Сергеев Сергей : другие произведения.

Читая Бродского

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ЧИТАЯ БРОДСКОГО
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Тут вот что: очень я уважаю поэтическое творчество Нобелевского лауреата Иосифа Александровича Бродского.
  Совершенно не шучу, - он великолепный поэт. Постепенно, к сожалению, забываемый. Ну, это как раз дело привычное. Кто, к примеру, читает сейчас Боратынского? Или Дмитриева? Да, пожалуй, и Бродского?
  Читая Бродского в очередной раз, я наткнулся на фразу, обращённую - так показалось - лично ко мне. Фраза такая: "Пускай Художник, паразит/другой пейзаж изобразит". Не претендуя на большую букву в слове Художник, считаю, что любой и вовсе даже копиист непременно привносит в изображаемое что-либо своё, - это неизбежно. Вот я и ... того ... (вполне Бродский оборот, кстати) изобразил.
  
  
  
  Сначала - текст Бродского, ниже - это новое прочтение.
  И так - по очереди.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Набросок
  
  Холуй трясётся. Раб хохочет.
  Палач свою секиру точит.
  Тиран кромсает каплуна.
  Сверкает зимняя луна.
  
  Се вид Отечества, гравюра.
  На лежаке - Солдат и Дура.
  Старуха чешет мёртвый бок.
  Се вид Отечества, лубок.
  
  Собака лает, ветер носит.
  Борис у Глеба в морду просит.
  Кружатся пары на балу.
  В прихожей - куча на полу.
  
  Луна сверкает, зренье муча.
  Под ней, как мозг отдельный, - туча...
  Пускай, Художник, паразит,
  другой пейзаж изобразит.
  
  
  Тоже набросок
  
  Тиран закусывает водку.
  Официант с ухмылкой кроткой
  Прибор меняет, - всем видна
  Тирана вечная вина.
  
  Изображаю: вот картина -
  Поэт порок бичует. Вины
  Ужасны согбенной страны
  В строке. Сравнения срамны.
  
  Рабы Подсолнечной Вселенной
  В подвальной празднуют пельменной
  Не важно что. В другой этаж
  Несут плоды разбойных краж.
  
  Поэт увял вдали пейзажа,
  Им на!-рисованного в раже.
  А ветер носит лай собак.
  Натюр же морт. Потребен лак.
  
  Подражая Некрасову, или Любовная песнь Иванова
  
  Кажинный раз на этом самом месте
  я вспоминаю о своей невесте.
  Вхожу в шалман, заказываю двести.
  
  Река бежит у ног моих, зараза.
  Я говорю ей мысленно: бежи.
  В глазу - слеза. Но вижу краем глаза
  Литейный мост и силуэт баржи.
  
  Моя невеста полюбила друга.
  Я как узнал, то чуть их не убил.
  Но Кодекс строг. И в чём моя заслуга,
  что выдержал характер. Правда, пил.
  
  Я пил как рыба. Если б с комбината
  не выгнали, то сгнил бы на корню.
  Когда я вижу будку автомата,
  то я вхожу и иногда звоню.
  
  Подходит друг, и мы базлаем с другом.
  Он говорит мне: Как ты, Иванов?
  А как я? Я молчу. И он с испугом
  Зайди, кричит, взглянуть на пацанов.
  
  Их мог бы сделать я ей. Но на деле
  их сделал он. И точка, и тире.
  И я кричу в ответ: На той неделе.
  Но той неделе нет в календаре.
  
  Рука, где я держу теперь полбанки,
  сжимала ей сквозь платье буфера.
  И прочее. В углу на оттоманке.
  Такое впечатленье, что вчера.
  
  Мослы, переполняющие брюки,
  валялись на кровати, все в шерсти.
  И горло хочет громко крикнуть: Суки!
  Но почему-то говорит: Прости.
  
  За что? Кого? Когда я слышу чаек,
  то резкий крик меня бросает в дрожь.
  Такой же звук, когда она кончает,
  хотя потом ещё мычит: Не трожь.
  
  Я знал её такой, а раньше - целой.
  Но жизнь летит, забыв про тормоза.
  И я возьму ещё бутылку белой.
  Она на цвет как у неё глаза.
  
  
  Подражая Бродскому, или Любовная песнь Бродского
  
  Кажинный раз, гуляя, с этой строчки -
  Про чаек - начинаю суходрочку.
  Другой рукой держу у лба примочку.
  
  У ног моих пространственную цельность
  Обрыв порвал. И я согласен: рвай.
  Спасли очки, надеты. Беспредельность
  Проста: там, ниже - ад; там, выше - рай.
  
