Октябрь в этом году выдался в Дербишире сырым и промозглым. В округе гадали, не будет ли по сей причине отложено начало сезона охоты на лис. Но к концу месяца дожди прекратились, потеплело, раскисшая земля подсохла, и, в соответствии с традицией, на двадцать восьмое число был назначен сбор членов охотничьего клуба и приглашенных ими лиц. На одну из местных ферм съехалось не меньше полутора сотен жителей этой части графства, горящих желанием загнать лису, а также куча зевак - пеших и в экипажах.
Эгертон вместе с четой Данли и леди Хлоей тоже прибыл на место сбора и теперь со скучающим любопытством разглядывал пестрое общество окрестных охотников: сельских джентльменов, восседающих на гунтерах (1), пожилых тучных сквайров на кобах (2), женщин и детей на пони, а также немало типов, несомненно, неблагородного происхождения на лошадях таких же дурных кровей. "Господи, - брезгливо думал виконт, - ну почему убивать дичь теперь разрешено не только лендлордам! Какой только сброд не встретишь нынче на охоте!" (3)
Впрочем, он настолько любил это развлечение, что был готов охотиться в компании хоть с самим дьяволом. Вельветовые куртки егерей, амазонки дам, алые и темные рединготы охотников, гул голосов, конское ржание, нетерпеливый лай полусотни гончих, звук медного рожка распорядителя охоты - у какого истинного спортсмена не взыграет от этих картин и звуков кровь (4), не разольется по жилам азарт в предвкушении доброй погони за ловким зверем? Вот-вот все эти всадники разъедутся по полю, ожидая сигнала. Вскоре подаст голос собака, первая напавшая на след, а к ней присоединится вся стая, и этот лай зазвучит настоящей музыкой для искушённого уха. Раздастся клич "Ату!", и вся кавалькада сорвется в бешеную погоню по сжатой ниве, а самые отчаянные наездники будут бесстрашно перемахивать через канавы, плетни и каменные изгороди, словно на крыльях.
Возбужденный предстоящей охотой, виконт похлопывал по холке играющего под ним гунтера и жадно вдыхал прохладный воздух, словно сам собирался учуять лису. То и дело он бросал взгляд на леди Хлою, сидящую на чистокровной вороной кобыле. Эгертон любовался всадницей - ее красотой, царственной осанкой, изяществом движений - и хмурился при мысли, что вдова, хоть и выказывает ему уже несколько недель свое расположение, но, похоже, просто играет с ним со скуки, словно кошка с пойманной мышью. Леди Хлоя сама искала возможность остаться с Эгертоном наедине, и в минуты этих свиданий явно флиртовала с ним. Но всё, что ему пока позволялось - лишь время от времени завладеть ненадолго обнаженной лилейной ручкой, перебирая и целуя тонкие пальчики, а еще "на правах дорогого друга" выручить красавицу из ее "небольших финансовых затруднений, право, пустячной суммой, всего в пятьсот фунтов". Эгертон, хоть и не считавший полтысячи фунтов пустяком, выписал чек и, скрепя сердце, наотрез отказался принять взамен долговую расписку, за что был вознагражден благодарным взглядом прекрасных глаз.
Виконт то злился, то готов был восхищаться стойкостью вдовы к его попыткам ее соблазнить. В нем все сильнее разгорались пыл и азарт. В кои-то веки ему не везло в амурных делах! Это его раздражало и удивляло одновременно. Утешался он лишь тем, что и у его приятеля тоже не всё было гладко. От своего камердинера, легко сошедшегося с графскими слугами, Эгертон знал, что Блай не спит с женой. Как-то раз виконт попытался намеками вывести разговор на эту тему, но Джонатан сделал вид, что намеков не понял. Оставалось лишь умирать от любопытства, втайне посмеиваться над приятелем и ждать дальнейшего развития событий.
