- ...а теперь, сеамни, я хотел бы видеть твоего мужа.
При этих словах дядя любезно оскалился. Улыбка напомнила разозленного пса. Формально, он имел право на подобное требование. Традиции, чтоб их...
Я поднялась в гостевую башню, думая о том, что совершила ошибку, оставив мужа в прежней комнате. Надо было помочь ему перебраться в основные помещения. А так будет лишний повод для сплетен. Но теперь уж поздно.
- Господин, дядя желает видеть вас. Традиции соблюдены и у меня нет повода отказать ему в этом...
Ромиш перебрался в стоящее рядом с кроватью кресло. Он, конечно, мог бы не вставать при госте, тогда дядя, возможно, и не догадается, сколь серьезно ранение. Хотя что- то все равно поймет.
- Айна, давай договоримся. Ты не будешь называть меня "господином". Мне бы хотелось, чтобы ты называла меня "Ромиш".
- С удовольствием, - я улыбнулась, слово "господин" было неприятно мне самой, - но при посторонних я не могу вас так называть. "Муж мой" - будет лучше?
- И даже очень хорошо. Ну что же, зови своего дядю.
- Сейчас. И, Ромиш...
- Да?
- Вы можете не вставать при нем. Незачем ему знать... лишнее.
Дядя, войдя в комнату, уставился в упор на сидящего в кресле Ромиша. Того, впрочем, это не смутило. Аристократическая выдержка и насмешливый прищур глаз выиграли этот секундный поединок.
Дядя вдруг повернулся ко мне с видом, как будто ему пришла в голову какая-то мысль.
- Я так понимаю, свадьба была вчера. И прошла только первая ночь?
Я склонила голову, подтверждая это. Холодная волна прошла по позвоночнику. В суматохе я забыла про "вторую" ночь. И теперь уже поздно было что-то менять. Почти середина дня... нет, не успеть.
Дядя с явным удовольствием прочел все это на моем лице, кивнул, довольный, а затем обернулся к Ромишу.
- По островам Ожерелья ходит слух, что некий Кэрдан Ромиш с континента совершил нечто ужасное. Говорят, что он заколол своего отца и утопил младшую сестренку в колодце. И сейчас родственники послали наемников за его сердцем. Вы, случаем, с ним не знакомы?
- Вы обвиняете меня или кого-то еще, кто здесь находится?
- Нет, что вы, просто делюсь новостями. С вами и вот с этой глупой девочкой... Сеамни, а ведь если ваш муж погибнет сегодня до заката, все еще можно будет вернуть. И забыть. Зачем ему такая своенравная жена? Жемчужину он уже получил.
Он резко развернулся ко мне, как будто Ромиша и не было в комнате. Я подняла арбалет.
- Я дала брачную клятву.
- Дура!
С этим прощальным приветствием дядя выскочил на лестницу и его сапоги застучали по ступеням. Я выдохнула и подошла к окну. Через пару минут на пирсе началось оживление и на рукке стали поднимать паруса.
У меня как будто кончились все силы. Сев на пол, я оперлась затылком о кресло Ромиша.
- Айна, ты даже не спросила, правда ли то, что он рассказывает...
- Не спросила. Потому что это неважно.
- Неважно?
Ромиш наклонился вперед, стараясь заглянуть мне в лицо.
- Вы не с Ожерелья. Не знаете. Здесь в традицию заложено понятие "доверия" в правящих семейных парах.
- Ну и что? На континенте в семьях тоже принято доверять друг другу. И еще. Айна, пожалуйста, давай на "ты". Хотя бы когда мы одни.
- Хорошо, Ромиш. А доверие, о котором вы... ты говоришь, похоже, какое- то другое. Скажи пример, чтобы я могла понять.
- Ну-у-у, например, если жене рассказывают про мужа, что он завел любовницу, она может поверить в навет. А может спросить у мужа, и если доверяет ему, то поверит его словам.
Я покачала головой.
- Да, это другое. На Ожерелье сеамни просто не станет ничего спрашивать. Разве что просто расскажет про слух. Поскольку, если сеаш что-то и сделал, то, значит, это был лучший вариант из возможных. А если нет, то зачем его тревожить? Доверие не к словам, а к обоснованности поступков. Понимаешь? Потому я и не спросила. Захочешь - сам расскажешь.
Ромиш долго молчал. Потом положил мне руку на голову. Я закрыла глаза.
