Семкова Мария Петровна. 32. Для чего нужен символ?

- Уж и не знаю, какие пожелания... Слушай, загни-ка еще что-нибудь про

философию? Может, тогда у меня подольше получится. А то в таком темпе опять

надолго не хватит.

- Ладно. Гегель как тебе? Хотя старовато, конечно.

- Да мне без разницы. Давай чего хочешь.

- Тогда Гегель. Староват, но ничего. Золотой фонд все таки.

- Согласен.

- "Я" есть и одна сторона отношения и все это отношение в целом.

- Ого!

- Гегель сформулировал понятие "самосознание". Мысль такая: человек не

только просто сознает "я" и объект по отдельности, но и, проецируя "я" на

объект, выступающий как посредник, может действием лучше понять "я". Вот что

такое самосознание.

- Ничего не понял.

- Ну смотри. Вот я сейчас кое что для тебя делаю. Для меня "я" - это

"я", а ты - объект. Для тебя, конечно, все наоборот. Хосино тян - "я", а я

- объект. Таким образом, мы с тобой взаимообмениваемся как "я" и объект,

взаимопроецируемся и утверждаем самосознание. Действием. Это если коротко.

- Ни фига не понятно, но как то бодрит.

- То-то и оно, -- сказала девушка.

Х. Мураками, "Кафка на пляже"

Рациональное и иррациональное

Попробуем сравнить представления о познании психикой самой себя в аналитической психологии и у Леви-Строса.

К. Г. Юнг:

Коллективное бессознательное формирует архетипические образы, само остается непознаваемым. Психика человека в традиционной культуре выглядит менее зрелой, чем психика цивилизованного европейца. психика изначально иррациональна.

М. - Л. фон Франц:

Коллективное бессознательное видит индивидуальную психику со своей точки зрения, понимает по-своему и формирует образы, соответствуующие данной ситуации развития или кризису, а также те образы, что компенсируют сознательную установку и развивают процесс индивидуации.

К. Леви - Строс:

Способы познания современного и т. н. первобытного человека, творца мифологии, не различаются. познание строится на бинарных оппозициях, идеях иерархии и соподчинения. Вся система описания реальности не сознается одновременно или одним индивидуумом: догадка о ее целостности - очень важный инсайт; постепенному раскрытию и описанию она тоже поддается. Описать полностью можно уже умирающую систему познания мира. Система описания реальности - единственная для данной культуры (только сейчас возникают множественные модели). И для нас, и для людей традиционных обществ существуют правила мышления, но они обычно воспринимаются как данность и не осознаются. Психика по природе своей рациональна.

Один индеец рассказывал этнографу мифы и легенды своего племени. Прошло четыре месяца, и индеец стал благодарить ученого за то, что тот помог ему стать собой. Оппозиция рационального и иррационального известна всегда, но представить ее сложно.

Именно в силу этого противоречия К Леви-Строс описывал тотемические способы познания, а Юнг создал поэтическое эссе о Трикстере.

Сказки и мифы - это процесс и место обмена между коллективным бессознательным и коллективным сознанием. Для этого нужна идентификация с героем сказки - он и есть эта граница, пустой контейнер. В коллективном сознании возникает проблема. В ответ коллективное бессознательное делает ход по своему усмотрению, показывает новые символы и способы взаимодействия с ними. коллективное сознание находит новому место и границы, но новое там быстро устаревает (Дж. Кэмпбелл, "Тысячеликий герой"). Чтобы новое жило дольше, а не исчезло сразу, коллективное сознание вычленяет отдельные элементы нового и соподчиняет их по-своему. Отчасти из-за этого символы интеграции стареют. Коллективное бессознательное постоянно атакует границы сознания и проявляет новые темные пятна. Безмерное проявляет себя видимо, там, где архетипы не могут сработать как аналоги объектов или инстинктов. Использование архетипических образов как частичных объектов весьма чревато, так как объект ограничен и не амбивалентен. То, что с частичным объектом не совпадает, оказывается Безмерным и может разрушить слабое Эго.

Мифы смывают друг друга и теряются. Вероятно, поэтому в обозримом будущем не возникнет мифа о развитии коллективного сознания и коллективного бессознательного в историческом времени. Мы имеем только горизонтальные срезы из разных времен и культур.

Способы описания архетипических персонажей

В любом фольклорном или литературном произведении каждый архетипический персонаж описывается "с точек зрения" и коллективного сознания, и коллективного бессознательного.

С точки зрения коллективного сознания важно, какое место этот персонаж занимает в системе, для чего служит психике, какие роли играть способен. Он может играть и несколько разных ролей (например, Эмэмкут - сын/зять Кутха и сам трикстер и культурный герой). Часто персонаж представлен парой - это значит, что его содержание конфликтно, и осознаванию этого конфликта и посвящена история.

С точки зрения коллективного бессознательного важна динамика отношений этого персонажа с Я, с Эго-комплексом, с другими архетипическими "коллегами". Путь героя в бессознательном и выстраивает будущую структуру коллективного сознания.

Оба способа описания - удобные контейнеры и средства интепретации.

Динамика мифа

Вероятно, любой миф до полного своего завершения и кристаллизации вытесняется новым и совершенно иным. После своей смерти старый миф заставляет осмыслять себя или отказываться от осмысления. Так были созданы "Сильмариллион" и сказка о Горном Духе... И не только они.

Структура сказок

Сказка собирается из блоков - сказочных мотивов в довольно жесткой последовательности. Иногда следование мотивов друг за другом кажется случайным или сказка движется по кругу (особенно это заметно в архаичных сказках). Это не совсем случайность, а свидетельство того, что у психики нет четких целей. есть лишь разные пути развития, в том числе и ошибочные, и тупиковые.

Важно, чтобы исход был ожидаемым, чтобы мы могли предвидеть его. И это несмотря на неопределенность многих образов развития психики.

Сказки существуют на границе коллективного сознания и коллективного бессознательного, превращая ее в гибкий контактный барьер. Степень осознанности и упорядоченности сюжета может быть разной. А вот структурные элементы сказок (мотивы и устойчивые образы персонажей) часто являются общими для двух этих областей - чем новее сказка, тем это заметнее. Именно "блоки" выполняют нормообразующую функции.

Более аморфным в архаичных сказках выглядит бессознательное с точки зрения сознания - именно туда и прорываются опасные и мощные содержания. А сознательные содержания в коллективном бессознательном в конце концов теряются - так сестру Месяца съели леопарды.

