Человек этот появился в поселке Красный Перегон как-то незаметно и словно бы ниоткуда. Просто взялся и все. В один момент его не было, а потом глядь - и уже сидит на ступеньках магазина, держась за голову и ероша и без того взлохмаченные длинные волосы.
Одет человек был странно. Было на нем что-то вроде длинного светлого пальто, из-под которого торчали короткие джинсы, не доходившие до костлявых щиколоток. Ботинок на человеке не было совсем никаких, но это словно бы его и не тревожило, хотя на улице стоял ноябрь и подморозило с утра изрядно.
Первым странного человека заметила продавщица Ольга, из того самого магазина "Продукты Љ3". Она присмотрелась и сказала охраннику Толяну, копавшемуся в это время в нутре старенького радиоприемника "ВЭФ".
- Толя, глянь-ка. Бомж какой-то на крыльце.
Охранник оторвался от починки и посмотрел туда, куда указывал острый наманикюренный коготок Ольги.
- Хм, - сказал он. - Откуда взялся-то? Не было же никого. Ладно, сейчас схожу и шугану его.
Вернулся Толян через пять минут, какой-то пришибленный. Долго вытирал ноги на крыльце магазина, а на недоуменный взгляд продавщицы только пожал плечами.
- Чего он? - не выдержала Ольга.
- Да ничего, - неуверенно отозвался охранник. - Мужик как мужик. Ну, босиком. Бывает...
На Толяна это было настолько не похоже, что Ольга аж высунулась наполовину из-за прилавка, чуть не смахнув банку с маринованными огурцами, забытую недавней покупательницей, вечно рассеянной Нин Санной с Продольной улицы.
- Ты с ним разговаривал же! Он откуда вообще взялся такой?
- Я оттуда, - прозвучало у Ольги за спиной. Ахнув, она подпрыгнула (банка с огурцами все-таки вдребезги!) и схватилась за сердце, от неожиданности все перепутав.
- Сердце у людей обычно слева, - вежливо подсказали ей.
Человек в пальто сидел на холодильнике с мороженым и рассеянно улыбался, показывая рукой куда-то в потолок. Теперь было видно, что и рубашки на нем нету совсем никакой.
- Ты... ты... слазь отсюда! - рассердилась продавщица. Толян растерянно топтался у прилавка. - Толя, да скажи ему!
- Ну, мужик, это перебор, - все так же неуверенно отозвался охранник.
- Извините, - босой слез с холодильника и как-то незаметно, одним движением оказался по другую сторону прилавка.
- Там же банка разбитая! - Ольга была женщиной не злой, и у нее внутри что-то екнуло, когда она представила осколки под босыми ногами.
- Все в порядке, - успокоил ее человек в светлом пальто. И вдруг стало ясно, что это совсем не пальто, а длинные и широкие крылья серо-стального оттенка, в которые незнакомец был укутан от шеи до самого низа. Только руки и краешек джинсов торчали.
Ольга на ватных ногах подошла к табурету и грохнулась на него. В голове было пусто-пустехонько.
- Можно мне? - она не сразу расслышала, что крылатый у нее спрашивает- что? Что спрашивает?
- Можно бутылочку? - худая рука показала на полку, где гордо расположились разнокалиберные емкости с вином и более крепким алкоголем. - Мне одну. Я заплачу, не беспокойтесь.
Ольга не зря работала в торговле уже пятый год. Всякое бывало, так что она и сама толком не поняла, как, но привычно двинулась к полке, на ходу уточняя:
- Вам какую?
На прилавок опустилась горсть скомканных купюр, и человек, переступив босыми ногами по абсолютно чистому кафельному полу без единого осколка, улыбнулся.
- Мне вот эту. Где три семерки... да, это же семерки, правильно?.. Где они нарисованы.
- Мужик, - подал голос окончательно опомнившийся Толян, - ты не подумай, что я тебя учу, ты человек взрослый. Но ты чо, в натуре? Это же шмурдяк, хуже стеклоочистителя! У нас его даже конченые колдыри не покупают. Одно название, а не портвяк. Возьми лучше... ну вон, хоть "Заветной" возьми, нормальная водка и стоит недорого.
