Море разъярилось не на шутку. Волны обрушивались на скалистый берег, в клочья рвались, рассыпаясь холодной белой пеной, с шипением уползали прочь. Новые тут же приходили им на смену, не теряя ярости, продолжали свое дело. Резкий, точно удар кнута, ветер срывал пенные барашки, бросал брызги вверх, в клочковатые тучи, нависшие над морем. Но до корабля, укрывшегося в бухте, ему было уже не дотянуться.
- Слава Ньерду, ушли, кажись! - выдохнул Барди Селедка, глядя туда, где свинцовое небо сливалось с глухо ревущими волнами. - Ну и ночка!
- А ты сомневался, что ли? - скаля желтые зубы, откликнулся Флоси Горелый. Он с натугой подхватил небольшой, но плотно набитый сундук, окованный железными полосами, и перевалил его через борт снеккара - прямо в руки кому-то из поджидавших внизу. - Не впервой!
- Кому не впервой, а я в такую передрягу еще не попадал, - сплюнул в мутную воду Селедка, закатывая штаны и готовясь прыгнуть вниз. Свои кожаные башмаки, скукожившиеся от соленых брызг, он держал в руке, а щит закинул за спину.
- А еще Селедка, - фыркнул Флоси. Он разогнулся и крякгул, когда что-то хрустнуло в пояснице. - Клянусь сиськами Фригг, неужели закончились эти мешки и сундуки, будь они неладны?
- Ты бы помолчал о сиськах, Горелый, - безмятежно заметил Асгейр Два Удара, поглядывая вверх. - Не то Фригг обратит на тебя внимание и попросит Тора шарахнуть молнией. Тогда, если останешься жив, тебя будут звать Флоси Горелая Елда, и про сиськи можешь забыть навсегда.
- Тьфу! - махнул рукой Флоси. - Давай поторопимся, наши уже развели костер. Хевдинг шкуру снимет, если не уберем парус.
На мачте снеккара тяжело обвис клетчатый шерстяной парус. Был он разноцветным, словно сшитым из разных отрезов, но взгляд останавливался не на этом, а на огромной фигуре черного кота, нашитого поверх. Кот щурил желтые глаза-плошки и протягивал переднюю лапу с угрожающе выставленными когтями.
Когда хирдманы справились с парусом и спустились на берег, сверху уже падала ночь. Между прибрежных скал, в неприметной лощине, горел костер, на котором булькала в закопченном котле похлебка. Вокруг костра дружина повтыкала срубленные ветви или палки вынесенного морем плавника, и сейчас на них сушилась одежда, от которой валил пар.
- Славно! - оценил Флоси и потянул с плеч мокрую рубаху. - Хорошо, что плащ у меня почти не промок, а то ведь спать придется прямо на земле, и ни одной горячей девки, чтоб согреться ночью, тут не сыскать.
- Кому что, а Флоси все девки, - хмыкнул худой как щепка Гуди. Свое прозвище - Пузатый - он получил за то, что мог объесть двоих здоровенных воинов. За столом Гуди Пузатый метал в рот все, что подносили, нахваливал, да еще просил добавки. Зато в бою расплачивался за угощение с лихвой - рубился тоже за двоих, а то и за троих, играя огромной секирой, как пушинкой.
- А что? - отозвался Флоси под общий гогот. - Пригожие девки - завсегда хорошо! Хотя вот поглядел я сейчас на тебя, Гуди, и сразу все хорошие мысли как рукой сняло. Умеешь ты все испортить, Пузатый!
- Ладно, - это сказал хевдинг, и все разговоры тут же стихли. Тяжело ступая, Ойвинд Кошачья Удача вышел из темноты, держа в руках тугой кожаный мех. - Асы сегодня с нами, а значит, завтра будет еще один день, и мы вернемся домой с добычей. Женам не придется бедовать, а детям - расти безотцовщиной. Буря точно не стихнет еще пару дней, нам придется торчать здесь, но это лучше, чем кормить рыб на дне. Я говорю - первый глоток за "Кошкин Дом"!
Он запрокинул голову и высоко поднял бурдюк. Крепкая медовуха потекла по бороде.
- За "Кошкин Дом"! - подхватили хирдманы. Загомонили, подставляя под бурдюки костяные стаканы и деревянные чаши. Флоси и тут показал себя - вынул из шелкового мешочка серебряный кубок, небрежно подставил его под светлую хмельную струю.
