Семченков Ян Семенович : другие произведения.

Мемуары герцога де Навайля

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 8.71*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Среди французской мемуарной литературы Великого века - как известно, чрезвычайно обширной и внесшей не меньший вклад в историографию этого периода, нежели иные письменные источники, - "Мемуары герцога де Навайля..." не выделяются ни объёмом, подобно воспоминаниям Сен-Симона или кардинала де Реца, ни оригинальностью стиля, как сочинения Великой Мадемуазель, ни скрупулезным изложением политических событий и обзора военных кампаний, как записки маркиза де Торси, Тюренна или маршала де Виллара. Впервые эта книжечка малого формата всего-навсего в триста с небольшим страниц вышла в Париже в 1701 г., спустя семнадцать лет после кончины автора, годом позже была переиздана голландскими типографами и вновь увидела свет уже в середине XIX в., в период Второй империи, снабженная историко-географическими примечаниями, комментариями и цитатами из современных автору источников. Заявляя в первых же строках своего повествования, что происходит из семьи, во все времена остававшейся верной королю и очерчивая таким образом собственное моральное кредо, Навайль в рассказе о своей жизни почти не касается политики, старается умолчать о придворных интригах и лишь изредка позволяет себе рассуждать о международных отношениях в Европе - эти дела, по-видимому, не слишком его интересовали и, судя по некоторым фактическим ошибкам, встречающимся в тексте "Мемуаров...", он не так уж хорошо в них разбирался. Тем основательнее он сосредоточивается и тем больше места отводит вехам своего военного пути - кампаниям, битвам, командирской карьере. Правда, герцог де Навайль, солдат по призванию, не принадлежал к плеяде знаменитых военачальников своей эпохи, хотя и сражался бок о бок с некоторыми из них, а на склоне лет даже удостоился маршальского жезла, - его имя не столь прославленно, как имена Тюренна, Конде и маршала Люксембургского, - но нередко его "Мемуары..." позволяют воссоздать такие события, которые обойдены вниманием официальной историографии, а большинство тех сражений, в которых ему довелось принимать участие, ныне почти забыты (во всяком случае, вряд ли известны современному отечественному читателю, специально не изучавшему историю Тридцатилетней войны или экспансионистской политики Людовика XIV). Так, автор детально описывает ход кампаний в Италии в 1647-1648 и в 1658-1659 гг., рассказывает о финальных событиях осады турками крепости Кандия на Крите, и, внося свой вклад в мемуаристику Фронды, добавляет ряд значимых штрихов к портрету кардинала Мазарини. Чтобы читатель мог лучше ориентироваться в описываемых событиях и их географии, я почел необходимым снабдить "Мемуары..." комментариями (они помещены в конце текста и ради удобства, так же как и сам текст, разбиты по годам, к которым, относится тот или иной эпизод повествования).

   Предисловие переводчика
  
   Мемуары Филиппа де Монто-Бенака, герцога де Навайля (ок. 1619-1684), известного французского военачальника, маршала, отсылают читателя к бурным событиям в истории Франции - ее участию в Тридцатилетней войне, волнениям Фронды и периоду завоевательных войн Людовика XIV. Большое место в них отводится также подробностям турецкой осады острова Крит в последние месяцы перед сдачей крепости Кандия. Мало касаясь политического подтекста событий своего времени, а иногда и вовсе умалчивая о них, автор описывает главным образом вехи своей службы и военной карьеры, рассказывает о кампаниях, в которых ему довелось участвовать, приводит любопытные подробности сражений и современной ему техники ведения боевых действий.
   Увидевшие свет в самом начале XVIII в., они были переизданы во Франции в 1861 г., но переведены на русский язык и публикуются в нашей стране впервые. Перевод сделан по книге "Memoires du Duc de Navailles et de la Valette, pair et marИchal de France et Gouverneur de Monseigneur le Duc de Chartres", Amsterdam, MDCCII, снабжен необходимыми примечаниями и комментариями, касающимися исторических лиц и географических названий, которые упоминаются в тексте; комментарии отчасти подготовлены переводчиком, отчасти, с некоторыми сокращениями, позаимствованы им из парижского издания 1861 г. Оттуда же - цитаты из "La Gazette", французского еженедельника, регулярно помещавшего нас своих страницах новости о ходе военных действий.
   Я. С. Семченков, 23 сентября 2010 г.

МЕМУАРЫ

герцога де Навайля и де Ла Валетта

пэра и маршала Франции,

наставника монсеньора герцога Шартрского

  
   КНИГА ПЕРВАЯ
  
   Я написал воспоминания о своей жизни. В них нет ничего необычайного. Но поскольку, достигнув самых высоких постов, какие только может занимать дворянин, я никогда не поступался ни достоинством, ни честью, в каких бы ни был чинах, - думаю, что пример моей судьбы убедит остальных: жертвовать всем ради амбиций и успеха - отнюдь не единственное средство для возвышения, как обычно считается.
  
   1635-1637
   Я - из семьи, обладающей важным достоинством: какие бы бури ни потрясали государство, ее потомки, не задумываясь над последствиями, всегда стояли за короля. Людовик XIII не раз оказывал мне честь, говоря, что я - один из самых лучших дворян в королевстве. Отца моего, первого барона Беарна, представители этой провинции уполномочили отправиться ко двору. Он взял меня с собой, дабы определить в Академию, где в течение нескольких лет учились два моих старших брата. Один из них к этому времени уже умер, а другой в дальнейшем стал командовать пехотным полком. Я имел и других братьев, младше себя.
   Моя матушка происходила из дома де Бирон и была двоюродной сестрой господина графа де Шаро. Отец тесно дружил с ним и при встрече представил ему меня. Тот спросил, какое поприще мне уготовано, отец посвятил его в свои планы, и в течение некоторого времени они обсуждали мое будущее. Немного спустя господин де Шаро объявил моему отцу, что подыскал мне место пажа при господине кардинале Ришелье. Отец начал было возражать, ибо не хотел, чтобы я переменил религию, но господин кардинал дал ручательство, что не принудит меня жертвовать свободой совести.
   Когда я поступил к нему, мне исполнилось четырнадцать, и по прошествии довольно долгого времени никто и словом не обмолвился о моей вере. Но однажды господин кардинал с необычайной мягкостью все же заговорил со мной об обращении. Я внял доводам этого великого человека, столь же опытного богослова, сколь и дальновидного политика, и согласился отречься от прежнего исповедания: это произошло через полтора года после того как я вошел в его дом. Мое обращение благополучно состоялось - вслед за обращением отца и большинства членов нашей семьи.
   В службе у господина кардинала я провел еще год. Когда я вышел из пажей, он дал мне чин ансэня в своем Морском полку и назначил пенсию в тысячу экю, о которой король впоследствии сказал, что она дана в память об услугах, оказанных ему моей семьей.
   Я немедля отправился в полк, стоявший во Фландрии. Слишком юный, чтобы выказывать довольно прилежания, я все же не пренебрегал своими обязанностями, искал случая, чтобы добиться уважения старших офицеров и чтил тех, кто имел больше заслуг.
  
   1638
   Моим боевым крещением стали осада Сент-Омера, которую наши войска вынуждены были снять, и битва при Поленкове, где мы получили преимущество.
  
   1639
   В ходе своей второй кампании мне довелось видеть осаду Эсдена, где присутствовал сам король. Он лично составил план, как помешать неприятелю прийти на выручку осажденным. Руководил осадой господин де Мейерэ, получивший за эту победу жезл маршала Франции.
  
   1640
   В следующую кампанию я участвовал в осаде Арраса и стал свидетелем многих примечательных событий. Ламбой, испанский военачальник, стоял достаточно близко от нас, чтобы угрожать нашим фуражирам. Господин маршал де Мейерэ атаковал неприятельский лагерь с четырьмя тысячами всадников, и хотя кавалерия врага была подкреплена орудийным и мушкетным огнем, сумел стеснить ее и вынудил к беспорядочному отступлению. В тот день я был среди добровольцев, и господин маршал поручил мне развозить приказы в войска.
   Некоторое время спустя кардинал-инфант ринулся на наши позиции и овладел фортом Рантцау, укрепления которого распорядился открыть с тыла, чтобы их легче было оборонять. За несколько атак ему это удалось, и тогда против форта были брошены Шампаньский, Наваррский и Морской полки, не имевшие достаточного опыта боевых действий. Около сотни офицеров из этих полков были убиты, либо опасно ранены. Я получил легкую рану. Господин кардинал [Ришелье] был так добр, что послал навестить меня и наградить пятьюстами экю. Но испанцы не смогли развить полученное преимущество: на выручку неудачно атаковавшим поспешили лучшие наши части под командованием господина дю Айе, который впоследствии стал известен как маршал де л'Опиталь: тот дал нашим время для отхода на прежние позиции, и мы были вынуждены оставить поле боя, позволив неприятелю занять укрепление.
   После этого сражения господин кардинал оказал мне честь, пожаловав в капитаны одной из рот Морского полка. Маркиз де Куаслен уже предлагал мне весьма неплохую роту в своем кавалерийском полку, и я бы охотно согласился, если бы не имел иного выбора: молодые люди и впрямь обычно предпочитают пехоте кавалерию, ибо кавалерия сулит больше внешнего блеска, однако опыт подсказывал мне, что лучше начать с именно пехоты.
   Когда Аррас сдался, нас отправили в Нормандию из-за волнений, происходивших в этой провинции. Примерно в это же время наши офицеры делегировали меня к господину кардиналу; тот распорядился выдать десять тысяч экю для полка и пятьсот - для меня лично.
   Полк Навайля был основан лет сорок тому назад одним из моих дядьев, убитым затем при осаде Ла Мота. После него полковником стал мой старший брат; отслужив в этой должности восемь кампаний, он отказался от нее в пользу одного из моих младших братьев, который умер, возвращаясь после завоевания Турина. Тогда офицеры полка, привыкшие, чтобы ими командовал представитель нашей фамилии, прислали ко мне некоего лейтенанта с просьбой предпринять какие-нибудь шаги, дабы я мог получить эту должность. Предложение оказалось очень лестным для меня: я считал, что стать полковником в мои юные годы - весьма заманчиво, но боялся, что этого не одобрит господин кардинал. Я дерзнул рассказать ему обо всем, и он ответил, что доволен моими успехами, но мне ничего не следует предпринимать, не посоветовавшись с друзьями. Своей дружбой меня почтил господин Денуайе, государственный секретарь, и когда я явился к нему просить совета, тот произнес: судя по тому, как ответил мне господин кардинал, ему не хочется, чтобы я покидал его полк. Но мои амбиции взяли верх над разумной осторожностью, и я решил еще раз попытать удачи у господина кардинала. Я сказал: если новая должность помешает служить ему, я и думать о ней не стану, но, полагаю, что окажусь для него более полезным во главе десяти или двенадцати сотен человек, нежели оставшись простым пехотным капитаном. Он отнесся к моим словам благосклонно и заверил, что раз я достойный человек, он позаботится о моей карьере.
   Так я покинул свою роту. В полку, который мне предстояло возглавить, насчитывалось едва ли четыреста человек; потрудившись набрать приблизительно столько же, я повел его в Пьемонт. Господин граф д'Аркур, командовавший армией в Италии, нашел полк превосходным и принял меня с честью.
  
   1641
   Во время этой кампании была предпринята осада Кунео. Мой полк блестяще проявил себя, и господин граф д'Аркур был настолько доволен, что сообщил о моих успехах ко двору.
   По окончании кампании нас отправили на зимние квартиры в Пьемонт. Это были области, полностью предоставленные войскам, я мог бы обеспечить своим солдатам очень выгодные условия, однако ограничился тем, что позаботился о необходимом для полка довольствии и несколькими днями позже пустился в дорогу, намереваясь побывать в Париже.
   Двор находился в Сен-Жермене. Я отправился туда, чтобы засвидетельствовать почтение господину кардиналу Ришелье. В присутствии кардинала Мазарини, который его сопровождал, тот произнес, что у меня великолепный полк, что он рад моему служебному рвению и не забывает обо мне. Этот знак благоволения вдохновил меня, и я захотел отличиться еще больше. Затем я отправился на поклон к королю, встретившему меня гораздо милостивее, чем я смел надеяться, и удостоился чести провести с его величеством некоторое время. При дворе я мог позволить себе любые развлечения, приставшие молодому человеку, но стремление сделать военную карьеру мешало отдаться им, и я с нетерпением ждал, когда же возобновятся военные действия. Едва сроки кампании подошли, я постарался раздобыть необходимые для нее средства. У меня была моя пенсия в тысячу экю, отец ссужал мне примерно столько же; содержать полк было не слишком обременительно, зато на себя я ежегодно расходовал то ли восемь, то ли десять тысяч экю. Эти траты покрывались займами, предоставлявшимися мне в Париже, и так как со своими кредиторами я вел себя честно, то мне всегда шли навстречу.
   Перед отъездом я явился попрощаться с королем и тот, похлопав меня по плечу, пообещал, что постарается похлопотать обо мне. Можно представить, как я возликовал, получив это милостивое заверение! Я простился и с господином кардиналом, вновь объявившим о намерении мне покровительствовать, а также с господином герцогом Энгиенским, с которым часто виделся и который удостоил меня своей дружбы; затем я возвратился в Турин.
   При савойском дворе, пышном и оживленном, иностранцев, а особенно французов, принимали с большим радушием; я был одет подобающим образом, держался очень любезно, однако остаться надолго не мог, ибо рисковал растратить все деньги. Это и побудило меня поскорее вернуться в полк: один из лучших в армии, он по-прежнему был на хорошем счету, а большинство офицеров в нем имели выдающиеся заслуги.
  