- Странная традиция. Не понимаю, как такая могла сложиться.
- Не знаю, хоть и думала об этом. Предполагаю, что пары, которые разделены просто не выживали. Мы все-таки пираты.
- И эта традиция работает в обе стороны? То есть сеаш тоже не станет ничего спрашивать у жены?
- Теоретически, да, - я грустно усмехнулась, - но ты же видел какова роль сеамни у нас. Сложно ли доверять поступкам, когда поступки не совершаются? Когда жена лишь тень мужа и сидит в замке. Так воспитывают с детства. Меня вот только воспитали неправильно.
- И именно поэтому ты говорила, что никто из вашей знати не возьмет тебя замуж?
- Да, или взял бы, но остался на "вторую ночь". Я считала, что это хуже смерти, а сейчас вот... попалась.
Я закусила губу, стараясь сдержать слезы. Так по-глупому нарваться. Прав был дядя - дура, дура и есть. Но... надо позаботиться о сестренке и об острове. Пока я еще могу сознательно о ком-то заботиться.
Ромиш резко развернул меня к себе и сдернул покрывало с моего лица. Глаза в глаза. Острые и настороженные темно-карие и испуганные золотистые.
- Что случилось? Что такое "вторая ночь"?
- Ромиш, это долго. А нам надо уплыть как можно быстрее. Дядя не станет молчать, а тебя ищут. Что будет толку от всего, если остров опять останется без сеаша? Про "вторую ночь" я тебе потом расскажу. Хорошо?
- Ты просишь доверия к поступкам?
- Да, муж мой.
- Хорошо, я попробую.
***
Ромиш проводил взглядом Айну, пока за ней не закрылась дверь, и глубоко задумался. Ситуация ему очень не нравилась. А особенно - настроение Айны. То, как она ушла готовиться к отъезду и отдавать распоряжения на время их отсутствия, будило горькие воспоминания. Так же вел себя отец, когда уходил писать завещание.
- Что же это за "вторая ночь" такая?
Ромиш считал себя знатоком культуры Ожерелья. Похоже, он ошибся. И сильно. Он попытался вспомнить все основные "странности" и собрать картину.
Первая - камень. Раньше Ромиш был уверен, что преданность бусины принадлежит сеашу и только ему. А тут: "невольники домового камня", надо же... Да и сам этот камешек. Черный кусок неизвестно чего. У Ромиша были большие сомнения, что это действительно камень. Но информации для выводов пока мало, а потому - смотрим дальше.
Вторая странность - придание особого смысла понятию "доверия" в парах владетелей. И это именно "странность", которая противоречила всем остальным традициям Ожерелья. Ромиш мельком подумал о том, что Айна могла сказать не совсем правду, но потом вспомнил несколько фактов из того, что он знал раньше, которые именно с таким объяснением становились понятны. Значит, или все же так, или как-то близко. Но подобная традиция, по всем его понятиям, просто не могла возникнуть и закрепиться. Как объясняла Айна? "Пары, которые разделены, просто не выживали..." А ведь такое возможно. Если пары, нарушавшие "традицию", быстро и достаточно показательно гибли, то суеверие может закрепить все, что угодно. Но это же означает не слепой случай, а целенаправленную волю!
Ромишу вдруг привиделась культура Ожерелья, как морской моллюск, консервативный и неподвижный. И в мягкую внутренность этого моллюска засунули жесткую, острую песчинку. Моллюск обволакивает ее слой за слоем своим перламутром, прячет острые грани, но вытолкнуть, избавиться от нее - не в силах. Кто же и что за жемчуг выращивает в тиши островов Ожерелья?
И наконец, третья новость. Очень и очень тревожная. Эта самая "вторая ночь". Правда, здесь Айна собиралась рассказать... потом.
Айна... Ромиш, по так и не смог определить свое отношение к ней. Нет, ночь была великолепной, но мысли почему-то возвращались не к ночным ласкам. Они возвращались к нетронутому письму в кармане камзола. К ночному разговору у парапета. К воле быть собой. Ромиш усмехнулся, поняв, что у него не осталось другого выхода, кроме как встать на ту же ступень.
