На глухой извилистой дороге в Ринайском лесу я выехал прямо на двоих мужчин, пытавшихся изнасиловать женщину. Один держал ей ноги, а второй усевшись женщине на живот, неторопливо, в свое удовольствие рвал одежду на её груди. Женщина не кричала, только непрерывно бормотала что-то сквозь зубы и упрямо отталкивала грубые руки насильника, норовя вцепиться ему в лицо. Я натянул поводья лошади и принялся задумчиво наблюдать за происходящим. Подобная картина - не редкость в здешних краях. Через Ринай проходит кратчайший путь в Домрану - крупный торговый город, но только неразумный человек решится срезать путь через лес в одиночку. А тем более - женщина. За два года моего здесь пребывания, я дважды натыкался на подобные сцены. В первый раз, при попытке вмешательства, меня просто избили и ограбили - я попал в банальную ловушку для дураков. Во второй раз - самого обвинили в попытке изнасилования и за мной больше четырех верст гнались местные мужики, с вилами и баграми (к слову сказать, ровно через три месяца, в той же деревне мы пили мировую, вместе со старостой и отцом пострадавшей). Поэтому я более чем не торопился вмешиваться в ситуацию, размышляя - проехать ли мимо, пожелав обеим сторонам всяческих успехов или все же вмешаться, рискуя получить кулаком по зубам, а то и ножом под ребра?
Тем временем, похотливому наезднику надоело сопротивление, и он наотмашь ударил женщину по лицу. Потом ещё раз. Та перестала сопротивляться, судя по всему потеряв сознание. Проклиная себя за дурацкую привычку лезть, куда не просили, я пришпорил лошадь, одновременно вытаскивая из-за спины длинную окованную железными полосками дубинку - соргил.
Тот, что держал женщину за ноги, услышал первым и неуклюже приподнялся, оборачиваясь на стук копыт. Я поспешно взмахнул дубиной и, ударив раньше времени, попал мужику по лбу. Издав невнятный звук, он нелепо взмахнул руками и осел на землю. Второй, яростно матерясь, слез с беспомощной женщины и подцепив заблаговременно снятый пояс с ножнами, вытащил широкий полуторный меч. Я немедленно раскаялся в собственном поступке, но отступать было поздно. Жалея лошадь, я остановил её и соскочил на землю. Дубина против меча - не лучший вариант, но в резерве у меня был меч. Обычный одноручный меч, хорошей стали - мой верный спутник в течение последних пяти лет скитаний - привычно висел в походном положении за спиной. Достать его - не было времени.
Теперь я смог наконец-то разглядеть, кого мне послали Фуры - богини судьбы. Невысокий коренастый мужчина, в толстой кожаной куртке и серых холщовых штанах с распущенными завязками - он явно поторопился с этим делом, уверенный что его не потревожат. Наверняка наемник, из тех, что подряжаются охранять торговые обозы до Домраны, и грабят тех же самых купцов на обратном пути.
Издав утробный звук, мужик ринулся на меня, очевидно планируя рассечь одним хорошим ударом на две равные части. Я сделал шаг вперед и в сторону, едва не поддавшись искушению в ответ проехать ему дубиной по спине. Был бы меч, я бы так и сделал. Бросив изумленный взгляд на меня, целого и невредимого, мужик с проворством кабана развернулся всем туловищем и снова попер буром. На этот раз он продемонстрировал кое-какие навыки владения мечом, но до настоящего наемника ему было ой как далеко. Скорее всего я наткнулся на представителей местной самообороны. Бывает так, что деревенские мужики заводят себе собственную стражу, которую вооружают поделками местных кузнецов. И ходят подобные стражники, похваляясь перед своими же деревенскими оружием да едой на дармовщину. Бывает, что совершают набеги на соседние деревни, зарабатывая по синяку, а то и по два - не зря мол хлеб едят.
Я парировал несколько незамысловатых ударов и, не дождавшись ничего нового, врезал несостоявшемуся насильнику дубинкой по колену. Мужик взвыл и рухнул на бок, схватившись за ногу свободной рукой. Я подскочил поближе и добавил ему ногой по почкам. Потеряв всякую способность к сопротивлению, он бросил меч, убедив меня в том, что я имею дело не с профессиональным наемником, и принялся причитать, перемежая охи с образными деревенскими нецензурными выражениями. Я поискал глазами его напарника. Тот сидел, держась рукой за голову, подле женщины и не делал попыток встать.
