Альфред Ховард, ныне почтенный джентльмен, в свое время получил весьма скромное образование, которое затем подшлифовал, подвизаясь подмастерьем аптекаря, и с тех пор величал себя не иначе как "респектабельным профессионалом". Но главное, он хорошо усвоил: люди в большинстве своем уверены, что чем горше и противнее лекарство, тем оно полезнее, следовательно, чтобы дело процветало, надо потрафить этим вкусам. А еще чем зауряднее средство, тем меньше за него можно запросить, а потому, общаясь с посетителями, мистер Ховард непременно называл воду "aqua destillata" (1), а хлебные пилюли "pilulae panis" (2), разбавляя фразы еще более загадочными "ex tempore" (3) и "pro dosi" (4).
В душе он считал себя филантропом и непременно сообщал страдальцам, умоляющим продать им лекарство в долг, что искренне им сочувствует. При этом, впрочем, мистер Ховард никогда не изменял девизу: "Ne tradantur sine nummo" (5) и не забывал, что лекарство должно не вылечить, а лишь принести временное облегчение, дабы клиент снова был готов потратиться ради избавления от боли. В его аптеке в Сити дела шли настолько хорошо, что он не только разбогател, но и достиг высшей чести в своем ремесле, став членом экзаменационной комиссии фармацевтической ассоциации, о чём гордо сообщала позолоченная табличка на дверях.
Альфред Ховард всегда считал, что его единственный сын пойдет по отцовским стопам - прямиком в аптекари, и, продолжая семейную традицию, тоже будет торговать микстурами, рвать зубы, пускать кровь и ставить пиявки. Однако, к его большому огорчению и разочарованию, Генри открыто заявил, что не уподобится отцу, наживающемуся на людском невежестве и мучениях, а станет врачом и научится по-настоящему лечить хвори. Именно поэтому Генри поступил в медицинский колледж при Лондонской больнице, где пока еще пребывал in statu pupillari (6) и платил дополнительные полста фунтов в год за возможность ассистировать доктору Фрейзеру - бывшему корабельному хирургу, а ныне почетному члену Королевского колледжа врачей.
Обладая живым, пытливым, скептическим умом, Генри наслаждался учебой. Он находил удовольствие в освоении важнейшей, по его мнению, из наук - медицины, увлеченно штудируя устройство человеческого тела, а также методы его врачевания. Там, где кто-то другой лишь отвернулся бы в ужасе или отвращении, Генри видел множество поводов для восхищения. Он разглядывал препарируемый в анатомическом театре труп так, как иной часовщик с интересом исследует хитроумный механизм неизвестного устройства. Он смотрел на язвы и нарывы не с брезгливостью обывателя, а с любопытством ученого. Он усердно просиживал за книгами дни и ночи.
Но ни у кого не повернулся бы язык назвать Генри унылым зубрилой, ибо он не чурался радостей студенческого бытия, и в маленькой квартирке, снимаемой им на Бонд-стрит, нередко закатывались дружеские вечеринки. На плите шипел чайник, аккуратно, по обратной стороне ложки, в бокалы с виски и медом лился кипяток, туда же отправлялся ломтик лимона. Бокалы то и дело пустели и вновь наполнялись, на столе были раскинуты карты и кучки фишек для игры в вист. Роббер следовал за роббером, градус веселья нарастал вместе с градусом хмеля, винные пары будили неуемную веселость и тягу к розыгрышам, и тогда шумная компания вываливалась на улицу в поисках приключений: срывала дверные молотки, задирала прохожих и в конце концов проводила ночь в полицейском участке. А утром всех отпускали, в очередной раз оштрафовав на пять шиллингов за пьянство.
Но теперь Генри всё чаще искал одиночества. Он забивался в угол какого-нибудь кабака - из тех, что были открыты всю ночь, и допоздна угрюмо цедил стаут (7), размышляя над тем, можно ли вылечить спиртным охватившую его тоску. Он ведь будущий доктор. "Мэдице, кура тэ ипсум!" (8) Да, врачи имеют дело с ранами - вот только не с сердечными. А именно такой диагноз омрачал жизнь юного мистера Ховарда.
