Бывает ли клипованность в литературе? Безусловно. Но что мы можем сказать о быстрой смене кадров, если это - процесс чтения, требующий дополнительной нагрузки и, что важнее всего, подготовки. Можно сказать, что это поддерживает не всякий мозг. Давление смысла задано, но понять человек не может. Это не беда, но факт.
Даже если для ускорения сообразительных центров использовать разные там батарейки, атомные элементы, супер-пупер генераторы, результат будет сложнодостижим.
Вершины словесной оригинальности не рассчитаны на человека.
Чтобы не мучить себя, я решил спросить у нечеловека, и потому позвонил Саше Маслову. Я с ним общаюсь мало. Саша - само лукавство. Мои волнения - его смех. Мои стихи - его свет луны. Мне сложно судить его мыслях потому, что в отличие от человеческой, его душа более стабильна. Смерть не ломает ее на части, и потому он помнит все свои прошлые жизни. Я же не помню ничего. Ровным счетом.
Таков Саша Маслов.
- Привет, Саша.
- Привет, автор.
- Хотел задать тебе ряд вопросов. Ты свободен сейчас?
- Да.
- Значит, ты ответишь на мои вопросы?
- Конечно. Ты ведь не корреспондент, которого только и волнует, чтобы вынуть из меня душу. Ты же интересуешься чисто экспериментально?
-Да. Вот слушай. Ты читал когда-нибудь книги?
- Да. Но это происходит так - одна моя личность отключается (эта та, которая вообще никогда не читает), другая включается. У меня личин много. Я словно дьявол. На самом деле, я прожил много жизней. Кто я? Черт его знает. Все свои личности я сохранил. Многие из них уходят корнями в столь холодную и морозную древность, что мне самому страшно. И я не знаю, что тут сказать. Когда я был ядовитой улиткой, человека в мире еще не было, он не возник. Книги тогда не писались. Сам понимаешь. Помню, что насекомым я бывал не раз. Едва достигнув человеческого облика (по конвейеру жизней и эволюций), я почувствовал странную тягу к знаниям. Я сразу понял, что реинкарнация - не самый положительный процесс. Тебя постоянно обдирают, как липку, ты остаешься ни с чем. Подняв флаг науки, я спросил у своего бога: "что же мне делать?"
- Два пути, - ответил он, - первое - это вступить в ассоциацию. Второе - стать монокосмосом самому, что мало того, что трудно, еще и требует гигантских временных затрат. Третье - это слиться с мировым разумом, стать единым целым - так поступает большинство вещей, которые наделены определенным поведением.
А книги? Да, я читаю. Несколько других моих "Я" только и делают, что читают.
- Ты знаешь что-нибудь о сути нечеловеческих композиций?
- Гм.... Конечно. Я недавно вспоминал о литературе Ящерицы Бо, о стихах Птицы Гочс. Ты знаешь, есть тайные записки Птицы. В тот век, когда она летала в свое путешествие в космос, она встретила на одной планете кремниевую жизнь. Птица достаточно подробно описала эту жизнь, а также рассказала о том, что у местных жителей также есть стихи. Ты думаешь, это не круто?
- Круто, - согласился я, - но как их прочесть?
- Нет! Прочесть их можно! Но понять нельзя. Это с виду кажется, что предметы есть предметы - атмосфера, вещества, океан. Птица описала эту планету как Брх. Жителей звала Брханцы. К сожалению, в тот век не было никаких видеокамер. А если бы они и были, то всё равно ничего бы не сохранилось. Ведь Птица пишет свои записки, выдалбливая двоичный код на стенах пещер, на камнях, на склонах гор. Я задал себе вопрос - где же это? Я умею перемещаться в пространстве, и, даже если мир находится не в одной плоскости с нашим, я могу воспользоваться Зеленой Линией, которая позволяет совершать межзвездные прыжки так, будто ты идёшь пешком по одной земле.
- А ты там был?
- Да?
- В каком виде?
- В виде брхского ящера. Однажды я нанялся - я решил поработать в одной спецслужбу Люди там были уже почти не люди. Они конструировали искусственные души, и это позволяло им многое. Так, они активно боролись с рядом могущественных государств, которые, находясь в различных параллельностях, пытались выяснить отношения друг с другом. Зачем? Я считаю, что это - от скуки. Возможно, есть еще большее единое целое, и оно еще не сформировалось, потому и борются за него уже вроде бы идеально построенные составляющие. Побыв ящером, я решил, что служить уже больше не буду. Я отправился на самую границу мира и хаоса и там лег спать.
- А что на счет нечеловеческих композиций?
