Семкова Мария Петровна : другие произведения.

Юнгианцы и странные научные теории

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Все может стать символом, только не надо слишком буквализировать!" Присловье современных российских юнгианцев. Современное научное знание фрагментировано,. В психологической практике очень важна идея целостности: необходимо знание целостное, преодолевающее границыи субъективно значимое. Последователи К. Г. Юнга оригинальными способами "присваивают" современные научные знания - целям и исходам этого процесса посвящена данная статья.
  Философские основания аналитической психологии К. Г. Юнга (юнгианского анализа) довольно спорны. Является ли К. Г. Юнг философом? - спрашивал его анализанд и собеседник Э. К. Метнер. И отвечал: "Да, является, если учитывать масштаб его задачи; и нет, не является, если помнить, какими методами он пользовался" [3, С. 86 - 96].Влияли на Юнга Гераклит, Гегель и Шопенгауэр. Новое знание в его методе обретается не с помощью прояснения понятий, а за счет переработки собственного медитативного опыта. Это еще не понятия, но уже не переживания, а постепенное проявление символов. Вопрос о том, какова сущность архетипа, стремится от разрешения; со времен К. Г. Юнга изучается их феноменология. Юнгианский анализ является "первичным бульоном", определяющим, может ли теория порождать хорошие символы или встраиваться в символическую картину мира. Туда попадают образы и символы из самых разных областей. При всей своей благолепной традиционности аналитическая психология - это "голодная" область познания, она поглощает все, что годится ей как объект.
  1
  Какие знания привлекают себе для иллюстраций юнгианские аналитики теперь и что это значит для них? Иностранные авторы, чьи психоаналитические традиции устойчивее, чаще привлекают идеи философов (например, Гегеля) и психоаналитиков других направлений; более всего им важны представления о нормальном и психотическом мышлении У. Биона; проблемы, близкие к этологии детско-родительского поведения и теории привязанности; представления о базовом расщеплении внутреннего объекта М. Клейн. Постсоветские юнгианские аналитики привлекают данные алхимии, оккультных практик, произведения классической литературы. Российский юнгианский анализ сейчас активно экспериментирует с тем, что может послужить ему объектами.
  ХХI конференция Уральской ассоциации аналитической психологии (23 - 24.11.2019, Екатеринбург) была посвящена проблеме иллюзий и их значению в терапии. Встал вопрос и об объектах для интерпретаций. Кроме привычных юнгианцам "фаворитов" - алхимии, астрологии и классической мифологии были привлечены и новые объекты: данные этологии, квантовой физики и теории неравновесных систем, а из паранаук - гомеопатии и психосоматической медицины. Ни один из выступавших не был специалистом в той области, данные которой он приводил (пожалуй, кроме астрологов).
  Взгляд на "чужую" научную теорию извне порождает иллюзии особого рода. Теории, которые используют для своих амплификаций юнганцы, характеризуются тремя особенностями. Во-первых, они являются слегка устаревшими. Во-вторых, они находятся в тех областях, где человек не чувствует себя сопричастным, где привычные эмпатия и процесс снятия-присвоения проекций не работают: в квантовой физике, представлениях о переживаниях животных и о саморегуляции тела. В-третьих, эти представления должны быть расхожими - так некоторые представления квантовой физики сейчас "воплощаются" даже в фэнтези! Ни доказать, ни опровергнуть такие положения пока нельзя, и в этом они близки паранаукам, хотя формально относятся к области естественных наук.
  2
  Вопрос о предмете юнгианского анализа принципиально остается нерешенным. Им должна являться психика, но с индивидуальной психикой не совпадающая. Единой схемы строения психики у юнгианских аналитиков не существует, понятийный аппарат построен так, чтобы избежать четкого определения границ. Эти особенности характеризуют юнгианский анализ как паранауку: слова для обозначения психических явлений существуют, но не "переводятся" адекватно ни на бытовой, ни на научный языки. Терминология служит выразительным средством. Так, Дж. Хиллмен [8] пишет: язык алхимиков разрушает пределы бинарных оппозиций; дебуквализирует опыт переживания и наделяет его чувственностью и вещественностью; отсылает к внутреннему миру и к деятельности в нем. Проще говоря, такой язык выводит за пределы знаков и служит как выразительное/терапевтическое средство.
