Аннотация: Интерпретация новеллы Э. - Т. - А. Гофмана "Выбор невесты" У этой новеллы не один протагонист, а двое - чиновник и художник. Почему такая раздвоенность стала важной?
ВЫБОР НЕВЕСТЫ
Правитель канцелярии господин Тусман - человек весьма педантичный и умеренный. С ним никогда не случалось никаких странных событий - вплоть до того момента, когда он не встретил, прогуливаясь перед сном, высокого сухощавого незнакомца, одетого в плащ. Человек этот колотил в дверь запертой лавки со скобяными товарами - видимо, ему казалось, что именно там находится дверь в старую башню. Вот что сказал странный незнакомец:
"-- Уважаемый господин Тусман, вы изволите ошибаться касательно моих намерений. Мне ни скобяных, ни прочих товаров не требуется, да и к господину Варнацу у меня никакого дела нет. Сегодня ночь под осеннее равноденствие, вот я и хочу увидеть невесту. Её слуха уже коснулись мои томные вздохи и нетерпеливый стук, и сейчас она появится в окне.
Глухой голос, каким были сказаны эти слова, звучал торжественно, даже таинственно, и у правителя канцелярии побежали по спине мурашки. С колокольни церкви Пресвятой Девы Марии прозвучал первый удар, в то же мгновение что-то зазвенело и зашуршало и в окне на башне появилась женская фигура. Когда свет от фонарей упал на её лицо, Тусман жалобно простонал: "Боже праведный, силы небесные, да что же это такое!"
С последним ударом, то есть в ту самую минуту, когда Тусману полагалось бы натягивать ночной колпак, видение исчезло".
Мы видим довольно типичную для произведений Гофмана ситуацию: труднодостижимым объектом является Анима, а проводником к ней становится некое маскулинное содержание. Невеста, Анима, пока что является только фата-морганой, зыбким видением. Древний возраст необитаемой башни, бой часов и странный облик незнакомца свидетельствуют и о том, что Анима связана с ощущением времени - с неким сказочным прошлым.
"Чудесное явление совсем вывело из равновесия правителя канцелярии. Он вздыхал, стонал и лепетал, не сводя глаз с окна: "Тусман, Тусман, правитель канцелярии, опомнись! Приди в себя, сердечный! Не дай дьяволу опутать тебя, душа моя!" -- Вы как будто потрясены тем, что увидели, любезный господин Тусман? -- снова заговорил незнакомец. -- Я просто хотел посмотреть на невесту, а вы как будто ещё что-то увидели?
-- Очень, очень вас прошу, -- пролепетал Тусман, -- дозвольте мне именоваться, как то приличествует моему скромному званию: я правитель канцелярии, и к тому же в данную минуту весьма смущённый, можно сказать, совсем растерявшийся. Покорнейше об этом прошу, милостивый государь, хоть сам я и не величаю вас согласно вашему чину, но, поверьте, только потому, что пребываю в полнейшей неизвестности касательно вашей уважаемой особы; впрочем, я готов называть вас господином тайным советником, ибо в нашем добром городе Берлине их развелось такое множество, что, именуя кого угодно этим почтенным званием, не рискуешь попасть впросак. Прошу вас, господин тайный советник, не извольте дольше держать меня в неведении, какую это невесту вы намеревались лицезреть здесь в такой неурочный час!
-- Странное у вас пристрастие к чинам и званиям, -- сказал незнакомец, возвыся голос. -- Ежели тайный советник тот, кто ведает разные тайны, да притом ещё способен подать хороший совет, то я, пожалуй, могу с полным правом так называться. Мне очень удивительно, как это человек, столь начитанный в древних книгах и редких рукописях, как вы, господин правитель канцелярии, не знает, что ежели кто-нибудь сведущий -- понимаете! -- сведущий -- в одиннадцать часов в ночь под осеннее равноденствие постучит здесь внизу в дверь или хотя бы в стену башни, то наверху в окне появится девушка, которой ещё до весеннего равноденствия суждено стать счастливейшей невестой во всём Берлине.
-- Господин тайный советник! -- воскликнул Тусман, словно чем-то неожиданно обрадованный и восхищённый. -- Глубокоуважаемый господин тайный советник, неужели это правда?
-- Ну конечно, -- ответил незнакомец. -- Но чего это мы стоим здесь на улице? Вы уже пропустили привычный час отхода ко сну, так отправимся же прямёхонько в новое питейное заведение на Александерплац. Там, если на то будет ваша воля, я расскажу подробнее о невесте, а вы снова обретёте душевное равновесие, которое, ума не приложу почему, как будто совершенно утратили".
Пока что таинственный незнакомец не настаивает на том, чтобы господин Тусман верил ему; ему не мешает и плоский рационализм господина правителя канцелярии. Он предлагает стать проводником (это одна из возможностей тех персонажей, что воплощают собою архетип Духа), но путь их закончится, как нам кажется, в самом что ни на есть прозаичном месте. Незнакомец весьма чуток и старается сделать так, чтобы господин правитель канцелярии чувствовал себя в безопасности (например, напоминает о его увлечении древними рукописями).
Странным кажется все сказанное о невесте. Незнакомец говорит просто о "невесте", неизвестно чьей; он не называет ее "моя невеста". Вероятно, это значит, что Анима тут готовится к появлению в наиболее обобщенном, коллективном своем состоянии. Странновато и то, что рациональный господин Тусман испытал неожиданную радость и даже благоговение - прежде ему это не было свойственно. Похоже, очарование Анимы на него подействовало. Из-за этого переживания можно и забыть, что невеста пока не проявила себя - очарование было навеяно, быть может, не ею, а тем незнакомцем, что пытался с нею встретиться.
Такой сюжетный ход возникает в произведениях Гофмана достаточно часто: персонаж-протагонист очарован таинственной девушкой, и забываешь о том, что атмосферу чуда создает персонаж-мужчина, чудак или волшебник. Например, в романе "Житейские воззрения кота Мурра" прорицательницу Кьяру демонстрировал сначала жестокий фокусник Северино, а потом его ученик, будущий маэстро Абрагам. В новелле "Советник Креспель" юной певице Антонии запретил петь ее отец (потому что это вредно сказывается на ее сердце и вызывает болезненные воспоминания у него самого), но рассказчик уже очарован, хотя пения Антонии не слышал никогда. Так и в этой истории - видение невесты вызвано стуком в дверь таинственного незнакомца. Анима настолько неуловима и непредсказуема, что контейнированием и контролем, дозированием ее содержаний распоряжаются персонажи-мужчины, воплощающие влияния Теневой Самости (если это жестокие контролеры), темного Анимуса (магнетизеры), архетипа Духа (фокусники и художники). Этот маскулинный аспект коллективной психики так или иначе умеет обращаться с женственностью, чего не скажешь о слишком юных и наивных или чудаковатых протагонистах Гофмана. Можно подумать, что лишь отношениям мужского я и Анмы служат эти маскулинные персонажи - но нет, в отношениях с ними протагонисту открываются и иные смыслы. Эти отношения касаются творчества и духовной власти, которые могут оказаться для героя куда важнее, чем отношения с Анимой.
