К весне 1991 года Советский Союз еще держался, но все трещало по швам. Особенно критическая обстановка сложилась в Закавказье. В Грузии с 1989 года, с момента разгона в апреле сепаратистского митинга, накалилась обстановка. Идеи, так называемой национальной независимости, насаждались в умах населения, гнали его на улицы, звали к убийствам и крови. Советская армия открыто называлась оккупационной и ее воинские части постоянно подвергались нападениям и провокациям. Верховный Совет Грузии, возглавляемый Звиадом Гамсахурдия в конце 1990 года, уже в открытую предпринимал действия по выходу из состава СССР и объявлению Грузии независимым государством.
В Азербайджане, на фоне Карабахского конфликта, тлеющего еще с конца восьмидесятых годов, шла уже совсем настоящая война с Арменией. В Баку и других городах Азербайджана, в начале 1990 года происходила резня армянского населения, насчитывалось сотни жертв. Советская армия, насколько могла, подавляла эти кровавые бунты. Вместе с местной милицией проводились совместные операции по обезоруживанию, так называемых, незаконных вооруженных формирований.
Вот в такую горячую точку и лежал теперь мой путь. Конечно же, я не знал всего, что происходит в это время на территории Закавказья, мне было явно не до новостей с горячих точек Союза, мне по горло хватало своей заснеженной точки. Однако я знал, что там стреляют и убивают людей, и этой информации мне хватало, чтобы ощущать сильную неуверенность в своем завтрашнем дне. Но я был солдатом, как ни наивно это сейчас звучит, я ощущал себя частью, той несокрушимой и легендарной, которая сильнее всех на свете.
Приземлились на аэродроме в поселке Насосный, недалеко от Баку. С аэропорта на крытых армейских машинах нас доставили на армейский пересыльный пункт в поселке Баладжары рядом с Баку. В конце февраля в Баку снега не было, стояла противная пасмурная погода, время от времени шел мелкий дождь, везде была липкая грязь. Резкий контраст между воинскими частями, виденными мною в Германии и первой воинской частью в Союзе, сразу бросался в глаза. Территория пересылки была обнесена глухим бетонным забором с натянутой по его периметру колючей проволокой. Рядом с КПП я увидел несколько остовов от сгоревших милицейских Уазиков, рядом с этой свалкой стояло несколько вооруженных людей, только по своему виду напоминавших солдат, на них были бронежилеты и каски. Почему-то я не был до конца уверен, что эти вооруженные люди военнослужащие Советской армии, уж больно они напоминали какую-то банду. Это были десантники, охрана пересыльного пункта, никаких знаков различия на их бушлатах видно не было, разве что виднелись тельняшки. Увидел я так же несколько вооруженных автоматами милиционеров. Их можно было опознать по серой милицейской форме и, конечно же, по милицейским фуражкам. Посты охраны располагались по всему периметру пересылки.
На территории пересылки было несколько одноэтажных облупленных казарм. Между ними шныряли группы людей, в разнообразной одежде. Были люди в гражданской одежде, были в шинелях, были в защитных бушлатах, были и просто в ПШ или ХБ. Погоны тоже были самые разнообразные и черные и красные и голубые, я даже видел пару пограничников с зелеными погонами. Среди этого людского хаоса сновали офицеры, подавали команды, пытались кого-то построить, беспрерывно выкрикивались фамилии, номера частей, все это сопровождалось трехэтажным матом. Люди в военной форме были самых разных национальностей. Были азиаты, много было айзеров и прочих кавказцев. Много было айзеров в гражданской одежде, их, наверное, только что призвали. То тут, то там вспыхивали какие-то перебранки, стычки, два раза я видел, как случались драки. Офицеры сделали попытку разнять дерущихся, но быстро охладели, и наблюдали издалека, как мутузят грязными сапогами лежащего в грязи. Другой раз вспыхнула групповая драка между какими-то нацменами. Кругом были кучи мусора, состоящие, в основном, из пустых коробок от сухпайков и пустых консервных банок, грязь была везде. Внутрь большого туалета, стоящий на улице, и источавший зловоние, практически никто не заходил, нужду справляли рядом с туалетом или за ним.
