Servolf. Мы это прочитали. Часть вторая

Servolf. Как мы с Эльфом сказку читали

Как-то раз мы с Темным Эльфом пили глинтвейн и, поскольку дело было после Рождества, размышляли о хорошем. Тут кому-то из нас пришла в голову, казалось бы, дельная мысль: почитать какую-нибудь сказку. Чем не время для сказок? Ну и тут меня посетила мысль, что надо бы полазать не по известным авторам: как они пишут - я-то ведь знаю. "Надо выбрать что-то новое", - шепнул внутренний голос. Сказано - сделано. Популярный автор, издаваемый, толпа поклонниц, ну и сказочка в славянском стиле. А я к таким питаю слабость. Сели мы с Эльфом ее читать... Что сказал он - я промолчу, вдруг это попадет на глаза впечатлительным особам. А внутренний голос тихонечко предложил это не дочитывать. А то мало ли... Вы спросите меня - почему? Скоро поймете.

Котова Ирина

Сказ о Белке и царе подземном

Говорят, рыжие - вредные. Правду говорят, и я, Алена по прозвищу Крапива, тому подтверждение. В придачу к рыжей копне волос и веснушкам дан мне язык острый и характер бойкий. Но помогут ли они мне в подземном царстве, куда меня увез Великий полоз, Кащей Чудинович, за долги отца? Текст от 08. 01. 2017 г.

Жил-был купец, богатый да удачливый, и были у него две дочери, умная и красивая.

Умная - это я, Алена, а красивая - сестра моя старшая, Марья.

Так хороша она была, что на нее каждое утро парни со всей округи посмотреть сбегались. Высокая, чернобровая, сдобная, как мякиш хлебный - глаза сияют, щеки румяные, губы алые, коса до колен змеей стелется. Бывало, выйдет поутру с коромыслом за водой, (Мама еще маленькому мне объясняла, что с коромыслом ходят "по воду", а вот с ведрами "за водой".) а обратно уже налегке идет - за ней парни воду тащат. Проведут до крыльца, а там отец стоит, бороду теребит, подкову задумчиво гнет - ручищи как дубы, кулаки как колоды. Видят его женихи, бледнеют и улепетывают.

Вот тут меня в первый раз взяла оторопь. Женихи за девушкой буквально строем ходят. Не, я понимаю все: красивая, нарядная. Но неужто папа ее настолько страшен, что все мысли о свадьбе из их голов улетучиваются, стоит только на будущего тестя посмотреть один раз? Он что - то самое Чудовище из сказки?

Я каждое утро на это гляжу, на завалинке сижу, посмеиваюсь и шутки колкие отпускаю. С утра уже за травами на луга заливные да в лес дремучий сходила, в туеске принесла, разложила на холстине и перебираю. Руки сами работу привычную делают, а язык душеньку тешит.

Парни морщатся, бычатся, но не отвечают, знают, что на отповедь нарвутся - так что на меня и не смотрят, за сестрой шагают. Да и смотреть, если честно, не на что - сама я с вершок, щуплая, на голове космы рыжей шапкой вьются. Нос картошкой, глаза серые, кожа бледная, да еще и в конопухах вся от головы до пят. И не умею ничего - разве что людей да зверей лечить, травы нужные находить. Травы меня любят, луга привечают, лес елями да березками кланяется, грибы крепкие подбрасывает. А вот по хозяйству у меня не ладится, хоть не ленивая я, но невезучая и косорукая. Возьму метлу - черенок сломаю, тесто замешу - горшок треснет, за вязание примусь - всю пряжу запутаю.

От такого я даже умилился. Сначала. А потом озадачился. Еще и Эльф, зараза такая, ржал. Он-то быстро сообразил, как дело было. Если первой сестре по жизни не везет, а у второй основное достоинство - красота... то что следует делать второй? Правильно: озаботиться богатым приданым, а заодно и старшей помочь денег заработать, потому как торговля отцова - дело такое... сегодня густо, а завтра ничего. Тем более в какой-то невнятной деревне.

Получается как: красавица утром наряжается, берет коромысло и идет ПО воду. Сбегаются парни со всей округи посмотреть на бесплатный стриптиз, потом доходят до батюшки, пугаются и сдают деньги умной сестре. Довольны все. Парням развлечение, батюшке - прибыток, Марье - платок или леденец, а Алене, глядишь, так и приданое насобирается. Монетка к монетке.

А Марья у нас искусница - все у нее спорится, пироги пекутся, щи парятся. И вышивает она, и вяжет, и поет так, что птицы от стыда замолкают. А у меня голосок слабенький, хоть и не противный, по мере сил ей помогаю, и тихо подпеваю.

Хорошо живем мы, весело, друг друга не обижаем, батюшку уважаем.

Батюшку нашего, Якова Силыча, и в деревне уважают, за нрав степенный да кулаки тяжелые. Советоваться ходят, на свадьбы дорогим гостем зовут. А матушка наша, говорят, была раскрасавица да умница, но померла семнадцать годков назад, когда меня рожала.

Батюшка после этого год смурнее тучи ходил, по-черному пил, на нянек-мамок нас оставив. А потом проходил по деревне дед - калика перехожая, (Эльф упал. Каликой слово назад был дед. А через секунду он стал женщиной! Или я чего не понял?) отца посохом святым по макушке огрел, словами диковинными обругал - протрезвел отец, калике в ноги поклонился, в дом его пригласил, как дорогого гостя угостил. (Тут уже упал я. Потому как калика - это странник. И посох у него не святой, а самый что ни на есть обычный. А слова диковинные - это, надо думать, стихи духовные и былины древние, которые купец по общей дремучести и необразованности не разумел. Не мог же странник материться ради подаяния? Или мог?) Покаялся ему, обет наложить попросил. Эльф уже не смеялся, а ржал, потому как обет - его не накладывают. Эльф, правда, выдвинул предположение, чего там калика на купца наложил, но я его, пошляка, поощрять не буду. Обет, иначе обещание, которое человек приносит добровольно с какой-то целью, и закрепляют его в церкви, там же и снимают. Нищий матерящийся странник для этого как-то... Не подходит, в общем. Посмотрел на нас калика - Марья в соплях, я на горшке, - и наказал дочерей пестовать и больше не озоровать. Тут уже снова я упал. Калика - это исторически слепой странник. А слепой, рассматривающий детей, - это что-то.

