Шапошникова Ната Владимировна : другие произведения.

Сказки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  СКАЗКА ПРО ДЕВОЧКУ.
  
  Жила-была девочка, её так и звали - "девочка". И всё бы ничего, но были у неё очень короткие ноги. Более того, волосатые. И ногти у неё на ногах были такие длинные, что скребли по полу, когда девочка шла. Дворники и милиционеры не любили девочку за то, что она ходит и царапает тротуары. К тому же, она очень плохо пахла с самого рождения. От этого смущалась, потела, и пахла ещё хуже. Когда она выходила во двор и сидела на лавочке, рядом с лавочкой всегда лежало 2-3 человека и 6-7 собак, упавших в обморок от плохого запаха девочки. Она очень расстраивалась от этого, и грустно собирала цветы своими вонючими руками. Цветы тут же никли и разлагались.
  Однажды девочка встретила мальчика, который с рождения не имел носа, и значит не чувствовал никаких запахов. Он улыбнулся девочке и не упал в обморок. И стали они играть в догоняжки. Когда девочка быстро убегала от мальчика, её длинные ногти на ногах рыли землю, и большие комья земли летели прямо в мальчика. Ему это не понравилось, и они стали играть в другую игру - прятки. Но куда бы девочка ни пряталась, мальчик её сразу видел. Потому что отовсюду торчали её длинные жёлтые ногти. Девочка обиделась и пошла домой плакать. Потом решила помыть ноги. Но исцарапала все руки об ногти на своих коротких ногах. Хотела выброситься из окна, но зацепилась ногтями за карниз и повисла. Платьице девочки задралось, и все, кто был внизу, сразу увидели, какие у неё волосатые ноги.
  Тогда девочка решила пойти в педикюрный кабинет, чтобы ей там обстригли ногти, а заодно и побрили ноги. Но педикюрный кабинет был закрыт. А по пути обратно на неё снова накричали милиционеры, за то, что она царапает ногтями тротуар. И совсем она отчаялась, но тут к ней подбежал грязный шелудивый ёжик и сказал: "Девочка! У тебя такие длинные ногти на ногах! Почеши меня ими, пожалуйста!" И девочка почесала шелудивому ёжику его грязную зудящую спинку. И тогда шелудивый ёжик сказал: "Какая ты замечательная и полезная!" Девочка обрадовалась от того, что она замечательная и полезная, пошла домой и дала в газету объявление про то, что она может приносить пользу тем, кто чешется. И стали к ней приходить разные люди, которые очень чесались по разным причинам. И она их всех чесала за большие деньги. Через год девочка стала очень богатой. Самой богатой в городе. И теперь, когда она шла по улице и царапала ногтями тротуар, милиционеры не ругались. И когда она выходила во двор и сидела на лавочке, рядом никто не падал в обморок от её запаха. Все брали себя в руки, и уважительно здороваясь, проходили мимо. И только за углом, когда она не видит, уже падали в обморок. Потому что она была самой богатой девочкой в городе. А девочка сидела на лавочке, воняла, скребла ногтями землю и была абсолютно довольна.
  
  
  СКАЗКА ПРО ДЕДУШКУ.
  
  Жила-была Дедушка. И всё у Дедушки было, и жильё, и быльё. Не было только самоката. И Дедушка от этого сильно мучалась. А когда Дедушка мучалась, она каждый раз произносила всякие неприличные слова. Матные. И всё хотела и хотела самокат. Когда её спрашивали: "Ну, зачем тебе, Дедушка, самокат?!", она ничего не отвечала, потому что была загадочной Дедушкой. По правде говоря, она и сама не знала, зачем ей самокат. Но жить без него не могла. Судьба такая.
  И вот, однажды, когда Дедушка в очередной раз мучалась, и произносила всякие матные слова, к ней спустился Матершинный Ангел, и спросил, чего она хочет? Дедушка стала материться ещё пуще, объясняя Матершинному Ангелу, как сильно она хочет самокат. Ангелу очень понравилось, как Дедушка матерится. И он дал ей красивый блестящий самокат, на котором жирными буквами было написано матное слово. В знак признания.
  Дедушка очень обрадовалась, и тут же побежала кататься на самокате. Все увидели самокат и матное слово, и стали стыдить Дедушку за неприличное поведение в обществе. Ей запретили кататься при дневном свете. Но даже когда Дедушка каталась на самокате в кромешную полночь, матное слово всё равно было сильно видно. Оно ярко светилось, и освещало Дедушке путь.
  Окружающие всё это видели, и вызвали Дедушку на суд, где судья отобрал у Дедушки самокат, и продал его цыганам. Очень огорчилась дедушка. От расстройства позабыла все матные слова, и стала говорить всякие цензурные. Она сохла от грусти без самоката, сморщивалась в маленький печальный сухарик, и всё говорила всякие цензурные слова. И вот, однажды, к ней спустился Цензурный Ангел, и спросил, чего она хочет? Дедушка, мучительно подбирая подходящие цензурные слова, рассказала, как она тоскует без самоката. Тогда Цензурный Ангел сказал: "А где же тот самокат, что подарил тебе Матершинный Ангел?". И Дедушка рассказала, что стало с самокатом. Цензурный Ангел сообщил Дедушке, что у них, у Ангелов, все самокаты одинаковые. И единственное, что он может сделать для Дедушки, это написать матное слово в обратной последовательности, чтобы люди к ней не приставали.
  И побежала радостная Дедушка кататься. А окружающие посмотрели на самокат и сказали: "Ну вот, другое дело!", потому что решили, что слово "Йух!" означает, что от катания на этом самокате дух захватывает.
  Дедушке разрешили кататься на самокате среди бела дня, и даже по центральным улицам, где ездят красивые машины, и ходят важные существа.
  А Дедушка каталась, отражалась в зеркальных витринах. В отражении слово на самокате читалось наоборот, то есть, как на самом деле. Но никто этого не замечал. А витрины никому ничего не рассказали, а просто отражали радостную Дедушку, которой было один хрен, с каким словом катиться. Лишь бы ветер пел в ушах!
  СКАЗКА ПРО ВИТЮ.
  
  Жил-был мальчик Витя. Его, правда, называли "Витёк". Но вы не верьте. На самом деле, его звали просто Витя. Витя рос хилым, с прыщиками по всему телу, и один глаз у него изрядно косил. Зато, у Вити были прекрасные пышные волосы и стройные ноги. Между прочим, к Вите по этой причине, даже приставали мальчики-старшеклассники нетрадиционной ориентации. Но Витя был непреклонен. Не зря им так гордилась бабушка. По той причине, что бывший муж бабушки был лысым, колченогим гомосексуалистом, бабушка особенно ценила в Вите хорошие волосы, ноги и то, что Витя не отдался мальчикам-старшеклассникам. Хотя они сильно просили, и даже писали Вите любовные письма.
  Бабушка готовила для Вити котлетки, и вязала для него крючком. Витя рос совершенно правильным мальчиком. Но как-то раз, к Вите подбежал какой-то мальчик со слюной на бороде, и закатал ему в волосы большую, розовую жевачку. Витя спросил мальчика, зачем он это сделал. Но мальчик не ответил. После этого, Вите пришлось побрить наголо ровно пол головы. Так, что если он стоял правым боком, казалось, что у Вити прекрасные волосы, а когда поворачивался левым, то был совсем лысый. А когда он поворачивался прямо, все плакали. Даже завуч. К тому же, волосы на побритой половине больше не выросли. От стресса. Теперь, бабушка гладила Витю по голове только с правой стороны, а левую - лысую норовила стукнуть, т.к. всё лысое напоминало ей бывшего мужа. Она даже на собственные коленки старалась не смотреть. Ведь они у неё были лысые.
  Витя относился к бабушке с пониманием. Но на этом неприятности не закончились. Однажды, Витин класс повезли на ипподром, чтобы покататься на конях. Всем дали коней. Вите тоже дали. Он залез на своего коня и поскакал. Витя так хорошо скакал, что все залюбовались и перестали за него волноваться. А потом, и вовсе забыли на ипподроме, и уехали. Вспомнили про Витю только на третьи сутки, когда Витина бабушка побила завуча. Приехали за Витей на ипподром, сняли с коня, и уложили спать. А когда Витя проснулся, не смог идти, как раньше. Ноги его, от долгого скакания, искривились совсем. И больше не выпрямились.
  Теперь, когда он шёл по школе, ему кричали обидные слова. Хотя Витя не был виноват. Бабушка Вити очень волновалась из-за того, что Витя всё больше напоминает её бывшего мужа. И всё спрашивала Витю, не отдался ли он ещё мальчикам-старшеклассникам? Но Витя, по-прежнему, держался. Тогда, бабушка, чтобы поддержать Витю, тоже побрила половину головы. Когда её спрашивали: "Зачем ты побрила половину головы?", она отвечала: "Потому что мой внук Витя - самый модный в городе!". Она так отвечала абсолютно всем. И вскоре, весь город сделал причёску, как у Вити. И в школах детей стали заставлять подолгу скакать на конях, чтобы не позорились с ровными ногами. Так Витя стал личностью, легендой и звездой. Он даже потом отдался разок-другой мальчикам-старшеклассникам, чтобы те гордились.
  СКАЗКА ПРО КНЕЗЕ.
  
  Жил-был Кнезе. Это не фамилия и не профессия. Просто, был такой Кнезе. Был Кнезе ростом с человека, весом с человека. Только гораздо выносливее. Ибо, носил Кнезе цепь из чистого золота. Именно, из чистого. Ведь был Кнезе чистоплотным. И была та цепь такая толстая, как у дикого, необузданного бегемота, чтобы бегемот не убегал, а мирно пасся. На цепи у Кнезе свободно помещался Кот-баюн с баяном и подтанцовкой. Чтобы Кнезе, в минуты грусти, мог развеяться. Кот-баюн исполнял для Кнезе всевозможные куплеты и чечётку, а подтанцовка исполняла матросский танец и матросские драки. Кнезе любил за это Кота-баюна и подтанцовку. Иногда, даже плакал от умиления и радости. Слёзы Кнезе капали с подбородка прямо на плешь Коту-баюну. Ведь за долгое время знакомства с Кнезе, солёные слёзы успели проесть Коту-баюну плешь, в форме неровного овала.
  А ещё, у Кнезе была Русалка личного пользования. Русалка сидела у Кнезе в кармане, сексуально облокотясь на кошелёк Кнезе. Была она очень худенькая, так как ничего не ела, кроме денег. А в деньгах, как известно, нет калорий. Кнезе Русалку берёг, пользовался ею экономно, только по необходимости. И от всех хорошенько прятал, застёгивая карман, где она сидела, на пуговичку. Потому что в любой момент могла прилететь жена на электровенике, и надавать Кнезе по мордасам могучими руками. Правда, жена не всегда могла отыскать Кнезе, поэтому редко била, гнобила и мобила... Мобила у Кнезе тоже была. Из мобилы торчало сорок три спутниковые антенны и телескоп, чтобы дозвониться в любую точку, запятую и вопросительный знак. Когда Кнезе совершал звонок из какого-нибудь ресторана или рестопоздна, все официанты спотыкались своими громоздкими ногами об антенны его мобилы. На что, мобила начинала издавать отвратительные звуки, и Кнезе приходилось долго успокаивать мобилу, Русалку, Кота-баюна и подтанцовку. Все они были нервно неуравновешенными.
  Однажды, Кнезе кушал, поперхнулся пулей, и свалился со стула. На его кармане оторвалась пуговичка, и оттуда выпала Русалка, двумя руками обхватив кошелёк Кнезе. Русалка стала ползать вокруг Кнезе, а потом уползла совсем. Подтанцовка, думая, что Кнезе загрустил, начала исполнять матросский танец и матросские драки. Это заметил сидевший неподалёку продюсер, и перекупил подтанцовку. Мобилу, из-за обилия путаных антенн, необразованные уборщицы сочли грудой металлолома, и тут же переплавили на металлические мусорные баки. И только Кот-баюн вцепился зубами в золотую цепь, и никуда не уходил. Его плешь, в форме неправильного овала, покраснела от напряжения. Так крепко он держался за золотую, очень дорогую цепь. Потом, на электровенике, прилетела жена Кнезе, взяла цепь и сдала в ломбард, вместе с Котом-баюном. Потому что не могла его отцепить. Все решили, что Кнезе умер. Но это было не так. Кнезе очнулся и стал сильно кашлять. И выкашлял пулю, которой поперхнулся. Кнезе обнаружил, что пропала Русалка, и страшно огорчился, даже стал убиваться. Ведь он пользовался Русалкой экономно, только по необходимости. А теперь она могла стать Русалкой общественного пользования, и не перенести нагрузок. От грусти, Кнезе захотел посмотреть матросский танец, но вместо подтанцовки обнаружил кучку тельняшек. Кнезе увидел, какие затёртые эти тельняшки, с пропотевшими подмышками. И устыдился. Но порадовался. Ведь продюсер, который перекупил подтанцовку, должен был одеть её во всё стираное и без дырок. Где его жена, Кнезе так и не узнал. Потому что она замела свои следы электровеником.
  Кнезе понурился, поёжился, и пошёл в ломбард, выкупать свою недюжинную цепь, без которой стал весить намного меньше. А когда ему отдали в ломбарде цепь, Кнезе увидел, что на цепи сидит голодный синий Кот-баюн. И плешь его, в форме неправильного овала, багровая от напряжения. За всё время, пока Кот-баюн был в ломбарде, даже ни разу не поел. Боялся разжать зубы, и потерять золотую цепь. Он очень обрадовался появлению Кнезе. А Кнезе очень обрадовался Коту-баюну. Ведь у Кнезе на белом свете остался только плешивый Кот-баюн, исполняющий куплеты и чечётку в минуты грусти.
  Надел Кнезе свою цепь на шею, и пошёл на специальный ксерокс. Чтобы отпечатать там побольше денег, купить новых настоящих друзей. Таких, чтобы были не хуже прежних. И не быть одиноким Кнезе. Потому что одинокий Кнезе - это грустный Кнезе.
  
  
  
  СКАЗКА ПРО ХОМЮ.
  
