Шатаев Александр Николаевич : другие произведения.

Великий ужас Степана Гордеева

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Литературный сценарий полнометражного игрового фильма по мотивам повестей муромского писателя Юрия Фанкина "Соловьем залетным", Баю-баюшки-баю", "Молитва в бездождие", "Западня". Фермер Степан согрешил и грех его ведет к неминуемой гибели.

  
   ФИО автора: Шатаев Александр Николаевич.
  
  
   Великий ужас Степана Гордеева
  
   Сценарий полнометражного игрового фильма
   (По мотивам повестей муромского писателя Юрия
   Фанкина "Соловьем залетным", Баю-баюшки-баю",
   "Молитва в бездождие", "Западня")
  
   Писатель Игорь Строев (с угрюмым видом) ходит по комнате, где на сто-ле печатная машинка, дорогой монитор компьютера, лежат листы бумаги, ав-торучка; есть даже старинный чернильный прибор с "гусиным пером". Он в некотором расстройстве даже решил закурить. Взял из ящика стола сигарету, зажигалку, но прикуривать не стал.
   Подходит к бару, наливает из бутылки в рюмку темноватой жидкости, взял в руку. Но опять, задумавшись и постояв с ней возле бара, оставляет "спиртное" на прежнем месте.
   Вдруг выражение его лица меняется. Брови "взметнулись", наморщив при этом лоб. Он озадачился какой-то новой, "вовсе неугрюмой" мыслью. Он решительно подходит к дорогой красивой тумбочке, берет красивую (под старину) телефонную трубку, набирает номер и, с трубкой около уха, "ве-личаво" смотрит на свое отражение в зеркале.
   Трубку в кабинете поднимает генерал.
   - Василий, привет! Узнал, кто звонит? - с улыбкой спрашивает Строев и ждет ответа. - Уж извини, что долго не звонил. Все дела и дела. Но и ты в грехах, как цыпленок в пуху, - не звонишь!.. Он, с улыбкой, слушает ответ и (вкрадчиво, с подходцем) продолжает: - Слышь, Васек, есть очень интерес-ная идея! Что если нам сегодня быстренько собраться и съездить-погостить в родных пенатах? Обнимем, повидаем предков, нагрянем неожиданно к Сте-пану, попьем винца, поудим на реке, на озере, сходим к Софьюшке и вдо-воль наедимся шашлыков...
   Он вновь с улыбкой слушает и говорит:
   - Примерно, в три утра. Не позже. - И, помолчав, категорично заявляет: - Нет, только на твоей! Ты генерал... Ты, все одно, с охраной. То есть, с лич-ным своим водителем. Подумай сам, как я с великого похмелья вечером по-веду машину? Ну, ты тупой!..
   Строев, довольный удачным звонком, выходит из своей рабочей комнаты. И держась за красивые перила на "балкончике" второго этажа, смотрит на одну из боковых дверей богатой, просторной прихожей, зовет домработницу:
   - Елена Николаевна, Елена Николаевна, а-у-у!..
   Открыв дверь, та появляется в дверном проеме и смотрит снизу вверх.
   - Приготовь, пожалуйста, мне все необходимое для шашлыков, рыбалки, "доброй" для нас с Василием, Степаном, с батюшкой моим и их соседями "попойки"...
   - Жениться вам давно пора, Игорь Егорыч, а не гулянки затевать. А я бы, даст вам Бог, с дитем понянчилась. С ума можно тронуться от одиночества в таком-то доме.
   - Ну, запричитала!.. Не забудь положить в рюкзак мою рыбацкую одеж-ду, в чемодан - какую-нибудь повседневную. Подарков, подарков, главное, купи побольше для стариков-старушек. До понедельника считай себя свобод-ной. Сходи в театр, пройдись по выставкам, музеям, поезжай куда-нибудь на экскурсию...
  
   Ближе к вечеру того же дня человек, примерно лет за сорок-сорок пять, по имени Сергей заводит старенький будильник (с колокольчиком), выстав-ляет стрелку на пяти часах.
   Он, о чем-то озабоченно подумав, достает свой старенький мобильный телефон (модели "Siemens А55"), находит имя абонента - звонит, ждет...
   Отзывается женский голос.
   - Доча, - стараясь поскорей (скороговоркой), говорит в телефон Сергей, - утром уезжаю за сморчками... Вам не принести?..
   Вместо ответа телефон абонента был тотчас выключен, послышались гу-дки. Вздохнув, он отключает телефон, кладет его на стол вблизи будиль-ника. Немного подумав еще, достает из стола простенький, старый компас, кладет к телефону.
   Он "с унынием" обводит взглядом стены своего жилища. Пред ним его невзрачная "однушка".
   Почерневшие от времени обои, древняя надколотая люстра в форме ша-ра. Половик. Два "жестких" стула. Низкая кровать. Над постелью - не менее мрачноватый ковер.
   На столе, однако, древний телевизор, букетик ландышей в банке из-под кофе и рядом, в простенькой деревянной рамке с черной лентой по углу, небольшой цветной портрет красивой женщины (с удивительно добрым, от-крытым лицом).
   Мимо темных дверей ванны и туалета (покрашенных некогда белою краскою) он проходит по коридору в кухню. На столе - бутылка и стакан. Краюха хлеба в целлофановом пакете. Ложка, миска, чайник на подставке. Давно не мытый холодильник около окна. Посудный шкаф; с ним рядом "мойка", чуть выше - трубы, кран. Вплотную с ними - темная от въевшихся пригарков (меж горелками) газовая плита. На ее решетке - черные от копоти и жирных наслоений миска и чугунная сковорода.
   Он смотрит на остатки содержимого в бутылке, пробует налить в стакан. "Налилась" всего лишь пара капель.
   Отщипывает хлеба - ест (жует) его.
   Он возвращается из кухни в комнату и, на ходу расстегивая на себе руба-
   ху, идет к кровати, с усталостью садится на нее.
   На столе телефон и компас...
  
   Утро. Маленький вокзал какого-то села (либо городишки) с небольшим собором или церковью. На перроне достаточно многолюдно. Прибывает пригородный поезд, и народ "бросается на штурм" вагонов.
   Одним из первых в толпе Сергей. Он в легком свитере, в куртке. На голове фуражка, обут в резиновые сапоги. На плечах - рюкзак, по форме схожий с небольшой, находящейся в нем корзиной.
   Он ловко пробирается меж стенкой и (дородной) проводницей в форме. В вагоне тотчас же заходит в туалет и запирает дверцу.
   Поезд тронулся, пошел, набирая скорость.
   Сергей в оконце туалета смотрит на "поплывший" перед ним пейзаж с "зависшим" в утренней заре над горизонтом солнцем.
  
   Черный джип "летит" по правой стороне шоссе. В креслах салона Васи-лий в гражданской одежде, Игорь в дорогом костюме.
   За рулем - в куртке-ветровке, в джинсах и кедах водитель-"косая са-жень".
   - Следующий поворот направо - наш, - говорит Василий.
   - Есть, товарищ генерал, - кивает в ответ водитель, дав тем понять, что во внимание им это принято.
   - Давай без званий сегодня, майор.
   - Есть, товарищ генерал, без званий.
   Навстречу "под колеса" джипа мчит-"несется" полоса асфальта. Слышен шум трех встречных фур и прочих "пролетающих" автомобилей. Машина вскоре поворачивает вправо, мчит теперь по узкой (по сравнению с шоссе) асфальтовой (с массой мелких выбоин) дороге.
   - Вы обратите внимания, какая красота кругом! - говорит им обоим Игорь. - А утро, утро-то какое!
   - Да, сегодня - словно по заказу, - соглашается с ним майор.
   - Комфорт и благодать, - говорит Василий. И прибавляет: - И в меру тепло, и дождики не забывают, и солнышка вдоволь.
  
   Поезд (с лязгом) встал на полустанке около какой-то деревеньки. Сергей открывает дверь "своего убежища"... И вновь (проворно, с эффектом внезап-ности) прорвался-прошмыгнул между торцовой стенкой тамбура и проводни-цей.
   Она кричит ему вослед:
   - Наглец, "пройдоха". Немедля оплати проезд, иначе заявлю в поли-цию...
   - Министр оплатит. Лично мне проезд на вашем поезде не по карману, - (достаточно в грубоватой форме) отказывает ей Сергей.
   Поправив на "перроне" на плечах рюкзак, он дожидается отхода поезда. И
   перейдя железную дорогу, идет по неприметной узкой тропке по направ-
   лению к (большому, недальнему) лесу.
  
   Далее - опять направо...
   Джип осторожно проезжает неглубокую низину с лужицей, что сразу же за линией шоссе, неторопливо "приседая" на ухабах, катит по торной, од-нако не столь уж плохой, местами даже под асфальтом дороге, уходя опять за поворот направо, "прячась" за лесной чащобой.
   Василий, Игорь созерцают виды местности и говорят майору:
   - Вот в этой стороне, Леонтий, бегало наше с Игорем босоногое детство. Сюда мы доезжали на велосипедах посмотреть на проезжавшие по шоссе машины. При этом частенько везли на рамах наших девчонок. Вот так они, нам на потеху, наверное, отдрыгивали задницы на здешнем щебне. Наверное, до синяков.
   - Но, нужно заметить, терпели! Не отказывались ехать с нами никогда, - уточнял отдельные детали Игорь.
   - Мы их даже щупали не раз за сиськи на сеновале у деда Ивана!..
   - Но только через кофточку или рубашку, к тому же - непременно через лифчик, - следовало уточнение.
   - Порой при этом позволяли целовать. Обычно в щечку...
   - Но нас не целовали никогда.
   Немного помолчали, вспоминая прошлое, как Игорь вдруг сказал:
   - А мне, мужики, довелось целоваться с одной у нас в деревне. У нее была на редкость нежная кожа! Особенно щечек, шеи, губ... Аж мурашки бежали по телу. Ни с одной потом таких ощущений не было.
   - И кто она? - с удивлением спросил Василий.
   - Тебе неизвестная. Ты уже поступил в училище. Она была из приезжих.
   - Нежнейшая кожа у девушек Эстонии, Литвы и Латвии, - откликнулся Леонтий. - Но исключительно у коренных, у родовитых, без лишней приме-си. Мне довелось пообщаться с одной. Девчата они смелые, горячие, внезап-ные.
   - Интересно было бы узнать!.. Сохраняется ли эта нежность у них с годами или нет?
   - А я был влюблен в Василису Степана, - признался Василий и сообщил: - Только где уж мне, с моей-то мордой "колесом", было супротив Степана.
   Плавно (без дрыжков) проезжают малый бетонный мостик над узкой красивой речкой.
  
   Лес расступается...
   Проезжают вдоль равнин по сторонам, поросших зеленью трав.
   Генерал говорит:
   - В этой округе, Леонтий, ныне пустует свыше полутора тысяч гектаров бывших пахотных площадей. Произрастали в нашем округе свекла, капуста,
   рожь, горох, пшеница...
   - Гречка, кукуруза, лен, овес и, соответственно, картофель, - дополнил Игорь.
  
   Проезжают мимо большого цветущего сада. Василий говорит:
   - А это бывший колхозный сад. В центре выкопан большой глубокий пруд для полива некогда клубники и цветов. Рядом с прудом находился до-
   мик сторожа с собакой. Заодно в пруду разводили "колхозных" карпов, до-
   ходивших иногда до пуда.
   - С перестройкой, - (уныло) прибавил Игорь, - всех их выловили город-ские. Эхолотами отыщут - волокушами, сетями окружат. Всю "мелочовку" выбили электросаками. Остались лишь ротаны.
   С поворотом вновь направо на обочине дороги показался (начал прибли-жаться) трафарет: "д.Ковалевка".
   За ним (в немалом удалении от Ковалевки), в компании двух (давно уж заброшенных) изб, большой "пятистенный" дом - в ремонте. Кучи щебня, песка перед ним. Фасад уже обшит светловатым сайдингом; просторная тер-раса из (модного) желтого кирпича. Крыша под железными листами в форме "черепицы", сложенный стопою пиломатериал... Забора нет, но "залиты" уже стальные стойки-столбики, приварены к ним поперечины.
   Позади него штук пять цветущих яблонь, меж них коньковый погреб под старым, выцветшим рубероидом.
   Глядя в сторону стройки, Игорь говорит:
   - Ну, вот и старый Ефимовский дом дождался своего хозяина.
   - Кто был Ефимов? - спросил майор.
   - Еще до революции 17-го года прошлого столетия в нем жил приказчик здешнего помещика. Хороший, говорят, был человек. Исчез куда-то со своей семьей во время "раскулачества". Лет сорок назад в нем проживала его сто-летняя племянница со своею дочерью. Был слух, что с ними жило привиде-ние.
   Под большими (старыми) деревьями, средь "буйства" массово цветущих яблонь и кустарников становятся различимы домики.
   - Обалдеть!.. - произнес Леонтий, восхищенный красотой местечка.
  
   Ковалевка все ближе, ближе. Неожиданно по сторонам дороги подались-"поплыли" два широких (с бороздами) поля, с взошедшими на них пучками чахлых кустов картофеля.
   Десять-пятнадцать коров пасется в стороне за полем, что ближе к лесу.
   С пяток небольших (но современных - синих, металлических) строений с поперечными оконцами (справа) на задах деревни: сразу же за участками частных подсобных хозяйств.
   - А Гордей-то, нужно полагать, не бедствует, коль имеет такое хозяйство, - сказал Василий
   - Похоже, да! - согласился Игорь.
   В деревеньке они проезжают мимо двух, отделанных весьма искусно домиков.
   - Пожалуй, стали чьими-то дачками, - говорит Василий.
   - И, похоже, из числа людей небедных. Что не говори, а Россия строит-ся!.. - добавляет Игорь. - Дома становятся похожими на европейские.
   - Помню, в левом проживал дед Фрол Панкратов, - известил генерал Ле-онтия. - Георгиевский кавалер двух степеней. Даже при Брежневе боялся, как
   бы из-за них не "пришли" к нему!..
   - Да-а, было времечко! - соглашается с ним Игорь.
  
   Проезжают мимо большого кирпичного дома (в четыре окна), с лепным карнизом.... С гаражом, с "богатыми" воротами (из черного металла на фоне красного карбоната) и столь же роскошной калиткой.
   Чуть дальше - магазинчик (на одно окно) с той же лепниной карниза.
   - Хм, неслабо! Неслабо!.. - заметил Василий.
   - Неслабо! - соглашается с ним Игорь.
  
   Сразу же за магазинчиком джип снова резко вправо... подъезжает к ма-ленькому дому в три окна (еще до перестроечных времен) с великолепным кружевом наличников. Автоматически открылся задний капот машины.
   Вышли все втроем, принялись за ее разгрузку. Два рюкзака, два чемодана, ящик с различного вида спиртным. Еще два картонных (более объемных, с ручками) с колбасами, с бананами и ананасами, с консервами, с нарезками красной рыбы и сельдью в вакуумных упаковках, хлеб, различного вида сыры... Пара спиннинговых удочек, сачок...
   На крыльце открывается дверь, появляются дед и старушка.
   Игорь с распростертыми руками устремился к ним.
   - Сынок!.. Родимый!.. - прослезился дед.
   Поцелуи, слезы, их объятия.
  
   Со своей поклажей к дому по соседству пошагали генерал с майором. (Майор прихватил с собою "барсетку".) И теперь уж возле калитки другого дома - женщина и дед в очках...
   Слезы радости, объятья, поцелуи.
  
   Родители, как Игоря, так и Василия, зовут прибывших (скорее) в дом. Но те (фактически) одновременно, спрашивают их:
   - Не знай, Степан как?.. Дома?
   Ответ:
   - Обычно в это время у себя.
   - Как там Гордеич? Небось, уже "в бегах" с утра пораньше?
   Ответ:
   - Наверно, дома, если не отправился смотреть свое хозяйство.
   - Говорят, что дома, - кричит Василий Игорю.
   - Если не ушел в обход по цехам, участкам, - (с некою иронией) отозвался
   тот.
   - Мамуль, папань, мы будем чуточку позднее. Пойдем с Василием "на-грянем"-навестим его, покуда не опомнился.
  
   Не медля, сунув в черную сумку-пакет две (разных по цвету) бутылки спиртного, две дужки колбасы, (довольно крупную) селедку и что-то из кон-
   сервов и конфет, они втроем (с майором) пришли к воротам своего зажиточного друга.
   Игорь беспрестанно жмет на кнопку эл.звонка на столбе калитки. И некое время спустя, во дворе (поодаль за калиткой) слышно недовольное: "Иду, иду... Кто там?"
   - Почтальоны Печкины, - откликается Игорь в ответ.
   - Свои. Открывай скорее! - к тому прибавляет Василий.
  
   Сергей с ножом и сумкой идет по лесу, кружа меж берез, обрамленных по сторонам некрупным смешанным лесом.
   Такая же черная прочная сумка в правой его руке наполнена в том же, примерно, объеме.
   Он находит достаточно крупный сморчок, срезает его, опускает в сумку.
   И вновь - среди стволов берез, невдалеке от елевой чащобы, - его не-спешные шаги по кругу.
  
   Еще один персонаж (условно назовем его Митяем) в передней комнате старого серого (с большим кустом сирени в палисаде) дома в Ковалевке.
   Проснувшись (и зевнув), в трусах и майке он поднимается с постели и, свесив до пола ноги, какое-то время сонно сидит на кровати.
   На стене негромко тикают часы, перемещая по кругу секундную стрелку. На циферблате - восемь...
   Встав с кровати, он подходит к окну, смотрит сквозь стекло на улицу. За окошком куст сирени; на обочине дороги - кошка, куры... Индюшки на лужке поодаль.
   Все еще зевая, он проходит в дверь в другую комнату - и там аж "стол-бенеет", замерев на месте...
   На кровати около стены лежит недвижимо старушка. Глаза закрыты, на бледном лице ее нечто схожее с улыбкой, на животе - смиренно сложенные руки: "ладонь к ладошке".
   Митяй (в испуге) тихо зовет ее:
   - Бабуль, ты чего?..
   Нет ответа.
   Снова тихо зовет, боясь до нее дотронуться.
   Нет ответа.
   Лишь (жутковато) "щелкают" часы на тумбочке (с лекарствами да ма-
   ленькой иконкой Богородицы), что рядом с кроватью.
   Попятившись, Митяй уходит за дверь еще одной комнаты, которую мож-
   но назвать прихожей.
   В ней он торопливо надевает куртку, на ноги - полусапожки... Прихваты-вает с полки шляпу.
   Во дворе, "перепугавши кур", он неожиданно хватает удочку, ведерко... Консервную банку с наживкой кладет в него. И, пригнувшись (чтоб лишние глаза его не видели), через дыру в заборе огорода, едва ль не бегом... по косогору берега - к реке...
   На берегу неширокой речки он (дрожащими руками) наживляет червяка, забрасывает снасть.
  
   Степан - ровесник Виктора, Василия. Но выглядит значительно стройнее, крепче, моложавее. Волосы его в отличие от них - без седины и без залысин. Безмерное радушие в глазах. Обворожительно-приятная улыбка украшает, и без того на редкость привлекательное, лицо.
   (Безмерная) радость на лицах друзей: рукопожатия, обнимки.
   - Как кстати вы приехали, друзья! Не представляете даже.
   Завистливый его вопрос к Василию:
   - Не сын ли с тобой? Как будто схожи! Глаза, улыбка...
   - Нет. Мой Виталий - под тридцать лет уже!.. - уехал на какой-то конкурс играть на флейте. А это - из сослуживцев. Мой давний приятель, зовут Леон-тием. Приехал с нами погостить. Представляешь, не был никогда в деревне. Видел лишь, когда проездом.
   (Горячее) рукопожатие и с ним.
   И горестные слова:
   - А у меня, друзья мои, сами знаете... великий ужас!.. Уж третий годик минует скоро, а все не верится. Все кажется ушел куда-то в соседний дом. Вот-вот вернется!
   - Знаем, знаем, - с грустью согласились Игорь и Василий. - Наши сооб-щали. И Василиса твоя звонила... Беда, Гордеич, она - и есть беда! Супротив нее не оградишься. В любое время любого из нас нокаутировать может!
   Степан с радушием ведет их в дом (в сенцах они сели на скамейки, чтоб снять обувь) и, прямо из сеней, кричит в распахнутую дверь прихожей ком-наты:
   - Василиса, глянь, кто к нам пожаловал. Скорее угощай нас чем-нибудь. Ставь чай, погрей свои вчерашние "блинцы"... Неси сметаны, меду, молока, свою лапшу "по-флотски"... - И глядя (с восхищеньем) на друзей, прибавил: - Ее она, как знала "будут старые друзья", сготовила сегодня утром.
   Сняв обувь, надели домашние тапки.
   И уже введя друзей в гостиную, (с сияющим лицом) сказал:
   - Нагрянули Васек и Игорь, с их приятелем Леонтием. У меня, душа моя, сегодня-завтра выходной. Дни шашлыков, рыбалки, дружеской попойки. Бе-
   ри всю неотложку на себя.
   В волнении, сомкнувши подле подбородка кулачки, Василиса (с лю-бовью, с радостью, едва ль не со слезами) смотрит на представших перед ней
   людей.
   Приветствуя ее и говоря, что "годы над ней не властны", гости целуют ей
   руки.
   Василий даже решился чмокнуть ей в щечку.
   Она, не медля больше ни секунды, "умчалась" за шторы кухни.
  
   И вот на столе в гостиной комнате - яичница на сковородке, в широкой чашке - (аппетитные) блинцы, в стеклянных кувшинах-кринках - квас, мо-локо; в малой чашке - мед, в тарелках - лапша по-флотски. Здесь же ложки, вилки; в сахарнице - сахарный песок, в солонице - соль...
   - У нас есть нечто посущественней кваска и молока!.. - говорит Василий. Достает из сумки и кладет на стол две дужки колбасы, селедку в упаковке, банку консервов, коробку дорогих конфет. Две (различных по цвету) бу-тылки спиртного ставит посреди стола: - А ну-ка стопочки сюда!..
   - Ничего на этот счет у вас не выйдет до двенадцати часов, - вдруг объявил Степан.
   И на (замерший) кадр недоуменных лиц друзей-приятелей сказал: - В одиннадцать у нас... молебен. Будем всем миром просить у Господа, чтоб на-шей Ковалевке дал дождя. На молении должны быть все, кто есть в деревне, за исключением больных и немощных. При этом - трезвыми.
   И прибавил:
   - С самой Пасхи, больше месяца уже, не было у нас дождя, - пожаловался он.
   (В выражениях физиономий всех его гостей одновременно - шок, рас-терянность, молчание, внезапное уныние.)
   Генерал (с сомнением) заметил:
   - Странно! Мы недавно проезжали на дороге лужи...
   Степан (вздыхая):
   - Дожди бывают. Приличный дождь прошел сегодня ночью в полукило-метре от деревни! При этом - обогнул ее едва ль не полукругом. Старухи наши полагают, грех на ком-то из "своих" немалый...
  