Батюшка и сам заметил, что девки как грибы после дождя выросли, и побожился, что с пьянью гиблой завязал, вторую жену брать не будет, сам нас и воспитает.

За год выросли? Одна годовалая, а вторая - сколько лет? Два-три-пять? Там, в этой самой деревне, что - Чернобыль древний пыхнул? А пьянь гиблая - это он про что? Пьянь, переводя с русского на русский, - это пьяница. Он, получается, не пил в одиночку? То есть в процессе еще и деревню спаивал? Нормально, по-купечески.

И воспитал, да так, что к Марье, как стукнуло ей тринадцать лет, со всех городов и стран поехали женихи свататься. И картавые, и гнусавые, и носатые, и чернявые - отказ получали, да не терялись, то-то у нас по деревне малята да подросшие уже ребята бегали - кто белый, кто черный, кто узкоглазый, кто с носом орлиным. Девок наших никто не стыдил, наоборот, охотнее брали - знать, своих детей будет много, раз от нечисти залетной и то понесла.

Тут я сначала даже не смеялся, а заикался. А Эльф лежал под столом, встать не мог. Нет, что к писаной красавице, хоть и добродушной дурочке, сватаются со всех стран, - это нормально. Но вот то, что среди всех этих убогих нет НИ ОДНОГО не то что красавца, а даже и просто смазливого жениха, наводит на грустные мысли о том, что про стриптиз мы с Эльфом были правы. Ведь от невесты после смотрин отказывается даже нечисть, или это невеста всем отказывает? Это намекает на совсем уж грустные мысли по поводу ее морального облика. А уж экспериментальная деревня в которой полно деток от нечисти, заставляет вспомнить об Х-16. Совсем нам с Эльфом грустно стало. Прогресс добрался и до сказки.

Мне б завидовать сестре любимой, но я не могла, потому что Марьюшка уродилась еще и доброты неслыханной. Она меня на руках с младенчества за мамушку носила, баюкала, нянюшке помогала, так что любила я ее безмерно. А то, что глуповата немного - так того за добротой и не видно.

Зачем завидовать? Терять стабильный источник дохода? Героиня вроде бы как умная сестра.

Я же непонятно в кого пошла. Мало того, что корявенькая, так и характера вредного, языка острого. Как скажу чего - как крапивой обожгу. Так и прозвали меня, Аленка-Крапива. А я и не против, чем насмешки терпеть за веснухи мои обильные.

Остается предположить, что мама героини была руководителем Х-16. И именно с нее в деревне началось распространение нечисти.

И вот уехал как-то раз батюшка на ярмарку торговать, обещал мне книг заморских и свитков лекарских, Марье платьев новых, да задержался что-то. Поскучали мы, поскучали, и пошли в лес, по грибы-ягоды. Хорошо в лесу, зелено, сытным грибным духом пахнет, хвоей да листьями прелыми.

Идем, щебечем, ягода в лукошко - ягода в рот. Заболтались и не заметили, как темнеть начало. Далеко ушли от дома, да в лесу нам ночевать не привыкать. Разожгли костер, нанизали на палочки грибов, хлеба с салом достали, воды в ручье набрали, ельник постелили - переночуем тут, а завтра обратно.

Сырой водой из ручья сало запивать? Отчаянные девицы.

Но только грибы запеклись, и от сала мясным духом запахло, как земля загудела, затряслась, разверзлась, и встал перед нами человек страшный.

Сходил, понюхал сало. Эльф понюхал мясо. Поменялись. Пожарили и то и другое. Ну ПО-РАЗНОМУ они пахнут. Похоже, что и сало с какого-то мутанта получили. Чернобыль - однозначно.

Сам бледный, тощий, высокий, скулы острые, глаза темным огнем горят. Волосы, как вороново крыло черные, а виски седые. И сам на ворона похож. Одежда на нем богатая - штаны кожаные и кафтан черный парчовый, и сапоги до колен, и на груди цепь серебряная. А на поясе ремень с бляхой мерцающей, и сбоку к ремню кнут прикреплен. Шагнул подземный гость к нам - мы с Марьюшкой так и замерли.

- Ну что, девицы, - говорит он, а голос высокомерный, суровый, на рычание волчье похожий, - прощайтесь, забираю я Марью-красу в подземное царство к себе царицей.

Марья это услышала - ах! - и в обморок упала. А я не растерялась - из костра горящее полено достала, встала с ним наперевес, сестру собой закрыв, и закричала:

Не, я понимаю, одну наконец-то после стольких женихов, этот последний будучи не картавым, и гнусавым, мужчина хоть куда. Как тут от радости в обморок не бухнуться? И вторую тоже понимаю. Верный источник дохода похитить хотят. Лишают, как говорится, самого дорого - денег.

- А по какому праву ты, червяк подземный, на мою сестрицу позарился? Даров не носил, сватов не слал, честной свадебкой побрезговал? Да и не назвался, не представился, может и не царь ты вовсе, а нечисть перекинувшаяся. Не бывать этому!

Посмотрел он на меня и поморщился.

- Я, - говорит весомо, - Кащей Чудинович, подземного царства владыка, еще меня зовут Великим Полозом.

Оба помянутых товарища просили передать, что хоть они и волшебные герои, но совершенно разные. Их не смешивали, не скрещивали и не взбалтывали. А сами они девушек предпочитают. Так что все это инсинуации, очень грязные. А про такую Чуду-Юду они и слыхом не слыхивали. И отношения к ней имеют.

Рассмеялась я ехидно.

- Я себя тоже царевной-лебедью назвать могу, да только крылья у меня не отрастут белые.

Нахмурился гость, топнул ногой - и перекинулся в змея огромного, серебряного, сделал круг вокруг костра - а из-под брюха его золото сыпется и каменья драгоценные. Дополз до меня, зубами щелкнул - я от страха пискнула, рукой закрылась. Гляжу - а уже стоит передо мной снова в образе человеческом.

Про Кащея слышали, видели и хоть что-то знают многие и многие.

А вот Полоз от Кащея отличается и сильно, выглядит и ведет себя он вот так.