  Меня подруга сделала рогатым.
  Рога - пустяк, но - нравственный урон!
  Я много пил, но, Кодексом заклятый,
  Её с еём не шлепнул, - строг Закон.
  
  Я напивался даже, как сапожник.
  Меня почти изгнали из родни.
  Но я - законов нравственных заложник, -
  Мне совесть шепчет: что же ты? - звони!
  
  У трубки - хахаль ёйный. Мы болтаем.
  Он вопрошает: Как ты, Бродский, как?
  Хрен знает - как. Он, страхом угнетаем,
  Зовёт детей утишить, - много драк.
  
  Я мог бы сделать много лучше деток.
  Он - обогнал. Знак твёрдый, проклят будь!
  Кричу в ответ, что сделал сто пометок
  В свой отрывной, что прошлогодний суть.
  
  Рукой, где ныне только банка пива,
  Я ей места заветные трепал
  Как мог. Диван пружиной выл тоскливо, -
  Вчера как будто. Быстро уставал.
  
  Из брюк мослы вываливались ради
  Обжима на диване, - пыль столбом.
  Мой рот желает воплем взвыть: О, бляди!
  Но шепчет скромненько: Облом.
  
  Её? Куда? Как птица закричала, -
  Я вздрогнул, - птицу жахнул птиц!
  Кричала б так же, если бы кончала.
  Но я был скор, как репортёрский блитц.
  
  Года грохочут, как атака танка.
  Любовь ушла, как пар идёт в гудок.
  Возьму-ка пива я, ведь пива банка
  Упруга так же, как её станок.
  
  
  Письма римскому другу
  
  Нынче ветрено и волны с перехлёстом.
   Скоро осень, всё изменится в округе.
  Смена красок этих трогательней, Постум,
   чем наряда перемена у подруги.
  
  Дева тешит до известного предела -
   дальше локтя не пойдёшь или колена.
  Сколь же радостней прекрасное вне тела:
   ни объятья невозможны, ни измена!
  
  -------
  
  Посылаю тебе, Постум, эти книги.
   Что в столице? Мягко стелют? Спать не жёстко?
  Как там Цезарь? Чем он занят? Всё интриги?
   Всё интриги, вероятно, да обжорство.
  
  Я сижу в своём саду, горит светильник.
   Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
  Вместо слабых мира этого и сильных -
   лишь согласное гуденье насекомых.
  
  -------
  
  Здесь лежит купец из Азии. Толковым
   был купцом он - деловит, но незаметен.
  Умер быстро - лихорадка. По торговым
   он делам сюда приплыл, а не за этим.
  
  Рядом с ним - легионер, под грубым кварцем.
   Он в сражениях империю прославил.
  Сколько раз могли убить! а умер старцем.
   Даже здесь не существует, Постум, правил.
  
  -------
  
  Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
   но с куриными мозгами хватишь горя.
  Если выпало в Империи родиться,
   лучше жить в глухой провинции у моря.
  
  И от Цезаря далёко, и от вьюги.
   Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
  Говоришь, что все наместники - ворюги?
   Но ворюга мне милей, чем кровопийца.
  
  -------
  
  Этот ливень переждать с тобой, гетера,
   я согласен, но давай-ка без торговли:
  брать сестерций с покрывающего тела -
   всё равно что дранку требовать от кровли.
  Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
   Чтобы лужу оставлял я - не бывало.
  Вот найдёшь себе какого-нибудь мужа,
   он и будет протекать на покрывало.
  
  -------
  
  Вот и прожили мы больше половины.
   Как сказал мне старый раб перед таверной:
  "Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
   Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
  
  Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
   Разыщу большой кувшин, воды налью им...
  Как там в Ливии, мой Постум, - или где там?
   Неужели до сих пор ещё воюем?
  
  -------
  
  Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
   Худощавая, но с полными ногами.
  Ты с ней спал ещё... Недавно стала жрица.
   Жрица, Постум, и общается с богами.
  
  Приезжай, попьём вина, закусим хлебом.
   Или сливами. Расскажешь мне известья.
  Постелю тебе в саду под чистым небом
   и скажу, как называются созвездья.
  
  -------
  
  Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
   долг свой давний вычитанию заплатит.
  Забери из-под подушки сбереженья,
   там немного, но на похороны хватит.
  
  Поезжай на вороной своей кобыле
   в дом гетер под городскую нашу стену.
  Дай им цену, за которую любили,
   чтоб за ту же и оплакивали цену.
  