Видимо, он задремал. Потому что его разбудила Айна уже только к обеду, сказав, что лекка готова к отплытию. Обедать Ромишу пришлось в одиночестве. Айна носилась где-то по коридорам замка, не давая себе ни минутки на передышку. Вряд ли в замке было столько неотложных дел, скорее, она боялась остаться наедине со своими мыслями. После обеда Ромишу помогли перебраться на борт. Он заглянул в единственную на этом маленьком корабле каюту. Тесную и пустую, с двумя гамаками, привязанными почти вплотную друг к другу и узкой щелью окна. Лежать в сумраке каюты не хотелось, и он попросил устроить его на палубе. Благо, погода была теплой. Матрос из команды размотал бухту троса и уложил его петлями наподобие кресла, закрыв сверху куском парусины. Айна принесла откуда-то синий утепленный плащ, который вполне можно было считать одеялом.
Отчалили. Лекка быстро заскользила к выходу из залива. Начинался очередной этап пути, и можно было надеяться, что он будет спокойным. Озадачивало разве что поведение Айны, спрятавшейся в каюте сразу после отплытия. Да еще не шел из головы темный и настороженный взгляд жреца, пришедшего зачем-то их проводить перед отходом.
***
Круговерть дел закончилась. Отчалили. Устроив Ромиша на палубе, я поняла, что долго сдерживаемая тоска вот-вот вырвется наружу слезами или истерикой, а потому, прикусив губу, метнулась в каюту. Полумрак, поскрипывание колец гамака и плеск волн несколько успокаивали. Я пыталась думать. Получалось плохо.
Перед отплытием мне с большим трудом удалось уговорить жреца не рассказывать Ромишу о второй части ритуала и даже дать клятву, что расскажу все сама. Жрец, похоже, был уверен, что клятву я нарушу и расскажу не все или не так. Но уступил. Подозреваю, из уважения к памяти моего отца и еще потому, что Ромиш - чужестранец. Иначе вряд ли согласился бы отступить от традиций.
Но пора принимать решение, скоро вечер, времени осталось не так уж много.
Вариант первый - рассказываю все, что знаю. И то, о чем только догадываюсь - тоже. А дальше - все в руках Ромиша. То есть, я в его руках. И какой из этих рук выйду, неизвестно. Даже если мои догадки верны и шанс есть. Надо ли ему меня спасать?
Доводы "против": послушная жена, абсолютно преданная - это соблазн; гарантия, что не разболтаю об его миссии - это страх. Все одно к одному.
А что на другой чаше весов? Доводы "за"... а нет доводов. Разве что ему понравился мой вредный характер. Ага, чушь. Что еще? Жалость? А хочу я от него жалости? Во-от.
Тогда вариант второй - рассказать так, как будто задуманный мной вариант и есть традиция. И? Может быть, и не догадается. Может быть, и получится. Может быть... Я представила, как буду чувствовать себя потом. Всю жизнь. Все равно это буду уже не я. Та же смерть, только более долгая.
Ну вот, дорешалась. Выбора-то особого и нет. Пора идти, скоро закат.
Ромиш лежал в своем гнездышке и смотрел на море. Но стоило мне подойти, сразу напрягся. Вид у меня, подозреваю, тот еще, с прокушенной губой и красными глазами. Но ничего не сказал, спасибо ему за это. Сажусь рядом.
- Я обещала рассказать про "вторую ночь"...
Года четыре назад мы с отцом были в гостях на свадьбе его приятеля. Невеста мне очень понравилась. Живая, веселая девушка. Только отец был мрачен. Сказал, что она из враждебного рода и эта свадьба некий способ перемирия. И жених не настолько доверяет невесте, чтобы уйти в море в первое же утро.
Я тогда ничего не поняла, и только покивала головой. Ну и что, что сразу не сможет уйти в море. Чуть попозже уйдет, когда привыкнут друг к другу. Девушка хорошая, друг у отца тоже мне нравился. Значит, все у них должно быть хорошо. Ну и выкинула из головы этот разговор. На следующее утро после брачной ночи, гости продолжали веселиться, молодые супруги выглядели счастливыми. Отец решил задержаться в гостях еще на день. Вечером к молодому мужу зашел жрец и о чем-то долго говорил с ним. Все гости, кроме нас с отцом, разъехались по домам, молодожены же ушли спать.
Утром к завтраку спустились как будто другие люди. Молодой супруг был мрачен и прятал от всех глаза. А его жена вообще была не похожа на себя. Ни веселья, ни живости. Как будто живой труп. Шкурка тапали, из которой выдавили весь сок.
