Аннотация: плач по не- написанному, -нарисованному, -рассказанному... или не совсем плач. или не плач вовсе...
Не люблю свою бабушку. Помню, почему, хорошо помню.
Утро... раннее утро - проснуться на балконе, под вопросительный свист иволги в тополях. Зажмуриться под одеялом... И вот - что-то, что-то совсем рядом, в голове - взрыв красок, и звуков, и запахов - что-то яркое и невообразимо прекрасное... подбрасывает с кровати, добежать до комнаты, донести, не расплескать... сейчас я ЭТО сделаю!
"Карина, иди завтракать..."
Что это было? Картинка? стишок? Зачем я так бежала в комнату? За красками или за ручкой с обрывком бумаги? Не помню. Не помню. Оно удрало, вспугнутое дребезжащим голосом, оставив только яркий скользкий хвост в голове, - не поймать! Не поймать и не поделиться...
Так и ношусь за разноцветным хвостом, мелькнет, поманит, - вот оно, совсем рядом... И опять - мимо, кажется, поймала - а не то, совсем не то... Обрывки, огрызки... Не поделиться, не показать, таскать в себе. Хвост колючий, яркие иголочки, вспыхивая, вонзаются в сердце, больно.
Раз иголочка... лужа прозрачной воды на весеннем болоте, прошлогодние веточки брусники, как драгоценные камни, впаянные в кристально-прозрачное стекло...
Рыжий огромный пес, Красный Волк - он приходит только зимой, всегда один, всегда на пустыре, всегда на колючем ветру... трусит, нагнув огромную гордую голову...
Крошечный сердолик, вмурованный в бетонный столб, кровавая сверкающая капля на унылом сером...
Низкорослые ромашки, бьющиеся на ветру среди гальки, а дальше - рыжий обрыв и свинцово-зеленое море...
Саранка над водопадом.
И совсем другие ромашки, без лепестков, пробившиеся сквозь утоптанный торф во дворе, раздавленные множеством ног, - и их запах, и снова весна.
Иголочки, иголочки... как их вытащить, в какой сюжет завернуть, чтобы не было так больно?
След раздавленного таракана на стене в комнате подруги, - почему-то - ультрамариново-синий, наводящий на нас панический ужас...
Искореженные лиственницы и крик вороны, и нетронутый снег.
И аэропорт в Хабаровске... уже зеленый парк, а у нас еще снег лежит, и вечер, пахнущий землей, и слова, почему-то заставляющие сладко ныть сердце. Благовещенск... Советская Гавань... Магадан... Мне - в другую сторону.
Подмосковные дачи, я иду к подружке на день рожденья, теплый летний день. Почему мне так странно? Вот, я иду к подружке, - и это странно, чудно, почти волшебно...
Багатаж... Слева - курумник, справа - спуск в долину, кедры и ива, сумерки, группа туристов за спиной. "Дома! Я наконец-то пришла домой..." И хочется плакать, и - невыносимое счастье, и - благодарность заартачившемуся коню - привел в чувство, не дал раскиснуть...
Рассвет. Серый свет вламывается в узкую долину, мы пили всю ночь, может, в этом дело? Что швыряет меня на колени в мокрую траву, почему - так трясет, почему кажется, что сейчас разорвет на части? "Спасибо, спасибо"... - хозяевам, богам, Богу, всем, всему - за то, что показали, что дали увидеть... И - выворачиваясь наизнанку от благодарности - обещание нарисовать, обязательно нарисовать, потому что такое - нельзя только для себя...
Не нарисовала. Не смогла. Еще одна заноза...
Засохшая роза в стеклянном стакане с чистой водой. Нервные блики плавающей свечки в темноте. Свеча погаснет, вспыхнет электрический свет, - и это волшебство пропадет навсегда. Навсегда. И никто не увидит.
Мишка. Смотреть, просто смотреть, запоминать его лицо, и его движения, и его улыбку, и мальчишеский смех... И как он сидит в седле, и как управляется с конем - он родился для этого, и он это знает. Теплый колючий комок в груди, - любовь, и еще раз любовь, и счастье, - просто смотреть... А потом муж, рассматривая фотографии: "Обыкновенный юный гопник", и я бормочу в ответ: "Он очень красивый..." На фотографии не остается главного... не остается жизни, хлещущей через край, и радости от жизни, на фотографии не видно, что Мишка - ЖИВОЙ... Не поделиться, не рассказать... еще одна сверкающая иголочка ввинчивается все глубже...
Лежу на животе в мокром папоротнике, покрывшем скалу, рядом маленький ручеек, бежит и падает вниз, - к огромным одиноким деревьям в серых веревках лиан, в душный туман, понимающий щупальца от далекой теплой земли... почему-то на краю скалы - дверь, простая деревянная дверь, подгнившая, перекошенная, слегка приоткрытая... ручей протекает в нее и, разбиваясь на тонкие струйки, замедляясь, цепляясь за камни, - по капле падает вниз, в глухую тишину тропического леса... А что будет, если я - через эту дверь? так же, как этот ручеек? в ватную тишину - кап... кап... приглушенно-звонко, далеко... А впрочем, неважно, - все это снится...
Влажная жаркая ночь, запах плесени и цветов, темный провал с одной стороны дороги, темный горб горы - с другой, и еще одна гора, ослепительно-белая под луной - уже позади. Липкий пот, и липкий страх, и липкий шум реки далеко внизу. Это где-то здесь. Эта скала, и эти деревья, и эта дверь - где-то здесь, рядом, совсем рядом! Как под гипнозом - шаг к обрыву... "Кари!" - кричат мне, и машут руками, я возвращаюсь, бутылка наклоняется над единственным пластиковым стаканчиком, смех, мягкая речь, бессмысленная, как музыка, мы садимся в машину и едем дальше, дальше...