Нас привели в грязную заплеванную казарму, сказали размещаться на свободных деревянных нарах. Наша группа была человек двадцать тридцать, расположились мы в одном месте. Сразу стали подходить местные аборигены, привлеченные видом дембельских чемоданов с яркими наклейками. С ужасным акцентом спрашивали, откуда мы, где служили, что интересного привезли, вопросы эти касались, в основном обладателей чемоданов. Назревал конфликт, видя наше численное превосходство, аборигены отступили. Мне абсолютно не хотелось, выходить на улицу, но пришлось выйти по нужде. Туалет располагался на улице, метрах в пятидесяти от казармы, на обратном пути меня остановили два каких-то нацмена и спросили мою фамилию. Я назвал.
- Ээээ, да что ты пи...здишь, это ты Ахмеда вчера обокрал! А ну, покажи свой военный билет!
Я полез во внутренний карман ПШ, но что-то подсказывало мне, что это какой-то подвох. Я резко дернулся, рука, держащая меня, выскользнула, и я что есть мочи бросился к казарме. Запыхавшись, я забежал к нашему углу и рассказал о своем приключении товарищам, наш разговор услышал сидящий рядом солдат с черными погонами и петлицами химических войск. Он был здесь со вчерашнего вечера, говорил он с прибалтийским акцентом.
- Ни в коем случае не показывай свой военник никому, отберут. Тут ими торгуют. Без военника ты застрянешь здесь и будешь как эти.
Он указал в сторону двух солдат в грязных бушлатах и подранных шапках без кокард, они возили грязными тряпками по загаженному окурками, плевками и прочим мусором полу. Их пинками подгонял какой-то айзер с лычками младшего сержанта.
- Валить нужно от сюда, пацаны, при первой возможности, здесь творится настоящий беспредел.
Как будто в подтверждении слов прибалта, откуда-то с улицы раздались одиночные выстрелы.
- Что это?
- Это бунтует узбечня. Не хотят здесь служить, хотят, чтобы их отправили на родину. Десантура их усмиряет.
Я прильнул к окну, но ничего не было видно, выстрелы раздались слишком далеко.
- Всех этих чурок загнали в отдельную казарму и усиленно охраняют.
Подали команду строиться на обед. На обед я не пошел, как оказалось, правильно сделал. Бойцы из нашей команды рассказали, что в столовой творилась настоящая вакханалия. Еду просто невозможно было есть, это были какие-то помои. Вдобавок, их еще чуть было не заставили работать на кухне, кое-как вырвались.
Голод меня не пугал, мой вещмешок был набит под завязку консервами, так что я решительно больше не хотел выходить из казармы, даже в туалет. Я познакомился с земляком из нашей команды. Звали его Олег Николаев, родом он был из Агаповки, это поселок под Магнитогорском, он был одного со мною призыва. Он был немногословен и много курил. Своих сигарет у него не было, и он пользовался моим, уже подходящим к концу, запасом. С Олегом мы держались вместе, и когда я рассказал ему еще и про запас продовольствия, он совсем повеселел. Оказывается, он уже попробовал местной баланды и его крестьянский желудок, малость избалованный в Германии, наотрез отказался принимать местные кушанья. На ужин я послал Олега за чаем и хлебом. Попировав, мы стали устраиваться на ночлег. Местная айзеровская гопота куда-то исчезла, и в казарме остались только наша команда, и команда, тоже из Германии, приехавшая после нас часа через три. На ночь казарма запиралась и в туалет мы отправились втроем с бойцами из нашей команды, Олег остался охранять вещи.
Аккуратно пробрались между куч экскрементов, подсвечивая дорогу спичками, расселись по очкам, и вроде бы уже сделали все свои дела, как где-то совсем рядом с нашей казармой, в районе плаца, раздались короткие автоматные очереди. Кое-как натянув штаны, мы бросились вон из туалета. Метрах в пятидесяти за нашей казармой располагался, плац, вернее, место называемое плацом. На этом месте видны были фигуры людей, подсвечиваемые одним единственным фонарем на столбе. Мы прокрались к углу казармы и наблюдали за происходящим. На земле, прямо в грязи, лежали фигуры в шинелях, над ними суетились с десяток бойцов-десантников, на их мокрых касках мерцали отблески фонаря. Пиная изо всех сил фигуры, распластанные на земле они время от времени стреляли в воздух. Если кто-либо из лежащих поднимался, то его укладывали ударами прикладов. Все это дополняли визги и крики избиваемых и мат десантников. Мы не стали испытывать судьбу и быстренько ретировались в казарму. Как оказалось, это прибыла очередная команда, состоявшая практически вся из чурок азиатов. Азиаты наотрез отказались проходить в казарму, стали что-то горланить по своему, угрожать сопровождающим их офицерам. Назревал бунт, тогда срочно вмешалась, охранявшая порядок на этом злосчастном пункте, десантура. Момент подавления бунта мы как раз и наблюдали. Эту ночь мы как-то перекантовались, почти не спали, уж больно были все встревожены событиями, происходящими тут.