Он никак не мог забыть мисс Клариссу Ланди - Клару, как он позволял себе называть ее в своих мыслях. Судьба свела их в середине мая, а теперь стоял уж ноябрь, но красавица с золотыми волосами и печальными серыми глазами не шла у него из головы. Каждый раз, вспоминая, как принял ее за проститутку, Генри ругал себя последними словами за оскорбление, которое нанес этой чистой душе. Он не смел рассказать о Кларе друзьям, боясь, что те, привыкшие всё высмеивать, начнут потешаться на ним, или, что еще хуже, - над ней.
Он снова и снова перечитывал оставленное Кларой письмо, уже помятое и затершееся на сгибах - нехитрую повесть сироты, ставшей жертвой злодеев. Каждая строчка в нем дышала искренностью и достоинством. Как всякий студент-медик, Генри отличался довольно реалистичным взглядом на вещи и вполне мог бы заподозрить, что всё в этом письме - обман, попытка разжалобить его. Но, будучи прагматиком, он в первую очередь верил делам, а не словам. И то, что эта простая девушка отвергла помощь с гордостью настоящей леди, лучше всяких фраз убедило Генри в ее честности. Будь она, и в самом деле, проституткой, ни за что не вернула бы предложенные десять фунтов!
Упавшее дерево, перегородив часть ленивой речушки, ускоряет бег воды. Точно так же, войдя в жизнь Генри, Кларисса Ланди нарушила ее привычное течение, заставила сердце биться быстрее, а разум - желать большего. До сих пор мистер Ховард точно знал, чего хочет добиться по завершении шестимесячного обучения в Лондонском госпитале: сдать экзамен, получить лицензию, отучиться еще шесть лет, чтобы стать членом Королевского колледжа хирургов, много и успешно оперировать, жениться, обзавестись детьми и собственными учениками, пописывать статейки в "Ланцет"(9), сделать парочку-другую выдающихся открытий в медицине, а подустав от больничной суеты, открыть частную практику. Скончаться Генри Ховард собирался в собственной постели лет в девяносто. В эти планы уж точно не входило влюбиться в девицу, которая исчезла так же неожиданно, как появилась, - и тем более, пытаться ее найти.
Из письма Клары Генри понял, что искать ее на Лестер-сквер бесполезно - не для того она оттуда сбежала, чтобы вернуться. Вспомнив, что мисс Ланди воспитывалась в Приюте Найденышей, он обратился туда и сумел получить адрес портнихи, к которой Клару определили в ученицы. Но та на все расспросы сообщила одно: "Девчонка сама ушла от меня, а куда - почём я знаю!" Поиски зашли в тупик. Найти в Лондоне сироту, оставшуюся без крова и работы, было сложнее, чем отыскать булавку в стоге сена - огромный город тысячами проглатывал таких людей и переваривал без остатка. Генри ощущал отчаяние от невозможности помочь Кларе, но по-прежнему искал ее глазами на людных улицах и оборачивался на каждую девушку со светлыми волосами.
Решив хотя бы призвать к ответу преступников, укравших и обесчестивших мисс Ланди, Генри обратился в Скотланд Ярд. Рассматривать его жалобу поручили инспектору Доннелли из Вестминстерского дивизиона. Будучи, судя по всему, ревностным служакой, тот споро взялся за дело и через несколько недель представил начальству целое досье на некую Сару Дженкинс, именующую себя "мадам Плезир" - содержательницу "великого борделя" на Лестер-сквер и еще пары таких же заведений. Но узнав, что среди ее клиентов - сам принц Уэльский, комиссар Столичной полиции приказал делу хода не давать. Доннелли сообщил об этом Генри. А на вопрос, можно ли подать в суд на торговку живым товаром, ответил: "Даже если вы это сделаете, мистер Ховард, в суде она просто признает себя виновной, и ей назначат лишь штраф. А для подобных людей заплатить его - раз плюнуть. Я служу в Скотланд Ярде уже пятнадцать лет, и не раз убеждался, что богачам закон не писан. Послушайте моего совета, не лезьте вы в это дело. Не то, не ровен час, всё обернется так, что вас самого посадят за клевету".
Что оставалось делать? Лишь скрипеть зубами из-за невозможности наказать злодеев и изводиться от неисцелимой тоски по Кларе, заливая ее крепкими напитками, когда становилось совсем невмоготу.