  К такому эффекту стремятся и современные юнгианцы, осваивая новые образы и определяя одно непонятное через другое непонятное. Данные из далеких от психологии областей знания используются как метафоры, как образы. Юнгианские аналитики - стихийные неоплатоники с сильной гностической "примесью". В глубинной психологии существует своего рода неполный монизм, исходящий из представлений о Едином. Архетип Самости представляет собою отражение Единого в человеческой психике, и целостность есть основная потенция развития и существования психики. Этот монизм юнгианцев не полон и не всеобъемлющ, так как появляется необходимость в развитии, и наступает неизбежное разделение психики, пребывающей в мистическом единстве - возникают полюса эго и объективной (поначалу бессознательной) психики. Я словно маятник колеблется туда-сюда, не способное увидеть свою ситуацию сразу с обеих сторон. Эти колебания могут затянуться на неопределенный срок и привести к болезни - во избежание этого напряжение противоположностей актуализирует трансцендентную функцию [4, С. 131 - 138], и порождается нечто третье, разрешающее конфликт. Триада - принцип динамичный, и в итоге он приманивает нечто четвертое, совершенно иное по отношению к триаде - так формируется четверица, первый набросок стабильной психической целостности. Возможно, четверица, подобно кресту, обретает центр, и обозначается "пятый персонаж". Этот принцип дробления и нового воссоединения целостности (подобно тому, как это происходит на ранних этапах эмбриогенеза) иллюстрируется "аксиомой Марии-Пророчицы": "Два - это одно, три и четыре - тоже одно. Но одно станет двумя, а два станут тремя".
  Благодаря такому "ограниченному монизму" возникает провал, зияние, "рана", и психика стремится залечить ее, опираясь на подходящие символы. "Гностический", конфликтный обертон юнгианского анализа заключается в том, что целостность психики, Самость, в отличие от Единого как блага, воспринимается амбивалентной.
  Одновременно с этим психика принципиально не-целостна, содержит массу автономных комплексов со своими движущими силами. Настаивая на только своем бытии, сознание позволяет возникнуть бессознательному: так и происходит расщепление единого надвое. Поскольку для сознательного эго все за его пределами - небытие, то это расщепление преодолевается не сознанием: компенсировать этот разрыв призваны влияния архетипов. Точное количество архетипов, их природа и их границы неизвестны. Процесс контакта с архетипическими содержаниями называется индивидуацией; его результат - обретение связи эго и Самости. Диалог с Тенью, Персоной, а потом Анимой и Анимусом, с родительскими и детскими фигурами, вероятно, не исчерпывает процесс развития психики. Это влияния несут сильные биологические коннотации; при том, что индивидуация прогрессивна, диалог с ахретипическими персонажами отсылает к архаичным и регрессивным состояниям.
  Психика является одновременно целостной и не-целостной. Самость описывается противоречиво, если не конфликтно: одновременно это и "пятый персонаж", управляющий и придающий жизни дополнительное измерение, и сила нечеловеческой природы. Попытка создать монистическую модель постоянно разрушается самою же собой, и постоянно возникает потребность в том, чтобы это скомпенсировать. При том, что психика и плюралистична, и монистична, юнгианское понятие времени вполне традиционно: врекмя либо линейно, либо спирально; распад и становление не описываются как переживаемые одновременно. Полностью плюралистическая модель психики реализуется в психозе и наркотическом переживании. Представление о коллективном бессознательном легко было бы спутать с ризомой Делеза и Гваттари [2] - однако, строгий порядок проявления архетипов и незримое присутствие Самости уподобляет структуру психики, скорее, дереву.
  3
  Юнгианский анализ является мифом о психике. Его теоретическая база паранаучна и существует на уровне моделей. Характеристики архетипов почти совпадают с таковыми для мифологем. Термин этот был введен К. Г. Юнгом и К. Кереньи в 1941 г. не как строгое понятие, а предполагая возможность динамического влияния [5]. Концептуальный аппарат аналитической психологии принципиально создается вне связей с языком науки и не имеет общих с нею основополагающих понятий.
  Миф не является моделью. Мы можем переструктурировать мифологему и вносить в нее новый материал, но не можем от нее избавиться. Психический мир задан мифом и имеет тенденцию бесконечно дробиться. Вмешательства коллективной психики создают предварительную целостность, но угрожают инфляцией - идентификацией эго с архетипом (вероятно, инфляция является артефактом именно юнгианского анализа). Поскольку термины принципиально не имеют границ, граница самой психики исчезает. По архаичности такая организация соответствует тому, как М. Фуко описывал картину познания вплоть до XVI века [7]: конструктивную роль играют сходства (подобия); мотивы мифа являются знаками состояний и развития психики. Еще чуть-чуть, и индивидуальные переживания можно будет считать знаками в архетипической игре - но этого юнгианский анализ избегает, настаивая на ведущей роли воли и выбора в психическом становлении.
  4
  Произвольное отношение к категориям приводит к тому, что за пределами мифа возникает пустота. Чтобы компенсировать это, наш современник пользуется или языком современной науки, или прежних паранаук - они обладают более надежной внутренней структурой. Поскольку язык аналитических психологов не является научным, он может стать опознавательным знаком для "своих". Юнгианская школа не агрессивна, терминология служит для и сплочения. Психика в юнгианской парадигме не имеет жесткой демаркации - где она коллективна и где индивидуальна, поэтому переживания принадлежности к группе возникают довольно быстро и окрашиваются в приятные тона.
