Часто человек становится невольным свидетелем чужого разговора, чужих высказываний: о людях, о поступках, или еще о чем, что на данный момент может волновать простого обывателя. Иногда чужой разговор носит, добрый, позитивный характер. Это хорошо, когда ты заряжаешь и передаешь капельку своего добра другому человеку.
Но, не всегда так бывает.
И тогда из человека начинает выливаться...
Я ехал автобусом с Москвы и стал невольным свидетелем такого излияния.
- Да, он сидел, он - уголовник...
Еще Ильф с Петровым, более восьмидесяти лет назад сказали, что статистика в СССР, знает все.
В России, давно подсчитано, что каждый четвертый, взрослый Россиянин, или сидел, или сидит, или будет сидеть...
Я не стал слушать эти душеизлияния.
Принято считать, что человек сел не за содеянное, а просто потому, что оказался в тот момент не на том месте, или попросту, попался.
Поэтому, когда слышишь вопрос, за что сидел? - В ответ, отвечают - да, не за что!
Этого пацана, его звали Вовка, у нас не считали, за своего. Хотя его отец, Витька, был на слуху и у шпаны, и у авторитетных жуликов. У Витьки было за спиной, порядка тридцати лет, Сталинских лагерей. А это, солидный багаж.
...утром меня подняли к начальнику и выяснив, что у меня нет никаких документов отвели в камеру, где содержались суточники. Так - сказать, для выяснения - личности.
А вина моя была в том, что приехав в свой родной город на выходные, без паспорта, я выпил и угодил в городской вытрезвитель.
Суточники это, как правило были, уличные, мелкие хулиганы, семейные дебоширы, на которых любящие жены под диктовку участкового инспектора, или добрых соседей, писали заявления в милицию. Здесь были и обыкновенное наше, советское быдло, то - бишь, хамы, сквернословы, для которых послать человека подальше, не - за что, было, как глоток озона, для страждущего, в душную погоду.
Суточники все были на работе. На этот раз отказников не было (отказники,это та категория криминаллитета, для которых работать на власть - западло).
На нарах лежала и во всю улыбалась, знакомая мне с детства - рожа.
Мы обнялись, по блатному обычаю.
- Давно здесь, Вовка? - спросил я,
- Пошли вторые сутки. А ты, откуда? - спросил Вовка, меня. Я слыхал, вы куда - то с Саней в Сибирь рванули?
- Да мы уже вернулись от туда, там тоже не Сочи. У него все нормально, а вот меня мусора опять прессонули. Я сейчас в Москве завис.
Сначала, Стас с Ильинского пригрел у себя в общаге. Да попал под мусорской рейд, пришлось валить, нельзя подставлять людей, за добро.
- А покурить, найдется? - помолчав с минуту, продолжил я.
Курехи у Вовки не было.
- Кто сегодня, ключник? - я.поднялся и стал нарезать по камере.
- Калиныч.
Сержант милиции, Иван Калинович был наверное, самый добрый мент на всем, необъятном просторе Советского Союза. К тому - же он был почти моим соседом и отцом моего приятеля детства.
Я постучал. Кормушка открылась.
- Иван Калиныч, как на счет, курехи кукарнуть? - спросил я вежливо, по свойски. Я знал, что Калиныч сам не курит, но он - же был, почти моим соседом.
- Сейчас мальчишки, сделаю!
Мы ментов, как правило - не любили. А, за что их было, дьяволов - любить?
К Калинычу мы относились, вполне нормально. Он нам за это платил своей лояльностью и был человеком, безотказным.
Через минуту камера наполнилась густым, табачным дымом, Калиныч засуетился, что - то нам стал шепотом говорил, что - то показывал на руках через кормушку, но мы его уже не слушали. Пол пачки папирос принесенные Калинычем, делали нас независимыми от него, часов на несколько.
Нам было о чем поговорить с Вовкой.
Слушок за него ходил, что он свалил к сестре в областной центр. Доходили разговоры и о его делах, но чем он конкретно промышляет, я не знал. Он был мутным пацаном и по большому счету, у него не было друзей.
Вообще, понятие - дружбы в той среде, в которой мы обитали, носит относительный характер.
По закону, если тебе ничего не было предъявлено, то через трое суток тебя должны были выпустить.
Мы не были с Вовкой комсомольцами, но на тот момент, на нас у ментов ничего не было.
Вовку вызвали, как говорят - на выход.
На прощание, он пообещал на завтра встретить меня в городе. Мне надо было досиживать свои, третьи сутки.
Меня еще гнуло с похмелья и алкогольный синдром упорно не хотел меня отпускать.