- Из самого Миклагарда, - ответил на вопросительные взгляды. - Берег для такого случая.
- Наверняка украл на пиру у конунга, - брякнул Орм Соня. Никто не засмеялся, а Флоси покачал головой.
- Змея ты и есть, не зря тебе дали такое имя твои отец и мать. Но я сегодня на тебя не в обиде, Орм, потому что мы все выжили и ушли целехонькими и богатыми. Даже ты живой, а кто я такой, чтобы спорить с волей богов? Лучше уж выпьем.
Орм пробурчал что-то невнятное и опрокинул медовуху в широкую пасть, обросшую клочковатой черной бородой.
- Слушай, Асгейр, - спросил Барди Селедка, глядя в пламя костра, - а почему наш корабль зовется "Кошкин Дом"?
Два Удара, уже завернувшийся в плащ, зевнул и сонно поморщился.
- Ну ты даешь... А, да, я и забыл, что ты с нами совсем недавно. Ты ведь пришел вместо Свейна, верно? Паренек не успел себе даже прозвища заслужить, вместо этого получил стрелу в башку от какого-то деревенского увальня, пока мы грабили побережье.
- Так почему? - переспросил Барди.
- А, ладно... Все равно сон толком не идет. История это давняя, так что, если хочешь слушать, плесни-ка мне еще вон из того меха.
* * *
- Слыхала, Ранн? - спросила у соседки языкастая Сванхильд, когда они полоскали белье и отбивали его вальками на черных камнях у ручья.
- Чего?
- Гудрид-то какое привалило счастье, слыхала? Целый сундук добротной одежды из лучшей шерсти! И ведь взяла по дешевке, отдала всего ничего, торговец торопился распродать остатки товара и поднять парус до непогоды.
- Да ты что? - Ранн аж бросила валек от досады. - Вот ведь, везет же таким! Она ж палец о палец не ударит, вечно сидит и лясы точит, пока муж в отлучке.
- И не говори! А сейчас носится, как курица, которая снесла сразу три яйца, и всем рассказывает, какая хорошая шерсть, да как она приоденется сама и оденет мужа.
- Да уж, удача!
Гудрид была счастлива. С самого утра она ходила вокруг заветного сундука, точно кошка вокруг крынки со сметаной, и не переставала трещать, захлебываясь от радости.
- Боги видят, я как знала! Сразу, как увидела этот сундучище, поняла - вот она, удача, лови ее, Гудрид, не пожалеешь! Целый сундук тончайшей шерсти, которая любому конунгу к лицу! И это под самый Йоль! Теперь даже Йольский Кот мне не страшен, ведь полный сундук нарядов из лучшей шерсти...
К вечеру Гудрид своими похвальбами и "лучшей шерстью" смертельно надоела всем домашним и соседям. Но ей не перечили - вздорная баба, пусть ее муж на место ставит, проще отмолчаться и покивать в ответ, изображая несказанную радость и восторг ("Как же тебе повезло! Умеешь ты сторговаться, соседка!"). А мужа, Скегги Топора, как на грех, не было дома. Корабельщик с золотыми руками, Скегги днями пропадал на верфи, достраивая кнорр, за который было заплачено полновесным серебром и сверх того - золотом. Видать, очень нужен был конунгу этот корабль, раз он даже придумал для него, еще не родившегося на свет, имя - "Режущий волны".
Так что Гудрид была предоставлена сама себе, и сладкие речи торговца откуда-то из южных земель, пришлись ей по душе. Женщина залезла в заветную кубышку и, не торгуясь, отдала речистому все, что он просил. А взамен получила сундук. Торговец приоткрыл его, показывая Гудрид алую и изумрудную шерстяную ткань богатых платий и рубах, лежащих сверху, и с грустью сказал:
- Душа просто обливается кровью - так дешево тебе отдаю целое богатство! Но я вижу, что ты достойная женщина, поэтому не стану накидывать ни медяка сверх должной цены, даже себе в убыток!
И теперь соседки снова и снова выслушивали хвастовство Гудрид. Только старая Йорунн, которую все побаивались, хихикнула в ответ на ее слова и пристукнула палкой по земле.
