Не то, чтобы совсем... Меня всё ещё слегка пошатывало, но уже не болтало от одной стены до другой, как после стакана абсента на голодный желудок. И лицо цветом на тот же абсент не походило. И даже вчерашний обед, состоявший из одной-единственной печеньки не грозил вырваться наружу.
Да и вообще - очень хотелось есть. И двигаться. Например, выползти, наконец, на палубу. Желательно, с камерой.
Я обещала Максу, что буду снимать всё, что увижу. Снимать, описывать, рассказывать о каждом дне моего путешествия. А потом отправлять фотографии и письма из каждого порта, в который мы зайдём.
Но обещание пришлось нарушить по вполне бытовой причине.
Почти сразу после того, как мы отчалили, я поняла, что если куда из каюты и выберусь, то только в гальюн. "Гальюн" - это вообще было первое слово, которое я выучила на корабле. Да и то лишь потому, что так значилось на табличке, и в табличку эту я за первый день утыкалась носом раз этак... много.
Никакая еда в меня, конечно, не лезла. Зато мысли посещали. Правда, весьма однообразные. "Зачем я в это ввязалась?", "Почему Хамара так далеко?" и "Мама, роди меня обратно!"
На второй день мысли кончились. Хотелось просто лежать носом в подушку, не шевелиться, не думать и, по возможности, не дышать.
Иногда ко мне в дверь стучались и вежливо спрашивали, не надо ли чего. При этом за осторожными формулировками явственно угадывалось: "Жива ли ты, девица? Жива ли ты, зелёная?" Я, конечно, отвечала, что живее всех живых, но завтракать не выйду. И обедать тоже. Нет, не надо мне прямо в каюту приносить кусочек торта. Идите вы со своим тортом... в гальюн! Или всё-таки "на гальюн"?
Потом была первая остановка. Совсем недолгая.
Ещё недавно я радостно предвкушала, как буду сбегать по трапу в каждом порту, любоваться новыми местами, знакомиться с людьми, восхищаться пейзажами... И даже если загуляю - корабль без меня всё равно никуда не денется.
Но как только мы остановились, я так обрадовалась прекращению качки, что наконец-то смогла впихнуть в себя ту самую единственную за день печеньку, наскоро залить её чаем и уснуть. Или, вернее, вырубиться, ничком рухнув на койку. На другие подвиги сил не хватило.
В итоге я проспала весь вечер, ночь и, кажется, большую часть утра.
А потом вдруг открыла глаза и поняла, что я полна сил и готова к трудовым свершениям.
То есть достать наконец-то камеру и выйти на палубу. А, да, и ещё пожелать всем доброго утра.
Других обязанностей на корабле у меня, в принципе, и не было.
Триумфального появления не планировалось. Но дверь на палубу, которую я лишь чуть-чуть приоткрыла, внезапно распахнуло ветром и с грохотом шарахнуло о стену. И, частично, о юнгу, который что-то там старательно скоблил.
- Смотри, куда прёшь, - злобно буркнул мальчишка, потирая лоб.
- Простите, - смутилась я. - Она сама распахнулась, и...
При первых же звуках моего голоса юнга нервно сглотнул и, наконец-то, догадался посмотреть, с кем он разговаривает. А я, в свою очередь, сообразила, что можно же и не оправдываться. Особенно при таком-то обращении. И разговор сразу сменил тональность.
- Простите, госпожа Василеску! Я не знал, что это вы.
- Да ничего страшного, я не обижаюсь. А не подскажешь, где можно... Хотя нет, уже не надо.
Вообще-то, я хотела спросить, как найти капитана. Надо же поздороваться с человеком. А заодно и познакомиться.
При распределении я видела своего будущего работодателя очень недолго. Запомнился почему-то нос с горбинкой да хитрющие прищуренные глаза. В остальном же мужчина ничем от остальных не отличался - немолодой, бородатый и в форме.
Перед ним таких немолодых и бородатых было уже штук двадцать, но я всё ещё ходила по залу и собирала визитки, надеясь найти что-то поинтереснее старого грузоперевозчика или небольшого почтового катера. И тут вдруг кто-то подошёл ко мне со спины и, обдавая густым табачным духом, прошептал в самое ухо: "А у вас ленточка развязалась. Синяя. И, кстати, мой корабль тоже называется "Синяя лента", и мы отправляемся завтра на рассвете. Не желаете ли составить компанию до Хамары?"