Крылатый рассеянно покачал головой.
- Все-таки дайте эти семерки.
- Пожалуйста, - Ольга поставила бутылку на прилавок и смахнула бумажки в кассу. Она даже не удивилась, что денег оказалось как раз впору, без сдачи. Только почему-то всплыл в голове старый анекдот про голую женщину в такси и водителя, с любопытством спрашивающего, откуда она будет деньги за поездку доставать. "Ну, хотя джинсы же..." - пронеслась мысль.
Бережно взяв бутылку, крылатый одним уверенным движением сорвал с горлышка пластиковую пробку.
- Здесь распивать нельзя, - машинально заметила Ольга, и тут же застыла столбом. Так же неподвижно за спиной у странного покупателя врос в пол Толян, заранее сморщивший лицо в ожидании чудовищного "духана" из-под портвейновой пробки.
Но из горлышка бутылки струился совершенно дивный аромат. Он в один миг заполнил все помещение "Продуктов Љ3", и даже жужжание старой лампы дневного света с этим ароматом стало казаться хрустальным трезвоном. Запах напоминал сразу обо всем хорошем, и Ольге вдруг представилось ранее летнее утро, зеленая от тополей улица, и она сама, весело шагающая в детский сад. И рука отца, в которой тонет детская ладошка.
Стряхнув с себя наваждение, она поглядела на охранника. Толян улыбался во весь щербатый рот.
- Как будто опять на дембель... - прошептал он радостно.
Покупатель поставил бутылку на прилавок.
- У вас найдутся кубки? - спросил он.
- Что? - не поняла Ольга. Брови крылатого поползли вверх, и он на несколько секунд задумался.
- Да, - сказал он сам себе, - конечно. Здесь так не принято. У вас есть стаканчики?
- Ну конечно, - продавщица показала на витрину.
- Дайте мне три. Вы ведь не откажетесь?
"Оль, да ты чего? Это же отрава!" - заголосил было внутренний голос и тут же пискнул, придушенный. Не колеблясь, Ольга достала три пластиковых стаканчика и аккуратно расставила их около бутылки, из которой продолжал подниматься в воздух умопомрачительный, невероятный аромат.
Крылатый подхватил бутылку и одним точным, плавным движением наполнил все стаканчики. На дне бутылки осталось еще немного жидкости, но человек убрал ее куда-то под перья.
- Так надо, - пояснил он Толяну, молчаливо согласившемуся и закивавшему в ответ. - А теперь - будьте здоровы. Я правильно сказал? Да?
Первый глоток взорвался во рту Ольги, как бомба, одним махом вычистившая из головы всю дурную муть и беспричинную хандру. Или это был уже второй? Ослепительная вспышка. И целый водопад звуков со всех сторон. Мир, казалось, был наполнен такими красками, для которых человеческие глаза совсем не были приспособлены.
- Улей и сад, - сказала она вслух, вспомнив когда-то прочитанный роман.
- Ох, блин... - слабо прошептал Толян. Он осушил свой стаканчик залпом и теперь привалился к прилавку, обеими руками схватившись за волосы. - Это я столько времени зря...
- Не зря, не зря, - успокоил его человек (или совсем не человек) без ботинок. - Ничего не зря.
Дверь магазина скрипнула, и на пороге, стуча тяжелыми сапогами по коврику, встал пожилой мужчина с неровно, но старательно подстриженной бородой. Из кармана старенькой штормовки выглядывал уголок полиэтиленового пакета. Это был дядя Саша, он же Сан Саныч Урюпин, заслуженный механизатор на пенсии.
- Весело тут у вас, - удивленно протянул Урюпин. - Празднуете что-то, или как? Мужик, а ты чего босиком-то?
Внезапно его глаза расширились. Урюпин пару раз дернул головой и принюхался.
- Едрить твою мать... Олька, твои духи, что ли? Хорошие какие! У моей, царствие ей небесное, такие были, я их любил шибко... Хотя постой, да какие ж духи-то? Вроде как коньячком потянуло, мне тесть как-то раз привозил такой, сказал, что французский, сорока лет выдержки... Или нет, постой... - бормотал пенсионер, не замечая, как рукой трет лоб и улыбается во весь рот, блестя золотыми вставными зубами.
