Имя у нее было широкое, культурное, какое-то даже вельветовое - звали ее Матильдой, и именно к ней на подселение Степан Хожин и отправился. Стихи как-то не задавались - вроде бы и шла рифма, а ближе к концу - заворачивалась, и есть же и такое понятие - завернутый - оно касается массы вещей. Вот, положим, говорят о человеке так:
- Да он завернутый.
А что значит - да что захотите, то и значит. Или вот, иногда можно услышать - как там дела? Да завернуто? Но, впрочем, это всё слова из советского диалекта, ныне уходящие на дно исторических канализаций. Но вот стихи-то правда заворачивались - сел Степан за компьютер, клавиатура - ринг, удары по клавишам - приемы мастера - и погнали - война в словах, война с миром, потом - изготовление пыльцы для привлечения живых объектов - да, именно для того, чтобы приходили они и славили его. Да, а вот не гонится. Впрочем, в социальных сетях хвалили его так, будто бы и никого другого так в жизни не хвалили, и Степану даже и самого начала хотелось показать Матильде - видишь, сколько женщин меня хвалят! Но так как стихи не задались, Степан начал переделывать старые, вставляя внутрь их уже Матильду вместе предыдущей - Тони. Тоня еще оставалась, хотя и жила уже как паразит подкорки - но выбрасывать ее было нельзя, иначе он бы перестал быть собой, собственником, поэтом душ - а ведь здесь и фактор воровства культурного, и можно было бы сказать так - поэт - вор душ. Что тут плохого? Но тут был и гарем, в голове. Был, и не было его, хотя и комментаторши в ленте множились, и хихикал Степан, подозревая, что однажды количество перейдет в качество. В сети же поэт Атлант сказал ему:
- Знаешь, целый вечер сравнивал себя с тобой, весь вечер. Ты понимаешь? Весь вечер!
- Ну, что сравнил? - отвечал Степан. - Понял, кто лучше?
- Конечно, я.
- Ну пиши, пиши, старик, нагоняй мне рейтинг.
- Какой еще рейтинг?
- Каждый твой коммент - поклон мне. И сейчас ты еще раз поклонишься. Вот увидишь.
- Ты нормален ли? - спросил Атлант.
- Пиши, пиши. Еще один поклон!
- Да у тебя крыша поехала, милостивый государь.
- И еще один поклон!
- Да ты идиот!
- Так и за идиота спасибо - еще раз ты мне бил челом. Я - царь, запомни. Я - в веках. А что ты, Атлант? Пустой звук. Назвался Атлантом, а не Атлант, а Атлантик! Но снова кланяйся! А поклонился, еще кланяйся. Один я такой, один. Запомни, один я такой.
- Даже не знаю как тебя назвать, Хожин. Иди ты лесом.
- И еще один поклон!
Степан засмеялся, очень частотно, очень амплитудно, потом, весь уже нагретый от значимости, написал стих, столбик нетленный и поставил его нетлеть в фейсбук, и там писали ему много похвалы - после же он нашел свою заветную проволочку, ту, из которой он сотворил уже множество фигур еще будучи с Тоней. И вот, занялся Степан. Сделал змейку. Поставил на стол. Сфотографировал. Выложил в сеть с подписью:
Змейка. Современное искусство. Арт.
И потекли рулоны, и потекли рулады, рулеты - и у некоторых комментаторш были лица богинь, и потому, уже вечером, как Матильда пришла с работы, он ей заявил открыто:
- Знаешь, а я любим!
- Кем же? - она подняла брови.
- А всеми.
- А, всеми. Тебе с маслом?
- Ты понимаешь, что я царь?
- Царь-то царь, а кто знает?
- Все знают! - Степа закипел. - Ты посмотри, какие мне девочки пишут, только посмотри. Ты на себя посмотри, а потом на них, ты представляешь - сколько мне лет, а ведь я становлюсь все умнее.
