Солнечные лучи бликовали на тонированных стеклах парт, ярусами взбиравшихся к потолку. Русые, темные, светлые головки дружно, подсолнухами, тянулись к апрельскому небу за стеклом, с тоской и зевками ожидая конца занятий.
- О Аллах, когда ж это кончится, - прошептала Зейнаб, пихнув меня локтем в бок, и сунула что-то в ладонь. Это оказался кусок пастилы, я отломила немного, передала дальше.
За окном вставали недостроенные блоки новых, нью-технологичных этажей соседнего корпуса. Может быть, Денис был бы рад этим чудесным, рвущимся ввысь конструкциям - он ведь когда-то хотел стать архитектором. Когда-то, до начала эры... Огромное кучевое облако раскаленной кипенью наплывало на верхние этажи, шапкой воздушных сливок венчая будущий "Институт свободы и права". Лектор резко каркнула с подиума на своем трескучем языке, став еще больше похожей на ворону-альбиноса, ее тощий палец уперся в Айше Сахаутдинову.
- Смотри, Айше, ты пишешь в сочинениях, что тебя все устраивает! А сама опять пришла в своем платке, а такие красивые ноги спрятаны под балахоном, лицо под паранджой! Тебе, наверное, родители не позволяют одеться нормально?
- Мне так нравится, - упрямо, исподлобья глядя на лектора, процедила Айше. - Кстати, паранджу я не ношу.
- Как тебе может нравится то, что тебя повсюду ущемляют традиции, религиозные принципы, родительская воля, стереотипы? Ты стеснена в выборе образования, карьеры, профессии, тебе никогда не позволят стать проституткой или моделью! Ты носишь платок, который скрывает твои волосы! А посмотрите на Зейнаб! - лекторша патетически простерла ладонь к моей соседке, и Зейнаб от неожиданности поперхнулась пастилой. Золотые очки сползли на нос, отчего ее круглое личико приобрело комичное выражение.
- А?.. я ничего, - пробубнила Зейнаб с набитым ртом, пытаясь не рассмеяться. Я стукнула ее по спине, из длинных рукавов Зейнаб вылетел целый арсенал восточных сладостей. Тут уж грохнул весь класс.
"Ворона" подождала, пока все отсмеются, и продолжила с пафосом:
- Зейнаб... Ты не свободна, но что хуже всего - неволя закрывает тебе глаза, как твоя параджа! Ты скрываешь такое красивое лицо от чужих взглядов, и никто не может оценить твою прелесть! Человеко-ребенок, аргументируй свой выбор! Ты же прекрасно знаешь, что достаточно написать заявление, и ты будешь полностью эмансипирована, защищена от власти родственников...
- Ничего, мне все видно, - ответила отсмеявшаяся Зейнаб. - Если у меня закрыто лицо, не все мужчины смогут оценить его достоинства. Но ведь у многих закрыты грудь, лобок и ягодицы, и их тоже не каждому позволено оценивать!
Ярусы одобрительно зашумели. Но нашу училку так просто было не взять:
- Вот именно! Из-за глупых предрассудков вам не дано наслаждаться новыми модами в лобковых стрижках! - парировала она. - Можете завидовать мне!
И она, встав из-за стола, во всех ракурсах продемонстрировала свою прическу. Бог ты мой, любого мужика бы вывернуло от этого кустика... Мальчики из параллельного, говорят, блевали. Ну, да такая красота, конечно, на любителя.
Но я бы на ее месте закуталась по уши, чтоб и нос не торчал.
- Айше! - к Айше эта ворона цеплялась больше других. - Вот скажи, почему в вашей Аравии...
- Я не из Аравии. Это Зейнаб из Аравии.
- Почему у вас, на востоке, когда я приезжаю с лекциями, я должна носить какой-то дурацкий хиджаб? Я же не запрещаю тебе здесь, в дип-пространстве лектория, ходить в своей одежде? Почему мне у вас нельзя ходить в своей? Где же тут свобода выбора, в которой ты пытаешься убедить меня в своих сочинениях? Почему мы разрешаем вам следовать своим традициям, даже совершать намаз, а попробуй у вас заняться в кафе, скверике или общественном транспорте рекомендованными мне трижды в день лечебными процедурами - сразу скандал и "вызовите полицию"?!
