по моей победе в Мосгорсуде. На повторное рассмотрение было назначено обжалование постановления об отказе в отношении Карнова. Во-вторых, назначалось слушание по моему заявлению о бездействии прокуратуры ЦАО.
   Пришлось поездить в суд как следует. Первые мои вызовы носили предварительный характер - обычная судебная практика, к этому я уже успел попривыкнуть. Всё время чего-то не хватало, то прокурор не являлся, то в распоряжении суда имелись не все документы. Бывает.
   В ожидании своей очереди я не без интереса поприсутствовал в качестве зрителя на нескольких судебных заседаниях - это разрешается. Сидя на "галёрке", побыл в теме чужих дел.
   Слушал, и обалдевал - за какую-то ерунду паяли сроки, пусть даже иногда условные. А меня вон как отделали, и вроде бы, так и надо. Ничего типа со мной не случилось.
  
   Наконец, на обжалование действий прокуратуры ЦАО было назначено слушание, которое должно было состояться 27 декабря. Судья распорядился вызвать в суд всех действующих лиц - Качанову, Чивирёва и Ряполова. Матч "Могучая кучка" против одного инвалида.
   Поистине, ситуация складывалась неординарная - меня, наконец, ожидала встреча с бойцами невидимого фронта, оказавшими столь значительное влияние на мою, и без них, весёлую биографию. Вот счастье-то! Всю жизнь мечтал!..
   Упросил приятеля-адвоката меня подстраховать.
   Так что волнения у меня были нешуточные, когда я, уработанный долгой ходьбой, спотыкаясь, волочил одеревеневшие ноги к хорошо уже знакомому зданию Хамовнического суда, куда в последнее время судьба заставила меня зачастить.
   На улице пощипывал неслабый морозец, снежная крошка плясала в обжигающе-ледяном воздухе, и у меня изо рта валил пар, как из паровоза. Я задубел насквозь.
   Заседание назначили на 17 часов. С моими скоростями только за смертью посылать, поэтому выбрался я с большущим запасом. Короткий декабрьский день почти финишировал. Солнце на сизом небе уже садилось, и казалось приплюснутым.
   Я телепался со стороны Киевского вокзала. Уже когда я шаркал по огромной стеклянной макаронине пешеходного моста, неподъёмные нижние конечности принялись бунтовать. А время поджимало - я начинал чуть опаздывать.
   На противоположной стороне стекляшки пришлось притормозить и передохнуть - ноги предательски не шли.
   На улице совсем стемнело. Но, несмотря на холодину и темноту, вокруг гудело оживление. Какая-то малышня беззаботно играла в снежки. Порядочно наклюкавшаяся жопастая слониха до неприличия громко ржала, и приторно ластилась к похожему на пианино, старому кобелирующему перцу. Две смазливые куколки-подружки с дрэдами, матюгаясь, как сапожники, из горла хлестали пиво. Расфуфыренная дамочка трудноопределимого возраста выдавала по мобильнику что-то очень деловое. Жизнь, короче, кипела во всех её проявлениях.
   Однако каждый из этих индивидов спустя всего несколько минут мог преспокойненько стать калекой. Как некоторые. Чпок! - и всё! А потом, годик наскулившись, навывшись и належавшись, так же, как некоторые, перепархивать из суда в суд с переменным успехом.
   Сделав отчаянный рывок, я сумел напрячь последние силёнки, и, заставив себя прошлёпать ещё чуток, втащил свою пропитанную потом, измотанную дорогой, тушу в здание суда.
   Невзирая на окончательно вырубивший меня подъём по лестнице, в итоге, допыхтел-таки до нужного зала.
   Отдышавшись в зале судебных заседаний, устало поздоровался. Бегло мазнул взглядом по залу. Первым делом бросился в глаза непривычный, нехарактерный "биток". Прямо, митинг какой-то! Вторым - я не смог не обратить внимания на Качанову. Она на этот раз впервые красовалась в синей прокурорской форме. В обмундировании мне её до этого видеть пока не доводилось. Проковыляв поближе, персонально по этому поводу высказал комплимент:
   - Вам очень идёт форма!
   Качанова изобразила подобие улыбки:
   - Спасибо.
   Я более внимательно поводил утомлённым взором зал. Присмотревшись, заприметил двух молодых челов. Я, конечно, не мог знать - кто из них кто, но это было уже по барабану. Глянул на их физиономии. Никаких признаков раскаяния в их взглядах что-то не высматривалось, такое понятие, как угрызения совести им было явно не свойственно.
   Подумал, как же эти двое из ларца должны меня ненавидеть.
   Сказать по правде, я подспудно надеялся, что ко мне всё же подвалят, и, наконец, объяснятся.
   Зря надеялся. Похоже, эти молодчики так ничего и не поняли. Идти на мировую они явно не собирались.
   В зале ухмылялся ещё какой-то очкастый тип. Должно быть Карнов. А может, и нет. Как выглядит Карнов, я, убей Бог, не помнил.
   Такое вот было многообещающее начало.
   Пошмонав рюкзак, я вывалил на стол внушительную стопку уже имеющихся документов, превратившуюся в пирамиду, за которой, меня, наверное, стало не очень даже и видно. А ведь это был далеко не конец - пирамида, плод эпистолярного жанра, ещё будет расти, расти, расти, словно количество обманутых вкладчиков-"партнёров" десять лет назад...
   Перед Качановой на столе живописно расположились самые дорогие, "подарочные" издания УК и КоАПа в суперобложках. Своим видом они больше напоминали альбомы по искусству.
   Началось слушание. Федеральный судья Данилкин ознакомил участников судебного заседания с их правами. Предоставил слово заявителю.
   Доводы заявителя, в смысле меня, оставались прежние - прошёл год, а процессуального решения по моему заявлению до сих пор не принято, меня лишают доступа к правосудию. Мне обязаны по закону, как минимум, предоставить мотивированный отказ в возбуждении уголовного дела, который я мог бы обжаловать, а вместо этого меня игнорировали.
   Предоставили слово Качановой. Она, надо полагать, поставила задачу на сей раз выставить меня на посмешище перед молодцами:
   - Господину Шавернёву причинён средний вред здоровью, что подтвердила экспертиза. Он может сколько угодно писать во все инстанции, законом это не воспрещается. А поводов для проведения проверки по факту уголовного преступления и принятия решения не имеется. Состава преступления нет. По факту ДТП проведена исчерпывающая проверка в рамках административного расследования.
   Я нервически прыснул, не вытерпел. Опять - двадцать пять! Сколько ж можно меня лузгать?! Что эта была за "экспертиза" - дураку же ясно! Не надоело издеваться над инвалидом?!
   ...В гуманнейшие времена средневековья существовал такой вид казни. На первый взгляд - совершенно безобидный. Приговорённого сажали под тонюсенькую струйку воды, которая текла, даже не текла, а мерно капала ему на макушку. Кап, кап, кап... Вроде бы - ничего страшного. Подумаешь!.. Фишка в том, что через некоторое время от такой вот "капельницы" человек умирал в страшных муках...
   Вот также и на мою давно отбитую голову. Кап, кап, кап.
   Лучше бы мадам Качанова поведала, как она меня отфутболивала, когда год назад доходяга на костылях из последних сил приполз искать защиты...
   Скосил быстрый взгляд на "дуэт фаворитов" - физиономии каменные, безучастные. Честно говоря, до меня так и не дошло, для чего их вызвали на слушание. В качестве декорации, что ли?
   Начались прения. Наша позиция по-прежнему оставалась неизменной. Административная проверка проводилась по совершенно другой статье, за управление транспортным средством в нетрезвом виде. Я ёрзал всё больше и больше - неужели такая уж, прямо, утопия, что бы всё было по закону? Когда же надоест прессовать инвалида-калеку? Ёлки-моталки!
   Качанова продолжала рассыпать свою казуистику. Что я, поганец, дескать, в корне не прав, и чуть ли не оговариваю чудесных людей, свершивших почти что общественно-полезное деяние.
   Наконец, судья всех выслушал, назначил оглашение постановления на следующий день, и покинул зал.
   Сразу же после этого все присутствующие, почти синхронно, со скрипом отклеили свои зады. Хлопцев сдуло в секунду. Я же, всё ещё находясь под впечатлением слушания, почувствовал себя слегка ошалело и не придумал ничего умнее, как зачем-то снова начал взывать Качанову к человечности, пока мы топали по лестнице к выходу. Женщина всё-таки. А может даже и мать. Хотя вот как раз в это, с учётом предыдущих её действий в мой адрес, по правде сказать, если и верилось, то с очень большим напрягом.
   Я пробовал убеждать - ведь на моём-то же месте может оказаться любой! И стар, и млад! Независимо ни от возраста, ни от общественного положения, ни от тучности кошелька...
   Мои слова воспринимались, как журчание воды в унитазе. Пустая трата времени и бессмысленное сотрясание воздуха.
   Когда мы высыпали из здания суда, Качанова озираясь, высмотрела газующий у входа роскошный "Рено", замахала рукой: "Жень, подожди!", и юркнула в тут же гостеприимно раскрывшуюся дверцу...
   Я офонарел. Мне всё стало ясно...
   Постоял-постоял, тоскливо поглазел на турецкое посольство напротив, потом на заляпанное звёздами небо. Поразмышлял немного у парадного подъезда.
   Потом сочно вздохнул, и поволок полусогнутые тяжеленные ноги по своим предновогодним делам. У инвалидов тоже бывает Новый год, если кто не знает.
  
   Назавтра, однако, меня неожиданно встретили положительные эмоции. Подарочек к Новому году. Суд постановил мою жалобу удовлетворить. Действия прокуратуры ЦАО были признаны незаконными и необоснованными.
   Мои позиции вроде бы укрепились. На душе заметно посветлело, я приободрился: "Живём! Ещё одна победа!"
  

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

  
   Начало нового, 2006 года, всем, похоже, запомнилось ударившей в начале января жуткой, а главное, непривычно долгой холодрынью. Меня метеовыпендрёж заставил снова безвылазно мариноваться в неволе. Это здоровый человек по зусману пробежался - вроде бы и согрелся, а мне со скоростью Тортиллы - только выползти, враз отморожу всё, что у мужиков меж ног болтается. Даже ватные шаровары не помогут.
   Улица за окном будто осиротела. Редкие прохожие вскачь неслись к ближнему, недавно построенному, метро - единственному спасению. Машины взъерепенились и отказывались заводиться. Прогнозы погоды больше смахивали на детские страшилки. Начинало порой казаться, что за окном не Москва, а Верхоянск.
   Многие мои знакомые, отпахав новогодний чёс, вовремя успели упорхнуть в тёплые края. Кто куда. Кто - в Тайланд, кто - в Египет, один - даже в Бразилию. Мне же в моём положении всякие там Капакабаны и Ипанемы не угрожали. Ни по состоянию здоровья, ни по состоянию бумажника при всём желании не мог я никуда отвалить. Поэтому тухнул в домашнем "бункере", как миленький.
   По всей стране объявили непривычно длинные новогодние выходные, все конторы позакрывались, и наиболее заводная часть общества предалась бурному затяжному веселью.
   Но только не я.
   Я же всё это время не груши околачивал, и окончание праздников встретил не с пустыми руками. А посему энергично и без раскачек взялся претворять в жизнь свои замуты, стоило лишь выходным миновать, а непроспавшимся с пережора учреждениям после десятидневного каникулярного безделья как бы заработать.
   Каша, заваренная 30 мая 2004 года, всё больше приобретала признаки детектива. Голоштанный терпила, назло всем злопыхателям, продолжал сопротивляться что есть мочи.
   А то, что же, рассчитывать на справедливость могут только богатеи? А остальным чего делать, сосать что ли?
   Я просто обязан был доказать, что это не так! Словно взбунтовавшийся раб в античную эпоху, я яростно рванул бороться за правду. Тем более что уж о своей заднице я думал меньше всего.
   Время поджимало, и понукало рожать быстрее. Обстоятельства заставляли поторапливаться и подталкивали к самым решительным действиям.
  
   Выбора не было. Предстояло расширение судебной географии, настала пора отметить моим посещением новые суды. В Мещанском суде я уже был, в Хамовническом - был, в Мосгорсуде - тоже. Жизнь вынуждала, не забывая и старых, осваивать и свежие маршруты. Предстояло мощное "турне" - ухабы большого пути.
   Турне по судам стартовало с нашего, Пресненского. В сложившемся положении только в судебном порядке представлялось возможным получение отказного постановления по 125-ой статье УК. Другого выхода не проглядывалось.
   Пришлось пошевелить кеглей. Единственной зацепкой, на которой в такой ситуации, можно было строить обжалование, являлось признание незаконными действий Пресненской прокуратуры, выразившихся в нерассмотрении моего заявления о возбуждении уголовного дела. На этом и была построена моя новая заява, которую я успешно и отослал.
   Параллельно надо было сдвигать с мёртвой точки моё заявление по эксперту Рыжовой. Тут тоже, по-видимому, планировалось хорошенько меня поманежить. Прокуратура ВАО присылать какой либо ответ на моё заявление о возбуждении уголовного дела явно не спешила.
   Выяснил, к какому суду относится прокуратура ВАО. Оказалось, к Преображенскому. Туда я отослал аналогичное заявление, как и в Пресненский суд - нерассмотрение заявления о возбуждении уголовного дела, бездействие и т.п. Мне по уши хватало прокуратуры ЦАО, которая уже на одно моё заявление не желала реагировать.
   На словах, конечно, может показаться, что всё это было легко, просто и быстро. На самом же деле с меня семь потов сошло, и времени было убито тьма тьмущая, пока я провернул все эти манёвры. Подножки, периодически подставляемые инвалиду, сильно тормозили, и, может быть, кого другого уже давно могли сломать и даже угробить. Но только не меня! Я - стреляный воробей. И в прямом и в переносном смысле.
   И считаю, даже убеждён, что человек должен бороться за свои права. Если не бороться, то и жить, по-моему, ни к чему.
   Короче, настрой у меня был самый, что ни на есть, боевой. Фирма веников не вяжет!
  
   В Хамовническом суде слушания по Карнову всё откладывались. Но не это было главное.
   Неожиданно всплыла неприятная новость. Меня обскакали в очередной раз. Предновогоднее решение суда не понравилось прокуратуре ЦАО. Господи, твоя воля!
   Будь я ядрёным адвокатом с богатой практикой, может и допустил бы вероятность такого размаза. Но, по правде говоря, я по наивности и неопытности настолько был уверен в безоговорочной правильности вынесенного судебного постановления, что самый дальний полёт моей фантазии как-то даже не предполагал возможность попыток его изменить.
   Тем не менее, это случилось. Более того, мне в подарок подготовили инсценировочку, смысл которой сводился к тому, что прокуратуре, якобы, после истечения десятидневного срока, была вручена копия судебного постановления, и поэтому сроки возможного обжалования оказались пропущенными. Так что, помимо обжалования судебного решения, так называемого Представления, прокуратура ещё и ходатайствовала о продлении сроков обжалования. То есть ещё дополни-тельного времени на рассмотрение ходатайства. Где-то около полугодика, в общей сложности.
   Подоплёка-то была простая - выиграть время. До истечения срока привлечения к уголовной ответственности оставалось совсем немножко, и срежиссированная катавасия обжалования решения суда легко устраняла все препятствия. Уж после праздничного дня 30 мая, любителю калечить людей ничто не грозило, кроме весёлого шумного застолья.
   Так что данные в своё время гарантии по-прежнему выполнялись безукоризненно. Можно было, стоя, аплодировать...
  
   Именно так обстояли дела по состоянию на начало 2006 года. Против меня шла настоящая война. Я же честно защищался, отбиваясь изо всех сил. А если учесть, мои противники и я находились в разных весовых категориях, надеяться мне можно было разве что на чудо.
   Против беспомощного и беззащитного калеки - все такие смелые. Отважные, как Че Гивара! Конечно, бороться с жертвами преступлений - куда легче, чем бороться с преступностью!
   Но я, всё же, намерился продолжать. Решил, что буду партизанить до последнего...
   Продолжая штудировать "Консультант плюс", я отцеживал всё, что так или иначе могло бы мне пригодиться. Перелопатил уйму литературы. Внимательно проанализировал десятки судебных решений. Бой предстоял нелёгкий, было ясно, что жалеть меня уж точно не будут.
   Я, кстати, давно обратил внимание, что в летнюю пору, стоит мне только заснуть, меня сразу же начинают отчаянно кусать какие-то мерзкие насекомые. Очевидно, моя кровь вкусная и сладкая. Поэтому, видимо, и было очень заманчиво из меня, как следует, попить кровушки!
   Не пойдёт! Надо ж дать? Ни в коем случае!
   И дело давно уже было не во мне. Я чувствовал некую ответственность перед теми, кто по той или иной причине не может бороться, как я. Проводился научный эксперимент, журналистское расследование, как угодно называйте - чего реально можно добиться, если не давать...
  
   Азарт взыграл с новой силой. Отведённая мне роль придурка совершенно меня не устраивала. Я полагаю, что Ай Кью у меня всё таки не то, что бы самый низкий.
   Тем более что дальнейшая моя биография прогнозировалась на редкость оптимистической - уже в недалёком будущем меня поджидала следующая операция, а я ещё от предыдущей не отошёл. Снова укладываться под нож - весёленькая перспективка! Ну, просто, не жизнь, а малина!
   Вот тут-то и следовало подключать четвёртую власть! Сделай я это тогда - можно было бы попытаться повлиять на общую картинку более конструктивно. Хороший пиарчик - телепередачка или статейка - был бы очень кстати! Кто знает, может, даже и удалось бы докричаться - громких скандалов всё-таки не любят.
   К сожалению, освещение всего этого беспредела в прессе и по "телебачению" появилось слишком поздно. Это - мой прокол.
  
   Подоспел февраль. Тур по судам набирал силу. Хамовнический, Пресненский, Преображенский...
   Пресненский суд представлял собой здание громоздкое, видимое издалека. Пять этажей, огромное крыльцо, в окнах кондишны. Необъятный холл. В туалете - писсуары. До "очка", вот, правда, инвалиду ни за что не добраться - слишком высоко... И кафе нет... А так - исполин!
   Преображенский суд, напротив, оказался каким-то совсем маленьким и неприметным, не сразу и найдёшь.
   Как и ожидалось, и туда, и туда пришлось вдоволь накататься впустую из-за традиционных откладываний слушаний - обычной судебной практики. Бывало, в один день доводилось кочевать по разным судам, в один - с ранья, в другой - попозже. Словно коммивояжёр, тщетно пытающийся впаривать никому не нужную бурду, я регулярно маячил возле залов судебных заседаний, всеми фибрами чувствуя, как сильно меня здесь ждут.
   В Преображенский суд долго не поступали необходимые документы, из-за чего слушания откладывались. Я уже начал нервничать, всё же я - не то чтобы совсем уж законченный бездельник, и мне нечем себя занять. Не говоря уж о том, что поездки в другой конец города - инвалиду не шибко в радость, после каждого такого вояжа приползаешь в своё гнёздышко, словно пропущенный через соковыжималку.
   Но, ничего не поделаешь. Пришлось попутешествовать, расширяя кругозор и получая новые впечатления. Из которых запомнилось почему-то, что красивая девушка-секретарша - левша. Наверное, потому, что в последнее время я тоже стал почти что левшой - правая-то рука всё время занята палкой. Постепенно даже выработался некий условный рефлекс - насобачился всё делать левой. Прямо, как великий Леонардо. Если же одной левой руки не хватало - подключал зубы.
   Кстати, в этой связи, мне разок пришлось испытать совершенно отвратнейшее вкусовое ощущение. Когда однажды покупал себе домой пожрать. Есть в наших степях такие передвижные палатки, где цены чуть пониже, а ассортимент - большой. Из-за этого, правда и очереди соответствующие. Ну и, как положено, скорей-скорей!
   Но всё равно - популярность в народе ломовая. Я тоже, как-то, брёл мимо, запах копчёностей загипнотизировал, притянул меня за шкирку, дай, думаю, и я отоварюсь. Ну и получил.
   Дело было так. Прилично отстояв к окошечку-прилавку, я принялся спешно делать покупки. Жрачки набрал много, столько, сколько мне позволяли силёнки уволочь. Завёлся. Вкусно же, ёлы.
   А за мной скопилась неслабая очередь, поэтому действовать приходилось расторопно, не задерживая сзади стоящих. Я вручил продавщице бабульки, а сам стал в темпе укладывать купленную провизию в рюкзак. Старался шуровать как можно быстрее, хотя было очень неудобно.
   И вот, в это время, продавщица мне протягивает сдачу. А у меня свободная рука, понятное дело, занята лихорадочным запихиванием купленной жратвы. И я, чисто машинально, для ускорения процесса, протянутую деньгу по-быстрому захватываю в зубы, продолжая рукой судорожно заталкивать в рюкзак свои съестные приобретения.
   Ой, мама! Зачем я это сделал?! Трудно представить себе что либо более поганое на вкус, чем денежная купюра! Я потом отплёвывался довольно долго, а послевкусие во рту было мерзейшим.
   Если найдутся любители слишком острых ощущений - попробуйте. Но я бы не советовал...
  
