Любителя старой техники на новый аппарат не пересадить. Попробуйте. Но если цель немного другая, то порою надо и посторониться - пропустить самого себя дальше. Вот идешь ты, а следом - снова ты. Что делать? А вот идешь ты - и навстречу идёт ты. А кто знает, как управлять этим потоком? Так и Свитецкий. Все в старом мотоцикле было хорошо. Был он полезен. Погрузишь всю аппаратуру в кенгурятник, подашь питание и едешь. А если напруга падает, то включается реле, и аккумулятор, а от него - вибропреобразователь. Таким образом все и работает. Все совершенно хорошо. А когда стоит мотоцикл, когда работает на холостом ходу, то и вибрирует он. Правильно - конь. Ни с чем другим и не сравнишь. Именно он. Конь. Нельзя сказать, чтобы техника несла в себе следы живого, ибо человек её сам отождествляет с сам собой, и потому, не сразу он, Свитецкий, мог привыкнуть к тому, что новый его малокубический мотоцикл работает почти молча. Коробка передач - автомат. Никакой вибрации. Ну, конечно, пришлось повозиться с запиткой блока с аппаратурой. Надо было еще и кенгурятник новый приварить, но то дело наживное. Есть руки, есть сварка - кто ж помешает это сделать? И вот, в первый свой выход стоял он в полях, и ветер нёс слова тайных духов - именно такие живут на степных речках. Надо постараться же отъехать подальше от шоссе - чтобы периодическое шипение автомобилей не разрывало необходимую для чистоты эксперимента тишину. Мотор он даже и не глушил. Разве услышит кто-то? Разве что-то зависит от того, что он думает, что чувствует? Хотя, порой, человек рассчитывает именно на это.
-Ну, давай, - проговорил он.
Да, но кто бы дал? Что именно дал бы? Аппарат играл с темнотой своими лампочками. По небу пролетал очередной самолёт, и это уж точно был самолёт. Индикатор ничего не показывал. У Свитецкого была тут целая таблица, а была это таблица-почта Емельяна Борового, где указывались все виды неопознанных летательных объектов самолетной формы. И все это было отобрано с ходом лет. Никто ведь и не задумывается ни о чем. Летит себе самолет. Пусть себе и летит. Машет крыльями. Серебристое крыло. Упорный и злой мотор. Но пусть бы и добрый. Но однажды люди заметили, что далеко не все самолеты, что вот берут и проходят над вами есть самолеты - и, прежде всего, удивление вызвали объекты без тела - то есть, звук есть, но ничего над вами не пролетает. Вам скажут - ну это просто смотреть надо лучше, так как дело-то банальное, но стоило именно Емельяну Боровому делом этим заняться, как тотчас нашел он странность, вернее даже - дыру в реальности. А попросту вооружился он простым биноклем со светофильтром, чтобы гасить излишества неба в виде света. А тут тебе бац - и на двадцать самолетов приходится один звук без самолета. Он стал считать - так постоянно и было. И никто и не поверит, и не проверит. Кому придет в голову проверять это странное дело? Да это попахивает некий вывихом мозговых ячеек, а никакими не исследованиями. Но стоило только взяться. Боровой работал сначала один, но уже вскоре была целая группа. Уфологи - люди с воображением. Они кругом додумывают то, чего быть не может, но хочется увидеть. Таким образом, и на этом фронте было Боровому непросто. Надо было гасить эти ненужные волны. Тем не менее, работа двигалась. Он записывал звук пролетающих объектов и изучал его. Оказалось, что писать надо исключительно на бобины. Все другие носители не подходят в том плане, что не желают включать в себя особую вибрацию.
Так вот, и была она, эта вибрация, вычленена, построен прибор, который бы создавал такие же колебания, и на основе его - индикатор пролета. И это был лишь первый индикатор такой. Был еще он не совершенный, но уже многое позволял делать. Во всяком случае, самолет от не-самолета можно было теперь вполне себе отличить. Дело ж такое - оно если развивается, то и есть дело это, то рано или поздно возникает гипотеза, потом - обоснование, а потом - и труды. А значит, совершенствуются приборы. Улучшаются методы. Появляется школа. Вот здесь и остановимся.
Свитецкий ни в какую школу уфологов не входил. Кроме того, не то, чтобы чистое НЛО он искал. Мы же знаем, что он является двоюродным братом Марса Брайнера, и многие вещи здесь совсем не случайны. Незадолго до этого вышел между ними спор.
- Я считаю, что одно втекает в другое, - сказал Свитецкий.
-Да не гони пургу, - ответил Марс, - нет ничего, кроме разума. Именно они и производит флуктуации, которые могут показаться нам пересечениями.
- А как же быть с Красным Мотоциклом?
-Я примерно понимаю. Но не могу это выразить.
-Недавно я видел большой корабль.
-Ну ты его точно видел, или ты так считаешь? Если он шел высоко, как ты определил, что это корабль, а не самолёт?
- Я его видел низко у земли. Я же тебе говорил, что это не впервые.
