Дьякон Андреас взмахнул рукой, и люди на площади запели «Cruce Sancti» ¹). Лотар в Терновом Венце сошел с помоста. Мы с Клаусом Циллендорфом спустились за ним и направились к дому Андреаса Штольца, к стене которого до поры до времени был прислонен наш Крест. Мы взяли его, и я подивился его тяжести. Медленно и торжественно несли мы его к помосту, и он плыл над Рундшау, словно необыкновенная царственная хоругвь. Теплое буковое дерево, казалось, пульсировало в наших руках, как живое.

Лотар ждал Крест, благоговейно выпрямившись, как перед причастием. Его бледное лицо осунулось, но глаза сияли ясным спокойным светом. «Вот и ты», - говорил его взгляд, обращенный к Кресту.

Его ли?.. Я уже говорил, что с самого начала Мистерии замечал какие-то неуловимые перемены в моем друге.

Лотар склонился на одно колено и поцеловал подножие Креста. Затем повернулся и подставил плечо.

И возложили на Него крест Его, и повели Его, чтобы распять Его.

«Крестный путь», проходивший по главной улице Рундшау от «претории» до «Голгофы», был измерен дьяконом Фогтом и составлял ровно пятьсот шагов. Накануне дьякон прошел по нему и оставил белой известью три отметки - места будущих трех Падений Господа нашего Иисуса Христа. В этих местах Лотар должен был останавливаться, опускаться на колено и ждать, пока патер прочтет молитвы, а люди споют гимн в прославление святых скорбей нашего Спасителя. Затем мы - конвой - должны были грубыми пинками помогать Лотару подняться и следовать дальше.

Но Мистерия, по своему обыкновению, внесла коррективы в этот простой план.

Путь от «претории» до «Голгофы». Пятьсот шагов... Пять с половиной минут быстрым шагом. Но мне тогда показалось, что этот путь занял несколько часов.

Лотар принял Крест и зашатался. Я увидел, как испуганно смотрит из толпы плотник Иоахим Фогель: «Лотар, брат, неужели я напутал в расчетах?». Это и впрямь было странно. Конечно, Крест отнюдь не был пушинкой, но и Лотар был не слабак, и ему не раз случалось таскать на плечах увесистых барашков.

Однако Крест его согнул. Позже Лотар вспоминал, что во время Мистерии Крест показался ему как будто бы раза в два или три тяжелее своего реального веса.

Все-таки он удержался на ногах и сделал первый шаг. Люди запели «Via sancta, Via dolorosa, te gloriamus» ²). Крестное шествие началось.

Признаюсь вам, что все то время, пока Крест направлялся главной площади нашей деревни, я был словно бы не в себе. В голове у меня шумело, глаза то и дело застилала какая-то пелена. Поэтому все, что происходило с нами на Крестном пути, я помню урывками, хотя воспоминания других очевидцев и участников Мистерии впоследствии восполнили провалы в моей памяти.

Это было очень красиво, благолепно и скорбно. Зрители расположились по обе стороны главной улицы, по которой медленно двигалось шествие. Впереди шел патер с Евангелием. За ним двое малышей в льняных туниках несли хоругви, сшитые специально к Мистерии. Дальше - Лотар, сгорбившийся под тяжестью Креста, и мы с Клаусом, с оружием наперевес, изображавшие конвой. Потом опять двое детей с хоругвями, а следом - Анна-Мария Шуберт в образе нашей Пресвятой Богоматери, скорбящей Девы Марии. На Анне-Марии были одежды наподобие тех, в которые была облачена статуя Богородицы Тернового Венца в нашем храме. Голову ее венчала небольшая корона, изготовленная бондарем Боком из жестяного обруча и отполированная так, что сияла даже под пасмурным тогдашним небом. Лицо Анны-Марии было опущено долу. Она плакала всю Мистерию от начала до конца, и часто даже после, когда вспоминала о ней. Над нею еще двое детей в образе ангелов несли на шестах гирлянду из хвойных веток, перевитую белыми и голубыми лентами. Замыкали шествие жители Рундшау - те, кто не хотел довольствоваться ролью простого зрителя.

