Сергеев Иван Дмитриевич. Неоконченные портреты

"Неоконченные портреты"

Анастасия, наша героиня, отзывалась и на Настю, и на Асю, но всё же предпочитала второй вариант - из-за давней и несколько болезненной любви к Тургеневу. Но не работе.

Там она была только Настей. "Ася" звучало бы слишком поэтично для этого места, где пахло нагревшимся принтером и несбывшимися амбициями.

Для менеджера Ольги она была "нашей молчаливой Настей с этажа". Девушка, которая никогда не спорила по дедлайнам, не просила премий и делала работу раньше срока. На совещаниях она сидела в тени, у окна, и смотрела не на презентацию, а куда-то за окно, на мокрые крыши. "Вроде бы умная, - думала Ольга, - но без огонька. Без драйва. Как будто половина её вечно где-то в другом месте".

Для коллеги-старожила Виктора она была призраком. Он помнил её приход после университета: робкую девушку, с тщательно подобранными нейтральными фразами и причёской на прямой пробор. За три года Настя так и не стала своей. Не ходила на корпоративы, отшучивалась от предложений "выпить кофе", а её обед состоял из одного и того же йогурта и яблока, которые она ела, уткнувшись в книгу. "Не от мира сего, - говаривал он за чаем. - И глаза какие-то... слишком внимательные. Не по себе становится".

Для молодой стажёрки Кати Настя была загадкой и предметом лёгкого презрения. Такая несовременная. Одевалась неброско, не следила за трендами, не вела соцсетей. Зато на её столе, в единственном оазисе порядка, всегда лежала книга - не гламурный бестселлер, а что-то старомодное: Тургенев, Чехов, Блок, французские поэты. "Наверное, пишет стихи в стол, - думала Катя. - Или ведёт грустный анонимный блог, который никто не читает. Живёт в каком-то своём придуманном мире. Скучно".

Для мира офиса Настя была незаконченным портретом, наброском человека, который сознательно не даёт себя рассмотреть. Её прошлое было чистым листом, будущее - предсказуемым продолжением настоящего. Она была безопасна. Скучна. Прозрачна.

За рабочим столом Настина тонкая фигура почти терялась в просторном белом свитере. Выделялись лишь хрупкие плечи и линия короткой юбки в клетку. Зимой этот образ дополнял ещё пуховый платок на плечах.

Бледное, почти лишённое косметики лицо с большими серыми глазами было неподвижно, будто высеченное из мрамора, и лишь тёмно-каштановые волосы, собранные в небрежный пучок, нарушали эту статичность - непокорные пряди выбивались и касались щёк, словно пытаясь спрятать Настино лицо от мира. Длинные пальцы, скользившие по клавиатуре, время от времени нервно касались серебряного медальончика в виде книжки.

Под столом, в скрытом от глаз пространстве, лодыжки Насти в плотных чёрных колготках то и дело покачивались в неровном, суетливом ритме - словно метроном её внутреннего беспокойства. Это было маленькое неосознанное предательство тела, на которое, впрочем, никто обращал внимания.

***

Работа еле-еле покрывала расходы на еду, поэтому биржа фриланса стала для Аси привычным пристанищем. Заказ этот подвернулся ей вечером пятницы в самом глухом углу биржи, где виртуальный мрак был таким же густым, как сентябрьский дождь за окном. Судя по ТЗ, начинающему автору "Н.П." требовался человек, совмещающий в себе корректора и литредактора, чтобы вычитать и привести в публикабельный вид цикл из пяти детективных рассказов "Неоконченные портреты".

Ася откликнулась почти машинально. "Н.П." ответил мгновенно, без торга перевел аванс и сразу прислал файл в формате .doc. "Не торопитесь, я пишу не ради денег", - заверяло электронное письмо. Настя подумала, что попытки заказчика сбить цену и сократить срок работы смутили бы её меньше, чем такая широта души.