- Ну ладно, - демократично сказала Матильда.
Но Степа раз уж завелся, то успокоиться он никак не мог:
- А ты? Ты меня так же ценишь? Видишь, любая из них может взять меня к себе, только свисни.
- Все это слова, милый, - отвечала Матильда спокойно.
Так и не было взрыва семейного. Степан выложил подборку фотографий с подписью "Ёмск", так как жил он у Матильды в Омске, на том и конец дня был, а уж следующем днем подумалось ему так: раз хитрый я человек, то надо хитрость эту тут же и применить. Стратегия! А делаем так - сочиняем рассказ о том, какая у него жаркая ночь была с Матильдой, да выкладываем в сеть и смотрим на реакцию дам, да аккуратные им сигнальчики подаем - мол, если хотите, дорогая, то и вам будет жарко - а вы только ручки сильнее тяните, Ёмск же не навсегда, а что, а вдруг? Есть же шансы. Цари - люди умные, гибкие, способные на перемены. А вместе с тем, Матильда рано или поздно заглянет комментарии-то почитать, а там - конкуренция! Не одна ты Матильда! Цени царя, пока он есть. Забрали к себе в Ёмск, значит, будь добра, служи искусству.
Потому, был день, были облака - висели они слоисто над крышами бетонных кубов и словно бы задевали крыши, и кошки, что светили фарами глаз, отражали в этих своих глазах небесный мир, и было еще в этих глазах и много удивления. Степа тут был в форме - сел он постить котиков в социальную сеть и напостил штук тридцать - и всякий новый пост создавал в его внутреннем контуре мысли тепло, щелчок - взрыв радости. Еще один котик - еще жарче. Правда, ку тридцатому котику энергия немного подзакончилась, и не было сил даже и на то, чтобы собирать оную с комментариев. Утомился Степан, вышел на улицу и ходил, ходил, фотографируя девушек и тут же выкладывая их в сеть с различными подписями. Например:
Принцесса Ёмска
Ножки вперед, современный Ёмск
Закрыла лицо ручками, троллейбус - а если потрогать?
Не дашь? А зря.
Прошла мимо. Бы-ло.
Наконец, устал он, зашел домой и попытался, было, сочинить новое стихотворение, но рифма не пошла, и он взял стих старый, посвященный Тоне, Тоню оттуда снова убрал и вставил Матильду - так и день состоялся. А вечером бессилие лишь усилилось.
Облака вроде бы уплотнились, сгустились, возможно для того, чтобы создать новый водяной прецедент, но уже к полуночи рассосалось все - они были подобны душе Степана Хожина, который так же был без сил - не было энергии даже на Матильду, и он ее даже обвинил:
- Видишь, ты на кухне цокала, теперь у меня расстройство.
- Ну и ладно.
- И ладно.
Так и лежали они спиной друг к другу.
А дни потом шли как дни, иногда во тьме разума зажигалась звезда - далее она надувалась, разбухала, становясь величественным шаром протокосмоса, и все это было в страстной голове Степана Хожина, и тогда он рождал стих - но все больше постил он котов, ибо дело это хотя и нехитрое, но в нашей сетевой реалии довольно популярное. Однажды ж почувствовал он, что мало от Матильды проку - ну что же - каждый день ездила она работу, а, приезжая, готовила обед и ублажала поэта красивыми словами, а потом и сама собой, да и не только телом. Например, устал Степан - и стих написал, и в ленте поругался, и котиков повесил, и новую фигуру сделал из проволоки, а тут вдруг - приступ раздражения, куда же деть его? И, казалось бы, все с Матильды как с гуся вода - так и ведь и не всегда. Раз, не выдержала она и говорит:
- Ты ведь как на курорте живешь, Степан. А давай я буду дома сидеть, а ты будешь работать!
