Семкова Мария Петровна. 4. Архаичные материнские образы

Мать как объект Самости

Изначально объектом самости (в понимании Х. Кохута, сохраняющим психику) для обоих полов является мать. Раннее развитие мальчика обогащается тем, что отец становится для него объектом идентификации.

Поскольку мать для девочки является изначально объектом самости, а должна стать объектом идентификации (своего рода зеркалом, с которым можно идентифицироваться), то развитие психики женщины будет затруднено: из-за совпадения объекта идентификации и объекта самости есть риск того, что психика предпочтет не отказываться от нарциссизма; или, разу уж мать станет объектом идентификации, то объект самости потеряется, что чревато переживаниями беспомощности, пассивности и постоянной угрозы - именно поэтому (из-за отказа от объекта самости во имя идентификации с матерью) женская Персона столь долгое время была зависимой, подчиненной, хорошей, а на Анимус взваливали все, что касается женского нарциссизма. Юнгианская проблема одержимости женщины Анимусом может объясняться не инфляцией - а тем, что образ Анимуса используется как объект идентификации, и тогда первичной связи с матерью ничто не будет угрожать.

Материнские символы, в силу того, что отношения ребенка и матери симбиотичны и крайне значимы, а восприятие младенца недифференцировано, бывают двусмысленными, усложненными, нередко несут на себе следы других влияний.

Папа-кормилец

Журнал "Психология. ру", 10'2008, статья "Кто платит в ресторане".

О том, что платящий в ресторане мужчина становится для приглашенной им женщины носителем проекции комплексного родительского образа - папы и мамы сразу.

Внутренний объект в роли границы психики

Объект самости, мать, остается только объектом недолго. Она воспринимается как человек (и при этом сохраняется как объект). Это проблема: как сохранить и объект, и реальную мать? Непохожий на реальную мать прежний объект самости отщепляется, воспринимается как не-Я. Он делается границей между Я и внешним миром. Наличие границы создает опасность - Я может быть уничтожено, выйдя за ее пределы - либо оно бесследно исчезнет где-то вовне, либо будет травмировано этим прежде материнским объектом, стражем границы.

Кроме того, теперь мир не во мне и не является мною, он отделен. Объект-граница лишает меня мира, заставляет переживать утрату, и огромную. И этот объект-граница кажется уничтожающим монстром. Так произошло с мотивом странствия младенца-героя по ночному морю. В папуасском варианте этого мифа мать сделала лодку и отправилась в открытое море, чтобы спасти себя и сына от людоедов. В более привычных нам вариантах именно материнским влияниям приписывается угроза поглощения. Поскольку Мать становится столь опасной, идентификация с сильными и агрессивными маскулинными содержаниями позволяет разрушить построенную ею границу, победить пожирающего дракона и прорваться в мир. Для мужчин такая модель является классической - постоянно побеждает Мать юный герой. Но и для женщин тоже вполне возможна идентификация с агрессивным Анимусом.

Внутренний объект вызывает ужас из-за своей огромности и потому, что он реагирует на мысли, желания и фантазии, а реальная недостаточно хорошая мама - потому что она далеко не всегда идеально соответствует роли хорошего или плохого объектов. Детское Я оказывается в ловушке между объектом и отношениями. Однозначного выбора оно сделать не может. так как после этого или впадет в психоз и утратит отношения с матерью (если выберет объект), или не сможет фантазировать и предсказывать поведение мамы, станет ее игрушкой или инструментом (если лишится объекта). В любом случае психика не будет развиваться.

Тогда нужно срочно искать такой надежный объект, который мог бы заменить Мать - это вовсе не обязательно архетипическая Великая Мать, достаточно любого надежного, неизменного и способствующего развитию психического содержания. Этот объект не должен быть только моим, он должен быть всеобщим, коллективным - это более надежно. Прекрасно, когда в одном человеке совпадают и пример для подражания, и идеи для идентификации - таков, например, патрон инициаций в архаичных культурах. Учитель. Идеальный отец. Но все же гораздо безопаснее идентифицироваться с коллективной моделью. Самая универсальная из них - гендерная роль. Это коллективное представление - и, кроме того, истинность гендерной роли подтверждается строением тела мальчика или девочки, а уж тело неотъемлемо от своего "владельца", Я.

Выбор в пользу гендерной идентичности - не такое простое и само собой разумеющееся решение. Осуществить его довольно трудно - требуется определенный культурный опыт и отречение от тех черт индивидуальности, которые принадлежат противоположному полу. Сказка кетов о брате и его сестре-людоедке как раз посвящена трудности этого выбора.

"Хосядэм"

-- Живут брат и сестра. Это ядро психики цельно, и нет разделения на объект самости и объект идентификации. брат и сестра - отражение и опора друг друга.

