Середнев Александр Авраамович : другие произведения.

Два харалужных клинка, часть вторая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Часть вторая
  
  Глава 9
  
  Ослабив поводья, я лёгкими движениями ног направил Мануя на склон придорожного кургана. С его плоской вершины лента дороги просматривалась на добрую пару вёрст, признаков опасности не было, что подтверждало и увиденное в дальней стороне небольшое, голов в пятнадцать, стадо туров.
   Огромный, чёрный с проседью бык, заметив всадника, вскинул голову с мощными острыми рогами и громко протрубил сигнал тревоги. Матки с телятами и молодняк послушно побежали вперёд, подальше от опасного соседа, а вожак неторопливо затрусил следом, несколько раз оглянувшись. Этих степных красавцев даже хищники боялись трогать, и только люди постоянно устраивали на них облавы и загоны, угрожая полным истреблением. По рассказам стариков в древние времена туры бродили огромными стадами, а теперь встреча даже с одиночкой считалась большой удачей.
   Отряд задерживался, и, спрыгнув с седла, я стал прохаживаться по кургану, давая отдых натруженному седалищу. Мануй, как собачонка, двигался следом за мной, лениво пережёвывая пожухлые от зноя стебли травы. За дни дороги мы здорово сдружились и привыкли друг к другу, даже, как мне кажется, иногда могли общаться мысленно, без слов. Хотя в начале похода норовистый жеребец доставил мне немало неприятностей.
  Из всех людей к себе он подпускал только меня, кроме этого не мог спокойно двигаться в тесном строю или колонне, любого вставшего рядом коня пытался укусить или лягнуть копытом. Для отрядных лошадей исключение составляли лишь Греча боярина Истислава и Смагина Пороша, этих двух молодых кобылиц Мануй посчитал своим гаремом. Во время ночёвок, даже будучи со спутанными ногами, он отделял их от остального табуна и ревниво охранял всю ночь, не подпуская близко и самих хозяев.
  В первый же день Кудеяр с Истиславом пригрозили выхолостить строптивого жеребца, если я не смогу унять его нрав.
  Я не желал такой участи для четвероногого друга. Попытка привязывать его в стороне на укороченном поводе оказалась неудачной, тоскливое ржание, которым конь разговаривал с подругами, мешало спать и выдавало стоянку. Отныне мне приходилось вставать утром раньше всех и уводить Мануя от табуна до общего подъёма. Было нелегко смирять характер привыкшего к воле скакуна, но терпение и ласка делали своё дело.
  Мой конь оказался самым резвым в отряде, и обычно я двигался впереди нашего каравана, высматривая возможного неприятеля, в открытой степи - в одиночку, а в лесных перелесках - вдвоём с кем-нибудь из дружинников.
  Хоть молодой боярин Истислав и возглавлял наше посольство, но в походе всеми делами и охраной распоряжался Кудеяр. Хмурый, немногословный воин с бритым подбородком и вислыми седоватыми усами по сравнению с остальными отрядниками выглядел не очень внушительно, но это впечатление было обманчивым. В дружине Нагибы его считали лучшим сотником и сильнейшим бойцом. За свою жизнь он повидал много городов и весей в разных странах и приобрёл богатый боевой опыт, за что и пользовался непререкаемым авторитетом.
  Желая знать, на что может рассчитывать в случае нападения врага, на первой же стоянке Кудеяр устроил для новичков проверку. Для начала, вооружившись двуручным мечом и щитом, он решил разобраться со Смагой.
  Долго противостоять бывалому воину сын углежога не смог и потерял копьё после второго же выпада в его сторону. Неудача сразу остудила пыл моего друга, и продолжить бой он решил с более привычным оружием, взяв в правую руку боевой топор, а в левую - круглый щит. Лезть наобум вперёд Смага уже не решался и сразу ушёл в глухую защиту, только парируя и отражая удары сотника. Поиграв с ним в кошки-мышки, Кудеяр дождался, когда, отбивая лезвие меча, противник отвёл далеко в сторону руку с топором, и резко ударил навершием своего щита под локоть, заставив выронить оружие.
  - Куда уж мне, сиволапому, супротив воеводы, - пробормотал Смага, направляясь к зрителям и потирая место ушиба, а потом добавил, желая оправдаться. - Вот если бы из лука стрелять.
  Лучше бы он этого не говорил.
  - А что? - повернулся к нему сотник. - Давай-ка покажи всем своё умение.
  Подбежав к привязанной к дереву Пороше, мой друг торопливо выдернул свой лук из налучья, закрепил тетиву и стал отвязывать тул со стрелами.
  - Э, нет! - остановил его старый воин. - Ты садись на кобылу верхом... Отъедешь по дороге на пару сотен шагов и по отмашке поскачешь к нам назад.
  В качестве мишени он повесил на куст свой щит.
  - Стрелять начнёшь с сорока шагов, - наставлял Кудеяр растерянного и смущенного парня. - Раньше и смысла нет...
  Мне было жалко друга и в то же время интересно - чем всё закончится?
  Вскоре стало ясно, стрелять с лошади на полном скаку сын углежога не умеет, к тому же и лук оказался великоват для подобной потехи. Первая стрела пролетела далеко в сторону от мишени. Лишившись управления, Пороша перешла сначала на бег, а потом и на шаг, но это мало помогло хозяину, вторая стрела тоже прошла мимо. Прекратив дальнейшие попытки, Смага сконфуженно остановился в десяти шагах от щита.
  - Ну, ловкач!.. Комара в глаз на лету сшибает, - зубоскалили дружинники, но вскоре замолкли под строгим взглядом сотника.
  - Ладно, не горюй! - приободрил он красного от стыда стрелка. - Сам видишь, что в конном бою толку от тебя будет мало. Поэтому в случае внезапной стычки будь готов сразу спешиться и помогать остальным ребятам с земли... Верю, что не подведёшь.
  Сняв с куста свой щит, Кудеяр направился ко мне.
  - Теперь твоя очередь, Путивой. Надеюсь, мечи не для похвальбы висят у тебя за спиной.
  Отрядники радостно расступились в стороны, предвкушая интересный поединок.
  Старый воин замер в центре поляны, опустив остриё своего меча к земле, всем своим видом предлагая мне начинать атаку первым.
  "Что бы выглядеть достойно, в этом проверочном бою мне придётся использовать всю свою ловкость и умение и даже те маленькие хитрости, которые успел показать Добрыня", - вдруг понял я.
  Чтобы ничто не стесняло, пришлось отбросить в сторону щит и топорик с пояса, ведь противостоять длинному мечу своими, более короткими, я мог только скоростью движений и угрозой с двух точек одновременно.
  "Не горячиться, отслеживать взгляд противника, убедить в наличии слабого места в защите", - выплывали в памяти слова наставника.
  Кудеяр с каменным спокойствием наблюдал за моими приготовлениями.
  Обнажив клинки, я дважды рассёк воздух перед собой и начал атаку. Прикрывшись щитом от рубящего удара сверху, сотник легко отбил мой боковой выпад и тут же нанёс встречный удар. С трудом я успел остановить лезвие меча скрещенными клинками, и, в свою очередь, попытался выкрутить его из руки. Что бы удержать оружие, старый воин отбросил щит и подхватил рукоять второй рукой.
  После этого мне пришлось туго, Кудеяр работал, как молотобоец в кузнице, размеренно и неутомимо нанося удары сокрушительной силы. После попытки парировать такой удар у меня на время онемела рука, и пришлось крутиться вьюном, что бы увернуться от страшного лезвия или отвести его в сторону.
  Постепенно бой выровнялся, сделав пару-тройку выпадов, я отскакивал назад, а сотник отмахивался от меня, как от надоедливого кузнечика. Изображая подступающую усталость, я начал дышать громче и чаще, а левой рукой действовать чуть послабее и с запаздыванием, надеясь, что противник поведётся на эту уловку.
  Видимо, старому дружиннику надоело возиться с назойливым юнцом. По его внезапно сузившимся зрачкам стало ясно - сейчас последует решающая атака. Увернувшись от первого, рубящего сверху вниз, удара, я дождался, когда, описав полукруг, страшный меч снова начнёт движение, но уже наискосок от правого плеча. И, выказывая всем видом намерение отступить, вдруг стремительно нырнул ему навстречу, пропуская над собой и, одновременно, резким ударом левого клинка придавая дополнительное ускорение. Правый бок противника остался беззащитным.
  Увидев перед глазами сверкающее остриё, сотник только сплюнул с досады:
  - Провёл, шельмец!.. Меня, старого барсука... На такую простую уловку.
  Радуясь своей победе, я отсалютовал зрителям вскинутыми вверх мечами и отработанным на тренировках движением вернул их в ножны за спиной.
  Кудеяр снял шлем, пригладил мокрые волосы и вдруг широко улыбнулся.
  - Узнаю Добрыню... Всегда был отменным рубакой и смену достойную вырастил.
  После этого испытания дружинники окончательно признали нас за своих, а мне даже доверили головной дозор.
  Вспомнив мальчишеское недоумение на лице старого воина после проигрыша, я невольно улыбнулся, но тут из-за поворота дороги вынырнула голова колонны, а затем и остальные всадники. Вскочив в седло, я поспешил к сотнику, едущему впереди.
  - Добро, - кивнул тот головой, узнав, что впереди чисто, затем посмотрел на солнце и распорядился:
  - Вёрст через пять-шесть слева будет буковая роща с родником, там остановимся на ночлег. Будь внимательнее, до Днепра остаётся один переход, а возле реки запросто может встретиться шайка любителей поживиться. Кого-нибудь из ребят возьми с собой.
  - Я поеду, - тут же вызвался Смага.
  После некоторого раздумья Кудеяр согласно кивнул головой. Мой друг, опасаясь, что тот передумает, быстро сунул повод от вьючных коней соседу и погнал кобылу вперёд по дороге, всё дальше удаляясь от отряда. Я развернул жеребца и поспешил следом.
  Легко догнав подругу, Мануй приветствовал её ржанием, затем сбавил ход и пошёл рядом, заигрывая и пытаясь ласково укусить за шею.
  "Вот паршивец, никак не отвыкнет от дурных привычек", - рассердился я, ударом пятками в подбрюшье посылая его вперёд.
  Жеребец вскинул голову и негодующе заржал, но подчинился и ускорил шаг.
  - Нечего глупостями заниматься в походе, - попенял я коню и примирительно похлопал по шее.
  Остаток пути Мануй послушно выполнял все команды и больше не пытался ухаживать за Порошей во время остановок. При подъезде к роще я удвоил внимание, а Смага взял в руки копьё, но всё было тихо. Основная дорога обходила лесок стороной, лишь натоптаный отвилок сворачивал в прогал между деревьями. По следам в дорожной пыли стало ясно, что какой-то конный отряд недавно посещал родник. Свернув в лес, мы вскоре выехали на широкую поляну с проплешинами кострищ от многочисленных стоянок, чуть дальше в низинке виднелась вода, вокруг под деревьями разбросаны кучки конского помёта, как старого, так и совсем недавнего.
  На всякий случай я решил проследить вслед за подозрительным отрядом, убедиться, что чужаки не остались где-нибудь поблизости. Пока остальной караван втягивался на место ночёвки, мы со Смагой снова выехали на дорогу со свежими отпечатками копыт, которая, обойдя длинной дугой край рощи, поднималась к подножию невысокого холма с редкими кипами кустов по склону и дальше терялась в степи. В несколько прыжков заскочив на вершину, Мануй вдруг закрутил ушами по сторонам и, задрав голову, вопросительно подал голос.
  "Засада", - дошло до меня.
  Ржание коня послужило словно сигналом, из-за кустов вынырнули вооружённые всадники, над головой засвистели волосяные верёвки с петлёй на конце. Заставив жеребца отскочить в сторону, я низко склонился над лукой седла, прижавшись щекой к потной конской шее. Арканы пролетели мимо, лишь одна из верёвок скользнула по моему бедру. Одного взгляда хватило, чтобы оценить обстановку.
  Четверо степняков готовились напасть на меня, пятый, выхватив лук, спешно накладывал стрелу, ещё один, затянув петлёй замешкавшегося Смагу, гнал коня в обратную сторону, торопясь натяжением верёвки стащить беднягу с седла.
  Самым опасным был стрелок, хорошо, что, жалея моего скакуна, вначале он старался поразить седока. Мануй чутко отвечал на движение ног, разворачиваясь и прыгая по малейшей команде, и я, уклоняясь от стрел, успел выдернуть сулицу и сделать прицельный бросок. Нас разделяло не больше двадцати шагов, лезвие воткнулось в грудь кочевника, тот выронил лук и завалился на бок.
  Главная угроза устранена, но ко мне стремительно приближались остальные всадники. Впереди всех мчался молодой воин с длинной пикой в руках, тёмная полоска усов и маленькой бородки окаймляла его раскрытый в боевом кличе рот.
  Схватка закончилась очень быстро. Правым клинком я отбил смертельное острие в сторону и вверх над собой, левым мечом перерубил древко пики пополам, а когда всадник по инерции пронёсся рядом, снова правой рукой нанёс решающий удар по затылку повёрнутым плашмя лезвием меча. Степняк не успел прикрыться щитом, но рубить голову, пусть даже врагу, для меня было слишком непривычно.
  Следующий нападающий, увидев исход нашего поединка, дрогнул и попытался отвернуть в сторону, но не успел. Рванув навстречу, я легко выбил саблю из его неумело выставленной руки, а Мануй довершил начатое, ударом могучей груди опрокинув на землю коня вместе с седоком.
  Последние двое, развернувшись, улепётывали обратно в степь, нещадно нахлёстывая лошадей.
  А теперь выручать друга!
  Хвала богам!.. Пленивший его степняк не смог отъехать далеко, стянутый петлёй в предплечьях, Смага волочился сзади по земле, цеплялся за траву и корни, мешая коню набрать разгон. Обнаружив погоню, кочевник заспешил, засуетился, а увидев, что мой скакун его нагоняет, отвязал аркан от седла и подался в бега.
  Я не стал его преследовать и остановился возле пленника. Всклокоченный, вывозенный в пыли парень, нещадно ругаясь, скинул с себя верёвку и погрозил кулаком обидчику.
  - Я нож вытащить успел, а верёвку перерезать не смог. Крепкая зараза, из конских волос сплетена, - попытался он оправдаться передо мной.
  Убедившись, что с ним всё в порядке, я вернулся на место схватки. Лошади поверженных врагов сбились в кучку и щипали траву немного в стороне. Убитый копьём воин лежал неподвижно, над вытекшей из раны кровью уже роились большие мухи. Второй был жив, но, похоже, потерял сознание при ударе об землю. Спешившись, я подошёл к степняку с бородкой и усами, удар меча смягчила круглая войлочная шапка на голове, он уже пришёл в себя и теперь пытался сесть.
  - Но, но! Не балуй! - мой окрик остановил его руку, потянувшуюся к висевшему на поясе ножу.
  Кочевник замер и остался сидеть на траве, отставив попытки к сопротивлению, он был совсем молодой, может чуть постарше меня, глаза смотрели в небо, а губы еле заметно шевелились, словно шептали какую-то молитву.
  - Кто такой? Что здесь делаешь? - попытка выглядеть свирепо и угрожающе у меня получилась неудачной.
  Скосив взгляд в мою сторону, парень сплюнул на землю и снова уставился в небо.
  Я не знал, как его разговорить, и лихорадочно пытался что-нибудь придумать.
  "У меня же есть кольцо Сартак-бека, может оно поможет?" - пришло вдруг на ум.
  Подарок ханского советника, хоть и был из золота, но выглядел невзрачно, грубая отливка с плоской площадкой, на которой выдавлена трёхпалая птичья лапа. Я надел кольцо на палец и показал пленнику.
  С тем внезапно произошла разительная перемена - гордость куда-то исчезла, лицо посерело от страха, а над верхней губой выступили капельки пота.
  - Прости, Урус-богатур, что мы пытались тебе помешать, - перевернувшись на колени, степняк стал биться головой об землю. - Мы не знали...
  - Стой, - мне с трудом удалось его остановить. - Кто вы такие?
  - Я - Чонке, младший сын Давлет-бека. Мы с друзьями, - парень запнулся, подбирая слова. - Мы с друзьями охотились здесь.
  Подняв на меня глаза, он тихо продолжил: - Делай со мной, что хочешь. Можешь убить или продать в рабство, только не выдавай Сартак-беку. Хан Алмуш прикажет вырезать всю мою семью.
  Для меня его слова оказались полной неожиданностью. Несколько молодых степняков сбились в ватагу и отправились грабить и похищать одиноких путников, нарушив ханский запрет, это я понимал, но удивила строгость наказания. Злость на разбойников у меня прошла, к тому же они получили по заслугам.
  - Уезжай в свой аил, и друзей своих забери, - решил я. - Если ещё раз встречу тебя на дороге - убью.
  Пленник застыл в оцепенении, боясь поверить услышанному, и очнулся, только увидев меня снова в седле. Поцеловав отпечатки моих сапог на смятой траве, он тихо спросил:
  - Скажи своё имя, батыр.
  - Путивоем кличут, - признался я, разворачивая коня.
  - Я запомню, - донеслось в ответ.
  За это время Смага успел поймать свою Порошу и собрать в кучу оружие степняков.
  - Добычу будешь забирать? - спросил он, подав мою сулицу с протёртым от крови лезвием.
  Любовно погладив древко выручившего меня метательного копья, я снова закрепил его за седлом, а от трофеев отказался. - Оставь себе.
  - А мне они на кой ляд?.. Тем более не мной добыты, - парень почесал затылок и поворошил оружие ногой. - А, впрочем, лук и стрелы я заберу, пригодятся. Тренироваться буду стрелять с коня.
  Лук кочевника был в полтора раза короче и с более выгнутыми концами, чем у наших стрелков. Проверив его на силу натяжения, Смага остался доволен:
  - Слабоват по сравнению с моим, но для охоты пойдёт. Глядишь, в дороге птицу или сайгака подстрелю, надоело вяленым мясом питаться.
  Оставив поле боя, мы вернулись на дорогу и направились назад к роднику. Кольцо Сартак-бека я благоразумно спрятал в загашник, решив доставать его только в самом крайнем случае.
  На полдороге нам встретился Кудеяр с тройкой дружинников, обеспокоенные долгим отсутствием дозорных, они спешили на выручку.
  Выслушав моё сообщение о схватке, наш воевода долго выпытывал подробности и, успокаиваясь, спросил в конце:
  - Они не вернутся?
  - Нет, - твёрдо ответил я, вспомнив глаза пленника. - К тому же их и было всего шестеро.
  Мы ехали, немного приотстав от цепочки всадников, и мне захотелось посоветоваться со старым ветераном:
  - Во время схватки я не смог убить противника мечом, просто ударил плашмя по голове. Наверное, я проявил слабость?
  Мой вопрос оказался неожиданным для сотника.
  - Если бы я был молодой, то посчитал бы это неумением или даже трусостью, - произнёс он после короткого молчания. - В горячке боя, когда жизнь твоя или товарища под угрозой, просто некогда щадить врага. Только очень сильный и уверенный в себе человек сможет удержаться от смертельного удара... Ведь ты был уверен в победе?
  - Да,- признался я. - Они были молодые и неумелые.
  Взглянув на мои усики, Кудеяр слегка улыбнулся, но твёрдо добавил:
  - Теперь я знаю, что в тяжёлом бою ты не подведёшь.
  Слова бывалого воина успокоили меня и вернули уверенность.
  
