По форме она напоминает лодку. Да, именно так. Поначалу я и не поверила. Как это арена и вдруг лодку, ведь она должна быть круглой. Но когда еще носки моих сапог собирали липкую грязь, волочась по направлению к кованой сетке ворот, я поняла что это правда. Лодка на реке Смерть.
В глаза ударил свет, в нос запах пыли, по рукам острые, мелкие камни. Отвратительно когда свет бога, которому молился всю жизнь, становится так нетерпим, что вызывает единственное желание разбить небо. Рядом упало что-то, и это "что-то" знакомо мне больше чем то, что упало с другой стороны арены.
- Ах, родненькое.
Такое знакомое, со времен моего детства. Идеально отполированная красная древесина с въевшимися черными символами и крепко зафиксированный четырехгранный наконечник. На другом конце противовес с парой колокольчиков. Да, я слышу, как они позвякивают, предчувствуя кровь. Осталось только открыть глаза, впервые за... сколько? Я понятия не имею, сколько времени прошло с моего падения в яму. Сейчас это не важно. Сейчас только бы дотянуть до заката. Мое решение, кратчайший и самый сложный путь.
До чего же яркое, желтое все вокруг. Эти колоны, не поддерживающие ничего, словно желающие подпереть само небо, эта сухая, вытоптанная корка земли и этот шум. Твари, рычащие на трибунах. Я знаю, в уголках моих глаз расползлась паутинка морщинок. Так и не избавилась от этой привычки. Множество раз ругала себя перед зеркалом, леди из высокого рода, которой теперь стала, нельзя щурится. Жалкая привычка бедняков, заплативших грош и смеющихся там, на твердых, каменных скамейках, над бывшей госпожой. Мне бы только до заката...
Мой оппонент поднялся, крепкая мужская фигура. И цены себе не сложит. Как руки то распростер к небу, но на трибунах все равно кому он молится, лишь зрелища да крови подавай. Арена. Когда ты стоишь на арене, не имеет значения, кем ты был. Ах, это он для зрителей руками машет, мол кричите громче, громче.
- Громче!
Вот так вот. Они притихли, еще не забыли свою госпожу. Конечно, не забыли. И не забудут во век. Сегодня посмотрим чего я стою.
- Что орешь?
Да как он посмел, безродный. Что у него в руках? Никак тоже копье. Мальчик, тебя для затравки выгнали сюда. От проведенного мной полукруга кончиком копья поднялись желтоватые облака. Хорошо. Начнем.
Пояса поблескивают металлическими бляшками на его мускулистой груди, короткие обрезы штанов тоже мало скрывают ноги. Снять нечего, копье дешевое и лапти тоже. Не его оружие это. Почему мне мое принесли? Что бы поплясала подольше и под конец сдохла красиво. Надейтесь больше. Партнер растерялся, такой в танце и ногу оттопчет и платье порвет. Придется мне вести. Три-четыре.
Он подбежал и махнул копьем с такой силой, что острие, разрывая воздух, издало противный скрежещущий звук. Хотел прибить меня одним ударом, но забыл про инерцию. Пожалуй, стоит развлечь зрителей и поберечь силы, а также потянуть время. Изящно уйдем в сторону и кокетливо заденем массивную тушку звенящим кончиком. Шаг, второй, третий...
Женщина застыла, выгнувшись кошкой, сохраняя равновесие. Усталость и проведенные в темнице дни сказывались на реакции, конечности едва выполняли заданные команды. Она дернула ногу, положение оказалось недостаточно устойчивым. Некогда длинная юбка, а теперь доходящая лишь до колена и разорванная по краям до самого пояса колыхнулась в такт. Рукава и декольте легкого зеленого платья также были разорваны, но все еще сохраняли приличный вид, граничащий с тряпками дешевых, продажных девок. Когда-то и она носила такие вещи. Очень давно. Где-то далеко, на границе времени и памяти, в тех краях о которых лучше никогда не вспоминать. Но воспоминания о низком прошлом всегда приходят перед сном, заставляя вертеться под одеялом, разрушая сладкие грезы. Воспоминания, о том кем она была и какую цену пришлось заплатить за нынешнее положение, всегда заставали ее перед зеркалом, у кремового туалетного столика, доставленного с города на севере. Пока ее руки сжимали костяной гребень, украшенный зелеными камнями, пока закругленные зубцы скользили по роскошным черным локонам, пока нежная ткань ночной рубашки касалась ее тела, воспоминания заполняли повседневные мысли. Они мешались там во время приема гостей, всплывали, когда муж гладил ее бедра, каждый день она вспоминала грязные улицы нижнего города, в которых родилась. В них ей предстояло прожить всю короткую жизнь, но судьба предложила выбор и она воспользовалась им. Если бы существовала возможность вернуться назад и выбирать вновь, она поступила бы так же и так же кляла себя каждый день за проделанный путь, из трущоб в бело-каменную вершину.
На арене все изменилось. Иначе выглядело прожитое время. Воспоминания не могли завладеть разумом. Она только подвинула ближе ногу, выставленную слишком далеко и мысленно выругала себя. Это давно вошло в привычку. Ни какого прошлого. Время проскользило вперед и танец продолжился. Мужчина атаковал рывками, орудуя копьем, словно булавой или простой палкой. Очевидно, что он, не только впервые взял подобное оружие в руки, но даже никогда не видел сражений на них.