-- Брат ушел посмотреть мир. Разделение по гендерному признаку трактуется как основополагающее. Разница между мужчиной и женщиной столь важна, что даже не нуждается в причинах. Теперь мы можем считать, что воплощение Эго-комплекса - это брат, а сестра - либо его среда, либо нечто уже лишнее.

-- Он заснул, и его похитила Женщина-Солнце. Вроде бы речь идет об Аниме, но мужчина здесьчересчур пассивен. Он спит, лишен сознания. Солнце - это источник жизни, и эта женщина очень властна и решительна. Здесь Анима вообще не отделена от позитивных материнских содержаний и от содержаний феминной Самости. А мужчина лишился связи с собственной человеческой феминностью, и поэтому Анима обретает над ним полную власть.

-- С нею ему плохо, слишком жарко. Это не значит, что Анима амбивалентна. Ему плохо из-за несоразмерности его психики и всемогущей благости Солнца. Проблема в Эго, а архетип просто существует и влияет, но ему не дают оценок с точки зрения добра и зла.

-- Брат вернулся домой, а в это время его сестра превратилась в людоедку Хосядэм. Тогда развитие обращается вспять, и маскулинный зачаток Эго-комплекса стремится обратно, к своей инфантильной феминности. Такая регрессия крайне опасна - ведь мужчина хочет по-настоящему повернуть вспять свое развитие. За это время его сестра давно была отчуждена, да и он не обрел настоящей связи с женой - Солнцем. Женское теперь целиком чуждо и опасно, поскольку стало самостоятельным; далеко не все в нем известно, а контроль над ним утрачен. Сестра стала запрещенным объектом - с нею нельзя ни построить отношений - поглотит, ни идентифицироваться. Грандиозность сначала не имеет отношения к сестре. Это наследие одержимости архетипическим образом Анимы. В таком состоянии Эго не может ни развиваться в рамках отношений с внутренними объектами, ни в контакте с архетипическими содержаниями. Поэтому феминное и теряет определенный масштаб, становится тем, что У. Бион назвал Безмерным.

-- В итоге Хосядэм и Солнце разорвали мужчину пополам. Половину с сердцем Хосядэм съела, а другую половину Женщина-Солнце превратила в Месяц. Конфликт по поводу феминности - личностная она или коллективная - так и не был решен. Он сменился расщеплением на животворящий и смертоносный аспекты, по сути своей материнские. В таком конфликте феминное отчуждается от личности мужчины, и он становится только половинкой человека, лишенной чувств.

Теория Х. Кохута так стройна: в норме человек покидает объект самости ради объекта идентификации, а потом покидает и его, начиная строить зрелые отношения. У личности есть выбор - цепляться за объект идентификации при плохом объекте самости и остаться нарциссом - либо пережить боль и научиться строить отношения. Кажется, что пара объектов задана изначально.

В сказке о Хосядэм этого нет, объекты еще не выделены. Когда брата похищает Солнце, вступает в действие несоизмеримое со столь незрелой психикой недифференцированное архетипическое содержание. Отношения, основанные сразу и на привязанности, и на идентификации, разрушаются. Диалог с архетипом тоже невозможен, возможна только одержимость им. Поскольку нет связей, то феминное приравнивается к архетипическому и делается недоступным познанию. Под влиянием архетипа мышление меняется, становится иррациональным, и по аналогии с прекрасным Солнцем сестра делается ужасной людоедкой. Это неправомерный перенос свойств архетипического образа на частичный объект, что ухудшает ситуацию. Сказка ставит проблему - как стать мужчиной, при этом не потеряв психической целостности и жизнеспособности.

Есть вариант сказки - пока брат был у Солнца, его сестру пожрала Хосядэм. Этот сюжетный ход рациональнее и не оставляет по себе ощущения жути. Здесь все логично - раз маскулинное Эго отделяется и поворачивается к абсолютно хорошему материнскому образу, то феминный аспект психики, который не имеет четкого места (не Я, не мать, не жена) теряет осознанность. Бессознательный, он служит приманкой для темной пожирающей стороны материнского аспекта. невинная вроде бы рационализация меняет весь смысл сказки. Теперь проблема такова: чтобы стать мужчиной, необходимо отказаться от любых женственных проявлений, избегать контакта с женственностью на любом уровне. Возможно, это и было решением - формирование мужской идентичности как реактивного образования против регрессии к матери.

В сказках о сестре-людоедке нескольких братьев (Алтай, Кавказ, Северная Америка) мужская идентичность уже развита и стала целой системой. Проблема этих сказок в зключается том, что у мужского Эго практически нет способов распознать опасность, связанную с женственностью. Опознать в балованной младшей сестренке людоедку способен только самый младший из братьев, изгой, которому не верят. Слишком большая масса маскулинного состоит из жестких стереотипов, и за них платят демонизацией женственного.