  Жил-был Хомя. Просто, горбатый Хомя. Бывают Хоми сумчатые, а тот был чемоданчатый Хомя. Чем он отличался от остальных Хомей, так это ушами. Дело в том, что в ушах у Хоми торчало несметное количество всяческих серёжек, разной формы и размера. Когда Хомя бежал быстро-быстро, серёжки бренчали на все лады. За Хомей часто гонялись другие Хоми, чтобы отобрать у него серёжки, и засунуть Хоме в задницу. Так он всех достал. Все знали, где можно Хомю обнаружить. Думаете, по бренчанию? Нет. А как тогда, позвольте поинтересоваться, Хомю обнаруживали глухие Хоми?! Да. Они ни черта не слышали, но шли искать Хомю строго на вокзал. Там Хомя, день деньской, таскался вдоль рельс и бренчал своими ушами. Так как Хомя был не сумчатым, а чемоданчатым, он всегда носил с собой чемодан. Так, с чемоданом, Хомя таскался вдоль рельс. У тех, кто видел горбатого чемоданчатого Хомю с бренчащими ушами, складывалось впечатление, что Хомя хочет уехать. Поэтому Хоме часто давали колбасу в дорогу. Хомя брал. А потом долго бежал за поездом. Все свешивались из заднего вагона так, что передний вагон вставал на дыбы, и тянуле Хоме руки, чтобы Хомя уцепился, и его можно было затащить в вагон. Но Хомя просто очень сердечно пожимал эти руки, и продолжал бежать, то выныривая, то пропадая между шпалами. Ведь был Хомя совсем небольшим. Всех удивляло такое Хомино поведение. Они даже обижались, швыряли в бегущего за поездом Хомю чем-нибудь просроченным, и разбредались по своим купе. Там им долго не спалось, и они всё думали, что же это за Хомя такой дурацкий.
  А Хомя возвращался румяный, бренча ушами. Другие Хоми по бренчанию понимали, что Хомя в городе. Так повторялось каждый день.
  Но, однажды, над вокзалом, где Хомя снова бежал по шпалам и пожимал протянутые ему руки, пролетали Сороки. Они увидели бегущего Хомю, и целую кучу бренчащих серёжек в Хоминых ушах. Сороки очень любили всё блестящее, и стали пикировать прямо на Хомю. Они схватили Хомю, и спросили, куда это он бежит. Хомя, по инерции, сердечно пожал Сорокам клювы, и сказал, что бежит за поездом. И глаза у Хоми были такие добрые, что Сорокам стало неудобно. Взяли они Хомю, подняли в небо, и унесли туда, куда направлялся поезд. Да так быстро, что когда поезд прибыл, и все стали выходить из вагонов, обнаружили на перроне встречающего Хомю. Все сильно обрадовались, дали Хоме просроченного йогурта, и разбежались, кто куда. А разрумяненный от полёта Хомя осмотрел свой чемодан, убедился, что с ним всё в порядке, и забренчал к четвёртому пути, где вот-вот должен был отправиться поезд. Когда поезд отправился, Хомя снова бежал по шпалам и пожимал протянутые ему руки.
  Местные Хоми услышали подозрительное бренчание, которого раньше не слышали, и пришли на вокзал посмотреть, кто так бренчит. Они увидели Хомю, и кучу серёжек у Хоми в ушах. Они было стали гоняться за Хомей, чтобы отобрать серёжки и засунуть их Хоме в задницу. Но тут Хомя остановился, посмотрел на других Хомей и улыбнулся. Хоми посовещались, и не стали засовывать серёжки горбатому чемоданчатому Хоме в задницу.
  И Хомя побежал дальше за поездом. Потому что, просто, бегал за поездами, пожимал руки. Просто, Хомя так жил. А в чемодане у Хоми лежало расписание поездов.
  
  
  СКАЗКА ПРО ОТВРАТИТЕЛЬНОГО ПОПУГАЯ.
  
  Жил-был отвратительный Попугай. Ему кричали: "Эй, ты! Попугай!" И он пугал. Отвратительному Попугаю это было совсем нетрудно сделать. Стоило только слегка раздвинуть перья. И тут, все видели такое, что их сразу начинало сильно тошнить прямо друг на друга, и на Попугая, и на кусты, и на дома, и на собак, и на кошек, и на сантехников. Особенно обижались сантехники. Потому что они не успевали стирать свои спецовки, как уже снова ходили в блевотине. Сантехники вынимали большие плоскогубцы и долбили Попугая по голове, со злости. От этого, Попугай только больше дурнел. И крепко пристрастился показывать свои отвратительные места. А потом, и вовсе сбрендил. Стал отвратительный Попугай расхаживать голым и призывать общество к коллективной тошниловке. При этом, он подстрекал толпу, тоже раздеться и расхаживать голыми, как он. И действительно, вскоре к отвратительному Попугаю прибилась кучка голых личностей. Теперь, они ходили вместе. Отвратительный Попугай шёл впереди и раздвигал перья, а голые личности шли за ним и некрасиво изгибались. Разумеется, всех остальных тошнило круглые сутки друг на друга, и на Попугая, и на кусты, и на дома, и на собак, и на кошек, и на сантехников. Сантехники озверели от бешенства, и решили ликвидировать отвратительного Попугая.
  И вот, однажды, когда Попугай снова шёл и раздвигал перья, вызывая повсеместную тошноту, сантехники облили его бензином, и подожгли. Отвратительный Попугай ярко разгорелся и взметнулся в небо огненным шаром, где разразился залпами салюта. Все смотрели на этот салют, и ждали, что их сейчас вырвет. Или хотя бы пропоносит. Но их на этот раз не тошнило. Когда салют прекратился, все пошли спать. А сантехники радостно отправились стирать свои спецовки.
  На следующее утро все по привычке выстроились вдоль главной улицы и засунули в горло два пальца, в ожидании, что скоро появится отвратительный Попугай. Но он не появился. И на следующий день не появился, и не раздвинул перья. Ведь отвратительный Попугай превратился в салют. Помните? Так вот, людей больше не тошнило друг на друга, и на Попугая, и на кусты, и на дома, и на собак, и на кошек, и на сантехников. Сперва, у всех с непривычки болели желудки. А спустя короткое время все стали резко полнеть. И растолстели до невероятных размеров. Ведь из них никуда ничего не девалось. И не было отвратительного Попугая, чтобы вызвать рвоту. Ну вот. Так они толстели и толстели, и уже с трудом передвигались. Мысли их превратились в жир, сердце и душа тоже превратились в жир. И стал тот город - самым тупым городом на земле. И всё бы закончилось очень печально, если бы не объявился незаконный сын отвратительного Попугая, который являлся точной копией своего героического отца. Он вышел на главную улицу, гнусно подбоченился и раздвинул перья. И тут же всех стало сильно тошнить друг на друга, и на сына Попугая, и на кусты, и на дома, и на собак, и на кошек, и на сантехников. Все снова постройнели и поумнели, потому что их, как в старые времена ежедневно тошнило. Так сын отвратительного Попугая спас город. Потому что там, где много дерьма, всегда найдётся тот, кто поможет людям от него избавиться. А способ то один.
  
  
  
  
  
  
  
  
  СКАЗКА ПРО СНЕЖНОГО ТАДЕУША.
  
  Жил-был Снежный Тадеуш. Чего он жил, спрашивается и не отвечается. Наверное, просто так. Как, например, живут Сахарные Ваниши, Пыльные Фуфыри и Шерстяные Мяки.
  У Снежного Тадеуша была капроновая Мечта. Почему капроновая? Да потому, что капроновая мечта не размокает, не ссыхается, не преет, не ржавеет и не испаряется. Снежный Тадеуш держал свою капроновую Мечту на свежем воздухе, на гвоздике, прикреплённом к синему небу. Небо Снежный Тадеуш нарисовал сам, и раскрасил синими чернилами разведёнными в кефире. А так как его капроновая Мечта была сделана из прозрачного капрона, её почти не было видно на фоне синего неба. Можно было только нащупать, если хорошенько пошарить руками. Всем, кто знал Снежного Тадеуша, было очень интересно, что у него за такая странная капроновая Мечта. Они нащупывали её по очереди и пытались угадать, какой она формы. Кто-то говорил, что это рыба, иные предполагали, что корабль, а отдельные утверждали, что она формы яблока. Все начинали спорить по этому поводу, и шли к Снежному Тадеушу спрашивать, какая по форме его капроновая Мечта на самом деле. Тогда, Снежный Тадеуш снимал её с гвоздика, прикреплённого к небу, и говорил со своей капроновой Мечтой. На это, она отвечала Снежному Тадеушу всякими красивыми сказками и звучала, как музыкальный инструмент. Все это слушали, но форму всё равно распознать не могли. А Снежный Тадеуш был косноязычен, и не мог им объяснить. Да и сам, собственно, точно не знал. Так и висела его капроновая Мечта посреди синего неба, на свежем воздухе. В конце концов, всем понравилась идея, вывешивать свои Мечты на небо. И, спустя короткое время, почти всё небо, которое нарисовал Снежный Тадеуш, заполнилось чьими-то Мечтами. Они были очень разные, красочно оформленные. Сделанные из цветного картона птицы, сердца, самолёты. Узорные таблички, выпиленные лобзиком. Пирамидки из фольги. Стеклянные ангелочки. И много всего другого. Все бродили под увешанным мечтами небом и с удовольствием показывали пальцами, каждый на свою Мечту, говоря при этом: "Смотри, какая у меня Мечта!"
  Небо было переполнено пестрящими Мечтами, а земля была переполнена людьми, которые толпились под небом и тыкали в небо пальцами, отпихивая, и перебивая друг друга. В общем, было шумно. Но недолго. До первого дождя. И вот, он пошёл. Первыми размокли и сползли с неба Мечты из цветного картона. За ними, разбухли и попадали отсыревшие узорные деревянные таблички, выпиленные лобзиком. Потом, заржавели и погнулись пирамидки из фольги. Дольше всех звенели и смеялись стеклянные ангелочки. Но ударил гром, и стекло не выдержало, рассыпалось. Дождь шёл долго. И все Мечты превратились в общую сырую бесформенную кучу. Когда люди это увидели, то плакали и злились несколько дней. И зло указывали друг другу на капроновую Мечту Снежного Тадеуша, которая по-прежнему висела среди синего неба, была абсолютно прозрачной и лёгкой.
  Когда людям надоело плакать и злиться, они пошли к Снежному Тадеушу и сказали: "Почему на небе осталась только твоя капроновая Мечта?"
  "Потому что это её небо. Небо моей капроновой Мечты.", - сказал Снежный Тадеуш. Тогда, люди совсем растерялись, не зная, что им делать.
  ...Им ещё только предстояло понять, что у каждой Мечты должно быть своё небо. И что небес может быть ровно столько, сколько людей на земле, и даже больше. И что каждому нужно нарисовать своё особенное небо, под которым он станет жить, и куда поместит свою Мечту. Такие дела.
  
  
  
  СКАЗКА ПРО ГНУСАВЧЕНКО.
  
  Жил-был Гнусавченко Аркадий Игнатьевич. Мерзейшая личность. Без ложной скромности, - говно! Работал Гнусавченко ассенизатором, и позорил своей причастностью эту благородную профессию. Бывало, сядет в свою ассенизаторскую машину, язык на щёку высунет и тыкает пальцами потными в запретные кнопки. А вы когда-нибудь бывали в настоящей ассенизаторской машине? Там, между прочим, пульт управления помудрёнее, чем в самолёте. Справа - кнопки, на которые жать можно. Это игровой автомат, автомат с газировкой, спортлото и свежая выпечка с доставкой. А слева - кнопки, на которые жать - последнее свинство. Это красная атомная кнопка, синяя газовая кнопка, белая кнопка турбулентности, и, главным образом, рычаг автоматического выпуска говна в космос. Гнусавченко мало интересовали кнопки, он в них тыкал чисто символически. Потому что у него дома, на двери была почти такая же кнопка звонка, в лифте - кнопка этажа, в туалете - кнопка слива воды, и пуп жены - совсем, как кнопка. А вот рычага у Гнусавченко не было нигде. Вот он и хватался за него, и всячески неаккуратно дёргал туда-сюда. В это время специальная выхлопная труба на ёмкости с говном, делала смачные неумеренные выбросы говна в космос! При этом, атмосфера земли вежливо расступалась, давая говну дорогу. И священный космос получал залпом ядрёного человеческого говна прямо по любопытной морде!
  Первым заговорил благородный Юпитер: "Отчего они там на Земле так много срут?"
  Сообразительный Марс, отряхиваясь от говна, парировал: "От еды, видимо."
  Солнцу, как обычно, было глубоко пофиг. А добрый Плутон, весь в говне, ворочался сквозь сон. Глупая луна отнеслась к говну легкомысленно, и всё кружилась, и танцевала..., пока не поскользнулась на куче говна. Луне это не понравилось, и она сдавленным голосом заявила: "Достали со своим говном. Надо что-то делать!" Хозяйственная Венера живо подхватила: "Да, давайте приберём тут всё. Пропылесосим что ли!" Но космический пылесос обиженно отвернулся, и проглотил собственную вилку, чтобы его не смогли подключить к сети. Конечно же, он не хотел лопать такую гору говна!
  Посовещались, и решили: "А что мы, хуже людей?! Давайте тоже возьмём и засрём на хрен всю землю!"
  Как решили, так и сделали. И мега-громадная волна говнища направилась прямёхонько к Земле. Люди это сразу заметили, и стали сеять панику! Паника дала прекрасные всходы! Человечество вконец обезумело, и стояло, толкаясь, у телескопов! Из телескопов открывалась чудовищная картина - здоровенная комета из концентрированного говна, набирая скорость, стремилась к маленькой планете Земля. А чуть вдали от этой кометы ржали во всю мстящую пасть звёзды!
  Тогда, люди, в неуместной надежде спастись, кинулись к Гнусавченко. Сначала они извлекли его из ассенизаторской машины и надавали по морде, а потом упали на колени и стали просить что-нибудь сделать. Гнусавченко противно пускал слюни. Он совсем не боялся умереть от говна. Ведь к говну он давно привык. Но людей стало жалко. "Ах, вы, родные мои!", - сентиментально расплылся Гнусавченко, и полез на броневик толкать речь. "Совсем, как Ленин!..." - расплакалась какая-то старушка. А в это время Гнусавченко несло: "Дети мои! Сироты! Аз есмь!... Ибо, вы братья мои и сестры! Спасение рода человеческого в моих руках! Но я воздеваю руки, и спрашиваю вас, нужно ли это?! Есть ли в сём смысл великий? Есть ли в сём мессия?..." Люди знали, что Гнусавченко - сволочь, но не предполагали, что до такой степени. Тем временем, он продолжал: "Заблудшие овцы бредут сквозь незнание, бесцельно, бессмысленно... Так может хватит скитаться, братья и сестры? Может, предать забвению род человеческий, как ошибку господню?... Стыдитесь страха своего, ибо страх ваш - животный! Встретьте героически погибель свою!....."
  Гнусавченко бы ещё долго говорил, стоя в величественной позе на броневике, если бы кто-то из толпы не сказал: "Сука! Это же из-за тебя!", и другой голос подхватил: "Кончай базарить, баран!".
  Гнусавченко был придурком, но не глухим. Он явственно расслышал эти реплики, и опасаясь гнилых помидор, которые уже мяли в руках недовольные, намереваясь запустить ими в Гнусавченко, великодушно сошёл с броневика прямо в кабину, где красовался заветный рычаг. Гнусавченко прицелился и нажал на него своей бедокурной рукой. Выброс остатков говна взметнулся в небо. Люди, задрав головы, напряжённо следили за тем, как говно рассекает облака, проходит атмосферу, стратосферу, играя коричневыми боками... Потом люди уже ничего не видели, даже в телескопы. Но где-то там, в открытом космосе, на огромной сверх-скорости встретились две кучи говна!... Это был последний выхлоп с Земли и мега-громадная комета из космоса. Раздался смачный оглушающий звук столкновения, и обе кучи растеклись в одну лужу, прямо в космосе. Настала тишина... Земле больше ничего не грозило. Все постепенно успокоились. Гнусавченко дали премию за спасение человечества и уволили в срочном порядке. Всей премии хватило на газонокосилку с безопасными кнопками и рычагами. И Гнусавченко стал газонокосильщиком.
  ...Через миллиарды световых лет, далеко в космосе, оторопевшая Венера заботливо утирая спящий в глобальном говне Плутон, произнесла: "Я же говорила, что всё это надо просто прибрать. Земляне - непобедимые говнюки..." Тогда, планеты медленно сбрелись в круг, и скатали всё говно в один огромный шар, размером с приличную звезду. Если смотреть на неё издалека, совсем незаметно, из чего она сделана.
  И, наверное, именно на эту звезду задумчиво смотрят теперь поэты, когда размышляют о бренности бытия...
  