- Хорошо. Допустим, корабль. Они прилетели из космоса. Но при чем тут Река-Наизнанку?
- Я думаю, что они не прилетели из космоса. Существуют параллельные миры.
-Я тоже думаю, что существуют.
-Так вот, хотя и Река-Наизнанку эфемерна, в нее есть вход с той стороны - оттуда, куда летят аппараты. Оттуда можно зайти. При этом, все будет материально.
-Это слишком сложно. А как же разница во времени?
-Она нивелируется.
-Ну да. Если ты туда попадешь, Свитецкий, окольным путем, я тебя уже никогда не увижу. Потому что ты будешь там навсегда. Полностью. Физически. Но это же не так? Так что подумай сам.
-Но Красный Мотоцикл!
-Да я с тобой не то, что не спорю. Но тут что-то другое!
Так вот, Свитецкий никогда не был в Реке-Наизнанку. Его туда попросту не приглашали и не пускали. Покидая свой город С., он выходил из автобуса, не доезжая черты города Ф. и там шел к реке. Много раз он бродил там, надеясь, наконец, ощутить иной ветер. Но этого не происходило. Река оставалась рекой. Упорный катер, тянущий за собой баржу с песком, сигналил ему. Свитецкий махал рукой. Так было много раз. Ничего не менялось.
Понимая всю плачевность этой истории, он занялся уфологией. Эх, мало же ему перепадало от жизни, как много упускал он в виду того, что жизнь не уплатила первичный взнос. Платить должен был он. Но разве так можно?
В городе С. никогда не играли в "Догони-меня-кирпич". Здесь вообще ни во что не играли. У него не было шансов.
Так вот, в очередную ночь он поймал очень много объектов. Да, эта ловля касалась журнальных записей. Никакого физического контакта тут не было. Все материалы он отправлял потом в ассоциацию "Даль", где выходил журнал, и в котором его периодически упоминали.
И вот - новая ночь. Такая же, как и старая ночь. Все одинаково. Если бы шел дождь, он бы, может быть, доехал до пустой сторожки в лесу и расположился там. Но к десяти-одиннадцати вечера нужно было быть дома. Он ссылался на дискотеки. Но родители быстро раскусили его увлечение. Но что же теперь? Марсу можно всё, а ему нельзя ничего? Нет, проиграть он не имел никакого права. Ему даже пришлось завести подружку, чтобы якобы ездить к ней в гости каждый вечер. Конечно, периодически он так и делал. Но страсть не пересилить. Они выезжали вместе в поле и смотрели на звезды. Иногда были большие ошибки. Он так и говорил: большие ошибки. Например, вечером была очень большая Венера. Решил, что это - висевший в небе объект. Занес данные в журнал. Но следующим вечером тот же объект вновь пускал мохнатые лучи с неба. Облом.
Или вот случай. Нет, конечно, другой случай. Хороший случай. По небу летел вроде бы самый обычный самолет о двух пропеллерах. Свитецкий же от дома далеко и не ушел. Был черный октябрьский вечер, воздух дышал свежестью и ясностью, звезды напоминали виноград верхнего мира. Свитецкий стоял на пустыре, когда этот пролет совершался. Мигали маяки самолета. Но тут, ни с того ни с чего, возникло бледное свечение, и вместо самолета был виден ни мало, ни много, настоящий светящийся треугольник. Момент был торжественен, ни много, ни мало. Здесь можно было и поразмышлять - что это? Некие пришельцы специально подстраиваются под самолеты, чтобы производить ночные перегоны? Да, как еще это объяснить? Секретная техника? Тоже возможно, но - слишком просто, слишком повседневно. Нет, конечно, ничего повседневного тут не было и близко. Ладно. НЛО изготавливают на заводах. Он снова спорил с Марсом.
- Это у вас одни непонятные. У вас такой город. С. Ну ты сам пойми, если город называется С., то что ж еще? Только так. А было бы у вас как у нас, ты бы даже и не спрашивал бы. Это все разные лиги. А ты не подумай, что я тебя принижаю. Просто надо правильно подстраиваться. Если ты видишь, что мне не надо подстраиваться, а тебе - надо, ну что же теперь делать? Свитецкий, ты должен многое. Понимаешь, ты все время должен. Не я. А ты.
- Ты даже не выслушал про мой случай.
- Ладно. Ладно.
Все это не было оскорбительно. Нет, напротив. Слишком много вызовов стояло перед ним. Вызовы крутились, напоминая строки запросов. Все это требовало борьбы, прорыва, и никто ему не мог помочь.
Именно здесь он являлся настоящим прорубателем окна во все виды реальностей.
И вот, новая ночь. Конечно, он бы хотел проработать вплоть до утра, но это было непозволительной роскошью. Приходилось вести дежурство в собственной передвижной лаборатории максимум до 11, и иногда он задерживался.