Итак, незнакомец привел господина Тусмана в кабачок, где кроме их двоих был еще и старый еврей. Еврей это выглядит весьма типично и кажется зловещим.
"Глубокие морщины на его лице свидетельствовали о преклонном возрасте. Взгляд у него был острый и колючий, а по длинной бороде можно было признать в нём еврея, оставшегося верным Закону и старым обычаям. Одет он был чрезвычайно старомодно, приблизительно так, как ходили в тысяча семьсот двадцатом году, и, верно, поэтому казался выходцем из давно минувшей эпохи".
При свете проводник предстал перед господином Тусманом в своем истинном обличии.
"Высокий, худой, но сильный, крепко сложенный и мускулистый человек, на вид лет сорока с лишним. Вероятно, прежде он был даже красив; большие глаза, с юношеским пылом сверкающие из-под густых чёрных бровей, высокий открытый лоб, орлиный нос, тонко очерченный рот, выступающий подбородок. Панталоны и сюртук были у него самого новейшего покроя, а воротник, плащ и берет соответствовали моде конца шестнадцатого столетия; однако не это выделяло его из сотни других людей: более всего поражал в незнакомце своеобразный взгляд, сверкавший словно из глубокой ночной тьмы, и глухой звук его голоса. Весь его облик, резко выделявший его среди современников, вселял странное, почти жуткое чувство во всякого, кто приближался к нему".
Возможно, впервые в жизни господин правитель канцелярии оказался в реальности, соответствующей его антикварным интересам. Если в не любовь к старинным манускриптам, то воплощать бы господину Тусману только содержания типичной профессиональной Персоны. Но нет, Гофман настаивает на том, что его персонаж - это личность: у него есть свой характер, есть и интересы, с содержаниями чиновничьей Персоны не совпадающие. Старинный облик старого еврея и незнакомца могут свидетельствовать о том, что развитие господина Тусмана как личности вот-вот начнется.
Питейный дом - странное, но безопасное место. Оно освещено; значит, именно там пока находится фокус сознания. Но сознание это странное - несколько взбудораженное, пьяное... Следовательно, Я пребывает явно в измененном состоянии сознания. Но не попал ли господин Тусман в чужую сказку - ведь незнакомец и еврей заговорили о совеем и забыли о нем? Видимо, пока что это его история - Тусман очарован невестой, он сам соглашается идти в питейное заведение, да и облик еврея и незнакомца соотносится с его собственными интересами. Интересы эти пока были уж слишком отвлеченными, выводящими за пределы его обычной жизни; но сейчас атмосфера ночного кабака может их и заземлить.
Появление парного образа - типичный признак того, что некое содержание может быть осознано как потенциально конфликтное. Зловещий вид незнакомца отсылает к эпохе Возрождения, к ее страстям и идеям, к принципиальной безмерности великих людей того времени. Незнакомец вполне может оказаться амальгамной фигурой, воплощающей содержания амбивалентных Духа и Самости; с Самостью в человеческой форме его связывает и возраст - тот же, что и у господина Тусмана.
А вот старый еврей не может быть пока понят столь же ясно. Он воплощает собою один из обликов опасного чужака, то ли Тень Персоны своего времени, то ли Персону Тени. Главное, что он - чуждый, в отличие от более близкого немецкому сознанию незнакомца.
...
Незнакомец наконец представился: его зовут Леонгард, он художник-ювелир. Образ художника с таким именем появится еще раз - в романе "Эликсиры Сатаны": там он станет летописцем деяний страшного семейства, тем, кто разгадывает влияния Рока. Художник с именем дьявола может оказаться и вестником судьбы для господина Тусмана.
Так какой же конфликт должен проявиться? Тот, что зависит от отношений с Анимой, но не типичный усложненный выбор между ложной и истинной невестой. Господин Тусман пока так далек от чувств, от феминности, что только размышляет о возможности жениться, но пока никого не любит. Поэтому стороны конфликта будут воплощать собою его нынешние собутыльники.
Господин Тусман сказал сам, что хочет жениться к весеннему равноденствию. Наводящий вопрос ему задал художник Леонгард. А вот еврей считает, что господин правитель канцелярии для этого слишком стар и безобразен. Леонгард предупредил о возможных трудностях - ведь Тусману не приходилось тесно общаться с женщинами. Господин правитель канцелярии возразил - ведь он штудирует некую книжку о правилах поведения и верит, что благодаря ей жениться сможет. Теперь становится понятно, почему Леонгард говорил об Аниме как о невесте неизвестно чьей - ведь советы из книжки тоже создают некий обобщенный образ подходящей девушки. Чиновнику казалось, что в споре он на высоте; для любой его мысли находились аргументы из книжки. Леонгард был с ним деликатен, но старому еврею такое скоро надоело:
"-- Напасти на вас нет! -- в сердцах крикнул старик. -- Без умолку тут всякую чушь несёте, всё удовольствие мне отравили, а я-то собирался насладиться отдыхом после дневных трудов. -- Молчать, старый! -- прикрикнул на него золотых дел мастер. -- Будьте довольны, что мы терпим ваше присутствие; такого грубияна давно бы пора вон вытолкать. Не обращайте внимания на старика, дражайший господин Тусман, и не смущайтесь. Вы привержены к старине, любите Томазиуса; а я иду ещё дальше в глубь веков и ценю только ту эпоху, к которой, как вы должны были заметить, частично принадлежит мой наряд. Да, нынче уже не те времена, и чудеса в старой башне, свидетелем которых вы были сегодня, наследие той поры".
Со стариком обращаются как с обычным воплощением Тени ("брысь под лавку!"), потому что золотых дел мастер неравнодушен к мыслям и хочет развлечься, закрутив некую интригу с женитьбой чиновника. Но еврей прав, он выступает как адвокат дьявола, и искать невесту по книжке и впрямь очень глупо.