С утра стали съезжаться представители частей за пополнением. Возможно, заранее приготовленных списков у них не было, потому что некоторые из них ходили по территории, и как на базаре, нараспев выкрикивали:
Все окружающее меня напоминало какой-то кошмарный сон, мне хотелось проснуться, но это, увы, была действительность. Я понял, что нужно как можно быстрее выбираться из этой клоаки.
Ближе к обеду, в казарму зашел невысокого роста капитан с сержантом. Капитан стал по списку называть фамилии, он назвал человек десять, среди них была и моя фамилия. Назвал он так же и Олега Николаева, чему я был очень рад. Капитана обступили бойцы, явно хотевшие быстрее выбраться с этого пересыльного пункта. В списках капитана были фамилии и номер ВУС, он спросил меня, точно ли я владею специальностью именуемой "английский микрофон". Я ответил утвердительно.
- Вот ты нам особенно нужен, давно ищем такого специалиста.
Это заявление капитана меня очень заинтриговало. Олег, и еще пара бойцов, были операторами какого-то узла связи, остальные отобранные были водителями. В нашу группы попали два однополчанина прибалта, но его самого не взяли, этим он быль очень расстроен. Все в группе были славяне, включая капитана и сержанта. У однополчан, как и у прибалта, были петлицы химических войск.
- Товарищ капитан, возьмите и меня!
- Какая у тебя воинская специальность?
- Огнеметчик.
- Нет, огнеметчики нам не нужны.
Вся наша группа быстро собралась, с нетерпением дождалась капитана, пока он оформит все документы в штабе, и наконец-то покинула это проклятое место. Я настолько был рад, что наконец-то вырвался из всего этого кошмара, что даже забыл расспросить капитана, куда же мы едем. Стал расспрашивать своих товарищей. Направлялись мы в Тбилиси, ехать нужно было поездом, затем куда-то в горы в, какой-то поселок. В этом поселке расположен полк РЭБ. Что такое РЭБ никто не знал, расспросили сержанта, оказалось, что РЭБ это радиоэлектронная борьба. Никто из нас не слышал о таких войсках, но то, что петлицы были войск связи, очень все обнадежило. Шли пешком, здание сборного пункта стало удаляться, когда оно совсем исчезло из вида, я даже расслабленно выдохнул.
Железнодорожная станция была совсем рядом, через полчаса мы уже были на перроне и ждали поезд. До Тбилиси добирались больше суток. Ехали в грязном общем вагоне. Половина стекол в вагоне отсутствовала, на полу была грязь и мусор. Создавалось такое впечатление, что в вагоне возили овец, потому что видны были кучки их специфических испражнений. Вскоре мои предположения подтвердились, когда на одной из станций в вагон были погружены две овцы. Овцы, скорее всего, были не пассажирами, а багажом, так как ноги их были связаны. Пожилой овцевод, которому кто-то помогал запихивать овец в поезд, расположил домашних животных между сидениями, а сам удобно расположился, положив ноги на стреноженных овец. За окном был довольно унылый пейзаж, проезжали через какие-то поселки, виноградники, сады с голыми деревьями, через крупные города не проезжали. Остановки были длинными, поезд явно не придерживался расписания. Часть консервов я поменял у своих товарищей на несколько пачек сигарет "Астра", так что с табаком проблем не было. Денег у меня не было, но вкусными теплыми лепешками, купленными на станциях, со мною делились, а я делился консервами. Так что дорога была с относительным комфортом. Несмотря на выбитые стекла, в вагоне было довольно тепло, в шинели я не мерз, да и на улице было явно выше нуля. Путь лежал, в основном, по равнине, изредка проезжали по не очень высоким холмам, иной раз, попадались и рощицы с какими-то явно плодовыми деревьями. Вагон был почти полон, но публика постоянно менялась, на одной из станций в вагон зашли несколько солдат под командованием прапорщика. Они тоже направлялись в Тбилиси.