Интегрирующий символ волшебной сказки и менее древних мифов, будучи привнесен в сознание, устаревает и нуждается в обновлении (Дж. Кэмпбелл, "Тысячеликий герой"). В архаичной сказке он привносится раз и навсегда - поэтому персонажи часто превращаются в камни и светила.

Сказка и музыка

Движение сказки подобно движению музыки. Ноты - это мифемы Леви-Стросса. То, что в "скрипичном ключе" - своего рода мелодия сказки, ее фабула, целенаправленное движение от начала к концу. В "басовом ключе" - диспозиция: о какой психике идет речь - коллективной, индивидуальной или еще не установившей такое различие. Тональность - цель сказки - расчленению психики (отрицанию, диссоциации или дифференциации) или интеграции содержаний она посвящена.

О культуральной обусловленности коллективных содержаний

От чего зависит стойкость мифемы? Если в целом миф культурно задан и служит для поддержания состояния культуры своего времени, то мифема может быть этологически обусловлена. Поскольку этологические реалии очень плохо осознаются, то, возможно, поэтому и мифему используют, не анализируя, и она воспринимается как непроницаемая.

В сказках у любого архетипа всегда есть "рубашка". Возможно, эт о результат долгого развития.

Барочный стиль Юнга

Поражает изощренная барочность стиля К. Г. Юнга. Это и есть барокко: сам он писал о том, как христианский миф подходит к концу, сам задавался вопросом, в чем есть его личный миф. И героическое Я должно умереть (см. медитацию о смерти Зигфрида и сновидение об убийстве Зигфрида в книге "Воспоминания, сновидения, размышления"). Он описывает в основном два этих мифа, захватывая множество стереотипов своего времени - да и более архаичные мифы были тогда не столь исследованы.

Ирония в том, что миф, извлеченный на свет Юнгом, уже тогда был предельно стар. То, что может быть так описано, уже не совсем хорошо работает. Леви-Стросс пишет. что ни один из членов общества не может описать всю систему тотемических воззрений - которые эффективны, жизенны и структурируюк как социум, так опыт взаимодействия с сакральным.

Может быть, К. Г. Юнг не просто описал архетипы и их символы. Может быть, он сделал так, что этими символами можно овладевать, контролировать и изменять их.

И тогда сами они будут реагировать и изменяться непредсказуемо.

Расщепление, расчленение, разграничение - очень важный предшественник мышления, пусть и чреватый диссоциацией. Поэтому неудивительно, что, стоило лишь начаться изучению структуры мифа и смысла мифем, как тут же мы увидели и попытки создать новый миф (описать реаальность психики двадцатого-двадцать первого веков языком мифа) - в рок-поэзии, в фэнтези, авторской сказке, научной фантастике...

Расчленитель

Расчленение устаревшего или нового опасного содержания кажется сначала довольно хаотичным, но практически всегда дает осмысленный результат. Оно может символизировать процесс диссоциации или довольно грубое пред-мышление.

Первый символ интеграции в обществах, достаточно сложных - расчленение урода или Первочеловека ради создания из его частей осмысленного мира. Из Без мерного получается структура. Но вот откуда у того, кто расчленяет, появился подходящий инструмент, не говорится. Развитие процессов диссоциации, а потом и мышления, не осознается.

Злоупотребления символами

Истинность символа

Проблема истинности и ложности символа- сравнительно новая (модерн, постмодерн). Раньше для того. чтобы оставалось впечатление истинности, символ охранялся с помощью веры: отсюда наличие социальных институтов - церкви, например. Так что проблема истинности и ложности - результат утраты базового доверия к миру (а утрата доверия и небезопасный мир - обычное состояние современной авторской сказки и фэнтези).

Как мы чувствуем, истинный ли перед нами символ? Почему напыщенность мыслей Анимы или одержимость переживающего инфляцию так нас коробят? Сама дистанция, сохраняющая Я - это и есть эталон, независимо от содержаний переживания.

Можно механически уравнивать форму и содержание сказочного образа. Тогда теряется важная информация, если образ таков, что содержание к форме не сводится ("Песочный Человек", "Повелитель блох". Выхолащивание формы мифа до пустой оболочки, недоступной ни анализу, ни эмоциональному диалогу. Это осознанный прием Х. Мураками (выхолощенный символ наполняется деструктивностью) и ошибка К. Ясперса, когда он критикует идеи К. Г. Юнга (в книге "Общая психопатология").

Но даже знание о заведомой ложности мифа может служить исцелению - например, ощущению стойкой личностной идентичности и принадлежности к группе избранных. Таковы лживые сказки об инициации, предназначенные для непосвященных. Более того, знание о ложности мифа может подкрепить и одинокого. Например, в видении К. Г. Юнга мертвый Зигфрид с окровавленной головой плыл по подземным водам - так оказалось, что миф о странствии героя по ночному морю, едва был описан - и тут же утратил значимость. Поиски нового значимого мифа оказались индивидуальной судьбой К. Г. Юнга, уже не связанной с расхожими немецкими героическими представлениями - но чтобы окончательно прервать эту связь, К. Г. Юнгу пришлось в сновидении самому убить Зигфрида ("Воспоминания, сновидения, размышления").

Инициация

Экзотерическая составляющая историй, связанных с инициацией мальчиков, с обрядами перехода - поглощение детей ревущим чудовищем и возрождение новых взрослых мужчин. Эзотерическая - разоблачение этих технологий и создание символов целостности. В таком ритуале противостоят кровная семья и социум, искусственное и естественное.

Миф о ЗмЕе, андрогине, заглатывающем мальчиков и рождающем мужчин эзотеричен. Но он явно нуминозен, несет архетипическое содержание. В разоблачении этого образа мужчины обретают (получают от стариков) рациональное мышление и преодоление ужасных влияний архетипа.

Форма и содержимое символа

Кажется, что К. Г. Юнг занижал значение культурной заданности символа. это отметил еще К. Ясперс. Он отмечает формальное сходство Иисуса, Диониса и Осириса - и обесценивает ту мифему смерти и воскресения, в которую облечены мифы об этих богах. И тогда, если следовать за К. Ясперсом, значение мотива воскресения в его самой обобщенной форме становится непроницаемым. К. Леви-Стросс только описывает мифемы как строительные блоки для создания мифа. То же самое и наблюдается и при исследовании сказок.

Взаимодействие индивидуальной и коллективной психики

Когда мы в консультировании создаем некий образ (рисунок, визуализированный образ, марионетку, текст), то этот образ предварителен, это та форма и те содержания, которые мы знаем. В результате получается фантазм. Фантазм служит вопросом или вызовом коллективной психике. Когда он создан, мы ждем ответа. Если фантазм не ложный, то коллективная психика активизируется.