   1642
   Принц Фома, прежде состоявший на службе у испанцев, в этом году покинул их, чтобы примкнуть к армии нашего короля, которой командовал герцог де Лонгвиль. Объединившись, оба военачальника решили, пока не завершилась кампания, начать осаду нескольких крупных городов. Осада Новары была предложена принцем Фомой, когда стало известно, что у этого города нет сильного гарнизона, - и войска двинулись туда. Но обложные дожди замедлили наступление, испанцы получили достаточно времени, чтобы стянуть к городу подкрепление, и нам ничего не оставалось, как переменить планы.
   Герцог де Лонгвиль дал своей армии передохнуть в Азильяно, затем форсировал реку По в виду Казале и направился к Тортоне - городу в Миланском герцогстве, неподалеку от границ Генуи и герцогства Пармского. Сроки кампании приближались к концу, и лишь надежда быстро овладеть Тортоной побудила начать эту осаду. Сам город вскоре был занят, однако его цитадель, оборонявшаяся пятью бастионами и вдоволь обеспеченная припасами, могла продержаться несколько дней. И хотя мы не располагали всем необходимым для длительной осады, но не захотели бросать предприятие, в которое уже ввязались. Скоро в лагере стал ощущаться недостаток провианта - армии угрожала гибель, если бы господин Ле Телье, наш интендант, не приложил все силы, чтобы добыть хлеба. Мало оставалось также пороха и пуль, и солдаты лишний раз предпочитали не палить из своих мушкетов.
   В этих условиях неприятель сумел приблизиться к нам на четверть лье. Мы начали укреплять позиции, однако противник завладел высотой, которую нам не удалось отстоять из-за нехватки войск. Тогда наши отряды выдвинулись навстречу, и хотя такой маневр знает мало примеров, в этот раз он, по счастью, увенчался успехом: враги, пришедшие в смятение от того, что мы не обороняемся, а наступаем, отошли после короткой стычки.
   Спустя несколько дней они прислали на выручку осажденным четыреста человек. Это посеяло среди нас глубокое уныние, и кое-кто даже открыто заговорил, что пора снимать осаду. Но я отнюдь так не считал.
   Было понятно, что господин де Лонгвиль сомневается, ибо все, кто его окружал, настаивали на отступлении. Тогда я позволил себе дерзость заявить, что придерживаюсь совершенно противоположного мнения: ведь, отступив, он рискует омрачить славу королевского оружия, а также свою собственную, - я же убежден, что благодаря нашей стойкости мы сумеем с честью выйти из этого большого и сложного предприятия; у меня хороший полк, ищущий лишь возможности отличиться в чрезвычайных обстоятельствах, чтобы снискать его похвалу, и я смиренно молю сделать именно тот шаг, который представляется наиболее трудным.
   Услыхав мою речь, господин де Лонгвиль так обрадовался, что несколько раз обнял меня и сказал: ему, как и мне, тоже претит отступление, и есть одна демилюна, захват которой он поручает мне, раз уж я жажду военной славы.
   Я вышел, чувствуя себя счастливейшим человеком на свете и, собрав своих офицеров, передал им все, о чем говорил с командующим, а также приказ, только что полученный от него; те остались очень довольны, словно услышали долгожданную весть, и поблагодарили меня за доверие, которое я им оказал.
   Сразу же я начал необходимые приготовления и ночью атаковал демилюну. Неприятель дрался отчаянно, но мне все же удалось овладеть укреплением и надежно закрепиться. В этом бою я потерял многих солдат, шестнадцать сержантов и несколько заслуженных офицеров. На следующий день - день моего триумфа! - господин де Лонгвиль явился на мои позиции, горячо обнял меня и воздал множество похвал моему полку. Это предприятие решило исход осады - оно позволило саперам приблизиться вплотную к стенам цитадели, которая спустя восемь дней была вынуждена сдаться.
   Чтобы доставить королю отчет о счастливой победе нашего оружия, господин де Лонгвиль выбрал меня. В письмах, написанных им его величеству и министрам, он так старательно предстательствовал ради меня, что большего нельзя было и пожелать; в час расставания он сказал мне множество теплых слов и заверил, что всегда будет помнить о подвиге, который я совершил, служа под его началом. Не сомневаюсь, что я извлек бы основательную пользу из посланий, в которых он так меня хвалил, если бы в это время не скончался господин кардинал.
   Эта дурная весть застигла меня на берегах Руанны. Можно представить, какое смятение и боль она мне причинила и с каким тяжелым сердцем я явился ко двору. Сначала я отправился к господину Денуайе, государственному секретарю, возглавлявшему военное ведомство. Скорбно взяв меня за плечи, он промолвил, что потеря очень велика и поторопил меня идти к королю, которому я должен был представить доклад об осаде. Тот захотел знать мельчайшие подробности произошедшего, но поскольку я был хорошо подготовлен, он вполне удовлетворился моим рассказом и распорядился выдать мне тысячу экю в возмещение дорожных расходов. Затем, по совету господина Денуайе, я нанес визит господину кардиналу Мазарини, с которым еще не был знаком лично. Кардинал встретил меня весьма радушно и заверил, что оценит мои заслуги.
   Между тем все, кто был недоволен политикой господина кардинала Ришелье, составили заговор, чтобы потешить свое злопамятство; отменили многие пенсии, которые он жаловал и, как передал мне господин Денуайе, мою в том числе. Это неприятно поразило меня, ибо я полагал, что заслуживаю иной награды за свою службу и почти уверился, что двор уже ничего не предпримет ради людей, пользовавшихся прежде покровительством господина кардинала. Поэтому я решил попытать военного счастья за пределами Франции и начал переговоры с послом Венеции о переходе вместе со своим полком на службу этой республике. Но поскольку это был крайний шаг, то прежде чем предпринять его, мне хотелось убедиться, так ли уж безнадежны мои дела.
   Сложившиеся обстоятельства внушали мне большую тревогу. Однажды, когда я проходил мимо Отеля Конде, господин герцог Энгиенский, как раз спускавшийся, чтобы отправиться в Сен-Жермен, окликнул меня, обратив внимание, что я выгляжу очень мрачно; я рассказал о причине своего уныния. Он предложил замолвить за меня слово перед королем, но так как я хотел испросить аудиенции лично, дабы понять, на что мне надеяться, останься я на службе, то лишь тепло поблагодарил господина герцога.
   Я поехал в Сен-Жермен на другой день и нашел возможность переговорить с королем. Он терпеливо выслушал все, что я дерзнул поведать о своих заслугах и о пенсии, а затем кротко ответил: ему вовсе не известно о том, что ее отняли. "Продолжайте служить также доблестно, - добавил он, - и я непременно о вас позабочусь".
   Столь благожелательный ответ, на который я мало рассчитывал и который не мог предвидеть даже господин Денуайе, преисполнил меня неизъяснимой радостью. Я вмиг позабыл про иностранную службу и не помышлял более ни о чем, кроме как поскорее заняться своим полком.
  
   1643
   Приближалось начало новой кампании; я решил, что должен быть одним из первых, кто попрощается с королем. При государе находился господин кардинал Мазарини, который отзывался обо мне столь лестно, что я позднее не мог не зайти к нему с благодарностями. Он встретил меня благосклонно и подтвердил, что я могу рассчитывать на его поддержку.
   Несколькими днями позднее король умер. Событие сие отнюдь не прекратило войны в Италии - напротив, она продолжалась с еще большим ожесточением. В ходе кампании, когда я прибыл, велась осада Трино, Сантии и цитадели Асти. Я хорошо проявил себя под стенами этих городов, и военачальники объявили, что весьма мной довольны.
   Под Трино я был легко ранен; затем меня постигла опасная болезнь, для лечения которой пришлось ехать в Турин; впрочем, она терзала меня недолго, а находясь при савойском дворе, полном увеселений, я пользовался всеобщим уважением и с удовольствием провел бы тем еще некоторое время, если бы чувство долга не требовало от меня скорейшего возвращения во Францию.
   Приехав в Париж, я узнал, что герцог де Бофор брошен в Бастилию, а господин кардинал Мазарини стоит во главе государственных дел; я примкнул к нему. Благодаря его предстательству королева-мать пожаловала мне пенсию в тысячу экю, каковую я получал вплоть до кончины государыни. Это прибавило мне служебного рвения: не успела пройти зима, как я покинул двор и возвратился в Италию.
  
   1644
   Командующим армией [в Италии] был принц Фома, а его генерал-лейтенантом - граф дю Плесси. В середине кампании решили осаждать Финале - городок на берегу Генуэзского залива с удобным рейдом для галер. Осада была невозможна без участия господина де Брезе, адмирала Франции, начальствовавшего над флотом, и двор направил ему соответствующий приказ. После получения известия о его отплытии выступили в поход и сухопутные войска, однако они приблизились к городу раньше, чем флот, и испанцы успели направить осажденным подкрепление с моря - три тысячи человек на лодках, которые предоставили генуэзцы, не желавшие, чтобы мы овладели Финале.
   Мой полк вместе с полком Вобекура занимал позиции в окрестностях города. Я получил приказ немедленно отступить. Отступление представляло значительную трудность, поскольку горы, которые мне предстояло пересечь, изобиловали отвесными ущельями, а кроме того, я стоял в виду неприятеля, чьи ряды были подкреплены бандитами. Когда я начал отход, враги атаковали меня. В обоих наших полках насчитывалась едва ли тысяча человек - триста из них я отправил на горы для обороны дефиле, которым собирался воспользоваться. Это меня спасло, ибо, сделавшись хозяином дефиле прежде, чем нам отрезали путь, я получил возможность беспрепятственного отступления.
   Враги преследовали нас с трех часов утра до семи вечера. Я был ранен выстрелом из мушкета, но, к счастью, это не помешало мне действовать. Потеряв немногих людей, я спас обоз; наконец, дела пошли гораздо лучше, нежели рассчитывали командиры. Мы отступали пять долгих лье - всю дорогу я был на ногах под палящим солнцем. У меня поднялся жар, так как рана, хотя и небольшая, воспалилась и сильно болела; позднее она вызвала недуг, от которого я излечился лишь с великим трудом. В Турине, куда я вернулся, недуг усугубился горячкой с красными пятнами и дизентерией, из-за чего врачи решили, что он неисцелим. Но на пятый или шестой день мне полегчало, и когда в армии появилась вакансия командира одного из старых полков, я отправил нарочного ко двору с письмом, чтобы ходатайствовать о новой должности. Господин кардинал не только содействовал моему назначению в этот полк, но и отдал мой прежний моему же брату, хотя я даже не просил об этом. Признаюсь, что обязав таким образом, кардинал еще сильнее расположил меня в свою пользу. С ликованием сознавая, что двор высоко ценит меня, я быстро шел на поправку. Начиналась новая кампания, и я поскорее хотел вернуться в войска.
  
   1645
   Графу дю Плесси, которого назначили командующим в Каталонии, предстояло начать осаду Росаса. Я получил приказ участвовать в этой осаде. Хотя мое здоровье покуда не восстановилось окончательно, и имелись веские причины не покидать итальянскую армию, я все же поехал в Росас с такой готовностью, какую только мог выказать, однако прибыл на театр военных действий лишь на следующий день после того как город уже был обложен. За стенами находились три тысячи человек пехоты и триста - кавалерии. Наша армия оказалась слишком слабой и плохо подготовленной для такого серьезного предприятия. На третий день разразилась жестокая гроза, так что мы были вынуждены отойти, и осажденные не преминули воспользоваться неожиданным расстройством наших рядов. Тогда, после кратких приготовлений, приступили к рытью траншей. Осажденные держались стойко. Их губернатор, прежде служивший в кавалерии, мало смыслил в осадных делах, и это облегчило нам задачу. Иногда из-за решительных действий осажденных мы сомневались в успехе предприятия, но наконец губернатор был вынужден капитулировать, согласившись на выгодные условия и положившись на слово графа дю Плесси, который впоследствии получил за Росас жезл маршала Франции. Трудно припомнить победу, которая далась нам так же тяжело, как эта; погибло множество солдат и офицеров. Войска наши изнемогали от усталости, и их отправили на отдых в Гиень. В моем полку каждая рота была пополнена десятью новобранцами, и после того как мне дали время обучить их, я получил приказ идти во Фландрию в распоряжение маршалов Рантцау и Гассиона.
   Я прибыл туда в конце сентября 1645 г. и присоединился к армии маршала Рантцау, который осадил Ленс и через две недели овладел им; мне довелось принять участие в этой осаде, и господин маршал остался мной доволен. Через некоторое время он захворал, был вынужден покинуть театр военных действий, а его войска перешли под командование маршала Гассиона, моего доброго знакомца. Под его началом мы двинулись глубоко во Фландрию, чтобы обустроиться на зимних квартирах. Он удерживал Менен, Армантьер и другие небольшие города, которые основательно укрепил и откуда предпринимал частые вылазки против неприятеля. Менее чем за три недели ему удалось разгромить два вражеских кавалерийских лагеря. Он не возражал, когда я вызывался следовать за ним. Признаюсь, что очень горд участием в его походах: мне никогда не доводилось встречать человека, более чем он наделенного полководческим талантом. Он пользовался большим авторитетом в войсках, отличался бдительностью и требовательностью, был неутомим, изобретателен и всегда умел предугадывать развитие событий. Я очень хотел остаться служить вместе с ним, да и сам он предлагал мне это в свойственной ему деликатной манере, однако меня отозвали из армии Гассиона, чтобы весной снова направить в Италию.
  
   1646
   Остаток зимы я провел в Париже, но о своей карьере думал куда больше, нежели о придворных развлечениях и уже тяготился тем, что был простым полковником. По моему ходатайству мне пожаловали патент на бригадирский чин, который тогда был выше полковничьего. Получив причитающуюся мне пенсию, я поехал в Тулон, где грузились на суда части, предназначавшиеся для отправки в Итальянскую армию. Нам предстояло плыть на кораблях командующего флотом герцога де Брезе, а затем поступить в распоряжение принца Фомы, который намеревался осадить Орбетелло - приморский город, находящийся не более чем в десяти или двенадцати лье от Рима. Некоторое время мы провели в Тулоне из-за проволочек, обычных при посадке на суда. Господин де Брезе, человек отважный и превосходно знавший морское дело, за несколько дней привел нас к Орбетелло, где мы благополучно высадились на берег. При нападении на Орбетелло принц Фома действовал довольно легкомысленно - у него было мало войск, мало боеприпасов и провианта, и на быструю помощь рассчитывать ему не приходилось; он обладал многими иными достоинствами, но воевал подобно испанцам, не обременяя себя составлением подробных планов, был самонадеян и мало сведущ в осадном деле. Он обложил город через несколько дней после нашего прибытия. Спустя две недели после начала осады подошел испанский флот, бросивший якорь в виду наших позиций. Это серьезно спутало нам карты, ибо испанцы отрезали нас от кораблей, снабжавших нашу армию порохом, ядрами и всеми необходимыми припасами. Господин де Брезе, высадившийся было на сушу, чтобы помочь армии, вновь поставил паруса, дал неприятелю сражение при выходе с рейда, но, к несчастью, погиб именно в тот момент, когда его победа была уже обеспечена. Вице-адмирал граф д'Уаньон, вместо того, чтобы воспользоваться этим, решил отойти и увел флот обратно в Тулон, чтобы стать хозяином Бруажа, крепости Ла-Рошель, островов Ре и Олерона, где некогда служил под началом господина де Брезе; поступок сей, который, кажется, должен был его погубить, в дальнейшем немало способствовал его карьере.
   Шесть недель мы испытывали крайнюю нужду, так как испанский флот крейсировал в виду лагеря, препятствуя любым нашим попыткам получить помощь со стороны моря. Дом Гаспар де Ла Гатто, человек весьма достойный, отважно оборонял Орбетелло, и наше бедственное положение лишь укрепляло его в намерении сопротивляться. Мы овладели контрэскарпом, но преодолевая ров, потерпели неудачу при сооружении моста на люнет, поскольку работали под прицелом двух неприятельских орудий, с которыми ничего нельзя было поделать.
   У нас был форт на берегу пруда в тысяче шагов от городских стен, препятствовавший подходу неприятельского подкрепления со стороны моря. Враги готовились напасть и под прикрытием своего форта Филиппа высадили десант - полторы тысячи итальянцев и четыре тысячи испанцев. Узнав об этом, принц Фома велел мне спешить на выручку защитникам нашего форта. Подойдя к нему ночью, я нашел там лишь двести пятьдесят швейцарских солдат, одну-единственную пушку и ничтожное количество ядер. Немедля я распорядился, чтобы из моего полка, стоявшего на позициях в трех лье, прислали сотню мушкетеров, и на рассвете они уже были в моем распоряжении. В это самое время неприятельские отряды начали атаку; когда они подошли поближе, мы убили их командира пушечным выстрелом, что вызвало в рядах атакующих замешательство. Атака захлебнулась, они потеряли много людей, а когда стали отступать, наши кавалеристы, подоспевшие мне на выручку, легко разгромили их: погибло три или четыре сотни человек, а остальные вместе со всеми офицерами сдались в плен.
   Мы продолжали осаду вяло, ибо не имели ни потребного числа орудий, ни боеприпасов в достатке. Враги прибегли к военной хитрости, с которой я не сталкивался больше ни разу, - начали пускать из арбалетов горящие болты, чтобы поджечь фашины на наших позициях. Действительно, фашины были связаны из ветвей оливковых и апельсиновых деревьев, а поскольку древесина оказалась совсем сухой, огонь занялся легко. Хотя у нас в лагере была вода для тушения зажигательных болтов, и кроме того мы, как могли, пытались забросать горящие фашины землей, но все-таки начался пожар, и не было иного средства справиться с ним, кроме как гасить, выбравшись беззащитными из траншей. В результате осажденным удалось убить у нас свыше двенадцати сотен человек.
   Мы ждали помощи флота, так и не завершив строительство моста к неприятельскому люнету, ибо работать не давала пушечная стрельба, которую вели по нам враги. Иные испробованные нами способы преодолеть ров оказались бесполезными, ибо люнет располагался довольно глубоко на позициях противника, и в течение шести недель мы так и не преуспели в своих планах.
   В нашей армии насчитывалось едва ли триста человек кавалерии и четыре тысячи пехотинцев, способных держать оружие. Враги располагали шестью тысячами пехоты и ожидали из Неаполя полуторатысячное кавалерийское подкрепление. Они решили предпринять вылазку под защитой форта Филиппа, находившегося в пределах досягаемости моей единственной пушки; одновременно они подали неаполитанской эскадре знак поднять паруса, подойти к берегу и высадить в нашем тылу десант. Кроме того неприятель выслал двадцать восемь галер, чтобы обстреливать нас с фланга, если мы попытаемся выдвинуться навстречу десанту. Наши держали военный совет и поскольку сочли, что с оставшимися силами продолжать осаду невозможно, решили атаковать противника. Для этого отрядили всю кавалерию и три тысячи пехоты, в том числе сто пятьдесят мушкетеров и сорок всадников, которые были приданы мне для отражения десанта с неаполитанской эскадры.
   Сражение началось в семь утра и продолжалось до пяти вечера. Хотя форт Филиппа обстреливал нас с фронта, а двадцать восемь галер - с фланга, наши войска, и прежде всего кавалерия, держались стойко, уничтожив около двенадцати сотен нападавших, а других вынудив отступить. Усилия неаполитанской эскадры также не увенчались успехом: хотя вражеские корабли выпустили по моему укреплению свыше шести тысяч ядер, ей удалось высадить на берег десант лишь с двух галер, который я вскоре опрокинул в море.
   Если эта битва завершилась несчастливо для врагов, то и нас обессилила чрезвычайно. Мы лишились множества солдат и офицеров, но приняли решение остаться, ибо питали надежду на скорое прибытие нашего флота, вышедшего из Тулона. Тем временем стало известно о подходе полутора тысяч кавалеристов, которых неприятель направил из Неаполя: они стояли милях в десяти от нашего лагеря, ожидая, когда к ним примкнет пехота с кораблей. Мы послали на разведку отряд в десяток всадников, и он вскоре привел к нам с полсотни этих неаполитанцев, с готовностью сдавшихся в плен и рассказавших, будто бы остальные их товарищи ждут только благовидного предлога, лишь бы не воевать. Это походило на правду, ибо все они были из нового рекрутского набора. Принц Фома спросил совета старших офицеров, как действовать. Мнения разделились. Я настаивал на том, чтобы с четырьмя сотнями мушкетеров и остатками нашей кавалерии внезапно напасть на неаполитанцев, которые представляли собой всего-навсего ополчение и к тому же не имели поддержки пехоты. Но ко мне не прислушались, хотя я сам, в зависимости от того, что будет нужнее, вызвался командовать либо пешим отрядом, либо конным. Четыре дня спустя пятитысячный неприятельский десант, находившийся на судах эскадры и на галерах, высадился на берег и, объединившись с неаполитанской кавалерией, двинулся против нас. Cлишком малочисленные, чтобы оказать им сопротивление, мы отступили - они же удовольствовались избавлением города от осады и не стали нас преследовать. Почти в то же самое время показался наш флот, и мы погрузились на суда, чтобы вернуться во Францию.
   Когда я прибыл в Тулон, то, изнуренный тяготами осады и расстроенный ее неудачным исходом, свалился в горячке; впрочем, болезнь не затянулась и, почувствовав себя лучше, я отправился в Гасконь для окончательного восстановления сил. Мое пребывание там было недолгим, я не позволял себе скучать, но досадовал, что состояние здоровья не позволяло мне увидеть Париж так скоро, как требовали интересы карьеры. Я пустился в путь в начале ноября и по приезде, в ожидании выплаты своей пенсии, занял у друзей две тысячи экю. По опыту мне известно, что молодые люди, лишенные средств к существованию, гораздо менее склонны к беспорядочной жизни, нежели те, кто ни в чем не нуждается, однако для своего возраста я отличался весьма примерным поведением. Мне приходилось хлопотать о своем продвижении при дворе, и я частенько заглядывал к господину кардиналу. Однажды вечером, когда играли в карты у господина герцога Орлеанского, я оказался на пороге его покоев. Другие люди, дожидавшиеся там, входили, когда им отворяли двери; некоторое время и я ждал, пока один из камердинеров по имени Эпуле, которого я знал еще в бытность, когда он служил господину кардиналу Ришелье, не окликнул меня и тоже не пригласил войти. Я держался в отдалении, но господин кардинал заметил меня, приблизился и велел следовать за ним в соседнюю комнату; там он сказал, что слышал, как многие похвально отзываются обо мне, и желает устроить мою судьбу. Затем он поинтересовался, имею ли я достаточное состояние и не хочу ли жениться. Скромно поблагодарив его за участие, я ответил, что родом из тех краев, где младшим в семье мало что перепадает, что я слишком молод, чтобы думать о свадьбе - и не желаю ничего иного, кроме как целиком посвятить себя карьере военного и доказать ему свою признательность за покровительство, которым имею честь пользоваться. Тогда господин кардинал произнес, что подумывает назначить меня командиром роты своих жандармов, но просит пока об этом никому не говорить. Я воскликнул, что смущен его милостью, ибо ничем не заслужил ее, но если он доверит мне эту должность, то я никогда этого не забуду и стану отлично ему служить. Нетрудно представить, какая радость охватила меня после беседы с ним.
   Минул целый месяц - я и словом не обмолвился и уже начал сомневаться, не приснилось ли все это, пока ко мне не заглянул господин де Роаннет, губернатор Бассе и не объявил, что явился с поздравлениями: накануне он просил у господина кардинала роту жандармов, но тот ответил, будто бы уже отдал ее мне. Час спустя пришел господин де Ла Кардоньер, ансэнь этой самой роты, с известием, что господин кардинал велел подчиняться мне как своему капитану. Не имея больше причин сомневаться, что капитанская должность действительно принадлежит мне, я поспешил поблагодарить его преосвященство.
  