Айше не ответила и, демонстрируя нежелание обсуждать лечебную мастурбацию "вороны" - любимую тему ее последних разговоров - углубилась в книгу. Мне отсюда видно не было, что она читала - может, Коран, а может, "Историю искусств": Айше увлекалась живописью.
- Кстати, о сексе, - внимание лекторши переключилось на Вивьен, католичку в предельно откровенной одежке. Мне всегда казалось, что этот топик-которого-нет она носит, чтобы подразнить "ворону". Одежда "вороне" нравилась, а вот убеждения Вив - не очень.
- Вивьен! Скажи, неужели тебя не смущает само предположение прожить всю свою половую жизнь с одним человеко-мужчиной?
- Я по любви хочу, - сказала Вив, полируя ногти. - Он будет самым лучшим.
- Кристиан, наверное, - прошептала Зейнаб, подмигнув. - Знаем-знаем, кто он, единственный ...
- Как же ты можешь сказать, что он будет лучшим, если не попробуешь других мужчин? - завела старую пластинку наша ворона. - Как ты можешь об этом судить, ты же еще вообще девственница! Даже вибратором не пользуешься!
- Мало ли о чем мы судим, не зная и не пробуя... Как я могу, к примеру, знать, женщиной быть лучше или мужчиной лучше, если я пол не меняла? - рассудительно парировала Вив.
- А что плохого в смене пола?
По залу пронесся шумный выдох, смешки.
- Интересно, а она всегда была такой уродиной, или когда-то была уродом? - шепнула Зейнаб.
Да уж, если наша "ворона" меняла пол, могла бы сделать себе заодно пластическую операцию. Хотя они все такие... пришельцы оказались млекопитающими, обликом и пропорциями мало отличающимися от человека, но было в них что-то такое, что делало их похожими на курицу, размороженную в микроволновке: влажно-мягкую сверху, подмороженную внутри. Имелись и другие расы, но лекции по праву нам читали в основном эти, щипанные - с тонкими гусиными шейками, круглыми черными глазками, причудливыми хохолками над бритыми черепушками - по последней моде, с тощими грудками, венчавшимися скукоженными сосками. Мальчишки из параллельных классов делали вид, что их вроде бы выворачивает, когда скабрезно обсуждали на переменах тощие ножки и жидковатые "пилотки". Про последние моя бабушка говорила - "их бы на газу опалить".
Я не знаю, почему нас учили раздельно с мальчиками - вряд ли из соображений скромности, видимо, для этого были какие-то особенные педагогические и психологические причины.
- Девочки-люди, не отвлекайтесь! - "ворона" постучала каблуком по полу, призывая к порядку. Шпильки на синеватых окорочках не делали ее сексуальной. Курица на шпильках - что в этом может бывать привлекательного?
Я машинально поправила лингвоанализатор, вспомнив о "необязательном зачете". Послушать придется, а то еще один курс этой мути пропишут. Положив голову на руки, я наблюдала, как близняшки-хасидки корчили рожи нашей "вороне" - ее труднопроизносимое имя не являлось обязательным для запоминания, и нам это "щипано-пернатое" сразу представили как Либерти - без отчеств, всяких "мэм" и "мадам", и прочих унижающих достоинство школьника обращений.
- Итак, мы с вами пришли к выводу... - ага, "мы пришли", конечно... - К обоснованному выводу о том, что так называемое уважение к отцам и матерям и почитание старших, которых придерживается большинство из вас, является пережитком, стесняющим права и свободы граждан. Что в том, что они вас старше? Кому нечем больше хвалиться - хвалится возрастом...
Мы ее, правда, почти сразу прозвали Либидо. Она, на удивление, не обиделась, и, подозреваю, даже гордилась новым имечком. Потом, для краткости, Либидо трансформировалось до Либби и "общипанной Либби".
Другие, чаще малоцензурные варианты имени нашей нравоучительницы тоже присутствовали - на каждом языке свои.
- Психологи сообщают, что в вас заложен комплекс жертвы, - монотонно бубнила Либби, трепыхая своими окрылками. - Вы готовы потратить свою жизнь на родителей, мужей, детей... Этот глубоко укоренившийся комплекс характерен для всей вашей цивилизации. Вы - цивилизация жертв, и с этим надо как-то бороться...Михайлова, ты, кстати, что жуешь? У тебя же пост!