Но Леонгард все еще взывает не к чувствам, а к историческим интересам чиновника; вспоминает о свадьбах князей эпохи Возрождения, и взволнованный Тусман догатывается, что его собеседник видел это своими глазами. Намекает Леонгард и на то, что еврей есть не кто иной, как знаменитый колдун и ростовщик того времени по имени Липпольд. Пока и речи не идет о таинственной невесте. Золотых дел мастер Леонгард соблазняет Тусмана своми воспоминаниями и окорачивает соперника, но его цели нам не ясны. Как соблазнитель часто выступает мужской Аниус, и мы можем предположить, что Леонгард, нащупав общий у них с Тусманом интерес к эпохе Возрождения, пытается обаять его.
Но господин правитель канцелярии в силу своего педанитизма оказался устойчив к этим влияниям. Он начал разговор о невесте:
"-- Скажите же мне, дражайший и почтеннейший господин профессор, так там в окне на башне старой ратуши действительно была девица Альбертина Фосвинкель, это она глядела сверху на нас своими пленительными очами? -- Что! -- завопил золотых дел мастер. -- При чём тут Альбертина Фосвинкель? -- Господи Боже мой, она ведь и есть та очаровательная особа, которую я решил полюбить и взять в супруги, -- пролепетал в смущении Тусман. -- Сударь, -- набросился на него золотых дел мастер, побагровев и гневно сверкая глазами, -- сударь, в вас, должно быть, вселился бес, либо вы окончательно спятили! Вы хотите взять в супруги юную красавицу Альбертину Фосвинкель? Вы, несчастный старый педант! Да вы со всей вашей школярской премудростью и почерпнутым у Томазиуса политичным обхождением не видите дальше своего носа! Вы эти мысли бросьте, не то смотрите, как бы ещё сегодняшней ночью вам не свернуть себе шею".
Неподатливость господина Тусмана заставила его Анимус разозлиться - вероятно, и потому, что некая девушка оказалась важнее его исторических соблазнов. Пока речь идет о теоретическом выборе обобщенной девушки согласно книжным рекомендациям, Анимус настроен благодушно и даже распускает свой павлиний хвост. Но вот конкретный выбор, конкретное чувство его уже не устраивает.
Но, как бы ни отвлекали влияния Анимуса от проблем, связанных с Анимой, они позволяют совершить конкретный выбор: и вот, имя потенциальной невесты названо. Правда, она чересчур хороша для стареющего чиновника...
Но тут господин правитель канцелярии перестает быть книжным червем. Он сам запускает типичную коллизию, связанную с Анимусом - художник Леонгард теперь видится ему как противник, соперник:
"-- Не знаю, что и думать о вас, неизвестный мне господин золотых дел мастер, кто дал вам право так со мной разговаривать? Сдаётся мне, что вы морочите меня всякими глупыми фокусами, а сами задумали полюбить девицу Альбертину Фосвинкель, вы сняли её портрет на стекло и с помощью волшебного фонаря, под полой вашего плаща спрятанного, показали мне у ратуши изображение сей приятной особы! Я, сударь мой, тоже в таких делах сведущ, и не по адресу вы обращаетесь, ежели полагаете запугать меня вашими фокусами и грубиянством! -- Берегитесь, берегитесь, Тусман, -- спокойно и с какой-то странной усмешкой остановил его золотых дел мастер, -- вы сейчас имеете дело с мудрёными людьми. И в то же мгновение вместо золотых дел мастера на господина Тусмана глянула, скаля зубы, мерзкая лисья морда, и, охваченный беспредельным страхом, Тусман повалился на стул".
Этот эпизод противостояния пока закончился ничем. И тут же конфликт был перемещен в архетипическую плоскость. В состязание с Леонгардом вступил старый еврей. Он превращал ломтики редьки в золотые монеты, а золотых дел мастер делал так, что монеты исчезали, превратившись в горстки искр. Старый еврей разозлился, а перепуганный Тусман поспешно убрался под громкий хохот таинственных незнакомцев.
...
Что ж, господину Тусману ясно дали понять, что он попал не в свою сказку, и он послушно удалился. Но вторая глава новеллы "Выбор невесты" посвящена как раз правильному протагонисту, тому, для кого предназначена прекрасная невеста; тому, к кому будет благоволить мастер Леонгард. Поэтому вторая глава начинается сразу со знакомства с ним молодого художника Эдмунда Лезена.
Чудесный наставник встретился ему, как и следует, за работой.
"В уединённом уголке Тиргартена Эдмунд рисовал с натуры купу деревьев; тут-то к нему и подошёл Леонгард и бесцеремонно заглянул через его плечо в этюдник. Эдмунд, не прерывая работы, продолжал усердно рисовать до тех пор, пока золотых дел мастер не заметил: -- Да это же, юноша, необыкновенный рисунок, ведь у вас получаются не деревья, у вас получается что-то совсем иное!
-- Вы что-нибудь заметили, сударь? -- спросил Эдмунд с сияющим лицом. -- Да, по-моему, из сочных листов выглядывают, сменяя друг друга, всякие образы, то гении, то редкостные звери, то девушки, то цветы. Однако всё в целом представляется нам купой деревьев, сквозь которую просвечивают чарующие лучи вечернего солнца. -- Слушайте, сударь, -- воскликнул Эдмунд, -- или вы обладаете особым даром проникновения, можно сказать, видите всё насквозь, или же мне посчастливилось передать в рисунке моё самое сокровенное. Разве, когда вы на лоне природы всецело отдались страстному чувству, разве вам не кажется тогда, что из кустов и деревьев ласково глядят на вас всякие причудливые образы, разве с вами так не бывает? Это как раз и хотел я наглядно изобразить в моём рисунке, и, как видно, это мне удалось.
-- Понимаю, -- несколько холодно и сухо отозвался Леонгард. -- Вы хотели отдохнуть, отрешиться от академических занятий пейзажем и почерпнуть радость и силы, отдавшись приятной игре воображения.
-- Ни в коем случае, сударь! -- возразил Эдмунд. -- Именно так рисовать с натуры я считаю для себя самым полезным и лучшим учением. В таких этюдах я привношу в пейзаж истинно поэтическое, фантастику. Пейзажист, так же как и художник исторический, должен быть поэтом, иначе он навсегда останется ремесленником".
Как и в эпизоде с господином Тусманом, Леонгард проявляет себя, когда ео собеседник находится в измененном состоянии сознания: юный художник воочию видит сейчас порождения своей фантазии.