  Глава 10
  
  На следующее утро в пару ко мне Кудеяр поставил дружинника Горяя, высокого плечистого парня с русой бородкой на румяном лице.
  - Будьте внимательны, проверяйте все подозрительные места, но держитесь в пределах видимости, - напомнил он.
  Вопреки ожиданиям, дорога оказалась свободной, и к вечеру наш отряд благополучно спустился к берегу Днепра. С нашей стороны плотный травянистый берег заканчивался невысоким уступом, под которым вдоль песчаной кромки в беспорядке лежали размытые глыбы и комки глины. Величавая гладь прозрачной сине-зелёной воды с яркими бликами от вечернего солнца тянулась вперёд ещё на полверсты и на той стороне заканчивалась тёмной полосой прибрежного леса. Ниже по течению в маленьком заливчике были устроены деревянные мостки, к которым причалены четырёхвёсельный дощаник и лодка поменьше, рядом на песке лежала маленькая долблёнка.
  Ещё когда мы спускались с береговой кручи, я заметил в стороне большую ровную площадку с травой и деревьями, на ней под одним навесом сушились сети, под другим - связки рыбы. Оттуда по тропинке в сопровождении чёрно-белой собачонки к нам спустился сухонький, но бодрый старичок в закатанных до колен портах и с соломенным колпаком на голове. Следом прибежал парнишка, лет четырнадцати, а ещё немного погодя, косматый и бородатый мужичок в тёмном кафтане на голое тело. Это были лодочники.
  День заканчивался, и переправу решили перенести на утро. С грузом и людьми проблем не было, лодки быстро перевезут их на тот берег, а вот переправить на ту сторону лошадей предстояло только вплавь. Ниже на версту река текла между двумя галечными отмелями, где течение воды резко усиливалось, но зато и ширина основного потока уменьшалась до ста саженей. Все проходящие караваны именно там переплавляли своих коней.
  Пока мы развьючили лошадей и приготовились к ночлегу, солнце село и стало темнеть. Я с тоской вытащил из кармана лесу с крючками и спрятал обратно, времени на рыбалку не оставалось. К моему большому огорчению, рядом с Липками нет подходящих для рыбной ловли рек и озёр, и мне удаётся посидеть с удочкой только в редких поездках, да и то не всегда. Но без рыбы мы не остались, мальчишка-лодочник снял с кукана и притащил к нашему костру пудового сома, из которого получился прекрасный ужин.
  Ответственным за утреннюю переправу коней Кудеяр назначил Веденю, молчаливого здоровяка с сабельным шрамом на правой щеке, а меня - его помощником, и отправил нас спать, освободив от ночного дежурства.
  Поднявшись с рассветом, мы собрали коней в одну кучу и погнали вниз по широкой набитой тропе. На себе я оставил одни порты и теперь ёрзал по голой спине жеребца, возглавившего табун. Дружинник Веденя ехал последним на своём рослом вороном мерине и подгонял замешкавшихся лошадей криками, свистом и длинной палкой.
  Скоро речной обрыв начал отжимать тропу ближе к Днепру, да и гряда холмов с его противоположного берега стала заметно ближе, что говорило о резком сужении долины. Проскочив заросли ивняка, мы выехали на открытое место, отсюда река выглядела совсем по-другому.
  Крутые склоны, словно горлышко кувшина, сжимали речной поток с двух сторон, на входе в это горлышко вода промыла жёлоб в галечнике и текла быстрой могучей струёй без водоворотов и завихрений, но затем к берегам вплотную подступали скалы и каменные осыпи, и начинался опасный порог. Для переправы годился лишь короткий, саженей сто пятьдесят, участок реки с ровным течением.
  - Давай, Мануй, тебе вести табун на ту сторону, - негромко сказал я в уши жеребца и ласково потрепал за холку.
  Громко всхрапнув и встряхнувшись всем телом, тот скосил на меня карий глаз и, задрав голову, подал голосом сигнал другим лошадям, сбившимся в кучу позади нас. Затем, дождавшись ответа, решительно шагнул в поток. Остальные кони, сначала робко, а потом смелее и смелее потянулись за вожаком . Прохладная вода быстро достигла моих босых ног и стала подниматься выше, а когда дошла до коленей, жеребец резко оттолкнулся задними ногами и поплыл, шумно фыркая. Соскользнув с его спины, я поплыл рядом, загребая одной рукой, а второй держась за гриву. Позади нас над водой торчали головы остальных лошадей, последним, немного приотстав, тянулся Веденя, ухватившись за хвост своего скакуна.
  Плывший чуть в стороне перед ними конь внезапно чего-то испугался и, развернувшись на месте, устремился назад. Выскочив на галечник, он стал растеряно смещаться по берегу вслед за сородичами и жалобно заржал. Течение быстро тащило нашу группу вниз, но и желанная земля становилась ближе и ближе, вот уже и мерин дружинника пересёк середину потока. Боязнь остаться в одиночестве пересилила страх перед текущей водой, отставший конёк бросился в воду и заспешил вслед за табуном. Но время было упущено, неумолимое течение влекло беднягу вниз, и он не успевал добраться до края галечной косы.
  Когда я вместе с Мануем, а за нами и остальные лошади благополучно выбрались на берег, несчастный конь проплыл лишь половину пути и теперь стремительно удалялся по реке, влекомый могучей струёй в самый центр порога. Его голова быстро превращалась в маленькое пятнышко, а прощальное ржание заглушил гул воды.
  - Дурной конь, - по-житейски буднично проронил Веденя и сплюнул. - Всё равно сгинул бы в пути. От каждого шороха дёргался и падал.
  Пожелав бедолаге лёгкой смерти, я выбросил дурные мысли из головы и подошёл к своему жеребцу.
  - Молодец, Мануй, - в ответ на мою похвалу и ласковое поглаживание по шее, негодник весело встряхнулся всем телом и окатил меня брызгами воды.
  Под горячим утренним солнцем над шкурами лошадей поднимался лёгкий парок, они беспокойно били копытами по каменным окатышам и стремились к траве и зелени. Запрыгнув на спину скакуна, я повёл табун к месту переправы основного отряда.
  Большая часть груза уже была перевезена, и мы приступили к сборам. Вскоре кони были осёдланы, вьюки размещены на привычных местах, и наш караван продолжил свой путь по заведённому порядку. Около полудня степная дорога вывела меня на натоптанный тракт, который, петляя между редкими околками и перелесками, терялся за далёким увалом.
  - Эта дорога идёт по левому берегу Днепра и ведёт к хазарам в Каганат и в Таврику, - пояснил подъехавший сзади Кудеяр. - По ней же будем возвращаться назад в Лтаву без заезда к уграм.
  По пустынному тракту мы двигались ещё два дня, а затем воевода внезапно повернул и увёл наш караван далеко в сторону от дороги. Версты через две отряд спустился в широкую пологую балку, по дну которой бежал небольшой ручей, окружённый зарослями кустов.
  - Здесь мы остановимся на пару дней, всем вымыть и вычистить коней, пусть они хорошо отдохнут, - подал команду сотник. - Дальше начинается "Дикое поле", пойдут сухие места, воду повезём с собой в бурдюках.
  Отдохнуть хотелось не только лошадям, но и людям, и все радостно принялись за работу. Обиходив и отправив пастись своих коней, я ещё успел постирать походную одежду и вымыться сам, прежде чем солнце коснулось края земли.
  Кряхтя и постанывая, ко мне присоединился Смага, но не стал разбирать вьюки, а плюхнулся животом на траву, широко раздвинув ноги.
  - Давай становище сначала устроим, - попытался я его поднять. - Потом отдохнём.
  - Не могу, - отказался тот. - У меня задница не деревянная, как у некоторых. Как крапивой, зараза жжёт. Все два дня буду здесь лежать, не вставая.
  У меня тоже болело седалище и вся внутренняя часть бёдер, но уже гораздо меньше, чем в начале похода.
  - Ладно, - пожалел я беднягу. - Лежи, сам всё сделаю.
  При желании можно было ночевать в шатре, который устанавливали на каждой стоянке, но большая часть дружинников, как и мы с другом, предпочитали спать на открытом воздухе. Сложив сёдла и вещи, я быстро оборудовал лежанку и затем отправился за дровами для артельного костра.
  - Молодец, - встретил меня отрядный кашевар Юрас, улыбчивый парень с круглым веснушчатым лицом и с копной соломенных волос на голове. - Давай помогай, а то остальные сегодня долго копаются.
  Немного погодя к костру подтянулись другие отрядники, приковылял даже страдалец Смага, видимо, скучно было лежать в стороне от всех. Люди радовались предстоящему отдыху, весело подтрунивали друг над другом.
  - Кудеяр, - помешивая варево в котле, неожиданно спросил кашевар. - Может, завтра охоту с загоном устроим, мясца, дичинки добудем.
  - Можно, - согласился сотник. - Я и сам об этом подумывал.
  Весело обсудив предстоящую охоту, дружинники стали вспоминать забавные случаи из охотничьей жизни, один мне особенно запомнился.
  - Здесь в степи для охотника опасности мало, разве что на дикого быка напорешься, да неудачно подранишь, и ещё волки, но это в основном зимой, - начал рассказ Бермята, опытный зрелый воин с седыми прядями в бороде и цепким холодным взглядом. Он был приставлен Нагибой для охраны молодого боярина, и почти всё время неотлучно сопровождал Истислава.
  - В наших же лесах голову сложить при встрече со зверем намного проще, - продолжил он, оглядев собравшихся неожиданно лукавыми глазами. - Я человек бывалый, на матёрого кабана хаживал, медведя брал в одиночку, но самого большого страху натерпелся - не поверите, от лося.
  Как то ранней осенью отправился я в лес с топором черенков заготовить для разных хозяйских дел. Солнышко светит, деревья нарядные стоят, листва как раз желтеть и краснеть стала. Красота... Рядом было большое моховое болото, и решил я туда заглянуть, проверить, много ли клюквы ждать, и как она спеет.
  Иду себе потихоньку, вдруг слышу - шум странный впереди. Осторожно подкрался, выглянул и обомлел. На лужайке здоровый матёрый лось лосиху обхаживает, и так её бочком, и этак, совсем парень голову от любви потерял. А потом прижал к большому кусту и начал пристраиваться сзади. Я залюбовался и не заметил, как прислонился плечом к сухому деревцу, а оно внезапно взяло, да и сломалось, да ещё с громким треском.
  "У них ведь гон сейчас, самое опасное время", - дошло до меня. - "Куда бежать".
  -Заметив помеху, бык разъярился, громко протрубил, затем опустил к земле голову с рогами и попёр на меня. Вокруг болото, редкие кустики и чахлые деревца с руку толщиной, своими острыми копытами лось их как тростинку сломает. Кость у него на башке потолще моего топорища, и рога на сажень раздвинуты, - рассказчик широко развёл руки, показывая их размах.
  - Развернувшись, я помчался к видневшимся вдали кронам больших деревьев. Не знаю, как мне удалось не ухнуть в бочаг с водой, наверное , от страху вырастали крылья за спиной. Слава Сварогу-создателю, встретилась приличная осина, и я сразу вспорхнул на неё. Кора гладкая, сучёчки тоньше пальца, да сухие и хрупкие, а до больших веток лезть далеко, и сил совсем не осталось. Повис я посредине дерева, обняв его руками и ногами, и вниз посмотреть страшно.
  Удар был такой мощный, что только чудом осина не сломалась, у меня отшибло потроха, и руки стали деревянными. А зверюга топчется внизу и не уходит. Роет землю копытами, время от времени трубит, вызывая соперника на бой, и трётся об дерево.
  И вот ведь какая оказия, после бега пузырь мочевой переполнился, мочи нет терпеть, а я даже одну руку разжать не могу, сразу полечу вниз. Ждал я, ждал, а потом справил малую нужду прямо в порты. С одной стороны вроде легче стало, но, тут чувствую, задница тяжелеть начинает.
  - Стыдно признаться, братцы, но дожидаясь, пока лось уйдёт, я мечтал об одном - что бы свой постыдный срам наружу не выпустить, - закончил он свой рассказ под громовой хохот слушателей.
  Когда все немного успокоились, Бермята стал серьёзным:
  - Таинство это великое - любовь. Старики правильно говорили, что грех большой за зверем в такое время подглядывать. И наказание я получил по заслугам.
  Ночь выдалась тёплая и тихая, добросовестно отдежурив выпавшее по жребию предутреннее время, я с радостью завалился обратно на лежанку и проспал до самого обеда. Наконец-то удалось выспаться.
  Вскоре начались приготовления к охоте. Недалеко от лагеря мы взад-вперёд прогнали по степи наш табун лошадей, примяв траву на полосе длиной саженей в семьдесят. С задней стороны сотник поставил троих лучших стрелков: Смагу, Горяя и Добрана, шустрого невысокого парня с постоянной улыбкой на скуластом лице.
  - Мы не на промысле, и добыча нужна только для пропитания, - наставлял их сотник. - Не озоровать, маток с выводком и молодняк не трогать. Смотрите у меня.
  В лагере оставили Юраса, остальные пятеро: Истислав, Кудеяр, Бермята, Веденя и я сели на лошадей и отъехали на дальний край поля. Там мы разместились широким полукругом и, двигаясь зигзагами, стали нагонять дичь на полосу притоптанной травы перед стрелками.
  В разгар зноя вся степная живность предпочитала отлёживаться в травяных зарослях, терпела до последнего, но, не выдержав шума, вставала на ноги или поднималась на крыло и смещалась в сторону от загонщиков. Всё чаще и чаще среди метёлок травы стали мелькать спины зайцев, дроф1, быстроногих антилоп, запорхали куропатки и другие птицы.
  Охота получилась очень удачной, стрелки добыли четверых сайгаков, тонконогих, размером с овцу, степных антилоп с длинным чувствительным носом, несколько дроф, почти десяток зайцев и кучу стрепетов и куропаток. Больше всех настрелял Смага, и теперь ходил именинником, но, правда, недолго. Осматривая добычу, Кудеяр внезапно указал на молоденького самца антилопы с едва проклюнувшимися рожками:
  - А кто глупыша подстрелил?
  - Нечаянно получилось, - вмиг сник наш герой и стал оправдываться. - Я в другого целил, в матёрого, а этот под стрелу выскочил.
  Видя его раскаяние, сотник только укоризненно покачал головой.
  До конца дня мы потрошили и разделывали добычу, а годную для копчения и сушки часть мяса развесили над дымным костром с навесом. Всё остальное предстояло съесть за время стоянки, и походный котёл постоянно был полон кусками мяса или дичи на любой вкус. К вечеру все успели утолить свой голод по свежинке и теперь отдыхали вокруг костра, лишь изредка кто-нибудь, поковырявшись в котле, продолжал трапезу. Завязался разговор о Таврике, большинство из нас ехало туда впервые, и всем было интересно услышать о ней подробности.
  В своё время гистрионы из бродячего цирка много говорили об этой земле, и я с удовольствием поделился своими знаниями с товарищами.
  - Это целая страна, которая со всех сторон окружена морем, с остальным миром её связывает лишь узкий перешеек, - рассказывал я. - Половину занимают степи, дальше на полдень начинаются горы, поросшие обширными лесами, и чем ближе к морю, тем они выше и круче. Крупные города расположены вдоль морского берега, там живёт основная часть населения. Когда-то давно прибрежная и горная земля принадлежала скифскому племени тавров, а степи - сарматам, потом из-за моря приплыли греки и стали отвоёвывать побережье и строить городские поселения, сделали даже своё Боспорское царство. За счёт торговли, ведь сюда свозили товары и рабов с разных концов света, жили очень богато. Потом появились готы, разгромившие царство, затем войска великого Атиллы, следом булгары хана Аспаруха, а в самом конце - хазары.
   После всех этих завоеваний города заселяет смесь народов различных наречий и со своими богами. Больше всего ромеев, русичей, алан, готов, меньше касогов, тавров, иудеев, хазар, потомков гуннов и булгар. Главной верой считается греческая, в городах много храмов и базилик и есть даже отдельные монастыри, устроенные в пещерах среди труднодоступных горных вершин.
  Щедрая и плодородная земля при хорошем поливе даёт богатый урожай, жители разводят много фруктовых садов и виноградников, делают своё вино, тем более, что зима на побережье короткая и часто бывает без снега и морозов. Море обильно рыбой, её интенсивно заготавливают и в сушёном и вяленом виде продают в соседние страны.
  Высказав сохранившиеся в памяти сведения, я растерянно замолчал, пытаясь припомнить что-нибудь ещё.
  - Молодец! Всё правильно сказал, - раздался за спиной голос Кудеяра. Выйдя к костру, сотник уселся рядом и подбросил в огонь пару сушин. - В одном только ошибся - города в Таврике задолго до ромеев построили наши предки из Русколани. На месте главного греческого города Херсонеса раньше находился город Корсунь, там до сих пор сохранилась священная дубовая роща, вот только дуба-патриарха, у которого приносились требы нашим богам, больше нет. Мой отец ходил с князем Бравлином в военный поход на земли ромеев, и я хорошо запомнил его рассказы.
  - Расскажи про поход, - посыпались просьбы со всех сторон.
  Поправив дрова, Кудеяр подождал, пока пламя весело разбежится по сучьям, и, не отрывая взгляда от огня, заговорил глухим монотонным голосом:
  - Я был совсем несмышлёнышем, и помню всё лишь по пересказам отца. Время тогда было смутным и тревожным, хазары как раз разгромили княжества русичей по реке Русь, и их отряды доходили до Киева и Чернигова. Наши воеводы местами давали им отпор, но действовали больше в розницу, а не сообща, и толку было мало. Множество русичей хазары угнали в полон, уцелевшие после набегов люди в страхе переселялись за Днепр и Десну. Тогда же ещё и древляне поссорились с полянами и отвлекли на себя киевскую дружину. На призыв о помощи откликнулись ильменские словене, прислали большое войско на многих ладьях во главе с князем Бравлиным. Он сумел разгромить древлян и помог полянам и северянам замириться с хазарами.
  Хазарский каганат давно мечтал ослабить и полностью подчинить города Таврики, и во время переговоров его посланники легко уговорили князя совершить набег на земли ромеев, где обещали богатую добычу. Дело упрощалось тем, что ильменцы могли посадить дружину на суда и, спустившись по Днепру, неожиданно напасть на Таврику со стороны моря. Своё войско Бравлин пополнил добровольцами из полян и северян в главе с князем Мезимиром. Так мой отец попал в его дружину.
  До этого набега нужды в защите со стороны моря у ромеев не было. Если патрульные корабли у них и были, то немногочисленные и слабо оснащенные. Не встречая особого сопротивления, Бравлин высаживался на берега, разорял предместья городов и захватывал добычу. Так он опустошил все побережье от Херсонеса до хазарской границы - города Боспора.
  Кудеяр осмотрел всех придирчивым взглядом и, убедившись во внимании слушателей, решил пояснить:
  - По правде говоря, отец дома при мне сильно порицал князя... Вроде бы всем был хорош Бравлин, умён, решителен, лют в бою и всегда шёл впереди дружины, вот только вера в наших светлых богов у него ущербной оказалась, и алчность затуманила головы как князя, так и его ближайших помощников. Нарушив заветы предков, стали они брать людей в полон для продажи хазарам, а ещё грабить и осквернять чужие храмы и базилики, прибирать к рукам богато украшенные покрывала, жемчуг, золотые лампады, сосуды, драгоценные камни и прочую утварь. Кощунствуя над чужими святынями, князь забыл, что этим может разгневать и наших богов, лишиться их защиты, за что вскоре и поплатился, - закончил пояснения сотник, затем продолжил рассказ.
   - Свой удачный и дерзкий поход Бравлин решил завершить взятием большой крепости, какой являлся город Сурож (ромейская Сугдея). Главная часть города находилась за каменной стеной с железными воротами. Осада продолжалась десять дней, и, в конце концов, ворота удалось проломить. Когда князь ворвался в крепость во главе своей рати, на его пути оказался храм Святой Софии. Бравлин уже оценил во время налетов на побережье богатство византийских базилик. Ближняя дружина под его предводительством быстро взломала двери, и пока бояре обшаривали все помещения и собирали добычу, князь остановился возле стоящей в углу гробницы. Это было место упокоения бывшего епископа2 Стефана.
  Обнажённым мечом он решил скинуть с неё покрывало, но внезапно рухнул на пол и забился в припадке. Его голова оказалась повёрнута набок, изо рта пошла пена.
  "Великий и святой человек лежит здесь", - закричал Бравлин. - "Он ударил меня по лицу, и обратилось лицо мое назад! Верните все, что взяли!"
  Напуганные дружинники побросали добычу. После этого они подхватили было князя на руки, но тот снова закричал:
  "Не делайте этого! Пусть буду лежать, ибо изломать меня хочет один старый святой муж. Притиснул меня, и душа из меня вот-вот изойдет! Быстро выводите рать из города сего".
  Прекратив грабёж, устрашённая дружина поспешила оставить крепость. Соратники вернулись к лежащему в храме перед гробом князю.
  "Возвратите всё", - сказал тот. -" Всё, сколько пограбили священных сосудов церковных в Херсонесе и других городах, и принесите сюда, и положите ко гробу Стефана".
  Но этого оказалось мало. Бравлин внезапно услышал "страшный" голос святого:
   "Если не крестишься здесь в моей церкви, то не уйдешь отсюда и не возвратишься домой".
  "Пусть придут священники", - воскликнул в ответ князь. - "И окрестят меня! Если встану, и лицо мое обратится, то крещусь!"
  Дружинники быстро собрали священников, и те, во главе с епископом Филаретом, преемником Стефана, стали читать над страдающим князем молитву, а затем провели обряд крещения. Как по волшебству, больному становилось всё лучше, а по завершению обряда - он смог выпрямиться. Поразившись увиденному, некоторые бояре поспешили последовать его примеру, и тоже окрестились в греческую веру.
  После такого потрясения князь резко переменился, он выпустил на свободу весь полон, почтил город, храм и священников богатыми дарами, а с ромеями заключил договор о мире и торговле. Неделю Бравлин прожил у гроба Стефана, затем посадил всю дружину на ладьи и удалился восвояси.
  Что сталось с князем в родной земле, я точно не знаю, но прожил он недолго, да и ильменцы, думаю, вряд ли простили ему измену вере отцов, - закончил Кудеяр свою историю.
  Меня поразил его рассказ, особенно удивила способность жреца чуждой нам веры совершать чудеса после смерти. Откуда у него столько сил?
  - Наверное, силищи огромной был перед смертью этот человек? - выразил общее мнение рассудительный Бермята.
  - Здесь дело в другом, - снова заговорил сотник. - Как объясняют волхвы, если человек ведёт праведную жизнь, не совершает дурных поступков, делает всё по справедливости, стремится к знаниям и пониманию законов Рода и всего сущего, значит он движется по "пути Прави4". Чем дальше он продвинется, тем ближе станет к "Сварге небесной5", тем больше у него будет духовных сил и возможностей влиять на Явь и Навь нашего мира. И не важно, при этом, какого он роду племени и каким богам молится, тем более, что одного и того же бога народы могут величать разным именем. Просто этот "путь" может быть у одного короче, а у другого длиннее, и через несколько воплощений. Главное, не свернуть в сторону, ведь вернуться будет намного труднее, и не погубить свою душу. Соблюдайте поконы Рода, уважайте чужую веру, и наши боги не оставят вас без помощи и защиты.
  После рассказа Кудеяра отрядники тихо разошлись по своим местам с задумчивым видом. Сон не шёл, и я начал размышлять о выбранной для себя цели в жизни. Путь воина, защитника правды и справедливости на "тропе Перуна" может оказаться для меня труднее и длиннее, чем путь знаний на "тропе Велеса", зато он будет не менее достойным и, на мой взгляд, более интересным. Утвердившись в своём выборе, я попытался припомнить совершённые в жизни какие-нибудь неблаговидные поступки, но не найдя больших прегрешений, успокоился и сразу уснул.
  
  Примечания:
  
  Дрофа! - самая массивная летающая птица из всех европейских пернатых, внешне напоминающая небольшого страуса. До недавнего времени ареал обитания дрофы был весьма обширным, но сегодня эти птицы занесены в Красную книгу. Летают дрофы сравнительно легко, делая равномерные и глубокие взмахи крыльями, подобно некоторым видам гусей, но планировать не умеют, обычно птицы держатся осёдло мелкими группами, совершая обход участков на своих сильных ногах. Вес взрослого самца достигает 18 кг, самок - до 7,5 кг. Питаются растительной и животной пищей.
  Епископ2 - в средневековье так называли старшего наставника отдельной общины последователей Иисуса Христа. Епископы надзирали за христианами конкретного города или конкретной провинции,
  Святой человек3 - гробница епископа Сурожского Стефана, умершего немного позже 750 года по современному летоисчислению. Исторический эпизод с князем Бравлином подробно описан в "Житие Стефана Сугдейского" - памятнике византийской литературы IX века и упомянут в других источниках.
  Путь Прави4 - вся наша вселенная, при всей её многомерности, от метагалактик до элементарных частиц, рождена, живёт и развивается по единому закону, который у славян называется Правь. Этот закон управляет всем миром, определяет его бытиё и развитие, а значит и взаимодействие Яви (мир явленный, вещественный) и Нави (мир духовный, посмертный).
  Жизнь каждому человеку даётся как испытание, как возможность, избежав соблазнов, возвысить свою душу в служении людям, роду, обществу. То есть, что бы он шёл по пути Прави.
  Одни люди, такие как волхвы, ведуны, мудрецы, поэты-песенники выбирают путь знаний или сознательного служения богу и передачи своего опыта другим людям. Такой путь внутреннего просветления называют ещё тропой (стезёй) Велеса.
  Другой путь или тропу (стезю) Перуна выбирают воины. Если человек погиб за правое дело, защищая свою землю, род и отечество, то его душа принимается сначала Перуницей, супругой Перуна, которая поит её живой водой. Чистая праведная душа, приобщившись тем самым к Высшему знанию, вливается в войско Перуново. После этого воин, переродившись в новое тело, может вернуться на землю или вести битву в других Звёздных Мирах, продолжая своё восхождение по пути Прави.
  Сварга небесная5 - в какой-то мере соответствует Ирию (Славянскому раю), но чаще употребляется, как обитель светлых Славянских богов, Мир Прави или конечная точка странствования Души на пути просветления.
  Иногда так называют Звездное Небо, именуемое Колесом Сварога, где на небесной оси возле Полярной звезды по представлениям славян находится центр мироздания (небесные чертоги Сварги).
  
  Глава 11
  
  Дождавшись, когда из-за излома дороги покажется наша колонна, я лёгким ударом пятками послал Мануя вперёд. Вот уже несколько дней после двухдневной стоянки мы движемся по бескрайним просторам "Дикого поля". За это время не выпало ни единого дождя, трава в степи пожухла и пожелтела, зелёным цветом выделялись только отдельные редкие низинки. Вся степная живность попряталась от жары, лишь шустрые ящерицы изредка пересекали пыльную дорогу перед копытами моего скакуна, и ещё в небе можно было разглядеть парящего коршуна или ястреба.
  Снова ускакав вперед, чуть в стороне от тракта я заметил небольшой курган, и без колебаний направился к нему. С вершины волнистая линия дороги просматривалась до края степи, и там, на месте её смыкания со слегка белёсым от зноя небом меня насторожило пыльное облачко. По мере ожидания оно становилось всё больше, и в его основании стали просматриваться более тёмные пятнышки. Без сомнения, навстречу двигался какой-то отряд или торговый обоз.
  Кудеяр встретил моё сообщение с невозмутимым видом. Остановив караван, он приказал нашим стрелкам спешиться, приготовить луки и стрелы и укрыться за вьючными лошадьми, а остальным дружинникам быть настороже. Сам же, достав свиток с печатью хана Алмуша, вдвоём с Веденей отъехал саженей на пятнадцать вперёд и замер в ожидании на обочине дороги.
  Тем временем встречный отряд, в котором было не менее сотни всадников, приблизился настолько, что стало возможным рассмотреть отдельные лица и облачение воинов.
  - Угры, - облегчённо выдохнул Бермята, и я внутренне расслабился. Хорошо, что не печенеги, которые в последнее время враждуют с уграми, такая встреча могла стать опасной, не спасла бы и ханская печать.
  Вытянутая по тракту колонна всадников молча надвигалась на нас, остановившись в десятке шагов от сотника, передние расступились, и вперёд выехали два хорошо вооружённых воина в добротной брони. О чём они разговаривали с нашим воеводой, не было слышно, я лишь удивлённо наблюдал, как подтягивающиеся конники деловито разъезжаются в стороны, создавая угрожающий полукруг. Степняки были готовы в любой миг кинуться в бой и смять нашу горстку. Но всё обошлось, их старший махнул рукой, и движение возобновилось.
  Зрелые, закалённые в боях воины сильно отличались от молодых юнцов, с которыми мне пришлось схлестнуться в начале похода. Хорошо одетые и вооружённые, многие из них вели за собой по два - три нагруженных вьючных коня. Да и во взглядах, которые они бросали в нашу сторону, не было любопытства, просто оценка наших сил и возможной стоимости.
  - Наёмники... Опасные ребята, - пояснил Кудеяр, когда хвост колонны стал удаляться. - В Семендере у наместника служили. Домой возвращаются... Нам тоже пора трогаться, сегодня ещё в степи заночуем, а завтра на перекрёстке дорог в караван-сарае отдохнём.
  Снова впереди пыльная пустынная степь. К вечеру следующего дня тракт вывел нас к маленькому селению, где основное место занимал караван-сарай. Большое приземистое здание для гостей, амбары, сараи и конюшня были огорожены невысоким глиняным забором, с тыльной стороны которого за оградой повыше виднелись ярко зелёные кроны садовых деревьев и черепичная крыша хозяйского дома. Дальше шёл ряд глиняных мазанок с камышовой кровлей в окружении фруктовых деревьев и огородов, на отшибе в дальнем конце виднелись три войлочных юрты, а чуть поодаль огромный сарай, как я позже узнал, для размещения невольников при перегонах. По сторонам селения пряслами огораживалось несколько загонов для скота. В пологой низинке рядом протекала маленькая речка, но её берега так густо заросли камышом, что чистая вода не просматривалась.
  Толстый усатый хозяин с круглой шапочкой на голове выскочил во двор навстречу нашему каравану. Для Истислава, Кудеяра и Бермяты нашлась свободная комната, а остальные решили ночевать в отведённом для груза амбаре. Когда, разгрузив торока и вьюки, я повёл своих коней в конюшню, то на входе их по-хозяйски перехватил бородатый мужчина с бритой головой и с обхватывающим шею кожаным ошейником.
   - Это наша работа, обиходим и устроим в лучшем виде, - улыбаясь, пояснил он и передал поводья подручному, молодому парню, тоже с ошейником. Мануй послушно, без обычных выкрутасов, пошёл за провожатым, и это меня успокоило - чувствовалась опытная рука.
  Пока мы разбирали свои вещи, хромой старик в потрёпанном халате принёс одну, затем вторую охапку сена. Я решил ему помочь, но тот пугливо отскочил в сторону и отрицательно закачал головой.
  - Не лезь, - остановил меня Веденя, - Здесь не принято помогать рабам, к тому же их и наказать за это могут.
  Только сейчас я заметил ошейник на шее старика. Получается, что люди с подобными украшениями - это всё рабы.
  Веденя подтвердил мою догадку. - Там ещё имя хозяина написано. А если бедняга посмеет снять свой ошейник, то его сразу убьют или очень сурово накажут.
  Натаскав сена, старик незаметно скрылся, да и другие рабы старались меньше показываться гостям на глаза.
  Всем нам хотелось смыть дорожную пыль, но бани в караван-сарае не оказалось. По желанию постояльцев слуги могли нагреть воды и даже наполнить ею большую деревянную лохань в углу двора, но все отрядники предпочли обмыться простой колодезной водой. Зато ужин оказался выше всяких похвал, кроме горячих кушаний было вволю свежих хлебных лепёшек и всякой зелени.
  Лошади нуждались в отдыхе, так же как и люди. Мы отсыпались весь день, и только на второе утро покинули гостеприимный караван-сарай.
  Теперь наш отряд двигался по более оживлённому тракту, который вёл из Саркела к Таврике. Ночевать приходилось возле редких колодцев или в открытой степи, для чего с собой постоянно везли воду в бурдюках. За неделю дороги мы встретили несколько торговых караванов и два раза пересеклись с воинскими разъездами угров. По договору с хазарским наместником степняки охраняли торговый тракт, и, разглядев ханскую печать, пропускали нас беспрепятственно.
  Двигаясь впереди, я долго вглядывался в степной простор, надеясь первым увидеть знаменитый Перекопский вал. Актёры бродячего цирка рассказывали, что в стародавние времена неизвестный народ в самом узком месте перешейка, отделяющего Таврику от остальной земли, прокопал глубокий, до десяти саженей, ров от края Синего моря до вод Скифского. Его длина достигала восьми вёрст, стены и дно выложены камнем, он заполнялся водой, и по нему плавали суда. С полуденной стороны рва те же люди отсыпали и укрепили огромную мощную стену. От кого они защищались, осталось тайной, построено это сооружение было задолго до появления греков. Множество разных народов прошло с тех пор по этим местам, канал заполнился песком и илом, а на месте стены остался длинный и всё ещё высокий, более десяти саженей, земляной вал.
  Вначале по видимому краю степи начала выделяться узкая тёмная полоска, по мере приближения она становилась шире, а на её фоне в конце нитки торгового тракта стали заметны признаки селения.
  Продолжать головной дозор было незачем, и, дождавшись каравана, я пристроился позади Кудеяра и Истислава.
  - Почти добрались, - весело объявил сотник, привстав на стременах. - Здесь начинается Таврика, и до Боспора нам остаётся сделать пять-шесть перегонов.
  Вблизи Перекоп, хоть и вытягивался ровной грядой далеко на обе стороны, выглядел обычным травянистым склоном крутого холма. Многочисленные козьи тропинки пересекали его в разных направлениях, а в ложбине на месте бывшего канала паслось небольшое стадо коров.
  Селение неожиданно оказалось достаточно большим, преобладали округлые полуземлянки и глиняные мазанки, крытые камышом, но ближе к центру встретилось несколько каменных домов с черепичными крышами и заборами из тёсаного камня в окружении фруктовых деревьев. Я даже успел заметить на примыкающей улице изящную прямоугольную базилику с закреплённым поверху крестом, сложенную из чередующегося розовато-красного кирпича и каменных блоков белого цвета. Странно было увидеть подобный материал в степном краю.
  Возле базарной площади мы въехали в гостеприимно распахнутые ворота караван-сарая и, разгрузив лошадей, устроились на отдых обычным порядком. Вал Перекопа находился совсем рядом, и до ужина я успел в одиночку, других желающих не нашлось, подняться на его вершину. На обратной стороне обнаружились руины старой каменной крепости, остатки её внутренних сооружений и мощных стен с башнями.
   "Вот откуда селяне брали камень для строительства", - дошло до меня.
  Земляная гряда тянулась прямой полосой на обе стороны, насколько хватало глаз, и терялась в степи. Ещё я заметил в лучах заходящего солнца далеко впереди с левой стороны возле самого окоёма1 странное марево бледно-розового цвета, которое меня сильно заинтересовало.
  - Что это может быть? - попытался я расспросить молодого разносчика пищи во время ужина в харчевне.
  - Соль на озёрах отсвечивает, - бросил тот, убегая на кухню за очередным блюдом.
  Сидевший рядом Кудеяр улыбнулся и стал пояснять:
  - В здешних краях низкие берега Таврики каждый год подтапливаются морем, образуя многочисленные острова среди лиманов и стариц. В начале зимы шторма и нагонные ветра наполняют эту мелководную часть моря водой, а с приходом весенней жары она начинает испаряться, и к концу лета почти вся высыхает, кроме самых глубоких участков. На дне таких мелких озёр остаётся корочка соли, которую местные жители собирают и продают. Крупинки соли и создают такой интересный цвет в лучах предзакатного солнца. Я тоже был озадачен, увидев его первый раз.
  Разгадка странного явления оказалась удивительна проста.
  "Таврика..." - думал я, засыпая. - "Загадочная страна-остров... Что ещё удивительное встретится на пути?"
  Снова под копытами коней тянется пыльная дорога в пожухшей от жара степи. Разбойников в этой части страны нет, и мы едем без головного дозора. Мануй по привычке постоянно норовит вырваться вперёд, и время от времени мне приходится сдерживать его прыть. Взгляду не за что зацепиться на этой равнине, только белесоватые пятнышки солёных озёр с левой стороны немного разнообразят эту картину. Одно озеро оказалось ближе к дороге. Напрягая зрение, я долго разглядывал бело-пенную чашу его высохших берегов и пятно светло-синей воды на середине. Удалось разглядеть и двигающиеся фигурки людей на краю, видимо, они собирали соль.
  Вскоре мы миновали маленькое селение, его обитатели попрятались от зноя, даже собаки лениво взбрехивали во дворах, не пытаясь выскочить на дорогу. Возле каждого жилища под большими навесами прямо на голой земле лежали кучи соли. Такое пренебрежительное отношение к очень ценимому в нашем краю товару для меня было в диковинку.
   Ближе к вечеру удивительные озёра постепенно растаяли позади в знойном мареве.
  Путешествие по степным дорогам Таврики оказалось даже более скучным, чем я ожидал. За три дня пути всего два раза мы разминулись с встречными караванами, остальное время тракт оставался пустынным. Редкие мелкие балки и пологие длинные увалы почти не оживляли унылую голую степь, лишь изредка взгляд облегчённо замирал на стоящем в стороне одиноком скифском кургане. В стародавние времена этот народ могилы своих воинов перекрывал сверху большой кучей земли и камней, и чем более знатным и уважаемым был лежащий там человек, тем выше насыпался холм. Судя по встреченным курганам, люди они были очень воинственные.
  Одно утешало, мы двигались быстро и не тратили время на устройство стоянок. Караван-сараи размещались по дороге на расстоянии дневного перегона друг от друга, теперь и людям хватало времени выспаться, и кони выглядели утром намного бодрее.
  На четвёртый день по правую руку от нас в сероватой дымке стали проглядываться волнистые очертания далёких холмов и возвышенностей, их дразнящие вершины сопровождали наш караван остаток пути до Боспора, так и не приблизившись к дороге. К концу дня среди пожухлой степи всё чаще стали попадаться обломки и глыбы светло-серого камня, на изломе которого были заметны обломки и даже целые створки древних раковин.
  Утром, покинув очередной караван-сарай, на выезде из селения мы остановились на развилке, вправо и влево уходили две равнозначные дороги, и обе со следами многочисленных караванов.
  Привстав на стременах, Кудеяр указал рукой налево:
  - Это путь на Боспор. А вторая дорога ведёт к другим приморским городам и доходит до самого Херсонеса.
   С сожалением проследив взглядом уходящую к далёким предгорьям ленточку тракта, я направил коня вслед за остальными дружинниками.
  Местность выглядела уже не так уныло, как прежде, по обочинам из травы выглядывали камни и глыбы ракушечника, всё чаще встречались узкие балки и глубокие рытвины с каменистыми склонами, на дне которых появились заросли кустарников и небольшие деревья. С левой стороны верстах в десяти от нас начиналось Синее море, его водная гладь была скрыта береговой кромкой, и по мере нашего продвижения возвышенности как бы вырастали вдоль изрезанного оврагами побережья, появлялось всё больше горок и холмов. В самых глубоких прогалах между ними я несколько раз уловил блеск воды.
  Около полудня наш караван начал огибать широкую лощину с крутыми склонами. Дорога, резко сузившись, виляла по косогору среди каменных глыб в зарослях травы и колючек. Внезапно за очередным поворотом взгляду открылась накренившаяся набок повозка без одного заднего колеса. Рядом с ней кучкой стояло несколько больших глиняных амфор, заплетенных в высокие ивовые корзины, и большой деревянный сундук, в стороне пасся крупный рыжий мул.
  Остановившись возле повозки, сотник покрутил головой по сторонам, затем зычно крикнул:
  - Эй, хозяева!.. Выходи, не бойся!.. Мы не разбойники, мы - русичи из Лтавы.
  Из-за большого серого камня в верхней части склона выглянула голова в круглой чёрной барашковой шапке, затем поднялся на ноги и стал спускаться к нам и её обладатель - высокий худощавый старик с крупным горбатым носом на скуластом лице и тёмными проницательными глазами. Он был одет в длинный полосатый кафтан с крючками-застёжками до пояса, обут в дорожные сапоги, а в руках держал короткий, как у степняков, лук и тул со стрелами. Судя по уверенному обращению с оружием, старик был умелым стрелком. Следом из-за соседнего камня вылез пухлощёкий детина в длинной сорочке без ворота с толстой палкой в правой и топором в левой руке.
  - Я - Голда бен Моше Синан-Челеби, винодел из Ардабды2, - с достоинством произнёс старик. - Следовал в Боспор, да случилась досадная неприятность, сломалось колесо.
   Он говорил по-нашему вполне свободно, лишь изредка отдельные неправильные звуки в словах выдавали чужака.
  Когда, спешившись, Истислав и Кудеяр так же церемонно представились в ответ, владелец повозки заговорил уже обычным голосом, и с просительной ноткой:
  - Надеюсь, столь важные люди окажут помощь старому человеку?
  - Поможем, обязательно поможем, - заверил Кудеяр и направился к повозке осматривать место поломки.
  - Гиля, спускайся к нам, - обрадовано закричал старик. - Эти добрые люди согласились нам помочь.
  Словно возникнув из пустоты, наверху появилась женщина в длинном тёмно-синем платье и стала спускаться вниз, приподняв руками подол и легко перепрыгивая с камня на камень. Выказав неожиданную обходительность, Истислав подскочил к обочине и помог незнакомке завершить спуск.
  Перед нами, скромно потупив голову, предстала молоденькая, лет шестнадцати, и удивительно красивая девушка. Широкий пояс с круглыми серебряными пряжками обтягивал тонкую талию, подчёркивая крутизну бёдер. Коротенькая, до пояса, зелёная кофточка, украшенная разноцветной вышивкой и с широкими, опущенными чуть ниже локтей, рукавами распахнулась, открывая высокую грудь, закрытую ажурной белой сеткой с жемчугом и бисером, и изящную шею. Волосы, заплетённые в тонкие косички, прикрыты коричневой, под цвет пояса, круглой шапочкой с нашитыми по бокам монетами, от которой на плечи спускается кружевная накидка.
  Очарованный, я не мог отвести взор от миловидного лица с тонкими бровями, прямым чувственным носом, пухлыми губами и ямочками на щеках, и лишь когда перехватил насмешливый взгляд её чёрных с поволокой глаз, смутился и отвернулся в сторону.
  - Рад представить вам свою дочь, Гилену, - засуетился старик, затем торопливо отвёл девушку к груде вещей, усадил на сундук и заставил прикрыть голову и плечи цветастым платком.
  Присоединившись к сотнику, я осмотрел тележную ось и сломанное колесо. Исправить лопнувший обод оказалось невозможно, а заменить было нечем.
  - Это всё Бакча виноват, - хозяин повозки кивком указал на переминающегося с ноги на ногу увальня в сорочке. Топор тот засунул за пояс и теперь шумно сопел позади с дубинкой на плече. - Говорил ему: проверь повозку тщательно перед дорогой... Поленился, дурень, а теперь как исправить?.. Да ещё дочка уговорила взять с собой.
  - Дай-ка свою палку сюда, - Кудеяр забрал у парня дубинку, примерил к тележной оси и остался доволен. - Как раз для костыля годится. Вот только людям придётся идти пешком, а груз на лошадях повезём.
  Пока мы с сотником привязывали к тележной оси деревянный костыль, дружинники закрепили корзины с амфорами среди остальных наших вьюков, а Бакча запряг мула в повозку, на которой из всего груза оставили только сундук.
  - Но-о, Рыжий! Пошёл! - взяв своего четвероногого друга под узцы, возчик повёл его по дороге, приноравливаясь к давлению рыскающего в сторону возка.
  Постепенно ход выровнялся, и повозка бодро покатила вперёд, оставляя в дорожной пыли глубокий волнистый след от костыля. Довольный старик засеменил следом. Гилена намеревалась идти рядом с отцом, но помешал Истислав. Не обращая внимания на возражения, боярин усадил девушку в седло своей Гречи и пошёл впереди, ведя кобылу в поводу.
  Теперь, имея повозку в середине каравана, мы двигались чуть медленнее обычного - со скоростью среднего пешехода, что не мешало к вечеру добраться до Боспора. Нападений тоже можно было не опасаться, по словам сотника шайки разбойников боялись появляться вблизи ставки хазарского наместника и обретались далеко в горах. Мне быстро наскучило ехать впереди, решив размять ноги, я спешился и присоединился к спутникам, собравшимся возле новых людей.
  Старик-винодел оказался очень словоохотлив и с воодушевлением описывал местную жизнь и порядки. В Боспоре ему принадлежал большой дом с садом, но после смерти жены он предпочитал жить в селении Ардабда, на месте разрушенного древнего ромейского города Феодосии. Там совсем рядом с морем у старика находилось поместье с большим виноградником, сад с оливами, размещалась давильня для масла и всё необходимое для производства вина. Себя он называл караимом3, его прадед переселился в Таврику из далёкого Вавилона, став основателем рода Синан-Челеби.
  - А-а, иудей... - догадался я.
  Винодел неожиданно для всех рассердился.
  - Не надо путать караимов с нечестивцами, которые извратили Священное писание Талмудом и Торой и назначили себя богоизбранным народом. Всех людей другой веры они считают настолько ниже себя, что в отношениях с ними допускают нарушения заповедей бога Израилева. В отличие от них, мы, караимы, живём по законам Моисеевым, уважаем чужую веру и обычаи и полагаем, что ищущий человек любой крови может увидеть свет и принять душой нашего бога.
  Из его горячей речи я вывел, что он всё-таки иудей, но имеет другую, более правильную веру.
  Посмотрев на лица слушателей, старик так же неожиданно успокоился и продолжил рассказ о Таврике.
  Земля здесь очень хорошая и может прокормить множество народу, но не хватает пресной воды. После таяния снега ручьи и речки быстро пересыхают, в большинстве местных озёр вода солёная, а редкие источники и колодцы все наперечёт. Жителям приходится собирать дождевую воду, а также устраивать своеобразные погреба для хранения снега и льда. Выкопав глубокую яму, тщательно обмазывают её глиной. Выше дна устраивают настил из жердей, на который укладывают солому. Всю зиму собирают снег и засыпают им яму вперемешку с соломой. Снег подтаивает и смерзается в лёд, заполняя всё пространство. Весной яму закрывают крышкой, а с наступлением жары талая вода скапливается на дне. Она вонючая и противная на вкус, зато пригодна для скота и для полива огородов.
  Мастер Голда, так мы стали звать винодела, оказался знатоком истории, большим любителем древних тайн и вопросов мироустройства. Он собирал старые книги и манускрипты, и сам мечтал оставить потомкам подробное описание населяющих Таврику народов и их соседей. Желая поближе узнать порядки и обычаи русичей, старик предложил нам поселиться в его пустующем доме.
  - Наместник сейчас уехал в Итиль и вернётся не раньше, чем через месяц, - уговаривал он. - Вам придётся ждать его возвращения, так зачем тратить деньги на караван-сарай. Есть просторная конюшня с загоном, места хватит и для лошадей.
  Доводы мастера быстро убедили Истислава с Кудеяром принять предложение.
  За разговорами время текло незаметно, и чем ближе мы продвигались к городу, тем чаще в сторону от тракта разбегались боковые дорожки, ведущие к затерянным среди холмов селениям. Когда пересекали русло небольшой пересохшей речки, винодел показал на разбросанные по долине белые камни:
  - Это место называется Оврагом каменных овец.
  И действительно, издалека казалось, что по склонам разбрелась отара белых овец, а между ними выделяется фигура пастуха, предавшегося дремоте после утомительной прогулки.
  На отдельных участках дорога петляла между развалинами древних построек и иногда пересекала остатки крепостных стен, всё это подтверждало правоту рассказов о некогда процветающем и богатом Боспорском царстве. Селения встречались всё чаще, и тут выяснилось, что мы давно движемся по предместью города. Скопления жилых построек были хаотично разбросаны по окрестностям и иногда разделялись между собой большими пустырями. С окраины преобладали глиняные дома и полуземлянки, а ближе к центру больше наблюдалось каменных строений различного размера, от маленьких хибарок без окон до огромных хоромин с черепичной крышей. Жилища отделялись невысокими, сложенными преимущественно из камня заборами, вдоль которых в изобилии были рассажены фруктовые деревья. С закатной стороны всё время притягивала взгляд высокая гора с зелёными, поросшими травой и кустарником склонами, в её верхней части до самой вершины были хорошо заметны следы разрушенного старого города4. Обтянув полукругом подножие горы, дома и хибарки горожан неравномерно разбегались по пологому склону, плавно или небольшими уступами спускаясь к морскому берегу.
  Солнце как раз коснулось окоёма, когда, попетляв по узким улочкам, наш караван остановился у ворот хозяйского дома. Послышался собачий лай, поднялся переполох, затем створки распахнулись, и мы, пропустив вперёд повозку, въехали на просторный, мощёный камнем двор. По обе стороны от ворот, вплотную примыкая к забору, тянулся ряд хозяйственных построек. В левую сторону за ними начинался сад, а с правой стороны двор замыкался приземистой конюшней с дощатой крышей и открытым проходом в отгороженную для скота часть пустыря. Большой дом винодела высился впереди в глубине сада, он был окружён фруктовыми деревьями, а по каменным стенам под самую крышу тянулись многочисленные плети винограда. К входной двери вела ровная дорожка, выложенная мраморными плитами и обсаженная по краям невысоким кустарником с крупными красивыми цветами.
  Как оказалось, мастер Голда считал рабство варварским пережитком, недопустимым для образованного человека. Надзор за его хозяйством осуществлял управляющий, который жил со своей семьёй в небольшом домике с другой стороны поместья, рабов не было, а для уборки и переработки урожая нанимали работников со стороны.
  Пока мы развьючивали и рассёдлывали лошадей, низенький коренастый управляющий подготовил нам место для ночлега и притащил корзину с припасами для ужина. Трапезничать пришлось при свете светильников, усталость от долгого перехода давала о себе знать, и, наскоро перекусив, все завалились спать.
  