До Хамары - это было далеко. Просто неимоверно далеко. Практически другой конец страны. Больше недели пути! И столько же обратно. Конечно же я радостно согласилась, и только потом спросила, а чем, собственно, экипаж "Синей ленты" занимается?
"Да всем понемножку. Болтаемся то тут, то там... Исследуем всякое. Но рано или поздно и до Хамары доберёмся".
Судя по всему, это означало, что "больше недели пути" грозит превратиться чуть ли не в месяц. Тогда это привело меня в неописуемый восторг. Месяц! Путешествие, длиною в месяц! Время, которое после свадьбы я буду вспоминать с тоской и ностальгией. Время, которое больше никогда не повторится!
А как девчонки обзавидуются, когда расскажу!
В общем, девчонки ещё как обзавидовались! Хотя Хелена устроилась намного круче - её пригласили на туристический лайнер, катающий пассажиров вдоль границы. А Мирка заключила договор всего на пять дней - но у неё не маячила впереди перспектива свадьбы. Вернётся - и махнёт ещё куда-нибудь. В детстве она вообще мечтала всю жизнь посвятить приключениям и полётам. Говорила, что не вернётся на землю, пока не увидит живого дракона. И как же она расстроилась, когда узнала, что эти летающие ящеры давным-давно вымерли!
А Макс, зараза такая, поставил мне чёткое условие - один договор. Всего один. Потом - свадьба, совместная жизнь... и, понятное дело, никаких полётов. И, конечно, я обещала, что буду ему писать. И посылать фотографии. И обязательно вернусь, куда же я денусь, никто меня на этой "Синей ленте" не съест.
Конечно, вероятность куда-то деться была у всех и всегда. Корабли разбивались, или просто терялись регулярно, из века в век. Но если до принятия закона о талисманах в порт по статистике не возвращалось каждое третье судно, то последние сто лет потери составляли не больше двух-трёх кораблей в год. Ничтожно мало!
И ещё - за работу талисманом девушкам платили. И платили очень неплохо. А подкопить денег к свадьбе не мешало бы.
В общем, моё назначение на должность официального талисмана "Синей ленты" было крайне удачным. Я радовалась как ребёнок при виде новой игрушки. Буквально прыгала и скакала по дому от счастья. И даже на борт влетела сверкая улыбкой, как и положено девушке, которой всю жизнь хотелось путешествий.
А потом мы двинулись в путь, и меня накрыло морской болезнью. Бывает, что ж теперь...
Искать капитана я передумала сразу же, как только увидела небо.
С палубы корабля оно выглядело просто огромным.
Стоя на земле никогда не увидишь такого неба. Там оно всегда куполом, сверху. Да и то частично перекрыто деревьями, домами и трубами.
А здесь оно было везде. Я в немом восторге вертела головой по сторонам - и видела целый мир, сотканный из множества оттенков синего. Где-то на горизонте клубились облака, справа с весёлым гомоном неслась птичья стая, а внизу...
Я подбежала к бортику и перегнулась через него, чтоб разглядеть как можно больше, не упустив ни одной детали.
Да, внизу тоже было небо.
А где-то далеко под ним, конечно, земля. Наша земля с её высокими горами, глубокими каньонами и бурными реками.
Мы летели не очень высоко, и можно было разглядеть, например, небольшую деревеньку, притулившуюся на вершине высокого холма. Какой-то мальчишка бежал по крутому склону и махал нам руками. И я помахала ему в ответ.
- Нравится? - вкрадчиво прозвучало возле самого уха.
Капитана я узнала. Не по голосу, конечно, а по запаху табака и манере вот так подкрадываться со спины.
- Да, очень. Это просто потрясающе! Такая красота!
- Вот все так говорят. А мы привыкли - и уже не замечаем.
- А вы давно летаете?
- Да примерно вот с такого возраста.
Воздух возле моего затылка чуть колыхнулся, и я догадалась, что капитан кивнул в сторону юнги. Но всё равно обернулась проверить... и чуть камеру от неожиданности не выронила.
Рядом со мной стоял не капитан, а совсем незнакомый мужчина. Молодой и без бороды. Впрочем, глаза он щурил точно также - словно задумал какую-то шутку, причём необязательно добрую.