- Ах, да. Знаешь, было однажды так - каждое продолжение романа относилось к разному сюжету. Для упрощения они выделялись разными цветами, и к середине книги я понял, что читаю сразу семь книг. Представь себе такое. Сразу семь моих личностей читают одновременно. Нечто подобное происходит при обряде слияния души и семи зверей, после чего сущность становится юным монокосмосом, у которого многое впереди. Это уже другая литература.
- А есть ли она у них?
- Да. Только каждое слово к чему-нибудь может привести. Каждый монокосмос может генерировать язык, который есть своеобразный машинный код. Я не все знаю. Существует книга об этом. Я читал. Но я не знал, где взять эту литературу в постоянное пользование. Впрочем, даже если вопрос будет решен - кто же будет читать это? Это ж даже не машинный код, это еще хуже. Но есть души, которые распознают этот особенный цифровой свет - хоть в детстве, хоть на закате жизни, не важно.
Дело в том, что однажды может произойти пробуждение.
Да, ты скажешь, это - совсем там, совсем там... Но мы и говорили о нечеловеке... О том и речь идёт....
Таков и был этот разговор. По прошествии времени, букв и срок мы подошли к такому моменту, когда жизни в Реке-Наизнанку вроде бы не существовало. Но это ни правило, ни исключение, это - часть другой части, потому что если где-то нет жизни, то это так и есть. Он если совсем рядом она развивается, это уже другой вопрос. Что делали наши герои? Нет, я точно не знаю. Но Марс Брайнер в ту пору находился в городе С. Хотя это было ненадолго. Он же учился. Алексей Бархан? Про него я не знаю. Слава Космос и Арама Воробьянян поступили в футбольную команду, которая играла в пятой лиге города Ф., но официально эта лига называлась "Чемпионский турнир". Игра "Догони-меня-Кирпич" была повсеместно запрещена. Но она были и раньше запрещена, и этот запрет ни на что не влиял. Другое дело, что популярность этого вида неформальных состязаний постепенно теряла свою силу. Никто не брался объяснить этот феномен. Многие авторы гимнов в ту пору переключились на некие абстрактные тайны - ибо многие и знать не знали о Реке-Наизнанку, но что-то слышали. Но и сама атмосфера была по-прежнему переполнена этим туманом.
1. Гусь Памерман
Очень о многом можно судить по почерку. Характер, образ мыслей, подсознание, сны. Если вы не умеете писать литературно, то это - дело другое. В этом случае речь может пойти о каких-нибудь дефектах.
Гусь Паперман - он, с одной стороны, писал очень плохо, потому что держание ручки в руке считалось занятием плебейским, и это при том, что тщеславие толкало его в самые разные крайности, включая ночные автогонки и конкурсы ненормативной поэзии, где блистали далеко не идиоты.
Окончив школу, Гусь поехал на чемпионат Москвы по курению, однако, не прошел квалификацию. Расстроившись, он вернулся в родной город Ф., и с успехом поступил на факультет табаководства.
Взяли же его за почерк. Столь скверной каллиграфии не видел никто со времен царя Гороха. Был даже проведен эксперимент: взяли курицу и научили ее писать. Посадили ее рядом с Гусем Паперманом. Кто лучше? Курица выиграла по очкам.
- Не расстраивайся, - успокоил Гуся декан, - почерк - это ерунда. Думаешь, человек, который изобрел табак, умел читать и писать? Конечно нет. Но он делал это, и теперь уже на многие поколения человек осчастливлен. Я же вижу, с каким вожделением ты куришь!
- А-а-а... Культурные. Это хорошо. Да, я чувствую, что все это не зря. Диоген бегал с факелом посреди дня в поисках человека. Посмотрел он - а вокруг обезьяны. Страшно ему стало. Это всё от того, что курил он культурные сорта.
- Во времена Диогена не было табака, - заметил декан факультета.
- Какая разница? Главное - табак в душе. Предположим, был некий параллельный мир, и там Диоген курил. При этом он немало экспериментировал. Вы понимаете, о чем я говорю? Жизнь бы без этого точно не возникла. Это - знак!
- Как, как ты сказал? Золотые слова, Гусь! Их надо написать на входе в факультет, чтобы все видели и читали!
Паперман довольно кивнул.
- А ты как отучишься, уйдешь, или в аспирантуру пойдешь? - осведомился декан.
- Я люблю достижения разного характера. Научная деятельность давно волновала мою душу. Не знаю еще... Хотя... Если мне предложат, то я, скорее всего, соглашусь. Этой будет мой звездный час. Понимаете?