Сам я, как уже говорилось, держался в тот час не лучшим образом и не запомнил почти ничего из этого. На меня нахлынули какие-то непонятные чувства, и под их воздействием мое бедное сознание превратилось в беспорядочную мешанину из обрывков реальности и... и иной Реальности, в тот час прорывавшейся в измерение деревни Рундшау.

Помню напряженные ноги Лотара, путавшиеся в подоле белой хламиды. Помню свой страх, что что-нибудь случится, и он не дойдет до цели. В иной миг мне казалось, будто улица Рундшау заполнена многотысячной толпой, свистящей и улюлюкающей, швыряющей камни и комки грязи. (И другой толпой, еще более многочисленной: молчаливой, строгой, в надежде и трепете ожидающей завершения этого Пути).

Мы дошли до места Первого Падения. Лотар, покачнувшись, опустился на колено и перевел дух.

И тут меня посетило наваждение.

Впоследствии я исповедал это дело патеру Рихману, и он сказал, что с моей стороны никакого греха тут нет, это одно из проявлений таинственной стороны Мистерии. Однако благословил взять четки и сто раз прочитать «Ave Maria», размышляя о бесконечной благости и милости Господней, ограждающей нас от ненависти дьявола. Я не хочу сказать, что мне тогда явился дьявол. Но было что-то очень похожее.

Наваждение пришло, когда патер прочитал стих из книги Исаии («Как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не открывал уст Своих... Как овца, веден был на заклание»), затем «Pater Noster» и три «Ave Maria», а люди спели «Te Deum» ³). Мы с Клаусом, согласно своей роли легионеров, должны были наброситься на

...Иисуса...

Лотара с побоями, заставляя

...Его...

его подняться и нести Крест дальше. Но в миг, когда я собрался занести ногу для «пинка», словно жаркая, мрачная, злая волна захлестнула мою душу.

Это была могущественная и древняя сущность. Бесконечные эпохи наполнили ее знанием всех тайн мироздания, и это знание лишь немногим уступало мудрости Самого ЕДИНОГО, Того, Который некогда создал весь этот мир. Но с некоторых пор великая сущность полагала, что она и сама способна творить не хуже.

Ей не давали покоя эти странные убогие существа, что, подобно колонии бактерий, заселили поверхность земли. Для чего они нужны ЕДИНОМУ? ОН вполне мог бы доверить Свои планы древней сущности, которая уже столько раз оказывала ЕМУ неоценимую помощь во всех начинаниях. Вместо того ОН создал маленьких тварей, таких несовершенных и примитивных. Более того, ОН заставил все мироздание поклониться первому из этих существ. Зачем, зачем?

Очевидно, ЕДИНЫЙ допустил ошибку - впервые от начала вечности. Великая древняя сущность первое время старалась почтительно указать ЕДИНОМУ на эту ЕГО ошибку. Маленькие создания были слишком жалки и уязвимы, они не годились ни для какого достойного плана, у них не было применения. И все-таки, непонятно почему, в глазах ЕДИНОГО они составляли ценность.

Они смели быть соперниками великой и древней сущности.

Они несли в себе массу погрешностей, и сущность потратила не одну тысячу лет, снова и снова раскрывая эти погрешности и пытаясь обратить на них внимание ЕДИНОГО. Но, несмотря на очевидные успехи, достигнутые в этом деле великой сущностью, ей не удалось убедить ЕДИНОГО в своей правоте.

ОН все еще пребывал в ослеплении относительно Своего нового увлечения.

