Пробовал ли кто-нибудь понять, каковы наилучшие условия для возникновения мысли, или, как говорил Мамардашвили, для того, чтобы помыслить? Тот же Мамардашвили утверждал, что помыслить - чрезвычайно трудно. Это говорит о том, что ему были знакомы ситуации, когда страдаешь от кажущегося бесплодия. Паскаль считал, что "по воле случая приходят нам в голову мысли, по воле случая они улетучиваются; никакое искусство не поможет их удержать или приманить". Тем не менее, попробуем разобраться, когда же к нам приходят мысли, а когда их не стоит ждать.
Когда едешь в метро или в троллейбусе на работу - ты находишься в одних условиях, вокруг тебя сутолока, много отвлекающих моментов, которые не дают тебе сосредоточиться. На работе ты окружен людьми, которые к тебе постоянно пристают. Дома или хозяйственные дела или Интернет, который засасывает тебя всего. Предоставлен себе ты, пожалуй, на даче, где нет Интернета, и никто тебя не отвлекает.
Во время похода ты тоже окружен людьми. Но вот, наступила дневка. Основная масса ушла в прогулку по окрестностям. Кроме тебя в лагере еще двое, но один спит, а другой загорает (а может и одновременно тоже спит). Ты сидишь на берегу Ладожского озера. Мелкие волны мерно плещутся около берега. Пред тобой внутренний залив, за ним поросший лесом скалистый остров. Между островом и материком видны два пролива, за которыми теряется в голубой бесконечности Ладога. Формально это озеро, но когда не видишь его берегов, то кажется, что это море.
Шуман писал, что для творчества нужны одиночество и счастье. Одиночество есть, есть и счастье, вызванное изумительными картинами природы. Возможно ли, чтобы в этих условиях к тебе не пришла бы мысль, чтобы рука не потянулась бы к перу, чтобы зафиксировать и выразить все то, что тебя окружает, все то, что в тебе?
* * *
Гоголь в "Мертвых душах" пишет о значении необъятных русских просторов в зарождении мысли: "Русь! чего же ты хочешь от меня? какая непостижимая связь таится между нами? Что глядишь ты так, и зачем всё, что ни есть в тебе, обратило на меня полные ожидания очи?.. И еще, полный недоумения, неподвижно стою я, а уже главу осенило грозное облако, тяжелое грядущими дождями, и онемела мысль пред твоим пространством. Что пророчит сей необъятный простор? Здесь ли, в тебе ли не родиться беспредельной мысли, когда ты сама без конца?"
Там же Гоголь пишет о значении дороги в зарождении замыслов: "Боже! как ты хороша подчас, далекая, далекая дорога! Сколько раз, как погибающий и тонущий, я хватался за тебя, и ты всякий раз меня великодушно выносила и спасала! А сколько родилось в тебе чудных замыслов, поэтических грез, сколько перечувствовалось дивных впечатлений!.."
Во 2-м томе "Мертвых душ" Гоголь высказался о значении уединения для возникновения мыслей. Правда, он вложил это в уста Чичикова, но иногда и Чичиков говорит нечто дельное: "Об уединеньи выразился весьма счастливо, именно, что оно питает великие мысли в человеке".
* * *
О наилучших условиях для возникновения мысли интересно мнение самих мыслителей. Вот что пишет Ницше в книге "Странник и его тень": "Как может кто-нибудь сделаться мыслителем, если он не проводит и трети дня без страстей, людей и книг". Со значением книг для возникновения мысли можно согласиться: мысли, высказанные в книге, рождают ответные мысли. Что касается страстей и людей - здесь уже интересней. На первый взгляд, эта мысль противоречит вышеприведенному высказыванию Шумана. Но на самом деле тут противоречия нет. Шуман имел ввиду значение одиночества для самого процесса творчества. Об этом же писал Державин, когда, чтобы написать задуманное стихотворение, покинул свой дом и уехал в путешествие. Ницше же говорит о возникновении мысли, идеи, на которые могут натолкнуть другие люди, а также о значении страстей, без которых эти мысли возникнуть не могут. Кстати, в одиночестве страсти не возникают. Поэтому может быть общество без страстей, но страсти без общества возникнуть не могут. И лишь потом, в одиночестве, мыслитель успокаивается и начинает творить. Как писал Пушкин: "И пальцы просятся к перу, перо к бумаге...".