   После того, как пару раз я проездил в Преображенский суд впустую, меня это начало понемножку раздражать - далековато всё-таки. И, когда в очередной раз мне было назначено слушание, я уже перед самым выездом предварительно сделал телефонный прозвон, и был заверен, что судебное заседание обязательно должно состояться.
   В назначенное время я, как штык, был на месте. Но слушание припозднилось - ждали приезда прокурора, которому, или которой, судьба недобитого обобранного инвалида, видать, была малоинтересна.
   В ожидании никак не наступающего начала, я битый час потомился в зале судебных заседаний. Секретарша то приходила, то уходила, то что-то писала за столом. Мне стало скучно.
   Чтобы убить время, я попытался чем-то себя занять - почитал книжку, поиграл телефоном.
   Подустал. Походкой раненого пингвина послонялся по залу, осмотрелся изучающе.
   Возле стены каким-то инородным телом ютился книжный шкаф, заставленный разноцветными томами. Я, походя, пробежался по названиям. Удивился наличию художественной литературы. Несколько странно для зала суда. Впрочем, как и наличие в нём книжного шкафа, тоже.
   Обратился к девушке-секретарю:
   - Это кто же у вас читает?
   Девушка, не глядя, неопределённо повела плечами:
   - Да так, все понемножку.
   Присмотревшись, заметил отличную книгу - "Слово о словах" Успенского. Покойный батя, помнится, в своё время как не старался, так и не смог её заполучить в домашнюю коллекцию. С книгами тогда было трудно, приходилось порой прибегать и к услугам форцы, которая заламывала совершенно беспардонные цены. Нашей семье выдвинутый спекулянтами прайс оказался не по силам, и затею пришлось отмести.
   А книга, между тем, потрясающая, умная, и в то же время - увлекательная. Меня, например, лингвистика всегда интересовала. Даром что ли везде быстренько начинал шпрехать по-местному, как заводной?!. Полюбопытствовал:
   - А вы, девушка, читали это?
   Секретарша мельком взглянув, отрицательно замотала головой. Я проинтонировал в стиле классного руководителя:
   - Зря! Обязательно почитайте, рекомендую! - и уже улыбаясь, - Нет, правда, интересно. Этимология, топонимика, забавные особенности разных языков. Почитайте, почитайте.
   ...Появилась судья, началось судебное заседание. Оно было коротким. Прокурора прокуратура ВАО, как выяснилось, опять не предоставила, ну а слушанье, как и следовало ожидать, опять откладывалось. О Господи!
   Пришлось традиционно убраться ни с чем... Снова облом. Сколько ж можно?..
   ...Перед отъездом решил сходить на дорожку. Чтобы посетить местные удобства, надо было брать ключ у ушастого охранника. Такой вот эксклюзив Преображенского суда.
   Сделав в туалете что положено, напоследок машинально скользнул взглядом по стенам. Их украшали критические граффити: "Судья такой-то - взяточник!", "Судья такая-то - взяточница!"
   Подумал: "Зря, господа! Этим-то вы уж точно ничего не добьётесь!"
   То ли дело, когда я был совсем мелким, протирая портки в каких-то младших классах, в нашем школьном туалете, помнится, была вырезана большущая надпись: "Пусть стены нашего сортира украсят юмор и сатира!". Другое дело совсем! Оптимистично...
  
   В Пресненском суде складывалась родственная картина - документы упорно не предоставлялись. Я мотался и мотался, да всё понапрасну. Судья, которой было назначено в производство рассмотрение моей жалобы, при мне повторно направила в прокуратуру дополнительный запрос.
   А я даже ради такого случая выпросил у неё копию запроса. Так, на всякий пожарный.
   Вырисовывался популярный беспроигрышный вариант - банальная волокита. Отработанная технология выгораживания. А время, меж тем, на месте не стояло. Тик-так тик-так! И как бы подмаргивало, что через три месяца будет поздно пить боржом!
   До меня, наконец, с режущей сердце ясностью, доехал подлинный смысл фразы из письма от 30 августа: "в части ДТП прокуратурой ЦАО ответы заявителю давались - не шибко закамуфлированное указание сделать всё возможное, чтобы максимально мне навредить. Чтобы мне оперировалось веселее - авось не выдержу, авось пупок развяжется! А если ещё и "мотор" заглохнет!.. О, представляю, какой в таком случае будет тогда праздник! Как будут рады-радёшеньки!
   Ничего не скажешь, гарантии, данные летом-2004, выполнялись с какой-то просто нероссийской тщательностью и скрупулезностью! Ничто ни при каких обстоятельствах не должно быть изменено, и крышка! Ферштейн?
   Кроме того, была и ещё одна причина - непосредственно затрагивались и интересы Карнова, в отношении которого, о чём не следовало забывать, тоже, между прочим, было подано заявление о возбуждении уголовного дела. Привлечение к уголовной ответственности его подопечных аукнулось бы ему не самым приятным образом...
   А что до самого Карнова, то слушание по нему в Хамовническом суде тоже откладывалось. По идентичной причине, разумеется. На улице имени великого писателя-гуманиста, проповедовавшего любовь к ближним, меня полюбили, как родного...
  
   Вместе с тем, моя внесудебная, обычная жизнь буднично волочилась дальше. Особенности моей весёлой биографии ненавязчиво напоминали ещё о некоторых очень "приятных" вещах, от которых заховаться было некуда. Предстояла неизбежная передислокация в больничные стены.
   Несмотря на всю мою симпатию к докторам и обслуживающему персоналу больницы, на ожидающееся заметное расширение круга моих друзей, и особой душевности больничного социума, ложиться на операцию, тем не менее, совсем не хотелось. Ибо ожидал меня далеко не нектар. И всё же, в перерыве между вояжами по судам, я вынужден был навестить травмопункт и "сфотографироваться".
   Полученный снимок в мрачной тональности почесал показывать на улицу Саляма-Адиля.
   Положа руку на сердце, я бы с удовольствием ещё потянул резину, настолько не хотелось нового выбывания из строя. Но - не судьба! Изучив мой рентгенчик, "обрадовали" - скоро можно будет встретиться со своим "суженым". Скальпелем. Как у Набокова.
   На конец весны - начало лета наметили очередную "баньку".
   Не знаю, может кому-то и хочется, чтобы его разрезали, но лично я к этой категории не принадлежу...
   Так вот, весело и непринуждённо, проскочил февраль-месяц. Неумолимое время продолжало откусывать день за днём от моей радостной жизни, которая день ото дня становилась всё веселее и веселее.
   Ну и бонусом, дополнительное пожирание терпилы-инвалида тоже успешно продолжалось, причём, с каким-то особым гурманством, набирая всё новые и новые витки...

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

  
   Кошмарная зима, укантовавшая всех лютыми мерзляками, наконец, закончилась. Тридцатиградусные морозы, да ещё такие стоячие, по-моему, доконали всякого и каждого. И, думаю, у любого нормального человека после такой зимы даже хиленькие признаки потихоньку наступающей весны уже вызывали ощутимый душевный подъём.
   Погодка разгуливалась, а для меня же первый месяц весны-2006 стал поистине рекордным. Когда очередные разудалые праздники были страной благополучно отгуляны, наиболее моторная часть народонаселения как следует оттопырилась, а выпивохи выполнили и перевыполнили план по уничтожению спиритус вини, учреждения, хоть и с бодунца, но всё же вернулись, наконец, к нормальной работе. Меня ждал новый раунд борьбы - просто супертурне по судам! Пришлось по-шустрить. Нервов истрёпано было море...
   Такого в моей практике ещё не было, я не успевал готовиться! Отдышавшись от одного слушания, уже впрягался в подготовку следующего, завтрашнего. Никакой расслабухи!
   Три дня подряд - три слушания. Причём, все три состоялись, и по всем трём были вынесены постановления! 14 марта - Пресненский суд, 15 - Хамовнический, 16 - Преображенский. По-моему для простого человека - многовато. Я всё-таки - не Качанова! Нервы - не феррум. Волнения и всё такое. Да и добираться тяжело - полдня потом шпалой валяешься...
   Коротенькое и простенькое дорожно-транспортное происшествие длиной в несколько секунд, где вроде бы имелся полный набор - и искалеченный потерпевший, и пойманный за руку виновный, постепенно разродилось в многотомное, предельно запутанное дело с нехилым хороводом фигурантов... А ведь из-за чего сыр-бор?! Давно бы уже всё решили...
   Ну, а у меня даже сны, и те стали какие-то тематические. Я ничего не мог с собой поделать, но мне очень и очень долго снились исключительно судебные заседания. Просыпался обычно на оглашении постановления...
  
   Итак, мощное турне стартовало с Пресненского суда. После череды откладываний, долгожданное слушание, наконец-то, состоялось.
   Я прибыл с большим запасом. В просторном коридоре во весь этаж, который из-за его объёма я подспудно окрестил залом ожидания, было многолюдно, но тихо. Общую тишину нарушал лишь гулкий голос молодого, но уже надутого, как индюк, кучерявого парня, как я понял, начинающего адвоката. Он картинно, с апломбом изображал что-то навроде мастер-класса, выкобениваясь перед блондинисто-крашеной профурсеткой - то ли студенткой щедро оплаченного богатыми предками юрфака, то ли стажёршей. И по совместительству - набитой дурой.
   Она слушала его "бу-бу-бу", раскрыв рот, и только глупо вставляла: "Надо же, как интересно!". Мне эта парочка очень мешала сосредоточиться перед слушанием. "Индюк" пытался вещать в низком регистре, не выговаривал букву "р", и этим раздражал ещё больше. Так и подмывало ему вломить. Отвратный тип.
   Тип же громко, будто в лесу, подняв голову кверху, продолжал пафосно басить:
   - Вы должны привыкнуть к тому, что вам придётся часами просиживать в судах.
   - Надо же, как интересно!
   - В судах может не быть буфета.
   - Надо же, как интересно!
   Весь этаж вынужден был терпеливо слушать эту мурню. На "лектора" уже поглядывали косо, но его это ничуть не смущало. Когда содержательный диалог добрался до тюряги, СИЗО и иже с ними, и в который раз прозвучало идиотское: "Надо же, как интересно!", я застонал. Потому что уже созрел как минимум в этих двух козлов чем-нибудь запустить - они меня окончательно достали. И не только меня, судя по тому, что какой-то мужик тоже не выдержал:
   - Молодые люди, вы здесь - не одни!
  
   Когда меня, наконец, пригласили на слушание, я уже почти сварился.
   Судья Цывкина огласила положенные процессуальные формальности. Я с трудом дождался предоставления мне слова, и попросил суд дать мне несколько минут для ознакомления с Постановлением об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении Чивирёва по статье 125 УК, ибо Пресненская прокуратура меня такой возможности лишила. Моя просьба была судом удовлетворена. В слушании был объявлен десятиминутный перерыв, а я погрузился в изучение...
   Отказняк представлял из себя что-то невообразимое. Не было сомнений, что на участкового хорошенько надавили! Приказ понял - выполняй!
   А с другой стороны, что мог сделать простой участковый, когда такие дела творятся? Неудивительно, что не шибко юридически грамотный дядька, простой мент, которому, к тому же, и охота спокойно доработать до пенсии, понаписал...
   Я читал, и постепенно шалел - ну и белиберда! Чушь собачья! Влияние солнечных лучей на барание яйца.
   Но так как главное, по понятным причинам, было не в содержании, а в конечном результате, этот бред, естественно прокуратура пропустила... И молчок!.. Какая гадость!
   Изобилующее грамматическими ошибками Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела мотивировалось тем, что "в соответствии со статьёй 264 с признанной степенью причинённого вреда здоровью - средняя, уголовное дело возбуждено быть не может".
   Вот такая галиматья! Любому мало-мальски юридически грамотному человеку понятно, что это - бред сивой кобылы. Я заявление подавал-то не по 264 статье!.. Кроме того, хлопцы заврались до крайности - заливали, что, якобы, мне предлагалась материальная помощь, а я от неё отказался!.. Какая наглость! Близко такого не было!..
   ...Судебное заседание возобновилось. Прения были не шибко длинные. Прокурор Лозовский по поводу отказного постановления высказал что-то витиеватое, и вскоре куда-то пропал...
   Началось болезненное ожидание оглашения. Сердце в моей груди стучало, словно ткацкий станок. По вискам долбили молотки, рот мучила сухость, точно я попал в полуденную Сахару.
   Роем в голове жужжало: "Неужели такую бредятину признают законной? Должна же быть хоть какая-то видимость правосудия!"...
  
   В зал вернулась судья на оглашение. В левой части моей груди заскулило...
   Слава Богу, опасения были напрасны. На этот раз, удача оказалась, как не странно, на моей стороне. И в итоге, моя жалоба была удовлетворена, а Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по статье 125 УК РФ - признано незаконным и необоснованным. Что означало его отмену.
   Врать не буду, я обрадовался, как сопливый малолетка - ещё одна Победа! Правда, предстояло ещё выждать десятидневный срок до вступления постановления в законную силу, но в данном конкретном случае, сдавалось мне, что уж тут-то обжалования можно не опасаться, больно безграмотное постановление напаял участковый. Обжаловать такую заведомую околесь - выставлять себя на смех...
   Я выпросил у судьи копию отказа в возбуждении уголовного дела на руки, и всё-таки наивно продолжал уповать на восстановление справедливости. Вплоть до самого последнего момента всё ещё рассчитывал, что травка подрастёт раньше, чем лошадка сдохнет. Надеялся, что шансы ещё есть. Дурилка картонная!
  
   На следующий день театр военных действий переметнулся в Хамовнический суд. По Карнову. Как и в Пресненском, после порядком утомившей череды откладываний и переносов, на сей раз заседание всё же должно было состояться. Я перед выездом связался с судом, секретарша бодро уведомила, что можно приезжать. Что ж - в бой, раз такое дело!
   Упросил приятеля-адвоката побыть рядом на случай, если не смогу совладать с эмоциями, ибо ни капли не сомневался, что меня обязательно примутся давить, как виноделы виноград.
   При всей напряжённости дня вчерашнего, на сей раз волнения меня терзали куда больше, чем накануне - как-никак "долгожданная" встреча с героем множества моих произведений. Драйв предстоял хороший! Я ощущал себя почти как брандмейстер, вынужденный кидаться в полыхающее здание.
   Н-да! Лёгкой жизни мне сегодня не будет! Не дадут!
   По пути подловил себя на мысли: "Эх, как бы мне всё-таки хотелось, чтобы ничего этого не было! Жил бы себе и жил, работал, хибару свою бы отремонтировал! Потусовался бы, засветился, где-нибудь прослушался - а вдруг, подошёл бы куда! И тогда фигачил бы, заливался! Да и вообще - сколько всего можно было б сделать за это время, будь я здоровым! Глядишь - вся житуха была бы совсем-совсем другая!"
   Да на роду, видать, было написано иное, и, дико волнуясь, чуть помешкав, дабы собраться с духом, я продрейфовал в зал судебных заседаний. Накануне я уже помочалил нервишки, и видок у меня был достаточно заморённый. Думаю, что по экстерьеру я больше походил не на заявителя, а на дряхлую клячу, на последнем издыхании волокущую непосильный воз.
   Погода за окном по настрою выдалась уже приветливо-весенняя. Потеплело. Сосульки оптимистично мочились капелью, а яркое светило озорно пускало по залу чуждые окружающей обстановке, зайчики.
   Действующие лица к нашему приходу были в сборе. В "спецодежде" по хозяйски восседала Качанова. Рядом, нахохлившись, приткнулся Карнов, в свитере, весь какой-то взъерошенный, с бегающими глазами. Мне показалось, что Карнов, судя по всему, малость нервничал. В своё время, оказывая помощь и поддержку подшефным бойцам, он, надо полагать, не допускал и мысли, что недобитому терпиле получение фиги с маслом может придтись и не по нутру.
   Войдя, мы нарочито вежливо поздоровались с присутствующими. Я приторно улыбнулся и заговорил с аристократическими интонациями:
   - Здравствуйте, Елена Юрьевна. Как видите, я ещё пока не переобулся в белые тапки. Вы ведь, если я правильно понял, именно этого добиваетесь?
   - Ну что вы, - в той же тональности парировала Качанова. - Живите на здоровье!
   - Господа, обращайтесь в суд! - вдруг подал голос Карнов. Похоже, общение с УСБ не доставило ему большой радости.
   После подобной увертюры я придал своей роже идиотское выражение, что было совсем несложно, и решил до начала слушания играть в молчанку.
   Пока шло тягучее ожидание, Карнов и Качанова бесплодно пытались вовлечь нас в беседу. Я от диалогов вообще отлынивал и рот не разевал. Внушил себе, что надо экономить силы - они мне ещё пригодятся - и на реплики никак не реагировал. Молчал, как партизан под пыткой. Опыт, сын ошибок трудных, у меня уже в некотором роде водился. Синяков и шишек я получил предостаточно. Говорильню не слушал, отдавая себе полный отчёт, что предо мной - не самые большие друзья.
   Качанова, вдруг ни с того, ни с сего, поменяла стратегию. Лицо её озарилось почти искренней улыбкой:
   - Вы - серьёзно, или заблуждаетесь?
   Наш ответ был простым и лаконичным:
   - Мы - серьёзно, а вот вы - заблуждаетесь!
   Началось слушание. Всё, как по нотам - Карнов с Качановой наперебой закудахтали, попеременно утверждая, что всё правильно. Что я - пустомеля, и, типа, придуриваюсь, а сам - здоров, как бык. Ну, или как лошадь. Местами они переговаривались промеж собой, как бы "через меня", словно играя в теннис через сетку - мои глаза только и бегали туда-сюда, туда-сюда.
   Борясь с волнением, я не ахти как, парировал. Сопротивлялся, как мог. Закон нарушен, и всё тут! Карнов огрызнулся:
   - У вас были две экспертизы. Вред средней тяжести. Претензии - на Охотный ряд!
   Меня будто прижгли утюгом! Не стерпел, обронил мрачно:
   - Помолчали бы насчёт экспертиз!
  
   Прения были долгие и жаркие. Карнов с Качановой с пеной доказывали, что никто меня не калечил. Так, слегка задели. Ничего существенного в тот тёпленький вечерочек в отношении меня не совершилось. Что я, типа как Остап Бедер, попавший под лошадь, вроде как, почти что отделался лёгким испугом. А за это у нас не наказывают! И если мне что-то не нравится - пожалуйста, у любого гражданина есть шанс в гражданском порядке обжаловать что угодно. Судитесь! Наподобие того, как Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем. Или типа залили соседи сверху. Может, в итоге и перепадёт гуляш вокруг стола... Если повезёт, конечно. Цель понятная - унизить, растоптать, сломать!
   Нетушки! Я почувствовал, что мои губы сжались, а глаза сузились.
   Не пойдёть! Я другому покорился царству!..
   ...Невзирая ни на что, терпила сиречь я, продолжал придерживаться выбранной позиции. В конце концов, добиваясь правды. И добиваясь, кстати сказать, честно. Трусливо дать задний ход после того, что было - уж, увольте! Слишком много я опробовал на собственной шкуре!
   Ещё мудрый Цицерон говаривал: "Петэ туум!" "Добивайся своего!". Я и добивался!
   По закону, утрата моей трудоспособности намного превосходила норму, достаточную для признания тяжкого вреда здоровью, и, соответственно, возбуждения уголовного дела, а псевдоэкспертизы носили плохо скрываемый заказной характер.
   Мораль простая - причинение среднего вреда здоровью на 30 мая 2004 года причинением вреда здоровью по действующему законодательству не являлось. И противоправным деянием не являлось. Не было такого юридического понятия ни в уголовном, ни в административном законодательстве. Стало быть, сделано это было для того, чтобы я не считался потерпевшим, и вроде бы как вообще со мной ничего не произошло. Меня как будто на том перекрёстке и не было. И хлопцы не в чём не виноваты. Ну, а Карнов, вовсе не манкировал своими обязанностями, а вкалывал в поте лица.
   Мои противники уводили суть вопроса в сторону, и старательно шкурили остатки моего терпения новыми ремиксами на старую песню - я должен всё проглотить, смириться, и довольствоваться тем, что дают, и этого мне за глаза хватит. Тоже мне - клей за десять рублей! Побуянил, и будя!
   И тут я внезапно и как бы невзначай, ввинтил:
   - А как получилось, что пьяные хулиганы, сделавшие ни в чём не повинного человека инвалидом, и бросившие его подыхать без сознания, даже не были лишены водительских прав? И почему даже не ставился вопрос об умышленном причинении вреда?
   Эффектно! Карнов попробовал было не очень убедительно отпираться, но так и не смог, довольно коряво комментируя свои подвиги двухлетней давности.
   И тут за него отважно вступилась Качанова. Точно поэтесса, вдохновенно декламирующая свою поэму, она принялась блистать малопонятными в моём возбуждённом состоянии, юридическими замысловатастями, умело огибая щекотливые темы и опытно лавируя в лазейках несовершенства законодательства. Впрочем, всё правильно - не её же изуродовали!
   Неожиданно на лицо Качановой заглянул солнечный зайчик из окна, и тут я заметил, что её щёки за время заседания заметно разрумянились. Подумал: "Ага-а! Не всё так просто! Воевать с упрямым инвалидом, которому и терять особо нечего - не орешки щёлкать!"
   А Качанова, тем не менее, продолжала меня дожимать. Мне это поднадоело, и слушал я уже рассеянно, как бы отсутствуя и находясь где-то далеко-далеко. Знал уже по опыту, что в суде просто нужно грамотно садить тезисами, как магнитофону, не отвлекаясь ни на какие подножки, и, как полгода назад в Мосгорсуде, пропускал, обрушиваемые на меня тирады, мимо ушей, приберегая главное для решающего броска.
   Атмосфера всё больше наэлектрилизовывалась. Позиция заявителя оставалась твёрдокаменной, непрошибаемой. Борьба за правду натыкалась на отчаянное сопротивление - привлечение к ответственности гаишника патологически отдавало утопией...
   И, всё же, козырь у меня имелся. Его удельный вес не шёл ни в какое сравнение ни с какими юридическими фокусами - Карнов нарушил закон, не выполнил и десятой доли того, что по закону, как дознаватель, обязан был сделать! На этот счёт в законе есть более чем чёткое толкование. Статья 1 УПК указывает, для кого следование федерального закона является обязательным - судов, органов прокуратуры, органов предварительного следствия и органов дознания.
   Поэтому дознаватель Карнов обязан был действовать строго по закону, а его аргументы, при большей объективности при рассмотрении, уже сами по себе могли бы стать основанием для возбуждения уголовного дела. Так-то вот!
  