Символизированное архетипическое содержание в качестве объекта самости (в кохутовском понимании) неудовлетворительно:

а) это содержание в норме существует временно, как образ идама, Будды или бодхисаттвы в буддийской медитации - и образ, полностью созданный, исчезает и может быть осознан как иллюзия (см. настойчивые замечания Юнга о том, что полностью архетип не может быть выражен);

б) символ может оставаться безличным и вызывать состояния "нуминозного" характера или подвергаться эстетствующему любованию и безответственной игре - и тогда играющий впадает в иллюзию того, что архетипические содержания подлежат контролю эго;

в) или оставшийся безличным символ, уходя, оставляет по себе смертную тоску (см. "Красную Книгу" К. Г. Юнга- о падении в ад после того, как новый бог вылупился из яйца);

г) символизированное содержание не отвечает прямо, истинно оно или ложно, можно ли на него положиться (это функции Я); распознание лжи и истины доступно только очень зрелому Я - вспомним диалог Рабби Лёва и Джона Ди о правильной молитве (Г. Мейринк, "Ангел Западного окна).

Сказки о не-Я как о ресурсе

Удачное психическое развитие требует точного различения своего и чужого, чему способствует механизм проекции. В сказках и мифах мы можем найти множество образов потенциального ресурса для психики - но не всеми этими ресурсами протагонист может и должен пользоваться. Проблема различения того, что использовать можно, а что нельзя, освящена в сказке Дж. К. Роулинг о Дарах Смерти - нельзя претендовать на абсолютную магическую силу Бузинной Палочки; нельзя возвращать мертвых с того света с помощью Камня - но можно и нужно прятаться от Смерти под Мантией-невидимкой (до поры до времени).

Но как все-таки поступать с новыми ресурсами? Сказки знают два пути.

Ресурс изначально мало знаком и кажется чуждым. Его необходимо приручить и обработать, раз уж чуждое содержание вторглось. Многочисленные сказки о браках с чужими людьми и с животными. Внешний ресурс архетипичен, и сказка ставит проблему сосуществования в психике разнородных содержаний - индивидуальных и коллективных.

Прежде ресурс был внутренним. Сказки о превращении сестры в воду. Эти сказки о том, как Я слабеет, лишаясь прежнего всемогущества. Теперь его могущество - в том, чтобы правильно использовать данный ресурс - тогда объектом идеализации становится брат, культурный герой, а объектом самости - сестра, превращенная в реку или плодовое дерево. Взаимоотношения реки, дерева и человека - это структура, созданная и поддерживаемая коллективным сознанием. Даже упавшая с неба ведьма, разбиваясь, превращается в определенный ландшафт, полезные ископаемые или сельскохозяйственные культуры, трансформированные материнские содержания.

Если речь зашла о ресурсах психики и их использовании, то очкень вероятно, что будут затронуты и вопросы отношения эго и объекта. Например, мы можем предположить, что архетипическое влияние замещает собою необходимый, но отсутствующий ресурс или объект...

Вопросы про архетип и объект

Можно ли считать архетип не всегда амбивалентным? Можно ли предположить расщепление архетипического содержания на абсолютно плохое и абсолютно хорошее - и создание двух символов вместо одного? При шизоидно-параноидном расщеплении архетип или архетипический образ может прийти на помощь, когда реальных объектов нет - и стать моделью частичного эго/объекта, либидинозного или агрессивного. У Н. Шварц-Саланта в "Пограничной личности" описано даже существование Мертвой Самости - так существует умершее пассивное частичное эго в теории Фэйрберна и Гантрипа.

При каких условиях архетипический образ становится симулякром? Таким, как кукла Олимпия в "Песочном Человеке"?

Верно ли, что есть некая психотическая сила, которая ополчается на архетипические образы и разрушает их? Или препятствует созданию образа - как Дядя ворона, чья жена-Солнце сидит в темном сундуке?

Если отвлечься от священного трепета, который вроде бы обязателен для разумного отношения к архетипическому, оо чему может служить архетип?

Возможные функции архетипа

Область психики	*Целительное влияние*	*Травмирующее влияние*
*Познание*	Экономия на процессе аналитического мышления и избавление от сбивающих с толку подробностей. Создается символ, в котором заключены ответы на вопросы: " Что происходит?", "Для чего это происходит?" и "Что будет происходить?"	Стирается граница между миром реальных фактов и миром архетипических представлений, так как последние очень убедительны. Образуется незаметная лакуна, позволяющая обойти ответы на вопросы: "Как это происходит в реальности?" и "Почему это происходит?" (в последнем случает ответ может быть и истинным, и ложным. Вспомним мнение В. И. Вернадского - на вопрос "Как?" отвечает научное познание. В особо пафосных и противоречивых местах работ К. Г. Юнга возникает впечатление, что текст целен, что по данному предмету ничего больше и не скажешь.
*Динамика процесса познания* С*оздание понятий*	Познание становится связным, глубоким, строится как поток - интересный и вдохновляющий. предвосхищается разгадка какой-то важной тайны. Архетипические влияния выступают как удобная среда для самого процесса познания, который, не ограничиваясь только мышлением, находит место и для интуитивных представлений, и зависит от чувства. (см. сон о великане, который приснился Юнгу из-за "Метаморфоз"). Сон свидетельствовал, что писать книгу надо на подъеме страсти.	Невнятные мистические вещания. Символ незаметно подменяет собою реальные объект и предмет познания. Читая Тейяра де Шардена, трудно понять окончательно, описывает ли он реальный процесс эволюции либо он описывает только символы, наиболее подходящие этому процессу.
*Динамика процесса познания* *активизация мышления*	Появление символа всегда активизирует мышление. Символ всегда скрывает тайну, иначе это просто знак или аллегория. Он нуждается в наиболее полном его отражении - и это делает познающий человек, раскрывая содержания символа. Так поступал К. Г. Юнг. Даже нападки на символ, стремление его разрушить, стимулирует познание.	Возможно чрезмерное увлечение содержаниями символа, своеобразная зависимость от них. См. С. Калугин. "Дорога Ворона". Или "Сильмариллион" - о том, как Феанор попал в зависимость от созданных им Сильмариллов - и как они оказались в короне Моргота. Возможна и незаметная подмена, когда вместо реального процесса или явления, особенно сложного или глобального, познается его символ. Так произошло в работах Тейяра де Шардена.
*С точки зрения теории объектных отношений*	Являются моделью, своеобразным "скелетом" для построения внутренних объектов, особенно в экстремальных ситуациях, когда реальные объекты неудовлетворительны	Мир архетипических образов может стать эрзацем объектных отношений. Он может вызвать своеобразную зависимость, так как иллюзорно снимается конфликт между потребностями, связанными с внешней и с внутренней реальностью. Кроме того, архетипический мир гораздо красивее и преисполнен силы. Может отвлечь от реальных объектов и не даст постьроить от ношения с ними.
*Согласно представлениям* *У. Биона*	Архетипический образ может быть очень удобным контейнером для осознания многих процессов - как внутрипсихических, так и социальных и даже некоторых природных (эволюции, например).	Такой контейнер предлагает информацию сам, выбор, что именно познавать, не всегда принадлежит личности. Например, тот пациент Д. Калшеда, которого воспитывали внутренние учителя (жрец и жрица) осваивал фантазии о ритуалах и космогонии - это еще больше нарушало его и так слабые связи с внешней реальностью. Когда Тейяр де Шарден верит в то, что разум, психика - это и цель, и результат, и движущая сила эволюции, то с помощью коллективных символов им создается замкнутая система для познания, в которой основная гипотеза сама себя доказывает
*Случайность*	Символ случайности не признает. Там, где символ, формируется прозрачная и красивая сложная структура какого-либо явления.	Возможно формирование очень примитивных систем, суеверий и бредовых идей. Они замкнуты, и их создатели не поддаются переубеждению.

