Шатов Владислав : другие произведения.

Пустота. Кошмар, подаренный Любовью... 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Роман о чувствах. Здесь раскрываются эмоции влюблённого человека, потерявшего свою возлюбленную. Каждое слово, каждое предложение, каждый абзац - сильнейшая боль души. Когда любишь - ни о чём не думаешь. Любовь кажется счастьем. А вот когда её теряешь - былая радость оборачивается кошмаром. Тогда появляются вопросы: "Стоила ли игра свеч? Может любовь - изначальное зло, если после ее исчезновения человек теряет практически все?".
  В терзании смыслом
  
  Конечно, не легко было оставить должность заместителя директора по снабжению крупной строительной компании. Такой пост это серьёзное достижение, особенно если тебе двадцать пять лет. Моему непосредственному начальнику - генеральному директору - было пятьдесят четыре. Он ценил меня за умение договариваться и сглаживать острые углы. Ему нравилось моё умение анализировать и прогнозировать ситуации. А то, что специального строительного образования у меня никогда не было, его совсем не смущало. Вот только поработать я успел недолго - и двух лет не прошло с моего трудоустройства.
  
  Когда это случилось, мне предложили взять отпуск. Съездить куда-то, отдохнуть, побыть в одиночества, или в хорошей компании. Но я отказался - работа спасала меня от пагубных мыслей. И вот когда уже все поверили, будто я пережил личную трагедию, заявление об увольнении легло на стол генерального.
  
  Виктор Николаевич был удивлён. Называл меня глупым мальчишкой, который руководствуется сиюминутными чувствами. Просил меня подумать о будущем, сулил глобальные перспективы. Потом уверял, что я всё равно к нему вернусь. Предложил взять отпуск. Но я отрицательно качал головой. Решение было обдуманным и взвешенным. В моём электронном ящике уже лежал билет домой - первый за долгие годы без обратной даты.
  
  Привалившись лбом к иллюминатору, я стал глядеть на белый туман, который на земле обычно зовут облаками. Они сегодня дождливые, потому с оттенками серого. Глядеть на них - самая скучная картина. Но мне-то всё равно, я уже давно смотрю на мир, не пытаясь отыскать в нём что-то интересное. Я вообще ничего не ищу - самое ценное, что мог найти, я уже потерял.
  
  Эта безликая и бледная монотонность облаков для меня привычна. Как я уже написал, полётов в моей жизни было много, особенно за последние годы. И практически всегда вид из иллюминатора меня не радовал. Только один полёт я провёл в удовольствие от просмотра небесной картины. Облака тогда были похожи на воздушные горы, сквозь них пробивались солнечные лучи и отражались от белого дыма. Это сочетание двух цветов и ощущение, что ты находишься на высоте нескольких тысяч метров, рождало в душе удивительную радость. Хотя мне тогда и было семнадцать, я смотрел в иллюминатор словно пятилетний. Границы моего сознания расширялись, дарованная красота неба заставляла верить в красоту мира.
  
  Больше я таких удивительных картин в полётах не наблюдал. То ли виной тому возраст, то ли я всегда был слишком загружен, а может мне и, вправду, постоянно приходилось летать только в пасмурные дни. Конечно, самолёт поднимается и выше облаков, но тогда наблюдение теряет свой смысл - всё вокруг становится светло-синим и картина обретает статичность. А если с вашей стороны попадается яркое солнце, то вообще приходится закрывать иллюминатор.
  Самолёт мягко потряхивало в лёгкой воздушной яме, а в моих ушах убаюкивающее звучала классическая музыка. Вот-вот я должен был заснуть. По тембру мелодии я понял, что скоро заиграет следующий трек. Я уже закрыл глаза и откинулся на спинку кресла, когда в наушниках раздались совсем не характерные для классической музыки аккорды. "А это что?", - я открыл глаза и сосредоточенно вслушался, - "Ах ну да, тоже почти классика". Это была песня несуществующей уже группы Nautlus Pompulius "Я хочу быть с тобой".
  