  -------
  
  Зелень лавра, доходящая до дрожи.
   Дверь распахнутая, пыльное оконце,
  стул покинутый, оставленное ложе.
   Ткань, впитавшая полуденное солнце.
  
  Понт шумит за чёрной изгородью пиний.
   Чьё-то судно с ветром борется у мыса.
  На рассохшейся скамейке - Старший Плиний.
   Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.
  
  
  
  Письма подмосковному приятелю
  
  Нынче жарко, и столица невидимкой
   за шатурскими скрывается дымами.
  Непотребная погода хуже, Димка,
   чем бюстгальтер с пропотевшими грудями.
  
  Бабы - как же с ними неизбывно сложно -
   то желает, то не хочет, то другая...
  Хоть прекрасное вне тела и возможно, -
   нас манила ли когда стезя такая?
  
  -------
  
  Получил ли ты, Димон, мою посылку?
   Как в деревне? Урожай теперь хорош ли?
  Председателю снеси в презент бутылку.
   Дружбы дар ненужным пьянством не опошли.
  
  Я один в пустой квартире. Очень душно.
   Домработница с женой попёрлись в баню.
  Тараканов даже нет. Ужасно скучно.
   И какие бабы там стирают грани?
  
  -------
  
  Был на кладбище сегодня. Хоронили
   коммерсанта из Малаховки. Остался
  на поминки, - много ели, больше пили.
   Коммерсанта не жалели - сам нарвался.
  
  Ты прикинь - в обход кладбищенских законов
   прямо рядом закопали генерала.
  Тот - купил участок, дед же - за погоны.
   На Ваганькове теперь хоронят мало.
  
  -------
  
  Кто в деревне без ума - считай калека,
   А в Москве, Димон, калека - кто без денег.
  Вы в деревне, натурально, - человеки,
   но отсутствуют и пицца, и обменник.
  
  От властей беречься проще на морозе,
   поопаснее в столице, но теплее.
  А воруют - что в столице, что в колхозе.
   Разобраться трудно, где ворьё наглее.
  
  -------
  
  Ты со мной поедешь, девочка, конечно? -
   Если на ночь - будет несколько дороже... -
  Кто владелец твой - вот эта вот скворешня?
   Эй, парнишка, торговать людьми - негоже.
  Ну, понятно, не владелец - только крыша.
   Ненадёжная ты крыша - протекаешь, -
  с неба льёт, девицы мокрые, как мыши...
   Или сами не намокнут, полагаешь?
  
  -------
  
  Сколько нам осталось? Прожито - поболе...
   Как изрёк старик-швейцар однажды в "Яре":
  "Не засеять жито, не вспахавши поле".
   Суетимся, Димка, будто на пожаре.
  
  На рыбалку ездил. Вот - вожусь с уловом.
   Я не знаю, для чего мне столько рыбы.
  Отовсюду окружают войны снова.
   Испариться, что ли, напрочь - на Антибы?
  
  -------
  
  Я в отпаде, Димка! Помнишь ту шалаву,
   что с тобой не знала ни числа, ни меры?
  Вы ещё попали с ней к ментам в облаву...
   Референтка в канцелярии премьера!
  
  Ты б собрался оторваться из деревни, -
   посидели бы как прежде - до отключки.
  Я бы свёз тебя, Димон, к такой царевне -
   знает все, без исключенья, штучки-дрючки.
  
  -------
  
  Всё-то, Дима, мы всю жизнь приумножали,
   только нас делили бабы и работа.
  Вскоре всем вам дам я повод для печали.
   В завещаньи отписал тебе я что-то...
  
  Я свой чёрный "мерин" отдаю тебе же.
   Поезжай, дружище, в храм, где нас крестили, -
  ежедневно поминали чтоб, не реже, -
   заплати, чтоб слишком быстро не забыли.
  
  -------
  
  Всё в пыли. В пустом аквариуме - тина.
   Неспеша желтеют книги в переплётах,
  и никто уже не смотрит на картины,
   даже мухи пропускают при облётах.
  
  Мутны пола полированные доски.
   За окном - замёрзший водосточный жёлоб.
  На подставке возле лампы - ветхий Бродский.
   На прохожих безразлично гадит голубь.
  
  
  
  Песня невинности, она же - опыта
  
  "On a cloud I saw a child,
  and he laughing said to me..."
   W.Blake
  
  1
  
  Мы хотим играть на лугу в пятнашки,
  не ходить в пальто, но в одной рубашке.
  Если вдруг на дворе будет дождь и слякоть,
   мы, готовя уроки, хотим не плакать.
  