Человеческий облик:

И вот подходят к огню двое. Один-то Семеныч, а другой с ним незнакомый какой-то и одет не по-нашенски. Кафтан это на ем, штаны - все желтое, из золотой, слышь-ко, поповской парчи, а поверх кафтана широкий пояс с узорами и кистями, также из парчи, только с зеленью. Шапка желтая, а справа и слева красные зазорины, и сапожки тоже красные. Лицо желтое, в окладистой бороде, а борода вся в тугие кольца завилась. Так и видно, не разогнешь их. Только глаза зеленые и светят, как у кошки. А смотрят по-хорошему, ласково. Мужик такого же росту, как Семеныч, и не толстый, а видать, грузный. На котором месте стал, под ногами у него земля вдавилась.

Змеиный облик:

И вот видят ребята - человека того уж нет. Которое место до пояса - все это голова стала, а от пояса шея. Голова точь-в-точь такая, как была, только большая, глаза ровно по гусиному яйцу стали, а шея змеиная. И вот из-под земли стало выкатываться тулово преогромного змея. Голова поднялась выше леса. Потом тулово выгнулось прямо на костер, вытянулось по земле, и поползло это чудо к Рябиновке, а из земли всё кольца выходят да выходят. Ровно им и конца нет. И то диво, костер-то потух, а на полянке светло стало. Только свет не такой, как от солнышка, а какой-то другой, и холодом потянуло. Дошел змей до Рябиновки и полез в воду, а вода сразу и замерзла по ту и по другую сторону. Змей перешел на другой берег, дотянулся до старой березы, которая тут стояла, и кричит:

- Заметили? Тут вот и копайте! Хватит вам по сиротскому делу. Чур, не жадничайте!

Привычки:

- Это есть Великий Полоз. Все золото в его власти. Где он пройдет - туда оно и подбежит. А ходить он может и по земле и под землей, как ему надо, и места может окружить, сколько хочет. Оттого вот и бывает - найдут, например, люди хорошую жилку, и случится у них какой обман, либо драка, а то и смертоубийство, и жилка потеряется. Это, значит. Полоз побывал тут и отвел золото. А то вот еще... Найдут старатели хорошее, россыпное золото, ну, и питаются. А контора вдруг объявит - уходите, мол, за казну это место берем, сами добывать будем. Навезут это машин, народу нагонят, а золота-то и нету. И вглубь бьют и во все стороны лезут - нету, будто вовсе не бывало. Это Полоз окружил все то место да пролежал так-то ночку, золото и стянулось все по его-то кольцу. Попробуй найди, где он лежал.

Не любит, вишь, он, чтобы около золота обман да мошенство были, а пуще того, чтобы один человек другого утеснял. Ну, а если для себя стараются, тем ничего, поможет еще когда, вот как вам. Только вы смотрите, молчок про эти дела, а то все испортите. И о том старайтесь, чтобы золото не рвать. Не на то он вам его указал, чтобы жадничали. Слышали, что говорил-то? Это не забывайте первым делом. Ну, а теперь спать ступайте, а я посижу тут у костерка.

- Ну хорошо, - вздыхаю, - змей ты и есть змей. Но за хвост и пасть огромную, гадкую, сестру любимую отдавать? По какому праву?

- По тому праву, - отвечает уже раздраженно, - девка ты конопатая, злоязыкая, что батюшку вашего от трех смертей я спас. От ножа в драке кабацкой, от огня в доме вдовьем и от зубов волчьих в дороге. И пообещал он мне то, что дороже ему всего на свете. А это дочь его, Марья.

Тут меня обидой и кольнуло. Совсем я никудышная, раз и батюшке Марья дороже всего. Но как теперь старику сердце разбивать, с нелюбимой дочерью оставлять?

- Вот что, - я поленом для острастки помахала, - перепутал ты что-то, хозяин подземный. То ли слух у тебя уж не тот, то ли с пониманием туговато. Любимая у батюшки я, а Марьюшка несчастная дурочкой родилась, все песни поет, почти ничего не говорит, а чуть что - чувств лишается, сам видишь.

Ну что тут сказать? Ум младшенькой сильно преувеличен. Очень сильно. Папа так старался этого перестарка пристроить, даже пришлось жениха искать за тридесять земель, насилу нашел. И понадеялся, что хоть он ее с руками оторвет. Потому как стрип-танцев с коромыслом не видел, а по женскому телу под землей изголодался. В итоге зависть младшенькой весь замысел сейчас погубит. Ее-то потом отец за приданое пристроил бы. А теперь... остается только горестно вздохнуть.

Кащей с сомнением посмотрел на Марьюшку, пригляделся - и заулыбался, как блаженный - и взгляд такой стал у него, масляный, чисто как у кота нашего, Тишки, при виде ведра с молоком.

- Ничего, - и аж ладонями одну о другую потер, - то, что немая, мне оно и надо, а за такие...

Я угрожающе махнула поленом.

- За такую чувствительность, - заменил он слово, - и дурость простить можно. Земли у меня богатые, сокровищ у меня тьма-тьмущая. Привыкнет - что вам, девкам, еще надо - нарядов богатых да камней самоцветных, сразу ласковые делаетесь.

- Что же ты не женат до сих пор? - невинно поинтересовалась я. - Или нет в подземном царстве девок красивых, что ты к нам за невестой явился? Или все-таки хочешь, чтобы тебя любили, а не каменья твои?

- Девок у нас, - отвечает хмуро, нетерпеливо, - много, да только никто с сестрой твоей красотой не сравнится, аж до моего царства слава о ней дошла. Гляжу на нее - не соврали люди, преуменьшили. Будет мне женой, будут дети у нас красивые.

Вижу, серьезно он настроен, на подначки мои не ведется, на уговоры не реагирует. Еще попыталась:

- Да и как же ты, чудо-юдо, грязью ведающее, собираешься с Марьюшкой моей деток делать? Думаешь, золото ей нервы успокоит? Она же тебя только увидела и сомлела. А ежели без одежды покажешься, так и вовсе преставится.

- Ничего, - повторил этот... червяк земляной и ухмыльнулся, - у меня там сады с яблочками живительными, молодящими, глядишь, тысячу раз помрет, а на тысячепервый привыкнет. А не привыкнет - справлю ей гроб резной, хрустальный, будет лежать там, а я ходить на нее любоваться.

Я как представила бедную Марьюшку в гробу хрустальном, под небом подземным, так жалко ее стало!

- Не, - говорю зло, - не отдам я ее тебе. Ты с батюшкой договаривался, да меня не спросил, а я сестра ей родная, заботливая. Стеной встану - не отдам!