К ночи вагон опустел на половину, бойцы расположились на пустующих местах, я тоже скрючился на сиденье и пытался заснуть. Заснуть у меня не получилось, несмотря на то, что прошлую ночь я практически не спал, находился в полузабытье, время от времени просыпаясь. С утра за окном замаячили горы, я заметил, что названия станций, хоть и написаны большими буквами на русском языке, но внизу более мелкими буквами надписи на грузинском языке, да и сами названия станций явно грузинские. Так что ночью мы пересекли границу Грузии. Тогда Союз был пока еще союзом, и пересечь границу между республиками никакой проблемы не составляло.
Глава 16
Наш поезд шел по Грузии. Пейзаж за окном оживился, за окном виднелись горы с покрытыми снегом вершинами, пару раз состав нырял в туннели. Не смотря на то, что на дворе стояли последние дни зимы, было видно, что совсем скоро вся округа расцветет пышным цветом, кругом были небольшие леса и рощицы ореховых деревьев. Светило яркое, уже весеннее солнце и снега вообще не было видно. Несколько раз проезжали бурные реки с мутной водой, несущиеся с гор. Был виден резкий переход от унылых пейзажей за окном Азербайджана к пока еще не пробужденным красотам Грузии. В конце нашего пути поезд уже спешил по долине, с обеих сторон окруженной довольно высокими горами, после того как миновали долину, был подъем, и поезд в очередной раз миновал довольно длинный туннель. После туннеля, был спуск и вдали, между гор я увидел Тбилиси. Железнодорожные пути были проложены прямо над отвесным берегом Куры, не очень широкой, но бурной реки, из тамбура вагона были видны ее мутные потоки. На другом берегу, довольно высоком, видны были добротные двухэтажные дома, взбиравшиеся все выше и выше по склону горы. Этот вид меня прямо заворожил, было очень красиво, как на открытках. Можно было только представить, как красиво здесь будет летом, когда все вокруг зацветет и зазеленеет.
На вокзале в Тбилиси нашу группу встречал крытый военный Зил-131 с водителем в грязном и замасленном ХБ. Старшим машины, был невысокого роста, но с огромными пышными черными усами, армянин прапорщик. Проехав окраины Тбилиси, мы выехали на трассу и поехали на север, по военно-грузинской дороге в сторону Мцхеты. Рядом с дорогой все так же текла быстрая Кура, правда, уже не столь широкая как в окрестностях Тбилиси. Шоссе проходило в долине, по обе стороны которой возвышались горы, не очень высокие, но дающие намек на то, что двигаемся мы в сторону Крестового перевала на Главном кавказском хребте. На одном из склонов я увидел здание старинного монастыря. Слева и справа от дороги виднелись поселки, сады, рощицы каких-то деревьев. Примерно через сорок километров пути, наша машина свернула с трассы, и стала продвигаться вверх, в сторону гор. Горы были невысокие, скорее возвышенности, поросшие смешанным лесом, в котором выделялись невысокие зеленые ели. Вдоль дороги тянулись двухэтажные частные дома с садами. Тут меня посетила довольно забавная мысль. Как-то моя служба с горами все связана, в Германии, на гору так же поднимался, теперь в Грузии тоже на гору поднимаюсь, видно, планида у меня такая. Стали проезжать через небольшую рощу с какими-то довольно высокими деревьями. Среди деревьев я заметил каких-то мохнатых животных, подъехав поближе, разглядел свиней. Таких свиней я еще не видел, они напоминали, скорее, каких-то лесных кабанов, а не домашних хрюшек. Обросшие довольно густой шерстью и поджарые как собаки.
Через десятка два километров, стали подъезжать к поселку или, скорее к небольшому городку Душети. В моем понимании, что в поселке, что городе должны быть многоэтажные, хотя бы о пяти этажах, дома, тут же, пока я не увидел ни одного. По обе стороны дороги были аккуратные двухэтажные частные дома. По обе стороны дороги, которая уже плавно перешла в поселковую улицу, росли аккуратные деревца каких-то явно плодовых деревьев, как в последствие выяснилось, это абрикосовые деревья. На одном из перекрестков я увидел несколько вооруженных человек в гражданской одежде. Подъехав поближе, я разглядел, что у одного был карабин, еще у одного автомат АК-74, двое других были вооружены охотничьими двустволками. Вооруженный автоматом, правда, был в милицейской фуражке, но в черной фуфайке, накинутой на милицейскую форму. Эти люди приветливо помахали нам. Может быть, охотники, подумал я, но уж какие-то очень странные охотники, скорее на партизан они походили, чем на охотников.
