- Кажется, угомонился, - сказала бабушка. Она стояла у окна, щурилась и всматривалась в заснеженную улицу.
- Кто, кто угомонился? - выскочил из-за стола Кирюша и подбежал к бабушке. Он поднялся на цыпочки, но никого не увидел за окном.
Бабушка засмеялась и взъерошила Кирюшины золотисто-соломенные волосы.
- Кто-то. Ветер, ветер угомонился, ветер и снег.
- Ветер и снег? Выходит, их двое, а не один "кто-то", - мальчик делано надулся.
- Выходит, так, - улыбалась бабушка, - только если ветер и снег хулиганят вместе - один буран получается.
- Буран, получается... А в школу все равно идти.
Мальчик вздохнул, и было понятно, что он втайне надеется остаться дома. Но бабушка сделала вид, будто не угадала Кирюшиной надежды. Она кивнула на тарелку с недоеденным супом, и внук отправился его доедать. Пока он сердито возил ложкой по донцу тарелки, бабушка приготовила ему вещи потеплее и проверила школьный рюкзак. Она часто так делала, ей было важно, чтобы он ничего не забыл.
Кирюша тянул время, уж очень не хотелось выходить на засыпанную снегом и простуженную ветром улицу.
- Ну что же ты такой нерасторопный, надулся как индюшонок? Ладно, я, старая кряква, - шутила она, - топчусь, топчусь на месте день-деньской, а дел столько, сколько и было - хоть пруд пруди. Это мне надо хмуриться.
- Х-о-о-олодно, - протянул Кирюша, - холодрыга несусветная! Так идти не хочется. Вот если бы раз - и в школе. Вот хорошо бы было!
- Ох, ну ты будто и не сибиряк! - в бабушкиных глазах блеснул хитрый желтый огонек. - Давай-ка я тебя провожу.
Этого Кирюша допустить никак не мог. Он учился уже во втором классе и ходил на занятия один. Что скажут одноклассники, если увидят его шагающим в школу рядом с бабушкой?
- Нет уж! - отрезал мальчик. - Пойду один. Или я не сибиряк?! Это я так, просто...
Бабушка повязала Кирюше широкий мохеровый шарф поверх воротника стеганой куртки концами назад, закрыв ему рот и нос. Ему это не понравилось, но шарф был дедов, памятный. И очень теплый. Мальчик надел рюкзак на плечи, освободил от щекочущего шарфа нос, почесал его, еще раз вздохнул, и отправился в школу.
Он вышел на улицу и ахнул. Двор напоминал огромную пуховую подушку. Легкие снежинки, как маленькие перышки, парили в воздухе и ложились на снежное полотно. Раз, и ветер, снова подбрасывал их вверх и сметал в небольшие заносы. Потом отлетал и глухо гудел в проводах и позвякивал чем-то металлическим на крышах домов.
Кирюша побрел по заметенной тропинке к большой дороге. Ее тоже занесло снегом. Весь поселок был укутан белым пушистым одеялом.
Быстро идти не получалось, ноги мальчика непослушно утопали в рыхлом снегу. Впереди, у самого поворота к школе, он заметил две неуклюжие фигуры, они так же медленно брели по сугробам. Наверное, кто-нибудь из одноклашек, подумал Кирюша, ведь во вторую смену учились только они. Ему очень хотелось нагнать их, но как он ни старался прибавить скорость, ничего не выходило. Снег будто хватал его за ноги и удерживал, скрипел, словно смеялся.
Вдруг что-то большое, грозное завыло, забормотало позади Кирюши. Он захотел обернуться, но не успел, потому что оно ударило в спину с такой силой, что он еле удержался на ногах. "У-у-у! У-у-у!" - шумело оно и проносилось мимо мальчика и сквозь него одновременно. "У-ху-ху-у!" - устрашающе ревело вокруг и кружило, кружило, кружило.
Кирюша не мог ступить и шагу, ледяная пыль сыпала на него сверху и взлетала снизу, ветер бросался в лицо, хватал за бока, трепал за концы шарфа, стягивал с него рюкзак и грозил медным глухим голосом. Он съежился и присел на корточки, на глазах выступили слезы. Он зажмурился. Мгновение, и гудело уже где-то впереди, там, у поворота к школе.