- Ты бы лучше не поминала Йольского Кота к ночи, хозяюшка. Не ровен час, он явится посмотреть на твою шерстяную обновку своим кошачьим глазом. Не пожалеть бы!
- Иди, иди, старая! - ощетинилась Гудрид. - Я сама знаю, о чем надо жалеть, а о чем нет. Завидуешь на старости лет - так и скажи! И котяра этот ваш - выдумки для детей. Думаешь, я не помню, как меня, еще соплячку совсем, мать Йольским Котом пугала, когда мы кудель трепали для пряжи? Чуть отвлечемся, чтобы поиграть - сразу: "А ну, цыть! Будете плохо трепать, придет Кот и съест!" Хватит уже сказок!
- Ну-ну, - только и промолвила в ответ Йорунн и уковыляла, постукивая палкой.
Вечером, усталый и запыленный, вытряхивая стружки из волос и бороды, пришел домой Скегги. С порога, выпив ковш воды, сказал:
- Ну, жена, показывай-ка твое богатство...
Видать, соседки и ему успели по пути растрещать, как сороки. Гудрид всплеснула руками и зачастила:
- Да я такое купила! Такое! Сам Йольский Кот сдохнет от зависти!
- А ну, тише, - уронил Скегги. - Треплешь языком, почем зря. Где сундук?
- А вот он, - горделиво подбоченившись, Гудрид подвела мужа к сундуку и откинула крышку. Алая шерсть так и полыхнула при свете очага.
- С виду ничего, - протянул Скегги, прищурившись.
- С виду? - взвизгнула Гудрид обиженно. - Да таким вещам место во дворце! - И схватила красное платье.
Взметнулась шерстяная пыль, и от платья мягко отпали рукава, а потом отвалился и подол, оставшись висеть на единственной не перепревшей нити. Гудрид вытаращила глаза, руки у нее задрожали. Она суматошно отбросила остаток платья и вцепилась в зеленую мужскую рубаху, которая тоже расползлась под пальцами - легко, как нагретое масло.
Скегги стоял спокойно и неподвижно, только мелкая жилка билась у него под правым глазом. Большие пальцы рук он сунул за пояс, и покрепче сжал огромные, расплющенные работой кулаки.
- Да что же это! - завыла Гудрид. - Ой, да как же... Обманул! Обманул!
Она принялась заполошно рыться в сундуке. Туча пыли поднялась к потолку, и в доме запахло прелой, гнилой шерстью.
- Купила? - все так же негромко спросил Скегги. - У кого?
- Он из ромеев... уплыл он! - зарыдала жена. - Торопился! Сказал, что себе в убыток...
- Чтобы ромей - и себе в убыток?
- О-ой, да как же...
Дорывшись до дня сундука, Гудрид кашляла, давилась вонючей пылью, но продолжала скрюченными пальцами шарить по доскам. Ничего, только обрывки и гнилые шерстяные тряпки.
- Хватит, - сказал ее муж. Одним рывком Скегги поднял жену на ноги и приблизил к ней побелевшее от ярости лицо.
- Уйди! Не позорься. Сейчас о нас станут говорить такое... Все соседи будут смеяться в голос. Уйди с глаз моих, пока я не натворил того, о чем пожалею!
Гудрид, съежившись от страха, метнулась прочь, за дверь. Скегги еще постоял, сжимая и разжимая кулаки, потом выхватил из-за пояса топор и со всего размаха рубанул по сундуку. Брызнули щепки, заскрипело дерево, а корабельщик все рубил и рубил, рыча сквозь зубы.
* * *
Асгейр замолчал и потянулся к меху с медовухой. Барди озадаченно почесал в затылке и ухмыльнулся.
- Ловко... - он огляделся вокруг. Несколько хирдманов подсели поближе и внимательно слушали. Один из них - в темноте не было понятно, кто, но по голосу похоже, что Торарин сын Эйольфа, - спросил задумчиво, чуть пьяно растягивая слова:
- Так и что? Сглупила баба крепко. Кто ж ромеям верит на слово-то? Жадность, известное дело. А Скегги я знаю, хороший мужик, рукастый. В море не ходит с тех пор, как застудил спину после крушения, когда их выбросило на ледяные камни. Но зато лучше него никто не знает толк в дереве, из которого строят корабли.
