Искателям истины

В зловещей мгле растаявших надежд,
Над кипой книг, источенных червями,
Слепой отшельник, в саване одежд
Склонился, чуть касаясь их перстами.

В прохладе кельи, средь безмолвных скал
Он осознал всю тщету жизни бренной.
Целуя крест, коленопреклоненный,
У алтаря, в себе Христа искал.

Уже Харон, всех тех, кто был так дорог,
Отправил в мир иной, взяв медный грош.
А он, на ощупь, немощный, согбенный,
Листал страницы, унимая дрожь.

В невидящих глазах - мольба о смерти.
В душе - опустошение и боль.
Отринув жизнь, не обретешь прозрения,
Коль только в книгах ищешь ты покой.

Самонадеянность

В нелепости событий дней минувших,
Мы ищем скрытый смысл бытия.
Грешим на звезды, гены, власть имущих,
Грешим на время, но не на себя.

Уверовав в надмирное начало,
Страшимся кары и внушаем страх.
Истошно призываем опустить забрало,
И ищем виноватых, если терпим крах.

В своих поступках душу обнажая,
Словесным бредом вытесняем суть.
Мы искренне надеемся, что знаем,
В чем смысл жизни и каков наш путь..

Полустанок

Жизнь дает нам уроки до самых седин,
Прикрываясь вуалью символической формы.
Электричка ушла, я остался один
В полуночном плену у старой платформы.

На дряхлеющей лавке, присев, закурил
Скрыв ладонью тщедушный огонь зажигалки.
Одинокий фонарь, чуть мигая, манил
Но потуги его, в лунном свете, так жалки...

Лицемерный маяк свою дань собирал,
Выступая единственным светочем мира.
У подножья его, я тела наблюдал,
С опаленными крыльями, жертвы кумира.

Посочувствовав их незавидной судьбе,
Миновал я крылатых Икаров останки.
Горкой пепла оставил я след о себе
На людьми позабытом, лесном полустанке.

Жажда знаний

По пыльным трактам древних фолиантов
Противореча суетности дня
Минуя Хроноса и сонмы вариантов
Стремится истина, переполох чиня.

И пусть был прав Сократ, когда печально,
В тени афинских портиков вещал,
Что все потуги Клио изначально,
Обречены на дидактический провал.

Наверное, в природе человека
Блуждать во тьме, стремясь украсить шишкой лоб.
Нам жажда истины завещана от века
Хоть иногда и вызывает в нас озноб.

Конец игры

Мне говорят, что склонен к эскапизму
Бегу от макрокосма в микрокосм.
Пеняют, что "любовью к спиритизму"
Сжигаю за собой последний мост.

Суровым будням и "мужским охотам"
Предпочитаю скорый поезд строк.
Хлебам насущным и мирским заботам
Оставил заповедь - не пересечь порог.

И что с того? В антракте тихо вышел.
Смыл грим и понял - кончена игра.
Друзей-актеров из гримерок голос слышен.
Удачи им. Мой мир - на кончике пера.

Жизнь - долгий вздох

Жизнь - долгий вздох от колыбели и до одра.
Рыдания, мольбы и горький смех
Перемежаются с улыбками и бодро
Пред вечным сном спешим найти утех.

В чем смысл жизни? Быть или не быть?
Как жить и есть ли способ стать успешным?
Везению нелепо чудом слыть
Коль скоро достается небезгрешным.

Но вот что странно...Думаешь порой
Что жизнь - пуста, а все потуги - жалки.
Мир предстает не каменной стеной,
А ветхой дверью старой коммуналки.

Толкнешь ее и - сорвана с петель.
Обрушится, порог усыпав прахом.
Шагнешь - закружит перемен метель.
В ее объятиях - погибель нашим страхам.

Извозчик

Останови, извозчик-Время, экипаж.
Дай лошадям-годам остынуть от галопа.
В который раз вошел в немыслимый ты раж.
Пусть подождет моя худая Пенелопа.

Не бойся опоздать в конечный пункт.
В мельканье дней у нас все меньше остановок.
И отложи на время тонкий, страшный кнут.
Не понукай коней. Пусть путь их будет долог.