   Примечания:
  
  Окоём1 - пространство, которое можно окинуть взглядом; горизонт.
  Ардабда2 - древняя Феодосия, которая после Боспорского царства в IVвеке была разрушена гуннами. В этот период и несколько позже в городе и окрестностях жили аланы, а поселение носило название Ардабда, в переводе - "семибожная".
  Караимы3 - немногочисленная этническая группа, потомки евреев, ассимилированных среди тюрок и сохранивших свою религию караимизма в Восточной Европе. Традиционными местами проживания караимов являются Крым, некоторые города Западной Украины (Галич, Луцк) и Литвы (Тракай, Паневежис). Караимский язык относится к кыпчакской группе тюркских языков.
  В своей религии они опираются на древнее Пятикнижие Ветхого Моисеева Закона без каких бы то ни было позднейших дополнений. Взяв за основу подлинный вариант Священного писания, караимы основали собственную религию, отвергнув Талмуд, Тору и иудейские ритуалы. Религия караимов - " караимизм" - своеобразна по обрядам, догмам, календарям и отличается веротерпимостью по отношению к другим религиям.
  В самом начале своей истории караимы являли собой группу евреев, отколовшихся от своего народа. Произошло это в середине VIII-го века н.э. В то время Вавилония стала частью арабского халифата. Евреи жили на территории, которую в наши дни занимают Ирак, Сирия и Иран. Точнее, на этой территории жила значительная часть, если не большинство, еврейского народа той эпохи.
  Еврейскую общину мусульманского Вавилона возглавляли руководители иешив - крупнейшие раввины, наследники Учителей Талмуда (редакция Талмуда была завершена в самом начале VI-го века). В середине VIII-го века умер один из таких "политических руководителей", и на его место претендовали его ближайшие родственники - двое братьев: Анан и Йосия. Когда выбрали Йосию, Анан объявил, что не признает такое решение, и вообще раввины для него - не авторитет, он создает "свою религию".
  Анан бен Давид выдвинул лозунг: "Признаем только Библию!". В основе новой религии оказался отказ от Устной Торы и Талмуда. Часть его последователей (ананитов) переселилась в Крым. Караимы - от древнееврейского "Карай" означает "читающие" или "люди Писания".
  Не прошло и ста лет, как караимы фактически стали неевреями - и по мировоззрению и по образу жизни. Но генетически некую связь с евреями они сохранили. Впрочем, к XII-му веку большинство караимов растворилось в среде мусульман, особенно турок. Поскольку "избранность иудеев" перед богом Яхве и "неполноценность" остальных народов-гоев встречается именно в Талмуде, правители стран старались не притеснять караимов, в отличие от других иудеев. Даже Гитлер причислил этот народ к неевреям.
  Мальчиков-караимов с раннего возраста обучали воинскому искусству, особенно стрельбе из лука. Отряды караимов были в личной охране крымских ханов, литовских князей и русских царей. К первой Мировой войне из 14 тысяч проживающих в Крыму караимов около 500 человек служили офицерами в армии и на флоте. Министр обороны СССР в 1957-67гг., дважды герой Советского Союза маршал Р.Я.Малиновский - караим.
  Старый город4 - на горе Митридат в современной Керчи археологами раскопан и давно изучается древний греческий город Понтикапей (существовал во времена расцвета Боспорского царства).
  
  Глава 12
  
  На следующий день после завтрака Истислав, Кудеяр и Бермята стали собираться во дворец наместника. Оставив Веденю за старшего, сотник дал задание всей нашей дружине - помыть и вычистить лошадей, привести в порядок оружие и амуницию и обустроить будущее житьё-бытьё.
  Мне хотелось увидеть море, а потом в поисках Леры посетить местный рынок, но Кудеяр сразу пресёк мою попытку.
  - Никому не покидать поместье! Порядки здесь чужие и достаточно строгие, и всем нужно освоиться, а для начала - уплатить мыто за проезд и пошлину за въезд в город. И ещё на будущее, - он строго оглядел дружинников. - Ни по делу, ни тем более без дела запрещаю бродить по городу в одиночку, только вдвоём или втроём.
  День прошёл в хлопотах. В саду обнаружился колодец с воротом, вода в нём была солоноватая на вкус, но вполне пригодна для хозяйственных дел. Чистую же воду для питья привозили в бочках от ближайшего источника, а ещё с крыши хозяйского дома по подвешенным глиняным желобам собирали дождевую воду в маленький, но глубокий каменный бассейн, прикрытый деревянной крышкой.
  Управляющий, его звали Дерван, с большой неохотой, но всё же выделил нам немного леса и других материалов. Мы привели в порядок конюшню, которой давно никто не пользовался, устроили во дворе очаг для котла, смастерили стол и скамьи. Всем дружинникам предложили жить в доме, но я, Смага и Веденя предпочли свежий воздух и заселили пустующий сарай, натаскав туда сена. К вечеру был наведён полный порядок - вьюки разобраны, вещи разложены, кони обихожены, да и люди успели помыться и почиститься.
  Хозяйская дочь почти не выходила из дома, лишь пару раз мелькнула во дворе, зато мастер Голда весь день провёл в саду, ухаживая за виноградом и фруктовыми деревьями, а к концу дня нарвал полную корзинку красной вишни, чёрного и белого тутовника1 и принёс нам в качестве угощения. Такие ягоды оказались в диковинку для всех и очень понравились своим необычным вкусом.
  Истислав с Кудеяром вернулись хмурые и недовольные. Им пришлось целый день ждать приёма у первого бека, заместителя наместника, а в итоге эта встреча оказалась никчемной. В отсутствие начальника тот побоялся дать разрешение группе русичей на свободное посещение приморских городов. Как и предсказывал мастер Голда, придётся ждать возвращения наместника. Утешало одно, все формальности соблюдены, пошлины уплачены, и можно начинать поиски в самом Боспоре.
  К ужину гостеприимный хозяин принёс кувшин своего вина. По местным обычаям его следовало пить, разбавив наполовину водой. Терпкий кисловатый напиток со сладкой горечью слегка пощипывал язык и был приятен на вкус, чем-то напоминая нашу сурью. В памяти ещё свежи были воспоминания о коварном угощении Сартак-бека, и я пил осторожно, маленькими глотками, не пытаясь догонять товарищей.
  За короткое время знакомства умный и рассудительный винодел заслужил наше уважение, и весёлый разговор неожиданно стал серьёзным. В надежде получить дельный совет, Истислав решился и рассказал старику историю своей сестры и причину нашего приезда в Таврику.
  - Будете искать молоденькую девушку в труппе лицедеев? - уточнил тот и ненадолго задумался.
  - Здесь на рынке часто выступают бродячие артисты. Сам я, правда, редко их посещаю, но зато сынишка управляющего, Уразом зовут, цирк обожает и бегает на все представления. Надо его расспросить, он многих гистрионов знает по именам, - мастер внезапно оживился. - Может и вашу девчонку видел.
  Ложился спать я с твёрдой уверенностью в успехе наших поисков.
  Ураз оказался загорелым до черноты босоногим мальчишкой лет тринадцати в закатанных до колен портах и в грубо штопанной по краям, потрёпанной сорочке без ворота. На скуластом лице выделялись большие тёмные глаза, которые жили, как будто сами по себе, постоянно перемещая взгляд с места на место и нигде надолго не задерживаясь.
  После расспросов выяснилось, что в город периодически приезжают разные, как большие, так и маленькие группы циркачей. Они все веселят народ смешными сценками, жонглируют, ходят по канату, кувыркаются на шесте и без него, показывают фокусы и номера с дрессированными зверями или змеями, просто маленькие труппы показывают более короткое представление.
  Пришлось заходить с другого бока. Маленьких медведей мальчишка видел несколько раз, а вот огромного матёрого зверя припомнил с трудом, это было так давно. Тогда же, года два назад, ему понравился карлик - канатоходец и жонглёр, с которым в паре выступала молоденькая девушка.
  Я чуть не запрыгал от радости - ведь это наверняка были Кудрат с Лерой, но подумав, немного приуныл. Слишком много воды утекло с тех пор, сейчас мои друзья могут быть где угодно.
   Других людей из нашей труппы Ураз вспомнить так и не смог, зато приободрил известием, что на рынке уже несколько дней выступают акробаты Микрос и Мегалос.
  "Расспрошу актёров после представления", - решил я.
  Мальчишка охотно согласился показать нам город, ведь это избавляло от домашних работ, и вскоре, получив разрешение от Кудеяра, мы со Смагой торопливо шагали вслед за проводником по улочкам Боспора. После очередного поворота тот вывел нас на прямую, как стрела, широкую дорогу, мощённую камнем, которая, начинаясь от подножия подпирающего город холма, выходила на берег моря и была явно построена в старые времена. С правой стороны дороги тянулась канава для слива воды и нечистот, а заборы жилых участков и растущие вдоль них деревья отступали в стороны, не мешая любоваться открывшимся видом.
  Сам город половинкой плоской чаши широко раскинулся по правую сторону от нас, постройки и ограда обрезались верхней кромки берегового откоса, под которым начиналось море. От изогнутого в виде огромной подковы песчаного берега на полдень и закат уходила бескрайняя синяя гладь воды, постепенно светлея и у окоёма сливаясь с голубым небом. Левая, короткая часть подковы завершалась острым каменным мысом, а правая - ровной дугой вытягивалась далеко вперёд. На гладкой поверхности моря отдельными чёрточками были разбросаны рыбацкие лодки и челны, как и сотни лет назад, люди занимались своим исконным промыслом.
  Спустившись ниже, мы неожиданно пересекли такую же старую и мощёную камнем дорогу, которая тянулась вдоль берега через весь город. Моё внимание надолго привлекло удивительно красивое здание базилики, которое находилось на огороженной площадке за дорогой, и было сложено из чередующихся слоёв белого камня и розовато-красного кирпича. Храм украшали узкие стрельчатые окна с цветными стёклами, каменные ступени вели к входу с мраморными колоннами по краям, наверху возвышалась надстройка в виде купола с позолоченным ромейским крестом на верхушке.
  Остановившись на перекрёстке, Ураз принялся объяснять:
  - На городской рынок нужно идти по этой дороге почти к центру города, - он показал налево, потом взглянул на солнце. - Только представление начнётся ещё не скоро, а после обеда, ближе к вечеру.
  - Веди нас пока к морю, искупаемся, на воду посмотрим, - решил я.
  Повернув направо, мы прошли немного по дороге, затем свернули в проулок и, вильнув между заборами, оказались на большом пустыре с пожухлой травой и колючками, где паслись две козы, привязанные к колышкам. Дальше узкая тропинка провела нас к седловине каменного гребня, спустилась вниз и затерялась на берегу открытой бухточки с дальней стороны вытянутого в море скалистого мыса. На всём видимом протяжении берег заканчивался крутым откосом высотой в несколько саженей, где из подмытой глины торчали редкие камни и глыбы ракушечника, и ровной широкой полосой песка вдоль подножия. Морская вода ласковыми волнами накатывала на этот песок и с тихим журчанием стекала обратно.
  Изнывая от нетерпения, я скинул с себя одежду и побежал в таинственную и манящую синеву. Казалось, ещё чуть-чуть и можно с головой нырять в море, но нет, под ногами долго тянулось мелководье, берег стал смотреться узенькой полоской, прежде чем удалось достичь глубины по пояс. Волны здесь уже не взмучивали песчаное дно, а солнечные лучи хорошо освещали лежащие внизу камешки, пустые створки раковин, редкие ленточки водорослей и даже стайки мелких рыбок. Зачерпнув пригоршню, я попробовал воду на вкус, она действительно оказалась противно горькой и солёной.
  Плавать в море мне очень понравилось, чтобы держаться на плаву не требовалось больших усилий, достаточно было слегка подгребать одной рукой или ногами. Хорошо было лежать на спине, раскинув руки в стороны, или нырнуть и парить в толще воды над дном, разглядывая его обитателей.
  - Ты, смотри, осторожней плавай! - предупредил Смага, когда накупавшись, я присоединился к спутникам. - Мне тут столько страстей наговорили, что я боюсь далеко в море заходить.
  Мой друг вырос без реки, плавал плохо и большую воду недолюбливал, поэтому я недоверчиво отнёсся к его словам, но Ураз подтвердил:
  - По песку надо с оглядкой ходить, здесь рыбы ядовитые есть, которые любят в него закапываться, и змеи встречаются.
  Впрочем, как выяснилось, большинство морской живности всё-таки безобидно для человека, а опасные твари живут на глубине подальше от берега или в трудно доступных местах.
  - Есть морской ёрш или скорпена, - рассказывал мальчишка. - Похож на обычного бычка, но колючий и с наростами на теле. У него ядовитые шипы в спинном плавнике. Так же морской дракон часто в песке прячется, тело вытянутое, как у змеи, а колючки с ядом на жаберной крышке и на спине. Морской кот ещё встречается, это плоская, как большая лепёшка, рыба, когда лежит на дне, то не сразу заметишь. У неё узкий длинный хвост, в основании которого торчит острый шип , если ударит, то может пробить одежду и даже обувь. Прошлым летом наступил на одного, неделю ходить не мог.
  Он почесал шрам на ноге. - Если не знаешь, что за рыба попалась, то лучше руками не трогать. Да, чуть не забыл, после штормов, особенно осенью, много медуз к берегу нагоняет, среди них встречаются такие, что жалят сильнее, чем крапива.
  Буду плавать с оглядкой и меньше ходить по дну, решил я для себя.
  Посмотрев на наши озадаченные лица, Ураз рассмеялся:
  - Не боись!.. Это когда с лодки рыбачишь, то в улове всякие тварюки попадаются, а здесь берег чистый, мы с ребятами всегда купаемся.
  Мальчишка снова погладил шрам на ноге, взглянул на солнце и вдруг предложил:
   - Пошли на камни, креветок наловим и сварим. Вы такого не едали.
  Следом за ним мы потянулись к самому концу скалистого мыса. В узкой расщелине у запасливого сына управляющего был припрятан глиняный горшок с надколотым верхним краем, кремень с огнивом и даже охапка дров.
  От скалы в море тянулась россыпь каменных глыб, между ними были разбросаны камни поменьше, их крупные скопления перекрывались сплошным ковром водорослей. В прозрачной воде, глубина которой доходила до бёдер, мелькали стайки рыбок и креветок, по дну ползали крабы, с места на место неторопливо перемещались бычки.
  Я с большим интересом наблюдал за подводной жизнью. Вот из гущи водорослей выплыла и тут же метнулась обратно серебристая рыбка-игла, похожая на маленькую змейку, испугавшись моей тени, бочком засеменил небольшой краб с угрожающе раздвинутыми клешнями. Несколько креветок что-то поедали на шершавой стенке каменной глыбы. Мне захотелось поймать одну из них, плавно подведя руку, я резко сжал пальцы. Не тут-то было, в воде креветки двигались намного быстрее меня и мгновенно исчезли из виду, хотя вскоре появились снова. Так повторилось несколько раз, при малейшем резком движении они стремительно уплывали, а затем уже не спеша возвращались назад.
  Попробуем по-другому. Сложив ладони лодочкой, я плавно завёл их под одного рачка и ещё медленнее стал поднимать вверх. Креветка деловито изучала мои пальцы, не пытаясь убежать, и забилась, лишь оказавшись на поверхности. Прозрачное, как кусочек студня, согнутое тельце рачка с тонкими ножками и усиками на воздухе стало быстро тускнеть, и я поспешил отпустить его обратно в море.
  Тем временем Ураз завязал узлом ворот и рукава своей сорочки и, как сачком, стал ловить креветок возле камней и водорослей. Смага ходил следом с горшком в руках, помогая собирать улов.
  В жаркий день вода освежала и бодрила, мне захотелось растянуть удовольствие и отплыть подальше от берега. Удалившись так, что люди на песке казались мурашами, я перевернулся на спину и стал качаться на волнах, широко раскинув руки. Было удивительно приятно лежать, расслабившись, на поверхности моря, тело плавно поднималось и опускалось, словно в детской зыбке, изредка пенистые гребешки волн нежно прокатывались по лицу.
  Спиной я внезапно почувствовал какое-то движение внизу, развернулся и, погрузив лицо в воду, стал всматриваться в глубину. Ничего подозрительного заметить не удалось, но в голову полезли старые детские страхи из сказок про огромных рыб и многоруких чудовищ, живущих в море-окияне.
  - "Какая-то бесовщина мерещится", - попытался я прогнать эти мысли и вернулся к прерванному занятию, но вдруг оцепенел от ужаса. Что-то живое, словно огромная ладонь, подхватило меня снизу за седалище и стало поднимать вверх.
  - А-а-а!.. - мой вопль приглушила морская вода, вынырнув после рывка в сторону, я отчаянно замолотил ногами и руками. Да вот только эти потуги походили на барахтанье мухи в молоке, желанный берег оставался всё таким же далёким.
  Неожиданно совсем рядом из воды выпрыгнула огромная рыба с похожим на вытянутое веретено телом, и плюхнулась обратно, обдав ворохом брызг. Я успел разглядеть у неё белесоватое, почти белое брюхо и изогнутый треугольный плавник на спине. Как ни странно, но это меня успокоило, ведь рыб, пусть даже с себя размером, я не боялся, в отличие от загадочных тварей со множеством змеевидных рук. Прекратив барахтаться, дальше я поплыл на боку, делая размеренные гребки и осматриваясь по сторонам. Не делая больше попыток напасть, обладательница плавника исчезла в глубине.
  Путь до берега пролетел быстро, мне удалось полностью оправиться от пережитого страха, и уже со смехом рассказать спутникам о нечаянной встрече.
  - Это была не рыба, - Ураз двумя щепочками доставал раскалённые камешки из костра и опускал в горшок, дожидаясь, пока вода закипит. - Это был дельфин. У него кровь красная и горячая, как и у нас. Говорят, что когда-то давно в одном племени люди настолько сильно разгневали богов своей жестокостью и алчностью, что те в наказание превратили их в рыб. Только они помнят о своём прошлом и, желая загладить вину, очень дружелюбно относятся к рыбакам и морякам, даже иногда загоняют рыбу в сети или спасают тонущего человека. Дельфины могут собираться в стаи и действовать сообща, но на людей никогда не нападают.
  - Ты ведь долго лежал в воде без движения, вот они и решили помочь, - добавил мальчишка после размышления.
  Варёные в морской воде креветки приобрели бледный розовато-красный цвет, были похожи на гигантских насекомых и выглядели не очень привлекательно. Ураз стал брать по одной и с видимым удовольствием высасывать содержимое. Последовав его примеру, я осторожно сдавил рачка зубами, кусочки сочной мякоти приятно смочили язык, чем-то они напоминали мясо речного рака, но оказались нежнее и слаще на вкус. Выплюнув шкурку, я решительно потянулся за следующей креветкой, а за мной и Смага присоединился к трапезе.
  Солнце и море настраивали на отдых, но время поджимало, взбодрившись купанием, мы заторопились в город.
  На базарной площади в несколько рядов стояли лавки с товарами со всех концов света, кричали зазывалы, сновали мальчишки-разносчики, шаталось много праздного народа и вездесущей детворы. Довольно часто попадались мужчины и женщины с рабскими ошейниками, они вели себя достаточно свободно и так же азартно торговались с продавцами, а от остальных людей отличались лишь более простой и скромной одеждой.
  Креветки только раздразнили аппетит, и возле лоточника мы перекусили горячими пирогами с рыбой, запив всё ягодным сбитнем.
  Моё внимание привлекла начинающаяся невдалеке свара. Присев на корточки возле круглого столба для коновязи, маленький тщедушный оборванец с упоением уплетал румяное яблоко. Мимо проходил огромный стражник в шлеме и в нагрудном панцире, неловко развернувшись, концом торчащей в сторону кривой широкой сабли он ударил по рукам коротышки, выбив яблоко. В ответ на возмущение пострадавшего, здоровяк насупил брови, грозно положил ладонь на рукоять оружия и потоптался ногами, показывая всем видом, что сотрёт беднягу в порошок.
  В ожидании развлечения вокруг стали собираться зрители, мы едва успели пробраться в первые ряды.
  Недолго думая, оборванец схватил огрызок и запустил в стражника.
  - Бум-м... - шлем загудел от удара, бугай рассвирепел и кинулся ловить наглеца.
  Юркий и шустрый коротышка, бегая вокруг столба, легко уклонялся от выпадов, прыгал в разные стороны, менял направление движения и два раза успел пнуть противника в оттопыренный зад, чем довёл до белого каления.
  Не в силах больше бегать, измученный здоровяк сбросил шлем, откинул в сторону пояс с саблей и снял с себя остальную амуницию, оставшись в одних портах и лёгкой сорочке. Горделиво покрасовавшись перед зрителями могучими мышцами рук и плеч, он снова принялся ловить оборванца.
  Только теперь до меня стало доходить, что на самом деле мы смотрим шутливое цирковое представление.
  Поймав коротышку за ногу, верзила стал ломать и крутить его вокруг себя, но ничего не получалось, тот выказал удивительную ловкость. Он легко проскакивал между ног здоровяка, крутился змеёй на его плечах, выполнял прыжки и кульбиты с использованием рук и ног противника.
  Меняя захваты, актёры совершили несколько совместных сложных трюков, и закончили акробатику, как бы случайно столкнувшись головами. Для бугая удар оказался нипочём , он только почесал свой лоб, а вот малыш поплыл и отключился.
  Однако представление продолжалось.
  Здоровяк попытался поставить коротышку на ноги, прислонив спиной к столбу, но тот сразу оплыл вниз, как кусок мягкого теста. Вторая попытка также оказалась неудачной. Тогда он развернул безвольное тело грудью к опоре, что бы руки обнимали столб, и связал их в запястьях шнурком от пояса.
  Последние действия измотали верзилу окончательно, заметив в толпе мальчишку-водоноса, он кинулся к нему, выпил одну чашу воды, вторую, потом схватил кувшин и надолго присосался к горлышку.
  В это время оборванец очнулся и заёрзал спиной и ягодицами, привлекая внимание зрителей. Оглядевшись, он заметил рядом перевёрнутый шлем стражника, поднял над ним ногу и пустил по штанине светлую струйку прямо в горловину. Окончив дело, потряс ногой, стряхивая последние капли, и снова замер неподвижно.
  Довольный здоровяк вернулся к столбу, достал из груды вещей свой пояс, свернул надвое и стал примеряться, с какой стороны удобнее хлестать пленника. Неожиданно сзади появился старик-судья с седой бородой, одетый в стёганый халат и с тюрбаном на голове. Постучав концом посоха по плечу стражника, он заставил того отвязать беднягу, затем стал выяснять причину ссоры.
  Первым выступал здоровяк и без слов, жестами, гримасами лица и телодвижениями стал изображать, как гулял спокойно по площади, никого не трогал. Внезапно этот человек, он показал пальцем, начал кидать в него камни, потом накинулся с кулаками, а затем и с ногами. Прижав ладони к ягодицам, верзила показал наглядно, как было больно получать пинки.
  История оборванца оказалась совсем другая. Он стал показывать, что трудился, не разгибая спину, недоедая, недосыпая, что бы заработать немного денег. Наконец, бедняга накопил достаточно для покупки большого румяного и очень вкусного яблока. Ну почему Бог так к нему несправедлив?.. Он только начал пробовать плод на вкус, как пришёл большой и злой человек, выбил его из рук, да потом ещё и растоптал ногами... За что?..
  Коротышка так искусно изобразил свою историю, так страдальчески плакал, протягивая руки к небу, что растрогал даже сурового судью. Утирая слёзы, тот достал из-за пояса монету и протянул страдальцу. Мгновенно спрятав подарок, оборванец с тем же выражением лица протянул руку к стражнику.
  Здоровяку было неудобно, он отвернулся в сторону, делая вид, что не видит просителя. От зрителей тут же понеслись возгласы:
  - Жмот!.. Скупердяй!.. Жадоба!..
  Скрипя зубами, стражник достал монетку и бросил в ладонь коротышки.
  Прижав руку к груди и приниженно кланяясь, ловкий проныра стал пятиться назад, пока не скрылся в толпе.
  Злой и раздражённый верзила начал собирать свою амуницию, и подобрав шлем, тут же нахлобучил на голову. С мокрых волос по лицу потекли грязные струйки. Удивлённо протерев лоб, он несколько раз лизнул свой палец, пытаясь понять, что же это такое.
  Хохот поднялся по всей площади, некоторые люди не смогли стоять и сели на землю, держась руками за животы, довольные зрители свистом и хлопаньем в ладоши долго выражали своё одобрение.
  Сильно помолодевший судья, уже без тюрбана и бороды, вышел на середину и громко объявил:
  - Представление показывали акробаты Микрос и Мегалос, - первым, прижав руку к сердцу, поклонился здоровяк, вторым - коротышка.
  Меня очень поразило мастерство актёров, расплачиваясь за зрелище серебряной монетой, я не жалел цветистых слов, а в конце пригласил их на ужин. Видимо, бродячих гистрионов не часто жаловали подобным обращением, и они с радостью согласились.
  Большая просторная харчевня находилась рядом с рынком, отпустив Ураза домой, мы со Смагой заняли места за угловым столом. Ждать пришлось недолго, совсем скоро, улыбаясь и потирая руки, весёлая тройка циркачей уселась напротив нас. Умывшись и переодевшись, они выглядели совсем по-другому.
  Самый молодой, игравший судью, часто шутил и заразительно смеялся первым, показывая здоровые зубы, верзила Микрос больше отмалчивался, пряча простодушную улыбку под густыми усами, старший, коротышка Мегалос, всё время оставался невозмутимым и серьёзным, изредка искривляя кончики губ на удачную шутку.
  Расторопная служанка мигом накрыла стол, мы подняли чаши за знакомство и приступили к ужину. Смага разливал вино и следил, что бы посудины актёров всё время оставались полными, при этом не забывая и себя, а я лишь слегка смачивал губы кисловатым напитком.
  После первого кувшина все повеселели и расслабились. Мне не пришлось кривить душой, вспомнив представление, я стал расхваливать актёров за мастерство, при этом употребляя волшебные цирковые слова - реквизит, реприза, фляк, рондад и другие, а потом ненароком признался, что и сам выступал акробатом. Второй кувшин способствовал нашему сближению, и гистрионы признали меня за своего. Я рассказал о цирке Корнелиуса, вспомнил всех актёров, медведя Фому, а потом спросил о судьбе труппы.
  - Нет больше труппы, - сказал внезапно помрачневший Мегалос и махом допил вино из чаши. - И Фомы больше нет.
  Эта печальная история произошла два лета назад.
  Цирковые повозки катились по пустынной дороге степной Таврики, сзади на верёвке брёл большой бурый медведь Фома. К несчастью, им встретился отряд хазарских всадников во главе с важным боярином из свиты наместника. Они были на охоте, которая оказалась крайне неудачной, и теперь, злые и раздосадованные, возвращались домой. Увидев медведя, боярин решил хоть как то скрасить свою поездку, и пристал к Корнелиусу с требованием продать зверя.
  Разве можно предать друга, который рос вместе с цирком и из маленького медвежонка превратился в большого актёра и полноправного члена труппы.
  Взбешённый вельможа перестал торговаться, а просто достал кошель с монетами и швырнул на колени Корнелиуса. Не слушая возражений, он саблей перерубил верёвку и подал знак своим спутникам. Те окружили зверя лесом пик и погнали в степь, где решили устроить весёлую потеху. Безоружные актёры не могли противостоять конному отряду и со слезами смотрели на мучения своего питомца.
  Медведь сопротивлялся и не хотел уходить далеко от повозок, но острые лезвия драли шкуру, впивались в тело и причиняли мучительную боль. Он громко заревел, выражая криком обиду и недоумение, почему это чужие люди издеваются над ним, а свои, близкие, не приходят на помощь. Его отгоняли всё дальше и дальше, и зверь не выдержал, привстав на задние лапы, он разметал в стороны ближайшие наконечники и метнулся в получившуюся брешь. Жалобно подвывая и делая большие прыжки, медведь нёсся к повозкам, надеясь найти защиту и утешение.
  Его встретил Марцелий, обнял за шею, заставил лечь на землю, потом повернуться на бок. Зверь уже не ревел, а только всхлипывал, как обиженный ребёнок.
  - Хороший... Хороший... - приговаривал гистрион, почёсывая Фому за ушами и под нижней челюстью.
  Степняки быстро оправились после возникшей сутолки, развернулись и неслись обратно, набирая скорость.
  Продолжая поглаживать, второй рукой Марцелий снял с пояса нож, глубоко воткнул под левую лопатку медведя и провернул лезвие. Дёрнувшись несколько раз лапами, зверь затих, а гистрион поднялся на ноги навстречу всадникам и замер неподвижно, скрестив руки на груди.
  Боярин поднял саблю над головой, готовый с ходу зарубить наглеца, но помешал Кудрат, бросившись наперерез и повиснув на поводьях. Перелетев через голову коня, хазарин распластался на траве. Он остался жив, но сломал руку.
  Степняки очень разозлились, они обыскали повозки и забрали всё ценное, что смогли найти, а Кудрата с Марцелием избили и увезли с собой.
  - После этих событий обоих актёров сослали на галеры, а Корнелиус распродал остатки имущества и исчез вместе с Фридой и Лерой. С ними ещё был молодой парнишка Славий, так он сейчас выступает с другим цирком, - закончил свой рассказ Мегалос.
  - Славий выступает метателем ножей, его труппа где-то в Хазарии. Я слышал, что к концу лета они собирались посетить Тумен-Тархан, - неожиданно подал голос Микрос.
  "Видимо они говорят о Жеславе", - сообразил я.
  Меня очень расстроила участь моих друзей и гибель Фомы, ни о чём другом я думать не мог и на дальнейшие вопросы стал отвечать невпопад. Акробаты сразу почувствовали перемену в настроении и заторопились к себе в караван-сарай.
  Наступил вечер, солнце готовилось уйти на покой, и нам со Смагой тоже следовало подумать о дороге назад через малознакомый город. Сердечно распрощавшись с весёлыми актёрами, я торопливо повёл своего друга к дому винодела. Беззаботный Смага порывался петь песни и спотыкался на каждом шагу, но потом притих и уже не отставал от меня. Приморская ночь стремительно вступала в свои права, и знакомую ограду с воротами я искал практически на ощупь в полной темноте. Пришлось ещё выслушать нагоняй от Кудеяра, который вместе с остальными дружинниками дожидался нашего возвращения.
  