- Что было дальше-то? - нетерпеливо спросил Барди Селедка. Асгейр опорожнил мех, отбросил его подальше и довольно рыгнул. Потом улегся, подложив руки под голову, и снова заговорил.
- Дальше? А дальше пришел Кот...
* * *
Утром Скегги не появился на верфи, как делал это всегда - с первыми лучами зимнего солнца. Подождав до полудня, озадаченные подмастерья отправили шустрого на ногу мальчишку к старому Трюгви сыну Атли, который заправлял всеми корабельщиками. Мальчишка рассказал ему об отсутствии главного мастера, и Трюгви сильно помрачнел.
- У нас совсем нет времени прохлаждаться, - он пристукнул кулаком по столу, - и я такого от Скегги не ожидал, кишками йотунов клянусь, вот уж не ожидал!
- Сам разберусь! - рявкнул Трюгви. Потом чуть остыл и посмотрел на паренька.
- Вот что. Дуй на верфь и позови Кьярваля и Вагни Лысого. Пусть со мной пойдут. Поглядим, что там у Скегги случилось.
Они уже подходили к дому Скегги, когда Кьярваль вдруг наморщил свой длинный, как у крысы, нос.
- Чуете? - спросил он. - Ну и воняет! Как будто где-то нехолощеные коты насрали, сразу целая стая.
Принюхавшись, Трюгви с Лысым Вагни тоже учуяли резкую вонь, которая усиливалась с каждым шагом. Вскоре послышался шум голосов, оханье и женские причитания.
- Да что там такое... - глава корабельщиков ускорил шаг. Вывернул на дорогу, ведущую к подворью Топора - и остолбенел.
Около покосившегося забора толпились соседи, всплескивая руками и переговариваясь. Однако никто не подходил ближе, чем на десять шагов, а у мужчин лица были перевязаны тряпками. И было с чего. Посреди двора, проломив крепкие жерди забора и завалив собой вход в дом, на грязном снегу высилась огромная, в три человеческих роста, гора... кошачьего помета. Свеженького, и пахнущего, как и полагается пахнуть дерьму сытого и уверенного в себе кота.
- Что за хрень, йотун мне в зубы? - прохрипел в изумлении Трюгви. Увидев его, толпа соседей принялась галдеть еще громче.
- А ну, тихо! - прикрикнул он. Трюгви все уважали, поэтому гомон немного смолкнул, а вперед вышагнул крепко сбитый мужик. Из-за тряпки на лице корабельщик его сразу не признал.
- Ты, что ль, Рауд? - спросил он, приглядевшись. От вони слезились глаза и было трудно дышать.
- А кто ж еще... - отозвался мужик. - Тут такое дело. Похоже, прогневала Гудрид Йольского Кота. Да так прогневала, дурища болтливая, что мало не показалось.
Только теперь до старого Трюгви дошло, что кроме пролома в заборе, весь двор полностью разгромлен, будто здесь прошлась буря. Глава корабельщиков опустил взгляд под ноги - и открыл рот, невольно охнув. Совсем рядом с его башмаком на утоптанном снегу глубоко отпечатался след громадной кошачьей лапы - длиной в шаг взрослого человека, не меньше.
- А я ей говорила, говорила я ей! - затараторила Сванхильд, вцепившись в локоть Трюгви. - Мы вчера с Ран все судили да рядили - не доведет это до добра! Где ж видано, чтобы ромей не торговался, а? А мы вчера...
- Брысь! - рявкнул старый корабельщик, и Сванхильд, ойкнув, исчезла среди без умолку трещащих языками женщин.
- Окромя забора и кучи, стало быть, этот, - Рауд опасливо понизил голос, - еще овин своротил и всю живность разогнал и потоптал. От пса сторожевого одни клочья остались, а ведь пес-то в одиночку волка брал...
- Так, - Трюгви поморщился от застарелой боли в когда-то простреленном колене, - а сами-то хозяева где?
- Там, - Рауд развел руками, - внутри.
- Живые, что ли?
- Ага. Только как их оттуда достать...
Зажав нос и прищурившись, старик обошел кучу дерьма и напряженно прислушался. Потом крикнул.
- Эй! Скегги! Это я, Трюгви!
- Трюгви? - глухо, почти неслышимо донеслось из-под вонючего завала. - Слава богам! Выпустите нас отсюда, тут дышать нечем! - женский плач вторил мужскому голосу.