  Не знаю, какая уж история сподвигла Илью Кормильцева написать это произведение, но мне песня напоминала мою ситуацию. С некими поправками, конечно, но в целом похоже. "Я пытался уйти от любви, - пел Бутусов в моём плеере, - Я брал острую бритву и правил себя". Вот именно поэтому я перестал слушать музыку, где есть понятные мне слова. Такие песни всегда толкают на воспоминания. И слушая этот трек, я стал искать в памяти фрагмент, когда сам брал острую бритву, дабы "править себя".
  
  Это было через два месяца, после того как я видел Её в последний раз и через месяц после отъезда мамы, приезжавшей меня поддержать. Я пытался уснуть, но не получалось, потому бессмысленно щёлкал телевизионным пультом. Знал, что краду время у самого себя - завтра буду обязательно жалеть, что не сумел как следует выспаться. Но само желание заснуть, как известно, этот сон прогоняет. Я даже несколько таблеток валерьянки выпил в попытках как-то успокоиться - к более серьёзным снотворным я не прибегал, опасаясь побочных эффектов. Что показывают по телевизору, я давно не замечал. Плавал где-то в своей памяти, пытаясь задавить подступавшие слёзы.
  
  Совсем выключить телевизор я боялся. Понимал, что тогда наступит абсолютная тишина и от воспоминаний меня уже никто не спасёт. А так получалось пятьдесят на пятьдесят - он хоть как-то, но отвлекал. Однако память продолжала подбрасывать картины. Помню, что я добрался до самого удивительного момента. Я и Лиза на этом самом диване, уже получив все телесные наслаждения, всё никак не могли расцепить объятия. Я чувствовал биение её сердца, ощущал дыхание, а ещё мы неотрывно смотрели друг другу в глаза. Любые слова были лишними, мы добрались до пика. Я никому не смотрел так долго в глаза как ей. В этом погружении душ был свой особый экстаз. Невероятная духовная близость рождала ощущение умиротворённости и покоя. Все глупые вопросы, главный из которых "Зачем?", отступали. Ради такого можно смириться со всей жестокостью в этом мире, стерпеть тысячу поражений.
  
  Это никогда не повторится
  
  Вот тут и сработал переключатель. Мой разум заточили в клетку и поставили в дальний угол. Знаете, это страшно - когда видишь, понимаешь, анализируешь свои действия и в тоже время не можешь на них повлиять. Я встал, выключил телевизор. План был готов, разум повлиять на него был не в силах. В ванной я стал искать лезвия. Точно знал, что они там были. При этом я понимал, зачем я их ищу, и я не хотел их искать для этого, но повторюсь - разум был в клетке.
  
  Я осматривал ванный шкафчик довольно буднично, словно искал забытый тюбик зубной пасты или будто решил побриться в два часа ночи. Хотя, честно говоря, понятия не имею, как такими оголенными лезвиями бреются.
  
  "Остановись! Ты же хочешь убить себя!", - кричал разум неуправляемому телу. "Ха! - в этот раз ему раздался ответ, - Конечно, убить, я прекрасно об этом знаю. А что в этом такого? Это же так просто. К чему долгие лирические рассуждения, когда можно просто взять и сделать?".
  
  Я полез в стаканчик на полочке и опрокинул его. Помимо лезвий оттуда посыпались другие мелочи. Руки мои не дрожали, не было никакой истерии. Полностью осознавая свои действия, я собрал предметы и поставил стаканчик назад. В те минуты я сам был тем голосом, это была моя сущность, ведь только такое мышление могло освободить меня от громадного умственного напряжения последних двух месяцев. Простое элементарное решение - перерезать вены и умереть от потери крови. Всё! Думать больше не надо. Нет жизни и нет её проблем.
  
  Лезвие я взял в правую руку, а левую ладонью к себе, поднял на уровень лица. И только тогда меня "отпустило". И совсем не страх, не мысль об оставшихся близких, не мечты о прекрасном будущем... Я просто понял, что не знаю, как надо резать вены. Или как это вообще правильно называется? Вскрыть вены? Да, кажется, так. Но каким образом это надо делать? Медицина мне никогда не нравилась. И уроки биологии я любил прогуливать. Можно, конечно, просто исполосовать себе руку, но ведь мне нужна была смерть.
  
