В кухне никого не было. Бабушка напекла пирогов и ушла в ванную. Брать она их не разрешила. Тазик с пирогами стоял на плите, накрытый марлей, и стыл. Алиса сидела на табуретке, навалившись локтями на стол, и нюхала скатерть. Вспоминала замечательную сказку про кота Ваську, который съел сметану. Алисина любимая. Даже лучше, чем "Серебряное копытце".
"Ну почему, почему у нас нет кота?", - сказала Алиса скатерти. И подоконнику. И банке с грибом на подоконнике. И дикой сливе за окном. Кот бы сейчас сидел на столе, прямо перед Алисой. Или лежал на окне, поджав лапы. Он бы жмурился и фырчал. Они с Алисой ели бы копченую колбасу и камбалу, и шпроты. Пили бы компот из сухофруктов. Надо завести совсем-совсем маленького кота. Малюсенького. Кому он будет мешать, они его даже не заметят?! Крошечный маленький кот. Котенок. А когда он вырастет (Алиса его откормит), его уже все будут любить, и не смогут отдать или выбросить на улицу. Мы поставим ему блюдечко под раковиной, будем привязывать нитку к фантику от конфет "Чебурашка", чтоб он с ним играл. И почему мама так против котов в доме?
Алиса слезла с табуретки и подошла к дверному косяку, на котором ее обычно измеряли. Над самой нижней чертой были написаны четыре цифры. Алису обычно мерили ножиком. Приставят к голове, потом Алиса отходит, и делается зарубка. "Интересно, что будет, когда я перерасту холодильник?, - подумала Алиса, - а потом дорасту до полок, а потом буду выше мамы с папой и буду проходить в дверь, согнувшись пополам, как дядя Степа. Что за жизнь у меня будет при таком росте? И чем меня будут кормить?". Алиса смотрела на пироги, но подойти к ним боялась.
Страшная все-таки вещь плита: решетка, конфорки, сверху ножи висят. А совсем под потолком круглая черная вытяжка, в которой живет домовенок Кузя. И если он сейчас вздумает оттуда вылезти, Алисе придется, скрепя сердце, отдать ему пирожок. Главное, чтоб он любил с капустой, а не сладкие. Бабушка ни за что не поверит, что Алиса стащила пирожок с вареньем не по своей воле. "Да ладно, - сказала себе Алиса, - ничего он не вылезет, домовые днем спят. А вот телефон вполне может зазвонить". Мама, когда уходила, сказала Алисе, что если будут звонить, надо ответить, что Алиса уже большая и все такое.
"Все, - подумала Алиса, - сейчас зазвонит". Никого нет дома. Бабушка в ванной, на другом конце квартиры. Алиса отошла в самый дальний угол, чтоб потрогать там сетку с луком. Может, никто и не будет звонить. И тут он зазвонил.
"Ну позвонит и перестанет, - думала Алиса, ковыряя лук, - а маме можно соврать, что не звонил". Главное, чтоб бабушка из ванной не услышала и не уличила Алису.
Телефон надрывался. "Да что же это такое?! Нету здесь никого! Хватит названивать!". Но он не унимался, и продолжал звонить. Отступать было некуда. "Какие же это гады могут так издеваться над ребенком?", - Алиса поднесла табуретку к холодильнику, залезла на нее и дотянулась до телефона. Так, что там говорить надо?
- А-ло, вам-ка-во?
Спрашивали папу.
- Его нет, а что передать?
- Передайте, что звонил Лев.
- Из зоопарка?
- Из Ростова.
- Хорошо. Спасибо - до свиданья.
- До свиданья, милая барышня.
- До свиданья, - совсем смутившись, сказала Алиса и положила трубку.
В голове у нее пронеслось: "Е-мое! Ексель-моксель!". И даже: "Елки-палки!". Алиса первый раз в жизни говорила по телефону.
"Хорошая вещь телефон", - соображала Алиса, все еще стоя на табуретке и разглядывая керамическую пивную кружку на полке у холодильника. "И вообще, ай да я! Сколько нового узнала. Я молодец. И мама скажет тоже самое... Так-так-так, что же сказать маме?". И Алиса стала складывать в голове необходимую фразу. Она только успела поставить табуретку на место, как заскрежетал замок, и пришла мама.