  Мы учебник прочтём, вопреки заглавью.
  То, что нам приснится, и станет явью.
  Мы полюбим всех, и в ответ - они нас.
   Это самое лучшее: плюс на минус.
  
  Мы в супруги возьмём себе дев с глазами
  дикой лани; а если мы девы сами,
  то мы юношей стройных возьмём в супруги,
   и не будем чаять души в друг друге.
  
  Потому что у куклы лицо в улыбке,
  мы, смеясь, свои совершим ошибки.
  И тогда живущие на покое
   мудрецы нам скажут, что жизнь такое.
  
  2
  
  Наши мысли длинней будут с каждым годом.
  Мы любую болезнь победим иодом.
  Наши окна завешены будут тюлем,
   а не забраны чёрной решёткой тюрем.
  
  Мы с приятной работы вернёмся рано.
  Мы глаза не спустим в кино с экрана.
  Мы тяжёлые брошки приколем к платьям.
   Если кто без денег, то мы заплатим.
  
  Мы построим судно с винтом и паром,
  целиком из железа и с полным баром.
  Мы взойдём на борт и получим визу,
   и увидим Акрополь и Мону Лизу.
  
  Потому что число континентов в мире
  с временами года, числом четыре,
  перемножив и баки залив горючим,
   двадцать мест поехать куда получим.
  
  3
  
  Соловей будет петь нам в зелёной чаще.
  Мы не будем думать о смерти чаще,
  чем ворона в виду огородных пугал.
   Согрешивши, мы сами и станем в угол.
  
  Нашу старость мы встретим в глубоком кресле,
  в окружении внуков и внучек. Если
  их не будет, дадут посмотреть соседи
   в телевизоре гибель шпионской сети.
  
  Как нас учат книги, друзья, эпоха:
  завтра не может быть так же плохо,
  как вчера, и слово сие писати
   в tempi следует нам passati.
  
  Потому что душа существует в теле,
  жизнь будет лучше, чем мы хотели.
  Мы пирог свой зажарим на чистом сале,
   ибо так вкуснее: нам так сказали.
  
  
  
  Песня опыта, она же - виновности.
  
  
  
  1
  
  Ну а мы желаем постичь Камасутру,
  об одежде не думать, не бегать утром.
  Если климат свихнувшийся нам позволит,
   вопреки мы бы жили семье и школе.
  
  Мы не пишем, стуча по клавиатуре, -
  Сеть - вот учебник и дураку, и дуре.
  Никого мы не любим, и нас не любят.
   Математика разума чувства губит.
  
  Мы супружество сменим гражданским браком,
  станем стаями жить, подобно собакам.
  И девчонки с повадками дикой кошки
   нам обломят, наставив, рога и рожки.
  
  Потому что куклы теперь безучастны,
  мы всегдашней ухмылкой смертельно опасны.
  Мудрецам и философам хуже ломки
   объяснять недоумкам, что мы - подонки.
  
  2
  
  Размышления наши - короче, проще.
  СПИДоносцы и -носицы - будто мощи.
  Переплёты тройные. Стальные двери,
   и не в тюрьмах, а дома. А в тюрьмах - звери.
  
  Трудоголики будто, трубим до ночи.
  Жрём в кино кукурузу и лясы точим.
  Бижутерии звон заменил одежду.
   За тебя не заплатят - оставь надежду.
  
  Нефть кончается, но мы на водороде
  До природы доедем, - кирдык природе.
  Мы летаем без визы до края света.
   Донага Мона Лиза для нас раздета.
  
  Потому что учтя отпускное время,
  выбирая возможное, чешем темя.
  Путешествовать можем куда угодно, -
   но куда-то - нет денег, туда - не модно.
  3
  
  Соловьи пропоют смертям панихиду.
  Опасаемся мы, хоть не кажем виду,
  как ворона куста, стать для всех пропажей.
   За грехи мы охотно других накажем.
  
  Доживи мы до старости - бросят дети.
  Внуки с внучками, - те из пелёнок - в нети.
  Не помрём - в инвалидной сидеть коляске.
   Телевизор. Соседи отводят глазки.
  
  Разве опыт чужой для чего-то нужен?
  Ясно так: завтра будет и будет хуже.
  Страховой не всегда помогает полис, -
   изменяются tempora, но не mores.
  
  Потому что душа - неизменна тоже,
  жизнь - всё такая же, раньше ли, позже.
  Нам судьба пирожок с удачей подарит.
   Только вот что: пекут пироги, не жарят.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"