Двигатель работает, тепло дарится воздуху. Лето раннее, без прикрас. Это весной все было хорошо и ново. Теперь сила привычки отфильтровала все ощущения - и все было просто - лето и лето. Даже местные поэты не могли сказать ничего путного. Первая злая мошка выходила из подлесков, она еще ничего не знала о человеке, хотя знание вроде бы было заложено изначально. Но некий процесс обучения, вернее, самонастройки, здесь присутствовал. Кусания место имели, но не такие уж и частые. Вибропреобразователь отвечал сам за себя. Нужный аппаратуре ток протекал через провода, радуя микросхемы.
-Эх, - сказал Свитецкий.
Все это было крайне хорошо теперь, ночью, в полном согласии с самим собой.
Был и новый самолёт. Индикатор, конечно, немного наврал - но Свитецкий, может быть немного наврал себе, вернее - это были всплески надежды. Пропеллеры, казалось, захлебывались. Но это лишь казалось. Взбудоражив окрестности, машина ушла дальше, мигая своими фонарями.
Теперь - сканер радиочастот. Вот тут уж дело сложное, потому что как и в случае с первым электронным устройством, для приобретения его понадобились большие усилия. Сам Свитецкий кое-что умел, но обычных знаний тут не хватало. Схема схемой. А еще - и ферро магнитная антенна с мотором. Наконец, двенадцативольтовое питание. Желательно - низкий ампераж. А следовательно - применение микроконтроллеров в качестве начинки. Так вот, один блок делал радиолюбитель Вощев, а другой пришлось заказывать у самого Емельяна Борового, а тот заказывал кому-то еще, и в итоге, надо было хорошенько подсобрать денег. Иначе - никак. И вот теперь, сканер прохаживался по радиочастотам, пропуская уже включенные в память станции. Он искал появление чего-то постороннего. Свитецкий тут хорошо знал, что сигналы бывают, и что вообще в мире есть большие глобальные частоты, на которых постоянно передают нечто странное, и с этим ничего не сделаешь. Хоть разгонись, хоть бейся головой о стенку. Он есть. И, чтобы чувствовать себя спокойней, ты можешь дать всему этому самые простые объяснения. Но люди-то знают, что полуправда - это обвертка. Еще хуже - не та одежда.
Он щелкнул тумблером. Светодиодный индикатор, небольшое жидкокристаллическое табло с подсветкой. Популярные станции пропускаются. Уже изведанные шумы также едут мимо. Вот - нечто новое. Но что это? Самолет? Скорее всего.
- Седьмой, запрашиваю посадку.
- Заходите на восемь на полосу двенадцать.
Свитецкий открыл термос с чаем. Пар облагородил ночной воздух. Хорошая кружка. Мечта. Еще одна станция. Два радиолюбителя переговариваются в эфире. Они, должно быть, думают, что им все можно, и что никто об этом не узнает.
- Как у тебя?
- Как у всех. Слышишь или нет?
- Ага.
- Нога.
-Чо?
-Нога, говорю.
-А.
-Ну ты чо там?
-Я смотрю.
-Ты слушай, не смотри, Вить.
-Чо ты. Смотреть надо. Лампа вспыхивает.
-А.
-Бэ.
-Да чо ты.
-Ну я и говорю. Я ж в наушниках сижу.
- В плеере.
-Ага.
-Нога.
-Сам ты нога. Бага надо говорить.
-Ну ладно. А ты?
-Ну обычно. Не спишь?
-Сам ты спишь. Сейчас пойдет.
-Да? Ты думаешь?
-Ну да. Думаю. А чо?
-Да не.
-Ну да.
Ничего не было понятно из этого разговора, но Свитецкий остановил сканер на этой волне, чтобы узнать хоть что-то большее. А чем говорили любители? Да уж и молчали они после всех этих коротких реплик. Свитецкий разложил маленький стульчик и продолжал пить чай.
-Вить.
-Да.
- Масса шесть.
-Шестая. Я же тебе говорю.
-Ну и что ты думаешь?
-Смотри в окно.
-Да.
-Да?
-Оба. Идет.
-Да? Фотоаппарат с собой?
-Да. Снимаю. Идет на юг. Строго по линии. О, как горят окна. Слышь. Желтые окна. Какой корабль!
-Да? Срочно радируй.
-Я не....
Свитецкий словно бы очнулся. Словно бы внезапный электрический импульс его разбудил. А там, в эфире, продолжали говорить.
- Ну...
- Стой. Я не могу.
-Он большой.
-Очень. О.
-Чего?
-Желтые окна!
-Желтые?
-Очень желтые. Страшно желтые окна.
На этом, казалось, все и закончилось. Свитецкий ощущал себя мотором, очень хорошим мотором, но - подключенным к пустому баку. Теперь начиналась именно пустая вечность. Ночь для ничего. Внутри него мысли так и говорили - уже все, уже не будет ничего, пора... Пора для ничего. Можно сделать записи. Даже, конечно, нужно. День, год, час. Что это были за ребята? Почему они ушли из эфира? Наушники не совсем в порядке. Правый трещит немного. Но ничего. Не музыку же слушать. Можно и потерпеть. Сигналы, сигналы, сигналы. Каждый взбудораженный ход волны можно принять за послание из не отсюда. Так хочется перейти пороги, открыть двери, видеть огромную неизвестность и в ней раствориться. Но есть регламент .Скоро надо будет собираться домой. Но что же? Плохой вечер? Разве не продуктивный? Один человек - это как все люди в своем биологическом стаде. Хочешь большего - терпи корчи эволюции. Хотя бы, своей собственной.