Я поперхнулась. Вот ведь су...
- А пастила постная, - вмешалась Зейнаб. - Я знаю, что у русских пост, поэтому специально пастилу принесла.
- Диет, что ли, мало? Зачем насиловать свой организм, из-за каких-то невнятных духовных соображений ущемляя себя, когда существует такое количество замечательной пищи?
- Я, кажется поняла, что вы имеете в виду, - серьезным тоном заметила Наташка Ядова. Говорила она очень серьезно, но класс притих в радостном ожидании - Наталья свою фамилию всегда оправдывала. - Рассказываю. Презентация, значит, фуршет. Встречаются два друга, один ест, подкладывает, второй как-то не очень. "Ты чего не ешь?" - спрашивает его первый. "Да как-то не хочется". - "А ты что, ешь только когда хочется?" - "Да". - "Ну ты прям как животное!"
- Именно! - обрадовалась Либби. - Не совсем, конечно, в тему, но именно в таком контексте!
Смеялся уже почти весь класс. Девочкам, у которых лингвоанализаторы не совсем точно передавали особенности языка, смысл объясняли подружки. Либидо нахмурилась, понимая, что что-то сказала не то, что-то, что до конца испортило ее замысел. Эти чудики плохо понимают смысловые оттенки нашей лексики.
- Вы неадекватные, плохо понимающие тему человеко-дети, - заключила она. - Поэтому я буду вынуждена в четырнадцатый раз за этот месяц повторить вам. Ваша цивилизация застыла на первобытном уровне, когда необходимость сохранения вида была выше закона сохранения отдельной особи. От особи требовались жертвы, у конгломерата особей зародились принципы "я забочусь о детеныше, детеныш позаботится обо мне", у особей появилась такой психологическая особенность, как совесть, которая должна была регулировать поведение особей в целях недопущения разумно-эгоистичных, но иногда негативных для всего вида поступков. Эти первобытные особенности вашей цивилизации следует побороть, точно так же, как разум поборол первобытные инстинкты, заставляющие самку искать самого сильного, самого привлекательного, единственного самца, который сможет обеспечить выживание ее потомству. Сейчас, когда воспроизводство цивилизации может регулироваться на уровне плановой инкубации, нет необходимости в этих инстинктах и жертвах! Поэтому нет смысла продолжать вести себя, как животные...
Ну вот, опять она насчет торжества человеческого разума над половыми гетероинстинктами... Хорошо хоть лесбо-тренинги по развитию толерантности отменили, дошло, что пассивный отказ может перерасти в активные погромы... Не сразу дошло, конечно, они же тупые, а когда мальчики своих нравоучителей по стенке размазали: что-то как-то не покатил им ролевой психологический тренинг "Гомокруг"...
Картинки сменялись, доказывая нам нашу патологическую ущербность.
- Мы пришли дать вам свободу! - с пафосом воскликнула Либби, смешно раскорячив свои синие куриные лапки.
- Без-воз-мезд-но? - с прононсом вопросила Наташка.
- Конечно, - ответила ворона.
- Значит, даром.
Наташа вздохнула, а мы засмеялись.
- А сыр вы не раздаете? - невинно поинтересовался кто-то с четвертого ряда. Ярусы грохнули хохотом.
Либби, как всегда, прощелкала смысл вопроса - она еще плохо секла в наших оборотах, поэтому не всегда могла отреагировать как надо. А земные девчонки, даже если лингвоанализаторы и тормозили, все равно все всегда понимали, на каком бы языке ни было сказано. Как-то мы все друг друга понимали. А пришельцев - нет. И они нас - нет. Некоторые земляне нас, впрочем, уже тоже разучились понимать.
- Я вам еще раз объясняю, - надрывалась "ворона", и ее платиновый хохолок топорщился над лицом цвета серой муки. - Я в девяносто четвертый раз объясняю концепцию разумного эгоизма! Почему вы такие непонятливые!
- Отключила бы я ее, да нельзя, - пробормотала соседка. - Сидеть здесь - только время тратить, а потом до ночи задания готовить...