Посидев так немного, мальчик попытался подняться и приоткрыл глаза. Все, что он видел перед собой - это белоснежную муть. И было уже не ясно, где дорога, где ее край, где сугроб. Все казалось сплошным и бескрайним сугробом. Он решил повернуть назад, домой, но, обернувшись, увидел то же - бесконечную снежную пелену.
Кирюша снова присел и закрыл руками лицо. Нужно было идти вперед, но было страшно. Там впереди рычал и ухал буран. Мальчик принялся считать до десяти, решив для себя, что когда он досчитает, страх пройдет и буран утихнет. Но он не успел досчитать и до пяти, когда почувствовал, как что-то твердое ткнулось ему в лоб и зафырчало. Отодвинув ладони от глаз, он увидел прямо перед собой большую мохнатую морду.
- Ай-яй! - вскрикнул Кирюша.
- Р-ау! - ответила мохнатая морда и отстранилась немного.
Собака наклонила голову на бок и фыркнула. Ее темную шерсть покрывал ледяной иней. Она моргала и смотрела на мальчика умно и даже строго.
Собака отошла на несколько шагов и повиляла хвостом. Это был крепкий пес, с широкой грудью и высокими лапами. Мальчик встал и нерешительно сделал шаг в ее сторону, собака снова отошла. Так она отбегала и смотрела, отбегала и смотрела, а он маленькими шажками двигался вслед за ней.
Были мгновения, когда буря с новой силой набрасывалась на мальчика, он не мог разглядеть ничего даже на расстоянии вытянутой руки и терял из виду собаку. Тогда ему казалось, что ветряная стужа проглотила ее, и у Кирюши захватывало дыхание от ветра и страха, он замирал на месте. Но после нападения вихрь всякий раз отдалялся, а собака возвращалась и ждала мальчика.
Вот буран отлетел совсем далеко за дома на соседней улице. Казалось, ему наскучило пугать и путать мальчика, и он нашел для себя новую забаву. Снег посыпал все ровнее и ровнее, и Кирюша мог уже различить, что стоит у самого поворота к школе. Вон и сама школа, ее стены, выкрашенные зеленой краской. Он свернул, собака постояла и последовала за ним. Потом обогнала его, будто поняв, куда нужно идти, принюхиваясь и выбирая дорогу, чтобы не утонуть в снежном море. Она добралась до ворот школы и остановилась, мальчик отставал, он очень устал и брел из последних сил.
Добравшись до школьного крыльца, Кирюша обернулся к собаке, но собаки не было. И у школьных ворот не было. Никого. Только кружил, усмиряясь, снег. Вдруг ему показалось что вдалеке, в снегу, мелькнула ее темная мохнатая спина. Мальчик подумал, что, наверное, она уходит по своим старым следам.
Звонок на урок давно уже прозвенел, но учительница не стала журить Кирюшу за опоздание. Она отвела его в буфет и попросила буфетчицу дать ему горячего чаю. Она потрепала его по рыжеватым волосам, совсем как бабушка, назвав маленьким полярником и пошла в класс к остальным детям. Кирюша любил свою учительницу. Он сидел за столом школьного буфета совсем один, болтал ногами, пил теплый и сладкий чай. И ему представлялось, что собака, которая спасла его сегодня от бурана - это собака его учительницы.
Плоты
В воздухе наконец запахло весной. Солнце, казалось, всю зиму тихонько дремало, а теперь проснулось, и так радовалось своему пробуждению, что светило изо всех сил!
Радовался и Ромка. Ему нравились по пути из школы домой подставлять лицо солнцу, чтобы оно щекотало своими лучами его щеки и ресницы, и жмуриться, и улыбаться ему в ответ. Ему нравились шумные воробьи, носящиеся оголтелыми стайками от дерева к дереву и свежий ветерок, пахнущий талым снегом. А еще, недалеко от его дома недавно вырыли глубокую канаву, оголив водопроводные трубы. Родители говорили, что скоро их будут менять на новые. Но рабочие пока не принялись за дело, и канава была в полном распоряжении детворы из окрестных дворов. И Ромка после уроков спешил поскорее сбросить свой ранец, чтобы отправиться к заветной канаве.