-Да, Гусь, да. Я понимаю. Ну что ж, я поздравляю тебя со звездным поступлением в институт. Успехов!
И он пожал Паперману руку.
Гусь обладал одним важным качеством - он умел себя разбирать. Делал он все это на бумаге.
голова
рука
нога
мозги
тело
(без руки и ног)
мысли
Разбирая образ мышления, он смотрел глазами древнего человека, хотя сам себя он ставил выше. Допустим, существовал бы мир первобытный, а он был бы в нем гость. Вот тут бы его классификация и пригодилась.
Васин (Казёл): Паперман боится показать людям, что он - ни железка, ни кусок бревна, ни апологет стадного инстинкта.
... Это у меня стадный инстинкт? Да я - великий и могучий Паперман, меня боялись и небо, и земля, а также народы.
А вот - образец его почерка:
=============================================
Однажды, возвращаясь домой после затяжной игры в бильярд в клубе "Русь", где его сделали по всем статьям, Гусь влился в ночную мглу. Фонари не горели. Занавешенные окна мерцали очень скромно (что еще можно было от них ожидать?) Круглоглазая сова угукала. Собаки во дворах переговаривались лаем. Из форточек вылетали на свежий воздух телевизионные слова.
Гусь мечтал встретить кого-нибудь из кентов, ибо домой возвращаться не хотелось. А так - можно было еще пойти, посидеть на скамейке, покурить, поговорить, пивка попить или вина домашнего.
Частные кварталы уже сменялись родной улицей - имени Крупской.
Тогда он неожиданно вынырнул - откуда-то сбоку. Гусь остолбенел - его глаза светились, будто бы голова его была тыквой, внутри которой находилась свеча. По мере приближения глаза разгорались, и Гусь, не выдержав, достал сигарету и спросил:
- Дай прикурить!
Глаза в тот же момент погасли. Действие это сопровождалось щелчком.
- Гусь Паперман! - провозгласил он торжественно. - Стой! Не спеши! До вечности пешком не доберешься! Постой, покурим.
- Ништяк, - ответил Гусь.
- Вот возьми пиво "Side by side". Тебе понравится. Со склада в Сенеже.
- Фигня это, - ответил Гусь, - Сенежа давно как нет. Его сдули злые ветра. По обломкам ходят звери. Или ты шутишь?
- Шутка - нож к языку! Ты что, не узнаешь меня?
- Саша Маслов!
- Отлично.
- Ты вернулся в наш мир?
- Ты прав. Ноя пришел ненадолго. Давай присядем на скамейку. Вот, хотя бы сюда.
- Собака лает.
- Пойдем к другой.
- Пойдем. Слушай, а у тебя пиво еще есть?
- Сегодня я - командир земли, и у меня есть всё. Слушай меня, Гусь! Можешь перебивать. Я это не воспрещаю. Посмотри на звезду. А, черт, нету звезд. Облака. Ладно, не смотри. Она там есть, за облаками. Звезда! Она взошла. И знаешь, зачем она взошла? Несложно догадаться, зачем она взошла. Ты ждал этого, Гусь! Это - твоя звезда.
Глаза Саши Маслова мигнули, замещая некий жест.
- Чувствуешь? - спросил он лукаво.
- Чувствую, - ответил Гусь, отпивая пиво.
- Что ты чувствуешь?
- Что ты гонишь, слышь.
- Ты в своем репертуаре, Гусь. Ты многого достоин. Зло призывает тебя на службу! Посмотри! Впрочем, твой глаз не так уж прозрачен, как мой, Гусь! Паперман! Неучтивые воины осени сожгли тебя! Сила победила силу! Однако, не печалься! Собака всегда ест собаку! Это - закон бытия! Я могу показать твой путь с помощью знамения. Но зачем тебе оно? Ты сам есть знамение. Ты - проводник разрушения.
- Ты предлагаешь мне вернуться? - спросил Гусь.
- Ты должен!
- Я знаю, что ты - мастер по объегориванию. По-моему, между твоими словами и смыслом есть большая пропасть. Я посещал лекции по тебе. Разве ты этого не знаешь? К тебе отнеслись по научному, слышь. Сразу сказали, что ты - мастер пустословия. Ты все время что-то комментируешь. Это типа грозы. Она гремит, люди думают - гром, а это - разряд конденсатора. Так же и у тебя. Я хотел бы вернуться. Но ворота меня не пропускают. Выяснилось, что Река-Наизнанку стала открываться избирательно. Есть количество жизней и смертей, и дальше этого числа никто не может перейти. Я свое исчерпал. Да, я и теперь и не думаю о том, что было. Все прошло. Там мне жизни больше нет. Я не думаю, что ты...