Не совсем молодая женщина легко двигалась по вызженой желтовато-песчаной поверхности. Не так давно она могла бы показать нечеловеческие возможности. Когда в ее руках оказывалось копье, когда начинался очередной танец, казалось, воздух вокруг замирал, изящная фигура, словно становилась невесомой. Перед внутренним взором мелькнули уроки в лесу. Цветочный пух кружился, влекомый за танцовщицей, пальцы ног, затянутые мягкой тканью, едва касались лесной подстилки. Она порхала словно стрекоза, резко уходя в сторону или замирая, пока длинные черные волосы не опадут на спину.
На арене все иначе. Еще не зажившие раны на лодыжках отзывались тупой болью, поясницу словно тянул вниз огромный валун, руки дрожали от напряжения и концы копья ходили в сторону. Только бы закат пришел раньше.
Раскаты воплей, волнами отрывались от трибун. Вспотевшие от жары и действа богачи и бедняки вскидывали вверх кулак, кричали, пока капли пота текли по разгоряченной коже, впитывались в легкие одежды. Обезумевшие, с замутненным разумом и глазами они не замечали мелких ошибок в движении женщины. На безжизненном поле вертелись две фигуры, исполняя танец с обязательным смертельным финалом.
В это время неровно обстриженные черные волосы отдельными прядями взлетели в воздух. На солнечных лучах заблестели капли. В одном легком движении женщина уложила челку назад и оставила на напряженном бицепсе мужчины ровный росчерк наконечника. Первая кровь не долетела до земли. Женщина кружила, мышцы голеней вспоминали движения, которые приходилось выполнять много лет назад, когда закаты были еще более непредсказуемы. Ярость красной пеленой укутала разум мужчины. Из-за стиснутых зубов послышался гортанный крик.
Я, конечно, знала, что мужчины редко думают, но это особенный экземпляр. Как он глупо тратит свои силы. Можно до вечера так сражаться и до утра, пускай солнце перевертеться даже через луну. Но вот незадача, что же там на трибунах?
С последней мыслью женщина отклонилась в сторону от не соизмерено сильного замаха. Ей необходимо было не больше четырех секунд, что бы между солнечных бликов выловить лица на трибунах. Четыре секунды достаточно для смерти, для ощущения как оружие врага холодной молнией пронзает разгоряченную кожу, мышцы. Но не в данном случае. Из-за очередной его ошибки до следующего взмаха оставалось не меньше десяти...
Трибуна бедняков, им всегда весело, а дальше от всей этой грязи... пустующее кресло главного. Кто же сегодня здесь заправляет?
Последним сохранившемся изображением на сетчатке стало растянувшаяся мерзкая ухмылка на лице не самого последнего из вельмож. Все заволокло мутной ржавчиной и свет ускользнул из глаз. Трибуны взревели. Возгласы протестов перекрывались одобрительными и снова уступали свою очередь. Женщина пятилась назад, согнувшись в пояснице, прижимая левую руку к лицу.
Торжественно выпрямившись, мужчина наслаждался ревом, вздымающимся от арены к небу. Покрытие под ногами было порезано жарой неровными кусками, неугомонный ветер давно вымел желтую пыль, унеся ее далеко, возможно, в те края, о которых побоялся бы думать каждый из зрителей. Вот в тюремных коридорах пересушенной земли лежало предостаточно.
Она никогда не желала увидеть далекие земли, родной город, уже, был слишком велик для жизни. Он бежал из пограничья на юг, как можно дальше от тех ужасов приходящих в кошмарах, которые когда-то произошли наяву. У обоих было желание спокойно жить в городе, у обоих была причина, по которой арена распахнула нижние ворота. Только один мог остаться в живых, увидев как солнце, уходя, окрашивает небо под стать их крови. Выставив на показ ровные ряды белоснежных зубов, мужчина замахнулся для решающего удара. Еще не заведенные до конца сильные руки опалило болью.
- Бесчестный ублюдок!
Все ее мысли облачались в слова. Волосы, пропитанные потом, снова легли на лоб, так и остались лежать, распушаясь о широкие брови. По сравнению с песком в глазах, остальные неудобства несущественны. Держать себя в руках, когда кажется, что в мозгу поселился легион муравьев - трудно. Пожалуй, самое трудное из всего, что с ней происходило, когда в руках лежало копье. Решение дожить до заката, мечта снова увидеть своих родных, надежда выжить и полное безразличие к тому какое мнение будет у тех засранцев на элитной трибуне, пролили теплую кровь, которую жадно впитала желтая земля.
Конец первой битвы. Лодка по реке Смерть отправилась для мужчины, имя которого она так и не узнает. Наконечник копья на горячем воздухе возвышаться за седьмым шейным позвонком. Противоположная сторона упирается в землю. Колокольчики беззвучно ждут, пока судьба не дарит им последний голос в этой битве и тело врага безжизненно падает на землю. Тысячи голосов сметают все остальные звуки.
Сейчас ее уведут в камеру, стены которой выложены черепами и другими костьми. Одноглазый, скрюченный старик промоет ее глаза, гадко улыбаясь при этом. Пройдет не больше пятнадцати минут, примерно столько длиться один бой и все начнется вновь. Только бы солнце за это время не коснулось горизонта.