  Примечания:
  
  Тутовник1 или тутовое дерево (другое название: шелковица) - растения семейства тутовых. Мощные ветвистые деревья достигают высоты 10-15 м, листья используют для выращивания тутового шелкопряда, из коконов которого изготавливают шёлк. Плоды - сложная сочная костянка, 2-3 см длиной, имеет различную окраску - от белого и красного до темно-фиолетового и чёрного. Некоторые виды имеют сладкий вкус и приятный аромат. Живут эти растения до 200 лет, иногда до 500.
  Здание базилики2 - храм Иоана Предтечи, основан в 752 году по с. л., впоследствии неоднократно перестраивался и расширялся.
  
  Глава 13
  
  Утром на обсуждение дальнейших планов Истислав пригласил винодела. Теперь наша задача сильно усложнилась, после роспуска труппы легче будет найти иголку в стоге сена, чем троицу бывших циркачей по городам и весям большой страны. В одном я был уверен, Лера не смирится с потерей отца, станет искать любую возможность, что бы выкупить его из рабства, и без помощи хитромудрого Корнелиуса ей в этом не обойтись. Если нам удастся узнать, куда сослали Марцелия с Кудратом, то где-то рядом отыщется и Лера с остальными.
  Мастер Голда согласился помочь и навести справки через своих знакомых, только предупредил, что для этого понадобится много времени.
  Держать весь отряд без дела сотнику не хотелось, ведь оставалась надежда разыскать нужных людей через посторонних актёров, Корнелиуса с Фридой знали многие циркачи и могли случайно встретить на городских рынках. Снова пришёл на выручку винодел, подсказав возможность посетить другие города без официального разрешения.
  - Наши купцы возят свои товары не только морем, но и сухопутными обозами, и тогда им приходится нанимать охрану, ведь в горах Таврики много укромных мест, где может спрятаться целая армия разбойников. Небольшая группа ваших людей может наняться к какому-нибудь торговцу до Сугдеи, Алустона1 или даже Херсонеса и побывать в городе, да ещё и денег заработаете.
  Совет мастера пришёлся всем по душе, уточнив кое-какие детали, Кудеяр стал собираться в город. Не давая дружине расхолаживаться , перед уходом он дал задание провести интенсивную тренировку.
  После хорошей разминки я продолжил занятия в паре с Веденей, который почти не уступал сотнику по боевому мастерству и по праву считался его правой рукой. В рукопашной схватке он легко отражал все мои наскоки, не давая приблизиться вплотную, пришлось хорошенько попотеть, прежде чем удалось подловить соперника на встречном движении, сделать подсечку и уронить на землю.
  Вооружившись двуручным мечом, дружинник тоже ушёл в глухую защиту, предоставив мне полную свободу действий. Он насмешливо улыбался, ловко и умело парируя мои удары, напряжение выдавал только потемневший шрам на щеке. Я прыгал вокруг, как молодой петушок, размахивая своими клинками, и всё больше входил в раж. Вскоре последовало и наказание за самонадеянность, неожиданно раскрывшись, Веденя отбил мои мечи в сторону и резким выпадом в плечо обозначил победу.
  Дальше роли поменялись, противник начал гонять меня по двору, используя преимущество длинного клинка. Проигрыш помог мне придти в себя, я размеренно отбивал удары, пытаясь вспомнить какую-нибудь уловку для обмана, но ничего умного в голову не приходило. Опытный Веденя легко разгадает примитивную хитрость, требовался неожиданный ход.
  Мощными рубящими взмахами меча дружинник теснил меня к загону для лошадей, надеясь зажать в углу между стеной сарая и изгородью.
  "Жерди же можно использовать, как ступеньки", - мелькнула счастливая мысль.
  Руки привычно, словно на домашней тренировке, продолжали защиту, мне оставалось только отступить к намеченному для разгона месту.
  "Пора", - в три прыжка взлетев над изгородью, я прокрутил сальто над головой Ведени, приземлился за его спиной и ударил кончиками клинков плашмя по плечам.
  - Ну и ловок, шельма, - в восхищении пробормотал дружинник, признавая поражение. - Молодец!.. Далеко пойдёшь.
  После обеда отрядники стали собираться на море, всем хотелось искупаться, поплавать в солёной воде. Меня перехватил мастер Голда и с загадочным видом поманил за собой.
  - Успеешь ещё накупаться, - пренебрежительно пресёк он мои попытки возразить.
  В глубине сада обнаружилась изящная, укрытая плющом беседка с маленьким столиком и плетёными сиденьями по бокам. На столике стояла корзинка с ягодами и фруктами, кувшин с вином, две чаши и высилась стопка плоских вощёных дощечек.
  - Угощайся, - усадив меня напротив, он кивком головы указал на фрукты и разлил по чашам вино.
  - В вашем отряде ты только один из племени радимичей, и мне очень хочется больше узнать о вашем народе, - старик положил перед собой дощечку, рядом стило и пару раз глотнул из своей чаши, дожидаясь пока я устроюсь поудобнее.
  - Я не шпион, - успокоил он меня. - Просто в моей книге не хватает сведений о соседних с Таврикой народах. Расскажи про свой род, племя, чем славны твои предки, как живёте, чем занимаетесь, каким богам верите. Обещаю, что не обращу свои знания вам во вред, а тайны и секреты меня не интересуют.
  Теперь стало понятно, чего добивается мастер. Собираясь с мыслями, я съел несколько ягод тутовника, запил глотком вина и начал рассказывать о себе:
  - Я - Путивой, сын Здимира, сына Далебора, - убедившись, что винодел успевает записывать, продолжил. - Сына Доброжана, сына Фарлафа, сына Лутосни, сына Лютовида, сына Горыни, сына Божедара...
  Перечислив своих предков до четырнадцатого колена и перейдя на описание их деяний, я вдруг осознал, как постыдно мало знаю об этом. Что, впрочем, и не мудрено, наш городок сожгли враги, когда мне было всего шесть лет, про наш род мне рассказывала сестра отца тётка Нежана и старый волхв Болеслав из селения вятичей.
  Винодел почувствовал мою неуверенность и стал расспрашивать:
  - Кем был твой отец?
  - И отец, и дед у меня были атаманами артелей древорубов, строили терема, детинцы в разных городах, а ещё были знатными воинами, - оживился я. - И погибли оба рано, не дожив и до сорока лет. А вот прадед Доброжан не очень жаловал воинскую науку, зато хорошо разбирался в травах, лечил людей и скот от разной хвори. Я его помню, крепкий был старик, но сгинул вместе с отцом во время хазарского набега.
  Мастер Голда с неподдельным интересом чиркал стилом по дощечке, что меня воодушевило, и на ум стали приходить полузабытые подробности.
  - Фарлаф в юности попал в полон и семь лет провёл в неволе, видел Царьград и другие ромейские города, потом умудрился бежать и окольными путями добирался до родного края. У ромеев он научился варить смальту2 и делать разные диковинные вещи.
  Лутосня был кузнецом и отличался огромной силой, мог взвалить на плечи коня-двухлетку и пронести несколько шагов.
  Лютовид прославился, как искусный воевода, до преклонных лет водил дружины в разные концы света.
  От Горыни пошёл наш род белого тура, он считался очень умелым воином и знаменитым охотником , в одиночку брал медведей и хаживал на тура, он прожил сто семь лет, а ещё у него было пятнадцать сыновей и шесть дочерей.
  Винодел заинтересовался основателем рода, но мне, к большому стыду, так и не удалось вспомнить других подробностей. В следующий раз старик оживился, когда я рассказывал про Радима, прародителя всего нашего племени радимичей.
  - Война тогда большая была, ромейское войско через Истр3 перешло и растревожило все народы, живущие по его левому берегу, - пришлось объяснять мне. - Тогда два брата - Радим и Вятко повели своих людей на полночь до Днепра и дальше. Радим расселил свой род по Сожу и Десне, и мы зовёмся радимичами, а Вятко - по реке Оке, и их называют вятичами.
  - Как давно это случилось? - спросил мастер.
  - Примерно две сотни с половиной лет назад, - прикинул я.
  Оставив меня на время в покое, винодел погрузился в размышления, в задумчивости шевеля губами и загибая пальцы в каком-то счёте.
  - Всё сходится! - обрадовано воскликнул он, закончив вычисления. - Как раз в это время при византийском императоре Маврикии его полководец Приск вёл войну против язычников на берегах Истра.
  Мы снова продолжили своё занятие, старик - спрашивал, я - отвечал, и так продолжалось довольно долго, пока не возникла путаница в вопросах веры. Мастер Голда никак не мог разобраться во взаимоотношениях наших богов.
  - Имя Бога - Бог. Имя Сына Бога - Сын Бога. Он родил всё сущее, поэтому он - Род, - пытался я объяснить. - Он сотворил (сварганил) нашу землю и всю Сваргу, поэтому он - Сварог. В разное время он сходил к нам Даждьбогом, Колядой, Хорсом и под другими именами, и это все - суть Его Сыновья, единые с Ним. В каждом творении есть часть Его, и мы, люди - тоже Его внуки и правнуки.
  - Подожди, - мастер растерянно почесал затылок, обдумывая вопрос. - Какому богу больше всего поклоняется ваше племя?
  - Наверное, Велесу, - решил я. - Хотя лично мне больше по душе Сварог. Но вот перед опасной битвой я буду просить помощи у Перуна, а если хвори замучают, то у Семаргла.
  Мой ответ снова заставил старика задуматься.
  - Наши волхвы говорят так: - решил я помочь. - Имя Бога - Бог. Но мы называем Его и иными именами, и так обращаемся к разным Его ликам, ибо: "Бог - и един, и множествен".
  - Хватит на сегодня, - винодел раздражённо сложил исписанные дощечки в стопку и подвинул на край стола. - Можешь быть свободен.
  Я так и не понял причину недовольства мастера.
  На конюшне Мануй встретил меня ласковым ржанием и стал бить копытом, требуя прогулку. Идти на море было уже поздно, и я решил хорошенько размять своего любимца, погоняв сначала на длинном поводе, а потом и верхом.
  Время летело незаметно, вскоре во двор ввалилась толпа весёлых и хохочущих дружинников, а немного погодя появился сотник. Он нетвёрдо стоял на ногах, зато лицо лучилось довольством и благодушием. Построив всех,Кудеяр громко объявил:
  - Завтра в город Сурож, Сугдея по местному, отправляется обоз, я подрядился на его охрану. Со мной поедут Веденя, Горяй, Путивой и Смага. Лишнего ничего не брать, только оружие, одежда, чуть припасов, выходим с рассветом. Остальным тренироваться каждый день, по городу не бродить, вином не увлекаться. Спрошу строго.
  Я собирался в приподнятом настроении, радуясь предстоящему походу.
  С первыми лучами солнца мы на рысях пересекли город и остановились в самом начале знакомого тракта, по которому несколько дней назад въезжали в Боспор. Здесь пришлось довольно долго ждать подхода каравана, состоящего из восьми повозок.
  Охрана обоза показалась мне простым делом. Прибрежная Таврика была густо заселена, возле дороги часто попадались селения, и на ночлег мы останавливались в караван-сараях, поэтому не было утомительных ночных дежурств. Во время перехода лучшие стрелки Смага и Горяй держались в середине колонны, а мы с Веденей по очереди выезжали вперёд в головной дозор.
  Чем больше мы удалялись от Боспора и приближались к горам, тем красивее и разнообразнее выглядели окрестности. Холмы становились выше, маленькие одинокие рощицы постепенно сменялись лесами с густым подлеском, всё чаще среди деревьев встречались могучие лесные великаны. Вторую половину пути, как раз перед селением Ардабда, дорога спустилась ближе к морю, и дальше шла по широкой долине с многочисленными садами и виноградниками. С правой стороны вверх продолжалась целая горная страна со скальными обрывами и каменными осыпями, изрезанная глубокими балками и оврагами. По мере нашего продвижения к Сугдее горы становились круче, а их вершины отдалялись всё дальше, теряясь в туманной дымке.
  Сам город находился на берегу бухты между двумя высокими холмами, склоны которых крутыми утёсами обрывались в море. Пологую часть холма с полуденной стороны от основных городских построек отделяла толстая каменная стена с башнями и высокими въездными воротами. За стеной вверх по склону виднелись различные, но тоже каменные строения, а вершину горы венчала сторожевая башенка. Издалека крепость очень впечатляла своей суровой мощью и казалась неприступной, недаром князь Бравлин осаждал её десять дней.
  В отличие от Боспора здесь нашлось мало ровных мест под застройку, на узких улочках, которые уступами разбегались вдоль берега, теснились преимущественно двухэтажные дома, где на первом этаже находился очаг и хозяйственные помещения, а второй - использовался для жилья. Поражало обилие зелени, вся свободная земля вдоль сложенных из камня заборов была засажена садовыми деревьями, виноградом и плющём. Как оказалось, в Сугдее был даже свой театр с труппой актёров, а жители больше привечали ромейскую веру и молились своему богу в красиво украшенных базиликах и храмах с изображением креста.
  Поиски и расспросы на рынке ясности не принесли. Старый жонглёр, давно обретавшийся в городе, слышал об участи моих друзей, но давно их не встречал и не знал о дальнейшей судьбе.
  Местное побережье сильно отличалось от виденного мной раньше. Крутые скалы, обрывающиеся в море, огромные камни у берега, прозрачная вода, через которую можно было разглядеть дно на глубине в несколько саженей, всё это мне очень понравилось. Привлекало внимание множество различных по форме и цвету раковин, а среди морской гальки часто встречались похожие на самоцветы красивые прозрачные камушки.
  В Сугдее Кудеяр подрядился на охрану уже другого каравана, который требовалось сопровождать сначала до следующего приморского города, а затем через горные перевалы в крепость Сюйрен4, расположенную на границе хазарской Таврики и провинции Херсонес.
  По боковым долинам обогнув вытянутую вдоль побережья горную гряду, за два дня мы добрались до Алустона. Городок размещался под высокой горой на берегу полукруглой бухты и немного напоминал Сугдею, такие же двухэтажные дома вдоль кривых улочек с каменными заборами в окружении зелени. Прямо посередине поселения высился холм, высотой около двадцати саженей, вершину которого по периметру огораживала мощная стена из каменных блоков с башнями и воротами. Крепость казалась небольшой по размерам, но выглядела очень внушительно и солидно.
  Поиски и здесь не дали результатов, зато в караван-сарае мы наслушались рассказов бывалых людей об опасности предстоящего пути. Нас ожидали трудные переправы через стремительные реки, камнепады под горными кручами, узкие и скользкие дороги над отвесными обрывами, и, что хуже всего, многочисленные шайки безжалостных грабителей. Понимая, что рассказчики стращают новичков, я многое пропускал мимо ушей, но дорога действительно предстояла трудная, и следовало быть готовым ко всему.
  Оказалось, что в горах существует много пещер и укрытий, где может спрятаться большая группа людей. К тому же некоторые скальные породы, слагающие горы, легко обрабатываются ручным инструментом, и местные жители, а также монахи, бежавшие от притеснения властей, выдалбливают в таких скалах сети пещер, создавая подземные селения и монастыри. Так же поступают и разбойники, у каждой шайки в запасе всегда есть несколько тайных убежищ. Попытки искоренить разбойный промысел, что при ромеях, что при хазарах, так и закончились ничем.
  Когда утром обоз выезжал со двора, купец и оба приказчика оказались одеты в броню, а у возчиков оружие лежало под рукой, это подтверждало правдивость рассказа о грабителях, и заставило нас быть настороже. Вопреки ожиданиям, первая половина пути прошла спокойно, пройдя предгорья, мы долго поднимались вдоль узкого ущелья, переходя с одного склона на другой. Ночевать пришлось в сарае, сложенном из угловатых разномастных камней, со всеми мерами предосторожности, зато с очагом и с крышей над головой. До конца подъёма мы встретили ещё несколько подобных сараев для путников.
  В таких каменных теснинах я оказался впервые и чувствовал себя очень неуютно, отчего, поднявшись на перевал, не сдержал крика радости. Горные вершины остались в стороне, а впереди плавно спускались вниз и уходили к окоёму только пологие всгорья, поросшие густым лесом.
  Памятная встреча произошла на второй день после прохождения перевала.
  Дорога шла по дну широкой лощины среди лесной чащи, мне приходилось часто останавливаться и прислушиваться к звукам жизни её обитателей. За кустами и деревьями, которые начинались прямо от обочины, могла схорониться целая армия вооружённых людей, а смолкнувший птичий щебет и другие признаки предупредили бы об опасности.
  Всё было спокойно, и, дождавшись, что бы первые повозки обоза выехали на видимый участок тракта, я послал Мануя вперёд за очередной поворот. Пробиваясь сквозь листву, солнечные лучи теряли свою губительную силу и не мешали наслаждаться приятной лесной прохладой. Подковы звонко цокали по каменистой дороге, нарушая царящую вокруг тишину.
  Тишина?.. Это меня насторожило, да и конь замедлил шаг и стал стричь ушами по сторонам.
  Стоящее на обочине дерево внезапно заскрипело и стало падать в нашу сторону. Громко свистнув, я ударил Мануя пятками. Развернувшись, жеребец в два больших прыжка проскочил под падающей кроной, но сразу замер и попятился назад. Поперёк дороги валилось дерево с другой стороны, запирая нас, как в мышеловке. Понимая, что в узком пространстве конь станет только обузой, я соскочил с седла и шлепнул по крупу древком сулицы, отправляя его в прогал между стволами, а сам приготовился к бою.
  Кусты раздвинулись, и появились три человека, одетые в разномастную, явно с чужого плеча, одежду. Правый поигрывал огромной суковатой дубиной, левый направил на меня копьё с большим, в две ладони, лезвием, в центре стоял плечистый верзила, до самых глаз заросший чёрной бородой, и обеими руками сжимал рукоять двуручного меча. У него, единственного из всех, грудь была прикрыта металлическим нагрудником.
  - Бросай оружие, тогда жизнь сохранишь, - проронил бородач густым утробным басом.
  - Если хорошо себя вести будешь, - заухмылялся левый, выказав щербатый рот.
  Кровь яростно бурлила в жилах, наполняя все мышцы молодой силой, зрение резко обострилось, позволяя замечать малейшее движение со всех сторон, при этом голова оставалась холодной и ясной. Хвала предкам, которые наградили меня такой способностью, и очень жалко, что проявлялась она только в момент крайней опасности. Левой рукой я держал сулицу, правой меч, второй клинок висел за спиной, от схватки удерживало лишь странное поведение троицы. Разбойники явно чего-то выжидали.
  - А коня оставите? - решил я им подыграть.
  - Радуйся, что живота не лишим, - прогудел бородач, его взгляд как-то натужно бегал по мне вверх-вниз, не решаясь уйти в сторону.
  "Нападение будет сзади, он боится выдать сообщника", - пришла в голову спасительная догадка.
  Шорох за спиной показался мне громом, резко присев, я отпрянул в сторону, одновременно разворачиваясь к опасности лицом. Круглый кистень, просвистев, ударил в то место, где я только что стоял, потянув ремешком хозяина за собой. Не успев увернуться, нападающий напоролся животом на острие моего выставленного клинка.
  "Одним меньше", - выдернув меч, я шагнул навстречу троице.
  - Дзинь, - по шлему скользнула стрела, остановив мой порыв. Следующая просвистела рядом, когда я метнулся влево, пытаясь затруднить прицеливание. Стрелы летели одна за одной, укрыться было негде, мне пришлось, как зайцу, прыгать из стороны в сторону по дороге. Лишь когда я оказался на одной линии с застывшими на обочине разбойниками, стрелок стал медлить, опасаясь попасть в товарищей. Забыв про осторожность, он вышел из-за дерева и встал в полный рост.
  Мне как раз хватило времени, что бы засечь противника и сделать точный бросок. Расстояние было всего шагов пятнадцать, сулица пробила грудину и пригвоздила беднягу к стволу.
  Вздох разочарования вырвался из трёх глоток, разойдясь полукругом, грабители стали надвигаться на меня, осыпая ругательствами.
  Только сейчас я заметил стрелу, торчащую из правого плеча, древко удалось выдернуть, но наконечник пробил несколько колец и плотно застрял в кольчуге, воткнувшись в тело и мешая двигать рукой. В решающей схватке за жизнь боль можно перетерпеть, и я, отбросив все лишние мысли, сосредоточился на противнике.
  Бородач у них был главарём, а, значит, и самым умелым бойцом, чёткие, уверенные движения детины с дубиной тоже выказывали большую сноровку в обращении с оружием, зато щербатый явно трусил и боялся сделать лишний шаг вперёд.
  "Наши ребята не помогут, у них основная схватка идёт, и бой затягивать нельзя, кровью изойду", - пришло чёткое понимание положения. - "Если нападу на главаря, то его напарник с дубиной попытается зайти сзади... Выждать, а потом кувырок, перекат..."
  Додумывая план на ходу, я рванулся вперёд, работая двумя мечами. Под моим напором бородач немного отступил назад, щербатый, как и ожидалось, растерянно топтался в стороне, а третий разбойник поднял своё оружие над головой и стал подкрадываться со спины. Продолжая наносить удары, я боковым зрением следил за его приближением и в решающий момент нырнул в сторону.
  Детина ещё растерянно разворачивался, когда мой меч перерубил обе руки, удерживающие дубину в замахе над головой. Неверяще взглянув на култышки, из которых толчками стала выбиваться кровь, он глухо, с надрывом завыл и, сделав пару шагов на подгибающихся ногах, рухнул на землю.
  Кувырок и для меня обошёлся недёшево, из раны на плече кровь сочилась уже не тоненькой струйкой, а ручейком, и каждое движение рукой отдавалось тупой болью.
  Главарь в замешательстве смотрел на мучения своего напарника, и я поторопился этим воспользоваться, метнувшись навстречу, правым клинком отбил его меч в сторону, а левым нанёс смертельный удар в основание шеи.
  Схватка получилась скоротечной, но стремительный рывок здорово меня вымотал, а бой всё ещё предстояло довести до конца. На подкашивающихся ногах, залитый своей и чужой кровью, я развернулся к последнему противнику. Разбойник с ужасом следил за моим приближением и в последний момент дрогнул, выронил оружие из рук и попытался бежать, забыв, что сзади поперёк дороги лежит ветвистое дерево. Пока он дёргался туда-сюда, перебираясь через завал, я подхватил копьё с земли левой рукой и метнул в беглеца, вложив в бросок остаток сил.
  Жалости к поверженным врагам не было, они сами выбрали свой путь грабежа и разбоя, да ещё старались поразить противника исподтишка, со спины или большим числом. Такие люди не достойны жить на белом свете.
  Одна мысль не давала мне покоя. - "Что с обозом, удалось ли отбить нападение?"
  Через поваленный ствол удалось перебраться с большим трудом, правая рука висела плетью, а все кости болели, словно меня, как пшеничный сноп, целый день били на току5 цепами6. Земля покачивалась и норовила уйти из под ног, стараясь выпрямиться, я повторял про себя, как заклинание:
   - Только не упасть, только не упасть...
  Мануй догнал меня и пошёл сбоку, каждый его шаг отдавался в голове, словно в пустом колоколе.
  Неожиданно рядом появился Веденя и обхватил за плечи.
  - Как там наши, все живы? - мой шёпот был не громче комариного писка.
  - Все живы... Все! - догадался про вопрос дружинник и стал бережно укладывать меня на траву.
  - Кровищи то сколько, - будто издалека донёсся голос Кудеяра, и я провалился в темноту.
  