  
  СКАЗКА ПРО КУРАЖНУЮ ТЁТКУ.
  
  Жила-была куражная Тётка. Довольно мясистая, но грациозная. И куражилась она прямо-таки по крупному. Как-то раз, к примеру, купила себе джакузи, наполнила джакузи водкой, уселась туда и до рассвета песни горланила. Ещё был случай, когда куражная Тётка купила себе кабриолет из розового пластика, посадила туда альфонса, и столкнула всё это в синее море. Альфонс потешно орал и метался, а куражная Тётка стояла на берегу и хохотала, потому что пластиковый кабриолет не тонул, а только доставил альфонсу психологическую травму. А ещё, у куражной Тётки был идеал мужчины - лондонский Денди. Бывало, как завидит она очередного лондонского Денди, так принимается вокруг него скакать и орать призывно. Все лондонские Денди были от куражной Тётки в шоке, и убегали очень быстро, поправляя на бегу галстук и причёску.
  Однажды куражная Тётка пошла в зоопарк и влюбилась там в гиппопотама. Гиппопотам лениво жевал селёдку и смотрел устало. Куражная Тётка узрела в его усталых глазах нечто великое, и сразу принялась раздвигать прутья клетки, чтобы гиппопотам смог пролезть и стать свободным. У одной тётки не получалось, и тогда она подкупила директора зоопарка. Директор зоопарка тут же начал помогать куражной Тётке, раздвигая толстые чугунные прутья, обливаясь потом и кряхтя. Потом, вспомнил, что у него есть ключи от всех клеток в зоопарке, и открыл клетку гиппопотама.
  Гиппопотам вылез и огляделся. Потом зевнул и полез обратно. Но куражная Тётка и директор зоопарка схватили гиппопотама за ногу и стали тянуть.
  Нога была короткая, и всё время выскальзывала из рук. К тому же, гиппопотам дёргал ею. Но куражная Тётка любила гиппопотама так сильно, что ухитрилась и выволокла его из клетки. "А моя селёдка?" - сказал гиппопотам. "Я куплю тебе балык!" - сказала куражная Тётка, и повезла гиппопотама на базар. Там они долго бродили среди продуктовых рядов, где свисали связки балыка и крупные окорочка. "Я подарю тебе этот мир!" - кричала куражная Тётка, и продавцы вздрагивали. Гиппопотам тоже вздрагивал и подёргивал ногой. А куражная Тётка одобрительно трепала уши гиппопотама и фалдила своим розовым газовым шарфом. Потом они купили большой контейнер балыка и отправились домой. Дом куражной Тётки был в самый раз для гиппопотама, даже джакузи пришлось ему впору. Там он и разместился. Куражная Тётка завалила его по шею балыком, радостно что-то напевая.
  Прошли недели. Балык закончился. И гиппопотам стал грустно вздыхать. Ему снилась селёдка, клетка и директор зоопарка. Куражная Тётка каждые пять минут заявляла: "Ты всегда в ответе за тех, кого приручил!", и кутала гиппопотама в свой розовый газовый шарф, невероятных размеров. Шарф сильно пах духами, отчего у гиппопотама началась аллергия. И вот, однажды, когда куражной Тётки не было дома, гиппопотама настиг особо острый приступ ностальгии вместе с аллергическим насморком, и гиппопотам стал протискиваться в приоткрытую кухонную форточку. Он было, уже полностью просочился в маленькое отверстие, как вдруг, вбежала куражная Тётка и закричала: "Ты куда полез?!" От этого гиппопотам напугался, сократился, сгруппировался и выпал из форточки наружу. И он бы разбился всмятку, если бы не розовый газовый шарф куражной Тётки, прицепившийся к его хвосту. Шарф надулся, как большой розовый парашют, и поднял гиппопотама над землёй... В этот день, все окрестные жители видели, как над жил. массивом летит большущее животное с розовым парашютом, а внизу, прямо под ним, бежит куражная Тётка со связкой балыка и умоляет его вернуться.
  Иронией ветров гиппопотама здорово поколбасило в небе, а потом всё же приземлило в родном зоопарке, у клетки с погнутыми прутьями. Гиппопотам вздохнул и полез в свой дом родной. Директор зоопарка очень обрадовался, и тут же дал гиппопотаму селёдки. И тот стал её жевать и смотреть устало, как в старые добрые времена. И сколько не умоляла куражная Тётка гиппопотама вернуться, он только смотрел устало да жевал свою привычную селёдку. Даже подкупленный директор ничем ей не помог. ...И вот тогда, куражная Тётка присела, облокотясь на прутья клетки гиппопотама, и поняла одну очень важную вещь. Не существует в мире абсолютной свободы, ни у животных, ни у человека. Есть лишь разные степени несвободы. И каждое существо делает выбор самостоятельно. Это и есть жизнь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  СКАЗКА ПРО ЦЕЛЛЮЛИТ.
  
  Жила-была Пересмешник Гертруда Иосифовна. Писала всяческие песни. Надо сказать, очень недурно. И недорого. За один лист капусты могла любому счастье составить. А рядом была-жила Целлюлит Эсмеральда Годзиловна. Ни кремня, ни искры божьей в ней не наблюдалось. Зато румянилась Эсмеральда Годзиловна знатно. Бывало, нарумянится и на работу идёт, в банк. А перед ней машины пачками останавливаются. Путают щёки её округлые с красным светом на светофоре. Эх! В тот бы город парочку диких быков заслать, да на её красные щёки науськать!... И не было бы всей этой истории. Но быков не нашлось. И вот...
  Как-то раз пришла Целлюлит Эсмеральда Годзиловна к Пересмешник Гертруде Иосифовне и заказала ей песню. Да так, чтобы хит. Да чтобы круто! И, желательно, быстро. Пересмешник Гертруда Иосифовна угостила Целлюлит Эсмеральду Годзиловну напитком интеллигентных людей - кофе, сама тоже откушала. И взялась за работу. Она посмотрела налево - увидела звёздное небо, посмотрела направо - увидела поющий океан, под ноги взглянула - увидела преданного друга-собаку, голову запрокинула - а там ковш до краёв философией наполненный. Вот и всё, и песня готова. Пересмешник Гертруда Иосифовна стала напевать собственную песню, и из холодильника выглянул оттаявший карась. Он восторженно хлопал жабрами и бил хвостом по морде преданного друга-собаку. Друг-собака сам был в восторге, поэтому на карася не обиделся. Песню услышали монахи, и стали ржать над смешным текстом, хотя им не положено. Дворник, совсем дальний родственник искусству, сел на свою метлу и стал нарезать над крышами круги и зигзаги, едва заслышав, как напевает Пересмешник Гертруда Иосифовна. А осенние деревья заплетались в косички и раскачивались в такт. Но вот, пришло время очной ставки с заказчиком. Появилась Целлюлит Эсмеральда Годзиловна и потребовала свою песню. Пересмешник Гертруда Иосифовна вручила заказчице аккуратную упаковку со смесью нот, слов, клавиш и солнечных дерзких зайчат, а взамен получила свой капустный лист, который в тот же миг сжевала и прокутила.
  Прошло время. И в дверь Пересмешник Гертруды Иосифовны зловеще затарабанили. Бледная изящная дверь слетела с петель и упала в обморок от шока. А на пороге, в клубящейся грязи и шкурках от семечек, стояла и пульсировала красными щеками Целлюлит Эсмеральда Годзиловна. В сведённой судорогой пятерне она сжимала заветный пакет со смесью нот, слов, клавиш и солнечных дерзких зайчат, к чему теперь прибавилась слизь из брызг слюны, паскудных консервных банок и клопов. Целлюлит Эсмеральда Годзиловна взяла Пересмешник Гертруду Иосифовну за затылок и стала тыкать её обескураженным лицом в этот гадкий пакет, истошно изрыгая при этом: "Что же вы, Гертруда Иосифовна, сволочь такая?! Имею целью, по уши уштрямкать вас в это содержимое, и сообщить вам, что вы - тварь несусветная!". "Отчего же, я - тварь несусветная?!" - пробулькало из пакета лицо Гертруды Иосифовны. "Так вы же, милочка, дерьма отборного центнер мне продали!", - тарахтела Целлюлит. "Как же, позвольте, дерьма?! Всё высшего сорта!", - сказала Пересмешник, и вытянула за уши оплёванного кем-то солнечного зайчонка. "А эту пакость в вет. лечебницу надо сдать, для опытов!", - брезгливо грохотала Эсмеральда Годзиловна, кривясь на солнечное животное. "Да вы с рельс сошли, голубушка!...", - удивилась Гертруда Иосифовна. - "Зачем же вы изнахратили мой замечательный пакет?! Тут же слюни, я погляжу!...".
  "Именно, слюни! И клопов два стакана!", - уточнила Целлюлит. "Я вам ничего подобного не продавала!?", - вскрикнула Гертруда Иосифовна и отшатнулась от выползшего из пакета клопа.
  "Как же! Как же!", - закаркала Эсмеральда Годзиловна, - "Пела я песню вашу! Все сказали, дрянь редкая!". Тут возмутился карась, он вылез из холодильника, ощеренный и нахохленный: "Вы, тётка, кто такая?! А не утёрлись бы вы!", - и треснул Эсмеральду Годзиловну хвостом по губищам. Друг-собака, не уступая карасю, тоже атаковал. Он пыхтел и рыл землю, набирая разгон, чтобы долбануть Целлюлит хорошенько. Да, до кровавой бойни было рукой подать, если бы не мысль, осенившая Пересмешник Гертруду Иосифовну. "Спойте мне!", - обратилась она к Эсмеральде Годзиловне. Эсмеральда Годзиловна поломалась, как пересохшая резина, и всё же затянула песню. О! Что это была за дрянь! Дрянь в квадрате, дрянь в кубе, дрянь в пятой степени!... Заскулил карась, забил жабрами друг-собака, дворник начал грызть метлу в замешательстве, а деревья легли на землю и закрыли стволы ветками, чтобы не слушать. И ведь это была та самая песня. Та, которую сочинила Пересмешник Гертруда Иосифовна! Но, преломляясь и скатываясь в горле Целлюлит Эсмеральды Годзиловны, песня звучала чудовищно, бесчеловечно!... Модуляция была отвратительная, а дикции не было вообще.
  "Так у вас же голос скверный, голубушка!", - сказала Гертруда Иосифовна, страдая от внезапного приступа мигрени. "Просто не моя тональность!", - громыхнула Целлюлит. "Да у вас никакой тональности не наблюдается!", - настаивала Гертруда Иосифовна. Смелая она была. Другой бы побоялся. Но, после этих правдивых слов, Эсмеральда Годзиловна, как-то неестественно вихляясь, опрокинула на Гертруду Иосифовну целый ушат нецензурных зловоний и зловкусий. Затем, ушла. Петь.
  Долго-долго обтекала Гертруда Иосифовна, в полных непонятках. Долго хохлился карась, и скрежетал челюстью друг-собака. Но просвет уже виднелся. И в том просвете мерцал серебристый знак вопроса... "?Кто виноват", и многоточие... "..........Что делать".
  
  
  
  
  
  
  БАНАН И БАРАН.
  
  Жил-был человеческий такой Человек. Волосы рыжие, мысли рыжие, душа фиолетовая. И были у Человека банан и баран. Сам Человек любил овощи и собак. Но у него были только банан и баран. Часто он держал их в руках, задумчиво покачивая головой, и бормотал: "Что мне с ними делать?" На что, банан и баран нарисовано улыбались и помалкивали.
  Когда человеческий Человек приходил в магазин и давал продавцу денег, тот спрашивал всегда одно и то же: "Вам банан или баран?". "Нет-нет, спасибо... У меня уже есть", - говорил Человек и уходил. И дома снова нюхал банан, гладил баран, и не понимал, зачем они ему.
  Человек был одинок. Даже более одинок, чем перст. Потому что перстов у него было двадцать. Человек был гол. Более гол, чем сокол. Потому что, если бы у него были соколиные перья, он бы давно улетел. А так, сидел общипанной курицей, и швыркал чай одиночества. Язык, на котором говорили банан и баран, он не понимал. Поэтому только уставал от неясной их трескотни. ...Предупреждаю, сказка несмешная.
  Но вот, однажды, Человек изрядно нашвыркался чая, и его осенила идея. Он взял баран, поставил на него банан, и получился бара...бан... БАРАБАН! Красный такой, лакированный барабан! Новизна была дикая, сногсшибательная. Человек, в состоянии аффекта, схватил новый предмет и стал по нему стучать, выпучив глаза! Это сразу услышали соседи. Два дня послушали, ради приличия, а на пятый заявились с претензиями. Что вы тут, дескать, барабаните!? "А барабаню я потому, что иначе не могу теперь!" - сказал Человек. "Ну, если уж вы барабаните, тогда вам необходимо стать странствующим барабанщиком!" - предложили соседи. И на прощание, подарили ему большой воздушный шар. Человек сел на этот шар, взял барабан, и поднялся в небо. Земля сразу стала размытой и нереальной, от высоты. Много лет летел Человек на шаре и стучал по барабану! Но вокруг были только облака, и он снова был одинок. Он слабо понимал язык барабана и шара. И сильно тосковал. Но вот, однажды, его осенила новая идея. Человек взял шар, поставил на него барабан, и получился ша...рабан... ШАРАБАН! Новизна была абсолютно чумовая! Человек сел в свой новый шарабан и поехал в неизведанную даль. Теперь у него были только шарабан и даль. Он не очень понимал, почему шарабан, и зачем даль, но ехал и внимательно смотрел вокруг, в поисках ответа. Но шарабан мчался так быстро, а даль была так далеко, что Человек в конце концов загрустил от монотонности. Мимо проносились смазанные от скорости смеющиеся лица, города, события... Всё мимо и мимо Человека. Человек был близок к депрессии от одиночества. Но вот, однажды, его снова осенила идея. Он взял свой шарабан, растворил его в дали, и у него получилась шара...да... ШАРАДА! Новизна была охренительная!
  "Ну а зачем ему шарада то?!" - спросите вы. Дело в том, что когда-нибудь наш человеческий Человек её обязательно разгадает, и увидит, что последующее всегда вырастает из предыдущего. И любая кажущаяся мелочь в жизни порой гораздо важнее, чем сама жизнь.
  ...Ведь в начале были только банан и баран...
  
  
  ПИВО В КЕДАХ.
  
