Слово! Как много ты значишь для человека! Ты можешь убить, и ты можешь вернуть к жизни. Со слова начинаются наши странствия по этому свету, со словом они кончаются. Я хочу рассказать об одном эпизоде в моей жизни, когда слово сыграло решающую роль. В те времена я не понимал, какое это опасное оружие. Мы берем в руки револьвер с опаской, с уважением, чувствуя всю его таинственную силу. И в то же время разбрасываемся словами, не придавая им того значения, какое они могли бы иметь, какое они имеют.
Это было двадцать лет назад. Я в те годы учился в институте и, как многие мои сверстники, пробовал силы в написании стихов и рассказов. Вскоре я возомнил о себе невесть что, и мне захотелось показать свои опыты какому-нибудь маститому писателю. Такой случай представился. И вот, я, внутренне трепеща, иду на высший суд. Писатель, к которому я явился, оказался худым высоким мужчиной. Строгое и одновременно смиренное его лицо меня поразило. Казалось, он был готов ко всем превратностям жизни, но в то же время бескомпромиссно отстаивал свои принципы. Он пригласил меня к столу, напоил чаем, все расспрашивая обо мне, о том, чем живет сейчас молодежь. Перед своим визитом я навел о нем справки: несколько десятилетий назад у него выходили книги, по его пьесам шли спектакли. Ныне же он был почти забыт. Я рассеянно отвечал на его вопросы, думая о том, когда же заявить о себе. Наконец я набрался духа и произнес:
- Альберт Викторович, вы все-таки писатель. Не могли бы вы прочитать мои рассказы? Мне было бы интересно узнать ваше мнение. - Последовала пауза.
- Все-таки? - Послышался его приглушенный, я бы сказал, почти страдальческий голос. Он быстро взял себя в руки и продолжил: - конечно, оставляйте. Я непременно прочту.
Не помню, о чем мы еще с ним говорили. Прощаясь, он подал мне пальто. Я начал было отнекиваться, но он мне сказал:
- Не отказывайтесь, знайте, что меня одевал Вересаев, а его - сам Лев Толстой.
После этих слов я не мог отказаться от его услуг и покорно позволил себя одеть. Лишь только выйдя на улицу, я с ужасом понял, что произошло. Ведь слово "все-таки" - это все равно, что "несмотря на то, что...". Фактически я сказал: "Несмотря на то, что вас уже давно не печатают, что вы такой старый, вы все-таки писатель...".
Больше Альберта Викторовича я не видел. Через несколько месяцев он умер, а я так и не узнал, прочитал ли он мои опусы. Либо ему уже было не до них, либо они были так слабы, что не хотелось и звонить. Но мне на всю жизнь это послужило уроком бережного, внимательного, благоговейного отношения к слову.