Мать и поглощающие образы

Широко распространено мнение о том, что внутренняя мать опасна не сама по себе, а регрессивными и инцестуозными влечениями ребенка. Героический миф, по Дж. Хиллмену, - это миф о неудачной, незавершенной сепарации от матери.

Что делает мать? Отвергает или делает слияние младенца с нею возможным. Почему же тогда поглощающие образы у юнгианцев так прочно ассоциируются с Ужасной Матерью? Может быть, мать кажется поглотительницей еще и потому, что младенец так чувствует, когда мать за его счет пытается удовлетворить какие-либо свои регрессивные потребности. Так могут восприниматься страхи тревожной или депрессивной матери (Г. Гантрип).

Или же из-за ошибки младенческого способа познания, магической ассоциации по смежности. Что происходит (опять же по Г. Гантрипу и Д. Винникотту). Неудовлетворенные потребности младенца причиняют ему страдание и, пока на них адекватно не отреагирует мать, не поддаются пониманию. В этих неудовлетворенных потребностях - залог близких к психотическим тревог, которые Д. Винникотт назвал невыразимыми. Такая потребность охватывает, поглощает, уничтожая очень хрупкое и примитивное эго. Если мать не реагирует, то ее образ, поскольку младенец чего-то хочет от нее, сливается с этим невыносимым переживанием. Так отвергающая мать становится поглощающей.

Высвобождение материнского имаго из сопутствующих проекций

Материнское имаго и Безмерное

Максимально ясное различие между материнским имаго и поглощающим бессознательным содержанием можно увидеть у С. Кинга. Эта традиция не им создана, она ведет начало от стихотворения о всепожирающем Черве и рассказа Э. По "Лигейя". Кого видим у Кинга? Лангольеров. пожирающих прошлое ("Лангольеры"). Тварей Тодеша, уничтожающих все осмысленное и оформленное между мирами ("Темная Башня", "Н."). Оно, связанное с детскими страхами ("Оно"). Длинного Мальчика, Тварь с бесконечным пегим боком ("История Лизи"). Все эти твари имеют отношение к ужасу: либо к страху смерти, либо к ужасу перед распадом Эго. Все твари бесконечно длинные, ибо такой страх может длиться сколь угодно долго и уничтожает ощущение времени. Это смерть психики в результате сильнейшей травмы, когда известно, что какой бы то ни было хороший объект, никакая мать не поможет. Когда появляются такие образы, связанные с Безмерным, это не значит, что ядро психики поглощает Ужасная Мать. Это значит, что недостаточно хорошая мать (не архетипическая Мать, а мама из теории объектных отношений) не смогла контейнировать переживания младенца, и он остался одиноким пред лицом мира и собственных страданий.

Пожирающий Червь - образ такой психической силы, которая позволяет справиться с ужасом при отсутствии контейнирования угрожающих содержаний. Эта сила поглощает все опасное и выводит его из игры. Что происходит, когда Лизи хитростью заманивает маньяка в пасть Длинного Мальчика (С. Кинг, "История Лизи")? Уничтожает его - но при этом проглоченный не убит, а продолжает кричать вечно, но приобретает навсегда связь с Тварью с бесконечным пегим боком. Только после этого она может полностью понять, что произошло с ее мужем в детстве, почему он безумен и ради чего убил отца. Похоже, маньяк был теневой стороной ее мужа, исполненной ненависти, которую Скотт, муж Лизи, кажется, никогда и не переживал. В романе "Роза марена" точно так же был пожертвован Паучихе сумасшедший муж-насильник. Паучиха, она же богиня-мать, разлученная с ребенком, служит связующим звеном между пожирающими и материнскими образами. Паучихой. отложившей яйца, в своей земной форме является и Оно. В своем мире Оно бесконечно длинно и сегментировано, воспринять эту форму невозможно из-за невыносимого ужаса и отвращения.

Стоит обратить внимание на третью из "Дуинских элегий" Р.-М. Рильке - "и улыбалося Жуткое". Этот отрывок об уходе от матери - но к кому? Возможно, образ поглощающей матери - это удобный способ познания Безмерного У. Биона - сначала все-таки ужас нужно приписать тому психическому содержанию, для которого еще можно найти подходящий образ; но жуткое никуда не исчезает и остается за пределами символа. Крайняя опасность и невозможность познания Безмерного проецируется на ближайший похожий внутренний объект, материнское имаго, и оно становится временным контейнером ужасного. При этом негативный материнский комплекс усугубляется; получается еще более сложный и противоречивый образ. А в третьей из "Дуинских элегий" элегии речь идет о высвобождении материнского имаго из проекций, связанных с Безмерным. Поскольку мать лирического героя может его отпустить, то поглощающей она уже не является. Юноша может следовать еще глубже. И поскольку материнские влияния безопасны, то и Безмерное, связанное с материнскими влияниями по происхождению ("Жуткое" Р. М. Рильке) выглядит дружелюбно и покровительствует страннику. Лирический герой не пытается его агрессивно познать, внедряясь и разрушая.

