Сергеев Иван Дмитриевич
25. Свидетели

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это не был арест, а всего лишь "приглашение", но в тоне магистратов звучала сталь. Они повели женщину вглубь служебных помещений пневмопорта, в безлюдный коридор, заканчивавшийся неприметной дверью. Олимпиада шла, не чувствуя ног, идеально выверенный мир аэродиакониссы, где всё подчинено инструкциям и расписанию, рухнул в одно мгновение.

25. Мнемомахи

      -- 1. Олимпиада
  
   - Можно ещё воды?
   Олимпиада улыбнулась.
   - Да, конечно.
   Когда она вернулась через полминуты, эпибат, нервно поводя головой туда-сюда, принял стакан и бросил короткий взгляд на характир.
   - Необычное имя.
   Аэродиаконисса лишь снова улыбнулась мужчине в ответ, но уже чуточку теплее.
   - Приятного полёта.
   За годы работы Олимпиада волей-неволей стала немного психологом. Это был не навязчивый ловелас, чьи липкие комплименты и попытки добыть её телефон вызовут лишь желание принять душ прямо во время полёта, не похмельный пьяница-дебошир и не псих, от которого можно ожидать чего угодно,  а просто измотанный жизнью человек. Обычный мужик, пытающийся переключиться с груза своих проблем на что-то постороннее. Этим "чем-то" стало её имя. В другое время эмпатичная Олимпиада перекинулась бы с ним парой успокаивающих фраз, но сейчас у неё не было ни одной свободной секунды. Да и настроения.

***

   Когда мама и папа узнали, что у них будет дочка, в стране шли олимпийские игры, а на юго-западе зрели события, повлекшие за собой в итоге франкские войны. Долгие споры о будущем имени дочки разрешила через неделю после её рождения бабушка. Открыла репринтные святцы и показала дату: 7 августа, день святой Олимпиады Константинопольской.
   - Это знак, - не терпящим возражением голосом заявила старушка. - Вы с Лизой всё равно не договоритесь, знаю я вас, видела, в шляпах и без шляп. Олимпиада она, Липа, Липочка. Лен, Маш и Оль без неё пруд пруди. Вырастет стройная и красивая, как липка. И умненькая - будет олимпиады щёлкать, как орешки. Повзрослеет - покорит свой Олимп.
   - На Олимпе холодно, - отрезал отец. - Главное, чтоб счастливая была. А боги без нас обойдутся.

***

   К воздушному дромону "Эвксинский Понт" только что подогнали трап. В ойкосе крылатого исполина царила усталая, но размеренная суета выхода эпибатов. Среди них, как живой символ невозмутимости, двигалась в своей идеальной синей форме Олимпиада. Её осанка была безупречна, а улыбка - отработана до автоматизма, но в глазах цвета тёмного мёда плавала густая взвесь усталости.
   День не заладился с утра. Сначала тот сон утром... Потом каррука попала в пробку, и разбитая после беспокойной двухчасовой дрёмы Олимпиада на полминуты опоздала на предполётный синодос, чем заработала первый уничтожающий взгляд архидиакониссы. Второй она получила уже во время полёта.
   Архидиаконисса Ирина не кричала. Её голос был тихим, холодным и точным, как скальпель. Она подозвала Олимпиаду в служебный отсек, загородив проход своей внушительной фигурой.
   - Олимпиада, - начала она, и её взгляд скользнул по струящейся складке форменной васильковой столы подчинённой, по безупречной причёске. - Ты выглядишь как живая картина. Прямо дух захватывает. Эпибаты, я уверена, в восторге.
   Она сделала паузу, давая сарказму повиснуть в воздухе.
   - Но наш дромон не музей. Здесь нужно работать, а не позировать. Я всё понимаю: устала, забегалась, рейс долгий. Но твоя усталость - не проблема эпибатов. Они заплатили за комфортный перелёт, а не за право лицезреть твоё стоическое терпение. Запомни: можно быть сколь угодно красивой картинкой, но если ты не можешь подать стакан воды без молчаливого упрёка в глазах - ты бесполезна.
   Не дожидаясь ответа, Ирина развернулась и вышла из отсека, оставив Олимпиаду стоять с лицом, застывшим в маске спокойствия, под которой бушевали унижение и ярость. Её безупречность, её главный доспех, только что использовали против неё, указав на единственный изъян - человеческую усталость, которую она себе позволила.