  Примечания:
  
  Алустон1 - небольшой город-крепость раннего средневековья на месте современной Алушты.
  Смальта2 - цветное искусственное стекло, изготовленное по специальным технологиям выплавки с добавлением оксидов металлов и других красителей. Обычно использовалось при изготовлении различных мозаик.
  Истр3 - река Дунай.
  Сюйрен4 - остатки стен и построек Сюйренской крепости расположены в долине реки Бельбек на плато обрывистого мыса Куле - Бурун недалеко от Бахчисарая.
  Ток5 - расчищенное сухое ровное место для молотьбы хлеба, над которым обычно ставится крыша на столбах.
  Цеп6 (молотило) - ручное орудие для обмолота зерна, состоящее из длинной ручки и прикреплённого к ней ремнём короткого деревянного била.
  
  Глава 14
  
  Очнувшись, я долго пытался понять, на каком свете нахожусь, затем, скосив глаза, увидел рядом заплетенные в корзины амфоры с вином и понял, что лежу в повозке.
  - Проснулся? - сверху появилось весёлое лицо Смаги, затем исчезло и снова появилось уже ближе.
  - Пить, - вместо звуков мои пересохшие губы выдали какой-то хрип.
  - Пить хочешь, - догадался сын углежога.
  Покопавшись в изголовье, он достал баклагу и стал поить меня странным, но очень приятным напитком. Лишь напившись вдоволь, я понял, что это вино с мёдом, травами и какими-то другими добавками.
  - Пей, пей... - уговаривал друг. - Купец для тебя передал, силы здорово восстанавливает.
  И правда, словно огонь растекался по жилам, стало теплее и исчез звон в ушах. Я даже попытался сесть, но смог лишь слегка приподнять голову и плечи.
  - Ты лежи, - испугался Смага. - Столько крови потерял. Жди, пока силы вернутся.
  За время беспамятства товарищи успели снять с меня бронь, обработать рану и перевязать плечо чистой холстиной, караван снова двигался вперёд, и я успокоился.
  По рассказу моего дружка, услышав тревожный свист, и охранники, и возчики успели достать оружие и укрыться за повозками, а нападающих встретили градом стрел. Это сразу поумерило пыл разбойников, и на схватку решились лишь самые рьяные, которых дружинники быстро успокоили. Оставшиеся в живых грабители в страхе разбежались по кустам. Люди из обоза не пострадали, получили лишь несколько пустяковых ранений и царапин.
  - Ты, Путяй, конечно герой, в одиночку пятерых супротивников победил, - стал восхищаться Смага, но потом и сам не преминул похвастаться. - Но и мы не лыком шиты. Троих разбойников я из лука подстрелил, а потом ещё одного копьём завалил.
  Как оказалось, наш отряд разгромил шайку знаменитого Хромого Яроша, тому придётся теперь надолго оставить в покое караваны.
  Остаток пути мне пришлось провести в повозке, но рана была лёгкая, и к прибытию в Сюйрен я чувствовал себя вполне сносно.
  Крепость располагалась на плоской поверхности узкого мыса, наподобие наконечника копья вытянутого к реке. Со всех сторон его края заканчивались крутыми обрывами, уходящими далеко вниз. Единственный проход в узком месте перегораживала мощная каменная стена, торцы которой выходили на отвесные скалы. Проникнуть в город можно было только через ворота в центре этой стены.
   Из-за недостатка места постройки теснились близко друг к другу, за глухими заборами преобладали двухэтажные дома с одно-, реже двухскатными черепичными крышами. Нижний каменный этаж предназначался для содержания скота и хозяйственных целей, а верхний, в основном деревянный или сырцовый, был жилым. Дальний конец мыса отделялся от основного города небольшой кирпичной стеной, видимо, на этом пустыре в случае нападения могли укрыться жители окрестностей со своим скотом.
  В ожидании подряда на охрану нового каравана нам пришлось жить в городском караван-сарае несколько дней. Вынужденное безделье каждый старался скрасить как мог. Смага пристрастился к игре в кости и за короткое время умудрился спустить все свои деньги, дело дошло до оружия и одежды. Прознав про это, Кудеяр устроил бедолаге такую взбучку, что тот зарёкся приближаться к игрокам и теперь наблюдал за игрой только издали. Я же познакомился с местным оружейником Меликом и свободное время проводил в его лавке, помогая с мелким ремонтом.
  У старого мастера продавалось оружие с разных концов света, некоторые его виды были мне незнакомы, и я с интересом изучал их особенности.
  Клевцы, чеканы, топоры и молоты меня мало привлекали, также как и копья, боевые посохи и шесты с различными, часто очень причудливыми наконечниками. С гораздо большим вниманим я рассматривал разнообразные по форме, размерам и предназначению ножи, от сделанного в виде маленькой женской заколки или тонкого засапожного - до большого ятагана с изогнутым и расширенным к концу клинком, заточенным с внутренней стороны. Были интересны и метательные ножи с одним, двумя или несколькими лезвиями, иногда хитро изогнутыми.
  Но сильнее всего меня завораживали мечи.
  Я впервые воочию увидел древний римский гладиус1, греческую махайру2, скифский акинак3, а также бане4 и бхелхету5 из самой Индии. Эти изделия висели для привлечения внимания и спросом не пользовались. Покупатели чаще спрашивали привычные для меня обоюдоострые прямые одно- и двуручные мечи с треугольным, реже скошенным или острым, как у каролинга6 и спатхи7, концом лезвия, а также изогнутые персидские сабли с одной режущей кромкой.
  Судя по звону, металл, из которого были выкованы все клинки, даже если наблюдался слабый волнистый узор, напоминающий харалуг, не сильно различался по качеству, да и цена изделий больше зависела от степени полировки лезвия и красоты отделки рукояти и ножен.
  На мой вопрос мастер хитро улыбнулся и стал сетовать. - Городок у них маленький, истинные знатоки и ценители попадаются очень редко, тем более с деньгами, а для простых воинов и эти мечи и сабли будут хороши.
  Позже, убедившись, что я действительно разбираюсь в клинках, умею работать с железом и не таю злых умыслов, оружейник показал мне свою главную ценность - кинжал и саблю из далёкого города Дамаска.
  Богато украшенные ножны и рукояти я даже не рассматривал, всё внимание было поглощено искусно сработанными клинками с хищным и плавным изгибом лезвия. На полированной тёмной, почти чёрной с золотисто-красноватым отливом поверхности металла хорошо выделялись более светлые волнисто-сетчатые узоры, дополнительно по долам тянулись надписи арабской вязью, зачеканенные золотой проволокой. Мастер изготовил оружие в едином комплекте, и оно, наверняка, стоило баснословно дорого.
  Трепетно погладив лезвие подушечками пальцев, я, с разрешения хозяина, сделал несколько пробных взмахов. Сабля отлично держалась в ладони, была прекрасно уравновешена, но для моих рук показалась слишком лёгкой, да и изгиб мне не нравился. В моей голове всё чётче прорисовывались контуры клинков, которые постараюсь сделать для себя в будущем. Ещё бы узнать секреты закалки таких изделий.
  Вспомнив своего учителя, я поинтересовался у оружейника:
  - Мастер Мелик, встречал ли ты харалужные мечи с клеймом коваля Белоты?
  - Я слышал про этого кузнеца и меч с его клеймом держал в руках, - подтвердил хозяин. - Но он уже старый и оружие не куёт. Живёт где-то на Вардани, туда лучше через Ахаз или Саркел добираться.
  Прекрасная работа арабского мастера запала в душу и вечером мешала заснуть, стоило закрыть глаза, как в голове возникала картинка с узорами на металле.
  В один из дней моё внимание привлекла большая куча народа, собравшаяся на рынке недалеко от лавки. Там происходило что-то интересное, и я не мог пропустить возможное развлечение.
  В центре толпы ряженный скоморох с большим красным носом жонглировал множеством цветных колец, от которых рябило в глазах. При этом он выполнял разные акробатические трюки, ловил кольца ногой, собирал в стопку на голове или накидывал на деревянную палку и, раскрутив, заставлял двигаться взад-вперёд. Парнишка лет четырнадцати, загорелый до черноты, крутился вокруг колесом, изредка останавливаясь, чтобы помочь с реквизитом.
  Следующий номер был с учёной собакой, которая выполняла разные трюки, умела считать до десяти и даже решала простые задачи, которые придумывали зрители.
  В самом конце актёр спрятался за квадратной ширмой и разыграл небольшое представление, используя маленьких, высотой до локтя, матерчатых кукол и меняя голос. Для меня кукольная игра оказалась в диковинку, но захватила и до самого конца держала в напряжении.
  Главный герой по имени Видушак, горбатый карлик с зубастым лицом, лысой головой и желтыми глазами, при этом говорун и изрядный пройдоха, влюбился в неприступную и гордую красавицу, которая отвергла его ухаживания. Карлик пытается соблазнить недотрогу, предлагая различные богатые подарки, но всё впустую. В дело вмешался случай, на красавицу напал огромный полосатый зверь, похожий на кошку. Видушак палкой, с которой никогда не расставался, прогнал зверя, и девица упала в объятия героя. Вроде бы жить да радоваться, но красавица стала требовать себе на правах жены все обещанные за время ухаживания подарки. Схватившись за голову, Видушак в ужасе убегает из дома.
  После окончания представления я долго ждал, пока зрители разойдутся, что бы поговорить с циркачами. К этому времени серый ослик уже потянул их повозку по направлению к единственному в городе караван-сараю, и стало ясно, что они останутся ночевать. Можно было не спешить с расспросами.
  За ужином в харчевне я выставил старшему актёру кувшин хорошего вина и попытался завести разговор. Судя по смуглой коже и тёмным глазам, родом он был из богатых солнцем краёв, пепельно-седые волосы казались чужими на голове этого сильного и уверенного в себе человека, а два косых шрама на левой щеке свидетельствовали о богатом жизненном опыте. Приняв угощение, циркач отправил помощника спать, но сам раскрываться не спешил, лишь поддерживал беседу скупыми фразами.
  Что бы оживить разговор, мне пришлось несколько раз наполнять вином чаши, да ещё и пить наравне с собеседником. Я распинался, как мог, пересказал всю историю своего путешествия с цирком Корнелиуса, потом перешёл на печальную участь медведя и друзей-гистрионов, прежде чем растаял лёд недоверия. Каково же было моё удивление, когда выяснилось, что Патрис, так звали актёра, прекрасно знает всю труппу, а Фриду помнит с детства, они оба родом из далёкой Индии и исколесили вместе немало стран.
  Первый кувшин к тому времени опустел, и пришлось заказать второй. Мы подняли чаши за здравие наших друзей, а потом за свободу Марцелия и Кудрата. Поднявшись на ноги в очередной раз, я внезапно с ужасом почувствовал, что не могу вспомнить, о чём хотел сказать, а слова в голове путаются, как зайцы на поле. Остановив мои потуги похлопыванием по плечу, актёр улыбнулся и предложил идти спать. Здравая мысль пришлась мне по душе, но для начала следовало проветриться на дворе.
  Прощаясь, Патрис посоветовал искать Фриду в Ардабде, где ей принадлежит маленькой домик на берегу моря.
  Неожиданная новость меня взбудоражила, подспудно крепла уверенность, что необходимо срочно оповестить сотника. Вместе с другими ребятами я жил в большой комнате на втором этаже, где разместилось и всё наше снаряжение, а Кудеяр поселился в маленькой каморке напротив. Поднятый с постели сотник только недовольно морщился, слушая мой сбивчивый рассказ про домик у моря, что нужно искать там.
  - Хватит, я всё понял, - вдруг прервал он меня, брезгливо отвернув голову от винного запаха, и громко рявкнул:
  - А теперь марш спать!
  С чувством исполненного долга я прошёл в свою комнату и рухнул на лежанку, забыв раздеться и снять сапоги.
  Наверное, утром за завтраком у меня был такой виноватый вид, что Кудеяр не стал распекать, а лишь предупредил:
  - Я понимаю, что ты старался для всех, но меру, тем более в чужой стране, терять нельзя. В следующий раз очень строго накажу.
  "Легко отделался", - повеселел я и уже с улыбкой отвечал на дружеские подколки.
  Теперь, когда появилась ниточка, ведущая к Лере, незачем было дожидаться выгодного подряда, и сотник согласился сопровождать первый же караван до Боспора. Я с радостью уезжал из скучного Сюйрена, только в глубине души оставалась лёгкая досада, что не удалось посетить Херсонес.
  На этот раз дорога, оставив горы далеко в стороне, тянулась вдоль края степи и не заходила в лесистые предгорья. Монотонное движение обоза утомляло не только меня, но и моего жеребца, хотелось вырваться вперёд и лететь на просторе. Кудеяр продолжал ставить в головной дозор только Веденю или Горяя, и я, не выдержав, стал доказывать, что чувствую себя превосходно, а рана давно зажила.
  - Дело не в ране, - отрезал сотник. - Я себе простить не могу, что так беспечно поступал до этого. Ведь случись что с тобой - наши поиски накроются деревянным ушатом.
  В этих словах была правда, и мне пришлось смириться.
  Большую часть времени я теперь проводил рядом с Кудеяром и, чем ближе был конец пути, тем чаще замечал смутную тревогу на его лице. Однажды сотник проговорился:
  - Переживаю я за Истислава, уж больно дочка хозяина хороша. Парень молодой, не женатый, увидел смазливую девчонку и начал ходить кругами, как кот перед сметаной. А та и рада, задурит парню голову, как мне потом перед Нагибой оправдываться.
  Я тоже перед отъездом видел играющую в саду парочку, но как тогда, так и сейчас этим мало озаботился, все мои мысли гуляли по Ардабде.
  Наконец потянулись окраины Боспора, наша работа закончилась, и, попрощавшись с караванщиками, вскоре мы въезжали в поместье гостеприимных караимов. Все были рады, отряд снова собрался вместе, да и в поисках наметился перелом к лучшему.
  Обиходив жеребца и смыв дорожную пыль, я поспешил к столу, за которым ожидали Истислав и старшие дружинники. Боярин уже узнал от Кудеяра про домик Фриды и теперь стал сообщать свои новости.
  Мастер Голда с дочерью несколько дней назад уехал в Ардабду к своему винограднику и винным подвалам, но до отъезда успел выполнить обещание, выяснил судьбу гистрионов.
  Циркачей действительно приговорили к рабству и направили на галеры, но только Марцелий отбывает наказание гребцом на разъездной монере8. Судно чаще всего находится в Боспоре и используется для связи с Тумен-тарханом и соседними селениями.
  Судьба Кудрата сложилась гораздо печальней, короткие ноги не давали грести в полную силу, и его сразу же перепродали в каменоломню. К сожалению, боги порой несправедливы к смелым и решительным людям, работа в каменных подземельях по праву считается самой тяжёлой и опасной, и через год алан погиб под завалом. Горевать было поздно, и, помянув коротышку добрым словом, я сосредоточился на разговоре.
  На поиски Фриды меня решили послать под надзором спокойного и рассудительного Ведени. Добираться до Ардабды проще всего было морем на торговом судне, такие кораблики развозили по побережью основную часть людей и товаров, тогда нам не придётся возиться с лошадьми, и внимания будем привлекать меньше. Успех поездки определит и наши дальнейшие действия.
  - Завтра можете отдыхать, - объявил Кудеяр, заканчивая совет.
  Утром я потащил Смагу к морю, о чём мечтал всю дорогу, сопровождая караван под яростным степным солнцем. До чего же приятно было погрузиться в прохладную воду, плавать и плескаться там до одурения. Только к обеду, почувствовав голод, мы вылезли на берег и направились в город. Потолкавшись на рынке, я решил прогуляться к пристани, поискать судно для плавания в Ардабду.
  В полукруглой бухте вдоль берега тянулся высокий причал, вдоль которого стояло несколько небольших торговых кораблей. Вокруг царила рабочая суета, по сходням бегали полуголые люди с грузом, скрипели колёса, щёлкали кнутами погонщики, направляя повозки к месту погрузки.
  Как выяснилось, одно из судёнышек вскоре должно было отправляться в плавание по побережью, его кормщик согласился принять на борт ещё двух человек до Ардабды.
  - Отплываем завтра утром, - сказал он, послюнявив и подержав над головой палец. - Если ветер не переменится.
  С левой стороны от причала располагался рыбный базар, на вытянутых в несколько рядов прилавках, защищённых навесами от солнца, продавали только что пойманную рыбу самого разного облика, а также другие дары моря - крабов, креветок и съедобные ракушки. Рядом бойкие торговцы на все лады расхваливали уже готовые продукты в вяленом, копчёном, отварном и жареном виде. Немного дальше предлагали зелень и овощи с огородов, разные рыболовные товары, ловушки и корзины из прутьев, глиняную и деревянную посуду. Сбоку от торговых рядов на расстеленных на земле тряпицах разложили свои изделия мелкие кустари-ремесленники.
  Моё внимание привлёк безногий старик в потрепанной одежде. Он восседал на узкой тележке с маленькими колёсиками, выставив, словно на показ, культи ног, обмотанные грязными тряпками со следами крови. Перед ним стояло несколько деревянных чаш и плошек, украшенных резными узорами, кучка различных по размеру и предназначению ложек и черпаков, а также искусно вырезанные деревянные игрушки, изображающие зверей и птиц.
  Взяв в руки большую разливную ложку, я стал рассматривать вырезанную на конце ручки конскую голову. Мастер скупыми резами изумительно точно изобразил не только вытянутую, словно в стремительной скачке, морду лошади, но даже её норовистый характер. Мне почему-то вспомнился покойный Кудрат, который в свободное время постоянно мастерил из дерева разные безделушки и особенно любил вырезать коней, точно такими же изображениями он часто украшал свои поделки.
  Старик-калека отвернул лицо в сторону и казался спящим, но протянутую ложку тут же, не глядя, кинул в общую кучу чётким выверенным движением, та как влитая легла на место, не потревожив остальных. Отходя назад, я перехватил его внимательный, совсем не старческий взгляд из-под грязных сальных прядей седых волос.
  За соседним прилавком Смага увлечённо торговался с дородным приказчиком из-за связки вяленой рыбы. Встав поодаль, я вновь и вновь вспоминал крепкие пальцы старика и странно знакомое движение руки.
  Безногому резчику не понравилось моё внимание, он засуетился, собрал свой товар в узел и, сунув его соседу, бойко покатил прочь с рынка, отталкиваясь от земли длинными сильными руками.
  Смага вошёл в раж и не замечал мои тычки, оставив его у прилавка, я поспешил следом за стариком. Тележка подскакивала на колдобинах, колёсики жалобно поскрипывали при поворотах, но калека проворно удалялся всё дальше, не оборачиваясь и не отвлекаясь на препятствия, мне пришлось перейти на бег, чтобы не потерять его из виду. Свернув за ним в один проулок, затем в другой, я остановился в полной растерянности - дальше был тупик, а старик бесследно исчез вместе с тележкой.
  Это казалось странным, за глухой каменной оградой выше моего роста виднелись лишь кроны садовых деревьев, и не было даже намёка на калитку. Оглядевшись вокруг, я разочаровано направился назад, и тут оказалось, что на выходе меня поджидают трое каких-то оборванцев. Неряшливо и грязно одетые, с помятыми лицами, они явно были из армии городских попрошаек, нечистых на руку любителей дармовой выпивки. Троица была настроена весьма воинственно и перегородила единственный проход в проулок.
  "Будет драка," - понял я, отмечая с облегчением, что оружия у них нет, только самый длинный и худой вертит в руках палку. - "Кулачный бой - это даже неплохо , только вот Смага обидится, что не участвовал".
  - Может, миром разойдёмся? - мой вопрос явно не требовал ответа... - Или вам денег дать?
  - Денег? - самый наглый и, видимо, старший из троицы, носатый детина громко загоготал и в избытке чувств хлопнул себя рукой по коленке. - Конечно, деньги нам отдай, и пояс заодно сними.
  - Обутку тоже скидывай, - подхихикивал его прыщавый напарник с вислой нижней губой. - Сейчас тепло, можно и босиком походить.
  "Придётся драться всерьёз, эти жалеть не будут. Главное - вырубить главаря", - руки не спеша отстёгивали от пояса кошель с монетами, в голове складывался план схватки.
  - Держи, - кошель полетел к носатому детине.
  Пока тот пытался поймать гостинец, я сделал пару шагов навстречу, ударом по локтю отбил его руку вниз, а своей правой хлёстко впечатал кулак в основание грудины, прямо "под дых". Сложившись надвое, главарь осел на землю, беззвучно открывая рот, словно рыба на песке.
  Тощий оборванец, по щенячьи взвизгнув, попытался ударить меня палкой. Перехватив рукой за кисть, я прокинул его мимо себя, сделав подсечку опорной ноги. Падая на землю, он едва не сбил с ног своего прыщавого дружка.
  - Шабаш, ребята! Это свой, ошибочка вышла, - громкий голос сверху остановил нашу схватку.
  Среди ветвей тутовника над оградой показалась голова пропавшего старика. Цепляясь пальцами за выступы на стене, он ловко спустился вниз и снова оказался на своей тележке, которая была пристёгнута ремешками к обрубкам ног. Калека подъехал к сидящему на земле главарю, который уже пришёл в себя, и повторил:
  - Обознался я сослепу, это свой. Лучше пойдите выпейте вина за моё здоровье.
  Между его пальцев неведомо откуда заблестела серебряная монета. Забыв про боль, детина вскочил на ноги, торопливо схватил плату и поспешил к выходу вместе со своими подельниками, на меня они больше не обращали внимания.
  Я смущённо цеплял кошель к поясу, не зная, чем объяснить старику своё навязчивое преследование, а тот остановился напротив и произнёс удивительно знакомым голосом:
  - Ну, здрав будь, Смышляй.
  Все сомнения сразу пропали, это действительно оказался Кудрат.
  - Живой, дружище, - наклонившись, я радостно обнял старого друга за плечи и поднял вверх вместе с тележкой.
  - Хватит, отпусти, - растрогано похлопал меня по спине циркач. - Ещё задавишь ненароком, вон какой здоровый вымахал. Откуда ты взялся? Кого-кого, а тебя я не ожидал здесь встретить, поэтому и не признал сразу.
  - За Лерой приехал, - пояснил я, опустив воскресшего друга на землю, затем попытался коротко рассказать про наш отряд, перескакивая с пятого на десятое, но только больше запутал и себя, и собеседника.
  - Подожди... - мне пришлось остановиться, чтобы привести мысли в порядок. - Нам сказали, что после смерти Фомы ты попал в каменоломню и там погиб под завалом. Что случилось? Где твои ноги?
  - Я смотрю, ты уже и так много знаешь, и про Фому, и про меня, - Кудрат вскинул пытливый взгляд, опасаясь какого-то подвоха.
  - Так я же помочь хочу всем, и Марцелия из рабства выкупить, - от обиды на моих глазах чуть не выступили слёзы.
  - Прости... После того ада, что пришлось пережить, я разучился доверять людям, - циркач виновато похлопал меня по плечу. - Пошли в мою хибару, там поговорим.
  - На рынок надо зайти, - вспомнил я про сына углежога. - Там мой товарищ остался, бегает наверно, меня ищет.
  Мысли уже не путались, как раньше, и по дороге мне удалось довольно связно изложить свою историю. Кудрат поверил моему рассказу, а увидев растерянного Смагу со связкой рыбы в руках, даже улыбнулся кончиками губ.
  Жилище циркача находилось на дальнем краю города, где среди древних развалин из камней была сложена маленькая хибарка. От окраинных строений её отделял широкий пустырь, а за задней стеной начиналась и выходила на берег моря узкая балка, сплошь заросшая кустами. В центре жилища располагался очаг, рядом оборудована лежанка, чуть в стороне стоял низенький колченогий столик, заваленный деревянными заготовками.
  Оказавшись дома, Кудрат хитро улыбнулся, снял с головы седой парик, затем опёрся на руки и неожиданно выдернул свои ноги из окровавленных тряпок, изображающих обрубки. Он снова стал самим собой - решительным парнем, жонглёром и канатоходцем, единственным недостатком которого были короткие ножки.
  - Гистрион-коротышка погиб под завалом в каменоломне, - объявил он. - А старик-калека ни у кого не вызывает подозрений.
  Отправив тележку в угол, циркач несколько раз присел, разгоняя застоявшуюся кровь по жилам, затем освободил стол и быстро приготовил нехитрое угощение - нарезал сыр, бросил пучок зелени и выставил кувшин вина.
  Меня всё больше подпирало любопытство, хотелось узнать, как ему удалось сбежать, но Кудрат по своему обыкновению предпочитал молчать и слушать других. Наконец, или прочувствовав наше нетерпение, или дало о себе знать выпитое вино, он приступил к рассказу:
  - Как вы уже знаете, из-за коротких ног в гребцы меня не приняли и почти сразу перепродали в каменоломню, что находится верстах в двадцати от Боспора на берегу Синего моря. Многие сотни лет люди брали там камень для строительства и за это время нарыли огромную сеть различных подземных ходов, от узких коридоров до гигантских залов, - рассказывал Кудрат. - А ещё там встречаются пещеры, промытые обыкновенной водой.
  - Мне в страшном сне не могло привидеться, что попав туда, я больше года не увижу солнечного света. Когда нашу партию рабов загнали в подземелье, первым делом всех заковали в кандалы, а потом распределили на работу: меня и ещё нескольких, как самых сильных, поставили ломать камень, остальных - разбирать и таскать его к выходу. Работать приходилось при свете факелов и масляных светильников в постоянной пыли и без свежего воздуха. За непослушание или другую повинность сразу следовала порка кнутом.
  На ночлег всех рабов загоняли в большой подземный зал, запирая вход железной дверью. Кормили, в основном, солёной рыбой, часто протухшей или с червями. От такой жизни люди быстро умирали, но покойников здесь не закапывали, а уносили в соседнюю выработку и сбрасывали в глубокую яму. За многие годы там развелось множество крыс, некоторые из которых достигали размера кошки или маленькой собаки. Даже охранники боялись этих крысюков и проход к яме тоже перекрыли железной дверью, которую открывали только чтобы протащить очередного мертвеца.
  Первое время я крепился, надеялся на счастливый случай и возможность побега, но потом понял, что надежды тщетны. Беглеца в подземельях быстро найдут собаки, а выходы из пещер известны и тщательно охраняются. У меня даже появились мысли о смерти, но только чтобы не гнить заживо, а погибнуть быстро и не очень мучительно.
  Кудрат прервал рассказ и посмотрел на нас с грустной улыбкой. - Вы знаете, а путь к свободе мне подсказали крысы... Да, да. Те самые противные серые крысы.
  Меня тогда перевели в новый забой, предстояло долбить камень недалеко от выработки с ямой, куда мы бросали своих мертвецов. В разгар работы я случайно заметил, как по соседнему проходу прошмыгнула огромная крыса, на свет светильника её глаза сверкнули красными огоньками.
  "Откуда здесь взялись крысы?" - удивился я. - "Выход наглухо замурован, а дверь постоянно закрыта. Разве только нашли другой проход".
  Когда серая гостья появилась в следующий раз, мне удалось увидеть, как она юркнула в узкую щель между каменными выступами. Чужих глаз не было, в новом забое я пока работал один, поэтому решил проверить крысиный лаз. Пришлось выворотить несколько глыб, за которыми открылся узкий и кривой пещерный ход, когда-то промытый водой. Едва я просунул туда голову, как чуть не задохнулся от запаха падали. Судя по ощутимому движению воздуха, смрад шёл снизу от ямы с мертвецами и дальше тянулся вверх, влажные комочки глины на дне подземного хода тоже доказывали, что дальше есть выход на поверхность, как же иначе могла попасть сюда вода.
  Меня переполняла радость от своего открытия, хотелось кинуться вперёд, но вовремя пришло отрезвление. В случае пропажи пленника стража пускала по следу обученных собак, и от этих тварей невозможно было спрятаться в подземелье. Они сразу найдут тайный ход, поэтому побег нужно подготовить. Закладывая пролом, я старался его не только спрятать, но и перекрыть проход для крыс, запах которых мог привлечь собак.
   Уже в забое меня посетила здравая мысль. - "Подземный ход тянется от крысиного логова, надо найти его начало, а для стражи изобразить случайную смерть. Тогда искать не будут".
  Ждать пришлось недолго, один из каторжников умер в ближайшую ночь. Желающих нести тело бедолаги не нашлось, все только обрадовались, когда я взвалил его на спину и понёс к выходу. Пришлось подождать, пока кузнец срубит оковы с цепью с ног покойного, затем стражник проводил меня до входа на подземное кладбище. Дышать долго запахом падали он не хотел, пропустив меня вперёд, быстро воткнул пылающий факел в держатель на стене и вернулся назад, захлопнув дверь.
  От гнилостной вони першило в горле, и слезились глаза, положив тело на край ямы, я стал громко и невнятно, словно молитву, бубнить приходящие в голову слова, не думая об их содержании. Мой взгляд метался по каменному мешку в поисках намёка на скрытый ход. Чуя поживу, с разных сторон стали собираться крысы, в одном месте они словно живым ручейком вытекали из скалы. Блики света создавали ощущение монолитной стены, но, судя по поведению серых тварей, лаз скрывался в каменном кармане или за карнизом, куда добраться было мне по силам даже с цепью на ногах. Хорошенько запомнив это место, я столкнул покойника в яму и вернулся к двери.
  "Бежать при первой же возможности, и положиться на помощь богов", - ни о чём другом я думать не мог. - "Пусть лучше меня съедят крысы, чем долго и мучительно чахнуть в этих подземельях".
  К своему стыду признаюсь, что с огромным нетерпением ждал смерти кого-нибудь из товарищей по несчастью, и, дождавшись, сразу вызвался проводить покойного в последний путь. Как и в прошлый раз, стражник запустил меня на кладбище, а сам остался за дверью.
  Столкнув мертвеца на заполненное костями дно провала, я перекинул сковывающую ноги цепь через плечо и полез по стене к крысиной тропе, не забывая дурным голосом изображать пение молитвы. В нише за каменным выступом обнаружилось входное отверстие пещерного лаза, способное пропустить скорее ребёнка, чем взрослого мужчину. Хорошо, что нас плохо кормили, и за год каторги вместо мяса остались лишь кожа да кости, к тому же дно и стены лаза были густо покрыты крысиным помётом, который, как смазка, помогал протискиваться. Мне удалось, извиваясь червём, просунуть туда ноги, а дальше и остальное тело.
  Теперь осталось разыграть свою гибель. Высунув наружу голову, я издал дикий крик, потом второй, затем стал изображать затихающие стоны. На шум вбежали стражники с факелами и остановились на краю ямы. Всё её дно было покрыто сплошным живым серым ковром, мешающим разглядеть подробности, а разогнать крыс камнями не получалось. Лезть вниз никто не рискнул, потоптавшись на месте, они поспешили назад, шумно обсуждая ужасную смерть каторжника. Дверь захлопнулась, и наступила полная темнота.
  Внезапно от ужаса у меня зашевелились волосы на голове - яма с мертвецами стала светиться каким-то странным зелёным огнём. Я весь замер в ожидании какой-нибудь бесовщины, но время шло, а ничего страшного не происходило, лишь снизу доносился хруст костей, да писк дерущихся за корм крыс.
  Вскоре удалось разглядеть, что со дна ямы идёт равномерный зеленоватый свет, подсвечивая снизу кости, черепа и всё бегающее поверху скопище мерзких тварей. По стенам, где ярче, где тусклее, светятся только отдельные пятна и огоньки, да ещё слабой туманной полоской выделяется крысиная тропа. Мне сразу вспомнились гнилушки в ночном лесу после дождя, я успокоился и стал протискиваться дальше по узкому лазу. Сажени через две он расширился, мне удалось встать на колени и развернуться головой вперёд.
  Видимо, обитатели норы на лапах разнесли светящееся вещество по своей тропе, она тускло мерцала в темноте, позволяя разглядеть повороты и извилины, и я довольно бодро продвигался к цели. Поднявшись повыше, пещерный ход внезапно закончился просторной подземной камерой с маленьким озерцом посередине. Сюда крысы бегали за водой.
  Камера оказалась тупиком, после долгих поисков мне удалось обнаружить только узкую щель в стене, из которой сочилась вода, и поступал свежий морозный воздух. Свобода была совсем рядом, с помощью кайла и зубила я бы мог расширить отверстие и продолбить выход наружу, но только не голыми руками.
  "Что делать дальше?" - присев, я чуть не раздавил крысу, с негодующим писком метнувшуюся в сторону. Мне сразу вспомнилась зловещая яма с останками. - "А если для работы использовать кости мертвецов?".
  Сама мысль, что придётся спускаться в крысиное логово, приводила в ужас, но отступать было поздно. Подобрав пару камней, я стал сбивать с ног железную цепь, что оказалось непростым делом, ведь действовать пришлось на ощупь. Зато исполнилась моя мечта, наконец-то удалось избавиться от проклятой тяжести.
  Обратный путь, да ещё без цепи, мне показался намного легче, только сначала смущали крысы, которые деловито пробегали по моему телу вперёд-назад, не пугаясь и не обращая внимания. Видимо, я настолько измазался их помётом и пропитался запахом, что они принимали меня за своего. Осмелев, я полез в логово уже без особого страха, хотя и с огромным отвращением. Выбрав несколько костей покрепче, я ещё прихватил оттуда для освещения обрывки полусгнивших тряпок с мерцающим холодным огнём.
  Дальше началась работа, и сколько времени она заняла, мне трудно сказать. Устав от рытья, я засыпал, а проснувшись, снова начинал копать. Кости быстро крошились и ломались, и мне пришлось ещё два раза спускаться в крысиное логово для пополнения запаса.
  Когда, вывернув последний камень, я увидел дневной свет и радостно кинулся наверх, то чуть от этого не ослеп, ведь глаза отвыкли от солнца, пришлось дожидаться ночи, чтобы выбраться на поверхность. Передо мной простиралась зимняя Таврика, припорошенная снегом, а внизу шумело штормовое море.
  Замолчав, Кудрат поднялся и стал перебирать посуду на столе, затем налил молока в маленькую чашку и поставил её в дальнем углу жилища.
  - Крысёнка подраненного в городе подобрал и выходил, - пояснил он, заметив мой удивлённый взгляд. - От незнакомых людей прячется... Серко! Серко! Выходи.
  Маленькая, с неполную ладошку длиной, серая крыса с надорванным ухом просеменила по полу и стала пить молоко, посверкивая в нашу сторону бусинками глаз и смешно встряхивая голым хвостом.
  - А дальше что было? - подал голос Смага, очнувшись от переживаний удивительного рассказа.
  - Да ничего интересного, - нехотя проронил коротышка, наполняя вином опустевшие чаши. - Нашёл на склоне в укромном месте маленькую пещерку, приспособил для житья. Питался ракушками, крабами. Потом повезло, к берегу прибило штормом разбитую рыбацкую лодку, а там нашёлся нож, топор, кое какая одежонка и даже котелок. Стал жить по-людски, а весной перебрался в город.
  - Ты герой, Кудрат! Такое пережить и с честью выбраться - мало, кому под силу, - удивился я его скромности. - Дома твою историю своим будущим детям, как страшную сказку буду рассказывать.
  - Просто жить хотел, - прервал меня гистрион и поднял свою чашу. - Давайте лучше выпьем за здравие Марцелия. Он сейчас сидит на гребной скамье, прикованный цепью, если что случится, так и уйдёт на дно вместе с кораблём.
  За разговором я признался старому другу, что надеюсь выкупить Марцелия из рабства с помощью боярина Истислава.
  - Ничего не выйдет, - огорошил меня Кудрат. - Я ведь и сам живу здесь в таком маскараде только для того, чтобы ему помочь. Сначала присматривался, а потом попробовал прицениться через одного торговца. Других рабов можно перекупить, а вот Марцелий для чего-то очень нужен капитану монеры, и он не хочет даже слушать о его продаже.
  - Значит нужно устроить побег, - загорелся я. - А потом увезём вас обоих, вместе с Лерой, в наши края. Там никто искать не будет.
  - Какой шустрый выискался... - усмехнулся гистрион. - Побег устроим... Увезём всех... Ты сначала Леру найди.
  Снова став серьёзным, он выглянул за дверь и спросил:
  - Ночевать у меня будете или к себе пойдёте? Солнце совсем низко.
  - Идти надо, - заторопились мы со Смагой.
  - Вернусь с Ардабды, сразу к тебе зайду. Жди вестей, - прощаясь, на пороге я крепко стиснул коротышку в объятиях, а пройдя несколько шагов, оглянулся.
  Застыв в дверях, Кудрат пристально смотрел прищуренными глазами на заходящее солнце и улыбался.
  