  Речь пойдёт не столько о пиве в кедах, сколько о водке в кирзачах и винище в калошах на голую ногу. Да и это не самое главное. А самое основное - это пьяная рожа, которая вот уже три часа сидела перед кафельной стеной и плакала. Пьяная рожа плакала о том, что дом родной - хлев пустой, и о том, что мечта с красивыми глазами - кидалово последнее. Вообще, поводов была масса, так что слёзы выкатывались крупные, мутные от соли, и оставляя пьяные неровные дорожки на щеках, стремились по шее к узлу галстука. Ведь не так давно пьяная рожа наряжалась в галстук, чистила ботинки и смотрела бодро. Рожа выглядела, как лицо. А потом что-то произошло. Ах, да! Пришло светлое пиво в кедах и предложило: "Бздынькнем?! За твой успех!". Отчего же было не бздынькнуть. Вечер обещал проникновенную гармонию!... За пивом пришли разговоры, заняли все пустые уголки в доме. Куда ни сядешь, под тобой разговор ворочается. Куда ни ткнёшь, открытия странные выпрыгивают. Так хорошо стало. Много мира стало. Много желания говорить. Пиво в кедах сидело на стуле, болтало ногами и языком. И с каждым новым словом в мире рождалось ещё тысяча слов, которые тоже непременно хотелось сказать. Душа распахнулась. Пользуясь таким моментом, в распахнутую дверь проскользнула водка в кирзачах. Совсем беззвучно, точно кирзачи были подбиты пухом. Водка достала иголку и ткнула. Ай, больно так ткнула. Слова какие-то иные полились из ранки, вместо крови. Дикие, вихрастые, жилистые, злые. Прям, как Пашка Южаков. От этих слов тело хлестало своё лицо своими же руками, оставляя красные пятиконечные следы пощёчин. Заросшая немытая правда загромыхала лаптями, рассыпая по дому неказистое эхо. За ней пришли неадекватные поступки, косоглазые обиды, скрюченные идеи и большая боль чуть ниже узла на галстуке. Там располагалась душа, обожжённая водкой. Вокруг что-то сильно зашипело. И пьяная рожа увидела, что это шипит растворитель. Он сожрал все маски и краски. Оставил костлявую пустоту, которая разрешила равнодушно: "Ну, плачь...". И пьяная рожа заплакала. Она плакала о том, что дом родной - хлев пустой, и о том, что мечта с красивыми глазами - кидалово последнее. Пьяная рожа стала маленькой и жалкой, она забилась в угол, как больное животное. Вот тут, к ней подошло чьё-то трезвое лицо и сказало: "Свинья!". ....Свинья. А потом наступило утро. И мутный ненужный стакан с вином. И белое слепое небо. И трезвость. И проявился человек под тающей пьяной рожей. Человек сидел перед зеркалом и спрашивал себя, кто это был вчера? Быть может, пиво в кедах, водка в кирзачах. А может, истина без маски?...
  ... Человек поправил галстук.
  СКАЗКА ПРО ЖУРАВЛЕЙ, СИНИЦ И ПРОЧИХ ЛИЦ.
  
  Жил-был товарищ, друг и брат, чувак и крендель - Побрыкайло. Вы что, не знаете Побрыкайло?!! Вы что, не видели, как бегает Побрыкайло за машинами и кричит: "Майор Побрыкайло. Нарушаем?" ...Либо вы не водите машину, либо водите меня за нос!
  Побрыкайло - это такой дядька. Такой маленький дядька с большой полосатой палкой. Он будет махать этой палкой перед вами до тех пор, пока вы не переключите его внимание на лёгкий шелест. Побрыкайло очень удивится и станет искать, что же это шелестит. Кстати, это вы шелестите бумажной денюжкой, спрятанной за спину. Денюжку сразу не показывайте. Поиграйте с ним немного. Пускай поищет, а когда найдёт, предложите ему добыть денюжку без помощи рук или с завязанными глазами. Подобные игры способствуют развитию фантазии и сноровки, что необходимо в его профессии. ...Возможно, Побрыкайло застесняется, станет строго орать, пытаясь спрятать смущение. В этом случае, вы должны его поощрить дополнительной купюрой, вынутой в виде фокуса из самого неожиданного места. Увидите, как он обрадуется. Здесь, главное, не скупиться и помнить, что этот самый Побрыкайло когда-то пережил великое потрясение... И мы должны относиться к нему с сочувствием...
  Да,да... Когда-то, Побрыкайло был не Побрыкайло, а школьник Тотоха. Тотоха с большой и красивой, как ромашковое поле, душой. Он и в юности был мелким среди сверстников, поэтому многие удивлялись, как в нём умещается такая большая и красивая душа. Папа у Тотохи был мент, мать - тюремный повар, бабка - сторож, а дед - писал стихи... Правда, прятал их от всех, кроме Тотохи. Дед был смешной - большеногий, большеухий, с детскими синими глазами, и полным отсутствием дикции. Дед и Тотоха очень любили бегать по полям без трусов и запускать воздушного змея. А потом, когда утомятся, забирались на стог сена, смотрели на закат, и дед начинал читать стихи, без дикции..., но Тотоха слушал, раскрыв рот. И ещё долго-долго, до ночной темноты, из стога в высоту уносилось: "Пша, пша,...Бла!... Бла!..." Это было лучшее стихотворение деда о какой-то ещё непонятной Тотохе любви.
  "Почему ты не похож на всех, дед?" - спрашивал деда Тотоха.
  "Потому что ношу в себе журавля", - говорил дед. Что это значит, Тотоха не совсем понимал. Ну, как это - дед, а в нём здоровенная клювастая птица?!
  ...Но вот однажды, дед залез на самую макушку высокого стога и протянул руку вверх - в ночное небо, зацепился за невидимый поручень и повис, не касаясь ногами сена. "Деда, ты чо?" - пробормотал изумлённый Тотоха. Проклятая дикция... Дед что-то ответил, а потом распахнулся, как дверь, и слышно было только, как журавлиные крылья бьют, уносясь в высоту...
  Когда Тотоха раскрыл глаза, деда не было. Он сидел на стоге сена один, а рядом валялась дедовская тетрадка стихов. "Деда!!!" - заорал Тотоха и побежал по ночному полю, наугад, вслед за невидимым журавлём. "Долбаный журавль!" - а в глазах дед, читающий стихи...
  С тех пор, Тотоха не останавливался много лет. Он бежал, мужал и искал журавля. Зачем? А сами то как думаете? Он скупил все книги про этих птиц, изучил по картам все места, где тусуются журавли. Про него говорили: "Дебил какой-то?!", а ещё его спрашивали: "На хрена тебе это надо?!", а ещё ему советовали: "Лучше синица в руке, чем журавль в небе!". Тотоха видал синиц, они не напоминали ни деда, ни стихов, а выкатив быстрые глаза, дрались над шкуркой колбасы. А потом, он нашёл журавля. Даже нескольких журавлей. Целую стаю. Был сентябрь, и они летели клином, курлыкая, взяв курс на ровный горизонт.
  К тому времени, Тотоха был уже Антоном Васильевичем, но душа его от этого не уменьшилась. Он схватил здоровенный сачок, и размахивая им, словно флагом, побежал за журавлями. Кстати, решающий момент застал его на двуспальней кровати, где он трудился в поте лица над своей очередной пассией. А тут, журавли!...
  Так и побежал, с голой задницей, как когда-то они бегали вместе с дедом. Пассия посмотрела вслед мелькающим ягодицам, и томно произнесла: "Идиот...". А "идиот" орал: "Деда!", и убегал всё дальше.
  Да! Это был марафон. Собралась куча болельщиков, они делали ставки, пили пиво и истошно спорили: "Добежит - не добежит!" И он добежал.
  Он был уже прямо под летящими журавлями, он уже видел снизу их животы и поджатые лапы. Болельщики по тирольски заорали: "УРА!!!", он раскинул руки, запрокинул голову и счастливо захохотал, распахнув рот!... И тут... Что-то шмякнулось ему на голову. Потом, ещё и ещё... Что-то тёплое, мягкое, похожее на... Да. Да, это было оно... Оно валилось огромными кусками прямо на Тотоху, в его раскинутые руки. Оказалось, птицы здорово гадят. Ну и действительно, не приземляться же им всякий раз за такой надобностью.
  Тотоха побежал медленнее, потом встал, и в первый раз в жизни заплакал. Он плакал и смотрел вдаль, куда вместе с журавлиным клином улетала его мечта, чтобы никогда больше не вернуться.
  ...под ногами что-то назойливо пикало. Это была глупая синица с бессмысленными глазами и куском булки в зубах. Тотоха взял её в ладонь, долго смотрел, а потом сочинил своё единственное стихотворение - первое и последнее за жизнь. Он его не записал. Никому не рассказал. Но оно прозвучало в душе Тотохи..., перед тем, как Тотоха исчез. И остался Побрыкайло. Просто Побрыкайло. Это такой маленький дядька с большой полосатой палкой.
  ...Я бегу за стаей журавлиной
  Только сытым птицам всё равно
  Отделяясь, налету, от клина
  Мне в ладони валится .....
  Много валится. Журавль - большая птица
  И на кой такая мне нужна
  А может, завести себе синицу?
  В той поменьше вместится .....
  СКАЗКА ПРО ЛЮБОВЬ, МИРОВУЮ ГАРМОНИЮ И СПРАВЕДЛИВОСТЬ
  
  "Скажите мне, ДА или НЕТ!??!!", - орал Печенегов, врываясь к прачкам. "Пошёл на хрен!!!" - отвечали прачки.
  ...Дело в том, что Печенегов любил прачек, а они его - нет. Зато, Печенегова любил слесарь 5-го разряда Ефимыч. ... "Скажите мне что-нибудь!..." - нудел Ефимыч, таскаясь за Печенеговым по прачкам. "Иди в задницу!?" - отвечал Печенегов Ефимычу, и тот млел.
  Но, и это - не главное. А главное то, что в городе появился новый мэр, который издал приказ о любви. Согласно этому приказу, все должны были влюбляться не менее двух раз в неделю. Так как штрафы за неисполнение приказа были страшенные, предприятия срочно закрылись, транспорт остановился, и все... Пошли. Любить.
  Любили старательно и энергично. Любили где угодно, куда угодно и кого угодно! ...Да-да, здесь фантазия читателя уводит его в мир эротическо-порнографических изысков. Стой! Читатель! Давай вспоминать вместе: любовь бывает разной, а уж спектр её проявлений таков, что просто башню срывает!... Например, пикантная любовь пионеров к старушкам! Лишь на первый взгляд она основана на карьеризме инициативных детей! Или... Любовь Петровна..., которая за свои 60 лет ни разу не занялась сексом... Парадоксов много. А в это время, в городе... Животные снизошли до людей и полюбили их. Подчинённые любили начальников, начальники писались в восторге от подчинённых. Мужчины, наконец, любили женщин, других мужчин и ещё кого-то там... Женщины, в свою очередь, любили всех подряд по щедрости душевной. ...А однажды, на центральной аллее, видели голубя, который целовался взасос с евреем Рифельсоном! Конечно, все знают из библии, что за 9 месяцев до появления Христа, к деве Марии залетал некий голубь. Но!... Вспомнить и восстановить развеянные уже веками родственные связи!... Это, знаете ли, не хухры!..
  А теперь о сексе. Читатель!.. Секс стал вымирать вместе с презервативами. Последние кончились, первый потерял в рейтинге. Всё почему?! Да потому, что секс - это лишь поиск, довесок, пасынок любви. В отдельных случаях, побег от оной. А была сама Любовь. В чистом виде. Здесь и сейчас. Посему, ну не доходили до секса ноги, не дотягивались руки, не дотумкивала башка человечья! ...И только дикие лоси, втихую, за кустами, торопливо вершили свои дела. Но все об этом знали, так как на шухере у лосей всегда стоял нехороший человек Конюхин, нервно озирался, потел и курил. Таким образом Конюхин проявлял свою бескорыстную любовь к похотливым лосям.
  Поясню тебе, мой пытливый друг, ещё кое-что про секс. Исчезло и потеряло в рейтинге не всё. Да! Самоликвидировались лишь такие проявления сексуальной жизни, как "пересып", "трах-тарарах", "по пьяни", "со скуки", "от злости". Зато, остался "от винта", "от всей души", и, главное, "самозабвенно". Ну, а так как, такими видами секса владеет лишь ничтожный процент человеческого поголовья, то, что секс жив, знал только этот ничтожный процент. Остальные в это время осваивали новую модную фишку - любовь.
  Приказ нового мэра исполнялся безукоризненно. Не возбранялся ни один вид любви. Как и раньше, была популярна любовь несчастная, присущая в основном людям нездоровым, творческих профессий и варьирующих наклонностей. Приветствовалась любовь до гроба, любовь с любого по нумерации взгляда. Любовь земная и космическая, любовь тайная и афишируемая, любовь приобретённая с годами, любовь грустная и шальная! И к любому виду любви предъявлялось лишь одно требование - её настоящесть.
  И дело, вроде, шло на лад. И люди, вроде, стали возвышаться.
  ...И заведись же в этом городе такая сволочь, как Печенегов! С него начинается сказка. Ходячее гормональное расстройство с гипертрофированным либидо. Он любил прачек просто патологически... Вышел как-то Печенегов на центральную площадь города, снял свои истёртые в марлю трусы, поклонился на Восток, выкурил папироску, потом выкрикнул матное слово и застрелился. Обалдевший и влюблённый в Печенегова слесарь Ефимыч, в шоке, передушил всех прачек. Последняя прачка оказалась весьма грузной, и Ефимыч легкомысленно погиб под ней, совершенно забыв, что не доварил главную водопроводную трубу города. Тут же дали воду, которая превратилась в настоящий потоп. Город гиб на глазах. Тут же подсуетился Ной со своим ковчегом, предлагая утопающим горячие бутерброды и недорогие места на борту. Его расценки действительно были доступны, но у тонущих размокли деньги, так что всё обломалось, и Ной уплыл, прихватив еврея Рифельсона с не размокающей дисконтной картой и голубем.
  ...Всё скрыла мгла. За мглой какое-то время что-то ещё нецензурно булькало... Потом наступила тишина.
  ...И встало солнце. И была вода. И был Ной. И был ковчег. И сидели на летней палубе двое - еврей Рифельсон и голубь. И истово целовались они, без всякого шанса размножиться. И Ной, проверяя кассу, задумчиво сказал: "...вот падла... Карта просроченная..."
  
  
  СКАЗКА О ЧЕЛОВЕКЕ.
  
  "Если я ещё хоть раз произнесу слово "жопа", пристрелите меня!" - крикнул один человек, и помчался по осенним холмам. Там, на холмах вдруг остановился и проорал: "Жопа!", и его тут же пристрелили.
  
  
  СКАЗКА ПРО ТО, КАК БРОЙЛЕРНЫЙ МАЛЬЧИК РАСТОПТАЛ ТОРГОВЦА БЕЛЯШАМИ.
  