   Наконец, все стороны высказались, судья покинул зал. Я даже не заметил тихого исчезновения Карнова. Высоковольтное напряжение слушания ещё долго меня удерживало под впечатлением, а тексты продолжали звучать в голове, как навязчивый рефрен.
   Дышалось тяжело. Сердце неистово бесновалось в груди, будто хотело вырваться погулять. Казалось, я никогда не смогу успокоится...
   Под занавес, Качанова, колюче глядя на меня в упор, но, и в тоже время, словно на неодушевлённый предмет, снова принялась ораторствовать, что я, дескать, придуриваюсь. Что всё прекрасно, ничего особенного со мной не произошло. Поцарапали меня маленько пьяные шалуны, да и только. Пустяки! И, кстати, что они были пьяные - ни за что не доказать! А что до Карнова, то Карнов - вообще умница, всё сделал очень хорошо и правильно! Молоток!
   Я не слушал, отрешённо поглядывая в направлении окна. Мне в самом недалёком будущем предстояло десантироваться на очередную резьбу, дыхание которой уже вызывало в душе холодок. С подробным натурализмом всплыло предстоящее - первый послеоперационный день, жуткий момент, когда начнёт отходить анестезия, все эти боли, бессонные ночи, костыли, танцульки от уколов. Представились душераздирающие виды вокруг, стоны, атмосфера повальной беды ни в чём, в подавляющем большинстве, неповинных несчастных людей.
   Вычертилось и то, что вроде уже миновало, но настолько застряло в памяти, что уже не сможет забыться - ужасный первый год, в который, воя от боли, мне пришлось дуреть взаперти, словно цепной пёс на привязи. Как я вынужден был, поддерживаемый с обеих сторон, стоная, покорять ненавистные ступеньки в парадном, канючить у всех бабки, чтобы не подохнуть с голодухи.
   С более ближних этажей памяти выползла и вторая, ещё сравнительно недавняя, операция - тоже мрак! Как меня кипятило, разрывало на части, когда надо было отлить, а я не мог этого сделать! Как весь извёлся, что не успею проскочить до сугробов!.. Или как мне было адски больно, когда я вскоре после выписки, у себя во дворе поскользнулся, не удержавшись на ещё неокрепших после операции ногах, и приземлился прямо на харю. Как потом встать не мог, с разбитой репой на карачках полз до забора...
   И главное - никто не знает, когда и чем всё это может закончится. Травматология - штука весьма непроглядная. Прогнозировать в ней - дело, ой, неблагодарное...
   Невесёлые рефлексиии сыграли роль своеобразного катализатора. Стало душно. Внимая разглагольствования, что со мной, якобы, ничего не случилось, и, сопоставляя их с истинной картиной, мне всё больше и больше хотелось скрежетать зубами. Внутренний голос готов уже был заорать, точно скриммер из моднёвой группы типа "Линкин Парк"!..
   Опять внутри засаднило: "Раз пошла такая свадьба, то зачем тогда меня лечат? Для чего? Если меня можно безнаказанно уродовать, к чему все эти мучительные операции? Чего ради ненужные боли? Ну, починят меня чуток, и что? Можно калечить по-новой? И за это, конечно же, опять ничего не будет?".
   И тут я приказал себе: "Не раскисать! В конце концов, ты - артист, хоть и бывший. Показывать себя слабаком - ни в коем случае. Твоё дело - правое!"
   Вспомнилось ещё об одном ценном подарке, который как-то выскользнул из поля зрения под натиском тем более животрепещущих. Заставив себя перестать ворочаться на сидении, я приосанился, сдвинул брови. Начал издалека:
   - Елена Юрьевна, а вы знаете, как это больно?
   Ноль эмоций. Меня традиционно не услышали. Я продолжил:
   - В таком случае, позвольте полюбопытствовать, что это за представление прокуратуры ЦАО такое?
   Качанова сухо улыбнулась:
   - Должны же мы защищать честь мундира!..
   А-а, ну да, конечно, теперь задача - заботиться уже не о правде, а о своей репутации. Главное, чтоб костюмчик сидел!
   Я широко вылупил глаза, скосил под дурачка:
   - Скажите, а вот если бы не меня, а вас инвалидом сделали, тоже за это ничего бы не было?
   Качанова взглянула на меня с барским снисхождением:
   - Я же - помощник прокурора, при исполнении.
   Я понимающе закивал:
   - Ага, понятно... А простого человека, значит, калечить можно... Так, хорошо. А как насчёт сотен, тысяч таких же, как я, ни в чём неповинных простых людей, чья жизнь, так же, как и моя, исковеркана? Их, значит, можно безнаказанно увечить? - я не унимался, Остапа понесло. - Как насчёт матерей с почерневшими от горя лицами и опухшими от слёз глазами, которые всего несколько минут назад чмокали в щёчку своё чадо, отпуская его погулять, и вдруг - нате, получите мычащий кусок мяса! Им-то вы чего скажете?!
   В этот момент в зале появилась какая-то тётка, Качанова ей лучезарно заулыбалась, и они, как две закадычные подруги принялись весело щебетать о чём-то отвлечённом. Я в миг почувствовал себя персоной нон грата, и, переваливаясь словно утка - не та, в которую испражняются, а та, которая летает - сгорбившись, побрёл к выходу...
   Ладно, как учит мировая история, награды рано или поздно находят своих героев!..
   Выпихнув своё разгорячённое тело на уличный холодок, я захотел отсрочить своё возвращение в родные пенаты, прогуляться и малость подостыть.
   Наступивший день сиял безоблачностью, под ногами похрустывал снежок, на молочном фоне которого пестрота галдящей толчеи выделялась красочными цветными пятнами. Протискиваясь сквозь снующую толпу курток, шуб и дублёнок, я машинально посматривал на наивные лица их обладателей - а ведь кто-то из этих чудиков уже обречён, только ещё, разумеется, не знает об этом. Жах! И айда по моим стопам!.. Боже, как это страшно!..
  
   Оправившись от баталии в Хамовническом суде, я спешно принялся готовиться к новой, уже в Преображенском. По Рыжовой. Точнее, по бездействию прокуратуры ВАО по моему заявлению в отношении Рыжовой...
   Единственный случай за всю мою долгую битву, когда оставление жалобы без удовлетворения меня вполне устраивало. Стояла задача просто-напросто сдвинуть дело с мёртвой точки.
   Здесь-то, по идее, должно было быть полегче - цель ставилась всё-таки не такая, как накануне. Узнать, что там с моим заявлением, и барахтаться дальше. Только и делов.
   Следующим утречком я уже деловито раскладывал бумаги на столе в зале судебных заседаний Преображенского суда, готовясь к слушанию. Пробежался ещё раз глазами по Выступлению заявителя.
   Подъехала прокурорша, по виду, совсем молоденькая девчушка. Малюсенькая, с тоненьким голосочком. Красивая. Не в форме, а в платьице. Дюймовочка прямо!
   Выложила папку с документами, из чего я сделал вывод, что необходимые бумаги, наконец-то, на месте. Можно было начинать.
   Началось слушание. Судья Вырышева, выполнив процессуальный регламент, предоставила слово заявителю. Сиречь мне.
   Выступление заявителя я на этот раз накатал длиннющее. Рассказал обо всех своих приключениях, иначе было б просто непонятно, что к чему, и в чём, собственно, дело.
   Когда я закончил читку, судья задумалась, и резонно заметила, что изложенные доводы значительно выходят за рамки предмета сегодняшнего рассмотрения.
   Я вежливо ответил, что это - вынужденная мера, так как я должен был пояснить, насколько меня изуродовали. Это важно. Потому что благодаря действиям эксперта Рыжовой, изуродовавшие меня лица, остались полностью безнаказанными. Как будто, так и надо. Так что, в принципе, ничего особо лишнего в своём выступлении я не изложил. Извините, что длинновато.
   Предоставили слово "дюймовочке". Она бездействие Прокуратуры ВАО не признавала, поскольку, по её словам, оттуда моё заявление было направлено по территориальности в Измайловскую прокуратуру для организации проверки, "о чём заявителю сообщалось".
   Я чуть со стула не свалился, не вытерпел, и подал голос, что первый раз об этом слышу.
   Что было чистейшей правдой, иначе стал бы я сюда мотаться. Делать мне нечего.
   Прокурорша фыркнула и поджала губки. Повторила с нажимом:
   - О чём заявителю сообщалось! 14 декабря следователем Измайловской прокуратуры Шабалиным было вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, о чём зая-вителю также сообщалось.
   Я нервно забарабанил пальцами по столу. Вот оно! Началось! Путь маленького человека к правосудию тяжек. Не подступиться. Три месяца потеряно. И доказать-то ничего невозможно - весовые категории разные. Ну, ничего. Мы уже опытные. И не через такое проскакивали. Всё-таки за одного битого двух небитых дают. А уж за меня и двух мало будет. Подал реплику:
   - Ваша честь, я утверждаю - никто мне ничего не сообщал, и не присылал. Именно поэтому я и нахожусь здесь.
   Личико "дюймовочки" скрючила ядовитая гримаска:
   - Заявитель был уведомлён!
   В моих мозгах проскочило: "Ах ты, злючка! Девочка-сопелочка, а уже с норовом! Ну, с норовом-то, ладно. Мы и сами с усами. Но всё равно - неприятно. Никто мне близко ничего не присылал! Тебя бы так изуродовали, как меня, норова-то сразу бы поубавилось".
   Однако я не стал шибко вдаваться в дискуссии - мне сегодня нужно совсем не это.
   Хотя, конечно, было ясно, что никто меня, естественно, ни о чём не уведомлял...
   Как и двумя днями ранее в Пресненском суде, я попросил судью предоставить мне несколько минут для ознакомления с отказным постановлением, поскольку прокуратура меня такой возможности лишила, и поэтому я нахожусь в полном неведении. Суд моё пожелание удовлетворил. Я быстренько просмотрел постановление об отказе, усмехнулся, и резюмировал, что мне нечего больше добавить к уже сказанному.
   Пока я ждал вынесения постановления, чуть поволновался, но не по решению суда - тут всё уже было понятно. Мне, как и позавчера в Пресненском суде, очень желательно было бы как-нибудь исхитриться, и заполучить отказаняк на руки. Сэкономил бы на путешествиях по прокуратурам, которых у меня и так хватало. Я имею в виду путешествия.
  
   Судья оказалась женщиной хорошей, человечной. Я же, пустив в ход всю свою коммуникабельность, сумел после оглашения немного с ней побеседовать.
   Хотя формально моя жалоба и осталась без удовлетворения, дело-то сегодня было провёрну-то - будьте здоровы! А что до отказа в возбуждении уголовного дела в отношении Рыжовой, то он оказался отпиской, причём, совершенно безграмотной и топорной - не заметить этого было просто невозможно. Тяп-ляп. Меня, как заявителя, даже не вызывали для объяснений, хотя по закону обязаны были вызвать. А это уж вообще - ни в какие ворота!
   Да и мотивация отказа, по сути, тоже совсем левая.
   Короче, опять за моей спиной - всякие гадости! И опять исподтишка! Ну, когда, когда ж надоест изгаляться над инвалидом?! О Господи!
   В общем, мне и на этот раз удалось выпросить у судьи копию отказа в возбуждении уголовного дела. Я просто, чисто по-человечески объяснил, что меня, похоже, мучить намерены ещё долго, а мне, инвалиду, лишний раз обивать пороги физически тяжело.
   Судья же порекомендовала мне не терять драгоценного времени и срочно обращаться с обжалованием в Измайловский суд, к которому территориально относится Измайловская прокура-тура. Я поблагодарил за участие, и почесал готовиться к новым свершениям...
  

КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

   Я очень признателен и благодарен всем тем, у кого хватило терпения и выдержки дочитать до этого места! Поэтому, с вашего позволения, продолжу.
   Мою жалобу по Карнову суд удовлетворил. Отказ в возбуждении уголовного дела в отношении героя-дознавателя был признан незаконным и необоснованным.
   Устроив себе коротенький передых, я приходил в себя от изматывающего турне, срезонировавшего какой-то просто нечеловеческой усталостью. Перенапряжение последних дней сказалось - я занедужил. Погоризонталил пару дней. Но, зато, чуть отвлёкся - нет, всё-таки, худа без добра.
   Разделавшись с болезнью, вернулся в исходную боевую позицию. Почувствовал прилив новых свежих сил. Открылось второе дыхание и неожиданно вспыхнула бешеная энергия, будто мне в заднее место вставили батарейку "Энержайзер". Работы было невпроворот, предстояло поишачить на всю железку!
   Начал с того, что взялся готовить обжалование отказняка по Рыжовой. Даже такой тупица, как я, уж за столько-то времени как-нибудь сумел нажить определённый юридический капиталец. Поэтому раскритиковать в пух и прах такую топорную лабудень, в принципе, не представлялось чем-то особо трудоёмким - отказ в возбуждении уголовного дела в отношении Рыжовой был неправомерен как по содержанию, так и по форме. Было, где развернуться творческой натуре.
   Благодаря приобретённому в боях опыту, у меня, наконец, выработалась определённая сноровка по написанию заявлений. Составлял уже честь по чести. Появился определённый лоск. При других обстоятельствах имело б смысл даже попробовать на этом поприще делать бизнес... А чего, собственно? Дать в сети объяву: "Пишу заявления о возбуждении уголовного дела"... Надо подумать...
  
   Как и положено, прежде чем творить новое произведение, я, потягивая крепчайший кофе, принялся внимательно вчитываться в имеющиеся в моём распоряжении материалы.
   Так-так-так!.. Рыжова Ольга Сергеевна. Год рождения - 1960. Замужем, есть дочь... А вот интересно, если бы её, эту самую дочь, так же изуродовали, стала бы маман выгораживать пьянь, которая это сделала? Думаю, не стала бы... А меня, значит, уродовать можно. Ну, это, как раз - не ново. К этому-то мне не привыкать.
   Поплыли дальше. Из объяснений Рыжовой: "Степень вреда здоровью оценивается по трём критериям: опасность для жизни, степень утраты общей трудоспособности, срок утраты трудоспособности". Что ж ты, милая, ничего этого в Заключении экспертизы-то не написала, а? Уж что касается утраты трудоспособности, то о ней в твоих писульках - ни слова.
   Я продолжал изучать: "Данные критерии закреплены в Правилах судебно-медицинского определения степени тяжести телесных повреждений, утвержденных Приказом Минздрава РФ от 14.09.2001 N 361".
   Я, естественно, тут же слазил в "Консультант плюс", и запросил этот Приказ. Стал читать его текст.
   Как я и думал, близко ничего подобного там не обнаружилось. Приказ N 361 лишь отменял прежний хороший Приказ Минздрава N 407. И никаких "правил" к нему не прилагалось.
   Что тут скажешь? Без комментариев. Эх, мне бы этой дамочке в глаза заглянуть!.. Сказать пару ласковых. Но, как показало время, такого счастья мне не представилось. Рыжова ни разу так и не показалась... Энигма!..
   Всё было понятно, пальцы поскакали по "клаве", и вскоре очередной новенький опус под моим копирайтом благополучно направился в Измайловский суд. К своему заявлению я присовокупил официальный текст Приказа N 361.
   Как говаривал Великий Комбинатор: "Заседание продолжается".
   У Рыжовой срок истекал 15 июля, стало быть, три месяца у меня в запасе пока имелось...
  
   Тем временем проскочил десятидневный срок подачи обжалования на постановления районных судов в Мосгорсуд. По закону, по прошествии десяти дней, если на постановление не подано обжалование, оно автоматически вступает в законную силу.
   В страшном нетерпении я понёсся в Пресненский суд. С дрожью в коленках, приблизился к канцелярии по уголовным делам. Предварительно незаметно перекрестившись, просунул голову в заветное окошечко. Нервишки неугомонно шалили, а сердце исполняло бешенное соло на удар-ных, пока сотрудница канцелярии разыскивала папку с материалами...
   ...Победа! Обжалования не было, и постановление суда вступило в законную силу. Отказ в возбуждении уголовного дела по 125 статье УК за оставление в опасности был отменён. Так держать! На сердце полегчало. Выставить меня кретином оказывалось не так-то просто. Не на то-го напали. Я-то не о своей заднице пекусь!
   Радостно помахивая выигрышным постановлением, я вылетел из канцелярии, словно птица.
   В коридоре из-за этого нечаянно столкнулся с какой-то местной толстухой, которая неуклюже помогая рукам подбородком, транспортировала стопку папок с судебными делами. Долго рассыпался перед ней тыщей извинений...
   Вертанувшись в свою нору, немедля засел за срочное ваяние нового заявления о возбуждении уголовного дела с учётом выигрыша в суде. Потирая виски, мудрил и мудрил над своим творением, раскрашивая его всё новыми штрихами. Каждый день уже имел свою цену. Ну а в загашнике моего изрядно подъеденного неравной борьбой нутра пока ещё попискивали надежды.
   Быстренько сочинив новую заяву, отправился прямиком в Пресненскую прокуратуру. Время давило железным обручем - до истечения срока привлечения к уголовной ответственности оставалось совсем на мизинец. И хошь не хошь, необходимо было гнать, поторапливаться.
  
   Два месяца - много это или мало? А это как посмотреть! Для жизни - немного, конечно, а для возбуждения уголовного дела, в принципе, достаточно... Если телиться побыстрее, а главное - если захотеть.
   Вот с этим обстояло совсем худо.
   И всё же моё заявление в Пресненской прокуратуре нехотя, но приняли, а я поспешил действовать дальше.
   Пришаркав на следующий день в Хамовнический суд, тоже нанервничался с лихвой, но выяснил, что и здесь, вроде бы, порядок, и постановление суда об отмене отказняка по Карнову вступило в законную силу. Ещё Победа! Совсем хорошо!
   Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего... Одержанные победы, по большому счёту, ничего не изменили. Все герои нашего времени продолжали, как ни в чём не бывало, шутя заниматься тем же, чем и занимались. Им от всей этой сумятицы было ни жарко, ни холодно.
   Виктории мои имели место только на бумаге. Они скорее утешали ущемлённое самолюбие. Эффект от них напоминал помощь психолога погорельцу, у которого только что пламя подчистую уничтожило всё нажитое годами имущество.
   Тем не менее, теоретически время вроде как ещё было, и пришибленно сдаваться я считал абсолютно недопустимым.
   И, что греха таить, с определённой долей злорадства хоть немножко, но грел мою душу железный факт, что раз у нас давно повсеместно осуществлён переход на рыночные отношения, и бесплатный сыр бывает только в мышеловке, то, стало быть, в условиях глобального супермаркета моя боль и кровь чего-то, да стоила!
   По этой причине я был ещё вполне резв, кончитой и не пахло...
  
   Март плавно перешёл в апрель, весна всё шибче давала о себе знать. В памяти ещё свежа была сверх всякой меры сердитая зима, и поэтому появление после этого злобства первой зелёной травы казалось едва ли не волшебством. Вид набухающих почек, щебетание возвращающихся с югов птиц, разлив в игривые ручейки тающего снега, пришедшие на смену недавним лютым морозам поначалу вызывали у меня естественное ощущение радости и настоящего праздника.
   Однако чем меньше оставалось до знакового для меня конца весны, тем меньше на душе оставалось праздника и тем больше накатывало другое ощущение, а именно, что вся грязь, вдалбливаемая обывателям с телеэкрана, в принципе, недалека от истины.
   А в башке постепенно произошла метаморфоза - добавилось ещё и любопытство. Хотелось уж досмотреть шоу до конца. Я прекрасно понимал, что ассортимент фокусов в мой адрес ещё далеко не исчерпан, и был, поэтому, в известной мере заинтригован - как же, интересно, меня собираются шпынять дальше...
   Как в анекдоте про пессимиста и оптимиста. "Пессимист: "Как же всё хреново! Хуже и быть не может!". Оптимист: "Может-может!".
  
   Обращение в Измайловский суд увенчалось телефонным звонком оттуда - назначили слушание по Рыжовой.
   Практически день в день, поступил звонок и из Хамовнического. Секретарша объяснила, что мне высылается копия кассационного представления прокуратуры ЦАО и ходатайство прокуратуры о продлении срока обжалования. Свои возражения я могу отправить по почте. Само слушание в Мосгорсуде запланировано на конец мая, о чём меня уведомят.
   Я поблагодарил за извещение, а сам только усмехнулся - последние шансы на возбуждение уголовного дела по 264 статье были умело слопаны. Даже в случае выигрыша в Мосгорсуде уголовное дело уже не возбудится - сроки истекут. Сработано мастерски, на совесть. Если, конечно, совесть у тех, кто столь старательно отравлял мне, и без того немедовую инвалидную жизнь, в наличии всё же имеется.
   Тут я и сообразил, что теперь - самое время подключать "тяжёлую артиллерию". Раз меня так шикарно "обули", и вряд ли уже можно что-либо кардинально изменить, попробую-ка я на десерт преподнести своим "друзьям" небольшой презент.
   Обращаться к депутату - поздно. Этот момент я прошляпил. Зря, кстати. Мог быть толк. При определённом стечении обстоятельств, конечно.
   Стал наводить справочки - куда ж ещё можно. Опыт, сын ошибок трудных, приобретённый обращением в УСБ, давал повод рассчитывать, что если внести хороший диссонанс, появляется шанс на определённый эффект. Хоть что-то.
   После консультаций со знающими людьми передо мной пестрел список правозащитных организаций, которые предстояло одарить новыми заявлениями.
   Пришлось гнуть спину на новую инициативу. И задача уже стояла посложней - вкратце и в доступной форме рассказать о своих юридических похождениях. Крайне тяжело объяснять юридические премудрости не юристу. По себе помню, как поначалу ничего понять не мог.
   Но, всё ж, я попытался расписать всё по порядку. Дело вот только было уже настолько запутанным, и настолько разрослось, что получались не заявления, а прямо какие-то детективные романы.
   Началось привычное ежедневное обивание порогов. Постепенно я просёк, что от большинства этих организаций реально ощутимого результата ожидать не приходится. Чем там занимаются, и для чего вообще эти организации существуют, для меня осталось большой загадкой.
   Особенно хороши тамошние юристы! Сидит типа какой-то молодой лох, перед ним ноутбук с "Консультантом плюс". Точно таким же, что и у меня. Законов не знает. Так и я могу! Стоило ли ради этого записываться и мотаться?
   Зато, потолкавшись в очередях, я наслушался леденящих историй о чудовищном беспределе на периферии, как там над людьми издеваются и какие там взятки. С Москвой - никакого сравнения. В Москве ещё как-то можно артачиться, а где-нибудь в Зажопинске - беспредел полный.
   Услышанное ещё более прибавило уверенности, что я делаю нужное и полезное дело. Если не я, то кто?
   Бесполезные поездки отняли, конечно, много времени, но и они всё же принесли пользу в учебном смысле. Круг сужался, и после соответствующего отсева остались три инстанции, куда мне можно было бы обратиться с расчётом на принятие ощутимых мер - Общественная палата, Комитет по защите прав человека и Администрация Президента Российской Федерации. В эти инстанции можно обращаться в случае, если все имеющиеся возможности юридического решения вопроса исчерпаны.
   Технология подачи таких заявлений мне, разумеется, была неизвестна, поэтому я ринулся узнавать, как это делается. Когда и этот вопрос был решён, история, начало которой было положено в последнее воскресение весны, вступила в очередную новую фазу.