  Внутренняя пустота и безграничность мифа переживается как свобода и как большая гибкость границ концепта; легко привлечь туда несвойственные ему и известные не слишком глубоко концепции из иных областей знания. Юнганский миф переживается как незыблемо целостный, способный объяснить все о психике. В науке знание фрагментарно, постоянно пересматривается, отвергается и привлекается вновь, что может породить переживания тревоги и безысходности. В аналитической психологии мы можем использовать новые данные - как образы, как метафоры. Они будут действовать, оставаясь внутренне непроницаемыми.
  Если же речь идет о познании, то миф о психике, сколько бы научных данных он ни поглотил, не будет изменяться сам. Эта консервативность мифа переживается как опора и вызывает чувство защищенности. Если человек заинтересован в исследовании границ парадигмы, то вскоре он обнаружит: покинуть пределы такой парадигмы невозможно, поскольку их нет. Миф о психике действует как вакуум, все втягивая и ничего не выпуская. Следствием этого может стать ужас (поглощения), очень ранее переживание. Если объектом внимания становятся пустота, безграничность, слабая структурированность этой модели, то присоединяется ужас уничтожения (аннигиляционная тревога). Переживая оба этих состояния, исследователь оказывается в двойной ловушке - и при этом не может из нее выбраться... Привлечение "вечного" (мифа) и истинного ("науки") пытается скомпенсировать такое состояние. Феномены коллективного бессознательного изучать приятно и азартно - именно потому, что они располагаются на поверхности и формируют поверхность [1].
  В качестве терапевтической практики юнгианский анализ является паранаукой: "на входе" и "на выходе" концептуальная схема принципиально не изменяется. В этом состоит коренное различие науки и паранауки: если первая добывает новое, фрагментированное знание и проверяет его надежность и достоверность, творится в состоянии неуверенности, то вторая тяготеет к целостности, определению места человека в мире и его отношения к добытому знанию. Наука базируется на недоверии к миру и к познающему, паранаука - на доверии к ним и к их диалогу. В паранауке возможна верификация результатов, но принцип фальсификации К. Поппера в ней не работает.
  5
  Что является предметом исследования аналитической психологии? Так называемая "объективная психика" - механизмы, действующие вне зависимости от сознания и культурного опыта. Что является объектом исследования? Очевидно, что первым объектом являются переживания и мысли клиента во время психотерапии. Клиентский опыт даст только совокупность переживаний, мнений, суждений, которые будет не с чем сопоставлять. Второе - это устойчивые образы, материал древних религий, сказки и мифа, произведения искусства; сейчас, в связи с развитием фольклористики и культурологии, сюда привлекаются и феномены из области постфольклора. Третье - переживания и мысли психотерапевта.
  Чтобы сырое психическое содержание было осознано и интегрировано, используется метод амплификации: клиент наблюдает за ассоциациями, которые вызывало его переживания - это сюжеты, в процессе припоминания самостоятельно складывающиеся в систему и при удаче формирующие новый символ. Использовать сквозные метафоры принято у зарубежных юнгианцев: они могут анализировать один-единственный старый сказочный мотив, создавая из интерпретаций полноценную теорию.
  Книгу Мюррея Стайна "Трансформация: Проявление Самости" породила сквозная метафора [6]. Тема книги - то, как творческий деятель следует влияниям своей судьбы и как он понимает, что представляет собою его предназначение. Сквозная метафора - это превращение из гусеницы в бабочку. Психотерапевт повстречал гусеницу, которая целеустремленно куда-то уползала, и последовал за нею; наблюдатель решил, что она начинает окукливание [6, С. 27 - 28]. Эта мысль связалась с вопросами об обретении человеком индивидуальной судьбы. Целеустремленная гусеница натолкнула Стайна на то, чтобы пересмотреть и углубить это убеждение. Сначала он пытался вчувствоваться в ее состояние, но эта попытка потерпела крах - мы не знаем, как чувствует гусеница. Когда возможность эмпатии не состоялась, включились другие способы "понять гусеницу". В юнгианском анализе переживания терапевта и клиента переплетаются, влияют друг на друга, порождая очень интересные совпадения - и клиентке М. Стайна приснился сон о том, как она окуклилась, превратилась в бабочку, а потом снова в женщину [6, С. 29 - 42]. С клиенткой, в отличие от гусеницы, можно было говорить о ее переживаниях. Гусеницу следовало понять и другой стороны, не символической - в ход пошли представления о corpora allata, ювенильном гормоне и гормоне линьки, об имагинальных дисках и о растворении органов, характерных для личинки, об особенностях создания кокона и вылуплении из него [6, С. 46 - 51]. Физиология окукливания и превращения в имаго была описана с научной точностью - М. Стайн пользовался, вероятно, старым классическим источником, "Физиологией насекомых" Р. Шовена [9, С. 35 - 66] и сам экспериментов по окукливанию, разумеется, не ставил - научный образ стал для него мифопоэтическим, ожившей метафорой. Запомним: его научный источник был классическим, но уже устаревающим.