Тогда он его увидел. Он шел очень молча. Очень спокойно. Плавно, тонко, страшно. Со всеми своими желтыми окнами. Его огромный корпус едва не касался земли - нечто, что достигало в высоту размеров пятиэтажного дома. И вот представим себе - такой дом полетел. Конечно, ему надо сгладить края, заострить нос, а на корму установить палубу - но дом останется домом. И так и он и шел - играя всей своей мощью, издеваясь над законами физики. Он мог бы запросто пройтись по центральной улице большого города, и люди, не веря своим глазами, решили бы, что это - некий сеанс. Почему и нет? Кто знает, какие бывают сеансы? Не было звука. Не было ветра. Он шел, словно огромное приведение.
Свитецкий открыл рот и молчал. Тишина. Желтые окна. Корабль притормозил, и он увидел девушку с книжкой - да, свет был слишком уж желтым, словно имелась некая задача озадачить зрителя, и в каюте ощущалось спокойствие. Свет шел от витых канделябров. Свечи горели чем-то иным, нежели свет простого электричества. Большая зеленая книга, с аурой некий древних знаний и чужой космической пыли. Она подняла глаза и улыбнулась.
- Привет, - сказал Свитецкий.
Она не могла ни слышать его, ни видеть. Корабль двинулся дальше - ибо момент притормаживания занял доли секунд. И были другие окна - и он видел коридоры, видел этажи, видел людей в одеждах прошлых веков, и все это казалось ему одной большой фазой. Но мы же знаем, что такое фаза? Фаза, это фаза. И не надо ничего пояснять. Фаза закончится, а жизнь будет продолжаться. Но только как жить дальше? Если ты не доверился сам себе, когда все было так уж очевидно, то, может быть, стоит расписаться в собственной беспомощности. Но что делать? Кричать? Эх, были бы соратники. Но он сам выбрал такой путь. Быть волком.
Корабль же так и уходил, так... Он вдруг бросил все и побежал. Как будто разум покинул его. Здравый смысл испарился. Эмоции перешли в режим форсажа. Надо было догонять. И он догнал, уцепился за поручень, вскарабкался на палубу и перевел дыхание. Корабль продолжал ползти, словно бы насмехаясь над окружающим миром. Километров 10 в час, не больше. Интересно, если бы на его пути встретилась преграда? Горка. Высокое дерево? Дом. Но выяснить это было невозможно - ибо впереди и правда была горка - некий покатый холм, по верху которого шла железная дорога, и корабль продолжал идти, лишь немного приподнявшись.
Свитецкий прошел по палубе, достигнув двери с круглым окном - виднелся коридор, освещенный тусклыми плафонами. Тут была одна мысль - была бы у него с собой портативная рация. Выйти бы в эфир и всем раскричать: я здесь!
Но мечты всегда сильнее жизни. Корабль вдруг ускорился - он практически рванул с места, и здесь Свитецкий и икнуть не успел - земля оказалась где-то внизу, хотя и не очень далеко, и скорость увеличилась в разы. Плавность хода сохранялась. Но он подумал, что, возможно, стоять на палубе небезопасно.
Дверь, коридор. Поворот. Неожиданно - большой зал, словно бы столовая - и там обедают обычные люди, слышен звон посуды, за стойкой виден человек в одежде повара. Он приподнимает глаза, видит Свитецкого и продолжает заниматься своим делом. Конечно, мозг не хочет ничего анализировать. Хоть бы тут провалиться. Жить нельзя. Воздух непригоден для дыхания.
Но он взял себя в руки. Прошел через столовую, достиг длинного коридора, одна из стен которого оказалась стеклянной. Здесь он мог смотреть сверху вниз на землю - большую и темную, съеденную ночными красками, пропитанную временным небытием. Фонари проносились, сменяясь другими. Куда они летели? Казалось, что земля была другой, и все имена стёрлись, и здесь были иные улицы, и также - иные языки. И, может быть, это и было самым лучшим - никогда не соприкасаться напрямую, но быть где-то рядом, наслаждаясь видениями. Дома, люди, сны.
Он вынул блокнот и записал дату. Большего он не мог. Корабль двигался замедленной пулей. Свитецкий проследовал дальше. Тут было слишком много ходов, слишком много лестниц. Даже зная план внутреннего расположения, тут наверняка было несложно затеряться.
Люди, которых он встречал, напоминали моряков, хотя тут имелся и ряд отличий, который касался знаков, нашивок и головных уборов. Да, но у него не было времени засматриваться. Первоначальное удивление сменилось оцепенением и страхом.
Что дальше?