Я перехватил соргил обеими руками и неторопливо направился к нему. Мужик растерянно поглядел на своего стонущего дружка, потом на меня и испуганно заговорил.
- Мы больше...это, не будем. Господин... пощадите! Не убивайте... не хотел я... это он все, Енька виноват... детей двое, родители престарелые... не убивай...
Насчет детей и родителей - я сильно усомнился. Такие обычно долго не женятся, все свободу берегут. Да и при такой должности - семья в тягость. Работа стражника - очень расхолаживает людей, меняя систему ценностей и отношение к миру, к людям.
- Забирай своего дружка и проваливай - сухо сказал я, испытывая большое желание разбить ему голову.
Тот, пошатываясь, поднялся на ноги и рысью подбежал к своему напарнику, уже переставшему орать, но по-прежнему баюкающему свое колено. Сплошное притворство. Удар был скользящим, и я никак не мог разбить ему коленную чашечку. Однако место болючее, спорить не буду. Не дожидаясь, когда оба негодяя удалятся, я подошел к женщине и присел на корточки. Белая кожа, слегка удлиненный овал лица, припухшие слегка выпяченные губы и при этом, прямой как щель рот, глаза...
Она открыла глаза и затуманенным взглядом уставилась на меня. Да, глаза были удивительные. Во-первых, они были синими как незабудки. Во-вторых, внешние уголки глаз поднимались кверху, придавая лицу миловидное, я бы сказал - кошачье выражение. В-третьих, она была молода. Лет двадцать с небольшим.
Девушка очевидно пришла в себя, потому что коротко вскрикнула и прикрыла руками грудь, одновременно пытаясь сесть. Я критически оглядел повреждения одежды на ней. Насильник явно не преуспел или я появился слишком рано. Чтобы разорвать застежки куртки из оленьей кожи, плотную стеганую безрукавку, льняную рубашку и ещё бог весть что... надо гораздо больше времени, чем прошедшие пять минут. Я обратил внимание на её руки. При всей стройности её сложения, кисти рук были совершенно не к месту. Большие, огрубелые мужичьи руки совершенно не вязались со всем остальным. Я едва подавил вздох разочарования - обычная крестьянка. С другой стороны, я рассуждал так, словно ожидал спасти принцессу крови.
Между тем, спасенная, привела в порядок все свои многочисленные завязочки, настороженно не сводя с меня глаз. Я успокаивающе поднял вверх руки.
- Не надо меня бояться. Я всего лишь проезжал мимо. Ты откуда?
- Я и не боюсь - совершенно нелогично буркнула незнакомка, неожиданно насупившись - больно надо.
Я открыл рот, но так и не нашел что сказать. Меня всегда выбивает из колеи, когда на вопрос: 'как тебя зовут?' отвечают: 'сам дурак'. Многочисленные байки про женскую логику не так уж и беспочвенны - я неоднократно впадал в ступор, в подобных ситуациях. С одной стороны, так и хочется сорваться на грубость. Другой вариант - последовать этой самой нелогичной логике, и перевернув все шиворот-навыворот сделать виновной саму женщину. Но, если последовать любому из этих вариантов, тебя немедленно обвинят во всех смертных грехах, негодующе усомнятся в твоем праве называться мужчиной, и так далее по списку. Можно подумать, что женщины узаконили право бить тебя куда им вздумается и не получать сдачи. И что самое противное, обязательно найдется парочка благородных доброхотов, мужского же пола, которые поддержат слабую женщину, и начнут порицать тебя за отсутствие благородства. Ненавижу, когда проявляют благородство за чужой счет.
Девушка скорее почувствовала мое недоумение и обиду, чем проанализировала сказанное. Так бывает, интуиция у них ещё та, хотя я встречал совершенно толстокожих женщин, и речь идет вовсе не о гномихах, а о нормальных человеческих женщинах.
- Спасибо... - неловко пробормотала она - я в Недольку шла, а эти...
- Ты их знаешь? - осведомился я на всякий случай. Мало ли что - вдруг я попал всего лишь на оригинальную семейную разборку. В жизни чего только не увидишь.
Незнакомка отрицательно помотала головой, старательно пряча от меня глаза. Похоже, что она стеснялась меня, стеснялась ситуации, в которой оказалась, стеснялась того, что её в этой ситуации увидели. Я не стал усугублять неловкости и пошел за лошадью.