Дорога привела к воротам части. Разгрузившись, наша группа направилась к штабу. На территории части я увидел две большие двухэтажные казармы, очевидно еще старой, может быть и довоенной постройки. Столовая и штаб были одноэтажные, рядом со штабом какой-то длинный кирпичный ангар, обнесенный забором из колючей проволоки. Дальше шли какие-то склады, и через дорогу был виден высокий забор парка боевых машин. Все здания расположены на пригорке, внизу был виден стадион и плац. На территории лежал снег, но асфальтовые дорожки между зданиями, были старательно вычищены. Опять издержки службы в гористой местности, внизу даже намека на снег нет, а тут хоть и небольшие, но сугробы. Очень удивили меня огневые точки, расположенные у штаба и у казарм. Они представляли собой углубления в земле, примерно по пояс глубиной с расположенными на бруствере мешками с песком. Если спуститься в эту щель, то глубина ее вместе с бруствером будет по шею. Все это сооружение накрывалось маскировочной сетью. С кем, думаю, воевать собрались? Вообще, территория части была большая, все же полк, как-никак.
Увидел целую рощицу из нескольких десятков плодовых деревьев, растущих прямо на территории части, с аккуратно побеленными стволами. Это были абрикосовые деревья. Особенно меня поразило высокое, выше трехэтажного дома, и мощное ореховое дерево. Дерево стояло, как положено в данное время года без листьев, но его ветки, вплоть до самой вершины украшали всевозможные предметы. Старые ведра, палки, черенки от лопат, метла, я даже увидел огнетушитель, закинутый практически на самую верхушку. Первой мыслью у меня было то, что солдаты так оригинально украсили орех к новому году. Однако, как выяснилось, дело обстояло проще, в момент созревания грецких орехов, страждущие плодов бойцы просто сбивали их всевозможными предметами, попавшими под руку. Многие предметы оставались на дереве в качестве украшения. В последствие, я чуть было не травмировался, пытаясь сорвать пару абрикосов на территории части. Подошел к абрикосовому дереву, увидел не очень высоко, на уровне вытянутой руки плоды, и дернул за ветку, чтобы абрикосы упали. Абрикосы, упали, но вместе с ними еще и с самой верхушки дерева, упал целый кирпич. Я как-то интуитивно отшатнулся за доли секунды, завидев скользнувшую сверху тень и услышав шум ломаемых веток. Кирпич, упал прямо к носкам моих сапог.
Нас построили у штаба и сказали ждать. Пользуясь заминкой, я расспросил сержанта, оставшегося с нами, про охотников, увиденных мною у части.
- Это не охотники, это местная самооборона.
Сказал сержант.
- Они охраняют нашу часть, патрулируют и днем и ночью.
Сержант не договорил, из штаба вышли два офицера. С Олегом Николаевым нас не разлучили и определили в одну роту, чему я в очередной раз очень обрадовался. Все же, земляк как-никак, да и моего призыва. Но какой-то странный был Олег, постоянно молчал, о чем-то думал, уставится куда-то вдаль, сузив глаза и молчит. Я спрашивал, за что его из Германии турнули, высылали в основном, залетчиков. На мой вопрос, он как-то неопределенно махнул рукой и что-то невнятное ответил. Я не стал лезть к нему под кожу и расспрашивать дальше, бинт на запястье, скрывающий тонкие, уже подживающие шрамы, мне говорил о многом.