Мастер Леонгард знает Эдмунда с рождения и следит за его судьбой - незаметно от юноши. Он становится кем-то типа духа-покровителя. Но сейчас он видит, что его подопечный следует идеалам романтизма и немного проверяет на прочность верность им своего ученика.
Отношения "наставник-ученик" уже сложились потенциально, и юноше для этого не придется прилагать усилий: он и так находится под покровительством можной фигуры, сочетающей влияния самости (имаго художника былых времен), архетипа Духа и Анимуса-наставника. Мало того - и отцовский комплекс юноши благосклонно относится к этим влияниям.
"-- И всё же это так, -- подтвердил Эдмунд. -- Я помню свою радость всякий раз, как вы приходили к нам в дом, потому что вы приносили мне сласти и вообще много со мной возились; и всё же я всегда испытывал какое-то робкое благоговение, известное стеснение и страх, от которых не мог отделаться даже после вашего ухода. Но воспоминание о вас сохранилось живым в моём сердце главным образом благодаря рассказам отца. Он гордился вашей дружбой, так как вы необыкновенно искусно вызволяли его при всяких досадных случайностях из затруднительных положений, в которые нередко попадаешь в жизни. Но с особым воодушевлением рассказывал он о том, как глубоко вы проникли в оккультные науки и даже приобрели власть над стихиями, а иногда -- не посетуйте на мои слова -- он ясно давал понять, что, если смотреть здраво, вы, в конце концов, не кто иной, как Агасфер, Вечный жид! -- А почему не Гамельнский крысолов , не "Старик Везде-Нигде" , или Петерменхен -- дух домашнего очага, или, может быть, какой другой кобольд? -- перебил юношу золотых дел мастер. -- Но хорошо, допустим, я не собираюсь отрицать, что нахожусь в совершенно особых обстоятельствах, о которых не должен рассказывать, чтобы не навлечь на себя напастей. Вашему папаше я действительно сделал много добра при помощи моих тайных знаний; особенно обрадовал его гороскоп, который я составил при вашем рождении. -- Ну, что касается гороскопа, тут особенно радоваться нечему, -- сказал Эдмунд, залившись краской. -- Отец не раз повторял мне, что, согласно вашему прорицанию, из меня выйдет великий человек, либо великий художник, либо великий глупец. Во всяком случае, вашему прорицанию я обязан тем, что отец не воспротивился моему влечению к искусству; может быть, ваше предсказание сбудется, как вы думаете?
-- О, разумеется, сбудется, -- ответил золотых дел мастер весьма холодно и спокойно, -- в этом можно не сомневаться, ведь сейчас вы как раз на правильном пути, чтобы стать великим глупцом".
С маскулинностью в мире Эдмунда Лезена все прекрасно, мужские влияния живут там в гармонии. Так почему же художник рискует превратиться в великого глупца? Может быть, потому что этот мир лишен феминных влияний? Нет. Со своей точки зрения Леонгард видит проблему иначе: Эдмунд пренебрегает отработкой техники живописи и остается дмилетантом, ребенком в искусстве. Леонгард становится строгим и дельным наставником юноши - так влияния Анимуса воплощаются в реальности.
...
До сих пор мы имели дело с оторывнным от жизни любителем книг и с романтичным дилетантом от живописи. Но уж коли речь пошла о суровой школе, о технике искусства, то пора бы проявиться и самой обычной реальности. И вот возникает коммерции советник Мельхиор Фосвинкель. Он ворчит, потому что некие пакостницы испортили ему все удовольствие от сигары. Эдмунд Лезен предлагает ему свои сигары (мы видим, как непринужденно он держится в мире маскулинных влияний), а тот знакомит его с дочерью Альбертиной. Юный романтик был очарован до оцепенения и, естественно, влюбился с первого взгляда. А ей понравились его картины. Хорошо еще, что Аниму здесь воплощает вполне конкретная девушка, а не кукла, не золотая змейка и не фата-моргана, за которой приходится гнаться через всю Италию и все равно не поймать...
Отец девушки ничего не говорит по поводу их отношений - его интересуют сигары, цена на шаль Альбертины; ему кажется, что Эдмунд расписывает посуду, выставленную в лавке. Ничего ему не известно ни о фантазии, ни о влюбленности. Столь ограниченное отцовское содержание контакта с юным и романтичным Эго не имеет, и отцовские функции тоже придется брать на себя мастеру Леонгарду. Он-то и рассказал, что Альбертина почти помолвлена с господином Тусманом. Эдмунд не нашел ничего лучше, как пассивно страдать, и мастер обещал помочь ему.
"-- Хорошо, будь что будет, -- сказал золотых дел мастер, -- от правителя канцелярии я тебя избавлю; а проникнуть тем или иным путём в дом коммерции советника и завоевать симпатию Альбертины -- это уж твоё дело. Впрочем, я могу приступить к действиям против правителя канцелярии только в ночь под равноденствие.
Обещание золотых дел мастера привело Эдмунда в полный восторг, так как он знал, что старик всегда держит своё слово.
Каким образом золотых дел мастер приступил к действиям против правителя канцелярии Тусмана, благосклонному читателю уже известно из первой главы".
Теперь протагонистом истории, воплощением Эго становится юный художник. Ему придется противостоять и влияниям благонадежной Персоны (что связаны с образом Тусмана), и меркантилизму отца Альбертины.
...
Начало третьей главы опровергает представление о том, что после бегства от ювелира и еврея Тусман будет обречен воплощать собою лишь влияния Персоны. Нет, мы видим, что это симпатичный чудак, Персона которого имеет дефекты (наподобие советника Креспеля, героя одноименной новеллы).
