В семнадцатой палате лежит пожилая женщина, лет 65-70. Лежит она уже недели три.
Никто не помнит с чем она к нам поступила и от чего ее лечили, но все в отделении знают -
идти ей некуда. Нет, у нее есть определенное, так сказать, место жительства, семья есть.
	Мария Николаевна, наш терапевт, собиралась ее выписывать пару недель назад и 
попросила позвонить ближайшим родственникам, чтобы помогли добраться домой. 
	- Не пустят они меня, не нужная никому осталася - сквозь слезы ответила женщина
и разрыдалась на весь этаж. Слегка успокоившись через какое-то время она рассказала о том, 
что у нее есть две дочери, если их так можно назвать, конечно. Дочери эти какое-то время 
назад убедили ее переоформить на них квартиру, честно полученную от государства. Якобы так 
всем будет спокойнее и проще жить. Пенсию, кстати говоря, тоже за мать получают они, чтобы
уж совсем ни о чем не беспокоиться пожилой женщине.
	Из разговора Мария Николаевна поняла, что живут они в одной квартире со старшей 
дочерью и ее семьей. Живут достаточно скромно, учитывая, что основную часть доходов на всех
составляет ее пенсия, мозолями заслуженная на моторном заводе. 
	Женщина рассказывала сбивчиво и местами невнятно, путая имена и временами вытирая 
слезы носовиком. Было точно ясно, что отношения с детьми у нее сложные. Старшая постоянно 
кричит на мать, называя ненормальной и угрожает увезти в дом престарелых. Бывало, могла и 
ударить в гневе. С младшей, можно сказать, не общаются.
	С того дня, как она к нам поступила, никто не приходил ее навещать. Ни разу. Лишь 
однажды была внучка, которую мать послала забрать у бабушки ключи от квартиры и сказать, 
чтобы та больше не возвращалась.
	Оказалось, что мобильного телефона у нее нет в принципе и номеров дочерей она не
знает. Нам не без труда удалось их отыскать, но когда там слышали что-то про мать и 
больницу, сразу же клали трубку и больше с этого телефона не брали. Хотя нет, там было
пару фраз вроде "она неадекватная" и "мы поменяем замки". В общем, забирать пожилую женщину
никто не собирался, так она осталась у нас под присмотром еще две недели.
	Сегодня на планерке Ирина Анатольевна, главврач нашей больницы, поставила Марии
Николаевне ультиматум - женщина должна сегодня же освободить койко-место, занимаемое
без видимой на то причины. К слову, это был уже третий раз, когда этот вопрос поднимался.
	- Деваться некуда, ее нужно отвезти сегодня домой. - захлопнув за собой дверь
ординаторской, сказала побагровевшая Мария Николаевна. - Девочки, я сегодня одна за
всех тут, мне не отлучиться ни на минуту. Отвезите ее, пожалуйста, домой и обязательно
проконтролируйте, чтобы она зашла в квартиру! На всякий случай полицию вызвала, они должны 
быть уже там к вашему приезду. Они не имеют права ее не пустить, она там прописана! - чуть
ли не на крик перешла заведенная Мария Николаевна.
	Без особого энтузиазма и надежды на успех мы с Катей помогли бабушке собраться и 
поехали на такси. Всю дорогу она молчала, в принципе как и все в машине. 
	Наверное, уже прошло то время, когда все таксисты были чересчур разговорчивыми и 
любознательными. Кажется, ты едешь на автопилоте, если не обращать внимания на чьи-то
руки на затертом руле.
	Через какое-то время мы оказались в подъезде типичной хрущевки, стены которого
были изрисованы шпаной, а из потолка торчали целые полчища сожженых спичек. Искусство.
С первого этажа в нос ударил запах зажарки для супа, шипящей на старой чугунной сковороде.
На душе сразу какое-то чувство уныния и безысходности.
	Всю дорогу от больницы я прокручивала в голове предстоящий скандал с криками 
и слезами. На четвертом у железной двери квартиры нас встретили товарищи полицейские. 
Двое молодых  людей, лет тридцати. Они уже неоднократно стучались и звонили в дверь, 
безрезультатно. Либо дома действительного никого не было, либо они увидели в дверной глазок 
людей в форме и поняли, что к чему.
	Как оказалось, полиция бывала здесь уже неоднократно. Проблемная семейка. И пьющая.
Бабушка, мягко говоря, не божий одуванчик и частенько любит приложиться к бутылке. Последний 
раз их вместе с газовой службой вызвали соседи, когда из этой квартиры шел сильный
запах газа. Оставшись одна дома, бабушка решила потравить тараканов, открыв на плите все
конфорки. Это нам рассказала соседка этажом выше, спустившаяся посмотреть что здесь опять
происходит.
	- Давно пора расселить уже этот клоповник! Куда администрация наша смотрит? - с
наездом обращается соседка к полицейским. - Сама алкоголичка и дочь в тебя же! - повернулась
она уже к бабушке.
	Время шло, мы стояли уже у подъезда и ждали, ждали непонятно чего. Тот, что помладше, 
с планшетом и ручкой подмышкой, предложил вызвать МЧС и вырезать замок, на что его напарник 
недовольно хмыкнул и сказал, что от двери тогда ничего не останется и лишние проблемы им 
не нужны. 
	Спустя пару часов мы с Катей разъехались по домам, потеряв всякое желание дальше
участвовать в этой истории. Бабушку оставили полиции. Внутри было какое-то опустошение.
	Слушая в больнице рассказ Марии Николаевны про пожилую одинокую пациентку из 17 
палаты, которая стала жертвой своих собственных дочерей, мы чувствовали досаду и 
непередаваемую злость на них, и сочувствовали ей всей душой. Жизнь оказалась намного 
сложнее плоских сериалов, которые постоянно крутят по второму каналу, где четко видно, 
что есть добро, а что зло.