Жизнь Аси состояла из текстов. Одни пылились стопками на рабочем столе, за которым она проводила стандартные восемь часов. Другие стояли в её книжном шкафу или жили в памяти электронной книги. Третьи мерцали на экране компьютера - вежливые, отредактированные, безопасные. Но когда Настя открыла файл от "Н.П.", её охватило странное ощущение. Текст дышал. Он не описывал сырую подворотню где-то на окраине города - он источал её: запах влажного асфальта, ржавых решеток и дешёвого табака будто просочился сквозь монитор ноутбука. Ася сдула прядь каштановых волос с лица и вчиталась в первую фразу: "Мёртвые не пишут сочинений. Но они диктуют". "Претенциозно и банально", - мелькнула мысль. Но пальцы сами потянулись к клавиатуре, чтобы листать дальше.

Сюжеты входивших в цикл рассказов были вычурными, в духе дешёвого детектива. Каждый рассказ начинался как мини-биография очередной жертвы серийного убийцы, помешанного на симметрии. Скучная домохозяйка, пафосная бизнес-леди, депрессивная школьница-подросток, брюзгливая пенсионерка, романтичная девица... Убийца настигал жертв в лифте, на стоянке, парке, на берегу реки, на остановке. А ловил маньяка, естественно, матёрый опер, явно списанный с персонажей нуарных фильмов. Одинокий волк, разведённый, прокуренный и пропитой по самое не могу, немногословный циник с внешностью французского киноактёра, любитель тёмных ночей и затяжных осенних ливней. Клише на клише.

Ася отметила про себя, что название цикла хоть куда: убийства и вправду оставляли все портреты незавершёнными. Ей даже импонировал фокус на жертвах, а не на маньяке - редкая для такого чтива попытка глубины. Но всё губила тотальная неоконченность. Детектив и убийца так и не сходились в финальном противостоянии, оставляя историю без катарсиса, убитые женщины оставались неотомщёнными. "Н.П." то ли бросал пробный шар в литературе, то ли наивно полагал, что открытый финал придаст тексту философской весомости, то ли пытался напомнить о проблеме "холодных дел" и не пойманных преступников. Всё это разбивалось о рыхлую фактуру самого текста.

Ася взялась за работу профессионально и почти с наслаждением. Нуар, напоминала она себе, держится на скупости деталей, а не на их избытке. Фраза. Взгляда. Затяжки (сигаретные, не колготочные).

Девушка вымарывала пафосные тирады ("глаза его были глубоки, как колодцы отчаяния"), заменяя их на лаконичные ремарки ("он молча закурил"). Возвращала текст в рамки здравого смысла: герой, три часа назад получивший сотрясение мозга, не мог лихо гнать на машине. Добавляла в образы жертв редкие скупые детали, известные только женщинам: сбившийся набок заколотый пучок волос, стёртый с внутренней стороны каблук, особая усталость в уголках глаз, которая бывает только у матерей. Она заставляла неоконченные портреты убитых дышать правдой, которой в них изначально не было.

Заказ был выполнен, история лежала исправленной и отполированной. Прежде чем отправить файл заказчику, Настя подумала: что же, кроме денег, заставило её с увлечением погрузиться в настолько сырой текст. Почти сразу она ответила себе: история "Н.П." была безупречно техничной. В описаниях локаций, в процедурных деталях, в специфическом жаргоне сквозило знание дела - не литературное, а практическое. Она сама несколько раз лезла в поиск, чтобы проверить какие-то мелькнувшие термины, и каждый раз автор оказывался прав. Мысль, пробившаяся следом, была столь нелепой и отвратительной, что Ася физически сморщилась. "Бред, - резко выдохнула она, - просто насмотрелся сериалов и наслушался подкастов".

Слишком вежливым, почти деревянным письмом она отправила правки, вскользь упомянув, что открытый финал оставляет чувство не то что недосказанности, а прямо-таки прерванного ритуала - и это ослабляет текст.

Пикнуло банковское уведомление. Оплата пришла мгновенно, с пометкой "Благодарность за качественную работу". Ася выдохнула: странный, но вполне платёжеспособный и пунктуальный клиент. И всё же её радовали не столько деньги, сколько само окончание работы. Любой контакт с миром, где разворачиваются подобные сюжеты - даже опосредованный, через текст, - отзывался в Насте глухой незажившей болью.