"Всё же для описания его внешности небесполезно будет добавить, что он был небольшого роста, плешив, с кривыми ногами и одевался довольно оригинально. Невероятно долгополый сюртук прадедушкиного фасона, длиннющий жилет и при этом широкие и длинные панталоны, башмаки, столь же громко оповещающие о его приближении, как ботфорты курьера; к тому же надо заметить, что он никогда не шёл по улице размеренным шагом, а бежал вприпрыжку, подскакивая на ходу, и так быстро, что вышеупомянутые полы его сюртука развевались по ветру, как два крыла. В наружности его было что-то невероятно комическое, но добродушная улыбка, игравшая на устах, располагала к нему, и, хотя над его педантичностью и нелепыми привычками, отдалявшими его от общества, посмеивались, всё же он пользовался симпатией окружающих. Его главной страстью было чтение. Из дому он всегда выходил с оттопыренными от книг карманами сюртука. Он читал на ходу, стоя, на прогулке, в церкви, в кофейне, читал без разбору, всё, что попадало под руку, но только старые книги, потому что всё новое было ему ненавистно. Так, сегодня он штудировал в кофейне учебник алгебры, завтра -- кавалерийский устав Фридриха Вильгельма I, a затем любопытное произведение под заглавием: "Десять речей, изобличающих Цицерона как вертопраха и крючкотворца", издания 1720 года . При этом Тусман был одарён поистине чудесной памятью. Он имел обыкновение выписывать то, что при чтении книги его особенно заинтересовало, записанное он перечитывал ещё раз и запоминал на всю жизнь. Поэтому-то он и прославился своим всезнанием и уподобился живому энциклопедическому словарю, к которому обращаются за любой исторической или иной научной справкой. Если же случалось ему затрудниться ответом, он уж конечно перероет все библиотеки, а нужную справку отыщет и, сияя от удовольствия, даст разъяснение. Он обладал удивительным даром, углубившись в чтение и как будто забыв обо всём на свете, слышать то, что говорится вокруг. Нередко он вставлял в разговор замечание, и всегда к месту, а на остроумное слово или смешной анекдот, не поднимая головы от книги, реагировал визгливым смехом, выражая тем своё удовольствие".
Мельхиор Фосвинкель хочет отдать дочь за Тусмана, потому что тот - его друг детства и, кроме того, не потребует большого приданого. Тусман появился у своего будущего тется на следующее утро после встречи с Леонгардом и рассказал, что стал жертвой мерзкого шантажа; ему ночью показали собственного двойника и пригрозили подобным и в будущем, если он не откажется от брака с Альбертиной. Фосвинкель не верит ему, но говорит довольно важную вещь.
Проблема состоит в том, что Эдмунд не является никем, особенно с точки зрения Фосвинкеля. Он не создает шедевров, не совершает подвигов и не зарабатывает денег, чтобы жениться на Альбертине. Он всего лишь студент, а это значит, что его женитьба зависит не от его дарований и чувств, а от разрешения свыше. Мельхиор Фосвинкель слишком меркантилен и выдаст дочь за того, кто будет достаточно выгоден. Но пока в новелле не появлялось никаких персонажей, связанных с властью денег. Разве что старый еврей, да и то злотых дел мастер победил его в магическом состязании.
Но здесь именно ограниченный отец, жадный Фосвинкель, и придает веса этому персонажу.
"-- Послушай, правитель, чем я больше думаю над твоим рассказом о золотых дел мастере и о старом еврее, с которыми ты, вопреки своей приверженности к добродетели и умеренной жизни, пировал поздно ночью, чем больше я над этим думаю, тем больше прихожу к убеждению, что тот еврей -- просто-напросто мой старый знакомец Манассия, а чернокнижник и золотых дел мастер не кто иной, как золотых дел мастер Леонгард, который время от времени появляется в Берлине. Я, правитель, правда, не прочёл столько книг, как ты, но я и без них знаю, что оба -- и Манассия и Леонгард -- самые обыкновенные честные люди и никакие не чернокнижники. Мне просто удивительно, правитель, как это ты, будучи осведомлён по части законов, не знаешь, что суеверие строжайше запрещено и что чернокнижнику ни за что не выправить ремесленного свидетельства, на основании которого он мог бы заниматься чёрной магией. Слушай, правитель, я не хочу думать, что возникающее сейчас у меня сомнение основательно. Да, я не хочу думать, что ты потерял желание взять в супруги мою дочь! Что ты выдумываешь всякую чертовщину и морочишь меня, а всё для того, чтобы сказать: "Коммерции. советник, придётся нам раззнакомиться, потому что, если я женюсь на твоей дочери, чёрт украдёт у меня обе ноги и насажает на спину синяков!" Ежели это так, правитель, то очень нехорошо с твоей стороны прибегать ко лжи и обману".
Дело клонится к тому, что ни Эдмунд, ни Тусман не получат разрешения на брак. А вот какому же золотому мешку достанется несчастная Альбертина?
Тут как раз и появляется Манассия собственной персоной и объявляет, что их Италии вернулся его племянник Беньямин Дюммерль, миллионер, возведенный в баронское достоинство; "ну, так вот этот самый племянник неожиданно без памяти влюбился в Альбертину и предлагает ей руку и сердце".
Теперь, как и бывает в сказке, у нас есть три претендента на руку Альбертины Фосвинкель. Протагонистами могут быть двое: господин Тусман и художник Эдмунд Лезен. Беньямин Дюммерль описан крайне трафаретно и может воплощать собою еще один тип Персоны, густо сдобренный теневыми влияниями; он - выскочка и, возможно, мошенник.
Пока мы имеем дело с парой маскулинных персонажей - отцом и сыном, наставником и учеником, то мы не можем покинуть владений мужского Анимуса. Под таким влиянием психика развивается чрезмерно одностороннее, лишь в мире мужских ценностей, отношений могущества и власти. Для того, чтобы выйти за границы этой территории, нам нужна по крайней мере триада: герой, воплощающий мужское Эго, должен выстроить отношения с Тенью и Персоной - так выглядит классическая ситуация сказки. Если герой фольклорной сказки, даже воспользовавшись помощью Тени или Анимы и интегрировав их влияния, недооценит влияния Персоны и не построит отношений с нею, то он будет убит - чаще всего своими заурядными братьями, образами этой самой Персоны.
Если в "Выборе невесты" протагонистом будет господин Тусман, то его проблемы будут связаны с чудаковатостью (дефектом Персоны) и с тем, что он находится во владениях Анимуса (имеет только умственные интересы). Тогда Эдмунд Лезен будет воплощать для него один полюс Персоны/Тени, чрезмерно увлекающегося фантазиями романтичного дилетанта, а Беньямин Дюмпель - противоположную: того, кто имеет власть над обыденностью с помощью денег. Если протагонистом считать Эдмунда Лезена, то для него и Тусман, и Беньямин - одного поля ягоды: меркантильные филистеры, и не более. Ему будет проще, чем Тусману - он может просто отвергнут обоих. А вот Тусман может пройти между этими крайностями, попросту их не заметив.
Так кто же является протагонистом этой новеллы? Вводя во вторую главу персонажа-художника, который больше похож на типичного протагониста, Гофман сделал обманный ход. Дело в том, что очень уж условен этот Эдмунд Лезен. Он, наверное, воплощает мечту дилетанта о жизни художника, но не сам Эго-комплекс, связанный с творчеством. А вот господин Тусман выглядит очень человечно. Так что у новеллы остается два протагониста - один условный, второй реальный.