Он раздраженно отмахнулся, и сжала меня сила неведомая, а чурбан из рук вырвался, и, разбрасывая искры, обратно в костер поскакал, как жеребчик. Снова разверзлась земля, взял царь подземный Марьюшку на руки, свистнул, гикнул - и встал перед ним конь-огонь, грива алая, не зубы - клыки острые, не ржание у него - рык звериный. И Кащей, гад подземный, на коня этого прям с места и прыгнул. Унесет сейчас родную мою, где ее искать, как спасать?!!!

- Постой! - закричала я в отчаянии. - Возьми меня вместо нее!
А он так высокомерно мне:

- А на что ты мне нужна, конопуха? Ты мне под мышку поместишься, я ж тебя и в постели-то не отыщу, - и со знанием дела Марью за зад ее округлый помацал.

Судя по опыту невинной девы, на которую мужчины даже не смотрят... предположение о стриптизе было правдой.

- Ах ты ж волчий корм, - выплюнула я в сердцах, - сукин ты сын, тварь ненасытная! Руки убери, похабник, как не стыдно-то тебе!

Он ладонью двинул - и поднялся сарафан мой, в рот мне полез. Замычала я, кляп вытаскивая.

- Да и злая, - посетовал Кащей, пока я с сарафаном боролась, - и языком мелешь, не умолкая. Нет, не нужна мне такая жена.

Я ткань изо рта пока тащила, поняла, что сил у меня супротив полоза этого бессердечного нет, и решила к самому страшному женскому оружию прибегнуть - к слезам. Завыла, в три ручья залилась, за сапог его схватилась. Хороший сапог, дорогой, с заклепками серебряными.

- Возьми, - плачу как можно натуральнее, - не женой, служанкою! Я много умею, - вру и не краснею, только носом шмыгаю. - И места много не занимаю! Могу в собачьей будке спать, только отпусти сестру мою, гад ты земляной!

Разговор невоспитанной дуры и озабоченного не женитьбой и потомством, а просто озабоченного змея закончился почти закономерно: он ее чуть в костер не загнал. И тут!

Он на меня даже с усталым удивлением каким-то посмотрел, сапогом двинул - я на землю села, - за уздцы коня тронул, тот рыкнул... И тут я вспомнила, какие нянюшка нам сказки рассказывала, и закричала:

- А давай поспорим? Неужто побоишься мне условие поставить? Не выполню - забирай сестру, а выполню - меня возьмешь! А не согласишься - на весь надземный мир ославлю, что царь подземный трус, девчонки испугался!

Взгляд его из удивленного стал изумленным, он аж головой потряс, что не ослышался.

- Некогда мне спорить, конопуха, - усмехнулся презрительно, - царством править не ягоды собирать. Я вон и жениться-то времени никак не найду.

Это заметно - столько времени на пустые препирательства терять. Ежели он с такой эффективностью и государством управляет, то уже жалко его государство.

- И похабных частушек сочиню, - пригрозила я. И так как терять было нечего, запела: - Ой да едет царь подземный, под собой коня несет, коник гривою играет, царь ... трясет...

Пела я на диво громко и противно. В лесу зашумело, захохотало - видать, леший услыхал, понесся по своим владеньям разносить.

- У царя земель немало, - вошла я во вкус, - только нетути жены. Не ходите девки замуж за мужчину без кхр кхр...!

Я закашлялась - горло сдавило невидимой рукой, а со всех сторон уже несся женский визгливый смех, - всадник щелкнул пальцами, и кикиморы-хохотуньи бросились врассыпную. У меня уже в глазах чернело - и тут горло отпустило.

Похабные частушки - это лучшее средство борьбы с ПолозоКащеем. (Шо это за мутант, кто бы знал? Может, он тоже из Х-16 сбег?) Не обвести его вокруг пальца, не подвести под условие, а похабную частушку сложить. Самое интересное: откуда же в лесу кикиморы? Они живут или в доме, а тут домов вроде нет; или в болоте. Болота тоже нет. А вот кто там хохочет - интересный вопрос. Леший, не выдержав пения, сбежал. Может, русалки? Ну, это если речка рядом есть. Эх, Эльф - и тот гадать замучался.

- Времени тебе до рассвета, - сказал Кащей, и глазами горящими зло сверкнул. Спешился, опустил Марьюшку около костра. - Спрячешься так, что не найду, так и быть, возьму выкуп тобой. Будешь мне псарни да конюшни чистить, навоз убирать, пятки чесать и гостей моих вином обносить. Даю тебе три раза пробовать. А найду три раза - убью! С удовольствием убью, слышишь, девка ты черноротая? Беги, пеструха! Пошло твое время!

Чего-то я не понял. Героиня рыжая или трехцветная? Просто пеструхой обычно зовут животину женского пола, окрашенную в полоску или разные цвета. Может, она от больших умственных усилий уже поседела? Или мимикрирует под окружающий лес?

И кнутом он хлестнул у ног моих - подпрыгнула я и побежала. Долго бежала, и мчались со мной наперегонки кикиморы - руки сучьеватые, носы крючковатые.

- Бабушки, - взмолилась я, - помогите, милые, подскажите, куда бы мне спрятаться?

- Выкуп, выкуп! - заверещали они.

Ужас, все же это какая-то неправильная Зона: кикиморы в лесу живут...

Сняла я тогда платок с волос и отдала им, и они его тут же на ленты порвали. Обвязались бантиками - смешные стали, красуются, - подхватили меня под локотки и понесли сквозь чащу. Долго несли, пока не поставили перед огромным дубом.

О, что это был за дуб - царь дубов! Кроной в небо упирался, корнями наверняка в царство подземное проваливался. А на земле-то он как тогда удерживался? Ветками раскорячился? Эльф так и не смог себе такое представить.

- Лезь наверх, - кричат кикиморы, - на самом верху соколица гнездо свила, спрячься под крыло, не найдет он тебя там!

И я полезла. Лезла, лезла, вся исцарапалась, изревелась, но долезла. Вижу - верхушка дуба надвое расходится, а в той развилке огромное гнездо стоит. На курьих ножках? А в гнезде маленькие пушистые соколушки Не соколята, точно? Я вот такого слова вообще не встречал. сидят - каждый в два раза меня больше, и соколица огромная как дом спит, голову опустив. Я тишком да нишком в гнездо пробралась, под крыло нырнула, затаилась и стала ждать.