Болью от недавнего и травматичного опыта общения с системой, который теперь тихо аукался в её редакторской правке, в сдержанных догадках, в неотступном желании поскорее закрыть файл с "Неоконченными портретами".

***

Когда Ася училась на четвёртом курсе, жизнь её разломилась пополам. Не с хрустом - с глухим бумажным шуршанием протокола, который положили перед ней на стол в отделении полиции

Алексея, её парня, с его беззаботным смехом и тёплыми руками, взяли за наркотики - на очередной "закладке".

На следующий день прежней жизни пришёл конец. Вызовы в полицию, многочасовые допросы с прозрачными намёками на задержание и отправку в изолятор, презрительные вопросы женщины-следователя: "Ты что, реально не задавалась вопросом, на какие шиши он тебе эти серёжки купил?"

Пропало даже её имя. Настю словно вымарали, стёрли из её же биографии. В протоколах она была "гражданка N", на допросах - "подруга подозреваемого", для следовательницы с пустым взглядом - просто глупая простодушная студентка. Она верила в Лёшины "удачные подработки", в его нежность, в их будущее. Её наивность, её первая настоящая любовь были выставлены на всеобщее обозрение, как грязное бельё.

Асину маленькую вселенную - доставшуюся в наследство от бабушки однушку с книгами, фотографиями киноактрис (Анастасия Вертинская, Одри Хёпберн, Грейс Келли), ещё хранившую аромат пирогов и травяного чая, - обыскали, перевернули, оставили в ней жить чужой, враждебный запах чужих рук, табака и узаконенной жестокости. Мать рыдала, отец молча хмурился, курил на балконе, звонил каким-то знакомым.

Асе повезло: система немного пожевала её и выплюнула как ненужный придаток к чужому преступлению. Студентка филфака, писавшая курсовую по "Дыму" Тургенева никак не годилась на роль наркодилера. "Ты дура, но не преступница", - говорил взгляд следователя на последнем допросе.

Алексей получил восемь лет. Его поглотила другая беспощадная реальность. А жизнь Насти будто вернулась в свои берега.

Но это была иллюзия. Река текла по-прежнему, но вода в ней стала ледяной и чёрной. Ася выжила, но внутри неё осталась та комната для допросов с жёстким стулом, где она училась главному: доверять нельзя никому. Слова - это ловушки. А невиновность ничего не значит, когда на тебя уже нацепили ярлык. Истины, которые система вбила в неё, как гвозди.

С тех пор резкие звонки, стук в дверь, вид полицейской формы, запах казённого помещения заставляли сердце Аси биться в паническом ритме, а желудок - сжиматься в ледяной ком. Это был не страх. Это был условный рефлекс выжившей.

И теперь он аукался в каждой её правке к рассказам, написанным тем, кто тоже знает процедуру "изнутри".

***

Новость вползла к Асе на работу вместе с запахом разогретой в микроволновке еды.

Коллеги шушукались на обеде за спиной: "Женщина... Лифт... Нож... Резали... Кровь... Кошмар... Полиция..." Их шёпот был живым, сочащимся ужасом и жадным любопытством одновременно.

Настя машинально перебирала в памяти обрывки фраз. Женщина. Лифт. Нож. Знакомо. До тошноты знакомо. Пальцы потянулись к мышке.

Впервые в жизни она, поддавшись невольному порыву, открыла в интернете криминальную хронику - и через пять минут замерла, читая о жестком убийстве безобидной молодой домохозяйки, получившей несколько ударов ножом в лифте. А затем, вчитавшись внимательнее в скупой текст заметки, зажала себе рот рукой, чтобы не закричать: картина расправы над жертвой полностью повторяла первый рассказ из "Неоконченных портретов". Мир вокруг поплыл.

"...рядом с телом обнаружен портсигар старинного образца..."

В её отредактированной версии рассказа убийца, борясь с отчаянно сопротивлявшейся жертвой, тоже обронил портсигар. Старинный. Настя вжалась в кресло, ладонь с силой прижав к губам, чувствуя, как ногти впиваются в кожу. Совпадало всё. Каждый удар, каждая деталь места преступления, даже эта проклятая безделушка.