Не спеша уезжать из Уэствуд Хауса, Эгертон прекрасно проводил время: граф любезно предоставил в его распоряжение несколько хороших ружей и неплохих лошадей. Виконт исходил и изъездил все окрестности, настреляв немало дичи - охота тут была отличная. И сегодня он тоже не собирался возвращаться без трофея - клочка лисьей шкуры, вырванной из зубов своры, терзающей загнанную добычу.
Эгертон повернулся к проходящему мимо Блаю, ведущему в поводу гнедого жеребца.
- Чувствую, нынче будет славная скачка! Одолжи мне своего Феникса!
Граф рассмеялся.
- Ты на нем не усидишь. Он слишком горяч и норовист. Да этот конь даже не подпустит тебя к себе.
Обожающий пари виконт встрепенулся:
- Отличный повод побиться об заклад!
- Ты прав, - с готовностью согласился Блай. - Ставлю сто гиней на то, что Феникс либо не даст тебе на него сесть, либо сбросит.
- А я ставлю столько же на то, что этого не случится. Я поохочусь на нем и сам поставлю его в конюшню!
Граф привязал своего жеребца к коновязи и отошел на несколько шагов. Эгертон спешился, а затем осторожно приблизился к Фениксу, что-то негромко, спокойно приговаривая, и протянул вперед руку. Конь обнюхал ее. Продолжая с ним разговаривать, виконт ласково почесал его плечо и шею, провел ладонью по крупу, потом отвязал лошадь, вставил ногу в стремя и взлетел в седло.
Подобрав поводья, он победно взглянул на Блая, но тот осадил приятеля:
- Погоди торжествовать, мой Феникс ссадит тебя на землю у первой же изгороди.
- Ну, это мы еще посмотрим! - поймав взгляд наблюдавшей за ними леди Хлои, заявил Эгертон.
Лису подняли почти сразу и погнали ее по полям на юг. Через пару миль, возле ручья, собаки потеряли след, но вскоре напали на него дальше по руслу на запад. Охотники воспряли духом и опять ринулись в погоню бешеным галопом, растянувшись по всему полю. Из-под копыт летели комья вывороченной земли. Стелились по ветру подрезанные конские хвосты и тонкие вуали на дамских шляпах. Гончие заливались яростным лаем.
Джонатан прежде ни разу не видел Амелию верхом и не знал, насколько хорошо та держится в седле. Для этой охоты она выбрала в конюшне чистокровного английского скакуна шестнадцати ладоней в холке - быстрого и сильного. Сначала граф боялся, что жена не справится с этим конем, но Амелия оказалась на удивление прекрасной наездницей, и Джонатан восхищался ею, стараясь не упускать из вида.
До Фенни Бентли лиса шла по прямой, затем начала петлять, кинулась к Мейплтонской церкви, свернула на запад, пересекла реку Дав и затаилась в колючих зарослях утесника, но снова была обнаружена. За Окоувер Холлом она пошла кружить по равнине, пока не скрылась в рощице. Собаки рассыпались, обнюхивая кусты. Выжлятники захлопали арапниками, стараясь вспугнуть зверя. Минут двадцать поисков ничего не дали. Из-за укрывающих землю опавших листьев собакам было сложно учуять след. Гончих подозвали и решили направиться в сторону Блора в поисках новой лисы.
Джонатан уже подобрал снова поводья, но Амелия тронула его за руку.
- Постой. Вон там, на севере, что это за гора со срезанной вершиной?
- Это Торп Клауд.
- Тот самый? Я видела его на картинках. Значит, за ним - Давдейл (5)? Всегда мечтала там побывать.
- Так за чем дело стало? Здесь рукой подать. Меньше двух миль. - Граф наклонился к жене. - Знаешь что? К черту эту охоту! Всё равно она сегодня не задалась. Я покажу тебе Давдейл. Это место стоит увидеть.