  Жил-был Торговец Беляшами. На самом деле, торговал он шнурками и наркотиками. А Беляшами - это была его фамилия. Такая же, как Мастроянни, Феллини и Коррузо. Торговец Беляшами был человеком безобидных наклонностей и невыразительной внешности. Он настолько сливался с толпой, что иногда его самого принимали за толпу, и желчно ворчали: "Столпились тут всякие...". Толпился Беляшами обычно в одном и том же месте - на квадратном асфальтированном метре, арендуемом им у местных рекетиров. Местные рекетиры были необычайно трогательными людьми и фанатами Джорджа Вашингтона. Портретов, постеров и плакатов с его изображением в том городе не продавалось, поэтому рекетиры были вынуждены коллекционировать купюры с его изображением. Они шлялись день-деньской по торговым рядам, и с замиранием пытались делиться с окружающими своей фанатичной любовью. Но едва они начинали: "Ваши...", как торговцы тут же неверно их истолковывали и тянули им деньги, даже не дослушав "...нгтон!...". Что тут скажешь... Хамы и всё.
  Но наш торговец Беляшами таким не был. Он не давал денег рекетирам. Он давал им договорить. И только потом уже давал им деньги.
  Однако, суть не в этом. Суть в 89-м размере ноги у двенадцатилетнего ребёнка. И ещё, в весе - 1268 килограмм, при росте - 920 сантиметров. Мать его, выхаживая беременность, испытывала непреодолимую тягу к окорокам - копчёным, жирным, огромным, жёлтым окорокам бройлерных кур. И уж она ела и ела эти окорока до потери пульса, потери всякого стыда и совести! Вот мальчика - её сына, и распёрло, как дирижабль к 12-ти годам.
  Его не пускали в метро, опасаясь поломки эскалатора. Не пускали в троллейбусы, автобусы, питейные заведения, казино и публичные дома. Словом, мальчик был начисто лишён здорового детства и контактов с окружающим миром. В гости к соседским детям ему тоже было нельзя. Так как от его могучей поступи, в квартирах резко повышалась сейсмичность, лопался хрусталь, дохли фарфоровые слоники, самовозгорались кружевные накидушки, отцы соседских детей уходили в запой от комплекса неполноценности при виде его размеров, а матери соседских детей уходили в себя по непонятной причине. Сами соседские дети забивались на антресоли и начинали там курить и ходить по бабам.
  Бройлерный Мальчик не мог одеться ни в одном магазине. Его 740-го размера никогда в продаже не было. И ходил он поэтому голым. Голым и босым. И только по Красной Площади, так как там самая крепкая мостовая, вымощенная ещё нашими прадедами, у которых ещё были гордость за отечество, патриотизм и вера в будущее. Так и ходил, голый, босой, по кругу, прикрыв мужское достоинство своё рекламным щитом. Голуби гадили на него, да и правительство морально присоединялось к птицам. Конечно, он нервировал. Это вполне понятно.
  Иностранцы - туристы смотрели на Бройлерного Мальчика с нескрываемым восторгом, и пытаясь растормошить своих переводчиков, упавших в обморок от ужаса, кричали на ломаном русском: "О!?... Это есть памятник России!?... Слишком большой, оттого слишком голый!... Гениально!...".
  Но Бройлерный Мальчик никаким памятником России не был. Он был просто мальчиком, которому нужен был друг. Он видел на цветных открытках Кинг-Конга, и предполагая, что эта обезьянка будет с ним вровень, хотел подружиться. Но мать запретила из-за того, что у Мальчика была аллергия на шерсть.
  Асфальтированный квадратный метр, на котором стоял Торговец Беляшами, располагался прямо у Красной Площади. И Мальчика оттуда было видно. Торговец Беляшами испытывал к нему непонятную тягу, граничащую с пронзительной тоской с оттенком патологического бескорыстия. Он тоже жил один. И тоже жил один раз. Поэтому решил не откладывать, а успеть в этой жизни сделать доброе дело. Торговец Беляшами наторговал шнурками и наркотиками на хорошую сумму, которой бы хватило, чтобы прокормить двоих. Он тут же пошёл к Бройлерному Мальчику и предложил ему дружбу. Разумеется, в рупор, так как ухо мальчика находилось очень высоко. А пока он предлагал дружбу в рупор, город пришёл в стопор... Грустный одинокий мальчик устраивал их больше, чем отвязный, ретивый, заимевший друга, Бройлерный озорник. Ведь дети от наплыва эмоций всегда озорничают. А озорства и проделки Бройлера вряд ли могли остаться без последствий, типа разного рода катастроф, поломок, дорожных пробок и неизбежного всецелого кошмара...
  Поэтому люди немедленно построились в длинную свинью, и двинулись на Торговца Беляшами, который стоял у подножья Бройлерного Мальчика счастливый, сентиментальный, сутулый и больше не одинокий.
  Длинная свинья надвигалась всё ближе и хрюкала единым: "Беляшами! Умри! Торговец! Умри!"... Что делать? Город старался себя спасти, старался спасти своих детей, свои любимые кафе, привычные табачные ларьки и столь удобно расположенные станции метро. Замочить мальчика у них, простите, нос не дорос. А вот хилый стручок Беляшами не стоил никаких усилий.
  И вот, когда свинья, гневно визжа, уже достигла Торговца, и первая лопата занеслась острым ребром над его маленькой головой..., Бройлерный Мальчик вдруг сказал: "Стойте! Я сам!". Свинья замерла в ропоте и недоумении. Тогда Мальчик развернулся к Торговцу Беляшами, в последний раз посмотрел на его щуплые сутулые плечи, как сынишка смотрит на плечи любимого отца..., а потом... сухо и отчётливо произнёс: "Пшёл вон, ханыга! ...На хрен мне ты и твоя дружба?!". Сказал и закрепил свои слова, презрительно пописав на плачущего Торговца.
  ...Свинья пороптала ещё, потом распалась на личности и разбрелась по домам, мрачно обходя плачущего Беляшами. Он теперь стоял на своём асфальтированном метре, под дождём, один... И по опустевшей Красной площади бродил кругами, как и прежде, под тем же дождём, голый Бройлерный мальчик...
  Так кончилась эта история. Снова было стабильно и покойно. Все были свидетелями, как Бройлерный Мальчик прилюдно "растоптал" Торговца Беляшами. И иногда, за семейным вечерним чаем, люди, вспоминая эту историю, неодобрительно говорили: "Да... Злой этот мальчик. Злой...".
  И никто не разглядел снизу, как плакал сам Мальчик в тот решающий момент. Ведь он был так высоко.
  Слишком высоко..., в бройлерном своём одиночестве.
  
  
  
  СКАЗКА О БУРЕ, ВЕСТНИКЕ И БУРЕВЕСТНИКЕ.
  
  ...Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет Буревестник, чёрной молнии подобный. Реет он и так, и эдак!... То, крылом волны касаясь, то, стрелой взмывая к тучам, и "винтами", и "петлёю", да ещё орёт противно, хитро, гнусно подбоченясь.
  Он горланит!!! Горлопанит!!! Пасть раскрыв!... И слышат тучи: "Чё-то хочет эта птица!?...". В этом крике столько ора!? Столько дерзкого бахвальства!? Силу лёгких, мощность горла и уверенность в успехе слышат тучи в этом крике.
  Буревестник НЕ смолкает. Вывернувшись наизнанку, он орёт ужасным басом: "Буря! Скоро грянет буря!", на округу нагоняя страх огромный перед бурей!...
  Чайки стонут перед бурей. "Срам" роняя прямо в море!... И на дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей.
  А Ему того и надо! До отрыжки надоели эти серые обжоры. ...Лишь одна - глухая... чайка преспокойно ловит рыбу - ни хрена ж она не слышит. Но!... Меж рыбою и чайкой затесался Буревестник! Хищно, гнусно умиляясь, прямо у глухой под носом, рыбу жрёт, давясь и пыжась! Рыбу он терпеть не может! Просто хочет сделать пакость. Что поделаешь? - характер.
  А гагары то припухли... По ущельям позабились. Завывают: "Вот так парень!? Ни черта же не боится!? ...Буря скоро грянет буря!".
  Глупый Пингвин тщетно прячет тело жирное в утёсах. Он не может уместиться! Клювом щёлкает, бедняга... За утёс себя трамбует, ныкает и весь трясётся! И себя же кроет матом за сегодняшний обед!...
  ...Только го-ордый Буревестник! Реет смело и свободно! Над седым от пены морем! Потому что, он то знает: ...БУРИ НИКАКОЙ НЕ БУДЕТ.
  Просто, любит издеваться. Что поделаешь? - характер.
  
  
  
  СКАЗКА ПРО МУСЮ.
  
  Жил-был Муся. У Муси было много преимуществ перед остальными. Например, Муся мог летать. Ещё, Муся умел не курить. Но, главное, Муся знал секрет. Вот об этом то секрете и пойдёт речь.
  Знал Муся то, чего не знали другие, но нос от этого не задирал и губой высокомерно не шлёпал. Он нашёл этот секрет на свалке, куда обычно кидали всё старое, немодное огромными партиями. Там валялись сапоги-скороходы всех размеров, ковры-самолёты неактуальных расцветок, шапки-невидимки из не престижного меха и много всякого ещё. Люди наивно сбрасывали всё это на свалку, и даже не задумались ни разу, почему же всё так получается. Почему, скажем, им уже стыдно появиться в людном месте в волшебных, но изрядно стоптанных сапожищах, или повесить дома ковёр-самолёт с мещанским узором. А ведь это всё были хищные происки заграничных кутюрье! И пока люди цокали по танцевальным площадкам в супер-модных туфлях, а потом тащили друзей к себе домой, показать, как здорово они отделали стены гипсо-картоном модного оттенка,... и потом, пока люди спали... К загородной свалке, в кромешной ночи, парковался длиннющий "Линкольн" и таинственно сверлил фарами темноту... Из "Линкольна" выходили десятки заграничных кутюрье, в смокингах, и как тараканы ползали по свалке, шубуршали старьём, складывали его в мешки и увозили с огромной скоростью, к себе, за границу... По дороге, кутюрье потели от страха и всё время оглядывались, ожидая погони. Но, за ними никто не гнался. Все спали на шёлковых своих простынях, в невероятно дорогостоящих шапенях, не снимая модных обувок своих...
  Однажды, Муся пришёл на свалку. Он тоже решился избавиться от одной ненужной вещи - своей жизни. Перед этим, внимательно прослушал сводку погоды, и знал, что ночью будут заморозки. Поэтому пришёл в трусах и майке, намереваясь к утру замёрзнуть бесповоротно. Муся разлёгся на груде индустриального мусора, как на пляже и слушал, как шевелятся у него волосы на подмышках от подступающих заморозков. Мусе было не страшно, ибо Муся был дурачок. Почему он выбрал этот способ ухода? Ну, Муся боялся крови, боялся высоты, машин дико боялся, таблетки не умел проглатывать, а на пистолет у него денег не было. Вот, Муся и решил, что пусть его, дескать, раздавит мощь вселенной в морозной ночи. Он бы мог, конечно, выключить дома калорифер и замерзать на собственном диване, но против была его жена. Она издавала неприятные для Мусиного слуха звуки, когда возмущалась.
  Вот так, лежал Муся и выл в стаканчик от "Кока-колы", пока не мелькнул свет фар, и к свалке, как обычно, припарковался длиннющий "Линкольн". ...Муся был нормальным российским человеком, и как всякий российский человек подумал: "Шухер! Менты за мной!...". Из "Линкольна" стали выходить кутюрье с мешками, и ползать по свалке, не замечая Муси, который схоронился за старым телевизором. Кутюрье, как назло, ползали вокруг очень долго, и у Муси от холода стали слышно стучать зубы.
  "Что это?" - шепнул один кутюрье. "Крыса какая-нибудь!" - ответил ему кто-то. "Если нас засекут, хана!..." - отозвался третий. "Типун тебе! Накличешь!" - замер четвёртый.
  ...Муся испугался и закутался во что-то потеплее, чтобы зубы его не выдавали...
  "Братва. Я отлить хочу..." - заныл пятый. "Пожурчи мне! Потерпишь! Если нас загребут, ты же первый и расколешься, и всех корешей сдашь!" - стукнул пятого десятый. "Да они же лохи... Не догадаются. Скажем, гуляли тут!" - нашёлся кто-то самый умный. "Да?! А скороходы от "Красного богатыря"!? А ковры!?!! А шапки!! Обыщут!" - захрипел первый. "Умаслишь! Дашь партию нашего неликвида от Версачи! ...А, вообще, они что-то умнеть стали, как бы в самом деле не допёрли, что мы им нарочно мозги тряпками модными пудрим... Собрали? Всё? Валим отсюда, братва!...".
  "Линкольн" взревел и ухнул в ночь.
  Муся сидел за старым телевизором, вцепившись в кинескоп, как Анка в пулемёт. Настроение замерзать было напрочь сбито. К тому же, он согрелся в наспех надетой шапке, чьих-то здоровенных сапожищах, по уши завёрнутый в коврик.
  Таким он и вернулся домой, где жена обозвала его словосочетанием "добытчик хренов!" и отправила хлопать новый коврик на балкон. На балконе, как всегда, находилась тёща. Она бросала вызов окрестным бабкам, демонстративно куря в ночнушке. "Видишь, курят!? Не пыли!" - огрызнулась тёща на Мусю, и показала бабкам язык. Муся свернул коврик в трубочку и уже собрался было уйти, но тёща, вдруг, ловко схватила его за штанину: "Стоять? Что за шапка у тебя такая? Не носят таких?".
  "Так... Невидимка..." - сказал Муся, косясь на штанину.
  "Ага!... Значит... Изольда! Быстро сюда!!!" - заорала тёща, яростно бычкуя папироску. Прискакала заспанная жена: "Что это такое?! В сапожищах на балкон!!! Где спёр сапоги!?".
  "Так... Скороходы..." - не слишком распространился Муся.
  "А коврик у тебя, значит, от Шереметьевских авиалиний?!" - сказала тёща с интонацией Феликса Дзержинского.
  "Не... Пулковские..." - держал удар Муся.
  "...так-так!!" - затоковала тёща. - "Сапоги - мне отдашь! Сымай! Изольда? Это почём же их щас пихнуть можно на толкучке?... Штуку брать или штуки три баксов?... Сымай! Ну?!!..." - двинулась тёща на Мусю.
  "Шапка - моя!" - засуетилась жена. - "Моя по праву! "Саломандер" понавыпускали без стелек!... Стелек нарежу!...". И они вдвоём двинулись на Мусю.
  Муся попятился, потом ещё попятился, потом странно накренился и выпал с балкона, с ковриком. "Чучело! Ты же высоты боишься! А ну?! Быстро, домой!" - закричала жена вслед улетающему вдаль Мусе.
  ...А Муся летел над землёй на пыльном старом коврике, поджав под себя сапоги-скороходы, и махал шапкой жене и тёще... А потом, он долго смотрел вниз. И ровным счётом, ничего не понимал. Там, внизу, он увидел сразу много стран, везде чего-то суетились, носились, но больше всего носились в сторону свалки. Причём, российские люди всё туда выбрасывали, а зарубежные аккуратисты оттуда всё выгребали. И чем больше был объём этого обмена, тем медленнее и вальяжнее становились российские, и тем быстрее и разухабистее делались зарубежные. В России всё чаще пестрили тряпки, аксессуары, а за рубежом - идеи, открытия, ноу-хау.
  Муся не мог понять эту закономерность, но почувствовал, что теперь знает какой-то секрет. А однажды, он уснул, и увидел сон, как русский приволок на свалку Храм, и ему вслед какой-то другой русский возмутился: "Куда ты прёшь! С Храмом то! Ещё не всех людей выбросили, а он с Храмами!!!...".
  
  
  ЗИМНЯЯ СКАЗКА.
  
