И в послереволюционных, и в раннесредневековых произведениях мы видим два различных пути совладания с травмой - фокусирование на переживаниях травмы и придание травмирующим событиям сакрального смысла. Эти пути практически не пересекаются, в обоих случаях психика не находит точки равновесия между индивидуальным и коллективным опытом, оказываясь то в той, то в другой полярности.
Коллективная символика интеграции остается практически вне сферы человеческого опыта - это символика природной стихии, государства, церкви, регресса в состояние детства; опыт травмы этими образами игнорируется. Индивидуальные переживания становятся очень примитивными, они тоже почти биологичны, могут быть отреагированы, повторены снова и снова, но не осмыслены адекватно. Марина Цветаева, пытаясь создать травмированный символ, адекватный ее времени, отразила возникающую проблему травмы - смешение индивидуального и коллективного в этом опыте, которые приходится переживать одновременно; такое состояние возносит травмированную психику в состояние символа, подвергает ее риску инфляции. Этическая проблема совладания со злом, возможности выбора в этой ситуации только задается и углубляется, но не разрешается, не дается даже ответа, возможно ли вообще ее разрешение ("Красная корона").
Интересно рассмотреть соотношение индивидуального и коллективного путей совладания с травмой в литературе этих времен. В литературе о Гражданской войне это распределение символики по уровням: индивидуальная психика решает проблемы эмоционального или поведенческого отреагирования травмы; коллективная значимость подразумевается для символики новой интеграции. В скандинавской средневековой поэзии - иное соотношение. Скальд может использовать коллективные образы для восстановления своего состояния (в отдельных висах - экспромтах) или продуцировать символику Самости в хвалебных заказных драпах, может быть, и не осознавая того, что именно он продуцирует. Этические установки скальда, как и его образность, уже заданы. Коллективная же традиция Старшей Эдды занята в большей мере проблемами этических оценок и эмоциональных состояний, связанных с насилием и убийством. Может быть, более современные авторы оказываются более беспомощными перед лицом зла по сравнению с авторами Средневековья. Первые воссоздают шоковые переживания, нетипичные для их культуры, во всей их полноте и возвращают себя и читателя к опыту травмы с надеждой на исцеление; спешно отыскивают любые образы, спасающие психику от распада. Для вторых насилие было культуральной нормой, излишняя рефлексия им не мешала; скальды пользовались близкой к границе сознания символикой, быстро приводя психику в порядок. Проблемой того времени было осознание этической двусмысленности даже оправданного убийства и называние чувств, связанных с травмой - ведь лишь достаточно широкий спектр названных эмоциональных состояний позволяет психике выжить во множестве травм.