- Привет, дочура. Кто-нибудь звонил?
Алиса с чувством собственного достоинства отковыряла кусочек халвы с целого бруска на подоконнике.
- Звонили папе. Какой-то лев из Ростова.
- И ты сама говорила?, - спросила мама, доставая из сумки треугольные пакетики молока.
- Да.
- Молодец. Совсем большая девочка.
- Угу. Чего ты купила?
- Молока.
- Зачем? Я же его не пью.
- Умна не по годам. Зато я пью.
- А кефир где?
- Кефира не было. Пришлось взять ряженку.
- Ну и что мы с ней будем делать? Ты же прекрасно знаешь, что я все это не ем. И вообще, мне-то ты что-нибудь купила?
- Творог с изюмом.
- У-у-у... Лучше б ты конфет купила.
- Будешь есть много сладкого, зубы испортятся.
- Как же я его буду есть, когда его нету. Мам, а мам?
- Ну что?
- А что это за имя такое, Лев? Я не поняла.
- Нормальное мужское имя.
- Какое же это имя? Это животное такое.
- И имя тоже.
- А почему не тигр? Не жираф? Не гиппопотам, наконец? Бывает такое, чтоб какого-нибудь дядю звали Тигром?
- Не бывает.
- А почему "лев" бывает?
- Ну откуда я знаю. Это такое еврейское имя. Не приставай ко мне, Алиса.
- Иностранное что ли?
- Иностранное.
- Какое же оно иностранное, если по-русски так же будет?
- Вот вырастешь большая, и сама узнаешь.
- Но я сейчас хочу. Откуда оно взялось, имя такое?
- Ну я же зову тебя Кисой.
- Это разные вещи, - строго сказала Алиса, - то я, а то какой-то старый дядька.
- О, господи!... С чего ты взяла, что он старый?
- Ну папе же звонил, значит старый.
- Но папа-то у нас еще далеко не старый.
- Папа старый.
- Интересно, а я? Я, значит, тоже старая?
- Не, ты у нас молодая еще.
- Ну спасибо, дочь. И хватит болтать, сейчас будем обедать.
- Хорошо. Мам, а мам?
- Что?
- А я когда вырасту, можно назову дочку Зеброй?
- Когда ты начинаешь острить, Алиса, с тобой совершенно невозможно разговаривать.
- Я не острю. Я даже не знаю, что это слово значит, - сказала Алиса, убегая в бабушкину комнату.
ИСКУССТВО
- Алиса, мы с папой идем на выставку.
- Ну и до свидания.
- А тебя мы вообще с собой никогда больше не будем брать, после того, что ты устроила в музее.
- Да пожалуйста. Я сама туда не хочу. Идите в свой музей, и там и живите.
- Как ты разговариваешь со старшими?!
- ...
- Даже Илюша, и то не позволяет себе так с матерью разговаривать. Я все расскажу бабушке.
- Раз он тебе так нравится, заведите себе другого ребенка. Хорошего. И идите с ним в музей. Можете даже Илюшу этого взять.
- Вот его и возьмем.
"А меня сдадите в колонию для малолетних преступников, чтоб никто вам не мешал общаться с хорошими детьми. Только бабушку я с собой заберу. И куклу Настю тоже", - подумала Алиса. Она забралась на кресло спиной к двери, и стала раскладывать шляпки от желудей на полированном подлокотнике. Хлопнула дверь, кто-то заглянул в комнату. Алиса не повернулась.
- Оставь ее, пусть перебесится, - сказал папа в коридоре.
"Предатель, - подумала Алиса, - надо сказать бабушке, что пора паковать чемоданы. Вот вернутся из своего дурацкого музея, а нас нету".
Громыхнула входная дверь. Родители ушли. "Надо подумать, что с собой взять, пока бабушка не вернулась из магазина". Алиса представила себя с чемоданчиком и в лохмотьях, бредущей по пустой улице в дождь. Машины проносились мимо. В подъездах притаились страшные бандиты. И прохожий с зонтиком спрашивает Алису: "Ты чья, девочка?". А Алиса отвечает: "Я девочка своя собственная. Нет у меня никого". И прохожий протягивает ей полбуханки черного хлеба. И Алиса его ест. Совсем по чуть-чуть, чтоб назавтра осталось. А когда хлеб кончается, Алиса умирает от голода на своем чемоданчике. А мама с папой (каким-то образом к ним присоединилась и бабушка) кормят своего нового ребенка шоколадными конфетами "Мишка". Алисе стало себя так жалко. "У нас и чемодана такого нет", - подумала она.