   1647
   Как только я получил это назначение, он направил меня в качестве бригадира в войска герцога Моденского, который недавно заявил себя на стороне Франции против Испании. Вскоре я достиг королевской армии, находившейся по ту сторону гор и получил под свое начало тысячу кавалеристов, которых должен был вести к герцогу Моденскому. Мы благополучно пересекли все Миланское герцогство и прибыли в распоряжение этого князя. Он решил идти на Кремону - важный город, давший имя довольно крупной области, - и, соединившись со мной, готовился осадить его. Однако внезапно случилось большое наводнение, и план этот остался неисполненным. Он попытался преодолеть реку Адду, чтобы двинуться прямо на Милан, но не нашел брода, и был вынужден отступить в Казальмаджоре, что на берегу По.
   Так как кампания этого года подходила к концу, герцог Моденский объявил, что не может предоставить нам зимние квартиры в своем княжестве и предложил расположиться на территории неприятельских государств. Господин д'Эстрад, бригадир, приведший герцогу отряд пехоты из Пьомбино, считал, подобно мне, что после ухода армии герцога Моденского королевские войска будут ослаблены и окажутся легко уязвимыми. Однако иных предложений не последовало. Тогда господин д'Эстрад остался с частью наших отрядов в Казальмаджоре, а я с прочими людьми обосновался в Ривароло на реке Ольо, в десяти милях от Кремоны. Это были зажиточные области, и за два месяца мы с лихвой обеспечили себя продовольствием и иными запасами, даже невзирая на постоянные нападения испанцев и бандитов. Сперва я занял одну крепость в четырех милях от наших квартир, куда направил пятьдесят мушкетеров и столько же кавалеристов для несения дозора и охраны наших фуражиров. В это время пришло известие, что коннетабль Кастилии и маркиз де Серра, командовавшие испанскими войсками [в Италии], объединили свои силы и движутся к нам во главе девятитысячного корпуса. Поскольку мы с господином д'Эстрадом не имели и пяти тысяч человек, то обратились к герцогу Моденскому с просьбой, не окажет ли он нам гостеприимство в своем княжестве, но тот твердо ответил, что это невозможно. Если решение его непреклонно, рассудил я, то у нас нет иного выхода, кроме как дать неприятелю бой, ибо при отступлении, снявшись с зимних квартир, где уже запасено продовольствия и фуража на четыре месяца, королевские войска обречены неминуемой гибели. Основательно обсудив свое положение, мы начали готовиться к битве; герцог Моденский привел нам две тысячи человек.
   Выдвинувшись навстречу противнику, мы вступили в бой выше Ривароло. Господин д'Эстрад возглавил правое крыло, я - левое, а герцог Моденский принял общее командование. Рельеф местности в тех краях сильно изрезан, так что тот, у кого перевес в пехоте, пользуется несомненным преимуществом. Едва мы завидели врагов, они открыли по нам сокрушительный огонь из пушек и мушкетов. На моей стороне наступали собственно испанцы, поддержанные неаполитанскими кавалеристами, - и мне прежде не доводилось видеть, чтобы кто-либо бился столь же яростно и упорно. У меня была превосходная кавалерия, однако пехота, в которой я мог безусловно полагаться разве что на шесть недавно набранных полков, была довольно плоха. Я приказал пехотинцам выдерживать неприятельскую пальбу, самим же огня не открывать - но они гнулись, и мне пришлось бросить вперед кавалерию, дабы удержаться на позиции. У меня дважды отбивали орудие, и оба раза я сумел вернуть его; во что бы то ни стало я стремился удержать холм, находившийся по правую руку и оборонял его с пятьюстами швейцарцами из подкрепления герцога Моденского - те дрались так отчаянно, что из всего отряда в живых остались лишь пятьдесят солдат и сержант. Натиск врагов с моей стороны еще более усилился, и я был этим немало удивлен, пока не получил известие, что господин д'Эстрад не принимает участия в бою, ибо оттеснен в дефиле, не позволяющее войти в соприкосновение с противником.
   Таким образом я один оказался лицом к лицу со всей испанской армией, и правое крыло не могло прийти мне на помощь. Подо мной убили двух лошадей, все мои солдаты были изранены; я сам получил легкие ранения в руку и бедро и просто валился от изнеможения; лошадь моя так устала, что пришлось взять другую у одного кавалериста из пьомбинского полка. В сложившемся положении у меня не было иного выхода кроме как снова отправить в бой конницу, но большинство ее командиров погибли или страдали от ран, и кавалеристы, перейдя на крупную рысь, ринулись прочь с поля битвы, и я не имел возможности вернуть их. И в тот миг, когда силы мои были уже на исходе, а никто по-прежнему не отдавал спасительный приказ идти мне на выручку, вдруг подоспела рота жандармов господина кардинала, также участвовавшая в сражении, и ее сержант господин де Кампаньоль подвел мне своего коня. Тотчас я увидел, что прямо на меня надвигаются шесть неприятельских немецких эскадронов и испанский батальон примерно в четыреста человек. Выделив из роты двадцать жандармов, я крикнул Кампаньолю, что вверяю этот отряд ему; он отнесся к этому приказу так же серьезно, как если бы получил командование над целой кавалерийской бригадой. Когда он увяз в бою, я выдвинул следом, шагов на пятьдесят, и остальных жандармов, чтобы его поддержать. Маневр оказался столь удачным, что очень быстро натиск немецкой конницы захлебнулся. Затем я бросился к господину де Казо, начальствовавшему над отрядом в сто пятьдесят мушкетеров и потребовал занять оборону у подножия небольшого холма, который представлял для нас выгодную позицию. Тогда же мои кавалеристы, вышедшие было из боя, поняли, что наше дело отнюдь не проиграно и снова ринулись в атаку примерно шагах в двухстах от меня. Это дало мне возможность продержаться до сумерек, когда сражение, начавшееся в восемь часов утра, завершилось. Оно известно как сражение при Боццоло, ибо происходило близ селения с таким названием; немного можно припомнить битв более упорных и более жестоких, чем эта.
   Враги отошли; я поступил точно так же. Герцог Моденский прибыл в наш лагерь поздно: когда наша кавалерия покинула сражение, его убедили, что все кончено и нужно отступать. Многие удивлялись, видя меня, ибо не верили, что мне суждено вернуться живым. В войсках царило уныние, говорили только о том, что нужно поскорее сниматься с квартир. Но я был другого мнения и возразил: мне кажется, мы дадим противнику сто очков вперед, так как успешно противостояли ему целый день - две с половиной тысячи человек против девяти тысяч - и потрепали его сильнее, чем он нас; поэтому нужно защищать лагерь, а нужны для этого лишь пятьсот человек резерва, не принимавших участия в бою. Так и порешили, и эти пятьсот человек были мне даны.
   Неприятель стоял возле местечка под названием Сан-Мартино в полулье от нашего лагеря, и нападения можно было ждать каждый день. Я располагал в качестве укрепления лишь стеной толщиной в кирпич, но постоянно поддразнивал испанцев, делая вид, что хочу ударить им во фланг. Те поняли, что нас не напугать и отступили, оставив меня полновластным хозяином области в тридцать квадратных лье - самой лучшей, которой я только мог пожелать для постоя войск. После этого испанцы больше не тревожили нас. Герцог Моденский возвратился к себе, а мы в течение шести с половиной месяцев наслаждались отдыхом и не испытывали ни в чем нужды.
  
   1648
   В ходе кампании следующего года губернатором Милана стал маркиз Карасена. Едва заняв свой пост, он поклялся выдворить нас из областей, которые мы занимали. Я хорошо знал о его намерениях и поспешил снарядить свою кавалерию, благо из Франции как раз прибыли деньги. Тем временем господин д'Эстрад назначил мне встречу на полпути между нашими лагерями; я не преминул явиться, и он сказал, что пришел попрощаться со мной, поскольку завтра уезжает в Париж. Я попросил объяснений, но так ничего и не добился, кроме слов, что он покидает Италию и оставляет на моем попечении все войска целиком. Тщетно мне пришлось убеждать его, что эти тайны могут дорого обойтись - ведь он бросает меня как раз в тот момент, когда его помощь особенно нужна. Наши лагеря отстояли друг от друга на четыре или пять лье, разделенные болотистой и труднопроходимой местностью. Я планировал перевести все наши силы в Казальмаджоре - он представлялся наиболее удобным для расквартирования, поскольку подвоз продовольствия нетрудно было обеспечить из герцогства Моденского, с другого берега По, либо из города Виджевано, который стоит на той же реке, в трех лье от Казальмаджоре. Мы укрепили новый лагерь и завладели тремя небольшими замками на расстоянии приблизительно двух лье со стороны неприятеля - в них я оставил гарнизоны из пехотинцев и кавалерии в целях дозора и охраны фуражирных команд.
   Река По образует в виду Казальмаджоре два довольно крупных острова, куда мы выгоняли пастись быков, служивших нам для перевозки орудий и боеприпасов, а связь с островами поддерживали при помощи двух небольших шлюпок. Враги, узнав, что в Париже беспорядки и двор не посылает нам подкрепления, решили атаковать нас или прервать подвоз провианта. Для этого они объединили все свои войска [в Италии], создав армию численностью в девять или десять тысяч пехоты и пять - кавалерии и отправили двенадцать сотен испанских солдат на мелких судах в сопровождении двух хорошо вооруженных бригантин, чтобы овладеть обоими островами и таким образом отрезать нас от сообщения с Моденой. Назавтра остальные войска противника пришли в движение, готовясь либо осадить меня, если бы удалось уложиться с осадой в несколько дней, либо занять дорогу на Виджевано и лишить меня возможности подвоза провианта и по суше. Я созвал совет, чтобы решить, как действовать дальше. Из старших офицеров был приглашен только господин де Ремон, некогда служивший в Голландии, - человек отважный, но недальновидный. На совете он присутствовал вместе с господином Бальтазаром, который прибыл парой дней раньше, - его король назначил в нашу армию интендантом. Склонялись главным образом к тому, чтобы сбросить наши пушки в воды По, сжечь обоз или предпринять в видах отступления иные шаги, которые меня совершенно не устраивали. Я располагал приблизительно пятью тысячами человек пехоты и тремя - кавалерии; это были закаленные и испытанные люди. Нельзя было не учитывать численное превосходство противника, однако я рассудил, что если он подступит к нашим форпостам у Виджевано и овладеет ими, дела наши окажутся совсем плохи: уж лучше сражаться, чем ждать, что кроме преимущества в силах он получит еще и преимущество положения. Итак, решив дать бой на следующий день, я предпринял рекогносцировку той местности, где рассчитывал встретить врага и убедился, что она, как и области кремонцев между реками По и Ольо, сильно изрезана и позволяет мне успешно действовать. Я определил, как расположу войска, отдал соответствующие приказы всем офицерам и задумался о предстоящем предприятии; действительно, враг превосходил меня в силе, но, с другой стороны, позиция представлялась весьма выгодной и, в сущности, из двух зол я выбрал меньшее. Кроме того, я очень гордился, что в двадцать пять лет командую целой армией и даю сражения, а видя решительно настроенных офицеров и солдат, готовых безоглядно драться, и сам как можно скорее хотел ринуться в бой.
   Когда уже смеркалось, я заметил маленькую лодку, которая подошла к нашему лагерю, счастливо избежав неприятельских бригантин. В ней приплыл шевалье де Клервиль, привезший мне письмо от маршала дю Плесси: тот извещал, что спешит мне на помощь с шеститысячным войском, надеется быть через двенадцать дней и просит воздержаться от рискованных действий. Новость тотчас заставила меня изменить планы, я умерил свой пыл и занялся приведением в порядок лагеря. После проверки запасов выяснилось, что имеющегося продовольствия хватит на три недели, и на всякий случай следовало позаботиться о его дополнительном подвозе из Виджевано, пока дорогу не преградил неприятель. Немедленно я отрядил туда все подводы и всех быков, выделив для сопровождения триста всадников и столько же пеших мушкетеров. В то же время во главе пятисот кавалеристов и пятисот пехотинцев мы атаковали испанский арьергард и отвлекали врага на себя, пока обоз не возвратился обратно в лагерь. Судя по тому, в какую сторону направлялись испанцы, я счел, что они хотят занять Виджевано и, подойдя вплотную, навязал им тесную стычку, во время которой наш обоз, везший более семисот кулей с мукой, получил возможность беспрепятственно проехать. Так я, не будучи интендантом, обеспечил свои войска продовольствием на целый месяц.
   Как и предполагалось, противник проследовал в Виджевано и обосновался там. Две недели спустя к нам прибыл маршал дю Плесси, который привел, впрочем, только четыре тысячи человек. Неприятельские военачальники, считавшие, что он располагает значительно большими силами, отошли и, подготовив позиции в местности между реками Ольо и По, увели туда всю свою армию. Позиции эти контролировали область Кремоны, а также низовья реки Адды, переправившись через которую, можно было оказаться в Миланском герцогстве. Господин маршал отметил, что наши войска в превосходной форме, а поскольку мы запасли провианта гораздо больше, чем нам требовалось, и сам ненадолго остановился в Казальмаджоре. Свободный от иных военных операций, он решил атаковать врагов на их позициях: в это время итальянские войска стояли вдоль берега Ольо, испанцы - в центре, где расположил свои квартиры маркиз Карасена, а швейцарцы и несколько бургундских отрядов - на реке По. Проведя в походе пару дней и оказавшись в трех лье от противника, мы набрали в окрестностях материал для фашин, в которых нуждались, снялись ночью с лагеря и наутро без каких бы то ни было лишних передвижений подступили к неприятельским линиям.
   Решено было предпринять три атаки. Одну поручили бригадиру господину де Буасса; второй командовал я, а третьей - господин де Лалё, бригадир армии герцога Моденского. В моем распоряжении находились два пехотных полка, две роты шеволежеров - господина кардинала [Мазарини] и кардинала Антонио - а также полк Фекьера, включавший шесть рот по двести всадников в каждой. Таких основательных укреплений, как тогда на квартирах у неприятеля, мне никогда больше видеть не доводилось; окруженные рвом с проточной водой, они были практически неприступны, так что, если бы враг хорошо подготовился к отражению нападения, их ни за что нельзя было преодолеть. Позаботившись о запасе фашин, я ринулся в бой, но отряды, посланные мной на штурм, остановились шагах в двадцати от линий противника и не двигались дальше; это придало неуверенности и остальным моим войскам. Тогда я спешился и, возглавив штурмующих, крикнул: стоять под неприятельским огнем вдвойне опаснее, чем забрасывать ров фашинами. Подчинившись, они пошли-таки на приступ. Враги не оказывали серьезного сопротивления, пока мы, стоя по пояс в воде, заполняли ров. Когда проход был обеспечен, я послал на сторону неприятеля пехотинцев, чтобы они расстроили контратаку его кавалерии и поддержали действия моей. Вперед я пустил шеволежеров господина кардинала, которыми командовал господин де Бесемо, - они налетели на немецкий конный полк и смешали его ряды. Затем в сражение вступил я сам во главе кардинальских жандармов и наконец - остальные мои войска. Подразделения двух других командиров тоже начали атаку, но вместо того чтобы обрушиться на основные силы врагов, как я, они стали преследовать каких-то беглецов на берегу Ольо. Мною было захвачено шесть орудий и множество пленных. В пылу сражения я вдруг увидел, что никто из своих меня не поддерживает, а силы, которыми я к тому времени располагал, составляли едва ли четыре эскадрона против четырнадцати, оборонявших позицию маркиза Карасены: те прикрывали отход его пехоты и обоза к Кремоне, что отстояла от лагеря не более, чем на полтора лье. Дабы не позволить противнику опомниться и понять, насколько малочисленны атакующие, я решил закрепить успех и возобновил атаку столь стремительно, что вскоре разгромил миланскую кавалерию, замыкавшую арьергард и взял в плен генерал-лейтенанта дома Галеаццо Строцци. Как раз в это время подоспел господин де Лалё со своей моденскими конниками: гонясь за врагами до Кремоны, мы многих уничтожили, захватили тысячу пленных, а также остальные неприятельские орудия. Если бы мы продолжили преследование, разгром испанской армии был бы полным.
   После победы мы на некоторое время задержались в покинутом лагере, чтобы дать войскам отдых, а затем решили осадить Кремону - этот крупный город на берегу По. Враги, укрепившиеся в нем, успели запасти вдоволь боеприпасов и провианта, а кроме того, в любое время могли ожидать подмоги со стороны сопредельного Пармского герцогства. Таким образом, осада эта, длившаяся шесть недель, оказалась очень опасной. Я получил приказ завладеть контрэскарпом, отбил его и удержал, невзирая на сопротивление четырех тысяч испанцев, оборонявшихся с невероятным упорством. Наша пехотинцы проявили при этом чудеса храбрости - поистине, вряд ли кто-нибудь мог драться отважнее. Через четыре дня при обходе постов я был ранен мушкетной пулей, которая угодила мне в шею и раздробила отростки позвонков. Все думали, что рана смертельна, да и сам я почти уверился, что гибели не избежать. Некоторое время спустя я велел перевезти себя в Пьяченцу и месяца полтора находился между жизнью и смертью. Затем, набравшись достаточно сил, чтобы пуститься в путь на носилках, я испросил у маркиза Карасены разрешение проехать через Миланское герцогство, тот великодушно предоставил мне путевые документы, и я отправился во Францию. Минуя Кастелло ди Скривиа, мне довелось повстречать четыре старых испанских полка, участвовавших в обороне Кремоны, - их солдаты приветствовали меня с восхищением. По дороге в Турин меня охватила слабость, вынудившая сделать в этом городе остановку. Наконец я преодолел горы и добрался до Лиона, где узнал, что в Париже баррикады: начались гражданские войны, потрясшие впоследствии все королевство.
  