- Откопаем! - заорал Трюгви. - Держись там!
Он посмотрел на Кьярваля и Вагни.
- Чего встали? Бегом на верфь и тащите всех, с лопатами. Плачу сверху, пусть не боятся замазаться в дерьме. Живо!
Кьярваль и Вагни уже повернулись, чтобы идти, но тут сквозь толпу протолкался тяжело дышащий парень с куцей бородкой, в латаных штанах и зимней рубахе, подпоясанной веревкой. На ходу он придерживал меховой колпак не по размеру, сползающий на нос.
- Мастер Трюгви! - заорал он. - Мастер Трюгви! Беда!
Толпа жадно качнулась к нему, готовая к новой ошеломительной сплетне. Старый Трюгви почувствовал, как что-то холодным комком заворочалось под ложечкой.
- Что там еще? - незаметно сглотнув, твердым ворчливым голосом спросил он, сделав безразличное лицо.
- Там это... - парень старался отдышаться. - Там кнорр, который Скегги строил...
- Ну? Говори уже! - ощерился Трюгви. - Что с кнорром?!
- Он утонул...
- Че-го? Как утонул?
- Так это, мастер Трюгви, старый Хрольф сказал, что его Йольский Кот утопил...
- Как утопил?! - завопил Трюгви, вмиг потеряв остатки самообладания и замахнувшись на посыльного кулачищем. Паренек отпрыгнул и пробормотал:
- Так это... Кот его напрудил полный... Весь зассал. Вот кнорр и утоп!
Когда откопали Скегги и Гудрид, на корабельщика было жалко смотреть. Черный от стыда и злости, он стоял, не зная, куда деть свои большие руки, разглядывая загаженный и разоренный двор. Его жена вообще отказалась выходить из дома, громко причитая где-то в глубине. Постояв немного, Скегги начал собирать переломанные жерди забора. Толпа, которая поняла, что ничего интересного здесь больше ждать не стоит, начала потихоньку расходиться.
- Что делать будем? - спросил Трюгви. - Йоль только начался. Кот нам житья не даст из-за твоей жены, у которой язык без костей. Вот я и спрашиваю - как дальше?
Скегги помолчал, потом выдавил через силу:
- Надо Йорунн позвать. Старуха все знает.
- Зови.
Старая Йорунн приковыляла почти сразу. Посмотрела ехидно на подворье, помеченное Котом, но злословить не стала, только покачала трясущейся головой. Потом перевела взгляд выцветших, но еще зорких глаз на Трюгви.
- Зачем звал, корабельщик?
- Да ты и сама знаешь, - сумрачно отозвался тот. - За глупость Гудрид мы уже все сполна пострадали. Вонять здесь будет до весны, наверно... а весной еще сильнее. Кнорр тоже сушить надо, сейчас его на берег выволокут, но к лету он никуда не поплывет, это точно. А дальше-то что? Кот вернется, они же злопамятные, кошки-то...
- Это точно, - хихикнула Йорунн. - Вернется и навалит столько, что никаких лопат не хватит. Или съест кого-нибудь. И ладно, если Гудрид. Да тихо ты, - прикрикнула она на вскинувшегося Скегги, - раньше надо было взбрыкивать!
- Что? - переспросили в один голос Скегги и Трюгви.
- Парус. Возьмите лучшую шерсть из всех домов и сделайте из нее парус. А на парус пришейте изображение кота. Сделайте это сегодня - а потом я скажу, как поступить дальше...
К ночи парус был готов. Взмыленные хозяйки с исколотыми иглами руками успели сшить полотнище на совесть. Из заветных сундуков были извлечены штуки лучшей шерсти - подарки, приданое, запасы на черный день. Все пошло в дело. Когда ночь вступила в свои права, клетчатый парус, переливающийся разными цветами, от огненно-красного до угольно-черного, был готов. А сверху на него крепко пришили вырезанного из такой же ткани черного котище, грозящегося острыми когтями.
Старая Йорунн одобрила труды, покивала головой. Потом подковыляла к мрачному Трюгви.
- Какой корабль из тех, что ты сейчас строишь, самый лучший?
- Самый?.. - медленно переспросил корабельщик и задумался. Тряхнул головой и встретился взглядом со Скегги.