Не знаю, о чем с ними говорил мой отец, но уже через час наша лекка отправилась из этого замка домой. А я пристала к отцу с расспросами...
Я облизнула пересохшие губы и посмотрела на Ромиша. Он же, отвернувшись к морю, о чем-то думал. И молчал. Что ж, так мне легче рассказывать, и я вернулась в воспоминания.
Будь отец в другом настроении, он бы мне ничего не сказал. Но тогда ему, наверно, самому хотелось выговориться. А потому я узнала о том, что девушкам знать категорически не положено. О том, что молодожены из владетелей на вторую ночь после свадьбы оказываются в странном месте, которое жрецы называют "основой мира". Что это за место, я не знаю, да и отец тоже не знал, но сказал, что глядя на человека там, можно читать его память и мысли. И что в первый день после свадьбы жрецы учат молодых мужей, что, оказавшись там, они должны схватить свою жену и уложить лицом вниз, чтобы она не могла их видеть и читать. И держать крепко, поскольку жена будет вырываться. И что муж должен смотреть на жену и читать ее, пока не прочтет всю память до момента рождения, а потом они вернутся обратно. Отец еще сказал, что после этого жены становятся преданными и послушными на всю жизнь, но теряют волю. Почему это так - он не знает и как происходит - тоже.
- Ну вот, я сдержала обещание жрецу рассказать тебе все... Кроме своих мыслей об этом. Мне кажется, что если муж не станет читать память жены полностью, то она не потеряет волю. Может быть, для этого достаточно просто отвернуться. Обоим. Мне очень хочется надеяться на это...
Я почувствовала внимательный взгляд Ромиша и замолчала.
- Скажи, Айна, а почему твой отец не знает, как это происходит? Разве он не был там с твоей матерью?
- Нет. Рано утром после брачной ночи отец поднял паруса на "Красе" и ушел далеко в море. К закату он уже был достаточно далеко, чтобы обряд "второй ночи" не мог состояться. Это сложно, просто быть на расстоянии друг от друга недостаточно - "основа мира" все равно дотянется до обоих. Отец специально выбирал для своей свадьбы ветреную погоду.
- А мы... не могли успеть?
- Скорее всего нет, даже если бы попытались. Ветер слабый. Но сегодня утром я проспала. После ночи. А потом приехал дядя. В общем, было уже совсем поздно. Скажи... ты попробуешь меня не читать? Обещаю, что постараюсь сразу отвернуться и не смотреть на тебя.
Ромиш притянул меня к себе и осторожно поцеловал.
- Ты ведь могла и не рассказывать мне всего. Могла просто сказать, что по традиции мы должны отвернуться друг от друга. Почему? Любовь?
Я покачала головой.
- Нет. Мне было очень хорошо прошлой ночью. Но я тебя еще слишком мало знаю для любви. Не любовь - честь.
Я поднялась и ушла в каюту. Солнце уже почти зашло. Скоро начнется. И если я перестану быть, хотелось, чтобы это произошло не на глазах посторонних.
***
Я только добралась до гамака, как в глазах стало мутиться, шум волн превратился в шипящий шорох, глаза закрылись. Через мгновение я обнаружила себя стоящей в каком-то сумеречном месте. Одежда отсутствовала полностью, куда-то пропал даже брачный браслет. Абсолютное безветрие и тишина. С неба лился свет луны на волны черного тяжелого песка, похожего на мелко нарубленный свинец. Однако босые ноги не ощущали холода. Они вообще почти ничего не ощущали, как будто этот мир старался меня не отвлекать. Вот от чего только?
Оглянувшись, я увидела в паре шагов от меня такого же нагого Ромиша. В отблеске луны он был красив. Ромиш с удивлением оглядывался вокруг, причем это удивление я чувствовала совершенно ясно, как нечто очевидное. Потом Ромиш заметил меня, и меня захлестнула волна нежности. Его нежности... Что-о-о?!! Его нежности ко мне?
От удивления я очнулась, вынырнув из усыпляющей тишины этого мира. И поняла, что именно я делаю.