- Если покажешь дорогу, я провожу тебя. Это далеко? Кстати, как тебя зовут?
Иногда я бываю просто до неприличия болтлив и задаю кучу вопросов, а главное - не по порядку. Это нервное, а дорожная драка с двумя незнакомыми противниками - взбудоражит любого нормального человека, если конечно это не закаленный в боях наемник или романтически настроенный рыцарь на белом коне.
- Стежинка - негромко ответила она, по-прежнему пряча глаза.
Я был почти удовлетворен, но не получив ответа на первый вопрос, вынужден был повторить его (чего я тоже терпеть не могу).
- Нет, не очень - почти испуганно заторопилась она, видимо решив, что я откажусь её провожать - хороших бросков триста-четыреста будет, не больше.
В Гелранте, частью которого является Ринайская область, основной единицей расстояния является бросок. Причем существует три категории: плохой бросок (примерно шагов шестьдесят), хороший бросок (около сотни шагов), и бросок отличный (двести шагов). У меня как-то не было времени выяснить, чем вызвано подобное обозначение, но в уме ясно представлялся солидный кучерявый мужик, сосредоточенно швырявший разные по весу камни, а потом деловито измерявший расстояние до упавшего камня по-медвежьи косолапыми шагами.
В седло Стежинка сесть отказалась, и я пошел рядом с ней, взяв недовольную кобылу под уздцы. Разговор как-то не вязался, а путь предстоял не то что бы долгий, но унылый и совершенно не внушающий оптимизма. В глухом лесу, где крестьянская телега проезжает два раза в год, не говоря уже о веселых купеческих обозах..., можно встретить лишь разбойников, вроде давешних или стаю волков, соскучившихся по общению.
- А что это за деревня - Недолька? - негромко спросил я, искоса поглядывая на девушку. Стежинка шла крепким уверенным шагом, словно ничего с ней не приключилось, и даже поглядывала по сторонам, старательно не глядя на меня.
- Да, небольшая деревушка - махнула она рукой, по прежнему избегая моего взгляда - у меня там подружка живет. Вот я в гости и собралась.
- Ты замужем? - привыкнув к остроумным, а порой и умничающим горожанкам, я рисковал нарваться на резкий ответ, но девушка просто ответила:
- Нет.
- А парень есть? - я улыбнулся, давая понять, что кроме самого невинного любопытства с моей стороны ничего нет.
Стежинка склонила голову набок и уклончиво пробубнила:
- Сейчас нет.
- А был? - мне стало неловко от подобного с моей стороны допроса, но все же лучше чем идти молча.
- Угу.
- А ты сама где живешь?
- В Неровицах. Это недалеко от Домраны.
- Погоди - не понял я - Но ты же идешь с другой стороны...?
Она опустила голову и упрямо замолчала. Не хочет говорить - так я же и не настаиваю. Остаток пути мы проделали молча.
Деревня Недолька, а как вскоре выяснилось - Недоля, в самом деле была не очень большой - дворов тридцать. И, наверное, от продолжительной скуки кто-то из мужиков выстроил на окраине подобие корчмы. Впрочем, даже не корчмы, а постоялого двора, поскольку строеньице имело второй этаж, а во дворе было вкопано бревно для привязи лошадей.
Стежинка молча махнула рукой, мол - вам туда. А я ощутил сильное нежелание потерять её из виду сейчас.
- Погоди! Ты не составишь мне компанию? Посидим, съедим чего-нибудь. Поболтаем...
Девушка слегка замялась, но потом согласно кивнула и, не поднимая глаз, быстро направилась к двери. Обуреваемый непонятными и совершенно дискомфортными чувствами я пошел следом.
В корчме царствовал застарелый запах кислого хлеба и дурного пива, отдельной струей ближе к небольшому грязному прилавку истекал раздражающе свежий аромат самогона. Трое или четверо мужиков, с испитыми лицами бубнили что-то между собой, то и дело прикладываясь к кружкам, крякая и старательно закусывая рукавами.
Я отыскал глазами более или менее чистое место и, кивнув Стежинке, направился к прилавку. Корчмарь - тощий и донельзя опухший мужичонка, ошеломленно уставился на меня. Кажется, приезжие для него были такой же редкостью как состояние трезвости с утра.
- Что у тебя есть, хозяин? Я бы хотел подкрепиться немного.