- Снеккар, - утвердительно сказал тот.
- Снеккар, - без тени сомнения согласился с ним Трюгви. Повернулся к Йорунн и сказал:
- У меня есть такой корабль. Он почти готов. Я строю его для достойного хевдинга, это будет славный конь моря. Пожалуй, лучше я еще не строил.
- Это хорошо. Тогда, не теряя времени, сделай вот так...
* * *
Теперь вокруг Асгейра собрался уже почти весь хирд - кроме тех, кто спал без задних ног, так что ни ревущее вдали море, ни порывы ветра не были тому помехой. Кто-то притащил полный мех, который пошел по кругу в задумчивой тишине. Первым эту тишину опять нарушил Барди Селедка.
- Значит, Йольский Кот нассал в кнорр и утопил его? Ну и история, клянусь хвостом Хель!
- У Хель же нет хвоста, - немедленно возразил Флоси. Барди ощерился зло.
- А ты откуда знаешь, Горелый? Ты, что ли, сам видел ее своими глазами?
- Да я и мамашу твою своими глазами не видел, но знаю, что хвоста у нее нет! - невозмутимо парировал Флоси.
- Да ты...
- Тихо вы оба, - буркнул здоровяк Хринг, за упрямство прозванный Бараном. - А то сейчас возьму обоих за шиворот и тресну лбами.
С Хрингом лучше было не связываться, потому что силой он превосходил пятерых здоровых мужчин. Барди примолк, недовольно сопя.
- А что потом? - как ни в чем ни бывало, спросил Горелый у Асгейра.
- Потом... - начал было тот.
- Потом, - перебил его голос хевдинга, - все было уже просто и даже скучно.
Ойвинд Кошачья Удача глядел на своих воинов через пламя потухающего костра, и отблески последних огоньков играли в его желтых глазах.
- Потом мой снеккар стал лежанкой.
* * *
В темноте на мачте корабля, от которого еще пахло свежим деревом и смолой, поднялся шерстяной парус с черным котом. Сам снеккар был, по указанию Йорунн, от носа до кормы завален мягкими шкурами, мехами и самой толстой тканью, превратившись в огромную плавучую перину. И, наконец, кряхтя и отдуваясь, Скегги самолично заволок на борт и поставил у мачты большущую деревянную бадью, до краев полную самым жирным молоком от лучших коров. За это молоко корабельщик сполна расплатился звонким серебром, но он и не думал торговаться или жадничать. Понимал - так надо.
Огни на верфи и во всем селении погасили, задули все - до самой последней жировой плошки, до самого тонкого коптящего фитилька и лучины. На крепкие засовы закрылись двери и ставни, ни одна живая душа не смела выглянуть на улицу.
- Сидите дома! - дребезжащим голосом повторяла Йорунн, шаркая мимо домов в мертвой тишине. - Сидите и не думайте выходить!
Она, опираясь на крепкую руку старого Трюгви, поднялась на борт корабля, еще не ведавшего своего первого плаванья, и долго шептала что-то над бадьей с молоком. Потом спустилась на землю, и две фигуры медленно растаяли во мраке.
Наступила глухая, беззвездная полночь.
И пришел он. Йольский Кот.
Выше крыш домов, заваленных снегом, выше мачт кнорров, выше самых высоких деревьев. Как сгусток непроницаемой для света черноты, в которой желтыми пятнами горели огромные глаза. Как сама йольская ночь, полная неведомых никому тайн.
Кот прошел по улицам - бесшумно, и все псы подавились страхом и замолчали, скуля и забиваясь поглубже в свои конуры. Он остановился на краю верфи, вздыбив шерсть, с которой срывались дымные черный завихрения, и понюхал воздух. Потом фыркнул, заурчал и осторожно попробовал огромной лапой борт снеккара. Словно бы уменьшился в размерах, став ростом с высокого человека. Не спеша, перебрался на корабль и подошел к бадейке с молоком. Лакнул пару раз. Заурчал громче и стал лакать, не отрываясь.
Потом, сыто урча, Йольский Кот потерся об мачту, встал на задние лапы и звонко провел когтями по твердому мачтовому дереву. Отошел на пару шагов, свернулся клубком и заснул среди шкур, мехов и шерсти.