- Я! Я! - закричал Степан. - Я живу для веков! Посмотри, у меня уже 1200 друзей в фейсбуке, а ведь скоро будет 12 тысяч, а как уйду я от тебя, ты же не выживешь без меня.
- А куда ты пойдешь?
- Например, к Королевне Цы.
- Так это Интернет, Стёпа?
- Или к Марфе Московской.
- Да какая Марфа еще?
- А, вот ты как! А сейчас я покажу переписку с ней! Хочешь? Хочешь? Сейчас покажу!
Разгорячился Степан, переписку читал вслух - и были например там такие слова:
О, Степан, как ты ее терпишь? Зачем тебе это чучело с экспериментальным именем! Я вся твоя! Я жду тебя в себе. Ты во мне! Ты во мне, Степан! Будь во мне, бросай свою приставку!
Расстроилась Матильда, но Степу не выгнала - а следующий днем сели они на машину, ибо была суббота, и за рулем была Матильда, и ездили они по разным местам, и Степан много фотографировал и выкладывал тут же в соцсети, отмечая:
В Ёмске идет дождь
Или:
Красивые улицы, завод. Ёмск.
И еще:
А вот и сидят коты. Ёмск.
И правда, дождь был выпущен сверху словно бы в помощь людям, уставших от нахлынувшей духоты, и все было покорено этой силой. Были они в кафе, где пили кофе и ели мороженное. Были и в другом кафе, где Степан отведал бокал сладкого вина, а Матильде достался сок, ибо была она за рулем. Наконец, шли они через какую-то площадку, и там дети, играясь, раздавали друг другу всякие имена:
- Лёска - картоска!
- Миска - селетка.
- Сам селетка.
- А ты, а ты....
- А ты редиска...
- А ты - хлеб.
- А ты - варенье.
- А вы знаете, - сказал самый умный мальчик, - а есть силетка, а есть сельдяной король!
Так вот, пришли они в парк, и Матильда сказала словно бы для ничего:
- Видишь, Степа, у детей свое определение. Сельдяной король ты.
- Однако, король, а не пешка, - заметил Степан Хожин, - а дело-то умное. Селедки - это вы все вокруг, вам и положено селедками плавать, а король - это главный у селедок. Видишь, как дети-то все хорошо знают.
2.Болгарщик
- Вжжжжжжж!
Диск - словно срез земли, но срез тонкий и злой, с заусеницами.
- Зззззззззз.
Крутился диск. Играла музыка. Была эта музыка резкой, технической, с отсутствием гуманизма. Сунь палец - и нет пальца. Но не столь наивен был Степан Хожин, и не совал он палец, а, устроившись на работу на завод, резал он и в свободное время. И вот, один кусок, второй, третий, куски болтов - и вот, готова голова, и это - голова существа железного, скульптура, предмет искусства. Так вот, сфотал Степан сие и отправил в сеть, и было сразу же 48 комментариев с восхвалением мастерства. Мимо проходили ребята.
- Что за говно? - спросил Юрец Панченко.
- Да так, - смутился Степан.
- Посыл верный, - но руки растут из жопы, - отметил нерусский человек Тимур, - а что ты хочешь?
- Искусство, - заметил Степан.
- Я знаю. Нэ, посыл верен, но швы должны быть ровными, и болты торчать тоже ровно, и рот кривой. Или ты Пикассо, хе-хе?
Степа не знал, обижаться ему или нет, а может быть, кинуться в драку, чтобы доказать правильность мысли художественной, однако, никто на него особо и внимания не обращал, и все оброненные слова были вроде бы случайными.
Крутился диск. Разрезал Степа свою фигуру, лепил новую. Новую разрезал, переваривал, делал еще более новую, и были тут и новая-2, и новая-3, и новая-5, и все - из тех же кусков. И ведь был в этом замысел. У Бога, быть может, тоже материала было в обрез - брал он один и тот же шаблон вселенной, один и тот же замес и перелепливал много раз - миры появлялись, сходили на нет, гасли, появлялись заново.