В целом, сущность была удовлетворена тем, как развивается эта грандиозная шахматная партия. ЕДИНЫЙ полагал, что ЕГО маленькие фавориты, получив в свое распоряжение землю, начнут прославлять ЕГО премудрость и благость. Древняя сущность доказала ЕМУ, сколь ОН заблуждался. Адамиты не только были фатально не способны к этому, но и отнюдь не испытывали желания научиться. Они с легкостью забывали о НЕМ, едва великая сущность делала им одно из своих заманчивых предложений. Они были столь презренно недалёки, что не видели даже истинных мотивов, стоящих за этими предложениями, принимая отравленные игрушки из лукавых рук. Они вызывали оскомину. Они были идиотским бельмом в глазу, дурацкой трещиной в мироздании. Великая сущность, поражаясь их глупости и бессмысленности, не видела никакого выхода из их бытия, и приходила во все большую ярость, измышляя все новые и новые провокации. Но эти провокации проглатывались все с тем же бараньим доверием, не вызывая у «пациентов» ни прозрения, ни стыда.

В целом, однако, дебют можно было назвать успешным. ЕДИНЫЙ однажды уже имел возможность раскаяться в том, что создал их. Но это ЕГО не умудрило. Сущность удивлялась, до каких же пределов простирается ЕГО ослепление. ОН любил Своих странных созданий и осыпал их всевозможными дарами - в то время как сущность вертела ими по своему усмотрению и обращала эти дары им же в погибель.

В принципе, кое-что в них можно было поправить. У великой сущности был давно зародившийся и хорошо продуманный план, который позволил бы придать этой разумной плесени смысл. Их мир можно было сделать площадкой для перспективных экспериментов. ЕДИНЫЙ пусть Себе развлекается со всею вселенной, а Его древний слуга на досуге попробует что-нибудь сотворить из этой несчастной планетки. Тогда и станет понятно, сколь ценного партнера теряет ЕДИНЫЙ в его лице.

А потом появился Э т о т, и все испортил. О н вдруг вступил в игру на стороне убогих творений, которые до сих пор являлись не более чем фигурами на шахматной доске. Это было нечестно. О н вел какую-то непонятную линию. Сущность гадала, кто О н, и откуда взялся. О н казался столь же маленьким и слабым, как и прочие, но все старые и испытанные приемы не сработали против Н е г о. В какой-то миг древней сущности даже показалось, что это Сам ЕДИНЫЙ вздумал явиться в облике одного из Своих жалких творений, но она тут же с негодованием отбросила эту мысль.

О н творил страшное, то, что не укладывалось ни в какие рамки. О н пришел как конкурент и предъявлял права на всю землю. О н пришел на готовое, О н вознамерился узурпировать возделанное пространство, в которое было вложено столько труда! Но в Н е м была некая сила и некий шарм. Великая сущность сначала великодушно предложила Е м у решить дело миром и разделить сферы влияния, но получила высокомерный отпор.

О н внушал маленьким тварям, что каким-то образом (сущность так и не сумела понять, каким) они содержат в себе полноту ЕДИНОГО. А вот это было бы очень неприятно. Окажись так, и ничтожные творения ЕДИНОГО, дай им волю, рано или поздно стали бы так же велики и могущественны, как ОН САМ (но как? Как?! И для чего эти сложности?). И тогда оказались бы тщетны все тысячелетние труды древней сущности, неустанно и неопровержимо доказывавшей их бессмысленность и убожество, а сама древняя сущность стала бы посмешищем для всей вселенной.

Худшего оскорбления невозможно вообразить.

Это не должно было остаться безнаказанным.

Э т о т, видимо, хотел изменить мир под Себя и научить его обитателей славить ЕДИНОГО (О н дерзко называл ЕГО Своим Отцом). Но О н Сам не сознавал, за сколь безнадежное дело взялся. ЕДИНЫЙ, видимо, ожидал, что Э т о т будет принят и прославлен на земле, и послал Е г о как последний шанс для Своих любимчиков наконец заслужить ЕГО бесконечное благоволение. Но ЕМУ следовало бы давно убедиться в правоте Своего оппонента и признать изначальную ошибку в замысле, а не предпринимать бесплодные попытки исправить неисправимое.