За нами пришел сержант, вызванный из роты по телефону. Сержантом был невысокого роста, но плотной комплекции, даже с брюшком, грузин. Нас отвели в роту, вещи свои сдали каптерщику, и стали собираться на ужин, как раз подошло время, да и мой желудок уже настойчиво напоминал, что нужно его чем-нибудь наполнить. Рота построилась у казармы, мы с Олегом встали в строй. Прежде всего, меня удивил численный состав роты. Я уже краем уха слышал, что сегодня вторая рота в карауле, а нас определили в третью. Да и в наряде в столовой, по идее, наша рота не должна быть. Всего в роте было, от силы, тридцать бойцов. Это, скорее, на взвод походит, а не на роту. В основном, добрая половина, славянские лица, но были и азиаты, были и кавказцы, было и трое грузин. Этих аборигенов я уже научился выделять из разноликой солдатской массы, да и вели они себя очень развязано и нагло. В роте были и казахи и прибалты, одним словом, весь Союз собрался в третьей роте. Выделялись и старослужащие, своим неуставным видом, но мне сразу бросилось в глаза, что если судить по внешнему виду, в роте почти все старослужащие. По крайней мере, отслужившие не меньше года, уж больно у всех был неуставной вид. Несколько человек выделялись из всей массы, были они на вид какие-то задерганные и запуганные. Одного, опоздавшего в строй, встретили пинками и матом.
В столовой было очень темно, светили только несколько ламп под потолком, и их света было явно недостаточно. Дикой вакханалии в столовой не было, но было видно, что блатные, в общей своей массе, кавказцы, получают ужин вне очереди, да и довольно объемные порции. Всем прочим накладывались весьма скудные порции. На ужин предполагалась рисовая каша с мясом, но по консистенции эта каша напоминала, скорее суп, да и от мяса остался только один намек. Белого хлеба выдавали по небольшому кусочку, с обрезанной со всех сторон корочкой, черного хлеба выдали два весьма небольших куска. Обычно, черный хлеб лежит во всех армейских столовых свободно, и его мало кто берет, разве что духи. В Германии, так черный хлеб, черняга по местному, был положен только в учебке. Более старшие призывы его не ели принципиально, не положено и все, а слово "положено" или "не положено" в армии имеет магический смысл. Новым, шокирующим меня открытием, было то, что ложки бойцы носили с собой. У меня же, естественно, ложки при себе не было, и мне пришлось ждать, пока какой-то сердобольный боец, наевшись, снабдил меня своим столовым прибором, заботливо вытерев его об рукав бушлата. Чай с молоком, если только можно было назвать этот подозрительный мутный напиток, чаем, подавался в фарфоровых бокалах и эмалированных кружках. Фарфоровые бокалы были в дефиците по той причине, что эмалированные кружки были изрядно помяты и большинство из них протекало. Выйдя из столовой, я еще долго не мог отойти, так сказать, от культурного шока, но хуже всего было то, что я не наелся, а просто заглушил голод.
После ужина я немного осмотрелся в казарме, благо было у меня несколько минут, перед тем как меня позвали в каптерку. Казарма была просторной, койки стояли в один ряд с солидными промежутками. Второго яруса не было, да и не застеленных коек без матрасов, было в избытке. Спальные помещения взводов разделялись дверными проемами, но без дверей. Было довольно холодно, батареи были чуть теплые, хорошо, что зима тут мягкая, температура не опускается ниже минус пяти градусов. В казарме были огромные окна, в целях борьбы с холодом на окна дополнительно натянута по всей площади огромного окна прочная полиэтиленовая пленка. Было три спальных помещения, идущих друг за другом. В дальнем конце казармы был умывальник и каптерка, у входа в казарму оружейка, бытовка и ленинская комната. Сразу бросалось в глаза, что казарма рассчитана на полнокровную роту, то есть на сто с лишним человек. В просторную каптерку, в которой вкусно пахло подогретой консервированной кашей из сухпайка, нас вошло пятеро. Я, Олег Николаев и еще трое вновь прибывших нашего призыва из нашей группы. В каптерке за длинным столом восседало человек десять явно старослужащих. Тут я был снова шокирован. Мне выдали мой вещмешок, он и так был уже совсем худой, мои запасы консервов подошли к концу. Но я помнил, что две банки консервированной каши еще оставались. Да и каша эта шла только в самую последнюю очередь, так как не сильно котировалась по сравнению с тушенкой и паштетом. Так вот, сейчас эта каша подогревалась на самодельной плитке и вскоре дембеля должны были ее откушать, со мною, явно они делиться не собирались.