Наконец, один из хвалителей, некий Роман Шпак из Хабаровска ( в сети, конечно), решил шедевр Степана купить за пять тысяч рублей, да опоздал - того, что он видел, уже не было - разрезал железную голову Степан и сделал новую. Что ж, надо было посылать эту, но эта Роману Шпаку почему-то не понравилось.
- Ты же не спеши, - сказала Матильда.
- Кто из нас поэт? - спросил Степан нервно.
- Да, но я твоя муза.
- Да. Муза Ёмска.
- Почему Ёмска?
- Потому что Ёмск есть кот, а кот есть Ёмск, - отвечал Степан важно.
Вечером же сделал он очередное изделие из проволоки, из той же самой, делал усердно, хотя и быстро, а потом обозначил его так:
Сельдяной король. Профессиональная медь. Без инкрустации.
Тут же Сельдяной король пошел в сеть, и спросила Матильда:
- Как ты думаешь, Стёп, красиво это или нет?
- Чужим не могу этого сказать, потому что народ пошел весь дураков, дурак - народ, народ - не кот, а кот - не народ, а гений всегда не понят. Цени меня, пока я есть.
- Так и ценю.
- А знаешь, я и есть сельдяной король, потому что все вы - селедки, всего лишь селедки, и вот, ловит король новую селедку, а она вся мокрая от страсти и трепещется, потому что она завидела короля, и тогда король кладет ее вот так и метает икру.
Тут он стал к Матильде приставать, и та подчинилась.
3. Она и Король
Как-то раскопал Степан фотографию в сети - девушка при губках больших, подкаченных - каких тысячи, а то и сотни тысяч везде, взял он и создал дополнительный аккаунт в сети от лица этой девушки и принялся набирать френдов - френды ж сами текли, ибо всем такие девушки нравятся. Набрал Степан целую кучу почитателей, а потом зафрендился уже сам к себе, к Степану Хожину, тут же на свой аккаунт перешел и принялся всем показывать - смотрите, мол, какие ко мне френдятся. Тем самым хотел показать он людям, что не всего его достаточно ценят, а вот такие красавицы его ценят, и вообще, красавиц таких может быть пруд пруди, если он захочет, потому что он есть Король.
И тут же сочинил он рассказ, выложил его везде, где только можно было, и вот таким было ядро рассказа этого:
Плывет Король сельдяной в воде, мутная то вода, или светлая вода - всегда, хвост. Хвостом виль - направо губки щелк, но надо ли? Али нет? А вод и селедка страстная, хвост тонкий, глаза с маслом. И хочет масло короля. Потому что сама по себе селедка под маслом - ах, пальчики оближешь, а все для ко-ро-ля. А по ночам ебет король селедку Матильду, и дерг-дерг-дерг - ша-та-ет-ся море и этаж, потому что Да-Ла.
Что хотел Степан? Он хотел, чтобы рассказ почитала Тоня и - или разозлилась, или закипела от ревности, но того же хотел он от посетительниц его аккаунта, и дело же было удивительное - неприметным человеком в жизни был Степан Хожин, но в сети словно бы все вареньем у него было намазано или медом - и все виды существ, каким положено было лететь на варенье или мед, бежали к нему и всякий его новый шаг славили, и хихикал Степан, замечая, что путь гения - это вам не путь человека простого. Вместе с тем, рос и образ королевский, и несколько новых рассказов про Сельдяного короля было написано, выложено и подвергнуто всяческому комментированию, и вскоре человек, набиравший бы в поисковике имя Степана, столкнулся бы с вариантом "Степан Хожин Сельдяной Король", и вот, являлись к нему даже дамы московские, ближе к пятидесяти, но порой и тоже при губках подкаченных.
- Ах, я заберу вас, - написала Виолетта.
- Бери, бери короля, - отвечал Степан.
- Как же она вас там держит, Степан?
- Захватила.