  Это минутное помешательство затуманенного сознания стало его роковой ошибкой. Разум вернулся на место, выскочил из клетки и стал за пульт управления. Я тогда сжал кулак и вытянул руку вперёд, но уже тыльной стороной. И лезвием стал чертить сверху кровавую полосу. Боль тут же пронзила всё тело, но я не остановился. Уверенно раздирал кожу от кисти к локтю. Где-то придавливал сильнее, где-то слабее.
  
  Я заставил думать себя о своих проблемах, о своей душевной пустоте, о своём нежелании жить. И физическая боль отступила, психологические муки вырвались на первый план. Я продолжал резать руку. И в какой-то момент реально ощутимая боль победила. На середине второй полосы я выронил лезвие. С характерным металлическим звуком оно ударилось о фаянс раковины.
  
  Согнувшись, я включил воду и подставил под холодную струю порезанную руку. Желание умереть отступило, душевная мука тоже умолка. Теперь хотелось избавиться от физической боли, а это было вполне реально. В аптечке я нашёл перекись водорода, зелёнку и бинт. Тут моих познаний в медицине хватило. Замотав руку, я сделал себе крепкого чая и через час наконец-то уснул.
  
  "Я ломал стекло как шоколад в руке, - исполнял Бутусов последний куплет этой песни, - Я резал эти пальцы...". Странно, я услышал это произведение лет в двенадцать, но только сейчас понял весь смысл. Резал себя герой не потому что умереть жаждал, а потому что жить хотел. Я после той ночи понял, что удаление проблем не может быть способом их решения. Даже если бы я умер - где гарантии, что после окажусь с ней? Вдруг этого после вообще нет? Все же мои муки - они ведь от одного желания. От одной глупой цели, которую так чётко подметил Кормильцев в припеве своей песни.
  
  Я хочу быть с тобой
  
  И все же полностью идею самоубийства я забыть не мог. В памяти всплывает ещё один эпизод с ним связанный. У меня был разговор с подругой Лизы примерно через неделю после того, как я себя порезал. Мы сидели на кухне уже около часа. Выпили бутылку вина, потом несколько кружек чая. Я стал доказывать Кристине, что жизнь по сути своей отвратительна. В ней нет, и не может быть счастья. А всё то, что мы считаем радостью - лишь попытки оправдать этот кошмарный убогий мир. Я приводил ей примеры, пытался логически подвести к своей мысли. Она соглашалась с моими доводами, но в целом с кошмарностью жизни - нет. И тогда я снова рассказывал ей ужасные факты, почерпнутые мной из телевизора и личной жизни. Я вспоминал рассуждения известных людей, цитаты из прочитанных книг. Хотел услышать от неё: "Да жизнь это дерьмо, ты абсолютно прав".
  
  И она это сказала. Просто сдалась, устав меня слушать. А может и вправду согласилась - ещё на работе коллеги подметили мой дар убеждать. Но я на этом не остановился. Теперь я хотел узнать, как спастись от ужасной бессмысленной реальности. Сам того не ведая, я манипулировал сознанием Кристины, подводя её к единственному ответу. И тогда она сказала:
  
  - Кирилл, если ты действительно хочешь убить себя, если тебе безразличны все, кому ты дорог, если у тебя больше нет никакого интереса, - она посмотрела мне прямо в глаза и прошептала, - Сделай это.
  
  Я не отрывался от её взгляда целых пять секунд. Обычно такое время даже не замечаешь, но в тот момент секунды казалась фантастически длинными. Тишина и резкий переход от философских рассуждений к реальным действиям ввёл меня в ступор. Я отрицательно покачал головой. Этот простейший способ борьбы с суицидом я знал - предложи убеждённому самоубийце убить себя и он этого не сделает. Все его громкие убеждения и заявления - лишь попытка ощутить жизнь. "Если я могу её потерять, значит она у меня есть", - такая логика.
  