- А вы..?
- Эрих Невицкий. Младший. Рад познакомиться, госпожа Василеску.
- Взаимно, - улыбнулась я. - И можно просто Эльза. А вы - сын капитана?
- К вашим услугам, - слегка наклонил голову мужчина. - Хотите осмотреть корабль?
- Да, с удовольствием. И, если можно, я хотела бы пожелать доброго утра господину Невицкому-старшему. Ведь только благодаря ему я могу здесь находиться.
- Что вы, что вы! Это вы должны принимать благодарности, ведь без вас нас не выпустили бы из порта! Ведь отец сказал, что непременно найдёт для нашего корабля самый очаровательный талисман.
Кажется, я покраснела. А мужчина, закончив дежурный обмен любезностями, галантно предложил мне руку. И я с удовольствием её приняла.
Было в Невицком-младшем что-то такое располагающее. Как, впрочем, и в его отце. Им обоим хотелось верить и идти следом. До Хамары, или дальше.
Особенно после того, как сын капитана вдруг склонился ко мне и прошептал:
- Кстати, у вас лента развязалась.
Я перекинула косу вперёд и действительно обнаружила развязавшийся... или, скорей уж, аккуратно развязанный чужими руками бант.
- А что бы сделал ваш отец, если бы я в тот день выбрала ленту другого цвета?
- Переименовал бы корабль!
Внезапный порыв ветра ударился о борт, и пол под ногами ощутимо качнулся.
- Кстати, госпожа Эльза, мы набираем скорость. Так что не забывайте надевать очки, когда выходите на палубу. Скоро здесь будет довольно ветрено.
Я любила их всех.
Я любила обоих Невицких - и старшего, и младшего. Таких похожих что, кажется, стань капитан вдруг моложе на двадцать лет - будут и вовсе на одно лицо.
Я любила старого учёного, господина Войцека, который мог часами рассказывать необыкновенные истории о своём богатом прошлом, или легенды о драконах, или разъяснять природу разных небесных явлений, которые он изучал. Именно он и зафрахтовал "Ленту" ещё несколько лет назад, чтобы разгадать, как он выражался, величайшую загадку человечества.
Я любила местного кока, который умудрялся каждый день подавать на стол что-то новое и необыкновенно вкусное. На земле еда никогда не казалась мне такой вкусной!
Я любила толстого Якова - боцмана, который при всех своих гигантских размерах умудрялся передвигаться совершенно бесшумно и всегда успевал оказаться в нужном месте.
Я любила матросов, доброжелательных и улыбчивых, и очень скоро выучила их всех по именам.
Я даже юнгу любила. Иногда. В основном, конечно, на расстоянии.
Юнгу звали Алекс. Порой мне казалось, что этот парнишка за что-то меня ненавидит - очень уж злобно сверкали его глаза из-под больших полётных очков. Очки эти он носил почти постоянно, даже в помещении. Кажется, без них я видела его всего несколько раз. Да в общем, в последнее время я и в очках-то его редко видела - словно Алекс специально прятался от меня.
Я даже поделилась опасениями с Эрихом, но Невицкий-младший только пожал плечами. Юнга прибился к экипажу "Синей ленты" полгода назад, тайком пробравшись на корабль в каком-то небольшом городишке. Заметили его поздно, когда судно уже поднялось в воздух. До ближайшей остановки было несколько дней, и всё это время мальчишка усердно работал, стараясь быть полезным. В итоге капитан махнул рукой и оставил приблуду в команде.
С того момента у корабля сменилось четыре талисмана, и все девушки рано или поздно начинали уверять, что Алекс их недолюбливает. Доказательств, впрочем, никаких не было.
Капитан считал, что у мальчишки просто начался тот возраст, когда дёргать девочек за косички уже несолидно, а говорить комплименты девицам пока рановато. Вот, мол, с того и бесится.
Объяснение выглядело вполне правдоподобно. Но радостнее от этого не становилось. Я была настолько влюблена в этот корабль, что малейшее проявление ненависти казалось чем-то чуждым и непонятным. Как та пресловутая ложка дёгтя.
Впрочем, я готова была любить "Синюю ленту" даже вперемешку с дёгтем.