   Все, вчетвером, они поедают "блины", макая их то в мед, то в сметану.
   - Помните, в пору нашего младенчества была "большая засуха"?.. Без дождя - без малого девять недель: народ молился, - спросил Степан. И видя (убедившись), что те не помнят, сказал: - А я вот помню.
   И, помолчав, прибавил:
   - В семействе Комлевых имеются те самые древнейшие молитвы. Есть описание обряда...
   Майор, махнув большую кружку молока и обмакнувши в чашке с медом блин, сидит (жует его) меж генералом и Степаном с той ("глуповато"-подо-зрительной) физиономией: "Да уж не шутят ли они над ним промеж собою?" И вместе с тем старается не упустить момент взглянуть-посмотреть (лишний раз) на лицо, на фигуру хозяйки.
   Василиса приносит на стол еще одну сковороду. В ней (аппетитные) ку-
   сочки жареной свинины, а на тарелочке, что ставит рядом - нарезки копче-ной.
   Все приступают "к дегустации" лапши "по-флотски", добавляя в тарелки нарезки как той, так и другой свинины.
   Молчавший доселе Игорь (более шутки ради) говорит:
   - Тогда действительно, весьма возможно, кто-то согрешил, коль столь за-гадочен случай с засухой!
   Степан, услышав эти его слова, аж несколько пригнулся-дернулся, словно получив изрядно плетью по спине.
   И этот (едва различимый внешне) момент не ускользнул от глаз Василия и Игоря. Насторожил-озадачил обоих. Они опять внимательно перегляну-лись.
   Неожиданно (вздохнув, слегка повеселев) и обращаясь к Игорю с Васили-ем, Степан сказал:
   - Кстати, нет ли у вас с собою более-менее приличных денег?
   - Взял с собой тридцатник, - с неохотой ответил Василий.
   - Есть тысяч семьдесят, на крайний случай... - с немалым опасеньем ото-звался Игорь.
   - Целый стольник? Ой, как славненько!..
  
   Но рыба у Митяя не клюет. Он торопливо сматывает удочку; банку с на-живкой - опять в ведерко...
   И - снова близ огородов...
   Тайком перебежал прогал.
   Прошел в калитку палисада одной из изб. И прячась за кустом сирени, опасливо взглянув по сторонам, негромко постучал в окно. Нетерпеливо постучал еще.
   За стеклом оконного проема появляется физиономия с внимательным (проникновенным) взглядом, с ухоженной седой бородкой - створки окна открылись.
   - Фатей, впусти скорее. Есть важное, неотложное дело.
   Голова в окне немедля исчезает. И немного времени спустя, в сенцах, за дверью, слышатся шаги, звучит железным лязгом "откинутая" защелка...
  
   Фатей с Митяем за столом в прихожей.
   В окно можно видеть двор, сарай, велосипед, индюшек, открытую калит-ку огорода.
   Митяй говорит Фатею:
   - Анфиса твоя в огороде?
   - Там.
   - Оно и кстати.
   Фатей (в волнении):
   - Да что с тобой, Митяй? Ты сам не свой!.. Лица нет на тебе. Дрожишь,
   как с перепоя. Чего набедокурил что ли?
   - Фатей, ты человек понятливый, мудрый... Совет твой нужен!..
   - Какой совет?
   - Тсс! - Митяй испуганно приложил палец ко рту. - Тише, Фатей! Между нами...
   - Да говори же, наконец! Извини, мой друг, по стопке нынче мы не выпьем. В одиннадцать, сам знаешь, - крестный ход. На молебне следует быть трезвым.
   - Извини, Фатей! - выдавил Митяй. - Я только что с рыбалки. Удочка с ведерком около твоей калитки...
   - И что с того?
   - Уплыла моя золотая рыбка...
   - Какая "золотая рыбка".
   - Бб... бабуля умерла, - сообщил Митяй дрожащим голосом. Помедлив, прибавил: - Сегодня...
   Фатей немедля встал из-за стола, и, повернувшись лицом к иконам и ши-роко крестясь, с поклонами сказал-воскликнул:
   - Упокой, Господи, усопшую рабу твою Евдокию и прости ее все согре-шения вольная и невольная, и даруй ей царствие небесное.
   Поспешил снять шляпу и Митяй.
   - Умерла? Как это случилось? - приглядываясь к Митяю, спросил Фатей. - Болела?
   - Нет. Во сне. Думаю, жара доконала. Причем, проснулся нынче я от го-лоса ее!.. Мне снилось, что пошел с лопатой в огород. Вдруг слышу из око-шка: "Митенька! Митенька!.." И голос жалостливый такой, аж душу про-бирает. В заднюю выхожу, а бабуля - под простыней, и руки на груди сло-жила. Я ей: "Бабуль-бабуль!" А она молчит, не слышит! Сегодня на крест-ный ход собиралась... - Митяй вздохнул и пристально поглядел на Фатея. - Вот такое дело, Фатей! У меня голова кругом пошла, мозги закипают. Что де-лать?
  
   - Давайте их сюда, - велит Степан и крикнул в открытую дверь кухни: - Василиса!..
   - Ау? - тотчас раздалось в ответ.
   - Шумни "по нашим". Пусть приходят к тебе за авансом из расчета по три тысячи рублей на каждого.
   - Обязательно, - последовал ответ.
   Он помолчал, о чем-то (вдруг) задумавшись и, как-то неожиданно, сказал Василию и Игорю:
   - Даст нам Господь, поближе к осени "сей долг" вам постараюсь возвра-тить.
   Беспомощно вздохнув, Василий с Игорем полезли по карманам. С сожа-
   лением стали отсчитывать деньги.
   - Василиса!.. - снова позвал Степан.
   - Ау? - прозвучало снова.
   - Принеси рабочие халаты, что пошире, посвободнее... и подходящую обувь. Да не забудь нагреть воды для душевой, чтоб "до молебна" мы сумели сполоснуться.
   И, обращаясь к гостям, сказал:
   - Нам нужно будет переодеться. Поможете загрузить в тракторную те-лежку навоз, оставшийся с весны. Заодно наберем червей для рыбалки.
  
   - Н-да... - задумался Фатей. - Нынешняя жара кого угодно доконает... - Он пытливо глянул на Митяя... - Врача еще не вызывал? Не дозвонился до "Скорой", наверное?
   - Тсс, я не о том. Зачем врача? - Митяй (довольно странно) усмехнулся.
   - Как зачем? Зафиксировать смерть.
   - В том-то и весь вопрос!.. Может, не стоит ее фик... фиксировать? - Митяй стыдливо отвернулся в сторону окна.
   - Как это не стоит? - удивился Фатей.
   - Тсс, Кузьмич! Я же просил. Между нами...
   В недоумении Фатей пожал плечами.
   - Дело в том, что, знаешь сам... Пенсия у нее немалая, фронтовая. За май мы ее получили. В понедельник Лиза-почтальонка за июнь должна привезти. Я у тебя поинтересоваться хочу: положена ей пенсия за июнь или нет?
   - Пожалуй, нет... - вздыхает Фатей. - Не положена.
   - Вот и я подумал: не положена. Ко-ошмар! Эх, бабуля-бабуля! - Митяй в волнении застучал пальцами по столу. - Не дожила до июня, не дотянула. Хоронить-то не на что!..
   - Неужели гробовых не накопила? - спросил Фатей.
   - Как же не накопила? - возразил Митяй. - Конечно, накопила. И бельиш-ко на тот свет собрала.
   - Только вот... - он глубоко задумался, - деньжонки эти у нас с ней в городе на моей сберкнижке.
   Митяй немного успокоился, покосился на Фатея и тихо заговорил:
   - Ты не думай, Кузьмич... Я не за деньгами к тебе пришел. Занять дело нехитрое. Мой дедушка Петр говаривал: "Занимать, что побираться..."
   - Еще бы!.. Деньжонки за столько-то лет, пожалуй, у вас немалые.
  
   И вот они, все вчетвером, под предводительством Степана (одеты по-рабочему) идут по саду-огороду между цветущих яблонь, вишен, слив, кус-тов смородины, малинника.
   На грядках лук, редис, посажена капуста. На клумбах тюльпаны, нарцис-сы...
   Проходят колодец и емкость, наполненную водой; рядом - лейки, ведра, прочий огородный инвентарь.
   - Это вотчина жены, - говорит Степан.
   Ведет через теплицу, покрытую бесцветным карбонатом, примерно, мет-
   ров до шести. В ней - уже довольно крепкая (подавшаяся в рост) рассада помидоров и огурцов, несколько кустиков перца.
   Степан говорит друзьям:
   - Здесь у нас томаты, огурцы и перец.
   Ведет промеж борозд картофеля. На них три водных распылителя, обиль-но увлажняющие землю.
   Проходят через дверь в заборе...
   Поблизости (уже известные нам) низкие "приземистые" здания, облицо-ванные сине-голубым металлом, с узкими поперечными окнами.
  
   Под тем же предводительством Степана заходят в малое строение, похо-жее на обычный домик с коньковой крышею, с трубой, с окном с "резным" наличником и клумбами по сторонам крылечка.
   - Здесь кормовая кухня для скотных дворов, - говорит Степан, - и двух овчарок... Они у нас в штате. Помогают Валентину Дудунову - помните, наверно, Валю Дудуна!.. - пасти наше стадо из шестнадцати коров, бычка и деревенских коз, овец. Хозяйка кухни Клавдия Квохтушкина. Помните, на-верно, Клавочу Курлычку?..
   И прибавил:
   - Под коньком на домике установлены две скрытые видеокамеры вместо сторожей...
  
   Ведет через гараж. Показывает мотоблоки, две картофелесажалки, две ка-ртофелекопалки, сенокосилки...
   Рядом - штуки три велосипедов.
   - Эти для рабочих дальних точек, - указав на них, говорит Степан.
   Несколько в сторонке снегоход и квадроцикл. Здесь же старенькая "Ни-ва".
   - Она для нашего ветеринара-зоотехника, по совместительству юриста, агронома и механика, - рассказывает Степан и продолжает: - Прошу вас об-ратить внимание, что техника помытая, стоит, как по линеечке. Порядок я люблю.
  
   - И что же ты решил? - спросил Фатей.
   - А что решать? - Митяй скривил лицо, казалось, вот-вот заплачет. Но как-то сумел удержаться, переморгав свою боль. - За меня нужда решила. Быть может, полежит бабуля... до послезавтра? Пока пенсию не принесут... Она у меня сухонькая. Не испортится! Уж потерпит до понедельника.
   - А отдаст ли тебе Лиза пенсию? - засомневался Фатей.
   - Отдаст. Куда она денется? Я ее на крылечке подожду. Полы со стороны калитки в сенях эмалью быстросохнущей покрашу. Пусть краской пахнет!..
   - А после и врача вызовешь?
   - Не беспокойся, Кузьмич! Все будет чин чинарем!
   - И врач поверит, что недавно умерла?
   - Поверит. Какая ему разница, когда умерла? Уж если вдруг ноздрей заво-дит, дам ему тысячи две на лапу. Думаешь, не возьмет?
   Фатей покачал головой:
   - Ну не знаю. Не знаю...
  
   В соседнем боксе (куда они зашли с обратной стороны и шли к фасадной)
   - два трактора модели "Беларусь", автомобиль "Газель"... Под полиэтиле-ном новенькая "Лада".
   Степан при этом как-то странно (отстраненно) неожиданно сказал:
   - Хотел для легковых машин отдельный гараж построить... Да видно, не судьба!
   И вдруг опять (панически) воскликнул:
   - Ох, ужас-ужас! Давит-жмет: никуда от него не спрячешься. Купил ведь
   в подарок Виктору! Любая вещь о нем напоминает. И продать ее не могу, и ездить на ней не решаюсь. А помощи, помощи его как не хватает!..
   - Да уж... Жестковато получилось!.. - говорит Василий.
   - Что сделаешь, Степан? Судьбою управлять мы не способны! - восклик-нул Игорь.
   - Назад не возвратишь, - соглашается с ними Степан.
   (Однако - снова странный диалог!..) Улучив секунду времени, Василий с Игорем опять "многозначительно" взглянули друг на друга.
   - Может, еще субсидировать нужной денежной суммой на строительство гаража? - предлагает Игорь.
   - Можем даже купить-привезти его для "Газели" и "Лады" в качестве подарка, - предложил Василий.
   - Спасибо вам, друзья! - с приятной "виноватою" улыбкой (и открытым выражением лица) отказывает им Степан. Даст Господь, уж постараюсь сам.
   Таким ответом он снова насторожил обоих. Степан и Игорь вновь пере-глянулись, давая тем понять друг другу, "что дело не только в гараже и "Ла-де". А в чем-то более значительном, тревожном. Что око, ухо следует дер-жать настороже.
  
   Ведет-показывает свиноферму. В ней три свиноматки (с грудками мелких свинушек) и огромный хряк.
   Их встречают два работника. Одна в халате, другой - в костюме.
   Степан (с улыбкою) знакомит:
   - А это наш семейный подряд. Старожилы производства, так сказать, Зи-наида и Андрюха Самодуровы.
   Рукопожатие с Андреем. С его супругой Зинаидой (которая немного вы-
   ше и крупней Андрея) получилось поострить-побалагурить:
   - Как жизнь-то, молодая? Не надоел Андрюха-то? - спросил Василий.
   - Терплю, живу? - с приветливой улыбкой, отвечает та.
   - А тебе, Андрюх, не надоела Зинаида-то?
   - Да как сказать!..
   - Смотри у нас!.. Не озоруй, не балуй! А то вот Игорь все еще не связан узами брака!.. Так сказать - свободный кавалер.
   - Учтем.
   - Не обижает ли Степан зарплатой? - вставил в их диалог свое слово Игорь.
   - Жаловаться грешно...
   - Зайдите к Василисе за авансом, - в свою очередь велел Степан.
   - Спасибочки, зайдем.
   - О молебне помните?
   - К одиннадцати будем, как часы.
   - Как детки, внучата?.. - спрашивает Василий.
  
   Степан решительно ведет друзей в другое здание, при этом говорит:
   - А это мини-цех по производству ветчины, колбас и сыра. Здесь - то же: есть ночное освещение, работают видеокамеры.
   Однако на крыльцо выходят две приветливых (улыбчивых) работницы в (чистеньких) белых халатах.
   Василий, Игорь (с изумленьем) восклицают:
   - Маша! Вика!.. Приветствуем! Приветствуем! Да неужели вы? Как жизнь? Как дети? Внучаток не заимели?
   - Ждем в сентябре и октябре.
   - Похвально, похвально...
   - А этот красавец с вами, часом, не сыном будет?
   - Наш с Игорем друг-приятель, мой сослуживец. Надумал поехать с нами, посмотреть деревню.
   - Ну-с, показывайте нам свое хозяйство!.. - сказал Степан.
   - Ни в коем случае!
   - Что так? - опешили все вчетвером.
   - Взгляните на себя! В бэушных сапогах и башмаках на босу ногу. В серых страшненьких халатах.
   - Навоз необходимо покидать в тележку...
   - Быть может, вы к тому же... без трусов пришли?
   - Девчата, вы чего?!..
   - А ну показывайте - мы посмотрим...
   - Все поняли! Все поделом!.. - соглашается с ними Степан. - Что-то, мужики, мы здесь немного дали маху.
   - Но вы-то, вы-то как? - нашелся неожиданно Василий. - Как ваши пра-воверные?
   - Да как бы уж не сглазить, - откликнулись обе.
   - Степан-то, не обижает?
   - Он у нас всеобщий любимец, - то ли в шутку, то ли всерьез отзывается Вика. - Молимся частенько за него.
   - Не будь его, давно бы не было и Ковалевки! - сказала Маша.
   - Вы, бабы, этими словами в краску можете ввести, - парировал Степан.
   - Он у нас человек застенчивый, скромный... И неподступный, - с улыб-кой, говорит одна из них.
   - Одну Василису свою только и видит, - с улыбкой говорит другая.
  
   - Не знаю. Не знаю...- озабоченно ходит Фатей по комнате. - Меня теперь
   другое беспокоит: как она пролежит до понедельника? В такое-то тепло?.. Как ты с нею в это время будешь находиться?
   - Проще простого. У меня есть друг в деревне Медведевке. Сразу после крестного хода уйду с ним повидаться. До понедельника. Уж в случае чего не откажи сказать, по дружбе нашей, людям, что ушел погостить к товарищу.
   - А родню как будешь собирать?
   - Какая родня! - поморщился Митяй. - Рассыпали муку по разным сусе-кам. Отец с мамашей где-то за границей, сестра - на Таймыре, в Дудинке.
   - А насчет похорон, насчет поминок?
   - Вот и хотелось бы получить!.. На пенсию, что ей приносят, у нас в Ко-валевке на трое поминок хватит. Лишь бы к ней никто случайно не наведался до моего ухода.
   - А... как придешь?.. Еще два дня ждать будешь, чтоб похоронить по- христиански?
   - Уж как получится. Сошлюсь на нелепость случая. Кто ж мог предви-деть!..
   - Ну, ты даешь! - поразился Фатей. - А если пенсия будет не в понедель-ник, а вторник?
   - Буду говорить, что нужно было принести вчера. Положено выдать пер-вого, а не второго.
   - Все, однако, у тебя просчитано, Митяй! И все же, говорю тебе, что эта твоя затея пахнет большим грехом, немалой подлостью. Не по-людски все это, не по-христиански!..
   Фатей, немного помолчав, добавил, глядя на Митяя:
   - Подумай об этом получше во время крестного хода.
   - Уж извини, Фатей, нагрузил я тебя! Но уговор был между нами!..
   Оставшись один, Фатей повернулся к иконе в углу за лампадкой. Глядя на лик Спасителя, крестясь, (с поклонами) сказал: "Упокой, Господи, душу усопшей рабы твоей Евдокии! Обогрей ее душу..."
   Он с удивлением увидел, что огонек лампадки резко отклонился в сторо-ну, словно кто-то пытался его задуть.
   С огорода в избу вошла жена Фатея Анфиса, сказала:
   - Грядку моркови успела прополоть, полить.
   И неожиданно спросила:
   - Митяй будто к нам заглядывал?
   - Забегал с рыбалки... поздороваться, - с подозреньем глянул на нее Фа-тей.
   - Не знай, как Евдокия-то?
   - Сказал, немного занедужила.
   - На молебен-то пойдет?
   - Говорит, ночь не спала. Будить ее не стал.
  
   В коровнике, примерно, та же самая история. Две вежливых бабенки, Лидочка и Галя, примерно, тех же лет, что литератору и генералу.
   - Приветствуем! Приветствуем!..
   - Здрасте! Здрасте, гости дорогие! Соскучились по Ковалевке-то? Прие-хали!..
   - Надо же в конце концов, когда-то навестить родителей, друзей.
   - Святое дело!
   Спросили у Василия:
   - Не сын ли с тобою сей молодец?
   Ответ:
   - Нет. Сослуживец, давний приятель. Зовут Леонтием.
   - А как у вас дела и детки?
   - Да, все нормально. Слава Богу!.. - был ответ.
   - Зайдите к Василисе за авансом по три тысячи рублей, - сказал Степан.
   - Спасибочки, Степан Гордеич!..
   - И не забудьте!.. В одиннадцать к церковке...
  
   Митяй и в этот раз проник-пробрался к себе во двор через дыру в заборе, поставил под свесом крыши сарая ведерко, удочку.
   На крыльце он снял полусапожки и тихо, крадучись на цыпочках (стара-ясь не шуметь, не скрипнуть), боясь смотреть на лик бабули, прошел в перед-нюю, прикрыв за собою дверь.
   Из шифоньера взял рубашку, брюки, полуботинки-"корочки", носки...
  
   Но вот и навозная куча! Точнее - осталась кучка.
   Все четверо уже довольно мокрые от пота. Но и навоз почти весь в те-лежке, нагруженной с верхом. Стоят-отдыхают, опершись на рукояти вил.
   Генерал (с улыбкой) указывая на Степана с Игорем, говорит майору:
   - Когда нам было лет уж по четырнадцать-пятнадцать, за нами начали по-беговать и Лидочка, и Галя, что... в коровнике. На Первомай они купили на-питка, кажется, был "Буратино", и на скамейке пьют. Увидев нас, говорят: "Мальчишки, пейте. Бутылка открыта. В нас напиток уже не лезет". Степан - сурово им: "Не будем!.." "Но почему?.." "Вы - говорит - в эту бутылку, наверно, написали!" А те в ответ: "Мальчишки, вы чего?.. Разве с вами мы так поступили бы!.."
   Степан их слушает с улыбкою. Но - странной!.. Грустной, отстраненной
   от воспоминаний. Даже с некою опустошенностью в глазах.
   Друзья опять (с немалым беспокойством) присматриваются к нему.
   - А бандюги, как здесь? Не шалят, не досаждают? "Налог" не требуют, не
   угрожают? Времечко-то все еще на этот счет пока поганое!.. - сказал Васи-лий. - Ружьишко-то сохранилось?
   - Ружьишки у нас у многих, - раздался оживленный (разухабистый) ответ. - К тому же в каждом доме имеем электронную сигнализацию. В течение пары минут можем поднять по тревоге деревню. Наганчик к тому же купил недавно... Можно считать - по глупости. Уж очень понравился внешне. Нет, о братии с кулаками у нас не слышно.
   - Какой модели? - спросил (с любопытством) Леонтий.
   - Марголина.
   - Мелкокалиберный?
   - Его.
   - Хорошее оружие, - (без задней мысли) поддержал Леонтий.
   Василий с Игорем переглянулись снова.
   - Ну что, друзья? Червей наберем, покамест не переоделись?.. - "боеви-то" предложил Степан.
  
   Неожиданно пророкотал (зловеще) дальний гром. Большая темная туча зависла вдали над лесом, "подбираясь" к солнцу.
   - Пожалуй, молебен придется сегодня отставить до лучших времен, - сказал Василий. - Похоже, туча идет прямиком сюда!
   - Либо крестный ход придется проводить в плащах, с зонтами, - сострил-согласился Игорь.
   - Навряд ли, - сказал Степан. - Во-первых, нынче совершенно не марит. Во-вторых, щека не ощущает ветерка. Пожалуй, все ж таки опять "поми-мо"...
  
   Но туча накрывает солнце. В лесу стемнело, ветер стал шуметь в верши-нах берез и сосен. Вновь протяжно (грозно) прогудело в небесах.
   Сергей снимает с себя рюкзак, достает из корзины плащ. Торопится на-деть его. На голову - скорее капюшон.
   Первые капли бьют по плащу. И вот в лесу уже весьма приличный дождь.
   Прячась под кроною дерева, Сергей старается что-то найти в карманах куртки, брюк.
   (Но телефон и компас на столе, рядом с траурной фотографией женщи-ны.)
  