  - Не в этом дело, я... просто... не знаю как жить, - я растягивал каждое слово, пытаясь придать фразе большей значимости. Лёд моей отчаянной боли затрещал под натиском мысли света. Я понял, что все мои переживания проистекали из одного банально корня, - Просто не знаю как жить, - повторил я уже сам для себя.
  
  Как же такое может быть? Я мучался, терзался, резал руки в конце концов - и всё это совсем не из-за неё? Я делал это лишь, потому что не знал как жить дальше? Я совсем не умел жить без неё? И трагедия с Лизой здесь совсем не при чём? Мне стало страшно - я стал прогонять эти мысли. Они казались абсурдными - я любил Лизу и страдал только от её потери. Прежняя тоска и душевная боль сразу вернулась.
  
  - В жизни много радостей, - заговорила банальностями Кристина, - Попробуй найти что-то, приносящее удовольствие, - она замялась, пытаясь что-нибудь подобрать, - Работа у тебя я знаю есть. И очень даже неплохая. Попробуй...
  
  Вот тут я вспылил. Надо сказать, что это бывает очень редко. Я не люблю скандалов, потому что в них нет смысла. Они не решают проблем. Если в процессе работы на меня кто-то начинал кричать, я всегда останавливал: "Давайте исходить из сложившейся ситуации. В будущем я обязательно учту ваши рекомендации и приложу все усилия, чтобы подобное не повторилось. Но сейчас нам нужно исходить из реальных положений". И многих это останавливало. Сам же я вообще никогда не повышал голос. Но в тот день меня понесло. Я мог выдержать от Кристины часовую лекцию на тему "жизнь прекрасна", не проронив при этом ни слова. Однако её упоминание о работе сорвало меня в штопор.
  
  Я схватил лежавший на подоконнике бумажник, достал оттуда купюру и закричал:
  
  - Ты мне этим жить предлагаешь? Ради этих жалких бумажек? - я полез за другими купюрами и стал выкидывать их на стол. Кристина пыталась что-то возразить, но тщетно, - Ради них всё в этом мире делается? Ты мне с ними предлагаешь жить? Ими наслаждаться? От них радость получать? - за каждой фразой я выбрасывал новую купюру: доллары, евро, рубли. Деньгами уже был завален весь стол, - Они обо мне будут заботиться? Мне с ними спать? Ими восхищаться? - я подходил к финалу своей речи, вытащил последнюю купюру из бумажника, - Их мне надо любить?
  
  Я ждал от Кристины ответа. Но она молчала - знала про такое состояние как истерика. Понимала, что возражения и оправдания бесполезны. И этот её холодный выжидательный взгляд заставил меня опомниться. Вдруг стало невообразимо стыдно. Я сел за стол, закрыл лицо руками и заплакал. От чего конкретно сам не понял - мне сталь жаль и себя, запутавшегося в чувствах, будто пятнадцатилетний ребёнок, и Кристину, пришедшею мне помочь, поддержать, а я ей миллион гадостей высказал. Я плакал и за тот гадкий мир о котором так долго рассказывал - за все ужасы и кошмары, случившееся на земле. Плакал я и от своего бессилия, своей неспособности хоть что-то изменить. И хотя я понимал, как это некрасиво, как это по девчачьи, всё равно не мог остановиться.
  
  - Кирилл, - Кристина подошла ко мне, наклонилась и слегка обняла, - Понимаю, что для тебя это большое горе. Но я тебе скажу одну, может быть жестокую, но правдивую вещь, - она сделала небольшую паузу, я пытался унять свои слёзы, - Твоя ситуация не уникальна. Многим приходится терять близких, очень близких людей. И как-то это все переживают. Находят в себе силы, заставляют себя двигаться, что-то делать, совершать. Я тоже её знала и, поверь, мне не легче...
  