Меня поверг в шок не сам факт воровства еды, что само по себе было какой-то дикостью, а воровство именно этого, не котирующегося продукта на званный дембельский ужин. Это на сколько же нужно было оголодать. С нами не злобно, но довольно сурово поговорили. Объяснили права и обязанности. Теперь мы, отслужившие меньше года, именовались слонами. Оказывается, что слонов в роте было больше половины. В основном, слоны служили здесь с присяги, два или три человека пришли позже и нас пятеро, прибывших сейчас. Духов, то есть не отслуживших еще и полгода, было всего двое. Основная работа, конечно же, полагалась нам, слонам, так как духов на все дела не хватает. У меня была масса вопросов, но я решил их не задавать, так как побоялся прослыть тормозом, это клеймо могло въесться надолго. Решил сам присмотреться и разобраться. Удобный момент как раз подвернулся, когда я вышел в курилку. В курилке сидел довольно грустный воин, небольшого роста. Разговорились, оказалось, что он отслужил уже больше года, но был он довольно замухрыжистого вида. Звали его Вася Куликов, родом он был из Астрахани. Вася был довольно разговорчивым, и мне кое-что удалось у него выведать, информацию от Васи я сопоставил с информацией, полученной от сопровождающего нас капитана, и вот какая картина получилась.
Полк РЭБ в котором мне предстояло служить был кадрированным, то есть состав бойцов срочной службы был сведен к минимуму. Вместе с тем, офицерским составом и прапорщиками полк был полностью укомплектован. В полку было два батальона, насчитывающих всего не больше двухсот бойцов, тогда как офицеров и прапорщиков было больше сотни. К тому же, последнее регулярное пополнение в полк пришло прошлой весной, осенью пополнения не присылали. После нового года прибыло человек пять из другой части, и сейчас пришла наша группа в десять человек. Личного состава не хватает, в караул роты ходят теперь через день. Местная власть отказалась снабжать часть продовольствием из за того, что у самих местных стали возникать проблемы с продуктами. В основном, все продукты получают с централизованных военных складов в Тбилиси, но там тоже бардак, съезжаются за продуктами из всех частей округа, и порой продуктовая машина ожидает своей очереди несколько суток. Проблемы возникают не только с едой. В городе с полок магазинов исчезло буквально все, вплоть до швейных иголок. Местные все это продают втридорога. На солдатские семь рублей можно купить лишь пять пачек сигарет, которые, кстати, стали теперь особо дефицитными. Местная почта работает кое-как, денежные переводы идут чуть ли не месяц. С письмами тоже проблемы, и их отправляют не через местную почту, а отвозят в Тбилиси. Одним словом, нищета во всем.
Спросил я так же про странные вооруженные патрули из местного ополчения у части. Полк хоть и кадрированный, но на территории полка расположен большой склад стрелкового вооружения, которым можно вооружить чуть ли не дивизию, это все было предусмотрено на случай военного времени. В начале января 1991 года вспыхнул вооруженный конфликт Южной Осетии с Грузией. В город Цхинвал, грузины ввели милицейские подразделения. Отряды местной самообороны, стали вести настоящие боевые действия с грузинами. По всей границе Грузии с Осетии постоянно стали возникать стычки грузин с осетинами со стрельбой и трупами. Всем этим противоборствующим ватагам нужно было оружие. Начались нападения на военные караулы, было несколько смертей среди бойцов. Нашу часть сея участь минула, но было два обстрела караульных постов. До границы с Осетией по прямой меньше десяти километров, через перевал множество дорого и троп. Хотя, основные дороги блокированы местными вооруженными подразделениями, но просочиться через перевал могут тысячи боевиков и просто захватить город. К тому же, склад в военной части с тысячами стволов, начиная от "Макаровых", кончая крупнокалиберными пулеметами "Утес", очень лакомый кусок для обеих противоборствующих сторон. Чувствуя такую перспективу, местное грузинское население стало сильно волноваться. Создали отряд местной самообороны, насчитывающий около сотни бойцов. Днем и ночью стали патрулировать периметр военной части, боясь нападения осетинов. Вооружены местные боевики, в основном, охотничьими ружьями и карабинами, но есть и автоматы и пулеметы. В новогоднюю ночь был спонтанный салют из всего, что может стрелять, можно было убедиться, что разнообразного оружия у местного населения хватает. В части введены меры против внезапного нападения. Усилены караулы, вырыты окопы, постоянно проходят учебные тревоги. В полк прикомандировали на неопределенное время два БТР-80, один, правда, был не на ходу. Одним словом, обстановка была сложная, причем во всем, что меня абсолютно не радовало.