Путешествие длилось и длилось, мы долетели до Хамары, потом исследовали горную цепь чуть севернее границы с Ристом (господин Войцек обнаружил там какие-то геомагнитные смещения и очень жалел, что у него нет лицензии для работы на территории других стран), снова вернулись в Хамару, дождались, пока наш учёный получит своё разрешение, перебрались в Рист...
Я писала письма. Длинные, обстоятельные письма. Я снимала всё, что казалось интересным. И неинтересное снимала тоже. Я отправляла домой бандероли, посылки, открытки, телеграммы. Я хотела, чтоб Макс увидел то, что вижу каждый день я. Чтоб полюбил то, что люблю я. Я воображала, как он читает мои письма и радуется этому бескрайнему миру вместе со мной. Я писала каждый день.
Но никогда не получала ответов.
Жених не мог отвечать мне, ведь никто не знал, где "Лента" окажется в следующий момент. А мы гнались за воздушными потоками и никак не могли остановиться.
Чёрная туча на горизонте росла с каждой секундой. Совсем скоро она заняла половину неба, и стало понятно, что встречи с грозой нам не избежать.
Эрих чуть ли не пинками согнал меня с бака, где я пыталась заснять проблески молний в клубах сплошной темноты, и велел не высовываться из каюты, пока он сам не разрешит.
Спорить было бесполезно и я отправилась к себе, надеясь закончить очередное письмо. Как бы не так! Гроза явно решила взяться за нашу "Ленточку" всерьёз. Корабль (а вместе с ним и меня) мотало во все стороны. Снаружи сверкало, ревело и грохотало. Свет сначала мигал, а затем и вовсе вырубился. Бумага и ручки давно разлетелись по углам, а я забралась с ногами на койку, прижала к себе камеру, замотанную в два одеяла и сидела так, наверное, полчаса в надежде, что всё вот-вот успокоится.
Однако не успокаивалось.
Наоборот, в какой-то момент во внешнюю стену моей каюты что-то врезалось с такой силой, что я испугалась за иллюминатор. Но стекло выдержало, хоть и треснуло по центру. Я представила, что будет, если удар повториться - и стало как-то страшновато. Если стекло разлетится (пусть даже и не в меня), и в каюту ворвётся всё то, что сейчас бушует снаружи...
Ой, мамочки!
Я же так рискую никогда уже не выйти замуж!
Так бесславно заканчивать карьеру корабельного талисмана мне не хотелось. Лучше уж спокойно потерять работу вместе с девственностью.
Я накрепко примотала камеру к койке, обложив со всех сторон ещё и подушками, и, нацепив очки, вышла из каюты. За моей спиной стекло страшно хрустнуло и брызнуло во все стороны осколками.
В коридоре было темно и жутко. До этого мне казалось, что я изучила корабль как свои пять пальцев, но сейчас, когда приходилось передвигаться наощупь, всё вокруг словно вытянулось в пространстве. Расстояние от одной двери до другой стало больше раза в три, а сам коридор казался вообще бесконечным.
К тому моменту, когда он наконец-то закончился, я была уверена, что прошла не десять метров, а по меньшей мере километр. Но вдруг дверь передо мной резко распахнулась, и я вывалилась на палубу.
Как ни странно, там было не так страшно, как в каюте. То есть, конечно, всё летало, сверкало, вокруг клубились тучи, а первый же порыв ветра чуть не сбил меня с ног, но я хотя бы видела, что происходит. А на мостике и вовсе горел свет, обрисовывая знакомые силуэты.
Цепляясь за всё подряд я двинулась туда, красочно представляя, сколько хороших и добрых слов сейчас услышу от обоих Невицких. И вдруг что-то с силой ударило меня в бок. Да так, что я пролетела по палубе до самого бортика.
А потом та же неведомая сила ухватила меня за ремень, резко вздёрнула вверх, прижав к перилам, и попыталась выкинуть наружу. От неожиданности я даже не сразу поняла, что это уже не гроза, а человек. А значит - можно сопротивляться.
Я пиналась, брыкалась и, кажется, даже кусалась. Противник был не так уж и силён, и борьба шла с переменным успехом. Но я понятия не имела, кто это может быть. Пока очередная молния не высветила в темноте искажённое злобой лицо Алекса.
- Он мой, - прошипел мальчишка, вжимая меня в перила. - Мой, и будет моим!