Он глубоко вздохнул и подошел к прилавку.
- Вот это накатило, вспомнил старое... Хорошо тут у вас! Оль, ты мне дай, пожалуйста, бутылку "Зубровки". Сегодня у меня годовщина свадьбы... хоть без жены уже.
Бутылка стукнулась донышком о пластиковую салфетку на прилавке, но прежде чем дядя Саша успел убрать ее в пакет, на бутылочное стекло легли худые пальцы крылатого.
- Одну секунду, - тихо сказал он. Изумленная Ольга увидела, как золотистая жидкость внутри бутылки вдруг заискрилась, вспыхнула огоньками. И одновременно ее уровень понизился - примерно на толщину мизинца.
- Это как так? - посмотрел на бутылку дядя Саша.
- Вам понравится, - веско сказал босой и крылатый. - Сегодня вечером вспоминайте хорошее.
- Обязательно, - покладисто согласился Урюпин. Еще раз посмотрел на самую чуточку опустевшую бутылку и спросил:
- А это почему?
- А это, - все так же спокойно ответил мужчина, - моя доля.
В магазин больше никто не заходил.
- Ну ладно, пойду я, - сказал словно бы помолодевший Сан Саныч и вздохнул:
- Если бы самогонный аппарат у соседки моей, Петровны, не накрылся, я бы сюда и не добрался сегодня. Привык у нее отовариваться, как говорится...
- Это какая Петровна? - спросила Ольга. - баба Тася, что ли?
- Она, - ответил Урюпин и повернулся к выходу.
- Погодите, - вдруг сказал босой. Он подошел к дяде Саше и спросил:
- Самогонный аппарат? Ваша соседка делает алкогольные напитки?
- Один напиток, - поправил пенсионер. - Зато какой! Слеза ангела, можно сказать. Чистейший продукт, аж душа поет. Против него никакая водка, даже за тыщу рублей не потянет.
Он посмотрел на Ольгу, потом перевел взгляд на притихшего Толяна и обратно - на Ольгу.
- Я с вами.
- Да ты же босиком! - удивился Урюпин. - Застудишь все к едреней фене!
- Это ничего. Куда идти?
- Ну смотри, - пожал плечами заслуженный механизатор, - дело хозяйское. Да тут недалеко, пару улиц.
Двое вышли из магазина, дверная пружина взвизгнула и щелкнула, отсекая их от погрустневшей Ольги. Продавщица посмотрела на снова ставшие серыми стены, потертый кафель пола, тусклые от пыли оконные стекла. Потом решительно сняла с вешалки куртку.
- Оль, ты куда? - всполошился Толян.
- Хватит. Без меня теперь справятся, Толя.
* * *
Слух о том, что Петровна, проживающая в Кирпичном переулке, делает теперь самогон такой, что просто праздник души и именины сердца - облетел окрестности за какие-то три дня. Никто особенно не задумывался о том, что перемены случились как раз после того, как у бабы Таси поселился загадочный постоялец. Да здесь любопытных и не было. Мужик, как мужик, а то, что всегда будто бы слегка "под шофе" - так с кем не бывает? Опять же, босиком в наше время мало ли кто ходит, чудиков разных хватает. Здоровый образ жизни. На бомжа постоялец похож не был, и пахло от него всегда одинаково - не трехдневным перегаром, от которого стекла в доме запотевают и слабого человека с ног сшибает, а тонким ароматом дорогого спиртного, словно бы только что принятого на грудь.
- Вискарь это, - авторитетно сказал Серега Стеклов, разливая по стаканам в электроцехе самогон, заботливо припрятанный в рабочем шкафчике, подальше от глаз начальства. Мужики понимающе закивали головами. Стеклов считался знатоком мудреных напитков - не зря же он ходил электриком в загранку на пассажирском лайнере, пока не списали за драку. Там всякого нахватаешься, в загранке-то.
- И не просто вискарь, - продолжал развивать свою мысль Серега, - а особо дорогой, такой в магазине не купить.