- Что - я?
Гусь жирно затянулся и продолжил:
- Я не думаю, что ты что-то можешь на этот счет. Да, ты - супер. Я даже думаю, что ты занимаешь какую-нибудь строчку в рейтинге популярной нечисти. Но на что оно мне теперь? Говорят, Рекой-Наизнанку правит Прозрачная Машина. Её кто-то обнаружил. Страшно древняя гадость. Окружает землю полукольцом. До самого края земли, за которым горит огонь. Что-то типа огня, насколько я знаю. Так вот, в машине есть журнал записей. Она его раньше не вела. А потом все поменялось. Она стала следить за тем, чтобы никто не попадал в суб-параллельность больше положенного, и не плодил людей-отражений. А что, это верно! Сколько вреда мы там сделали ей, земле. Нет, я не против. Ломать - не строить. Я бы не знаю, я бы и сейчас не отказался позажигать. Зачем мне серьезняки давить?
Но для этого нужно убрать одну запись в журнале Прозрачной Машины. Ты что, можешь это?
- Растешь, Гусь, - одобрительно сказал Саша, - меняешься. Это хорошо. Всё возвращается на круги своя, а ты - ты нет. Парус вперед держишь. Молодец. Понимаешь - в том-то все и дело, что ей ты как раз нужен. Машине. Там, в землях, все слишком хорошо. Эхо войны утонуло в пыли памяти. Руины заросли травой. На месте Долины Выбросов теперь болото. Как ты понимаешь, золотой век сменился веком греха, а теперь в, как ты выразился, суб-параллельности, царит вообще каменный век. Нет войны - нет прогресса, Гусь.
- Мое имя знает сама Машина!
- Да. Но сила ее на реальный мир не распространяется, потому ты и не можешь об этом узнать. И ведь много в жизни дерьма - некому прийти к тебе и сказать - взошла звезда, Гусь! Возьми ее. Она - твоя! Некому. Зависть всесильна. Однако, волна знамений уже прокатилась по землям. Твои призраки трогают мирных рыбаков по обеим берегам Великой Реки! Собирайся в дорогу!
- Так, так, - ответил Гусь Паперман.
- Ты не согласен?
- Это как посмотреть! Есть еще пиво?
- А надо?
- Надо.
- Ладно, Гусь. Несговорчивая ты птица, Гусь! Я знаю, на самом деле тебе очень много в жизни нужно. Просто ты уже немало получил. И получал, и еще будешь получать. И заслуги у тебя были, да и по морде случалось - ведь правда? Одно другому - не помеха. Представь себе, что ты Македонского бы не убили, а просто... Как тебе сказать? Все бы решили, что он умер, а он бы где-нибудь себе бытовал. Обидно, правда.
- Да что ты мутишь, Саша? Мне оно надо, в натуре? Или ты меня не знаешь?
- Ты должен немедленно отправиться туда.
- Куда?
- Ну, ты гонишь! - не выдержал Саша.
- Прямо сейчас?
- Хотя бы завтра.
- Хорошо, что ты мне за это дашь?
- Ты в натуре, Гусь! - сказал Саша Маслов, вновь мигнув глазами. - Я выглянул к вам на часок. Я дежурю в преисподней сутки через двое. Сутки сплю, потом хожу в бары и рестораны Ада. Когда мне сюда приходить-то? Ладно, еще бы, сутки-трое. И то - я нашел время прийти сюда. Ты знаешь, что путь из под земли сюда занимает 20 часов? Сначала на пароме через Стикс. Плывешь, тебя качает нафиг. Страшно, аж жуть - зубы стучат. Это все от того, что Харон уже давно на пенсии. Потом - самолёт. Мы поднимаемся до чрева вулкана, где переходим в лифт. И стоя - два часа! Гусь, и ведь все это - из-за тебя!
- Вот бы мне туда!
- Успеешь. Всему свое время.
- Ага. Так что, ты мне что-нибудь заплатишь?
- Все получишь там.
- Нет, это нереально.
- Что - значит, нереально?
- Мне нужно что-нибудь для реального мира! Ты же - Саша Маслов! Ты же... Ты же только там командир! А здесь? И что толку, что у тебя глаза мигают? Много ума надо, да, чтобы мигать? Да что ты можешь? А? Раньше ты только и делал, что взрывал бытовой газ. Зачем? Просто так? Я, вот, просто так ничего не делаю. Бабки. Девки. Пиво. Винцо. Все считают меня выродком. Но только не в институте. Там меня понимают. Еще меня Вера Ивановна понимает, преподавательница по культуре курения. Да, я бандит. Я делаю все, что хочу. Мне нравится. Я вреден для общества, зато полезен для пацанов. Если кто-то посторонний придет на район, то тут же получит по голове. Это же очевидно. У нас - своя власть. Уличная. А у вас там все наоборот. Ваш мир создали машины. Я не хочу играть их игру. Дай денег, а? Чо молчишь? Ты здесь ничего не можешь. Когда-то ты мог, я не спорю. А теперь ты никто. Прощай, Саша! Меня пацаны ждут!