Архетипическое влияние может намеренно избегать диалога, пока Эго занято другими влияниями. Оно намеренно становится бесформенным - и в то же время Эго теряет способность осознавать его и понимать символы.

Использование привычных коллективных символов

Иногда молодое вино неплохо сохраняется и в старых мехах. Когда возникают изменения в содержаниях коллективного бессознательного, поначалу новые образы для них не возникают. И тогда художник, сказитель или сновидец обращаются к "банку данных коллективного сознания". к готовым образам, которые могут хоть приблизительно соответствовать сути этих изменений. Так работают авторы русского рока, так поступал в "Улиссе" Дж. Джойс, так волшебные сказки начинали впитывать христианские понятия (см. М. - Л. фон Франц, "Феноменология тени и зла в волшебных сказках", анализ сказки о башмачнике и портняжке).

Если архетип - это и объект, и контейнер, и среда, то разрушение старого и неэффективного архетипического образа переживается как катьастрофа, как психическое опустошение или уничтожение.

Пример. касающийся преобразования незнакомых содержаний с помощью символа. Сказка Сибири, интерпретированная М.-Л. фон Франц "Шаманка и Челюсти с Неба".

"Страшные Челюсти с неба преследуют молодую шаманку, и она в ужасе бежит от них, сам а не зная куда. на краю мира, куда ее загнали Челюсти, ее встречает прекрасный юноша, готовый обучить ее шаманской премудрости".

Сначала неизвестное содержание выступает в предельно недифференцированном виде. Челюсти поглощают, и это связывает их с аспектом Ужасной Матери - но они, в отличие от материнских содержаний, исходят не из земли и не из воды; может быть, их странная связь с небесами делает их еще более кошмарными. М. -Л. фон Франц считает, что это сказка о трансформации женского Анимуса, который сначала выступает как теневой. Но тут явный перебор - обычно негативный Анимус все-таки антропоморфен. Кроме того. не описан процесс тпрансформации этого содержпания. В этой сказке мы имеем странный объект - Челюсти - который не может быть понят ни как материнское содержание, ни как образ теневого Анимуса женщины. Он мерцает, не попадая ни в те, ни в другие рамки. Когда появляется юноша, это уже классический символ позитивного Анимуса. Этот символ и становится контейнером для нового содержания. Анимус приходит на помощь, и Ужасные материнские аспекты отсекаются и больше не угрожают безумием и уничтожением психики.

Отношения Я с архетипическими персонажами

К. Г. Юнг:

То, что не осознается, действует как настроение, мнение, влияние, одержимость ? далее возникает архетипический образ, содержание визуализируется ? между человеком и архетипическим персонажем происходит диалог.

Представление о Я очень сложно и весьма двусмысленно. Во-первых, оно может быть подвижным, пустотным, исчезающим - тем, что нельзя идентифицировать ни с телом, ни с привычной личностью, ни с желаниями и чувствами, ни с психическими функциями в их совокупности. Структуры не имеет и по своей склонности ускользать очень похоже на Тень. Во-вторых, Я нередко идентифицируют с подвижным фокусом сознания. В-третьих, имеется Эго-комплекс, архетипическая и довольно стабильная модель Я. В сказках Эго-комплекс обычно лишен мыслей и эмоций - он действует (М.-Л. фон Франц). Эго-комплекс очень близок Персоне - это структура, соответствующая представлениям своей эпохи. Самый типичный вариант образа Эго-комплекса - Герой, действующий. Сейчас, особенно если речь идет о нарциссизме, моделью нарциссического Я вполне может оказаться Злодей-Контролер. Видимо, психика воспринимается настолько сложной и столь фрагментированной, даже в том, что имеет отношение только к личности, что ее якобы обязательно контролировать, целенаправленно собирать и удерживать, придавать ее составляющим ту значимость, как это удобно и выгодно.

Кроме того, Я может воспринимать архетипические влияния, особенно Анимы женщины и Анимуса мужчины, Персоны и Тени (и, возможно, Самости) как свои, как особенно удачные рабочие состояния, и дифференцировать здесь трудно.. Я как наличное состояние хорошо описано в руководствах по буддийским медитациям и христианской молитве - его хаотичность, его подвижность, его центрированность на архетипическом объекте. Я как наличное состояние, лишенное форм и жестких структур, похоже на self Х. Кохута. Как оно воспринимает архетипические влияния - придает им образ (создает "рубашки", как Эльза для своих братьев-лебедей, чтобы не улетели навсегда), воспринимает самостоятельно возникшие символы (это маловероятно, возможен циклический процесс без конца и результата) или же, подобно актеру, воплощается в роли архетипических содержаний? Думаю, что можно завидовать жесткости границ и структур - присваивать влияния Анимуса, Персоны, Теневой Самости, терпеть Консолидатора Тени и поддаваться ему, любить его.