   Конец первой книги
  
   КНИГА ВТОРАЯ
  
   1649
   Так как я еще до конца не оправился от раны и мне трудно было двигаться, друзья советовали повернуть в отчие края, чтобы поправить здоровье купаниями в Бареже. К скорейшему излечению, вроде бы, побуждали неотложные дела, однако я так и не смог уделить время такой поездке. Я достиг Руанны в носилках, затем продал их, чтобы выручить денег на оставшуюся дорогу и до Парижа добирался уже по воде. Меня посетили много разных людей, печалившихся о бедах нашего времени, в том числе и о моих собственных. И господин кардинал оказал мне честь, распорядившись проведать меня. Через неделю двор покинул столицу, и это окончательно меня добило, ибо я не в состоянии был следовать за ним: в ногах чувствовалась слабость, а искалеченная рука постоянно донимала болью. Когда я начал вставать, то рассудил, что если испрошу отпуск, намереваясь покинуть Париж, то мне по причине плохого самочувствия в нем не откажут. Переговорив к господином де Лонгвилем на тот счет, что хотел бы погостить в Беарне, я получил ответ: мой нрав слишком хорошо всем известен, чтобы поверить, будто я действительно отправлюсь к отцу. Мне было досадно торчать в Париже без дела, и когда я подумывал, чем бы заняться, меня посетил господин де Сан-Пэ, который, подобно другим офицерам, не мог никуда выехать. Он сказал, что хорошо знаком с господином дю Трамбле, комендантом Бастилии, весьма достойным человеком, и уверен, что мы обязаны сохранить для короля эту крепость и форт Сент-Антуан, если найдем достаточно смелых людей. Я счел предприятие стоящим, и мы немедленно составили список тех, кто мог бы к нему присоединиться. Набралось до сотни человек, преимущественно офицеров - известных храбрецов. Замыслами о важной услуге, которую мы хотели оказать королю, господин де Сан-Пэ поделился с самим комендантом дю Трамбле, однако тот ответил: у него нет ни оружия, ни запасов продовольствия, но если он их получит, то с готовностью поддержит нас. Заверив, что обо всем позаботится, господин де Сан-Пэ пришел ко мне рассказать об итогах их разговора.
   Нам удалось раздобыть четыреста кулей провианта и сто двадцать мушкетов, но когда приготовления были завершены и господин де Сан-Пэ вновь явился в Бастилию, чтобы предупредить господина дю Трамбле, он встретил у него господина д'Эльбёфа, который расстроил все наши планы.
   Теперь меня и вовсе ничто не удерживало в Париже, я думал только о том, как его покинуть и был очень рад, когда, несмотря на исключительную бдительность парижан, это мне удалось. Я отправился в Сен-Жермен и настолько ослабел, что едва держался на ногах, но вскоре получил награду за свое рвение. Через несколько дней во главе королевских войск меня послали в Корбей, который, как стало известно, сдался герцогу де Бофору. Выслушав приказ действовать решительно, я получил под свое начало жандармов и шеволежеров господина кардинала, полк карабинеров, а также гвардейскую роту господина принца, которой командовал господин де Рош. Когда мы были уже на Корбейском мосту, нам отказались отворить ворота: горожане поддерживали герцога де Бофора, который спешил к ним из Жювизи. Я потребовал вызвать кого-нибудь из городских старшин, и когда вышли двое, сказал, что им нечего опасаться из-за пустяков: в мои планы отнюдь не входит занимать Корбей - у меня приказ как можно скорее выехать на Орлеанскую дорогу. Тогда они пообещали пропустить войска. Я поделился с офицерами своим планом, как завладеть Корбеем, который в тот момент был очень важен для нас в стратегическом отношении, - и предложил де Рошу во главе гвардейской роты господина принца и полка карабинеров войти в город первым и завязать сражение; затем ему на помощь поспешу я с кардинальскими гвардейцами: тогда мы вне всякого сомнения окажемся хозяевами положения. Как я задумал, так и получилось, а войска парижан, двигавшиеся от Жювизи, повернули обратно. Я удерживал город до тех пор, пока не был заключен первый мир; тогда король приказал мне обеспечить Париж хлебом. Можно вспомнить тех, кто в это время сулил мне крупные взятки - всех сразу или только военных начальников, не упускавших возможности погреть руки; но хоть я и продал свой экипаж, чтобы как-то прожить, но никогда и в мыслях не имел наживаться на людской нужде; парижане остались весьма признательны и даже отрядили ко мне с благодарностями двух эшевенов. Сказать по правде, для меня самое большое удовольствие в жизни - сознавать, что ни бедность, которую я часто испытывал, ни чей-либо дурной пример не подвигли меня на злоупотребления и не сделали подлецом.
  
   1650
   Мир оказался недолгим, беспорядки вспыхнули снова, и партия фрондеров еще более усилилась, ибо к ней примкнули недовольные герцог Орлеанский и принц [Конде]. Господин кардинал, внушивший мне некоторые надежды насчет дальнейшей карьеры, пожелал, чтобы я оставался при нем. Я последовал за ним в Компьен, где уже находился король и увидел двор во всем великолепии. Благодаря случаю, я начал волочиться за фрейлинами королевы - это было обычное времяпровождение молодых дворян, допущенных ко двору - и особенное внимание уделял мадемуазель де Нейян, которая, поговаривали, вскоре должна была выйти замуж за принца де Лильбона. Ее речи, ум и манеры нравились мне чрезвычайно.
   События накалялись, буря гремела во всех сторон. Двор, желая избежать неприятностей, которые грозили Франции, примирился с Месье и Фрондой и отдал приказ об аресте принцев. Воля сия была исполнена весьма хитроумно, и из-за этого впоследствии началась война. Король поехал сперва в Нормандию, дабы убедиться в надежности крепостей, которыми командовали офицеры, назначенные герцогом де Лонгвилем, а после - в Бургундию; ему подчинились все города, кроме Бельгарда, чьим губернатором был господин де Бутвиль и куда уже подоспели войска принца во главе с де Таванном, де Колиньи и дю Пассажем. Невзирая на это, государь начал осаду, хотя имел мало пехоты и еще меньше кавалерии, чем у противника, а в окрестностях было сильное половодье. Осажденные устраивали частые вылазки и, казалось, готовились к упорной обороне. Это могло повредить королю тем сильнее, что испанцы и присоединившийся к ним господин Тюренн обложили город Гиз, а армия, которую маршал дю Плесси держал для защиты границ, в это время находилась во внутренних областях страны. Двор пребывал в замешательстве, не зная, послать ли помощь туда или бросить под стены Бельгарда, - но поскольку Бельгард был оплотом сторонников принца и обременил поборами всю Бургундию, Королевский совет постановил сначала завладеть им, а затем уж оборонять границу в Пикардии.
   Командующим [бургундской] армией был господин де Вандом, генерал-лейтенантом - господин де Паллюо, а мы с господином де Кастельно - полевыми маршалами. На подступах к городу предприняли все мыслимые предосторожности, ибо опасались, что отборная кавалерия неприятеля, ведомая опытными военачальниками, способна нанести нам серьезный урон. Все наши старшие офицеры пожелали сражаться именно с ней. Остальные отправились своей дорогой - я, несколько задержавшийся, чтобы отдать необходимые распоряжения, избрал самую короткую, и вскоре оказался в виду города. Со стен, откуда противник наблюдал за нами, меня заметил один из неприятельских командиров и крикнул, чтобы я приблизился. Я тотчас подошел, был узнан и встречен вполне по-дружески, а когда спросили, что я собираюсь делать, ответил - атаковать, хотя крайне этим огорчен. Мы вступили в переговоры. Справедливость требований короля и мое горячее желание сослужить ему добрую службу в итоге принесли свои плоды, и я убедил противника сдать город. У меня попросили месяц отсрочки, затем три недели, наконец - хотя бы восемь или десять дней. Я ответил, что определять условия не в моей власти, но, желая помочь осажденным сдаться с честью, я охотно замолвлю слово перед своими генералами. Вернувшись к господам де Вандому и де Паллюо, я застал их весьма озабоченными, ибо им так и не удалось должным образом приготовиться к наступлению, однако услышав донесение об успехе моих переговоров, они очень обрадовались. Затем я отправил эту счастливую весть господину кардиналу, находившемуся в Сен-Жан де Лон. Враги предоставили нам заложников и сложили оружие в назначенный день.
   Это довершило дело: наши высвободившиеся войска были приданы маршалу дю Плесси, который благодаря такому подкреплению смог прервать подвоз провианта врагам, осаждавшим Гиз и таким образом вынудил тех снять осаду. До конца кампании испанцы уже не в силах были ничего предпринять и отступили, что позволило королю двинуться на осаду Бордо. Я же остался бригадиром во фландрской армии, однако еще до окончания года получил новый чин, оказавшись в числе тех, кого его величество соизволил назначить генерал-лейтенантами.
   К этому времени раздоры в стране только усугубились, ибо все, кто обладал каким-либо влиянием в армии, стремились использовать его ради достижения личных целей. Хотя моим командующим был маршал Франции, а среди начальников числилось четыре генерал-лейтенанта, которые стали маршалами уже в следующую кампанию, однако я снискал в войсках такой авторитет, что мог распоряжаться наилучшими и самыми крупными армейскими частями. Я дал об этом знать господину кардиналу и предоставил необходимые доказательства, чтобы у него не осталось сомнений: я стою на страже его интересов, пока сам он радеет об укреплении королевской власти.
   Бордо был умиротворен или, во всяком случае, усыплен, и двор возвратился в Париж. Однако вскоре господин Тюренн занял Ретель и испанцы под прикрытием этой крепости рассчитывали расположиться на зимних квартирах в Шампани. Господин кардинал, видя, что провинции угрожает беда, в ноябре принял решение отбить Ретель. Вместе с ним я последовал на театр военных действий; Тюренн проиграл сражение, и город стал нашим. Мне передали командование кавалерийским полком Бэнка, чей командир погиб в бою. Король также назначил меня губернатором Бапома вместо господина де Тилладе, получившего назначение в Брейзах. Оказанная его величеством милость очень помогла мне материально, поскольку двор не в состоянии был предоставлять компенсацию тем, кто входил по службе в чрезвычайные траты.
  