- Посещение общеобразовательных уроков свободное, - ответила я. - Тебе ж сказали - можешь вообще не учиться. Все равно пособие будет капать...
- Чего ж ты свою филологию зубришь? - огрызнулась Зейнаб.
- А все потому же.
Почти не таясь, я достала томик Петрарки, перелистнула несколько страниц.
- Михайлова!
Опять началось...
- Михайлова, что ты читаешь?
- Петрарку.
- А... ну конечно, Лаура и Петрарка. Еще один пример навязывания традиционных стереотипов через печатные тексты. Михайлова, возвращаясь к сегодняшней теме... ты помнишь, кстати, какая у нас тема?
- "Цивилизация жертв", помню, а как же.
- Ну, уж тебе-то должно быть особенно ясно... Ты же хорошо помнишь своего двоюродного брата, Дениса? Хорошо помнишь?
Я медленно кивнула.
- Тогда ты должна помнить, что он погиб зря! Он погиб зря!!! - в голосе Либерти звучало неприкрытое торжество.
Возмущенное перешептывание пронеслось по ярусам.
- Я думаю, мой брат погиб героем, - спокойно ответила я. Никогда еще не хотелось ободрать это пернатое, как сейчас.
- Он. Погиб. Зря, - злорадно отчеканила Либби. - Не "за други своя", как говорят у вас - а - зря! Зря! Зря! Хотел пожертвовать собой, а жертва оказалась никому! не! ну! жна!
Класс молчал.
Зазвенел звонок, и мы также, не говоря ни слова, вышли в коридор.
* * *
Рубка. Звезды. В центре экрана маленький кораблик. Звезды - россыпь брызг, уходящая в бесконечность; кораблик - всего лишь точка, которой не дано ничего изменить.
Кольца автоматической станции окружают кораблик, и на экране совсем не заметно, что он не сам завис в центре ажурной смертоносной конструкции, а связан с ней тончайшими нанотросами, неразрывными, летальными, абсолютными в своем приговоре.
- Что он чувствует? - немигающий взгляд главы Армады Свободного Присоединения не отрывался от лица человека, которое услужливо отображал другой экран.
- Сложно сказать, - военный психолог, склонив головку на тонкой шее, пытался читать по лицу представителя этой чуждой и странной расы. - У нас нет возможности провести мнемоскан, чтобы понять, каково это... умирать зазря.
На экране, прикрыв глаза, ждал конца очень молодой человек. Бесстрастное лицо не отражало никаких эмоций, лишь иногда по нему пробегала легкая тень, свидетельствующая, что это - живое существо. Неправильное, но живое.
- Надо же... Когда они погибали вместе с враждебными им станциями - здесь был хоть какой-то смысл, оправдываемый их традициями, ну, или страстью к наградам, им же всем даются посмертные награды - или не знаю еще чем! Но тут особый случай. Не представляю, что может чувствовать разумное существо за несколько мгновений до такой бессмысленной смерти.
- Полагаю, этот пример в дальнейшем поможет нам построить программу перевоспитания этой цивилизации. Наши эксперты уже работают. Будем налаживать сотрудничество.
- Да, странная цивилизация... обычно встречаются либо первобытные, где вот так же инстинкт самосохранения подавляется инстинктом сохранения рода, либо нормальные, цивилизованные, где все решает битва автоматики. Но когда развитое разумное существо идет на таран, буравя топливные отсеки!.. Совершенно нецивилизованные способы борьбы. Если они так ринулись на наши явно превосходящие их по техническому совершенству автоматические станции и крейсера, можно предположить, что с таким же сумасшествием они встретят и транспорты с живыми свободоносцами...
- Согласен, перемирие было наиболее разумным решением, - кивнул глава Армады.
Взгляды высших чинов вновь сосредоточились на экране, где сменяли друг друга единицы времени, отсчитывая последние мгновения жизни... как их там у них называют? Камикадзе?