В сказке Я - это рассказчик или слушатель, а герой воплощает Эго-комплекс. Но уже в сказках есть проблема трансформации героя - и это значит, что подвижность Я учитывается. Герой может оставаться наивным, но слушатель должен ухватить диспозицию сказки и отношения архетипических персонажей между собою и с Эго-комплексом. Слушатель должен занять и определенную позицию по отношению к протагонисту сказки.

Проблема двойственности в описании я поднята С. Лемом в истории о сепульках. Ийон Тихий был убит метеоритом, и ему заменили тело. Он недоумевает именно потому, что он и изменился, и не изменился - его пустотное подвижное Я стало очень заметно, и его связь с привычной формой, телом (оно в этом рассказе представляет отчасти Эго-комплекс) была на время расторгнута.

К.Г. Юнг, тяготея к целостности, не разделял жестко Эго-комплекс и Я. Об их различиях писала М.-Л. фон Франц в "Волшебной сказке" и дала определение Эго-комплекса и его характеристик. Эго-комплекс воспринимается как сама собой разумеющаяся данность - проблемы могут возникать, если мы изучаем модели Эго-комплекса иных культур или давнего прошлого. В 21-м веке Эго-комплекс воплощает герой, способный к рефлексии и эмпатии, преобразователь, субъект, способный к осознанному выбору, формирующий свои жизненные цели. Его связь с Персоной становится более слабой. Но, в отличие от романтической традиции, когда Персона только одна и устаревшая, этот герой владеет множеством Персон и иногда мнит, что может полностью ими управлять. подобный "очарованный странник" слишком разносторонний, может иметь слабые границы - и поэтому ему сильнее, чем раньше, грозит одержимость архетипическими влияниями и инфляция. Кажкется, особенно опасна идентификация с Теневой Самостью.

И архетипические образы могут существовать не в одном режиме. Сначала, когда человек еще наивен, он считает, что Я - это только его сознание. В архаичной сказке Эго-комплекс грубо отсекает от себя всю остальную психику - и многие современные люди существуют именно так. Поэтому архетипические влияния намечают границы Я, когда существуют в форме настроений и одержимостей. Я как будто тонет, то появляясь на поверхности и переживая чуждость происходящего, то теряется. Тут и Я, и архетипическое влияние выступают оба как субъект какого-то желания, но Я переживает раздвоенность. Архетип может обрести образ, символ - эт о становится возможным только тогда, когда Я осмелится пережить свою мучительную раздвоенность и начать диалог с архетипом (либо, замолчав, ждать: создать условия для диалога - см. у Бубера: ответ Бога - это молчание).

Два голоса Бога

У Бога два голоса. Первый - обращение его к человеку. Второй - ответ человека и выбор. Оба голоса сливаются в один. См. Т. Манна, "Иосиф и его братья" по книге "Романы Томаса Манна" - о самодовольной вере в избранность и вину за это.

Что-то, связанное с этими двумя голосами, есть и в истории о похищенных глазах Натанаэля. Мы не можем сказать, кому они теперь принадлежат - Олимпии или ему.

Людоеды

Сказочные людоеды встречаются настолько часто, что однозначная интерпретация их образов невозможна. Видимо, речь здесь идет не об определенном содержании коллективной психики, а о порочной форме, которую это арзхетипическое содержание принимает - символ получается дефектным.

Символ и (-) символ

Прежде речь велась о целительном и травмирующем влиянии символа на процессы познания. Здесь будет очень уместно вспомнить теорию У. Биона о влияниях, которые он обозначает знаками + и - . (+) - это т, что стремится быть познанным; (-) стремится от познания, становится непроницаемым. Архетипическое содержание может принимать и то, и другое состояние - оно отнюдь не всегда так красиво и целительно, как хотелось бы оптимистам. Итак,

+ символ:

-- Коллективного уровня (потенциально понятен всем достаточно умным людям данной культуры).

-- Его содержание - тайна, далеко не всегда понятная на индивидуальном уровне.

-- Хорошо структурирован.

-- Предполагается дистанция между самими символом и тем, кто его воспринимает (принципиальная разница между человеческим и божественным - переживание нуминозного).

-- Насыщен и не оттягивает энергию на себя - напротив, имеет целительный и интегрирующий эффект.

- символ:

-- Принципиально непонятен и пониманию не подлежит. Запугивает и как бы шантажирует своей непонятностью.

-- Не имеет правильной структуры и поэтому не может быть контейнирован.

-- "Голоден", поглощает попытки понимания, чувства, психическую энергию - и без этого постоянного подпитывания существовать не может. Чувства и мышление под таким воздействием распадаются. При этом его существование нужно для ощущения того, что человек, его воспринимающий, есть - вспомни сновидение о Супермене, которого нужно анально насиловать, чтобы он двигался (Н. Шварц-Салант, "Пограниченая личность"). "Голодный" (-) символ сам претендует на роль контейнера, конкурирует с привычными мыслительными схемами в этой роли; подходящего контейнируемого для такого символа нет, и он оказывается поглощающим и разрушающим.

-- Не коллективен и не индивидуален. Он относится к области Безмерного. и если психика пытается интегрировать некоторое психическое содержание в образе людоеда, то она эту область теряет.

Типичной сказкой о (-)-символе становится "Сестра-людоедка" кетов.

В сказках о Сестре-людоедке эталоном Я становится то, что сейчас считается Персоной мужчины. После того, как брат уходит от сестры и встречается с женщиной-Солнцем, те бессознательные феминные черты, что остаются в мужской психике, стали не нужны. Их невозможно сравнить со столь величественным архетипическим эталоном, и поэтому феминность мужчины теряет смысл. В сказке эта потеря смысла обозначается так: "пока брата не было дома, его сестра превратилась в людоедку, и он не знал об этом". Образ Людоедки можно толковать и так: существует крайне негативный архетипических образ уничтожающего черного Солнца, и тогда Людоедке достаются те черты Солнца, которые в реальности воплощены быть не могут - вспомним, что брату стало жарко рядом с женой-Солнцем, и он вернулся домой (такое толкование больше подходит для вариантов сказки, в которых говорится, что сестру съела Хосядэм. Поскольку в сказке возможны оба варианта - сестра превратилась в Хосядэм и сестру съела Хосядэм - мы не можем сказать, каково происхождение такой феминности - коллективное или индивидуальное, само различие индивидуального и архетипического потеряно.

"Сестра-людоедка отъедает ноги, по одной, коню брата, и тот каждый раз отвечает, что прискакал на трехногом коне, на двуногом, на одноногом, что пришел пешком".