ГЛАВА ВТОРАЯ

   Судебная география меж тем продолжала расширяться. Подошёл день слушания в новом для меня суде - Измайловском.
   Измайловский суд располагался в массивном здании, в котором кроме него обитало ещё несколько организаций. Больше всего меня впечатлило, что соседняя дверь от входа в суд принадлежала ... кабаку. Жизнерадостная реклама зазывала отведать произведения местного кулинарного искусства. Ну и соседство! Не знаю, не знаю, каково отмечать всякие-разные события, пить и веселиться, когда за стеной водят под конвоем в браслетах и выносятся приговоры!..
   Как уж повелось, первые поездки в Измайловский суд были пустыми - документы из прокуратуры не поступали. Слушания откладывались, но я заставлял себя относиться к этому спокойно. Ездил себе и ездил... Сам же Измайловский суд сравнению со своими предшественниками мне показался каким-то тёмным.
  
   Тем временем я сумел подготовить три заявления, в которых тщательно изложил все подробности "одиссеи". Различались лишь адресаты: Аппарат уполномоченного по правам человека в Российской Федерации - Мясницкая, 47, Общественная Палата Российской Федерации - Миусская площадь, 7 строение 1, и, наконец, Администрация Президента Российской Федерации - Старая площадь, 4.
   В заявлениях я просил принять меры, указав, что все имеющиеся возможности исчерпаны. Рассказал во всех деталях, как мне врали, и как надо мной издевались.
   Все эти заявления были отправлены, а мне оставалось лишь ждать результатов. Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся... Ладно, что кто-нибудь, да прочитает...
   Вскоре мне пришло Кассационное Представление прокуратуры ЦАО - документ, благодаря которому было выиграно полгода процессуального срока, а возбуждение уголовного дела по 264 статье УК делалось невозможным уже по любому. Обещанные гарантии были выполнены - злодею полагалось заряжать праздничный банкет, а терпиле - хныкать и кусать локти.
   И всё же я обязан был защищать свои попранные честь и достоинство. Поэтому и ссутулился в изучение сего документа на предмет поиска в нём нарушений закона. И, за компанию, новых из-девательств над инвалидом. По закону принятое заявление о возбуждении уголовного дела не может игнорироваться, как в случае со мной. Прокуратура обязана была дать на моё заявление предусмотренный уголовно-процессуальным законодательством ответ, чего сделано не было.
   Так что же сочинили на улице Льва Толстого? Читаем: "Согласно ст. 264 ч. 1 УК РФ нарушение лицом, управлявшим автомобилем правил дорожного движения, повлекшим по неосторожности причинение средней тяжести вреда здоровью человека, преступлением не является, а является административным правонарушением". Мухлюют! Если уж на то пошло, по состоянию на 30 мая 2004 года, то есть на момент совершения ДТП, не являлось оно административным правонарушением. А согласно статье 1.7 КоАП "лицо, совершившее административное правонарушение подлежит ответственности на основании закона, действовавшего во время совершения административного правонарушения".
   Далее: "Статья 265 УК РФ признана утратившей силу". Ну, это, чтобы надо мной лишний раз поглумиться. Я никогда не подавал заявления по 265 статье УК РФ. Как же подло издеваться над инвалидом!
   За сим следовало: "В ходе проверки заявления Шавернёва А.В. прокурором надзорные функции выполнены в полном объёме, с соблюдением требований ст. 26.4 КоАП РФ, главы 30 КоАП РФ". Да ничего подобного. 26.4 - это по экспертизе. Экспертизу я бойкотировал, о чём сразу же уведомил прокуратуру ЦАО. Вместо надзорных функций за моей спиной была устроена гнусная инсценировка, последствия которой окончательно лишили меня последнего шанса на за-нятие профессиональной деятельностью.
   Не говоря уже о том, что на подачу заявления о возбуждении уголовного дела руководствоваться по закону полагалось соответствующими статьями УПК, а вовсе не главой 30 КоАП.
   "Повреждения у Шавернёва А.В. не сопровождались опасным для жизни состоянием и по длительности расстройства здоровья относятся к причинившим вред здоровью средней тяжести". Опять мухлюют. Где самое главное - утрата трудоспособности? И по какой же такой длительности - свыше трёх недель? Какое число на дворе?! А что до опасности для жизни, я сразу вспомнил больницу, мужика с ампутированной ногой. Для жизни не опасно... Зато такая вот травля потерпевших действительно создаёт реальную опасность для их жизни.
   Замыкала Представление прокуратуры ЦАО подпись "Павлов". На этот раз - настоящая, без всяких фокусов.
   Что ж, с инвалидом в очередной раз справились. Калеку выставили клоуном. Снова было сделано всё, чтобы справедливость не восторжествовала.
   Заявление о возбуждении уголовного дела осталось без ответа, а не в меру резвому терпиле-остолопу снова намекнули возле чего его место.
   Вот и вся любовь. Но, факты, как говорится, - вещь упрямая. Разрываемый хоть и низменным, но вполне объяснимым чувством бессильной ярости, я изложил свои возражения и отослал их по почте. Терять было уже нечего. Тем более что, проанализировав Представление прокуратуры ЦАО, я лишний раз убедился, что прав на двести процентов, и что молчать нельзя. Если все будут молчать, то и количество изуродованных судеб будет пропорционально расти и расти.
  
   Побушевав маленько, успокоился и решил, что пора Чапаю думу думать. Встряхнув извилинами, составил план действий и с новой силой приналёг на работу. Вспомнил, что по моему давнему заявлению в Хамовнический суд по поводу детища, рождённого гоп-компанией с Сивцева Вражка - Акта N 109 - и конь не валялся.
   Такой расклад меня совершенно не устраивал, и, покумекав, я ударился в муки творчества.
   Плодом моего труда стало новое заявление по 125-ой статье УПК. В "шапке" я дополнительно указал, что оно повторное. Прежнее было мной отправлено по почте, поэтому на этот раз я решился сменить методу и подать заявление лично, через экспедицию суда.
   С камнем на сердце потянулся в Хамовнический суд. Чувствовал себя погано - погода выдалась влажная, и внутренний барометр мучил меня с особым старанием. В канцелярии по уголовным делам мне настроение дополнительно подпортили - заявление принимать решительно отка-зывались, ссылаясь на то, что рассмотрение данного вопроса якобы не входит в рамки 125-ой статьи УПК. Скажите, пожалуйста!
   Но я-то к этому моменту был уже "тёртый калач", с моего языка почти автоматом сыпались всякие юридические речёвки, и попререкавшись, моё произведение нехотя, но всё же приняли.
   Финализировался апрель месяц 2006 года назначением слушания в Мосгорсуде по обжалованию Представления прокуратуры ЦАО, которое должно было состояться 15 мая. За полмесяца до истечения срока... Ну-ну...
  
   Началось новое ожидание моего посещения Мосгорсуда. Как я уже не раз рассказывал, у меня хорошая память на числа. И день 15 мая для меня непростой.
   В этот день в 1998 году не стало одного хорошего человека. Очень хорошего. Человека, который много для меня сделал, и здорово мне помог. Далеко не каждому дано даже после своей кончины продолжать творить добро - ему удалось...
   Начинался тот тяжёлый день оптимистически. Я ехал на концерт, первый, кстати, на родной земле после недавнего возвращения из поездки в Африку. Мозги распирали африканские впечатления, и настроение поэтому пребывало самое что не на есть балдёжное. Загар и всё такое прочее.
   Правда, накануне я здорово напортачил с компьютером, тогда я ещё только-только осваивал эти территории, агрегат приобрёл недавно, и пока что в этом вопросе был, попросту говоря, совсем чайником. Ну и в результате моих экспериментов, процессор полностью был выведен мной из строя.
   Но, как обычно, я по-быстрому смирился - отнёсся к этой неприятности по-философски, то бишь старался просто неё не думать, дабы не портить себе настроение. Решил, что разберусь как-нибудь при случае. И не такое бывало...
   Участники предстоящего концерта договорились встретиться в условленном месте, и оттуда на площадку добираться уже коллективно.
   Прибыв на место сбора, я увидел поэта-песенника Саню Шаганова, и сразу заметил, что на нём лица нет. Спросил:
   - Что случилось?
   Его ответ прозвучал, как взрыв:
   - Беда... Серёга Парамонов умер.
   Я остолбенел:
   - Подожди, он же мне совсем недавно звонил. Потрепались с ним нормально. Про мой новый комп интересовался, выспрашивал, как, что... У меня вон дома диск его с исходниками валяется, всё времени не было вернуть...
  
   ...Сергей Парамонов, в советские времена - по-настоящему всенародный любимец, золотой голос страны середины семидесятых. Солист детского хора Центрального телевидения. Для него специально писали песни лучшие композиторы и поэты - Пахмутова, Добронравов, Шаинский... Но когда он стал взрослым, его звёздная карьера оборвалась. Однако, несмотря ни на что, он не изменил музыке, продолжал трудиться на музыкальной ниве, и остался при этом добрым и отзывчи-вым человеком. У него было много друзей, потому что он был отличным парнем.
   Про Серёгу написано и сказано уже столько, что мне бы не хотелось повторять то, что уже и так всем известно.
   Я же очень благодарен судьбе, за то, что мне довелось с ним плотно поработать. Его мнением я всегда дорожил, и поэтому мне было особенно приятно то, что и он хорошо отзывался о моих работах. Его похвала для меня имела большое значение...
   ...В последний путь Сергея провожала огромная толпа. Я никогда ещё не видел на похоронах так много народу. Такое количество желающих проститься уже говорило само за себя. Многих из пришедших я знал, мы кивками здоровались.
   После отпевания процессия двинулась к кладбищу. Чтобы всех вместить, потребовалось несколько похоронных автобусов.
   Путь на Митинское кладбище был долгим. Я оказался в одном автобусе с ребятами-звукрежами из студии в подмосковном Крюкове, с которыми Серёга сотрудничал постоянно. Я же этих парней знал постольку-поскольку, один раз у них писался, и то - год назад. И всё ж, пока ехали, мы вполголоса перекинулись несколькими фразами:
   - Ну, как вообще жизнь-то? Есть работа?
   - Да так, помаленьку. Работаем периодически. Проблемка у меня. С компом чего-то сделал. Я же мастер-ломастер со стажем. Начал в "Кубейсе" ковыряться, ну и, короче, поломал его ко всем чертям.
   - Хочешь, к нам привози свою бандуру, починим.
   - Что, серьёзно?
   - Да привози, чего такого...
   Потом было тяжёлое прощание, затем поминки...
   А спустя пару дней, я привёз компьютерный блок к ребятам в студию. Они оказались настоящими доками в своём деле. Профи, одним словом. Быстренько всё мне починили, наладили, ещё и напичкали мою барбухайку кучей новых музыкальных прибамбасасов.
   Я был настолько потрясён, что только хлопал глазами и восхищённо водил головой. Ребята с заслуженной гордостью продемонстрировали мне новые возможности:
   - Всё, принимай. Машина - зверь!
   - Спасибо, мужики! Сколько я вам должен?
   - Нисколько. Это в память о Серёге.
  

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

   Нахлынул май. Установилась клёвая погода, люди на улицах как-то сильнее заулыбались, а мне же становилось с каждым днём паскуднее и паскуднее. Я всё больше чувствовал себя аутсайдером. Признавать, что меня урыли, причём, в предвкушении очередной резьбы, конечно, не хотелось, однако шансы мои неуклонно таяли, а в то же самое время кое-кто, надо полагать, уже затаривался бухлом и закусоном для победного отрыва. Опять-таки, каждому - своё!
   Чисто теоретически у меня, конечно, ещё оставался небольшой резерв на возбуждение уголовного дела по 125-ой статье УК об оставлении в опасности, и я с трудом выждал первомайские каникулы, чтобы немедля начать действовать.
   Со времени подачи моего нового заявления по 125-ой статье УК, прошло больше месяца - срок, в общем-то, достаточный для принятия конструктивных мер, поэтому по пути в Пресненскую прокуратуру, я вполне допускал, что дело может быть на мази.
   Рассуждая логически, крыть-то ведь - нечем! Драпанули же, оставив человека в беспомощном состоянии? Да, было дело. Подтверждений тому - целая груда протоколов, рапортов, свидетельских показаний. Потерпевший - до сих пор инвалид, причём уже два срока, до сих пор - беспомощный. Две операции уже спихнул, третья - не за горами. Сколько их будет всего - чёрт его знает.
   Предыдущий отказняк отменили - 264-ая статья здесь никак не катит. Все основания, чтобы возбуждать уголовное дело - налицо. Поэтому, как говорится, извиняйте, батько! Зло должно быть наказано.
   Такие вот мысли гнездились в моей дурной голове на пути в канцелярию Пресненской прокуратуры...
   Не тут-то было! Выяснилось, что хотя заявление я подал ещё 28 марта, а на календаре уже красовалось 4 мая, никаким возбуждением уголовного дела и не пахло. Про гарантии-то я забыл!
   Подался на приём к дежурному прокурору. Изложил картину, показал вступившее в законную силу постановление от 14 марта и своё новое заявление от 28 марта. Прямо в кабинете накарябал от руки жалобу Пресненскому межрайонному прокурору, что решение суда не выполняется. После недолгих уговоров сумел разжиться и резолюцией, что на моё заявление о возбуждении уголовного дела от 28 марта, по состоянию на 4 мая ответ не дан...
   Это был удар - оставалось каких-то три недели до истечения срока, а дело с мёртвой точки не сдвинулось! Опять отмазались! Впрочем, этого следовало ожидать. Недобитый, дочиста обобранный терпила был никому не нужен. Чувство унижения и бессилия буквально сбивало с ног. Опять получил за то, в чём не виноват.
   Я попытался было качнуть права, разыскал кабинет тётки, которой было поручено проведение проверки, но та мне заявила, что всё делает правильно. Я попробовал дискуссировать, на что в ответ прозвучало язвительное:
   - Вы - юрист?
   Я сказал, что нет, инвалид. Тётка ухмыльнулась:
   - А я пять лет в институте училась!
   Из меня выскочило:
   - Да вас на пять минут в лапы пьяного хулиганья отдать - сразу станете умнее. Виноват. Ещё умнее.
  
   Измордованный и оплёванный я вытиснулся наружу. Поковылял продышаться по майской "белокаменной". Внутри полыхало. Мутно брёл сам не зная куда. Прогулка свежести не прибавила. На улице сильно жарило, купленное в палатке какое-то шипучее пойло не помогло, химия есть химия.
   Сознание того, что никто ради меня палец о палец ударять не хочет, выбивало почву из-под ног. По мозгам " в тему" смертным боем завалтузила народная песня:
   Кому это надо - никому не надо!
   Кому это нужно - никому не нужно!
   Пекло всё сильнее. Тогда оступаясь и впиваясь в перила огненными потными ладонями, я кое-как спустился в подземный переход. Там хоть и воняло мочой, но было попрохладнее. Остановился, подобрался к облицованной плиткой стене. Притулился к ней спиной, запрокинул голову, тяжело отдуваясь.
   Проходившая мимо пожилая пара тут же засеменила ко мне:
   - Вам плохо?
   Я закрутил тяжёлой головой:
   - Нет-нет, спасибо...
  
   ...Очутившись в своей конуре, сгоряча быстро-быстро напечатал заявление в Пресненский суд. О том, что по вступившему в законную силу постановлению суда от 14 марта, Пресненская прокуратура мер не принимает.
   Через пару часов я уже был в суде, и подавал очередную касатку через экспедицию.
   Вот тут-то я, пожалуй, поспешил, чересчур поддавшись эмоциям. Накосячил, вспылил. Не уловил, что тут-то изначально светит явный глухарь. Шансов - ноль.
   Но я был на взводе. Накипело. Получив в очередной раз фэйсом об тэйбл, ну, не мог я проанализировать ситуацию целиком и полностью. Выступил тот самый пресловутый человеческий фактор. Я и не выдержал, всё-таки - не андроид какой!
   Но понял я это, разумеется, позже...
  
   Надо сказать, что май 2006 года для меня оказался не менее насыщенным, чем март. Из-за этого я вынужден был даже отодвинуть операцию, что явно не принесло моему здоровью пользы. Снова пришлось, высунув язык, пооббивать порогов и потно потрудиться. Опять только и успевал поворачиваться, хотя проку от моей бурной деятельности уже было, прямо-таки, не шибко много.
   Но признать, что с инвалидом справились, плюнуть на всё, и бросить начатое, нужное и полезное людям дело я уже не мог. Не имел морального права.
   Столько горбатиться, борясь за справедливость, чтобы потом трусливо нассать в штаны и сдаться на милость ухмыляющимся врагам? Да ни за что, надо доводить дело до логического завершения. Хотя бы ради тех, кто не может, как я, бороться.
   Сталкивались две силы - грубая физическая, ничем и никем неограниченная, и бесправная, но стойкая моральная. Кто - кого, и насколько. Мне показывали оттопыренный средний палец, а я этого словно не видел. На кону стояли всё те же честь и достоинство ни в чём неповинного чело-века. По-моему, цель достойная!
  
   События же продолжали раскручиваться. Я был ничего так, вполне бодренький, и планировал переть бульдозером до последнего.
   В назначенный день, после предварительного прозвона, намарафетившись, я устремился на слушание в Измайловский суд. Прибыв на место, отметил свою явку. Были все основания полагать, что на этот раз я проделал этот, отнюдь не ближний, путь не зря - секретарша сообщила, что звонила прокурору, и тот уже на подъезде.
   Ждать пришлось недолго. Приехал прокурор, всё было готово для начала судебного заседания. В зале появилась судья, слушание по моему обжалованию отказа в возбуждении уголовного дела в отношении Рыжовой началось. Федеральный судья Поспелова, разъяснив права участников, предоставила мне слово.
   Я зачитал длиннющее выступление заявителя. Всё рассказал, отдельно выделив историю с приказом Минздрава N 361. Предоставил суду его текст. Естественно, приобщил и обе справки об инвалидности, как-никак я являлся инвалидом второй группы третьей степени. Во время читки мельком посматривал на присутствующих - похоже, моё выступление производило эффект. Добавил, что меня даже не вызывали для дачи объяснений.
   Предоставили слово прокуратуре. Прокурор показался мне положительным. Он слегка замялся, честно признавшись, что пока не готов делать выводы. Что приведённые заявителем доводы слишком серьёзны и требуют тщательного изучения. Поэтому он просит судебное заседание отложить, поскольку ему требуется время, чтобы разобраться.
   Слушание было отложено на две недели... Впервые за всю историю моих судебных скитаний прокурор не вставлял мне палки в колёса!..
   Когда я выполз из зала судебных заседаний в коридор, я увидел там прохаживающегося положительного прокурора. Захромал к нему поближе:
   - Ну, как вам дельце?
   Прокурор задумался, а потом заговорил мягким голосом:
   - А вам не кажется, что вы требуете слишком сурового наказания? Всё-таки возбуждение уголовного дела... По-моему тут имеет место дисциплинарное нарушение...
   Цепь предыдущих событий на меня подействовала:
   - Мне не кажется! Со мной почему-то никто не цацкался, меня никто не жалел. Даже близко. Я за два года что-то не ощутил и намёка на сочувствие. И это при том, что я ни в чём не виноват.
   Довольный своей речью в суде, и произведённым ей эффектом, я шпарил от здания Измайловского суда к метро Бауманская, что при моём передвижении было путём неблизким, а по пути в мыслях уже вычерчивались контуры главной битвы, основного события, которое угрожающе приближалось - обжалования в Мосгорсуде Представления прокуратуры ЦАО. Ещё бы - наконец-то сам Павлов подписал, а никакие-то непонятные поручики Киже с неясными подписями!
   Вопрос стоял серьёзный. И, хотя от его решения с практической точки зрения ничего уже не зависело, но необходимо было доводить дело до конца. Победного, разумеется.
   Поэтому я взялся готовиться самым тщательным образом. Вновь и вновь перелопачивая все имеющиеся в моём распоряжении юридические документы, я всё сильнее и сильнее убеждался в своей безусловной правоте.
   Накануне моего визита в Мосгорсуд, я извлёк из своего почтового ящика погашенное уведомление о вручении моего письма в Администрацию Президента Российской Федерции. На бланке сиял штамп: "Вручено в Управление Президента Российской Федерации по работе с обращениями граждан Бородаю Н.И."
  