Человек стряхнул налипшую прядь со лба. Светлые глаза ярко выделялись на смуглом бесстрастном лице. Героя ему уже почти что дали - пришло сообщение с борта земного линкора. Было ли это для него утешением? Человек сохранял спокойствие - видимо, это было для него важно, ведь сейчас на него смотрели миллиарды. То есть пока еще - тысячи, но через несколько минут сигнал дойдет до Земли, где сейчас включены все экраны, где еще не знают о том, что пять минут назад в кольце Койпера прекратились боевые действия, где надеются, ждут... Он уже не успеет поговорить с Землей, не успеет услышать ответ матери, жены... у него есть жена? У этих землян почти у всех есть жены и матери.
- Обидно, наверное, войти в соприкосновение со станцией за две минуты до перемирия, - пробормотал глава Армады свободоносцев. - Какой молодой самоубийца...
- Кажется, такая разновидность суицида называется у них самопожертвование, - поправил лингвист.
- А разница?
Смертник, зависший в центре ажурной конструкции, состыковался со станцией за две минуты до объявления перемирия. Разорвать нанотросы, скрепляющие живую бомбу со станцией, не представлялось возможным - система не предполагала отказа от задания. Пошел десятиминутный отсчет. И тут агрессор заявил о прекращении боевых действий. Земля сразу же согласилась отозвать флот - кроме этого, уже обреченного, кораблика.
В эфире царило молчание. Лейтенант сам попросил помолчать. Может быть, он боялся выдать голосом свои чувства. Может, о чем-то думал. Вспоминал. Наверное, ему все-таки было нелегко. Он вызывал у сгрудившихся в рубке пришельцев уважение - хотя недоумения было больше.
- Михайлов! - эфир разорвали громовые раскаты адмирала Поярцева. - Дениска, ты... ты... блин, ну ты... ты все сделал как надо, как твои товарищи, ты тоже - жизнь своя...
- Ничего, - ровно ответил молодой человек. - Я понимаю. Обидно, конечно. Что опоздал, - добавил он тише.
- Ты не зря... не думай, что зря.
- Я знаю, - улыбнулся лейтенант. - Все в порядке, служу Отечеству!
Пришельцы напряженно ждали, как адмирал оправдает это "не зря"... И оправдает ли? Видимо, не смог - замолчал.
Трудно здесь подобрать аргументы.
- Включите связь с этим землянином.
- Но ведь просили...
- Извинимся в ответ на ноту протеста.
- Осталось мало...
- Ну так быстрее!
- Говорите.
- Землянин! С тобой говорит твой новый союзник...
- Быстрее, время...
- Неужели ты не хотел жить?
Человек помедлил, с интересом взглянул на высветившегося перед ним инопланетчика.
- Ну почему же... Хотел.
- Вон из эфира! Вы же обещали! - заорал кто-то из землян.
Глава Армады быстро проговорил:
- Раз хотел - тогда почему?
- Наверное, чтобы они жили, я хотел больше.
Главный свободоносец Галактики еще хотел что-то спросить, но - время, время... По земной системе смертнику оставались секунды до того, как его кораблик и окружающая махина станции превратятся в облако огня и разлетевшихся надежд.
- Михайлов! - заорал адмирал. - Не зря! Слушай, Михайлов - ты им всем показал! Вы им всем показали, что нас не возьмешь! Они смотрят на тебя и!..
Адмирал не договорил. На экранах вспухало облако раскаленного газа.
Услышал ли он, хватило ли сигналу сотых мига, чтобы донести слова адмирала - военные историки высчитают это когда-нибудь в хронологии событий по долям секунды.
Маленькая сверхновая рассеивалась во тьме бесконечности, и высшие чины Армады свободоносцев смахнули с экранов светозащитные фильтры.
* * *
Шлепая по коридору от столовой, я чуть не натолкнулась на Либби с Кейт Мейдок. Но так как они говорили громко, ничуть не стесняясь обсуждения своих педагогических проблем, я и остановилась - не подслушивать, а послушать. Просто остановилась за углом с занесенной ногой, чтобы потом продолжить движение.
Кейт Мейдок говорила:
- Как вы знаете, наша организация готова оказывать вам всяческое содействие. У нас есть опыт работы в слаборазвитых, традиционалистских регионах...
- Да, мы в курсе и очень одобряем. Ясно же, что когда в результате эволюции инстинкт самосохранения особи берет верх над инстинктом самосохранения вида, наиболее прогрессивным представителям цивилизации становится ясно, что так называемая этика, ее консервативные элементы следует мягко, но настойчиво вычищать...