Гусь Паперман поднялся, закурил очередную сигарету и ушел в жидкую тьму, в которой виднелись лишь бледные квадраты окон и отстветы отсутствующих звезд. Где-то неподалеку хохотали пацаны. К ним Гусь и спешил.
2. Ворота
В семья у Юрия всегда всё было академически. Прадед смотрел с портрета в рамке, и его голос был еле слышен. Иногда он резонировал с пустой трехлитровой банкой, что стояла на шкафу, и тогда различались слова.
- Да. Не слушай никого, мой правнук. Тебе говорят все это, чтобы заглушить голос. Голос разума, голос вселенной. Это лишь часть его. Оглянись. Вокруг тебя жизни восходят и заходят с огромной частотой, а ты этого не замечаешь.
Слова эти породили в голове Юрия определенные сомнения. Он вышел на балкон и понял, что до сих пор боится курить при родителях. И это - в возрасте 18 лет!
И это ведь еще не всё. Его все продолжают постоянно готовить... К чему-то готовить. Золотую медаль получил - мало. В институт поступил - мало. А что, если жизнь так никогда и не начнется?
Юрий вынул из под подушки запрещенный в его семье сборник Вовчика Aмл : "Стихи в период нашествия злых месяцев на город Ф".
Хотелось читать вслух, читать торжественно.
- Всё таки, - подумал он, - так много говорили, что есть нечто. Какое нечто? Это просто ожидание.
Он вышел на балкон .
Ножницы
Я смотрю на ножницы.
Они режут шерсть.
Я смотрю на ножницы,
А может - их съесть?
Человек не верит в ножницы.
В нём есть всё.
Он рождается в розницу.
И в сущности он - осел.
Я тебя остановлю на улице,
Приставив ножницы к кадыку.
Ты от страха зажмуришься.
Дура ты на меху.
Ты пойдешь со мной в кусты,
Сопровождаемая ножницами
Грех - это когда боишься ты,
И с тобою кто-то возится.
Дурак он, Амл, - заключил Юрий, - что тут неформального? Хотя, из принципа, это все же стоит читануть. Читать. Неформально курить на балконе. Нет. Да. Надо закурить в своей комнате. Это будет жест.
Мне всё нельзя. Мне только учиться можно, и то - тому, что ими не запрещено! А зачем вообще жить? Может, лучше вообще уйти в монастырь и там учить науки, как альтернативный монах-затворник.
Дискотеки - туда ходят одни придурки!
Клубы - там собираются одни дегенераты.
Допоздна гулять - себя продавать.
Курить - гадом быть.
Пиво - жидкость нижнего отлива.
Кто много якает, тот - наркоман.
Гулять с девочками еще рано.
Матерное слово приводит к раковой опухоли мозга.
Собака в доме - чужой на космическом корабле "Nostromo".
Джинсы - одежда простолюдинов.
Что еще? Он почесал голову. Да, и того, что есть, многовато. Из всего этого выходило, что для жизни Юрию немного оставалось.
Каков выбор?
Да, и не напрасно же они говорили - есть ты, и не ты. Стоит сделать шаг. Ты идёшь к реке, и внезапно становится ясно, что это - Великая Река. Она вдруг берет тебя к себе.
Пьяный дождь
Я вышел из дома,
Я увидел дождь.
Параллельные прямые
Пересекаются.
Земля не вращается.
Солнце - спутник Земли.
Я понял это.
Я понял это,
Потому что дождь
Был пьян.
Его слова заплетались,
Его волосы напоминали
Шерстяные очки.
Губы несли на себе
Следы пузырей,
Что относились
К третьему роду
Мировых существ.
Он шел мимо площади,
Где умерли наши мечты,
Где мы, перейдя через грань,
Стояли слепыми.
И ты не заметила,
Что он - это я,
Все тот же,
Неушедший во мглу,
Но успевший привыкнуть
К боли земной.
Он шел догоняться.
Он шел до ларька.
Почти что гимн, - подумал Юрий, выпуская дым.
Душа его трепетала. Он курил. Об этом непременно должны были узнать. Один лишь он, прадед в рамке, поймет.