Вот и вчера Генри Ховард засиделся заполночь в "Медведе и бутылке", отчего утром проспал на лекцию по физиологии и сравнительной анатомии. Тихо проскользнув на самый верхний, четвертый ярус анатомического театра Лондонского госпиталя, он плюхнулся на скамью рядом со своим приятелем Джеймсом Митчеллом - красивым рыжеволосым малым с быстрым взглядом и плутовской улыбкой, всегда готовым на озорство - будь то бумажные усы, приклеенные к бюсту Парацельса в учебной аудитории, или подброшенный в карман любопытному посетителю больничного морга палец или другой кусок мертвой плоти.
Джеймс сидел, опершись подбородком на набалдашник трости и рассеянно слушал преподавателя, доктора Адамса, отчаянно сражающегося за внимание студентов, потому что лекция длилась уже почти час, и в душной, жарко натопленной аудитории всё чаще и громче раздавалось нетерпеливое покашливание и шарканье ног.
- Джентльмены, все вы видели колокол, висящий у входа в эту больницу. Раньше он своим звоном созывал служителей, чтобы те крепко держали больного во время операции. Хирург, проводя манипуляции на пациенте без анестезии, был вынужден действовать быстро и точно, - например, амуптировать конечность менее чем за минуту. Абдоминальные и торакальные вмешательства проводились только в крайних случаях и редко сопровождались успехом. Считалось, что живот, грудная клетка и мозг навсегда заперты для хирурга...
- Эй, Джеймс, ты тоже опоздал? - шепотом окликнул Генри приятеля и обвел взглядом крошечный зал.
На скамьях, расположенных полукруглым амфитеатром, сидело около сотни студентов, а сквозь огромное стеклянное окно в наклонном потолке в затылки им лился солнечный свет, освещая небольшое пространство для демонстрации в центре аудитории. Здесь стоял грубый длинный стол, накрытый льняной простыней, из-под которой виднелись руки и ноги трупа. Рядом - стол с хирургическими инструментами и человеческий скелет на металлическом шесте. Над столом с потолка свешивалась труба с двумя зажженными газовыми лампами. В углу притулилась большая чугунная печь, вдоль стен разместились несколько приборных шкафов и умывальник, а на полу - плоский ящик с опилками, куда обычно во время операций стекала кровь и куда отправлялись отрезанные части тела.
- Нет, я сегодня не проспал, - тоже шепотом ответил Джеймс. - И даже оставил за тебя карточку (10).
- Спасибо, дружище! - хлопнул его по плечу Генри. - Ну и вид у тебя нынче! Совсем помятый.
- Да, брось! Я свеж, словно роза! Хотя вчера мы славно посидели в "Погребке гармонии". Я нагрузился пинтой стаута и парой стаканов виски под отбивную и "валлийского кролика" (11).
Между тем доктор Адамс повысил голос, дабы расшевелить норовящих впасть в дремоту слушателей:
- Оносительно недавно в хирургии начали применяться для наркоза эфир и хлороформ, и сразу количество операционных вмешательств увеличилось, их характер стал более дерзким. Теперь, зная, что пациент не ощущает боль, хирурги гораздо охотнее берутся за скальпель. Но, поборов боль, медицинская наука по-прежнему не в силах победить не менее серьезных врагов...
Джеймс покосился на лектора и снова зашептал Генри:
- Зря ты отказался пойти с нами. Там вчера какой-то парень первоклассно спел басом "Сэма Холла" (12). Не голос, а настоящая труба. Хотел бы я взглянуть на его larynx (13)! А потом две чертовски симпатичных девчонки подвыпили и устроили такую свару, что пришлось этих Гигиею и Панацею (14)...
В этот момент доктор Адамс, явно раздраженный перешептыванием на галерее, прервал свою лекцию.
- Мистер Ховард, повторите для всех нас, пожалуйста, каковы основные причины смертности пациентов после, казалось бы, удачно проведеных хирургических операций.
Генри обладал свойством хорошего студиозуса всегда слушать преподавателя хотя бы краем уха, а потому вопрос не застал его врасплох.