  Примечания:
  
  Гладиус1 - легионерский обоюдоострый меч, предположительно был позаимствован (и усовершенствован) римлянами у древних жителей Пиренейского полуострова. Центр тяжести сбалансирован по отношению к рукояти за счет увеличенного шарообразного противовеса. Общая длина 60-70 см, длина рукояти 15 см., вес около 1,1 кг.
   Махайра2 - кривой серповидный (менее серпа загнут и более вытянут), древнегреческий меч с лезвием на внутренней стороне клинка. Длина - 50-65 см.
  Акинак3 - традиционный меч скифов, встречался так же и у персов, на Ближнем и Среднем Востоке. Изготавливался из железа, представлял собой короткий меч длиной 30-50 см с прямым обоюдоострым, симметричным клинком с треугольным острием. Им можно было наносить как колющие, так и рубящие удары. Носили акинак справа, укрепив ножны на поясе, иногда привязывали к правой ноге.
  Бане4 - индийский прямой меч с узким клинком, имеющим на конце расширение в виде ромба.
  Бхелхета5 - индийский прямой меч с гибким узким клинком и гардой в виде перевернутой чашки.
  Каролинг6 - европейский меч VI-X вв. Получил свое название от французской династии Каролингов. С прямым обоюдоострым, реже однолезвийным клинком и скошенным в одну сторону лезвием. Длина 80-90 см, ширина 5-6 см. Был широко распространен на территории Европы, Руси и Скандинавии.
  Спатха7 - обоюдоострый, длинный меч, имел острый конец лезвия. Распространен у германцев в V в. (хотя по некоторым данным существовал уже в III веке до н.э.). Общая длина 75-85 см, ширина 4-5 см.
  Монера8 - не имея своих больших кораблей, хазары использовали византийские. Боевой флот Византии состоял из дромонов - судов, напоминающих римские многорядные галеры, но преимущественно с двумя рядами весел, вооружённых катапультой. Эти суда имели две мачты и вначале несли четырехугольные, а к VIII веку чаще латинские (косые) паруса. Начиная с IX века, летописцы одно-, двухрядные дромоны стали называть монерами и, иногда, хеландиями.
  
  Глава 15
  
  Слегка накренившись на бок под напором наполненного ветром косого паруса и плавно покачиваясь на волнах, наша тарида1 споро двигалась вдоль побережья, не отдаляясь далеко от берега. Основная часть команды отдыхала под полотняным навесом, только рулевой на корме невозмутимо орудовал рычагом, выправляя движение судна. Хозяин корабля не вмешивался в управление и большую часть времени проводил в кормовой каюте. Все корабельщики были родом с Алустона и между собой общались на греческом языке.
  Веденя, я и ещё несколько попутчиков расположились на носовой площадке, где можно было не только сидеть, но и прилечь с относительными удобствами. Лёгкая качка мне не очень досаждала, стараясь отвлечься, я внимательно рассматривал берег или любовался дельфинами, которые несколько раз проплывали совсем рядом и долго сопровождали корабль. Зато мой спутник крепился-крепился, а потом не выдержал и стал травить за борт утренний завтрак. Он мучился целый день и только вечером, когда перед заходом солнца тарида пристала к берегу в маленькой бухте для ночлега, пришёл в себя и даже немного перекусил.
  С рассветом, сев за вёсла и загребая под удары бубна, корабельщики отогнали судно от берега и вновь развернули парус. Нам повезло, продолжал дуть попутный ветер, приближая конец пути, солнце едва перевалило зенит, как показалась Ардабда.
  Когда то здесь находился большой богатый город, остатки каменных заборов и развалины строений выглядывали из зарослей кустов и деревьев в разных местах на всём протяжении берега просторной бухты. Жилые постройки возрождённого селения занимали лишь небольшую его часть, они отдельными скоплениями тянулись к дальнему концу бухты, где вытянутый пологий холм с островками леса вдавался далеко в море, заканчиваясь крутым скальным обрывом. Недалеко от пристани располагался базар, а рядом за углом и караван-сарай, в котором нашлась свободная комната.
  Мне не терпелось приступить к поискам, и, оставив свои вещи, вскоре мы с Веденей снова оказались под палящим солнцем на пыльной улице. Искать долго не пришлось, Фрида действительно жила в этом селении и оказалась приметным человеком, первый же мальчишка объяснил нам, как найти её жилище.
  Маленький каменный домик с деревянной надстройкой под камышовой кровлей находился совсем рядом с морем, небольшой участок земли позади него до берегового обрыва занимал огород, вдоль забора росли садовые деревья, а дворик перед входом, словно крышей, был перекрыт длинными плетями винограда с кистями зреющих ягод, создающими приятную тенистую прохладу.
  Когда мы подошли к калитке, навстречу выскочила маленькая светло-серая собачонка и занялась звонким лаем.
  - Клёпа, Клёпа... - я сразу признал четвероногую артистку, с которой Корнелиус здорово веселил зрителей. - Иди сюда, умница.
  Недоверчиво повиливая хвостом, Клёпа стала принюхиваться к моей протянутой руке, а потом, видимо вспомнив, дала себя погладить.
  - Кто это мне собаку портит? - громкий знакомый голос заставил меня поднять голову.
  Фрида почти не изменилась, разве только показалась мне ниже ростом, чем раньше, да слегка пополнела. Уперев руки в бока, она застыла посередине дворика, разглядывая незваных гостей тёмными, чуть навыкате, глазами.
  - Доброго вам здоровьюшка, тётушка! - раскрыв калитку, я пошёл ей навстречу. - Не признали? Это я, Смышляй. В Саркеле с вами выступал.
  - Смышляй? - в голосе Фриды промелькнуло узнавание. - Вырос то как, совсем взрослый стал.
  Мы обнялись, и она даже всплакнула, спрятав голову у меня на груди.
  - Ладный, красивый стал, - отстранившись, Фрида стала вытирать глаза концом платка. - А у нас, ведь, беда здесь случилась.
  - Что с Лерой!? Жива? - испугался я.
  - Жива, жива твоя Лера, - с неожиданным лукавством, чуть прищурясь, она посмотрела на меня, потом спохватилась. - Что же это я? Гостей к столу даже не пригласила.
  Усадив нас за стол, стоящий в самом затенённом углу двора, хозяйка быстро собрала угощение: разную зелень с огорода, молоко, вчерашние пироги и жареную рыбу, затем решила приготовить что-нибудь горячее. Мне больших трудов стоило унять её рвение и усадить вместе с нами. На поднятую суету из дома выскочила Чика и запрыгнула на плечо своей хозяйки.
  За пять лет обезьянка сильно постарела, в шёрстке поблескивала седина, в отдельных местах появились залысины, да и двигалась уже не так шустро, как раньше. Вначале она дичилась гостей, но когда я подарил ей срезанную с пояса блестящую медную пряжку, осмелела, пошла на руки и даже немного поиграла с моими волосами.
  Дождавшись, пока мы утолим голод, Фрида приступила к расспросам. Мне пришлось рассказывать о своей жизни после Саркела, затем всю историю нашего похода до плавания в Ардабду. Весть о том, что Кудрат жив и находится на свободе, очень обрадовала старую циркачку, она сразу захотела отметить замечательное событие и принесла кувшин домашнего вина.
  Мне хотелось перевести разговор на Леру, но Фрида выпытывала у меня все новые и новые подробности, пока не удовлетворила своё любопытство, лишь потом стала рассказывать о судьбе бродячего цирка после гибели Фомы.
  В тот день труппу постигло большое горе, она лишилась своих лучших актёров и больше не могла устраивать полноценное представление, к тому же, срывая свою злость, хазары перепортили реквизит. В довершение всех бед, один из степняков сильно ткнул Леру тупым концом копья, когда она бросилась прощаться с отцом. Ушиб получился очень коварным и болезненным, девочка долго не могла ходить и двигалась с трудом.
  В своё время, объездив с разными труппами множество городов и весей, Фрида встретила и полюбила хорошего человека, который уговорил её бросить кочевую жизнь. Счастье длилось не долго, в первую же зиму муж случайно простудился, слёг в горячке и вскоре умер, оставив молодой вдове домик у моря. Погоревав, женщина вернулась в цирк, где позже встретила Корнелиуса. В нынешнем положении старое жилище пришлось очень кстати, добравшись до Ардабды, циркачи продали скотину и лишнее имущество, пристроили юного Славия в другую труппу и остались жить втроём. Корнелиус нанялся учителем к местному торговцу, обучал его детей чтению, письму, арифметике, а старших ещё риторике2 и музыке, а Фрида выхаживала Леру.
  Забота и любовь сделали своё дело, девушка поправилась и для себя твёрдо решила, правдами или неправдами, но выкупить из рабства хотя бы отца. След Кудрата увёл в подземелье и затерялся, зато Марцелия удалось отыскать на каторжной монере.
  Корнелиус с Лерой несколько раз плавали в Боспор, где пытались договориться с капитаном судна о выкупе гребца. Вначале тот согласился на продажу, но потом стал хитрить и изворачиваться, всячески затягивая переговоры, пока не признался, что ему очень понравилась Лера, он хочет взять её в жёны, а взамен согласен отпустить Марцелия на свободу. Другие условия капитан отказался даже обсуждать.
  - Бедная наша девочка, - Фрида промокнула глаза кончиком платка. - Лера очень любит отца и хочет ему помочь. Несколько ночей она плакала, а потом согласилась на условия этого негодяя. Свадьбу решили справлять осенью, когда с приближением зимы монеру вытащат на берег. Сейчас девочка живёт у матери капитана, где помогает в домашних делах и привыкает к роли хозяйки. Сам жених с весны при своём корабле, а к невесте на это время приставил двух охранников, они повсюду её сопровождают.
  - А где находится этот дом? - поинтересовался я.
  - Да здесь же, в селении. Если идти по берегу моря, то от лежащего на краю воды большого камня надо подняться вверх по склону. Там за каменной оградой начинается виноградник, дальше тянется сад - это и есть хозяйство будущей свекрови.
  Мы продолжали разговор, но все мои мысли занимала судьба Леры, очень хотелось её увидеть. Веденя, измученный морской качкой, сладко спал, откинувшись спиной на каменную стену. Будить его не хотелось.
  - Я на море схожу, искупаюсь, - поднялся я из-за стола.
  - Сходи, сходи, - поддержала Фрида. - Жара такая стоит. Я пока хозяйством займусь. Скоро Корнелиус придёт, будет очень рад встретиться с тобой.
  Пройдя через огород, я спустился к морю и лениво побрёл к виднеющемуся вдали большому камню.
  "Если Лера сейчас во дворе, то я смогу её увидеть и, может, даже поговорить", - мелькнуло в голове.
  Садовый забор вывел меня на улицу селения, следуя за его поворотом, я вскоре остановился у глухих ворот перед большим домом с черепичной крышей, оттуда до меня донеслись звуки шагов, потом женский голос. Каменная ограда была высотой чуть выше моего плеча, я привстал на цыпочки и заглянул внутрь.
  В глубине двора какая-то женщина перебирала разложенные на столе овощи. Она стояла ко мне вполоборота, голову прикрывала цветастая накидка, просторная одежда не давала рассмотреть фигуру. Гибкая девичья рука внезапно выпорхнула из рукава и поправила выбившуюся на лоб прядь волос, слегка приоткрыв миловидное лицо.
  "Лера", - скорее почувствовал, чем узнал я, и решил привлечь внимание, постучав по стойке ворот.
  Обдав меня синевой из-под вскинутых ресниц, девушка замерла, придерживая пальцами накидку у лица.
  - Лера... Это я, Смышляй, - удивлённо и радостно я смотрел в распахнутые глаза, шёпот, словно набат, отдавался в ушах. - Я приехал за тобой.
  Внезапно вся её фигура как то сникла, взгляд потух, девушка отвернулась и, потупив голову, поспешно скрылась за дверью дома, а из-за угла ближайшего сарая выдвинулся патлатый детина с заспанным видом.
  - Чего надо? - грозно проревел он, подойдя к ограде.
  - Спросить хотел, - начал объяснять я.
  - Проваливай, нечего здесь делать, - потеряв ко мне интерес, здоровяк направился обратно, что-то бурча себе под нос.
  "Узнала меня Лера или нет, а если узнала, то почему не ответила?" - ломал я голову всю обратную дорогу. - "А, может, понравился богатый и влиятельный жених, и она смирилась со свадьбой?"
  Купаться мне совсем расхотелось, вернувшись, я признался тётушке, что видел Леру, и пожаловался, что та не захотела разговаривать.
  - Вот балда, вырос таким здоровым, а ума не нажил, - всплеснула Фрида руками и стала распекать:
  - Ты же мог всё испортить. Никто в селении не должен знать про ваше знакомство, не дай бог донесут. Девочке и так без провожатого шагу не дают ступить, а если заподозрят в чём, то и со двора перестанут выпускать.
  - Вам с товарищем лучше сейчас уйти, пока чужие глаза не видели, - добавила она после раздумья. - Придёшь утром один, я спрячу в светёлке наверху, а Леру в гости позову, там поговорите.
  Ругая себя в душе разными словами, я растолкал Веденю, и мы, пройдя берегом до пристани, вскоре были в караван-сарае.
  Вечер тянулся мучительно долго, мне никак не удавалось уснуть. Из памяти выплывали всё новые и новые подробности нашего знакомства с маленькой циркачкой, пережитые приключения, обещание вернуться, робкий поцелуй и подарок - вышитый мешочек для оберега. Но всё перекрывали широко распахнутые девичьи глаза, казалось, что они, словно васильки, смотрят с немым укором изо всех углов нашей каморки.
  С рассветом я был уже у домика циркачей, где попал в объятия Корнелиуса. Добродушный толстяк оставался всё тем же любителем поговорить и привлечь к себе внимание, а по отдельным недомолвкам мне стало ясно, что он сильно скучает по цирку, зрителям и весёлым представлениям. Не дав нам толком поболтать, Фрида выпроводила его на работу, а меня отправила в светёлку на втором этаже и велела сидеть тихо. Томясь ожиданием, я прилёг на лежанку и предался юношеским мечтам.
  Разбудил меня стук калитки и голоса во дворе, немного погодя заскрипела входная дверь. Один из охранников, видимо, сунулся было в дом вслед за Лерой. Фрида остановила его строгим окриком и, усадив за столик, стала выговаривать, затем, сменив гнев на милость, угостила вином.
  Затаив дыхание, я вслушивался в девичьи шаги на лестнице, наконец, дверца распахнулась, и Лера замерла на пороге. За прошедшие пять лет она удивительно похорошела, от прежней тоненькой девчонки-акробатки осталась лишь змеиная грация движений. Русые волосы, заплетённые в непривычные моему взгляду тонкие мелкие косички, совсем не портили красивое лицо с чуть вздёрнутым носиком, пухлыми губками и упрямым подбородком с ямочкой. Стройная шея, украшенная ожерельем из монет, прикрыта воротом белой вышитой рубахи, ткань которой волнующе натянута на груди, правая рука сжимает скинутую с головы накидку.
  Мы разом шагнули навстречу и обнялись в едином порыве. Я трепетно гладил рукой по худенькой спине, ощущая кончиками пальцев позвонки и приподнятый край лопатки, казавшиеся такими хрупкими и беззащитными, запах женских волос в смеси с какими-то травами дурманил голову.
  - Лера, я приехал за тобой, - шептали мои губы. - Хочу увезти в свою страну, где никто не сможет тебя обидеть.
  Её вскинутые плечи внезапно затряслись, а ворот сорочки стал быстро набухать от слёз.
  - Всё будет хорошо, - продолжал я гладить доверчиво прижавшуюся ко мне девушку, соски упругих грудей словно горячим железом прожигали ткань одежды, наполняя душу странными ощущениями, я чувствовал удары её сердца и лишь крепче притиснул свободную руку, ладонь которой уютно устроилась на крутом изгибе девичьего бедра.
  - Я верила, я ждала... - прошептала Лера, подняв на меня заплаканное лицо. - Но теперь поздно, я не могу бросить отца.
  - Я приехал не один, со мной друзья, твой брат и Кудрат... Да, да!.. Кудрат жив, сбежал и ждёт в Боспоре, - слушая мои путанные слова, девушка постепенно успокаивалась, её глаза наполнялись надеждой и становились всё больше и больше.
  Чувствуя, что тону в этих глазах, я продолжал с жаром:
  - Мы устроим Марцелию побег и увезём вас всех в свою страну, где нет рабства, и люди живут по справедливости, - синий омут затянул меня, и, не в силах сопротивляться, я стал покрывать запрокинутое лицо короткими поцелуями, пока наши губы не встретились.
  Только когда Лера застучала кулачками по моей спине, я смог оторваться от сладких уст.
  - Я же чуть не задохнулась, - побранилась она, но тут же ласково погладила по моим волосам. - Расскажи мне всё ещё раз и объясни - откуда взялся мой брат?
  Неведомая сила переполняла меня, я подхватил девушку на руки и покружил по комнате, потом сел на лежанку, нежно усадив её на колени. Слёзы уже высохли, она положила голову на моё плечо и приготовилась слушать. Хмелея от такой близости, свой рассказ я перемежал жаркими поцелуями, а иногда даже пытался дать волю рукам, на что получал мягкий, но непременный отпор.
  - Хватит, - дослушав до конца, Лера вырвалась из моих рук и, вскочив на ноги, стала поправлять складки на одежде. - Надо идти, мне нельзя долго задерживаться.
  - А, может, тебе нравится твой жених? - поделился я подспудно точившими меня сомнениями.
  - Глупый, - наклонившись, девушка прильнула ко мне долгим поцелуем. - Он толстый и плешивый, к тому же - магометанин. Я не хочу всю жизнь скрывать лицо под платком.
  Ласково взлохматив напоследок мне волосы, Лера накинула на голову накидку и поспешила вниз.
  Оставшись один, я сначала пытался вслушиваться в отголоски разговора во дворе, а когда калитка скрипнула за гостями, лёг на лежанку и стал придумывать план побега для Марцелия. Ничего умного в голову не приходило, каждая мысль заканчивалась воспоминанием о горячих губах и жарком теле девушки.
  В светёлку поднялась Фрида.
  - Поговорили? - лукаво улыбнулась она, заметив мои пунцовые губы. - Давно я Леру такой весёлой не видела.
  - Пытаюсь придумать побег для Марцелия, - смутился я. - Да что-то плохо получается.
  - Ну, думай, думай, - оставила Фрида меня в покое.
  Вскоре домой вернулся Корнелиус, и мы стали думать вдвоём, устроившись за столиком с кувшином вина. Я почти не пил и только поддерживал компанию, надеясь на толковый совет. Дело усугублялось тем, что гребцов на монере всё время держали прикованными к цепи, ночевали они тоже на своих скамьях, и лишь во время штормов судно вытаскивали на берег, а гребцов загоняли в каменный сарай. Можно было попробовать передать напильник, но среди кучи людей и охраны незаметно пилить цепь не получится, да и наказание за попытку побега будет очень суровым. Так же наш отряд мог легко разоружить стражу и освободить каторжника, но тогда нас бы объявили вне закона, а устраивать войну с целым каганатом не хотелось.
  Корнелиус знал множество трагедий и других спектаклей, был большой дока по части цирковых фокусов и каверз, но и в его хитрую голову, даже разогретую вином, умная мысль тоже не пришла.
  - Хватит вино лакать, всё равно пустой голове толку не прибавит, - остановила нас Фрида, когда второй кувшин опустел. - Придётся мне самой за дело взяться.
  Затем повернулась ко мне. - Завтра вместе поплывём в Боспор.
  Корнелиус попытался заартачиться, но женщина была непреклонна.
  - Лерин жених тебя хорошо знает, а меня ни разу не видел, - и добавила с загадочным видом. - Есть одна задумка.
  Фрида всю жизнь провела в цирке, знала множество хитрых актёрских приёмов и секретов, и хотя в представлениях участвовала лишь в детстве и юности, в труппе пользовалась непререкаемым авторитетом. Домик друзей я покидал с лёгким сердцем, её слова меня обнадёжили и успокоили.
  Берег был пустынен, только впереди у пристани купалась стайка мальчишек, да вдали на гладкой поверхности моря виднелось несколько рыбацких лодок. Меня переполняла какая-то непонятная сила, кровь бурлила в жилах, хотелось дурачиться, громко кричать, прыгать и совершать сумасбродные поступки. Разбежавшись, я сделал несколько акробатических колёс по песку, завершив их передним сальто, потом развернулся и повторил всё в обратном направлении, но даже не вспотел. Вспоминая старые трюки, стал крутить колесо на месте и попробовал исполнить сальто спиной. Получилось неудачно, сыпучая опора затруднила прыжок, усадив на задницу.
  На меня внезапно напал приступ смеха, да такой, что пришлось кататься по песку, а когда отпустило, появилось желание пробежаться вперёд к вытянутому в море скальному мысу.
  Крутые утёсы поднимались вверх саженей на десять-пятнадцать, от их подножия в воду уходило множество каменных глыб, некоторые были размером с дом. Вдоль берега по узкой полоске песка тянулась тропинка, обходя и, иногда, поднимаясь на выступы скал, за которыми обнаруживались маленькие красивые бухточки.
  Одна из них мне особенно приглянулась, и я, раздевшись, кинулся в ласковую воду. Дно было неровным, часто попадались глубокие места, где можно было долго парить над заросшими водорослями камнями, разглядывая морских жителей. Поражало обилие рыбок различной формы, размера и окраса, они стайками или в одиночку плавали повсюду и почти не боялись человека. Я попытался с ними играть, и одна даже дала себя погладить, лишь слегка отодвигаясь от прикосновений.
  В одном месте мне удалось схватить за спинку огромного краба, бочком-бочком двигающегося по галечному дну. В воздухе он оказался намного меньше, чем выглядел в воде, чуть больше моей растопыренной ладони. Я решил проверить силу клешни и сунул палец, оказалось больно, но терпимо.
  Вскоре мне плавать надоело, яростная мощь требовала другого выхода, и я стал нырять с огромного камня, сначала вперёд ногами, потом рыбкой, а, осмелев, ещё и с сальто, пока не шлёпнулся плашмя об воду. Кожа горела, и, забравшись наверх, я подставил спину солнечным лучам. Морская синева снова напомнила Лерины глаза, сразу нахлынули воспоминания о её податливых губах и нежных руках.
  - Лера!!! - унёсся мой клич далеко в море. Тишина...
  - Лера!!! - теперь уже на берег.
  - Ра!.. Ра... Ра...- донеслось в ответ.
  Вечерело, шагая к караван-сараю, я мечтал, что бы на меня напало несколько грабителей. Может, в славной потасовке удалось бы разгрузить переполнявшую меня молодую силу. Но не повезло.
  