"Это случайность, - успокаивала она себя остаток дня. - Случайность. Совпадение. Учились же с тобой в универе в одной группе четыре Нелли".

Успокаивала и почти успокоила, пока не прочитала в ленте новостей через три дня об убийстве молодой шикарной бизнес-леди, чьё тело с семью ножевыми ранениями нашли на стоянке элитного ЖК. В сводке, выловленной Асей из потока новостей, сквозила плохо скрываемая истерика репортёра: разорванная нить жемчуга, рассыпавшаяся по мокрому асфальту, белое пальто, забрызганное грязью и кровью... Жемчуг в своё время добавила в текст рассказа сама Настя - чтобы "оживить" картинку.

От этого осознания её замутило. Ася побежала в уборную и долго стояла, упершись ладонями в холодную раковину, судорожно глотая воздух. Он не просто убивал. Он принимал её правки.

Настя четыре дня ждала следующего удара, прекрасно понимая, каким он будет. Она ходила на работу, отвечала на вопросы, даже улыбалась - и всё это сквозь толщу ледяного, прозрачного ужаса. Ждала безвольно, как в ступоре, ненавидя себя за эту безвольность.

Всё произошло согласно сюжету очередного рассказа. Ася знала, что не сегодня-завтра где-то в парке на дереве закачается подростковое тело в чёрном. Когда новость всплыла в ленте: "Обнаружено тело несовершеннолетней в городском парке", - она даже не вздрогнула. Просто закрыла глаза. Тело школьницы-гота. Висело на дереве. В её версии рассказа ветка была осиновой. В репортаже, конечно, этого не написали, но Настя всё знала, словно сама обнаружила убитую.

Следом на берегу городской речки нашли пенсионерку, кошатницу, сплетницу и ворчунью, с головой, опущенной в воду. Убийца, словно заботливый муж, сын или внук, укрыл убитую её же ветхим потрёпанным пальто - в полном соответствии с редакторской правкой Аси.

Затем студент, спешивший на первую пару, обнаружил на остановке тело девушки, ровесницы Аси, мастерски зарезанной одним точным, почти хирургическим ударом ножа. Маньяк явно набивал руку. Убитая сидела и смотрела невидящими глазами на трассу, словно ждала автобус, а из приоткрытой дамской сумочки торчал уголок томика Лермонтова в сине-жёлтой обложке. Ещё одни колоритные детали от нашей героини воплотились в реальности.

***

Тем субботним днём Ася сидела в своей комнате, пытаясь вернуть контроль над разбегавшимися мыслями.

"Цикл не окончен... Убийца не пойман... Теперь понятно. Он будет убивать ещё, чтобы дописать историю".

Ася понимала, что надо идти в полицию и рассказать всё о странном "Н.П." с его заказом, но не могла заставить себя сдвинуться с места. Тело не слушалось. После все пережитого ею одна лишь мысль о казённых коридорах и кабинетах, о профессиональных, прощупывающих вопросах грубых людей в тёмно-синей форме, отправивших в тюрьму Лёшу и угрожавших ей наручниками и изолятором, наполняла Настю животным ужасом. Она презирала себя за это, а следом погружалась в пучину ещё большего страха: убийцу схватят, найдут тот файл, выйдут на неё... Или "Н.П." заговорит сам, результат тот же самый.

"Ася, соберись, встань, оденься и иди в полицию, не будь эгоистичной трусихой, людей убивают!"

Телефон пикнул уведомлением. Электронная почта. Письмо от "Н.П.". Тема: "Срочно!"

"Проверьте дверь в Вашу квартиру, мой дорогой литредактор!"

За дверью вполне мог ждать убийца. Настя, судорожно сглотнув, всё же заставила себя подняться. На кухне она взяла самый длинный и острый нож - жалкий, картонный щит против того, кто умеет обращаться с лезвиями профессионально. С этим мысленным смешком она повернула ключ и вышла. На лестничной клетке не было никого, а на тёмно-коричневой краске двери отчётливо виднелись аккуратно, с почти каллиграфическим изяществом процарапанные буквы "НП". Автограф.