Здесь образ покалеченного и убитого коня имеет отношение не только к истощенному и парализованному либидо, но и к активности, безопасности, опоры (такой образ становится очень хорошим контейнером, а дефектная феминность его уничтожает). Если в феминном вообще не остается смысла, то невозможна и связь между мужским и женским (едва отделившись друг от друга, эти части психики оказываются в смертельной опасности) - и вместо связи начинается одержимость и утрата части психических содержаний. То, что брат лжет сестре - не так уж плохо. Значит, он осознает, что она делает, как постепенно подбирается все ближе к нему - значит, сознание в такой ситуации все же не страдает; (-) символ нужен для того, чтобы быть начеку, понимать, откуда исходит угроза, искать ресурсы, принимать помощь).

"Мышка играет на гуслях и отвлекает Хосядэм, когда брат пустился в бегство".

Мышка, некое малозаметное и поэтому автономное содержание (паразит?) создает видимость хорошей связи мужского и женского. Когда символ дефектен, невозможна никакая интеграция, но невозможен и явный конфликт, поэтому необходимо лгать. Какие психические проявления соответствуют образу Мыши - навязчивое повторение? Постоянная ровность и неглубокое веселье?

Хосядэм не хочет терять брата, хочет съесть его и так восстановить связь, оставить его при себе навсегда. Такая целостность очень примитивна, и следует проявлять осторожность, когда на близость с Я жадно претендуют какие-то архетипические содержания. Для маскулинного целостность выглядит иначе - это всадник и его конь.

Сказки типа "Синей Бороды", но более древние, где речь идет о противостоянии мужа сестры ее братьям. Если бы сестра уступила мужу на расправу или для эксплуатации своих братьев. это значило бы, что феминный эго-комплекс передает все психические функции в веде6ние патриархального принципа, мужской персоны своего времени. Она сама делается бессильной, и из образа Эго-комплекса становится "всего лишь" воплощением мужской феминности или в лучшем случае Анимы, а маскулинная Персона мужчин обогащается. Женщина лжет, скрытничает и делает так, чтобы братья были преданы именно ей.

В некоторых сказках могущественная женщина прикрепляет груди и гениталии себе на спину, и тогда атрибуты феминности теряют осознанность, делаются ничьими - чистыми объектами для наслаждения мужчин и вскармливания детей. но только тогда эти сиськи-письки могут ввергать в регрессию и перерождать.

Понятия (+) и (-)-символов будут достаточно удобны для того, чтобы интерпретировать действия и образы сказочных персонажей. "Чистых" состояний в сказках не так уж и много, но все-таки те или иные содержания больше тяготеют к тому или другому полюсам этой шкалы.

Мотивировки персонажей

Почему в сказке о Катящемся Черепе отец убил жену и сварил? - из мести за измену с Бизоном. Действия персонажей-людей в сказке обычно хоть как-нибудь мотивированы: чудовища и божества обычно действуют без мотива. В этом случае (-) касается того, целенакправленно или нет действует архетип. Юнгианцы принимают на веру, что у психики есть цель, и что цель эта - индивидуация - сложна, благородна и полезна. Для создателей архаичной сказки все не так очевидно. Получается, что целительность архетипа или его травмирующее воздействие зависит не от его собственной природы, а от установки личности или коллектива по отношению к нему?

Древо

Образ древа эволюции Тейяра де Шардена, а также образы всякого рода мифических Древес связаны с тайной - мы видим, как растет дерево, как оно соединяет верх и низ мира, но мы совершенно не понимаем, как оно это делает. Видимо, всегда было известно о том, что символические представления вытесняют настоящее познание - возникало хотя бы подозрение. Отсюда легенда о том, что первые люди знали Бога непосредственно, потом забыли о Нем и постепенно восстановили это знание (Я. Беме, "Аврора").

Общее в представлениях Я. Беме и П. Тейяра де Шардена - это символ дерева, которое растет, и одна из ветвей которого привилегированна (эта ветвь, естественно, человек, человечество). Таков в принципе общехристианский символ - а вот Древо Прибежища буддистов не растет вечно, имеет четыре ветви и вершину - трон Коренного Учителя. Такое Древо - символ бесконечности познания и/или развития, которое никогда не будет совершено до конца, построения все более сложной и глубокой системы. См. фильм "Древо" - там с помощью этого символа личная биография героя, достаточно случайная, связывается с развитием всего Космоса.

Есть и менее "нуминозные" образы, стремящиеся предъявить (и, возможно, разгадать) некие тайны.

Воображаемый друг

М. - Л. фон Франц считает, что это образ бессознательного, Тень/Анима/Самость - еще до дифференциации этих содержаний во времени. У Г. Гессе в романе "Дамиан" Дамиан и является такой фигурой. Но у него явные свойства Самости, и затем он, андрогинный сын, пребывает в прочных отношениях с андрогинной же матерью.

У Дж. Д. Сэлинджера в рассказе "Лапа-растяпа" маленькая почти слепая девочка дружит с "Джимми Джиммирино", ест, спит и играет с ним. Когда он "попадает под машину". его тут же заменяет "Микки Миккерано". Мать девочки в юности по нелепой случайности потеряла возлюбленного и теперь замужем. Воображаемые друзья дочери - это образы мертвого юного Анимуса матери, в то же время дочка отрицает окончательную смерть такого друга и его незаменимость.

В нашем обществе такие друзья достаются детям и иногда юношам. В архаичных сказках бессознательное воплощается куда страшнее: это Тень/Мать/Самость. нарциссически-грандиозные.

Анима Натанаэля

Э. - Т. - А. Гофман, "Песочный Человек":эпизод о том, как Натанаэль читает поэму своей невесте Кларе.

Она фантазирует в нем, рождает (помогает создать?) поэму, в которой речь идет о том, что с нею и с Натанаэлем происходит на самом деле, и это происходящее ужасно - правда, ужас не осознается. Натанаэль по типу проективной идентификации навязывает переживание ужаса, насилия и отвращения Кларе, которая этих проекций не принимает и поэтому не подходит для того, чтобы воплощать содержания его Анимы. Клара непослушна, и Натанаэлю это не нравится, так как Аниму принято эксплуатировать в процессах творчества и духовного роста.

Олимпия - не воплощение Анимы, а как бы ее Персона, причем не индивидуализированная - то единственное, что их связывает, это его украденные глаза. И ндивидуальных фантазий она не слышит, но кажется, что понимает и принимает. Анима есть, но подходящего символа для нее нет, так как способность символообразования разрушена, и его замещает фабрикация псевдосимвола, который изобрел Коппелиус/Коппола.