   Все вчетвером - в прихожей дома; уже прошли "санобработку" в душе-вых, и каждый занят личным "отдельным" делом.
   Игорь вытирает полотенцем голову.
   Степан надевает домашние тапки, похожие на вислоухих малышей-щен-ков, с глазами из крупных плоских темно-коричневых бусин.
   Василий застегивает на себе рубашку, заправляет ее под брюки.
   Леонтий - напротив зеркала. Причесывает темные, густые, все еще влаж-ные волосы.
   Теперь уж Игорь информирует Леонтия, указывая на Василия:
   - А он дразнил однажды бородатого козла!.. Корчил ему рожи и по козли-
   ному ему: - "бэ-э-э, бэ-э-э!.." Козел смотрел-смотрел на него, как на дуралея и, жуя траву, с презреньем отвернулся. Но только тот вразвалочку, с побед-
   ным видом, пошел было в нашу сторону, козел - одним мгновением - за ним, и... в задницу ему рогами!.. Он терпеливо подождал, когда Васек поднялся на ноги, и "оприходовал" его еще разок.
   Провожая друзей из дома (уже за калиткой), Степан велит им:
   - Не забудьте быть у церковки в одиннадцать часов.
  
   Теперь они втроем (майор - с барсеткой), уже уйдя за магазин, шагают по тропе, ведущей вдоль забора к ближним (соседним) избам.
   Впереди на длинных (выносных) скамьях, поставленных возле кустов си-рени (что в палисадах едва ль не у каждого дома), сидят довольно древние старушки. Среди них ждут-поджидают Игоря с Василием родители.
   Примерно по пятку старушек на скамейках изб, которые - напротив, на другом порядке улицы.
   Кажется, и куры-то с индюшками, с гусями собрались неподалеку, чтобы встретить-поприветствовать гостей!
   Солнечно, светло кругом!..
   - Приветствуем вас, бабули! Здравствуйте, здравствуйте, родные вы на-ши!.. - кланяются им Василий с Игорем.
   - Здра-асьти-и, здра-асьти-и! До-оброго здоровьичка! Радость-то какая у Евгении и Прохора повидаться с вами! - раздается им в ответ едва ль не це-лый хор старушечьих (певучих) голосов.
   - А меня, Василий, не помнишь? Я ведь тебе немного сродни! Когда тебе было полгодика, нянчила ведь тебя! Сидела с тобой, милой, пока Евгения была в больнице, а Прохор день-деньской работал в полеводстве тракторис-том?.. - запела одна из них.
   - Признаться, смутновато, тетушка!.. - был ответ.
   - Надя... Надей меня зовут...
   - А мне, Игорек, досталось сидеть с тобой!.. - запела вторая, похожая чем-то на первую. - Ты ведь при мне, голубь мой, говорить-то начал! Ты болел воспаленьем легких... Врачиха, Марья, с центральной усадьбы прослушива-ла твою грудку, а ты ее вдруг... матом!.. Да чисто так!.. Отец твой в ту пору уж очень ругачим был! - и, помолчав, прибавила: - Заходите (не откажите) и к нам на чай, на стопочку "свойской" с отцом и матерью. Мы ведь с Надень-кой сестры!.. - указала пальцем на сидящую рядом старуху точно в таком же
   платье в горошек. - А меня Екатерина. Живем во-о-он около той "большу-шэй" ветлы.
   - А этот молодой человек, часом, не сыном будет? - полюбопытствовала
   третья.
   - Приятель наш, коллега по работе... - сказал Василий. - Приехал по-смотреть на нашу Ковалевку.
   Дед Прохор и бабка Евгения повели писателя в дом.
   Следом за ними, "жалуясь на боли в пояснице", пошли-поковыляли в дом
   еще две-три довольно престарелые бабульки.
  
   Василий с Леонтием отправились к другому (соседнему) дому, где так же их встречала (стерегла) еще одна группа старушек.
   Остальные, что сидели на скамейке возле дома Строевых, поднялись - гурьбою подались за ними.
   Навстречу им (не выдержали нервы) рванулись мать и отец Василия.
   И вновь объятья, поцелуи, слезы на глазах...
  
   Сергей стал плутать в лесу.
   С сумкой в руке он торопливо идет по старой, едва различимой просеке на серый свет, казалось бы, безлесья. Но на подходе "к свету" с недоумением (с испугом) встал. Он вышел на участок давних лесозаготовок, уже поросшего чащобой разносортного, непроходимого кустарника.
   Постояв-подумав, "что же делать далее", он торопливо пошагал назад по просеке.
   В тишине полнейшего безветрия шум дождя заметно поутих.
  
   В одну из тихих комнат с двумя кроватями и столиком Василий и Леон-тий внесли свои пожитки - рюкзак, их саквояжи. Поставили на стульях по сторонам стола. Леонтий снял свою ветровку, повесил на спинку стула. Достал из саквояжа портупею с кобурой под мышкой, надел ее на себя по-верх рубашки. Из "барсетки" вынул пистолет (ПМ), сунул его в кобуру. Достал светловатые брюки, примерно такого же цвета полуботинки. Надев-ши брюки и полуботинки, надел на себя ветровку.
   За окном вдруг (золотисто) просветлело, из-за тучи показалось солнце.
   Оба тотчас же спешат к окну. Щурясь от яркого света, смотрят в сторону тучи.
   - Надо же!.. - заметил генерал. - Гордей-то оказался правым!..
  
   - Вот тебе и раз!.. - воскликнул Игорь, глядя в окно в соседнем доме. - "Гордеич" верно предсказал! Действительно, есть какой-то загадочный фак-тор! Неужели в самом деле нужно будет обращаться к Господу? Как не удивительно, но миновала ведь!..
   - Ушла, ушла, милой! - последовал ответ едва ль не целого хора стару-шек, собравшихся у Прохора с Евгенией. - После молебна дождь жди на- завтра, после полудня или поближе к вечеру.
   - А что же вы, голубушки мои, не помолились загодя? Вчера, позавчера?..
   - Нельзя, касатик!.. Не менее пяти недель должно пройти с последнего дождя.
  
   Показавшееся солнце застало Сергея в (мрачном, жутковатом) ельнике.
   Но на лице его "светилась" радость. Теперь он знал, в какую сторону нужно ему идти. Он решительно свернул налево, стал пробираться средь мокрых
   еловых веток, преграждавших путь.
  
  
   Церковка в Ковалевке - обычный, кем-то оставленный дом. С фасада - три окна. Его отличие лишь в том, что рядом с печною кирпичной трубою на крыше, на самом ее "коньке" - церковная главка. Она из старых, давно уже почерневших досок, не больше метра высотой, с покрытым цинковым желе-зом куполом и поржавевшим металлическим крестом.
   Вблизи ее крыльца и палисада толпится немало народу с иконами и без икон.
   Причем не только старики и древние старухи! Средь них - десятка пол-тора детишек-дошколят, довольно много молодых людей, приехавших на личном автотранспорте, оставленным, как джип Василия, вблизи отдельных домиков, проведать "предков". Но в большинстве своем народ уже солид-ный: лет за пятьдесят, за шестьдесят. Все в скромных чистеньких одеждах.
   Вдоль палисада церковки (ближе к ее крыльцу) на длинных, выносных скамейках - "почетные" места для наиболее престарелых бабушек.
   Среди толпы уже знакомые нам лица.
   Андрей и Зинаида - стоят (преобразившись) в иных одеждах.
   Старушки-сестры Надя и Екатерина - в том же их невзрачном одеянии.
   Алена, Маша - с (долговязыми) мужьями.
   Лидочка держит за руку внучонка, примерно лет шести или семи.
   Галя - в светлой кофточке и серой юбке. Рядом с ней крепыш примерно тех же лет (с физиономией, с комплекцией, похожий чем-то на бульдога).
   В толпе сиротливо стоит (на голову выше родителей) Игорь с отцом и матерью. Он с тем забавно-озадаченным лицом, в котором проницательному взгляду весьма несложно можно уловить-увидеть его глубинно-внутренний вопрос: "С какой такой необходимой целесообразностью он - солидный, уважаемый, небезызвестный в мире человек - угодил сюда попасть, здесь оказаться?.."
   К тому ж - в столь плотном окружении "древнейших" стариков-стару-шек.
   Заметно выделяются в толпе две молодые девушки в светлых платьях, в
   туфельках на каблуках и с легкими картонными иконками, висящими у каж-дой на груди. В руках - по зонтику от солнечных лучей, в тени которых их симпатичные личики.
   Блаженный паренек лет десяти-двенадцати шныряет средь собравшихся. Он время от времени звонит медным колокольчиком, который у него руке, и
   радостно кричит:
   - Перемена, перемена!.. Школьная перемена!..
   Одна из тетушек (условно - Антонина) подозвала его, сказала:
   - Петенька, иди ко мне, конфетку дам...
   Она довольно ловко хватает его за шкирку. Дает ему конфету, платочком вытирает его нос и говорит: "Чего разорался, чудик? Чай не в школе".
   И отбирает колокольчик, чтобы не звонил.
  
   Сергей в плаще и с сумкою в руке идет промеж берез и сосен, выходит на весьма приметную тропу. Постояв-подумав, пошагал по ней довольно-таки скорым шагом.
  
   Ближе к краю, средь толпы Степан и Василиса. Рядом с ними Василий, Леонтий. Престарелые родители Василия отдельной парой (чем-то схожие с ним обличьем, в особенности отец).
   Какая-то старушка несколько от них поодаль тихо говорит своей соседке:
   - А парень в куртке, что рядом с Василием, он - кто?
   - Люди бают, его внебрачный сын! Приехал посмотреть, откуда родом по отцовской линии. А сам Василий... полковником в Москве работает".
   - Похожи! Похожи..."
  
   Степан же в это время информирует Василия с Леонтием:
   - Та, что в светловатой ситцевой косынке, Клавдия Квохтушкина! Муж ее - сейчас на вахте в Томской области. Он у нее нефтяник, бурильный мастер.
   - А тот, который большой и в синем кепи, - Валя Дудун. Становится ста-рым, седым. Но - тот же!.. С тою же его "простинкой". Так и остался мужик бобылем. Однако дочь как будто бы где-то имеет. Уж сорок лет, поди, ей алименты высылает. Пока сам здесь, стадо стерегут его овчарки. Ух, умные, смышленые!.. И пастуха не надобно! Ему лишь остается утром в дудку подудеть, чтоб выгоняли из дворов скотину. По тысячи в месяц платим ему за корову, пятьсот - за телят-первогодок, по триста - за коз и овец.
   Неожиданно взгляд Леонтия "замирает" на редкостном по красоте (и вне-шней чистоте) лице девицы, лет немногим больше двадцати. Но она уже, как говорится, "в интересном положении". Ее живот под платьем весьма (разли-чим) заметен. Ни сережек в ушах, ни колечек на руках; нет краски на ресни-цах, на губах... (Но глаз не отведешь!).
  
   - А тот, в очках, наш агроном, ветеринар, юрист... - кивнул Степан на мо-
   лодого невзрачного человека. - Исключительно толковый парень! Но очень набожный. Совсем у нас умоленным сделался. За время работы в нашем фермерстве ни в чем не имел промашки. По талому снегу в стакане в марте месяце всем предсказал, что будет весенняя сушь. Затем предупредил о том же самом, увидев, что береза распустила листики вперед ольхи.
   - Родители не из "простых"... Приезжали как-то раз на дорогой машине. Не "Ситроене" ли! Молодуха, приятного вида, довольно часто навещает на-ше захолустье на "Ниссане". Привозит ему книги, газеты, журналы; случает-ся, что остается ночевать.
   Леонтий (с уважением) взирает на Очкарика. Но - нет!.. Взгляд так и
   тянет в сторону беременной красавицы в толпе.
  
   - А эти - Лада и Алина. Внучки Семена Пчельника с его супругой Мар-
   фой, - говорит Степан, кивнув Леонтию с Василием на девушек с зонтами и иконками. - Москвичками стали. Слышал, якобы неплохо там обосновались. Работают киноартистками.
  
   Тем временем какая-то старая бабка им говорит:
   - Зря вы, доченьки, в туфельках! В них только пыль под пятки набивать да ноженьки ваши трудить. Зашли бы домой, касаточки!.. Переобулись.
   - Уж как-нибудь, баба Фрося, - следует ответ одной из них.
   - Мое дело предупредить, - жалеет девушек старуха.
  
   - А вон сам Пчельник с супругой Марфой, - продолжает информировать Степан.
   - Нужно бы заказать ему трехлитровую банку к медовому Спасу, - гово-рит ему Василиса. - Мед у нас на исходе.
   - Да, да, - задумавшись вдруг о чем-то другом, соглашается с ней Степан.
   - И нам тоже бы не мешало..., - говорят между собой родители Василия.
   - Стоп!.. А ваших "предков" чего не видно? - спросил у Степана Василий.
   - Гостят у дочерей, - опередила ответ Василиса. - Одни уехали нянчить Ирочку, другие - Вадика.
  
   Поблизости от них Фатей с Анфисой.
   - Не видать Евдокию? Вроде бы собиралась... - спрашивает Анфиса.
   - Не видать, - говорит Фатей.
   - После молебна нужно будет к ней заглянуть, наведаться. Странно для нее не выйти на молебен!
   - Святое дело, навестить-узнать, что у нее случилось!.. - глянув на супругу с подозрением, говорит Фатей, немедля поддержав идею.
   И тотчас "заводил глазами" по толпе, отыскивая Митяя.
   А вот и он... стоит в сторонке, (сосредоточенно) покусывает травинку.
   Взглядом, знаками пальцев руки дает тому понять, чтоб был настороже. Чтоб на молебне непременно подошел к нему: необходимо перемолвиться...
   Едва различимым кивком головы указал на Анфису.
   Тот понял все и соглашается, кивнув в ответ.
  
   Одна из тетушек-"старушек" (назовем ее Пелагеей) говорит своей мало-летней внучке:
   - С нами нельзя. Только до края деревни. Там все детки соберутся в доме
   у бабки Веры. У нее вас угостят блинами, пирожками, сладким брусничным морсом.
   Та хнычет ей в ответ:
   - Почему нельзя?
   - Устанешь! И ноги собьешь!
   - Не устану. По деревне бегаю - не устаю.
   - Там дикое поле - не деревня. Идти без малого три километра. Что я буду делать с тобой, если устанешь? На закорках понесу по этакой жаре? Мне, дай Бог, самой ноги дотащить.
   - Ну, возьми. Я дойду...
  
  
   Неожиданно толпа зашевелилась (уплотнилась), подалась-приблизилась к крыльцу церквушки.
   В дверном ее проеме возникла суровая (величавого вида) бабка со стро-гим, печальным лицом. В ее руках на вышитом красным и черным крестиком рушнике икона Богородицы.
   - Наш сельский староста Агафья Буденкова. По детству, бабка Гафка", - комментирует выход "избранных" Степан.
   Следом, стараясь не ступить на пятки впереди идущей, вышел грустный дед с усами и седою бородою. В его руке ведро, березовый веник в нем.
   - Ее супруг Гаврила Буденков. По детству-юности для нас "Буденый", - успел сказать Степан, покуда те (с немалой осторожностью) спускались по ступенькам лестницы. - Вода в ведре крещенская. Всем миром вчера сбира-ли. И веник какой-то особый сготовили".
  
   - Возьми! Я не хочу быть с маленькими детками, - хнычет девочка.
   - А если устанешь, что делать будем? Уйти с молебна?
   - Я вынослива, уже большая. Возьми.
   - Большие девочки слушаются старших. Они не хнычут.
  
   - За ними очередь старейшин. Никанора Комлева, его жены Римы, их младшего внука-студента, - говорит Степан и добавляет: - Эти знают нуж-ные для вызова дождя молитвы. Слышал, Никанор по молодости лет причет-ником служил в районной церкви.
   И вот на крыльце семейная троица. Никанор, невысокий, кряжистый, дер-
   жит в правой руке крест-распятие, рядом с ним - дородная Марья прижимает к груди более яркую, более роскошную (застекленную, в окладе) икону Бого-родицы, и, чуть отстав от них, идет внук Тихон, высокий (погруженный в се-бя), похожий бледностью лица на монаха-затворника.
   Никанор, не говоря ни слова, поклонился собравшимся (старомодным) низким поклоном, подошел к Агафье. Они о чем-то тихо переговорили.
   Осенив крестом-распятием толпу, Никанор передал его в руки Тихону.
   Он достал из нагрудного кармана очки, подул на них и тщательно протер их стекла о рукав рубахи. Тот в свою очередь извлек из холщовой сумки тетрадь в темной коленкоровой обложке, открыл ее (убрав закладку) с нужной ему страницы, неторопливо протянул тетрадку деду.
   Надев очки и взяв тетрадь, Никанор перекрестился и, возвышая голос, за-
   говорил на церковном языке.
   - Владыко Господи Боже наш, послушавый Илию Фесвитянина ревности
   ради к Тебе, и во время посылаемому земли дождю удержатися повелевый, таже паки молитвою его дождь плодоносный ей даровывай... (Читал "бес-смертное" творение Каллиаста, патриарха Константинопольского.)
   Свободной правой рукой он извлек из ведра Гаврилы веник и со словами "Приими моление всех людей Твоих и не отрини воздыхания убогих...", обильно покропил столпившихся поблизости перед ним, пожалуй, самых престарелых бабушек.
   При этом неожиданно "досталось" брызгами и Игорю, со скорбью-печа-лью пребывавшему (с отцом и матерью) средь них.
   Блаженный Петя, прыгая, старался схватить летящие капли воды.
   Возвративши веник в ведро Гаврилы, Никанор поднял до подбородка те-традь, воскликнул:
   - Во имя Отца и Сына и Святаго духа!.. - и, оставляя толпу собравшихся, продолжая чтение (одной из четырех) молитв (скорей по памяти, чем по тет-ради), решительно пошагал к дороге.
   Следом за ним пошли-поспешили его приближенные, подалась толпа.
   Он, в сапогах, пройдя по "сморщенному" с обнажившейся щебенкою ас-фальту, довольно бодро вывел людей на левую (безопасную) ее обочину, и толпа, "растекаясь" в длинную колонну, пошла-пошагала к дальнему краю деревни.
  
   Сергей на выходе из леса, идет по проезжей просеке. За деревьями - опушка леса и раздольные луга, когда-то бывшие полями. Не столь уж далеко деревня (в белом наряде цветения). Слева, несколько поодаль от нее, - немаленький цветущий сад.
   Он остановился. Снял с плеч рюкзак, свернул, уложил в корзину плащ. Достал из нагрудного кармана куртки уже известную краюху хлеба, заверну-
   тую в "хлебный" полиэтиленовый пакет. Он отщипнул от нее небольшой кусочек, отправил в рот и принялся жевать. Завернув краюху снова в полиэ-тилен, сунул ее в один из карманов куртки.
   Пошагав по просеке дальше к опушке леса, достал из другого кармана бутылку-"поллитровку" из бесцветного тонкого пластика, выпил из нее всю воду.
   О чем-то подумав, сунул бутылку обратно к себе в карман.
  
   Впереди у дороги - колодец. Сооружение старинное, громадное: крыша на четырех столбах. На приступке сруба - двухведерная бадья, трос на воро-
   те.
   Вместо рычага - большое колесо из дерева, с ручками для двоих.
   На подходе к колодцу Никанор еще раз щедро (во имя Отца и Сына и Святаго духа) покропил авангард процессии, вновь (прилично) угодив при этом в Игоря.
   И вновь Блаженный Петя (в восторге прыгая) старался поймать обильно летящие капли и умыться ими.
   Толпа (довольно торопливо) обошла колодец вкруговую и пошагала да-лее.
  
   На краю деревни около большой березы толпа остановилась. Сдала всех малышей двум (шустрым) бабкам, которые (словно наседки-"квохтушки", опекающие цыплят) говорят, что "нужно им идти в их дом, чтобы наесться сладостей, напиться морсу".
   Никанор на этот раз обрызгал ствол, листву березы, траву вокруг нее. Вновь окропил "передовых" людей, не забыв "приметиться" и в Игоря, и, возвратив Гавриле веник, с поклоном принял от внука крест.
   - Миряне! Братья-сестры! Не стесняйтесь, просите у Всевышнего дождя словами: "Окропи, Господи, землицу нашу щедрой влагою Твоей небесною!.. - воскликнул он и прибавил: - Можете не вслух, а про себя.
  
   - Возьми, бабуль! - заплакала Аленка, вытирая слезы.
   - Нельзя. Умаешься, голубушка моя! - едва ль не прослезилась вместе с нею Пелагея. - Ведь не дойду с тобой!
   - Я тоже хочу попросить у боженьки дождика!..
   - Да возьми ты ее, Пелагея, Христа ради! - встряла в их разговор старуш-ка, стоявшая рядом. - Моление детей особо благостно Господу!.. Уж чай чего, уйдете с ней домой. Господь на это не обидится, простит.
   - Ох, ладно уж! Иди. Но только у меня не хныкать. Не жалиться, что уста-ла.
  
   С крестом в одной руке, с тетрадкою в другой Никанор решительно по-вел толпу от "шоссейки" влево, вдоль сарая, вдоль забора крайнего дома.
   Но решил не связываться с зарослью чертополоха и репейника (к тому же с прошлогодним в них сушняком), заполонившей некогда "набитую" дорогу. Он повернул (теперь уже - по свежей луговине) вправо, в направлении к ме-лятнику-самосеву берез, сосенок и ольхи. (В нем - несколько поодаль, впе-реди - "скелеты" из бетона и стропил, бывшие когда-то фермами для круп-ного рогатого скота.) Ступил на старую пропаханную полосу-"однорядку" (придуманную кем-то) "для защиты" населенных пунктов от полевых и лес-ных пожаров.
   По этой полосе было идти труднее: колонна заметно сбавила темп дви-жения.
   - Баушк, когда будет дождь? - спрашивает Аленка, переступая вывалы.
   - Если не нынче вечером, то завтра обязательно, - говорит ей Пелагея.
  
   Никанору было совершенно невозможно на ходу читать, поскольку нуж-но было постоянно наблюдать, (впрочем, как и всем иным в процессии) "нет ли под ногами комлей поднятого плугами дерна, чтоб не споткнуться, не упасть". Остановившись, он вручил тетрадку Тихону и, далее продолжая чи-тать молитву по памяти, шел лишь с крестом-распятием.
   Труднее всех, пожалуй, на этой "противопожарной" полосе было Ладе и Алине в их модных туфельках. Они вязли каблучками в обнаженном про-шлогоднем грунте еще не поросшем травой.
   А также - Аленке, которая, не жалуясь на свою усталость, начала не-громко хныкать сразу же за поворотом, поблизости от бывших ферм.
   - Ведь говорила тебе, говорила!.. - едва ль не плача сама, корила ее Пе-лагея.
  
   - А как с купанием?.. - спросил Василий. - По-прежнему, сразу же после весеннего льда... и каждодневно до ледостава?
   Степан опять аж вздрогнул от внезапности вопроса. Он некое-то мгновение (испуганно) молчал, не зная, что сказать, и с неохотой произнес:
   - Реденько. От случая к случаю...
   - Сдает, сдает! - опередила ответ Василиса. - Теперь все больше в душе-вой да около колодца...
   От внимания Василия не ускользнул и этот (странный!) ответ друзей. Он покосился-посмотрел на Василису, на Степана.
   Лада и Алина осторожно обернулись, с интересом посмотрели на Леон-тия.
   Он улыбнулся им, едва различимо кивнул, приветствуя их.
   Но взгляд так и тянет в направлении беременной красавицы. Она идет неподалеку впереди, в сторонке, рядом с какою-то древней горбатенькой бабкой.
  