   1651
   После нашего возвращения в Париж фрондеры, не ожидавшие столь крупных успехов королевской армии, замыслили удалить господина кардинала от двора и выступили в поддержку опальных принцев. Покидая столицу, он оказал мне доверие, посвятив в один свой план, настолько тайный, что я не открылся даже мадемуазель де Нейян, хотя не сомневался ни в ее сдержанности, ни в расположении ко мне. Это едва не привело к размолвке между нами, однако в конце концов я сумел убедить ее, что не имею права разглашать чужие секреты, и она успокоилась.
   Когда господин кардинал прощался с королевой, то представил и особо рекомендовал ей меня. Затем он уехал, и я некоторое время сопровождал его; достигнув Гаврской дороги, он отослал меня обратно в Париж, велев передать государыне, чтобы она нипочем не освобождала принцев, кто бы за них ни просил, - хотя бы и люди, за которых он лично перед ней ручался. Кроме того он распорядился повидать министров и оказать поддержку господину де Праделю и господину де Польяку - людям достойным и преданным королю: один командовал Пикардийским, а другой Пьемонтским полком, и оба пользовались большим авторитетом в пехоте. Господин герцог Орлеанский как наместник королевства стремился во что бы то ни стало приобрести влияние в армии, и я был очень рад, когда названные офицеры заняли посты, на которых мне и хотелось их видеть.
   На другой день меня предупредили, что от королевы настойчиво требуют приказа об освобождении принцев, и, самое неприятное, передать его должен господин де Бар. Я тотчас отправился к ее величеству, сказал, что такое решение очень удивило бы господина кардинала и настоял на отсрочке передачи приказа на четыре дня.
   - Милый Навайль, - ответила она, - но ведь он сам рекомендовал мне тех людей, которые попросили меня об этом и примирили с герцогом Орлеанским.
   Я известил о случившемся господина кардинала, и его словно громом поразило. Три дня спустя я по просьбе королевы навестил его; принцы уже получили свободу - я повстречал их в трех лье от Гавра. Он велел мне немедля возвращаться в столицу к ее величеству, а затем прибыть в Ретель, куда как раз направлялся. Когда я доложил королеве о его здоровье, настроении и намерениях, а затем дерзнул заговорить о своем будущем супружестве, она находилась в превосходном настроении и милостиво произнесла, что одобряет мой шаг, пообещала возвести моего отца в достоинства герцога и пэра, а ту даму, которая станет моей супругой, назначить хранительницей гардероба будущей королевы Франции. Я бросился к мадемуазель де Нейян, чтобы поделиться новостями, - она вовсе не рассердилась, и мы решили пожениться, но тайно, опасаясь, что фрондеры, узнав об этом, захотят отомстить мне и удалят ее от государыни.
   Двумя днями позднее господин де Бетюн, явившись ко мне, объявил, что якобы мое пребывание в Париже вызывает подозрения и спросил, может ли взять с меня слово ничего не предпринимать против господина коадъютора. Я ответил, что ни о чем таком и не помышлял, а в Париже нахожусь ради устроения личных дел; будучи верен королеве, я не вправе дать такие ручательства, но убежден, что она далека от намерений каким бы то ни было способом повредить господину коадъютору.
   После заключения брака я побывал в Ретеле у господина кардинала; тот не пожелал, чтобы я следовал за ним дальше, мне пришлось вернуться обратно в столицу и жить, почти не показываясь на людях. А он поехал в Брюссель, где, впрочем, пребывал в постоянной тревоге из-за известий, будто испанцы и лотарингцы замышляют против него. Узнав от меня о последних событиях, он воскликнул, что хотел бы оказаться во Франции, пусть даже в таких краях, которые не менее отстоят от Парижа, как и место его нынешнего изгнания, - и если гарантии, которые я представлю от его имени, удовлетворят герцога Орлеанского, обязуется даже не приближаться к столице, как бы ни желал этого.
   О бедственном положении господина кардинала я поведал королеве, крайне расстроив ее, - а также некоторым людям из его окружения, многим ему обязанным, - однако получил в ответ лишь молчание и, убедившись, что помощи от них ему не дождаться, был неприятно поражен их неблагодарностью. Отправившись в Люксембургский дворец, я поднялся в покои господина герцога Орлеанского, когда тот заканчивал одеваться перед выходом, приблизился и с поклоном спросил, не может ли он оказать мне честь и выслушать меня. Он предложил пройти к окну, и я сказал, что беру на себя смелость коснуться вещей, способных его удивить, но верю, что столь могущественный и великодушный принц не осудит мое стремление заступиться за господина кардинала, который так много сделал для меня. Я поведал ему, как тот подавлен и добавил: кажется, к чести Франции не служит, чтобы брат короля, которого покойный государь на смертном одре поставил во главе Совета, до такой степени находился под влиянием своих врагов; я принес ручательства нескольких знатных особ, занимающих в королевстве высокие посты, что господин кардинал без его соизволения не только не станет заниматься государственными делами, но даже не покажется при дворе. Было понятно, что Месье тяготится разговором; он сказал, что согласен с моими просьбами, но им решительно воспротивятся члены парламента, и если он воздаст справедливость кардиналу, то навлечет на себя ненависть всей Франции. В это время вошли коадъютор и господин де Шавиньи, и Месье покинул меня ради них. Думаю, именно они и преподнесли мне подарок, которой я ожидал: через три часа Месье умолял королеву удалить меня; в то же время я получил приказ покинуть Париж. До моего отъезда ее величество пожелала меня повидать и через мадемуазель де Нейян, пользовавшуюся ее доверием, велела сообщать обо всем, что бы со мной ни произошло. Я отправился в Бапом, откуда иногда наведывался в Париж инкогнито; королева принимала меня тайно, ибо была окружена людьми, пользовавшимися любым случаем, чтобы уязвить господина кардинала, и я восхищался ее беспримерному терпению.
   Принц [Конде] собрал в Гиени большую армию. Королева через совет министров распорядилась идти на выручку провинциям, которым угрожала опасность и отправилась в Фонтенбло, где готовили войска для похода в Гиень. Командовал ими господин граф д'Аркур - ее величество возвратила меня из ссылки служить у него в чине генерал-лейтенанта. Я испросил дозволения известить о своем назначении господина кардинала и отрядил к нему одного дворянина. Его преосвященство ответил, что дела окажутся совсем плохи, если я покину нынешний пост и что в своем письме он умоляет королеву поручить командование, которым она меня удостоила, кому-нибудь другому. Так и было сделано: двор отправился в Пуатье, а я - обратно в Бапом.
   Чин за мной оставили, но на службу не звали, ибо этого не хотел Месье, утверждавший, будто я устрою в войсках заговор и что я слишком предан Мазарини, чтобы на меня можно было полагаться. Действительно, я всегда шел по жизни прямой дорогой, хотя немало встречал людей, пытавшихся делать мне неблаговидные предложения. Я обратился к Месье с просьбой побыть генерал-лейтенантом хотя бы день, чтобы подтвердить свой чин. Ему очень не хотелось соглашаться, но ходатайство мадемуазель де Нейян, про замужество которой он не знал, наконец побудило его уступить и дать мне пресловутое разрешение. Не преминув им воспользоваться, я немедля вернулся в Бапом.
   В письме, полученном мной некоторое время спустя, господин кардинал предлагал мне приехать в Динан (куда перебрался, считая, что там безопаснее, нежели где бы то ни было) и по возможности позвать с собой графа де Брольо. Для нас обоих исполнить этот приказ, не подвергая себя риску, было довольно трудно, ибо, командуя пограничными гарнизонами, мы не могли покинуть пределы королевства без разрешения. Господин де Брольо боялся, что если будет захвачен испанцами в плен, те не преминут расквитаться с ним за большие контрибуции, которые он прежде взимал с Фландрии; я тоже был недалек от подобных предчувствий. Мы договорились встретится в Аме и дальше следовать вместе. Добравшись до Рокруа, мы узнали, что дальнейшая дорога чрезвычайно опасна, и во всех городах по пути стоят испанские гарнизоны - нам советовали ехать скрытно, но я возразил, что скорее продолжу путь в одиночку, и тогда вызвались многие желающие меня проводить. К счастью, нам удалось прибыть в Динан благополучно и застать господина кардинала замечательно невозмутимым - за игрой в кегли со своими домочадцами. Он очень обрадовался и, наговорив при встрече множество похвал, перешел к сути дела, ради которого вызвал нас: королева всегда хорошо к нему относилась, но она окружена людьми, ненавидящими его и думающими только о том, чтобы занять его место, - они способны даже погубить его, если он не вернется ко двору как можно скорее, поэтому нужно действовать без промедления. Он добавил, что одолжил одному немецкому князю пятьдесят тысяч экю для набора войск, но был им обманут; что, ссудив короля четырьмя миллионами, сам остался лишь с малой толикой драгоценных камней и едва ли тридцатью тысячами экю наличных, которых вряд ли на что-то хватит. Мы начали разрабатывать план для его возвращения. В дело решили посвятить маршала д'Окенкура, поручив ему командовать всеми войсками, которые мы соберем, - но поскольку с недавнего времени он зависел от партии принцев, я привлек его на свою сторону, дав десять тысяч экю, дабы он мог должным образом подготовить свой полк и набрать дополнительно некоторое число драгун. Господа маршалы де Грансе, де Ла Ферте и д'Омон предоставили нем по гвардейской роте. К нам примкнули господа де Монтежё, Фабер и некоторые другие офицеры. В моем распоряжении находились кавалерийский и пехотный полки. Пехотный - один из малых старых полков - накануне получил приказ идти на зимние квартиры в Анжер и был уже довольно далеко, но я отписал своим офицерам и они быстро вернули его обратно в Шампань. Пехотинцев у меня было восемьсот, а всадников - триста человек: это была лучшая часть нашего более чем трехтысячного воинства. Через шесть недель мы завершили приготовления и выдвинулись в окрестности Седана, где к нам присоединился господин кардинал.
   Мы ожидали, что столкнемся в походе со множеством трудностей. Был конец ноября, и нам предстояло переправиться через пять крупных рек, совсем не зная тех местностей, где пролегал наш путь. Превосходившие по численности войска Месье угрожали нашей экспедиции, а парламент отправил по провинциям своих советников, чтобы восстановить против нас население. Тем не менее, мы благополучно прибыли в Пуатье, не встретив никакого сопротивления. В это время Анжер поднял против короля оружие, и господин де Роган подошел на выручку этому городу во главе двенадцати сотен регулярной пехоты и трехсот всадников, которыми командовал господин граф де Риё.
  