И вдруг страшный гул раздался. Выглянула я из-под крыла - а то подземный царь на своем коне по воздуху скачет, меж деревьев вниз смотрит. Из-под копыт коня искры огненные летят.

Отчаянная девка и глупая. Проснется мама-соколица - такое устроит. А у ПолозоКащея летающего еще и радар встроенный похоже есть. Иначе как он что-то там высматривает под листьями, с его-то змеиным зрением. А у коня реактивный двигатель, не? Ну, иначе откуда гул и искры?

- Где ты, - позвал меня полоз, - девка? Выходи. Выйдешь сама - так уж и быть, не буду тебя убивать, отпущу. Радар отказал, кажется.

Я сижу ни жива ни мертва. Он раз мимо проскакал, второй промчался. А на третий, слышу, остановился, к дереву подошел да как ударит по нему! Зашатался дуб вековой, а Кащей снизу кричит: Керосин кончился у коня.

- Выходи, рыжуха, я под каждый листик заглянул, сам царь зверей передо мной ответ держал, негде тебе быть кроме как здесь! Похоже, у ПолозоКащея еще и тепловизор есть.

Я затаилась - а соколица проснулась, соколушки пищат от страха. А дерево трясется - вот-вот упадет.

- Выходи! - кричит царь подземный, - а то срублю!

Я умоляюще на соколицу поглядела, а она курлыкает - мол, прости, девица, не помочь тебе - у самой детки маленькие.

Тут дерево затрещало, накренилось - я выглянула - а этот гад кафтан сбросил, в кору руками уперся и свалить пытается. И кренится дуб столетний, гнется, как прутик. Запищал жалобно один из птенцов, соколица только крылом махнула - и не успела поймать, полетел он вниз.

Ну ладно, захотел ПолозоКащей голыми руками дуб срубить, фильмов про монастырь Шаолинь насмотрелся, но чтобы дуб, как прутик, гнулся... то ли это мутировавший в Зоне дуб, то ли ПолозоКащей еще и законы физики нарушает в отношении конкретно этого столетнего дуба. Примерно такого.

- Лови! - заорала я дико, с гнезда свесившись. - Лови, червяк ты бешеный!!!!

Царь голову-то поднял - а на него с высоты огромной такая туша падает. Я уж обрадовалась, что раздавит, хотя соколенка жалко, конечно. Ничего, не испугался Кащей, руки поднял, птенца поймал и рядом с собой поставил. Соколенок пищит, а гад этот меня пальцем манит - мол, спускайся. А там высоко! А там страшно! Где там? ПолозоКащей же на земле. Или это редкий вид - дуб летающий, с планеты Н'ави?

- Боюсь! - кричу. - Меня так поймаешь?

А он руки на груди сложил и насмехается.

- Лезь, - говорит, - лезь, меньше времени на два оставшихся раза будет.

Ну я и полезла. Страшно до ужаса, а не показывать же перед врагом?

Спустилась, сарафан отряхнула, волосы пощупала - так и есть, без платка, кикиморам отданного, кудри встали торчком - шапкой жесткой вокруг головы.

- Так ты еще и рыжая как белка? - засмеялся он и за локон меня дернул. - Думал, конопатая да белобрысая.

То есть платок она носила, прикрывая все волосы? Чтобы и пряди не выбилось? То есть как мужняя жена? Нецелованная девка? Очень странно. Её что - тоже пообещали кому-то? Папа делал бизнес на продаже дочек?

И закручинился тут же:

- Что ж ты не спустилась, когда звал, теперь придется слово свое исполнять, тебя по третьему разу убивать. А первые два когда были? Даже Эльф вспомнить не может.

- А ты, - осмелела я, - не хвались, не поймав девицы. И соколенка на место закинь, он-то ни в чем перед тобой не провинился.

Царь бровью повел, рукой махнул - и полетел соколенок вверх, к матери на радость.

А я снова припустила, побежала, так, что только иголки от елок из-под ног полетели. Час бегу, два бегу, выбежала на берег реки темной, глубокой. А в реке той русалки играют, кувшинками как мячами перебрасываются, хохочут колокольчиками, волосы длинные пальцами чешут, в волосах тех цветы вплетены. Красивы русалки, только вот до пояса - девицы едва ли не краше Марьюшки, а ниже пояса - рыба рыбой.

Отдышалась я и взмолилась:

- Речные хозяюшки! За мной царь подземный гонится, убить меня хочет! Помогите спрятаться!

А русалки удивленно между собой переговариваются:

- Это Кащеюшка-то?

- Убить хочет?

- За пигалицей этой гонится?

- Да врет она все, за ним сами девки бегают, на шею вешаются!

И вдруг раздался знакомый страшный гул - то царь подземный на охоту за мной выехал.

- Девочки, миленькие,- заплакала я, - да не вру я, не вру! Чем хотите поклянусь! Вот как быстро страх-то невоспитанность и хамство лечит. То рыба, рыба, а тут сразу - девочки.

Тут самая старшая поближе подплыла, осмотрела меня с ног до головы.

- А это не ты, - говорит, - частушки про него бесстыжие сочинила, что кикиморы нам спели?

- Я, - пришлось покаяться.

Русалка обернулась к товаркам.

- Убьет, девочки, точно говорю. Спрячем?

- За выкуп, за выкуп!!! - закричали русалки.

Я достала из кармашка гребень и кинула им.

- Мало, мало, - захохотали они. А гул уже очень громкий. Конь на форсаже идет.

Я потянула с себя сарафан, скомкала и в воду бросила. Осталась в одной рубахе нательной да лапотках.

- Вот это дело! - прокричали русалки. - Будет в чем на берег выходить, молодцев сманивать. Ныряй в воду, прячься под лист кувшинки, а мы тебе пузырь воздушный начаруем, дышать сможешь.

Уже лес позади ревет, зарево поднимается на полнеба - ну я с обрыва в реку и сиганула. Сразу на дно ушла, за корягу уцепилась, под лист кувшинки поплыла - и тут ко мне одна из русалок спустилась, с пузырем воздушным в руке.

- На, - говорит, - дыши, и не двигайся.

Я и замерла. Вижу, конь-огонь к воде подходит, попить наклоняется. И голос царя подземного слышу:

- А не видали ли вы, красавицы, деву тут рыжую да конопатую, на язык несдержанную?

- Не видали, Кащеюшка, - честным хором ответили русалки.