Интересно, что и у Беньямина, и у Эдмунда есть духовные отцы. Конфликт еврея и Леонгарда, власти искусства и власти денег (оба имеют дело с золотом, но этот металл имеет для них совершенно разный смысл, пусть и связанный с властью) не был разрешен в питейном доме, в безопасности фантазий - поскольку у обоих появились младшие родственники, то этот конфликт воплотился в реальность.
Тусман не может быть ни художником, ни финансистом; для него образы Эдмунда и Беньямина потеряют значение Персоны и Тени, ведь ни с одним из них он идентифицироваться не может. Эти молодые люди, каждый в паре со своим "отцом", станут для него символами конфликтного духовного содержания.
Для Тусмана, у которого нет духовного отца, определилась роль протагониста: ему предстоит иметь дело с конфликтными влияниями Анимуса, с конфликтом власти денег и власти фантазии. Денег у него немного, а порождений фантазии он побаивается. Ему не выиграть. Как протагонист этот персонаж весьма удобен, идентифицироваться с ним просто: много таких чиновников, умеренно-консервативных, но наделенных умственными интересами. Сам Гофман долго был таким.
...
Пока Эдмунд Лезен горюет, Альбертина берет инициативу в свои руки. Она велит переписать "неудачный" портрет ее отца и позвать для этого Эдмунда Лезена. Тот соглашается написать большой портрет даром, что весьма обрадовало прижимистого коммерции советника. Эдмунд быстро написал весьма льстивый портрет. А вот портрет Альбертины дался ему не так просто.
"Эдмунд делал набросок, стирал, опять набрасывал, принимался за краски, бросал, начинал всё сызнова, переходил на другое место; то ему казалось, что в комнате слишком светло, то -- что слишком темно, и в конце концов он довёл дело до того, что у коммерции советника пропала всякая охота присутствовать на сеансах. Теперь Эдмунд приходил и с утра и под вечер; правда, работа над портретом не очень-то подвигалась вперёд, но зато взаимная симпатия Альбертины и Эдмунда с каждым днём становилась прочнее".
В этой новелле содержания Анимы не расщеплены и связаны только с Альбертиной. В отношении к ней мы видим различия в том, как Анима функционрирует. С подачи мужского Анимуса для Тусмана это прежде всего видение девушки в башне. А вот Эдмунд, фантазер и довольно инфантильный юноша, проецирует все ее содержания на живую девушку, свою любимую Альбертину. Так происходит потому, что Анимус не чинит ему препятствий, а до осознания конфликта реальной и идеальной женственности он еще не дорос - ведь он не муж, а духовных сын, находящийся под благотворным влиянием Анимуса-наставника.
В то время как у Эдмунда все идет гладко, выяснилось, что реально Альбертина никогда и не была невестой господина Тусмана.
"-- Что же это такое, мадемуазель Альбертина Фосвинкель? Вспугнутые влюблённые отпрянули друг от друга: Эдмунд бросился к мольберту, Альбертина к стулу, на котором ей положено было сидеть во время сеанса. -- Что же это значит, что же это такое значит, мадемуазель Альбертина Фосвинкель? -- заговорил правитель канцелярии, немного отдышавшись. -- Что вы делаете? Как вы себя ведёте? Сначала танцуете поздней ночью в ратуше вальс с этим вот молодым человеком, которого я не имею чести знать, да ещё так танцуете, что у меня, несчастного правителя канцелярии и вашего побитого жениха, в глазах помутилось, а теперь при свете дня тут, за занавеской... о Боже праведный!.. Да разве же это скромное поведение, приличествующее невесте? -- Какая невеста? -- перебила его Альбертина, -- Какая невеста? О ком вы говорите, господин правитель канцелярии? Что же вы молчите? -- Создатель небесный! -- простонал Тусман. -- Вы ещё спрашиваете, бесценная мадемуазель Альбертина, какая невеста и о ком я говорю? О ком другом могу я говорить здесь сейчас, как не о вас? Ведь вы же моя втайне обожаемая невеста. Ведь ваш уважаемый папенька уже давно обещал мне вашу прелестную белоснежную ручку, созданную для поцелуев! -- Господин правитель канцелярии! -- вне себя воскликнула Альбертина. -- Господин правитель канцелярии! Либо вы сегодня уже спозаранку наведались в питейное заведение, которое, по словам папеньки, стали что-то слишком часто навещать, либо на вас нашло какое-то помрачение! Мой отец не мог, даже помыслить не мог обещать вам мою руку! -- Любезнейшая мадемуазель Фосвинкель, -- снова заговорил Тусман, -- подумайте хорошенько. Вы меня уже много лет знаете! Ведь я же всегда был умеренным, рассудительным человеком; как же это я вдруг стал мерзким пьяницей и поддался неподобающему помрачению рассудка? Добрейшая мадемуазель Альбертина, я закрою глаза, уста мои не произнесут ни слова о том, что я сейчас видел! Я всё прощу и позабуду! Но вспомните, обожаемая моя невеста, что я уже имею ваше согласие, данное мне из окна ратуши той ночью, и хотя вы тогда и безумно вальсировали в подвенечном уборе с этим вот молодым человеком, всё же... -- Вот видите, видите, -- перебила его Альбертина, -- вы же несёте всякий вздор, словно убежали из сумасшедшего Дома! Уходите, мне страшно в вашем присутствии, говорю вам, уходите, оставьте меня в покое!"
Разразился скандал. Тусман погнался за Альбертиной, и художник мазнул его по лицу зеленой краской. Альбертина заявила отцу, что выйдет замуж за художника, но ее отец воспротивился, обозвал Эдмунда бездарным писакой. Тот готов был броситься на него с муштабелем, но тут неожиданно появился мастер Леонгард...
Как бы реалистично Гофман ни описывал юное чувство Эдмунда и Альбертины, как бы живо ни вела себя эта девушка, но складывается впечатление, что мы видим не реальные отношения, а подготовку к сакральному браку. Невеста сама все организует для Эдмунда, ему помогает практически волшебник... Как если бы некий идеальный юный мужской аспект психики был готов обрести связь с Анимой. Так это выглядит для читателей, более похожих на Тусмана, чем на Леонгарда. Леонгард здесь выглядит вершителем судеб, создателем новых связей - практически воплощением Самости. Так и было бы, если б скандал на этом и кончился.
Дело в том, что воплощение Самости из Леонгарда получается дефектное и плохо учитывающее реальность - такие влияния Самости и бывают у людей типа Тусмана. Компенсировал этот недостаток своим появлением не кто иной, как старый Манассия. Он привел с собою своего племянника Беньямин и высокомерно объявил о его матримониальных намерениях. С этого момента мастер Леонгард превратился в Трикстера, отказавшись от чисто духовной установки.
