Стрела, которая насмерть поразила Ахиллеса, сына Пелея, в ногу, была отравленной. Лучник перенял этот остроумный штрих у одного из своих приятелей, который явился в Трою перед самой войной. Он был насквозь прокопчен нездешним солнцем, блестели только зубы - впрочем, не такие уж и белые. Приятель рассказывал много неслыханного о далеких странах на краю Ойкумены. Ему никто не верил, особенно когда он долго и путано вспоминал про свое пребывание у амазонок.
- Врешь ты, Артемизий, - махали рукой солдаты.
Артемизий не обижался, ненадолго замолкал, но потом начинал рассказывать снова.
Однако стрелы он затачивал мастерски. Потом смазывал каждую какой-то зеленоватой пастой, которую хранил в особом мешочке, и надевал на острие кожаный колпачок.
- Доставай аккуратно, - предупредил он приятеля, когда в первый раз показывал отравленную стрелу. - Если уколешься, никакой лекарь не поможет, сразу брякнешься и помрешь в судорогах. Этот яд меня научили делать воинственные карлики - далеко, за великой рекой, которая впадает в бесконечный Океан... Вот незадача, - Артемизий еще раз изучил стрелу и выругался, - кривая! А я и не заметил, что подсунул мне этот сквалыга торговец! Ну ничего, засунь ее подальше, пусть лежит.
Лучник не особенно верил байкам приятеля - но стрелы хранил аккуратно и в чужие руки не давал.
- Эх, - сказал однажды Артемизий, когда солдаты отдыхали после воинских упражнений, пережевывая бобовую похлебку и растирая челюсти, онемевшие от жестких шлемных ремней, - а хорошо быть царем!
Все засмеялись.
- Чего ржете? - спросил бывший наемник. - Думаете, я так сказал, потому что мечтаю напялить на уши золотой обруч и сидеть на троне, обрастая мхом от скуки? Нет уж! Самая большая радость для царя - когда всю грязную работу за него делают другие. Мы с вами, например.
- Это как? - спросил кто-то из молодых пращников.
- А так, - назидательно сказал Артемизий, и прищелкнул тетивой лука, - слушай и учись. Вот когда кто-нибудь попытается отнять у тебя принадлежащее тебе, что ты сделаешь?
- Как что? Врежу ему по морде! - недоуменно пожал плечами пращник.
- Вот потому ты и крутишь свою пращу, а командуют тобой другие, - скривил темное лицо в улыбке лучник. Обвел взглядом остальных.
- Настоящий же правитель - останется спокойным, даже если самозванец бунтует народ, призывая свергнуть царя и рассуждая о свободе и справедливости. А потом царь наймет убийц, чтобы они сделали свою работу. И спустя несколько дней или недель такой смутьян будет лежать мертвым в грязи. Отправленный в Аид чужими руками.
- А царь? - хмыкнул старый мечник с перекошенным от глубокого шрама лицом.
- Царь? - улыбнулся Артемизий и прищурил глаз, точно целясь. - Вот уж царь здесь ни при чем. Он велит отыскать убийц и предать их жестокой публичной казни. А сам, стоя над могилой убитого смутьяна, громко скажет: "Жаль, что этот храбрец, погибший от руки предателей и подлых разбойников, был не на моей стороне!" И обнимет вдову, и назначит ей пожизненное содержание за счет города.
Солдаты молчали, сплевывая в песок.
- Народ, конечно, будет прославлять царя, который так справедлив и добросердечен. И никто даже усомниться не посмеет, что он непричастен к жестокому убийству. Вот это и есть признаки настоящего правителя. Ты понял, Филомен? - лучник коротко хохотнул.
- Красно говоришь, - снова вмешался старый мечник, - да только не пойму я, Артемизий, почему ты при таком языке и умной черепушке еще не царь!
Солдаты захохотали, кто-то отпустил крепкую шуточку.
- Я? - переспросил лучник, и странно глянул в небо, точно ища там что-то недоступное взгляду. - Я мог бы им быть. А может еще и стану. Много раз.
- Ну все, - под общий гогот мечник махнул рукой и поднялся, - опять замолол языком, балабол.
Когда Троя горела, Артемизия уже не было среди солдат. Как он исчез, в горячке осады никто и не заметил - может быть, погиб в одной из вылазок? Его приятель, лучник, которому достался пучок отравленных стрел, использовал их с умом, ни одна не прошла мимо цели. Последняя, с древком, в котором чувствовался еле заметный изгиб, отклонилась от цели всего на два пальца. Лучник метил в открытую икру вражеского воина, блестевшую странным металлическим отблеском, но стрела пробила сухожилие. Впрочем, для отравы хватило и этого. Когда, увидев труп Ахилла, кто-то из ахейцев истошно заорал, лучник был уже далеко.
Ему удалось выбраться из Трои, хотя все пути были перекрыты. Перемазанный копотью и чужой кровью, солдат прополз мимо победителей и долго потом лежал в кустах, не решаясь даже смыть грязь в море.
Потом, скитаясь в чужих странах, среди народов, не знающих языка, лучник часто думал - зачем Артемизий вручил отравленные стрелы именно ему? Словно знал, что величайший из героев будет сражен его стрелой, любовно отполированной и смазанной смертельным зельем.
Много позже, уже утратив острое зрение и устав от бесконечных войн за чужие короны, в храме Аполлона-стрелка он увидел статую. Знакомая улыбка, высеченная в мраморе, была ответом на все.
Хотя, может быть, это старые глаза сыграли с лучником злую шутку.