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

   И вот, в тёплый день 15 мая в сильном возбуждении я направился на улицу Богородский Вал. Несмотря на мандраж, чувствовал себя в полной боеготовности. Ведь наступал момент истины.
   Примундирился получше, настраивая себя только на Победу. Грело душу приятное осознание, что немало хороших людей сегодня держат за меня сжатыми кулаки.
   Погода выдалась неплохая, Москва уже оделась в зелень, и окрестности Мосгорсуда смотрелись не так убийственно, как в прошлый раз. Я даже заприметил вполне симпотный скверик с клумбочкой, на которой желтели какие-то цветочки. На витых скамейках вокруг клумбы пенились дебаты - кипуче обсуждалось решение чьей-то судьбы. Скорее всего, судьбы кого-то, ни в чём не повинного. Что неудивительно.
   Возле самого входа в здание тоже гуртовалась небольшая, но нервная группа. Просочившись сквозь неё, я стал пробираться к искомому залу. Профильтровался сквозь несколько проверок и, попетляв в унылых лабиринтах коридоров, с некоторыми приключениями, достиг цели.
   Ноги хорошо поламывало, но на всём этаже не нашлось ни одного сидячего места - все сидения оккупировали ожидающие решения своих непростых судеб. Их вид создавал атмосферу тотальной безысходности. С замордованными заявителями резко контрастировали осанистые адвокаты-позёры, гулко вещающие самодовольными бархатными голосами. Машинально подумалось: "А вот интересно, сохранилась бы бравада у этих чистоплюев, попади они в мою шкуру? Думаю, навряд ли..."
   С трудом дождался приглашения в зал. Сосущее чувство полной беспомощности перед предстоящим аутодафе заработало во всю прыть. Кого, скорее всего, будут защищать - мощную и "родную" организацию с грозным названием "прокуратура" или доходягу-ушлёпка, от которого навара, как от козла молока? И чего он притопал? Сидел бы себе дома, зырил бы по телеку разные там мыльные оперы и прочий порожняк, а не мешал бы занятым людям делом заниматься!..
  
   Зайдя в зал, я обратил внимание, что судебная коллегия точно такая же, как и 7 ноября.
   Угнездился за столом, дрожащей рукой разложил композицию из документов. Слушание объявили открытым, и после обязательных судебных формальностей мне предоставили слово.
   Срывающимся от нервного напряжения голосом, я начал. Логика была простой. Если человек подаёт заявление о возбуждении уголовного дела, то уголовное дело либо возбуждают, либо не возбуждают. В любом издании УПК имеется приложение - образцы процессуальных документов, как должен выглядеть ответ на заявление о возбуждении уголовного дела, в том числе и отказ в его возбуждении. Этот самый отказ заявитель имеет возможность обжаловать. Меня же прокуратура ЦАО такой возможности заведомо лишила. Обязательная в таких случаях проверка прокуратурой ЦАО должным образом не проводилась. Таким образом, моё заявление о возбуждении уголовного дела было попросту проигнорировано. Закон грубо нарушен. Собственно говоря, всё.
   Предоставили слово прокуратуре. Когда прокурор Григорова принялась с пулемётной скоростью доказывать, что всё нормально, что Представление прокуратуры ЦАО надо оставить без изменений, а решение суда отменить, по моему телу пошли судороги, а голова сделалась тяжёлой, как самосвал. В сдавленных, словно плоскогубцами, мозгах запульсировало: "Неужели признают законным, что можно вот так, запросто не реагировать на заявления о возбуждении уголовных дел? Не обращать на них внимания, как будто их не было! Это что же будет дальше? Завтра какой-нибудь выродок человека укокошит, подадут на него заяву о возбуждение уголовки, а он отмажется. И что тогда, заяву эту вышвырнут на помойку? Так, что ли?".
   Это было выше моих сил. Чувствуя, как пол начинает проваливаться под ногами, встрял, заладил по-новой, что Представление прокуратуры полностью противоречит правовой системе России. Если человек подаёт заявление о возбуждении уголовного дела, то, как минимум он имеет право получить отказ в его возбуждении, который, в свою очередь, он имеет возможность обжаловать. Меня же всего этого лишили, и это противозаконно. Процитировал соответствующие статьи УПК.
   Судебная коллегия удалилась на совещание. Снова слышался приглушённый шёпот, в котором невозможно было ничего разобрать. Я почувствовал, что моя физиономия горит, будто у меня подскочила температура. Сердце выделывало несусветные амплитуды, всё ближе и ближе подбираясь к горлу. Ожидание затянулось...
   Наконец, судьи возвратились в зал. Я замер. Казалось, каждая клеточка моего организма напряглась. Председательствующий судья Марков огласил судебное решение:
   - Судебная коллегия по уголовным делам Мосгорсуда постановила, - многозначительная пауза, во время которой я весь сжался, - Представление прокуратуры ЦАО отменить, решение Ха-мовнического суда от 28 декабря оставить без изменений.
   Я закрыл глаза, как бы не веря... Победа!.. Пусть от неё ничего не зависит. Но главное - я отстоял свои честь и достоинство. Инвалид-беспорточник оказался морально сильнее.
   Как и в прошлый раз, сердечно поблагодарил председательствующего судью Маркова:
   - Спасибо, ваша честь! Я не сомневался в вашей порядочности.
  
   В кафе Мосгорсуда было почти безлюдно. Лишь за единственным столиком пара едоков молчаливо уничтожала что-то мясное. Тишину нарушало только тихое блямканье их вилок по тарелкам. Я набрал еды, и отвоевал себе место в уголке. Обстановка располагала предаться аналитическим размышлениям.
   Трудясь над какой-то котлетой, я занялся разбором полётов. Первоначальный подъём от победы улетучился, уступив место довольно пессимистичным мыслям.
   Ну, вот - вроде бы я выиграл... Наша взяла...
   Жидкие аплодисменты... И что?
   Хочешь-не хочешь, а бяку мне подложили хорошую - полгода процесссуального срока сноровисто скушали. Бортанули первоклассно! Называется - не мытьём, так катанием. И уголовку теперь уже не возбудят ни под каким соусом, это ясно.
   Страсти бушуют. А Васька слушает, да ест! Опять - таки дедушка Крылов в действии.
   Кстати, в первой половине девятнадцатого века именно Крылов, а вовсе не Пушкин, безоговорочно считался первым поэтом России. Но это я так. К слову...
   Ну а сегодня... Да, реноме своё я, конечно, отстоял, но чего мне с ним делать?
   На душе стало совсем грустно...
  
   Нечто подобное хозяйничало в моих мыслях после окончания института. Хотя заканчивал его, надо сказать, по-чемпионски - диплом с отличием! Явление, кстати, совершенно нехарактерное для эстрадного факультета. Обычно эстрадники еле-еле на тройбаны вытягивают. Я же взял, и для разнообразия нарушил славную традицию...
   Тремя днями ранее я имел некоторые приключения в столице Калмыкии. Поэтому экипировался в то, что второпях успел раздобыть с миру по нитке. Не являться же на финал в попсовых доспехах! В итоге, видуха у меня получилась, судя по всему, как у внезапно разбогатевшего плебея с "большим" вкусом - дорогие, но выпрошенные в разных местах пиджак, брюки и туфли с трудом уживались между собой. Моветон был тот ещё. Меня, однако ж, получившийся имидж конфузил мало.
   При вручении я буквально зацеловал бедную тётку, выдававшую дипломы, долго-долго поочерёдно чмокая её в обе щёки. Увлёкся на радостях - не оторвёшь! В тот момент я пребывал на той стадии человеческого счастья, когда кажется, что жизнь - прекрасна, хочется тотально любить весь мир, и вообще - чего ещё, собственно говоря, можно желать!
   Бережно держа в руках твёрдую бордовую книжку, разглядывал каллиграфические буковки, а сам ещё не мог до конца поверить в то, что я - чемпион. Подобающе улыбаясь, про себя мыслил:
   "Надо же! А мог ли я себе представить такое, эдак, в школьные годы чудесные? Нет, конечно. Мог ли кто вообще предположить, что неисправимый лоботряс, отчаянный прогульщик и просто порядочный свинтус, которого чуть было из школы не вытурили, и которого никакие репрессии не могли прищучить и заставить взяться за ум, когда-нибудь станет круглым отличником, почти что эталоном? Да никто! Это была даже не утопия, это было решительно невозможно по определению.
   Тем не менее - случилось же такое! Причём, без особых напрягов с моей стороны. Чуть-чуть приналёг на учёбу - и только. Такая вот метаморфоза. И это при том, что возраст был уже не то чтоб юный, и гастрольный график - более чем плотный. Но всё же, изловчился, и как-то умудрился отучиться достойно. А всё исключительно потому, что занимался любимым делом. Интересно было. Из-за этого-то пять лет и пёрло всё как по маслу. Даже сумел на стажировку за бугор про-гуляться. Заслужил".
   Помнится, у нас ходила хохма, что лучше быть с красной рожей, но с синим дипломом, чем наоборот. Так вот, ко мне это никак не относилось - и рожа, и диплом у меня были одного цвета. И ощущал я себя не пришибленным заучившимся мямлей, а вполне нормальным живчиком, полным сил. Разве что капельку стеснялся своих пятифонов...
   ...Потом был выпускной, переросший в грандиозную пьянку. Набубенились выпускники мощно. Всё как положено - купание академических знаков в водяре, тотальное спаивание всех проходящих мимо, братание, хоровые запевы... Под самую завязку кто-то харч метнул на лестнице... Нормально...
   Эстрадники в тот год дали шёроху - переплюнули всех. Хорошо оттянулись, весь институт поставили на уши. Отрыв вышел - первый сорт!
   А на следующий день мне стало очень грустно. Цель была достигнута, и что? Я победил, но понятия не имел, что мне с этой победой делать. Практической пользы от неё не было никакой...
  

ГЛАВА ПЯТАЯ

  
   Марафон по районным судам продолжался и продолжался. Правда, судьи, точно сговорившись, решили то болеть, то уходить в отпуск. Повеяло чем-то уже знакомым. Слушания откладывались одно за другим, я лишь терпеливо выжидал. Закалялся, стало быть. Что мне ещё было делать.
   Тем не менее, очередной виток биографии связал меня с Пресненским судом, где ожидалось слушание по тому самому, сгоряча написанному заявлению, что Пресненская прокуратура не выполняет решений суда, не принимает никаких мер и не возбуждает уголовного дела, хотя срок привлечения к уголовной ответственности на исходе.
   Наконец-то, после вереницы проволОчек, я прибыл на первое слушание, которое, правда, тоже было отложено - прокуратура, разумеется, не прислала необходимые документы. Это не стало для меня большой неожиданностью. Тем более в контексте развязанной в отношении меня истовой "любви". Сермяжная правда лежала на поверхности - данные два года назад обещания чётко выполнялись, невзирая ни на что. Даже, если бы я окинул копыта, процессуальные действия были бы точно такими же. Ветерок-то веял с улицы Льва Толстого, где мне симпатизировали в высшей степени.
   Думаю, что именно стопроцентной уверенностью в отмазке и объяснялось столь наглое и бесстыжее поведение виновной стороны, за всё это время так и не пожелавших идти на контакт, и палец о палец не ударивших, чтобы хоть как-то загладить свою вину. Впрочем, имея таких мощ-ных заступников, выгибать пальцы было делом плёвым.
   Ну а что касается отложенного слушания, то очередное судебное заседание по моей жалобе в Пресненском суде назначалось на 22 мая. Когда уже игра будет практически закончена.
   И тут, как бы в качестве запоздалой компенсации, мне позвонили из опорного пункта - вызывали по моему заявлению. Поначалу, меня, естественно, точило сильное желание положить на этот вызов - всё равно бутафория. Дело-то ведь не возбудят за истечением сроков. На этот счёт всё продумано. Потом решил-таки уважить чужой труд, да и показать себя законопослушным. Пошкрябал через силу.
   На месте выяснил, что участковый уже другой. Где предыдущий, спрашивать не стал - всё равно не скажут. Да и какая мне разница. Мозги забивали уже иные мысли - очередная встреча со скальпелем неуклонно надвигалась, окрашивая житьё в серые тона, и виделась мне назиданием. Захотел типа справедливости - вот тебе справедливость, получи! Каждому - своё. Кому отплясывать на радостях, что так классно отмазался, а кому и под нож полезать. Чтоб не гонялся за прав-дой на халяву. А то тоже - губки раскатал, разбежался! Подавай ему Ляпкина-Тяпкина! Вот тебе! Отваляйся на операционном столе, повой, а потом - жди, пока тебя в один прекрасный день ещё кто уделает с тем же конечным результатом. И на большее не рассчитывай!
   Короче, по прибытию в опорный пункт я был, мягко выражаясь, не в настроении.
   Новый участковый Мищенко оказался не в пример предыдущему - молодым парнем. Без пафоса и построений. Всё по делу.
   Нормально поговорили. Тем более что обе стороны всё прекрасно понимали.
   Разговаривали картонными фразами и обиняками. Скрытый смысл додумывался. Было понятно, что парень, даже если очень захочет - всё равно не сможет ничего сделать, ну, не дадут ему, вон какой прессинг - невооружённым взглядом видно.
   Отбеседовав довольно дружелюбно, я по науке расписал свои объяснения. Впрочем, что мне ещё оставалось? Пожимая участковому на прощание руку, сказал:
   - Хотя тут всё и так ясно, но вы уж там постарайтесь, сделайте, как положено, - потом, подумав, добавил. - А вообще, хотите дельный совет? Бросайте вы эту работу. Пока молодой, идите-ка лучше учиться. Опыт у вас есть, на юрфак - прямая дорога. Получите диплом, поднаберётесь знаний, связей, станете адвокатом, будете нормальные бабки заколачивать. Я бы и сам пошёл, да возраст уже не студенческий... И здоровья нету.
   Участковый улыбнулся:
   - Зато у вас уже так, ничего получается. Шпарите профессионально. Вот из вас как раз мог бы неплохой адвокат выйти.
   - Поздно мне уже! - я вздохнул, и побрёл готовиться к новому судебному заседанию.
  
   Гастроли по судам шли полным ходом. На 19 мая было намечено слушание в Измайловском суде. Прозвонившись, узнал, что слушание состоится. Приполз в назначенное время, отметился.
   В зале судебных заседаний скопилось довольно много народу - участники нескольких слушаний прибыли с запасом. Пчелиным ульем жужжали мне в ухо обрывки разнопёрых диалогов. Моё слушание хронологически стояло первым, и не начиналось по ставшей традицией причине - ждали приезда прокурора.
   Приехала тётка - крашеная блондинка пышных габаритов. Я уже было подумал, что вот-вот начнётся, но тут выяснилось, что это не та тётка, и стали ждать другую прокуроршу. Я начал напрягаться, нервозно и бессмысленно перекладывая бумаги на столе с места на место. Наконец, приехала та, какая нужно, всё было готово для начала.
   В зале появилась судья Поспелова. Судебное заседание началось.
   Когда дело дошло до предоставления слова заявителю, я сообщил, что мне нечего добавить к уже сказанному, на предыдущем заседании я изложил все доводы. Тогда предоставили слово прокуратуре.
   Прокурорша вялым голосом начала вещать что-то тихое и неразборчивое. Я ничего не мог разобрать, поэтому встрял:
   - Говорите, пожалуйста, внятно. Я, например, ничего не понимаю.
   Прокурорша, глядя то на судью, то на меня, заговорила всё же более членораздельно:
   - Ваша честь, я прошу суд оставить жалобу без удовлетворения, - тут я напружинился, а прокурорша продолжала, - потому что Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении Рыжовой уже отменено и материал направлен на дополнительную проверку.
   Фу-ты! А я уж подумал, что меня вновь прокатили. Громкость моего выдоха была таких децибелов, что на меня синхронно переметнулось внимание всего зала. Меня это нисколько не смутило. В глубине моей души затрубили победные фанфары.
   Ну и правильно. Должны же быть хоть иногда в жизни и положительные моменты!
   Я выпросил у судьи копию постановления об отмене отказняка на Рыжову, поблагодарил уважаемый суд, и в приподнятом настроении откланялся.
   На пути из Измайловского суда к метро мимо меня сновала хохотливая молодёжь - в районе "Бауманской" сосредоточено несколько вузов. Невольно слушая, бухтящий со всех сторон типичный студенческий звездёж, я не мог отделаться от мысли, как же ребяткам всё-таки везёт. До чего же здорово, когда беда - где-то далеко, не с тобой, а с кем-то другим, когда не у тебя всё болит, не ты отвыл несколько операций, и не тебе надо сотый раз мотаться и доказывать, что чёрное - это чёрное, а белое - это белое. Живёшь себе, и в ус не дуешь.
   Да, не дай Бог этой ребятне когда-нибудь оказаться в моей шкуре. Пускай себе лучше учатся.
   В метро какой-то дуремар продавал газеты. Я на радостях от выигранного заседания решил поддержать его коммерцию, накупил у него целую кипу, зачем - не знаю.
   По приезде в свою лачугу, сразу же, не откладывая в долгий ящик, плюхнулся за изучение постановления. Мотивировка отказа была такой:
   "14.12.2005 следователем Шабалиным К.В. вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении Рыжовой в связи с отсутствием в действиях Рыжовой признаков преступления, предусмотренных ст. 293 УК РФ.
   Данное решение принято преждевременно, без всестороннего изучения и проверки доводов заявителя, в связи с чем подлежит отмене".
   Ну что ж, неплохо. В любом случае этой мадаме придётся побегать. Уголовного дела, конечно же, не возбудят - кто ж допустит. Но в следующий раз, прежде чем отмазывать какого-нибудь гада, она, возможно, задумается: "А стоит ли?".
  
   Отдыхать особо было некогда, поблажек мне никто не давал. Сага продолжалась. 22 мая надлежало ковылять на слушание в очередной пункт - в Пресненский суд.
   Вот где ситуация уже была иной. Всего неделя отделяла меня до знаковой даты, мой пролёт в войне с коррупцией уже можно было считать состоявшимся - чудес, как известно не бывает, а бесплатный сыр, как не менее известно, - только в мышеловке. Короче говоря, пролетал я, как фанера над славным городом Парижем.
   И всё же, надо было доводить дело до логического завершения. В моей дурной голове ещё перешёптывались робкие надежды, что, хотя бы задним числом я доберусь до правды. Поэтому я заставил себя насочинять довольно-таки громоздкое Выступление заявителя.
   В апатичном настроении прибыл в суд. С чувством полного безразличия отметился, и стал ждать начала. Усевшись в коридоре, точно каменное изваяние, равнодушно созерцал дефиле чёрных мантий и синих мундиров. Я был настолько зачуханый, мне было настолько всё до фонаря, что спустись сейчас инопланетяне - я б, скорее всего, не сильно удивился.
   Подъехала прокурорша с большим носом, я сунулся в зал, и спросил секретаря, совсем зелёного парня, будут ли слушать. Тот важно заверил, что обязательно будут.
   Спустя некоторое время, меня пригласили зайти, я обосновался за столом, вывалил на него папки с документами. Отдельно отложил домашние заготовки на сегодня.
   В зале появилась судья, судебное заседание по моему заявлению началось. Судья Васюченко зачитала положенные вступительные формальности, и мне предоставили слово.
   Относительно спокойно, с выражением я проговорил подготовленный текст, и тут же неожиданно уловил, что моё равнодушие в мгновение ока куда-то испарилось, а внутри всё задвигалось. Вот он, человеческий фактор, расчехлился, мать его за ногу! Не нервничать в суде - невозможно.
   Предоставили слово прокурорше. Та с бесчувственным видом просила жалобу оставить без удовлетворения, поскольку, по её словам, прокуратура все необходимые меры принимает. Что затягивает проверку не прокуратура, а ОВД Пресненского района, и что 16 мая туда было направлено Представление прокуратуры с указанием принятия срочных мер. А что касается проверки по моему заявлению о возбуждении уголовного дела, то в УПК сроки проведения проверок по заяв-лениям не прописаны.
   Я весь обмяк. Тело сделалось неживым, реакция как-то замедлилась. В голове зашумело, словно от хорошего жорева. Я на короткое время даже перестал понимать, о чём, собственно, идёт речь. Во рту стало сухо. Пришибленно смотря невидящими глазами на некрасивую прокуроршу, ощутил, как её слова тонут в каком-то тумане...
   Внезапно мне стала предельно понятна вся безнадёжность моего положения. Я отважился воевать с противником, которому меня урыть, что чихнуть. Вариантов - миллион. Не одним, так другим. Силы не равны...
   Это меня вернуло к жизни, и хотя во рту пересохло и говорить стало трудно, я хриплым, как у Джо Кокера голосом, попробовал было подебатировать, что, мол, и проверять-то нечего, всё давно проверено - бестолку...
   Судебное заседание завершилось, вынесение постановления назначили назавтра.
  
   А назавтра мне вручили постановление об оставлении моей жалобы без удовлетворения. Перед глазами снова поплыл туман, бросило в жар, в отяжелевшей голове загудело.
   Мои победы, похоже, закончились. Не сразу, но до меня дойдёт, почему.
   А удача, которая и раньше-то меня не сильно баловала и держала, что называется, в чёрном теле, теперь вовсе повернулась ко мне попинсом.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

  
   Пришлось, с кислинкой, возвращаться к лазаретной тематике. Оставались считанные дни до окончания мая месяца, мой пролёт был ясен, как Божий день, и необходимо было приниматься за неприятные приготовления к операции, новой шлифовке.
   Каждому - своё. Бабе - цветы, детЯм - мороженое. Смотри не перепутай!
   Настроение совсем упало. И опять же, не столько из-за того, что снова будет "миксер". Хрен с ним, перетерплю. Не в первой! У рояля Виктор Терпеливых.
   Перспектива очередного коматоза в четырёх стенах неведомо насколько морила куда сильнее. Что такое куковать взаперти летом, я уже разок прорюхал.
   И пошло дело по знакомой уже траектории. Смотался в травмопункт, потом с фоткой - в больницу. Там выдали направление на тест по нехорошим болезням. Записался в поликлинике на сдачу крови и прочую обязаловку. Когда записывался, в очередной раз убедился, кстати, что мед-карта моя словно испарилась. Нету! В регистратуре пылилась только та, что я завёл в сентябре прошлого года. А до этого я типа не жил. Новорожденный... Уа, уа!..
   Это меня и подстегнуло к новым боевым действиям на юридическом фронте. До полной моей деморализации было ещё далеко, капитулировать с белым флагом я пока не намеревался. Решил ледоколом идти дальше, сколько смогу. Вследствие этого отправился в Хамовнический райсуд узнать, как там поживает моё заявление. То, что по псевдоэкспертизе, Акту N 109. После которого все мои медицинские документы улетучились в неизвестном направлении.
   Пробился на приём к председателю суда. Тот обязался взять этот вопрос под личный контроль, и пообещал, что в самое ближайшее время моя жалоба будет рассмотрена.
  