Последняя капля из бутылки упала в стакан (точно по рубчик, глаз-алмаз!), и мозолистые ладони потянулись к символической закуске - корочкам черного хлеба, заботливо припасенным на газетке "Наш Перегон". Но тут случилась заминка. Самый старый электрик, Федор Пошехонов, работавший в электроцехе чуть ли не с брежневских времен, повертел корочку хлеба в заскорузлых пальцах, понюхал ее, шевеля мясистыми ноздрями, и аккуратно положил обратно на газету.
- Дак тут занюхивать-то и не надо, коллеги, - полушутливо сказал он. - Это же не сивуха. Это, можно сказать, нектар!
- Точно, - вразнобой согласились коллеги. И стало вдруг даже как-то удивительно - отчего раньше-то занюхивали?
Потом стаканы поднялись с верстака и были немедленно выпиты до дна.
А спустя пять минут Михалыч, он же Боря Сарапулов, "Старшой", легко разогнул поясницу и встал со стула. Потом расстегнул рубашку и, повозившись, под недоумевающими взглядами мужиков достал из-под нее пояс из собачьей шерсти.
- Как и не было чертова радикулита! - объявил он, широко улыбаясь. - Две недели я эту штуку таскал, шевельнуться лишний раз боялся. А теперь все, как новенький!
- А у меня зуб вырос, - тихо сказал Колька Фомин, слесарь-практикант, совсем еще пацан. - В драке выбили два года назад, а денег не было, так с дыркой и ходил... А как проставлялся на прошлой неделе за испытательный срок самогоном от Петровны, так потом и вырос. Во!
И Колька продемонстрировал белый зуб на месте старой дырки.
- Чу-де-са, ешкин хвост! - протянул в тишине Пошехонов. - А ну, колитесь, мужики, кто еще чем обзавелся и чего лишился?
Тут все загомонили, перебивая друг друга. Выходило, что у каждого или прошла какая-то хворь, или наоборот - появилось что-то очень полезное. Кто-то обзавелся острым, прямо-таки орлиным зрением и закинул очки в самый дальний ящик стола. У кого-то прошла хромота ("Ногу на вахте перебило, когда клапан вышибло"), кто-то больше не кашлял надрывно, после двадцати лет курения по-черному. Короче, всем досталось.
- У меня язва прошла, - припечатал напоследок Михалыч.
- Точно прошла? - засомневался Пошехонов. - Может, просто притихла, зараза такая? Доктора чего говорят?
- Того и говорят, - отозвался Михалыч, - снимок делали вчера. Говорят - нету у тебя никакой язвы, иди отсюда, рентген на тебя еще тратить зря.
- А ведь это не Петровна, коллеги, - задумчиво сказал Стеклов, - ее-то аппарат мы все знаем. Не Петровна. А, похоже, тот, кто у нее комнату снимает. Но вот об этом чтобы кому чужому - молчок!
- Что мы - не с понятиями? - обиженно протянул Колька Фомин.
- Сиди уж, понятливый! - под общий смех дал ему легкий подзатыльник Старшой.
Петровна, конечно, была бабкой жадной и ушлой. Ни одного рубля не упускала, а почуяв, что самогон, который она гнала как обычно, не меняя рецептуры, вдруг стал продаваться лучше, тут же цену на бутылку подняла, и даже обзавелась лицензией на продажу, хотя в какие сумасшедшие деньги ей это обошлось - никто не допытывался. Но подняла цену не сильно, чтобы покупателей не спугнуть. Хотя куда там - "спугнуть"! К ней шли и днем, и ночью, тихо стучались в дверь, протягивали заветные сторублевки, заначенные от жен. И жены тоже шли - втайне от мужей. Напиток бабы Таси творил чудеса без различия пола и возраста.
А на кухне, у мятого самогонного аппарата, всегда сидел, приткнувшись в теплый угол, босоногий и крылатый гость. Читал всякую макулатуру - Донцову там, или "Бешеного против Лютого" и тихонько, без особого интереса, прикладывался к стакану. И вместо резкого духа плохой браги, как бывало раньше, теперь по всей квартире и даже за окнами пахло чем-то цветочным и странным. Никаких пьяных драк в окрестностях больше не случалось, и даже (неслыханное дело вообще) починили футбольное поле, столы во дворе и стали играть в шахматы.