   Сергей вошел в деревеньку и озирался по сторонам.
   Ни одной живой души на улице. Лишь куры, индюшки, гуси. За стеклами окон не колыхнутся шторы, не появится чье-то лицо. В избах, во дворах - ни шума, ни единого стука: полнейшая тишина. Однако "легковички" возле домов имеются.
   Изумленный, он постоял перед колодцем. Осмелился зайти под крышу, осмотрел "получше" колесо. Подойдя поближе к срубу, заглянул в бадью.
   Достал из кармана (уже известную нам) бутылку, рукою запустил ее поч-ти до дна бадьи, наполнил бутылку водой. Завернул на ней пробку, сунул бу-тылку в карман.
   Озираясь вновь по сторонам, пошагал по улице дальше, по направлению к магазину, к саду.
   Обратил внимание на то, что на двери магазина висит небольшой замок.
  
   Аленка, держась за руку бабушки, стараясь не отстать от остальных, хны-чет теперь уже постоянно.
   - Устала? - говорит ей Пелагея.
   - Нет. Устали только ножки...
   Кто-то из стариков сказал:
   - Сообщите Никанору, чтоб не торопился, не бежал. Что среди молящихся
   есть маленькая девочка.
   Кто-то из старушек говорит:
   - Ступайте уж домой, Пелагея.
   Блаженный Петя просит у своей бабули:
   - Пусти, я сбегаю-погляжу, как устали Аленкины ножки.
   И в это время на лице Леонтия отобразилась (безобидная) лукавая "идей-ка"...
   Прибавив шагу, он поравнялся с бабкой Пелагеей, присел на корточки перед девчушкой и с улыбкою ей сказал:
   - Устала, маленькая? А садись ко мне на плечи! Прокатишься на мне, как на слонике. Я сильный, могучий!.. Могу нести тебя хоть десять километров.
   Подумав, Пелагея разрешила. Девочка была согласна тоже.
   Он поднял-"взгромоздил" Аленку к себе на плечи. При этом был теперь едва ли не в соседях" с незнакомкой. Он даже смог "случайно" встретиться с ней взглядом. Даже смог приветствовать ее, как старую знакомую, кивнул и улыбнулся ей.
   Та тоже (с искренним радушием) ответила ему улыбкою. Какие-то мгно-вения Леонтий (с восхищением) любовался ею. Пред ним был чистый, иск-ренний, открытый, наполненный любовью (словно к брату) взгляд молодой приветливой женщины, действительно редчайшей красоты. При этом он (с печалью, с грустью) отчетливо увидел-рассмотрел в нем ее полный безын-терес к нему как к представителю мужского пола.
   Он понял, для него она недосягаема, недостижима.
  
   Довольно круто сокращая путь к картофельному полю, Никанор ушел с
   "пожарной полосы", повел процессию по крепкой, плоской луговине с объ-еденной, обтоптанной скотиною травой.
   Москвички, "распростившись" с бороздою, принялись вытряхивать из туфель пыль, песок.
   Какая-то женщина средних лет, таясь от остальных, "щелкала"-лузгала семечки.
   Какой-то старичок с изогнутой вправо ногой шагал с клюкою.
   - И тебе благодетеля заповеди презрехом, и житие порочно, и мысль скве-рну и нечисту стяжахом: и не точию любовь отвергохом, но якоже зверие друг на друга носимся, и плоти друг друга снедаем... Ты любиши, мы вра-ждуем. Ты благоутробен, мы неблагоутробни. Ты благодетель, мы хищни-цы... - "вещал" Никанор по памяти довольно громким, грозным, но прият-ным голосом.
   Фатей, увидев позади себя Митяя, дал знаками ему понять, "чтоб тот не убегал...". Кивнув в сторону супруги, сказал:
   - Ты тута? Вот кстати! Анфиса вон забеспокоилась. С молебна хочет зай-ти, навестить Евдокию. Сегодня утром ей передал твои слова, что "занедужи-
   ла, не стал будить". Она там у тебя... не на замке, случайно?
   - Самого-то будто лихорадка стала пробирать: тревожно на душе!.. - с от-
   тенком страха, жутковатого испуга откликнулся Митяй. - Впору убежать от сюда: уж не случилось ли чего? - И помолчав, торопливо прибавил: - У нас не заперто...
   Фатей обернулся, пристально смотрел ему в глаза.
   Митяй был словно с бодуна. И даже будто бы немного не в себе.
   - Куда отсюда побежишь? Полезешь через грязь баклуши с ротанами, что ли? Иди, не суетись! Молись... о дождике.
  
   Никанор остановился, чтоб с минуту-полторы идущие передохнули. Он взял у жены платочек, стал тщательно протирать запылившийся крест.
   Колонна подтянулась, сгрудилась, остановилась.
   Отдав крест Тихону, Никанор стал протирать очки.
   Москвички принялись на луговине рвать полынь, еще какие-то рослые (майские) травяные кустики, чтоб отбиваться от слепней и мошек. Одна из девушек, разделив "букетик" надвое, с улыбкой подошла к Леонтию. Много-обещающе взглянув ему в глаза, подала вторую часть Аленке и сказала дево-чке:
   - Аленушка, на-ка тебе полбукетика, милая. Прогоняй им, деточка, кома-риков, мушек, чтоб не покусали личико. И дяде "слонику" не забывай обма-хивать ручки и щечки его, моя голубенька.
   Еще несколько женщин толпы спешили нарвать травяных "букетиков".
   Василий, указывая Василисе пальцем на Степана, "бубнил" ей о чем-то забавном. Степан и Василиса улыбались, слушали.
   Вдруг Василий крепко ударил ладонью себе по шее, прибив какое-то из насекомых.
   ...И продолжал свой (увлеченный) шепоток.
  
   Сергей, все еще озираясь, оставил за спиною общую часть деревни, при-ближался к домам на отшибе.
   Даже по лесной опушке, что уходила полукольцом налево, несложно бы-ло различить-увидеть, - дорога огибала их, исчезая где-то за белоснежным садом.
   Тропа, сокращавшая путь, была им обнаружена неподалеку от строений.
   Она шла мимо двух заброшенных, с полуистлевшими заборами изб и одного большого дома с кирпичной пристройкой, с новой железной (под черепицу) крышей и окнами на чердаке. Недолго думая, Сергей решительно направился по ней.
   Но, оказалось, на пути... "несложная" преграда. То было "контуром" из стоек-труб, забетонированных в землю, с приваренными к ним стальными полосами для забора.
   Обходить означенный "забор" Сергей не пожелал. Слегка пригнувшись, поднимая выше ноги, он пролез меж полосами, пошагал-подался по тропинке
   далее к другому металлическому, но уже покрашенному краской контуру.
   Справа по ходу он видел при этом несколько старых цветущих яблонь, средь них весьма удачно приютился покрытый старым рубероидом конь-ковый погребок...
   Но то, что он увидел далее, заставило его остановиться. Это - старый (топорной работы) стол на вкопанных в землю столбиках. Четыре, столь же примитивных, стула вокруг него.
   На столе стаканы, пара пустых бутылок...
   Две двухлитровые банки. В одной соленый огурец в рассоле...
   В другой - остатки красноватой жидкости: с малиной, с вишней, с дольками яблок.
   В полиэтиленовом пакете немного хлеба, пара кусочков сыра, хвост закопченой селедки. В тарелке, прикрытой другой тарелкой, квашеная ка-пуста.
   Сергей посмотрел на погреб.
   Замок на дверце его висел. Но дужка была не защелкнутой.
   В замочной скважине виднелся ключ.
   Обойдя с наружной стороны "забор", Сергей приблизился к фасадной части дома.
   Двери крыльца, кованых стальных ворот, гаража кирпичной кладки и даже калитка на палисаде были под навесными замками.
  
   Рядом с картофельным полем Никанор опять остановил процессию.
   Начиная с Игоря, он покропил ее, и, пошагав с крестом вдоль края поля, вновь торжественно провозгласил:
   - Во имя Отца и Сына, и Святаго Духа!..
   Но неожиданно остановился, повернулся вновь лицом к процессии, и по-просил:
   - Братия и сестры! При сих святых словах, прося у Господа влаги его небесной, не стесняйтесь, не ленитесь осенять себя крестным знаменьем! По-кажите Господу вашу искренность, усердие в молении!..
   И пошагав вдоль поля далее, воскликнул заново:
   - Во имя Отца и Сына, и Святаго Духа!.. (Продолжение указанной молит-вы.)
   Последовав за ним, толпа начала креститься.
   Как умел, стал "осенять себя крестным знаменьем" (скорбно-"страдаю-щий") Игорь, пребывавший в окружении все тех же стариков-старушек.
   Неуверенно Степан, косясь на Василису.
   Обескураженный Василий, все еще не уяснивший для себя, "с чего вдруг ему приходится это делать?"
   Леонтий - с ношей на плечах...
   Аленка левою рукою держалась за его вихрастый лоб. Другой - не уста-вала мельтешить "букетиком" перед его глазами, похлестать им по рукам, державшим ее тоненькие ножки в сереньких чулочках и того же цвета ту-фельках.
   Крестилась, легонько кланялась шагавшая поблизости (в сторонке от не-
   го) красавица с животиком... Собственно, она не обращала на Леонтия вни-
   мания. (Словно будучи под неким тихим светлым вдохновеньем, наряду с бледнолицым студентом Тихоном, с очкариком-юристом-агрономом и вете-ринаром и прочим престарелым умоленным людом, легко, уверенно, умело делала это и раньше.)
   Крестились москвички Лада и Алина, наблюдавшие (с улыбками) за по-ведением Аленки и Леонтия.
   Фатей со своей супругою Анфисой.
   (Вконец испуганный) Митяй...
   Пелагея идет с Леонтием рядом, негромко говорит ему:
   - Креститься, милый, нужно справа налево, а не наоборот...
  
   Сергей возвращается к столику. Он торопливо снимает с себя рюкзак, ставит его на один из стульев. Сумку оставляет на земле.
   Торопливо вынимает с проушин двери навесной замок, залезает в темный ее проем.
   Находясь под крышей погреба, он проворно поднимает дверцу западни, оббитую слоем войлока и еще каким-то мягким, пухлым материалом под ста-рой выделанной кожей (либо дерматином). Проверяет "стойкость" дверцы, предельно отклонив ее от вертикали в безопасную от падения сторону.
   Недолго думая, достает из кармана связку из пары (квартирных) ключей и (крохотного) сувенирного фонарика. Склоняется над черной пустотою лаза. В свете фонарика он видит весьма просторную бетонную кубическую яму. В ней на полу три ящика (пустых, без крышек: в былые времена для снега либо льда на лето), уходящую к полу лестницу с прочными ступеньками из древесины.
   Вдоль стен он видит полки. На них стоят (различные по объему) бутылки, банки, и в двух или трех из них (явно) что-то имеется. Их цвет заметно отличается на фоне остальных - пустых, бесцветных.
   Не медля больше ни секунды, Сергей спускается вниз...
   И в тот момент, когда ступает на нижний (последний) порожек лестницы,
   вдруг что-то будто хрустнуло под ним. Крышка погреба вдруг падает в свое брусчатое "гнездо, (тупо) щелкают скрытые в них запорчики.
   Тем же временем в яме был словно выключен свет. Лишь тонкий сол-нечный луч пронзает тьму погреба.
   Сергей (рывком, с немалой силой) жмет на дверцу западни руками, но та не подается.
   - Боже! Боже мой, спаси, помилуй! Да что же это? - в испуге восклицает он.
  
   Процессия, двигаясь по луговине, огибает угол поля. Направление ее пути
   теперь - три дома на отшибе.
   Игорь, по примеру стариков-старушек, в очередной раз начал было осе-нять себя крестным знаменьем. Уж коснулся было "перстами" ко лбу...
   Но в это самое мгновение (не раньше, не позже!) на его "скорбящую" фи-зиономию (облюбовав ее как наиболее удачную площадку) решил сесть сле-пень...
   И вместо того, чтоб продолжать свое священное деяние, Игорь тою же рукой был вынужден отмахиваться от назойливой зловредной мухи.
   При этом, при очередном ее подлете, он даже сумел от нее увернуться, подставив слепню вместо лица затылок. И тотчас взгляд его как будто замер, "онемел"...
   Женщина в блузке и фиолетовом брючном костюме, которую он вдруг увидел в "хвосте" колонны, не успевшей повернуть за поворот, тоже, словно увернувшись от какой-то мухи, постаралась скрыть свое лицо, чтоб было его не видно.
   Возвратившись в прежнее положение, Игорь снова, стараясь застать иду-щий объект врасплох, обернулся, чтоб взглянуть на "хвост" процессии.
   Голова симпатичной стройняшки бальзаковского возраста в фиолетовом костюме снова тою же секундой увернулась, пряча свое лицо. При этом "дама" тотчас удалилась, чтоб исчезнуть-затеряться средь участников про-цессии. И еще через какие-то мгновения ее мелькавший фиолетовый костюм можно было видеть среди тех же женщин, но уже на другой стороне колон-ны.
   Шагая далее средь стариков-старушек, Игорь более не обернулся, чтоб
   посмотреть назад. Но выражение его лица при этом не выглядит слишком уж скорбным. Теперь в нем можно различить-заметить неподдельный интерес к происходящему, его весьма неслабое ошеломление.
   Когда Никанор (уже вблизи дороги и домов, что на отшибе) стал окроп-лять "пред ним стоящих", он был немало удивлен сияющей улыбкой счастья, радости, неизъяснимой благости участника молебна Игоря.
  
   - Люди, люди! Кто-нибудь! Я в погребе!.. - взывает "к миру" Сергей. - Ка-ра-ул! Спасите!..
   Но разве только стоя возле столика и рюкзака на стуле можно уловить-расслышать жутковатый крик отчаяния, доносящийся из-под земли.
   Процессия, оставив дома на отшибе сзади, уходит по дороге в направле-нии деревни.
  
   - А когда перемена? - спрашивает Антонину Петенька.
   - Когда нас дядя Никанор отпустит, тогда и перемена, - отвечает та.
   - Колокольчик тогда мне дашь?..
   Лада и Алина, обернувшись, улыбаются и "строят глазки" Леониду. Но взгляд его по-прежнему влечет красавица на правой стороне колонны.
   Митяй, за спинами Фатея и Анфисы, перекрестив свое лицо, шагает с ви-дом провинившегося школьника. Тыльной стороной ладони он вытирает взмокший от пота лоб, испуганно косится на молящихся.
   Василий что-то все еще "глаголет" Степану и Василисе. Он вдруг надува-
   ет щеки, изображает руками (вернее - напряженно-скрюченными пальцами), что цепко что-то схватил и крепко потряс.
   Те слушают и улыбаются.
  
   Проходят мимо дома Степана, его магазинчика.
   Проходят мимо дома Василия с автомобилем около него.
   Колонна приближается к жилью Митяя с кустом сирени в палисаде около крыльца...
   И по мере прохода куста Фатей (в немалом изумлении) видит возле крыльца (уже нам известную) "бледную" бабку Евдокию...
   Старушка в темном платье, в скромном (синем) платочке на голове. В ле-вой руке ее... "молельный" посох с гнутой попереченкой по верху. Правой осеняет крестным знаменьем идущую мимо нее колонну.
   Следом за ним вдруг видит бабулю Митяй...
   Фатей обернулся. Он укоризненно смотрит Митяю в глаза, осуждающе качает головой.
  
   Церковка все ближе, ближе.
   На подходе к ней Игорь, несколько пригнувшись, вышел (влево) из тол-пы. И в той же "согбенной" позе спешит (почти бежит) по направлению к "хвосту" колонны.
   Процессия начинает сбираться-грудиться возле крылечка церковки. Ника-нор, отдав крест Тихону, обмакнул в ведре свой веник.
   Но когда Никанор не увидел пред собою Игоря в толпе (с него, как пра-вило, он начинал кропление), он даже несколько замешкался, не зная, кого же из участников процессии одарить на этот раз крещенской влагой первым.
  
   Тем временем Игорь уже позади симпатяжки в фиолетовом и тихо шепчет ей почти на ушко:
   - Светланочка, солнышко мое!.. Неужели - ты?
   Стройняшка вздрогнула и (несколько конфузливо, стыдливо) аж "вспых-нула-зажглась" лицом.
   - Братья, сестры! Во Славу Господа, моление закончено. Можно идти по домам, - провозгласил всем Никанор и прибавил: - По преданью, после крестного моления дождь должен быть не позднее завтрашнего дня.
   Леонтий снимает с плеч и ставит на землю Аленку. За ним, "играя глазка-ми" наблюдают Алина и Лада.
   Не глядя на Леонтия, уходит с какой-то тетушкой красавица с животи-ком.
   Блаженный Петенька говорит своей бабуле:
   - Теперь перемена?
   Василий по-прежнему что-то "толкует" Степану и Василисе.
   Под общий "галдеж" толпа начала расходиться.
   Многие зовут-приглашают друг друга в гости.
  
   Средь расходящейся толпы Светлана, Игорь... Неторопливо идут по до-роге вместе.
   Меж ними следующий диалог:
   - Все тогда случилось невзначай, спонтанно. Надумала тебе устроить ма-ленький подарок на прощание. Сам знаешь, на проводах немножко пьяная была. Ты был высокий, взрослый, симпатичный!..
   - А сегодня?
   - Годы не пощадили нас.
   - Ну, по тебе-то этого не скажешь! По мне, какой была, такою и осталась. Даже более похорошела!..
   - Ты всегда умел полебезить, подластиться...
   - Но ты же писала мне в армию почти три месяца? Какие были замеча-тельные письма!
   - Повстречала более веселого и прагматичного. Что сделаешь!
   - Счастлива?
   - Живем. В нашем возрасте мало тех, кто себя считает счастливым.
   Игорь (с сожалением) вздохнул.
  
   - Люди, ка-ра-ул! Спасите, помогите!.. - можно было слышать несконча-
   емый, теперь уже хрипловатый крик Сергея, находясь поблизости от погре-
   ба.
   Периодически он, что есть силы, бьет по западне оторванной от ящика доской. Но и этот звук ударов можно было различить-услышать, находясь не далее как на участке яблонь сада-огорода, столика со стульями средь них.
  
   - Не сомневаюсь, институт закончила, и - вне сомнения, педагогический?
   - Само собою разумеется.
   - И нет сомнений в том - литература, русский...
   - Естественно.
   - Наверно, ныне в ранге зама либо директора?
   - Ну... можно считать, что так.
   - Где проживаешь, если не тайна?
   - Считай, в Подмосковье.
   - Сегодня, часом, не с мужем?
   - Нет. Остался дома.
   - Как дети?
   - Сын. Женат. Живут в своей квартире, на хлеб не просят. Недавно удос-тоил званием "бабуля". Родилась девочка, назвали Людочкой. Уже полго-дика. Но сам-то, сам-то как? Слышала, стал писателем?
   - Есть что-то типа этого. По большей части - сценарист. Однако по рус-скому языку - как был лентяй и олух, так им и остался. Не могу усвоить досконально, как нужно строить предложения и ставить знаки препинания, - и все тут. До сих пор, на всякий случай, проверяющую приглашать приходит-ся.
  
   - Люди!.. Кто-нибудь!.. А-а-а!.. - что есть силы, кричит в темноте Сергей
   "Люди!.. Кто-нибудь!.. А-а-а!!!" - словно откуда-то дальнее эхо на участ-ке яблонь, столика и рюкзака на стуле.
  
   - А сам?.. Женат?
   - Не довелось. Хотя, признаться, небезгрешен. Бывает, нанимаю на не-дельку, на две без особых обязательств...
   - С чего ж столь хило?
   - Никак не найду такую, как ты.
   - Хм!.. Как прежде льстец. Ответ едва ль не "уникальный"!..
   Задумавшись о чем-то (давнем), помолчали.
   - По-соловьиному свистеть не разучился? Помнится, прозвище было твое "Соловей".
   - Представь, не разучился! Однажды даже досталось озвучивать соловья в одном из комедийных фильмов. Сошел за настоящего, меня хвалили.
   - Пожалуй, согласилась бы послушать знакомые с детства "трели".
   - На радостях, могу хоть здесь засвистеть-защелкать!
   - Что ты! Что ты!.. С ума сошел, что ли? Люди кругом! Какой "соловей"!..
   - А если... когда стемнеет? Не обидишься? Позволишь?
   - А что, попробуй! При этом - не факт, что выйду...
   - Но знать хотя бы дашь, что "надоело слушать"? К тому же я могу быть малость "подшофе"... А подшофе, на радостях, и время-то, порой, не усле-дишь, как пролетает. По мне - хоть до рассвета, Светочка!..
   - Ни разу тебя не видела пьяненьким! Наверно, смешной, забавный...
   - На чай, на стопочку не пригласишь?
   - Ни в коем случае!
   - Что так?
   - Сам знаешь, у нас в Ковалевке и бревна имеют глаза и уши. Ну, вдруг дойдет до моего ревнивца!.. Детективов сразу же наймет, чтоб срочно рассле-довать случай.
   Игорь с (величайшим) сожалением вздохнул.
   - Однако "трель" твою попробую дождаться. И постараюсь известить, что "хватит", - с улыбкой обнадежила Светлана.
   Она направилась к крыльцу, и Игорь провожал ее с обочины дороги "пе-
   чально-лучезарным" взглядом.
  
   В прихожей комнате дома - мать. Встретившись с ней глазами, насторо-женно спросила:
   - Ведь с Игорем Строевым шла, доченька? Слышала, он неженатый, стал богатым...
   - Не люб он мне, мамуль, - последовал (ледяной) ответ. - Не обижайся, возможно, я уеду завтра на обеденном, - снимая у порога туфли, прибавила она.
   - Садись, поешь. Щец из печи достать?
   - Пока не буду, мамуль. Лучше полежу с устатку. Голова немного разбо-лелась.
   Войдя в другую комнатку, она сняла с себя пиджак, (по шире) расстегну-ла воротничок рубашки... Села-легла на кровать.
   (С холодным выражением лица) смотрит вверх, на потолок, на висевшую по центру простенькую люстру.
   Слеза вдруг покатилась по ее щеке.
  
  
   Степанов дом с фасадной стороны. Из его открытых пластиковых окон, огражденных сеткою от комаров, словно из старых больших динамиков, громко раздается песня:
   Не прожить нам в мире этом,
   Не прожить нам в мире этом
   Без потерь, без потерь.
   За дорогой, на другом порядке улицы, несколько бабулек на скамейках подле палисадов, беседуя между собою, терпеливо слушают "концерт".
   Не пройдет, казалось, лето,
   Не пройдет, казалось, лето,
   Внутри (за окнами) - богатая, комната-зал. Огромный телевизор - около стены. На его (большом) экране в режиме "Караоке" возникают, перемеща-ются строки:
   А теперь, а теперь...
   Напротив экрана - стол, заставленный вином, различными закусками.
   Все четверо - по тыловую сторону стола, неслабо "подшофе". Генерал, прилично раскрасневшись, дергает в такт громкой музыке руками. Все смот-рят на экран, хором (с вдохновением) поют...
  