- Как! Вы нас покидаете? - раздался из-за его спины голос Эгертона. - Ведь сегодня начало сезона! Согласись, Блай, охота нынче хоть куда! Мы неплохо погоняли Братца Лиса. И куда только он делся? Словно взлетел. Ты не поверишь, но один раз на моей памяти лиса забралась на дерево и спряталась в сорочьем гнезде. Ну ничего, гончие у нас чутьистые и резвые. Мы сегодня непременно заставим парочку-другую лис вскричать "Capevi!"(6).
Обернувшись, Джонатан увидел подъехавших виконта и Хлою.
- Повеселитесь сегодня без нас, - ответил он. - А я еще успею наверстать упущенное и загнать пар тридцать лис (7) за этот сезон.
- Раз так, может, пора вернуть Джонатану его жеребца? - спросила Хлоя виконта.
- Ну нет, - возразил Эгертон. - Пари - так пари. Речь шла о том, что я усижу на Фениксе до возвращения в Уэствуд Хаус. И я честно выиграю свои сто гиней.
Виконт и вдова снова присоединились к охотникам, а Джонатан с Амелией повернули на север, к Давдейлу. Вход туда охраняли, словно пара часовых, два огромных тысячефутовых холма - Банстер Хилл и Торп Клауд. На их склонах паслись овцы. Здесь плато с раскиданными по нему небольшими рощицами переходило в узкую долину, стиснутую высокими горными склонами и больше похожую на ущелье, по дну которого петляла неглубокая река.
Граф и графиня пустили своих коней неторопливым шагом по наезженной тропе, идущей вдоль правого берега. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь дальним блеянием овец, журчанием переливающейся через речные пороги воды и всплесками в ней форели. Амелия внимательно рассматривала вздымающиеся с обеих сторон величественные скалы фантастических форм, темные расселины, огромные валуны, покрытые мхом, и торчащие из каменистых осыпей утесы, напоминающие клыки доисторического чудовища. Сквозь трещины в известняке пробивались кустарники, папоротники и грибы-дождевики. С одной стороны тропы выстроились невысокие деревья, с другой - кромка извилистого берега густо заросла большими листьями белокопытника.
Супружеская чета проехала почти милю, когда Джонатан, не спускавший с жены глаз, наконец спросил:
- Ты молчишь. Тебе тут не нравится?
Амелия повернулась к нему.
- Можно ли словами выразить ощущения от созерцания этого великолепия природы? Разве что стихами...
Она закинула голову и отрешенно продекламировала, глядя на вершины обступающих ее скал:
- "Средь шума и тревог я ощущал
Вдруг чувства новые - святой покой
И тишину - и словно сознавал
Свое родство со всем, что на земле
Живет и дышит..." (8)
- И все же, дорогая, мне куда интереснее, что думаешь ты, а не Вордсворт.
- Здесь и в самом деле очень красиво. Мне давно следовало побывать в Давдейле.
- Я знаю тут каждый камень и рад послужить тебе проводником и гидом.
- Полагаю, у каждого утеса в этой теснине есть своя легенда - и, как водится, грустная. Как насчет вон той высокой скалы, например?
- Говорят, с нее спрыгнула девушка, которая узнала о неверности своего жениха и решила покончить с собой.
- Я не ошиблась: у истории, действительно, печальный конец.
- А вот и нет. Рассказывают, что бедняжке повезло: она упала в густой кустарник и уцелела - лишь ее сердце навсегда осталось разбитым. Она так и не вышла замуж и счастливо прожила всю жизнь одна.
- Счастливо? Одна? Неужели можно быть счастливой в одиночестве?
Граф пожал плечами.
- Так излагают эту байку. Хотя, думаю, всё было не так. После чудесного спасения девица на радостях позабыла о неверном возлюбленном: эта встряска хорошенько вправила ей мозги и разом вылечила разбитое сердце.