  На нём была зима. Зима сидела на нём, нагло болтая ногами, прикинувшись трогательным первым снежком. Однако, Кролик ясно ощущал всю её тяжесть на своей сутулой спине, и то, как зима долбит своими болтающимися пятками по его впалой груди. Зима ржала и выла, и дула ему в ухо, и даже кусалась. Но, Кролик был стойким, и делал вид, что ничего не происходит. Он стоял у норы третий час и не помнил, как туда войти... И вообще, у входа ли он стоит? А может, у выхода?... Из норы заманчиво тянуло тёплыми пирогами с капустой. "Кому она их печёт?" - подумал Кролик. - "А наши дети? Они родились?". ...Прошёл ещё час, и Кролик подумал: "Надо уходить".
  Зима на нём несколько притихла, перестала долбить и кусать, а просто обняла его за уши и стала укачивать. Зима перегнулась через Кролика и заглянула ему в глаза своими оранжевыми и в то же время синими орбитами... Орбиты, словно, издавали неясную музыку, посвящённую Кролику, и хотели нравиться, куда-то звали... И Кролику стало тепло и спокойно, и он уже было пошёл куда-то, куда звали оранжевые и синие орбиты...
  "Здравствуй, это ты?" - раздалось из норы. "Здравствуй, это я..." - вздрогнул Кролик заледеневшим тельцем. "Я к тебе не выйду. Зима." - раздалось совсем рядом. "Конечно. Я понимаю." - сказал Кролик. "Всё ходишь?" - поинтересовался тихий голос. "А ты? Всё ждёшь?" - ответил Кролик, и ему сказали: "Да. Я всё жду".
  Кролик смотрел долгим добрым взглядом, не отрываясь, не шевелясь, туда, где был чей-то голос. Голос и запах тёплых пирогов с капустой. И, наверное, уже большие дети, которые уже ушли из норы - жить самостоятельно.
  "А как наши дети?" - спросил Кролик. "Всё хорошо." - сказали ему. "Они родились?" - спросил Кролик. "Нет." - сказали ему.
  "Я принёс цветок. Он белый." - признался Кролик. "Я знаю." - улыбнулся кто-то. "Тебе нравится мой белый цветок?" - тихо спросил Кролик. "Да." - также тихо сказали ему. "Тогда, в следующий раз, я тоже с ним приду." - сказал Кролик, и посмотрел на небо, где уже немые звёзды плыли так спокойно... Его обнимала Зима. И небо. И белый цветок выглядел ещё более белым на фоне темнеющего леса.
  "У меня пироги с капустой." - услышал Кролик. - "Съешь один?...". И Кролик сказал: "Да. Конечно.". И они снова помолчали. Нору почти занесло снегом. Только маленькая дырочка осталась, чтобы он мог слышать тихий голос и запах тёплых пирогов с капустой. Он, наверняка, что-то ещё хотел спросить... Что-то очень важное... И он вспомнил, что. "А как же наша жизнь?" - сказал Кролик. "Что ты имеешь ввиду." - сказал кто-то. "Наша с тобой жизнь? Как она?" - уточнил Кролик. "Всё хорошо. Как мы и полагали..." - ответили ему. - "Счастье, камин и жёлтый плед в клеточку, и кофе, и кресло-качалка... Всё есть у нас". "И мы читаем друг другу на ночь?" - спросил Кролик. "Да. И ещё, мы приносим друг другу очки, если они нам нужны. И ещё, мы гладим друг друга по щеке, когда вдруг заболеем." - ответил кто-то. "Это хорошо. Ведь мы об этом и мечтали..." - сказал Кролик. Ему было хорошо здесь. И вовсе не странно, вот так стоять у норы, держать белый цветок и разговаривать. Луна - большая, в узоре из тонких веток, плавала среди леса... И тихо. Только два голоса. И запах тёплых пирогов с капустой.
  "...Вот, только..." - сказал Кролик. - "Ты никогда не выходишь...".
  "Да..." - сказал кто-то. - "И тебя - нет...".
  ...Кролик улыбнулся и затих. "Мы не сказали что-то важное?" - спросил кто-то. "Не сказали." - ответил Кролик. "Мы не сказали, что любим друг друга?" - спросили еле слышно. "Да. Именно это..." - сказал Кролик. "Как же наша жизнь?" - спросил кто-то снова. "...Счастье, и плед, и кофе... Всё, как мы мечтали..." - сказал Кролик.
  ...Он уходил в лес всё дальше и дальше. И всё оборачивался, смотрел на занесённую снегом нору. И ему было очень жаль, что они не успели сказать друг другу что-то важное. И он знал, что умер...
  ...от переохлаждения, посредством многочисленных обморожений, атрофии конечностей, закупорки артерий, тромбофлебита и обострения хронической эпилепсии. Предварительно наглотавшись психодислептических веществ (галлюциногенов).
  
  
  СКАЗКА ПРО БЕСПРИДАННИЦУ.
  
  - Так не доставайся же ты НИ КОМУ!!! - сказал Карандышев и выпустил пулемётную очередь по всем персонажам мужского пола.
  - А Вы?! - сказала Лариса.
  - А себя я кастрирую!!!...
  
  
  
  СКАЗКИ, да.. НО, не совсем.
  
  
  СКАЗКА ПРО ПТИЦУ НИДАЗАВТРУ.
  
  ..Жили-были жители. Да-да, было и такое.. Жители жили в плоскости номер четырнадцать. От плоскости номер четырнадцать, от самого её средоточия, разухабисто оттопыривался и уносился ввысь перпендикуляр номер один. На самой макушке луча того перпендикуляра сидел Некий. Хорошо, что Некий не носил шлёпки, ибо, если бы от неосторожного покачивания ногой, с него свалился бы шлёпанец..., Некому было бы некому шлёпанец принести. Потому что так высоко, на макушку луча никто никогда не смог бы добраться.
  Некий и сам не помнил, откуда он здесь. И как его зовут. Он давно утерял свой паспорт, и поэтому даже не помнил, как он выглядит, ведь фотографии при нём не было, и зеркала не было тоже.
  Некий смотрел в Вечность, а Вечность транслировала новости. Пульта у Некого не было, поэтому он постоянно куксился и выпучивал глаза. Это он так сигнализировал Вечности, чтобы не была такой падлой, и немедленно переключила на футбол!!! Вечность делала вид, что ни хрена не замечает, как Некий куксится и чванится и трясёт побогровевшими ушами.
  Так вот... Вечность транслировала новости из плоскости номер четырнадцать. Там какой-то пухлый выдвиженец в жёванной рясе, махал крестом призывно и бубнил непонятные словеса. Некий креста пугался, прятал голову между коленками. Некого бесил этот предмет в руках бородатого мятого выдвиженца. ...Почему крестовина то?... - думал Некий. - ...Почему не молоток?!....
  ..А в это время выдвиженец уже хватался за кодило... И дымил им почём зря, с таким умным видом, словно эти его помахивания жестяной вонючей дымной кружкой на цепочке многого стоят.
  ..Иногда Некий просто смотрел на выдвиженца и тихо нервничал, иногда Некий засыпал под мерное гудение платья-бороды, иногда, смеха ради, требовал транслита. И Вечность включала функцию перевода. Переводчик был старый, со скудным лексиконом, поэтому Некому смысл гудения выдвиженца был понятен лишь обрывочно.
  Особенно настораживало то, что выдвиженец натужно выкрикивал странное слово "гОспОди!!!!", словно бы обращаясь к Некому. С этого обращения выдвиженец начинал, а завершал свой трёх- а то и черырёх часовой гудёж разунылым песнопением...
  Что было в промежутке.., Некому оставалось только догадываться.. Ибо, Вечность настойчиво транслировала плоскость номер четырнадцать в крупных планах. Некто видел разные... изумлённые серо-голубые.., прямые карие.., зелёные исподлобья.., красные мокрые... У Некого наверное тоже такие были.. Он не знал. Ведь он не видел своего лица..
  Все они располагались попарно, но пары глядели вразнобой. Обращаясь то к низкому, почти хрущёвской планировки, небу плоскости номер четырнадцать.., то к недалёким горизонтам плоскости номер четырнадцать.. А иные продвинутые додумались таки стоять прямо в том месте, откуда разухабисто оттопыривался перпендикуляр номер один, на макушке луча которого сидел Некий..
  Они просто стояли и смотрели, придерживая рукой сползающие крыши.. и шапки. На них были шапки, потому что в плоскости номер четырнадцать была зима. Плюсовая, бесснежная, зелёная, пляжная ...зима. Её можно было услышать, прислонив чуткое ухо к груди почти любого жителя плоскости номер четырнадцать.
  ..Дело в том, что для наступления весны, плоскости номер четырнадцать требовались Птицы.. Если бы Птицы прилетели, их бы сразу заметили всяческие художники Саврасовы, и начертали бы полОтна, возвещающие Великую Весну.., и все бы это увидели.., и стало бы тепло...!
  Короче, все ждали.., Вечность транслировала.., а Некий хотел футбола. Некий очень нервничал из-за того, что пропускает очередной ответственный матч, а Вечность так и не позволяет переключить канал... Он хотел уже крикнуть жителям плоскости номер четырнадцать, чтобы те от него "Ацтали!!!!!!"..
  И вот тогда он додумался!.. Все мы с вами знаем, как заметно просветляется мозг, как активно он начинает работать, когда мы держим перед собой собственный стимул. А футбол - бесспорный стимул! Так вот: Некий додумался распатронить припрятанный в Вечности инкубатор! Он вынул оттуда несколько подрощенных Птиц, странных, прозрачных птиц с преогромными пренеземными глазами.., на каждой птице написал слово, и наладил птахам хорошего пенделя, благославив их на все тяжкие в плоскости номер четырнадцать, а сам наконец-то уселся поудобнее на макушке луча перпендикуляра номер один, водрузил на коленки ведро попкорна и уткнулся в заветный футбол!...
  Птицы летели и орали!!!! Птицам было страшно и холодно. Их стремительное падение с макушки луча перпендикуляра номер один было хаотичным и нецензурным! ..Но, к счастью, люди не понимали языка Птиц, не распознали сути их воплей.., а просто стали бегать внизу ошеломлённо, раскинув руки, толкаясь.., кто с сачком, кто с подолом, кто с парой загребущих ладоней.. Каждый старался вычислить траекторию валящейся с луча Птичьей орущей тушки, дабы заграбастать немедля сей дар Некого.
  Но, как бы ни были точны местные вычислительные технологии, Птицы закономерно урюхались в самых неподходящих местах, с глухим стуком, подняв клубы пыли.
  Набежали жители.. И стали читать Птиц, дербаня их, перекидывая из рук в руки, и перечитывая на сто рядов. Птиц было пять. На одной было написано "ДА", на второй "НЕТ", на третьей "ИСТИНА", на четвёртой "ЛЮБОВЬ", а на пятой.... странное слово "НИДАЗАВТРА".
  ...Темнело.. На плоскость номер четырнадцать спускалась ночь.. А ночью трансляции в Вечности не велись ввиду плохой видимости и помех. Поэтому, последнее, что могла заметить Вечность - это медленно стягивающихся в плотный узел неясности жителей плоскости номер четырнадцать.. Они шли к основанию разухабисто оттопыренного перпендикуляра луча номер один.., заключая в плотный правильный круг пять Птиц.. Чтобы снова читать их, и понять, что с ними делать... В центре правильного круга, обложившись пятью едва очухавшимися птичьими незензурно сдавленно кряхтящими от ушибов тушками, стоял какой-то Дядька, который сказал: "Так давайте же, братья....!!!" ...и в Вечности пошли помехи.. наступила ночь.
  
  Утром завыла сирена! Сирена сверлила и разрывалась прямо в уши спящего в крошках попкорна Некого.. Плохо, что Некий не носил шлёпки! Иначе, он зафигачил бы смачно своим шлёпанцем в орущую сиреной Вечность и продлил бы свой сон.. Но, фигачить было нечем.., и Некий проснулся. В глаза бил белый свет. Это в плоскости номер четырнадцать наступило утро.., и Вечность транслировала это утро во все свои экраны! ..Зазвучала приветственная речь выдвиженца с каквсегдашними "гОспОди" и заунывными песнопениями. Но выдвиженец в этот раз находился не в стационарной студии, оформленной под фреску, со свечами и массовкой из старух в чёрном.., а работал на камеру, шествуя по улице.. За выдвиженцем бойко следовала лучезарная толпа с какими-то знамёнами в кисточках и крестиках.. Выдвиженец приветственно кивнул в экран Некому и возвёл глаза вверх... Вечность навела фокус.. Там, высоко над всеми, кроме Некого и Вечности, на сияющей луковице храма была распята Птица "ИСТИНА". Она дивно смотрелась! У жителей плоскости номер четырнадцать спирало дыхание и в глазах полыхали слёзы восторга и раболепия.. Конечно, кровь несколько опошляла картину.., но в целом мёртвая "ИСТИНА" была великолепна!!!
  ..Потом выдвиженец загундел опять что-то, глядя на Некого через экран, и замахал своим вонючим кодилом. Это снова раздражало Некого, и он перевёл взгляд на другую камеру слежения.. Ту, что транслировала другую часть плоскости номер четырнадцать. А там было шумно, и жителей пёрло вне всякой меры. Их было человек что-то около тысячи. Все бритые, все здоровые, все с прутьями арматуры в зубах! Сразу видно, что величайшие гуманисты и юнаты! Их птица (они так решили, что она - их) была ещё жива! И смотрелась модно! Вся в графити, с победным гребнем на смешной своей общипанной голове, эта подопечная с именем "НЕТ", быстро перебирала ногами, дабы не упасть, запутавшись в кожаном ремне, на котором её волокли за собой бритоголовые. Они радостно кричали "НЕТ!" и дубасили прутьями арматуры птицу, которая тоже орала на это "НЕТ!!!!", и всё это сливалось в общую неуязвимую Гармонию!
  ..И даже проходя мимо большого холма, на котором стояла Птица "ЛЮБОВЬ", они всё равно орали "НЕТ", били Птицу "НЕТ" прутьями арматуры.., и командовали "ФАС!!!" ...Птица "НЕТ", поджав от ужаса копчик, ломилась на холм, попутно сплёвывая выбитые зубы, рыча и роя когтями землю.. А там, на холме, избивая на потребу свою сестру Птицу, осведомлялась со слезами на глазах: "За что они тебя?...", и снова била. А Птица "ЛЮБОВЬ" смотрела грустно в глаза сестры своей, и отвечала: "Ты о чём?.. о том, что мои лапки закатаны в бетон?.."
  "Да! Бля! Да! Я об этом!" - пинала "НЕТ" свою сестру "ЛЮБОВЬ" в странном отупении от животного инстинкта самосохранения (ведь её тоже могли убить за непослушание)
  "Посмотри туда..." - говорила Птица "ЛЮБОВЬ", указывая ослабевшим крылом вниз, к подножию холма.
  ..Там стояли люди. Много. Много. Очень много людей. Они все стояли по отдельности. Никто из них не поддерживал друг друга, не брал за руку, не смотрел в глаза.. Они все были прикованы взглядами к Птице "ЛЮБОВЬ".. и так как они стояли очень долго, то, само собой разумеется, что старики умирали. Они делали это не пошло, тихо, стараясь не толкаться и не теснить.., просто опадали на землю. А рядом вырастали молодые. И тоже смотрели только на Птицу "ЛЮБОВЬ".., даже не замечая, что их модные ботинки стоят рядом с лежащей на земле, простёртой в небо, ладонью очередного опавшего.. старого грустного человека.. И даже глаза опавших, хоть уже и не блестели и не двигались, всё равно все были остановлены в последнем взгляде на ту, что стояла на холме с лапками, закатанными в бетон...
  Птицу "НЕТ" уволокли бритоголовые здоровые люди, и она не успела расслышать, как сестра её Птица "ЛЮБОВЬ" задумчиво произнесла: "Жители... жители плоскости номер четырнадцать смотрят на меня. Любят меня так, как их этому научили другие жители плоскости номер четырнадцать.. Они не умеют друг друга.. Они могут только меня.. Меня.. - абстрактное понятие из загашника Вечности с лапками, закатанными в бетон... Даже если я крикну, что они ошиблись - они не расслышат, они всё равно не научатся видеть друг друга вместо меня и холма..."
  