Морозное утреннее солнце нехотя протянуло свои бледные лучи и осветило дома. Заскрипели дверные засовы, открылись ставни. Жители с опаской высовывались за двери и вдыхали холодный воздух.
Трюгви и Скегги шагали не спеша. Подойдя к верфи, они переглянулись и невольно принюхались. Пахло как обычно - снегом, морской водой и деревом. Внезапно старый мастер остановился и тронул Скегги за плечо.
- Гляди-ка.
Он показал пальцем на отпечатки кошачьих лап, удаляющиеся по направлению от кораблей. Вначале эти отпечатки были не больше человеческой головы, но чем дальше - тем становились огромнее, исчезая в лесу. Корабельщики, не сговариваясь, осмотрелись по сторонам. Все было на месте, ничего не было сломано.
Скегги подошел к снеккару с лоскутным шерстяным парусом. Присвистнул и поманил рукой мастера.
Немалая палуба корабля была густо покрыта черной свалявшейся шерстью - так, что не было видно шкур и мехов, развороченных в беспорядке.
- Да, видать, поспал здесь зверь в свое удовольствие,- сказал кто-то сзади. Корабельщики обернулись. Крепко сбитый светловолосый мужчина в добротной зимней одежде, перетянутой поясом с мечом, смотрел на них, улыбаясь. Взгляд Снорри остановился на широком золотом запястье, украшавшем правую руку.
- Ты, должно быть, Ойвинд сын Асмунда, - спросил он. - Это ведь твой корабль?
- Мой, - спокойно согласился мужчина. - И мне кажется, он принесет мне больше удачи, чем те, что были у меня до него.
* * *
- Вот так все и закончилось, - развел руками Ойвинд и принял от Флоси мех с медовухой. - А потом я дал кораблю имя, потому что негоже ему быть безымянным. "Кошкин Дом" - что может быть лучше? Ведь здесь спал сам Йольский Кот...
Он сделал пару больших глотков и вернул мех.
- Не люблю хвастаться, но удача еще ни разу не изменила нашему кораблю, - снова заговорил хевдинг. - Он выходил невредимым из всех передряг, и сегодня мы, не потеряв ни одного бойца, ускользнули от бури, которая в щепки разнесла наших преследователей. Сейчас они на дне, а у нас полные руки добычи. Ха! Вернусь домой - поставлю Йольскому Коту еще пару ведер молока и велю отлить из серебра самую большую кошачью погремушку, какие обычно мастерят дети из пустых орехов.
Все воины вокруг костра серьезно закивали. Желающих поспорить или высказать сомнение словам вождя не нашлось. Да и с чем тут спорить, когда вон оно - море, вон буря на море, а вот целехонький снеккар и куча сундуков с добром и золотом. И даже помянуть некого, так все хорошо получилось.
Общее мнение выразил Барди Селедка.
- Да раз это так, я сам готов мяукать, взобравшись на мачту и обвалявшись в шерсти... - он осекся и вдруг спросил задумчиво:
- Так это, стало быть, не простые зарубки на мачте? А я-то гадал - откуда они взялись.
- Оттуда, - усмехнувшись, ответил Ойвинд Кошачья Удача. Потом хевдинг поднялся и пошел в темноту, напоследок бросив:
- Давайте спать. Отдохнувший воин лучше сонного.
- Погоди, - спросил ему в спину Флоси горелый. - Я давно хотел у тебя спросить - а что стало с кошачьей шерстью?
- С шерстью? - переспросил Кошачья Удача. - А вот она.
Не оборачиваясь, он задрал рубаху и похлопал себя по широкому шерстяному поясу, прикрывавшему поясницу и спину до середины.
- Йорунн сказала мне, что лучше средства от морской сырости и простуды не нужно даже искать. Я сразу приказал собрать всю шерсть и свалять из нее этот пояс. Старуха не обманула - с тех пор я ни разу даже не кашлянул.
Хруст песка и ракушек под сапогами хевдинга затих вдалеке.
- Дела... - глубокомысленно сказал Барди Селедка и потряс полупустой мех над ухом. - Будешь?
- Давай, - отозвался Флоси.
Они еще долго сидели, глядя, как светятся угольки прогоревшего костра. И свет этот был сначала красным, а потом мерцающе-желтым. Словно кошачьи глаза в непроглядной зимней ночи.