  Примечания:
  
  Тарида1 - византийские торговые суда, как и военные, происходили от римских. Небольшое судно с набойным дощатым корпусом длиной 15 - 20 метров с двумя боковыми рулями и с одной, слегка наклонённой вперёд, мачтой, имеющей косой (латинский) парус. Использовалась преимущественно для каботажной (вдоль побережья) перевозки людей и грузов. Наклон мачты позволял лучше использовать боковой ветер.
  Риторика2 - наука об ораторском искусстве. Была разработана в античности (Аристотель, Квинтилиан, Цицерон), как искусство устного публичного выступления с целью убедить, усладить и взволновать слушателей.
  
  Глава 16
  
  Утром мы узнали от хозяина караван-сарая, что попутная тарида с вечера отстаивается на берегу. Веденя сразу отправился на пристань, а я побежал к домику циркачей. Оказалось, что можно было не спешить, Фрида видела вечернее прибытие судна и успела собраться. Она сразу вручила мне корзину с вещами и, отдав Корнелиусу последние указания, вышла со двора, держа в руках клетку с обезьянкой, накрытую платком.
  "Зачем она берёт с собой Чику?" - недоумевал я и внезапно поразился пришедшей в голову догадке. - "Маленькая и шустрая обезьянка может незаметно передать Марцелию записку или какое другое послание... Вот здорово! Ай да тётушка!"
  Тарида очень походила на привёзшее нас сюда первое судно, только была чуть уже корпусом и длиннее, и команда оказалась смешанной - греки, русичи, аланы из Херсонеса. Порывистый ветер дул с моря, налетая то с одной, то с другой стороны, и корабельщикам по распоряжениям и свистку рулевого приходилось постоянно менять положение наклонной реи с парусом. Было видно, что и судно движется не по прямой линии, а зигзагами - то удаляясь, то приближаясь к берегу. Качка чувствовалась намного сильнее, чем в прошлый раз, но Фрида её словно не замечала, я крепился и сдерживал позывы к рвоте, а вот Веденя почти сразу скормил рыбам свой завтрак и остатки ужина.
  - Вернёмся в Боспор, я к этим деревянным корытам больше близко не подойду, - трагическим голосом объявил он своё решение.
  Только во второй половине дня, когда мы обогнули невысокий мыс с остатками старой крепости, а ветер стал дуть в корму, тарида перестала рыскать и выровнялась, уменьшив наши страдания. Ночевали мы, как и прошлый раз, вытащив судно на песок, с рассветом продолжили плавание и вечером прибыли в Боспор.
  На дальнем конце причала я заметил двухмачтовую монеру с длинным и узким, словно у хищной рыбы, корпусом, рядом на берегу кружком сидело несколько вооружённых стражников. Где-то там томился прикованный цепью приёмный отец Леры, и только сейчас до меня стала доходить вся сложность задачи по организации его побега.
  Рынок уже опустел, и я знакомой дорогой повёл спутников к жилищу коротышки. Встреча получилась очень радостной, а выпущенная из клетки Чика своим писком и метаниями от Фриды к Кудрату добавила общей сумятицы. Наконец, поднятая суматоха улеглась, новости были пересказаны, и мы приступили к серьёзному разговору.
  Со слов коротышки завтра после обеда монера должна везти какого-то сановника в Тумен-Тархан, и назад вернётся на следующий день. Команда корабля обычно не чурается попутного заработка и охотно берёт пассажиров на свободные места.
  - Надо обязательно попасть на судно, - оживилась Фрида. - Чика сможет быстро найти Марцелия и передать ему записку и одну вещицу.
  Она с торжествующим видом показала нам маленький, размером с мизинец, стеклянный сосудик, плотно закупоренный такой же пробкой.
  - Я по большому секрету купила это зелье у золотых дел мастера. Достаточно смочить им железо и подождать, металл станет рыхлым и хрупким, и легко сломается. Только надо остерегаться, чтобы жидкость не попала на голую кожу.
  В дороге ей мог понадобиться помощник, и я лучше всех подходил для этой роли.
  Меня поразила мудрость старой наставницы, она так легко и просто решила казавшуюся непосильной задачу.
  Ночевать Фрида решила у Кудрата, а мы с Веденей поспешили к остальным друзьям, которые тоже с нетерпением ждали вестей.
  Истислав очень обрадовался, узнав, что его сестра жива и здорова, но то, что для успеха нашего похода придётся устраивать побег каторжника и девушки-невесты, повергло его в глубокие раздумья. Недавно наместник вернулся в Таврику, побывав у него на приёме, боярин получил разрешение на поиск сестры, и теперь мирному посольству не с руки ввязываться в разные сомнительные предприятия. Одно дело - выкупить на волю галерного гребца, и совсем другое - устраивать побег ему, а потом ещё и законной невесте из-под венца.
  - Циркачи всё сделают сами, - убеждал я. - Нам нужно только вывести из Таврики девушку и её приёмного отца.
  - Ладно, - согласился Истислав. - Если дело с побегом Марцелия выгорит, то за сестрой я сам поеду в Ардабду.
  На этом и порешили.
  Когда мы с Фридой пришли на пристань, монера готовилась к отходу. Судно, длиной около двадцати, шириной до двух с половиной саженей, имело два ряда вёсел, по пятнадцать пар с каждой стороны, под сильно наклонённым и закруглённым носом дальше вперёд над водой выступал острый клык, покрытый бронзовыми листами. Корма заканчивалась парными хвостовыми украшениями в виде голов дракона, вдоль которых размещалась галерея для стрелков и помост для рулевого. Борта монеры были надставлены съёмными щитами, а в центре носовой боевой площадки высилось странное устройство из брёвен, верёвок и ремней, прикрытое от палящих лучей солнца полотняным навесом, как я позже узнал, это была катапульта. Гребцы нижнего ряда располагались под палубными боковыми проходами, а верхнего - на сидениях, прикреплённых к самой палубе, каждый из них имел собственное весло, выведенное наружу через отверстия в бортах.
  Горожан, направляющихся в Тумен-Тархан, набралось десятка полтора, собрав плату, помощник капитана отправил всех пассажиров на носовую площадку, где томилась бездельем группа вооружённых воинов. Шагая по палубе, я попытался высмотреть Марцелия, но среди верхнего ряда гребцов его не заметил.
  Остановившись у борта, где на нас никто не обращал внимания, Фрида приподняла платок с клетки и несколько раз прошептала:
  - Чика, ищи Марцелия... Марцелия ищи... Ищи Марцелия, - затем открыла дверцу.
  Обезьянка осторожно выбралась на палубу, и, двигаясь немного боком, стала пробираться под ногами людей. Я заметил, что на груди под ошейником у неё висит кожаный мешочек. Сначала вскрикнула женщина, ей откликнулся мужчина, волна странного возбуждения прокатилась вдоль борта монеры, перекинулась на другой борт и, ненадолго стихнув, вновь вернулась к нам, когда, взволнованно вереща что-то на своём языке, Чика радостно запрыгала по плечам тётушки.
  - Ах, ты, негодница! Ты опять выбралась из клетки, - бранилась Фрида, при этом поглаживая и целуя свою любимицу.
  На шум прибежал помощник капитана, после клятвенных заверений, что подобное не повторится, и мелькнувшей серебряной монеты, недоразумение было улажено.
  Когда народ успокоился, и на нас снова перестали обращать внимание, Фрида показала мне клочок грязной ткани, видимо, оторванный от подола сорочки.
  - Чика нашла Марцелия, а это ответ на наше послание, я обнаружила его под ошейником на месте сорванного мешочка.
  Вскоре восемь рабов-носильщиков в окружении отряда охраны принесли на причал большой паланкин1. Пузатый и коротконогий капитан корабля с широкой саблей на боку торопливо спустился по сходням и почтительно побеседовал с вельможей через раздвинутые занавеси, после чего паланкин подняли на судно и установили на корме под помостом для рулевого, следом зашла охрана. Раздался свисток, надсмотрщики побежали по палубе, щёлкая бичами и подгоняя гребцов, после лёгкого толчка монера стала удаляться от причала.
  - Бум-м, - разнеслось над водой, тридцать пар вёсел одновременно качнулись вперёд и опустились, загребая воду.
  - Бум-м... Бум-м...- обнажённый по пояс мужчина бил деревянной колотушкой по большому плоскому барабану, слегка убыстряя стук, вёсла поднимались и опускались ему в такт, судно набирало ход. Постепенно промежутки между ударами выровнялись, и гребцы стали двигаться в размеренном рабочем ритме. Встречный ветер лохматил волосы, и я, решив определить скорость монеры, стал бросать в воду кусочки лозы от корзины. Получилось примерно в два раза быстрее обычного пешехода.
  Тоненькая полоска земли на другой стороне пролива потихоньку стала приближаться, принимая более чёткие очертания, и расходиться в стороны, открывая вход в широкий и далеко вытянутый вперёд морской залив. Плоская степь с раскиданными кое-где холмами и курганами возвышалась над поверхностью моря саженей на пятнадцать - двадцать и круто обрывалась к береговой линии, лишь местами оставляя небольшие плоские уступы. По берегам залива виднелись маленькие городки и селения, утопающие в зелени садов.
  Прямо по носу корабля двумя вытянутыми вдоль крутого откоса ступенями раскинулся город Тумен-Тархан. Преобладали здания из сырцового кирпича и глинобитные мазанки с соломенной кровлей, а привычные для Таврики каменные дома с черепичными крышами встречались редко. Особой красотой и изяществом выделялись дворец наместника и несколько храмов.
  По команде свистком гребцы подняли вёсла и закрепили в упорах, монера, продолжая двигаться по инерции, плавно пристала бортом к длинному и широкому причалу. На другой его стороне разместились два купеческих учана русичей, несколько небольших тарид и, как великан среди коротышек, двухмачтовая усиера2. Торговля здесь явно шла с широким размахом.
  Вначале на берег сошла охрана, затем носильщики вынесли паланкин с сановником, и вся процессия отправились к местному наместнику во дворец, только потом разрешили пройти остальным пассажирам.
  Оказавшись на берегу, мы двинулись к центру города по широкой мостовой, отсыпанной керамической крошкой и мелкими черепками битой посуды, предстояло найти место для ночлега, а какой-нибудь караван-сарай обязательно располагался возле городского рынка. По сторонам тянулись глиняные заборы, отделяя от пыльной улицы зелёные сады и тенистые дворики.
  При выходе на просторную площадь с торговыми рядами, я заметил в стороне яркий тент цирковой повозки и большое скопление народа. Представление заканчивалось, актёры шныряли по толпе, собирая плату, лишь стройный молодой парень с щегольскими усиками, такие же в своё время носил Марцелий, метал ножи в большую деревянную раму с нарисованными кругами. Последние пять ножей он отправил в маленький центр мишени, предварительно завязав глаза, и затем обратился к зрителям, предлагая золотой солид3 в награду тому, кто повторит достижение.
  Фрида взглянула на меня с хитрым прищуром, потом намекающе качнула головой в его сторону.
  "А что?.. Покажу своё умение, да и люди позабавятся", - повеселел я и стал протискиваться в передние ряды.
  Жеслав, а это был, несомненно, он, с невозмутимым видом встретил добровольца и сам закрепил на моей груди перевязь с ножами. Вполуха выслушав его наставления, я прикинул рукой вес метательного лезвия, затем примерился к высоте мишени и, развернувшись к ней спиной, отсчитал восемь шагов. Дома у меня хорошо получался такой трюк, и сомнений в успехе не было. Попросив завязать глаза, четыре ножа я метнул за спину через плечо, а пятый - развернувшись к цели лицом. Радостные крики, свист и хлопанье в ладоши подтвердили точность моих бросков.
  Сдёрнув повязку, я почувствовал на себе внимательный взгляд циркача.
  - Смышляй? - неуверенно спросил он. - Это ты, что ли?
  - Здрав будь, друже! - засмеял я, обнимая старого товарища.
  Перекинувшись парой слов с одетым в шутовской наряд гистрионом, Славий, так теперь все звали Жеслава, присоединился к нам и повёл в ближайшую харчевню, где можно было поговорить без помех.
  Молодой актёр легко освоился в новой труппе, был вполне доволен своим положением и не собирался менять бродячую жизнь на труд землепашца или ремесленника. Конечно, он скучал по прошлому цирку, с которым колесил больше трёх лет, обучаясь разным премудростям, и с большим интересом стал расспрашивать о судьбе своих друзей.
  Рассказывая новости, Фрида призналась, что в городе мы оказались случайно и завтра уезжаем.
  - А я хотел просить Смышляя, что бы он своим появлением ещё несколько раз оживил представление, - слегка расстроился Славий. - Сегодня так здорово получилось.
  Он выпытывал у нас всё новые и новые подробности, искренне переживая за Кудрата, Леру и Марцелия, и сокрушаясь, что не может участвовать в наших делах.
  - У вас всё получится! - уверенность, прозвучавшая в словах парня, вызвала невольную улыбку. - Не может не получиться.
   Славий повеселел и, закончив расспросы, принялся выкладывать последние сплетни из жизни бродячих актёров. Он так мастерски изображал забавные сценки, иногда меняя голос, что несколько раз довёл меня и тётушку до слёз от хохота. Давно я так не смеялся.
  Перед расставанием Фрида попросила:
  - Завтра при посадке на судно надо будет отвлечь охрану. Ты сможешь помочь?
  - Конечно, помогу, - с ходу оценил задачу шутник и плутовато подмигнул одним глазом.
  С утра, коротая время до отправления, мы с Фридой сначала потолкались по рынку, потом спустились к пристани, где долго наблюдали за рабочей суетой среди торговых кораблей. Наконец, и возле разъездной монеры началось оживление, команда готовила судно к отходу. Фрида первая поднялась по сходням на борт, а меня задержал вынырнувший из толпы Славий.
  Встав напротив, он приставил указательный палец к кончику своего носа, шевеля остальными пальцами, и затараторил:
  - Смышля, Смышля, простота!
  Купил лошадь без хвоста!
  Сел задом наперёд
  И поехал в огород.
  "Чего это он, на солнце что ли перегрелся", - удивился я и попытался ухватить беднягу за рукав.
  Увернувшись, парень начал прыгать возле меня, приставляя растопыренные ладони то к носу, то к ушам, и выкрикивая дальше детскую дразнилку:
  - В огороде пусто -
  Выросла капуста.
  А в капусте червячок -
  Вышел Смышля дурачок.
  Привлечённые необычным шумом, люди вокруг стали оборачиваться, отпускать смешки и тыкать пальцем. Такое внимание злило, да и слова дразнилки были достаточно обидными, поставив корзину с вещами на настил, я стал уже всерьёз ловить насмешника. Гибкий и проворный, тот крутился вокруг меня, ловко уклоняясь от захватов.
  - Смышляй, Смышляй,
  На коне катался,
  На берёзу налетел,
  Без портов остался.
  Вытянувшись в прыжке, я смог поймать наглеца за ногу и уронить на причал.
  - Всё, всё, сдаюсь, - перестал сопротивляться Славий, когда я подтянул его ближе и перекинул животом через своё колено. - Фрида уже отмашку дала.
  Только сейчас мне вспомнилась просьба тётушки, и злость стала утихать.
  - Мог бы придумать что-нибудь другое, - проворчал я и отпустил хитреца на волю, шлёпнув для острастки по заднему месту.
  - Тогда бы у тебя не получилось мне правильно подыграть, - с лукавой улыбкой заметил тот.
  Народ быстро потерял к нам интерес, и вскоре, простившись со старым другом, я присоединился к своей спутнице.
  - Молодцы, - похвалила Фрида. - Пока все глазели на вашу ссору, Чика незаметно навестила Марцелия и принесла от него записку.
  Когда вёсла стали загребать воду, и судно бодро понеслось к Боспору, она показала мне грязный кожаный лоскут с начёртанными письменами. Чем-то бурым, видимо кровью, на нём было написано три слова - "первая ночь шторма", и грубо изображён сарай для каторжников, на дальний угол которого указывала маленькая стрелка.
  По мере размышления план Марцелия мне нравился всё больше и больше. Во время шторма монеру вытаскивают на берег, а гребцов запирают в сарай. Сломав кандалы, гистрион может осторожно выбраться через соломенную крышу наружу, где его встречу я или Кудрат. Сложность была в том, что возле ворот у костра постоянно дежурило двое-трое стражников, а с дальней стороны ограды бегал на цепи лохматый пёс-волкодав. Для отвлечения охраны придётся что-то придумать, зато против собаки в запасе имелся хитрый способ, ещё в детстве показанный закадычным другом Мирчей.
  "Интересно, где сейчас этот ученик ведуна, чем занимается?"
  Самым утомительным, как всегда, оказалось ожидание. Продолжалась ясная солнечная погода, изредка появлялись небольшие облака, но вскоре рассеивались или уходили за окоём. За две недели всего один раз прошёл дождь, при этом лёгкий ветерок лишь слегка разволновал море, которое так же быстро и успокоилось. Для побега всё было готово, вот только Стрибог не поддавался на наши просьбы и не насылал сильного ветра.
  После Тумен-Тархана Фрида сразу вернулась домой в Ардабду, а мы с Кудратом, оставшись вдвоём, долго размышляли по поводу охраны и, в конце концов, решили привлечь к своему делу шустрого и пронырливого Смагу. Размеренная жизнь тяготила шалопая, и он охотно согласился помочь.
  Через день-два общительный парень приходил на причал к заступившим на дежурство стражникам и до утра играл с ними в кости. Он быстро перезнакомился со всеми караульными и стал для них своим человеком, а сближению очень способствовали звенящие в кошеле мелкие монеты.
  Когда на утро во время завтрака с порывом ветра на наш стол полетели мелкие ветки и листья с ближайшего дерева, я не сразу поверил такому счастью. Однако порывы налетали всё чаще, ветер постепенно усиливался. К обеду всё вокруг затянула лёгкая туманная дымка, так как поднятая в воздух пыль не успевала осесть на землю, по небу стремительно летели облака, закрывая и открывая взору тусклое, почти не греющее солнце, везде витал запах морской соли и гниющих водорослей.
  На пристань мне пришлось идти, прикрывая лицо рукой от летевших с ветром мелких песчинок, секущих кожу и норовящих попасть в глаза. Море было не узнать, грязная, буровато-серая от взмученного песка вода гигантскими, выше моего роста, волнами с шумом накатывалась на берег. Волны ровными рядами тянулись из морской дали и по мере приближения вырастали выше и выше, обнажая дно в промежутках, на их острых верхушках курчавились многочисленные белые пенистые барашки. Величавое зрелище завораживало и притягивало взгляд.
  Причал был пуст, каторжники оттащили монеру подальше от набегающей воды, и теперь их самих, скрепленных единой цепью, надсмотрщики загоняли в каменный сарай. Немного погодя берег опустел, только возле ворот осталось несколько стражников.
  "Сегодня всё должно решиться", - понял я.
  Обычно ночь в Таврике наступает резко и без плавного перехода от сумерек, но на этот раз висевшая над морем круглая луна не давала темноте полностью вступить в свои права. Её колеблющийся от облачной дымки свет причудливо освещал белые от пены гребни волн, бегущих к берегу, наклонную крышу сарая и верхний край каменного забора. Нам с Кудратом был хорошо виден костёр у ворот, возле которого трое стражников и Смага горячо спорили между собой, время от времени опрокидывая на расстеленный коврик чашу с игральными костями.
  Удобное место для побега мы выбрали заранее, здесь каменная кладка была частично разрушена, и её высота на месте пролома оставалась чуть ниже моего плеча. Шум штормового моря заглушал другие ночные звуки, но пёс за оградой чуял что-то странное и постоянно гремел цепью напротив нас.
  Пугаясь ударов волн, молодая собачонка, у которой недавно началась течка, прижималась к моим ногам и жалобно повизгивала. Чистой тряпкой я мазнул у сучки под хвостом, потом обмотал ею камень и перебросил через пролом. Звяканье сразу прекратилось.
  Как по заказу, на луну стало наползать большое облако, вокруг резко потемнело. Кудрат взял собачонку на руки и поставил сверху на каменную стену, придерживая рукой, а я, готовый к разным неожиданностям, залез на ограду и мягко спрыгнул на ту сторону. Опасения оказались напрасными, волкодав забыл обо всём и, встав на задние лапы, вытянулся мордой вверх к источнику чарующего запаха. Мои руки отстёгивали цепь от ошейника, а он не обращал на них никакого внимания, и только раз утробно ёкнул, когда я помог забраться на стену. Вскоре собаки исчезли в темноте, а рядом со мной приземлился коротышка с верёвкой в руках.
  Переждав в тени ограды выглянувшую из-за облака луну, он переместился к сараю, а я остался на месте, наблюдая за стражниками и изредка встряхивая собачью цепь. Время снова тянулось мучительно долго, оставляя в неведении, только шум волн и ни одного постороннего звука. Я вздрогнул от неожиданности, когда рядом на землю опустились два человека. В темноте, на ощупь мне удалось нашарить руку Марцелия и пожать в знак приветствия его мозолистую ладонь.
  "Получилось!" - всё ликовало в душе.
  Всё так же молча мы перелезли через ограду и чуть ли не бегом поспешили прочь, подальше от каторжного сарая. Только оказавшись в безопасности на пустыре перед жилищем Кудрата, Марцелий решился нарушить тишину.
  - Друзья, - дрогнувшим голосом начал он. - Я уже и надеяться перестал, что когда-нибудь окажусь на свободе. Не знаю, как мне вас благодарить?
  Вскинув руки, он порывисто прижал нас к себе. Так мы и замерли втроём, уткнувшись головами и чувствуя плечами дружеское тепло.
  Когда я возвращался в поместье винодела, ветер немного стих, луна была прикрыта тучами, начинался дождь. Мне хотелось петь и плясать от радости, но одна мысль неизменно возвращала на землю:
  "Как можно скорее нужно увезти Леру из Ардабды, пока жених не спохватился, и не спрятал девушку".
  