"Нос Венчика, и без того внушительный, вдруг вытянулся и, чуть не задев Альбертинину щёку, с громким стуком ударился о противоположную стену. Венчик отскочил на несколько шагов, и нос мгновенно укоротился. Венчик приблизился к Альбертине -- и повторилась та же история. Словом, нос то удлинялся, то укорачивался, как цуттромбон.
-- Проклятый чернокнижник, -- завопил Манассия и, вытащив из кармана верёвку с петлёй, бросил её коммерции советнику.
-- Не церемоньтесь, накиньте петлю этому негодяю, я имею в виду золотых дел мастера, на шею, -- крикнул он. -- Тогда мы без труда вытащим его за дверь -- и всё уладится. Коммерции советник схватил верёвку, но накинул её на шею не золотых дел мастеру, а старому еврею, и в то же мгновение оба -- и он и Манассия -- подскочили до самого потолка, и снова опустились вниз, и пошли прыгать то вверх, то вниз. Тем временем Беньямин продолжал выстукивать дробь носом, а Тусман хохотал до упаду и что-то без умолку лопотал, пока наконец коммерции советник не выдохся окончательно и не повалился в полном изнеможении в кресло. -- Дольше ждать нечего! -- крикнул Манассия, хлопнул себя по карману, и оттуда в один миг выскочила препротивная большущая мышь и прыгнула на золотых дел мастера. Но он ещё на лету пронзил её острой золотой иглой, и она тут же с громким писком пропала неизвестно куда.
Тогда Манассия, сжав кулаки, набросился на обессилевшего Фосвинкеля и закричал, злобно сверкая налитыми кровью глазами:
-- Ах, так, Мельхиор Фосвинкель, ты тоже вступил в заговор против меня, ты заодно с проклятым чернокнижником, это ты заманил его к себе в дом; будь проклят, будь проклят ты и весь род твой, и да погибнете вы как беспомощные птенцы, да порастёт травою порог дома твоего, да распадутся прахом все твои начинания, и да уподобишься ты голодному, который хочет насытиться яствами, что видит во сне, да поселится Далес в доме твоёем и да пожрёт всё добро твоё; и будешь ты, моля о подаянии, стоять во вретище под дверью презренных тобою сынов народа Божьего, который изгоняет тебя, аки пса шелудивого. И будешь ты повержен во прах, как иссохшая ветвь, и вовек не услышишь звуков арфы и пребудешь с червями. Будь проклят, будь проклят, коммерции советник Мельхиор Фосвинкель!
С этими словами Манассия схватил за руку племянника и выбежал вон из комнаты. До смерти перепуганная Альбертина спрятала лицо на груди Эдмунда, который крепко обнял её, хотя сам с трудом владел собой.
Золотых дел мастер подошёл к влюблённой паре и, ласково улыбаясь, сказал: -- Не пугайтесь этой дурацкой чертовщины. Я ручаюсь, что всё уладится. Но теперь вам надо расстаться, не дожидаясь, когда очнутся от испуга Фосвинкель и Тусман. Затем он вместе с Эдмундом покинул фосвинкелевский дом".
Даллес - это проклятие нищеты. Мельхиор Фосвинткель был в ужасе: со стороны Манассии ему грозила нищета, Леонгард пугал своей чертовщиной. И так ограниченный, этот отцовский аспект психики был полностью парализован. Вдобавок Альбертина забраковала и Тусмана, и Беньямина и заявила, что ей нужен только Эдмунд Лезен. Фосвинкель прогнал Эдмунда - и тот вместо того, чтобы проливать слезы, наконец-то обратился за помощью к учителю сам. Что ж, если отцовский аспект психики стал недееспособным, то дело отправится в более высокие инстанции.
Сначала Леонгард, как и полагается персонажу, воплощающему Анмус-наставеник, был ревнив и противился свадьбе. Сейчас юноша оказался мудрее своего учителя и убедил его, что он женится и уж тогда вместе с Альбертиной поедет в Рим учиться живописи. Анимус обычно предлагает весьма ограниченные решения - но дело Я настоять на том, чтобы оставаться раздвоенным, принимать влияния и Анимуса, и Анимы; именно в этом возможна полнота творчества. В этом эпизоде юный художник воплощает собою именно мужское Эго, и Эго для молодого человека достаточно зрелое, мудрое и жадное до жизни.
В это время господин Тусман приходит к принципиально иному решению.
"-- О Боже праведный, -- вздыхал он, -- ах я несчастный, злополучный правитель канцелярии; чем заслужил я поношение, свалившееся на мою бедную голову? Разве не сказано у Томазиуса, что брак ни в коей мере не вредит мудрости, а я только помыслил о браке и тут же чуть не потерял свой драгоценный рассудок! Почему достойной девице Альбертине Фосвинкель так ненавистна моя особа, при всей своей скромности наделённая многими похвальными добродетелями? Ведь я не политик, которому не следует обзаводиться женой, и уж никак не учёный юрист, которому, согласно учению Клеобула , вменяется в обязанность поучать свою жену розгой, коль скоро она его ослушается, -- так чего же красавицу Альбертину пугает брак со мной? О Боже праведный, какая мне выпала тяжёлая доля! Почему я, миролюбивый правитель канцелярии, обречён на открытую распрю с презренными чернокнижниками и злокозненным художником, который дерзкой кистью неумело, неискусно и бесцеремонно размалевал моё нежное лицо, сочтя его за натянутый на подрамник пергамент, под какого-то исступлённого Сальватора Розу ? Что может быть хуже! Все надежды возлагал я на близкого своего друга, на господина Стрециуса, очень сведущего по части химии, знающего, чем помочь в беде, но всё оказалось напрасно! Чем больше умываюсь я той водой, что он мне присоветовал, тем зеленей становлюсь, причём зелень принимает самые различные оттенки и колеры, так что на лице моём весна, лето и осень всё время сменяют друг друга. Ах, эта зелень погубит меня, и, если мне не удастся снова обрести белую зиму, более всего приличествующую моему лицу, я впаду в полное отчаяние, брошусь в мерзкую лягушачью икру и умру зелёной смертью!"
Он хотел достичь той же полноты, что и юный художник, но она осталась для него лишь ментальной моделью. Жениться бы ему с таким-то темпераментом на какой-нибудь библиотеке, а не на живой девушке...