   Подвалил знаменательный день 30 мая. Дата окончания срока привлечения к уголовной ответственности за то, что со мной сделали и во что превратили. Всё, кина не будет! Строили-строили, и, наконец, построили.
   Два года жизни у меня сожрали и обглодали. Эти два года мне хорошо посеребрили виски и нарисовали глубокую гармозу на лбу. И помимо того, стало у меня теперь ещё и здоровье, как говно коровье...
   Два года назад судьба всучила мне некоторые изменения. Для полноты восприятия уже не судьба, а конкретные, вполне осязаемые персонажи дали в довесок мне заценить, что за эти самые изменения и отвечать не будет никто. Те, кто, по идее, должен был бы держать за них ответ, отделались смехотворным штрафом, на который и в магазин за жратвой толком не сходишь, и давно обо мне забыли. Как о прошлогоднем снеге.
   А ни в чём не повинного инвалида с искорёженной судьбой так распушили, что даже потерпевшим не признали, и посему он должен был не вонять, а смириться с обуваловым. И чтобы ни пикнуть, ни пукнуть не смел.
   Моё столь длительное пребывание не у дел даром не прошло - все мои завязки за эти два года были наглухо утеряны, я был просто вычеркнут из реестра, обо мне забыли. Ничего хорошего в будущем не предвещалось. По-любому я оказывался у разбитого корыта. Даже если бы полностью выздоровел. А такого, кстати, не бывает. Последствия травматологии в той или иной мере напоминают о себе постоянно. И никто не подпишется со стопроцентной уверенностью, чем всё может закончиться.
   А уж что означала для меня потеря голоса - и говорить ни к чему! И так понятно...
  
   Непростой для меня день я попытался встретить стоически. Уговаривал себя не думать о грустном. Получалось коряво - для усиления эффекта и в качестве альтернативы проигранному бою меня дожидалась новенькая операция со всеми сопутствующими ей пельменями... Как я не пытался бодриться, настроение всё-таки состояло голимое - новая порция какавы с чаем мне была гарантирована в самое ближайшее время... Ну да. Типа мойте руки.
   А вот интересно, что ж происходило в этот день по ту сторону? Ну, этого-то я точно, никогда не узнаю. Хотя и догадываюсь, что зажигалово, судя по всему, удалось... Повод-то какой!
  
   Однако моя весёлая жизнь рысью мчалась дальше, шпигуя биографию новыми ухабами, а, и без того, смачно отполированную нервную систему - новыми раздражителями, отколупывая нервные клетки, те самые, которые не восстанавливаются.
   Стартовало лето. До новой операции оставалось совсем чуть-чуть.
   Первый летний месяц, наверное, потому что он вроде как считается самым башлёвым, мне с некоторых пор стал казался и самым противным. Ибо на меня сие уже не распространялось. Из-за чего и в прокопчёном городе находиться стало как-то паскудно, и типичный для начала лета тополиный пух, и раньше, кстати, не вызывавший у меня романтических чувств, теперь начал что-то особенно раздражать. Нервы...
   Хотя, по правде-то, июнь-2006 вроде бы не так уж сильно и докучал лезшей в нос и в глаза ватой. И вообще, он выдался нехарактерно тёплым и солнечным. Сравнительно недавно меня бы это обрадовало, вволю накупался-назагорался хотя бы в каком-нибудь Серебряном Бору за неимением чего поглавнее. Но не сейчас. Нынешняя картина рисовалась что-то несколько не пляжной. С такой страшенной ногой переться на пляж стремновато - людей пугнуть можно, да и дела настолько взяли меня в оборот, что места для роздыха уже не оставалось. Интегрируя всё это, настрой я имел довольно дэтовый.
   Я направил в Мосгорсуд касатку по решению Пресненского суда, пару раз съездил в Хамовнический суд на слушания, которые, правда, были отложены. Ну, то, что с первого-второго раза слушания откладываются, в принципе, это - нормально.
   В середине июня мне позвонили из Измайловской прокуратуры. Следователь, которому поручалось проведение проверки, вызывал на 16 число давать объяснения по отмене отказняка на Рыжову. На этот раз вроде решили исправить огрехи и придерживаться буквы закона.
   Ехать не хотелось. Во-первых - далеко, во-вторых - в известной степени уже бессмысленно. До истечения срока по 293-ей статье оставалось меньше месяца, и, учитывая нажитый опыт, было ясно, что как минимум, будут тянуть. Странно, что первый отказ отменили. И вообще, почему эту тётю сдали, осталось вне пределов моего понимания, старушенцию почему-то сдавать не стали!
   С мукой пересилил себя, и всё же пустился в неблизкий путь. Меня с детства мама с батей приучили уважать чужой труд - следователь выполняет порученную ему работу, мне он пока что ничего плохого не сделал. Что я буду уподобляться победителям инвалидов, и человеку ни за что жизнь осложнять?!
  
   Выйдя из метро "Измайловская" я огляделся - до чего же места красивые! Лес, берёзки, тропинки... Мечтательно подумалось, что давненько я здесь не был. А сколько раз приходилось здесь бывать когда-то! По хорошему поводу. Приятные воспоминания потоком вырвались из заначек памяти, распространяя по телу волнующую теплоту.
   Вот и сейчас по дорожкам лесопарка прохаживалось множество отдыхающих. Которым не было никакого дела до проблем ни за что изуродованного и униженного человека с неясным будущим.
   День выдался безоблачный. Аппетитно пахло шашлыками, из маленького кафе под открытым небом долбил забойный бит шлягера "Танцы" группы "Рефлекс", под который залихватски отплясывало несколько жопастых тёток.
   Мне в недалёком будущем тоже светили танцы. Народов мира... От уколов...
   Мечтательная улыбка сразу сползла. Представив себе все поджидающие меня забавы, сплюнул, яро растёр ногой харкотину, и покряхтел в сторону Прядильной улицы. Вроде бы успевал вовремя.
   Разыскав дом, в котором на первом этаже размещалась Измайловская межрайонная прокуратура, пробрался вовнутрь, представился, предъявил "паспортину".
   Вызывавший меня следователь Бурцев дожидался меня при входе. Он оказался молодым модным парнем, явно заступившим на свою должность не слишком давно. Впрочем, подобными делами и загружают начинающих. Монстров на такого рода ерунду не отвлекают, у них есть дела поважнее. Хотя, ещё неизвестно, вопрос дискуссионный, что считать важным, а что - ерундой. Просто, когда подобные приключения случаются с другими - это, бесспорно, ерунда, а вот когда то же самое происходит лично с тобой - это сразу становится важным. Психология!..
  
   - Мне придётся излагать с самого начала, - чуть насмешливо выпалил я, выхлопотав себе небольшое пространство на краешке стола, и вытряхивая из рюкзака с трудом уже вмещающиеся в него документы. - Дело запутанное, трудное, если чего-то упустить, непонятно будет.
   Следователь обыденно пожал плечами, и устремил на меня выжидательный взгляд, тем самым давая сигнал к старту.
   Я заизлагал. Его пальцы синхронно с моей речью побежали по компьютерной "клаве". Этот вид программы у него получался настолько лихо, что я даже не удержался от похвалы. Несмотря на то, что я ещё школьником настропалился уверенно отстукивать двумя руками, не мог не признать, что сегодня точно отдыхаю - печатаю я всё же медленней.
   Вот что значит поколение другое.
   Следователь на мою похвалу улыбнулся и оторвал глаза от монитора:
   - А кто они хоть такие?
   - Кто они? Вы про кого?
   - Ну, эти двое, что вас сшибли и укатили?
   У меня на щеке машинально выползла складка недоумения:
   - Да я сам толком не знаю. Видел-то их раз всего, мельком, на судебном заседании, куда их вызвали свидетелями - я ведь развёл такую кипучую деятельность, что из судов не вылезаю. Ваше дело - это так, отголосок. А что в смысле этих красавцев, то ни один, ни другой со мной вступать в контакт не пожелал. Полное отсутствие даже намёка на раскаяние. Но своего добились - процессуальный срок вышел. Можно продолжать дальше в том же духе... Кстати, и по дознавателю Карнову, который Рыжову контролировал, я тоже заявление по 293-ей статье подал. Там такая же картина - отказ в возбуждении, потом его отмена. И тоже срок на исходе.
   Я разыскал копию заявления по Карнову, показал. Парень попытался замаскировать нечаянно выскочивший смешок:
   - Действительно, ничего не скажешь, развели вы активность... А вы уверены, что вы всё правильно делаете? Я вот что-то не слышал, чтобы подавали за явления в отношении эксперта.
   Я вперил пронзительный взгляд в упор:
   - А у меня есть выбор? Меня же затравили, опустили ниже плинтуса. Вот вы, как себя вели, если б вас так ни за что ни про что так отделали, а ваше несчастье использовали? Если б не были работником прокуратуры со всеми вашими привилегиями? Только честно.
   - Честно? - он помедлил с ответом. - Честно, не знаю. Я просто не попадал в такую ситуацию... И не хотел бы...
   - Это уж как получится, - я придал голосу учительские нотки. - Я бы тоже не хотел. Да вот - угораздило. Забыли спросить. И вас не спросят! А у меня теперь нет другого выхода. Против меня устроили корриду, я лишь защищаюсь. И так - третий год! - меня понесло. - Всё переврано, перевёрнуто с ног на голову! Я чуть не подох, потерял работу, профессию, а зло не наказано. И бонусом ни в чём не повинного терпилу ещё и ткнули мордой в толчок! - мой язык развязался окончательно. - Справились с калекой. Который, и так целый год был полностью невыползным, а потом год - невыползным частично, и вот уже больше двух лет - инвалид второй группы. Которого через две недели третий раз резать будут.
   Я финально выдохнул, а сам подумал, что же это я нагородил. Хотя и подметил, что выговорившись, почувствовал некоторое облегчение.
   Последовала пауза, после чего следователь продолжил задумчиво:
   - По-человечески я вас понимаю... Но то, о чём вы говорите... - он прищурился со значением. - Вы же не видели, не присутствовали.
   Я запальчиво встрепенулся:
   - Да я эту Рыжову вообще не видел. И она меня. Но есть вещи, когда и присутствовать не обязательно. Я вот, например, никогда не был в Египте, но как выглядят египетские пирамиды, имею очень чёткое представление. Хотя и не присутствовал. К тому же, я в заявлении прямым текстом-то ничего такого не писал. Всё подразумевается, - у меня наметилась хмурая ухмылка. - Так что 306-ая статья мне никак не угрожает. И сам факт, что первый отказ отменили, тоже, кста-ти, кое о чём, да говорит.
   - Хорошо, я обещаю обязательно разобраться. Вы мне верите?
   Я кисло кивнул, что мне оставалось. Мой оппонент продолжил:
   - Через два дня я еду в Бюро судмедэкспертиз, обязательно возьму объяснения и у Рыжовой, и у заведующей. Все поставленные вами вопросы я проработаю. Это я вам гарантирую.
   Я вставил с ехидцей:
   - Но ведь по срокам возбуждение уже не получается. Это ж ясно!
   - Не получается. Но всё, что от меня требуется, я сделаю.
   Мы пожали друг другу руки, парень поблагодарил меня за приезд, и я почапал на выход.
  
   Уже на улице застукал себя на мысли: Вот почему так? За редким исключением, те, с кем мне приходится общаться в связи с известными событиями - вроде бы нормальные люди. Вроде бы всё понимают. Но отчего-то, в итоге, даже эти нормальные люди всё равно делают так, чтобы мне было плохо.
   И в данном случае, сто пудов - снова будет отказняк, кто бы сомневался.
   А мне - опять под нож! Опять - вилы.
   Прямо, как в песне у Земфиры: "Ну почему-у-у?! Лау-лай..."
   ...Неподалёку от Измайловской прокуратуры на оживлённом пятачке смешная весёлая тётка продавала клубнику. Ароматный запах ударил мне в башню, я сгоряча купил килограмм, и тут же слопал в один присест. А-а, бляха-муха! Впереди - резьба, и чёрт его знает...
  

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  
   Я настолько привык к всевозможной корреспонденции, с которой мой почтовый ящик едва справлялся, что, получив очередное извещение, на почту сильно не спешил. Когда же я всё-таки выкроил минутку заскочить в своё почтовое отделение, то испытал хороший выброс адреналина.
   Как только сотрудница отдела доставки выдала мне здоровый красочный конверт, я понял - это что-то такое серьёзное, чего мне ещё пока не присылали. Прочитав адрес отправителя, сразу почувствовал, что внутри всё заколыхалось: "Москва, ул. Ильинка, д. 23. Управление Президента Российской Федерации по работе с обращениями граждан".
   Заторопился домой. Нёсся, сломя голову. Насколько мог. Дома вскрыл красочный конверт:
   "В управлении Президента Российской Федерации по работе с обращениями граждан Ваше обращение рассмотрено.
   Разъясняем, что согласно Положению об Управлении президента Российской Федерации по работе с обращениями граждан, утверждённому Указом президента Российской Федерации от 24 августа 2004 года N 1102, обращения граждан, поступающие в администрацию Президента Российской Федерации, направляются для рассмотрения в соответствующие подразделения Администрации Президента Российской Федерации, в правительство Российской Федекрации, федеральные органы государственной власти и органы государственной власти субъектов Российской Федерации.
   Ваше обращение направлено на рассмотрение в Министерство внутренних дел Российской Федерации и Федеральную службу судебных приставов.
   Всего Вам доброго.
   Советник департамента письменных обращений граждан Шуверова В.Д."
   Так, понятно. Спустили вниз...
  
   Последним значительным событием июня стало слушание моей жалобы в Хамовническом суде по злополучному акту N 109. Допустили меня к нему только после истечения срока по Чивирёву, и из-за этого в любом случае от исхода слушания уже ни коем образом ничего не менялось. Зло осталось безнаказанным, и это был уже свершившийся факт. А до моей сдачи в больницу оставалось меньше десяти дней...
   И всё же, я не унимался, какие палки в колёса мне не вставлялись. Шёл напролом, не замечая препятствий. Поэтому судебное заседание на эту щекотливую тему, после нескольких переносов должно было, наконец-таки, состояться. И на том спасибо.
   Хотя всё моё естество уже мысленно пребывало в больнице, я на этот раз подготовился подчёркнуто серьёзно. Год я ждал, чтобы меня допустили до разбора этой жалобы, дважды подавал заявление, и поэтому имел веские причины сооружать текст своего выступления с особой тщательностью, независимо от рентабельности конечного результата. Старался изо всех сил.
   На свет родилось размашистое произведение объёмом ни много, ни мало в десять страниц. Я подробно рассказал обо всех нарушениях закона, всех искажениях фактов, как я бойкотировал эту гнусность, о чём уведомлял органы прокуратуры, как просил и об отстранении Карнова и о включении дополнительных вопросов экспертам. Добавил и об исчезновении отовсюду моих меддокументов. Бонусом приладил и свою недавнюю победу на Богородском Валу, когда действия Прокуратуры ЦАО Мосгорсудом были признаны незаконными и необоснованными.
   В назначенный день 29 июня я ёрзал в зале судебных заседаний Хамовнического суда в ожидании начала слушания. Прокуратура ЦАО прислала простецкого вида прокурора в возрасте.
   В зале появился федеральный судья Сучков, судебное заседание началось.
   Отзвучала вступительная часть. Подошла моя очередь.
   ...Когда я закончил чтение десятистраничного выступления заявителя, я позволил себе взглянуть на лицо судьи Сучкова. В его выражении я прочитал всё. Я снова вспомнил немые фильмы, в которых актёры заменяли монологи и диалоги выразительными взглядами...
   Затем слово было предоставлено прокурору Кочеткову. Я перевёл на него немигающий сверлящий взгляд. Прокурор, стараясь не смотреть мне глаза, тихим голосом просил в удовлетворении жалобы отказать, поскольку судебно-медицинские исследования проводились уполномоченными на то, квалифицированными специалистами.
   Судебное заседание на этом завершилось, судья удалился на вынесение постановления.
   Ждать пришлось долго. Видать, нелёгкую задачку я задал. Вынесение постановления сильно затянулось. Переминаясь с ноги на ногу, я потосковал в коридоре, но потом, решив не тратить времени даром, поехал по своим делам. Их перед отлёжкой хватало.
   Когда вернулся обратно в суд, то получил в свою обширную коллекцию ещё одно постановление об оставлении жалобы без удовлетворения.
   Для меня это был, конечно, ударчик ножкой в солнечное сплетение. Особенно перед операцией, до которой оставалось совсем чуть-чуть. Не ожидал. Мне почему-то казалось, что настолько всё предельно ясно, что уж здесь-то я просто обязан победить. Нарушения закона налицо.
   Опять не угадал...
  
   Я размагнитился конкретно. Поэтому решил выждать денёк, прежде чем браться я за разбор "трофеев". Когда нервы слегка угомонились и страсти поулеглись, я приступил к этому, уже традиционному для себя виду деятельности.
   Естественно, в постановлении все острые углы были обойдены, акценты сдвинуты, а выделенные мной нарушения закона традиционно "не замечены".
   "Суд находит жалобу Шавернёва А.В. не подлежащей удовлетворению, поскольку Акт повторного судебно-медицинского исследования N 109 проведён комиссией высоко квалифицированных врачей на основании постановления старшего дознавателя Карнова Е.Н. Заявитель участвовал при проведении исследования 19 апреля 2005 года и имел возможность осуществлять свои права". Вот оно что. Интересно, это какую же такую возможность я имел?
   "В материалах дела отсутствуют данные, что Шавернёв А.В. был лишён возможности поставить дополнительные вопросы на разрешение комиссии врачей, проводивших исследование". Ну, во-первых, - это не врачи. Согласно словарю русского языка С.И.Ожегова "Врач - лицо с высшим медицинским образованием, лечащее больных". Эти не только не лечили, а чуть на тот свет не отправили. Было сделано всё, чтобы максимально навредить больному, и чтобы справедливость не восторжествовала. А во-вторых, что до возможности поставить дополнительные вопросы комиссии, то все мои попытки на эту тему встречали сопротивление. Меня отправляли к "следователю", то бишь к Карнову.
   Мои заявления игнорировались. Тот же судья Сучков отказался у меня принимать ходатайство по этому вопросу год назад. У меня на этот счёт имеются свидетели. Кстати, это происходило на глазах у Качановой. Хотя эта дама навряд ли будет моей союзницей. Эх, надо было мне тогда запрашивать на руки протокол судебного заседания. А я чего, знал?
   "У суда не имеется оснований сомневаться в правильности выводов заключения, поскольку исследование проводилось высоко квалифицированными специалистами с большим стажем экспертной работы. Акт по своему содержанию полон и научно обоснован". Да никак он научно не обоснован. Ни одной ссылки на соответствующие правовые акты по Медицине и здравоохранению России. Ни один из выводов проверить невозможно. А это запрещено законом. А уж про полноту и говорить нечего - про утрату трудоспособности не сказано ни слова. И так далее.
   В общем, всё было ясно и понятно. Правда моим оппонентам нужна как покойнику калоши, они заботятся о сохранении своей репутации. С терпилой в лёгкую поиграли в правосудие, и хватит. Больше с ним миндальничать не будут...
   Самое странное - мои оппоненты не понимают элементарной вещи, что сами могут очутиться точно в таком же положении, как и я. Что все люди устроены совершенно одинаково, и поэтому, попади они вот так же как я, им будет так же больно, как и мне. Неужто это сложно понять? Разве так необходимо, чтобы жареный петух в задницу клюнул? Выходит, что необходимо.
   Ничего. Клюнет когда-нибудь. Жизнь - она такая...
  
   Тем временем все мои тесты на нехорошие болезни были готовы, я снова потрусил в больницу, и утряс сроки, когда мне сдаваться. Больше тянуть было уже нельзя, и так из-за судов почти два месяца просрочил, что пошло явно не на пользу здоровью.
   Гулять на воле мне оставалось всего неделю. Я принялся срочно приводить в порядок свои дела, зная, что мне опять предстоит преть невыползным неизвестно сколько. Всё самое неотложное вроде бы было успешно провёрнуто, можно было залегать.
   Последним значительным предоперационным событием стал присланный мне новый отказняк по Рыжовой. За три дня до сдачи в больницу. Не такой топорный, как предыдущий, но тоже - бурда порядочная. Но надо отдать должное следователю Измайловской прокуратуры - обещание своё он выполнил, опросил и Рыжову, и её начальницу Квашу. Те отпирались уже куда более витиевато.
   Клёвый получился подарок перед операцией, поднял настроение. Я отблагодарил за щедрый дар почти моменталом накатанным обжалованием по 125 статье УПК, и отослал его в Измайловский суд.
  
   В выходные перед сдачей я хорошо оторвался. По случаю подвернулась возможность сплавать в небольшой речной круизик на шару. Уик-энд вышел что надо, я забил на все проблемы и хоть порезвился напоследочек, выпустил пары. Отвёл душу, разрядился.
   Возвратился загорелым и отдохнувшим в воскресенье вечером.
   А в понедельник утречком я уже угрюмо топал по больничным коридорам, возвращаясь в свою вотчину и психологически подготавливаясь к очередным цветочкам, и последующим за ними ягодкам. В тот день было жарко, солнечно и грустно. Недавние события своё дело сделали - по мозгам стаей дятлов ещё больше звездячил риторический вопрос: "Для чего меня лечат?".
   Больница в отличие от прошлого раза оказалась не такой перенаселённой, может из-за того, что лето. Думаю, большинство потенциальных переломщиков умахало на юга, грело седалища где-то в районе тёплых морей, и уже там ломало свои конечности. Впрочем, и те, кто всё же остались дома и здесь получили горяченьких, тоже переливались бронзой - летом в наших краях загар не хуже. В двух словах - все загорелые.
   Традиционно намыкавшись с кучей бестолковых формальностей при оформлении, и от этого как следует подустав, я в упадническом настроении нарисовался в "своём" отделении. Персонал встретил, как завсегдатая - успел я примелькаться за эти два года. Знакомая сестра пошутила:
   - Что-то ты к нам зачастил!
   Я убито отхохмился:
   - Нравится мне у вас.
   Прояснив, в какой палате я теперь живу, поплёлся вселяться. Втащился в новое обиталище, поздоровался, представился, перезнакомился и начал устраиваться.
   Расфасовывая свою трихомудию по полкам тумбочки и наводя кое-какой уют, врубился, что это - единственная палата, где я ещё пока не отлежал, во всех остальных успел уже отметиться. Ну, кроме люкса, конечно.
   Теперь же столь досадный географический пробел был устранён. С чувством безмерной усталости рухнув в койку, я в полной мере осознал, как же мне всё надоело.
  