И попыталась вспомнить, с чего все началось. С музея этого проклятого.
Они миновали билетершу, и свернули влево. Там был свет и огромные белые статуи. Алисе очень не понравился бык. Сначала она конечно побежала к нему с криком: "Мама, смотри, коровка", но мама одернула Алису и сказала, что в музее надо вести себя тихо и говорить шепотом. "Что-то здесь не так", - подумала Алиса, и присмотрелась к коровке. Ног она у нее не увидела. "Это неправильная корова. Голова есть, а ноги где?".
- Мам, а где у нее ноги?
- Ну пойдем поближе, посмотрим.
- Нет. Я не пойду. Она страшная.
- Да не бойся ты, Алиса. Она же не живая.
"Точно, - содрогнулась Алиса, - она мертвая. Не-ет, к мертвой корове я даже приближаться не хочу". И она подергала мамину руку, пытаясь освободиться. "Вот почему здесь можно только шепотом. Они все мертвые. Как на кладбище". Алису объял ужас.
- Пойдем домой. Зачем вы меня привели сюда?
- Не дури, Алиса, здесь интересно.
- Мне неинтересно. Отпустите меня.
Но мама с папой вели ее дальше. Проходя рядом с быком, Алиса похолодела. Он и правда был страшный и огромный. "У меня сейчас сердце остановится, и я умру".
Они подошли к маленькой лестнице, спускавшейся в зал. И тут Алиса увидела ИХ. "Мертвые", - подумала потрясенная Алиса. Некоторые были без головы, другие без рук и ног. "Наверное после бомбежки. Кошмар! Не хочу на них смотреть".
- Ну спускайся, Алиса, на Акрополь посмотришь.
- Нет, спасибо. Идите, смотрите, я вас здесь подожду.
- Мы же специально ради тебя сюда пришли.
- Ну конечно.
- Нет, мне это нравится. Я бросаю все дела, жертвую выходными, чтобы показать своему ребенку Акрополь, а она становится тут в третью позицию...
- Алиса, не расстраивай папу.
- Я не пойду. Оставьте меня в покое.
- Алиса, ты уже не маленькая, как тебе не стыдно.
- Мне не стыдно. И я туда не пойду. Я вас здесь подожду.
- Мы сюда не вернемся, мы в следующий зал пойдем.
- Идите. Я подожду, пока вы все посмотрите.
- Алиса, это очень долго. Ну спускайся к нам, я тебе что-то интересное покажу.
- Спасибо, не надо.
- А шоколадный батончик хочешь?
- Нет. Может ты ко мне поднимешься?
- Нет. Не хочешь, оставайся.
- Ну если Алиса от конфет отказывается, значит плохо дело. Давай ее оставим.
"Да, - подумала Алиса, - плохо дело. Они думают, что я за ними побегу. Мимо трупов - ни за что на свете. Я подожду. Здоровее буду. Заманили в ловушку, а сами смылись. Билетерша меня точно обратно не выпустит, она очень строгая". Алиса побежала обратно к быку, и встала от него как можно дальше. Она загородила какую-то очень высокую дверь, и мимо нее все время ходили какие-то люди. Одни были злые, и говорили не вертеться под ногами, другие - веселые, просто проходили мимо целыми толпами. "Как же здесь страшно, - подумала Алиса, - и есть охота. Надо было схватить у мамы батончик, и бежать. Может я тут посплю где-нибудь... например, на полу, пока они там ходят". "Может я уже не так боюсь быка", - подумала Алиса, и попробовала на него посмотреть. Нет, чем больше смотришь, тем страшнее становится. И мысли в голову лезут какие-то бредовые. Пол уходит из-под ног. Так и спятить недолго. И кричать нельзя. Алиса не смотрела в сторону быка, но она о нем помнила. С его стороны шел свет, и там был тот зал с покалеченными. Алиса стояла в полутьме и слушала тяжелое хлопанье двери. Оно эхом отзывалось в желудке. "Ну сколько можно ходить?",- подумала Алиса.