Натанаэль боится и Анимы, и фантазирования, и реальных женщин. Если они живые и хоть в минимальной степени свободные - он поглощен и уничтожен. Если жив и свободен он - то женственное становится автоматом.

Вот все тот же эпизод о чтении ужасной и невнятной поэмы. В "Поэме" глаза провалились в грудь - чьи глаза? в чью грудь? или понятие "чей" исчезает вообще? Натанаэль добивается лот Клары, чтобы она стала живым контейнером для его фантазий, пережила и поняла их за него. Этой "Поэмой" он вторгается в Клару. пытается насильственно овладеть ее душой. Она сопротивляется. Не зря поэт обвиняет возлюбленную в ограниченности - именно границы в отношениях Клара и создает. В результате они губят друг друга и так сливаются - в фантазии. Глаза Натанаэля каким-то образом оказываются в глазницах Олимпии. Она была идеальным контейнером и терпела все фантазии Натанаэля, связанные с пробуждением Анимы, никак на них не влияя и не ограничивая. При этом сам Натанаэль не был субъектом, а оказался лишь проводником "сырых" фантазий - и утонул в них; его жесткий контроль никак не осознавался и проявлялся только в отношениях с женщинами, так он был идентифицирован с очень опасным аспектом теневой маскулинности. Это ближе к юнгианской точке зрения. С точки зрения же У. Биона, нетребовательная слушательница Олимпия, принимая все фантазии Натанаэля, истощила его, и он стал пустым. Контейнер и содержимое слились. И при этом мужская психика спасается и проецирует эту опустошенность назад, к феминному, обесценивая - именно тогда Натанаэль видит, что Олимпия - кукла, да еще и сломанная; но наполненным это его не сделает. В отношениях с Кларой Натанаэль становится паразитом; в случае с Олимпией он создает иллюзию симбиотческих отношений. и то, и другое заканчивается психической смертью.

Аниме нельзя дать проявиться, иначе мальчик вырастет и столкнется с внешним миром и с собственными ограничениями.

В норме неосознанная Анима сначала довольно индивидуальна. проявляется настроениями и связана (происходит из?) собственных оставшихся без применгения феминных особенностей мужчины. Когда ее содержания осознаются, ее образ эстетизируется и "стандартизируется", и тогда мужское Я делается только маскулинным, а Анима оказывается в областях коллективного сознания и коллективного бессознпательного.

Дублер Я

Если в сновидении или активной визуализации участвует персонаж, двойник Я, то процесс удается и запоминается, контакт с персонажами из бессознательного происходит.

Если же Я не способно к такому расщеплению и остается только вовне, не отпускает себя в фантастичесий мир, озабоченное контролем, то получается нечто бредоподобное - похожее на техпроцесс, лишенный начала, конца и цели.

в сказке Я дублирует протагонист. Если идентификация с ним невозможна, то возникают страхи. Некоторые сказки специально предназначены для того, чтобы напугать - например. сказка о Медведе на Липовой Ноге.

О созревании мифа как системы

Создается впечатление, что мифы позднего язычества "дозревают" и окончательно складываются в систему уже в христианской культуре. Вспомним Горного Тролля, который живет себе, наращивая мощь и вляя на прекрасную принцессу (цитируй фон Франц).

В христианской культуре получили завершение:

- миф о Святом Граале и рыцарях Круглого стола;

- представления о карнавальном теле (см. Бахтин о Рабле);

- алхимический миф.

Это свойство только христианского мифа - или любого позднего по отношению к раннему. но действующему?

Орест

см. Дж. Хиллмен, "Внутренний поиск"

Орест находится в конфликте - он должен был мстить матери за отца и самому себе - за мать. Афина и Аполлон заменили кровную месть правосудием, подкупили часть Эриний, и этот конфликт теперь их больше не касается.

Эдип

Его отвергли кровные родители и приняла другая царская семья. По неведению он убил отца, женился на матери и породил от нее двух сыновей и двух дочерей. После того, как тайна его происхождения раскрылась, и Иокаста повесилась, Эдип ослепил себя, а его поводырем стала дочь Антигона. Вместе они оказались в Колоне, и в присутствии Тезея Эдип принял таинственную смерть в роще, посвященной Эвменидам (тем самым, что стали благими после оправдания Ореста). Сыновья Эдипа погибли в междоусобице, Антигона была казнена за то, что похоронила брата-изменника, а Исмена прожила ничем не примечательную жизнь и ушла из повествования.

Эта история не имела бы смысла, если б Эдипа рок не готовил в жертвенные цари, возможно, в заместители Тезея (см. Дж. Фрэзер, "Золотая ветвь"). Он был нужен для того, чтобы власть покинула Фивы и переселилась в Афины, чтобы "темные века" закончились, поглотив сами себя. Возможно, его смерть была нужна и для того, чтобы увязать миф воедино - троянский и фиванский циклы связаны "Орестеей" Софокла, а смерть Эдипа привязывает к ним и миф Афин о Тезее.

До самого конца Эдип может только терпеть, но его смерть становится символической.

Метамиф

Можно назвать так способы комбинации мифов и мифологических мотивов для описания путей развития психики. К. Леви-Стросс ("Структурная антропология") пишет, что мелкие мифологические мотивы (мифемы) остаются сходными или неизменными, но комбинируются по-разному и наполняются различными содержаниями. Возможно, основные проблемы развития психики представали перед людьми в таком порядке (или же многое пытались решить одновременно с помощью разных жанров):

-- Выделение Эго из хаоса бессознательного. Здесь эго не отличается от Персоны. Это сказки и мифы о том, как герой убивает кошмарных и агрессивных персонажей. Происходит оттеснение многих психических содержаний в область автономных комплексов (?) или возвращение их в состояние Безмерного. За счет этого остается только один важный персонаж - воплощение Эго. Кошмарные враги могут появляться снова и снова, и конца сражениям героя нет. Герой побеждает далеко не всегда.

-- Расчленение. Здесь в фокусе внимания механизмы диссоциации, предшественницы мышления, и не обязательно в результате получаются целостные структуры, моделирующие психику. Здесь женский и мужской полюса психики расстаются, и возникают индивидуальные модели женщины и мужчины, асимметричные и переживающие свою ограниченность как угрозу. Но еще больше угрожает андрогинность и потеря гендерных различий.

-- Появление структурированной психики. Коллективная и индивидуальная душа, Эго и Персона пока не различаются. В результате возникает модель психики как супружеской пары или как семьи - исходная для многих сказок. Либо создается единый символ для психики - например, тотемистические воззрения либо, позже, миф о расчленении Первочеловека.