ЕДИНЫЙ не раз давал понять, до какой степени Э т о т близок и дорог ЕМУ, но это была очередная ЕГО ошибка. Никогда не следует открывать противнику своих слабых мест.

Э т о т был обречен. В миллионах чутких пальцев древняя сущность держала миллионы нитей, протянутых к душам Его сородичей.

В результате изящной комбинации Э т о т попался в расставленную ловушку. Е г о предали собственные ученики, Е г о смерти потребовали те, кому О н проповедовал - смех, да и только! Теперь дело было за малым. ЕДИНОМУ все еще нужны доказательства? Что ж, О н их получит! За тысячи лет древняя сущность великолепно изучила слабые места в душе каждого из этих созданий - куда лучше, чем ослепленный Своей любовью ЕДИНЫЙ. И теперь, играя на них, сущность старалась их собственными руками нанести как можно больше непоправимых, непростимых ударов, чтобы боль от них была ошеломляющей. ЕДИНОМУ нужно было наконец понять и принять правду. Нужно было, чтобы эти неудачные творения с а м и перечеркнули в сердце своего Создателя последнюю надежду на то, что в них еще можно что-нибудь изменить.

Это был час торжества. Настоящий апофеоз. Это было великолепно. Нелепые создания, даже в подметки не годившиеся Л у ч ш е м у из них (уж это древняя сущность сумела оценить!), подвергли Е г о всем зверствам, какие только смогла подсказать им умудренная опытом сущность. Автор комбинации блестяще провел партию и превзошел самого себя. Ему удалось даже Э т о м у дать понять, насколько О н слаб и тщетен, исторгнув у Н е г о на кресте вопль: «Отче, почему Ты оставил Меня?».

Неужели наконец - попадание в десятку? Игрок ликовал.

Партия, по сути, была выиграна уже в миттельшпиле.

А потом Э т о т воскрес, и все пошло прахом.

Это была катастрофа. Непонятно каким образом, это оказался САМ ЕДИНЫЙ. Это был непредвиденный, коварный удар. Нечестный ход, сломивший могущественную сущность.

За мигом торжества последовали паника и ледяной страх. Все обличилось. Автор комбинации попал в собственную сеть. Теперь уже невозможно, как раньше, скрываться под маской добродетельного друга, скромно указывающего на некоторые ошибки в замысле. Сущность, что называется, «вскрылась», собственными руками выставила себя ПРОТИВНИКОМ ЕДИНОГО, единственным и главным врагом, и не нужно было обладать всей древней мудростью, чтобы понять, чем теперь завершится схватка.

Это уже не партия в шахматы. Это дуэль.

Но что самое подлое - маленькие фавориты опять ушли из-под удара. Своим непостижимым подвигом ЕДИНЫЙ (или ТОТ, в облике Кого ОН пришел) сумел свести к нулю весь урон, который так старалась нанести древняя сущность. Все произведенные ею инвольтации ненависти и злобы, впиваясь в Е г о сердце, растворялись и гасли в нем. Более того. Каждая из нанесенных Е м у ран, каждая капля крови, истекшая из Н е г о, стали священными реликвиями в сокровищнице ЕДИНОГО. Каждая стала драгоценным свидетельством той любви, которую ЕДИНЫЙ готов изъявлять к своим недостойным творениям.

О н хотел доказать это, и О н доказал это на кресте.

Теперь ЕДИНЫЙ повязан с этими созданиями кровью. ОН начал приближать их к СЕБЕ, выводить из сфер забвения и возмездия, где они заслуженно обретались! А великая и древняя сущность оказалась в положении отверженного. Более того: сама подписала себе приговор.

Чуть погодя, оправившись, великая сущность уже более трезво оценила обстановку. Позиции поколеблены и шансов не осталось. Но еще можно грамотно сыграть от обороны и постараться причинить максимальный урон, чтобы ЕДИНЫЙ не слишком-то упивался Своею победой.