И папа вернулся. Вид у него был суровый.
- А мама где?
- Мама нас догонит. Пойдем, фрески посмотрим. Если ты их не боишься.
- Их не боюсь. Но там нет больше страшного?
- Есть. Но я же буду с тобой.
И они вошли в высокую дверь.
Алиса смотрела на несимпатичных мужчин и женщин, и думала: "Они мне все до фени, куда мама подевалась?". И еще она думала: "Все эти страшилища гораздо больше папы, что он им сможет сделать?". И Алиса спросила, что будет, если они вдруг на нас нападут. Папа ответил: "Мужайся, дочка, тогда умрем вместе". "Он это что, серьезно?", - подумала Алиса. И паника захлестнула ее. Интересно, как люди отсюда выбираются? Проходят все залы насквозь, а там выход? Не обратно же идти. Алиса вообще скоро перестала понимать, где они находились. Она ждала нападения из-за угла, и что на них упадет потолок. Именно так она понимала выражение "умрем вместе". И совершенно бессмысленно мелькали перед ней египтяне, римляне и греки, огромные страшные статуи и маловразумительные монеты, глиняные бусы и вазы, в которые папу можно было посадить целиком. К мумии Алиса не пошла. Так и сказала папе. И отпустила его руку: "Даже смотреть не хочу на эту гадость". Пусть лучше потолок упадет.
Когда они прошли обратно между двумя ассирийскими сфинксами, угрожавшими в случае чего заблокировать дверь, Алиса поняла, что с нее уже хватит. "Я устала, - сказала она папе, - к маме хочу. Домой хочу. "Блинов хочу со сметаной"". Папа засмеялся, и маму они быстро нашли.
Только пошли почему-то не домой, а все дальше и дальше, к этим проклятым статуям. И мама с папой постоянно повторяли: "Уже недолго осталось. Вот следующий зал посмотрим, и домой". "Врут они все, - подумала Алиса, - хотят, чтобы мы тут заблудились, а потом меня бросят, и чтоб я дорогу домой находила по хлебным крошкам". И этот странный бред не прекращался, впереди маячили новые залы, и новые статуи. Перед особенно угрожающими Алиса внимательно следила, чтоб не остановилось сердце, и сразу же вспоминала про потолок. "Наверное я уже сошла с ума", - думала Алиса. Только Гармодий и Аристогетон были симпатичные. Ну, то есть, на общем фоне. Алиса решила, что это памятник всем, кто занимается бальными танцами. "Когда же это кончится, - думала Алиса, - у меня уже ноги болят".
- Мам, у меня ножки устали.
- Потерпи, доченька, последний зал остался.
"Молись, чтобы это была правда, - со злобой подумала Алиса, - а то я здесь что-нибудь разобью, вы вовек не расплатитесь. Сумасшедшим это можно".
Они спускались по большой лестнице с площадкой, когда Алиса заметила затылок Давида.
- Мама, дальше я не пойду.
- Алиса, там дальше выход.
- Я вам уже не верю.
- Придется поверить. Мы идем домой. Может быть ты хочешь здесь остаться?
- Нет. Но туда идти я не хочу.
- Алиса, это Давид Микеланджело.
- А отчество его как?
Алиса просто старалась быть вежливой. Тем более что они уже спустились на площадку, и вот-вот должны были столкнуться с этим Давидом лицом к лицу.
Мама рассмеялась.
- Боже мой, кто бы знал, что у меня такой невежественный ребенок! Как я буду людям в глаза смотреть?! Позор на мои седины, - сказал папа.
"Чего это он?, - подумала Алиса, - как-то они странно себя ведут. Я что должна знать его отчество? То есть мы с Микеланджело уже встречались, а я его не помню? Чего они ржут-то?".
- О, несчастный я человек!, - заливался папа, - позор на мою седую голову.
- Скорее уж на лысину, - нашла, что ответить Алиса. "И если Микеланджело тоже будет возмущаться, что я не знаю его отчество, я и ему что-нибудь скажу". Мама с папой сразу замолчали. Вниз Алиса побежала одна.