***

   Сон, заставивший Олимпиаду буквально подпрыгнуть с криком ночью в постели (Владимир, её муж-наварх в это время вёл свой воздушный дромон через Атлантику), вернул молодую женщину на последний курс университета. Голодная, как волк, она спешила домой с вечерней пары и решила сэкономить время, перебежав дорогу не по "зебре". Вспышка ослепляющего света. Оглушительный визг тормозов. Всепоглощающая боль...
   ...отдалась тупым ударом в коленку. Очнувшись, она обнаружила, что споткнулась о выбоину в асфальте и упала, прикусив губу до крови. Чёрные колготки порвались на колене, а по щекам текли слёзы, оставляя чёрные дорожки размазанной туши. Шипя, охая от боли и хлюпая носом, Олимпиада кое-как добрела до дома. В этой версии реальности она перешла дорогу строго по "зебре", на зелёный свет.
   В квартире было пусто - брат жил отдельно, родители ушли в театр. Олимпиада, всхлипывая, кое-как разделась, содрала порванные колготки, обнажив воспалённую ссадину с запекшейся коричневой корочкой. Зеркало в ванной показало девушке её заплаканное лицо с размазанной вокруг глаз тушью. Олимпиада достала из шкафчика флакончик перекиси водорода, ватный диск, морщась, тщательно обработала ссадину, умылась, вновь посмотрела в зеркало...и остолбенела. Вместо себя она увидела силуэт какой-то неизвестной ей женщины, вот только на месте лица у зазеркальной незнакомки было нечто вроде большого фасетчатого глаза из книжек по энтомологии, которыми увлекался в школе брат. Безликая гостья строго погрозила Олимпиаде пальцем. Зеркальная гладь дрогнула, как экран при сбое сигнала, и девушка снова увидела в ней лишь своё собственное искажённое ужасом лицо.
   Вернувшиеся домой досрочно родители вели себя странно. "Ужасная постановка!" - буркнула, торопливо выбираясь из плаща, мать, но в её глазах читалось что-то иное. Отец, не снимая куртки, молча подошёл и крепко, почти отчаянно обнял Олимпиаду, прижав к груди, пахнущей ночным холодом и табаком.
   А ночью мать прокралась в её комнату и, словно дочь была снова маленькой, долго гладила её по волосам.
   - Липочка, только папе не говори. Мы ушли не из-за спектакля - нам там стало не по себе. Вдруг показалось, сердцем почувствовали, будто... будто мы тебя потеряли, - голос её дрогнул. - Ох, это, наверное, нервы... Просто знай, мы тебя очень любим, доча. Так любим! В церковь завтра схожу, закажу молебен святой Олимпиаде. И ты бы сходила.
   - Мам, я просто запнулась и ушибла коленку, - проговорила девушка, отлично понимая, что коленкой всё не ограничилось. Тогда, в тишине комнаты, ощущая ласковую тяжесть материнской руки, Олимпиада впервые подумала, что в мире этим вечером появилась едва заметная трещина. И они с родителями, сама того не ведая, на мгновение заглянули туда - и отпрянули в ужасе.
      -- 2. Николай
   В другое время и в другом состоянии высокая стройная длинноногая аэродиаконисса со странным именем и лицом запечатлённой на старинном портрете красивой умной и образованной дочери нидерландского патриция или богатого бюргера, привлекла бы внимание Николая. Но не сегодня. Допив воду, он машинально скомкал стаканчик.