Все-таки эти маленькие существа удивительны в своей ничтожности. Подвиг Распятого их ничему не научил. Лишь в единицах встрепенулось что-то, а остальные продолжали прежнее жалкое копошение (испытывая, правда, к памяти Его слабую тень признательности). И сущность приложила все свои усилия к тому, чтобы разрушить в их глазах значение Крестного Подвига, свести его на нет. Древняя мудрость сущности подсказывала, как сделать так, чтобы Подвиг вместо горячей благодарности и стремления к ответным проявлениям любви вызывал лишь недоумение, страх и отвращение. Даже смех. Даже ярость и - того лучше - равнодушие и скуку. А потом можно было сказать ЕДИНОМУ: «Открой глаза! Этого ли ТЫ хотел достичь ценою такого страдания?»

За минувшие полтора тысячелетия она добилась совсем неплохих результатов. Очень неплохих. Фактически земля вернулась к тому же статус кво, которое наблюдалось накануне кошмарного воплощения ЕДИНОГО.

Что ж, это была далеко не худшая партия. Может быть, ее еще удастся свести вничью.

Но вот сегодня великая сущность обнаружила, что маленькие обитатели земли застали ее врасплох. Ничтожное селение, предназначенное сгинуть без следа в пожаре чумы, вдруг напомнило ЕДИНОМУ об изъявленной ИМ т о г д а любви. Жители решили почтить священные страдания Распятого, они оказались слишком твердолобы, чтобы поддаться успокоительным внушениям сущности, и это наполняло великую сущность мучительным чувством бессильной злобы. Она-то хорошо знала, что достаточно хотя бы одного такого н а п о м и н а ю щ е г о среди тысячи спящих, и ЕДИНЫЙ, по Своему неизъяснимому обыкновению, вновь тут же смягчится, сменит гнев на милость и осыплет щедротами всю тысячу.

Этому следовало помешать.

И великая сущность неутомимо отдавала приказы мириадам подчиненных ей духов, чтобы расстроить ход событий в маленьком горном селении, выхолостить их смысл.

Однако все труднее было исполнить этот план. Над жалким земным селением уже стояли на страже могучие ангелы ЕДИНОГО и, кажется, даже собирался сойти самолично ТОТ, Кому эти убожества посвятили свою манифестацию. Что-то пробуждалось в глубине этих несчастных комочков духа, заключенных в недолговечную плоть. Да-да! В них оказалось... что же в них оказалось?.. и что же, это неуничтожимо?.. кто бы мог подумать... Но ПОЧЕМУ ВСЕ ТАК?!!

Если бы у древней сущности был локоть, она в безысходной ярости впилась бы в него зубами.

* * *

В ту секунду я почувствовал, как теряю контроль над собой. Словно злой дух атаковал мою душу, пытаясь завладеть моим разумом, руками, ногами.

Я видел перед собой

...Человека...

человека в Терновом Венце, которого мне нужно было довести до

...места казни...

места казни, а

...Он...

он не мог или не хотел идти. Я заносил ногу для пинка, а в голове и в мышцах у меня ревело:

«Ну, что же ты? Давай! Взялся бить - так бей! Дай себе волю! Вали его, топчи ему ребра! Почувствуй, как содрогается позвоночник под каблуком! Не будь тряпкой, смелее! Это же твоя роль! Все должно быть по-настоящему!»

Передо мной стоял мой лучший друг, и мне хотелось обломать о него кулаки.

Все должно быть по-настоящему! Это же твоя роль!

Атака была настолько ошеломляющей, голос был настолько бесцеремонен и нагл, а требования его - настолько противоестественны и чужды, что моя душа, в первый миг растерявшаяся, в следующий - полыхнула гневом.

- Кто бы ты ни был - уходи прочь! - рявкнуло что-то в глубине меня...