- А если подумать? - говорит. И из карманов подарки достает - и камни самоцветные, и гребни резные. - Я весь лес объехал, в каждую нору заглянул, негде ей быть кроме как здесь. Тепловизор точно есть!

А предательницы-русалки с визгом к нему бросились, из-за гребней-камней чуть ли не передрались.

- Ну что? - сказал Кащей. - По вкусу ли подарки мои? Откроете ли секреты?

И тут самая наглая из русалок засмеялась:

- А ежели ты каждую поцелуешь, глядишь, чего и вспомним!

- Ну, - ухмыльнулся гад подземный, - в очередь становитесь.

И начался на берегу такой срам, что я от возмущения чуть на берег не выскочила. Целовал он их смачно, со знанием дела, а русалки-то полуголые, ноги у них призрачные вместо хвостов, только чешуйки кое-где остались. Он их и целует, и наглаживает - а они только хохочут и крепче прижимаются. Развратник, злодей! Я отвернулась, но глаза бесстыжие сами назад косили, а уж щеки пылали так, что вода вокруг вскипеть должна была.

- Ладно, речные хозяюшки, - довольно проговорил этот полоз любвеобильный, - выполнил я ваше желание, теперь и вы меня уважьте.

А русалки загоготали и кричат:

- Женщинам верить - себя не уважать!

И нырк в воду - только вокруг меня хвосты рыбьи замелькали.

Кащей вздохнул грустно, усмехнулся, рукав закатал, в воду вошел - и что-то забормотал. И вода надо мной мостом встала, попадали из нее на дно обнажившееся и русалки, и рыбы, и лягухи испуганные.

- Выходи, - говорит мне и глазищами своими сверкает, - проиграла ты.

А сам на мою рубаху зыркает.

Я волосы отжала, руками мокрую рубаху прикрыла и пошлепала по грязи на берег.

- Воду на место верни, - прошу сердито, - твари речные перед тобой ничем не провинились.

Он вторую бровь поднял, рукой дернул - и встала вода на место, снова потекла рекой.

- Ну что, - а голос грустный, - готовься к смерти, - говорит, - рассвет уж близко.

А я зубами стучу, от холода дрожу, и молвлю презрительно:

- Опять хвалишься, чудище земляное? Говорят, от поцелуев добрее становятся, а ты только злости набрался да бахвальства пустого! Хамство вернулось, а я уж переживал! Думаю, вдруг умницей вежливой станет. Уф!!! Пронесло.

А он так наставительно:

- Так вот ты почему такая злобная, белка ты мокрая, конопатая - веснушки аж сквозь рубаху просвечивают. Небось и нецелованная еще? - и задумчиво так. - Порадовать, что ли, убогую, перед гибелью.

- Это ты на что намекаешь, охальник? - взвилась я. - Не видать тебе моих поцелуев! От тебя еще и рыбой за версту несет!

В реке возмущенно заплескали русалочьи хвосты.

- Да и не очень-то хотелось, - отвечает, - ты ж не замолчишь, а замолчишь - так укусишь, а укусишь - так отравишь. Да и какая радость неопытную дурочку науке поцелуйной учить? Давай, не трать мое время, ложись на мох мягкий, буду тебя убивать.

- Что-то ты, змей похабный, мне зубы заговариваешь, - говорю, а сама подозрительно на тот мох смотрю - ну чисто перина на ложе. Русалки хихикают из реки, а сам царь подземный рубаху свою с тела тянет, на глаза мои округлившиеся смотрит, насмехается:

- А, может, попросишь сжалиться? За поцелуй, добром отданный, подумаю. Ты не смотри, девка, что озлился на тебя, не боись, буду ласковым.

А глаза так и сверкают, от моей одежды мокрой не отрываются. И хорош же, полуголый - куда там парням нашим, деревенским! Эх, хороша сказка. Вроде он только рукав закатывал, а уже полуголый. Профессиональный стриптизер, однако. Что-то это опять меня на странные мысли наводит.

Я покраснела, на небо посмотрела - а оно сереет. Скоро уже солнце встанет.

- Найди сначала! - кричу. И побежала.

Бегу, бегу, а за мной страх по пятам несется, за сердце щипает, и слезы капают. Неужто не спасу Марьюшку, неужто оставлю ее охальнику этому?

Бегу-бегу, а тут лес-то и кончился, и выбежала я на луг - трава по пояс, роса серебряная, цветы-васильки голубыми глазками на меня глядят: здравствуй, мол, Алена-целительница, рады тебе, кланяемся, кланяемся.

- Травушки! - взмолилась я. - Не погубите, спрячьте! Ищет меня царь подземный, убить хочет. Мне бы до рассвета продержаться!

Травушки заволновались, сильнее закивали, расступились, образуя ложе - я туда легла, они надо мной сплелись-заколосились, цветами покрыли. Лежу я, дыхание затаила - небо светлеет, вот-вот солнце взойдет.

И снова гул и грохот - скачет конь-огонь, зарево на все небо. Остановился недалеко, спешился Кащей. Конь на посадку пошел, керосин выжигал.

- Попасись, Бурка, - говорит ласково, - отдохни.

А сам так задумчиво по полю начал бродить. Вокруг меня, как нарочно. Травы гладит, цветочки нюхает, на небо посматривает. Потом уселся почти на меня, вздохнул, достал трубку из камня искусно вырезанную, табачком набил и закурил. А я лежу рядом ни жива ни мертва.

Эльф радостно вопит: "Это не Кощей, и не Полоз, я понял: это Кецалькоатль!!! Только он курить трубку может, бо американский змей. В русских сказках такого срама нету! А назваться своим именем он не может. Сразу его, нелегала, вычислят и выгонят из наших сказок вон".

- И куда, - молвит громко и задумчиво, трубочкой попыхивая, - белка эта драная подевалась? Чую, что рядом, а где, не пойму. В тепловизоре батарейки сели, похоже.

Я и вовсе дышать перестала. Докурил он, встал, да угольки из трубки на меня-то и стряхнул. Я заорала, трава расступилась, а я вскочила, давай рубаху отряхивать.

- А, вот ты где, - смеется, - конопуха. - И снова руку в волосы мне запустил, за прядь дернул, лицо мое к солнцу поднял. - Ну что? Проиграла ты.

- Отпусти, - говорю тихо, потому что странно он ко мне клонится, страшно мне стало. Отпустил он - волосы набок мои убрал, видимо, чтобы меня, бедную, сподручнее душить было.