   И в сторону старушек из окон-"динамиков" вдруг "грянуло" их мощным хором на всю прилегающую округу:
   Листья желтые над городом кружатся,
   С тихим шорохом нам под ноги ложатся.
   И от осени не спрятаться, не скрыться...
   Листья желтые, скажите, что вам снится?..
  
   Лист к окошку прилипает,
   Лист к окошку прилипает
   Золотой, золотой.
   Осень землю осыпает,
   Осень землю осыпает
   Красотой, красотой...
  
   Вошла Василиса с кастрюлею в руках, поставила ее на стол. Принялась в
   свободные тарелки мужиков накладывать половником "жаркое".
   Степан, взяв пульт от телевизора, убавил звук.
   Василий встал. Он (с умиленьем смотрит на нее) берет со стола "стопарь" и, подражая голосу И.Шуфутинского, "загрохотал":
   За милых дам, за милых дам - мой первый тост и тут и там.
   Без милых дам, без милых дам, как день прожить, не знаю сам.
   Для милых дам, для милых дам, всегда я свеж не погодам
   И, если надо, жизнь отдам, за милых дам.
  
   Засматриваются на Василису и Василий, и Леонтий, и Степан.
   Она теперь в красивом шелковистом платье с брошкою на нем.
   - Ешьте, ешьте, мои любимые! Закусывайте лучше, - с улыбкой, отзыва-ется она. - Прошу не забывать, что "человек пьянеет не с того, что много вы-пивает, а с того, что плохо заедает".
   - Присядь-отдохни, Василиса! Порадуй нас, душа моя, хотя бы маленьким глоточком красного. Умаялась, поди, с закусками!.. - прогудел своим "шуфу-
   тинским" баском Василий.
   - Нет! Нет! Не невольте. Я пьяная такая несуразная и бестолковая. Отку-да только чего берется?.. - слышно старушкам на улице.
   - Пригуби, уважь компанию, красавушка моя, - просит ее Степан. - Не каждый день собираемся все вместе, - и неожиданно сказал: - А давайте помянем Виктора!
   - Только если помянуть, - соглашается Василиса.
  
   Она достает из серванта "стенки" (крохотную) стопочку, садится с ней на стуле у торцовой стороны стола со Степаном рядом.
   - Святое дело помянуть!.. - вздохнул Василий, наливая ей из бутылки с этикеткой "Итальянский вермут".
   Мужчины взяли "стопари", Василиса - стопочку.
   - Давайте помянем стоя, - предложил Степан.
   - На помин души не стаканются, - шепнул Василий Леонтию, увидев, что тот подает стопарь, чтоб чекнуться.
   Все встали.
   - Пусть земля ему будет пухом, - сказал свое слово Игорь.
   Дальше было время скорбной поминальной паузы...
   - Досталось испытание отцу и матери!.. - всплакнула одна из старушек. (Закивали в знак согласия все остальные). - Не всякому по силам вынести сей крест.
   - Степану, Степану-то каково! Души не чаял в сыне своем. Не парень был
   Виктор - золото!..
   - Ой, девоньки, девоньки! На все воля божия.
  
   - Люди, люди, кто-нибудь! Спасите! А-а-а!.. - можно слышать крик и жу-тковатое рычание, находясь поблизости от погреба. А затем - остервенелый
   звук ударов чем-то твердым снизу в дверцу западни.
  
   Выпив, Василиса поскорее оставляет стопку и, смахнув рукой с ресниц слезинки, торопится скорее закусить.
   Ставят пред собой на стол свои пустые стопари мужчины, берутся за вилки-ложки...
   - Как случилось-то с Виктором? - интересуется Леонтий.
   Василий с Игорем тоже были согласны послушать и закусывали молча.
   - Ужасней не придумаешь!.. - хотела было начать Василиса.
   Но угрюмо продолжил Степан.
   - Минут за двадцать до Нового года у нас погас свет. Зажгли свечу, посмотрели пробки: они оказались исправными. Он схватил фонарь, куртяш-ку - и на улицу. Нам только и крикнул: "Я на одну секундочку. Взгляну, не с проводами ли чего на вводе". Через минуту я за ним. Да опоздал...
   И продолжал:
   - В тот вечер случилась оттепель. Мулил, накрапывал дождь. К полуночи - стал ледяным: ветки толщиной со спичку были до двух сантиметров. Березку, которую он посадил еще в младенчестве, согнуло до земли. Она-то и легла на провода своею тяжестью.
   И помолчав, прибавил:
   - Уж лучше бы нам выйти вместе!..
   - О, ужас! - тихо произнес Леонтий.
   - Ужас! Настоящий ужас! - соглашаются Игорь с Василием.
   - Степан, ты что? Побойся Господа, заявлять подобное! Грех ведь бе-решь на себя так думать! - воскликнула с испугом и обидой Василиса. - Жить надо!.. Работать по мере сил и возможности. Ведь столько людей в деревне под нашей с тобой опекой. Молиться чаще нужно утром за упокой сынка!
   - Верно, верно Василиса бает! - соглашаются с ней старушки.
   Еще одна (немая, тягостная) пауза молчания.
   - А не сходить ли нам, мужики, на кладбище? Не помянуть ли Виктора там? - сказала вдруг Василиса.
   - Давайте сходим-навестим, - встал из-за стола Степан, слегка повеселев. - Возьмем с собой бутылочку, немного закусить, - И, тронув Василису за плечо, сказал: - Не забудь захватить стаканчики.
  
   Теперь уж впятером, они (гуськом) шагают между грядок сада-огорода к залуженной картофельной меже; идут по тропке меж борозд по направлению к калитке и (уже известных нам) строениям Степана.
   Леонтий - снова с черной сумкою с вином, закускою. В руках Василисы - цветы.
   И вскоре (уже гурьбою) идут по торной "машинной" дороге к недальнему "колоку" редкого большого леса посреди лугов.
   - Почему, Василиса, молить за упокой необходимо непременно утром? - спрашивает Леонтий.
   - Бабули говорят, вечерние молитвы бесполезны, - отвечает та.
  
   Подходят к старым (покосившимся) воротам кладбища, давно уж не име-ющим забора.
   - Нелишне бы сделать заново, - говорит Василиса Степану, кивнув на них.
   - Напомни, не забудь, мне послезавтра, - последовал ответ.
   Опять гуськом идут между могилок. Многие из них - давно заросшие травою холмики. Средь них - то здесь, то там (давно уж безымянные) старинные гробницы, памятники из серого (беловатого) камня.
   Довольно броско отличаются захоронения времен социализма. Кресты на них, как правило, из арматурных (поржавевших) прутьев. Либо сварено (до-статочно топорно) из металла нечто вроде плоских (совершенно одинаковых) параллелепипедов. Нередко они - с поржавевшей звездой на шпильке на верхней их плоскости.
   Но среди них уже немало современных. Гранитной крошки, мрамора, ли-того пластика. С прямоугольными гробницами в цветах. Многие могилки окружены красивыми стальными загородками. Столики, скамейки возле них. И даже с дорогою плиткой "по земле" между могилками, скамейками.
   Именно к одной из таковых ведет Василиса мужчин. На ярко-черном мра-море обычного (традиционного) размера - изображение красавца-парня. Он полон сил, энергии - и что-то очень живое в нем. В глазах спокойствие, не-малые надежды, уверенность в своей судьбе.
   (На одном из кладбищ Меленковского района есть памятник молодому человеку, про-изводящий исключительно глубокое впечатление.)
   - О, ужас! - увидев изображение, - не сдержал эмоций-чувств Леонтий.
   - Ой, ужас, ужас!.. - остолбенев, изрек Василий.
   - Здесь что-то более чем ужас! - в волнении сел на скамейку Игорь. - В изображении есть нечто из присутствия покойного пред нами. Он смотрит, видит нас, следит за нами!
   - И я говорю, что ужас, - уныло подытожил диалог друзей Степан. - Та-кие вот дела.
   Василиса сменила в вазе цветы, зажгла стоявшую рядом лампадку.
   - Царствия тебе небесного, сынок! - трижды покрестилась, поклонилась в сторону изображения она. Прикоснулась рукою к земле, что в рамке гробни-
   цы, положила к памятнику конфет.
   - Таинство вот еще в чем!.. - сказала она. - В ночь после поминального сорокового дня он мне приснился. Сказал, что "мне тут хорошо". Но просил почаще приносить конфет.
   - И есть другое не менее странное обстоятельство, - наливая из бутылки в стопочки на столике, прибавил Степан. - Вы, наверно, помните, наш род Гордеевых был прозван "Хомутами". Наши прадеды нам завещали "при рож-дении ребенка обязательно "просаживать" его через хомут. Дочерей-то мы просадили, а Виктора не получилось. Я в то время работал на Севере; не-сколько о том забылось, а затем - уже не пролезал. И на тебе!.. Пожалуй, вина на мне, мужики. Нужно было бы позвонить, послать телеграмму. Завет предков следовало исполнить, - он взял со столика свой стопарик первым.
  
   Лист к окошку прилипает,
   Лист к окошку прилипает
   Стол в зале Гордеевых, по-прежнему, заставлен "горячительным", обиль-ною закускою. На экране - строчки Караоке:
   Золотой, золотой.
   Осень землю осыпает,
   Осень землю осыпает
   Красотой, красотой...
  
   Листья желтые над городом кружатся,
   Грянуло из окон их общим (вдохновенным) хором:
   С тихим шорохом нам под ноги ложатся.
   И от осени не спрятаться, не скрыться...
   Листья желтые, скажите, что вам снится?..
  
   Пение закончено. Василий наполняет "стопари"... И - "пару капель" в стопку Василисы.
   - Лада и Алина Пчельника к старшим очень уважительны. Родителей не забывают навещать, - информирует Степан Леонтия. - Но у нас считаются девчатами "озорными". Слышал, если на кого-то из парней свой "глаз поло-жат", улыбнутся-подмигнут ему - считай, что бедолага их.
   - Ничего себе, лихачки! - взяв на вилку ветчины, прикинулся удивленным Леонтий.
   - Невелика цена подобным достижениям, - немножко захмелев, сказала Василиса. - По мне, любая женщина, если уж "глаз положит", получит кого захочет.
   - Хм!.. - многозначительно хмыкнул Игорь.
   - Хм! - следом за ним, Василий.
   - Не ревнуешь ли, Василиса? - с обворожительной улыбкой, откликнулся в адрес супруги Степан.
   - Еще чего не хватало!.. - зарделась та.
   - А та красавица, что беременна... - продолжал Леонтий. - Тоже "моск-вичка" из местных?
   - Зовут ее Лариса. Дочка Маруси Лезовой. У нее своя, довольно любо-пытная история, - вздохнул Степан. - И умница, и редкой красоты! Всегда доброжелательна, приветлива! И ягодница, и грибница - соревноваться с нею не берись. Слышал, в травках стала что-то понимать. Умеет заговаривать ангину...
   - Умеет, умеет! Это точно, - поддакнула Василиса. - И зубы, чтоб не бо-
   лели.
   - Без сережек, без колец, - выспрашивал Леонтий, продолжая жевать-за-кусывать. - Не замужем, что ли?
   - Желающих-то много. Да недоступна...
   - Но беременна?
   - Возможно, кто-нибудь снасильничал. Лесная девка-то. Мать, родня уп-рашивают, чтоб призналась. Обещала побожиться пред иконами с рождени-ем дитя. Через неделю якобы повезут в роддом.
   - А что ж, с пятерками, не в институте?
   - Здесь-то и заковырка. Более двух лет прошло, как врачи признали что-то с головой. Внешних признаков никто не отмечает, а вторую группу дали. На
   пенсии она.
   - Да-а!.. Вторую группу без причины не получишь, - вздохнув, "плеснул" себе в стопарь Леонтий.
   Заодно "плеснул" Василию, поскольку в "стопаре" его было слишком уж маловато.
   - Ох, судьбы, судьбы людские! - заметил Игорь. - Живешь, как на горе, как на отшибе... Ничего не ведаешь, не знаешь. Только улица перед тобой, да нескончаемый поток прохожих.
   Задумавшись "всяк о своем", секунд с пяток все (с "философским" выра-жением физиономий) помолчали.
  
   Я стою волнуясь, в телефонной будке,
   Телефон твой где-то мне нашли друзья.
   Старинный магнитофон-"кассетник" (видно через стеклышко - колесики кассеты крутятся) около колодца на перевернутом вверх дном ведре.
   На перевернутой вверх дном железной бочке вино и закусь.
   На дымящемся мангале - шашлыки. Занимается процессом их поджарки Игорь.
   Но песню поют-"исполняют" все вчетвером.
   Василий - в роли дирижера. В правой руке его - вилка с долькой колба-сы. В левой - луковица с перьями.
  
   Набираю номер, здравствуй, Незабудка!
   Так всю жизнь хотел бы звать тебя лишь я.
   И... общий хор припева (в т.ч. над прилегающей поблизости округой):
   Незабудка, незабудка, иногда одна минутка,
   Иногда одна минутка значит больше, чем года.
   Незабудка, незабудка, в сказке я живу как будто,
   И тебя, я незабудка, не забуду никогда...
   (П р и п е в: повторяется дважды.)
  
   - Ну, а в данный момент... по весне, на чем, так сказать, зарабатывате? -
   наполняя "понемногу" в стопари, интересуется Леонтий.
   - В настоящий момент, разумеется, пора глухая. Но ничего, не голодаем. На хлеб, на масло получается, - закусывая, говорит ему с Василием Степан. - Торгуем смётанкой, творогом, сырами. Различные соленья с леса, с огородов запасаем всей деревней для продажи на зиму. Закатываем в банки варенья, компоты, соки... Благо яблок, груши, черники, земляники, клюквы в наших краях предостаточно. Как ни странно, но в ходу сейчас наша квашеная ка-пуста, нашенская помидора в банках... Соленые лисички, грузди, волжанки, сушеный белый гриб. Ныне ходом пошли... сморчки. Вот-вот пойдет черни-ка, земляника.
   - У нас, дорогой Леонтий, есть точка на рынке у вас, в Москве! - приняв
   от Игоря шампур с шашлыком, продолжал Степан: - Порой покупатели зво-
   нят, когда будет тот или иной товар, и мы сообщаем.
  
   Незабудка, незабудка, иногда одна минутка, -
   снова, не сговариваясь, (разом) хором поддержали песнь все вчетвером:
   Иногда одна минутка значит больше, чем года.
   Незабудка, незабудка, в сказке я живу как будто,
   И тебя я, незабудка, не забуду никогда.
  
   - Друзья, друзья!.. - привлек к себе внимание присутствующих Игорь. - У меня составлен план мероприятий отдыха. На сегодня в списке посещенье Софьюшки - не дольше двух, двух с половиной часов. Дойдем?
   - Дойдем!..
   - Дойдем! Не мужики мы, что ли?..
   - Дойдем, - соглашается Леонтий с тем выражением лица, когда не веда-ют, не представляют, что предстоит испытывать в ближайшем будущем. Но поддержать компанию все одно придется.
   - Затем нам предстоит решить, как поступить нам с "уважением родни, соседей". И сразу же - вечерняя рыбалка удочкой... на интерес.
   - Какой?
   - Какой?
   - Пока секрет. Потом узнаете...
   - И далее - наш крепкий (богатырский) сон часов до восьми утра.
  
   И вот все вчетвером в пятнистых "рыбацких" костюмах, идут по лесной (с завалами) чащобе. При них - два топора и две мотыги... Знакомую черную сумку, помимо мотыги, несет Леонтий.
   - 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99... 100! - считает Василий. Встав, и вытирая
   кепкой голову-лицо от пота, подводит общий итог подсчета: - Две тысячи двести.
   - Осталось, примерно, триста-четыреста метров, - заявляет Игорь.
   И снова счет шагов:
   - 5, 6, 7, 8 ,9...
  
   Бывший "Ефимовский" дом на отшибе.
   Меж яблонь - столик, стулья, погреб. Рюкзак на стуле. На земле, подле стула - сумка.
   И тишина вокруг. Ни стука, ни крика, ни стона...
   Разве, что... ворона каркает неподалеку.
  
   - 96, 97, 98, 99... 100, - снова вытирает пот Василий.
   - Все, далее идти нельзя, - сказал нерешительно Игорь.
   - Говорю, заплутались мы!.. Куда идти? В какую сторону? - сокрушается Степан.
   - Солнце - со спины! Шли точно прямо от "барской березы" до "пьяной" сосны-рогатки! - не в шутку испугавшись, оправдываются Игорь и Василий. - Куда исчезло-то все?
   - Сдаетесь? Ну, недотепы вы!.. - возмущается Степан.
   - Сдаемся, - неохотно соглашаются Василий, Игорь.
   - Вы не учли, что вырос, сделался взрослым лес! Луга усадьбы-то давно уж заросли. Указать в какую сторону идти или будем стоять на месте?
   - Да, да! Конечно!..
   - Сворачивайте вправо и малость назад. За ельником увидим дом.
   Пошли направо.
   ...- Берите пример с меня, - забрюзжал он на друзей, пробираясь вместе с ними через ельник. - Уж если я какое дерево в лесу увидел, считай, запом-нил его навсегда.
  
   - О-бал-деть! - замер-воскликнул Леонтий, восхищенный (ветхой, молча-ливой) красотой старинного барского дома, заросшего непролазным лесом. И помолчав, прибавил: - Здесь прямо-таки пахнет вечностью и кладами!
   - Может и есть, но они не наши. Многие искали, не нашли, - сказал Василий.
   - Нужно было поискать с металлоискателем.
   - Приезжали с ним какие-то с бородками. Бесполезняк полнейший, - от-кликнулся Степан.
   Полезли далее сквозь чащу смешаного леса...
   В тени деревьев круглая кроха-полянка метров на пять, на шесть.
   Старинный серый памятник на ней с красивым ангелочком сверху. Под ним тяжелая плита-гробница, давно уж вросшая в землю. Но все еще разли-чимы надписи: "Дата рождения - дата кончины". "Дочке Софьюшке - от безутешных мамы, папы". Чуть ниже - "Умерла от укуса гадюки". И еще немного ниже что-то вроде малого стишка: - "Ты, оставив нас, ушла домой навечно. Мы же - все еще в гостях".
   Леонтий хотел было высчитать возраст покойной, сличая даты. Но Игорь сказал:
   - Ей было шестнадцать лет. Умерла в день своего рождения.
  
   Друзья мотыгами и топорами срубают траву, кусты-"молодняка", вплот-ную подступившие к захоронению.
   Василий вытирает пот с лица и шеи. Могилка приняла достаточно ухо-женный, приятный вид.
   Игорь кладет на плиту два каких-то лесных цветочка, пару конфет и гово-рит, глядя на ангелочка:
   - Вот и навестили мы тебя, Софьюшка! Уж прости нас с Василием, что не были здесь столько времени.
   У них в руках стопарики и по кусочку ветчины. Их сумка - на земле, меж
   ними. Она - чем-то вроде подноса. На ней бутылка, "контейнеры" из плас-тика с закускою.
   - Не чокаясь, - говорит Василий Леонтию.
   - В память о покойных не стаканются, - соглашаются Степан и Игорь.
  
   На экране движущийся текст и музыка.
   А теперь, а теперь...
   Сидя за столом (с вином, закусками), старательно выводят мужики, и с ними Василиса:
   Листья желтые над городом кружатся,
   С тихим шорохом нам под ноги ложатся.
   И от осени не спрятаться, не скрыться...
   Листья желтые, скажите, что вам снится?
  
   Закончив дирижировать, Василий (молча) выбирается из-за стола, едва ль не бежит к Василисе. Галантно встав пред нею на колено, целует ей руку; затем - вторую. И (столь же молча) внезапно уходит назад.
   - Я, выпивши, такая несуразная!.. - оправдывается та.
   - О, ужас-ужас! Да что же это?.. - тяжко вздыхает Степан, задумавшись о чем-то своем.
   - Степан, я мать!.. И то не выставляю горе напоказ, - строго ему говорит Василиса. - Нельзя же так! Вздохом горе не исправишь! Два с половиной года почитай прошло.
   И, обращаясь к гостям, прибавила:
   - Недели три назад мне снился Виктор. Велел ему сказать, чтоб столь не сокрушался. Меня просил не плакать более о нем. Иначе горестно ему от наших слез становится. А он, - кивнула на Степана, - знай, все твердит: "О, ужас, ужас!.." Нельзя же так! Ведь параноиком можно сделаться.
  
   - Друзья, друзья, прошу внимания! Дальше запланирован у нас поход к родным и близким, - вилкой постучав по стопарю, с тетрадным листочком в руках, поднялся Игорь. - Но тогда останется нам мало времени для рыбной ловли, мы можем не успеть сварить уху. В этой связи есть предложение. Не выставить ли нам на улице столы с вином, закуской? С чайком, конфетами?.. Так называемый - "фуршет". И с помощью Степановой сигнализации соб-рать всех нашенских, чтоб необидно было никому, что не пришли к ним в гости. Пусть примут по стопарику, съедят по бутербродику без нас. Так сэко-номим около полутора, а то и двух часов.
   - А что? Идея, в общем-то, имеет здравый смысл. Вынести столы-скамей-ки не столь уж большая проблема, - секунд с пяток (как следует) поразмы-шляв-подумав, соглашаются Степан с Василием.
   - Василиса, как насчет мероприятия? Организуешь? Справишься? - с об-ворожительной улыбкою кладет на ее ладонь свою большую "пятерню" Сте-
   пан.
   - А где? В каком конкретном месте поставим столы? - все еще стремясь сообразить о чем-то важном, спрашивает Василий
   - Разумеется, поближе к магазину, - отвечает Игорь.
   - Почему непременно там, а не подле наших с тобой домов?
   - Ну, ты тупо-о-ой!..
  
   Замедляя (то и дело) скорость на неровностях дороги, по безлюдной Ко-
   валевке движется кортеж "крутых" иномарок. На первой - пара золотых ко-лец на капоте перед лобовым стеклом - красавица-кукла в белом (кружев-ном) наряде. Остальные - с лентами, букетами цветов. Из открытых окон "главной" (с кольцами и куклой) можно слышать музыку (более похожую на равномерный стук обо что-то плотное, упругое - словно молотком по шине колеса тяжелого автомобиля).
   Кортеж миновал дома на отшибе. И, проехав трафарет с названием дерев-ни, неторопливо скрылся за "колхозным" садом.
   Пред мостиком через реку из "легковичек" вышли молодые люди в свет-лых праздничных одеждах. Жених с невестою (стараясь поскорей) прошли по мостику через реку - там дожидались нужного сигнала.
   Но вот "оператор", державший на плече видеокамеру, скомандовал: "По-шли..."
   Жених (немедля ни секунды) взял на руки невесту, донес ее до середины мостика. Там они привесили к стойке перил замок, закинули в речку ключ.
   Многие из остальных снимали процедуру телефонами, смартфонами.
   Жених взял вновь невесту на руки, пошел по направлению к снимающим.
   Закончив съемки, все уселись по своим машинам, закрыли дверцы.
  