  - Но ты ведь её не любила, - выдавил я из онемевшего горла. Кристина сперва хотела что-то возразить, наверное, про дружескую любовь, но потом не стала. Поняла, что мои чувства к Лизе были в миллион раз сильнее. И всякие рассуждения насчёт остальных людей потеряли смысл.
  
  - Я тебе фильм принесла, - сказала Кристина после нескольких секунд молчания, - Надеюсь, он поможет тебе как-то пережить боль. Это такая современная классика. Хочешь, вместе посмотрим?
  
  Не убирая рук от лица, я отрицательно покачал головой. В ту секунду я хотел быть один, разобраться с подступившей болью, и с вынырнувшими на поверхность вопросами о смысле жизни. Кристина это поняла - положила диск на стол и молча вышла, захлопнув дверь.
  Фильм назывался "Город ангелов". Я старался смотреть его без эмоций. После встречи с Кристиной я снова загнал их в дальний угол, а сам превратился в камень, лишенный чувств. И все же на одном моменте слёзы пробежались по моим щекам. Слишком уж близка оказалась мне эта история.
  
  Впервые её показал режиссёр Вим Вендерс в 1987 году, сняв картину "Небо над Берлином". А в 1998 году Брэд Силберлинг снял римейк картины с участием известных актёров - Мэг Райан и Николас Кэйдж. Я не смотрел первый оригинальный фильм, но ссылаясь на обсуждение в Интернете могу сказать, что это тот редкий случай, когда римейк даже лучше первоначального варианта. Я после просмотра вернутся к забытому ещё в студенческие годы делу - тогда я частенько писать рецензии на книги и фильмы. Одно время занимался этим профессионально, но чаще делал это просто для себя. Однако со временем нехватка времени, смена целей и интересов заставили бросить это занятие.
  
  Но на фильм "Город ангелов" я написал отзыв. Не мог не написать - у меня столько эмоций и чувств родился после просмотра. Это вырывалось из моей груди, кружило голову и требовало какого-то выражения. И здесь я приведу фрагмент написанного в тот день. Поскольку это книга воспоминаний, история моей душевной боли, то дневниковые записи того периода здесь будут встречаться нередко, я буду помечать их специальным заголовком.
  
  Обрывки памяти...
  
  "Она (Мэг Райан) профессиональный хирург и борется за продление земной жизни, а Он (Николас Кэйдж) ангел и обязан эту жизнь обрывать. Сталкиваются они случайно - Сэт пришёл за жизнью очередного пациента, а его оперировала Мэги. Как хирург, она проклинала себя за то, что не сумела спасти человеческую жизнь, и ангелу стало её жалко. Чтобы утешить врача, он становится видимым и открывает ей простую истину: "Жизнь не заканчивается смертью на земле". Мэги успокаивается, продолжает успешно работать, но понимает, что влюбилась в Сэта. Ангел тоже проникается к ней совершенно неясными для него чувствами.
  После долгих раздумий и колебаний, после того как Мэги сказала, что хочет ощутить его ладонь, Сэт принимает решение и становится человеком. Спускается в наш кошмарный мир, о котором ничего даже не знает, ради женщины. По воле любви. Мэги и Сэт счастливы - оно накрывает их с головой, но ужасная трагедия обрывает жизнь возлюблённой бывшего ангела. Сэт не понимает, зачем он спустился с небес, не может понять, почему так произошло. И тогда его спрашивают: "А если бы ты знал, что всё так закончится, согласился бы?". Сэт, конечно же, отвечает "Да". Несколько минут реальных чувств к ней было лучше, чем вечность без них".
  
  Именно на этом моменте у меня и возникли слёзы. Я пытался вдохнуть, но в лёгких словно возникла перегородка - мне не хватало воздуха. В панике я поднёс руку ко рту и понял, что нет - воздух проходит и всё в порядке. Это страшно - испытывать удушье, когда продолжаешь дышать. Со мной такое бывало и раньше. Мысли в таком состоянии отключаются, ты начинаешь творить бесконтрольные поступки - что-то разбиваешь, переворачиваешь, пытаешься залезть на стену, бьёшь рукой по полу, швыряешь разные предметы. В голове только одно - желание вдохнуть, занять ту карающую пустоту теплым прежним ощущением наполенности.
  