-- Героический миф. Появляется Герой как воплощение Эго-комплекса. Маскулинное Эго считается эталоном. Все, что не-Эго, уничтожается. Часто возникают близнечные мотивы, нарциссические по своей природе.

-- Индивидуация. Герой уже не убивает, а вступает в диалог с архетипическими персонажами. Возникают символы интеграции, психика стремится к единому центру - сейчас, в наше время это воспринимается уже как опасность.

-- Интеграция. Выделяется архетип Самости, но еще нет различий, действует ли сакральный брак или абстрактные символы Самости. Противостояние Теневой самости и иерогамии.

-- Трансформация. Проблемы преображения Я и психики еще далеко не полностью поняты - не зря мотив трансформации так много значил для К. Г. Юнга и его учеников. Сейчас этим много занимался С. Лем - можно ли преобразовывать собственную суть, возможен ли контроль над нею? игра это или опасность?

-- Мультицентричная психика. Модель описана Хиллменом.Уже ясно, что стянуть психику к единому центру невозможно и опасно - не зря в фэнтези так часты модели теневой консолидации: мы видим, что и интеграция имеет свою тень. Эта Тень - контроль, подобный бюрократическому, и абсурд.

Символ над реальностью

Когда травмированные дети поднимаются в небо или Питер Пэн удирает в страну Нет-и-не будет, то с реальной травмой случается нечто странное. Вместо появления ужасных и непонятных персонажей возникает рай. где Я совершенно свободно и имеет все то, в чем нуждается. Для того, чтоб смягчить переживание, даже архетипическое, нужна некая дополнительная благодать, чудом возникшая. Откуда она берется?

Э. К. Метнер писал о Юнге, и по его эссе можно сделать вывод, что восприятие бессознательного как целительного или травмирующего зависит от установки воспринимающего. Но откуда берется установка и какое она имеет отношение к истине?

Почему-то создаются символы, способные контейнировать и преобразить самые безысходные и ужасные переживания - и именно они становятся коллективными моделями.

Символ как способ совладать с архетипом? Ничего общего с реальным переживанием? Если потребность никогда не удовлетворяется, то о ней можно забыть, утратить ее вместе с частью души. Иллюзорное удовлетворение потребностей сохраняет память о них и создает более широкое поле возможностей, где она может быть когда-нибудь удовлетворена.

Смерть символа

Это мотив редкий и в мифах часто не акцентируется.

Подходящим является миф о Золотом Руне, если присмотреться к нему внимательнее. После того, как Пелий, пославший Ясона за Руном, был убит, о Золотом Руне больше не упоминается, а Ясон и Медея ведут жизнь не героев, а частных лиц.

В фильме П. Пазолини Ясон бросает Руно к ногам Пелия и говорит, что за пределами своей страны оно ничего не значит. Почему? Дело в том, что его как символ испортили все причастные к походу аргонавтов. Символ им не был нужен, о его возможностях они не задумывались. Пелию и Ясону нужна была власть, Медее - страсть, героям - слава.

Есть мифы о краже сокровищ, значение и сила которых после кражи возрастает. Например, у Ворона была жена, из чьих подмышек сверкали солнечные лучи. Он держал ее в сундуке, и в мире царствовала полярная ночь. Племянник Ворона похитил чудесную женщину, и дядя наслал потоп. Тогда женщину пришлось унести на небо, и там она стала Солнцем, а под Полярной Звездой племянник Ворона, приняв облик сороки, пробил отверстие, чтобы воды ушли (теперь оно используется шаманами для путешествия в Верхиний Мир). Здесь феминный символ оживает, и сознание из контейнированного фрагмента делается целостным. А затопление психики аффектами ведет к приобретению мистического опыта, к развитию шаманских технологий. И психика обретает структуру - по крайней мере, низ и верх.

Фэнтези

Структурой напоминает и волшебную сказку, и авантюрный, и рыцароский роман, и героический эпос. Вероятно, мы здесь видим попытки создать новый миф для уже хорошо дифференцированной психики - и чтобы развивались оба аспекта психики.

Подобно фэнтези были устроены рыцарские романы. Герой путешествует и этим объединяет разрозненные территории в целостное пространство. Есть высокая цель поисков 9например, Св. Грааль). Индивидуация героя и диалог осуществляется. Кроме того, рыцарю необходимо было очень быстро и правильно делать сложный нравственный выбор, и в случае ошибки его отбрасывало от цели далеко назад.

Интересно, что первым фэнтези в истории оказалость юмористическое: "Дон Кихот Ламанчский". Сервантес писал, что рыцарский роман гораздо важнее для своего автора, чем для читателей (привести цитату). Правда. единственной цели у Дон кихота не было, он отправился совершать подвиги и делать добро.

В волшебной сказке возможна индивидуация только для протагониста. Остальные персонажи в лучшем случае подвергаются трансформации. В фэнтези есть выбор: не один протагонист воплощает собою Эго. В хорошем фэнтези выбор и индивидуация возможны для всех - даже для таких падших персонажей, как Саруман или Горлум.

В. Пропп считал волшебную сказку отжившим мифом. В прежней форме, с одним протагонистом, чью пустотность подчеркивает фон Франц, решить современные задачи развития уже невозможно. в фэнтези речь идет о смене парадигмы развития психики. Архетипиченские персонажи действуют уже не в пространстве сакрального, а в социуме. Древние, особенно дочеловеческие персонажи остаются пассивными или погибают (например, Безымянные в "Волшебнике Земноморья" или Балрог во "Властелине Колец"). Персонажи, прежде воплощавшие целостность природной психики - например, Том Бомбадил и Златеника - остаются не у дел и исполняют вспомогательные или инициирующие функции (на совете у Элронда прямо говорится, что обновленный символ целостности, Кольцо всевластья, доверить Тому нельзя). Конкурируют старые и обновленные, истинные и поддельные символы интеграции психики.

Оставить комментарий © Copyright Семкова Мария Петровна (mari_sem76@mail.ru) Размещен: 10/03/2016, изменен: 10/03/2016. 57k. Статистика. Эссе: О способах интеграции психики в сказке и фэнтези Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Каковы отношения протагониста сказки и архетипического персонажа? Чему они служат? Для психологической интерпретации использованы в основном сказки из тематического указателя Ю. Е. Березкина

Семкова Мария Петровна : другие произведения.

32. Для чего нужен символ?