   Тем временем в д.Ковалевке имели место любопытные события.
   Меж домом Игоря и магазином (поближе к магазинчику) были накрыты
   столы. На них вино, холодные закуски, самовар, большой заварочный чай-ник, банка с растворимым кофе. В обилии - бананы, стопки, чайные чашки с
   блюдцами, вилки, чайные ложки.
   - Ну-с, проверим-ка боеготовность жителей, - в присутствии друзей ска-зал Василий, нажав тревожную кнопку.
   Сами виновники торжества были "в полной боевой". Отличие их было
   только в том, что на троих имелись легкие полусапожки. А на ногах Васи-лия - большие сапоги-болотники. У каждого - по удочке, сачок. А вместо рюкзака, в руках Леонтия (привычная) черная сумка.
   Гуськом (не торопясь) спустились со Степанова крыльца. Василий гово-рит Степану:
   - Слышь, Гордей! Помнишь "Соловей" сказал, что "отдал все, до послед-ней копейки". А сам дал Василисе в магазин еще семь тысяч. Вот и верь ему после этого! Точно говорю, есть у него еще. Отбери у него остальные.
   Слушая его, Степан снисходительно улыбался.
  
   - У-у, предатель!.. - отозвался Игорь.
   Гурьбой они подошли к воротам. Уж кто-то взялся было за калитку, как Степан остановился и спросил:
   - Мы ничего не забыли?
   - Нет, как будто. У нас все в рюкзаках, - последовал ответ.
   - Лаврушку взяли?
   - Взяли, взяли. У Леонтия в сумке.
   - А растительное масло, перец, соль?..
   - Есть. Положили.
   Перешагнув подворотню, все вышли за ворота, защелкнули за собою дверь...
   И - опа!.. Подле столов было весьма многолюдно; и кто-то, увидев их, уже успел воскликнуть:
   - Вон они! А вы говорили: "пьяные... навряд ли выйдут".
  
   Свадебный кортеж, проезжая через Ковалевку, был немало изумлен вне-запной, неожиданной картиной.
   Довольно плотная толпа и женщин, и мужчин всех возрастов стояла несколько поодаль от дороги...
   И каждый из присутствующих в ней имел предмет, не поддающийся ни логике, ни разумению. То были ведра, багры, лопаты, ружья, крепкие дуби-ны. У древних (неуклюжих) стариков, старух клюки и можжевеловые палки. У четверых, в камуфляжной форме - сачки и удочки.
   Толпа при всем при этом с любопытством наблюдала за кортежем.
   Те же, кто проезжал в кортеже, - за толпой...
   Почти у всех "у свадбишных" (и у водителей) немного были приоткрыты рты.
  
   Еще совсем немного времени спустя, в толпе уж кто-то был с намерень-
   ем "запеть". Но был оставлен без поддержки остальных.
   Митяй находился в кругу известной нам "четверки в камуфляжах" и, пое-дая бутерброды с сыром, колбасой, с серьезным видом знатока-специалиста, рассказывал:
   - На реке вам нынче делать нечего. Утром был - там ни одной поклевки. Пробовал и на Букле, и на Обрывах, и подле родника, и на Широком плесе, - балда полнейшая! Мой вам совет, не полениться - дойти до озера Переливы. Всего-то - километра полтора: как раз успеете "на зорьку". Там вы будете с рыбой. В нем окунь, плотва. Поклевывать начал карась... Крупный, граммов по триста, четыреста.
  
   Все четверо спешат по тропке меж больших деревьев и кустарников.
   - Нам, главное, штук пять поймать, успеть набрать дровец, да заварить ушицу, - сказал Василий.
   - Нам, главное, чтобы клевало! - поправил Игорь.
  
   Но вот впереди, за кустами, просвет - и озеро!.. Ярко-золотое солнце, от-ражаясь на его поверхности, зависло вдали над лесом.
   Подошли к воде.
   - Смотри-смотри, наблюдай, Леонтий!.. - в восторге воскликнул Василий. - Какие здесь у нас великолепные места.
   - Действительно, пейзаж неповседневный! - с ним согласился Игорь, разматывая удочку.
   - У нас, друзья, пренеприятное известие, - с "унынием" сказал Степан.
   - Ой, не пугай! Чего такое? - воскликнули разом Василий с Игорем.
   - Мы позабыли червей.
   Была (довольно длительная) пауза молчания.
   - Давай, Леонид, доставай из сумки, - первым вздохнул-отозвался Игорь, сматывая удочку.
  
   Поздний вечер этого же дня.
   Леонтий и Василий улеглись в постелях, но еще не спят.
   - И все же заметь, Леонтий, - говорит (мечтательно) Василий, - какой был у нас сегодня живой, насыщений день. Сколько было всевозможных впе-чатлений. Пешком сумели одолеть не менее десятка километров!.. А зарю!.. Зарю, какую видели над озером!..
   Вдруг дальняя песнь-"страдание" достигла с улицы ушей обоих.
   - Чу! Чу!.. - прислушался Василий. - А это - вообще святая благодать: прелюдия майской ночи! Эх, Игоря бы сюда: он выразил бы эту мысль по-лучше.
   И по мере приближения "страданий" к дому, продолжал:
   - Ты заметь-прислушайся, какие голоса! Пожалуй, Лада и Алина - дочки Пчельника. Помимо красоты и легкой, светлой глубины звучания, отметь в них изумительный, различный по оттенкам, консонанс. Их идеальную гармо-нию присутствия в соотношении с ночной природой, с небом! Об этом тебе заявляю, как знающий и понимающий такие вещи! Как батька сына-флей-тиста, уехавшего за рубеж на конкурс. Так бы слушал и слушал целыми днями их дивное пение!
   Песнь меж тем ушла куда-то далеко за магазин, за дом Степана - и стала для ушей недосягаемой.
   - Ладно. Спокойной ночи, майор, - со вздохом сожаления сказал Васи-лий, повернувшись на бок.
   - Приятных снов, товарищ генерал. О песне вами замечено верно. Не-много что-то даже тронуло в груди, - согласился с ним Леонтий, улегшись на живот.
   Но спустя (недолгую) минуту, вдруг оба снова повернулись на спину и генерал сказал:
   - Нет, нет. Идут опять.
   - И песня новая, - поддержал его слова Леонтий.
  
  
   - Что сделаешь, майор!.. - вздохнул Василий. - Ведь май на улице. Весна!
   В эту пору, друг ты мой, как говорится, "щепка на щепку лезет..." Ты, часом,
   не знаком с рассказом Ги де Мопассана "Лунная ночь"?
   - Не довелось, товарищ генерал.
   - Прочти обязательно. Сразу поймешь, что такое лунная ночь.
   - Попробую, товарищ генерал.
   - Ой, девицы-волшебницы! Ой, молодцы - какие голоса! Конечно, Лада и Алина! Больше некому. Слушай, слушай, Леонтий, сейчас будет припев этой,
   мною любимой, песни...
  
   Звук песни вновь исчез-растворился в ночи.
   - Ну-с, спать-спать, Леонтий. Спокойной ночи! Степан сказал, подъем устроит в восемь.
   - Приятных снов, товарищ генерал.
   - Давай, майор, опять условимся - без званий. Забылись что-то мы.
   - Слушаюсь, товарищ генерал.
  
   Но - снова песнь на улице!..
   - Майор, тебе не показалось, они от нас уходят не далее как метров за сто, за сто пятьдесят? - прислушавшись к ночи, сказал, уже всхрапнувший было, Василий.
   - Похоже. Далеко отсюда не идут.
   - Не по тебе ли, часом, изливают душу?
   - Да ну вас, Василий Егорыч!..
   - Постой, постой! Степан ведь что-то говорил тебе об этом. "Уж если им кто приглянулся, уж если они улыбнулись да подморгнули кому-то"... А ты
   ему сказал: "Ух, какие они лихие". Майор, они тебе случайно не моргали?
   - Не замечал, товарищ генерал. Нам, быть может, прикрыть окно, оста-
   вить форточку?
   - Да как же мы уснем в такой духоте?
   - Тогда вся надежда на то: быть может, надоест бродить, страдать. При-
   дется потерпеть. Поделать все одно мы ничего не сможем.
   - Давай потерпим.
  
   Игорь (в темном дорогом костюме) крадется вдоль забора, ловко пря-чется в кустах сирени подле палисада уже знакомого нам дома.
   Он с нетерпеньем ждет полуночи, посматривая (то и дело) на часы.
   Вот, наконец-то, стрелки совместились на 12-ти...
   ...И под распахнутым окошком (за комариной сеткою) вдруг засвистел-за-щелкал "Соловей".
   Светлана - не спит, сидит у окна. На ней (различимо) красивое темное платье, на столе - будильник. Скупая, одинокая слеза стекает по ее щеке. Но выражение лица - спокойное, железно-волевое.
   Над циферблатом часов время от времени она включает подсветку. Про-шло уже семь или восемь минут ее (сурового) "жестокого" безмолвия.
  
   Василиса (сладко) спит, обняв Степана. Но сон ее "напарника" некрепок и тревожен. Временами он тихо стонет и даже (нервно) мотнул головой, за-тем отмахнулся рукой, словно от наваждения. Лоб его вдруг покрывается потом; открыв глаза, он рывком приподнимается в постели, опершись на ру-ки.
   - Ой, ужас, ужас! - звучат его "привычные" слова.
   - Степан, да что с тобой? - в одно мгновение проснулась Василиса. - Нельзя же так! Пора привыкнуть, примириться с горем. Ты прямо-таки стал меня пугать. Не забывай: уныние - тяжкий грех! Все: успокойся, мой люби-мый. Ужаса более нет. То было всего лишь сном.
   Она потрогала ладонью грудь Степана. Неторопливо, крадучись, залезла на него...
   И тем же самым временем была уже под ним, в его объятиях.
  
   - Майор, сдаюсь!.. Вне всякого сомнения, причина - ты. Давай, дружище, выручай! Сходи, спроси у этих "сирен", у этих бестий, "чего им надобно?" Ублажь их, на худой конец!.. Ты парень сильный, волевой. Подумай сам: всю ночь спать не дадут - не выспимся!..
   - Схожу-попробую усовестить, "шугнуть" отсюда, товарищ генерал.
   - Сходи-сходи... Удачи, дорогой! Веди их отсюда куда подалее.
   Майор, не торопясь, оделся. Подумав, пистолет оставил под подушкой.
   Стараясь не шуметь, в носках, неся полуботинки, на цыпочках, прокрал-ся по коридору. На скамейке крыльца обулся...
   И выйдя на "асфальт" дороги, вразвалочку, неторопливо пошагал по на-
   правлению к певуньям.
   Лада с Алиной, увидев его, немедля прекратили петь, решительно пошли навстречу.
   И не успел Леонтий их попробовать усовестить, они уже успели взять его под ручки и едва ль не в унисон одна с другой сказали:
   - Все!.. Теперь ты от нас до рассвета никуда не денешься.
   По-кошачьи ласково они коснулись головами плеч Леонтия и торопливо повели его по направленью к церковке.
  
   На будильнике 12-25.
   Светлана встала, подошла к оконной сетке, негромко сказала:
   - Спасибо, Игорь, хватит. Петь соловьем, действительно, не разучился. Будто в прошлом побыла. Ты извини меня.
   - Светланочка, быть может, выйдешь ненадолго. Так хочется с тобой по-говорить, послушать твой певучий голосок! Когда еще доведется-то? И дове-дется ли?..
  
   В окне (недолгое) молчание, и неожиданный вопрос:
   - На улице нет никого?
   - Были Лада и Алина. Но песен их больше не слышно.
   - Сейчас оденусь, выйду.
   - Быть может, тем временем мне снова попеть-пощелкать?
   - Не нужно, Игорь. Вполне для меня достаточно.
  
   Тою же минутою Светлана была на крыльце. А еще немного времени спустя она, на пару с Игорем, шла по "асфальту" той же темной улицы и тоже по направленью к церковке.
   Ни огонька вокруг! Лишь на столбе над магазином тускло светит "сторо-жевая" лампочка, да где-то за лесом взошла-появилась луна, слегка осветив-шая небо.
   - "Соловьем залетным" здесь сегодня или погостишь недельку? - гово-рит Светлана.
   - Мог погостить бы, если... - следует ответ. - А ты?
   - Утром нужно уезжать.
   - На "маршрутке" или на такси?
   - Наверно, на такси.
   - Проводить у меня не получится?
   - Ни в коем случае!
   - Жаль. Но что поделаешь. Быть может, с нами? Мы - завтра, поближе к вечеру.
   - Нельзя.
  
   Неожиданно на фоне света лампочки над магазином возникла группа "те-ней"-силуэтов. По центру - стройный, высокий крепыш, по сторонам угады-
   вались девичьи фигурки.
   Скрываться-прятаться в ночи было уже бессмысленно. Пришлось здоро-ваться.
   - Здравствуйте, тетя Светлана!
   - Добрый вечер, девочки! Гуляете?
   - Ночь очень хороша! Не спится.
   - Ночь, действительно, великолепна.
   - Привет, Леонтий! Не спится тоже? - воскликнул Игорь.
   (В недоумении пожали руки.)
   - Куда же денешься. Приходится.
   - Удачи Вам, тетя Света.
   - Вам тоже, девочки.
  
   - Попались мы, Игорь. Слушок теперь по деревне пойдет, - сказала Свет-лана, когда ушли "от места встречи" чуть подалее.
   - Это я виноват во всем! Не разведал все как следует, - сокрушается Игорь.
  
   - Не ты, а случай. Теперь уж ничего не сделаешь.
   И, помолчав, спросила:
   - А верно, что Леонтий сын Василия?
   - Приятель. Приехал с нами на экскурсию. Представь себе!.. Человек не бывал в деревне.
  
   - Вот видишь, Леонтий, и тетя Света... с вашим другом Игорем!.. - сказала Лада.
   - Идем-идем, голубенек, скорее, - говорит Алина. - Терпеть становится невмоготу...
   Они приводят его во двор, к сараю. К лестнице на сеновал. И говорят:
   - Залезай наверх, Леонтий! Не покаешься. Бояться нас тебе не следует.
  
   Тем временем известная нам парочка, не торопясь, прошла жилую часть деревни и пошагала к домам на отшибе.
   Игорь (с азартом) читал наизусть Светлане стишок "про лунную ночь" и закончил его на очень впечатляющей, очень красивой ноте.
   Он замолчал (в немалом вдохновении).
   Чему-то молча улыбалась и Светлана.
   Вдруг странный, едва различимый вой послышался в тиши.
   Оба сразу же остановились и прислушались.
   Вой более не повторялся.
   - Нам не послышалось, не показалось? - спросила Светлана.
   - Да слышал что-то в районе домов на отшибе. То ли рев, то ли рык. Аж кровь едва ль не застыла в венах. Чупокабры здесь, часом, не водятся?
   - Про "чупокабр" не знаю. Но привиденья в Ефимовском доме будто бы были.
   - Я слышал, привидения не воют.
   - На человеческий крик непохоже.
   В сомненьях, они подождали еще немного и поскорее подались назад.
   - А говорят, чудес не бывает, - разрядил молчание Игорь.
   - Ой, ужас, ужас! - вновь горестный вздох Степана во сне.
   - Степан, опять ведь стонешь - разбудил!.. Всю психику свою ты истре-пал. Опять нехороший сон?
   - На сей раз, Виктор...
   - И что?
   - Сказал, что утром будет на рыбалке. Приглашал меня...
   - Ты за руку с ним не здоровался?
   - Как будто, нет.
   - Если не здоровался, покойный ребенок снится к успокоению, к удаче.
   - А если бы поздоровался?
   - Тогда плоховато. Тогда нужно будет молиться, беречься.
   Василиса снова провела рукою по груди Степана и снова (осторожнень-ко) полезла на него.
   - Ты не против?.. - спросила она.
   И когда вновь оказалась на спине, в его объятиях, сказала:
   - Ты последнее время стал совершенно ненасытным!..
  
   Тихое, яркое утро. Ни ветерка, не дрогнет ни листа на кустах сирени. Лишь петухи тревожат тишину своим (горластым) кукареканьем, да дудка Вали Дудуна дудит периодически, давая знать хозяевам, чтоб выгоняли ско-тину.
   Степан встал первым. Какое-то время стоял-любовался женой, чему-то улыбавшейся во сне.
   - Ой, ужас, ужас! Да что же делать-то!.. - тихо "воскликнул", мотнув го-ловою, словно от наваждения.
   На кухне за столом он принял стопочку, угрюмо закусил.
   Войдя в гардеробную, стал надевать свою рыбацкую одежду.
  
   Генерал, зевая, говорит Леонтию:
   - Вставай, гуленый. Уже половина восьмого. Вот-вот придет Степан, по-лучим баню.
   Нет ответа. Лишь изменилась несколько тональность храпа.
   - Леонтий, пора вставать. Ты во сколь явился, однако? Заспал, не слышал.
   Нет ответа. Лишь прозвучало нечто непонятное, невнятное.
   - Майор, нам до прихода Степана нужно успеть принять по "маленькой".
   Кто знает, чего на него найдет. Вдруг заявит: "Похмеляться будем на реке, как сварится уха, и щелкай после этого зубами. Похмеляться, Леонтий, нуж-
   но сразу же, как встал. Исключительно полезно для здоровья.
   Ответ: "бу-бу, бу-ба"... И неожиданно - умильно-сладострастное: "О-ох, о-ох!.."
   - Майор, подъем!.. - грозно вскричал Василий.
   Леонтий тотчас (выпучив глаза) уселся на кровати.
   - Чего это ты разохался? Приснилась что ли какая-нибудь? Проснись не-медленно! Нам собраться давно пора. Время - без двадцати восемь. А ну - по-военному!..
   Они поспешно извлекли из саквояжей бритвы, стали бриться.
   Едва ль не разом ворвались в прихожую, на кухню...
   Там, сидя за столом, их (чинно) дожидаются отец и мать Василия. На сто-ле - два стопаря и рюмочка. В тарелках - обилье закуски; в широкой, глу-бокой чашке - румяные пироги и плюшки.
   Леонтий в трусах и майке успел к старинному (со стерженьком-заглуш-кой) умывальнику первым.
   Поняв, что очередь упущена, Василий "подскочил" к столу, скорее "чок-нулся" стопариком с отцовской рюмочкой, вылил его содержимое в рот. Ско-
   рее проглотил соленый (желтоватый) рыжик, разом откусил полпирога и,
   продолжая жевать съестное, сказал Леонтию:
   - Давай уж зубы чистить сегодня не будем.
  
   Сергей почти в кромешной темноте глотнул водички и отщипнул немно-го от краюхи хлеба. Светя фонариком, взял с полки большую (трехлитро-вую) банку, сходил по малой нужде.
   Скукожившись, он лег на ящики, которые им были перевернуты вверх дном.
   Тонкий солнечный лучик светит подле его лица, упираясь в дно погреба.
  
   Василий и Леонтий удят на узенькой речке, сидя около воды на расклад-ных походных стульчиках.
   У Василия то и дело клюет. Его поплавок беспрестанно "дрожит", "гуля-ет". Временами даже "грозит" потонуть, окунаясь в воду. Василий постоянно дергает удилищем, стараясь изловить рыбешку.
   - Примечай, примечай, Леонтий, какая здесь благодать кругом! Какая кра-сота.
   - У Леонтия (наоборот) нет ни одной поклевки. Поплавок - словно замер неподалеку от коряжины.
   - Места отличные! - соглашается с ним Леонтий. У него "слипаются" глаза, голова при этом постоянно "падает"... Беднягу одолевает сон.
   Степан на корточках меж палок-рогаток готовится развести костер. На
   палке-перекладине - довольно емкий котелок, прикрытый крышкой. Чуть в сторонке от кострища - чашки, ложки; на полиэтилене - лук, лаврушка. Хлеб, нож, стопарики, банка консервов. Здесь же - знакомая черная сумка Леонтия.
   Василий в очередной раз (безуспешно) поддернул удочкой и неожиданно пропел:
   Что-то кони, кони наши стали уставать,
   Не пора ль, Степан, по стопочке принять?
  
   - Обойдемся. С утра похмеляться вредно. Целебно перед ухой! - по-следовало в ответ.
  
   Игорь - "в гордом одиночестве" за поворотом, за кустами, подле доволь-но просторного омута. Он с серьезным выражением лица метает спиннин-гом.
   Приличный бурун "шумнул" на другой стороне омута, и его блесна до-вольно точно шлепнулась на том же месте.
   Но рыба снова колыхнула воду несколько в сторонке, и блесна была от-
   правлена туда.
   Вновь бурун на воде "поблизости от лилий"... И блесна полетела к лили-ям.
  
   - Ну, как у вас дела? Поклевки есть? - спросил Степан, приблизившись к Василию.
   - Тс-с!.. Спит, - приставил тот палец к губам, кивком головы указав на Леонтия. - До рассвета пропадал с Алиною и Ладой.
   - Слышал, слышал, распевали до полуночи. Они, если "глаз положат", от
   них не утаишься. Найдут непременно, чем выманить.
   - Клюет беспрестанно. Не подсеку никак! Пожалуй, мелочевка теребит, - пожаловался Василий.
   - Костер горит, картошка варится, - сказал Степан, разматывая удочку. - Сейчас попробуем наудить.
   - Хм! - с немалым недоверием откликнулся Василий.
   Степан закинул удочку поближе к лопухам кувшинок. И вот приличный окунь прилетел к его ногам.
   - А ты говоришь "мелочевка", - сказал Василию.
   Опять заброс - и снова окунь!..
   Оставив удочку, Василий встал со стульчика и подошел к нему. Наблю-дал, как тот наживлял на крючок червяка и забрасывал снасть.
   - Рыбешка в нашей речке водится, - сказал Степан и, резко поддернув удилищем, выбросил на берег третьего.
   - Хм! - подивился Василий, поспешив за оставленной им удочкой.
  
   - А-а-а! Кто-нибудь!.. - внезапно закричал Сергей слабым, осиплым голо-
   сом.
   В "диком" порыве он достал из кармана нож и принялся "терпеливо" срезать-отщипывать древесину с жестких половых досок на их стыковом участке (вблизи от лучика).
  
