Шабанов Лев Викторович : другие произведения.

Каменный Легион 9 (29)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ну, что же 1996/7 гг.= даже самая водевильная война имеет свои неприятные стороны. Причём, чем дальше - тем всё более и более неприятней. Впрочем,как говорил Т.Прачетт: "Жизнь трудна потому, что ты считаешь, что есть хорошие люди и плохие. Это заблуждение. Есть всегда и только плохие, однако некоторые из них играют друг против друга"
  КНИГА ТРЕТЬЯ
  часть девятая (двадцать девятая серия)
  14 декабря 1913 года в районе острова Шпицберген
  бесследно исчез головной линкор императорского флота "Святая Анна".
  Исчезновению линкора предшествовали загадочные явления в атмосфере: в 7 часов утра произошёл первый подводный толчок. За которым последовала целая серия атмосферных выбросов. В 8 часов 11 минут с флагманского крейсера "Шлиссенбург" поступила странная радиограмма о появлении в небе второго Солнца, после чего связь была прервана.
  Спустя 5 минут крейсер открыл огонь из всех орудий, как бы отстреливаясь от невидимого противника.
  А ещё через минуту, команда крейсера "Диана" наблюдала, как объятый пламенем корабль быстро засасывало в воду.
  Чтобы избежать верной гибели "Диана" спешно покинула район бедствия.
  "Два капитана II"
  
  Двадцать третье Поветреня MCCCXVII
  - Нам бы хоть один передвижной госпиталь! - покачал головой де Шабан.
  - Послушайте, друг мой, - перебил мысли вслух отец Аркадиус, - зачем нам госпиталь, если каждый второй офицер в бригаде вышел из студенческого сюртука!
  - Да! - озарился улыбкой Лайон, - ведь любой сюртук слушал лекции по медицине! Нам необходим сбор всех гражданских и относительно свободных священников и офицеров в подвале донжона!
  
  Стоял жгучий мороз. С двадцатого Поветреня рота Герры-Гуэрры сменила поредевшую роту Уиллоугби в "шумном бункере". Бункер с таким прозвищем располагался справа от старых портовых сооружений. По ту сторону речной долины - в трёхстах метрах по прямой - на правом берегу на одной из возвышенностей находились шесть гоблинских опорных пунктов, охраняющих трёхярусную осадную башню. Оттуда им открывалась прекрасная зона обстрела.
  Вся штурмовая группа "Сохатый" (два пехотных отделения, сапёрное отделение и усиленное подразделение арбалетчиков) теперь располагалась в этом бункере.
  Прошло несколько дней. За это время командир штурмового полка маркиз Херог де Папю, имевший турнирное прозвище Лось и инженер-полковник-интендант герцог Ле Жён, разработали план операции, и в полночь усиленная стрелковой группой рота заступила на смену штурмовикам.
  Когда с высоты осадной башни гоблинов, расположенной в нескольких сотнях метров и чуть ниже "шумного бункера", открыла огонь малая артиллерия, штурмовая группа выступила вперёд. Она спустилась на дно низины, продвинулась несколько дальше и поднялась по крутому откосу обрывистого правобережья. Герра-Гуэрра с товарищами нашёл обледеневшую канавку, в которой они смогли на какое-то время укрыться. Метрах в тридцати над ними раздалась громкая очередь - стреляли петардами. Через несколько минут штурмовики уже были на верху косогора, и Кол-Шток выстрелил по вражеских пехотинцам из первой группы охранения. Герра-Гуэрра на ходу бросил короткое копьё в сторону пламени стрелы, заряженного дубль-арбалета, установленного в открытое траншее. Маркиз Лось с тремя пехотинцами ворвался во вражескую траншею второй линии. Они тут же развернули арбалетный расчёт Массимо в сторону гоблинского бункера, и те открыли беспорядочную стрельбу. Подоспевшие сапёры, забросав траншею жидким огнём, подавили соседний узел сопротивления. Вонь горящей огнесмеси, которая языками метров по тридцать протянулась в сторону неприятельской башни, донеслась даже до Герра-Гуэрра. Потом противник опомнился, и началась контратака. Но башня уже занялась огнём, и маркиз отдал приказ отступать назад. Теперь надо было максимально быстро и организовано спуститься в низину и вернуться назад. Как только бойцы спустились вниз, сверху ударил сильный взрыв, раздались ужасающие крики, а потом всё смолкло - это взорвался пороховой запас осадной башни.
  Лось приказал вернуться и атаковать навстречу замку, чтобы войти в Ноблес через укрепрайон де Шабана. Скоббракет бросился по траншее вперёд, по пятам за ним следовал Кол-Шток, Купбэрд "Шкаф" же держался метрах в двенадцати за ними. Они открыли огонь по небольшому стрелковому гнезду гоблиноских пехотинцев, захватили большой дубль-арбалет и подавили сопротивление.
  Рота заняла высоту, которая с тех пор стала именоваться позиция "У Лося". В свою очередь граф де Шабан, воспользовавшись сумятицей в стане противника, предпринял рейд по тылам правобережной группировки и, захватив интендантский пункт, объявил его "крепостью до полного разорения складов". Гульфаки и пехота хоб-гоблинов четыре раза безуспешно пытались отбить эти высоты. Но все их атаки, в которых два раза участвовали силы до батальона хоб-гоблинской пехоты, были отбиты. Именно здесь Герра-Гуэрра и стал известен как "Мальчик-Салют". Растяжки, которые он соединил с осветительными ракетами и фейерверками, производили ошеломляющее действие на гоблинов.
  Пятая атака противника была поддержана драконами и отрядами быстрого реагирования "меченого корпуса". Пушкари, предвидя такой поворот событий, перебросили максимальное количество артиллерии на этот участок. Благодаря высокому расположению замковых башен артиллеристы имели максимальные преимущества и быстро реагировали на любые передвижения противника. Тем не менее гоблинская пехота продолжала наступать. Взлетевшие ракеты яркого праздничного салюта Герры-Гуэрры осветили вражеских пехотинцев, запутавшихся в малозаметных препятствиях. Огонь из всех дубль-арбалетов положил конец и этой атаке. Однако риск оставаться столь малыми силами на таком протяжённом участке был слишком велик, и господа де Шабан и де Папю решили отступить в замок. За это время была подготовлена новая наледь, и замок опять надолго оказался неприступный.
  
  Двадцать четвёртое Поветреня MCCCXVII
  Оставшиеся прикрывать отступление Массимо, "Шкаф" и Герра-Гуэрра видели, как за ними, буквально наступая на пятки, следовали свежие подразделения хоб-гоблинских пехотинцев. Стрелы луков и арбалетов, снаряды различных орудий и катапульт обрушились на брошенный укрепрайон. Снаряд жидкого огня заставил замолчать дубль-арбалетчиков Герры-Гуэрры, но Купбэрду удалось вовремя отвести его и ещё пару человек в укрытие.
  Едва они успели скрыться в подбрустверном пространстве, как над ними нависла громада ящера-гиганта, несущего на себе большую штурмовую пушку. Обдав их вонью и оглушив своим рёвом, он двинулся к пока ещё открытым задним воротам замка. Одна стенка траншеи подалась под грузом и осела. Но, на счастье героев, твёрдая как камень промерзшая почва всё же выдержала вес этого чудовища.
  - Уходим отсюда! - крикнул Кол-Шток, перекрывая страшный рёв динозавра.
  Они на четвереньках выползли из-под подбрустверного укрытия, выбрались из траншеи и оказались лицом к лицу с несколькими гоблинами лёгкой пехоты, которые шли, прикрываясь массивным корпусом тела ящера. Вражеских пехотинцы были тут же сметены, но Купбэрд "Шкаф", зацепился за один из кривых шипов на броне, прикрывающей тело ящера-пушконоса.
  Внезапно в бок динозавра ударил снаряд жидкого огня, и несколькими секундами спустя пламя уже охватило всего ящера. Но тут на высоту накатилась новая волна гоблинов пехотинцев. Она надвигалась на защитников высоты подобно приливу.
  - Назад, все назад! - прокричал маркиз Лось, указывая им в сторону левого берега.
  Отряды прикрытия россыпью кинулись к реке. Едва ли половина солдат смогла добраться до "шумного бункера" по ту сторону низины.
  
  Двадцать шестое Поветреня MCCCXVII
  - Теперь мы можем праздновать в этот день наше второе рождение, - сказал Шкаф-Купбэрд в своей обычной суховатой манере, когда смог отдышаться.
  Здесь, на пространстве между "шумным бункером" и бывшей позицией "У Лося", Герра-Гуэрра стал частью кровного фронтового братства. До конца месяца шесть раз захватывали бункер гульфаки и пехота хоб-гоблинов, и шесть раз им приходилось снова оставлять его.
  
  P.S.: Столица великой Империи узнала о смерти своего императора Юрсилия VII Мурзилия. Согласно медицинской сводке старый венценосец сильно простудился на Рождественской службе в дворцовом храме и, заболев воспалением лёгких, умер после долгой и продолжительной болезни.
  
  Второго Мармуша MCCCXVII (1317 г)
  Ранним утром гульфаки и пехота хоб-гоблинов при поддержке чудовищных ящеров снова штурмовали позиции защитников Ноблеса, и снова дубль-арбалетный расчёт Герра-Гуэрра был в самой гуще происходящего. Снайпер прицелился в первый номер дубль-арбалетного расчёта. Герра-Гуэрра ещё успел заметить блёстку наконечника летящей стрелы. Но не успел он ответить на этот выстрел своим или нырнуть в укрытие, сильный удар в лоб лишил его сознания и отбросил навзничь.
  Но когда он пришёл в себя, то первое, что он увидел, было лицо его товарища - Купбэрда.
  - Что... что произошло, Вильгельм? - едва смог выговорить он, в то время как "Шкаф" перевязывал ему голову.
  - Ну, слушай, тебе и повезло! Стрела пробила тебе шлем. Но при этом она отклонилась в сторону и только поцарапала твою черепушку.
  Лишь после отражения атаки гоблинов Герра-Гуэрра попросил санитаров перевязать его, и был тут же отправлен в лазарет, под прикрытие всё ещё крепких стен замка. Во время следующей атаки, которая произошла в ночь на седьмое Мармуша, был ранен Кол-Шток, стоявший несокрушимо, как крепостная башня. Арбалетный болт оторвал ему пальцы на левой руке. Несмотря на ранение, он остался на своём месте у дубль-арбалета, но уже в качестве второго номера расчёта, тогда как Купбэрд занял место номера первого.
  Атака гоблинов и в этот раз не смогла преодолеть первую линию обороны благодаря стойкости этих людей.
  
  Город-крепость Ноблес. Ставка де Шабана.
  - Приближается весна, господа! - начал заседание генерального штаба граф де Шабан, - Близится таяние снегов, вскрытие льда на реке и, что самое неприятное, окончание позиционной войны.
  - Вскрытие реки нам будет на руку, - заговорил маркиз Лось, - Армия Бестиарза окажется расколотой рекой, и мы сможем, заняв новые рубежи глубокой обороны на левом берегу, смело трепать бесконечными рейдами правобережную группировку противника. Она много меньше. Там нет тяжёлых пушек и осадных башен, и на период весенней распутицы данные виды оружия противник туда доставить не сможет!
  - Как у нас с комплектацией войск и боезапасом? - спросил де Шабан у Уиллоугби.
  - Спасибо хоб-гоблинам, - отозвался тот, - У нас и боекомплект, и амуниция, и даже снаряды теперь только с доставкой на дом!
  - Тем не менее. Нам необходимо перенести оборону внутрь городских развален, - заговорил дон Рыжкони, - С таянием наших ледяных лабиринтов пригород окажется слишком уязвимым местом для наших пехотинцев. К тому же нам необходимо подготовиться к возможной вспышке холеры или чумы, когда растает вся эта свалка мусора, боеприпасов и разнообразного трупного материала...
  - Да, господа, - поддержал дона Рыжкони отец Аркадиус, - Зима уже на исходе и нам нужно позаботиться обо всём...
  - Кстати, святой отец, что у нас с запасами пищи и воды? - задал вопрос де Шабан.
  - Слава Богу, грядёт Великий Поствень!
  
  P.S.: скрепя сердце бойцы готовились бросить свои укрепрайоны, что находились в разбитом и выжженном предместье, и перейти в город, который, правда, мало чем теперь отличался от предместья. Те же развалины стен, разбитые башни и дома, но только надежда на каменный лабиринт, созданный снарядами противника, была больше, чем на ледяной, который вот-вот должен был растаять...
  