Корчмарь поскреб слипшиеся волосы, добавив к сивушному духу запах засаленных, давно не мытых волос и ответил неожиданным басом:
- Щи есть, вчерашние только. Картошки можно нажарить, с огурцами солеными. Свежих нет, не обессудьте... Молочка добудем, сметанки тама...
- Вот-вот - ободрил я - давай картошку, огурцы и если есть - квасу.
- А может чего-нить покрепше? - самым доверительным тоном вопросил он, послав мне тот самый особенный взгляд, по которому всегда можно определить будущего собутыльника.
- Да нет - ответил я, внутренне смеясь - не лучшее время для питья. Может быть как-нибудь потом.
- А... - разочарованно протянул он и поплелся выполнять заказ.
Я вернулся к Стежинке, сидевшей у края стола и целеустремленно царапавшей ногтем его ножку.
- Сейчас принесут поесть. А где живет твоя подружка?
- Тут недалеко. Я к ней раз в месяц захожу, она из нашей деревни. Потом замуж вышла, сюда переехала.
- А её муж не против?
Стежинка недоуменно глянула на меня и помотала головой.
- Нет. С чего бы ему против быть? Мы сядем вечерком, поболтаем. Оленка к моему приходу пирог спечет. Ринька - муж её, поест и на боковую, а мы до полночи наговоримся и тоже спать.
Она внезапно осеклась и замолчала, словно сказала что-то лишнее, чего мне не следовало знать. А я ощутил легкое беспокойство, издалека нарождающееся и совершенно нелогичное чувство ревности, к какому-то там Риньке, знавшему Стежинку больше чем я. И поэтому я тоже замолчал.
Приплелся корчмарь, бросив жалостливо-мутный взгляд на несостоявшегося собутыльника, выставил на стол четыре тарелки, две кружки и кринку с молоком. Вздохнул отчего-то и украдчиво скользнув взглядом по девушке внезапно ухмыльнулся.
- Стежка, тебя тут Ереней искал. Злой был. Смотри.
Стежинка внезапно покраснела и ещё глубже запрятала от меня глаза, хотя, казалось бы, куда больше? Руки её безостановочно теребили края истертой скатерти. Мне стало неловко, словно я узнал что-то нехорошее о ней. Я тоже опустил глаза, но через мгновение, взглянул девушке прямо в лицо.
- Ереней - кто это?
- Да так - быстро проговорила она - есть один...
- Твой ухажер?
- Нет, не ухажер. Я не хочу говорить об этом.
Я пожал плечами. В конце концов, кто я такой, чтобы выспрашивать у девушки о подробностях её личной жизни. Пожалуй, пошлет подальше, а мне не хотелось прерывать знакомство с ней прямо сейчас. Очень не хотелось. Я подвинул тарелку со щами и принялся за еду.
Внезапно она подняла на меня свои чудесные глаза и сказала:
- Давай выпьем.
- Что именно? - растерявшись спросил я.
- Пива. Тут оно совсем не плохое.
- Давай - поспешно согласился я, - корчмарь, принеси ещё кувшин пива!
Пенная шапка пузырилась и шипела, грозя переползти через край, а мы все неловко молчали. Наконец, Стежинка, словно собравшись с духом, отчаянно бросила:
- Ну что, пей!
- Вместе - возразил я. Девушка кивнула, и быстро поднеся кружку ко рту зажмурилась и принялась тянуть горьковатое пойло. Я никогда не привыкну ко вкусу деревенских напитков. Особенно к тому, что мужики называют хорошим пивом. На этот раз пришлось напрячься. Мне не хотелось портить ситуацию ещё и собственной недовольной физиономией. Через некоторое время глазки девушки заблестели, и я увидел какая она на самом деле, в той другой, неведомой мне жизни, не испорченной плохими встречами на дорогах. У меня защемило сердце. Стежинка была из тех девушек, которые постепенно врастают тебе в сердце своей искренностью и поистине детской непосредственностью. И вырываются только с кровью и болью. Притом, что характер, как у всех местных девушек, наверняка имела крепкий и известного предела практичный. Мне уже стало больно, потому что я понял - Стежинке нет места в моей жизни, мы слишком разные. Но сердце человеческое очень любит обманывать себя разными фантазиями и мечтами о том, что могло бы быть. И я поддался дурацкому искушению собственных иллюзий. Ум говорил одно, сердце - другое, а опыт, весь мой годами накопленный опыт общения с противоположным полом - третье. Мне захотелось зажмуриться, как до этого Стежинка, и броситься в это нелепое пресное пойло, называемое жизнью. А точнее, найти себе на одно место приключения.