Он подумал про своего брата, Марса Брайнера, которому, может быть, все было ни по чем. Он бы не испугался. Но что страшнее всего? Смерть? Все слишком реально. А Марс-то всегда знал, что путешествия лишены этого компонента. У него-то все иначе. А человек, наверное, боится смерти. И, если подумать, нельзя не бояться - иначе как же жить тогда? Вот насекомые, у них вроде бы нет страха. Во всяком случае, если муха кружит вокруг человека, то не боится. Все равно ведь получит. А получит она один раз и навсегда. Можно же и здесь, в этом полете, оказаться в подобной ситуации. Никто не гарантирует, что ты сунул нос свой не туда.
Он вышел на палубу - вернее, это был коридор над бездной, и с одной стороны в стене были круглые иллюминаторы, содержащие густой желтый свет, и внутри имела место какая-та жизнь. Два окна отводилось под бар. Еще в одном виднелись книжная полка, на стуле сидел строгий человек и читал. А другая сторона - стекло, и внизу - все та же ночь, и как будто на горизонте светится синим светом море. Но это блеф. Еще далеко. Все зависит от скорости корабля.
Свитецкий потерялся. Он не знал, что такое мысли. Он очутился вдруг в той комнате, где читали, и это была целая библиотека - она уходился вглубь и, наверное, шла поперек всего корабля.
- А я знаю, - сказал строгий дядька поверх очков, - ты сюда запрыгнул.
Свитецкий икнул.
-Выпей лимонаду. Вот, смотри, сифон.
И правда, тут был столик, сифон и стаканы. Свитецкий налил себе - очень вкусный был лимонад. И правда, ему стало легче.
- Ты не думай, что ты как кошка, - сказал дядька, - кошка всю жизнь жила лишь в квартире, а, выскочив на улицу, сошла с ума и потерялась. Человек сильнее. А если все вдруг меняется, то он и еще сильнее. Это еще обычнее. Иногда к нам запрыгивают странные люди, а что с ними потом случается - это потом зависит от них.
- А что делать? - спросил Свитецкий.
- Смотря куда ты летишь.
Он задумался.
-Хочешь лететь?
-Хочу.
-Ну тогда и лети.
Свитецкий пожал плечами.
-Конечно, если тебя поймает капитан, он может заставить тебя мыть полы. Но я тебя не сдам. Запомни сразу - здесь есть несколько библиотек. И везде есть диваны. Спи на диванах. Питайся в столовой. И если будут спрашивать, говори, что ты студент - и никаких гвоздей. Приходи, читай, читай, сколько влезет. А если ночью будет холодно спать, попроси у библиотекаря покрывало. А вместо душа есть бассейн, на одном из этажей. Главное - это заморозить время внутри себя самого. Тогда окажется, что окружающих тебя людей не существует. Они есть, их нет. Нужны они - размораживай. А хочешь до бесконечности читать - замораживай.
-А чем замораживать?
-Головой.
-Ага.
-Ты и есть студент. Тебе этому надо научиться. Если не знаешь, как замораживать, садишь у корпуса и чувствуй холод. Корпус холоден на внешней обшивке. В каютах есть теплоизоляция, там он нормальный. Холод - это кристаллики времени. Ты быстро научишься. Очень скоро ты поймешь, что ты владеешь временем, и что на корабле ты можешь находиться вечно. И если ты сам захочешь, то ты соскочишь при каком-нибудь очередной снижении, а время ты выберешь. Любое. Конечно, ты не можешь оказаться в любом веке. Ты начинал свой путь с молекулы. В каком веке ты был молекулой? Лично я не знаю. Это лучше ты сам выясни. А потом ты был вирусом. А потом - одноклеточной водорослью. И так - на повышение. Наверное, последняя стадия - это кот или собака. Но это тоже было давно. Но как увидишь ты эту собаку, можешь быть, на снижении, будет тебе очень грустно. Ностальгия. Хотя - что там жизнь собаки? Все остальное сам поймешь. Понял, студент?
-Понял, - ответил Свитецкий.
-Но ты ничего не понял. А ты студент?
-Студент.
-Ну вот. Половина всего. Остальное сам поймешь.
-Хорошо, - сказал Свитецкий.
Нет, легче не стало. Он прошатался по коридорам, встречая людей в корабельной форме, и никто им до поры до времени не интересовался. Сколько прошло времени? Час? Два? Нет, наверное, больше. Корабль вдруг вышел в день, и картина увиденного Свитецкого поразила - внизу простирался бесконечный океан.
Он пришел в столовую, и там все было очень вкусно. Вообще, он сидел за отдельным столиком, где лежала бесхозная книга. Он ее вроде бы читал - хотя сам он и не понимал - читает он или нет. Книга словно ждала его. Среди листков имелась записка. Все верно. В этом что-то было. Время имело власть над обстоятельствами. Человек являлся лишь деталью большой машины.
"Привет, студент. Теперь ты. Читай. Помни меня. А когда я тут был? Ты знаешь? Я, может быть, был тут позже тебя. Я тебе только дам совет - никогда не теряйся. Все растворяются. И я растворился. Я может быть, тут растворился. Почувствуй меня. Я есть воздух."