Ася буквально запрыгнула обратно, заперлась на оба замка. В ящике её ждало новое электронное письмо от Н.П. Тема: "Предложение о творческом альянсе".

"Дорогой мой тургеневский литредактор (а вернее, уже соратник по перу)!

Во-первых, отбросьте всякие опасения. Мой маленький "автограф" на Вашей двери - это не угроза, а метафора. Как рубцевание на коже повествования, понимаете? Мы теперь связаны. И я, как автор, просто обозначил границы нашего общего текста. Не надо звать сюда людей в форме - они ничего не поймут в тонкостях сюжетостроения. Они испортят всю... как это называется... композицию.

Во-вторых, вы были абсолютно правы в своём письме. Да, цикл "Неоконченные портреты" сырой. Незавершённый. Это резало мне, как автору, душу. Но теперь я вижу - так было задумано свыше! Это был замысел. Чтобы на сцену явились Вы. Ваши правки... они дышат. Они пульсируют живой кровью реальности (надеюсь, Вы оцените метафору).

Поэтому я принимаю ваши замечания к сведению и предлагаю беспрецедентное: соавторство. Представьте - я буду присылать Вам отрывки. Начала сцен. А Вы, своим волшебным редакторским скальпелем, будете наращивать на этот костяк плоть и судьбы. Мы будем как те древние слепые мудрецы, которые на ощупь, сообща, лепили слона! Только наш слон будет из плоти, крови и... ну, вы поняли.

Если же Ваш ответ будет отрицательным - что ж. Придётся мне, скрепя сердце, заканчивать всё в одиночку. А в одиночку я, признаться, не так точен. Могу запутаться в сюжетных линиях, перепутать характеры... Город велик, женских судеб в нём много. Будет жаль, если некоторые из них так и останутся сырыми набросками.

С тёплыми чувствами и в предвкушении нашего общего триумфа,

Ваш верный соавтор, Н.П.

P.S. Кстати, о чувствах. Забочусь о Вас. В магазине "У дома" на соседней улице ваш любимый йогурт "Ягода-малина" сейчас по акции. Экономьте силы для творчества".

***

Новый доковский файл от Н.П. превратил монитор ноутбука в белое пятно. Героиню очередного рассказа звали...Анастасия. Не такой уж и сюрприз.

Паника, отступившая на мгновение, снова подкатила к горлу едким комом. Но Ася вдохнула глубоко, как училась делать в те дни после явок в полицию. Она выделила весь файл и сменила шрифт на стандартный Times New Roman. Чудовищное стало выглядеть как студенческая курсовая. Первый шаг редактора - лишить текст ореола, сделать его просто рабочим объектом, набором посильных проблем.

Н.П. - ловкий мясник и паршивый беллетрист. Это видно уже хотя бы из глупого безграмотного письма с предложением соавторства. Ты хочешь поиграть - будем играть.

Его убийца был манекеном. "Помешанный на симметрии" - это ярлык, а не мотивация. Почему симметрия? Какая детская травма, какие жизненные неудачи, какая навязчивая идея стоит за этим? Как эта болезненная страсть влияет на выбор маньяком жертв? В тексте - ноль. Zero. Пустота.

Его опер-одиночка был картонным. Ходячая нарезка из старых фильмов. "Прокуренный и пропитой" - клише. Ася хотя бы добавила живой штришок: старый шрам на сгибе большого пальца правой руки после командировки в горячую точку. И ещё один: он не любит, а наоборот, ненавидит дождь, потому что в день самоубийства жены лило как из ведра. У Н.П. не было таких деталей. Он не понимал людей, их ран, их призраков и внутренних демонов. Он понимал только механику убийства и ухода от ответственности. А значит, живой детектив для него - непредсказуемая переменная.

Описывая жертв, он впадал в пафосные, почти любовные отступления: "невинные глаза", "ангельская улыбка", "золотистые локоны". Это была не жалость. Это был сентиментальный китч, за которым скрывалось полное непонимание живой души. Он видел кукол. Поэтому и мог легко их ломать. Его "Анастасия" - не она. Просто очередной манекен в коллекции безумца. Её имя на нём - всего лишь ещё одна нелепая фантазия, не имеющая к ней отношения.