  Второй пример касается применения статистического метода в исследовании событий, не связанных причинно-следственными связями. События в мире, пишет К. Г. Юнг, связаны между собою или причинно-следственным принципом, либо иным способом - по смысловому совпадению, когда время и пространство теряют свое значение. Это смысловое совпадение называется синхронией. Юнг собрал несколько сотен натальных гороскопов мужчин и женщин и комбинировал их попарно, как ему казалось, в случайном порядке [10, С. 246 - 275]. Результаты соединения гороскопов в пары показались более осмысленными, чем ожидалось. Тогда Юнг вспомнил о "принципе наблюдателя" и предложил сортировать гороскопы двум клиенткам - и здесь сортировка оказалась не случайной! Методологически действия Юнга выглядят научно; он не отверг ни влияния принципа наблюдателя, ни представлений об акаузальном принципе - полученное им знание кажется идеально целостным, но причины исследуемого им явления так и остались непонятными - возможно, что им получен очень красивый и сложный артефакт.
  6
  Оба, и М. Стайн, и К. Г. Юнг, осознанно проявили себя как дилетанты, но для чего? Почему определенные (неоднозначные и сомнительные) теории у юнгианцев востребованы, а другие - нет? При всей популярности генетики в аналитической психологии генетических аналогий нет. Ген - это загадка, а не тайна. Для символа Самости геном чрезмерно буквален. Очень редко вспоминают об 11-летнем солнечном цикле Чижевского. Непопулярен и Л. Гумилев с его пассионарностью. Эти теории слишком далеки от человеческого. Востребованы те теории, которые требуют личностного самоопределения по отношению к своим содержаниям, и тогда возникают вопросы " Кто я в рамках этой теории? что есть моя жизнь? что это значит для меня?"
  Литература
  1. Делез Ж. Логика смысла. - Москва: Академический проект, 2011. - 470, [2] с. - https://www.rulit.me/books/logika-smysla-theatrum-philosophicum-read-250952-3.html [1.03.2020]
  2. Делез Ж., Гваттари Ф. Тысяча плато. Капитализм и шизофрения. - Екатеринбург; Москва: У-Фактория: Астрель, 2010. - 892, [2] с. - https://www.rulit.me/books/kapitalizm-i-shizofreniya-kniga-2-tysyacha-plato-read-250949-2.html [1.03.2020]
  3. Метнер Э. К. О юнговской психологии: избранные статьи по аналитической психологии [текст]/ э. К. Метнер, пер. с нем. - Ижевск : ERGO, 2013. - 196 с.
  4. Миллер Дж. ТРАНСЦЕНДЕНТНАЯ ФУНКЦИЯ. Юнгианская модель психического роста путем диалога с бессознательным/ Перевод: Е. Дмитриенко. - М.: Клуб Касталия. 2014. - 312 с.
  5. Определение термина "Мифологема". - http://www.textologia.ru/slovari/literaturovedcheskie-terminy/mifologema/?q=458&n=348
  6. Стайн М. Трансформация: Проявление самости/ Пер. с англ. - М.: "Когито-Центр", 2007. - 221 с.
  7. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. Перевод на русский язык: В. П. Визгин, Н. С. Автономова. - М., "Прогресс", 1977. // Электронная публикация: Центр гуманитарных технологий. - 20.06.2012. - https://gtmarket.ru/laboratory/basis/5169/5173
  8. Хиллмен Дж. О терапевтической ценности алхимического языка. - https://dreamwork.org.ua/%D0%B4%D0%B6%D0%B5%D0%B9%D0%BC%D1%81-%D1%85%D0%B8%D0%BB%D0%BB%D0%BC%D0%B0%D0%BD-%D0%BE-%D1%86%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%B8-%D1%8F%D0%B7%D1%8B%D0%BA%D0%B0/ [1.03.2020]
  9. Шовен Р. Физиология насекомых. - Пер. с франц. В. В. Хвостовой/ Под ред. и с предисл. акад. Е. И. Павловского. - М.: Издательство иностранной литературы, 1953. - 495 с. 10. Юнг К. Г. Синхрония: акаузальный объединяющий принцип : [сб. ст.; пер. с англ. и нем.]/ Карл Густав Юнг. - М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2010 - 347, [5] с.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"