- Сепсис, пиемия, гангрена и рожа. Именно от них умирает каждый третий пациент, перенесший ампутацию, и каждый четвертый, поступиший с открытым переломом.
- Верно. И что вызывает эти состояния, которые французы называют "l"intoxication nosocomiale", то бишь, "больничное отравление", а мы называем "госпитализмом"?
Генри прекрасно знал, какого ответа ждет от него преподаватель, но замялся, а затем, решившись, произнес совсем другие слова:
- На днях я изучал под микроскопом слизь от одной из гангренозных язв и обнаружил в ней некие однородные тела, которые, как мне кажется, могут являться materies morbi (15)...
Доктор Адамс раздраженно воскликнул:
- Вздор! Вот к чему приводит болтовня на лекциях! Вы не знаете элементарного, мистер Ховард! Причину госпитализма следует искать не в ране, а в загрязненном воздухе! В переполненных больничных палатах болезнь вызывается грязью и разлагающейся материей и передается по воздуху через ядовитые пары - так называемые миазмы. Их вдыхают прочие больные и таким образом заражаются.
Генри вскочил со скамьи.
- Но отчего тогда пациент неизменно выздоравливает, если травма получена без повреждения кожных покровов, зато даже при самых незначительных царапинах мы наблюдаем случаи серьезных инфекций? Почему одни воспаленные раны гноятся, а другие нет? Значит ли это, что миазмы тут ни при чем, и причину заражения необходимо искать в другом?
Джеймс прошептал: "Не лезь в бутылку!" - и потянул приятеля за рукав, но Генри, не обращая на это внимания, продолжал:
- Возможно, всё это имеет паразитическую природу. Что если некий возбудитель болезни попадает в организм непосредственно через рану? В таком случае надо найти способ уничтожить его, прежде чем инфекция разовьется. И тогда все операционные раны смогут заживать без гноя, пациенты перестанут умирать, а больницы в народе перестанут называть "домами мертвецов".
Почуяв развлечение в этой пикировке, заскучавшие было студенты оживились, все взгляды устремились на храбреца, осмелившегося перечить преподавателю.
Доктор Адамс покраснел от возмущения так, словно его вот-вот хватит апоплексический удар.
- Вы говорите чушь! Доброкачественный гной всегда сопровождает процесс заживления. Хороший, чистый и ограниченный гной просто необходим для нормального заживления раны.
- Но и в гное я обнаружил под микроскопом...
- Мистер Ховард! Все признаки болезни, все симптомы можно наблюдать невооруженным глазом. Что нового можно увидеть под микроскопом? Поможет ли что-то, что мы увидим в его объектив, лечить пациентов эффективнее? А если инструмент не дает четких преимуществ в хирургической практике, то и нет причин тратить на него время. Этот прибор еще нуждается в доработке, и результаты любых экспериментов с ним, вероятно, будут ошибочными.
- Я слышал, что два года назад доктор Уэллс (16), выступая перед Британской медицинской ассоциацией, предположил, что в атмосфере присутствуют живые микробы, которые размножаются в питательной среде выделений из раны и таким образом преобразуют их в яд. А еще я читал научный труд профессора Земмельвейса (17), который полагает причиной госпитализма гнилостную животную материю. Он обязал персонал своей больницы обеззараживать руки перед врачебными манипуляциями, окуная их в раствор хлорной извести. Благодаря этому смертность среди пациенток упала почти в десять раз. Также говорят, что в Глазго профессор Листер (18) пару месяцев назад вылечил открытый перелом карболовой кислотой. Не означает ли это...
Доктор Адамс ударил ладонью по столу так сильно, что зазвенели лежащие на нем скальпели, пилы и щипцы.
- Мистер Ховард, вместо того, чтобы читать всякую ерунду и собирать слухи о не подкрепленных фактами фантазиях, которые существуют лишь в воображении тех, кто в них верит, лучше бы усерднее занимались! - Он нацелил на Генри указательный палец. - Кстати, вы прочли мою "Современную хирургию"?
Об этом доктор Адамс спрашивал чуть ли не каждого своего студента, и Генри, разумеется, ознакомился с этим трудом, но с некоторыми его постулатами был категорически не согласен.