Поняв, что муж шутит, Амелия расхохоталась. Джонатан посмотрел на нее долгим взглядом, натянул поводья и произнес:
- А еще с этой скалой связан один обычай: если рядом оказываются мужчина и женщина, они непременно должны поцеловаться. Что-то вроде поцелуя под омелой на Рождество. Ты не против? Говорят, такой поцелуй приносит обоим счастье.
Амелия тоже остановила своего коня и, еле заметно покраснев, ответила:
- Почему бы нет? Забавная традиция. Разве кто-то откажется от возможности стать счастливым?
Граф потянулся к жене, и она потянулась ему навстречу. Он коснулся губами ее губ: сначала осторожно, словно боясь встретить отказ, затем его поцелуй стал смелее, напористее. У Амелии закружилась голова, руки, держащие поводья, невольно разжались. Она словно растворилась в этом сладком моменте и ответила на ласку, сама не отдавая себе в том отчета.
Дыхание их слилось, языки встретились, рука Джонатана легла на талию жены. Сколько прошло времени: минута, две или целая вечность, прежде чем гунтер графа переступил с ноги на ногу и потянул в сторону? С сожалением оторвавшись от уст Амелии, Джонатан усмирил коня и подумал: "Что на меня нашло? Какого черта я наплел небылицу об обычае целоваться у этой скалы? Неужели я влюбляюсь в собственную жену? Полно, да разве я ее простил?" Он прислушался к себе, стараясь снова ощутить в душе злость, не дававшую покоя столько месяцев, но та словно растворилась.
Амелия выглядела слегка ошарашенно, глаза ее счастливо сияли. Да, этот взгляд невозможно было истолковать иначе. Без сомнения, их поцелуй ее тоже взволновал. Но через несколько мгновений она, словно освободившись от чар, обрела привычное самообладание и спросила, указав рукой на разбросанные по склону известняковые утесы на противоположном берегу.
- А как называются вон те огромные камни?
- Это Двенадцать Апостолов.
- Целая дюжина? Надеюсь, обычай не предписывает целоваться у каждой скалы в Давдейле? Их тут слишком много.
Граф не смог сдержать улыбку и, неожиданно для самого себя, признался:
- Этот обычай я только что выдумал.
Амелия улыбнулась в ответ.
- Если честно, я так и подумала.
"И всё-таки разрешила себя поцеловать!" - мелькнуло в голове у Джонатана, и на душе стало необычайно легко.
В неловком молчании они проехали еще немного. Внезапно Амелия негромко вскрикнула. На мгновение ей показалось, что справа от тропы вдоль берега растянулась гигантская змея. Но стоило приглядеться, и стало понятно, что это высохший извилистый ствол упавшего дерева, в который по всей длине загнаны ребром сотни, а может, тысячи монет: какие-то - до половины, а какие-то - почти целиком. Многие из них уже успели позеленеть или проржаветь от времени. А те, что поновее, поблескивали на солнце, словно необычная чешуя.
- В этих краях, - поспешил объяснить граф, - когда-то давно обитали друиды, а потому местные жители до сих пор верят, что в деревьях живут духи и их нужно задабривать. Потому-то время от времени и появляются денежные древеса, подобные этому. Говорят, если забить в ствол монету, загадав при этом желание, оно обязательно сбудется.
- И твои монеты тут тоже есть? - спросила Амелия.
Граф с улыбкой пожал плечами.
- Нет. Я еще никогда не желал чего-то так сильно, чтобы прибегнуть к языческой магии...
Еще через три четверти мили, когда скалы, громоздящиеся по сторонам, казалось, уже высились до самого неба, нависая над узкой долиной, Джонатан привстал на стременах и указал рукой вверх:
- А это - настоящая жемчужина Давдейла.
Взору Амелии предстала сотворенная природой огромная, почти правильной формы, каменная арка, словно выросшая из крутого склона справа.
- Подъем к ней непрост. Но он того стоит, поверь. Оттуда открывается восхитительный вид. Ну что, идем? Лошадей придется оставить внизу.