   Ночью, вслушиваясь в дыхание Жанны, Николай в состоянии, близком к панике, думал, что теперь они с женой живут в двух версиях реальности. В её мире не было многомесячного кошмара, начавшегося с самоубийства ухажёра Вероники. Он понял это, когда жена за ужином весело спросила:
   - Коля, я что-то давно ничего не слышала от Ники о её Мише. Неужели расстались уже?
   Улыбнувшись, Жанна добавила:
   - Ты-то рад будешь, понимаю.
   Николай тогда тоже сделал глоток воды - не потому что хотел пить, а чтобы сдержать крик, рвущийся из горла при виде того, как незримый ластик стёр полгода их общих мучений, страха и отчаяния.
   Когда дочку задержали в претории, Жанна с глазами, похожими на две синие плошки, бессвязно кричала, так что звенели стёкла в карруке:
   - Коля, ну что ты сидишь?! Ну, сделай же хоть что-нибудь!!! Ты что, не понимаешь, они, они, они... Они запрут Нику в камере с какургосами, её там сломают, опозорят... Девочка им всё подпишет, всё! От НИХ чего угодно ожидать можно!! КОЛЯ!!! Ей домой надо, да пойми ты, наконец!
   А он  в тот момент молча, сжимая кулаки, думал, что надо было сразу пересчитать рёбра этому пащенку, и плевать на его мамашу-судьиху. В неполной семье без отца нормальный мужик не вырастет. Говорят эту жрицу правосудия, обалдевшую от одиночества, трахнул на первом же свидании какой-то козёл. Трахнул - и ищи-свищи, наше дело не рожать... Вот и выросло чудо.
   Теперь в памяти Жанны не осталось ничего. Мало того: исчезли любые следы произошедшего, электронные и бумажные - история звонков, банковские транзакции, переписка в кинониях и тахиангелии, заметки в блокнотах - всё.
   Под каким-то предлогом он позвонил в графейон синегороса, защищавшего Веронику, и после пятиминутного разговора с пайдиской-хартофилаксом понял, что незримая рука с ластиком добралась и до них. Те же пустые, подчищенные результаты дали и аккуратные расспросы друзей и знакомых.
   И тут Николай с ледяной, тошной ясностью осознал: Одинцова, великий эйдософиарх, которую он после их первого - и, как он надеялся, последнего - разговора счёл одержимой, была права. Каждое безумное слово Софьи оказалось чудовищной истиной. Что, если она - единственный маяк в этом тумане иллюзий и лжи?
   Следом пришло ещё одно откровение, горше первого. "Эта парангелия - просто бегство. Ты бежишь из эпицентра кошмара, на автомате, инстинктивно, как зверь, прикрываясь работой и долгом перед гильдией. От Жанны, живущей в своём исправленном и беззаботном мире. И, что ещё хуже, от дочери - единственного близкого человека, способного сейчас понимать тебя. От той, кому ты сейчас очень нужен. Надеешься, что смена декораций исцелит твою память. Вот такой ты муж и отец, Колян...
   Что ещё в моей памяти ложно? Жанна... наш брак? Рождение Ники? Господи, а я-то вообще настоящий? Или я тоже чей-то сон, призрак в чьей-то голове?"
   "Понт Эвксинский", приземлившись, заканчивал руление. Николай включил телефон, и тот моментально разорвался звонком. Рыдающий голос Жанны ударил в ухо:
   - Коля! Вероника...