Канава была до середины наполнена грязно-рыжей водой, а глинистые ее берега - крутые и скользкие. Мальчишки подходили к самому краю и бросали в канаву ледяные комья, наблюдая, как они тонут или медленно растворяются в мутной жиже. Это занятие очень увлекало Ромку и его дворового товарища Серегу. Нужно было только найти льдину побольше, поднатужиться и запустить ее изо всех сил в канаву, так чтоб брызги полетели во все стороны. А потом следить за ее превращением, что казалось особенно приятным. Иногда ребята даже устраивали соревнования, чья льдина дольше продержится на воде.
Но сегодня Ромка придумал занятие поинтересней. К тому же снега вокруг с каждым днем становилось все меньше, и он становился все грязней и противней, и хорошую льдину отыскать было почти невозможно. Зато оттаяло столько досок, дощечек и палочек - просто тьма тьмущая! Поэтому Ромка и придумал запускать по канаве плоты.
Ромка и Серега выбрали себе у обочины по дощечке и вооружились длинными прутами. Спускаться по крутому берегу было страшновато, но Ромка подбодрил Серегу, сказав, что на них резиновые сапоги с рифлеными подошвами, а это то же самое, что шины у вездехода, поэтому бояться им нечего. Пусть другие боятся.
Спустились и впрямь хорошо, ни разу не поскользнувшись. К тому же, у самой воды вдоль канавы проходила труба, по которой было очень удобно продвигаться маленькими шажками. Мальчишки стояли рядом. Ромка первый присел и пустил свой плот на воду, тот покачался и начал тихонько кружиться на месте. Серега тоже отпустил свою досточку, толкнул ее, но она уткнулась в Ромкину. Плоты закачались вместе, и от них по грязной воде побежали ленивые круги. Где-то над головами товарищей послышались смешливые возгласы дворовых ребят.
- Ну, ничего, - сказал Ромка, - сейчас мы исправим это позорное положение! - Он взял прут и подтолкнул, насколько мог, свой плот к середине лужи. Плот перевернулся, шлепнулся о воду, нырнул, но через мгновение показался и неторопливо поплыл в левую сторону.
Серега тоже толкнул прутом свой плот, но осторожно, и тот чуть отплыл от берега. Серега погнал его прутом вдоль берега, вслед за Ромкиным. Сам Ромка уже отошел от друга на несколько шагов.
Серега тихонько ступал одной ногой по глине, другой - по трубе, стараясь не отставать от Ромки. Вдруг кто-то из мальчишек сверху канавы швырнул весь облепленный сажей ледяной ком. Ком плюхнулся прямо между Ромкиным и Серегиным плотами, окатив ребят ледяными брызгами. Ромка оглядел себя: его зеленая куртка была покрыта черными и коричневыми крапинами.
- Эй, вы! - Повернул он голову на обидчиков, но наверху никого не было - мальчишки с гоготом разбежались.
Ромкина досточка оказалась теперь так далеко, что ее больше не возможно было подгонять прутом. Разве что с противоположного берега канавы. До Серегиной можно было дотянуться. Утерев забрызганное лицо рукавом, он принялся подстегивать свой плот, но тот не поддавался: только качался, и казалось, не двигался с места.
- Сейчас помогу, - сказал Ромка и повернулся, чтобы идти к Сереге.
Серега поднял на него глаза и в это время его подошвы заскользили по глине. Он махал руками, стараясь удержать равновесие, но тело не слушалось и уже плашмя летело в воду. Ба-ах! Серега животом ударился о коричневую жижу, и пошел ко дну.
- Помогите! Помогите! Серега, барахтайся, барахтайся! - Ромка, как маленькая птичка, боком и как можно быстрей, переступал по трубе, стараясь приблизиться к другу.