- Пойдем - сказал я, удивляясь собственной наглости. Но она покорно встала и пошла за мной. Мы вышли из корчмы и я затянул её за угол, и не обращая ни на кого внимания обнял девушку и принялся целовать. Стежинка не сопротивлялась, более того, её тело приникло ко мне, словно все это время ждало именно меня. С полуоткрытых губ сорвался легкий стон, ноги подкосились и я едва успел ухватить её за талию, пока она не соскользнула на землю. Что творилось со мной - временное помешательство? Я целовал её губы, целовал шею, лоб, виски, касался нежно и бережно сомкнутых век, гладил её податливое тело и сходил с ума... Сколько это длилось - не знаю. Внезапно она легонько оттолкнула меня, прошептав:
- Все, хватит... увидят же...
Но странное чувство заставило меня снова привлечь её к себе, и она снова поддалась. И все повторилось сначала. А потом ещё.... Наконец, она собралась с силами и выскользнула из моих рук.
- Все, не надо больше - с внезапной улыбкой проговорила она. Я покорно кивнул. В этот момент я был готов на все, лишь бы она никогда не исчезала из моей жизни. Возможно это всего лишь психология самца, нашедшего самку, сиюминутная готовность совершить любой подвиг, ради заветной близости.... Но я совершенно не контролировал свои чувства и эмоции. То, как она отреагировала на мои поцелуи, наполнило меня самыми радужными надеждами, свело с ума. Мое сердце... оно пело.... Я даже решил остаться на какое-то время в Недоле, чтобы каждый день встречаться с ней. А потом..., потом будет видно. Заберу её с собой, осяду в каком-нибудь городе, и будем жить семьей... Да мало ли как судьба повернется...
Я взял Стежинку за руку, но она строптиво выдернула её из моей и прошла в корчму. Счастливо улыбнувшись, я пошел следом. Уже начало смеркаться, и корчмарь занимался тем, что зажигал грубо выкованные из железа фонари. Деревенская роскошь. Большинство крестьян пользуются лучинами или плошками, наполненными жиром. Мы снова уселись за наш стол. Еда остыла, но есть не хотелось совершенно. Я сидел и смотрел на девушку, умиляясь тем, как она пробует вареную картошку и хрустит огурцом. Смешно, да? Теперь, когда я вспоминаю эту историю, мне становится смешно до горечи во рту. Но тогда..., тогда я просто смотрел и наслаждался.
Ворчливо скрипнула входная дверь и в корчму прихрамывая ввалился какой-то мужик. Я невольно обернулся. Мужик был тот самый, с большой дороги. Каким образом он оказался здесь, я не знал. Просто встал, с сожалением вспомнив, что дубинка осталась в седельной сумке. Он тоже меня признал, но не подал и виду. Старательно не глядя на меня, он уставился на девушку, поспешно опустившую голову и грубо рявкнул:
- Стежка, собирайся. Пошли!
Девушка быстро поднялась из-за стола, и не поднимая глаз прошла к мужику. Я окаменел. Я просто окаменел, ничего не понимая и не зная, что предпринять. Где-то в глубине души я уже обо всем догадался, и дурацкое самолюбие не позволило мне хоть как-то вмешаться и изменить ситуацию в лучшую сторону... или в худшую...
Она прошла мимо меня так, словно никогда не была со мной знакома, словно это не она лежала беззащитная на дороге, словно это не со мной она шла всю дорогу до деревни, словно это не она отвечала на мои поцелуи с таким искренним порывом...
Мужик набычился, и как будто только сейчас заметив меня окинул взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. Он даже шагнул в мою сторону, но Стежинка дернула его за рукав.
- Енька пошли. Не дури.
Тот засопел носом, но послушно, словно телок на веревочке пошел за ней. Глухо бухнула дверь, на мгновение впустив в затхлый воздух корчмы струю вечерней свежести. Я устало опустился на скамью, пытаясь осмыслить происходящее, и превратить очевидную бессмыслицу в доступный моим понятиям о жизни расклад. И, после того как затихли их шаги, долго ещё сидел в опустевшей корчме, пялясь на трескучий фонарь воюющий с настырным мотыльком, бьющимся о стекло.
Утром я тронулся в путь.
|