  Теперь я уже знаю, где лежал исток этого сумасшествия. Где-то через месяц после нашего знакомства, когда мы уже сказали что думаем друг о друге, у нас начался период бесконечных встреч. Я хотел видеть её каждый день, но работа - её или моя - разграничивала наши встречи. Однако без телефонных звонков не обходилось, я всегда находил время чтобы позвонить ей и думаю вы догадываетесь какую боль испытывал если её телефон отвечал мне только ровными гудками. А уж если появлялся стальной голос, говорящий что-то про абонента, я вообще выходил из себя.
  
  Разум кричал: "Не волноваться". У меня не было подозрений в её измене, просто я хотел её слышать. Хотел знать, что она рядом, на этой земле, ходит, дышит, работает, радуется - и только поэтому у меня самого появлялось желание ходить, дышать и работать. Стук её сердца был гораздо важнее стука моего собственного. И если её телефон был отключён или мне не приходил отчёт о доставке моих sms или же она не отвечала на мои сообщения более получаса, я начинал нервничать. Мне не требовалось моментальной встречи с ней, я просто хотел знать, что она есть, помнит обо мне и всё.
  
  "Но это же абсурд, - уверяла логика, - Ты и так знаешь, что она есть и с ней всё в порядке. И, конечно же, она помнит о тебе. Просто сейчас она на совещании или поехала по делам фирмы, могла оставить телефон на работе или, наоборот, запрятала далеко в сумочку. Ты же знаешь, что она всё равно по порядку, расскажет тебе о своём дне, искренне и без обид. Чего ты же сейчас волнуешься?". Это вроде бы помогало и я продолжал работать. На самом же деле я просто глушил в себе эту нервозность - доводы разума всё равно не действовали. Я только уверял себя что перестал волноваться, но какое чувствовал облегчение, когда получал от неё ответ. На пропущенный звонок она могла написать "извини, ходила в отдел продаж, сейчас работаю" и всё - мне становилось хорошо. Я не перезванивал ей, не разговаривал по три часа, просто получал это сообщение, и волны спокойствия заливали мою душу. Формально я продолжал работать также, как и до этого, но фактически погружался в комфорт. У меня была твёрдая уверенность перед ответом на главный вопрос жизни - "Зачем?".
  
  Иногда, в самые сложные моменты, когда её телефон не отвечал больше двух часов, и я не знал где она находится (хотя мог предположить), меня одолевали мысли о неправильности происходящего. Ведь у меня не было поводов для беспокойства - рабочий день, а телефон Лизы включён, значит, она его либо где-то оставила, либо перевела на бесшумный - и все же мне становилось не по себе. Я угонял свой разум в другое русло, старался выложиться там на полную. Однако каждую свободную секунду сознание вспоминало про Лизу. Снова и снова я набирал её номер и слушал длинные гудки. А потом приходила её sms или она перезванивала - буквально на тридцать секунд. И тогда наступало облегчение, пасмурный мир за окном становился добрее.
  
  "А к чёрту, - говорил я себе в те секунды, - Так, наверное, и должно быть. Мы же живём вместе, я люблю её, она любит меня". Так и происходило вплоть до того дня, когда её номер перестал отвечать уже навсегда. Всё это и породило ту бездну боли, в которой я вновь очутился за просмотром "Города ангелов".
  
  Свалив с журнального столика вазу и стаканы, я стал бить по его стеклянной поверхности. Облегчения, конечно, не наступило - удушающая тоска по-прежнему грызла душу. Просто сил сопротивляться не осталось. Воздух прорывался в лёгкие, и теперь его можно было ощущать - вместе с ним на волю рвались и слёзы. Я понимал насколько глупо выгляжу - плачу словно пятнадцатилетняя девчонка. Но у меня было на то право.
  