Даже статья появилась в газете. Там, конечно, все переврали, и на целую полосу расписали о сознательных жителях под руководством мэра города, который сам возглавил борьбу за чистоту и культуру быта. Не написали о том, что мэр у Петровны бывал не раз, особенно после того, как стопка самогона избавила высокое начальство от запущенной болезни, за которую уже не брались врачи даже в Израиле.
Вот только мэр молчал, как рыба. И босой постоялец, теперь прятавший серые крылья под длинным старомодным плащом, оставался неизвестным для чужих. Даже та странность, что любая бутылка, протянутая Петровной в обмен на рубли, попадала к покупателям недолитой на пол-пальца, никого не смущала.
- Это моя доля, - однажды сказал бабе Тасе гость. И больше не сказал ничего.
- Его доля, - согласился участковый лейтенант Назаров, рассматривая свое лицо в зеркале перед утренним бритьем. Глубокого шрама, который десяток лет назад Назарову оставил один бандюган, располосовав все лицо до кости - теперь не было и в помине. Просто гладкая кожа и целехонький глаз, который больше не слезился от того, что веко срослось криво.
- Это ты про что, Петя? - не поняла жена, которая в комнате собиралась на работу.
- Помнишь, Даш, мы с тобой недавно кино смотрели? Ну, английское? Там еще про парня было, такого хулигана, которого приговорили к отработке, а он полюбил виски дегустировать... Как называлось-то?
- "Доля ангелов" называлось, я хорошо помню, - зажав губами шпильки, невнятно проговорила жена.
- Вот! - обрадовался Назаров. - Это, значит, его доля и есть.
- Так он что... - замерла Дарья у зеркала - Он...
- Вот и молчи, Дашка, - усмехнулся участковый. - Вот и молчи.
* * *
Все так и шло бы - потихоньку, без всякого лишнего шума и пыли. Если бы не сынок Миловановых. Люди хорошие, работящие, жили на соседней от Петровны улице. Всю жизнь в поселке, никуда и не выезжали, да и зачем? Вот сынок - другое дело. Игорь Милованов обосновался в Москве. Там и университет закончил, а потом даже в Шотландии учился. И жену себе нашел там же - веселую рыжую девицу Дженни, которая как-то сразу полюбилась соседям, когда Игорь первый раз привез ее в гости к родителям.
- Надо же, - одобрительно сказала даже злобная старуха Галкина, днями напролет просиживающая у подъезда в компании такого же "комитета бдительности", - а рожу-то не кривит и здоровается от души, как я на нее не рычала. Девка, видать, недурная эта Женька.
- Да уж, не проститутка небось! - поддакнули Галкиной ее товарки и на том успокоились, милостиво кивая Игорю с женой.
Потом Милованов-младший уехал, а под Новый год вернулся. И привез с собой тестя. Такого же рыжего, как и дочка, заросшего густейшей бородой шотландца. Отец Дженни оказался знатным самогонщиком. Или, по-научному, "вискикуром", владельцем собственного производства на целых три перегонных куба.
- Лушший уиск ин Хайлэнд! - коряво, мешая русские и английские слова, объяснял он отцу Игоря.
- Он говорит, что его виски - лучший... - начал переводить Игорь.
- Да понял я! - отмахнулся от него отец, Платон Андреевич, и пристукнул огромным кулачищем по столу - здоров был старый кузнец, нечего сказать, здоров. - "Горца" же вместе смотрели. Хайланд, горы, все такое, мечами машут, юбки эти клетчатые...
- Килт называется, - заметил Игорь.
- Да и болт с ним, с килтом! Главное, что виски хороший.
- Хорош! - кивнул головой отец Дженни и жестом престидижитатора достал откуда-то подарочную коробку.
- А ну, давай-ка распробуем! - заинтересовался Платон Андреевич и достал два "правильных" стакана.
Махнули по одной. Старый Милованов вежливо хмыкнул и повертел в руках бутылку с иностранными надписями на этикетке.
- Наташа, - позвал он жену, - достань-ка теперь наш. Тот, что я вчера у Петровны взял.