Его глаза сверкали таким гневом что умей юнга зажигать взглядом огонь - я бы уже пытала. Я никогда не видела столько злости так близко. Хотя, пожалуй, если абстрагироваться от ситуации - это было даже красиво.
Не знаю, каким образом во мне вдруг проснулся фотограф. Но я вдруг действительно пожалела, что не оставила камеру в каюте и не могу запечатлеть эти горящие глаза в обрамлении длинных пушистых ресниц, и...
- Да ты же девчонка, - внезапно дошло до меня. - Настоящая девчонка!
Юнга не ответила, только с силой двинула мне кулаком в лицо. Левая щека как-то сразу онемела, но боли не было. Разве что досада: как это я не догадалась раньше. Не зря же она постоянно очки носила. И эти вечные волосы, закрывавшие пол лица.
- А ну стоять! - раздалось вдруг где-то совсем близко.
К нам, размахивая пистолетом, приближался Эрих. За ним спешил капитан, а позади всех, чуть прихрамывая, бежал господин Войцек. При появлении новых действующих лиц поведение Алекса почти не изменилось.
- Он мой, слышишь ты? - шипела она, дёргая меня за воротник. - Я ничуть не хуже тебя могу быть талисманом! Чем ты лучше, чем? Это мой корабль и мой Эрих. Не отдам!
- У меня жених есть, дура! - гаркнула я, сама удивляясь, откуда только силы взялись.
А дальше всё вдруг произошло одновременно и очень быстро.
Алекс отпустила мою блузку и резко отпрянула назад.
Эрих замер на полпути, словно врезавшись в невидимую стену. Господин войцек и капитан повторили его движение с почти зеркальной точностью. И все они - все до единого! - смотрели на что-то позади меня. На что-то, сверкавшее так, что рассеивало окружающую темноту без остатка.
Я оглянулась - и немедленно обрадовалась, что на мне очки, потому что в лицо ждохнуло струёй жара. Именно это ощущение было первым; зрение подключилось чуть позже. Или я просто не сразу поняла, что именно вижу перед собой.
По левому борту от "Синей ленты" парил дракон. Огромный, не меньше нашего корабля, огненно-золотой, пышущий жаром. Он взмахнул гигантскими крыльями - и воздушная волна чуть не перевернула судно. Мужчины ничком попадали на палубу, я вцепилась в перила, Алекс... Алекс стояла почти вплотную к бортику и, кажется, тоже хотела ухватиться хоть за что-то, но вдруг неловко взмахнула руками и кулем бухнулась за борт.
Она даже не кричала, будто вдруг лишилась дара речи. Так и падала молча.
А дракон, сложив крылья, вдруг спикировал вниз, мягко подхватил, снова выправился в воздуху и, спустя несколько секунд, уже скрылся из виду, сверкнув на прощанье ослепительной точкой вдали.
И только тогда все заметили, что гроза закончилась. Зловещая туча испарилась, будто её и не было.
- Ой... - только и смогла пробормотать я.
- Твою мать, - поддержал меня Эрих.
Капитан выразился куда цветистее и многословнее.
Но и его перещеголял господин Войцек:
- Господа, я нашёл конечную цель нашего путешествия. И, кажется, понял природу множества метеорологических загадок и необъяснимых природных явлений! Это величайшее открытие всех времён. И ни один учёный... Вдумайтесь, господа, ни один учёный ещё не был так близок к разгадке. В том числе и в прямом смысле. Сотни... Сотни, если не тысячи случайных фактов и величайших тайн мироздания скоро будут доступны нашему пониманию. Тысячи, если не все!
- А причину эффекта талисманов вы заодно не разгадали? - фыркнул Невицкий-старший.
- Да есть у меня одна гипотеза... - пробормотал учёный. - Впрочем, что же мы стоим? Вперёд, господа, вперёд! Нам надо спешить за драконом!
"Макс, дорогой, моё возвращение, кажется, снова откладывается. Ведь я была так неосторожна, когда заключала договор. Да, знаю, надо было оговаривать конкретный срок или маршрут. Но цель нашего путешествия была так близка, и мы вынуждены броситься в погоню, чтоб не упустить её... Сожалею, что не могу сказать всего. Поверь, родной, это не моя тайна. Но, надеюсь, ты меня ещё ждёшь..."