Чтобы оторвать взгляд, пришлось приложить немалое усилие. Именно "оторвать", взгляд цеплялся за Ромиша как крепкая и липкая нить. Но мне все-таки удалось отвернуться. Не слишком доверяя себе, я села на песок спиной к Ромишу и обхватила колени руками. Спиной я чувствовала его взгляд. Если бы я была одета, казалось бы, что меня раздевают, а так - скорее снимают кожу. Захотелось спрятаться, исчезнуть, но я только согнулась и положила подбородок на колени. Взгляд ввинчивался внутрь и снимал с души слой за слоем. Стоило больших усилий остаться неподвижной. "Делай, что хочешь, Ромиш, я тебе все рассказала, и свое обещание я сдержу". Мне удалось расслабиться - все решения приняты. Да и не ощущала я в себе уже способности беспокоиться, память катилась в прошлое, отматывая события в обратном порядке. Вдоль позвоночника поднималась какая-то горячая бурлящая волна, чем-то напомнившая тьму любви вчерашней ночи.
Темная волна разрасталась, и я вдруг поняла, что наслаждение быть читаемой, и наслаждение секса - близкие родственники, ближайшие. И я закрыла газа...
***
Неожиданно Ромиш обнаружил себя стоящим на черном песке. Только что он наблюдал последний краешек заходящего солнца, и вот - он уже под светом луны и кругом тишина. Посмотрел по сторонам - везде тяжелый свинцовый плотный песок, обернулся - и увидел смотрящую на него Айну, и сердце забилось сильнее. Вдруг лицо ее исказилось в испуге и она медленно, как будто двигалась в вязком сиропе, стала отворачиваться. Движение было столь плавным и красивым, что у Ромиша из головы вылетели все мысли. Айна села на песок и склонила голову. Ромиш чувствовал ее изумление: она, услышав эхо его чувств, не могла поверить узнанному. А потом Ромиш почувствовал, что может лучше понять Айну. На него накатывались волны ее воспоминаний, чувств и мыслей. А ему хотелось еще и еще. Какой-то голод, голод чувств и понимания не давал ему оторваться. Он хотел знать...
Вдруг с очередной "волной" откуда-то изнутри налетел порыв ветра с морскими брызгами, пробежав мурашками по голой коже. И как будто издалека голос произнес: "Доверие не к словам, а к обоснованности поступков. Понимаешь?"
Как только Ромиш начал осознавать происходящее, он заметил, что пока наслаждается потоком ее памяти, через него протянулся еще один канал. Домовой Камень, откуда-то из-за края этого мира, протянув через него серебристый с отсветом зеленцы мохнатый шнур, вытягивал силы Айны. Казалось, пил: облизываясь и причмокивая. Ромиш вздрогнул и вспомнил слова, сказанные под плеск волн: "Ты попробуешь меня не читать?" Он опустил глаза. Стыд? Боль? Ужас? Он так и не понял, что это было. Но, опустив взгляд, он понял, что контакт разорван. До него донесся недовольный стон Домового Камня. Ромиш отвернулся, прикрыл глаза рукой, а потом, осторожно пятясь, подошел к Айне и сел спиной к спине и только после этого смог слегка расслабиться. Чтобы дать ей понять, что все закончилось, да и просто чувствовать ее присутствие в этой тишине, он слегка сдвинулся назад и коснулся ее. Айна вздрогнула и через какое-то время тоже успокоилась, выпрямила спину и оперлась затылком на его плечо.
Вокруг стояла тишина. "Основа мира" не торопилась выпускать своих пленников, видимо, полное чтение памяти предполагало достаточно много времени. Или просто Домовой Камень удерживал их здесь, еще на что-то надеясь. Ромиш подумал, что этот песок, на котором они сидят, и Домовой Камень, скорее всего из одного и того же вещества, уж слишком похожи.
Оставалось только ждать. Он протянул руку назад и, нащупав ладонь Айны, переплел пальцы. Ему ответило легкое пожатие руки. И почти сразу же темнота лопнула. Ромиш увидел штормовое море, в белых барашках волн. Он, как и вечером, лежал на куске парусины, только теперь море изменилось и над ним занимался рассвет.
Он осторожно встал и стал пробираться к двери каюты. Хотелось узнать как там Айна. Убедиться, что у нее все в порядке.
Айна спала. И вроде бы достаточно спокойно. Ромиш тихонечко устроился в соседнем гамаке, стараясь не шуметь. Но Айна завозилась во сне, и он почувствовал, как ее рука нашаривает его руку. Она переплела пальцы, улыбнулась и уснула еще крепче.