   1652
   Прибытие господина кардинала ко двору встревожило многих; большинство в Совете поддержали его. Господин Шатонеф, хранитель печати, почел необходимым подать в отставку. Королева, которую положение обязывало не разжигать чье бы то ни было недовольство, не решалась открыто высказываться в пользу господина кардинала и не давать повода толкам, будто покровительствует ему. Сначала следовало покорить Анжер, поскольку другие крупные города не могли определиться и выжидали, чем закончится этот мятеж, чтобы остаться верными королю или же последовать примеру анжерцев. Мы не имели достаточно войск для осады города и испытывали нехватку в орудиях и боеприпасах. Зная, что господин де Роган нелюбим маршалом де Ла Мейерэ, господин кардинал написал тому письмо с просьбой принять командование этой осадой, однако маршал извинился и ограничился лишь присылкой четырех орудий из Нанта.
   Армия подступила к Анжеру, но поскольку не могла его взять, то заняла окрестности - сначала там расположились триста гвардейских мушкетеров и столько же всадников. Когда прибыл мой пехотный полк, я приготовился к атаке под прикрытием орудийного огня. Господин де Роган, не желавший подвергать город опасности разорения и стремившийся обеспечить ему сдачу на почетных условиях, выдвинул свои силы на мост Сэ, который основательно укрепил. Чтобы стать хозяевами Анжера, нам нужно было преодолеть мост Сэ, на котором господин де Роган рассчитывал продержаться, по меньшей мере, месяц. Им был укреплен не только тот конец моста, откуда мы должны были начать атаку, но и противоположный, у самых ворот городской цитадели, что выстроена на острове посреди Луары. Атаковать поручили мне и господину графу де Баролю. Мы погрузили на лодки драгун де Ла Ферте и мой пехотный полк - благодаря попутному ветру те подплыли к неприятельским укреплениям вплотную и, бросившись вплавь, внезапно захватили их. Мы всего лишь намеревались удержать свою сторону моста, чтобы затем атаковать и противоположную, - но наши солдаты и добровольцы так стремительно ринулись в погоню за противниками, обратившимися в бегство, что внушили страх и защитникам другого укрепления. Заметив это, батальон Навайля развил наступление, завладел дальней стороной моста, убив на месте двести человек; остальные враги, едва успев поднять мост у ворот, были вынужден сдаться на нашу милость.
   Эта победа, столь важная для короля, весьма обрадовала и его добрых слуг, но повергла в глубокое уныние тех, кто, делая вид, будто радеет о благе государства, позволял себе пренебречь верноподданническим долгом. Без преувеличения можно сказать, что взятие Анжера и моста Сэ положило начало всем будущим успехам и немало способствовало благоприятным переменам в делах, прежде казавшихся совершенно безнадежными.
   Затем двор прибыл в Блуа, где был устроен смотр войскам. Король послал в Орлеан осведомиться, примут ли его там, а когда получил отказ, выступил против этого города, ведя свою армию по одному берегу Луары, тогда как неприятельская армия во главе с Месье шла по другому. На нашем пути стоял городок Жаржо, в виду которого находился мост через Луару, и поскольку мы не думали, что враги воспользуются этим мостом, каменным у берегов и с деревянной подъемной частью в середине, то ради вящей предосторожности удовлетворились лишь его охраной, послав туда лейтенанта с тремястами мушкетерами. Господин Тюренн, господин Клерамбо и я решили проверить пост у этой переправы и, к счастью, подоспели именно в тот момент, когда полк его высочества, двигавшийся по противоположному берегу реки, завязал с нашими стычку, подтянув оба своих орудия, которые обычно следовали в хвосте батальонов. Выстрелом одной из пушек перебило цепь, удерживавшую подъемный фрагмент моста, - тот рухнул, открывая противнику свободный проход. Наши солдаты, несшие охрану, в страхе обратились в бегство, а неприятельские, не теряя времени, овладели мостом. С того берега, где мы находились, путь к переправе преграждали большие запертые ворота - господин Тюренн велел отворить их и воздвигнуть на мосту баррикаду из бочек; враги решили, что у нас достаточно сил, чтобы оборонять ее и вместо того, чтобы атаковать, устроили заграждение со своей стороны, так что мост оказался поделенным между нами. Тем временем мы усилили оборону баррикады тридцатью пехотинцами, а еще десятерых я отправил в дом, стоявший возле моста: открыв огонь из мушкетов, они убили барона де Сиро, генерал-лейтенанта армии его высочества, и начавшаяся неприятельская атака захлебнулась. Вскоре подошла и остальная наша пехота, за которой мы посылали, и нам удалось восстановить контроль за переправой. Но если бы войска Месье не мешкали и воспользовались преимуществом положения, которое себе обеспечили, в их руки попал бы весь двор и все королевские военачальники.
   Едва переведя дух, мы узнали, что во Францию вторгся герцог Немурский с большой армией, предоставленной ему испанцами. Господин де Бофор, который командовал войсками Месье, двинулся на соединение с нею, а принц [Конде] оставил Гиень, чтобы возглавить все эти огромные силы. Король, разделив руководство своими войсками между господином Тюренном и маршалом д'Окенкуром, отправился в сторону города Жьен, близ которого форсировал Луару. Получив известие, что господин принц в сопровождении всего лишь семи человек покидает Гиень, он разослал повсюду войска, чтобы захватить его - однако, тот благополучно достиг своей армии, никем не задержанный. Армия же короля была разобщена, а генералы, подыскивая места для лагерей, куда больше пеклись о снабжении войск, нежели об их безопасном размещении. Принц [Конде], готовясь к войне, хорошо изучил диспозицию этих лагерей. Меня во главе одного из армейских корпусов отправили занять позиции по ту сторону Бриарского канала, тогда как остальная королевская армия оставалась на другом берегу. Я должен был оборонять подступы к нашему лагерю, а маршал д'Окенкур приказал своим драгунам занять замок, что господствовал над местностью в трех лье от моих позиций; казалось, мы гарантировали себя от внезапного нападения. Я послал на разведку окрестностей отряд кавалеристов, приказав не возвращаться без сведений о движении неприятельской армии. Возле Шатильона, лишь в пяти лье от моих позиций, разведчики наткнулись на авангард господина принца - не прими я меры предосторожности, мне бы не удалось избежать внезапного нападения. Немедля я отправил донесение о наступлении принца [Конде] господину д'Окенкуру, но тот велел передать мне, что уже знает обо всем и уже послал предупредить господина Тюренна, чей лагерь отстоял от нашего на восемь лье, а кавалерия расположилась еще четырьмя лье далее. Между тем я распорядился укрепить свой лагерь, выделил двести мушкетеров и кавалерийский эскадрон для его обороны, позаботился об отправке обоза на другой берег Бриарского канала, а сам с оставшимися силами ринулся в бой. Неприятельская армия, подошедшая под покровом ночи - вряд ли можно припомнить ночь более тёмную, чем тогда, - обрушилась на позиции драгун господина д'Окенкура. Те находились в превосходной крепости, где им нечего было опасаться, однако их командир, угрожая повесить каждого, кто ослушается, приказал оставить надежные стены. Думаю, он уже тогда был в сговоре с противником, ибо вскоре перешел на службу к господину принцу. Враг, не встречая на подступах отпора, быстро вклинился в глубину наших позиций, атаковав сперва тех, кому поручили отходить с обозом в случае тревоги. Обоз тотчас сдался, и шум начавшегося сражения встревожил господина д'Окенкура, ибо он рассчитывал, что первый удар примут на себя его драгуны. Вскочив в седло, он повел войска в ту сторону, откуда доносились звуки боя. Перед ним стояла вся неприятельская армия, чью численность он не мог определить из-за темноты, но по силе оказанного сопротивления понял, что она велика. Он трижды бросался в атаку и наконец, разгромленный, был вынужден спасать остатки своего воинства.
   В это время ко мне на помощь подоспел господин Тюренн с тремя пехотными и кавалерийским полками. Мы знали, что противник находится в самом центре наших позиций. Беглецы, которые всегда умножают панику, рассказали, что господин д'Окенкур разбит, а его обоз захвачен и предан разграблению. Всю долгую ноябрьскую ночь мы дожидались подхода остальной нашей кавалерии, которой не было и не было, и помедлив еще часа два или три, господин Тюренн принял решение отступать для соединения с нею. Напряженные, полные тревоги, мы наконец отправились в путь, опасаясь, что в любую минуту можем столкнуться с неприятелем. С наступлением утра я, замыкавший отступление во главе двадцати всадников, заметил, что нас крупной рысью нагоняет кавалерийский отряд. Это могли быть только враги. Я подскакал к господину Тюренну, чтобы доложить об этом - он как раз переправлялся со своими войсками через небольшой ручей. Едва преграда была преодолена, показалась и наша кавалерия, мчавшаяся нам на выручку с другой стороны. Господину Паллюо, более опытному генерал-лейтенанту, чем я, поручили командовать правым крылом, мне - левым, и спустя немного времени мы приготовились к бою.
   Противники, не сомневавшиеся в победе, летели на нас с такой решимостью, на которую только были способны и преисполнились еще большей уверенности, поняв, что переправа через ручей не более трудна для них, чем для нас. Когда же мы рассредоточили наши войска, прежде стесненные переправой, враг счел, будто мы намерены обратиться в бегство; однако господин принц, как раз в этот момент показавшийся в первых рядах наших преследователей, которыми командовал герцог де Бофор, крикнул, что мы разворачиваем свой строй, чтобы получить больше преимущества в сражении. Ручей преодолели уже четыре неприятельских эскадрона, а другие готовились к переправе, когда господин принц задержал их и велел отступить: мы уже стиснули рукояти шпаг, чтобы кромсать противника на куски, - но он был спасен благодаря опыту этого великого полководца. Выкатив восемь наших пушек, мы расположили их в две линии, тем самым обеспечив себе весьма выгодное положение, так как у врагов оказалось только два орудия, притом давно не стрелявших. После долгого перехода к нам присоединился и господин маршал д'Окенкур. Бой длился целый день. Огнем наших орудий у врага были убиты свыше ста пятидесяти всадников, в том числе много офицеров; с наступлением ночи и мы, и противники отступили.
   Утром на поле боя побывал король. Господину кардиналу, сопровождавшему его, я сказал, что за вчерашней победой, несомненно, последуют и многие другие. Действительно, этот успех был весьма важен.
   Через три дня после этой битвы господин принц пошел на Париж. Его генералы, выступив со стороны Монтаржи, оставили в тамошней крепости гарнизон, а сами двинулись, чтобы овладеть Этампом. Нас предупредили об этом, но как мы ни старались их опередить, все было бесполезно - они заняли город и в течение шести месяцев пользовались его запасами для обеспечения своих войск. Мы же расположились в Шатре и Палезо, где долгое время оставались в бездействии.
   В Этампе должна была остановиться Мадемуазель, ехавшая из Орлеана в Париж. Рассудив, что неприятельские войска не осмелятся пренебречь почтением, которым обяжет их присутствие столь высокопоставленной особы, и предпочтут дать сражение за пределами города, мы воспользовались этой возможностью и шли к Этампу всю ночь. Враги покинули было город, как мы и рассчитывали, однако, уведомленные о нашем приближении, тотчас снова укрылись в Этампе и его окрестностях. Достигнув холмов Этампа, господин Тюренн и господин д'Окенкур, изучив диспозицию, приняли решение атаковать неприятеля, и нападение имело большой успех: мы разгромили войска [Фронды] в пригородах и захватили в плен всех старших офицеров, за исключением де Таванна, успевшего укрыться за городскими стенами. На военном совете, где решали, как нам быть дальше, я предложил не покидать поле боя до утра, чтобы вынудить фрондеров, запершихся в городе, отступить - в противном случае ночью они могли контратаковать, защищенные течением реки. Так или иначе, возобладало мнение отойти обратно в свой лагерь, и это их успокоило. Не миновать бы остаткам вражеских войск в Этампе полного поражения, располагай мы тогда в достатке орудиями, боеприпасами и иными средствами, необходимыми для ведения войны.
   Три недели спустя мы решили обложить город, имея в своем распоряжении три с половиной тысячи пехоты и две тысячи - кавалерии, и стояли под Этампом тринадцать дней. Не было ни одного дня, когда нам не улыбалась военная удача: хотя осажденные отчаянно сопротивлялись, но не смогли помешать захвату демилюны, под прикрытием которой наши саперы вплотную приблизились к городским стенам. В это время стало известно, что войска герцога Лотарингского, шедшие на помощь Этампу, показались в виду Вильнев Сен-Жорж. Двор велел нам снять осаду - и среди бела дня мы отступили перед армией, равной нам по силе. Мне поручили прикрывать отход артиллерии, и я благополучно с этим справился, хотя мушкетным огнем мне продырявило шляпу и убило нескольких моих лошадей; трое дворян, находившихся рядом со мной, были ранены, а четверо - погибли. Неприятель не пытался организовать преследование, и мы отвели войска в Этреши, за два лье от Этампа. Господин Тюренн велел мне разыскать маршала д'Окенкура, отделившегося от нас еще после победы над фрондерами принца [Конде], добавив, что армия герцога Лотарингского насчитывает не более четырех тысяч кавалерии и двух - пехоты, так что решено дать ей сражение. Меня назначили командовать авангардом. Выступив за два часа до рассвета, мы форсировали Сену у Корбейля, миновали Сенарский лес и около десяти утра оказались у Вильнев Сен-Жорж, в окрестностях которого увидели разрозненные отряды лотарингцев.
   На небольшой речушке, впадавшей в Сену, стояла мельница, никем не охранявшаяся, но примыкавшая к дороге, где пехота могла пройти посуху; я разместил там Пикардийский полк и, докладывая господину Тюренну о дурном состоянии неприятельского лагеря, не преминул добавить, что контролирую эту дорогу. Господин де Божё, прибывший в это время от герцога Лотарингского, заявил господину Тюренну, чтобы тот ничего не предпринимал против герцогских войск, ибо при дворе убеждены, что их нельзя считать врагами. Господин Тюренн промолвил, что нрав герцога известен ему куда лучше, нежели двору.
   - Если вы знаете положение дел так хорошо, - отозвался я, - так давайте воспользуемся благоприятным случаем и нападем на них. Это же верная победа!
   Но он возразил, что не может принять на себя такую ответственность. Между тем господин де Боже, продолжая свою миссию, отправился к королю, находившемуся в четырех лье от нас, а герцог Лотарингский распорядился выстрелить из пушки - это был сигнал к сбору его войск: когда они соединились, он велел им готовиться к бою и должным образом усилить свои позиции. Господин де Божё возвратился очень поздно и был вынужден перенести все свои дела на утро. Лотарингцы же трудились всю ночь и основательно укрепили лагерь - тогда, догадавшись об обмане, двор приказал немедленно атаковать их, но герцог, которого об этом известили, пообещал покинуть Францию и получил согласие. Он действительно ушел, но ненадолго.
   Войска господина принца [Конде] в это время оставили Этамп, обосновавшись в окрестностях Сен-Клу. Королевская армия продвигалась следом и расположилась так близко от них, что неприятельские лагери разделяло лишь течение Сены. Здесь к полкам короля присоединился господин маршал де Ла Ферте с отрядами, приведенными из Лотарингии, - он решил навести мост, чтобы атаковать противника на противоположном берегу. Противник, разгадав это намерение, поспешно начал отступать к Шарантону, где его могли бы защитить воды Марны. Когда же часть нашей армии уже переправилась на другой берег Сены, нас известили об их маневре, и одновременно мы получили приказ преследовать врага. Тот двигался парижскими набережными. Я находился среди тех войск, которые, оставаясь по эту сторону реки, должны были вступить в бой первыми (подход остальных ожидался вскорости) и командовал иностранной кавалерией, включавшей девять эскадронов. Подъезжая к предместью Сен-Дени я узнал от приданных мне всадников-хорватов господина д'Окенкура, что совсем недалеко впереди движется неприятельский арьергард - кавалерия герцога Орлеанского. Господин Тюренн одобрил мое желание атаковать - я потеснил кавалеристов, захватив несколько пленных. Но в это время наши хорваты, наступая, были контратакованы кавалерией принца [Конде], и было видно, как ряды их дрогнули. Я ринулся на помощь с пятью эскадронами, еще не участвовавшими в бою, крикнув остальным поддержать меня, - и обрушился на противника, когда он входил в Сент-Антуанское предместье. Мы сильно потрепали его арьергард, многих взяли в плен - как вдруг господин принц обратил против нас все свое войско и начал обстреливать наши отряды из двух небольших пушек полка Его Высочества. Я вступил в бой, поддержанный господином герцогом Бульонским и господином маркизом де Сен-Мегреном - те оставили короля в Сен-Дени с полком гвардии, жандармами и шеволежерами; на подходе была наша пехота. Когда принц [Конде] увидел, что население, защищаясь от недавнего грабежа лотарингцев, стоявших в Вильнев Сен-Жорж, забаррикадировало все улицы в Сент-Антуанском предместье, то с успехом использовал эти баррикады: он расположил за ними свои войска, распорядился пробить внутри стены окрестных домов и предпринял все необходимые меры для обороны этой позиции. Прибыла наша пехота, и герцог Бульонский, несмотря на то, что она едва переводила дух, бросил ее в бой. Мы предприняли две атаки: первую начал господин де Сен-Мегрен на главной улице предместья, вторую - я, со стороны заставы Пикпюс. Нам предстояло драться с отборными частями, хорошо укрепившимися за баррикадами и руинами зданий, тогда как наши ряды были немногочисленны, у нас не хватало боеприпасов, а солдат, знавших о том, как мы уязвимы, то и дело приходилось принуждать к выполнению приказов. Тем не менее, мне удалось выдвинуть вперед своих пехотинцев, шестнадцать сотен человек, - я намеренно пустил их сразу за кавалерией, чтобы они не успели рассмотреть, что им грозит. Подступив к баррикаде, за которую должны были сражаться - там оборонялся герцог Немурский, - мы довольно быстро отбили ее. Я разместил свой пехотный полк в одном из домов рядом с ней, а полк дю Плесси-Пралена - в доме напротив, приказал пробить стены и занять также соседние дома, чтобы контролировать улицу целиком и получить возможность обстреливать плацдарм, где сражались отряды противника. Артиллерия наша пока не прибыла, боеприпасы скоро кончились, и я отправил за ними одного из офицеров своего кавалерийского полка, - но не успел по его возвращении раздать солдатам порох и пули, как неприятель ринулся контратаковать нашу баррикаду. Оба моих полка в близлежащих домах защищали ее отчаянно, и враг был вынужден отойти, потеряв много бойцов,- фиаско контратаки привело его в смятение. Господин де Божё и господин де Монпеза, которые участвовали в битве, настаивали, чтобы я предпринял вылазку из-за баррикады, утверждая, что таким образом застигну противника врасплох. Мне пришлось возразить: торопиться не следует - я прекрасно видел, что те, кто нас атаковал, измотанны, но неприятель готов поддержать их свежими силами, еще не вводившимися в бой, и нам чрезвычайно опасно выступать. Пока я упорствовал, прибыл господин де Кленвильер, командовавший кавалерией королевской армии и сказал: враги отходят и нужно пользоваться благоприятным моментом: если я дам ему тот полк, что оборонял баррикаду, он лично возглавит его и убежден, что не встретит сопротивления. В конце концов я позволил уговорить себя, хотя предприятие казалось мне весьма сомнительным. Покинув укрепление, он выдвинулся вперед, но не сделал и ста пятидесяти шагов, как на него налетели четыре вражеских эскадрона - атака захлебнулась, сам он был взят в плен, а его кавалерия понесла крупные потери. Это внушило пехоте такой страх, что она в беспорядке отступила. Тогда я взял кавалерийский полк господина Тюренна, усилил его людьми из Пикардийского полка, который держал в резерве и, сметая все на своем пути, бросился на противника под прикрытием огня тех двух полков, что засели в домах возле баррикады. В бою у неприятеля пало много командиров, а мне выстрелом из пистолета продырявили перевязь шпаги. Велев своим всадникам придержать лошадей, я осмотрелся, чтобы определить, на каком участке сражения наше вмешательство способно причинить фрондерам наибольший урон. Я не знал, что во время крупного столкновения с ними уже пал господин де Сен-Мегрен, почти полностью полегли жандармы и шеволежеры короля, были захвачены знамена гвардии и Морского полка; не имел никаких новостей от своих военачальников - можно было лишь догадываться, как трудно им объединить свои войска. Мои предприятия, хвала небесам, завершились победами, которыми можно было бы гордиться, - но большое сражение еще не закончилось, чтобы тешить себя мыслями о личных успехах.
   Поскольку оборонявшаяся мной позиция находилась на передовой, я заметил движение в стане врага и понял, что готовится очередная атака. Предупредив об этом своих офицеров, я принял резервный полк, чтобы поддержать своих соратников на тех участках, где это окажется нужнее всего. Не успел я вскочить в седло, как герцог де Бофор, герцог Немурский, господин де Ларошфуко, принц Марсийяк и все их командиры спешились и во главе своих войск ринулись на нашу баррикаду. Позиция наша была весьма неплоха и давала большое преимущество. Завязалась неистовая схватка, с обеих сторон многие были убиты или ранены, - но когда мы отразили одну за другой три атаки, враг наконец отступил: герцоги Немурский и де Ларошфуко, принц Марсийяк, господа Жарсе и Гито получили ранения, господа де Фламмарен, де Ларошжифар, графы де Боссю и де Кастр, а также большое число неприятельских офицеров - погибли. Я, со своей стороны, потерял троих подполковников, двадцать два капитана и многих других офицеров рангом ниже. Не могу не отметить, что в этом сражении весьма дурно показала себя пехота противника.
   Между тем подошли свежие войска маршала де Ла Ферте. Мне казалось, что армия принца [Конде] обречена. До сих пор он спасал ее и поистине творил чудеса благодаря своему мужеству и таланту полководца. Но очевидно было, что наш успех следовало развивать: войска маршала де Ла Ферте могли зайти противнику в тыл, а я имел еще довольно сил, чтобы предпринять новую атаку с фронта, - вряд ли кондеянцы оказались бы способны выдержать такой натиск. Когда я изложил этот план герцогу Бульонскому и господину Тюренну, те одобрили его и велели мне подготовиться. Через пару часов два пушечных выстрела должны были стать сигналом к новому сражению: оно началось в четыре утра, но сигнал не прозвучал даже в девять. Готовый к схватке, я с нетерпением ждал до четырех пополудни, - как вдруг по королевской армии начали палить орудия Бастилии: Сент-Антуанские ворота отворились, и противник вошел в Париж. Чтобы выполнить задуманное, у нас было вполовину больше времени, нежели требовалось, однако судьба еще раз улыбнулась принцу [Конде], лишив нас случая, способного остановить его и, возможно даже, завершить гражданские войны.
  
   Конец второй книги
  
   КНИГА ТРЕТЬЯ
  
   1652-1653
   Через несколько дней после сражения в Сент-Антуанском предместье я испросил у короля отпуск, чтобы повидаться с супругой, серьезно заболевшей в городе Ниоре. По приезде у меня открылась рана на шее, полученная в Италии и началось воспаление, столь сильное, что я начал даже подумывать о своей скорой кончине. Хирурги, которые меня пользовали, плохо смыслили в своем ремесле, и от их стараний я не получал никакого облегчения. Меня почтил визитом находившийся в Пуату господин маршал де Ла Мейерэ. Его сопровождал очень искусный хирург - увидев воспаление, тот сказал, что оно действительно смертельно опасно; тогда я доверился ему, и он произвел несколько операций - чрезвычайно болезненных, но спасших мне жизнь. В это время господин кардинал вновь покинул двор и отправился в Седан, полагая, что таким образом облегчит заключение предлагавшихся мирных соглашений.
   Я еще полностью не излечился, был очень слаб, но не оставлял намерения показаться при дворе. Двор я нашел в Манте - королева попросила меня, как только позволит здоровье, навестить господина кардинала, - а затем на несколько дней отправился в Бапом, чтобы восстановить силы. Не прошло и недели, как я уже мог садиться на коня и выезжать на охоту.
   Однажды, чтобы развлечься, я прогуливался в одном лье от Бапома вместе со своим братом маркизом де Сен-Женье, корнетом, который в мое отсутствие командовал дюжиной всадников в нашей кавалерийской роте. Не проехали мы и четверти лье, как заметили двух верховых, быстро скачущих нам навстречу. Приблизившись, они спросили, не здесь ли губернатор Бапома, а, узнав меня, спешились и рассказали, что лишились всего своего добра и просят о помощи: это были два крестьянина, у которых враги, налетевшие из окрестностей Камбре, только что угнали скот. Я спросил, много ли было разбойников и получил ответ: не более двух десятков, их нетрудно нагнать и отбить захваченное. Я оценил силы - со мной находился двадцать один человек, считая четырнадцатилетнего пажа, - и внял мольбам несчастных крестьян. Не мешкая долее, я пересел на превосходного испанского скакуна, которого подвел мне конюший и пустился галопом, чтобы перехватить неприятеля - тот отступал лесом. Когда я пересекал равнину, враги заметили меня издалека и смогли пересчитать мой отряд, - так что прежде чем мы смог настичь их, они повернулись нам навстречу, и я с удивлением увидел, что их не менее пятидесяти человек. Наши лошади успели утомиться погоней, и я понимал что от подобной стычки не будет ни чести, ни пользы. Испанский жеребец еще не потерял сил, и я мог ускакать прочь безо всякого труда, - однако не имел права покинуть брата, чей конь был слабее моего, и тем более бросить на милость противника людей, которые меня сопровождали. Наш отряд разделился на две части: правая во главе с моим братом, левая - со мной. Разбойники ринулись к нам, целясь на скаку из мушкетонов. Я подал знак своим всадникам встретить врага, но не стрелять. Неприятели дали сильный залп - под братом убило коня, а ему самому раздробило ногу и оторвало палец на руке. Также погибли двое моих кавалеристов, три лошади и был ранен в руку юный паж; четыре картечины угодили в луку моего седла, другие сорвали с меня одну из пистолетных кобур и перебили с одной стороны конскую узду. Тогда с четырнадцатью остававшимися у меня всадниками я атаковал неприятельский отряд - мы уничтожили на месте восемь человек, в плен захватили пятнадцать, включая командира, и отобрали все их трофеи. Крестьяне возвратились домой довольными, и спасению их добра я радовался не меньше, чем тому, что счастливо выпутался из этой маленькой, но опасной стычки.
   Тревожась за раненого брата, я провел в Бапоме еще несколько дней, чтобы удостовериться, что всё обойдется; когда он был вне опасности, я отправился в Седан к господину кардиналу. Тот очень обрадовался, увидев меня, а поскольку решил вернуться во Францию, то пожелал, чтобы я командовал его эскортом из пятисот кавалеристов и четырехсот мушкетеров. Испанская армия стояла неподалеку от Седана, и такая экспедиция сулила немалую опасность, но, к счастью, мы благополучно прибыли в Шалон. Оттуда его преосвященство решил двинуться на осаду Бара в Лотарингии и отдал приказ об аресте кардинала де Реца. Затем он возвратился в Париж, и я имел честь сопровождать его. Тогда же король пожаловал мне чин капитан-лейтенанта шеволежеров гвардии, и я возместил его стоимость наследникам господина де Сен-Мегрена.
  