Дай постоять на тверди в тишине.
Без встрясок на предписанных ухабах.
Позволь побыть с собой наедине,
Забыв о вдаль спешащих колымагах.

Я обещаю, что вернусь опять
В твой экипаж в назначенное время.
Ведь я сошел, чтобы тоску в груди унять.
Понять, насколько плодовито семя.

Посвящение

Помешивая следствием причину
В котле закостенелых мыслеформ,
Раскачивали времени станину
Адепты тайных знаний и реформ.

В трактатах оккультистов и мессий,
От Парацельса до мадам Блаватской,
Лекарство от духовных дистрофий
Искали посвященные с опаской.

На мертвых языках, сквозь символизм
Запретных свитков и проклятье церкви,
Внимали истине, но, их ждал остракизм,
Анафема и путь публичной жертвы.

Прошли века и клерикальный пыл
Погас, оставив вонь сгоревшей плоти.
Но и сейчас, те, кто Джордано на забыл
Периодически стоят на эшафоте.
Старый календарь

Как много странностей творит иной раз память
В моменты гнева или склонности к хандре.
То взрыв разверзнет, то покроет наледь
Минувшее в немом календаре.

В безликой череде сбежавших дней
Взгляд выделяет нимб над мигом счастья.
И память реагирует быстрей,
Обняв волной тепла иль захватив ненастьем.

Календы за календами летят.
Мелькают крылья с оттиском арабов.
На тонком оперении хранят
Следы дорог надежды и былых ухабов.


Ронин

Признаться, оказался не готов
К нападкам недругов, горящих жаждой мщения.
Их злой порыв и яростный напор
Рождал во мне лишь горечь сожаления.

В пылу атак шакальей стаи вой
Был слышен в самом дальнем околотке.
Толкаясь и рыча наперебой
"Табаки" грезили о вожделенной крови в глотке.

Зажатый в угол клацаньем зубов
Едва дыша от гнилостного смрада
Я презирал их, раболепных холуев
Когда вожак, рыча, отдал команду "Рядом!".

Приблизившись, он, подбоченясь, встал
Высокомерно упиваясь властью.
С лица не сходит хищника оскал,
Шерсть дыбится, губа дрожит над пастью.

"Ты смелый парень и вот мой тебе совет
Законы стаи свято соблюдай.
И если думаешь, что гонор твой задет,
Что ж, выть не хочешь- значит подвывай".

Вожак осклабился, давая мне понять,
Что осчастливил, снизойдя до разговора.
Не понимал, дурак, что волчья стать
Не в стайности, а радости простора.

Сгруппировавшись, я нанес удар,
Подмял его, отвыкшего от боя,
С его лица в момент сошел загар,
Солярия лучей, а не окопов зноя.

Борясь с желанием от тела отделить
Давно прогнившую и лживую душонку,
Я лишь встряхнул его, стараясь не убить
Скулящую от страха собачонку.

Отдав приказ шакалам отойти,
Вожак поклялся мстить за унижение.
Брызжал слюной, кричал, мол, не уйти
Ты обречен на вечное гонение.

Затем, остыв, серьезно предложил
Забыть об этом недоразумении.
Чуть было мне оклад не положил
За жизнь в его ближайшем окружении.

В конце концов, помог ему я встать
Восстановив гармонию природы.
У ронина - лишь меч и волчья стать
Слугой ему не быть, он - раб СВОБОДЫ.


Дорога

Перед лицом холодной и немой вселенной
Лишенный света, брошенный богами,
Дрожа и жалуясь от слабости безмерной
Страшишься смерти долгими ночами?

Очнись! Ведь в размышлении о смерти
Болезненного нет для обреченных.
Готовность умереть, лишиться тверди
Избавит нас от рабства заключенных.

Со смертью нами был подписан пакт
Чужой рукой задолго до рождения.
Когда играем - у нее антракт.
Она солирует - уйдем без сожаления.

Меж вечностями краткий миг парим,
Боясь утрат и горя от потери.
Лишь на пороге осознает пилигрим,
Что смерть - дорога к новой двери.