- Ой, Платоша, а можно? - всполошилась жена. - Вроде бы, договаривались на сходе поселковом, что только своим...
- Ну, а он кто? - рыкнул кузнец в отставке. - Чужой, что ли? Родня, как-никак! Доставай, говорю.
И недрогнувшей рукой налил самогон бабы Таси до самого стаканного обреза. Шотландский гость ошалело глянул на искрящуюся жидкость, потом принюхался к аромату - и замер.
- It"s impossible! - хрипло прошептал он, и аккуратно, как что-то самое хрупкое, поднял стакан. Опустошил сосуд шотландец двумя огромными глотками. И снова замер - теперь на несколько минут.
- Чего это с ним? - обеспокоенно спросила Наталья Петровна.
- Тихо! Не мешай, мать, - отмахнулся Платон Андреевич. - Человек распробовал, видишь?
- Он же еще и дегустатор знатный, - пожал плечами Игорь.
В это время тесть пришел в себя и восторженно заорал что-то невнятное, подбрасывая стакан в воздух. Потом бросился к Милованову-старшему и стал аккуратно, но сильно трясти того за рубашку, что-то выкрикивая.
- Эк, проняло бедолагу! - невозмутимо отметил кузнец, бережно отдирая пальцы дорогого гостя от фланелевой рубахи. - Что говорит-то?
- Умоляю... за любые деньги... секрет этого божественного напитка... это чудо из чудес... - переводил Игорь. - Кто создатель? Познакомьте с ним!
- А вот с этим могут быть проблемы, - вздохнул Платон Андреевич. - Понимаешь, родак, какое дело...
Раздался звонок в дверь. И сразу же после этого кто-то негромко постучал.
- А это кто? - недоуменно спросил отец Игоря. - Вроде бы, все свои на месте.
Дженни улыбнулась и пошла в прихожую, открывать.
Вернулась она тут же, притихшая и чуть побледневшая. От этого рыжие шотландские веснушки стало видно еще лучше.
За Дженни, аккуратно ступая по ковровой дорожке босыми ногами, шел человек в старомодном длинном плаще.
- Здравствуйте, - сказал он. Непонятно, на каком языке, но поняли его все. Наталья Петровна всплеснула руками и поставила на плиту чайник.
- Не беспокойтесь, - улыбнулся ей гость. - Я буквально на... на пять минут, да? Так у вас говорят?
- Это вы, - прошептал шотландец. - Я сразу понял, что это вы!
- Это я, - грустно согласился гость.
- Да вы сейчас о чем вообще? - не выдержал Игорь, глядя то на босого, то на шотландца. Гость сбросил с плеч плащ, и серо-стальные перья огромных крыльев мягко зашуршали по стенам.
- Ангел... - восторженно протянул к нему стакан отец Дженни. Гость поморщился.
- Был, - неохотно сказал он. - А теперь, по сути, как говорит один из постоянных посетителей Петровны - "обыкновенная интеллигентная алкашня". Правда, он думает, что я ее внук, которого вышибли из института...
* * *
Нет, из института его не вышибали. У него даже не было подходящего имени, чтобы это имя можно было записать в зачетную книжку или студенческий билет. И сколько он помнил сам себя, он всегда жил среди теней, шорохов и бочек разного размера. На огромном складе, где выдерживалось виски, таких бочек были сотни.
- Вы называете это "долей ангелов", - пояснил постоялец бабы Таси, снова подняв плащ с пола и накидывая на плечи. - Какой-то процент виски всегда испаряется из любой бочки, проходит через поры дерева и... теряется. То есть, это вы думаете, что теряется. На самом деле, за каждой бочкой присматривает свой ангел. Все, как говорится, по-взрослому. Даже самый плохонький виски, который потом продают почти за гроши, имеет своего хранителя. А уж лучшие сорта, многолетняя выдержка... Короче, все как у вас, людей - интриги, зависть, стремление занять чужое место.
- В смысле, - не выдержал Платон Андреевич, - даже у самого плохого виски есть ангел?
- Ну... хорошему виски достались хорошие, плохому - плохие... - ангел помолчал. - Мне досталась легендарная выдержка. Единственная и неповторимая.