   1654
   В следующую кампанию король двинулся к Седану, где господин кардинал собирал войска для наступления на Стенэ, и когда накануне этой осады стало известно, что испанская армия приближается со стороны Артуа, вручил командование господину Фаберу. В этих обстоятельствах я испросил у короля позволения вернуться к обязанностям губернатора Бапома и немедленно отправился к месту службы. В Перонне я узнал, что враг обложил Аррас, а когда на своем пути, возле Монкорне, встретил армию господина Тюренна и маршала де Ла Ферте, то обратился к обоим военачальникам с просьбой выделить мне пять сотен драгун, чтобы поспешить на выручку. Однако мне пришлось удовольствоваться обещанием, что получу я их лишь через несколько дней, хотя я и предупреждал: эта помощь может запоздать и вряд ли сослужит большую службу, коль скоро неприятельские позиции уже наполовину подготовлены.
   В Бапоме я нашел господина де Бара - командира летучего отряда, в который входила также аррасская кавалерия господина д'Эканкура. Еще не прошло и суток, как Аррас был осажден - я сказал де Бару, что если он хочет проникнуть в город, то не нужно упускать возможности сделать это грядущей ночью; я дал ему проводника из всадников моей гвардейской кавалерии, стоявшей в гарнизоне Бапома, и он благополучно вступил в Аррас; так же, с проводниками, предоставленными мной, в город с другой стороны вошел и господин де Сен-Льё.
   Четыре или пять дней спустя в Бапом прибыл кавалерийский корпус во главе с господами де Кастельно и де Божё; вначале они объявили, что им велено предоставить в мое распоряжение треть своего войска, а затем показали письмо маршала де Ла Ферте, где тот извещал меня о приказе короля бросить все эти силы на оборону Арраса. Я посетовал, что за шесть дней и шесть ночей неприятель успел хорошо укрепиться на своих позициях и велик риск, что мы потерпим поражение. Войска подошли к семи утра, мы дали им отдых до полудня, а затем начали большое наступление, двинулись к позициям, защищавшимся лотарингскими частями и еще до наступления ночи остановились в виду них, позволив своим солдатам поужинать. Тем временем я отправился в близлежащую деревушку и привел оттуда троих крестьян - отца и двух сыновей: отцу предстояло быть проводником у меня, а сыновьям - у двух других военачальников. Едва спустилась ночь, мы оседлали коней для наступления на неприятельские линии. Мои войска уже прилично выдвинулись вперед, когда проводник господина де Кастельно улизнул и помчался доносить лотарингцам, что губернатор Бапома во главе кавалерийской тысячи и четырехсот драгун намерен атаковать их позиции в том месте, которое он готов указать. Из-за тягот прошедших дней в лагере врагов оставалась едва ли треть их кавалерии, но они подняли всех, кто мог сидеть в седле и преградили нам дорогу пятью кавалерийскими и пехотными линиями. Господин де Кастельно не предупредил нас о бегстве своего проводника, мы шли вперед, ничего не подозревая, как вдруг на счастье спустился такой плотный и густой туман, что оба других провожатых заблудились в пятистах шагах от неприятеля. Они сказали, что не узнают окрестностей и не знают, где именно мы находимся. Я стал расспрашивать своих гвардейцев, не обман ли это, но и те ответили, что местность им незнакома. Мы кружили всю ночь, не отходя от дороги более чем на две тысячи шагов, и на рассвете поняли, что находимся спиной к вражеским позициям. Тогда я возвратился в Бапом, а господа де Кастельно и де Божё - обратно в свой лагерь.
   Королевские войска расположились в окрестностях Арраса, и я в качестве генерал-лейтенанта сначала получил назначение к маршалу де Ла Ферте, но поскольку после взятия Стенэ военная свита короля стала самой крупной составляющей во вновь сформированном армейском корпусе, переданном маршалу д'Окенкуру, мне вручили другой приказ - служить уже под его командованием. Объединенные силы господина Тюренна и маршала де Ла Ферте стояли возле Монши ле Прё, а отряды господина д'Окенкура, насчитывавшие в целом не более четырех тысяч пехоты и двух - кавалерии, - в четверти лье от неприятельских позиций, между квартирами принца [Конде] и лагерем лотарингцев. Между квартирами д'Окенкура и двух других наших командующих было целых четыре лье, и если бы не один замок на полпути, где мы разместили полторы сотни мушкетеров, сообщение было бы сильно затруднено. Я съездил в Бапом за двумя орудиями, а также лопатами и иным снаряжением для нашей маленькой армии, а по возвращении застал у нас господина Тюренна и маршала де Ла Ферте, которые убеждали д'Окенкура занять позиции близ этого замка; мне пришлось вмешаться и разъяснить, что если он поступит так, то наверняка будет разбит. Господин д'Окенкур счел мои доводы разумными и решил полностью переменить свою дислокацию, о чем и заявил обоим командующим. Раздраженные, те набросились на меня, между нами вспыхнул спор, решить который мы предоставили двору. Двор высказался в пользу плана маршала д'Окенкура, который выбрал позицию неподалеку от Сен-Элуа. Спустя две недели к нему прибыл господин Тюренн и объявил, что завтра в полночь решено атаковать вражеские позиции. Присутствовавший при этом разговоре, я удостоился многих похвал господина Тюренна.
   Готовя армию к столь крупному предприятию, мы не теряли времени. Я испросил у господина д'Окенкура позволения проверить все лично, и он снова положился на меня, выказав немало доверия и признательности. Вместе с господином де Праделем, командиром [пешей] гвардии, я отправился на рекогносцировку, а когда вернулся, ко мне подошел племянник господина де Ла Саля и тихо промолвил, что должен переговорить со мной наедине. Мы отошли в сторону, и он объявил, будто бы господин де Ла Саль оскорблен, что накануне сражения я отказываю ему, генерал-лейтенанту, в положении, равном своему собственному. Я ответил: ему не стоит жаловаться - того требует разница в нашем генеральском стаже, - и привел в пример господ д'Омона и д'Окенкура, которые в битве при Ретеле не пожелали, чтобы де Кастельно и я считались наравне с ними, хотя были такими же генерал-лейтенантами, как и мы. Однако это не удовлетворило моего собеседника, и тот сказал, что его дядя намерен вызвать меня. Мне пришлось возразить: я не дерусь на дуэлях, ибо дал такой обет перед Господом и чту королевские эдикты; кроме того, я несу ответственность за службу, которая исключительно важна для короля, и если благополучно вернусь из сражения, гораздо более опасного, нежели частный поединок, полагаю, его дядя не станет досадовать, застав меня за ежедневным выполнением своих обязанностей. Каждый остался при своем, и я продолжил подготовку к завтрашнему бою. Когда смерклось, я велел нагрузить несколько возов пиками, топорами, фашинами, лопатами, а также деревянными решетками, предназначенными для перехода через окопы, приказал войскам вооружиться и отвел их в лощину поблизости от неприятельских позиций, но совершенно незаметную с той стороны. Сделав все необходимые приготовления, обычные в таких случаях, и зная горячий нрав маршала д'Окенкура, я убедил его набраться терпения и добавил: если уж королевским войскам суждено захватить вражеские позиции, то мы сделаем это первыми - пусть только позволит мне действовать так, как я задумал. Затем я объяснил причины своей уверенности. Дело в том, что по сведениям, полученным от одного пленного, захваченного накануне, нам предстояло атаковать итальянцев, наиболее слабых во всем неприятельском стане, которые в эту ночь должны были нести охрану укреплений лагеря; кроме того, я знал, что их участок прикрывает лишь лотарингская кавалерия, невысоко мной ценившаяся, - да и она могла прийти на выручку лишь по мосткам, переброшенным через протекавший в окрестностях небольшой ручей, - и поэтому заключил: следует предоставить господину Тюренну и маршалу де Ла Ферте право атаковать первыми - у тех большая объединенная армия, от которой наша удалена на целых два лье, а благодаря их натиску, который отвлечет основные силы врага, нам нетрудно будет добиться успеха в нашем предприятии. Он согласился с моими доводами и решил ждать.
   Как только две другие армии перешли в наступление и до нас донесся шум битвы, мы ринулись на неприятельский лагерь. Сержанты гвардии, руководившие штурмом, запнулись на линии окопов, вместо того, чтобы штурмовать ров, где было безопаснее. Я спрыгнул с коня и указал им то направление, которое избрал для атаки. Они бросились вперед, увлекая за собой солдат, - мы не встретили никакого сопротивления. Я велел занять линию укреплений, оставленную противником, отогнать огнем три или четыре вражеских эскадрона, остававшихся за нею, а затем, благодаря действиям саперов, ввел туда пятнадцать своих эскадронов и пять батальонов пехоты. Наши войска закрепились на неприятельских позициях на целый час раньше, чем остальные, которых то и дело отбрасывали назад. Я не буду продолжать свой рассказ об этом сражении: известно, что оно завершилось нашей победой, хотя о ней вспоминают меньше, чем следовало бы, а воздавая справедливость некоторым офицерам, которым принадлежит честь этой победы, рискуешь навлечь на них осуждение. Впрочем, и это касается большинства великих событий, слава нередко достается тем, кто способен интереснее о них рассказать.
   Приблизительно в то же время я получил известие о кончине отца, которому ее величество оказала честь, возведя в достоинство герцога и пэра. Милость сия, которая была для меня тем более дорога, что свидетельствовала о благоволении королевы и о ее участии в моей судьбе, впоследствии доставила мне множество хлопот. Казалось бы, господин кардинал, памятуя о моей верной службе королю, но, главное, ему самому, будет рад сохранить эти титулы за мной, однако он устроил мне столько проволочек и сложностей, что я уже подумывал, как бы с ним порвать. Как бы то ни было, дело благополучно решилось, и в конце концов я получил желаемое.
  
   1655
   В следующем году вражда между маршалом д'Окенкуром и аббатом Фуке в связи с делами мадам де*** зашла так далеко, что маршал, поверив, будто аббат оклеветал его перед господином кардиналом и опасаясь своего ареста, решил покинуть двор. Дама сия, имевшая на него большое влияние, воспользовалась случаем, чтобы привлечь его на сторону принца [Конде]. Господин д'Окенкур был губернатором Перонна и Ама - городов для государства весьма важных из-за своей близости к Парижу и удобных переправ через Сомму. Принц, обретавший таким образом преимущество, о котором и думать не мог в своем тогдашнем положении, отправил к нему господина де Бутвиля и господина де Гито с предложениями от себя и от испанцев. Предлагали маршалу четыреста тысяч экю наличными и пост генерал-лейтенанта при господине принце; он должен был остаться губернатором поименованных городов - при условии, что испанцы введут туда отборные войска, - и получать половину всех местных податей. Господин кардинал очень встревожился, особенно когда узнал, насколько успешно идут переговоры. Помня, что маршал доверяет мне, он велел немедля меня разыскать и отправил в Перонн, дабы предотвратить беду.
   Я выехал из Компьена, где находился двор и прибыл к маршалу так быстро, что еще застал у него де Бутвиля и де Гито. Те не пожелали встречаться со мной, однако маршал, по своему обыкновению, принял меня очень учтиво. Когда я сказал, что направляюсь к себе в Бапом и не мог не повидать его по пути, он предложил остановиться у него - это было мне на руку, и я не преминул воспользоваться приглашением, которое облегчало выполнение моей миссии. За ужином маршал с большим воодушевлением поднял тост за здоровье мадам де***: я был не против, если он немного захмелеет и поддержал его - так мы провели за столом часа полтора. По окончании трапезы, провожая меня в мою комнату, он завел разговор об аббате Фуке и пожаловался, что покинут господином кардиналом на милость врагов, невзирая на заслуги, которыми тот ему обязан. Я обрадовался, что он сам дал мне предлог перейти к главному, заявил, будто господин кардинал относится к нему гораздо лучше, нежели он думает и раскрыл подлинные интересы тех людей, которые подталкивали его, маршала, к поступкам столь чуждым его славе и репутации. В своих доводах я был настолько убедителен, что, кажется, мне наконец удалось заставить его поколебаться в принятом решении. Назавтра он не пожелал отпускать меня, однако мадам его супруга, покинувшая Перонн несколькими днями ранее, узнав о моем приезде, неожиданно возвратилась и приложила все усилия, чтобы посеять недоверие между мной и маршалом и расстроить наши переговоры. Поняв, что ей это не удастся, она бросилась в Компьен, где еще находился двор и наговорила господину кардиналу, будто бы я обманом стремлюсь заполучить губернаторство в Перонне, - правда, его преосвященство, прекрасно знавший истинное положение дел, объяснил, насколько я далек от подобных замыслов. Как догадался господин кардинал, ей самой страстно хотелось вести переговоры, но, не смея требовать этого, она, чтобы унизить меня, попросила дать мне в помощь господина де Ноайля. Его преосвященство не нашел причин для отказа, хотя в последовавшем затем разговоре со мной проявил сердечное участие, которое свидетельствовало об особом уважении и доверии. Раз уж речь шла о таком серьезном деле - не позволить испанцам, как им того хотелось, занять зимние квартиры между Соммой и Уазой, - я ничуть не был уязвлен участием господина де Ноайля. Позднее, во время бракосочетания короля, памятуя о том, как важны были названные обстоятельства, господин де Фуэнсалданья сказал мне, что привез тогда из Испании четыреста тысяч экю для маршала д'Окенкура, надеявшегося стать хозяином всех областей от берегов Соммы до Кателе. Разумеется, Перонн отворил испанцам ворота. Не стану больше распространяться об этом, скажу лишь, что из-за моего вмешательства вознаграждение, обещанное принцем господину д'Окенкуру за два губернаторства, было существенно увеличено, и в этом случае я, как и подобает достойному и преданному слуге, также действовал в интересах короля.
  
  
   1657
   Через несколько лет, как-то утром, когда двор находился в Ла Ферте и я тоже прибыл туда, господин кардинал послал за мной, и, едва завидев, объявил, что мне снова предстоит служба под командованием маршала де Ла Ферте - тот получил приказ выступить на осаду Монмеди. В стан маршала я приехал четыре дня спустя после того, как он обложил эту крепость, воздвигнутую на открытых скалах и представлявшую поэтому нелегкую цель для осаждающих. В его армии в чине генерал-лейтенанта, как и я, служил господин д'Юксей. В первые же дни мы с ним стали изучать подступы к крепости. Шевалье де Клервиль, наш инженер, представил свой план осады, который был одобрен маршалом де Ла Ферте и господином д'Юксеем. Я же, прежде чем произвести рекогносцировку, взял с собой младшего инженера по имени Сербо, еще не пользовавшегося большим авторитетом в войсках, и он заявил, что действовать нужно совершенно иначе, нежели предлагает де Клервиль. Его доводы показались мне настолько убедительными, что я поддержал их перед господином маршалом. Тот позволил господину д'Юксею и шевалье де Клервилю по действовать по первоначальному плану, но и не препятствовал осаде по замыслу Сербо, предоставив эту честь мне. Не буду останавливаться на подробностях осады Монмеди - достаточно сказать, что длилась она пятьдесят пять дней, и около четырехсот офицеров погибли либо были ранены. Тот инженер, о котором я говорил, оказался в числе убитых - человек талантливый, он мог бы впоследствии блестяще проявить себя на службе. Спустя тридцать дней после начала осады мы были вынуждены отказаться от планов шевалье де Клервиля и, что показательно, не стали их возобновлять, хотя крепость держалась еще без малого три недели: мы завладели ей благодаря одному-единственному штурму, который возглавлял я.
   Двор, присутствовавший при осаде, повернул в Стенэ, где я к нему вскоре присоединился. Король и господин кардинал выразили мне благодарность за службу, хотя я вовсе не был этого достоин. Здоровье мое немного пошатнулось из-за тягот этой осады, пожалуй, самой тяжелой и опасной со времени объявления войны, я был вынужден испросить отпуск и удалиться в Бапом, где провел около полутора месяцев.
  