Серега барахтался как мог. Его весеннее пальто отяжелело от глинистой воды и тянуло вниз. Сама вода была неимоверно тяжелой. Она была везде - в сапогах, в рукавах, за шиворотом, во рту и в ушах. Но Серега отчаянно бил руками и ногами. Изо всех сил, как мог, ведь плавать он не умел.
- Прут, прут держи! - кричал Ромка и тыкал прутом в воду, где бились Серегины руки, но товарищ его не слышал, а может, не понимал.
Но вот, Серега чудом смог повернуть к берегу и Ромка дотянулся до него рукой. Серега почувствовал, что стукается коленями о трубы и сумел оттолкнуться от них, помогая одной рукой, другую крепко держал Ромка.
С горем пополам друзья выбрались из канавы наверх. Лицо у Сереги было совершенно ошалелое, не говоря уже о всем его внешнем виде. Грязная вода лилась с него ручьями, зубы стучали, руки и коленки тряслись.
- Быстрей, быстрей, домой! - кричал Ромка, и голос у него был непривычно визгливый.
Серега шел к дому, стараясь идти быстрее, а Ромка плелся за ним и тихо всхлипывал.
Снежный человек
Помню, каждую зиму нас заметало снегом.
Снегопад нападал на наш поселок после студеного января и почти сразу проглатывал тропинки и домики на окраинах, у самой тайги. Потом наваливался ледяным брюхом на центральные улицы, раскидывался между рослыми бараками, тополями, электрическими столбами и затихал. Обычно это случалось утром, после одного, двух, а то и трех дней бурана.
Бараки - бревенчатые, двухэтажные заметало наполовину, а "свои" дома и коттеджи почти целиком уходили в меховые сугробы. Такими были мои первые в памяти зимы, мое снежное детство. Во всяком случае, таким я его помню.
Еще помню, как волнительно и как хорошо было выбираться из заметенного подъезда темным утром и торжественно брести в школу по сверкающим барханам. Ноги утопают в снегу, портфель тянет вниз, качаешься, сопишь, пытаешься удержать равновесие. Увязнешь и завалишься на бок, а потом еще барахтаешься, не можешь подняться. Думаешь, только бы никто не увидел, не узнал тебя, особенно мальчишки одноклассники.
Но ничего, это только двор нужно проползти, а там за спрятанным в морозной купе забором видна рыхлая тропинка. Кто-то уже протоптал ее, и как будто нарочно для тебя. Всегда есть тот, кто просыпается раньше и идет через сугробы первым.
На уроках в такие дни особенно скучно. Валенки оттаивают, набухают, вода щиплет ноги. А за окнами блестит заманчиво снег.
Вечером - раздолье, можно до истомления бултыхаться в сугробах, бороздить вдоль и поперек двор, плюхаться на колени, на живот или прямо навзничь на спину в жаркую перину снега, бороздить двор, пока не перепашешь его весь вдоль и поперек. Теперь падать не стыдно, пусть даже кто и увидит! Теперь падаешь нарочно, и так радостно, так смешно! Снег лезет в глаза, в нос, смахиваешь его, трешь лицо, а он уже не снег, а вода. Наглотаешься этой воды - тьфу, мерзкая, скрипучая. Еще шерстинки от рукавиц, уф-ф! Отплюешься, натянешь шарф на нос и снова в сугробину. Так бы и уснуть здесь в этом снегу под мерцающим небом.
Помню, в поселке жил мужичок с большой кудрявой головой и сизой бородой по имени Гена. Мы звали его Снежный человек.
Хозяева частного магазина нанимали Гену, чтобы расчищать от снега крыльцо и подступы к нему, и расплачивались с ним продуктами. Он исправно исполнял свою работу, площадка была широкой и ровной, но очень скоро и гладкой, как каток. Это потому, что сельская детвора, путаясь у него под ногами, разбегалась и скользила подошвами по площадке. Гена грозил своей квадратной фанерной лопатой и бормотал что-то невнятное, непонятное. Он был немтырем. Мальчишки вопили и разбегались, карабкались на слежавшиеся по краям дороги заносы и оттуда, мыча и кривляясь, дразнили бородача. Девчонки просто отбегали и смеялись, больше над "мальчишками-дураками".