Граф слез с коня и протянул руку жене.
Та ненадолго задумалась, затем азартно кивнула и тоже спешилась. Подхватив шлейф своей бархатной амазонки, она закрепила его на бедре и, опираясь на руку мужа, начала подниматься по склону, усыпанному щебнем. Это, и в самом деле, оказалось нелегким делом. Но Амелия посчитала, что не зря потратила столько усилий, едва шагнула в проем нерукотворной арки высотой в целых сорок футов. Вид отсюда, действительно, был превосходным. А еще выше по склону, ярдах (9) в пятнадцати, взору открывалась большая расселина.
- Это вход в Пещеру Рейнарда, - сообщил Джонатан. - Говорят, так звали местного разбойника, которому она долго служила убежищем. Но теперь там, разумеется, никто не живет. Ты непременно должна ее осмотреть, раз уж одолела подъем сюда.
Амелия храбро продолжила взбираться по осыпи. Но стоило ей ступить в сырую полутьму под каменным сводом, как в памяти всплыла та, другая пещера... По телу пробежала волна дрожи. Неужели эти воспоминания будут постоянно ее преследовать, лишая душевного покоя и шанса на счастье?
Она покачнулась и нетвердым голосом произнесла:
- Я... Мне... Мне вдруг стало нехорошо. Наверное, от высоты закружилась голова.
Граф с тревогой посмотрел на жену.
- На тебе совсем лица нет! Думаю, нам лучше вернуться домой.
Поддерживая Амелию за талию, он помог ей спуститься с крутого склона и усадил на лошадь впереди себя, привязав поводья ее коня к задней луке своего седла. К счастью, до Уэствуд Хауса было всего несколько миль. Подъехав к крыльцу, Джонатан осторожно ссадил жену и приказал слугам срочно приготовить для нее горячую ванну и постель.
Едва он отдал эти распоряжения, в дверях показался дворецкий и со скорбным выражением лица сообщил:
- Сэр, из Илама прибыл посыльный. Лорд Брэкли упал с лошади и сильно расшибся. Его перенесли в дом викария и вызвали доктора.
________________________________________
Примечания:
1) Гунтер - лошадь для охоты чистокровной верховой породы или помеси от ее скрещивания.
2) Коб - сильная, приземистая лошадь.
3) "...убивать дичь теперь разрешено не только лендлордам! Какой только сброд не встретишь нынче на охоте!" - до 1831 года в Англии было запрещено охотиться на дичь всем, кроме владельцев собственности, приносящей не менее 1000 фунтов годового дохода, либо арендаторов собственности приносящей не менее 150 фунтов годовых.
4) "...у какого истинного спортсмена не взыграет от этих картин и звуков кровь..." - в то время слово "спорт" имело смысл "развлечение, увеселение", например, игры на открытом воздухе и внутри дома, а также охота, рыбалка, конные скачки, гимнастика, плавание, гребля, бег на коньках, воздухоплавание и т.п., и даже разведение животных, обустройство садов, составление всевозможных коллекций тоже называли "спортом". Чаще всего слово "спортсмен" в середине 19 века употреблялось в значении "любитель охоты и скачек, хороший наездник".
5) Давдейл - очень красивая горная долина в графстве Дербишир, бывшая уже в XIX веке туристической достопримечательностью.
6) "Сapevi!" - это выражение в Англии XIX века довольно часто использовалось в данном контексте охотниками на лис в значении "Сдаюсь!", "Прошу пощады!". Возможно, это слово произошло путем искажения латинского выражения "Peccavi" - "Я согрешил".
7) "...пар тридцать лис..." - количество пойманных и упущенных лис заядлые охотники тщательно записывали и при этом считали их парами.
8) "Средь шума и тревог я ощущал..." - цитата из поэмы "Прелюдия" Уильяма Вордсворта (1770-1850), перевод Т. Стамовой.
9) Ярд - мера длины, приблизительно равная 91 сантиметру.