Ночь Амелия провела беспокойно, размышляя над словами мистера Блая. Он сказал, что его брат умер от яда наперстянки. Но действительно ли было отравление? Неужели это и вправду сделала Хлоя? Могла ли она решиться на такое чудовищное преступление? Старик, казалось, с искренним беспокойством предупреждал о том, что эта женщина опасна. Хотя не исключено, что он просто хочет ее оклеветать. Вдруг между ними есть какие-то старые счеты?
А почему мистер Блай так изменился в лице, когда зашла речь о несчастном случае на охоте, сделавшем его на всю жизнь калекой? И что, если его неожиданно обрушившееся на Амелию дружеское расположение и неуемная болтливость - всего лишь притворство, и он ненавидит ее так же, как и вдову? Или старик, измученный своим одиночеством, искренне рад встретить в новой графине родственную душу, найти у нее понимание?
А может, всё объясняется куда проще: он и в самом деле выжил из ума и теперь сочиняет небылицы о смерти своего брата? Мистер Блай сам сказал, что доктор Моррисон якобы сообщил о следах яда только ему. А вдруг это всего лишь плод воображения, причудливая игра разрушающейся памяти? Однако старик рассуждает, кажется, весьма здраво, хоть и чудаковат.
"Выяснить истину будет непросто, - подумала Амелия и тут же мысленно одернула себя: - Я не собираюсь ничего выяснять. Да, я на всякий случай буду осторожнее, стану внимательнее присматриваться ко всему, происходящему здесь. Но я не собираюсь разгадывать былые фамильные тайны. Всё, что случилось в этом доме ранее, меня не касается". - "Допустим, не касается. Но почему тогда тебя так взволновало известие о том, что между Хлоей и Джонатаном была какая-то "история"? - возразил ей внутренний голос. - Не отрицай: тебе отчаянно хочется узнать подробности. Вот и мистер Блай порекомендовал тебе самостоятельно выведать тайны твоего мужа. Так, может, стоит задать обитателям Уэствуд Хауса пару-другую ненавязчивых вопросов?"
Раздираемая сомнениями, Амелия еще долго ворочалась в постели, а когда наконец задремала, ей приснился Джонатан, стоящий по пояс в ручье и протягивающий охапку какой-то травы со словами: "Смотри, дорогая, это - наперстянка. Ее тут много - хватит на всех". Затем он вышел из воды и, словно не замечая жену, прошагал мимо, повторяя: "Смотри, дорогая! Ты только посмотри!" Обернувшись, Амелия увидела, что позади стоит Хлоя, и... проснулась.
Сев в постели, она прижала руки к вискам и недовольно поморщилась
"Что за дурацкий сон! Хлоя и Джонатан ... Неужели я его ревную? Вот еще! К какой-то старой истории? Что толку думать о прошлом? Разобраться бы с настоящим!" В одном из писем к отцу Амелия, не вдаваясь в подробности, написала, что супруг бросил ее одну в Уэствуд Хаусе сразу после свадьбы. Ратленд, судя по всему, прекрасно поняв причину размолвки, посоветовал дочери набраться терпения, полагая, что постепенно всё образуется. Мисс Роуз, мягко утешая хозяйку, тоже повторяла: "Время всё расставит по своим местам". Неопределенность тяготила, но ничего не оставалось, кроме как покорно ожидать, гадая, долго ли продлится гнев графа.
Амелия тряхнула головой. Всё! Хватит думать о Джонатане. Он, похоже, позабыл про нее - ну так и она не будет о нем вспоминать.
Но мысли о муже не шли из головы. Чтобы отвлечься, Амелия после завтрака решила прогуляться по саду - в одиночестве, потому что компаньонка, обычно сопровождавшая ее, пожаловалась на мигрень.
Нынче стояла чудесная погода. Клонящееся к закату лето, прохладное и дождливое, вдруг расщедрилось и одарило славным деньком - словно дряхлый скупец, который решил поделиться накопленными богатствами, внезапно осознав, что не унесет их с собой в могилу.
Амелия медленно брела по тропинкам, мощеным каменными плитами, любуясь растениями, высаженными так плотно и в столь невероятных сочетаниях, являющих собой такое разнообразие форм и красок, что ей невольно думалось: вот как, наверное, когда-то выглядел Эдемский сад.
Отдельные ноты десятков ароматов смешивались в единую симфонию. Легкий зонтик над головой хоть и давал тень, но жара все равно чувствовалась. Воздух был неподвижен - ни малейшего ветерка. Амелии казалось, что она погружена в теплое молоко. Мысли сковывало блаженное оцепенение, вызванное приятными ощущениями. Весь мир как будто замер. Слышалось только негромкое жужжание насекомых и журчание струй небольших фонтанчиков, прячущихся тут и там среди буйной зелени.
Кто же это так красиво поет? Заинтригованная, Амелия направилась на эти звуки и оказалась в том уголке сада, где раньше не бывала. Войдя в кирпичную арку, увитую плющом, она попала в небольшой двор, обнесенный кирпичной стеной и обустроенный на манер итальянского садика. От фонтана в виде вазы, расположенного в центре, крестообразно разбегались мощеные камнем дорожки. Все пространство было поделено на дюжину клумб, засаженных невысокими деревцами, кустарниками и травами. Три шпалерные беседки-перголы, увитые зеленью, манили отдохнуть в их тени на скамье с высокой спинкой.