  ..На плоскость номер четырнадцать стал всё гуще накладываться тон близкого заката. Вечность засуетилась, запереключала камеры слежения.. Экраны не отражали лишь одну Птицу. Пятую. Со странным именем "НИДАЗАВТРА"...
  "Кстати" - сказала Вечность. - "Что за слово дурацкое такое - Нидазавтра?" И Некий уже собрался ответить.., как вдруг луч перпендикуляра номер один, на макушке которого он сидел.., дрогнул. Это цепляясь за него клювом, обжигая перья о его гладкую полировку, вверх по лучу карабкалась "НИДАЗАВТРА".
  "Мляя... Некий..." - наконец сказала она, добравшись до макушки луча. - "Жители прощаются мною.. Они хватают меня за хвост и шваряют друг в друга, когда хотят сказать что завтра больше не будут вместе.. Ведь ты хотел сказать "СЕГОДНЯ"?.. моё имя означает "сегодня, сейчас, здесь, теперь, ...а не завтра"..., а жители ни фига не поняли. Перепиши меня!" - договорила и упала, вывалив птичий свой слабый язык от усталости.
  
  Некий смотрел в Вечность.. Вечность транслировала.. Мигали экраны.. Сгущался тон заката.. там внизу..
  Их уже почти не было видно из-за каквсегдашних сумеречных помех... - мёртвую "ИСТИНУ", идола "ЛЮБОВЬ", бренчащую медяками "ДА" (о ней и рассказывать нечего, ею просто торговали на рынках), расписную забитую "НЕТ"...
  Некий перевёл взгляд на лежащую у его ног "НИДАЗАВТРУ": "Прости, Птица, что ты там сказала?.."
  "Я сказала, ПЕРЕПИШИ МЕНЯ. Найди другое СЛОВО." - сказала Птица.
  
  ...."Включи футбол" - сказал Некий Вечности.
  "А слово?" - сказала Вечность.
  "Зачем?.. они всё равно не умеют читать.." - сказал Некий уже сквозь шум начинающейся трансляции матча.
  
  
  СКАЗКА СО СЧАСТЛИВЫМ КОНЦОМ.
  
  Жил-был Счастливый Конец. Ну и вот. И в него не верили. Ещё с детства в него никто не верил. Его стучали по голове и беспрестанно посылали в жопу.
  Ну и вот. Однажды, Счастливый Конец хотел повеситься. Но, всё обломалось ему. Ещё однажды, Счастливый Конец хотел стать фсемогущим. Но, это уж было совсем безумие какое-то. Его уволокли с трибуны, откуда он кричал на весь мир в рупор, попинали усердно и заперли в психушке одной. Ну и вот... В той психушке он повстречал Сказку одну. Она тоже там срок мотала, сначала мотала справа налево, потом слева направо. И опять.. Короче, навсегда её там определили.
  Ещё там были другие персонажи интересные. ....алкаш был один с фамилией Примечтаев-грЕзень.... Да и много других ещё подобных. Ну и вот так вот...!
  Вобщем, Сказка та была красивая. Прямо, мамочки, до чего красивая. И глупая ужасно. Не тупая, но просто-таки жутко глупая!!! Например, она всегда говорила на завтраке "Доброе утро!", и мед персонал ржал, куря из пинцета над её глупым заявлением. Ну какое ещё там "доброе" утро? Чё сметься то?! Или, вот ещё, она улыбалась часто. Бред, короче. Ну и вот.
  Счастливый Конец сразу понял, что Сказка эта для него создана. И что они наверняка умрут в один день. Не суть, от чего.
  Счастливый Конец подошёл как-то к Сказке, да и говорит человеческим голосом: "Я твой конец, дорогая моя Сказка"
  А Сказка как вздрогнет! Как разревётся!!! Ну, дура. Понятно.
  А он и спрашивает: "Ты всё попутала? Я же твой Конец. Будем жить и умрём в один день." А Сказка та побежала на балкон курить сразу, а он за ней. И она ему сказала затяжке на шестой: "А боюсь я тебя, добрый молодец. И искала я Конца своего по белу свету, и по окошкам слёзья свои размазывала пальцами... А вот пришёл ты, и страшно мне чё-та....." Ну, их прервали. И растащили по процедурным.
  ..Три дня и три ночи беспробудный лоботомии спустя, опять они значит встречаются... Счастливый Конец говорит Сказке: "Надо нам убежать из психушки. И наших всех с собой забрать тоже!"
  Сказка отвечает: "Куда?"
  А Счастливый Конец говорит: "На кудыкину гору, разумеется!"
  Ну, Сказка опять испугалась и побежала на балкон курить.
  Ну и вот...
  А тут глав врач психушки мимо проходил, увидел это, как они разговаривают, да и говорит: "Я бы вас поубивал всех! Лечишь вас, лечишь, а толку никакого!" - и ушёл он вобщем.
  "Тебя от чего лечат?" - спрашивает Счастливый Конец у Сказки. - "Меня вот не лечат вообще. Просто в жопу посылают, да опыты ставят.
  "А меня" - молвила Сказка. - "Меня от деструктивности."
  Ну Счастливый Конец словесов таких мудрёных дальше слушать не стал, да и поцеловались они вобщем. И стали они вместе.
  А тут опять глав врач мимо идёт да приговаривает: "Ублюдки, ублюдки, ублюдки...." и ушёл опять.
  Разгневалась Сказка тогда, и говорит: "Счастливый Конец! Я люблю тебя. И согласна с тобой жить и умереть. Побежали на Кудыкину Гору."
  И побежали они вобщем. Ну и вот. Семь дней и ночей бежали по больничному коридору, а потом ещё три дня и три ночи ползли на Кудыкину Гору ту. Ну, доползли они до самой вершины. Встали. Взялись за руки и хором говорят: "Мы клянёмся тебе, небо и гора, что будем вместе и будем жить и умрём!"
  А небо им и отвечает через зевоту: "Нет. Вы не умрёте. Уж извините за косяк такой."
  А они говорят: "Ну и ладно. Значит, просто будем мы жить да поживать", и опять поцеловались (уже второй раз!!!!!!).
  Ну и вот. И живут теперь Сказка со свои Счастливым Концом на вершине той горы. И с небом информацией обмениваются.
  И им теперь по барабану, что в их союз никто, кроме неба, и не верит.
  Вот так вот.
  
  
  СКАЗКА ПРО ПОЛОВИК ТОЛЮ.
  
  Жил-был половик Толя. Толя проводил время у двери. Встречал и провожал, и иногда цеплялся.... Он цеплялся за тех, кого хотел задержать в доме. Но, этого не понимали. Отпихивали Толю, размазывали его опять по полу ровно, и уходили. ...Толя любил Хозяина. Туфли Хозяина пахли вишней и пластиком. Это были, наверное, самые мягкие и самые быстрые туфли в мире. Они никогда не наступали на Толю. Они касались его половиковой души лишь вскользь, словно половик Толя был той гранью на взлётной полосе, от которой надлежало отталкиваться и взмывать ввысь.
  Иногда туфли танцевали! Стрекотали и щекотали Толю быстрой чечёткой. Это было в особенные дни! В такие дни туфли пахли вишней так сильно, что у Толи замирало дыхание...
  Запах вишни с ликующим рёвом проносился по Толе, и Толя улыбался, и Толины ресницы щекотали, летящие вместе с запахом вишни, Хозяйские шнурки..!
  ..Однажды, Толя почувствовал новое. Точнее, два новых. Они пахли дождём и лаком... Они вели себя робко. Поглаживали Толю нерешительно тонкой гибкой шпилькой. Потом, стояли. Потом снова поглаживали.... А как-то раз, они остались стоять на Толе всю ночь.
  Было очень тихо и темно. И в темноте Толя так хотел поговорить с ними... Но, они молчали. Потому что они не знали, что сказать. Они просто остались стоять на ночь, и не хотели забегать вперёд в близком знакомстве с Толей, ибо, не были уверены, что ещё когда-нибудь его увидят.
  Но, знакомство продолжилось!... И теперь они стояли на Толе много ночей подряд. Толя больше не чувствовал себя одиноким. Он гладился щекой о крохотные их набойки, пахнущие дождём и лаком...
  ..Однажды ночью, Толин с ними разговор нарушил внезапно вспыхнувший свет в конце коридора, и Толя услышал, как зло зашепелявили по полу четыре тапка. Тапки шепелявили куда-то мимо, на кухню. И Толя не мог ничего расслышать, он лишь уловил едкий запах сигарет, не прекращающийся, а только усиливающийся в течение что-то около часов двух. Толя почувствовал мелкую дрожь, он ещё сильнее прижался щекой к крохотным набойкам и замер, прося: ".... ведь вы останетесь... со мной... останетесь....?..."
  Два Тапка поменьше с рёвом и рычанием вырвались с кухни, потом их отшвырнуло в угол, где они со стуком о стену, сползли на пол и заткнулись..
  Два Тапка побольше стояли неподвижно в конце коридора, глядя на своих собратьев, сплющив равнодушные морды.
  ...Толя почувствовал тяжесть. Крохотные набойки быстро налились весом, и больно врезались в его щёку. Тапки со сплющенными мордами стояли в конце коридора по-прежнему неподвижно. Толя почувствовал, как меняется центр тяжести в двух крохотных набойках... Так бывало всегда, если кто-то переминался с ноги на ногу в ожидании чего-то... Но, так больно, как в этот раз, в него никто ещё не врезался. А потом... упала слеза. Прямо в Толю. И затихла, горячая и горькая. А потом, хлопнула дверь. Хлопнула не сильно, не больно, не прищемила Толю даже..., но она хлопнула страшно... И по Толе медленно пополз отвратительный ноющий сквозняк из подъезда....
  Те, со сплющенными мордами, ещё долго стояли в конце коридора..
  А потом свет погас, и Тапки побольше стояли в темноте, а над ними плыл дым и никотин сиреневыми пронзительно печальными облаками...
  Толя обнял слезу. Она успела продрогнуть, и была благодарна Толе.
  "Какая ты горькая..." - тихо сказал Толя.
  "Прости..." - сказала Слеза.
  "Знаешь... я так скучаю по ним..." - сказал Толя.
  "Прости...." - повторила Слеза.
  И много дней потом Толя всё ждал их... Он просто ждал. Он даже не мог посмотреть в окно, потому что Половики никогда не смотрят в окно. Им остаётся только ждать.
  И Хозяйские туфли не подходили к Толе целую неделю. Подходили Тапки, открывали дверь, впускали то одни, то другие грязные невкусно пахнущие кроссовки и боты, которые стояли на Толе по часу или два, потом неровно, неуверенно, с подскальзыванием убирались прочь. На кухне постоянно что-то брякало и звякало и лилось. И эти звуки пугали Толю. Он даже забывал на несколько секунд о своей тоске по крошечным набойкам, пахнущим дождём и лаком. Настолько ему было страшно.
  Слеза лежала тихо. Она боялась испариться и исчезнуть. Поэтому просто тихо лежала в Толиных объятьях.
  Выпал снег.... Однажды утром, Хозяин надел вместо туфель, пахнущих когда-то вишней, безликие чоботы... Чоботы постояли над Толей несколько минут, потом Хозяин взял Толю, и понёс гулять. Надо признать, Хозяин редко носил Толю гулять. Раз в пол года, а может и ещё реже. Пока они шли, Толя говорил Хозяину что-то сбивчиво, Толя очень волновался.... путал слова. Но Хозяин всё равно никак на него не реагировал. А просто нёс его гулять с пустым серым усталым лицом.
  ...Они вышли. Был снег. Белый, чистый, тонким слоем, который можно было сдуть с земли при желании... Толя упал в снег навзничь. Слеза вздрогнула и спросила: "Что это?"
  "Снег" - сказал Толя, и обхватил слезу сильно-сильно, потому что знал, что сейчас Хозяин начнёт бить Толю.
  Бить за всё и ни за что. И просто бить. И вышибать из Толиной души всю память. И замазывать потом всё это дело белым белым снегом...
  "У меня есть Слеза!" - кричал Толя.
  Но, Хозяин не слышал, и хлестал по нему ладонью.
  "У меня есть Слеза!!!! Я не могу её потерять!!!!!" - кричал Толя., кричал так громко, как мог..., а потом от сильного удара выплакал Её... Случайно. Он не хотел. Он выплакал ту единственную Слезу, что у него была.
  Она лишь успела на прощанье скользнуть горько и горячо по его ресницам. И всё....
  Толя зажмурился. В нём всё зашумело от горя. И ничего он так не хотел сейчас, как завернуться в плотную трубочку и больше уже никогда не разворачиваться. Толя кричал. Наверное, долго. Наверное, сильно... Потому что он очнулся от внезапной тишины... Хозяин больше не бил его. ...Был снег. И Толя лежал на снегу перед Хозяином, молча, сморщась от боли души..
  Хозяин наклонился к нему, погладил, попытался расправить...., и тут... к Толе вернулась ...его Слеза. Она выпала в Толю из Хозяина, всё та же горькая и горячая.., и крепко крепко уцепилась за Толины ресницы.
  "Здравствуй!!! Здравствуй!!!!" - прокричал Толя. - "Здравствуй...!!!!!"
  "Здравствуй!.... здравствуй..." - сказала Слеза. - "Я с тобой."
  "Что мы теперь будем делать?" - сказал Толя, обнимая её нежно и надёжно.
  "Мы будем ждать... Толя. Мы будем ждать. Если я вернулась, значит и они... Понимаешь, должны и они.... И снова будет пахнуть лаком и дождём.... Мы будем просто ждать." - сказала Слеза.
  
  ...В небе... Где-то далеко, но всё ближе... начинался дождь.
  
  
  СКАЗКА ПРО ТЕОРИЮ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ.
  
  ...В небе... Где-то далеко, но всё ближе... начинался дождь....
  
  "Сукно намокло" - сказала вонючая девочка, изучая край суконного неба. - "Да и обмохрИлось чё-та...".
  "Ёпть!" - опечалился сумчатый Хомя, и ещё более нервно зашоркался спинкой о ногу вонючей девочки... - "А ты всё говоришь... А оно вон как... ётии....."
  Хомя смотрел в суконные протёртые прокуренные небеса, мелко дрожа розовым хомистым носом.
  "А знаешь чё, Хомчя! Энштейн был всё-таки клёвым...." - расхохоталась вонючая девочка, хлопая по спине сутулого Хомю. - "Клёвым!!!! Хомча! Ему спасибо за то, что мы с тобой вот стоим пятый час на остановке, и ни одного автобуса, а мы ещё не поубивали всех от злости!.., потому как относительно целой жизни эти пять часов - фигня!"
  "Ёпть.....!" - согласился Хомя.
  "А ещё Энштейн умел язык показывать, и не стеснялся. Человечище!! Вот..! Гляди-ка!..." - сказала вонючая девочка, комкая в руках смятую бумажку с плохого качества ксерокопией одного очень популярного креатива.
  "Хороший такой у него изык! Изык знатен, да!..." - отозвался Хомя одобрительно.
  "А ещё, Хомчя, у него была своя теория... Теория относительности..." - вонючая девочка углубилась под крышу автобусной остановки, забив на брызгающих грязью хамов и отсутствие автобуса.
  Хомя семенил за ней. Они уселись чинно. И под накрапывающий дождь, мягко стекающий со стеклянной крыши остановки, Хомя изрёк уютно, как с печки: "Ёпть... Расскажи...!"
  