- Но как же ей, этой сучке, это удалось?
- Обманом, обманов, милая.
- Как же так, ты - такой гений, и живешь там!
- Судьба занесла короля в Ёмск, но я терплю, хотя и плачу, - написал он.
- А эта?
- Которая.
- Молодая.
- Он, она меня ценит. Она меня любит.
Речь шла о той самой фотографии с оснащенной на буфера молодкой. Горько же было Виолетте. Любила она.
4. Падение короля
Что за слово такое - сельдяной король? Думаете, это - человек, который, например, любит селедку - а как бы не так, сельдяной король есть рыба отдельная, рыба словно бы отстраненная от прочих рыбьих сует, рыба хотя и не начальник, но все же нечто столпа или перста, ну или, может быть, основного руководителя. А ведь называется он еще и так - рыба-ремень, а еще - ремнетел, и относится он к классу опахалообразных. Рыба большая, со значением.
Степан же, Хожин, был как бы в умственном плавании - на работе хотел он запилить новую фигуру, но возможность не представилась, да и потом возможность не представилась, и в третий раз, а на четвертый он вроде бы собрался - и день как раз был смурной, с наличием поэтики в синеве облаков, и самое было время сотворить шедевр, а тут Артур, начальник бригады, и говорит:
- Степ, в курсе, что бригада расходится?
- Не знаю, - ответил Степа.
- Ну и знай.
Так вот и не состоялся запил, и не было новой фигуры - а ведь какие выразительные получались вещи, и комментарии в социальных сетях росли. Что теперь оставалось? Пришел Степа домой, открыл свою коробочку, вынул ложку свою и решил из нее сделать фигуру - так вот, вскоре в руках его были плоскогубцы - и так вертел Степа Ложку, и сяк, наконец, получился тут у него перстень, правда, с одной особенностью - сама загребущная часть ложки никуда не девалась, и было непонятно, что с ней делать? Решил Степа вставить в якобы перстень этот драгоценный камень сжать - и так бы и правда получалось драгоценное изделие. Ну и что же? Сложно, что ли? Рука ищущего есть прибор, оснащенный всем необходимым - здесь и локатор, и сам, собственно, манипулятор, а сюда же - и ум пытливый и поэтическое вознесение. За драгкамень пошла какая-та старая пластмассовая бусинка. И вот, сжал Степа ложку, и вот уж и пошло фотографирование, и тут же - демонстрация шедевра в социальной сети под заголовком таким:
Перстень
Драгоценный (заменитель) камень, цветные металлы.
Под металлом подразумевался металл белый, алюминий. Но комментарии потекли, Степа засмеялся с большим количеством колебаний горла - он словно бы перебирал энергию смеха душой - вот уж было достижение, он уже побеждал, он уже теперь, всегда, уже, всё, всё! Он даже выставил цену на предмет:
1000 рублей.
Потом передумал, поставил 1500 и добавил - почтовые затраты - ваши.
Комментариев тут набралось порядком. Например:
1.Ах, снова! Какая красота!
2. Вы слишком дешево продаете!
3. Гений!
4. О, король, какой прогресс!
5. Как же вас нее ценят!
6. Настоящий Фаберже!
Было еще много комментариев, и, написав пару-тройку стихов и отдав его толпе, то есть, сети, потчевал Степан Хожин на лаврах, и когда пришла с работы Матильда, словно бы не замечал ее Степан, потому что летал он - то были эфиры, эмпирии или высоты абсолютных гор - но и не важно вообще, что же это было.
- На работу я не пойду больше, - сказал он, - хотя там я могу делать свои фигуры, но челядь не хочет понимать меня, но так было. Было, поняла? Как было, так и будет. И будет только так. А что ты сделала для меня?
- В следующую пятницу будет творческий вечер, - ответила Матильда.
- Какой еще творческий вечер?