Когда психике нужны контейнеры, она еще не отличает контейнируеме содержание от самого контейнера. Поэтому мать, отсекающая ужас, и сама кажется ужасной. Но становится необходимо разделить контейнер и контейнируемое, когда материнские содержания совсем уж слабы и по-своему агрессивны. Тогда психика не довольствуется использованием поглощения вместо контейнирования - ведь проглотить можно не только угрожающее содержание, но и само слабое эго. И тогда на помощь приходят маскулинные содержания - чаще всего сочетанные влияния негативного Анимуса и Теневой Самости. В сказках и фэнтези эти функции символизируются в образе главного Злодея-Контролера, Консолидатора Тени.

Проблема различения угрозы и контейнера в архаичных сказках связывается опять-таки с феминным и маскулинным - и чем жутче содержание, тем больше вероятность, что воплощать его будет персонаж-гермафродит.

Расщепленное дерево

(из сказки эвенов об Эпчакан, важенке - убийце, взятой с сайта "Фольклор и постфольклор")

"В расщепленном дереве находится женщина, которая отвлекает внимание героя. Дерево охраняет Эпчакан, важенка с железными рогами".

Хотя это самка, но ведет она себя по-мужски агрессивно. Дерево, олень и женщина представляют собою сложную структуру - и если женщина в дереве довольно понятна, то об образе мужеподобной важенки этого не скажешь.

Амплификации к образу женщины в дереве:

-- Напоминает сходящиеся и расходящиеся скалы - символ родов и образ трудного перехода из иного мира в наш (чаще) или наоборот (реже). Ассоциирован с шаманским путешествием.

-- Образ могилы ребенка: во многих традиционных обществах принято хоронить детей в дуплах и расщепленных деревьях, чтобы птицы уносили детские души в мир мертвых или же эти души подобно плодам на дереве ждали нового зачатия.

-- Из инуитских сказок о Вороне - и из сказок о мальчике, воспитанном под видом девочки. Пальцы дяди Ворон заклинивает в коряге, которую дядя приготовил для него.

Амплификации к образу важенки Эпчакан:

-- Солнечное затмение - в таком образе противоположности не взаимодействуют, не переходят друг в друга, порождая нечто новое, а наслаиваются, и содержание становится таинственным и жутким. Познание сильно затрудняется. Солнечное затмение - подходящий символ для ошеломления, болезненного недоумения и травмы, связанной с тем, что содержание не может быть по-настоящему понято.

-- Женщина с фаллосом. Присваивает способность к сексуальному проникновению и преобразованию мира. Это высокодифференцированное содержание - потому что андрогинная женщина имеет человеческий облик и владеет орудиями труда и культовыми предметами; значит, способность такой психики к символообразованию достаточно высока.

Важенка Эпчакан, в отличие от такой всемогущей женщины, животное. Поскольку это дикий олень, основная охотничья добыча, то это какое-то ресурсное, но почти недоступное для мужского Я содержание. В ее способности проникать и протыкать (важенка бодается, рога у нее железные) сексуальность и агрессия еще не выделены. Видимо, такое отношение мужчины к сексуальности, когда допустимо безумие и насилие, зависящее от выраженности материнского комплекса, является проблемой и должно быть трансформировано. Соблазнительная женщина в дереве - это знак и начала процесса, когда она привлекает внимание своим пением, и его конца, когда мужчина может ее победить в состязании.

Мужчина, победив чудовищную важенку, отделяет импульсы к убийству от сексуальных, и женщина для него становится не только врагом и добычей. После гибели важенки с женщиной из расщепленного дерева можно состязаться и выиграть у нее хитростью, сделав так, чтобы она сама попалась в собственную ловушку.

В современных сказках и фэнтези Ужасной Матери часто противостоят влияния теневой Самости - об этом стоит написать подробнее.

Оставить комментарий © Copyright Семкова Мария Петровна (mari_sem76@mail.ru) Размещен: 02/03/2016, изменен: 02/03/2016. 19k. Статистика. Эссе: О способах интеграции психики в сказке и фэнтези Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Трактовка тех, кто поглощает как материнских содержаний не всегда правомерна. Так каковы же соотношения ужасного и оберегающего, контейнера и контейнируемого в психике? Какие функции приписываются материнским влияниям?

Семкова Мария Петровна : другие произведения.

4. Архаичные материнские образы