  "....Где-то далеко-далеко была такая Страна... Очень далёкая страна.... Она так и называлась "Далёкая страна". И жили в ней очень далёкие-далёкие люди. Они всегда шли по далёкой, очень длинной, бесконечно длинной аллее... В одном направлении - даль.
  У них были далёкие планы, далёкие мысли, далёкие книги... Они были далеко, так далеко от всех, что все, кто знал об этих людях, могли сказать о них только одно: "Это далёкие люди....", потому что из такого далека, в котором находились те далёкие люди, ничего более подробного о них нельзя было разглядеть, из какой бы точки ни пытались это делать.
  Небо у них было далёким, далеки они были от всего... Они несли свои далёкие мечты по бесконечно далёкой аллее в Даль..., и не знали. Они совсем не знали о том, что...
  
  ...Где-то недалеко, совсем недалеко есть такая Страна... Очень недалёкая Страна. Она так и называлась "Недалёкая Страна". И живут в ней сплошь недалёкие люди. Они ходят недалеко по своей единственной недалёкой аллее, быстро доходят до ей недалёкого завершения, разворачиваются, и идут опять к её недалёкому началу, и опять там разворачиваются, и опять... У них недалёкие такие планы, недалёкие мировоззрения, книжки у них недалёкие... Они настолько недалеко, что их все прекрасно видят, и говорят о них только одно: "Что скажешь? Недалёкие эти люди. Не-да-лё-ки-е...."
  И недалёкое небо, и недалёкие мечты, с которыми бродят они по своей единственной недалёкой аллее туда-недалеко, сюда-недалеко, и опять обратно...
  И нет у них понятия "Даль". И всё, куда они ни посмотрят, для них - недалекое, недалеко. И Страна Далёкая недалеко, и её далёкие жители недалёкие, и аллея их, и мечты, и книги, и небо, и мысли.....
  
  И странным получается понятие "Даль".. Понимаешь, Хомча!.. Странным! Это что же выходит..! Что жители Далёкой страны всегда идут по своей бесконечной аллее в свою Даль, которая на самом деле и есть та самая Недалёкая Страна.... И недалёкие жители становятся далёкими. А их страна - Далью. Хоть они этого и не знают. И те, и другие..." - договорила вонючая девочка, глядя на капли дождя, разбивающиеся вдребезг и звёздочки о стеклянную крышу остановки.
  "...Гений... Ёпть..!" - проследил за девочкиным взглядом Хомя, и тоже стал смотреть на капли.
  "Слышишь, Хомч..." - уже в сумерках спросила девочка. - "А мы с тобой... Мы?... Далёкие или Недалёкие?..."
  "Мы относительны друг друга.., ётти...!" - изрёк уютно Хомя, и прижался, закрыв глаза, к девочке всей своей исполненой тепла и любви относительностью...
  
  
  СКАЗКА ПРО СВЕТ.
  
  Есть белый свет. На который рождаются.
  А есть другой свет. На который уходят.
  Есть свет маяка...
  И, как видно, на Земле очень много его. Света...
  Он во всём!.. Это донорская кровь планеты. Её вот-вот перельют. Надо только чуть-чуть потерпеть. Надо только совсем испортиться, чтобы вливание донорской крови "Светило" стало неотложным! И будет хорошо. Даже если темно. Темнота будет светлой!...
  
  А пока..., Он сидел и смотрел. Долго-долго. Он смотрел в жёлтый свет, в бродящих в том свете людей, расплющив глаз о плоскую изумительно прозрачную стену.
  "Игнат! Ты пристыл, брат...!" - услышал он за спиной. Это был Миня. Миня подвинулся ближе, и от него предательски повеяло колбасой.
  "Ничего..." - сказал Игнат, хохля на щеках перья, - "Ничего. Нормально. ...Колбаса?"
  "Она..." - отшатнулся Миня, потупив глаза.
  "Опять побираешься." - Игнат сменил застывшую левую опорную на извлечённую из перьев тёплую правую.
  "Сам ты!!!" - нагрубил Миня шопотом. - "Дают - бери!!"
  "Они не дают.. Они выбрасывают просто. А ты побираешься... Миня." - сказал Игнат, и почувствовал, что не хочет продолжать разговор. - "Ладно. Колбаса так колбаса."
  Миня успокоился и подвинулся ближе, так, чтобы, как обычно они смогли погреться друг об друга.
  Они каждый вечер бывали именно здесь. Каждый вечер смотрели на жёлтый свет..., тёплый и жёлтый. Жёлтый, как хурма, как тыква, как сыр с дырочками. Тёплый, как... Они не могли найти сравнений. Дело в том, что в их мире не было ничего подобного этому свету за плоской изумительно гладкой прозрачной стеной...
  ...Свет, конечно был. Но он был разбавленным и ультрафиолетовым. Тепло тоже. Например, было тепло, когда они купались в пыли, или сидели на решётке канализации.
  Но вот такого тепла.... Которое нельзя почувствовать кожей под перьями... На котором нельзя похохлиться, закатив балдеющие глаза... Которое просто было. Рядом. И шло из жёлтого света прямо в их глаза и глубже.
  Игнат и Миня никому не показывали это место. У них был уговор. Это был их секрет. Странно, что два таких разных воробья повстречались однажды у этой прозрачной стены... Игнат - худой, голый и гордый, отрицающий подачки и любую манеру выпрашивать. И Миня - сытый и пушистый, как помпон на детской беретке. Миня, от которого пахло колбасой, и он не считал постыдным всё, что помогало ему выжить и быть.
  "Они ходят..." - не шевелясь, чтобы не потревожить накопившееся под перьями тепло, сказал Игнат.
  "Да... они тоже жёлтые..." - сказал Миня. - "От света, наверное... да..."
  "Интересно, они гордые? они умные?" - говорил Игнат.
  "Интересно, они там сытые? у них всё есть?" - говорил Миня, швыркая клювом.
  "Интересно...."
  "Интересно....."
  "...Они знают про нас?..." - вдруг, сказали Игнат и Миня хором.
  
  ..Там подходили к стене. Водили глазами. так, словно хотели что-то разглядеть за стеной. Но, в глазах вроде бы ничего не отражалось. Нельзя было точно понять, видят Миню с Игнатом или нет? А если видят, то почему не впустят? А если не видят, то почему не спросят: "Здесь кто-нибудь есть?..."
  
  "Знаешь..." - сказал Игнат, оглянувшись на колючие звёзды где-то выше и дальше балконов. - "У нас ночь. Вот они и не видят... У них свет. А если смотреть из света в темноту, невозможно увидеть, что в темноте тоже кто-то есть, и тоже смотрит...."
  "Игнашаааа...." - протянул Миня, жеманно закатывая глаза. - "Ты грёбаный идеалист.... Им просто нет до нас никакого дела..."
  "А нам - до них, Минь. Когда у нас тут день и пыль, и канализационные решётки, и разбавленный ультрафиолет, мы ведь сюда не летим. Мы забываем про эту прозрачную стену. Мы здесь, только ночью, когда жёлтый тёплый свет снова виден..." - сказал Игнат, приплющиваясь мелкой грудкой к стене, словно собираясь в ней раствориться.
  
  "Слушай..., если бы они выключили свет, они бы увидели нас."
  "Да... Но, тогда мы не увидели бы их..."
  "Ну или... если бы у нас в тот миг настал день, мы бы увидели их."
  "Мы бы забыли о них. Миня! Когда у нас наступает день - мы не помним..."
  "Так что.... мы никогда не встретимся....?..."
  "Мы будем приходить к ним. Ты и я. Те, что знаем про жёлтый тёплый свет."
  "Но, мы и так приходим. Смысл? Игнаша..."
  "Ну... Минь... колбасы тебе, конечно, тут не дадут. Но, у тебя будет свет. Такой жёлтый, как хурма, тыква и сыр с дырочками... Такой тёплый, как ничто... У тебя будет этот свет."
  "Свет ради света..."
  "Именно..."
  "И нам не откроют окно?"
  "Нам откроют свет..."
  Они помолчали ровно двести четыре минуты,... а потом Миня посмотрел удивлённо и сказал: "Слушай, Игнаш? А чё мы тут делаем?!"
  "Фиг его знает...!!" - ошарашенно ответил Игнат.
  Потому что светало. Плескал розово-белым жидко разбавленный ультрафиолет... И жёлтый свет растаял до темноты, предоставив им снова быть воробьями.
  
  
  СКАЗКА-ЛУЧ...
  
  Это случилось в тот момент, когда папа крикнул и мама вздохнула.
  Начало.
  И потянулась траектория.... Сначала всё гудело где-то далеко, как за испорченной толстой мембраной.... Обитые паролоном звуки мягкими шарами касались его головы, пружинили, распадались на газовые пузырики, шипели и растворялись во тьме.... Вокруг него вилась кольцами дрожащая спираль, такая едва ощутимая сизая спираль, которая заставляла его чувствовать самого себя... Спираль вилась вокруг него, как пальцы ваятеля по куску тёплой мокрой глины на вращающемся круге... Она то вытягивала его в тонкую флейту, то сжимала в плоский эллипс..., так было до той поры, пока он не почувствовал, что сопротивляется спирали..., что он обрёл форму, и теперь спираль обязана соответствововать его форме амплитудой своих вращений.
  Он рос из основания. Из той самой точки, где крикнул папа и вздохнула мама. Он знал, что он - это не всё. Он - лишь черенок от самого же себя. Тот черенок, которому надлежит произрастать как бы с нуля. Про дерево он знал и помнил всё. Но эта память была бесполезной. И о том, что она покинет его вскоре на длительный период, он тоже знал.
  Он рос в сторону воронки, которая угрожающе гудела и пугала вспышками яркого света. Так, словно фотографировала его то и дело.
  Воронка обычно затягивает в глубину..., а эта воронка была как бы выпуклой, и наоборот выталкивала наружу.
  А когда её гудение стало нестерпимо близким, оглушающим и ослепляющим, он почувствовал, как скрутила его незримая сизая спираль, взрываясь прямо на нём, сильно закричал, не слыша самого себя от страшного и властного гудения воронки, и его... Его вышвырнуло в свет!!!!!.....
  ...Удалялось дерево... Его дерево, черенком от которого он являлся... Он проследил, как оно улетает в сторону, темнея, теряя очертания...
  ...Это его память стиралась, как незакреплённый негатив на свету...
  Фотоплёнка... засвеченная фотоплёнка... и полная беззащитность... и одна огромная, уже непрекращающаяся вспышка....
  Он стремительно нёсся, уже потеряв из виду точку, из которой рос. Он уже не мог останавливаться.... Постепенно, начав различать звуки (не все, лишь некоторые), и цвета (несколько основных цветов).... Он конечно знал, что на самом деле и звуков и цветов существует несоизмеримо больше, чем ему довелось различить...
  Интересно была оформлена его траектория роста. Прямо под ним летела пестрота делений, как миллиметры и сантиметры на линейке. Он иногда задевал линейку животом и очень обжигался от дикого скоростного трения.... Взвизгнув, взмывал в движении выше... Над ним пульсировала материя. Странная такая материя... Она состояла из магнитов. Жидких магнитов. Жидкие магниты торчали из материи как попало, во все стороны. И всё зависело от того, в какое магнитное поле он попадёт в каждую следующую секунду... Иногда были одноимённые магниты, и когда он летел в их врата, его сжимало и прессовало очень больно, потому что магниты друг друга отталкивали.... Иногда он падал, теряя всякое поле... Падал в пустоту и равнодушие, потому что попадал между магнитов, утративших поле или развёрнутых неверными жидкими углами.... Иногда, его расплющивало до искр из глаз!... Это значит, он попадал между разноимёнными магнитами, которые стягивались и прихлопывали его, как муху газетой....
  А по бокам его траектории мчался заштрихованный ветер.... Просто бесконечность летящих в пустоту штришков... И если бы он повернул, его бы закололо этими острыми короткими штришками...
  Поэтому он летел и рос вперёд. Странно, но и в этом измерении отсутствовали такие понятия, как "ввысь" и "вниз".... Он мчался и рос просто в направлении "туда"...
  Ах, да. ...Эти плоские полотна цвета, которые ему доводилось прорывать собой... Они вставали на его пути внушительными дисками, от которых нельзя было увернуться. Он знал имена цветов. Жёлтый - Боль. Красный - Страсть. Синий - Сон. Зелёный - Мятная Пауза.... и ещё другие...
  Они чередовались, словно ими кто-то жонглировал... И повторялись. Вне зависимости от того, удалось ему прорвать тот или иной пласт цвета или не удалось. За прорывы очки не засчитывались. Здесь вообще не засчитывались никакие очки. Просто так было надо.
  Надо было. И он прорывал их. Летел поджимая живот, чтобы не коснуться обжигающей линейки, напрягая шею, чтобы не разрушиться в жидких магнитах, и.... прорывал....
  ....Рыхлый зелёный диск.... мятное безмолвие... не ожидания, нет... мятное зелёное безмолвие равнодушного отстранённого созерцания..., отдыха от самого себя... мятное забвение себя....
  ....Тугой красный... Тугой, не рвущийся.. В мурашках, какие бывают в теле, если отсидеть ногу... Резкий, навязчивый, яркий, иногда утомляющий.... Красный, бьющий... и обволакивающий... и словно гладящий... и исполненый дикой вибрации....
  ....Жёлтый... Больной!... Безумно жёлтый.... безумно безупречно страшно жёлтый. На вкус, как желе.... ядовитое жёлтое желе с иголками....
  ....Синий.... Разлетающийся вдребезг легко, при первом касании... Синий диск его Снов бил слабым током... как от телефонного провода...
  А ещё, перекрёстков в его траектории не было. И быть не могло. Он чувствовал очень остро, что где-то совсем рядом пролегают и летят миллиарды других траекторий. Проходя сквозь друг друга. Иногда летя строго друг другу навстречу. Но, никогда не сталкиваясь и не разбиваясь друг об друга. Ибо, материи их были очень разными. Как воздух не может разбиться о стену....
  Так он рос и летел стремительно, ни разу не остановившись... Несколько раз делал попытку оглянуться назад. И он наверное даже видел свою точку, из которой рос (там, где крикнул папа и вздохнула мама). А может... он видел лишь след от той точки, лишь стягивание в неё пространства...
  И он всё пытался предположить в те доли секунды, когда не был замагничен или не прорывал очередной диск цвета.... он всё пытался предположить, куда летит его траектория... И как выглядит завершающая точка... Хотя и знал, что летит не в отрезке, а в луче... А у луча, как известно, есть лишь точка отсчёта... и нет конца.
  ...и когда он оборачивался на свою точку, на свой личный стяг пространства... он не мог понять, которая уже по счёту эта его траектория...., траектория в траектории.... сколько наслоено начальных точек уже друг на друга... и где его дерево... то самое дерево..., из которого.. он.. черенок за черенком.. вливался, летя стремительно.. в ствол своей траектории....
  ...он летел...
  ...он летел...
  ...чего ждём?...
  ...у сказок-лучей не существует финала....)
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"