- Твой, твой творческий вечер. Я договорилась с ДК имени Горохова, вечер пройдет в библиотеке - билеты будут не дорогими, ты будешь читать свои стихи. Готовься, Степан, это будет твой триумф.
В процессе подготовки сидел Степан дома и делал змейки, но что-то глодало его, и он понял, что мир виноват - хотя мир сети податлив и правдив, но кто они такие, люди субъективной реальности? Объективная - как раз сеть, а снаружи - злые лица, в коих мало красоты, и все потому, что он слишком высок для них - в каждом лице сидит тень ехидства, непонимания, неоценки короля.
Он сделал новую змейку из проволоки. Он сделал и еще одно абстрактное изделие из ложки, вспомнив, как выгнала его Тоня - при нем ведь только ложка и была, больше ничего, ион сказал себя:
- Велик дух и красота короля, потому и не нужно ему имущество. А вы все копите, а я так значим, что могу обходиться без ничего - но почему-то она? Она, и Ёмск, и кот. Кот и Ёмск. И она. Ведь могла быть другая, но королю снова не повезло - но какая селедка досталась, такая и есть, а ведь сколько еще селедок?
А один человек взял в сети его и высмеял:
Подумать только, сельдь и король сельдяной - что-то липкое, что-то мелкие, даже и дотягивающее до нормальной маниакальности. Я думаю, вы мастак отрываться на близких, а в реальности - человек пугливый, хотя иногда (опять среди тех, кто вам по ошибке доверяет) можете создать ошибочно героический образ.
В шкафу же у него был свой отдельчик, и вот, достал он коробочку и вынул оттуда высохшую уже шкурку от колбасы, но не простую, а исполненную в виде человечка - именно на том колбасном человечке и ушел он от Тони, имея с собой лишь ложку.
- Как назвать тебя? - спросил Степан. - Поэт я, и мастер я, и не было еще людей, подобных мне.
Внезапная мысль была сильна - решил Степан человечка модернизировать, чтобы мысль его материальная, сильная, выделанная по синусоиде духа - вдруг человечка оживила и сделала частью себя, и был бы это (Степан задумался). Петкутин? Да, именно он, только Петкутин колбасный. Взялся Степан за дело, но стала вдруг шкурка разлезаться, да и совсем разлезлась, и ничего не осталось от колбасного Петкутина. Степан даже как-то вздрогнул, словно это знак был.
Как Матильда с работы пришла, так он не разговаривал. Ему казалось, что сам он умер.
- Ну что ты? Кушать будешь? - спросила она.
- А ты снова о еде! - закричал он.
- Ну не хочешь, я буду сама есть.
- Будешь толстой!
- Скоро у тебя - вечер триумфа, а ты ругаешься. Заканчивай. Работу не искал?
- А я не буду искать! - завопил он нервно. - Пойми, кто я, а? Знаешь, как много женщин бросить все из-за меня?
- Ты можешь идти, - сказала Матильда сухо, - тебя никто не держит.
Степан чего-то успокоился - он бы тотчас ушел, но так ли реально было предложение Виолетты - забрала бы она Мастера к себе? Да и денег у него почти не было - много ли платили на заводе? Сел он, насупившись, не разговаривал, но позже себя преодолел, вышел в сеть и там написал несколько сентенций словно бы судьбоносных, претендующих на гениальность как земную, так и внеземную. Он попытался написать стих, но стих ежился, выкручивался, пытаясь повторить судьбу колбасного человечка - и ведь был кто-то виноват во всем этом. Он вышел на сайт писателей и вновь прочитал злобный комментарий - и вот, кипел Степан, хотелось растереть в порошок недоброжалателя, и ночь темнела, густела, и Матильда уж приглашала в кровать, но злоба не проходила - но Степан решил поступить так: он сказал себе - в кровати не Матильда, а Виолетта. Он даже решил поднасолить Матильде и назвать его Виолеттой в кровати в акте любовном. Так он и сделал, но в тот момент на улице прогрохотал какой-то оголтелый дизель, и Матильда ничего не услышала.