Он уже открыл рот, чтобы продолжить спор, но тут Джеймс, отпустив его рукав, довольно сильно ущипнул приятеля и прошипел:
- Заткнись и сядь!
Поняв, что зашел слишком далеко, Генри сдал назад.
- Э-э-э... Я... Я ее еще не читал.
- Так прочите внимательно и будьте готовы отвечать по ней на следующем занятии, - рявкнул преподаватель и, окинув притихшую аудиторию победным взглядом, сказал уже спокойнее: - Итак, джентльмены, продолжим...
Едва Генри сел, Джеймс горячо зашептал ему в ухо:
- Что это на тебя нашло? Скоро предстоит сдавать экзамены. Адамс принимает физиологию и анатомию. Провалишься, если будешь умничать перед ним!
Генри поморщился.
- Адамс - ретроград, противник новых идей. Он учит нас тому же, чему учили его самого лет тридцать назад! А наука не стоит на месте.
- Но пока от него зависит, получишь ли ты лицензию, так что не прекословь этому надутому индюку...
- Мистер Ховард! - вперил в Генри пронзительный взгляд преподаватель. - Прекратите наконец болтать и потрудитесь спуститься сюда - вы будете мне ассистировать при вскрытии этого трупа.
Пока Генри шагал по ступеням вниз, доктор Адамс вновь обратился к аудитории:
- Сегодня мы рассмотрим последовательность действий при ампутации груди, а поможет нам в сём эта юная леди.
Он одним движением стянул простыню, накрывавшую стол, и взору Генри предстало обнаженное девичье тело, уже тронутое желтизной и синюшностью. Голова трупа была повернута на бок, и лица было толком не разглядеть из-за наполовину закрывавших его распущенных золотистых волос.
Генри похолодел и застыл на месте, не в силах отвести глаз от этих золотых прядей и боясь всмотреться в мертвое лицо.
__________________________________
Примечания:
1) Aqua destillata - "дистиллированная вода", лат.
2) Pilulae panis - "хлебные пилюли", лат.
3) Ex tempore - "по мере требования", лат.
4) Pro dosi - "разовая доза", лат.
5) "Ne tradantur sine nummo" - "Не выдавать [лекарство] без денег", лат.
6) "In statu pupillari" - "находящийся под опекой", лат., здесь - студент, еще не окончивший обучения.
7) Стаут - темное крепкое пиво.
8) "Medice, cura te ipsum!" - "Врач, исцелися сам!", лат.
9) "Ланцет" ("The Lancet") - один из наиболее известных, старых и самых авторитетных общих журналов по медицине, основан в 1823 году английским хирургом Томасом Уокли, публиковал оригинальные исследовательские и обзорные статьи, книжные рецензии, корреспонденцию, новости и истории болезни.
10) "...оставил за тебя карточку" - в то время, студенты, посещая лекции, при входе оставляли карточки с именами, что позволяло преподавателю отмечать отсутствующих, при этом некоторые оставляли две карточки - за себя и за друга-прогульщика.
11) "Валлийский кролик" - гренки с сыром.
12) "Сэм Холл" - английская народная баллада, до 1840-х годов называвшаяся "Джек Холл" о жизни вора и грабителя, повешенного за его преступления в 1707 году.
13) Larynx] - "гортань", лат.
14) Гигиея и Панацея - дочери бога врачевания Асклепия, которые, согласно одному из вриантов греческого мифа, постоянно спорили друг с другом о том, что важнее для здоровья - профилактика или лечение.
16) Томас Спенсер Уэллс (1818 - 1897) - хирург королевы Виктории, профессор медицины, президент Королевской Коллегии Хирургов Англии, специализировался на акушерстве и глазной хирургии, признан пионером в проведении операций на брюшной полости, также одним из первых среди хирургов начал использовать анестезию.
17) Игнац Филипп Земмельвейс (1818-1865) - венгерский врач-акушер, профессор, один из основоположников асептики. В 1861 г. издал на эту тему научный труд. Однако коллеги-врачи противились его методам. Насильно посажен в психиатрическую лечебницу, где вскоре скончался.
18) Джозеф Листер (1827 - 1912) - крупнейший английский хирург и учёный, создатель антисептического направления в хирургии.