  Когда Герра-Гуэрра после ранения вернулся в свою роту, его друг Кол-Шток был уже переведён в другое подразделение. Но здесь всё ещё служил Купбэрд по кличке "Шкаф", этот могучий неповоротливый льетерец . В начале месяца Мармуша на укреплённой высоте Герра-Гуэрра снова встал в строй своей прежней роты. Вся армия обороны готовилась отходить с привычных рубежей реки в городские развалены. От высоты, где находился "шумный бункер", Герра-Гуэрра с командой из шести своих однополчан следовал теперь ещё выше, через разбитую угловую башню к высоте "пирамида", где им предстояло держать оборону.
  Сержант Кёлер-Штеккёрт, передовой артиллерийский наблюдатель, был в этой команде единственным ополченцем. Со своей продуваемой всеми ветрами высоты он корректировал огонь всего правого крыла артиллерии.
  Весь день гульфаки и пехота хоб-гоблинов вели обстрел передовой позиции наблюдателей. Всё предвещало скорую атаку. В распоряжении группы Герра-Гуэрра было восемнадцать арбалетов, жидкий огонь и большое количество взрывчатки.
  Вечером третьего Мармуша вражеская артиллерия перенесла весь огонь на высоту "пирамида". При первых лучах восходящего Солнца в атаку двинулся "меченый корпус". Два батальона штурмовали высоты "ледянки" и "шумный бункер" - впереди вражеских штурмовиков была "пирамида".
  - Начали! - скомандовал Герра-Гуэрра своей команде.
  Заработали три ручных дубль-арбалета. Их стрелы проделали широкую просеку в рядах наступавших. Тем не менее, многим вражеских пехотинцам удалось добраться до небольшой гривки (остатка старой городской стены) и укрыться под её защитой.
  - Я сначала освещу их жидким огнём. А потом просто стреляйте! - крикнул "Шкаф" своим товарищам.
  Он выбрался из укрытия и метнул две белые амфоры поперёк косогора и вниз. Ответом был бешеный огонь, спугнувший гоблинов из их укрытия. Стрелы и арбалетные болты зачиркали вокруг "Шкафа" и загнали его снова в укрытие.
  
  ВОДЕВИЛЬНО-СТРАШНЫЙ СОН ДОНА РЫЖКОНИ
  - Эй, в доме! - крикнули трое бедно одетой женщине, которая веяла зерно, - Мамка! Дафай: курка, яйки, самогонка!
  Женщина, тяжело вздохнув, пустила их в дом, дала им поесть и положила спать на сеновале с условием, что завтра они помогут ей обмолотить зерно.
  Странно, но этими путниками были отец Аркадиус и блистательные офицеры go-as-you-please Лайон де Шабан и Даймонд Рыжкони (одетые почему то не по форме, а в одинаково синие дорожные плащи). И отправились радостные путники спать на сеновал. Как только пропел петух, Рыжкони сказал:
  - Встаёмте, друзья! Вчера нас накормили, а сегодня нужно браться за работу.
  - Спи и молчи, - ответил ему святой отец.
  Дон Рыжкони повернулся на другой бок и заснул. Только они задремали, как появилась хозяйка с палкой в руках.
  - Нет, вы только поглядите-ка! До Страшного суда думаете проваляться, эй вы бездельники? За мой счёт ели-пили? - И ну охаживать палкой Рыжкони по спине, да по лопаткам. Потом злая-презлая плюнула и ушла.
  - Вот видите, я был прав! - сказал В-тапках-на-подушку, потирая спину. - Вставайте! Пойдёмте работать, а не то эта проклятая баба отделает нас по первое число.
  А Аркадус ему вновь:
  - Спи и молчи.
  - Хорошо вам говорить, а если она вернётся - бить-то не вас будут. Я с краю, значит, опять попадёт мне!
  - Если ты так боишься этой доброй женщины, - сказал Вице-папа, - поменяйся местами... хоть с графом де Шабаном.
  Поменялись они местами, и вновь заснули. А тут снова вернулась взбешённая женщина с палкой в руках:
  - Ах, вы такие-сякие, всё ещё спите, бока отлёживаете! - И чтобы никому не было обидно, ударила того, кто лежал посредине. И опять досталось Рыжкони!
  - Везёт же мне! - воскликнул дон, как только хозяйка покинула их.
  Отец Аркадиус, чтобы успокоить его, лично поменялся с ним местом:
  - Так будет надёжнее. Спи и молчи.
  Однако женщина не собиралась так просто сдаваться и спускать с рук такое откровенное пренебрежение. Она опять вернулась:
  - Ну, что ж - теперь твоя очередь! - сказала она спящей троице, точнее, лежащему у стенки индивиду, и вновь огрела Рыжкони по спине.
  На этот раз он выпрыгнул из сена.
  - Пусть Вице-папа говорит всё, что ему захочется, я здесь больше не останусь. - И побежал на ток, схватил цеп и принялся за работу, держась подальше от этой чёртовой бабы.
  Наконец поднялись с сеновала и те двое (Лайон с Аркадиусом). И что бы вы думали? Принялись вознаграждать женщину пожеланиями самочувствия и всевозможными поздравлениями. Самого же Даймонда Рыжкони Вице-Папа с Вице-королём просватали за хозяйку и, сыграв свадьбу, разъехались...
  Итак, трусливый муж, от греха подальше, тут же спрятался от сердитой жены под кровать. Но жена не заставила себя долго ждать. Она и в этот раз пришла с палкою. "Выдь, голубчик, выдь: вот я с тобою разделаюсь!" - закричала она в подкроватное пространство. "Не выйду" - отозвался В-тапках-на-подушку.- "Как смеешь не слушаться меня? Выдь, говорю тебе, приказываю".- "А вот не выйду, покажу, кто в доме хозяин!"
  
  ДЕ ШАБАН ПРОСИТ ПОДКРЕПЛЕНИЯ
  Третьего Мармуша MCCCXVII
  - У нас потери, святой отец. - тихо сказал дон Рыжкони, - Дело в том, что Ди Шнайдер и Ло на днях уехали из замка. Где они? - никому не известно... Как бы с ними чего-нибудь не приключилось...
  - Ничего. Любящих и Бог любит, - сказал отец Аркадиус и вышел на проповедь к пастве.
  
  XVIII Фронт. Штаб Галлиратия.
  Кхмерка Блох: Чтоб быть богатым, мало недоплачивать по копейке с ряду! Вот вы говорите, что нынешний оборот итак максимально урезан в сторону расходов, в то время, как любой не слишком искушённый экономист может легко видеть несколько интересных схем увеличения личной прибыли командного состава нашего фронта!
  Галлиратий: Интересно? И это после того, как мы экономим на погребениях и пропавших без вести?
  Кхмерка Блох: Нижнее бельё - раз. Полотенца - два. Наконец, мыло и средства личной гигиены - три! Любой солдат, отправляющийся на фронт, обязан позаботиться об этих вещах лично.
  Галлиратий: А если не позаботился?
  Кхмерка Блох: Пусть проявит находчивость и крепкую солдатскую смекалку.
  Галлиратий: Ну, а если поступят жалобы?
  Кхмерка Блох: Это нам даже на руку! С такими рекламациями у нас не только прекратится приток романтически настроенных рыцарей, что само по себе, уже большой плюс. Нам будут доплачивать, чтобы не проводили дополнительных рекрутских наборов! Родители будут выкупать у нас призывные листки своих детей! Любой офицер будет готов расстаться с годовым содержанием, лишь бы получить перевод в другую часть. Это же золотое дно!
  Галлиратий: Но могут возникнуть некоторые вопросы...
  Кхмерка Блох: Послушайте, я - взрослый человек и вы - взрослый человек. Вокруг нас тоже есть взрослые люди, лишённые иллюзий... Ну, не слева, так справа. Поверьте мне, можно решить любой вопрос, отчего же нельзя, - Тридцать монет злата - и оставайся место свято!
  (входит вестовой с пакетом)
  Галлиратий: Хм, граф де Шабан из замка Ноблес... просит об оказании помощи... пишет, что на сегодняшний день между нами находится только узкая полоса горных дорог, которую всё ещё контролирует противник, но все силы врага сегодня прикованы к их "Высокому месту в низине"... М-да, что скажете?
  Кхмерка Блох: Почитать землю за круг ли, за шар ли - однова грешно! Так фарисеи думают! Допустим, там и узкая полоса... И вы допустите, но важно не просто помочь, а помочь вовремя, с выгодой! Так, что допускать то допускайте, но делу ход дадите только через неделю. Для явности, так сказать, ради страху Иудейского!
  Галлиратий: Но за неделю оперативная обстановка может измениться?
  Кхмерка Блох: Сделаем-ка, вот что: Включим город, взятый де Шабаном в отчёт по ведению боевых мероприятий! Нам - честь и слава. Мы на самом острие фронта! Удержится этот самый Ноблес - хорошо, нас наградят, отметят и повысят; не удержится - тоже неплохо. Спишем амортизацию, потери, хозяйственные и представительские расходы... В общем, не чинами и наградами, так деньгами выиграем!
  
  XVIII Фронт. Штаб Каберне.
  Каберне примерил на свой портрет орден Почётного Легиона Его Величества, посмотрел на себя в зеркало, поправил усы и, сам себе улыбнувшись, чокнулся фляжкой с алкогольным напитком со своим отражением. Как назло в голову ничего патетического не приходило, поэтому Каберне замурлыкал:
  А я в пыльном шлеме
  Танцую на сцене,
  Мне это так нелегко.
  И вдруг вслед за мною
  Выходят гурьбою
  Мальчики в белых трико!
  Я в смиреньи твержу, как меня и учили:
  "Мы в ответе за тех, кого приручили".
  Допел. Допил и, наконец, вышел в приёмную.
  Адъютант Савиньон подал очередной пакет, доставленный в штаб Галлиратия и переданный эстафетой фронта. Каберне взял пакет, открыл послание, прочёл его, скривился и бросил на устланный соломой пол.
  - Вы не желаете помочь? - удивился Савиньон, - До этого проклятущего замка, можно сказать, рукой подать... Там же наши солдаты...
  - Вот именно! - ответил Каберне и вновь выудил из своих карманов фляжку, - Солдат на то он и солдат, чтобы жертвовать собой. Слышите! Солдат обязан жертвовать собой там - на линии фронта! А я, в свою очередь, буду бороться за каждого из вас здесь - в тылу!
  - Но они там ждут помощи, - не унимался Савиньон.
  - А вдруг это ловушка? - перебил его Каберне, отрываясь на мгновенье от фляжки, - Вдруг враг только и ждёт, чтобы мы совершили неверный шаг...бульк... Потом контратакует нас, прорвёт фронт... бульк, бульк... А мне, молодой человек, скоро пенсион...Хох! И я не хочу его себе портить.
  - Правильный шаг, неправильный шаг, - проворчал Савиньон, поднимая послание де Шабана.
  - Для того чтобы не сделать ни одного неправильного шага, - продолжил Каберне менторским тоном, - Сегодня необходимо топтаться на месте.
  - Но ведь нас просят о помощи! Там идёт успешное сдерживание неприятеля и де Шабан не просит о многом, между нами и его корпусом только узкая линия сопротивления... Мы можем его прорвать, забрать оттуда раненых, привести подкрепление, дать паёк и боезапасы...
  - Послушайте, Савиньон, я вот смотрю на вас и понимаю, что человек, которому нечего сказать, может говорить бесконечно.
  - Я просто прошу вас, проявить участие в судьбе Имперского экспедиционного корпуса! Я сам готов подготовить бумаги и подобрать людей, готовых действовать на голом энтузиазме...
  - Энтузиазм зависит от темперамента, господин Савиньон, а вот отдышка от лестницы, - недовольно сообщил Каберне, - Пусть дон Эдуардо сам подумает и сообщит мне через своих людей, как мы можем использовать вашего де Шабана.
  - Но нам нужно всё равно менять оперативную обстановку, и я...
  - Вы? - недовольно прервал Савиньона Каберне, - Вы, как мой порученец, будете наносить оперативную обстановку на карту.
  В комнату, чертыхаясь, вошёл генерал-и-дон Эдуардо Галлиратий. Увидев, что Каберне уже на ногах, он воссиял и с трепетом пожал руку генералу (порученцев, адъютантов и пажей он обычно не считал за людей и, не стесняясь, не замечал).
  - Нам необходима решительная смена оперативной обстановки, слышали? - обратился Каберне к Галлиратию, - Хы-Хы! "Смена обстановки" наш новый девиз по Савиньону!
  - Вот уж действительно, - улыбнулся Галлиратий, - Как говорит мой штабс-бухгалтер: Когда на смене обстановки настаивает врач - это только полбеды. Это значит, что дела идут на поправку, а у Савиньона полбеды, когда на смене обстановки настаивает кредитор и пара судебных приставов!
  - Но я лишь хотел обратить Ваше внимание, - заговорил Савиньон, обращая внимание на пакет с письмом де Шабана.
  - А вот, разговорчики! - прикрикнул на него Галлиратий, - Вы, между прочим, до сих пор не отчитались по командировке в Юатр-Ин, а это, между прочим, город на территории врага! - громко заявил Галлиратий, - Зачем вы туда ездили, что делали, с кем встречались?
  - Но я ведь ездил выкупать вас из плена, судари, - развёл руками Савиньон.
  - Не знаю, я не могу быть свидетелем - я в это время страдал во вражеском застенке, - дон Эдуардо сделал героическую паузу и снова посмотрел на Каберне
  
  Город-крепость Ноблес.
  - Лейб-медик Пинол! - окликнул тяжело идущую фигуру брат Малахия, он тоже был в сером, заляпанном кровью, одеянии. С начала зимы брат Малахия был уже третьим смотрителем госпиталей замка, два предыдущих ушли старшими лейб-медиками полевых госпиталей сразу же после отхода из предместья в городские кварталы. С наступлением весны количество раненых стало возрастать. Пинол обернулся, его усталое лицо озарилось улыбкой.
  - Доложите обстановку, - спросил Малахия, пожимая руку врача.
  - В обед поступили два раненых. Первый больной прибыл с жалобами на стрелу, находящуюся в носу (наконечник застрял)...
  - Второй?
  - Девочка. Из отряда местных жителей, которые поставляют ядра противника к нашим пушкам.
  - Что случилось?
  - У неё в руках треснул снаряд и разлетелся на мелкие части, частично впившись в самое её тело с целью дальнейшего травмирования!
  - Какие меры?
  - Как какие жду решения консилиума медиков...
  - Но вы же знаете, что здесь у нас ни один...
  - О, не беспокойтесь, - отмахнулся Пинол, - Я использовал голубиную почту, чтобы разослать анамнезы и жду ответа от лейб-медиков!
  
  Пятого Мармуша MCCCXVII (1317 г) вскрылась река, и армия генерала Бестиарза оказалась расколотой на две неравные половины. Объявив о начале активных военных действий на обоих участках, Бестиарз силами своего "меченного корпуса" решил нанести последний и сокрушительный удар по защитникам города Ноблес. После падения предместья и весеннего паводка, Бестиарз планировал подвести новые осадные башни к стенам замка и, таким образом, уничтожить вражеский гарнизон, сохранив при этом бастионы и стратегически важный пункт сдерживания фронтов генералов Хуанкарэ и Каберне.
  
  Город-крепость Ноблес. Ставка де Шабана.
  - Значит, господа, мы часть политических игр - что пессимистично... - сделал неутешительный вывод маркиз Лось.
  - Из пессимизма ещё есть выход, из оптимизма - никакого, - констатировал Уиллоугби, - Предлагаю тактику известную по стратагеме гражданских войн Цезаря.
  - Сверчок сидит в углу, саранча ходит в гости? - спросил маркиз Лось.
  - Мудро. - ответил Аркадиус, - Саранча у меня, пожалуй, была наиболее любимой из Египетских казней в схоле...
  - Хорошо, нам надо определить отряд саранчи? - сделал запрос де Шабан.
  - Я думаю, что мы передадим эту миссию дону В-тапках-на-подушку! - предложил кузен Ди.
  - Я готов трепать их как хорошая собака крысу! - отозвался Рыжкони.
  - Помните, Рыжкони, задача вашего отряда одна - держаться от противника на благородном расстоянии. На самом деле, ваша цель - маршевые колонны и обозы!
  - Так точно! - подтвердил Уиллоугби, - Когда мышь грызет глиняный горшок, тыквенный кувшин должен приходить в ужас. Наш принцип прост - у страха глаза, что плошки: видя гору вместо крошки.
  - А ежели в драку, на прорывы? - подмигнул герцог Ле Жён.
  - Нет, разворачивайтесь и отступайте, - категорически, почти приказывая, ответил де Шабан, - В идеале, ваша бригада должна создавать впечатление бойцов прорвавшихся с той стороны фронта. Так, что бег, бег и ещё раз - бег!
  - Но бег - это как-то не по-рыцарски, что ли... - даже расстроился В-тапках на подушку.
  - Согласен, не красит рыцаря бег с поля боя, - поддержал дона маркиз, - но зато - здоровый образ жизни! Так, что-либо полковник, либо - покойник!
  - Эх, лучше умереть на баррикаде, чем жениться на болтушке-веселушке! - сказал, махнув рукой, дон Рыжкони и на этом военный совет завершился.
  
  ВОЕННЫЙ ГОСПИТАЛЬ: МЕДИЦИНА. ЭСКУЛАПЫ. ШРАМЫ
  Восьмое Мармуша MCCCXVII
  Операционная напоминала огромную человеческую бойню. Помещение было наполнено испарениями от крови, гноя, пота и грязи, от повязок и дезинфицирующих средств. Один доктор только что закончил делать круговой надрез руки, потом начал ампутацию предплечья у другого раненого. Скоббракет всё это видел, хотя и находился в полубессознательном состоянии. Недостаток воздуха и невыносимый запах настолько его ослабили, что он почти не ощутил резкой боли, когда врач делал прокол.
  К тому времени эвакуация людей из города была завершена, и всем понадобились дополнительные помещения. Раненых отсортировали и освободили несколько шконок. В госпиталь прибыла целая делегация во главе с Вице-Папой Аркадиусом. В его окружении находился один дородный медик, похожий скорее на мануфактурщика или торгаша. Несомненно, он совсем недавно был прихвачен призывной комиссией и, зная об острой нехватке медперсонала, спрятался в медицинской части. Что делать? Река вскрылась, но вывоз мирных жителей шёл крайне медленно - только ночью и на маловместительных плотах. Когда делегаты проходили мимо койки Скоббракета, он попросил этого "медика" подать бурдюк-грелку, которая лежала у его ног. Тот ответил, что раненому, пусть даже и офицеру, следовало просить кого-нибудь другого, так как это не входило в обязанности лейб-медика.
  Скоб не поверил своим ушам, потерял самообладание и вышел из себя. С тяжелым ранением, бледный, небритый, с впавшими щеками и свалявшимися волосами, он лежал здесь, на деревянной койке, собранной из частей двух дверок платяного шкафа. У импровизированного изголовья лежал его полевой китель со всеми наградами, включая серебряный знак за ранение. А здесь стоял этот жирный, процветающий человек, наверняка уже забронировавший себе место в эвакуационном реестре. Разодетый, с приглаженными волосами и имел наглость заявить, что не должен оказывать одну небольшую услугу, состоявшую в подаче одной маленькой вещи! В течение всей своей службы Скоббракет никогда так не терял контроль над собой перед сослуживцами и так не кричал, как в этом случае.
  Собравшись с остатками сил и дыхания в своем жалком теле, он обрушил всю ярость бойца с передовой против "тыловых крыс".
  - Там, на фронте, нас расстреливают в куски, а эта свинья не хочет подать подушку раненому! - он просто обезумел, его душили слезы бессилия.
  Чтобы меня успокоить, отец Акадиус сунул бурдюк и лично дождался прибытия кого-то из персонала госпиталя.
  
  На соседней койке солдат, совсем ещё мальчик, постоянно просил воды. Получивший, как и большинство лежащих здесь, ранение в живот, он был недавно прооперирован, и ему категорически не разрешалось пить. Все старались заставить его понять это, но не могли. В какой-то момент, когда за ним не наблюдали, он открыл свой бурдюк-грелку. Скоб был слишком слаб, чтобы суметь отговорить его, и он с жадностью проглотил всё содержимое. На следующее утро он был уже мёртв. Напротив, у другого человека были раздроблены ноги. Спокойно и отрешенно он лежал на своей койке и тихо умер в этот же день.
  
  Потом Скоббракет был перенесён в комнату на втором этаже здания. В ней стояло шесть прилично сколоченных деревянных коек. Его новые товарищи, все офицеры ополчения, также были тяжело ранены, но, судя по всему, их жизнь была уже вне опасности. Соседом справа был Манхарт Бонк, лейтенант ополчения с северной окраины. У него была раздроблена левая рука, но он мог ходить. Напротив, с ампутированной левой рукой, лежал обер-лейтенант роты "головорезов Уиллоугби". Когда Бонку делали перевязку, то от обрубка его руки исходила такая вонь, что всех нас постоянно тошнило. Слева от меня лежал капитан-пехотинец с третьего бастиона, у которого было раздроблено правое бедро. Он всё время пытался пошевелить пальцами на ноге. Потом его забрали на операцию, и он вернулся без правой ноги. Очнувшись после, он обеими руками нащупывал то место, где у него раньше было колено. Он всё ещё чувствовал его. Осознание того, что он перенёс ампутацию, оказало на него сокрушительное воздействие. Задыхаясь, он втягивал в себя воздух сквозь сжатые зубы, а потом, не издавая ни единого звука, в ужасе обхватывал голову обеими руками. Вечером одиннадцатого числа он был увезён людьми из его части. Предполагалось, что ночью в нижнем шлюзе замка, куда каждую ночь приходили плоты, будет вакансия, и его возьмут на борт.
  
  Фронт приближался. Котёл окружения сократился до размеров осажденного замка. Дошло до того, что один из госпитальеров, импровизируя и постукивая протезом, каждый вечер пел:
  Девочка Смерть, сладко спящая днём,
  Открывает окно - Ждёт Луна за окном.
  Она может смотреть чьи-то детские сны,
  Но не видно их ей из-за блеска Луны...
  - Леди смерть - вечная девственница! И всякий раз, когда я это понимаю, я слышу, как кто-то сзади зовёт меня. Я оборачиваюсь и просыпаюсь...
  
  ДЕ ШАБАН ПРОСИТ ПОДКРЕПЛЕНИЯ II
  Великий Поствень, первый день MCCCXVII (1317 г)
  XVIII Фронт. Штаб Каберне.
  - Веселись, юноша, в сердце своём, - потрепал по голове Савиньона генерал Кабарне, - Война питается золотом, а веселится кровью. И твой де Шабан, граф (...) это прекрасно понимает! И поверь мне - ему это Высочайше зачтётся!
  - Но гарнизон замка находится в критическом положении! - заговорил Савиньон, - Я читаю все донесения, которые доходят до нас. Там ужасающее положение!
  - Ну, всё не так плохо, - отмахнулся Каберне, - Война, этот спорт королей, предполагает определённый фактор случайности... Опять же, кто из нас поведёт напролом это солдатское быдло? Видишь ли, люди...
  - Я бы мог сам возглавить участок, куда мы сможем двигать резервы! - загорелся Савиньон, - Адрес-то нам известен...
  - Что значит, мы сможем двигать резервы? - возмущённо вопросил Кабаерне, - Послушайте меня, Савиньон, если этот де Шабан всё время стоит на краю пропасти, то это не значит, что он может говорить, что имеет постоянный адрес! И, в конце концов, всякая рать сама себя должна уметь прокормить - на армию, как грица, сена не напасёшься! Нас - рать! А это значит, толпа людей разных чинов и званий, куча железа разного вида и калибров, скот...
  - Однако де Шабан пишет, что у них - голод.
  - Да? Вот пусть и едят почтовых голубей, которыми они столь расточительно разбрасываются!
  - Они просят хоть один передвижной госпиталь?
  - Я не Крез дарить кому ни попадя, санитарные поезда с лазаретами. Между прочим, у нас в центре и на южном направлении идут ожесточённые бои!
  - Но что же делать нашим ребятам там, в осаждённом замке? - почти вскричал Савиньон.
  - Пусть днём обороняют позиции, а ночью проводят наступательные позиционные бои...
  - Как?
  - Очень просто - при моральной поддержке темноты! - ответил Кабарне, - Кстати, вы свободны, я вас боле не задерживаю!
  Генерал развернулся и пошёл в свой кабинет, игриво напевая:
  Возвращаясь со съезда,
  Дохожу до подъезда,
  Зимний сад в бельэтаже на правом углу!
  Вдруг в прихожей при свете
  Вижу, что в туалете -
  Добрый зритель в девятом ряду.
  Что ж? В смиреньи твержу, как меня и учили:
  "Мы в ответе за тех, кого приручили".
  Бесясь от бессилия, Савиньон вышел в штабной коридор, навстречу, как всегда некстати показался суперинтендант и штабс-бухгалтер Кхмерка Блох:
  - Вы кстати! - увидел он Савьнона, - Отправьте графу Шабану моё распоряжение: "В связи с тем, что вы не высылаете сведений о потерях. Я с первого числа сего месяца начал снимать довольствие и содержание с ваших подразделений , согласно предписанию Первого. Двенадцатого. Шесть-пять бис по пятнадцать процентов за каждый боевой день".
  
  ДИ ШНАЙДЕР И ЛО: ЭХО II
  Великий Поствень, третий день MCCCXVII
  Ди Шнайдер вышел из леса. С каким удовольствием он вдыхал этот пьянящий свежий воздух. Здесь тебе не горы и не Льетер - Весна приходила стремительно. Он прислушался к уже почти забытому пению птиц. Как всё оказалось просто. Вот уж воистину, кривое дерево гораздо более удобно для сидения!
  - Никак не могу привыкнуть, что мы вышли из игры, и война осталась далеко-далеко позади нас, - сказал он своей спутнице и, взглянув в её сторону, не смог отвести от неё своих восхищённых глаз. О, да! Теперь Ло совсем преобразилась!
  Тяжёлый узел пепельных волос, высоко подобранных на затылке, не отягощал сильной стройной шеи. Гладкая кожа обнажённых плеч слегка поблёскивала под мягким светом полуденного совсем весеннего Солнца. Низко открытая грудь поддерживалась корсажем из голубой ткани. Широкая и короткая юбка, расшитая по серебряному полю незабудками, открывала голые загорелые ноги в сандалиях на высокой вишнёвой шнуровке. Крупные, нарочито грубо заделанные в золотую цепь вишнёвые камни Афродиты, горели на нежной коже в тон пылавшим от волнения щекам и маленьким ушам. Она повернулась к нему и, улыбнувшись, сказала:
  - Пришла пора любви, милый мой избранник! Настало время возвратить себе вечную жизнь...
  
  Были ли они правы, в своём решении уйти? Возможно - нет. Возможно - да. На тотальной войне нет места для нежной и хрупкой любви. И если она возникает, невольно задаёшься вопросом, зачем? Чего ждут эти странные влюблённые? Зачем рискуют друг другом в ежедневной схватке со смертью? Да, ведь и сама любовь, если она любовь, течёт, словно сухой белый песок, между пальцев, быстро поглощая дни и часы, отданные влюблённым, превращая их в минуты. А терять ради этой войны драгоценные минуты любви - глупо.
  Так или иначе, но они ушли.
  
  Пещера была небольшой, но длинные и извилистые коридоры не позволяли найти это укромное гнёздышко влюблённых. К тому же, если прибавить к этому подземное озеро, которое в нескольких местах почти полностью затапливало коридор, то можно было бы с полной ответственностью сказать, что это место было просто недосягаемо. Внутри небольшого каменного зала, уютно украшенного большими сосульками сталактитов, бил горячий источник, согревая холодный камень и создавая пусть влажную, но зато и тёплую атмосферу.
  - Раздевайся! - тихо сказала Ло и сама помогла Ди снять с себя всю одежду.
  Дитрих с готовностью разделся и спустился в естественную ванну тёплого источника.
  - Ну, вот мы и одни, любимый мой! - проговорила Ло.
  - Ло, дорогая! - подошёл к ней Ди Шнайдер и обнял её.
  - Ты готов любить меня вечно? - спросила она.
  - И никак по-другому! - ответил он и прильнул своими губами к её губам.
  - Потуши свет...
  В наступившей темноте она крепко обняла его и с силой придавила к себе. Потом Ди почувствовал, как что-то длинное, цепкое и странное захватило его, а потом начались уколы - острые, почти не причиняющие боли, иглы или очень тонкие коготки наносили и наносили укол за уколом в подбрюшье, в ягодицы, в живот, под лопатки, в шею... Затем, что-то ещё более объёмное и сильное захватило его в тягучую паутину и принялось вращать расслабленное тело, закатывая его в липко облегающие вуали. Одна из вуалей залепила Ди Шнайдеру нос и он, чтобы не задохнуться, открыл рот. Тут же в нём оказалось что-то толстое и длинное, подобно гигантской змее оно врезалось внутрь и принялось, сокращаясь, выдавливать туда три, один за одним, округлых предмета (яйца? личинки? крупная икра?). Множество присосок вторгалось в его тело, и он изошёлся ужасным криком: "Я люблю тебя!". После этого страшная пытка закончилась, и он, точнее его тело повисло под сводом пещеры.
  Ди Шнайдер был готов потерять сознание, но вместо этого, он вдруг понял, что, несмотря на пещерную тьму, он вполне может видеть. Его возлюбленная, принявшая форму чудовища всё ещё была рядом. "О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна!" Небольшое, но сбитое тельце плавно переходящее в переднегрудь, две среднегруди и заднегрудь, восемь довольно длинных паучьих ног, которые были покрыты восхитительной щетиной редких рыжих волосков, способных свести с ума любого. "Живот твой - круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино. Чрево твоё - роза и ворох пшеницы; округление бёдер твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника..." Восхитительная голова, на которой всё ещё имелся кожный покров с её лицом! Этим прекрасным любимым лицом! Слегка наморщенный угреватый лоб с мощными надбровными дугами, под которыми находились близкопосаженные простые парные глазки, а также мелкие усики и непарный срединный глаз делали облик любимой несколько непривычным, но ведь в любви главное не привыкание, а разнообразие. "Шея твоя в ожерельях; как столп, сооруженный для оружий, тысяча щитов висит на нём - все щиты сильных; сотовый мёд каплет из уст твоих; мёд и молоко под языком твоим". И эта пара челюстей с четырьмя рядами разнообразных зубов, нижние челюсти и по сторонам от них - эти великолепные щупики! "Чудовища в ночи не властны назвать твои имена, пришла пора любви, кто здесь твоим любимым должен стать... ...ибо сказано: "Она ввела меня в дом пира, и знамя её надо мною - любовь!"
  
  P.S.: Потом, уже после всего, во время последнего наступления на Запад, разведка, прикрывающая правое крыло наступающего корпуса фон Шишбургера обнаружит два обезглавленных тела - мужское и женское. Возле трупа мужчины найдут блокнот с инициалами Д-Ш, тело женщины имело явные признаки - татуировку принадлежности к узкой касте Жриц Безумного бога. Но Лайон де Шабан до маниакального упрямства считал, что Ло и Ди Шнайдер - просто пропали без вести.
  
  ШТАБ I
  Великий Поствень, пятое MCCCXVII
  - Будет время, обязательно напишу о вас роман, мои чудо-герои! - проорал генерал Каберне, не выходя из кареты.
  Смотр войск был окончен.
  - Да, уж, почётно. Весьма почётно, - проговорил Савиньон, - Про каждого человека можно написать роман, правда, далеко не каждый будет достоин некролога.
  
  МИР В ИЗГНАНИИ
  Великий Поствень, шестнадцатый день MCCCXVII
  Город-крепость Ноблес. Ставка де Шабана.
  - Что пишут из центра? - спросил отец Аркадиус, предваряя начало заседания комитета стратегического планирования.
  - Даже не знаю, как сказать, - отмахнулся де Шабан, - пишут...
  - В смысле?
  - Я не знаю, на какую именно депешу пришёл ответ.
  - Итак, дайте угадаю, - произнёс кузен Ди, - штаб Каберне, в очередной раз, приказывает продолжать держаться. Помочь они нам ничем не могут, но уже думают на эту тему.
  - В принципе, время у нас ещё есть, - отозвался Уиллоугби.
  - Итак, держаться и выживать, - сообщил новый лозунг герцог Ле Жён.
  - Именно сражаться, именно выживать. - Аркадиус встал и откланялся (он только что принял на себя тяжкий крест Смотрителя госпиталей замка).
  Маркиз Лось покачал головой и в полузадумчивости произнёс:
  - Чтобы выжить, надо пережить; чтобы пережить, надо жить; чтобы жить, надо выжить...
  
  P.S.: Порешив усилить канонаду, направляя орудия преимущественно в один пункт, чтобы разбить стены и потом в образовавшуюся брешь направить штурмующие колонны, Бестиарз сосредоточил на сравнительно узком участке почти всю мощь тяжёлой артиллерии.
  Несколько дней стреляли беспрерывно. Наконец с батарей донесли, что стена разрушена. Осаждающие замок армады возликовали и, так как дело было к вечеру, решили на следующее утро напасть на крепость.
  Рано поутру Бестиарз с другими военачальниками поднялся на холм взглянуть на бреши. И был поражен, увидев, что разбитые стены стоят, как ни в чем не бывало, даже будто новее стали.
  Разгневанный Бестиарз даже не предполагал, что инженерное подразделение, которое возглавили герцог Ле Жён и кузен Ди каждый раз, когда противнику удавалось разрушить стены, пускались на хитрость. За ночь сшивались рогожи, красились под цвет камня. - Вот ими и закрывали бреши в стене храбрые защитники Ноблеса. Издали казалось, будто и впрямь за ночь выводилась новая стена...
  
  ШТАБ ОКРУГА СЕВЕРНОГО КРЫЛА ТЯЖЕЛОЙ ГРУППЫ ЉXXII-VI/VII
  Великий Поствень, Двадцатое седьмое число MCCCXVII
  Ставка Хуанкарэ.
  - Простите, вы заняты? - в большой, но уютно обставленный бункер вошёл вестовой.
  - Да, что случилось, мой верный бэтмен? - генерал Хуанкарэ повернулся навстречу вошедшему.
  - К вам депеша... - сообщил тот и протянул конверт, отмеченный голубиной почтой.
  Адъютант генерала Нил де Пасст принял конверт.
  - Откуда?
  - С передовой, из осажденного замка-крепости Ноблес, известного в шифрограммах, как "Высокое место в низине". Осмелюсь напомнить, в тактическом тылу противника - это зона ответственности генерала Каберне, но, в принципе...
  - Что там написано?
  - Граф де Шабан младший просит о помощи.
  - Что вы говорите? - всплеснул руками Сёдьж Петру Хуанкарэ и принял депешу, - Полюбопытствую, полюбопытствую...
  Вчитавшись Хуанкарэ выпрямился и, выражая полнейшее своё недовольство, заговорил:
  -Что это такое, как он смеет писать ко мне! Я что ему? Бесплатный поставщик резервов. Он всего лишь граф, а я генерал! Как он смел, передавать мне эпистолу в таком стиле?! Я, между прочим, ни откуда-то там мелкопоместный дворянин. Я спинозник во втором поколении. А мой город, если кто ещё не в курсе, это же северная юго-западная столица!
  - В каком смысле? - не понял вестовой.
  - Ну, - замялся Сёдьж Петру, - это, смотря с какой стороны смотреть...
  - А что мне ответить де Шабану, - спросил адъютант, принимая назад конверт с эпистолой.
  - Так и отпишите этому зарванцу! Ваша концептуализация - не та!..
  - Вы знаете... эти траншейные офицеры, - начал, выводя на позитив, адъютант, - такие мстительные, может быть...
  - Вы правы! - согласился Хуанкарэ, - Значит так: Ваша концептуализация не та (точка) и вот что, любезный - пошлите этот ответ за вашей подписью!
  
  Город-крепость Ноблес. Ставка де Шабана.
  Великий Поствень, сорок второе число MCCCXVII
  - Для эвакуации у вас есть и водная артерия и тайный подземный ход за правобережье, - продолжал маркиз Лось, - На плотах, предлагаю отправить последних гражданских и ополченцев, так же можно рассмотреть эвакуацию наиболее перспективных раненых...
  - Простите, маркиз, - задал вопрос дон Рыжкони, - А почему вы всё время говорите не "мы", а "вы", не "нам", а "вам"? На что вы тут намекаете?
  - Я останусь с тяжелоранеными и добровольцами, мы будем держать линию обороны до подхода фронта Каберне.
  - Но... - начал удивлённо де Шабан, - Вы серьёзно верите гарантиям Каберне? Да, он прислал нам... точнее из его канцелярии, к нам прибыл рескрипт с копией приказа о начинающемся наступлении.
  - Никаких "но", тяжелораненые - это серьёзная обуза, а вам нужен длинный и очень быстрый марш.
  - Но вы! - воскликнул Ле Жён, - Остаться один на один с армией врага! Это же самоубийство!
  - В конце концов, помните, как рыба-ёж сказала: "Если меня проглотит крокодил, моей матери не придется плакать, придется плакать матери крокодила" - вспомнил старую истину чёрного короля Кантома маркиз и улыбнулся, разворачивая старый портулан, на котором был выделен и прописан маршрут их путешествия от Южного моря, через леса и джунгли, предгорья и Хлюпающие расщелины, центральную степь и горы Жабьей колесницы к городу и замку Ноблес. (жаль, что брат Либерт так и не пережил этой зимы) Далее, на северо-запад, простиралась степь. Другая степь. Маркиз Лось мечтательно вздохнул, улыбнулся и заговорил:
  - Впереди до самого Ормаггеддона вас ждёт удивительная степь. Эта степь почти, как наша! А в степи - куда ни посмотришь, всюду трава и трава. Деревья там не растут, а ранней весной, как только сходит снег, появляются первые растения - эфемеры... Они должны успеть прожить всю жизнь за двадцать-тридцать дней, поэтому ни длинные корни, ни длинные стебли им не нужны! Но на смену этим эфемерным созданиям приходят гиацинты... Их цветки очень красочны! Потом над степью поднимется полынь, символ горькой мудрости нашей земли, и ковыль - её седина. Закройте глаза и представьте, как по степи ветер катит серебристые волны! Как горько пахнет в полдень полынью. А к концу лета по степи начнут свою одиссею бесконечные перекати-поле...
  - Хорошо... - вздохнул отец Аркадиус.
  - Мир - это кожа хамелеона, - закончил маркиз.
  - Однако вернёмся к нашим проблемам, - упрямо вернулся к первоначальной теме дон Даймонд Рыжкони, - Маркиз Лось предлагает части войск остаться здесь и дождаться одного очень отзывчивого генерала...
  - Однако же, друзья, я против таких надежд! - восстал Уиллоугби, - Останемся мы - ополчение Ноблеса!
  - Точно, маркиз, на голой голове железняк не носят - поддержал это предложение отец Аркадиус, - Нужна прокладка!
  Здесь вбежал один из порученцев кузена Ди и сообщил о попадании снаряда в пороховой погреб правобережного бастиона.
  - Разве не было места снаряду этому, кругом чистое небо! - воскликнул Аркадиус и воздел руки к небу.
  - Лады, разбирай, ребята, кистени по рукам, - вскочил кузен Ди и, распорядившись вынести штандарт ближе к бастиону, кинулся к своему подразделению.
  
  P.S.: И в этот раз приступ был отбит. Но храбрые воины продолжали нести невосполнимые потери - бастион кузена Ди почти пал. Топографически после взрыва терминала он оказался отрезанным от основного замка. Бестиарз приказал продолжать бомбардировку этого участка укреплений и лишь ближе к ночи к израненному гарнизону прискакал герольд противника.
  Герольд подождал, пока факелоносцы осветят площадку для переговоров и огласил:
  - Стафайся! Мы фас озасадили и теперь заштурмуем!
  - Ну, брат, правду говорят: с драчливой кумой до ночи не распрощаешься! - ответил на это кузен Ди (несмотря на тяжёлое ранение в руку, он выглядел бодро и спокойно).
  - Фы мошет ветать нам бастион и голофа наместник! - продолжал хмурый герольд, - Мы фам сохраняй са это шиснь!
  - Давай расверстаемся! - крикнул кто-то из солдат-окруженцев.
  Раздался злой и весёлый смех. Когда все стихли, герольд спросил:
  - Што мне перетай мой комантующий?
  - Передай так, - ответил кузен, - "бери мою голову, в обмен на свою!"
  Герольд:
  - Но веть это песумиё! Фы толшны понимать, што фы проиграй...
  - А почему вы не говорите о своём непосредственном командире? - поинтересовался, находящийся при бастионе в качестве медика и священника брат Малахия.
  Герольд снял шлем и сказал:
  - Комантир фчерась пыл больно ранен - голофы не нашли.
  - А что так? - сочувственно сказал Малахия, - Тут, братец, война... А на войне, как на войне!
  На этом переговоры закончились и наступила тревожная ночь. Для многих - последняя. Караульные ждали рассвета.
  - Смотри, метла кометы Небо перед Божьими ножками подметает! - сказал молодому старослужащий.
  - Дядька, - ответил ему молодой, - А когда убивают, больно? Мне не то, чтобы страшно. Не по себе как-то. В гробу ведь сыро и зябко, а мне там лежать придётся...
  
  Кузен Ди - командир подразделения - (теперь уже не на бастионе) скорее на флешах вызвал к себе совсем юного ординарца:
  - Собери всех. Скажи, что я к ним выйти уже не смогу - слишком тяжело ранен, передай всем от меня поклон и спасибо!
  Ординарец встал и заплакал.
  - Ну, ступайте же, с Богом! - улыбаясь, поторопил его кузен и, оставшись один, кончился.
  
  - Ночь кончилась - пора - все сны уже прошли! - сказал маркиз Лось, обнимая графа Лайона, - Не плачь, не жалей! Кого нам жалеть? Ведь ты, как и все мы был сирота! Ну, что ты - смелей!
  - Нам надо идти, - поторопил де Шабана дон Рыжкони, - В конце концов, что ждёт нас после славы? - и сам же ответил, - Забвение - вторая смерть.
  - Что вы предпримите, - спросил де Шабан, обнимая бывшего мэра Уиллоугби.
  - Да, невелика хитрость! - отмахнулся тот, - Вызовем огонь на себя!
  - А может, успеем уйти все вместе? - спросил Ле Жён.
  На что и маркиз и Уиллоугби ответили:
  - Ступайте, братья, Бог вас не осудит.
  
  Первое Леплея MCCCXVII (1317 г)
  Город-крепость Ноблес. Ставка де Папю.
  Светало. Маркиз Лось встал у раздолбанного бруствера донжона. Он огляделся. Рана сильно затуманивала взор и может быть именно поэтому он увидел далёкую опушку леса, за которой один за одним исчезали его друзья, вышедшие из подземных катакомб замка. Вот суровый и важный граф Лайон, за ним идут его латники, дальше - дон Даймонд Рыжкони с ополченцами, потом - отец Аркадиус, который как всегда остановится, оглянется и помашет рукой - О, так и есть.
  Внешний двор замка с разбитыми стенами постепенно заполнялся гоблинами и орками. Пал бастион кузена Ди, и сквозь зловещую щербатость развалин в замок входил хвалёный "меченый корпус" Бестиарза.
  Видимо противник снова готовился атаковать остатки гарнизона - откуда же им знать, что от гарнизона не осталось и полроты, да и те, просто израненные покалеченные люди, приговорившие себя к смерти.
  Рядом, издав тупой ударяющий звук, вонзилась арбалетная стрела. Гулко, будто раскаты морского прибоя ударил, таран в ворота внутреннего двора - ещё немного и туда покатится вражеская пехота.
  Они ждут артиллерию, догадался маркиз и, повернувшись к Уиллоугби, спросил:
  - Что, ворота сильно заперли?
  - Да, сударь, - ответил тот, - О наш Донжон они сломают зубы!
  
  На самом деле и маркиз Херог де Папю и мэр Уиллоугби всё ещё с надеждой смотрели в сторону молчащего и едва заметного восемнадцатого фронта. Увы. Воистину, у отзывчивых людей, которые могли бы тебе помочь, есть только один недостаток... Их никогда не бывает на месте.
  
  P.S.: Заминированные башенки и бастионы всплеснулись. Рёв, скрежет, крики своих и врагов, останки боевых машин и укреплений. Всем этим погребли под собой духи старого замка штурмующих врагов и их осадные машины. Главная башня тоже сильно пострадала, но, несмотря на шквальный огонь осадных пушек, в ней оставалось ещё довольно устойчивости, и маркиз тихо поднялся и заковылял вниз по извилистой лестнице донжона.
  Он был пожалуй последним. Шёл один. Как старый матёрый зверь, инстинктивно чувствуя слежку. Отделяясь от стаи, чтобы дать возможность остальным уйти от загонщиков и их своры. Спускаясь вниз, он как-то очень остро, отчётливо вспомнил картинку из далёкого детства - когда он впервые оказался на охоте, как его учили читать следы, идти по следу зверя и ставить ему ловушки... теперь Зверь шёл за ним.
  
  Маркиз спустился в зал военного совета и занял место Председателя обороны. Он достал лист бумаги, перо и чернила. Сосредоточился, чтобы больше не слышать боли и бесконечной канонады пушек, посылающих снаряд за снарядом в мёртвых защитников стойкой крепости, - потом он склонился над бумагой и принялся писать...
  
  ШТАБ II
  Четырнадцатое Леплея MCCCXVII
  Ставка Каберне.
  Увидев падение замка, разведчики доложили генералам Каберне и Галлиратию об откате основных сил противника от развален Ноблеса. Только после этого Каберне отдал свой знаменитый приказ "занять развалины", а Галлиратий решился выдвинуться ещё дальше - к бывшему предместью. Впрочем, марш и передислокация затянулись почти на трое суток. Это позволило Бестиарзу отойти на новые рубежи, подтянуть обозы и приготовиться к маршу на северо-запад.
  Каберне демонстрировал недовольство - в развалинах замка было крайне неуютно, а разместиться пришлось в полуподвальном помещении коллектора, который остался от третьего бастиона, где некогда "квартировал" герцог Ле Жён. Каберне везде видел грязь, слышал миазмы и чувствовал сквозняки. Именно в таком состоянии его застал Савиньон, весь день размещавший бойцов в развалинах Ноблеса.
  - Кстати, картины повесьте сюда. - Каберне не заметил своего адъютанта, он принимал у себя Галлиратия.
  - Эти портреты? - Галлиратий не особо понимал в живописи, но, на всякий случай, делает серьёзное выражение на лице.
  - Да, это портреты моих предков! - гордо заявляет Каберне и с досадой понимает, что обозы с провиантом и красным вином всё ещё не прибыли.
  - Действительно, гениально, сударь, вы привезли с собой своих предков! - восхитился Галлиратий.
  - Да, я обычно вешаю своих предков на стене. - Каберне повернулся и увидел Савиньона.
  Савиньон отсалютовал и доложил о страшных разрушениях и скорбных находках на занятой территории.
  - Ну, что ж, Савиньон, вот она - Правда Войны, которой вы никогда не видели! Так смотрите же и понимайте, в какой ад вы хотели привести наши резервы! Понимаете?
  - Да! - ответил Савиньон, - Одни воюют, а другие получают награды!
  - Ваш Савиньон опять философствует, - фактурно улыбнулся Галлиратий, - Вы обнаружили труп руководителя обороны?
  - Да, - кивнул Савиньон, - Это был маркиз Лось...
  - Что ещё? - спросил Каберне, думая, что нынче придётся на ужин обойтись пивом (этим пенным напитком солдатского быдла).
  - У него в руках нашли письмо.
  - Где оно?
  Савиньон протянул свёрнутый трубочкой лист.
  - Что это? - не понял Галлиратий, - Стихи...
  Мой добрый граф,
  Твой светлый Град пал.
  Твой замок захвачен
  Коварным врагом.
  На площади львов
  Бродит серый шакал
  И жирные крысы
  Шныряют кругом.
  Чужие костры сияют в степи
  И кони прядут, слушая вой.
  Поля и луга потоптали враги
  И вороны кружатся над головой.
  Твой враг, словно снег,
  Пришёл в тихий край,
  Покрыв кровью степь
  И нет ей конца...
  Прочти мою весть,
  Прочти и порви,
  Порви, и вели
  Обезглавить гонца!
  - Я думаю, что это последнее слово, которое написал офицер перед почётной казнью, - пояснил Савиньон, - так принято в действующей армии по обе стороны фронта.
  - Дикость какая, - удивился Каберне, - последнее слово... Прямо, как в суде.
  Каберне снова свернул послание в трубочку и продолжил:
  - Хотя в суде последнее слово даётся для того, чтобы подсудимый смог успеть расправиться со свидетелями... Не помню кто сказал, но всё одно - дикость и варварство!
  - Но они ведь ждали нас, рассчитывали на подкрепление, помощь...
  - Что? Кто они такие? Какой-то мелкопоместный герцожок смел рассчитывать на помощь командующего фронтом! Это всё равно, что рассчитывать на чудо!
  - Я думаю, что он понимал, что рассчитывал на чудо...
  - Так вот, запомните, Савиньон, человек, рассчитывающий на чудо - обречён!
  - Кстати, Савиньон, а чем это вас пахнет? - спросил Галлиратий, ища повода для выноса порицаний.
  - Чтой-то вы всё пьёте? - задал свой вопрос Каберне Савиньону, усевшемуся за столиком писаря.
  - Поминаю...
  - Кого поминать? Солдат - он человек подневольный. Долг выполнил. За веру погиб. Билетец в Рай получил...
  - Вы на своём веку-то много раз вот так вот воевали? - в свою очередь спросил Савиньон.
  - Ну, это же удар ниже пояса! - воскликнул Галлиратий, - генерал Каберне всегда переживал, что его прошения на фронт безвозвратно терялись в канцелярии этого жалкого выскочки де Жюффа! При этом, Каберне - знает службу, и всегда был первым в третьем эшелоне оборонительных манёвров! Так что вы не смеете его попрекать!
  Каберне проводил Галлиратия, ещё раз вспомнил об обозах, застрявших в низине, и снова обратился к адъютанту:
  - Знаете, Савиньон, довольно пить. Идите к себе, если вы мне понадобитесь, я вас вызову. И оставьте бутылку, а то все пьют. Пьют и пьют! Эдак фронт пропить можно! И вообще, вы мне последнее время напоминаете запойного бражника...
  - Лучше стать пропойцей, чем говноедом! - зло огрызнулся Савиньон.
  - Что? - вскипел Каберне, - Дерзить! Да, ты ещё, молокосос, грязи не видел!
  - Лучше быть молокососом, чем х...
  - Молчать! Сгною в арестантской команде! Завтра же на передовую!
  Савиньон встал, откланялся и пошёл, бормоча под нос:
  - Да, монсеньор, воистину есть только два способа испортить себе жизнь: первый - окружить себя дураками; и второй - окружить себя умниками!
  
  P.S.: Бестиарз, вынужденный оставить прежнюю линию и город Ноблес, отошёл на равнины Гульфаков и принялся перестраивать свои войска. Хотя Ноблес и сковал его силы на весь осенне-зимний период, хоть и стоил злосчастный замок таких больших жертв - теперь стратегического интереса эти развалины уже не представляли - армия Бестиарза без боя покидала эти места. Опасаясь возможного прорыва фронта со стороны имперских подразделений, генерал Бестиарз решил обезопасить себя и предпринял рейд силами двух бригад "меченого корпуса", целью которого было отбросить передовые части восемнадцатого фронта на рубежи предгорного третьего оборонительного эшелона. Однако гоблинские бригады, практически не встретив сопротивления, образовали опасный разрыв в линии фронта. Самым удивительным было то, что первыми новые рубежи генерала Галлиратия бросили его же люди. Многократно награждённые и обласканные доном Эдуардом профессионалы бросали свои подразделения и бежали в тыл, только старики, оборванные и нищие бойцы, не имея ни стрел, ни артиллерии, закрывали своими телами бреши в обороне. К утру, глубина прорыва достигла третьей линии - линии, на которой находилась ставка генерала Каберне.
  
  Ставка Каберне.
  Шестнадцатое Леплея MCCCXVII
  - Зачем!!! Зачем я дал себя уговорить, и перенёс свою ставку в эти развалены! - орал благим матом Каберне, - Виноватых собрать в штрафбаты и формировать под командованием ветеранов!
  Мимо Каберне быстрым шагом проходили какие-то люди, потом невдалеке раздалось призывное ржание лошадей и топот удаляющихся копыт. Савиньон и несколько солдат пытались собрать штабные бумаги и (эвакуировать их было уже не на чем) уничтожить их.
  - Савиньон, где ваша рота? - заорал, подбегая к нему, Каберне.
  - Вы моя рота, - ответил Савиньон и поднял арбалет.
  - Что? - Каберне не намеревался более терпеть хамство со стороны собственного персонала, - А где заград отряд?
  - Я - ваш заград отряд! - сказал Савиньон и прицелился в своего генерала.
  - Так, прекратите этот балаган и уберите сейчас же арбалет! - заорал Каберне, - Представьте себе, что эта штучка заряжена и может выстрелить! Уберите самострел, это приказ. Это я вам говорю, как старший офицер!
  Савиньон продолжал целить в Каберне:
  - Как старший офицер, вы сейчас поведёте в бой остатки комендантского батальона!
  - Нет-нет! Что вы с ума сошли?!. - стал оправдываться Каберне, - Я же не могу!
  - Почему?
  - Потому что я готов был уже, как честный офицер, набросать прошение об отставке! - Каберне поднял чистый лист.
  - Ну, так идите к столу. - Савиньон положил указательный палец на спусковой крючок.
  Каберне развернулся и бросился к колокольчику.
  - Караул! Караул! - заорал генерал.
  Савиньон нацелил арбалет на толстый зад и выстрелил.
  - Аааа! Жопа! - взвыл Каберне, - Моя жопа! А! Я ранен...
  На крик в помещение бывшего штаба Каберне вбежали оставшиеся в живых.
  - Я ранен. Я истекаю кровью! Предательская стрела! - стенал Каберне.
  Савиньон отбросил арбалет и, вынув меч, обратился к людям:
  - Так, наш командующий, похоже, ранен. На правах старшего офицера приказываю: сформировать три группы стрелков и, укрывшись за развалинами замка, расстрелять наступающего противника!
  - Я! Я! Я боюсь крови! - продолжал выть раненый генерал, - Препоручаю себя в руки эскулапов! (тут Каберне потерял сознание).
  
  P.S.: Сформированный Савиньоном отряд смог продержаться до полного отхода противника. У Бестиарза не было времени закреплять полученный успех, он должен был двигаться на север, чтобы успеть прикрыть правый фланг Города Безумного бога от наступающих с юга армад Максимилиана фон Шишбургера, Марата и Ко Та. За удержание фронта и успешное отражение превосходящих сил противника Галлиратий получил золотую медаль и повышение до генерала-фельдмаршала. Сам дон Эдуардо, долго стремящийся в Столичный корпус генерального штаба, тут же ушёл на повышение. Судьба Каберне оставалась пока не ясной - он находился в госпитале, однако все, от простого новобранца до старшего офицера, глядя на чудом уцелевший портрет генерала, почти моля, приговаривали: "Скорее бы и тебя от нас совсем повысили!"
  
  МЕЖГЛАВЬЕ: ОТ НОБЛЕСА НА ОРМАГГЕДДОН
  Через тёмный и, казавшийся бесконечным, коридор подземного хода небольшая армия де Шабана и отца Аркадиуса ушла в лесистые холмы, окаймляющие равнины царства Гульфаков. Примерно две недели дорога шла по степи. Небольшой корпус теперь состоял менее чем из трёх десятков - Впереди, в качестве разведывательного разъезда скакали Герра-Гуэрра и Купбэрд "Шкаф". Господа де Шабан и Ле Жён имели при себе нескольких оруженосцев и стрелков-арбалетчиков. Отец Аркадиус и Вице-папа - лишь брата Ведрополуса и дона Рыжкони, который теперь являлся официальным хранителем рога О"Карху. При них также было три телеги, в которых находились конюшие и невменяемый Анди Дрэгон. Временами они оказывались в тылу мобильной группировки Бестиарза, временами шли по следам наступающей Имперской армии. В принципе это сильно упрощало их продвижение - "кто идёт следом за слонами, тот не идёт по заросшей дороге". Вид этих пилигримов был крайне непрезентабельным, лошади - неблагородны, штандарты свёрнуты, шлемы и нагрудники неблестящи и неукрашены. Впрочем, не бархат делает благородным и не заплаты превращают в чернь. Надо ли уточнять, что весь путь до лагеря имперской бригады барона фон Шишбургера дневные переходы сопровождались перестуком бубнов и змеиным шумом маракасов судьбы.
  
  Пятого Джуроля одна тысяча триста семнадцатого года барон Максимилиан Фриц Гугон фон Шишбургер лично встретил экспедицию Аркадиуса - де Шабана и позаботился о размещении людей, их экипировке и соответствующем содержании.
  
  ЗАВТРА - ОРМАГГЕДДОН
  Шестое Джуроля MCCCXVII (1317 г)
  Когда де Шабан открыл глаза, то увидел, что перед ним стоит невысокий рыжий пышноодетый господин в галунах и шевронах старшего офицерского состава. Офицер тряс вице-короля за плечо, а, увидев, что Лайон открыл глаза, тут же вручил ему депешу.
  Лайон, не торопясь, и совершенно бесстрастно развернул пакет и прочёл:
  Наилюбезнейший граф!
  Перед Вами Ваш новый начальник, господин Ижен-и-Антуани де Плуазон, которому Император Юрсилий Мурзилий VIII пожаловал чин Вице-Короля земель за Перевалом. Прошу Вас передать ему все дела и отчёты. От своего лица - сердечно поздравляю и торжественно заявляю, что Ваша миссия окончена!
  Надеюсь вся отчётность в порядке, склок и споров не будет и всё между экс-вице-королём и новым Вице-Королём решится полюбовно.
  Искренне Ваш, Дж. У. де Жюфф-Р-ч, сенешаль императорского Его Величества Дома и начальник ген.штаба. по совместительству, Золотой помпотыл и Серебряный интендант главного направления удара (монограмма, подпись).
  Де Шабан выпил что-то из бокала, вытерся депешей, как салфеткой, потом осмотрелся. В его шатре присутствовало несколько сержантов, молодой паж из бригады "зелёных листьев". Как будто чуя неладное, они собрались вокруг своего командира.
  - Господа! - объявил де Шабан, - Отныне приказом Его Величества новым вице-королём назначен этот человек. (Лайон указал пальцем на Плуазона) Я снят с этого поста и отныне лишён всех привилегий, коие мне были Высочайше даны Его Величеством Юрсилием Седьмым Мурзилием. В том числе, я более не могу вас неволить и подчинять себе. По сему вынужден высокопарно проститься с вами и поблагодарить за службу.
  Воцарившееся молчание нарушил молодой сержант-визионер:
  - Я думаю, что, зная ваш конечный маршрут, многие из нас изъявят желание сопровождать вас до конца. Объявленная вами Ормаггеддонская охота за Камнем - состоится!
  Остальные согласно кивнули.
  - Что ж, спасибо господа! - сказал де Шабан и вновь повернулся к новому вице-королю, - Завтра, я и мои люди покинут ставку, и вы перейдёте в полное владение завоёванными территориями.
  - Благодарю вас, - откланялся Ижен-и-Антуан, - А пока я бы хотел навести соответствующую ревизию в делах...
  С этими словами новый вице-король покинул шатёр де Шабана и пошёл к горстке таких же пышно одетых офицеров, которые стояли у своих дорогих экипажей и что-то брезгливо обсуждали.
  - Я его знаю, - сказал паж из бригады "зелёных листьев", - Это новые дворяне, которые выросли на торговле оружием и провиантом, после скупили себе чины и теперь прибыли делить новые земли.
  - М, - понимающе кивнул сержант-визионер и положил руку на пояс, точнее на рукоять своего Моргенштерна.
  - Ладно, господа, сегодня вечером нам необходимо укомплектоваться и отбыть отсюда, - тихо объявил де Шабан, - а пока, давайте хорошенько повеселимся перед последней схваткой с врагом!
  Однако веселье прервал вестовой прибывший с пакетом.
  
  "Мой добрый граф,
  Твой светлый Град пал.
  Твой замок захвачен
  Коварным врагом...
  Это был старый замусоленный пергаментный листок из записной книжки маркиза Херога де Папю, который остался прикрывать их отход. Из приписки, сделанной торопливым почерком Кхмерки Блох было ясно, что гарнизон замок не сдал, выживших - нет, а сам автор был почётно казнён. Только ещё постскриптум: "В связи с чёткой адресацией письма, доставить по маршрутизации де Шабану Лайону лично"
  Вошли герцог Ле Жён и дон Даймонд Рыжкони. Лайон молча протянул им пергаментный лист. Те прочли его и, посмотрев на новоприбывших, сели к столу с ландкартой.
  - Послушайте, граф, - подошёл к де Шабану Ле Жён и, указывая взглядом в сторону нового Вице-Короля, спросил, - а может вызвать его на дуэль и просто убить?
  - Точно! - поддержал идею дон Рыжкони, - а потом, прямо на поле Ормаггеддона основывать своё рыцарское королевство!
  - Довольно, господа! - оборвал их де Шабан, - Сейчас наша задача экипироваться и уйти. У нас впереди - генеральное сражение. Только после него, подсчитав свои потери, мы вернёмся к разговорам о послевоенных перспективах.
  - Что ещё? - спросил Лайон у вестового.
  - Вот, - тот расчехлил высокий тубус и извлёк штандарт-флаг маркиза Херога де Папю, носившего турнирное прозвище Лось.
  Вошёл отец Аркадиус:
  - Ну, что ж! - громко сообщил святой отец, - Теперь к моей геральдической надписи можно смело добавить ещё и словечко "экс"! Вы представляете, консистория меня освободила от тяжкой ноши Вице-папской тиары!
  Все снова замолкли.
  Аркадиус огляделся:
  - О, Лось снова с нами! Его гордый стяг уже достиг нашей штабной линии! - Аркадиус подошёл к пропылённому штандарту и разгладил его, - Что в послании?
  - Видите ли, святой отец... - начал было Ле Жён, но его остановил В-тапках-на-подушку, - Маркиз передавал вам поклон, а нам сообщает, что, отягощенный обозом с ранеными и медлительной пехотой, несколько задерживается и, боясь не успеть к генеральному сражению, просит этим штандартом обозначить его ближайшую зону ответственности.
  - Прекрасно! - сообщил святой отец, - Как всегда неустрашимый Лось и гордый Лев будут соседственно развиваться на рубеже непосредственного соприкосновения с противником, и наш фронт в вашем лице будет неустанно двигаться вперёд!
  Все молчали.
  - Прекрасно! Прекрасно! - ещё раз проговорил Аркадиус, качнулся с каблука на носок, потом ещё раз, оглянулся, подмигнул герцогу Ле Жёну и покинул шатёр.
  
  ПОЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА
  В соответствии с прошлогодними планами на западных рубежах Империи планировалось развернуть четыре наступательных фронта: Северный, Северо-Западный, Западный и Юго-Западный. Границами между первыми тремя фронтами служили просто линии, нанесённые цветным карандашом на совершенно секретной карте, спрятанной в особо охраняемом сейфе великого Джима Урфина де Жюффа-Радченковича. А вот Юго-Западный фронт (земли Гуин-де Шабан) имел совершенно осязаемые, естественные границы.
  Северный фланг Юго-3ападного направления был непроницаемо закрыт полосой горных кряжей и болот, которая тянулась строго с запада на восток, от Урочища Распятого шута до порта Мимозыря в глубь вражеской территории. Плющное полесье - это абсолютно непроходимый для боевой техники той эпохи заболоченный, изрезанный сотнями мелких речушек холмистый и заболоченный лес. Говорят, там были деревни, в которых за много лет гоблинской оккупации так и не увидели ни одного вражеского солдата.
  Южный фланг фронта опирался на дельту Восьми Мученников (столь же непроходимую сеть больших и малых проток) и берега Малого Южного Моря. Таким образом, эта территория уже много лет представляла собой фактически изолированный, не имеющий оперативной связи с соседями театр военных действий. По плану этого года здесь должны были быть развёрнуты (с севера на юг) семь армий, имеющие в своем составе около семидесяти стрелковых и восемнадцать кавалерийских дивизий, усиленных лёгкой горной артиллерией.
  Фактически в конце зимы на южном театре военных действий было развернуто восемь армий. Шесть армий в первом эшелоне у границы и две в глубоком оперативном тылу.
  Теперь перейдем к оценке численности главной ударной силы Имперской Армии - по прошлогоднему плану в составе трёх фронтов ударно-наступательной группировки на Северо-Западе и в Центре развертывалось одиннадцать рыцарских корпусов и тринадцать пехотных бригад, пять копытных артиллерийских дивизий и шесть тяжёлых инженерных бригад. Однако к весне текущего года структура имперских войск первого удара была радикально изменена, бригады расформированы, а почти все дивизионы вошли в состав двадцати девяти ударных армейских корпусов .
  Трагедия города-крепости Ноблес состояла в том, что все эти, указанные выше, фронтовые соединения шли в обход Жабьей колесницы. А стоящие на относительно близких позициях генералы фон Ви, Каберне и Хуанкарэ не получали приказа продвижения вперёд, и не спешили форсировать события, не без основания полагая, что начавшееся наступление обречено на скорую остановку.
  
  ОТЕЦ II
  - Ну? - спросил де Шабан у вестового, который по-прежнему не спешил удалиться.
  - Прошу прощения, - отозвался вестовой, - А у вас случайно нет здесь рыцаря по имени Анди Дрэгон?
  - Есть Дрэгон, - лаконично ответил дон Рыжкони, - Есть.
  - Где он?
  - А вон там, сидит в телеге!
  - Спасибо! - Вестовой откланялся и подошёл к телеге, в которой спал Дрэгон. Будить усталого рыцаря он не решился и просто оставил неоднократно перлюстрированное письмо, вложив его в руки спящего.
  Когда Дрэгон проснулся, то удивлённо заметил в своих руках странно сложенные бумаги. Одну из них он развернул и заглянул в аккуратный, написанный мелкими чёткими литерами, текст.
  Дорогой сын!
  Мы так рады, что, наконец, получили хоть какую-то весточку от тебя! Ты пишешь, что неплохо устроился в доме ветеранов! Само собой, что эти новости, которые конечно уже устарели, очень обрадовали нас - ведь ты, наконец, нашёлся. Во второй половине Бабьего Оклопуса мы поспешно оставили родной дом, и после долгого пути я оказался здесь, на левом берегу Острова. Это место называется Дормаген, недалеко отсюда Ивдесса. Было трудно узнать, где ты и что с тобой, но после нескольких тяжелых дней в Столице, я обнаружил твоё имя в списках вольноопределяющихся информационной службы. Не раздумывая, я сел и написал тебе, чтобы отправить депешу полевой почтой юго-западного направления. После я сам отправился вольноопределяющимся в тыловую зону XI фронта. И вот нахожусь здесь и провожу тягостные дни, которые продолжаются и теперь. Ты всегда мечтал о Кресте за военные заслуги, я хотел заслужить его для тебя, но на этом фронте ничего не происходит, и кроме того у меня много других забот (по линии интендантства). Поэтому - никаких перспектив на отпуск... Буду очень рад получить известие непосредственно от тебя. От мамы я узнал о другом полученном письме, о том, что пока у тебя всё было хорошо. Учитывая теперешние обстоятельства, отпуск в Семилье - это истинная роскошь! Но сейчас, по моим расчётам, там, где ты находишься, скорее всего, снова происходят большие события. Надеюсь, что ты попал в экспедиционный корпус неустрашимого и несгибаемого фон Шишбургера, который сейчас делает большую дугу на север. Штабные здесь говорят, что наш фронт бросят ему в поддержку и мы с тобой, наконец, сможем увидеться - мне очень хочется обнять тебя! Пусть Бог продолжает хранить тебя так, как хранил до сих пор. Что же касается "сражения" у нас дома, об этом ты узнаешь от мамы. У нас хотят отобрать квартиру, вернее, твою комнату. Твоя мать в полном отчаянии. Боюсь, что у неё будет ещё одно нервное расстройство, а я не могу ничего сделать, так как нет никакой возможности съездить домой. Надеюсь, что Бог позволит восторжествовать справедливости и рассудку, даже в последний момент. Моя последняя надежда на то, что скоро всё закончится. Напиши мне, как можно скорее, и прими мои сердечные, наилучшие пожелания.
  Пусть тебе помогут мои молитвы.
  
  Вторая бумага, с гербовой печатью выпала из рук при разворачивании первого листа и Дрэгон её не заметил. Внизу треугольного вензеля готической вязью была сделана надпись: "ИЗВЕЩЕНИЕ НА ИМЯ АНДИ ДРЭГОНА" затем мелким шрифтом: "с прискорбием сообщаем вам о постигшей вашу семью утра-" (дальше лист загибался)...
  
  Метрах в пятистах новые господа уже осваивались на территории лагеря - заигрывали с маркитантками, пытаясь залезть им под юбки (те уже кокетливо хихикали, но пока ещё оказывали сопротивление).
  - Ещё вина, дружище! - крикнул дон Рыжкони квартимейстеру, однако тот и ухом не повёл.
  Тогда Даймонд поднял вверх пустой кувшин, перевернул его и для ясности картины потряс им в воздухе - давая понять, что сосуд опорожнён. Реакция оказалась той же.
  - Интересно, чтобы сказал сейчас отец Аркадиус? - риторически спросил Ле Жён.
  - Habet mundus iste noctes suas et non paucas! - проговорил вошедший в шатёр отец Аркадиус и с лёгкой улыбкой поманил пальцем к себе квартирмейстера, - Сиречь, у этого мира есть свои тёмные ночи, и их много. Иди-ка сюда, голубчик.
  Так как о смещении Вице-Папы его пока ещё никто не известил квартирмейстер не посмел ослушаться и двинулся к святому отцу. Шёл нарочито медленно, опустив голову, сунув руки в карманы и, делая вид, что прямо здесь и сейчас ему стыдно.
  
  ОРМАГГЕДДОНСКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ КЛУБ
  - Ну, вот и славно! - довольно улыбаясь, сказал де Шабан, выслушав командира разведывательным отделением Купбэрда по прозвищу "Шкаф".
  - Что, "Здравствуй Ормаггеддон?" - настороженно спросил отец Аркадиус.
  - Точно так! - ответил "Шкаф", - Мы в одном переходе от этого места!
  - И в полутора днях пути до падения Камня, - констатировал дон Рыжкони.
  - А что с преследователями? - спросил герцог Ле Жён.
  - Преследователями? - встрепенулся отец Аркадиус.
  - Да, - спокойно пояснил дон Рыжкони, - вчера мой арьергард заметил у нас в тылу небольшой отряд Гульфаков со штандарт-вымпелом генерала Бестиарза.
  - Небольшой? - недоверчиво переспросил Аркадиус, - Откуда вы знаете, что небольшой?
  - Да, - кивнул В-тапках-на-подушку, - Был бы большой, они бы на нас уже напали, а так просто следуют в тылу у четвёртой бригады и ждут, когда мы окажемся между более серьёзных формирований противника!
  - Так они висят у нас на хвосте, словно бы медленно затягивают удавку, - проявил способности к стратегическому мышлению Экс-Вице-Папа.
  - Глупости, удавка не пуповина - её и развязать можно! - парировал дон Рыжкони и ушёл проверять посты.
  Купбэрд посмотрел на всё это и сообщил:
  - "Я всегда тебе всё возвращаю!" - сказала хомяк, быстро запихивая в рот кусок сыра.
  - Спасибо! - спохватился де Шабан, - А тема нашего сегодняшнего заседания...
  
  ВРЕМЯ И ДИСПОЗИЦИЯ
  Седьмого Джуроля войска трёх фронтов продвинулись на расстояние прямой видимости долины Ормаггеддона. Получилось так, что Имперские армии шли тремя потоками: с юга - Максимельян Гугон Фриц фон Шишбургер (авангардом командовали надполковники Марат и Ко Та), арьергард колонны (бывший IV и V фронты) контролировал территории от Перевала Трёх волков - до Урочища Распятого шута. Огромной лавиной по центру - наступал маркиз Джим Урфин де Жюфф-Радченкович, в авангарде были отряды графа Гвидо Лузо до Вида и маркиза Роббера дю Туа-и-Аньян, в первой линии пехотной группы де Жюффа находился Святой Крест и Копьё Логина, под охраной корпуса кавалергардов Ивдессы, возглавляемых князь-епископами Акруа и Лидо. Арьергардом фронтового движения стал фронт номер XVI, растянутый тонкой линией от отрогов Жабьей Колесницы до перевала Угрюмого мастера. Северный клин наступления возглавил Изуар Блевон XXIII, граф Мунграхт, в его армии находились горцы, Тангейтская горная пехотная бригада, дворянское ополчение Мунграхта. Князь-епископ Иона Капосский командовал арьергардом, в который входили тамплиеры и визионеры северных командорий (Х фронт). В тылу северной группы продвигались обескровленные фронты XI и XIV, которые заняли территории, прилегающие к урочищу "Чёрное Седло" и вновь сформированный XX фронт, под командованием Утера герцога Капо, основной задачей которого был обход Ормаггеддона с севера и уничтожение гоблинской группировки прикрытия "Ночной охотник", которая также должна была обходить Ормаггеддонское поле с Севера. Кроме того, к передовой двигался личный корпус Дофина (фронт номер один), численностью порядка тысячи двухсот рыцарей, четырёх тысяч конных сержантов и около восемнадцати тысяч отборной пехоты. Мощной армией вторжения, оказалась группа бригад и корпусов, идущая с юга и возглавляемая четырьмя графами де Шабанами (Николосом, Деметрио, Кердылом, Артемиосом), выйдя на оперативный простор за Перевалом Голодных стихий, эта армада быстро захватила огромные территории юга и сейчас разворачивалась на "Христианию", оставляя в арьергарде II, VI, IX и XV фронты, а также: строго на запад наступали горцы Ос"Кавородла, побережье Внутреннего моря прочёсывала морская пехотная бригада маркиза Трухляндского, а также дворянское ополчение Уильгельма де Гуин, в тылу которых действовала сводная группа во главе с князь-епископом Беренгаром, в которую входили тамплиеры и визионеры южных командорий (III фронт ).
  
  НВ:Фронты за номерами 17, 18, 19 и 8 - остались в глубоком тылу на позициях, которые занимали войска до глобального наступления. Согласно замыслу ген.штаба Империи, они сохраняли оборонные рубежи в период доукомплектации. Фронт номер 12, к сожалению, существовал только на картах, где была изображена Христиания, во главе с пресвитером Иоанном. Вообще не было указания на присутствие фронтов с номерами 7 (видимо, чтобы командиры не завидовали и не соперничали за этот номер) и 13 (судя по всему - эта цифра традиционно ассоциировалась с неудачей).
  
  ОРМАГГЕДДОН: ПЕРВАЯ ФАЗА СРАЖЕНИЯ
  Передовые отряды авангардов подошли к селению Бестутдытция, располагавшемуся в пяти километрах от Шмуриады. Позиция наступающей армии Ко Та растянулась на два километра. На её левом фланге были лесистые склоны, оканчивающиеся небольшим холмом, на котором стояла деревня Скиред. На правом фланге находилась заброшенная деревня Кродея, располагавшаяся на заросшем лесом холме. Впереди возвышались "Рога Ормаггеддона" с правой стороны которых, виднелось небольшое озеро.
  Армия орков, заняла следующие позиции. Сводный отряд орков и наездников на волках Пакипарока расположился на плато между Скиредом и Рогами Ормаггеддона, тем самым, перекрыв дорогу к источнику воды, который находился в самой деревне Ормаггеддон. Войска гоблинов Бестиарза удерживали холмы вокруг Кродеи, преградив путь к небольшому озеру ("меченый корпус" Бестиарз держал в тылу, планируя ввести его в бой в финальной фазе битвы). Отряд хоб-гоблинов предгенерала Минигоги находился внизу на равнине недалеко от Имперского аванпоста. Предположительно, Бестиарз собрал под своими знаменами двенадцать тысяч хорошо подготовленных кентавров и тридцать три тысячи менее эффективных войск.
  На протяжении ночи обе армии были настолько близко расположены друг от друга, что их пикеты могли переговариваться между собой. Страдающие от жажды и очень уставшие латники Ко Та всю ночь слышали бой барабанов и ужасные звуки, доносившихся из стана врага.
  Кроме того, Бестиарз приказал на протяжении всего узкого перешейка, который был единственно-возможной с точки зрения удобства и скорости дорогой наступающей конницы фон Шишбургера, с подветренной стороны выложить сухой кустарник.
  Рано утром девятого Жаруля армия Ко Та проснулась и приготовилась двинуться в путь. Надполковник Ко Та лично принял командование авангардом армии, в который стали вливаться отряды из подходившего контингента Марата. Имперская армия уже была готова выступить по избранному пути, а Бестиарз даже не пытался хоть как-то воспрепятствовать их приготовлениям, возможно, он всё ещё сомневался, где имперцы нанесут основной удар, в направлении деревни Ормаггеддон или же по позициям его укреплённого на скорую руку лагеря.
  Момент, когда был зажжён сухой кустарник, трудно определить . После того, как авангардная армия выступила из своего лагеря, несколько рыцарей, имеющих опыт пехотной наступательной войны в Урочище Распятого шута, предложили Ко Та осуществить внезапную атаку на позиции Бестиарза. Но их предложение было отклонено и армия начала свой марш к Ормаггеддонскому ручью, который находился в пяти километрах от лагеря, в обычном боевом порядке с пехотой, лучниками и арбалетчиками по периметру, внутри которого располагалась кавалерия, готовая в любую минуту контратаковать из глубины каре.
  Бестиарз тотчас же послал свой центр и возможно левый фланг, под командой Минигоги в атаку. Тамплиеры контратаковали одновременно с авангардом барона фон Шишбургера, направившим свой отряд против Пакипарока и правового фланга наездников на волках, заблокировавшего пехоте продвижение вперёд. Во время этой схватки Бестиарз потерял одного из своих наиболее приближенных Комолых - молодого Муздука-СюЗю, который сражаясь на правом фланге, врезался в ряды латников Ко Та и вызвал надполковника на поединок, но был сброшен с лошади и обезглавлен.
  Лёгкая рыцарская конница сумела отбить первую атаку Бестиарза, но потеряла много лошадей. Однако более важным было то обстоятельство, что мораль Имперского войска была надломлена и некоторые латники Ко Та начали отступать в северо-западном направлении.
  