   По дороге на сдачу, когда я пребывал в унылых и, что вполне объяснимо, недобрых мыслях, возле метро ко мне придолбался какой-то мурластый заблёванный алконавт. Прилип как банный лист. Выкатил на меня шары и заплетающимся языком принялся клянчить, дыша перегаром:
   - Командир, помоги. На пиво не хватает.
   Я указательно мотнул головой на клюку, пятернёй похлопал по пластмассовой рукояти:
   - Тебе не стыдно? У инвалида-пенсионера канючить? Пообеспеченней никого не мог отрыть?
   Прощелыга не отлипал:
   - Брателло, а с ногами у тебя чего?
   Стало ясно, что отвертеться по-простому не получается, и сказал как есть. Только бы он от меня отвалил:
   - Перелом у меня. Вот дую на очередную операцию укладываться. Сделай одолжение, отлипни, а? Очень прошу. Не до тебя мне сейчас. Худо мне.
   - А ты чего, рокер что ли? - оглядывая меня замутнёнными глазами, не унимался мой "собеседник".
   - Брокер! - ляпнул я. Информация, похоже, оказалась сложноватой для его понимания, и пока он её по-лоховски медленно перемалывал, я что есть мочи прибавил шаг, и вроде сумел оторваться, растворившись в потной толпе.
   Да, такие прилепятся, и чего делать? Хрен отдерёшь.
   Тут припомнилась история, рассказанная одним коллегой по музыкальному ремеслу. Сюжет таков: Короче, ребята на гастролях отыграли концерт, и уже уматывали с площадки. К служебному входу подкатил автобус и вся команда начала высыпать на улицу.
   Отправка в гостиницу осложнялась лишь одним обстоятельством. К ребятам настырно клеилась в дупелину пьяная, и поэтому совершенно неугомонная бабец, никак не желающая оставить их в покое. Она была пьяна ровно настолько, что брать её с собой в отель и использовать там по назначению охотников не находилось. Поняв, что её общества сторонятся, бухая красотка, икая и рыгая начала отчаянно рекламировать себя:
   - А я, между прочим, - тоже артистка. Певица! У нас тоже ансамбль! - она икнула, и продолжала рекламу. - У нас и гитары есть, и клавиши... Всё по фирме! А у барабанщика нашего - вообще шикарная установка!
   Кто-то из ребят дружелюбно спросил:
   - "Пёрл"?
   Бабец изменилась в лице:
   - Нет, он не спёр, он купил!
  

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

  
   Итак, волею судьбы я заступил в очередной сезон больничной жизни. Потянулось тягомотное ожидание предстоящей операции. Время потекло нарочито медленно. А хотелось уж поскорей отделаться, получить, отвыть, и вздохнуть. Тянучка перед очередным испытанием усиливала зуд, делая ожидание ещё более нестерпимым.
   Чтобы убить тягучее время, набрал с собой юридической литературы, в преддверье парилки, продолжая одолевать полегоньку. Вчитываясь, не мог отделаться от настырной мысли: А вот интересно, если покопаться в криминальной хронике, много ли можно выискать случаев, когда чело-века ни за что ни про что вот так же крепко отхерачили, дали стрекоча, были пойманы за руку, и в конечном итоге за это - копеечный штраф да потерпевший выставлен козлодоем-дурашлёпом?
   Поручить бы это дело какому-нибудь дотошному журналюге, чтоб тот хорошенько поскрёб по архивам. Думается, выводы были б неожиданные".
  
   В больнице мало что изменилось - было разве что по-летнему жарко, и завотделением ушёл в отпуск. На этом разница заканчивалась. Во всём остальном - словно и не выписывался. Как "бывалый", я имел некий авторитет и влёгкую консультировал новеньких. Третья операция - это, конечно, далеко не рекорд, но школа - уже хорошая, есть, чем поделиться. Опробовав на своей шкуре кухню травматологии в значительном объёме, я поднакопил кое-какой опыт, и охотно сеял просвещение в массы. Как всё протекает, чего ожидать и всё такое прочее.
   Сделал доброе дело. Парнишке после ДТП помог отразить натиск гаишника-дознавателя.
   Припёрся этакий Жопкин. Я заставил того представиться, записал его фамилию, весь его "код да Винчи" - всякие там БэПэ ДэПэСэ.
   Почуяв, что парнишку топят, решил, что один обутый терпила - это более чем достаточно. Во время записи объяснений то и дело вставлял уточнения, чем доводил гаишную морду до белого каления. Тот пытался заставить меня заткнуться, но я был уже настолько вскипячён предшествующими приключениями, что припираться со мной было бесполезно. Я притворился лежачим, а выгнать из палаты лежачего больного он не мог. Выкатить койку в коридор у тупорылого мента мозгов не хватило... Да ему никто бы и не позволил. Это - больница, а не Отдел дознания.
   Правильно! Нехрена с гаишниками разводить антимонии.
   Когда дознаватель слинял, я дал парню бесплатную юридическую консультацию. Мало-мальски разжевал механику. Объяснил, с какой чудненькой компанией ему предстоит иметь дело. Красочно обрисовал возможные последствия, если не кобениться и пустить всё на самотёк. Уж кто-кто, а я-то в этих вопросах пуд соли слопал. Набил на этом руку... И лоб...
   - В общем, всё понял? Лады, будем надеяться что мои труды не пропадут даром. Пусть твои родичи срочно дуют в адвокатскую контору, а то там какой-то мухлёж. Лавэ на адвоката имеются? Тут нужен квалифицированный перец.
   - А может и так сойдёт?
   - Знаешь, что?! Есть такая птичка поменьше колибри. Называется Неп...зди. Делай, что тебе говорят. А то, смотри - время дорого. Пукнуть не успеешь, как поезд уедет. И будет полный швах. Я, вон, греблом прощёлкал, уши развесил, просрал момент - и вот, получил гранату. Равняться на меня в этом категорически не советую. Хоккей?
  
   В курилке случайно наткнулся на знакомого по моему предыдущему пребыванию - тот приехал показывать снимки и утрясать сроки плановой операции. Здороваясь, я протянул парню краба, и вдруг заметил, что инвалидный посох у него здорово изогнут:
   - Ну-ка, погодь! Это ещё чего такое? - я выразительно покосился на изгиб. - Неужто пришлось боевые действия вести?
   - Да прицепились тут одни.
   - Кто ж такие выродки, на инвалида нападать?! Мрази! Таких прилюдно кастрировать надо без наркоза, а яйца жрать заставить!
   - Нашлись... Мы ведь и убежать-то не можем.
   - Да, есть такое дело... Только и надежда, что на третью ногу.
   Молниеносно в моей балде прокрутился вариант, что же это будет, если, не приведи Господь, и мне когда-нибудь придётся отбиваться от подобных ублюдков. Чётко представив, какое будет рубилово, я резко почувствовал щедрый накат холодного пота...
  
   В один из "радостных" больничных денёчков подвезли новобранца. В футбол поиграл. Перелом у парня - копия моего, один в один! И тоже Алексей. Бывает же такое! Привинтили на вытяжку с гирькой.
   Разговорились. Я попытался, как мог, ободрить "коллегу":
   - Хоть у нас с тобой и одинаковые переломы, совершенно не факт, что и у тебя всё попрёт по той же схеме. Люди все разные, и организм у всех тоже разный. Единственное, что объединяет - конечно, долго всё это. Костаньеты срастаются медленно. Но тут уж извини-подвинься! Травматология!
   - Слышь, а у тебя какая это по счёту операция?
   - Третья, но это тоже ни о чём не говорит. Организм у нас с тобой разный. Тебе сколько лет?
   - Двадцать пять.
   - А мне - сорок один. У меня поэтому и выздоровление помедленнее, и последствия по...уёвее. Ты - молодой, у тебя реабилитация однояйцево должна идти полегче. Придётся, конечно, потерпеть, но это - временно. Не парься, всё будет пучком. Впендюрят в твою ногу железяку, и скоро начнёшь рассекать как миленький!
   - Х... там! Кеды выставишь, пока дождёшься!
   - Дождёшься-дождёшься, куда ты денешься! Согласен, на вытяжке киснуть, конечно, херово. Осто...бенивает! Я лично запомнил на всю жизнь. Особенно, когда надо личинку отложить. У меня-то был совсем пиндос - ко всему прочему ещё и тело всё было отбито, как боксёрская груша. Когда просовывал утку под сраку, выл!.. Но приколись, и здесь тоже вроде как свой положительный момент имеется. Как же клёво потом самому до толчка доползти! Чума! Я, когда смог, наконец, по-человечески засесть подумать после этого б...дского судна, был просто в телячьем восторге!.. Есть, правда, неприятный моментик - на некоторое время от трахтенберга придётся отказаться - резкие движения делать больно. Ну, ничего - это дело потом наверстаешь... Так что, Алексис, расслабься. Малёк потерпи. Всё наладится.
   А про себя подумал: "Да, попал паря крепко!"...
  
   Я отписал согласие, и стал настраиваться на очередное испытание на вшивость. Был психологически готов. Как Гагарин и Титов.
   Время потянулось ещё медленнее. В предвкушении операции оно сделалось совсем резиновым. Проворочавшись потную бессонную ночь, еле дотерпел до никак не наступающего утра.
   Скребущее ожидание неизбежного уже напрочь замучило, когда, наконец, зазвучала долгожданная команда на вывоз. Я оголился, перебазировался на каталку, и уже в третий раз поехал в турне. В третий раз - головой вперёд.
   Не хватало разве только песни Эдит Пиаф "Нон, рьен дэ рьен!"...
  
   ...Казалось, на этот раз судьба меня решила вздрючить по максимуму. Анестезию пришлось колоть дважды. Думаю, началось привыкание организма.
   После первого сердитого укола, я взвыл, но при этом мои конечности продолжали упорно шевелиться и всё чувствовать, как ни в чём не бывало. Тогда всадили ещё один, от которого я отрубился, впервые за всю мою больничную вахту. Проторчал в отключке всю операцию, и про-хлопал самое интересное.
   Когда же меня привели в чувство, нюхнув, я очнулся совершенно осоловелым, и как-то даже недопонял до конца, чего, собственно, со мной было, и чего будет дальше.
   А уж когда начала отходить анестезия, я признал, что две предыдущие резьбы, похоже, были репетицией, облегчённым вариантом.
   Зато из меня, наконец, высадили ненавистный металлолом. Как всё-таки меня эта хреновина достала за эти два года! Когда при каждом резком движении сразу же о ней, гадине, вспоминаешь...
   Больничный сериал для меня, вроде бы, заканчивался.
   Надолго ли? Не знаю, не знаю. До нового переплёта. Там видно будет. Не хотелось бы, конечно, по больницам мотаться, если честно... Но это уж как карта ляжет.
  
   Как бы то ни было, во мне больше не было инородного тела, так мне мешавшего, и так меня задолбавшего. По идее, теперь должно было наступить облегчение.
   Какое там, к чертям, облегчение! Ко всем прочим радостям прибавилась ещё и боль в колене, оттуда выдёргивали эту пакость. И разрезанная нога совсем перестала сгибаться.
   Ну, и как уж повелось, по доброй традиции перемещение сделалось возможным только при помощи костылей. Встал на них, родимых, уже в третий раз.. Снова какое-то дежа вю. Топ, топ, топает малыш...
   Поползли, ставшие уже хорошо знакомыми, послеоперационные будни. Больничная жизнь забулькала по некоему утверждённому сценарию - уколы-перевязки, перевязки-уколы.
   Какой-то полоумный дед со сломанным ребром ночами не давал спать, буянил, орал и всё куда-то рвался. А ещё ходил по палатам, рылся в чужих вещах и везде искал свои портки. Которых у него, кстати, не было. Насколько я понял, его привезли в одних трусах... Короче - экземпляр!
  
   Нечего сказать, на посошок из меня как будто бы решили выжать все соки. Где надо, и где не надо. Чтобы помнил, не забывал. Хотя я и так запомнил. По предыдущим заплывам. Забудешь такое, как же!
   Третья моя отлёжка получилась самой болючей. Всё - одно к одному! Словно, сам того не ведая, я оказался вовлечённым в какой-то эксперимент... Не раз помянул подопытный "добрым словом" и Чивирёва, и Ряполова, и Карнова, и Качанову. И прочих.
   Во время первой перевязки я чуть было пол не поцеловал, еле устоял. Знал, конечно, что будет несладко, но не думал, что настолько.
   Уколы в этом сезоне были просто невыносимые. Как никогда. И кололи их какие-то новые умельцы. То ли практиканты, то ли кто - не знаю. Молодняк. В прошлые разы их не было. Две сестры и два медбрата. Такая вот молодёжная бригада кольщиков.
   Девчонки кололи более-менее - можно потерпеть. Но парни - или не умели, или как, но были явно не правы. Самые неприятные воспоминания детства по сравнению с каждым таким укольчиком существенно меркли и бледнели.
   Но чужая боль почему-то редко кого лишает покоя. Всадив шприц, ещё и приговаривали:
   - Ну-ну-ну, что за спектакль?!
   А от такой инъекции небо казалось с овчинку, и начиналась шоу-программа - ансамбль Игоря Моисеева под почти брутальные вокализы. Лёжа ничком, мычишь и только ногами дрыгаешь. И то, если можешь дрыгать. Проще говоря, я пришёл к выводу, что мне, пожалуй, будет, о чём вспоминать долгими зимними вечерами...
  
   ...Послеоперационная жизнь волочилась своим неспешным ходом, её мерное течение то и дело прерывали всякие синкопы - на десерт мне предстояло додегустировать ещё несколько "фирменных блюд". Хотя, по сравнению с тем, что я откушал за минувшие два года, это, конечно, по большому счёту, уже были лёгкие закуски.
   ...После очередной сессии уколов вся палата, шипя и постанывая, пластом валялась на пузах, потирая свои багажники. Даже самый оптимистичный из мужиков, хохмач и весельчак, и тот, виляя бёдрами, проскулил:
   - Ну и уколы! До чего ж болючие! О...уеть можно! Хоть пляши вприсядку!
   Как и мои коллеги по беде, после "экзекуции", я, уткнув нос в подушку, сопя, тоже изображал телом нечто хореографическое.
   И в этот самый момент, словно для преумножения и без того неслабого эффекта, типа бонус-треком, в палату завалил полоумный дед в одних трусарди, и, с полным идиотизма видом, походкой привидения намылился в мою сторону. Я, лёжа на брюхе, с мукой выдавил остатки воспитанности:
   - Уважаемый, вы к кому?
   Дед, не реагируя, невменяемо пёр по палате. Подобрался к моим шмоткам, и стал в них исследовательски копаться. У меня вкупе с предыдущим эпизодом обозначился лёгкий напряг:
   - Э-э-э, товарищ!
   Дед не реагировал. Найдя мои штаны, вцепился в них, и надумал было уносить. Моё небесконечное терпение всё-таки лопнуло, и я прикрикнул:
   - А ну, ты, Крейзенштерн, положь, где взял, и шнуруй отсюда! А то сейчас ко-ко-ко костылём отобью! - и сделал вид, что протягиваю руку в направлении своей снаряги.
   Подействовало. Дед попятился к выходу. Я с трудом повернул голову к своим соседям:
   - И чего этого хмыря в дурку не сдадут? Ведь заколебал уже всех! Тут и так людям туго, у каждого свои думки, и только такого чуда в перьях не хватает!
   Один из мужиков вяло вступился:
   - Да, говорят, у него это временами. А так - дед вроде неплохой.
   Меня пробило на поэзию:
   - Только ссытся и глухой... И ещё одна беда - ночью срётся иногда... Шутка... Фольклор!
  
   Однако, как не глянь, это всё-таки уже были мелочи жизни. Не самая весёлая страница моей биографии, нехотя, с большим скрипом, но всё ж переворачивалась. Надо было только подна-прячься и перетерпеть. Впереди светила новая житуха, хотя бы без подвешенного состояния в невыносимом ожидании очередной резьбы. А период какавы с чаем медленно, но при всем при том, уже определённо, делался достоянием истории.
   По крайней мере, пока я опять во что-нибудь не вляпаюсь.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

   Свершилось. Лазаретный сериал закончился.
   Прощевайте, больничные стены! Родные вы мои!
   Как-то даже не верилось. Квази уна фантазия.
   Не знаю, быть может, я и не догоняю чего, но, по-моему, три операции за два года - это многовато, это - явно больше чем нужно, это - перехлёст.
   И хотя к "нашей" больнице у меня отношение осталось в целом самое положительное - много там было хорошего и доброго помимо не очень приятных минут, - тем не менее, за три десанта я от неё слегка подустал. Самая хорошая больница - всё равно больница. А операция - стало быть, всё равно операция. Особенно травматологическая.
   Поэтому, когда меня, наконец, завезли домой, моё настроение было таким, что, наверное, и не подыскать подходящих слов, чтобы передать чувства, весело отплясывающие у меня на душе в тот памятный момент. Расколбас шуровал на всю!
   То, что меня больше не будут резать, согревало настолько, что напрочь отфутболивало все другие мысли. Даже болевые ощущения от дороги чуть притупились, хотя в машине, пока ехал, я зубами прокомпостировал себе все губы.
   Бесшабашная радость угомонилась быстро, повалили серые будни. Вернулся, что называется, к разбитому корыту. Тут же роем накинулись проблемы, куда же без них.
   Разумеется, до исцеления было далёко. Передвигаться я пока мог только на костылях, к прочим прелестям добавилась ещё и немилосердная боль в колене. Больная нога после третьей операции совершенно не желала сгибаться. При резких движениях опять простреливало всё тело сквозняком. Ну, и по старой доброй традиции я вновь сделался невыползным, что особенно скипидарило, поскольку лето на дворе.
   Ощущение, конечно, было уже не таким, как два года назад, но тоже, не из самых приятных.
   К тому же у меня открылось сильное кровотечение. Бинт, перевязывающий колено, был весь в кровище, которая никак не унималась - видать, верно говорят - не всё так просто в травматологии. Из-за этого пришлось ездить в травмопункт на перевязки не две недели, как изначально предписывалось, а почти месяц - рана упрямо не затягивалась, и продолжала кровоточить. Не могу сказать, что это меня очень сильно радовало, скорей наоборот.
   Заодно и выяснилось, что теперь я относительно нормально чувствую себя только в крупногабаритных тачках вроде джипа. Там хоть можно ногу вытянуть, подгибать не надо. Поездка же в малолитражке превращалась в сущую пытку. Стоило мне сесть в "Жигуль", и я вскоре проклинал всё на свете. Минут через пятнадцать езды с подогнутой ногой, я уже изнемогал.
   Но в джип зато заползалось больно. Надо было, повернувшись спиной, на руках подтягиваться, и впихиваться в салон би-сайдом. Мало того, что боль хорошая, это-то ладно, учитывая высоту сидения - ещё и не самое простое дело, кстати.
   Но деваться было некуда, обстоятельства требовали регулярных вояжей в травмопункт на затянувшиеся перевязки и процедуры. Опять наездил, хрен знает насколько.
   Короче, судьба, похоже, решила меня ещё полупцевать. А-та-та для закрепления памяти...
  
   ...Недельки этак через две после выписки мне позвонили из Измайловского райсуда и оповестили о назначении слушания по моей жалобе. Той, которая по Рыжовой. Я упросил судебное заседание перенести из-за моего плохого самочувствия. Объяснил, что - после операции, передвигаюсь неважно, и поэтому пока ещё не ездец. Поездки в такую даль для меня физически невозможны. Убедил, отложили.
   Подумал, ну на кой я буду деньги тратить впустую. И так уже, вон, просадил сколько, пока в травмопункт гонял на перевязки и процедуры! А в Измайловский суд с меня только в один конец сдерут рублей триста, если не больше. Было бы ради чего, торопиться уже некуда - срок истёк. Чего теперь спешить, как на пожар. Оно мне упало? Тем более, всё равно, пару первых слушаний, как обычно, отложат.
   Так что нечего деньгами сорить. Которых и так в обрез. Успеется, лучше погодить. Вот расхожусь чуть-чуть, тогда и начну дёргаться. Ещё наезжусь...
   Непрекращающаяся боль стимулировала творческую активность. Используя невыползное состояние с умом, я решил не терять времени даром, и вновь ударился в эпистолярный жанр. За вре-мя отлёжки никаких видимых изменений по делам моим горемычным не произошло, и надо было в который раз атаковать старые адреса, сдвигать дело с мёртвой точки.
   Уж делов, пока я филонил в больнице, скопилось - мама дорогая! Работать и работать! Поэтому я твёрдо вознамерился действовать, хотя бы задним числом добраться до правды. Лучше поздно, чем никогда. Ударил автопробегом по бездорожью и разгильдяйству.
   И полетели мои письма, точно голуби, в разные концы. Где, я думаю, мой бренд уже успели хорошо запомнить те, кто, между прочим, в любой момент, так же, как и я, могли попасть в переплёт. И не в такой, кстати... Только вот почему-то с каким-то необъяснимым маниакальным упрямством наотрез отказывались это понимать...
  