Свитецкому ничего не оставалось, как забрать эту книгу себе. Корабль продолжал идти над синей бесконечностью, с отражением яркого и наглого солнца. Начиналось все? Заканчивалось? Он и сам не знал. И никто не знал. Был обед. Был ужин. Была ночь. Он спал, накрывшись пледом в библиотеке, а корабль немного пошатывало. Конечно, надо было узнать большее - название, страна, порт приписки, способ перемещения, цель полета. Но для этого нужно было еще взять в себя в руки, поменять способ взгляда на вещи, стать аналитиком. Уже потом бы вернулся бы к нему боевой дух. Начались бы вопросы.
Чем доказать, что он был на корабле?
Вернется ли он?
Нужен фотоаппарат. Нужно фотографировать увиденное. Записей недостаточно. Нужно... Какие-то вещи... Книга - это не то. Есть же тут что-то такое, чего нет и не может быть на земле.
Он вдруг спросил себя - а не прошел ли уже миллион лет? Нет. Вряд ли. Какой там миллион. Несколько часов. Но с другой стороны.... Что, если они приземлятся вне времени - кому он тогда нужен. Но мысль вдруг поддалась, как будто внутри головы зажегся свет, и он понял, что ничего не боится.
Он был универсальный организм.
А ты сможешь так, Марс?
Да, но докажи ж ты тут чего? Скажешь ты ему - а был ли ты в таких переплетах. А он ответит - да конечно. Сто раз. Лучше помалкивать. Надо сначала узнать, кто круче.
И снова, коридор. Круглые окна. И там, за окном - она. Свитецкий остановился, ловя на себе желтый свет, она подняла голову и улыбнулась. Он опустил ручку, дверь открылась, и так он очутился внутри.
- Я студент, - произнес он.
- Да? Здорово, - ответила она.
- Я пока еще тут не освоился.
-Хочешь чтобы я тебе помогла?
-Не знаю.
-Стесняешься?
-Да нет.
-Ну ладно.
- Я подумал, а вдруг ты знаешь Марса Брайнера?
-Марса? Это планета?
-Имя.
-Так зовут человека?
-Да.
-Клёво.
Потом, он снова приходил в библиотеку, книги словно бы примагничивали его к себе. Но что такое потом? Казалось, корабль шел через эпоху. Гигантское существо взяло прозрачную линейку. 30 сантиметров, и эта система измерения касалась лично его при том, что вселенная принадлежала ее жителям. Оно мерило, мерило и отмерило, оно забыло эту линейку, она осталась лежать - хотя и незаметная, но вполне очевидная. И теперь вдоль этой линейки летают корабли, и это - может быть даже и не корабли, а твои собственные мысли. Ты сел на мысль.
Мысль летит.
Странно?
Твоя мысль?
Но есть связь. Она твоя, и она не твоя - но это часть погружения тебя в мировой космос. Ты и черный глаз неба. Разве это не братство.
Её звали Надей.
- И давно ты летишь? - спросил Свитецкий.
- Ну мне купили билет, я лечу к тёте.
- Долго лететь?
- Месяц.
-Так долго?
-Месяц туда, месяц там, месяц назад.
- По-моему, мы уже двести лет летим.
- Это корабль такой. Ты, может быть, летишь 200 лет. А я могу лететь день, два, неделю. Для каждого тут свой полет.
- Ты уверена?
-Уверена. Я встречала тут призрак древнего капитана. Он раньше управлял кораблем. Он давно ушел на пенсию. А призрак тут живет.
-Как же его увидеть?
-В библиотеке.
-Я его видел! А откуда ты все это знаешь?
-Никто не знает. Может быть, ты прав. Мы летим двести лет. Никто не знает. Может быть, мы будем лететь вечно. Ты сам должен решить, сколько мы тут летим.
- Может быть, это потому, что я без билета?
- Нет. Но ты же со мной.
- Если ты призрак, и все тут призраки, то и я вместе с тобой стану призраком.
- Не грузись, - сказала Надя.
Наступила долгая ночь, ночь без конца. Ночь вселенной. Всё внутреннее пространство корабля превратилось в большой сон, и в его теле летели лица, летели годы, летела бесконечность, и в ней - каюты, и - ошеломленный всем этим странным состоянием Свитецкий. И она была рядом с ним, и он думал:
- Это где-то в промежутке. Реальности нет. Я просто попал туда. Нет, я туда не допопал. Я застрял. Это провал. Провал во всем.
Но были иллюзии, и была Надя, и он понял, что вскоре забудет своё имя. Но во сне он был на уроке, и здесь преподавали Теорию Хаоса, и лектора звали Лесничий 40. Надо все же сказать, что такое имя где-то фигурировало - возможно, об этом говорил Марс Брайнер, но разве так много говорили они об этом. Свитецкий не мог похвастать знаниями о Реке-Наизнанку, однако, он бы с удовольствием теперь заглянул в глаза брата, чтобы спросить: а что же ты теперь скажешь, Марс? Хочешь сказать, что ты все уже видел, хочешь сказать, что ты все уже видел? Да, но корабль продолжал свой ход, внизу проносились леса, озера, поля, какой-то огромный город с башней наподобие Эйфелевой, при чем - остановка тут не планировалась.