"Вот это да! Интересно, как они его сюда втащили? Наверное это был подъемный кран. Нет, вряд ли. Но такой точно разрушит здание, если топнет ногой".
- Мам, а что у него на плече за шапочка?
- Это ослиная челюсть.
- А я думала, мешок с картошкой.
- Алиса, не остри.
И тут Алиса его вспомнила.
- Мам, а это не тот случайно, которого Далила подстригла, а он потом кучу народу угробил?
- Это Самсон.
- Ты же сказала, что Давид.
- Хватит грубить, Алиса. Вон папа уже обиделся и ушел. Мне тоже уйти?
- А чего вы смеялись?
- Ладно. Пойдем дальше смотреть. И в кого ты уродилась такая невоспитанная?
"Если это Самсон, - подумала Алиса, - то нам всем не поздоровится. Только косточки под обломками найдут". И отошла подальше. Но только для приличия. На самом деле Алисе стало легче. Самсон-то умер давно. Может его вообще никогда не было. А все, кто хотел умереть вместе, умерли вместе с ним. А мы не хотим. И не будем. Короче, Алиса рано записала себя в сумасшедшие.
- Мам, а мам, смотри какая девочка красивая.
- Это не девочка. Это Давид.
- Значит это Давид. А тот не Давид.
- Нет, тот тоже Давид.
- Мам, а может "Давид" - это так художника звали? Я ничего не понимаю.
- Как ты меня достала, Алиса. Это просто разные статуи Давида.
"Чушь какая-то, - подумала Алиса, - кто такой этот Давид?".
- Но это же девочка, мам. Может ты сама не знаешь?
- Ну хочешь, у папы спроси.
- А где он?
- Иди ищи. Ты же его обидела. Он туда ушел.
Алиса пробежала сквозь гигантскую арку, стараясь на нее не смотреть, и попала в длинный зал с картинами. Она заглядывала за все перегородки, натыкалась на чужих людей и отбрыкивалась от суровых старушек, грозно призывавших ее не бегать. "Я злая и веселая, - думала Алиса, - пусть они тут все ходят по стеночке и говорят шепотом, я выберусь отсюда, а эти мегеры останутся здесь навсегда".
- Где ты ходишь? Я всюду тебя ищу.
- Вот, познакомься, Алиса, это Рубенс.
- Да-да, хорошо. На тетю Олю похож. Пойдем, ты нужен нам с мамой.
- Боюсь ошибиться, но по-моему это баба, - весело сказал папа.
"Какие они противные слова говорят. "Баба", "твой ребенок", что за выражения?", - подумала Алиса.
- Ну что ты пудришь Алисе мозги?
- Ребенок должен знать правду.
- Она думает, что это девочка.
- Устами младенца глаголет истина.
"Та-ак, - подумала Алиса, - чего нам не хватало, так это скандала в музее. Оба они ненормальные, ничего толком не могут объяснить".
- Да мне уже все равно, кто это. Пойдем мы наконец домой?
Когда они спускались в гардеробную, папа спросил: "Тебе понравилось в музее, Алиса? Еще раз пойдем?".
И тут Алиса решила дать волю своему гневу: "Да ни за что на свете! Я там чуть не умерла! Зачем вы меня вообще сюда привели? Я смотрю, вам нравится детей пугать. Вы думаете, вы взрослые, поэтому вам можно? Да ненавижу я эти музеи! Там страшно, и помощи ждать не от кого. У меня чуть инфаркт не случился. А вам обоим должно быть стыдно. Родители". Алиса долго готовила эту речь. Еще когда стояла у двери рядом с ужасным быком. Если на маму она и произвела впечатление, то виду мама не подала: "Ну вы тут пока ругайтесь, а я пойду сумку заберу". Мама использовала обычный Алисин текст. К чему бы это?
- Что нам сделать, чтобы ты нас простила?, - спросил папа.
- Ну-у... подарить мне котенка, конечно.
- Мама никогда не разрешит.
- Ну если мы вдвоем на нее насядем, она согласиться.
- Ты думаешь?
- Уверена. Только ты уж не бросай меня. А тоя тебя знаю, сначала наобещает с три короба, а потом в кусты. Надо держаться вместе.