- Боже, - благоговейно прошептал шотландец. - Это же та вискикурня, о которой я думаю?
Гость посмотрел на него. Глаза крылатого были янтарными с золотом, как лучший виски "сингл молт". По комнате разнесся сильный и крепкий аромат великолепного спиртного.
- Да, - просто ответил он. - Это была она.
- Какая? - спросил Игорь. Отец Дженни повесил голову и вздохнул.
- Теперь уже неважно. О ней не принято говорить, считайте это своего рода суеверием среди нашего брата. Но эту бочку я видел сам... Да что там - видел, я пробовал эту выдержку!
- Я помню, - кивнул головой босой гость. - Совсем недавно.
- Двадцать лет назад, - тихо сказал шотландец.
- Всего-то... Так вот. Каждый ангел имеет право на свою долю. Но этой доли он никогда не пробует сам. Он забирает ее и несет... м-м-м... очень трудно подобрать слово... Ну, скажем так, в общий котел. Где творится нечто, называемое Великий Купаж. Поверьте, алхимики вашего средневековья и их эксперименты - это ничто перед созданием Великого Купажа. Философский камень, ха! - ангел усмехнулся. - Брызги этого напитка, одно лишь слабое упоминание о нем иногда касаются ноздрей тех из вас, кто потом становится величайшими поэтами или гениальными творцами. И каждый ангел вносит свой вклад.
Он помолчал.
- Ну, то есть, каждый, кроме меня. Честно говоря, из этой легендарной бочки я не отдал для Великого Купажа ни капли.
- Почему? - поразилась Дженни.
- Сам выпил, - смущенно пояснил крылатый гость. - Как-то не удержался. Это же легенда. Как и что соединилось для того, чтобы получилась такая выдержка и такой вкус - неизвестно даже мне. И никогда не повторится. Но я свою долю получил!
Он сказал это с какой-то веселой злостью, резко дернув подбородком.
- А потом? - спросил Игорь. - Вас... того?
- Того... - ангел улыбнулся. - И этого. Гнев высших сил был ужасен. Мне сообщили, что лучше бы я поступил, как первый Падший ангел, тогда все было бы не так страшно. Он-то просто отступник, а я выпил легенду... Очнулся я на окраине вашего поселка и сразу почему-то пошел в магазин.
- Но... - возразил шотландец ошарашенно. - Это же было двадцать лет назад!
- Вероятно, да, - ангел пожал плечами. - У нас вообще не быстро дела делаются, торопиться-то некуда. Иногда годик-другой уходит только на то, чтобы галстук по цвету к рубашке подобрать. Так что со мной, можно сказать, разобрались молниеносно. Бах! - и я уже босиком, черт-те где, почти в одних крыльях и с жуткой жаждой. Которая никогда не проходит. Кстати, а что там с той вискикурней-то?
- Сгорела, - убитым голосом ответил отец Дженни. - Дотла, прямо в уголь. И та бочка тоже.
- Вот же... - сокрушенно пробормотал гость. - Ни себе, ни людям. Узнаю методы...
- То есть, вот так все закончилось? - недоуменно спросил Игорь.
- Пока не закончилось, - меланхолично отозвался ангел. - Теперь я не могу напиться. Долю брать могу, выпивать могу, и даже нетрезвым все время хожу. А вкуса не чувствую. Но привычка есть привычка. А вот побочный эффект вы сами испытали. Любая бурда, в которой есть хоть какой-то процент спирта, с моей помощью невольно превращается в некий эликсир. Абсолютно бесполезный для меня самого, зато очень полезный для всех остальных. О, котик! Привет!
Ангел нагнулся и почесал голову старому седому коту Барсику, приковылявшему из своего угла под батареей.
- Что с ним? - строго спросил он.
- Да старый уже просто, - удивленно ответил Платон Андреевич. - Ему как раз уже лет двадцать в этом году исполнится. Игорьку было семь лет, в первый класс пошел, когда мы Барсика завели. Вот он и ковыляет, старичок наш. Но бодрый еще, если дело до колбасы!
- Поили? - спросил ангел.
- Он же кот! - возмутилась Наталья Петровна.