Говорили, как по-писанному. Даже скучно стало. Я уж было хотела дальше идти. Знаем, наслушались.
- Очень меня беспокоит мальчик, Кейт. Артем, из третьей-Б-Д группы. В сочинении написал... - Либби зашелестела бумагами, - написал: "ну и хрен, что мы существа без инстинкта самосохранения, а вы зато - цивилизация без инстинкта самосохранения, потому мы были и будем развиваться, как закрытая система, а у вас сломаются инкубаторы, и кранты. Хотя то, что вы нас боитесь и трясетесь, курицы недорезанные, говорит о том, что личное самосохранение у вас развито... а только кранты вам все равно".
- Ужас!
- Согласна. Ущербное мировоззрение. Я, как могу, пытаюсь объяснить им, что к чему, но вы понимаете - это спецгруппы, из асоциальных семей, очень сложные дети с асоциальными склонностями, их скудные мозгишки...
- Отщепенцы, дорогая Либерти, всегда останутся. Но если их будет меньшинство - а их уже при нашей работе было меньшинство! - они будут не опасны.
.... День разнузданной фантазии....
- Кстати, Кейт, а кто такие данайцы? Вот, смотрите, в этом абзаце сочинения...
- Ммм... сложно сказать, надо обратиться за справкой. Я всегда говорила, что следует сжать учебные программы, чтобы не ущемлять права масс излишним потоком знаний...
Спелись они - ну как один человек. Зазвенел звонок, и я побежала в класс. Надо сказать Артему, что тут про него говорили.
Вторая часть урока оказалась еще более тягомотной, чем первая.
- Сколько ты хочешь детей? - грозно вопрошала Либерти у Вивьен.
- Четырех.
- Может, тебя еще и устраивает карьера домохозяйки?!
- А почему нет...
Этот диалог продолжался изо дня в день, и ничего нового и интересного в нем не было. Сейчас Либби примется за Айшу, потом за Наташку, упрекая ее в том, что над ней не висит "туман религиозных предрассудков", а ведет она себя глупо и консервативно, как "эти"; потом еще за кого-нибудь, потом за меня...
Слава Богу, Либби обратилась к демонстрационному материалу. Кадры расписывали ужасы и опасности беременности и материнства, бьющих по инстинкту самосохранения нормальной женщины. Айше демонстративно прикрыла глаза, Наташка пялилась на экран бессмысленно, думая о чем-то своем, Вивьен начала ожесточенно грызть ногти. Сзади раздался смех девчонок, что-то листающих и тихо комментирующих.
Мне было невесело. Тварь Либби напоминанием о Денисе не просто испортила настроение. Апрельское небо потемнело. Что бы сказал сейчас Денис? "Не грусти, жизнь продолжается"?.. А ведь в их архитектурном не было военной кафедры. Он был не обязан. Началась реклама - пятиминутный перерыв. На экране скалились радостные лица молодежи "Поколения Galaxy". Подавляющего большинства. Неужели и правда зря?.. Облако над нью-технологичным недостроем потускнело - наверное, солнце ушло на другую сторону.
- Вы демонстрируете свою недоразвитость, сопротивляясь прогрессу...
В записке корявым почерком было нацарапано: "Привет, Михайлова!" Я даже разозлилась, что из-за педо-трепа этих двух куриц пропустила, как Артемка заходил в класс.
На листке цвели розы в букете, синего цвета, как на картинах Дальтона. "... я сказал, если ваш лозунг "Хочу жить", почему растет число самоубийств? В чем у вас смысл жизни? Если вы такие суперские, чего ж вы нас боитесь? Вы! Нас! Боитесь! Прикинь, Михайлова, так и сказал. Короче, выгнали с урока. Так что я в парке, жду тебя. Давай быстрей, мороженое растает, шевелись".
Небо было яркое и светлое, дождя не предвидится. Надо найти предлог, чтобы смыться отсюда. Погулять с Артемом, слопать мороженое, потом зайти к маме в больницу - ее скоро выпишут, как здорово, скоро у нас с Аленкой будет братик.
Раскрашивала я красной пастой цветы в букете, а от лекторского подиума доносилось: