Он родился утром, ясным солнечным утром. Чирикали за окном воробьи, его сестренка мирно посапывала возле матери, а он лежал в стороне, безучастный ко всему. Я попробовала его накормить, но молоко лилось из носа, а он захлебывался судорожным кашлем. У крохи не было нёба, совсем не было, нос и рот были единой полостью. Дышать он мог, пить - нет. И я убила его. Потому что не хотела, чтобы он тихо угас от голода. Лучше сразу.
     Я отвезла его в клинику, где ему сделали укол, а потом долго, бесконечно долго держала в ладонях холодное тельце, сторожа сердцебиение и дыхание. Их не было. Я похоронила его во дворе под берёзой, и багровое солнце ласково гладило маленький холмик.
      "Всё проходит, пройдёт и это". Время осыпа́лось сухим песком, а я старательно загоняла в глубины памяти то, что упорно стояло перед глазами. Крошечный белый мальчик. Мёртвый.