Гена был чудной. Иногда он махал своей огромной верхонкой проезжающим машинам, а прохожих приветствовал так, как отдают честь военные. Местные всегда добродушно отвечали, и, разумеется, не боялись Гены, вооруженного лопатой.
Однажды в поселок ворвался жуткий ураган. Он поломал много тополей и повалил электрический столб. Почти сутки жили без света, в окнах домов можно было разглядеть только тусклые качающиеся огоньки свечек. Неуемный ветер разгонялся по улицам и ухал в печные трубы, а потом долго гудел там, пугая детей и стариков. Вьюжило и тогда, когда приехали электромонтеры, они долго колдовали в сугробе над погибшими, оборванными проводами, но спустя часы им все же удалось исправить то, что так старался уничтожить ветер.
Утром легкие белые мухи кружили в воздухе, а снегоуборочная машина разгребала заносы. Гена-богатырь был уже на своем посту, лихо откидывал снег от дорожки к магазину. Наверное, он трудился так весь день. Уже занимались сумерки, когда мама подозвала меня к окну. Смотри, сказала она, как вытанцовывает!
Человек-чудак на голубеющем фоне выделывал уморительные пируэты. Он вставал ласточкой, покачивался, махал крыльями-руками, затем медленно опускал отведенную назад ногу и резким движением выкидывал ее вперед, будто пинал невидимый мяч. Потом выпрямлялся и кланялся по сторонам. На улице зрителей не было, Гена был один среди блистающих вечерних снегов. Но мы знали, что наверняка кто-то еще стоит у окна в своей продрогшей от вчерашнего урагана квартире и хохочет так же, как мы.
А потом Гена пропал. Земля слухами полнится, а маленький таежный поселок тем более. Нам рассказали, что Снежный человек болен. Его сильно отметелили какие-то злые люди прямо у магазина в тот самый вечер, когда он так забавно танцевал.
Площадка у магазина превратилась в бугристую наледь. Хозяин кое-как расчищал ее, прохожие хмурились и ругались, не вилась больше детвора. А потом и снег стал оседать, темнеть. Снегопады ушли далеко в горы. Иногда только сыпало сизое небо скучную мартовскую крупу на ледяную корку.
Непривычно было без Гены. В голову приходили самые печальные мысли. Но ничего такого в поселке не говорили, поэтому оставалась надежда, что он вернется. Как-то один из дворовых ребят сказал, что, кажется, знает, где живет бородач, и мы вместе отправились искать его окна.
Мы шли вдвоем. Уже стемнело, и было жутковато. От того ли, что наше дело казалось таинственным, или же от того, что мы убежали со двора без разрешения. Идти следовало в гору, к бараку, за которым начинался частный сектор, тянувшийся далеко-далеко до самых рудничных отвалов.
Мы обошли дом, и товарищ указал на угловые окна с желтыми занавесками на первом этаже. Над занавесками горела голая лампочка, роняя свет на сугроб под окном. Мы встали поодаль, стараясь оставаться в тени. Мы перешептывались, топтались, приседали, наст предательски скрипел под ногами. Ничего не возможно было разглядеть по ту сторону оконного стекла - только старенькую ткань и лампочку над ней, да кусок потолка. Вдруг нам показалось, что в окне проплыла тень, и мы на корточках отползли в темноту. Но где-то хлопнула дверь, послышались шаги и голоса. Я и мой товарищ птицами сорвались с места и понеслись домой. Потом рассказывали по секрету всему свету о своем приключении.
А через несколько дней появился Гена. Он был хмур и не особенно приветлив, его черные кудри были спрятаны под вязаной шапочкой. Бородач кайлом разбивал лед на родной площадке, а потом сгребал кристаллические куски к обочине. Мы с ребятами специально после школы прохаживались мимо магазина, делая вид, что у нас есть там свои дела. А сами поглядывали с опасливой радостью на нашего Снежного человека, незаметно перемигивались, следили за ним.
Мы как будто без слов говорили: ничего, ничего, Снежный человек, сейчас весна, за ней - короткое лето, а там еще чуть-чуть и снова снег и буран! И будет тебе твоя настоящая работа, и забудешь обо всем!