  Ставка Бестиарза
  Бестиарз в окружении нескольких колдунов стоял над мерцающим шаром:
  - Пехота противника чрезвычайно утомлена, поэтому: то тут, то там появляются отряды, которые томимые жаждой, направляются к озеру, которое находится гораздо дальше, чем родник в Ормаггеддоне .
  
  ПРИМЕЧАНИЕ: Имперские хроники настаивают на том, что латники Ко Та пытались добраться до Рогов Ормаггеддона первыми, не дожидаясь подхода фон Шишбургера. При этом большинство современных исследователей (например, А. Гидревич, А. Соломеин и И.А. Папушев) отказываются объяснять, как пехотинцы Ко Та собирались достичь своей цели, когда у них на пути располагался центр армии Бестиарза. С другой стороны, сравнивая шансы и возможности внезапного прорыва пехотной бригады к командным высотам, военные историки-медиевисты П. Винарский, Н. Пименова и депутат А. Шашкевич, допускают вероятность вынужденных действий бригады в условиях быстро меняющегося каскада диспозиций.
  
  - Запомните, Бестиарз, вашей основной задачей по-прежнему является блокада источников водоснабжения в Ормаггеддоне и берегов озера, - раздалось из шара.
  - Хорошо, мой господин
  - Расположите войска полумесяцем: Пакипарок пусть прикрывает путь к деревне Ормаггеддон, посредством удерживания позиций от подножья Рогов до Скиредского холма. Центр гоблинской армии располагается между подножием Рогов и Кродейским холмом, тем самым, перекрывая главную дорогу к Шмуриаде. Отряд Минигоги пока, пусть находится между Кродеей и строящимся укрепрайоном Жуфро, перекрывая путь отступления на запад к роднику в деревни Тьмураан.
  - Кроме того, я опасаюсь, что латники Ко Та смогут прорваться к озеру, поэтому и дал прямое указание любой ценой остановить имперские войска, двигающиеся в этом направлении.
  
  Подобное расположение орко-гоблинских отрядов предполагало логичное направление атаки барона фон Шишбургера, а именно нанесение удара по слабому звену, возникающему на границе соединений отрядов Пакипарока и Бестиарза. Если бы это было основной задачей армии Ко Та, то, пехота, выдвинувшись в западном направлении, могла надеяться прорвать линию противника и достичь небольшого озера, которое всё ещё можно было увидеть справа от Рогов Ормаггеддона.
  Тем временем, Бестиарз готовил главную атаку своей кавалерии кентавров, на спины которых садились азенахи, вооружённые дротиками, луками и арбалетами. С целью отражения этой атаки, передовой отряд Гвидо Лузи до Вида, подошедший к месту стоянки арьергарда Ко Та, остановился и начал ставить шатры, примерно в это же время на холмах "рядом с горами" появились артиллеристы Хантера - недалеко к востоку или юго-востоку от Рогов. Дым от зажжённого кустарника теперь сыграл свою роль, закрывая поле сизой дымкой и не позволяя правильно целить в противника. Ветер дул, как обычно в это время года с запада. Гоблинские лучники и алебардисты, выполнив свою задачу, теперь действовали самостоятельно в лесистых холмах между Жуфро и Скиредом. Оркские части, брошенные в первой части битвы на отражение пехотного прорыва и всё ещё расположенные вокруг Рогов Ормаггеддона, также страдали от едкого дыма до тех пор, пока отряды Бестиарза и Пакипарока не разошлись в стороны.
  Примерно в это время барон фон Шишбургер предпринял свою известную атаку в северном направлении, в результате которой сумел избежать разгрома, постигшего армию Ко Та. Это не было актом загнанного в угол отчаявшегося человека, но была атака, направленная на разрыв гоблинской линии и предоставление пехотным отрядам возможности достичь воды в деревне Ормаггеддон.
  Генерал Пакипарок, уже сталкивавшийся с "железнобокими" фон Шишбургера у Распятого шута, даже не пытался остановить тяжёлый конный отряд, наоборот, он приказал своим легковооруженным солдатам пропустить всадников, не вступая в бой. Ничего другого Пакипарок сделать не мог, потому как выдвини он своих людей на Скиредский холм, пропуская кавалерию барона фон Шишбургера, то он бы совершенно открыл проход между его войсками и отрядом Бестиарза, располагавшегося к югу от Рогов Ормаггеддона, поэтому его воины просто разошлись в стороны, а после сомкнулись вновь.
  
  Однако, замешательство в рядах имперской армии становилось всё сильнее, и большая часть пеших воинов устремилась к Рогам Ормаггеддона, где они заняли позицию на северном Роге.
  Возможно, Имперская пехота двинулась на северо-запад для поддержания кавалерии фон Шишбургера, а может просто в надежде прорваться через брешь, образовавшуюся в рядах гоблинов Пакипарока, в результате атаки барона. Теперь Пакипарок был готов бросить вперёд своих наездников на волках, чтобы окончательно блокировать проход к Ормаггеддону, однако пехотинцы Ко Та получили неожиданное подкрепление в лице подоспевшей к этому моменту основной части бригады Марата и удержали, находившийся слева небольшой северный Рог.
  С другой стороны латники Ко Та, несмотря на приказы надполковника непростительно далеко отошли от кавалерии Лузи до Вида, продолжавшей сражаться вокруг расставленных шатров. Оказавшиеся незащищенными лошади рыцарей были перебиты оркскими лучниками, и уже большая часть рыцарей сражалась в пешем строю.
  В этой ситуации Гвидо Лузи до Видо ничего не оставалось делать, кроме как отдать приказ армии занять большой, с плоской вершиной южный холм, в седловине которого был установлен ярко ало-красный шатёр де Жюффа, выделявшийся на фоне пустынного пейзажа. Таким образом, авангард Имперской армии теперь полностью располагался на Рогах Ормаггеддона. Пехота на северном и западном, кавалерия и пешие рыцари на южном холме.
  Наконец боевой дух бойцов необычайно поднялся - под гром барабанов и фанфары на поле последней битвы прибыл основной корпус маркиза де Жюффа. В первой линии наступающей пехотной армады были видны Святой Крест и Копьё Логина, под охраной корпуса кавалергардов в красных плащах, возглавляемых князь-епископами Акруа и Лидо.
  
  P.S.: Момент, когда был захвачен Святой Крест не известен, но то что это было сделано отрядом Пакипарока не вызывает сомнений. Одни источники указывают, что Пакипарок предпринял мощную атаку, после того как позволил барону фон Шишбургеру прорваться через линию своей лёгкой пехоты. Но абсолютно понятно, что Пакипарок, не дожидаясь разворота вновь прибывших частей в боевой порядок, приказал своим всадникам на волках атаковать имперские бригады прямо на марше. В результате этой атаки князь-епископ Акруа был убит, а Святой Крест попал в руки Пакипарока. Другие же полагают, что князь-епископ Лидо, после гибели епископа Акруа, перевёз Святой Крест на южный Рог, где он был окончательно захвачен во время одной из последних атак гоблинских отрядов. Когда прошёл слух о том, что реликвия была потеряна, дух Имперского войска, находящегося на Ормаггеддонском поле, был окончательно подавлен. Всем стало ясно, что скорой победы не будет. Де Жюфф, сразу же после того, как вступил в командование, отдал приказ о немедленном извещении всех наступающих команд о том, что битва приняла хаотический характер, и что до вступления основных сил на равнину близ Ормаггеддона необходимо перестроить походные порядки в боевые.
  
  Ставка Бестиарза
  - Мы взяли инициативу боя в свои руки! Теперь нам необходимо атаковать! Атаковать! И ещё раз - атаковать! - продолжал приказывать голос из мерцающего шара.
  - Мы довольно сильно потрёпаны, мой господин, - доложил шару Бестиарз.
  - Я позволяю вам ввести в бой резервы, наш город приближается к Ормаггеддону максимальной скоростью и в ближайшее время! Вы понимаете, что у нас сложилась уникальная возможность - так как все имперские части подходят к полю разрозненно и в походных порядках. Мы получили шанс разбить наступающего противника и повернуть наше отступление в контрнаступление назад - к перевалам!
  
  Всю вторую половину дня орко-гоблинская армада продолжала атаковать Рога Ормаггеддона со всех сторон. Склоны северного и восточного холмов были слишком отвесными для кавалерии, поэтому здесь действовала гоблинская пехота и после жестокого боя латники, оставшиеся в живых, сложили оружие. Бестиарз также отдал приказ Пакипароку атаковать рыцарей Лузи до Вида укрепившихся на южном Роге. Склоны южного холма были более пологими, поэтому Бестиарз, возглавив атаку кентавров, и захватил этот участок. В то время как гоблинская пехота сражалась на северном Роге, Пакипарок с кентаврами, атаковал седловину между северным и южным холмом.
  В этот момент часть рыцарей, у которых ещё оставались лошади, перегруппировалась и предприняла две дерзкие контратаки. Одна из этих атак подобралась настолько близко к Бестиарзу, что было слышно, как один из рыцарей выкрикивал: "Изыди с дьявольским обманом!". Вполне возможно, что некоторые латники Ко Та всё ещё надеялись убить командира, наступающих орков, тем самым, вырвав из рук врага победу. В это время, центр гоблинской армии сместился вправо к подножию Рогов.
  Дважды всадники на волках атаковали склоны, прежде чем сумели захватить седловину между Рогами. Молодой Центровой Наболт, находившийся рядом с Бестиарзом уже громко кричал:
  - Победа! Мой господин, мы снова сломили их - Мы победили!
  Однако Бестиарз повернулся к нему и сказал:
  - Нет! Мы победим их и разобьём наголову тогда, когда красный шатёр де Жюффа рухнет в пыль!
  В этот момент орки пробили себе путь к южному холму, и кто-то подрезал верёвки ало-красного шатра. Это, как и предсказывал Бестиарз, обозначило конец битвы. Измученные латники падали на землю и сдавались без дальнейшего сопротивления. Однако тогда ещё никто не знал, что де Жюффа в шатре не было (и быть не могло). Пока шёл бой за шатёр Верховного главнокомандующего, Джим Урфин де Жюфф-Радченкович занимался перегруппировкой подходящих боевых частей и уточнением диспозиций.
  
  Штаб Джима Урфина де Жюффа
  Однако прорвавшийся отряд добрался даже до батальонного командного пункта, обслуживавшего де Жюффа. Только там с прорывом было покончено точными выстрелами отряда лучников личного боевого охранения. Находясь в бездействии в резерве, многие могли наблюдать за тем, как артиллеристы давали противнику сначала приблизиться, а потом с расстояния тридцати, а то и менее метров стреляли в него.
  Через несколько часов, гоблины снова пошли в атаку на основную оборонительную линию. Теперь в атаку пошли тяжёлые ящеры, с которых стреляли из пушек и арбалетов, в то время как имперская армия всё ещё находилась под мощным влиянием известий о страшной неудаче в начале генерального сражения.
  
  Левый фланг.
  Из-за чудовищ, проломивших пехотные заграждения, показалась гоблинская пехота знаменитого "меченого корпуса", и уже наметился новый ещё более глубокий прорыв. Под сильным огневым прикрытием прибыл порученец из Штаба Марата и сообщил то, что всем было ясно и без его слов. Удерживать позиции уже не было возможности. Обер-лейтенант Хайм-Байер, не дожидаясь приказа сверху, решился отступить на несколько сот метров. По его приказу вся рота перебежала через короткий отрезок ровной местности.
  Когда они оказались на одной линии с командным пунктом роты, на краю небольшой впадины их встретил командующий батальонной линией маркиз Анри Коль-Хаузер, личный адъютант Ко Та - он стоял прямой, неподвижный и без укрытия. Только его влажные глаза показывали, насколько всё это задело его. А потом раздались слова, полные горечи и страдания: "Байер, друг, нельзя же так бежать вместе со всеми!" Было видно его потрясение оттого, что имперские пехотинцы уступили давлению противника и оставили с таким трудом взятую позицию без приказа свыше. Тот факт, что это произошло в форме упорядоченного отхода, и что сразу после этого люди снова заняли оборону, не изменяло ничего в этом невообразимом случае. Прежде таких событий в истории полка никогда не бывало.
  Вечером на носилках принесли Ко Та - он оказался ранен в ногу. Ко Та вызвал бэтмена и продиктовал депешу де Жюффу:
  - Мы проиграли бой на Рогах, но половина плато Ормаггеддона теперь полностью под нашим контролем. Ночью необходимо переодеть молодых в костюмы ветеранов. А артиллеристы должны прямо на рассвете начать загонять нашим визави вилы бок!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"