Н.П. был гениальным тактиком и ужасным автором.

Он знал как, но не понимал почему. Он мог идеально смоделировать преступление, но не мог создать живого персонажа. Его мир был механическим, а в механизме всегда есть слабое звено, винтик, который можно расшатать, вынуть, сломать, погнуть.

Ася налила чаю, взяла плитку чёрного шоколада и погрузилась в работу.

***

Как бы жутко это ни звучало, но Настя несколько раз ловила себя на невольной мысли: Н.П. - идеальный соавтор. Он полностью подтверждал собой старую формулу графомании: трудолюбие без таланта, стараясь компенсировать отсутствие литературного дара усидчивостью и пунктуальностью. Ася вносила правки, отправляла фрагмент - через 47 минут (она засекала) приходил ответ: новый абзац или скрупулёзный разбор её предложений. Пунктуальность, достойная гестаповца.

Её работа немного напоминала то занятие, что привело Алексея за решётку. В каждой детали, в каждой фразе, в каждом описании, которые Ася вносила в текст, содержалась "закладка" - зацепка, штрих, которые исподволь, незаметно для Н.П. должны были спасти "Анастасию" от ножа маньяка, а самого душегуба привести в руки опера.

В небрежно обронённой фразе "детектив всегда пьёт кофе в этом ларьке" скрывался маршрут. В описании "старый шрам на руке болит к дождю" прятался опознавательный знак. В трогательной детали про "любимую заколку в виде бабочки" у героини - приманка. Ася исподволь переодела героиню, так что на финальную сцену та отправилась не в платье и длинном, сковывающем движения плаще, а в джинсах и куртке.

Каждая правка была миной замедленного действия, замаскированной под литературное украшение. Она писала сценарий спасения, а Н.П., слепой к настоящим эмоциям, охотно встраивал его в свой механизм убийства.

... Выстрел из "Макарова" опера разорвал тишину парка, опередив взмах ножа на долю секунды. Героиня была спасена. Не влюблённым рыцарем, а винтиком системы. Уже не кукла - живая насмерть испуганная девушка. Ася откинулась на спинку кресла, и по её лицу впервые за недели пробежала сухая, нервная дрожь не то что облегчения, а торжества. Она сделала это. Переиграла. Настя отправила Н.П. новый пакет правок - предлагала углубить психологический портрет задержанного, "проработать мотивы". Игру надо было вести до конца.

Прошло 47 минут, час, два - ответа не было. Цифровое пространство молчало, не желая откликаться. Навалилась усталость. Ася так и заснула в кресле перед монитором.

Утром она читала о поимке убийцы. Тот оказал яростное сопротивление полиции и был тяжело ранен. При обыске в его квартире нашли несколько женских украшений. Мелькнуло знакомое, придуманное ею же описание - татуировка в виде черепа и голой женщины на левой руке убийцы.

Вечером появилась следующая новость: Н.П. скончался в больнице, не приходя в сознание. Его не допросишь. Он не заговорит. Цепочка оборвалась на нём. И где-то в цифровой тени теперь молчал его соавтор.

Ася отпила кофе, но горечь во рту не проходила.

Декабрь 2025 г.

Оставить комментарий © Copyright Сергеев Иван Дмитриевич Размещен: 18/12/2025, изменен: 18/12/2025. 27k. Статистика. Рассказ: Проза Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Работа еле-еле покрывала расходы на еду, поэтому биржа фриланса стала для Аси привычным пристанищем. Заказ этот подвернулся ей вечером пятницы в самом глухом углу биржи, где виртуальный мрак был таким же густым, как сентябрьский дождь за окном. Судя по ТЗ, начинающему автору "Н.П." требовался человек, совмещающий в себе корректора и литредактора, чтобы вычитать и привести в публикабельный вид цикл из пяти детективных рассказов "Неоконченные портреты".

Сергеев Иван Дмитриевич Неоконченные портреты

Сергеев Иван Дмитриевич
Неоконченные портреты