  "А если бы ты знал, что всё так закончится, согласился бы?". Я адресовал этот вопрос себе, и два мощных удара обрушились на журнальный столик. С одной стороны я не хотел этой боли, я проклинал этот мир за то, что мне суждено её испытывать. Но с другой эта боль была побочным эффектом того рая, к которому я сумел прикоснуться. А тот рай, он ведь... он же...
  
  "Да, чёрт подери, да!", - закричал я в ту секунду. Тот рай был прекрасен и ради него я бы согласился на всё. Поистине на всё. Его ценность была выше всего на земле. Ничего прекраснее для меня не существовало. Вот и получалось, что я согласился со своим страданием, на долю секунды стал творцом своей жизни, принял то небывалое счастье и получил в расплату страшнейшую пытку - в то же время я не жаждал другой судьбы. Если только такой ценой можно было достичь того блаженства то я, как выяснилось, оказался готов заплатить.
  
  Обрывки памяти...
  
  "Этот фильм поворачивают саму Жизнь другой стороной. Вещи, которые кажутся нам привычными, повседневными неожиданно становятся прекрасными. Автор картины хотел донести мысль - всё от чего мы вроде бы устали, на самом деле, могут делать только люди. "Этим людишкам чертовски повезло", - говорит в фильме другой спустившийся ангел".
  
  
  Больше недели я жил под впечатлением этой картины. Гулял по городу и просто радовался умению дышать. Пусть вокруг и был загазованный московский воздух - мне приносило это удовольствие. Если я где-то видел снег, то обязательно брал в руки. Я стал вспоминать, что живу. У меня есть жизнь и она способна приносить радость! Я заходил во многие магазины, покупал абсолютно не нужные вещи, и это вызывало улыбку. В последние месяцы я так сильно углубился в свою личную жизнь, что совсем забыл про большой мир.
  Постепенно я начал понимать одну безумно красивую фразу из высказываний Габриэля Гарсия Маркеса. Ещё в студенческие годы она произвела на меня сильное впечатление, и я решил жить именно так, но тогда эти слова были для меня только изящной игрой литературы. Теперь же я стал их осознавать.
  
  "Не плачь, потому что это закончилось. Улыбнись, потому что это было". Я и улыбался. С теплотой в душе вспоминал наше счастливое с Лизой время, и жизнь становилось добрее. Я вдруг понял, что подобное дано испытать не каждому. Тот огромный комок страданий, в котором я оказался, был свидетельством величия нашей любви. Не бывает двух одинаковых отношений между людьми и каждые из них - это своя особая, неповторимая высота. Сравнению любовь не подлежит и потому у каждого она самая яркая.
  
  В нашей с Лизой ветви отношений мы достигли пика. Нередко я задумывался: "О чём бы ещё помечтать?", но даже тайных эротических фантазий не осталось. Я купался в море безудержной радости. Почти захлёбывался от счастья и продолжал плыть. В отзывах на "Город ангелов" многие люди превозносили способность отдавать, твердили, что в мире её почти не осталось. "Нужно не только брать, но и отдавать. Отдавать себя, свои мысли, чувства, свою душу. Любить по-настоящему - значит любить не для себя, не для своей выгоды, а только того, кого ты любишь" - мне горько было читать эти строки.
  
  Я ведь именно отдавал себя, полностью и без остатка. Если вы когда-то кого-то прижимали так, будто это самое ценное во вселенной - вы меня поймете. Я обнимал её только так. Касался своей щекой её щеки, и время тормозилось. Ради неё я готов был сделать всё - и это не пустые слова. Я стремился удовлетворить любое её желание, беспокоился насчёт всяких мелочей и засыпал её цветами и подарками почти ежедневно. Моя великая удача - действия не были безответными. Она старалась делать тоже самое. Мы понимали друг друга без слов и чувствовали настроение друг.
   Я был для неё всем - слугой, королём, шутом, советником. Был человеком номер один и верил что так продлится всю жизнь. Я боготворил эту девушку, находил в ней отражение всего лучшего, что могло быть создано на земле. Во мне ничего не осталось - я отдал всё без остатка...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"