Свитецкий стоял на палубе и смотрел вниз, и Надя стояла рядом, положив голову ему на плечо, и прекрасные огни двигались медленно, сонно. В какой-то момент что-то приблизилось, и это была лодка, которая шла прямо по воздуху, и оказалось, что это торговцы.
- У меня нет денег, - заметил Свитецкий.
- Пойди и попроси у капитана. Ты же мыл полы, он должен тебе хотя бы это. Если хочешь, не ходи, я сама тебе куплю.
- Но какие тут деньги?
Она пожала плечами.
Следующая лекция Лесничего 40 несла в себе какие-то знакомые черты, и, хотя эти черты напоминали размазанную акварель, Свитецкий понимал, что теперь он здесь, и он - часть того мира, который так упорно не хотел принимать его к себе.
- Газово-молекулярная теория появилась в Эпоху А., но и это лишь версия, потому как формирование ее происходило ранее. Теория звучит так: Человек - это Молекула.
Однако, это еще не значит, что именно вы есть Молекула, и не всякий человек есть Молекула, тогда мы должны узнать - где же Молекула? Однако, не зная, что и кто есть Молекула, мы должны понимать, что молекулы составляют газ вселенной, однако, мы должны повторить структуру мира.
Итак, есть Хаос.
Мир есть плот в его водах.
Плотов таких много, однако, с точки зрения наших размеров мы невероятно далеки друг от друга.
Существуют и макросущества, и для них расстояния не столь существенны. Мы по сравнению с ними - микробы.
Первым было Первое Пальто. Это был первый мир вне Хаоса. Когда Первое Пальто зацвело, жители его переселились во Второе Пальто.
Доподлинно неизвестно, когда появилась земля, однако, точно известно, что эпоху Нецветения и Предцветения Пятого Пальто имело место ранняя Река-Наизнанку, но был также и Синий Космос, в котором, как мы знаем, расположено ПОСК (Почтовое Отделение Синего Космоса).
Итак, Шестое Пальто отцвело, и это было последнее отцветшее Пальто, и мир теперь таков, каков он есть, но каково Седьмое Пальто, и существует ли Восьмое Пальто. Однако, если Восьмое Пальто все же и существует, то Девятого уж точно нет, и это правда.
Теория Хаоса отчасти имеет те же корни, однако, она описывает общие принципы, но также и сам Хаос, но кто там был? Думаете, я был в Хаосе? Даже ментальное прохождение границ с целью осмотра этого вечного реликтового мира крайне сложно даже профессионалов.
Ночью Свитецкий вдруг понял, что он способен не то, чтобы мечтать, а управлять мыслью так, что она сама формирует странные картины в его голове - он не прикладывал никаких усилий, образы росли сами собой - он видел лица, города и страны, и далеко не везде жили люди. Проснувшись, он обнаружил записку от Нади:
Я приехала.
Пока.
Не грусти. Попробуй стать капитаном.
Целую.
Надя.
2.
Бывает же такой день, что жить нельзя. Что, что кто его знает, что. Как будто за облаками черт зевнул. И все зевают. И лучше, нет, нет ничего лучшего. Совсем ничего. Если ты спишь, то так бы и спал, словно предмет, положенный в ящик. Ну, например, красный флаг.
Артол Манукян, секретарь парткома, так и зевал с утра. Вся группировка - а это - толпа большая - передвигалась по бездорожью на грузовиках. Шли медленно. Должно быть, ехали бы на лошадях, и то бы быстрее было. Но зато что это были за машины? Был такой автомобиль, и никто не знает где, как М-25, и тут он присутствовал. Как и Т-26, страшный, как черт. И, наконец, Oshkosh PLS 10×10. А что это такое? Да лучше бы и не знать. Касаемо топлива, то где его взять, когда, казалось бы, весь мир не существует. Но красное знамя звало. И все люди Красного Магнита, и семьи их, и даже домашние животные, загнанные в кузова, и запасы консерв, и запасы воды, все было подвержено одному - зову странного. Здесь же, на привале, в краю, где ветра остановились, а шум Великой Реки уже доносился из странной дали, хотя и оставались до неё десятки километров, уже присутствовал повсеместно. Он был в душах. Его нельзя было вычеркнуть.
Летел самолет. Очень высоко летел. Пропеллер заставлял высоту воздуха трепетать - нехорошо, нервно. Виктор Иванян, руководитель проекта, учитель алхимиков, гений с местом, места, без места, вселенной, и прочего, уж потирал руки, ожидая, что именно сегодня-то все и сбудется. Грузовики стояли, отдыхая. Женщины готовили пищу. Кто-то выгуливал коров.
-Высоко летит, - сказал Виктор.
-Чейный, а? - осведомился Артол.
-Хто его знает, - ответил Виктор.
-Заметят?
-Высоко идет.
-Разведка?
-Откуда? НЛО, я думаю.
-Почему?
-Вай. Не знаю. Все говорят. Где взять такой самолёт?
-В Акимее есть самолёты.