   Получил новое почтовое извещение, что на моё имя снова пришло заказное письмо. С трудом сдерживая волнение, мотанулся на почту. Выяснилось, что это - ответ из Аппарата Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации:
   "Ваша жалоба на бездействие должностных лиц Пресненской межрайонной прокуратуры, прокуратуры Центрального административного округа г. Москвы, не принимавших должных мер к защите Ваших интересов, адресованная Уполномоченному по правам человека в Российской Федерации, направлена для рассмотрения по существу в прокуратуру г. Москвы.
   Осуществляя контроль за соблюдением прав человека, Уполномоченный не вправе вторгаться в вопросы оценки фактических обстоятельств совершённого деяния, не располагает полномочиями по организации проверок, связанных с расследованием преступлений. Согласно Федеральному конституционному закону "Об Уполномоченном по правам человека в Российской Федерации" Уполномоченный обеспечивает защиту прав и свобод граждан, при этом его деятельность не отменяет и не влечёт пересмотра компетенции других государственных органов. Исполнение контролируется. О результатах Вам сообщат из указанного надзорного органа.
   Начальник отдела защиты прав человека в уголовном судопроизводстве В.С. Мартинович".
   Понятно. И это моё обращение спустили вниз... Эх! Обидно, досадно, да ладно...
  

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  
   Отвонял июль. Сроки привлечения к уголовной ответственности всех фигурантов этой "гаврилиады" истекли. Никому из них уже ничего не угрожало ни при каких обстоятельствах. Я, понятно, ощущал себя в полном дерьме, но гибель "Титаника" пока не планировалась. Внутренний ропот нарастал, сворачивать с выбранного пути я не собирался, и возникающие порой ренегатские мысли отгонял категорически.
   Дело уже давно было не во мне. Я сражался за идею. Благородную.
   Слова, конечно, затёртые, но это ничего не меняет. После того, что я перенёс и вытерпел, на что насмотрелся, ни о каком распускании слюней и речи быть не могло. Поэтому я и решил, во что бы то не стало продолжать.
   Будем дожимать, наше дело правое.
  
   То, что по 125 статье УК об оставлении в опасности вынесен отказ в возбуждении уголовного дела, не могло быть никаких сомнений. Для этого и была сыграна постановочка. Сколько сил-то было приложено, чтобы и без того замученному инвалиду сделать как можно больнее! Чтоб ему веселее оперировалось!
   Но дело-то всё том, что самого постановления я в глаза не видел, в руках не держал. И, конечно же, о мотивации отказа не догадывался. Что на этот раз? Интересно! Предыдущий-то бурдец уже не прохиляет!
   Неплохо было бы прочесть сей документ. Да вот проблема - высылать отказняк, как и в прошлый раз, мне явно не собирались. Может, решили, что это уже ни к чему, что я уже - того, типа копыта отбросил? Не знаю. Их, богатых, не поймёшь.
   Ну, если б я не был так закалён "весёлой" жизнью, и послушливо поддался дрессуре, то такой вариант не исключался, я вполне мог бы уже загнуться, не выдержав таких двухлетних измывательств.
   Кем-нибудь, более склонным к сантиментам быть может уже занимался жмуртрест - моторчик, возможно и заглох бы... Но только не у меня! Убивали уже. И не раз. Не вышло. Всё ползаю и вякаю.
   В общем, как бы то ни было, пришлось мне, качаясь и спотыкаясь, шаркать на костылях в Пресненскую прокуратуру за отказняком. Еле доскрипел. Чуть не сдох по дороге. Вот радость-то тогда была бы кое у кого!
   Ситуация повторилась в копейку. В канцелярии по уголовным делам отказного постановления не обнаружилось. Прямо как в ноябре прошлого года. Откомандировали меня, короче, в ОВД Пресненского района.
   Самое удивительное, что и в ОВД прошлогодняя картина в точности повторилась. И там отказного постановления тоже не нашлось. И куда же меня оттуда отправили? Правильно! В Пресненскую прокуратуру. Опять пинг-понг!
   Еле ползающего инвалида, с разрезанной ногой, на костылях, после операции, решили повоспитывать. Очень уж допёк, и заслужил за это суровое наказание. Поэтому с особым рвением и усердием взялись хорошенько его помучить.
  
   Вернулся и к делам четырёхмесячной давности. Именно столько времени прошло со вступления в силу постановления Хамовнического суда о признании отказняка по Карнову незаконным и необоснованным. За этот период прокуратурой ЦАО не было сделано ничего. А тем временем, срок привлечения Карнова к уголовной ответственности благополучно истёк. После 30 июля Карнову можно было уже не напрягаться. Хотя, признаться по правде, ему и раньше можно было не напрягаться. Ну не привлекают у нас гаишников, что бы они не учудили! То, что перед законом все равны - басни для пенсионеров, это я уже понял.
   На эту тему я сочинил два послания. Одно - Генпрокурору. А другое - в Хамовнический суд, очередную жалобу по 125 статье УПК. О том, что прокуратура ЦАО не выполняет решения суда.
  
   Как известно, время лечит. Постепенно мне удалось перейти с костылей на палку, и хотя это было очень больно, я всё-таки старался побольше ходить, разрабатывал ногу. Делал всё от меня зависящее, чтобы хоть как-то возвратиться к более-менее нормальной жизни.
   И главное - я уже был вполне готов засучивать рукава, и со всей решительностью продолжать воевать. У меня выработался хороший иммунитет к порциям яда, которым меня старательно травили, и за моими плечами имелась школа выживания. К тому же, вытерпев три операции, я не мог не заметить, что по этой причине морально стал куда сильнее, чем был до того. В очередной раз на этот счёт подметил - нет худа без добра.
   Житуха почесала дальше. События раскручивались.
   Мне повторно назначили слушание в Измайловском суде. С трудом, но решил доковылять, тихонько в пути чертыхаясь сквозь зубы. Было больно, каждый шаг отзывался по всему телу почти так же, как полтора года назад - всё же разрезано.
   Пока доехал, натерпелся дальше некуда. Упрел хорошо. Путь-то о-го-го какой.
   Кровотечение на разрезанной ноге ещё не прекратилось, я вовсю мотался на перевязки, и больная нога была, поэтому, плотно забинтована. По счастью, на дворе хорошенько жарило, я напялил широкие летние порты, под которыми вся эта страсть была хорошо закамуфлирована. Можно было, не пугая обывателей, спокойно тусоваться в общественном месте. В таком вот виде и настрое, весь в поту, зачуханный, но отнюдь не деморализованный, я и прибыл в суд.
   Отметился. Стал ждать начала. Подъехал прокурор. Тот самый, который на слушании в апреле месяце мне показался положительным.
   Наконец, меня пригласили в зал судебных заседаний. Еле передвигая ногами, я доволочил своё тело до стола, доведённым до автоматизма движением передислоцировал из рюкзака папки с документами. Пирамида получилась, ой, солидная. Два года борьбы за справедливость только в моей личной коллекции сублимировались в два толстенных тома, и это ещё был далеко не конец. Кстати, когда будет конец, и будет ли он вообще, я имел очень приблизительное представление.
   В зале появилась федеральный судья Арычкина, слушание по моей жалобе на отказ в возбуждении уголовного дела в отношении Рыжовой началось. Зазвучали давно уже выученные мной наизусть процессуальные формальности. Судья, как положено, спросила о ходатайствах и отводах. В этот самый момент вмешался прокурор:
   - Ваша честь, я прошу суд слушание отложить, так как я не располагаю необходимыми документами.
   Ну, это-то для меня было совсем не ново. К этому я был готов. С первого раза в моей биографии пока ещё ни одно судебное заседание не состоялось.
   Меня удручило другое. Я спросил судью, на какое число переносится слушание. Ответ меня не воодушевил - на 16 октября. Я, естественно, вопросил:
   - Почему так нескоро?
   Судья ответила:
   - Потому что я ухожу в отпуск.
  
   Очередное адресованное мне почтовое послание пришло из Федеральной службы судебных приставов: "Ваше заявление, поступившее из Администрации Президента Российской Федерации о неправомерных действиях (бездействиях) должностных лиц органов прокуратуры, направлено в прокуратуру г. Москвы для рассмотрения по принадлежности. И.о. начальника Управления организации исполнительного производства В.А.Гольцмер".
   Какой будет следующий адрес, у меня уже не имелось ни малейшего сомнения...
  
   ...Затевался последний летний месяц. Навьюченный старыми и новыми проблемами, я, тем не менее, выкладывался изо всех сил, расхаживая ногу, благо летом это делать всё-таки полегче, чем в любое другое время года. Вот только мотание на дальние расстояния давалось с затруднениями - помимо всего прочего, ещё и колено ломило страшно.
   Боль упорно не утихала, рыло моё из-за этого постоянно съезжало наискось. Такое вот состояние вновь и вновь долбало - до чего же всё-таки здорово, когда у тебя ничего не болит.
   За последние два года я как-то уже успел подзабыть, что таковое вообще бывает. Подобные ощущения стали чем-то очень давнишним, чуть ли не сродни школьным каникулам. Или радиопередаче "Пионерская зорька".
   И чего это я раньше-то не ценил элементарного? Эх, какой же я был дуболом, не догонял таких простых вещей...
   Потворствуя желанию как можно быстрее ассимилироваться с нормальными людьми, я, как заводной, часами променадил. Тренировался, как спортсмен перед олимпиадой, растрясал жирок. Но чудес, как известно, не бывает, травматология - штука медленная. А, стало быть, быстрее, чем заложено природой, всё равно не получалось...
  
   С более чем годовым опозданием мне, наконец, поступил ответ из ОГИБДД: "Сообщаю Вам, что Ваше заявление, поданное в апреле 2005 года, было рассмотрено в ОГИБДД г. Москвы. По результатам рассмотрения заявления старший инспектор капитан милиции Карнов Е.Н. был осво-бождён от занимаемой должности и с 20 июня 2005 г. назначен на должности не связанную с рассмотрением дел об административных правонарушениях, в том числе с рассмотрением мате-риалов о дорожно-транспортных происшествиях. Врио начальника В.В. Коваленко".
   Ладно. И на том спасибо...
   Выходит, я всё-таки был прав! И такой результат - лишнее подтверждение моей правоты.

ЭПИЛОГ

  
   В день 13 августа дела житейские вынудили меня отправиться по делам довольно рано. Медленно, внимательно глядя под ноги, заковылял по улице. Проследовал мимо своего "любимого" перехода. Ходить непосредственно по нему после событий я избегал, желания что-то не возникало. Если и появлялась необходимость перебраться на другую сторону, то я старался выбирать окольные пути.
   На этот раз мне, по счастью, в те края было не нужно, но я, повинуясь какому-то рефлексу, автоматически поворотил голову в сторону светофора. На "моём" месте было нехорошо оживлённо, застыла дэпээсная тачанка, копошились гаишники.
   Приглядевшись повнимательней, я заметил на асфальте большое бордовое пятно. Его происхождение не могло вызывать сомнений - кровь. Рядом виднелись какие-то разбросанные вещи. Сразу стало понятно, что, видимо, стряслось что-то совсем плохое.
   Только вечером, порасспросив земляков, я узнал подробности. Оказывается утром мужчину, переходившего дорогу на злополучном светофоре, так же, как и меня, сбила тачка, и скрылась.
   Только вот одно отличие. По дороге в больницу он умер.
   Вот так... Вот оно - неизбежное логическое продолжение того сюжета, начало которому было положено в тёплый майский воскресный вечер в святой день Троицы 30 мая 2004 года и затем развязанной вокруг ни в чём не повинного человека, травлей. Этого следовало ожидать.
   Ещё долго потом на ближних фонарных столбах клеились объявления - родственники погибшего просили откликнуться очевидцев трагедии...
  
   Похоже, мне надо закругляться. Пора и честь знать. Я и так слишком долго владел вашим вниманием. Поэтому уже галопом - что ж было дальше.
   Закрутка последующего сюжета носила мрачные тона, фабула не предвещала намёка на даже относительный хэппи-энд. Хотя какой уж тут может быть хэппи-энд.
   После истечения сроков привлечения к уголовной ответственности всех фигурантов, везде и всюду активизировалась защита своей репутации, в смысле, что "всё хорошо" и правильно. То, что всё переврано и перевёрнуто с ног на голову, никого не колыхало. Правда и раньше-то была нужна, как столбу - гинеколог, а уж как сроки прошли - и подавно стала без надобности. Видать, точно: правда - хорошо, а счастье - лучше.
   Методы модернизировались. То заявления мои со странной регулярностью стали куда-то пропадать, то "выяснялось", что поданы они с истекшим сроком обжалования.
   Доказывания отнимали у меня кучу времени и сил. Но я, тем не менее, невзирая на все вставляемые мне палки в колёса, и заявления находил, и доказывал, что срок обжалования не пропущен... Чтобы в отместку за это получить очередной виток травли.
   Мне открыто врали в лицо, надо мной издевались без малейшего зазрения совести. Я - про Фому, мне - про Ерёму! А может, действительно, Хомо хомини люпус эст? Человек человеку волк? Не знаю.
   Во всяком случае, даже если бы это дело происходило не со мной лично, а был я просто сторонним зевакой, и то, наверное, схватился бы за голову.
   Но, как я не грузился, - всё давно уже было согласовано. Моё ораторское мастерство росло, но толкаемые мной "пламенные" обличительные речи словно были обращены к глухим и встречали только каменный забор. Меня не слушали и не слышали. Будто я ораторствовал в паноптикуме.
   А то бывало, и рот затыкали.
   Чем-то это всё отдалённо мне напоминало землячество на конкурсе песни Евровидения, когда кто-то там чего-то поёт, старается, а его в упор никто не видит и не слышит. Всё равно все голосуют за тех, с кем дружат, нисколько не вникая в содержание.
  
   Все поданные письма в высокие инстанции были спущены вниз. По одной и той же схеме - сначала в прокуратуру города, а затем... Правильно, в прокуратуру ЦАО. С результатом, суть которого можно было бы заранее предположить со стопроцентным угадыванием. И совсем не нужно было для этого быть Вольфом Мессингом.
   Рога мне поотшибали. Чтоб я типа знал свой шесток и не идиотничал...
   По Карнову прокуратура ЦАО мудро тянула кота за одно место до истечения срока привлечения его к уголовке, и только потом вынесла новое отказное постановление. Что он хороший и пушистый. Кристальнейшей души человечище. Проверка по вступившему в марте-месяце в законную силу постановлению началась только в августе. А срок привлечения истёк в июле.
   Сделали мне бубо ещё разочек. Миляги.
   Очередное переосвидетельствование меня в третий раз признало инвалидом. Это обстоятельство, тем не менее, никак не колыхнуло синие мундиры - юридически я так и не приобрёл процессуальный статус потерпевшего - со мной 30 мая 2004 года ничего не случилось.
   По 125 статье УК на следующий день после истечения срока, то бишь 31 мая, был вынесен отказ в возбуждении уголовного дела. Когда заявитель, в смысле я, ничего уже сделать не мог. Снова издевательство над инвалидом второй группы.
   Единственным аргументом отсутствия состава преступления являлись показания Чивирёва и Ряполова. Враньё враньём.
   Ни протоколы, ни рапорты, ни свидетельские показания, хором утверждающие обратное, по укоренившейся традиции приняты во внимание не были.
   Слишком поздно обнаруженная ошибка - надо было изначально подавать отдельные заявления на каждого из этих двоих. И по обеим уголовным статьям в одном комплекте.. Если у кого возникнет похожая ситуация, примите во внимание этот момент.
  
   Подготовка к новому переосвидетельствованию на инвалидность совпала с активизацией судебных слушаний. В перерывах между странствиями по судам я урывками обходил врачей в нашей районной поликлинике.
   Когда очередь дошла до посещения врача-невролога, тот сперва отказывался меня принимать - руки у меня трясутся. Что, дескать, по его мнению, я - выпивший.
   Я упёрся, что это не так, и что готов пройти любой тест. Стал объяснять, что два часа назад получил очередное проигранное мной постановление суда, даже показал сам документ. Что после такого у совершенно нормального человека не то что руки, а голова может заходить ходуном.
   И, если меня и дальше будут так же мясничить, недолго и паркинсончик заработать, а то и чего покруче! Такой абырвалг будет!
   А что до алкоголя, то уж его-то, кстати, последний раз я принимал с месяц назад, и это легко проверить. Сумел убедить...
  
   Законы принимаются, но не работают - факт, с которым согласиться можно, но смириться нельзя. Если смириться, тогда, по-моему, и жить ни к чему.
   Над инвалидами издеваются. В этом я тоже убедился, отведал на своей шкуре. То, что к инвалидам у нас относятся якобы положительно - враньё.
   Если так измываются над беспомощными инвалидами, остаётся только догадываться, как же тогда должны глумиться над детьми-жертвами педофилов - они ещё более беспомощны.
   Заклёванный и заплёванный, я уже считал чем-то вроде дела чести не отступать. Придал делу огласку. Со временем о том, что со мной стряслось, появились публикации в прессе. Затем ис-тория была экранизирована по ящику...
   Поздняк! Четвёртую власть надо подключать до того, как истекут процессуальные сроки.
   Говоря проще, у меня стырили три года жизни, и как будто, так и надо. Я потерял все налаженные за много лет связи. Потерял работу. Оказался у разбитого корыта. Обобранный начисто во всех смыслах.
   И это - не говоря о том, что мне никогда в жизни не было так больно, как в эти грёбаные три года.
   Мне упорно вдубаривали, что я - существо второго сорта, на которое можно устраивать сафари, которое можно в любой момент совершенно безнаказанно изуродовать и бросить подыхать без сознания - это совершенно нормально, это в логике вещей, за это ничего не будет. Даже прав за такое не лишают. Типа, если есть ещё желающие - милости просим, господа хорошие. Новый аттракцион. Налетай, подешевело!..
   А я, если честно, плохо себе представляю, как мне теперь жить-то после такого...
  
   И всё же история эта не закончена, и финальная точка в этом сюжете не поставлена.
  
   Да, получил я крепко - жизнь поломана. Остался без работы и без профессии. Ничего вразумительного в итоге не добился. Кроме "добавки" - меня же ещё и козлом выставили. В назидание.
   Было сделано всё, чтобы справедливость не восторжествовала, и чтобы максимально меня унизить. В отношении меня нарушено было всё, что только можно было нарушить. И это я ещё конкретно всё смягчил, многого недорассказал...
   Однако какую-никакую, а бучу я всё ж-таки устроил. Пусть маленькую, но устроил. Прецедент есть.
   Это, конечно, - капля в море. Но как знать... Иногда и один в поле воин...
  
   Что плохо - зло осталось безнаказанным. А это породит новое зло. Сто крат большее. Аннушка уже пролила масло.
   Так уж жизнь устроена. Никуда не денешься. Такой вот блендомед.
   Признаю, ассенизатор из меня не получился. Каюсь. Я старался.
   А тем временем вокруг творится что-то чудовищное. Неповинные люди увечатся, гибнут, дети превращаются в мычащие куски мяса. Только в нашей округе фонарные столбы чуть ли не через один - в венках. Травматологические отделения представляют собой какой-то кошмар - уж поверьте очевидцу.
   Изуродованные судьбы становятся сухой статистикой. Тысячам людей в дополнение ещё и калечат психику те, кто в силу скаредности своё благополучие ставит выше элементарных чисто человеческих качеств.
   А поголовье всякой оголтелой мрази растёт как на дрожжах и плодится быстрее, чем тараканы.
   Вскоре после этих событий в Рязани на шоссе произошла леденящая душу трагедия - при похожих обстоятельствах враз погибло шесть молодых жизней.
  
   Вот, собственно и всё. Я, как смог, поведал свою историю. Не обессудьте, уж какая есть, такая есть. Иной всё равно не будет. Простите великодушно, ежели утомил.
   Со мной приключилось то, от чего никто и никогда не застрахован. Тут - все номинанты. Так что зарекаться, пожалуй, никому не стоит. Стоит задуматься.
   Мораль в том, что через подобное сито ежедневно просеивается невдолбенное число терпил, большинство из которых не имеет ни малейшего представления, как вести себя дальше.
   И их умело компостируют, если не сказать хуже, а они при этом только жуют сопли.
   А вот этого, как раз, делать нельзя. Поэтому, я, как сумел, попутно ещё и популярно обрисовал "технологию". На моём примере видно, что нужно делать, если лишённый средств человек попадает в беду, и что при этом делать не нужно. Куда обращаться. К чему быть готовым.
   Попытался разобрать свои ошибки. Кто читал внимательно, думаю, понял, где я накосячил.
   Так что если, не дай Бог, беда кого лягнёт, уж не повторяйте моих проколов, не попадайтесь на ту же удочку. Не надо. Очень мне бы не хотелось, чтобы мои промахи повторил кто-нибудь ещё. Одного меня, помоему, предостаточно.
   Со мной-то всё ясно. Во-первых, по неопытности и незнанию слишком многое изначально делал неправильно. А во-вторых, просто оказалась кишка тонка - элементарно слабоват, недостаточно настойчив. Гарантированными правами так и не воспользовался, пролетел.
   Поэтому хочется надеяться, что, случись чего, мои последователи - а они, увы, будут - не подкачают и окажутся поумнее, и похитрее. Миссия выполнима. Необходимы только три вещи - знать свои права, повнимательней читать законодательство, и не быть таким дураком, как я.
  
   В заключение, хотелось бы поблагодарить всех тех, у кого хватило терпения дочитать до конца.
   Особая благодарность врачам, ставившим меня на ноги.
   Отдельное спасибо незнакомым мне хорошим людям, спасшим мне жизнь. Благодаря которым были вызваны скорая и ДПС, и я не подох, валяясь кулём на проезжей части, рискуя влёгкую превратиться в винегрет под чьими-нибудь колёсами за считанные минуты.
   И, конечно же, низкий поклон всем тем, кто мне помогал всё это время!
   Ну что ж, вроде всех поблагодарил, на этом и откланиваюсь.
   Ещё раз спасибо! Берегите себя!
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"