...и наваждение рассыпалось, словно и вовсе не бывало.

Я очнулся там же, где стоял, с занесенной для удара ногой. Удар не состоялся.

«Наплевать, если это будет не по-настоящему», - подумал я и поддержал Крест, чтобы

...Господу...

Лотару удобнее было подняться.

Дальше опять вспоминаются лишь фрагменты. Величественное пение «Via sancta», которому на диво в тон играют инструменты музыкантов. Колыхание хоругвей. Сосредоточенные лица по обе стороны Крестного Пути.

Лотар дошел уже до места Второго Падения и готовился встать на колено, как вдруг потерял равновесие и чуть не завалился набок вместе с Крестом. Он удержался, оставшись на коленях и уперев в землю правую руку.

В этот-то самый миг Терновый Венец двинулся на его голове, и первые шипы пронзили несчастное чело моего друга. Мы с Клаусом застыли, не зная что делать. Ход Мистерии невозможно было прервать.

Словно ангел метнулся к Кресту. Это выбежала из толпы моя Вероника с белым платом в руках. Вообще-то ей полагалось появиться чуть позже, но я уже говорил, что Мистерия сама корректировала наши планы.

Вероника, вся в слезах, приложила плат к

...Лику Спасителя...

лицу моего друга. Она прекрасна была в тот миг. Словно все сердце свое в тот миг держала она в руках.

На плате моя невеста собственноручно вышила к Мистерии Святой Лик Иисусов. После нашей свадьбы этот плат с Нерукотворным Ликом хранился у нас дома, на почетном месте возле домашнего алтаря, а через два года, когда Вероника умерла, а я поступил на службу в кантональную гвардию, он был передан в наш приходской храм, где находится и по сей день.

Шествие двигалось дальше, и было видно, как Лотару все тяжелее становится нести Крест. Шипы Венца терзали голову, отнюдь не облегчая ему путь. Он еле дотащился до места Третьего Падения, где, пытаясь встать на колено, упал уже по-настоящему.

Толпа ахнула. Крест с гулким стуком подмял под себя хрупкое тело в белой хламиде. Мы с Клаусом тут же подхватили его, Лотар кое-как поднялся, и к нему подбежали патер и дьякон Фогт, чтобы удостовериться, что он ничего себе не повредил. За исключением струек крови, стекавшей из-под Венца, он, в общем, был в порядке и, упреждая наши обеспокоенные вопросы, чуть поморщившись кивнул: дескать, все хорошо, можно продолжать.

На лбу отца Теодора, несмотря на холодный осенний ветер, бисером проступил пот.

Он вытер лоб рукавом сутаны и раскрыл Евангелие.

Они же, взяв некоего человека по имени Симон Киренеянин, шедшего с поля, возложили на него крест, чтобы нес за Иисусом.

Тут пора было вступать мне. Мне же к концу пути стало что-то совсем уж худо, даже не знаю, чем и объяснить. Будто какая плита на меня давила. Самое странное, что едва мы вышли на главную площадь, где возвышалась «Голгофа», как тяжесть исчезла, и голова совершенно прояснилась. Чудеса, да и только.

Но пока до площади было еще шагов сто, и надлежало найти Симона Киренеянина - человека, который сподобился понести Крест Самого Спасителя нашего Иисуса Христа.

Я совсем забыл, кому была поручена эта роль. Окружающее плыло перед глазами, в ушах звенело. Стиснув копье, я шагнул в толпу, наудачу ухватил кого-то за шиворот и вытащил на дорогу, где поджидал Клаус, обнимавший Крестное Древо.

Вы не поверите, да я и сам не поверил, когда пригляделся.

Это оказался плотник Иоахим Фогель.

¹ ) "Святому Кресту" (лат.) - католическое песнопение.  ¤

² ) "Путь святой, путь скорбный, тебя прославим" (лат.)  ¤

³ ) "Тебя, Боже, [хвалим]" (лат.) - католическое песнопение.  ¤