В книге "Ecce Homo, как становятся самим собой" Ницше продолжает эту тему. В разделе "Почему я так умен" он пишет: "Как можно меньше сидеть; не доверять ни одной мысли, которая не родилась на воздухе и в свободном движении - когда и мускулы празднуют свой праздник". Далее он говорит о значении климатических условий для возникновения мысли и решения великих задач: "Никто не волен жить где угодно; а кому суждено решать великие задачи, требующие всей его силы, тот даже весьма ограничен в выборе. Климатическое влияние на обмен веществ, его замедление и ускорение, заходит так далеко, что ошибка в месте и климате может не только сделать человека чуждым его задаче, но даже вовсе скрыть от него эту задачу: он никогда не увидит ее... Пусть сопоставят места, где есть и были богатые духом люди, где остроумие, утонченность, злость принадлежали к счастью, где гений почти необходимо чувствовал себя дома: они имеют все замечательно сухой воздух. Париж, Прованс, Флоренция, Иерусалим, Афины - эти имена о чем-нибудь да говорят: гений обусловлен сухим воздухом, чистым небом - стало быть, быстрым обменом веществ, возможностью всегда вновь доставлять себе большие, даже огромные количества силы".
В разделе "Человеческое, слишком человеческое" этой же книги Ницше снова возвращается к теме возникновения мысли: "Болезнь дала мне также право на совершенный переворот во всех моих привычках; она позволила, она приказала мне забвение; она одарила меня принуждением к бездействию, к праздности, к выжиданию и терпению... Но ведь это и значит думать!..". То есть, важнейшее условие для возникновения мысли - это бездействие, праздность, выжидание и терпение. Если человек погряз в суете повседневности, то рассчитывать на возникновение мысли ему не приходится. Но праздность праздности рознь. Праздность лишь тогда будет благотворна, когда человек беременен мыслью, когда она уже созрела в недрах его души, и ему остается лишь дождаться ее рождения. Когда же человек пуст, то никакая праздность ему не поможет. Выжидание и терпение в этом случае сродни выжиданию и терпению рыболова при ловле рыбы. Один рыболов будет сидеть часами и ничего не поймает. Другой за это же время наловит много рыбы. Тут имеет значение выбор места, времени дня, насадка, снасти и многое другое. Также и с возникновением мысли, где решающее значение имеет подготовка.
Далее Ницше продолжает: "Мои глаза одни положили конец всякому буквоедству, по-немецки: филологии; я был избавлен от "книги", я годами ничего уже не читал - величайшее благодеяние, какое я себе когда-либо оказывал! - Глубоко скрытое Само, как бы погребенное, как бы умолкшее перед постоянной высшей необходимостью слушать другие Само ( - а ведь это и значит читать!), просыпалось медленно, робко, колеблясь, - но наконец оно заговорило". Тут он говорит о вреде книги, которая подавляет самостоятельное мышление. Но ведь это же противоречит его словам, высказанным выше в "Страннике и его тени"! На самом деле тут нет противоречия. Книги готовят мыслителя, делают его человеком, способным родить нечто. Затем наступает этап, когда книги вредны и препятствуют возникновению мысли. Поэтому важно в нужный момент книгу отложить, отбросить. Когда этот момент наступает, каждый определяет сам.