   Подойдя к удилищу и стульчику, Василий взглянул на Леонтия... (И стал единственным свидетелем редчайшей "уникальнейшей" картинки.) Леонтий по-прежнему спал на стульчике, склонивши голову. Вдруг леска удочки его (рывком) одним мгновеньем дернулась по направлению к другому берегу, а гладкое удилище из пластика при этом не меньше сантиметров двадцати скользнуло-подалось из рук. Еще рывок - и вновь сантиметров не менее пят-надцати.
   - Леонтий, удочку сейчас утащит! Дергай, тяни!..
   Леонтий, тотчас "выпучив глаза", зажал в руках удилище, привстал со стульчика и потянул, "вываживая" рыбу. Его удилище тотчас согнулось ду-гой... Большая плотвица, будто выпрыгнула из воды, и, описавши полуэлепс
   у него над головой и оторвавши поводок на леске, улетела далеко на лугови-
   ну. (Аж далее костра.)
   Очнувшись от сна, Леонтий стремглав помчался к рыбе. За ним не столь проворно побежал Василий. Павши подле рыбы на колени, Леонтий поднял руки к небесам, сжал крепко кулаки (так часто делают футболисты, забившие гол) и прокричал: "Ес!.. Ес!.."
   Подошел (с улыбкою) Степан.
   - Не менее, пожалуй, полкила потянет, - прикинули они с Василием.
   - Уха у нас есть, - заявил Степан.
   - Чего кричите? - приблизился к ним Игорь. В его руках - помимо спин-
   нинга, щукленок-"ножовик" на веточке-кукане.
   Улов был сложен кучкой на траве, и был заснят Леонтием видеокамерой "мобильника".
   Степан, встав на колени, достал из кармана нож, стал соскабливать с рыб чешую, взрезать им брюхи.
  
   Тем временем, оставив спиннинг, Игорь взял свою (простую) удочку и со словами: "Пойду, попробую узнать, что там колышет да бурунит воду", - опять исчез за поворотом речки.
   Но там, на том же месте, где можно было забрасывать спиннингом, не получалось удить более длинной удочкой: мешались нижние ветви большой ольхи.
   Пройдясь близ омута подальше, нашел-таки удачное местечко. То было твердым небольшим мыском (низинного песчаника) и узким ручейком, вте-кающим в речушку.
   Наживка на крючок червя, заброс... и поплавок, проплыв под весом
   "тонущего" грузила, встал на воде торчком.
   Но вот поклевка! Поплавок пошел, пошел... немножко "притонул"...
   Рывок удилищем - подсечка. Снасть тотчас же рванулась к дну, к коря-гам. Натяг удилища - в дугу... и прозвучал щелчок обрыва лески.
   Игорь отошел от водоема, скорее сел на луговину. (Дрожащими руками) торопливо привязал на основную леску новый поводок.
   Опять - червяк, заброс...
   И снова... та же самая история с обрывом лески.
  
   Далее - условно.
   Был, якобы, случай, рассказанный одним из рыбаков. (У Фанкина Ю.А. в повести "Соловьем залетным" - примерно та же самая история, но несколько в иной
   интерпретации):
   По новой вдоль ручья...
   Вновь поспешил на верхнее, сухое место...
   И громкое шипение услышал пред собой. Большая черная змея-гадюка "свилась в пружину", готовая вот-вот наброситься.
   Игорь замер, боясь шевельнуться, не зная, куда отступить - мешали кусты
   и удочка (в руках), захлестнувшаяся леской за какую-то из веток.
   Затем ему не верилось глазам... Какой-то невидимый жесткий предмет (прут либо хлыст) вдруг стеганул по змее. Она одним мгновеньем разог-нулась... и получила еще один столь же сильный удар. По словам рас-сказчика, удар "хлыста" (прута) был "четко отпечатан" на траве и на песчанике ручья. Змея с парализованным хвостом отползла к кусту и возле него издохла.
   - Софьюшка, не ты ли здесь? - сказал вмиг "онемевший" Игорь.
   Молчание в ответ.
   Немного времени спустя, когда старался снять с высокой ветки леску удочки, за поворотом вдруг раздался крик Василия:
   - Строев, давай сюда. Степан сварил уху и наливает нам опохмелиться.
   Спустя еще какую-то минуту, Игорь, торопливо (в немалом волнении) выйдя из-за поворота, предстал перед глазами "нашей троицы", расположив-шейся на луговине (ни дать, ни взять как на картине "Охотники на привале" В.Г.Перова). Василий, глядя на него, тихонько прошептал Степану и Леон-тию:
   - Смотрите, какой сосредоточенный, серьезный, вдумчивый. Ему бы, для солидности, надеть на глаза очки. Сейчас нам скажет, что у него оторвало леску.
  
   Они (все вчетвером) едят уху, хваля ее замечательный вкус.
   - А где обещанный тобою приз? - с обворожительной улыбкою спросил Степан у Игоря.
   - Зайдем с рыбалки к моим домой. Там и определимся, - последовал от-вет.
   - Вообще-то хорошо яичко к Христову дню! - заметил ему Василий.
   - Заодно отца и матушку ухою угостим. Пожалуй, всю нам не осилить, - парировал "остроту" Игорь.
   - Еще по стопочке мне более не предлагайте, - воскликнул с испугом
   Леонтий. - Я за рулем. Мне нужно протрезвиться, выспаться. От чая, молоч-
   ка не отказался бы.
   - Организуем, - пообещал Степан.
   - А к нам потом на пироги, на плюшки, - выставил свое условие Василий.
  
   Сергей перестал работать ножом. Зажег свой маленький (сувенирный) фо-нарик, чтоб оценить-узнать, что получилось.
   Взглянув на результат, он сел на ящик и тихо-тихо (в полной безнадежно-сти) завыл. Точнее - жалостливо заскулил.
   У погреба этот вопль его был почти не различим, не слышен.
  
   Игорь, приведя друзей к себе домой, поставил на стол котелок, сказал:
   - Маманя, папаня, ушица для вас.
   - А мы как знали, что сейчас придете, - сказал отец. - Прошу за стол.
   - Леонтию бы чая, молочка. А нам с Василием и со Степаном - по маленькой... Желательно, вашей "вишневочки", либо - "лимонной". Давно не пробовал свойскую!
   Он сразу же поспешил в переднюю. И покуда гости, сняв-положив на полку вешалки их "кепи" да пожимали старшему Строеву руку, Игорь успел возвратиться.
   - Тебе за самую крупную рыбу, - подарил авторучку Леонтию. И пожав ему руку, прибавил: - С золотым пером!..
   Леонтий поблагодарил. Стал доставать (из узенькой коробочки), рассмат-ривать подарок.
   - Это тебе, Степан, за самый большой улов! И тоже - с золотым пером, - достал из кармана вторую такую же авторучку. Вручая подарок, пожал ему руку.
   - А мне? - спросил Василий.
   - Тебе... как лучшему из тех, кому не повезло! - вручил и ему.
   - И тоже... с золотым? - принял подарок Василий. От переизбытка чувств он едва ль не заморгал глазами.
   - Ну, разумеется.
  
   Пришли домой к Василию.
   - Ну, наконец, изволили! - прогудел таким же голосом, как у Василия, его
   отец, подавая руку Игорю и Степану.
   - Смотри, батян, какую авторучку подарил мне Игорь. С золотым пером!
   Отец повертел в руках коробочку, не смог ее открыть и, возвратив ее, сказал:
   - Я, Василий, в авторучках ничего не понимаю. Смотри уж сам.
   И, обращаясь ко всем, повелел:
   - За стол, мои дорогие гости! И мы с матерью, за компанию с вами, по рюмочке выпьем. Мать, неси сюда свои пироги и плюшки!
   - Мне чаю, чаю! Или молока, - напомнил Леонтий Василию, усаживаясь вместе со всеми за стол.
  
   Степан и Игорь вышли от Василия, направились к дому Игоря.
   - Итак, в шестом часу? - говорит Степан.
   - Да, примерно в это время, - отвечает Игорь.
   - "На посошок" непременно ко мне.
   - Ну, разумеется. Мимо мы не проедем.
   Хотели было пожать друг другу руки. Не стали.
   - Еще увидимся, - с радушною улыбкой говорит Степан.
   - Увидимся, - соглашается с ним Игорь, внимательно глядя в его глаза.
  
   И разошлись. Игорь исчез на крыльце за дверью.
   Степан пошагал в направлении магазина к дому.
   - Ой, ужас!.. - чуть слышно воскликнул он в (немалом) унынии.
  
   С помощью ножа, светя фонариком (держит его во рту), Сергей открыл трехлитровую банку с темноватой жидкостью. Нюхает содержимое, пьет.
   Отщипнул от краюхи хлеба, жует.
   Он нервно (словно зверь) пошел-пошагал по полу ямы, обходя вкруговую ящики.
   - Э-э-э! - раздается его сиплый, почти неслышимый крик.
  
   Василий включил телевизор, прилег (расположился) на диване. К нему запрыгнул кот, стал ластиться. Василий прижал кота к животу, стал гладить.
   Леонтий тем временем спит в соседней комнате на своей кровати.
   Слышен его тихий храп.
  
   Игорь и его отец играют в шахматы. Радом с ними мать. Между ними сле-дующий диалог:
   - Тебе, Игорь, жениться давно пора. Ведь ты нас с отцом прямо-таки пуга-ешь. Ведь сорок семь без малого! В твоем возрасте внуков пора иметь!
   - Никак не встречу, маманя, чтоб по душе была. Мямли да истерички все попадаются. А с детьми да внуками, слышал, одна морока! Неслухами с воз-растом становятся. К тому же в нынешнем мире для них слишком много дурных соблазнов.
   - Все равно какой-то отросточек нужно после себя оставить. Большинство детей без пороков рождаются. Какой дом "отгрохал", кому достанется?
   - Как кому? Сестренке с ее сопливыми чадами. Вон сколько их у нее! Не сосчитать.
   Бабуля жалостливо вздыхает, но не отстает:
   - Быть может, кто из наших тебе приглянется? Пусть будет не столь кра-сивой, лишь бы душевной была. Наши бабыньки покладисты, доброжела-тельны. К примеру, Лиза Забиякова.
   - Ой, - "испуганно" воскликнул Игорь. - И кто таковая? Не слышал о ней.
   - Ивана Овцева дочь. Она по мужу бывшему Забиякова. Тебя моложе на тринадцать лет, но выглядит ничуть не младше. Это ты у нас молодо смотри-шься. Умная. Работает в районном центре на заводе старшим контролером. К нам, в Ковалевку, приезжает часто, и тоже нет детей.
   - Очень уж фамилия, мам, жутковатая! - переставляя на доске фигуру (шутливо) возражает Игорь. - И слишком молода. Ну, сама подумай!.. Разве можно с интересом поговорить о чем-нибудь двадцатилетнему парню с семи-летней (сопливой) девочкой?
   - А Валя Румянцева?.. Работает в больнице старшей медсестрой. Быть за-
   мужем ей не пришлось, но есть давно уже самостоятельный сынишка. Он по-
   ступил в военное училище, помехой ни ей, ни тебе не будет. Ее мать зовут Ариной. Тоже, как и мы, болеет за нее - "не замужем дочка!".
   - Ты чего, мамань! - снова воскликнул Игорь. - Она с ее силищей подко-вы разгибала в юности. Я стройных, слабых, женственных люблю, а не Ге-раклов в юбке.
   - Вера Хлюстова? Ой, энергичная, веселая! Какой красавицей стала. И при деньгах. Работает зав. магазином в городе. Приезжает на своей машине.
   - Но она ведь старше меня года на два или на три. Мне еще одна мамуля не нужна. К тому же она мелковата, как кнопка. Мне ростом нужна нормаль-ная.
   - Да кто ж еще есть на примете? - задумалась было мать.
   Но в то же самое время, сделав свой шахматный ход, сказал отец:
   - Про Свету Колычихину что ничего не скажешь?
   - И верно! Светлана Колычихина! И работящая, и добрая!..
   - Как Светлана Колычихина? - едва ль не привскочил со стула Игорь. - Ну-ка, ну-ка! С этого момента поподробнее.
   - А что "подробнее"? Умная!.. Сумела заработать на квартиру в Подмос-ковье. Вырастила-воспитала сына. Сын женился, квартиру отдала ему. Не-давно стала бабушкой. Сейчас у него дочурка.
   - Но якобы у нее ревнивый и богатый муж?
   - Какой такой муж? Откуда? Кто тебе об этом говорил? Никто о муже у нас в Ковалевке не слышал. Сейчас живет у нас, у матери. Сказала, что насы-тилась столичной жизнью. Уж года полтора, как обитает с нами.
   - Как... "с вами"? - с фигурою в руке "опешил" Игорь. - Она что?.. Не замужем что ли?
   - Не знаем, не слышно. Никто ее мужа не видел. Будто жила недолго с каким-то.
   - А где работает?
   - Последние годы моет полы в Москве в вагонах для электричек. Неделю там, неделю - тут. Как там считается?.. Вахтовый метод!.. В Степановом хозяйстве часто, если просят, помогает. Ягодница, грибница: она без дела не сидит. Бают, месяца три назад, назначили бригадиршей мойщиц. Комнату ей дали в общежитии.
   - Институт она закончила или нет?
   - Да, закончила. В начале перестройки завучем в школе работала.
   - Ах, хвастушка, простушка! Ах, гордячка этакая! Как была в девчатах хвальбишкой, так ею и осталась! Вот теперь, пожалуй, я все понимаю, - вос-кликнул Игорь. - Ну, погоди у меня, лиса-Алиса!..
   Игорь "выскочил" из-за стола, поспешно стал обуваться. И прежде чем закрыть за собою дверь, сказал "застывшим в столбняке" родителям:
   - Вы, маманя, папаня, даже представить себе не можете, какая это замеча-тельная новость.
  
   Аж несколько групп престарелых бабулей, сидевших на скамейках подле
   палисадов (на теневом порядке улицы) были очевидцами того, как Игорь едва ль не "бежал бегом" до дома Колычихиных. Едва ли не одним прыжком перемахнул все три ступени (весьма приличного по высоте) крыльца и скры-лся за его дощатой дверью.
   В сенях он постучал в косяк обитой дерматином двери и воскликнул:
   - Прасковья Петровна, Прасковья Петровна, я Игорь Строев. Зайти бы к тебе по делу.
   - Сейчас, Игорь! Сию минуточку, - откликнулось из-за двери. - Не обес-судь! Халат накину... Жарко в доме-то.
   Вскоре, получивши разрешение "войти", Игорь едва ль не ворвался в комнату. И без предисловий, сразу же спросил:
   - Прасковья Петровна, нужен адрес фирмы, где работает твоя Светлана.
   - Да откуда же мне знать, родимый? Знаю, где-то в Подмосковье, и боль-ше ничего.
   - Тогда найди мне номер ее "мобильного".
   - Опять не могу, милой! В ремонт она мой телефон взяла.
   - Тогда договоримся так. Как с вахты она появится, предупреди, мне нужно с ней срочно встретиться. Я в следующий понедельник буду здесь.
   - Скажу, скажу обязательно, - на глазах старушки "набухали" слезы.
   Притронувшись к ним платочком, она молча, едва различимым кивком головы и взглядом, указала на открытую дверь в переднюю.
   Игорь (в том же немом варианте) тотчас же "переспросил", внимательно взглянув в ее глаза и указав при этом пальцем на распахнутую дверь перед-
   ней комнаты.
   Прасковья утвердительно кивнула, в волнении села на стул.
   Игорь снял с себя полуботинки. В носках, на цыпочках, стараясь не шу-меть, прошел в переднюю, и еще секунд через пяток, послышалось:
   - Светланочка!.. Солнышко ты мое ненаглядное! Ах, вот где ты прячешь-ся от меня..."
  
   Черный "Патриот" неторопливо катит по дороге в направлении на Кова-левку.
   Проехал мост над речкой, лес... Справа от дороги приближается "колхоз-ный" сад. За ним - дома на отшибе.
   Свернув неторопливо вправо, останавливается подле "новостройки".
   Выходят двое: их лиц невидно.
   Одним из них был отперт замок на воротах, прошли во двор.
   Еще один замок на дверце забора двора; пошли в направлении яблонь, погреба.
   Один говорит другому:
   - Из гаража весь инструмент украли. Шуруповерт, электродрель, бензопи-лу, "болгарку". Все гайки, болты, шурупы, кувалду, топор. Разбили окно на
   доме - спёрли часы, приемник, две бутылки "Вермута", пять "Водки". Не поленились забраться в погреб - стырили две банки компотов, банку огурцов и банку первоклассных помидор... - и радостно восклицает вдруг: - А ведь, пожалуй, есть! Открыта дверца!..
  
   Сергей, по-прежнему, "нарезает круги" по яме.
   Вдруг насторожился, прислушался.
   - Ну, точно есть. Вот сумка, рюкзак. Попалась крыса!
   - Братцы, мужики, простите меня окаянного! Думал пожрать что-нибудь, найду, - кричит он сипло, но различимо. - Клянусь вам, век больше не при-коснусь к чужому...
   - Крыс нужно изничтожать, - будто не услышав вопль их пленника, гово-рит хозяин погреба. - Если их выпускать из крысоловки живыми, распло-дятся где-нибудь поблизости - не выведешь.
   - Может, попинать как следует?.. Да пусть идет, если оклемается, - гово-рит второй. - Не выживет, уж такова судьба.
   - Пусть сдохнет. Эту дачу я все одно теперь продам. Вот дурень, купил дом на отшибе! Столько нервов, сил и времени потрачено. На старость строил. Огородом, курами хотел заняться.
   И помолчав, прибавил:
   - Забери рюкзак и сумку, чтобы не маячили. Выбросим где-нибудь по до-роге. И дверцу прикрой, чтоб писка не было слышно.
   Раздался шум захлопнутой дверцы, и солнечный лучик исчез. Лишь сла-бое световое пятнышко осталось едва различимым над головой.
  
   Услышав свой приговор, Сергей (в безволии) пал на колени и тихо заску-лил, заплакал.
   Неожиданно (воспрянув духом, словно что-то стыдясь и понижая голос) взмолился:
   - Господи, если ты есть и вечно рядом со всеми нами, помоги мне выб-раться отсюда! Вовек не забуду...
   Сказал и тотчас испугался. Он выхватил из кармана связку с ключами, включил фонарик. Озираясь, освещал вокруг себя пространство ямы.
   Не обнаружив никого, он, смутившись (более робко, не столь уверенно) подобрал иные, более искренние слова:
   - Господи! Милостивый! Прости меня грешного! За все плохое прости!
   Только чужую вину, бывало, видел, а свои грехи в упор не замечал. Прости меня и вызволи, если можешь! Постараюсь более не быть виновным пред тобой и пред людьми...
  
   В сопровождении отца и матери, Игорь спустился с крыльца. В руках
   саквояж, на плече рюкзак.
   Леонтий, приняв поклажу, грузит ее в открытый багажник машины. Стро-ев старший дает ему трехлитровую банку с белой жидкостью и говорит:
   - Бери, бери, дорогой, раз полюбилось, пей на здоровье. Прокиснет - полу-
   чится простокваша. Вот это будет кефир! Настоящий, без консервантов. А из простокваши, если ее слегка поварить прямо в банке на тряпке в кастрюле, - сделаешь творог.
   - Бери, Леонтий! Не прогадаешь. Дают - бери, бьют - беги, - поддакивает Василий.
   - Бери обязательно. У нас от подарков отказываться не принято, - говорят родители Василия, находящиеся рядом. - Когда еще доведется приехать!..
   Леонтий с благодарностью принимает банку, ставит ее в багажнике меж рюкзаками ко второй такой же. Прокладывает лямкой рюкзака, чтоб не раз-бились.
   - Скоро, скоро приедет!.. Числу к десятому июля, - сообщил всей "ком-пании" Игорь и обратился к Леонтию: - Поезжай, дружище, к Степану. По-сигналь там ему, чтоб встречал. А мы тем временем с Василием к нему пе-шочком прогуляемся. Нам есть о чем потолковать с ним "тэт" на "тэт".
  
   Василий с Игорем идут неторопливо в сторону магазина, между ними следующий диалог:
   - И мне он не особо показался. Не стало в нем что-то неуловимого, что делало из него Степана!
   - Как будто он! И будто бы - не он!.. В нем будто погасла какая-то яркая искорка. Порою даже удивляет чем-то пустым, холодным.
   - Вот именно! Вот именно!.. Временами - тот же самый: озорной, задор-ный. А глаза при этом - словно у слепца: похожи на стекляшки. Здесь дело, пожалуй, не только в сыне. В чем-то другом!.. Более тягостном, более важ-ном!
   - Пропала его искренность, раскованность. Будто что-то скрывает! Воз-можно, болеет чем-то?
   - Но, временами он!.. Тот самый Степан!
  
   Набираю номер, здравствуй, Незабудка!
   Так всю жизнь хотел бы звать тебя лишь я.
   Леонтий - с искренней улыбкою и банкой молока (под полиэтиленовой крышкой) - находится подле крыльца Степанова дома.
   Игорь, Степан и Василий стоят здесь же, рядом, негромко (с вдохно-вением) поют, посвящая песню Василисе. Она перед ними на нижней сту-
   пеньке крыльца.
   И под руководством Василия, как дирижера, на всю округу грянуло их всеми тремя голосами:
   Незабудка, незабудка, иногда одна минутка,
   Иногда одна минутка значит больше, чем года.
   Незабудка, незабудка, в сказке я живу как будто,
  
   И тебя я, незабудка, не забуду никогда...
   (П р и п е в: повторяется дважды.)
  
   За воротами пожали руки.
   В порыве чувств, Степан обнялся с Игорем, с Василием.
   И вдруг воскликнул:
   - А давайте, друзья, я с вами доеду до мостика через речку! Провожу вас. Назад пройдусь-прогуляюсь. Там есть тропа через лес и колхозный сад.
   И пока тот первым садился в машину, Игорь и Василий успели снова (на-стороженно) переглянуться между собой.
   Неожиданно над дальним лесом (тяжело, протяжно) прогремело. Полоса (широкой темной) тучи поднялась довольно высоко над горизонтом.
   - Эта, пожалуй, нас не минует! - с убежденностью и радостью воскликнул Степан и прибавил: - Слава Богу!
   - Гляди ты! В самом деле, похоже, дождь собирается! - с удивлением сказал Василий.
   - Степан, если туча минует и дождя не будет, ты нам позвони, - прибавил Игорь.
  
   Степан на мосту. Машет (на прощание) рукой вслед удаляющейся маши-ны.
   Когда та скрылась за поворотом, он подошел к перилам, посмотрел на речку, протекающую под ним.
   Легко, по-молодецки сбежал по уклону насыпи, идет по тропе, углуб-ляясь в лесной массив.
   Но вот и опушка леса. Тропа ведет в направлении "колхозного" сада.
   В саду, о чем-то думая, он постоял над прудом. Быстрым шагом уходит к домам на отшибе.
   Он не стал сокращать свой путь, не полез меж направляющих забора. Пошагал вдоль контура забора, чтоб обойти его сзади, и уже перед деревней неожиданно свернул с тропы, направился по луговине к речке.
   Там, на обрывчике-"ступеньке", он постоял близ омута с чистым песча-ным участком дна. Сел за столик, находящийся поблизости. Посмотрел на доску-"трамплин", с которой можно нырять, на кусты ракитника, ольшани-ка, окружающих омут. И хотя туча едва ль уже не закрыла собою солнце, он не спешил домой.
   Встал, вышел из-за столика, неторопливо пошагал по тропке в направле-нии к деревне.
  