3. Олимпиада

   "Теперь послеполётный синодос - и я смогу расслабиться", - подумала Олимпиада, и в этом "расслабиться" скрывался целый мир, известный только ей.
   К аэродиакониссе неспешно подошли двое мужчин в строгих франкского покроя костюмах. Их движения были тихими и плавными, как у служителей в храме, Олимпиаде даже показалось, что она слышит лёгкий аромат ладана.
   - Кириа Олимпиада? - обратился то, что постарше, его лицо не выражало никаких эмоций.
   - Да. Чем могу служить? - улыбка аэродиакониссы оставалась безупречной, но внутри почему-то всё сжалось.
   - Мы представляем Единую кафолическую церковь. Соблаговолите пройти с нами, если не трудно. О, не волнуйтесь, просто пара вопросов требует прояснения.
   - Кириа Ирина в курсе, - добавил второй.
   Это не был арест, а всего лишь "приглашение", но в тоне магистратов звучала сталь. Они повели женщину вглубь служебных помещений пневмопорта, в безлюдный коридор, заканчивавшийся неприметной дверью. Олимпиада шла, не чувствуя ног, идеально выверенный мир аэродиакониссы, где всё подчинено инструкциям и расписанию, рухнул в одно мгновение.

4. Вероника

   Вероника никогда не была религиозна, а к Единой кафолической церкви относилась скорее с равнодушным уважением, поэтому сухое аскетичное лицо сидевшего напротив протэпистата Амвросия не сказало ей ничего. Взгляд его небольших зелёных глаз - совсем не жёсткий, не колючий - изучал пайдиску с холодным любопытством коллекционера, нашедшего редкий экземпляр.
   - Мир тебе, дочь моя, - его голос был тихим, но каждый звук врезался в сознание.
 - И Вам, св... То есть, и духу твоему, - ответила Вероника.
   Голос её дрогнул, но на быстро овладела собой. За последние месяцы пайдиска усвоила один урок: при подобном недобровольном общении важно сохранять хладнокровие и взвешивать каждое слово, своё и оппонента.
   Амвросий не стал тратить время на формальности. Он наклонился так близко, что Вероника почувствовала запах ладана, въевшийся в облачение.
   - Обращайся ко мне просто "отец Амвросий", дочь моя. Ты видела их, не так ли? - спросил он. - Существа без ликов. Тени, что шепчут на краю сознания, и пишут историю пером из пепла. Ты помнишь то, чего не должно быть. Ты - мнемомах.
   Он положил перед Вероникой карту "Свидетель".
   - Это их дар?
   Пайдиска открыла рот, чтобы ответить: без синегороса она будет просто хранить молчание - и осеклась: рядом с отцом Амвросием сидел возникший ниоткуда безликий, называвший себя Орокластом.

5. Олимпиада

   Архидиаконисса Ирина подозвала Олимпиаду в служебный отсек, загородив проход своей внушительной фигурой.
   - Олимпиада, - начала она, и её взгляд скользнул по струящейся складке форменной васильковой столы подчиненной, по безупречной причёске. - Ты выглядишь как живая картина. Прямо дух захватывает. Эпибаты, я уверена, в восторге.
   Она улыбнулась.
   - Не прошло и половины полёта, а в кодексе нашего дромона уже есть положительный отзыв. Благодаря тебе, Олимпиада. Рада, что ты понимаешь: здесь не музей, нужно работать, а не позировать. Ступай, девочка моя.
   Олимпиада лишь молча кивнула, не в силах произнести ни единого слова.

6. Николай

   Телефон буквально разорвался звонком. Рыдающий голос Вероники ударил в ухо:
   - Папа! Это снова произошло...
   Николай буквально выскочил из карруки и бросился в простилон инсулы. В голове его, точно вспышки, мелькали обрывки воспоминаний: пневмопорт...дромон...аэродиаконисса Олимпиада со стаканом воды...крик Жанны в телефоне...
  
   Глоссарий Третьего Рима:
  
   Аэродиаконисса - бортпроводник, стюардесса.
   Воздушный дромон - самолёт.
   Графейон - офис.
   Инсула - многоквартирный дом.
   Какургосы - уголовники.
   Каррука - автомобиль.
   Кинонии - социальные сети.
   Кириа - госпожа.
   Кодекс - здесь: книга жалоб и предложений.
   Магистраты - должностные лица, чиновники.
   Наварх - здесь: командир воздушного судна.
   Ойкос - здесь: салон самолёта.
   Пайдиска - девушка.
   Парангелия - командировка.
   Пневмопорт - аэропорт.
   Преторий - административное здание, управление.
   Протэпистат (прот) - руководитель эпистасии по борьбе с суевериями, подразделения Патриархии, ведущего борьбу с ересями, оккультными услугами и т.п.
   Простилон - подъезд.
   Синегорос - адвокат, защитник.
   Синодос - брифинг.
   Стола - удлинённое женское одеяние.
   Тахиангелий - мессенджер.
   Франки - западные европейцы.
   Характир - бейдж.
   Хартофилакс - секретарь.
   Эпибат - пассажир.
  
  

Октябрь 2025 г.

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"