Если кто-то думает, что старшина первой статьи Россомахин, который все время маячит тенью в моих рассказах, персонаж вымышленный - он глубоко ошибается.
Вымыслить такое не смог бы даже Зураб Церетели, ковырять его тупым кайлом, который все время пытается подарить городу Ленинграду очередного своего монстра.
Что же касается старшины, то он существовал всегда. Утром, выбегая из казармы, натыкаешься на его фигуру, растущую посреди плаца. "Живее, салажня! (в рот валенок и закусить!) Строиться бы-ы-ыстро! (вялые мандавошки!) На флаг и гюйс СМ-Ы-ЫРНА! (козинаки вашей бабушки!)"
Некоторые даже свято были уверены, что товарищ старшина так и спит - посреди плаца, как африканский слон под баобабом.
Стоя.
Не закрывая глаз.
Модель Кинг-Конга почти в натуральную величину.
Даже сам Разумовский разговаривал с Россомахиным, теряя почти все децибелы, которыми обладал от природы. Потому что кричать на это человекообразное было просто невозможно - голос терялся где-то в районе кирпичного подбородка и отражался обратно, сдувая с каплея фуражку и делая обратный зачес. Поэтому Разумовский, глядя на старшину, только часто моргал.
Похоже было, что они общаются азбукой Морзе.
Морг-морг! - и Россомахин со скрежетом кивает: "Так... точно!" А капитан-лейтенант радостно отправляется в штаб, вприпрыжку бежит, как молодой.
Кто сказал, что в училище не было других старшин?
Вагон.
Маленькая тележка.
Всюду шлялись эти гуманоиды, эти члено-раздельные, эти Сыновья Большой Мохнатки. На этих микробах крепко держался воспитательный процесс. Нас, значит, воспитательный. Но никто из них не мог сравниться с товарищем Россомахиным в боевой смекалке и полном отсутствии всяких человеческих эмоций. С него американцы могли бы сваять пропагандистскую скульптуру "Ужас холодной войны" - если рядом поставить медведя с гармонью который, бобик плюшевый, пытается дотянуться старшине до плеча.
И я этот ужас наблюдал лично и ежедневно.
При этом у старшины была семья. В количестве жены и тещи, которые уживались в малогабаритной двухкомнатной квартирке общежития, устроив позиционную войну, как Шамиль и Ермолов на Кавказе. Эти две химеры с крыши собора Нотр-Дам постоянно жилплощадь между собой делили и устраивали взятие Шевардинского редута в отдельно взятой квартире. Часто, когда кто-нибудь из курсантов был послан, чтобы старшину из объятий этих форм жизни выдернуть и отправить в училище, он заставал полный погром. Ебб-а-а-ать и жечь! Тарелки и чашки летали стаями и приземлялись в углах, а посреди этой разрухи шипели друг на друга растрепанные бабы, фехтуя на поварешках. Чтоб им, стервам, сиськи на винт намотало! - думал посыльный, лавируя на цыпочках в конец коридора. Где и заставал гвардии старшину первой статьи Россомахина, мирно курившего у батареи. В разборках он никогда не участвовал и только ждал, пока кто-нибудь из высоких договаривающихся сторон получит по кумполу и уползет в спальню обиженно хрюкать.
Тогда старшина вставал и шел давать пенделя стороне другой.
Устраивать сеанс глубокого гипноза с последующим уестествлением и наказанием невиноватых.
В конце-концов, теща от них съехала.
Неизвестно куда.
Были даже слухи, что старшина ее расчленил и съел, енот-потаскун.
Однажды, золотой осенью, товарищ Разумовский прогуливался по липовой аллее, которая насквозь протыкала все училище от ворот до ворот. Желтые листья, синее небо после дождичка - красота. И вдруг посреди этой красоты налетает порыв ветра - и капитан-лейтенант оказывается весь занесен красотой по самые уши.
Мокрые листья, М-маруся отравилась!
За воротник шинели, собачку пополам!
Разумовский останавливается посреди аллеи, сугроб с глазами, и начинает свирепствовать избирательно. Та-аварищ курсант! Ко мне! Что вы тут встали? Что вы на меня рот раззявили, я вас спрашиваю, ворона блядская? Почему стрелки на клешах не видны, гланда конская? Откуда вас мама родила? Ма-алчать! Три наряда вне очереди! Эй, там! Каааа мнееее! Бееегооом!
И бежали бегом, и слышалось потом на аллее скрипение молодого насилуемого организма. Туда! сюда! в самую перспективу! мало вас в детстве драли, теперь я вам члены в узел позавязываю!
Но когда на аллее показался старшина Россомахин, рубивший строевым в столовую, капитан-лейтенант сдался и экзекуцию распустил.
- Россомахин, ты пошли своих, пусть они листья сметут. Проследи лично, - сказал он мирно и махнул рукой как Гагарин - поехали, мол.
Сметать листья вместо обеда - об этом старшина первой статьи, несомненно, мечтал всю жизнь.
В глазах у него появилось нехорошее, и он позвал нас.
Листья не сметались. Точнее, сметались, но чуть только ветерок - тут же на алее оказывалось в три раза больше новых, только что с веток.
Обед прошел.
Россомахин зверел и тихо, сам того не замечая, гнул пальцами чугунную пику ограды. Гулливер в стране лилипутов. Когда ветер дунул в сто тридцать пятый раз, и подметальная рота взвыла, он проявил военную хитрость. Он пошел в автопарк и попросил знакомых водителей выгнать из гаража три радарных установки на базе тягача "Ураган". Объясняю - двигатели, которые на них стоят, ставят на вертолеты.
Установки осторожно выползли, встали в разных концах аллеи и заглохли. Рота предусмотрительно разбежалась подальше. Старшина, несгибаемым членом партии вставший посредине, взмахнул рукой.
И в это время жена каплея Разумовского вышла из штаба с собачкой на руках. Маленький такой мопс, пучеглазый до упора, словно его вместо перчатки натянули и снять забыли. Она вышла, что-то щебеча в дверь. И тут рука старшины опустилась.
Содом и Гоморра!
Целоваться в клитор!
Все три установки одновременно завели турбины.
Мопс на руках мадам Разумовской разбрызгался жидким пометом, укусил хозяйку за грудь и куда-то исчез бесследно. Визга ее никто не услышал - машинный вой все перекрыл. Золотая осень накрылась звездой героя соцтруда. Листья со всех лип на аллее рухнули вниз. Не осталось ни одного, только голые ветви и окаменевшие белки, напрочь потерявшие слух.
Потом установки сбросили тягу и спокойно уехали.
Мы домели аллею.
Россомахин ушел на турник вместо обеда.
А мопса искали всем шалманом, два дня от забора и до заката.