И тут мне на лицо солнечный лучик упал. Оказывается, уж несколько минут как из-за виднокрая круглым боком своим солнце поднялось.

- Это ты проиграл, - сказала я гордо, - хвастун!

Он на солнце посмотрел - лицо царское лучи вызолотили, в глазах янтарем заиграли.

- И правда, - с таким удивлением подозрительным, - как это я не заметил! Ну что, беда ты пестрая, пойдешь ко мне чернавкою. Будешь лошадушек моих обихаживать, полы в тереме мыть, гостей привечать. Или хочешь, смилостивлюсь - коли первый поцелуй мне свой подаришь? Первый девичий поцелуй силу волшебную дает, от тридцати трех смертей спасает, если добром отдан.

А сам опять глаз от меня не отрывает, в лицо всматривается.

- Мне твои милости, охальник, не нужны, и я от своего слова не отказываюсь, - говорю, - только Марьюшку дозволь до дома проводить да отцу письмо прощальное написать. И травушку потуши - сгорит тут все от угольков твоих, а цветы перед тобой ни в чем не виноваты.

Он помрачнел, рукой махнул - встала над полем туча черная, дождем проливным полила. Свистнул, гикнул - у меня чуть уши не лопнули. Зашумел лес, заволновался от свиста его.

- Дома твоя Марья, с дарами богатыми да выкупом. А отцу напишешь уж из царства моего. Не боишься со мной ехать-то?

- Ничего не боюсь! - отвечаю презрительно, а у самой душа как зайчишка трусоватый трясется.

Подозвал он коня, схватил меня на руки, узду тронул - и провалился конь с нами сквозь землю. Я от страха обмерла, зубами застучала, а Кащей одной рукой правит, другой меня к себе прижимает, и рука у него горячая, и глаза огнем во тьме горят.

Так и представляю: впереди проваливается конь. За ним, зацепившись за узду, проваливается, матерясь и сверкая глазами, Кецалькоатль, а на шее его сидит рыжая девка в одной рубахе и орет дурным голосом. Отчего конь еще больше пугается. Почему я так думаю? А потому что Кецалькоатль на коня верхом так и не сел. Курил, трубку выбивал, девку за волосы таскал, колдовал, а верхом так и не сел. Не учил он инструкцию по проваливанию сквозь землю. Нарушитель техники безопасности.

Недолго мы во мраке скакали. Приземлился конь-огонь на пригорок - а там царство вокруг подземное лежит. Пригорок чего? Небо синее, как у нас, и по небу солнце точь как у нас идет. Леса стоят зеленые, луга серебряные, а перед нами город широкий, (и река мягкая через него течет, и мост пушистый через нее перекинут) а в городе том терем высокий, крыша золотом сверкает.

- Руки-то убери, - требую, - ишь прижался как к печке теплой. Не для тебя меня батюшка растил, не для тебя меня сестрица пестовала. Вот сразу видать - умница девка. Даже срок службы не оговорила. Теперь и будет работать за так бесконечность.

Он отодвинулся, чую - головой качает.

- И где, - говорит зло, - такие сорные цветы растут, сама с былинку, язык с лошадинку, колючек не счесть, самомнение с гору. Эльф долго пытался представить такой язык, но даже на двоих у нас ничего не вышло.

Довез он меня до терема молча - подбежали слуги, Бурку за уздцы взяли. Царь подземный с коня спрыгнул со мной на руках, рядом поставил. Кого поставил, коня? А как поход к терему выглядел? Конь на спине Полоза от пережитого шока отходит, а героиня у него на руках? Силен мужик. И мне все дружно кланяться начали.

   - Чего спины ломите, - произнес недовольно, - не царицу я привез, чернавку новую. Авдотья!
   Заорал так, что окна радужные в тереме затряслись. На крик тот на крыльцо вышла баба седая, с лицом добрым, тучная - еле в проем протиснулась, руки на груди сложила и заохала.
   - Ох, какой цыпленочек тощий, да ты ж ее, Кащеюшка, укатаешь! А волосья то - чисто проволока золотая! Так она рыжая или блондинка, или уже опять мимикрирует? А солнышко-то как ее любит! Думала, привезешь жену холеную да сисястую, а ты в кои-то веки на хорошую девушку глаз положил.

Эва какая сильная бабушка, с первого взгляда характер определяет. Уважаю. Только мимо.

- Она, - хохочет злодей, - сама кого хошь укатает. Не жена она мне и не будет. Долг пришла отрабатывать. Принимай в прислугу. Посели в чулан под лестницей, накорми, выдай какую одежду похуже, дай лопату - пусть идет конюшни убирать. Слуга мой верный конюшенный спиной мается, неделю уже убрать стойла не может, а кроме него лошадки никого не подпускают, затоптать норовят. А ты, - обращается ко мне, - помни, захочешь жизни сытой да ленивой, сама приди, ласково попроси, да поцелуй подари - будешь в лучших покоях спать, в золоте-самоцветах ходить.

С одной стороны, Кецалькоатль - молодец: срок службы тоже не уточнил, да он и не нужен ведь, правда? Вообще никому. А с другой - уже понял, что за сокровище получил, и решил быстро от нее избавиться.

- Не бывать этому! - отвечаю гордо, а у самой ком в горле горький стоит.

Авдотья пуще прежнего заохала, на меня с сочувствием поглядела, головой покачала и поманила за собой.

Чуланчик, в который меня поселили, оказался маленький и грязный, с одним окошком небольшим, на задний двор выходящим. Только и поместились там что охапка соломы, на который рогожку кинули, да стул колченогий. Вообще, это признак очень небедного дома. Ну не делали стульев отдельно. Только лавки. Посмотрела я на это богатство, вспомнила свою горницу, шелками обшитую, с мебелью добротной, искусными мастерами вырезанной, с окном огромным и только вздохнула. Ну не собачья будка, и на том спасибо, хозяин приветливый.

То есть, когда договаривались, и на будку была согласная, а теперь уже недовольна? Торгуемся? Ну да, умница же. Забыл. Склероз - он такой. Вылечить никак, а забыть легко. Хотя тут скорее хамство, которое второе счастье.

Накормили меня кашей, дали сарафан из мешковины, платок старый, показали где тут умываться на заднем дворе, где по надобностям ходить. Вручили лопату.

- Ты, девка, - сказала мне Авдотья, - потише будь да поласковей, авось и смягчится хозяин наш, хоть на кухню тебя переведет.