   Сергей сходил по малой нужде в трехлитровую банку. Закрыл ее крыш-кой из полиэтилена, которая (со специфическим звуком) защелкнулась.
   Во тьме он поставил банку за ножкой лестницы, чтоб ненароком не задеть и не разбить ее. А, при случае, без промедления найти.
   Лестница из тех добротных, качественных, вечных. Ее наклонная опора из п-образного стального профиля, с приваренными к ней нарезками из ме-
   таллического уголка. А к тем в свою очередь привинчены болтами коротыши от крепкой половой доски. Посветив на нее фонариком, Сергей попробовал ее пошевелить, подергать - не получилось. Вверху она уперлась сразу же в стальную раму западни с брусьями из прочной древесины и далее не шла, не подавалась.
   Неожиданно он различил-заметил, что фонарик стал светить слабее. (Ба-тарейка начала садиться.)
   Сергей (в безволии) опускается на ящик. Сначала "грозно" зарычал, затем заплакал.
   Он (в безразличии) услышал приглушенный западнею (тяжелый) грозо-вой разряд над головой. И сразу же за ним раздавшийся шум дождя.
  
   Степан не спешит домой. Радостно улыбаясь дождю, он не только не то-ропился, но даже замедлил шаг. А около дома, во дворе, он даже постоял под дождем, будто под душем.
   Домой вошел счастливый, мокрый.
   - Пожалуй, картофель вытерпел, теперь пойдет, - сказал он Василисе.
   Та, в свою очередь, ведет-"толкает" его в ванную, чтоб там переоделся.
   Принесла ему сухие майку и трусы.
   Сама, уже со шваброю в руках, "помчалась" протирать полы от двери ванной в направлении к прихожей. И далее - к крыльцу.
  
   В их доме комната, похожая на кабинет начальника.
   Двутумбовый письменный стол у стены вдоль окон, на нем монитор ком-пьютера. Еще один - немного шире и длиннее - приставлен к первому тор-цовой частью, и оба в целом составляют букву "т". Подле "первого" стола четыре стула, за двутумбовым - Степан в просторном кресле. На нем до-вольно роскошный халат. Над ним, в простенке между окон - большая картина (написана маслом): огромный букет сирени в синей стеклянной вазе.
   Напротив него, несколько в сторонке от входной двери, еще один рабо-чий стол. Этот однотумбовый, того же цвета - монитор сравнительно недо-рогой. За ним - Василиса в своем цветастом кухонном переднике.
   - Нынешние деньги раздала? - спрашивает Степан.
   - Да. Андрей с Зинаидой сюда за ними приходили. Вике с Машей отнесла сама. Остальным отправила с Верочкой Губановой и Серафимой Ворохобо-вой, - ответствовала Василиса и прибавила: - Признаться, я не поняла, зачем ты занял у Василия и Игоря.
   - Пусть порадуются люди авансу во время глухого сезона. Может надо кому на что! Ягоды-грибы пойдут, расплатимся... - несколько запнулся он и сразу же спросил: - В ведомости расписались все? Никого не пропустили?
   - Никого, и все. За исключеньем Вали Дудуна. Но он у нас на отдельном подряде. Справедливо ли - ему? Три тысячи как раз осталось.
   - Узнает, что "всем дали", как бы не обиделся, не пришел просить, - заду-мался Степан. - Давай поступим так. Не обидится, не спросит - возьми себе, в свою общую кассу.
   - Как скажешь! - согласилась с ним Василиса и повелела: - Теперь бери бумагу, ручку и записывай.
   Степан взял авторучку, лист бумаги, послушно приготовился писать.
   - Для магазина!.. Поставь двоеточие, - сказала ему Василиса, и продолжа-ла: - Чай "принцесса Нури", крупнолистовой - пачек, примерно, пятнадцать.
   Консервы: "Килька в томатном соусе" и "Сардины тихоокеанские" - в том же примерно количестве. Колбаса "Аппетитная"", вареная - штук семь ба-тонов. Наша "полукопченая" на исходе. Скажешь Маше с Викой, пусть сде-лают килограммов тридцать.
   - Далее, - продолжала она, - хлопья овсяные, не требующие варки, - пачек
   тридцать или упаковку. Крупа манная - тоже можно упаковку. Сода питьевая - минималку. Растительное масло "Солнечная линия" - две упа-ковки. Записал?..
   - "Две упаковки"... Записал, - ответствует Степан.
   - Теперь из химии... Кошачий корм "Вискас" - минималку. Стиральный порошок "Миф" - две упаковки. Мыло хозяйственное - малую упаковку. Зубную пасту "Семейную" - одну коробку.
   - Водки, вина?.. Не нужно?
   - Не нужно. Оно у нас расходится плохо. Скажи спасибо проезжающим -
   немного выручают относительно спиртного.
   - Так!.. Кажется, с химией все. Теперь по общим вопросам, - продолжала далее Василиса. - Обновить на кладбищах ворота обещал?
   - Ну, обещал...
   - Дело богоугодное. Виктору будет радостно. Срок поставь себе не более трех дней.
   - Трех мало! Давай - четыре.
   - Ладно. Пусть будет четыре.
  
   Сергей, поджав ноги, уснул на ящиках. Ему снится следующий сон. Вдруг звучно откинулась крышка западни, и в солнечном квадрате появилась его старенькая в ситцевом платочке мать.
   "Сережа, ты здесь?" - негромко спросила она.
   "Здесь я! Здесь!" - торопясь, отозвался он. - Ты разве не?..
   "Давай руку!" - попросила мать.
   Он протянул ей встречно руки, но неожиданно упал на колени, и не полу-чилось дотянуться до руки.
   "Погоди! С ногами что-то! Я сейчас..."
   Он стал хвататься за ступеньки лестницы. Но те вдруг стали исчезать из-под руки.
   "Давай скорее!" - попросила мать.
   Он ухватил одной рукою за стальную опору лестницы, другую продолжал
   протягивать.
   Мать, видя тщету сыновних усилий, вдруг выпрямилась, сняла с себя про-стой крест на гайтане и вновь наклонилась к нему.
   - Держись, Сережа, за крест... Я тебя вытащу..."
   Медный крестик раскачивался над его головой. Сергей тянул к нему руку.
   "Мам, пожалуй, не вытащишь! Не хватит сил у тебя, да и веревочка обор-вется.
   "Не оборвется! - откликнулась мать. - Только тянись..."
   И он продолжал тянуться, кусая губы. Вот-вот ухватится за него.
   "Еще немного!" - не сдавалась мать.
   Проснулся он в поту, заметно проступившем на его лице. Он неожиданно
   набросился на лестницу - начал ее трясти...
   Услышал вдруг, как что-то с нее упало. Причем, упало неменее двух предметов! Он отчетливо слышал их звуковое различие во время удара об пол.
   Он посветил фонариком. На полу валялись довольно крупный огарок сте-ариновой свечи и коробок со спичками. Оказалось, они находились на специ-ально приваренной полочке под наклонным трехсторонним профилем правой опоры лестницы.
   "Вот это да! Вот это да!" - воскликнул он в состоянии радостной ошале-лости. И посветил-пощупал, "нет ли на полке еще какого-нибудь предмета". -
   Вот это случай! Вот это находка!
   Он снял с одной из банок полиэтиленовую крышку, ножом (на ощупь) проделал в ней отверстие, вставил в него свечу. Зажег ее, и с осторожно-стью поставил "свой диковинный канделябр" на верхнюю ступеньку "злопо-лучной" лестницы. Озираясь, он был немало удивлен открывшимся видом своей "бетонной комнатки". Теперь он видел (ощущал) ее пространство. Его "коморка", сверху выложенная кирпичом, (теперь не казалась ему опасной, тесной). Сергей смотрел на пламя свечи широко раскрытыми глазами (и дол-го не мог наглядеться).
  
   - И еще!.. Ты по какое число Прохору Хлюстову дал отпуск? - спра-шивает Василиса.
   - Восьмого должен быть на работе, - ответствует Степан.
   - Тогда в конце недели тебе придется отвести Ларису Лезову рожать.
   Бабки считают, схватки начнутся либо в пятницу, либо в субботу.
   - Один не поеду. Вдруг родить случится у нее в пути. Я повитухой быть
   не намерен? Я этих дел боюсь.
   - Мать собиралась сопроводить.
   - Да Марусю саму хоть сегодня в больницу вези! Нашла провожатого, тоже мне... Поедем вместе. С тобой мне будет спокойнее.
   - Вместе, так вместе. Ближе ко времени разберемся, - подумав, согласи-лась Василиса.
   И продолжала:
   - Теперь, что касается "московской точки". Петровна звонила: товар на исходе! А помидоры "в собственном соку" и квашеная капуста сегодня за-кончились вовсе. Она просила прислать капусту в малых кадках - средние тяжеловаты.
   - Капуста в "м. к.", помидоры в "с.с.", - повторял-записывал Степан.
   Вот-вот закончатся сморчки, отварные волжанки, лисички - в пол-литро-вых банках. Помидоры, что совместно с огурцами - в литровых. Из варенья - черничное-"пятиминутка", земляничное, клубничное, из гонобобеля, крыжо-вника.
   - ...Из гонобобеля, крыжовника, - записывал Степан.
   - Нужно банок с десяток меда, - диктовала Василиса, - килограммов со-рок колбасы, четыре головки сыра. Все остальное - как обычно, минимум.
   - "Остальное - минимум..." - записывает Степан.
   - Да, чуть не забыла! Продан белый сушеный гриб в двухлитровых бан-ках.
   - Сушеный б. г. в 2-х л. б-к., - записывает Степан.
   - Завтра нужно будет к вечеру определиться, "у кого чего?.." Чтоб во вторник, чуть начнет светать, у всех собрать. Предупреди, что только "под реализацию"... Пусть ждут.
   - В Москву с тобой поедем вместе, - сказал Степан.
   - Зачем? - спросила удивленно Василиса.
   - Хочу тебя там пригласить позавтракать в кафе. Давно уж не были. Лет семь, поди. Посмотрим тамошние новостройки, попробуем сходить в кино или театр.
   - Тогда поедем вместе!.. - с улыбкой, согласилась Василиса.
  
   "Газель" в потоке автомобилей. Проезжает трафарет "Москва". В машине включена магнитолла (У с л о в н о: "Милицейская волна"). За кадром - в исполнении "Бутырки" песня:
  
   П р и п е в:
   Я на рыбалку, мужики! Я на рыбалку дня на три,
   Я на рыбалку - к озерцу, поближе к матери, к отцу.
   Я на рыбалку, мужики! Я на рыбалку дня на три.
   Я в гости к рыбке на уху...
  
   Моя лодочка, палатка, для души моей так сладко,
   Рюкзачок, мангал, тренога, вот она к тебе дорога!
   А рыбалочка моя, ты как сына ждешь меня,
   Все тревоги по дороге я оставил на три дня...
  
   За рулем Степан. Он в легкой черной рубашке, в черных брюках, в чер-
   ных остроносых полуботинках.
   Василиса в темно-синем красивом платье, в противосолнечных очках. Временами смотрит на Степана, улыбается ему.
   Время от времени он отвечает тем же.
  
   Проезжают примечательные виды г.Москвы. Красивые высотные дома. Подъезд к ВДНХ. Останкинский телецентр. Проезжают по мосту через Моск-ву-реку...
  
   Подъезжают к воротам рынка...
   И Степан с Василисой (в серых рабочих халатах) производят погрузочно-разгрузочные работы, передавая привезенный ими товар "довольно полнень-
   кой" женщине в яркой торговой одежде. Им помогает ловкий, шустрый му-жичок с транспортировочной тележкой.
   - Как дела, Петро? - спрашивает Степан, сгружая (ставя на тележку) не-большую "кадочку".
   - Пойдет!.. - отзывается тот.
   - Петровна не досаждает?
   - Не родился еще тот человек, который сумел бы мне досадить. Я сам, если нужно, досадить сумею кому угодно.
   - Тем ты и хорош, Петро!
   - А тебя, Петровна, Петро не обижает?
   - Да где ему, сморчку глазастому, меня обидеть! - следует ответ прием-щицы. - Вот распотешить умудряется, порой до слез. - И строго заявляет: - Степан, наш месяц на исходе. В следующий вторник присылай замену.
   - Василиса в курсе. У нее это дело строже, чем у аптекарей.
  
   Петровна считает деньги довольно приличной суммы. Закончив счет, от-дает их Степану и говорит:
   - Шестьсот девяносто семь. За газ, за свет, за общежитие, за аренду холо-дильников и "нашей точки" мной оплачено. Чистая прибыль - сто восемь-десят шесть.
   - Какая прибыль? - не соглашается с ней Василиса. - Хорошо если хватит на товары для магазина и налоги. На юг с такою прибылью не съездишь.
  
   Заказав официанту что-то из съестного, Степан с Василисой сидят за сто-ликом в кафе. Степан легонько жмет ее ладони в своих руках. Они (с улыб-ками на лицах) о чем-то говорят друг другу.
   (Слегка перекусив), танцуют под тихую музыку блюза.
  
   На той же "Газели" Степан привез к "воротам" кладбища два новых строганных столба, дугообразную резную перекладину. Он взял в машине ло-
   пату, принялся подкапывать стоявшие.
   И вот уже стоят добротные, весьма красивые ворота в форме арки, с кре-стиком на них.
  
   И снова та же самая "Газель" подъезжает к (районной) больнице.
   Из салона выбралась сначала Василиса, следом вышла Лариса, за ней - (на вид) довольно больная женщина.
   На помощь спешит Степан. Он берет объемную сумку Ларисы и, заодно с Василисой, помогает ей идти. Но на порогах больничной лестницы стал помогать взбираться Марусе.
   И уже в вестибюле, помогая Ларисе сесть на скамейку, сказал:
   - Позвони, как будет нужно, Василисе. Приедем за тобой.
   - Не беспокойтесь, дядя Степан. Спасибо вам! Отсюда нас домой при-везет брат мамы.
   - Большое спасибо тебе, Степан, за хлопоты! Спасибо тебе, Василиса! Дай вам Господь здоровья!
   - Здоровья, Маруся, не помешало бы тебе самой, - улыбнулся ей в ответ Степан своей обворожительной улыбкой. Тебе бы в область съездить, прове-риться! Решишься, шепни Василисе. Поможем, - несколько запнулся он и прибавил, - чем сможем. Соседи все-таки.
  
   Ночь. Степан с Василисой в постели. Но еще не спят.
   - Ты сама поговори с ней, по-бабьи. Пусть съездит, обследуется как сле-
   дует. Областные врачи более опытные. И техника теперь у них серьезная. Пойми, не мужицкое дело - давать советы женщинам касательно их здоро-вья.
   - Она считает, что болезнь ее на нервной почве. Ведь у нее одни пережи-вания! То муж пропал - прошло уж восемь лет. То непорядок с дочерью, как сглазил кто. Теперь вот-вот родит она у нее невесть от кого! Не всякому по силам выдержать.
   - Не всякому, - соглашается с ней Степан.
  
   Но вот Василиса спит, улыбаясь чему-то во сне.
   Степана тоже одолела дрема. Глаза его "слипаются", он видит следую-щий сон.
   Он на реке, у омута с трамплином. На столике - стакан, чекушка, не-много закусить. Нагим выходит из воды, выпивает содержимое стакана, стал было заедать-закусывать...
   И "столбенеет" с закусью в руке... Взгляд его (полный стыда, смущения) направлен на одну из верхних точек берега.
   Там, на покатом скосе, стоит Лариса!.. Босая, в легкой комбинации, сквозь которую отчетливо видна ее изящная фигура. В ее руках его спор-
   тивные штаны, рубашка... и его трусы. Она размахивает (дразнит) ими, гото-
   вая в любой момент сбежать. Резвясь, она смеется, глядя на него, на голого указывает пальцем...
   "Лариса, приди в себя! Окстись, опомнись!" - кричит он ей.
   Та, спустившись несколько по склону, снова машет перед ним его одеж-дой, подманивая к себе.
   Дразня, спускается еще, еще...
   Степан (во гневе) срывается, стремглав бежит за ней.
   Та с легкостью стремительно помчалась от него по тропке вдоль кустар-ника.
   Неожиданно Лариса "юркнула" в кустарник. Степан - за ней...
   Там, за кустами, он видит крохотную полянку, в центре - одеяло на лужайке с белой простыней на нем.
   "Пожалуйста, пожалуйста!.." - беспрестанно шепчет та, попавшись в ру-ки Степана, и сама "за пояс", обхватив его...
   - Ой, ужас! Ужас!.. - Степан открыл глаза, сел на кровати.
   - Опять? Опять нехороший сон? - тотчас же проснулась Василиса. - Что хоть приснилось, скажи?
   - Не успел добежать, чтобы сбросить с Виктора провод.
   - Ой, ужас!.. Ведь сам мог погибнуть! - едва не прослезилась Василиса.
  
   Сергей, уже заросший щетиной, лежит на ящиках и смотрит на горящую свечу.
   Та - на ступеньке лестницы. Она уже значительно укоротилась, но все
   еще достаточно высокая.
   Неожиданно свеча пред ним меняет очертания. Становится белой березой, и в кроне ее "играет" (слепящее) яркое солнце. Вокруг березы луг, на нем цветы. Сергею кажется, что он идет по этому лугу в направление к березе. Но вместо нее вдруг видит свою (молодую) супругу, она подзывает его к себе.
   Свеча опять меняет очертания, обретая строгое церковное обличье. (У с л о в н о: Церковь Покрова на Нерли.) Пред ним вдруг открываются двери хра-ма; Сергей заходит внутрь, видит лики святых.
   Затем он видит монаха в тесной келье (с дверью наверху). Тот читает ста-рую толстую книгу. Перед монахом такая же, как у него, свеча. Сергей стара-ется приблизиться к нему, чтоб заглянуть в его заросшее волосами лицо.
   Взглянув на ручные часы, Сергей гасит пальцем пламя свечи, и затухаю-
   щий (но все еще видимый) огонек ее фитилька становится вдруг мерцающим огоньком далеко ушедшего во тьму ночного поезда. Но все еще различимы (слышимы) стуки его колес на стыках рельс.
   "Господи!.. Матушка Богородица!.. Простите меня за мою непутевую жизнь! Ведь что ни вспомнишь - грех сплошной!.. Неисправимый, непрости-тельный!..
  
   Т и т р в к а д р е: "Спустя неделю".
   Выйдя из душевой, Степан вытирает волосы, причесывает их.
   И вот он в (любимой им) черной рубашке, такого же цвета брюках и ост-роносых полуботинках. Входит к себе в кабинет, садится за рабочий стол.
   Он выдвигает "средний" ящик - в нем небольшой (красивый) пистолет. Степан загоняет патрон в патронник. Ящик задвигать не стал. Принялся с ув-леченьем читать какую-то книжку.
   Вошла Василиса.
   - С чего вдруг нарядился, вымылся? - спрашивает она.
   - Сама вчера говорила, за Ларисой, возможно, придется ехать.
   - Они приехали уже, Степан. Уж с час почти, как у себя! Зачем-то бабули позвали меня к Марусе. Сейчас схожу до них, взгляну на малыша. Как врач обещала, родился сынишка.
  
   Знакомая машина "Патриот" мчит на предельной скорости. "Буквально
   пролетает" мостик, мчится мимо "колхозного" сада... Резко тормозит у "но-востройки" на отшибе.
   Из машины торопливо выбрался водитель в форме подполковника поли-ции. Спешит скорей открыть замок двери ворот...
   И далее - бегом по направленью к погребу.
   Он торопливо открывает западню, заглядывает вниз.
   - Мужик, ты там живой? - испуганно спросил Сергея.
   - Живо-ой, - отзывается тот, стараясь подняться с ящиков.
   - Выбраться сам сможешь? Или сбегать, принести веревку?..
   - Не знаю. Попробую, - последовал тихий (смиренный) ответ.
   - Ты только не помри на этом часе! Руку, руку, главное, сумей подать!..
   И вот они идут по саду-огороду к дому.
   Ноги Сергея "сдают". Он то и дело (обессилено) приседает, и подполков-нику (фактически) приходится нести его, удерживая за подмышки.
   - Ты только держись, не помри, браток! Помрешь - и мне не жизнь!.. Век себе этого не прощу.
   - Спа... Спасибо! Простите меня. Ради Бога простите! - говорил Сергей. (Привыкший к невысокому потолку погреба, он вбирает голову в плечи, и от этого вид его еще более жалок.)
   - Это ты меня прости, дружище! Вот так прижало меня нынче утром! Буд-то "глаза открылись". Вся душа моя извелась-изболелась, пока сюда доехал. Надо же, что натворил!
   Он помогает Сергею усесться в машине.
   - Ты только выдержи эту поездку, браток. Сейчас мы... до меня... Там мы тебя непременно поставим на ноги.
  
   Василиса входит в кабинет, (взволнованно) смотрит в глаза Степана.
   Тот (с сожалением) закрывает книжку. Кладет ее в ящик стола, берется за пистолет.
  
   - Ну, что там стряслось такое? Вид твой - будто пришла с пожара.
   - Степан, ты только не вставай со стула, и не волнуйся, - велит она, усев-шись за столом напротив.
   - Да не томи же! Говори скорей, - Степан взял в палец спусковой крючок (курок) пистолета.
   - Лариса, по велению старух, трижды побожилась пред иконами, что сын ее...
   - Да говори же, наконец! - едва ли не вскричал Степан.
   - ...От нашего Виктора!.. - сказала она и столь же тихо прибавила: - Ма-лыш здоровенький, зевластый. Он, действительно, очень похож на него! Такой же голубогласый, и та же вмятинка на подбородке. Хотят сегодня нести к Никанору, чтоб окрестить. Спрашивают, "пойдем ли мы?"
   Рука Степана задрожала, (с трудом) разжалась на рукояти, и возвратилась обратно на стол.
   З а к а д р о м: Редкие удары сердца становятся более учащенными, тоны - все более звучными.
  
   Он какое-то время молча сидит за столом, о чем-то (напряженно) размы-шляя, и, подняв глаза на Василису, говорит:
   - А что?.. Я бы, пожалуй, поверил!
   Рукой он смахнул со лба обильно проступивший пот и, снова помолчав, прибавил:
   - Обязательно покрестим!.. Как не покрестить! И через хомут зараз непре-менно "просадим".
  
   Т и т р в к а д р е: "Три месяца спустя".
  
   Молодая женщина (с знакомым нам по фотографии лицом) вышла из храма монастыря.
   Она спешит, быстрым шагом проходит мимо седого монаха в рясе. Он (в одиночестве) метлой метет асфальт дорожки между газонами с (красивыми) осенними цветами.
   Неожиданно она сбавляет шаг, встает и поворачивает голову.
   Сергей и дочь его встречаются друг с другом (взглядами).
  
   0x08 graphic
  
   А. Шатаев
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

1

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"