Возле одной из клумб сидела на корточках мисс Пейдж и, возясь с цветущими астрами, продолжала напевать:
Над речкой младшая сидит,
На волны быстрые глядит,
А старшая подкралась к ней,
Биннори, о, Биннори!
И в омут сбросила с камней.
У славных мельниц Би...
Заслышав шаги Амелии, мисс Пейдж осеклась, испуганно оглянулась и торопливо встала. Она стянула испачканные землей садовые перчатки, уронила их, присела в коротком реверансе: "Миледи", - и замерла, теребя край грубого фартука, надетого поверх скромного платья.
- Я услышала, как вы поете.
Карлица потупилась.
- Простите, если помешала вам.
- Нет-нет. Напротив, мисс Пейдж. У вас очень красивый голос, - ласково произнесла Амелия.
- Благодарю, миледи. Вы очень добры, - бесцветным тоном ответила приживалка.
- Но почему вы работаете в саду? Разве это входит в ваши обязанности? - удивилась графиня. - В Уэствуд Хаусе почти дюжина садовников.
- Для меня это вовсе не обязанность, а, скорее, отрада, - подняла взгляд карлица. - Здесь выращивают различные травы для хозяйства. А я немного в них разбираюсь и с удовольствием ухаживаю за ними. - Она тревожно сдвинула брови, в глазах ее мелькнула мольба, кургузые пальцы сжали фартук. - Вы не будете против, миледи?
- Разумеется, нет. Я благодарна вам за помощь, мисс Пейдж. Скажите, а какие травы тут растут?
- Здесь их больше ста видов. И о каждом можно рассказать немало.
- Как интересно. Вот это, например, что за трава? - Амелия указала на стебли с продолговатыми листьями и розовато-лиловыми соцветиями.
- Это тимьян или, как его еще называют, чабрец. Наша кухарка добавляет его в разные блюда: салаты, супы и соусы. Чай из его листьев прогоняет ночные кошмары. А еще тимьян помогает от подагры, суставной боли, паралича, падучей, лихорадки, ушной и головной боли. Ну а еще... - она замялась, но добавила: - Говорят, тот, кто протрет этой травой глаза, обретет способность видеть фэйри.
- Ну и как? Вы пробовали?
- Что, миледи?
Амелия улыбнулась.
- Увидеть фэйри.
Вечно опущенные уголки губ карлицы дрогнули и поднялись вверх.
- Пробовала, но так никого и не увидела.
Амелии вспомнился сегодняшний сон.
- Мисс Пейдж, а есть ли среди этих трав наперстянка?
Улыбка приживалки погасла, взгляд стал настороженным. Карлица заметно побледнела, но, справившись с волнением, ответила ровным голосом:
- Да. Она хорошо заживляет раны.
- Вы разбираетесь в медицине?
- Скорее, в травах, поэтому знаю об их свойствах. Слуги Уэствуд Хауса зачастую не могут себе позволить визит к доктору, и время от времени то один, то другой бедолага обращается ко мне с просьбой приготовить какой-нибудь отвар или настой, чтобы ему полегчало. Я не могу отказать недужному. Впрочем, по большей части, мне приходится готовить что-нибудь успокоительное или слабительное. Я не смею браться за сложные случаи.
- Значит, вы увлекаетесь ботаникой?
Наверное, карлица различила в тоне Амелии неподдельный интерес и участие, потому что ответила, похоже, искренне:
- Я с детства много времени проводила в одиночестве... Особенно я любила бывать в садах или парках. Мне всегда нравились растения за то, что они... - голос ее дрогнул, - они - не люди.
Да, именно это всегда читалось в ее светло-карих, почти желтых глазах - бесконечное одиночество. "Они - не люди" - какой странный ответ! Но уже в следующую секунду смысл его дошел до Амелии: похоже, этой некрасивой женщине пришлось не раз испытать человеческую грубость и жестокость. Сердце кольнула жалость.
- Хорошо ли обращается с вами ваша хозяйка?
Во взгляде карлицы промелькнуло какое-то неуловимое выражение, но приживалка тут же потупилась и безучастным голосом произнесла:
- Она очень добра ко мне, миледи.
Похоже, мисс Пейдж снова замкнулась в себе. Вряд ли удастся у нее еще что-нибудь узнать. Но один вопрос Амелия должна была задать.
- Скажите, кто-нибудь еще расспрашивал вас о наперстянке?
- Я... не помню, - мисс Пейдж покачала своей несуразно большой головой, не поднимая глаз.
Амелия снова окинула взглядом этот уединенный садик, утопающий в зелени: будто искусный живописец опробовал на своей палитре все оттенки зеленого, а после отдельными мазками добавил белого, желтого, красного, лилового, оранжевого. Вся эта совершенная красота еще больше подчеркивала нелепую внешность карлицы. Как же странно Господь раздает свои дары! В тщедушное, несуразное, большеголовое тело он вложил такой сильный, прекрасный голос - словно в утешение за физическое уродство.
Невольно вспомнился миф про сирен: завораживающих своим пением существ с птичьим телом, женской головой и злой душой, жаждущей крови. Может, странная приживалка - такая же хладнокровная убийца, как и эти демонические твари? Не она ли отравила старого графа, если, конечно, тот вообще был отравлен? Но уже в следующую секунду Амелия упрекнула себя за такие мысли об этой несчастливице, обиженной судьбой.