-Да. Я видел. Они не поднимаются выше трех тысяч метров. Почти аэропланы. Этот совсем высоко идет. Нет. Пассажирский.
-Что ж за пассажиры?
-Мертвый. Мертвый пассажиры, наверное. Я слышал. Летит самолет, а там - мертвый пассажиры. Много пассажира. Одни вроде живые, другие вроде мертвый. А толку нет. Он провалился во времени. А он где-то не у нас провалился. Мы там не были, откуда он вылетел. Народ засел, думают, летим. На пикник, может, летели. Винца попить. На таком самолете летел Соник, если не врет, конечно - но он скромный, Соник, если он врал, то он хитрее самых сильных. Самолет во, в ширину - 9 кресел, а в длину еще больше, сколько там пассажира может быть? В самолете в Акимее пассажира - штук десять, а если большой баллон, то там и двадцать пассажира бывает, а тут, говорит, пятьсот, может, тыща - и все они высохли, а самолет летит. А если врет, то не узнаем, а высоко же идет. А лучше винца. Расслабиться.
-Да, винца.
-Не шучу я, не. Не. Не шучу. Вылетел самолет и провалился. И теперь вечно вот так летит. Тарахтит. Нет, я понимаю, может, кто-то и нашел старый, древний, аппарат. Восстановил его. Я слышал легенду про древний пропеллерный самолет богов. Мир был, существовал еще до нас, а также - до Поедания Земли. Но мир богов живет отдельно, и там, там все равно, что происходит. А головная контора Красного Магнита была еще в мире богов. Еще и не у нас. И вот, однажды, древние боги сели на пропеллерный самолет и прилетели в наш мир, и стало только хуже. Оказалось, что без них тут вообще было нормально.
-Нэ, - сказал подошедший секретарь ЦК Петик Самойлов.
-Почему? - осведомился Артол.
-Я говорю, нэ.
-Почему ж нэ? - спросил Виктор.
-Тигран Джон в своей книге "Визиты богов" уточнил, что никакого визита пропеллерного самолета не было. Из мира богов. Вы поймите, вот тот, что там сейчас летит, он тоже откуда-то вылетел, и он явно чужой. Но он не летит из мира богов. А мы могли бы решить, что это так. Но это не так. И тогда, когда летел и упал неизвестный самолет, кто-то подумал, что все это перелет оттуда. Но нет.
Рокот поршневого двигателя уходил к востоку. Солнце опадало, как лист в свою погоду. Нужно было устраиваться на ночлег. Рядовые шли в караул. Разведчики - в разведку. В лаборатории же надвигалась ночная смена, и здесь Виктор Иванян был, как и прежде, человек высший, человек-столп, живой учитель. Нет, конечно, нельзя было сказать, чтобы он так уж учительствовал. Скорее, он делал, а остальные повторяли.
Горел огонь. Был он и внутри, в сердцах, и каждое сердце в отдельности было пропитано энергией красных магнитов, мифических камней, разбросанных по всей вселенной, обозначающих коммунистический идеал, разнообразный, странный, возможный и невозможный. Это, если разобраться, было платформой идеологии. Но люди не летали в космос. Нельзя было проверить, есть ли какие-нибудь красные магниты на луне, на марсе. Об этом лишь говорили. Да и тот же Тигран Джон писал:
"Марс красный именно из-за большого коммунистического наличия. Наличие же это не обязательно - кровь трудящихся. Это - магнитное вещество. Энергия эта формируется там и передается во вне, в другие мира, и мы слышим её. Но вот про солнце я не знаю. Нет, конечно же, солнце само по себе - большой коммунизм. Без сомнения. Но вот луна - про это мы не знаем".
Не смотря на всякие разные записи и теории, тут можно было сказать, что само тело магнита не было получено и на земле. Во всяком случае, на практике никто не держал его в руках. А уж что касается домыслов и россказней, то этого хватало. Это всегда так. Если предмет абстрактен, то никто и не докажет ни первого, ни второго, ни крайнего, ни переднего. Одни лишь слова. Одна лишь вода.
Красное знамя, вместе с тем, не было таким уж магнитом. Но это - вещи идеологические. О них уж много писали знатоки и проповедники, и нечего сюда и возвращаться.
И вот - ночь. Звезды - как нервные искры. Виктор дернул на себя рубильник. Энергия поступила в приборы. Приборы ожили. Джордж, человек-калькулятор, делал вычисления с помощью логарифмической линейки, счетов, записей на листке. Имелся и старый механический калькулятор, но он барахлил. Имел место и таинственный древний прибор, который заводился, когда к нему подключали 12 вольт. Светился экран. Иногда приходили какие-то сигналы. Никто не знал, что с этим делать.
Виктор давно шел своим путем. Он не опирался на знания, полученные опытами и мысленными усилиями других. Это был чистый эмпирический метод. Он знал, что делать.
В ночи молчала степь - и молчание это было частью большой песни, где сливались голоса сверчков и глухих черных птиц. Жужжание пчел опускалось к земной кромке. Да, там, где-то в высотах, был мир коммунизма.