Об этом же пишет Шопенгауэр, оказавший большое влияние на становление Ницше как философа. В книге "Parerga und Paralipomena", гл. ХХI, Об учёности и учёных, он говорит: "Всякого рода и возраста учащиеся и учившиеся имеют обыкновенно в виду только сведения, а не уразумение. Они полагают свою честь в том, чтобы иметь сведения обо всем, обо всяких камнях, или растениях, или сражениях, или опытах и вообще и в особенности обо всех книгах. Им не приходит и в голову, что сведение есть только средство для уразумения, но само по себе имеет или мало, или не имеет никакой ценности; напротив, такого рода взгляд характеризует лишь философскую голову. Перед внушительною ученостью таких многознаек я думаю иногда: "О, как мало они должны были думать, чтобы иметь возможность так много читать!" Когда вспоминаю даже о Плинии Старшем, о котором рассказывают, что он постоянно читал или заставлял читать себе за обедом, в дороге и бане, то во мне шевелится вопрос: неужели этот человек имел такой недостаток собственных мыслей, что ему без перерыва нужно было вливать чужие, как страдающему изнурением вливать consomme* для поддержания жизни? И действительно, об его самобытном мышлении мне не в состоянии дать высокого понятия ни его неразборчивое легковерие, ни его невыразимо отвратительный, трудный для понимания слог − слог записной книжки".
* мясной бульон (фр.).
Далее Шопенгауэр продолжает: "Самомышление не всегда зависит от нашей воли. Во всякое время можно сесть и читать, но не сесть и думать. С мыслями бывает именно то же, что и с людьми: их нельзя призывать во всякое время, по желанию, а следует ждать, чтобы они пришли сами. Мышление о каком-либо предмете должно установиться само собою вследствие счастливого, гармонического совпадения внешнего повода с внутренним настроением и напряжением, а это-то как раз подобным людям и не дается. Это можно проверить даже на мыслях, касающихся нашего личного интереса. Если нам в каком-нибудь деле предстоит принять решение, то мы далеко не во всякое любое время можем приступить к тому, чтобы обдумать основания и затем решиться, ибо зачастую случается, что как раз на этом размышление-то наше и не хочет остановиться, а уклоняется к другим предметам, причем иногда виновато в этом бывает наше отвращение к делам подобного рода. В таких случаях мы не должны себя насиловать, но выждать, чтобы надлежащее настроение пришло само собою: и оно будет приходить неожиданно и неоднократно, причем всякое различное и в разное время появляющееся настроение бросает каждый раз другой свет на дело. Этот-то медленный процесс и называется созреванием решения. Урок должен быть разделен на части, вследствие чего все раньше упущенное снова принимается в соображение, отвращение к предмету исчезает и положение дела, будучи обстоятельнее рассмотрено, большею частью оказывается гораздо сноснее. Точно так же и в области теории следует выжидать благоприятного часа, и даже самый величайший ум не во всякое время способен к самомышлению. Потому-то он благоразумно и пользуется остальным временем для чтения, которое, будучи, как сказано, суррогатом собственного мышления, доставляет уму материал, причем за нас думает другой, хотя всегда своеобычным образом, отличным от нашего собственного... Менее всего следует ради чтения совершенно удаляться от созерцания реального мира, потому что это последнее несравненно чаще, чем чтение, дает повод и настроению к собственному мышлению. Ибо созерцаемое, реальное в своей первобытности и силе есть естественный предмет для мыслящего духа и легче всего способно глубоко возбудить его".
* * *
В.В.Розанов в своей книге "Уединенное", составленной из размышлений, отрывков, как он сам пишет: "восклицаний, вздохов, полумыслей, получувств", - постоянно отмечает, при каких условиях возникла та или иная мысль. Большинство его высказываний появилось за нумизматикой. Очевидно, занятия нумизматикой оставляли ум свободным. В "Опавших листьях" он писал: "Отчего нумизматика пробуждает столько мыслей? Своей бездумностью. И "думки" летят как птицы, когда глаз рассматривает и вообще около монет "копаешься". Душа тогда свободна, высвобождается. "Механизм занятий" (в нумизматике) отстранил душевную боль (всегда), душа отдыхает, не страдает. И, вылетев из-под боли, которая подавляет самую мысль, душа расправляется в крыльях и летит-летит.