  Примечания:
  
  Паланкин1 - крытые носилки в форме кресла или ложа, служащие экипажем для богатых и знатных лиц в Азии и на Востоке.
  Усиера2 - большое пузатое грузовое судно с двумя палубами и двумя мачтами с латинскими парусами, в основном использовавшееся для перевозки лошадей и другого скота.
  Солид3 - римская золотая монета, выпущенная в 309 году по с. л. императором Константином. Весила 1/72 римского фунта (4,55 г), длительное время оставалась основной монетой и денежно-счетной единицей Римской империи, затем Византии. С V-VI века имела широкое хождение по всей Европе (в т. числе на Руси) и Северной Африке.
  Глава 17
  
  Спать мне не пришлось, вскоре пришёл Смага и сообщил, что охранники обнаружили пропажу собаки и подняли шум. Небо уже светлело, и я решил разбудить боярина и передать ему свои опасения.
  Истислав словно ждал моего появления и был полностью одет.
  - Едем! - объявил он, выслушав мой рассказ. - И берём с собой заводных коней.
  Кроме меня, Кудеяра и Бермяты боярин решил прихватить с собой Смагу, которого могли в городе заподозрить в причастности к побегу. Выехав на рассвете, меняя лошадей и сделав лишь одну остановку на полпути для короткого отдыха, вечером мы въезжали в Ардабду. Остановиться решили у винодела Голды, мастер сам настойчиво приглашал Истислава посетить его поместье, которое здесь было более обширным и богатым, чем в Боспоре.
  Караим обрадовался появлению гостей и суетился больше всех, устраивая нас на постой. Нарядно одетая Гилена, его дочь, вскоре тоже выпорхнула во двор с кувшином в руках и стала поить измотанных скачкой путников прохладным ягодным соком. Меня даже не удивило, что обычно хмурый и немногословный молодой боярин при её появлении как то посветлел лицом, стал шутить и улыбаться.
  Темнело, да и усталость давала себя знать, почистив и поставив в стойло своих коней, я наскоро перекусил и забылся глубоким сном до утра.
  Первой мыслью при пробуждении было то, что Лера находится совсем рядом, очень волнуется и ждёт вестей. Ни о чём другом я больше думать не мог и, не в силах дальше терпеть эту пытку, отправился к домику циркачей.
  За ночь небо очистилось от белесых облаков, ветер почти стих и лишь изредка налетал небольшими порывами, солнце весело поднималось над окоёмом, согревая землю своими лучами. Море всё ещё продолжало волноваться, большие волны с пенистыми барашками на гребнях с шумом обрушивались на песок, некоторые из них докатывались до самого края берегового откоса, обдавая мои ноги брызгами.
  Хозяева уже поднялись и радостно встретили моё появление, пришлось сесть с ними за стол, позавтракать и отметить удачный побег Марцелия чашей вина.
  Грозными увещеваниями выпроводив повеселевшего Конелиуса на работу, Фрида стала собираться в гости к своей воспитаннице.
  - Жди, - отправила она меня в светёлку. - Лера умная девочка, что-нибудь придумает.
  В сладостных воспоминаниях и грёзах дожидался я её возвращения, только стук калитки вернул меня на землю.
  - Ты бы видел, как Лерочка обрадовалась, узнав, что отец находится на свободе, - рассказывала тётушка. - Даже просила передать тебе поцелуй.
  Я почувствовал, что под её мудрым и всё понимающим взглядом лицо заливается краской, а губы сами собой раздвигаются в дурашливой улыбке.
  - Надеюсь, ты сам ещё сегодня получишь свою награду, - сжалилась, наконец, старая наставница.
  С её слов выходило, что после обеда мне следует вооружиться верёвкой и ждать на скалах в конце выступающего в море каменного мыса.
  - Лера приучила охранников, что время от времени ходит туда купаться или любоваться на море. У неё там есть любимая бухта, где она и раньше могла подолгу сидеть в одиночестве, - пояснила Фрида. - Если у тебя есть голова на плечах, то остальное додумаешь сам.
  Не в силах сдержать радость, я обнял тётушку за плечи и покрутил вокруг себя, затем поставил на землю, расцеловал в обе щёки и побежал через огород к берегу. Фрида одобряюще помахала вслед рукой и вдруг неуловимо быстро нарисовала пальцами в воздухе какой-то обережный знак.
  Мне пришлось долго изнывать в ожидании на вершине утёса, отсюда хорошо просматривался берег и крайние дома селения, а свесив голову с его бокового гребня, я мог видеть выступающие над водой глыбы, скальные выступы и ниши вдоль прибойной зоны каменного обрыва. Солнце медленно двигалось по небосклону и зависло где-то на полпути между зенитом и окоёмом, когда на берег спустилась и двинулась по направлению к нам группа из трёх человек. Судя по лёгким движениям и длинной мешковатой одежде, впереди шла Лера, а позади - её охранники.
  Внизу у подножия скалы затерялся Смага, который по команде должен отвлекать охрану. Тихим свистом я попытался предупредить напарника, но ответа не дождался, оказалось, что тот бессовестным образом спит, развалившись на мягкой травке. Пока я старался его разбудить, бросая сверху сосновые шишки, Лера со спутниками миновала наш утёс понизу вдоль береговой кромки и скрылась за поворотом.
  Наконец, очередная шишка угодила сыну углежога прямо в лоб, увидев моё разгневанное лицо и грозно стиснутый кулак, парень сразу осознал свою вину и заверил жестами, что всё сделает, как надо.
  Сместившись на боковой гребень, я стал следить за девушкой сверху. С этой стороны мыса тропинка огибала несколько выступающих в море каменных языков и заканчивалась в красивой полукруглой бухточке, дальше в воду тянулась отвесная скала, перекрывая возможный выход. Оставив охрану за ближайшим поворотом, Лера спустилась на песчаный берег и сделала вид, что любуется штормовым морем.
  Колючие кусты и камни делали невозможным подъём девушки наверх с внутренней стороны бухты даже с помощью верёвки, шум от катящихся из под ног обломков сразу выдаст попытку. Единственным пригодным местом оставалась нависающая над водой скала, но, к сожалению, её плоская вершина прекрасно просматривалась со стороны телохранителей, достаточно было просто поднять голову вверх. Теперь всё зависело от сына углежога, сможет ли он отвлечь их внимание. Приготовив верёвку, я распластался на каменной площадке в ожидании подходящего момента.
  На дальнем конце тропинки показался Смага, он брёл походкой сильно выпившего человека, небрежно размахивая увесистым кувшином, при этом, обходя камни и скальные выступы, очень натурально раскачивался и делал опасные наклоны. Казалось, что парень вот-вот упадёт или хотя бы расколет свой сосуд. Оба охранника зачарованно следили за его приближением, гадая, останется ли целым содержимое посудины.
  Каждый следующий шаг давался бедняге всё с большим трудом, и он решил отдохнуть, для чего присел на камень и сделал несколько больших глотков прямо из горлышка кувшина. В блаженном оцепенении пьянчужка какое то время сидел неподвижно, подставив лицо солнцу и не обращая внимание на долетающие до ног брызги морской воды, потом решил подняться на ноги. Его качало из стороны в сторону, а при попытке сделать шаг, мотнуло вниз.
  - Ах?! - раздался жалобный вздох, когда после взмаха руки кувшин выскользнул из пальцев. К облегчению зрителей, он не разбился, а лишь наклонно зарылся донышком в песок.
  Продолжая следить за телохранителями, я скинул вниз завязанный петлёй конец верёвки и застыл на скале в ожидании сигнала, однако Лера, словно испытывая моё терпение, стала раздеваться и раскладывать на песке обувь и верхнюю одежду. Наконец, верёвка дёрнулась, и я стал осторожно подтягивать девушку к себе.
  Тем временем пьяный парень понял, что рискует потерять сосуд с драгоценным содержимым, и решил спрятать его в узкой каменной расщелине. Завалив щель камнем, он несколько раз порывался уйти, но раз за разом возвращался, чтобы сделать ещё один прощальный глоток. Представляю, как ругали его в душе охранники.
  Подхватив на руки, я как на крыльях понёс Леру на вершину утёса. На девушке была одета только тонкая нижняя сорочка, свободной рукой она пыталась прикрыть от моих нескромных взоров выступающую под полотном грудь или натянуть подол на голые коленки, чем приводила в ещё большее исступление. Я нёсся как лось, не разбирая дороги, лишь прикрывая ношу спиной от веток и сучьев. Даже наверху, уже среди величавых сосен, мне не хотелось отпускать добычу из рук. Лера резким движением выскользнула из объятий, а заметив расстеленный на земле во время ожидания плащ, сразу завернулась в него с головой.
  - А кто-то обещал поцелуй за спасение отца, - обиженно произнёс я.
  - А я и не отказываюсь, - повернувшись, девушка закинула руки мне на шею, и потянулась навстречу полураскрытым ртом.
  Капюшон соскользнул с запрокинутой головы, я почувствовал, что снова беспомощно барахтаюсь в омуте её синих глаз, наши губы встретились, и время остановилось.
  Прервав долгий поцелуй, Лера спрятала лицо у меня на плече и прошептала в ухо:
  - Я всегда буду помнить, кому обязана своим спасением.
  Очень не хотелось размыкать объятия, но дело было ещё не закончено.
  - Подожди немного, надо посмотреть, что творится внизу, - я с сожалением усадил девушку на хвойную подстилку, и прокрался на боковой гребень
  Телохранители совсем забыли про свою хозяйку, они достали из схрона спрятанный кувшин и с весёлым гоготом передавали друг другу после каждого глотка.
  "Молодец Смага, здорово помог", - душу переполняла благодарность к другу. - "Даже Корнелиус не сыграл бы лучше".
  - Что мы будем делать дальше? - спросила Лера, когда я вернулся.
  - Пока спрячем тебя у винодела Голды, он обещал свою помощь. У него есть дочь твоего возраста, и найдутся лишние наряды, - объяснил я. - А когда суматоха уляжется, увезём вместе с Марцелием и Кудратом в наши края.
  Девушка благодарно прижалась к моей груди, а я не успокоился, пока не покрыл поцелуями её лицо.
  - Я специально сняла одежду, словно решила купаться, пусть думают, что утонула, - призналась она. - Вот только теперь осталась босая и голая.
  - Умница, - моя похвала была подкреплена делом. - Очень красивая умница... В соседнем лесочке нас дожидается твой брат с лошадьми, я донесу тебя туда на руках, а потом посажу на коня.
  - Нет! - Лера испуганно отстранилась. - Я не пойду к брату в таком виде. Тем более не хочу, чтобы ты нёс меня на руках.
  После небольших препирательств мы всё же пришли к согласию. Я отрезал полы от длинного плаща и обрезками обмотал ноги девушки, закрепив тесёмками. Сам плащ даже в укороченном виде прикрывал колени, а обтянутый в поясе верёвкой - совсем не портил девичью фигуру. В новом одеянии Лера стала походить на юношу-подпаска, такие подростки часто пасут стада коров возле своих селений.
  При подходе к лесочку я громко свистнул, и Истислав вышел на опушку. Потянув за шнурок, он вытащил из-за ворота свой знак с изображением кречета и оставил поверх одежды.
  Если по дороге Лера вела себя, как шаловливая девчонка, то и дело прыская в кулачок над моим рассказом о представлении Смаги, то теперь, при виде брата, резко изменилась. Скинув капюшон, она кивком головы рассыпала волнистые волосы по плечам, лицо стало строгим и серьёзным, а делая последние шаги навстречу Истиславу, девушка так же вытянула поверх сорочки свой кулон с изображением кречета с зажатой в лапах змеёй.
  Брат и сестра замерли напротив друг друга, а я со стороны поражался их удивительному сходству. Одинаково волнистые русые волосы, скуластое лицо, форма носа, упрямый подбородок с ямочкой, разве только глаза у Истислава чуть светлее и с сероватым отливом.
  - Ты удивительно похожа на нашу маму, - сказал вдруг боярин хриплым голосом и ласковым движением поправил выбившуюся на лоб девушки прядь волос. - И такая же красивая.
  Словно лопнула незримая преграда, и Лера со всхлипом спрятала лицо на его груди. Смущённо отвернувшись, я пошёл в лесок за лошадьми.
  Обретённую сестру Истислав собственноручно отвёз в дом винодела, где несколько дней она провела в компании с Гиленой. Опасаясь посторонних глаз и ушей, ей даже носа не давали высунуть во двор, а для охраны приставили Бермяту, телохранителя боярина.
  В первый же вечер, когда я бродил по поместью, чувствуя себя брошенным и никому не нужным, Кудеяр уловил мою хандру и стал с ней бороться по-своему. Снова начались утомительные тренировки и воинские упражнения, ремонт амуниции, чистка лошадей и оружия.
  Тем временем море успокоилось, тянулись жаркие солнечные дни, наступила пора покидать Таврику. Перед отъездом я незаметно навестил Фриду с Корнелиусом. Циркачи уже успели справить тризну по якобы утонувшей девушке, и искусно изображали перед соседями горе и печаль. Лера очень переживала, что не может сама попрощаться с близкими людьми, и через меня передавала им свою горячую любовь и благодарность, а Истислав, вдобавок, ещё и увесистый кошель с золотом.
  И Фрида, и Корнелиус замахали руками и стали отказываться от денег.
  - Оставь это золото для нашей девочки, ей сейчас свою судьбу надо устраивать, - заявила тётушка. - А, кроме того, деньги понадобятся для Марцелия и Кудрата.
  - Лера теперь боярская дочь, богатая наследница старинного рода, она вполне сможет обеспечить и себя, и своих друзей, - уговаривал я. - А вот вам надо уезжать из Ардабды. Осенью вернётся бывший жених девушки, вряд ли он поверит в случайное совпадение - побег отца и исчезновение невесты, и станет мстить. В Херсонесе купите дом, Корнелиус сможет выступать в театре, и враги вас там не достанут.
  Старый актёр очень скучал по выступлениям, и довод про театр перевесил все возражения.
  Лере зачем-то были нужны некоторые вещи из циркового реквизита, и, получив от меня записку с их перечнем, тётушка быстро собрала всё необходимое в корзинку. Горячо распрощавшись с милыми моему сердцу людьми, я возвращался в дом винодела с надеждой, что у них всё сложится хорошо.
  Прожив несколько дней под одной крышей, Лера и Гилена очень сдружились, да и хозяину поместья тоже пришлась по душе весёлая и открытая девушка. На совете по решению вопроса об отъезде новые подружки предложили свой план, который оказался неожиданным для всех и вполне разумным. Хихикая и пихаясь локтями, они изложили его на совете, после некоторых уточнений и дополнений мастер Голда и Истислав согласились с их предложением.
  Первая часть плана основывалась на сходстве девушек, они были почти одинакового роста, а различие в фигурах легко скрадывалось одеждой. Прикрыв лицо накидкой, Лера могла выдать себя за Ги лену.
  Во второй части предстояло разыграть небольшое представление, и бывшая циркачка обещала доказать, что хорошо усвоила уроки тётушки Фриды.
  На рассвете, когда большинство жителей Ардабды ещё спали, из задней садовой калитки поместья винодела Голды выскользнула молодая девушка в сопровождении двух мужчин. Они отправились на пристань, где сели на попутное судно до Боспора. Это была Гилена под охраной Истислава и Бермяты.
  Позже из ворот поместья выехало несколько всадников со сменными лошадьми в поводу. Стражники на выезде из селения лишь лениво проводили глазами гостей винодела, которые свернули на тракт и вскоре скрылись в туманной дали.
  Солнце успело хорошо прогреть землю, когда крупный рыжий мул бодро потянул по дороге от хозяйского дома хорошо всем знакомую открытую повозку с большими, заплетёнными в корзины, амфорами для вина. Мастер Голда, одетый по-походному, восседал рядом с увальнем-возницей, дочь сидела позади, спрятав лицо от солнечных лучей под полупрозрачной накидкой. Винодел собрался навестить свой дом в Боспоре.
  Наша группа дожидалась повозку в условленном месте, и дальнейший путь старый мастер продолжил вдвоём с возницей уже без девушки, Лера осталась с нами. Мы отъехали далеко в сторону от дороги и стали готовиться к представлению.
  Вечером в селение, расположенное рядом с трактом, заехал необычный отряд. Мятый вид и грязная, запылённая, местами даже рваная одежда воинов говорили о том, что недавно им пришлось участвовать в горячей схватке. Один из них был серьёзно ранен, сквозь свежие повязки на ногах проступали кровавые пятна, он почти лежал в седле. С собой воины привезли странную женщину. В тёмном бесформенном балахоне, подвязанном верёвкой, она испуганно сжималась и прятала голову в плечи от резкого движения или окрика и постоянно что-то бормотала про себя. Внимательный взгляд мог заметить под капюшоном грубый рваный шрам от сабли или ножа на её правой щеке.
  Командовал всеми хмурый молчаливый мужчина с длинными седоватыми усами, на расспросы он коротко обронил, что пришлось отбивать нападение разбойников, а женщину нашли в логове разгромленной шайки.
  Рано утром отряд продолжил свой путь в Боспор, разместив раненного дружинника и незнакомку в повозке, купленной у местных жителей.
  За время дороги мне удалось лишь несколько раз перекинуться с Лерой парой слов, и теперь, слыша отголоски её смеха, я невольно завидовал своему другу. Изображая раненного, Смага вольготно чувствовал себя в повозке и развлекал девушку своими байками.
  При въезде в город мы остановились возле стражников, и Кудеяр коротко переговорил с их старшим. Заинтересовавшись, тот подошёл к повозке и стал разглядывать скрытое под капюшоном лицо отбитой у разбойников пленницы.
  - Ой, касатик, какой ладный да красивый, - почувствовав внимание, женщина кокетливо приспустила край капюшона на тёмные с проседью сальные волосы и потянулась навстречу с ласковым воркующим придыханьем. - Возьми меня в жёны, я тебя любить буду. Ой, как крепко любить буду!
  Не отрывая взгляда от страшного багрового шрама на её щеке, стражник испуганно отскочил в сторону, затем пошёл назад, ещё пару раз оглянувшись, а остановившись возле сотника, покрутил пальцем у виска.
  Кудеяр угрюмо кивнул в ответ.
  "Ай да Лера", - у меня словно камень свалился с души.
  Ещё в Ардабде предлагая свой план, девушка решила, что будет притворяться слабоумной уродливой бродяжкой.
  - Молоденькая девушка станет привлекать внимание, вызывать пересуды и кривотолки, - говорила она. - А заметив юродивых, люди лишь брезгливо поджимают губы, проходят мимо, и тут же забывают о том, что видели.
  Стражники на самом деле потеряли интерес к нашему отряду, и совсем скоро мы рассёдлывали лошадей в поместье караимов.
  Несколько дней все готовились к долгой дороге, чинили сбрую и амуницию, закупали и паковали припасы. На прощальном приёме у наместника, Истиславу вручили ответные дары и посольские письма для князя Малко и хана Алмуша. Посетовав на неудачу своих поисков, боярин также попросил разрешения отвести в родные края отбитую у разбойников пленницу из племени северян, на что благосклонно получил согласие. На этом все дела в Таврике оказались закончены, можно было отправляться домой.
  Утром в день отъезда я заметил, что Истислав выглядит непривычно тихо и задумчиво, а глаза у Гилены заплаканы. Мастер Голда тоже с грустью прощался с гостями и просил навещать их дом при будущей оказии. Стоя у ворот, винодел с дочерью долго махали руками вслед нашему отряду.
  В середине каравана под управлением Смаги двигалась повозка под тентом, в её глубине лежал раненный дружинник, которого изображал Кудрат, рядом сидела несчастная пленница в балахоне с капюшоном. Обряженный в кольчугу и с шлемом на голове, Марцелий затерялся в гуще всадников и ничем не отличался от других воинов. Стража на выезде из города знала о посольстве и не проявила к нам особого интереса. Нигде не задерживаясь, отряд миновал последние окраины Боспора и выехал на степной простор.
  День за днём мы всё дальше удалялись от побережья Скифского моря, тлевший в душе огонёк опасения, что беглые каторжники будут опознаны, постепенно сходил на нет, а за Перекопом, когда Таврика осталась позади, потух окончательно.
  Первым делом Кудрат закинул куда подальше кровавые обмотки для ног и отобрал поводья у Смаги. Сразу поскучневший сын углежога был вынужден пересесть в седло своей Пороши, а Марцелий с явным облегчением переместился в повозку. Лера больше не одевала дурацкий балахон, а оказавшись в привычной компании циркачей, стала чувствовать себя уверенней и заметно повеселела.
  Я правдами и неправдами выискивал возможность остаться с девушкой наедине, но неизменно рядом с ней натыкался на Бермяту или кого другого. Днём мне приходилось постоянно двигаться в головном дозоре впереди каравана, а вечером Лера быстро уходила в поставленный шатёр или в отведённую комнату караван-сарая. Конечно, это делалось неспроста, как я вскоре догадался, а по прямому указанию боярина. Долго так длиться не могло, и в один из вечеров у нас состоялся откровенный разговор.
  - Путивой, - решительно начал Истислав. - Я очень благодарен тебе за помощь в поисках сестры, и Нагиба охотно оплатит твою услугу золотом или другим товаром по желанию.
  Несмотря на возраст, ты уже преуспел в воинских науках и, если будешь участвовать в битвах, возможно, когда-нибудь станешь известным воеводой или, совершенствуясь в ремесле, мастером-ковалем. Но сейчас ты последний потомок своего рода, за спиной нет богатой и знаменитой родни, у тебя нет даже своего дома и хозяйства, что бы привести туда жену. Поэтому не мучай напрасно себя и мою сестру. Дядя никогда не отдаст её замуж за простого веся или гридня1.
  Забудь про Леру, её больше нет. Есть только Рада, дочь боярина Гудима из рода золотого кречета, у которой отбою не будет от женихов из боярских и княжеских семей.
  - И ещё я прошу, - добавил молодой боярин. - Не рассказывай никому, что Рада с детства жила со скоморохами и участвовала в их представлениях, не порти сестре новую жизнь.
  Ко мне уже давно приходили схожие мысли, и внутренне я был готов к подобному разговору, слова Истислава просто расставили всё по местам.
  - Можешь не переживать, скоро мы расстанемся, - решил я успокоить собеседника.
  - Почему? - не понял тот.
  - Я не могу вернуться домой, не выполнив одно важное дело на Вардани, - пришлось пояснить. - Так что вместе мы едем только до поворота на Саркел.
  Неожиданная новость удивила и обрадовала Истислава.
  - Тебе что-нибудь нужно? - поинтересовался он. - Может, денег дать?
  - Ничего не надо. С Лерой только хочу поговорить, вернее с Радой. Сам ей всё объясню.
  - Хорошо, - согласился боярин после короткого раздумья и направился к шатру.
  Дождавшись девушки, я за руку повлёк её в наступившую темноту, где смог, наконец, обнять.
  - Лера, мне нужно знать, - толчки юного женского сердца отдавались в душе сладкой истомой. - Ты согласна выйти за меня замуж?
  - Да... - тихий шёпот девушки показался громче набатного била.
  - Не понял? - мне хотелось ещё раз услышать её ответ.
  - Да! - почти крикнула она мне в ухо и смущённо спрятала лицо на груди.
  - Я тоже этого очень хочу, - не выдержав, я стал покрывать поцелуями милое лицо, потом продолжил:
  - Только вот беда, боярин Нагиба, твой дядя, будет против нашей свадьбы. - Мне пришлось повторить слова Истислава.
  - Что же нам делать? - расстроилась Лера.
  Я рассказал девушке про мастера Белота и тайну закалки харалужных мечей.
  - Только узнав этот секрет и став настоящим мастером, я заработаю уважение знатных людей и смогу посвататься за тебя. Поэтому скоро нам придётся расстаться.
  - Надолго?
  - Мне трудно рассчитать, сколько времени займут поиски и само ученичество, но я очень хочу взять тебя в жёны, и буду стараться изо всех сил. Если через два года я не подам весточки, считай себя свободной от обещания и можешь поступать по своему разумению. Согласна ли ты ждать?
  - Я уже ждала тебя пять лет, и готова ждать ещё, сколько потребуется, - прошептала Лера и подняла на меня блестевшие при свете звёзд глаза, наши губы встретились, и я забыл обо всём.
  - Кхе, кхе, - со стороны шатра послышался громкий кашель Истислава, разрушая волшебные чары.
  Как же мне не хотелось отпускать девушку.
  Последние дни совместной дороги пролетели быстро, дружинники вскоре узнали о предстоящем расставании, и по очереди предлагали посильную помощь с деньгами, оружием или амуницией, я даже устал отвечать друзьям словами отказа. Смага, услышав, что моё решение окончательное, загрустил и ходил с задумчивым видом.
  Я попытался расспросить циркачей о верховьях Вардани и живущих там людях, но они мало чем смогли помочь.
  - Река бурная и опасная, несколько раз за лето может подняться в половодье, не только после схода зимних снегов, но и после обильных ливней, - рассказывал Кудрат, по своему обыкновению обстрагивая ножом круглую чурочку. - Русичи и аланы2 живут в небольших селениях, иногда смешанных, сеют хлеб, пасут скот. Они любят и ценят лошадей, разводят много овец, среди соседей славятся их изделия из кожи и шерсти. Выше от реки живут ещё горные аланы, они гордые и дикие, и обиды не прощают. Вот пожалую и всё, что я помню.
  Приглядевшись к деревяшке, я понял, что коротышка вырезает булаву для жонглирования.
  - Реквизит готовишь?
  - Рано нам с Марцелием на покой. Проводим Леру до Лтавы и оттуда двинемся к Карпатским горам и дальше на закат. Там разные народы живут - болгары, даки, венеды, франки, всех не упомнишь... На людей посмотрим, себя покажем.
  Незаметно наступило время расставания, проехав перекрёсток, я остановил Мануя, за которым на поводу тащился запасной конь, навьюченный припасами, и развернулся к каравану. Дружинники проезжали мимо и, прощально махнув рукой, поворачивали налево, к селению с караван-сараем, где их ждал горячий ужин и тёплая постель. Приближался вечер, но мои странствия в одиночку только начинались, и я решил не разнеживаться, а как можно быстрее добраться до Саркела, тем более что наступила осень, и на деревьях начали желтеть листья.
  Повозка с циркачами неожиданно остановилась на перекрёстке, оттуда выпрыгнула Лера и подбежала ко мне.
  - Наклонись, - потребовала она.
  Оставаясь в седле, я послушно склонил перед ней голову, и почувствовал, как нежные пальцы пробежались по голове. Девушка сняла старую обережную тесьму и скрепила мои волосы новой лентой.
  - Не хочу, чтобы тебя охраняла чужая берегиня, - поцеловав меня в лоб, сказала она и, довольная, вернулась в повозку.
  Движение возобновилось, и вскоре мимо проехал последний всадник. Махнув друзьям на прощание рукой, я тоже послал коня вперёд. Чувствуя разлуку, Мануй вскинул голову и громко заржал, ему тут же откликнулась Пороша, Греча и другие лошади.
  - Осиротели мы с тобой, братец, дальше поедем одни, - я ласково потрепал жеребца за холку, затем перевёл на рысь.
  Мы не успели отъехать далеко, сзади, но гораздо ближе, снова раздалось призывное ржание, и Мануй застриг ушами, готовясь ответить. Нас догонял всадник с конём в поводу.
  Это оказался Смага.
  - Я тут подумал - пропадёшь ведь без меня, - широко улыбаясь, объявил он. - Да и домой рано возвращаться. Сразу оженят, дети пойдут, и больше не доведётся мир посмотреть.
  Решение друга меня удивило и обрадовало.
  - А ты хорошо подумал? - поинтересовался я.
  Смага неожиданно стал серьёзным.
  - Вместе уехали - вместе и вернёмся.
  
  Примечания:
  
  Гридень1 - в древней Руси до XIII века воин младшей княжьей дружины. В нашем случае - молодой неопытный дружинник.
  Аланы2 - ираноязычное славянское племя, переселившееся из азиатского Семиречья на юг современной России к концу I тысячелетия до н. э., где, совместно с родственными древнерусскими племенами, было образовано государство Русколань. Раздельные и смешанные алано-русские поселения археологи находят на всём протяжении от Днепра, Северского Донца до Волги и предгорий Северного Кавказа.
  Считается, что аланы говорили на поздней версии скифо-сарматского языка, прямым потомком которого является осетинский.
   Северную европеоидность алан доказывают многие античные авторы - "почти все аланы высоки ростом и красивы, часто голубоглазы и с умеренно белокурыми волосами". Также как и другие славяне, "они (аланы) не имеют никакого понятия о рабстве, будучи все одинаково благородного происхождения, и в судьи они до сих пор выбирают лиц, долгое время отличавшихся военными подвигами".
  Оставаясь самым воинственным славянским племенем, аланы контролировали земли на больших просторах от Дуная почти до Ганга, устраивали частые набеги в Малую Азию, Закавказье и римские провинции на Дунае, чем обратили на себя внимание античных и римских историков. Известны крупные походы алан в 72 г. в Мидию и Армению, в 132 г. в Каппадокию. Как и других ранне-средневековых славян, их считали "рассеянными" между многолюдными народами. Они состояли из разных племен-землячеств "княжений", жили на далеком расстоянии друг от друга, путем скитаний и кочевий контролировали огромные пространства, что продолжают делать россияне и ныне.
  Отдельные аланские племена, нередко в союзах с готами, а позже с гуннами (под предводительством Атиллы), разошлись почти по всем землям Южной Европы до Испании и Северной Африки, создав большое число поселений и несколько государственных образований. Только во Франции и Северной Италии сегодня известно около 300 городов и селений с аланскими названиями. Раздробив свои силы, и не сумев построить долговечного государства, со временем аланы на Западе потеряли родной язык и вошли в состав других народов.
  Аланы оказали значительное влияние на развитие военного дела в Европе. Готы и другие германские племена освоили приемы конного боя благодаря контактам со скифским миром. К сармато-аланской военной культуре восходят традиции средневекового европейского рыцарства, в том числе облачение и вооружение, боевая техника, нравственный кодекс и идеология военной элиты. Аланская основа обнаружена в легендах о короле Артуре и рыцарях Круглого стола.
  После распада Русколани, совпадающем по времени с гуннским нашествием, значительная часть алан из степей Предкавказья переселилась в верховья Терека и Кубани. Закрепившись в горах, они создали яркую самобытную культуру, просуществовавшую до XIII в. Судя по письменным источникам и археологическим материалам, западная граница Алании проходила в междуречье Лабы и Белой, восточная - по реке Лее в Чечне. На территории Алании открыты многочисленные поселения и городища, расположенные преимущественно в долинах рек, на возвышенных местах и террасах. Эти городища отличались сложной топографией, имели цитадель, городские кварталы, укрепленные стенами, рвами и валами, а также сельский посад, прилегающий к городским укреплениям. На городищах открыты остатки языческих святилищ, христианских церквей и ремесленных производств. Перед нами, по сути дела, аланские города, названия которых до сих пор не известны. Столицей Алании был город Маас, предположительно локализуемый в Нижне-Архызском городище, где находился центр Аланской епархии. Как правило, эти города контролировали крупные перевальные дороги и торговые пути, проходившие в эпоху раннего средневековья через перевалы из Китая и Средней Азии в Закавказье и Византию.
  Остатки населяющих территорию бывшей Русколани аланских и древнерусских племён, а так же кубанские и приазовские болгары, в VI - X вв входили в состав Хазарского каганата. Горная Алания в это время занимала явно подчинённое положение и выступала союзником хазар в войнах с арабами.
  Бурный расцвет страны начался в X веке, когда князь Святослав разгромил Хазарию, а закат - в XIII в. под натиском Золотой орды.
  Используя в земледелии плуг, аланы выращивали пшеницу, просо, сорго и другие культуры. Урожай собирали серпами и косами, а для размола зерна употребляли различные виды жерновов. Разводили домашнюю птицу и различные виды скота: лошадей, коров, коз, овец, ослов, свиней, при этом коневодство пользовалось особым вниманием и почётом. По римским письменным источникам известно существование аланской породы лошадей, которая высоко ценилась в Римской империи в IV V веках. Также часто упоминаются огромные аланские боевые доги, происхождение которых, наряду с группой азиатских овчарок, прослеживается от времён Ассирии и Вавилона через скифов, сарматов до алан и далее.
   Среди ремесел выделяется гончарное производство, о чем свидетельствуют многочисленные кружки, горшки, корчаги, кувшины, пифосы, найденные в аланских городищах и могильниках. Поверхность сосудов часто покрывалась черным лощением, и от этого посуда приобретала изящный вид.
  Больших успехов достигли аланские кузнецы. Они освоили различные приемы обработки железа: кузнечную сварку, ковку, цементацию. Это доказывают клинки сабель, изготовленные из высокоуглеродной стали. Ножны и рукояти сабель богато орнаментированы чернью, штампованным растительным и геометрическим узором.
  Аланы достаточно хорошо освоили обработку дерева. Для этой цели использовался большой набор различных инструментов, включая токарный станок малого вращения.
  Важную роль в вооружении алан играли сабля и топор. Сабля служила оружием всадникам и, как правило, встречалась только в могилах состоятельных слоев аланского общества. Топор, кроме своего прямого назначения, имел еще сакральный смысл и являлся символом власти. Для этой цели изготавливали особый тип топора с широким лезвием и копьевидным обухом.
  В погребениях алан встречаются также другие виды оружия - копья, арканы, кистени, пращи, метательные ножи.
  Надписи на аланском (скифо-сарматском) языке довольно часто встречаются среди археологических находок. Писали слева направо на предметах бытового, культового и военного назначения: посуде, камнях, амулетах, печатках и стрелах. Надписи немногословны и выдержаны в нормах иранской речи. В самых ранних образцах, начиная с VIII в. до н. э., предки осетин пользовались письмом и системой счёта арамейского образца, характерного для арабских стран, приспособленного к особенностям их речи. В более поздних находках всё чаще встречаются знаки сирийско-несторианского письма (влияние христианских вероучений). К X-XII векам аланское (средневековое осетинское) письмо представлено уже смешением знаков и букв из арамейского и частично изменённого сиро-несторианского алфавитов, во многом совпадающим с русским руническим письмом. По всей территории юга России и Украины встречаются надписи на русском и тюркском (аланском и хазарском) языках, выполненные одинаковыми руническими знаками.
  
  Конец второй части
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"