- Спасибо, - поблагодарила я искренне. Жалить не стала - женщина добрая, накормила, дурного мне не сделала.

Так вроде не змея Анастасия, или уже змеей стала, а я и не заметил?

И пошла я в конюшню. А там... Навоза по колено, мухи роятся, вонь такая, что слезу выбивает, жеребцы огнем дышат, к себе не подпускают. Я к коню - а он на дыбы, я боюсь, но тихим голосом воркую, уговариваю его пустить меня к себе, чтобы ему грязь больше не месить. Думала, затопчет, ан нет - успокоился. Только с меня от страха семь потов сошло.

Вот тут чего-то не понимаю. Дерьма по колено, за неделю. Коней у Кецалькоатля много. А слуга всего один. На конюшне, в которой табун лошадей. И за всеми нужен пригляд. Тогда получается, либо кони Кецалькоатлю не нужны, потому что так их не держат, а только уничтожают, либо слуга со своей работой не справляется. И почему он еще жив?

Обернулась я - а у стойла Кащей стоит, уздой играет, смотрит напряженно, жалостливо.

Эрика Леонард Джеймс в этот момент плакала в три ручья. Кецалькоатль в кожаных штанах, через голенища в сапоги говно переливается и на нем еще и уздечка надета. Эльф после такого пошел за водкой. Сказал: глинтвейн не поможет.

- Что, - спрашиваю зло, - боишься, попорчу жеребчиков твоих?

Их в принципе от такого ухода, какой был, срочно спасать надо.

- Боялся, голову тебе разобьют, убирать больше будет, - огрызнулся он и пошел вон, только воротами от души хлопнул. Я вслед ему с удивлением посмотрела, лопату перехватила и давай поле деятельности обозревать. А что смотреть - делать надо.

А чего его обозревать, не нагляделась еще? То есть, простите, по колено в навозе так и бродит туда-сюда. Обозревает? От входа к стойлу и обратно? Зачем? Пытается кубатуру работы высчитать?

Я сначала по краешку - по краешку ходила, лопатой неловко тыкала, все ждала, что черенок сломается. А нет, видимо крепкие в подземном царстве лопаты делают. Ничего не понял: а от коня-то она как на край перелетела? Ведь у стойла же была... Лапти сняла - пачкать неохота, сарафан выше колен завязала и в навозе этом голыми ногами топчусь, лопатой махаю. Слезы по щекам катятся, а я песенки пою, бравурные, праздничные. Кони поначалу хрипели, бились, потом смотрю - притихли, слушают. По первому использованию можно точно сказать, что пение героини легко сравнимо по воздействию с ОМП. (Оружием массового поражения) Кони вот тоже не вынесли, но они животины подневольные, через завалы навоза выбраться не смогли. Пришлось смириться.

Я тачку наполнила, бегом в яму тот навоз вывалила, и обратно. Так махаю и бегаю, махаю и бегаю. Уже пот лоб заливает, и несет от меня жутко, а кони присмирели, головами в такт песням машут, ржут ласково, будто все понимают.

- Ах вы бедные, - говорю ласково, - в такой грязи жить! Своего-то Бурку небось в чистом стойле держит, а тут что же такое творится! Царь навозный!

До вечера таскала я навоз. Потом в окошко к Авдотье постучалась.

- Добрая женщина, где бы мне помыться можно?

Она аж заплакала, на меня глядючи.

- Ой, девонька! Сейчас я тебе лохань горячей водой наполню, позову служанку помочь искупаться! Сама управительница-ключница лично? Я бы возгордился.

- Нечего чернавок баловать, - раздался вдруг знакомый голос из-за ее спины, - есть на заднем дворе корыто в сарае, пусть туда воды колодезной сама таскает, сама моется. А то изгадит тут все.

- Кащеюшка! - ахнула ключница. - Да как же ты!!!

- Не волнуйтесь, Автодья Семеновна, - отвечаю гордо, - и правда лучше мне в сарае помыться, раз хозяину вашему, владетелю богатств неслыханных, ведра горячей воды мне жалко.

И пошла к колодцу. А за спиной моей ключница что-то сердито Кащею говорит, а тот мою спину взглядом своим янтарным так и сверлит.

Вот тут даже уже смеяться не могу. То есть как оскорблять царя последними словами, так можно. А как он наглую невоспитанную хамку решил слегка наказать, причем царь - простолюдинку, так тут еще и обижаться стоит? Сказка, да и только.

Рассмотрев, что за окончание похождений столь невоспитанной и постоянно хамящей девицы просят денег, Эльф возмутился и сказал, что за такое следует и приплачивать, чтобы читали. Потому как царь, да еще волшебник, с простолюдинкой мог сделать что угодно. И ему бы за это ничего не было. И то, что он пока ее на ленточки не распустил, это только его царская милость.

Я же не согласился, потому как посчитал все это тонким авторским троллингом. Иначе никак необъясним ни купец богатый, весь его доход в деревне - от дочкиного стриптиза. Ни смещение ужа и ежа, Кощея с Полозом, ни орды нечисти в качестве женихов для дочки-дурочки. Ни лаборатория по изучению мутантов и смесков в деревне. И все остальные глупости. Да и как невоспитанная хамка, основное желание при знакомстве с которой: срочно вымыть ей рот, - могла бы обозвать царя безнаказанно даже в сказке? Царь он или пустое место, в конце концов?

А судя по описанию дворца, это был шикарный ночной клуб: поддельное золото, дорогая бижутерия, претензии на изысканность. Скорее всего, предполагалось организовать стриптиз-группу из Кецалькоатля и Марьи и зашибать большие деньги. (Помните речку и засученный рукав?) А о свадьбе, к сожалению, и речи не было. Опять. Печалька.

В общем, читайте хорошие книжки, уважаемые читатели, не ведитесь на авторский троллинг даже и в Рождество.

Ругаться на автора можно здесь.

Servolf : другие произведения.

Мы это прочитали. Часть вторая

МЫ ЭТО ПРОЧИТАЛИ. ЧАСТЬ ВТОРАЯ

© Copyright Servolf (ser-2011@mail.ru) Размещен: 08/03/2017, изменен: 08/03/2017. 61k. Статистика. Статья: Литобзор Литературное Оборзение Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Мне уже несколько сложно ориентироваться в первом файле. Так что завожу второй. Продолжаем. ;)