- А это неважно, - мягко сказал гость. - Вы ему в блюдце налейте, или откуда он там у вас воду пьет. Несколько капель. И все.
- Но...
- Мужик дело говорит! - нахмурился на жену старый кузнец. - Всем помогает, а коту что, не поможет?
И недрогнувшей рукой капнул в миску Барсика из своего стакана. Седой кот подошел, понюхал, посмотрел на хозяев и коротко мяукнул. Потом сунул морду в миску и стал лакать.
Молчание нарушил шотландец.
- Сэр, - сказал он. - Я вас умоляю! Может быть, вы согласитесь поехать со мной? Все условия, сэр! Лучшая вода, отборный солод!
- Будто лошадь зазывает, - захихикала Наталья Петровна на ухо мужу.
- Т-ш-ш! - отозвался тот.
- Спасибо, - невозмутимо кивнул ангел. - Это хорошее предложение. Но дело в том, что за пределами этого поселка я полностью бесполезен. Можете смело взять карту и обвести Красный Перегон кружком - дальше мне хода нет. В смысле, со мной ничего не сделается, я не превращусь в пепел. Просто, никаких чудесных свойств больше не будет. Хоть литрами на меня лейте спиртное, хоть купайте в нем. Такое вот наказание. Или чья-то шутка. Узнать бы, чья.
- То есть, - скорбно сказал отец Дженни, - Шотландия осталась без легенды...
- Всегда есть шанс, - подмигнул ему крылатый. - Я так понимаю, по закону шотландским виски считается только тот, который произведен на территории Соединенного королевства?
- Верно, сэр. С этим ничего не поделать.
- Ну, тогда у вас есть простой выбор.
Барсик снова мяукнул - басовито и звонко. Все оглянулись и посмотрели на кота, в блестящей шерсти у которого не было ни единой сединки. Смотрели долго.
- Я понял, сэр, - сказал шотландец.
* * *
Шотландская вискикурня "Брюс, Уоллес и сыновья" стоит на самой окраине Красного Перегона, рядом с озером Шапкуль, там, где кривой мыс и сосняк на нем, и где самая чистая вода, такая чистая, что каждую песчинку на дне видно, даже на самой середине. Солод исправно поставляет маленькое фермерское хозяйство по соседству, и, надо сказать, отличный солод.
Вискикурня выпускает только одну марку напитка. Черная с серебром этикетка украшена фамильным гербом владельца, а ниже четкими буквами напечатано:
Шотландский солодовый самогон
"ДОЛЯ АНГЕЛОВ"
Тройная перегонка
Если зайти внутрь (это мало кому удается, потому что на входе строгая охрана), то в углу, у самого большого куба, сияющего начищенным медным боком, можно увидеть кресло-качалку, а в кресле - худого человека в длинном старомодном плаще, аккуратно заштопанном в нескольких местах. Человек сидит, положив босые ступни на распиленную напополам бочку из-под испанского хереса, и читает какой-то макулатурный детектив в мягкой обложке. Книгу он держит в правой руке, а левой, словно бы машинально, поглаживает гладкий бок куба. Ему хорошо, и кажется, будто куб тоже доволен, мягко отсвечивая в свете ламп.
По вискикурне бродит кот Барсик, гроза крыс, которых, впрочем, здесь нет. Ему уже перевалило за двадцать пять лет, но по виду не дашь и пяти. Суеверная старуха Галкина, благодаря самогону избавившаяся от артрита, как-то, перекрестившись, беззлобно сказала:
- Не иначе, девятую жизнь разменял, вот же везучий котяра!
У самого Барсика на этот счет особое мнение, но он предпочитает только мяукать.
За самогоном приезжают из всех краев. Баба Тася, она же главбух вискикурни "Брюс, Уоллес и сыновья", ведет строгий учет каждой бутылке.
Но это, конечно, не считая доли ангела. Которая здесь изрядная.
Однажды ночью, когда наступает недолгое спокойствие (кубы проверены, время следующего обхода еще не настало) человек в кресле-качалке медленно откладывает в сторону дешевый детектив и подносит тонкие пальцы к губам. Он говорит тихо, но его голос слышно в каждом уголке освещенного лампами зала.