А день пришел, и полон мандражда был Степан, и мир был картиной художника, который умело выражал страх и недоумение, бессмысленность и абсурд - и боялся Степан, и любыми путями не хотел он ехать в ДК им. Горохова, и чем сильнее он волновался, тем и грубее к Матильде он становился. Он вышел в социальные сети, но также и на сайт российских самодельных писателей и там даже принялся обзываться, и вот, попался ему поэт Атлант.
- Сам же знаешь, Атлант, кто я, - написал он.
- Кто ты? - не понял Атлант.
- Король.
- Да ну какой ты король, - отвечал Атлант.
- Почитай вот этот рассказ.
- Король, а сельдяной, - написал Атлант, - селедкой оброс ты, друг. Хотя бы треска была.
- Хвали, хвали меня!
- Да лучше ты меня хвали. Я - Атлант, а ты кто?
- Если бы я был рядом, то дал бы тебе в морду.
- Да уж худоват ты, брат, не кормят тебя.
- Пиши, пиши, поднимай мне рейтинг!
- Да пошел ты.
Можно было подумать, что от злобы Степана корёжило, но тут ведь и не злоба была, а микс многообразный, и состояние его менялось ежесекундно - но вся эта смесь, безусловно, была полна страха - ему казалось, что если он появится в ДК им.Горохова, то злые лица внешнего мира начнут так сильно сверлить его глазами, что засверлят до состояния позора необыкновенного. Проще, казалось бы, даже голым по улице идти - и он почему-то подумал про это - а если вот так, выйти, и показать свою стареющую тощесть, как это будет?
- Поехали, - сказала Матильда.
Словно на расстрел его везли. Степан влез в телефон и оттуда не вылезал.
- Что смотришь? - спросила Матильда, сидя за рулем.
- Читаю.
- Что читаешь?
- Себя читаю.
- Правильно. Готовься.
Степан же был похож на кота, который в первый раз попал на улицу, растерялся, сжавшись, превратившись в шар страха. Может быть, он и сам не знал, что происходит. Подъезжали они к ДК имени Горохова, выглянул Степан - и там люди, и там люди, и кажется, все они идут к нему, все они хотят его, но хотят по-плохому, все они ждут его позора. Остановились. Матильда щелкнула ручником, и тут Степан открыл дверь и побежал. Несся он по улице, голову сломя, был он испуганным котом Ёмска, а может, и зайцем каким - зайцы в испуге посерьезнее-то котов в беге будут. Как убежал он, так и сказал себе: не вернусь! Не вернусь! Матильда же в итоге его вызвонила, нашла его, привезла домой, отпаивала горячим вином.
5. Эпилог
Спустя два месяца устроился Степан на новую работу, снова работал болгаркой, снова понемногу варил - хотя и сварщиком он являлся не высоко разрядным. Уж на второй день снова начал он, в свободное время, созидать. Была это железка с заусеницами, железка суровая - но как только приварил он к ней два болта, так и стало это напоминать некое живое существо. А еще нужен был нос - так и приварил Степан еще один болт. Так нужен был и рот - и нашел Степан очень большой болт и приварил вместо рта. Взял еще он болгарку, срезал вроде бы лишние места, и тут же были к нему вопросы, а задавал их паренек из бригады, Гог:
- Голова, да?
- Да, - Степан засмеялся, - голова Ёмска.
- Почему Ёмска?
- Потому что Омск - это Ёмск, и кот - это Ёмск.
- Любишь котов?
- Люблю.
- А я тоже люблю, - сказал Гог, - но сейчас кота нет, у нас машина кота задавила, а нового взят негде, а с улицы я не хочу. Лучше купить. Дядя Ванья продает. Ванья Ваньевич. А слушай, а вот ты рот приварил, а похоже на член. Это девушка?