С НАЧАЛА. Я начал писать это около года назад, когда мой пациент, столетний старик, подавился завтраком, которым я кормил его с ложечки, стал задыхаться, потерял сознание, и его забрала скорая. Когда я позвонил его родным, мне сказали, что он в коме. Через неделю он помер. Я оказался без работы. У меня было время, чтобы писать. Это была моя детская мечта. Я читал книги, запоем, и не представлял себе, что я буду делать, если не писать. Когда я кончил школу, я не знал, в какой институт пойти учиться, и мой друг выбрал мой институт за меня. Я проучился там год, и вылетел. Через месяц меня забрали в армию, и мой писательский опыт обогатился. Но писать я пытался только один раз, в шестом или седьмом классе. Я написал две или три страницы ( как я это называл, научной фантастики, что-то о путешествии на Марс), причём писал на пару с одним приятелем из класса. Но что-то у нас не пошло, и я лишь продолжал читать, и не делал попыток писать. Я писал и писал, писал по-английски, писал по-русски, и почему-то я всё время писал о книгах, которые я прочитал. В школе наш классный руководитель заставляла нас писать о книгах, которые мы прочитали за лето. Я не помню, чтобы я на самом деле задумался о том, что я прочитал, я читал запоем, проглатывал книги, мне в голову не приходило писать критические статьи о них. Но такое впечатление, что что-то всё-таки осело в моей голове, и когда я пытаюсь писать о себе, вылезают какие-то книги. Иногда я думаю о своём генеалогическом древе. Я вспоминаю почему-то фильм "Крамер против Крамера", Максима Каммерера из Стругацких, космонавта Севастьянова. У меня был страх в детстве: я боялся, что Солнце упадёт на Землю. Это был тайный страх, я никому об этом не говорил. Занимаясь своими детскими делами, я смотрел иногда на Солнце украдкой, и поскольку я смотрел пристально и долго, оно как будто крутилось с бешеной скоростью, становилось всё ярче и мне казалось, увеличивалось в размерах. Я думал, что учёные, конечно, знают об этом, но держат это в секрете, чтобы никого не расстраивать раньше времени. Не помню, как я избавился от этого страха. Одно из моих первых воспоминаний - я лежу на кровати в комнате в коммунальной квартире в Автово, в которой жил Борис, нынешний муж моей мамы. В комнате темно, горит только лампа на столе, который весь завален радиотехническими деталями. Включено радио, Борис крутит настройку, музыка, иностранные голоса, радиопомехи. Борис что-то чинит, то ли радио, то ли ещё какой-нибудь прибор. Двадцать лет назад я жил в Ленинграде, учился в медицинском институте и читал книги об искусственном интеллекте. Я сидел на семинарах по фармакологии или биохимии, на задней парте, и читал толстую философскую книгу про искусственный интеллект, могут ли машины думать, за и против. Мой коллега, студент из Цейлона, читал, тоже по-английски, про Джеймса Бонда. У него был учебник по анатомии не такой, как у нас всех, профессора Привеса, а английский, под названием "Анатомия Грея"( позже я узнал, что есть такой сериал). Как-то раз он пригласил меня к себе в общежитие и угостил чаем. Он хотел сделать мне приятное и положил туда восемь ложек сахару. Я, хоть и "сахарный" (временами), не нуждаюсь в таком услащении моей жизни. Сейчас я вообще пью чай и кофе без сахара, а тогда пил стакан чая с двумя ложками. Кстати, об "Анатомии Привеса". Не всегда новое лучше, чем старое. Моя мама, которая тоже училась по "Анатомии Привеса", вспоминает, что раньше, наряду с атласом Синельникова, существовал и учебник анатомии Синельникова, как она говорит, очень хороший. Но Привес победил, а вместе с ним и его учебник. Наша семья знакома с дочерью профессора Привеса, она замужем тоже за одним профессором, профессором биохимии. Я помню, приходил к ним домой за чем-то и видел у него на столе французский журнал "Biochemie", что звучало гораздо завлекательнее, с французским шармом, чем просто "биохимия". Не знаю, каков учебник "Grey's Anatomy", я никогда его не читал(хотя не так давно скачал его как е-бук, из чувства ностальгии). Я любил анатомию, любил латинские названия костей и мышц, и воспоминания об анатомии - одни из самых запомнившихся из мединститута. Я даже написал реферат про гипофиз, и получил третье место в соревновании по латинскому языку, хотя какой латинский язык, мы учили его ради анатомии и фармакологии, и в этом соревновании был, например, такой вопрос : любимые ленинские латинские изречения. В этом вопросе я был слаб, я не настолько знал Ленина. Я помнил только qui bono? Cum grano salis, и, может быть, что-то ещё, я сейчас не помню. Сам я любил humanum erratum est, что и поставил в виде эпиграфа к своему реферату. Я помню, как-то я случайно встретился с победителем этого соревнования, в милицейском "газике", мы, студенты 1-го Медицинского института, должны были принимать участие как добровольцы в анти-алкогольных рейдах милиции и дежурить в вытрезвителе, который располагался тут же, рядом с институтом, на Скороходова. Я дежурил всего один раз, и это оставило у меня неизгладимое впечатление. Так вот, победитель оказался, конечно, евреем, и надменно выслушивал мои вопросы, где он так хорошо выучился