Вот отчего я люблю нумизматику. И отдаю ей поэтичнейшие ночные часы".
Без душевной боли нельзя, человек без нее становится "сухарем", неспособным на эмоции и сострадание, без нее человек перестает быть человеком. Но и постоянно ее испытывать тоже нельзя. Хотя бы потому, что, как справедливо пишет Розанов, она препятствует возникновению мысли. Для Розанова занятием, которое устраняло душевную боль, была нумизматика. У других это могут быть иные занятия. По-видимому, любое занятие, вызывающее радость, устраняет душевную боль и страдание.
Так и представляешь Розанова за перебором монет, в то время как его мысль начинает свое путешествие по времени и пространству. Существует много занятий, оставляющих ум свободным. Хотя бы чистка картошки... Мы часто заняты такими делами. Но надо быть Розановым, что бы при этом возникли мысли, и такие оригинальные и необычные, какие приведены в "Уединенном", "Опавших листьях".
Проблема возникновения мысли постоянно волновала Розанова. Но иногда он ее решает в шутливом ключе. В тех же "Опавших листьях он пишет: "Больше всего приходит мыслей в конке. Конку трясет, меня трясет, мозг трясется, и из мозга вытрясаются мысли".
Известный русский ученый и педагог С.А.Рачинский писал Розанову: "Нужно, нужно вытащить вас из Белого! (город в Смоленской губернии). Эти недостатки слога, очевидно, плод вашего полного одиночества. Мысли, не находящие никогда случая выразиться устно, не созревают до письменной формы, всем доступной". Этим он подчеркнул значение общения в возникновении мысли.
* * *
В начале этих заметок было сказано, что при отсутствии мыслей страдаешь от кажущегося бесплодия. Однако бывают ситуации, когда стремятся к отсутствию мыслей. П. Федоров в книге "Архаическое мышление: вчера, сегодня, завтра" пишет: "Люди, которые ходят в астрал, говорят, что труднодоступное состояние без мыслей (мысли - мухи, которых надо отгонять, или шарики от пинг-понга, которые надо отбивать, и т.п.) - очень приятно. Тяжело и неприятно думать". По отношению к проблеме возникновения мысли людей можно разделить на две группы: первая, к которой, как я надеюсь, относится большинство авторов на этом сайте, считает возникновение мысли благом, вторых, в том числе тех, которые "ходят в астрал", пугают любые действия, которые тяжелы и неприятны, в том числе и мышление, ведущее к рождению мысли. Кстати, Шопенгауэр считает, что 'отгонять собственные, исконно могучие мысли есть непростительный грех. Это бы значило уподобиться тому, кто бежит от лона вольной природы, чтобы рассматривать гербарий или любоваться прекрасными ландшафтами в гравюре'.
* * *
Возникновение мысли можно сравнить с черпанием воды из источника. У некоторых размер емкости, откуда они черпают живительную влагу, небольшой. Отсюда и мысли оказываются куцыми. У других объем этой емкости значительный, к тому же и подпитка идет непрерывно. Есть такое выражение - дать исчерпывающее объяснение, ответ и т.д. Человек, дающий исчерпывающее изложение мысли, исчерпывает свою емкость, куда стекаются мысли, до конца. Человеком, у которого и емкость была большая, и подпитка проходила непрерывно, был Василий Васильевич Розанов. По его собственному признанию, он никогда не испытывал недостатка в мыслях, идеях.
На самом деле исчерпать какую-либо тему до конца нельзя, т.к. нет этого самого конца. Всегда найдется мыслитель, который по прошествии некоторого времени что-то добавит, изменит или коренным образом переработает тему, изложенную ранее другим человеком.
![Залив Ладожского озера. [Семенов С.А.]](/img/s/semenow_sergej_aleksandrowich/vozniknoveniemisli/img_4631b.jpg)