Когда правитель канцелярии побежал к лягушачьему пруду топиться, его перехватил мастер Леонгард, велел вытереть лицо (тут мазок зеленой краски исчез) и предложил пойти в кабак, к людям - иначе, в ясном привычном сознании Тусмана и не прошибешь, он слишком косен и слишком склонен уходить в себя.
Ни Тусмана, ни Фосвинкеля не удалось сразу заставить отступиться от их намерений. Отца Альбертины пришлось шантажировать тем, что Эдмунд перепишет его портрет и тот будет выглядеть реалистично и поэтому неприглядно. Упоминает о богатстве родителей молодого художника заставило Мельхиора Фосвинкеля засомневаться, так ли уж плох Эдмунд. Но Леонгарду этого было мало, он хотел провернуть какую-то свою интригу: он напомнил, что Тусман может покончить с собой. Фосвинкель растерялся, и тогда Леонгард предложил "шекспировское" решение - пусть, мол, жених угадает, в каком из трех ларчиков лежит портрет Альбертины. "Оба неугадавшие жениха найдут в своих ларчиках не просто обидный отказ, ... а некий предмет, который вполне их удовлетворит, так что они позабудут думать о браке с Альбертиной, а вас почтут творцом такого счастья, которое им и не снилось". Мнения старого Манассии на этот счет никто и не спрашивал.
Золотых дел мастер хотел, значит, счастия для всех участников этой трагикомедии. Посмотрим, что же получили претенденты.
Ровно в двенадцать вместе с последним ударом часов распахнулись двери в зал, посреди которого стоял накрытый роскошным ковром стол, а на нём три небольших ларчика. Один был светлого золота с венком из блестящих дукатов на крышке и со следующей надписью внутри венка:
"Избрав меня, ты счастье обретёшь по вкусу своему".
Второй ларчик -- серебряный -- был очень тонкой работы. На крышке, окружённые письменами чужеземных алфавитов, стояли слова:
"Избрав меня, получишь то, на что надеяться не смел".
На третьем ларчике, искусно вырезанном из слоновой кости, стояло:
"Избрав меня, осуществишь свои блаженные мечты".
Альбертина села в кресло позади стола, рядом с ней стал коммерции советник; Манассия и золотых дел мастер отошли в дальний угол комнаты".
Выбирать первым должен был господин Тусман. Он облюбовал серебряный ларчик и получил великолепный дар:
"-- Видите, при помощи книги, найденной в ларчике, -- сказал золотых дел мастер, -- вы приобрели самую богатую и полную библиотеку, подобной которой ни у кого нет, да к тому же вы можете постоянно носить её при себе. Ведь всякий раз, как вы вытащите из кармана эту чудесную книжку, она окажется именно тем сочинением, какое в данную минуту вы хотели бы прочитать".
Барон Беньямин выбрал, естественно для себя, золотой ларец - и получил напильник, с помощью которого можно опиливать монеты, не уменьшая их веса.
Ларчик слоновой кости достался на долю Эдмунда. Он и вытянул портрет Альбертины.
Порядок, согласно которому выбирали женихи, имеет значение. Подходивший первым Тусман был протагонистом этой истории. Прельстили его, разумеется, письмена. Серебряный ларчик имеет отношение к ночной форме сознания - неустойчивой, стремящейся от этой реальности; не сметь надеяться - привычная для робкого Ткусмана установка. Золотой ларец барона Беньямина символизирует не просто наживу, но и дневной свет господствующей установки на материальное обогащение; "счастье по вкусу своему" - формулировка ясная, индивидуалистичная и довольно агрессивная, что соответствует нраву барона. Значит, установка дневного сознания на накопление богатства и власти и установка сознания ночного на коллекционирование информации ради удовольствия определились. Ларчик слоновой кости имеет отношение к искусству, к фантазии и мастерству. Блаженство, в отличие от счастья и надежды, состояние первичное. Блаженные мечты - это не реальность нашего сознания; с появлением этой фразы довольно тривиальные отношения юноши и девушки делаются сакральным браком за пределами нашего мира..
Потребности этих двух претендентов должны были быть выполнены первыми, потому что отношения с Анимой должны быть бескорыстными и заключаться ради нее самой, а не ради приобретения нового психического ресурса.
Все получили свое, и лишь Манассия пытался отнять напильник у Бенчика. Но конец этой истории далеко не так безмятежен, как казалось бы. Если протагонистом окажется Тусман, то такой результат его вполне устроит - он будет читать свои любимые книги. А вот Эдмунд в роли протагониста оказался вовсе не на месте. Вспомним, что в его мире изначально не было конфликта между феминными фантазиями и реальной женственностью; он не имел дела напрямую и с негативными маскулинными влияниями; его отношения с возлюбленной целиком устроил Леонгард, даже не посвящая в детали свадебного испытания. Мастер Леонгард весьма странно относился к бракам - или мужчина слушается его влияний, или пропадает в объятиях женщины. Этот конфликт не то что разрешен - даже как следует осознан не был. И вот что из идеального брака вышло:
"Хоть разлука с любимой была очень мучительна, всё же Эдмунда непреодолимо влекло совершить паломничество на родину искусства, а Альбертина, проливая горючие слёзы, в то же время представляла себе, какой интерес возбудят в обществе письма из Италии, которые она время от времени будет доставать из своей рабочей корзиночки.
Эдмунд уже больше года живёт в Риме; и говорят, будто они с Альбертиной пишут друг другу всё более редкие и всё менее пылкие письма. Как знать, возможно даже, что брак их расстроится. В девицах Альбертина, конечно, не засидится: для этого она слишком хороша и слишком богата. Кроме того, идёт слух, будто докладчик по судебным делам Глоксин, видный молодой человек с осиной талией, стянутой в рюмочку, в двойном жилете и в галстуке, повязанном на английский манер, часто провожает в Тиргартен Альбертину Фосвинкель, с которой в течение зимы танцевал на всех балах, и будто коммерции советник с видом счастливого папаши семенит за этой парочкой. Кроме того, докладчик Глоксин уже сдал второй экзамен при суде, и сдал отлично, что признали сами экзаменаторы, которые с самого утра изрядно его мучили или, как говорится, пробовали на зубок, а это бывает очень больно, особенно если зуб с дуплом. Этот-то экзамен и наводит на мысль, что докладчик по делам лелеет мечту о браке, ибо он проявил особую осведомлённость по части рискованных афёр. Возможно, что Альбертина выйдет за учтивого докладчика по судебным делам, когда он получит хорошую должность... Ну, что же, поживём, увидим".