   1658 (1656)
   Годом позже осаждали Валансьенн. Армией командовали господин Тюренн и маршал де Ла Ферте, а господа д'Юксей и де Кастельно исполняли обязанности генерал-лейтенантов. Я был при дворе, отправившемся в Ла Ферте. Некоторое время спустя король, находившийся в покоях у господина кардинала, вызвал меня и велел на следующий день рано утром взять его военную свиту, а также другие войска численностью до двух с половиной тысяч человек, чтобы сопровождать обоз с провиантом, снаряжением и боеприпасами от Гиза до нашего лагеря под Валансьенном. Его преосвященство от себя добавил, что просил бы меня остаться при армии, если господин Тюренн сочтет мое участие в осаде необходимым. Обоз я привел благополучно, хотя и не без приключений. Так случилось, что я проходил в полутора лье от расположения неприятельской армии, стоявшей под Кенуа, совсем недалеко от наших позиций, и враг снарядил за мной в погоню пятитысячный кавалерийский корпус; однако я достиг своего лагеря в час пополуночи и, благодаря своему проворству, избежал грозившей опасности.
   Господин Тюренн пребывал в затруднительном положении. Враги, благодаря выстроенному ими форту, контролировали возвышенность на берегу Шельды и могли видеть нас оттуда как на ладони, тогда как сами мы не видели, что у них происходило, ибо наш лагерь располагался за этой возвышенностью. На другой день господин Тюренн пригласил меня осмотреть наши позиции. С первого же взгляда я оценил преимущества противников, и он сказал: если бы он имел достаточно людей, занять возвышенность, о которой только что шла речь, не составило бы никакого труда: ведь она находится от нас всего лишь на расстоянии мушкетного выстрела. Мои войска он разместил вдоль течения Шельды, на плацдарме, наиболее близком от пресловутой возвышенности, нежели прочие наши позиции, - оттуда начать атаку было удобнее всего: так неожиданно я попал на передовую, где следовало быть осторожным и бдительным. Мои войска оказались под перекрестным обстрелом орудий с городских стен и орудий вражеского лагеря, погибло множество солдат. Я велел насыпать брустверы и укрепить свои позиции так, чтобы успешно обороняться, если вдруг буду атакован.
   Три недели спустя враги навели на Шельде несколько мостов, которые мы не могли заметить, ибо строительство хорошо маскировалось, и начали наступление - либо на позиции господина Тюренна, либо маршала де Ла Ферте, чьи войска плохо сообщались между собой. Чтобы пройти незаметно, они оставили один из своих отрядов в том самом форте на возвышенности и оттуда всю ночь, не давая нам покоя, палили из пушки и производили иной шум, тогда как основная часть вражеской армии, форсировав реку, выдвинулась к лагерю маршала де Ла Ферте. При звуках начавшейся битвы я бросил ему на помощь три пехотных полка, но тщетно, ибо противник уже теснил его на позициях. Наутро ко мне в лагерь, чтобы узнать о том, что произошло на другом берегу, приехал господин Тюренн. Я ответил, что слышал приближение испанской армии, которая, по-видимому, уже заняла наши позиции с той стороны. Тут мы заметили на противоположном берегу возле переправы из фашин, которую устроили для сообщения обеих наших армий, человека, махавшего нам шляпой; когда же ему помогли перейти, оказалось, что это господин д'Юксей. Он-то и рассказал нам о разгроме маршала де Ла Ферте. Узнав о печальном исходе сражения, господин Тюренн, который имел обыкновение советоваться с подчиненными, хотя как человек, прошедший огонь и воду, понимал случившееся лучше остальных, поинтересовался моим мнением о предстоящих действиях. Я ответил: пока не поздно, нужно трубить отступление, спасать нашу батарею и обоз, а что касается меня, то я позабочусь об эвакуации своего лагеря.
   Лагерь мой находился совсем близко от города; лотарингские войска, противостоявшие мне с левой стороны, спешно ушли, оставив ее неприкрытой. Я отправил разведчиков к форту на возвышенности, но и там не было ни души: всю неприятельскую армию подтянули к месту вчерашней ночной атаки. Тогда я велел разобрать свои укрепления в двух местах - в одном начал эвакуацию артиллерии и обоза, а в другом - вывод войск, с которыми, готовый к битве, прошел в виду городских стен. Так я покинул свою позицию, сохранив все, что имел, хотя и отступал в арьергарде всей армии. Было несколько стычек с неприятелем, но они не причинили нам серьезного вреда, и мы благополучно расположились возле Кенуа.
   Наутро, дабы успокоить волнения в войсках, объятых страхом из-за нашего поражения, мы основательно укрепились на своих новых квартирах. Еще через день враг предпринял рекогносцировку наших позиций, но нашел их такими надежными, что отказался от намерений напасть на нас и двинулся на город Конде. Господин Тюренн отправил меня в Ла Фер, чтобы доложить королю о ходе кампании. Его преосвященство спросил: как я считаю, что может последовать за фиаско осады Валансьенна? Я ответил: существует опасность взятия неприятелем Конде, но если послать войска за Сомму, они прикроют остальные города и смогут присоединиться к армии Тюренна, когда тот будет нуждаться в помощи. Господин кардинал заверил, что думает о том же и постарается собрать войска как можно быстрее. Затем, взяв отпуск, я уехал в Бапом, где мог получать последние новости о маневрах врагов.
   Менее чем через месяц армия господина Тюренна была готова снова выступить. Испанцы стояли в двух лье от Бапома в окрестностях местечка Энши, где отдыхали три или четыре дня, пополняя запасы провианта. Я не исключал, что они могут атаковать лагерь господина Тюренна при Удэне. Его преосвященство направил за Сомму около двух тысяч кавалерии, которым наказал немедленно подойти к Бапому. По прибытии этого корпуса я двинулся с ним к Удэну, провел на марше всю ночь, а оказавшись там на рассвете, увидел, что противник уже стоит в виду наших войск. Те не смогли сдержать радости при виде приведенного мной подкрепления. Из-за моего подхода и весьма выгодной позиции, которую занимал господин Тюренн, враги были вынуждены отступить. Тогда полководец удостоил меня возможности узнать его намерения насчет осады городов Шапеля и Кателе и поинтересовался, какая из них, по моему мнению, окажется более легкой. Я сказал, что если бы руководил кампанией, то атаковал бы Шапель: укрепления там кажутся более слабыми, а кроме того, испанцам, чтобы прийти городу на выручку, нужно будет преодолеть большее расстояние. Он ответил, что думает так же и решил наступать на Шапель. Ему удалось завладеть городом, и кампания этого года завершилась.
  
   1658
   Двор возвратился в Париж, чтобы провести зиму; в числе придворных был и я. Однажды господин кардинал поинтересовался, нет ли у меня желания вновь послужить в Италии и почел необходимым добавить: ему не хочется меня принуждать, но я буду чрезвычайно полезен там королю, которого очень обрадует мое согласие. Я ответил, что готов беспрекословно повиноваться, коль скоро речь идет о королевской службе и в особенности о желаниях его преосвященства - это ему хорошо известно. Тогда он объявил, что король назначает меня командующим французской армией в Италии в составе сил герцога Моденского и жалует рангом чрезвычайного посла при дворах итальянских князей. Такими же прерогативами обладали маршалы Франции, предшествовавшие мне на этом посту.
   Я немедленно отправился в Италию, хотя время года было еще неподходящее. Королевские войска зимовали у мантуанцев. Сев на корабль в Тулоне, я благополучно прибыл в Массу. Герцог Моденский, с которым я прежде уже имел честь служить, встретил меня по-дружески. Устроив смотр войскам, я убедился, что они не настолько сильны, как можно было надеяться после их зимнего отдыха в изобильных краях. Герцог Моденский готовился обложить Саббионету, рассчитывая после ее взятия обезопасить те области своего княжества, которые к ней прилежали. Дня через три или четыре после моего приезда он созвал военный совет, посвященный предстоящей кампании - присутствовали он сам, его сын, господин кардинал д'Эсте, интендант юстиции господин де Браше и я. Об осаде Саббионеты говорили как о деле уже решенном, однако я был безусловно против такого начала кампании и представил свои доводы: в окрестностях этого города мы могли рассчитывать лишь на поддержку с моря, весьма затратную и ненадежную, ведь помощи со стороны герцога Савойского ждать не приходилось - от его страны нас отделяло герцогство Миланское; не подумать ли прежде об освобождении Валенцы, которая, хотя и принадлежит нам, но окружена испанскими позициями, доставляющими множество хлопот? Взятие Саббионеты не принесет герцогу Моденскому никакой пользы, ибо его княжество не нуждается в иной защите, чем милость Господня и покровительство короля Франции, в котором можно не сомневаться. Итак, я предлагал форсировать Адду, был убежден, что это нам удастся, несмотря на сопротивление врагов, и сумел склонить к моему плану членов совета. Я понимал, что переход через Адду нелёгок - ее нельзя перейти вброд, на ее берегах стояли неприятельские войска, гораздо более многочисленные, чем наши. Ясно было также, что форсировав реку, нам предстояло проделать до Валенцы путь не менее чем в тридцать лье по вражеской территории, но я считал, что разгромить испанцев, обложивших этот город, - чрезвычайно важное для короля дело.
   Через две недели мы выступили. Армия противника, усиленная местным ополчением, располагалась вдоль течения Адды. Мы же, вступив в пределы Венецианской республики, снарядили на небольшой речке Серио, впадающей в Адду, пятьдесят вооруженных судов, чтобы неприятель решил, будто здесь готовится переправа. Потом я раскинул лагерь при впадении Адды в реку По и, разделив свои войска на четыре бригады, распорядился воздвигнуть полевые укрепления для пехоты и артиллерийских батарей. Между нами и противником происходили беспрестанные стычки, и когда они достигли особого накала, я отправил тысячу кавалеристов и тысячу мушкетеров на небольших судах на другой берег и вскоре был извещен, что десант благополучно высадился. Тогда я послал к герцогу Моденскому, чтобы тот прикрыл нашу переправу своими войсками и помог навести понтонный мост, а сам с другим отрядом погрузился на корабли - часть той, первой флотилии, что оставалась на Серио, - и, также переплыв реку, занял церквушку на противоположном берегу, где мог успешно обороняться. Враги слишком поздно узнали о наших маневрах и о нашем десанте. Они бросили против меня три или четыре тысячи кавалерии, чтобы выбить с занятой позиции, но убедившись, насколько она надежна и выгодно расположена, отказались от своего намерения. Когда подошли главные наши силы, то были наведены понтоны, и на следующий день вся наша армия форсировала Адду.
   Мы встали лагерем в четырех лье от Милана, близ Мариньяно и узнали, что этот город охвачен паникой: туда ворвался со своими войсками господин де Фуэнсалданья и когда овладел городскими кварталами, то отправил пехотные и кавалерийские отряды, чтобы охранять дорогу на Милан. Мы решили напасть на эти отряды, и герцог Моденский согласился выделить мне тысячу мушкетеров и полторы тысячи кавалерии. Ночь оказалась для меня нелегкой: я выбил неприятеля из трех сооруженных им баррикад, смел на своем пути все вплоть до ворот Милана, поджег то ли двенадцать, то ли пятнадцать домов за его стенами, захватил нескольких пленных, уничтожил множество врагов и своим рейдом сильно напугал горожан. Назавтра господин де Дюра, один из наших генерал-лейтенантов, с восемьюстами всадниками и таким же количеством пехоты совершил налет на Монцу, один из самых крупных городов в Миланском герцогстве.
   Тогда же, известив герцога Савойского о наших успехах и о том, что испанцы в великом смятении, мы настоятельно просили его принять участие в кампании, дабы поддержать нас при форсировании Тичино. Тот отправил к нам войска во главе с маркизом Вилла, который не преминул использовать удобный случай: во владениях герцога Савойского испанцы удерживали выгодно расположенный город Трино, и когда господин де Фуэнсалданья велел перебросить оттуда часть гарнизона в Новару и Мортару, маркиз, узнав, что в распоряжении испанского наместника Трино остались лишь две сотни солдат, напал на город с четырех сторон и отбил за одну ночь, хотя прежде безуспешно осаждал его с большой армией в течение полутора месяцев. Затем он двинулся на соединение с нами и, пробыв в Мариньяно еще четыре дня, мы вместе отправились дальше. В это время герцог Моденский шел к Павии, делая вид, будто намерен осадить ее, но в действительности - чтобы вынудить испанцев подтянуть ей на выручку войска из Мортары, захват которой и был его истинной целью. Замысел удался и, наведя мост через Тичино, герцог в тот же день приказал маркизу Вилла и его савойской кавалерии атаковать Мортару с одной стороны, тогда как я с тысячей своих кавалеристов обложил ее с противоположной. Назавтра все войска уже были на позициях, два дня спустя начали осаду, а через семнадцать дней заняли город; оборонялся он двенадцатью сотнями солдат и восемьюстами местными крестьянами, у нас же было пять тысяч пехоты и три - кавалерии, не считая тысячи восьмисот всадников, которых вел маркиз Вилла. Что же до его пехоты, насчитывавшей до двух тысяч человек, то он отослал ее обратно в самом начале осады, хотя герцог Моденский и я настоятельно просили оставить пехоту для охраны наших позиций и обещали даже не задействовать в сражениях. Так мы поняли, что наши победы нимало не интересуют его и доставляют скорее тревогу, чем радость. Возможно, военные успехи, сопутствовавшие нам в этих далеких землях, могут показаться малозначащими, но если принять во внимание, что мы располагали лишь небольшой по численности армией, что у нас не хватало денег, боеприпасов и инженерного опыта, что нельзя было надеяться на помощь, и мы вплоть до завершения предприятия, не знали наверняка, улыбнется ли нам удача, то всякий признает, что эта кампания далась нам отнюдь не легко.
   Мы завладели всеми небольшими постами, которыми испанцы окружили Валенцу и, освободив этот город, стали хозяевами провинции Ломеллина - наилучшей и самой изобильной в Миланском герцогстве. Валенца, в виду которой мы располагали удобным переходом через По, находилась от нас в пяти лье. Такое же преимущество предоставляла нам Мортара в отношении реки Тичино, что позволяло начать наступление на Милан уже в следующем году.
   Тем временем герцог Моденский, в течение всей кампании чувствовавший себя неважно, отправился в Сантию для поправки здоровья. Однако там его болезнь лишь усилилась, спустя несколько дней он скончался, и его смерть разрушила все наши планы. Это был государь справедливый и достойный, исполненный мужества, славолюбия и оцененный по заслугам: он любил военное ремесло и, отдавшись ему довольно поздно, не переставал совершенствовать свои знания. Для меня, удостоенного его дружбы и доверия, смерть герцога стала великой утратой.
   Испанцы, надеявшиеся, что кончина герцога вызовет нестроения в его государстве, решили ими воспользоваться и завладеть Буссето - городком в Модене на реке По. Я мог бы прийти к нему на выручку только если бы с великими трудностями пересек все Миланское герцогство или же земли Генуэзской республики - испанцам это сильно облегчало задачу. Предупрежденный об их планах, я подступил к реке Танаро, как если бы намеревался форсировать ее, - враги же, видя мои приготовления и поддавшись на обман, встали на другом берегу, чтобы этому воспрепятствовать. Я держал их в напряжении до тех пор, пока из Казале к Валенце не подошли рекою По несколько имевшихся у нас судов: их нарочно доверху набили кулями с мукой, чтобы отвести любые подозрения в наших истинных намерениях. Едва суда разгрузили, я разместил на них отряд в восемьсот человек, а поскольку По, прежде чем впасть в Венецианский залив, протекает по областям Миланского герцогства, Пармского герцогства и, наконец, Модены, то не составляло труда перебросить свой десант на выручку Буссето по воде. Единственная сложность заключалась в том, что в виду Павии испанцы держали на реке две бригантины, но они, как мне удалось узнать, были плохо вооружены и имели немногочисленную команду, так что командиру своего десанта я приказал взять их на абордаж, если они встретятся по пути. Однако корабли с моим десантом достигли цели, не встретив никакого противодействия и приблизились к Буссето уже спустя сутки. Помощь сия, столь неожиданная, но подоспевшая весьма кстати, спасла город, вызвав столько же смятения у неприятеля, сколько радости у кардинала д'Эсте, который в это время находился в Модене.
   Кампания [этого года] подходила к концу, и испанцы вознамерились занять в областях Модены зимние квартиры. Я двинул свои войска к Ницце Монферратской и подступил к самой границе Генуэзской республики, чтобы без труда обеспечить себе переход в Модену - об этом через одного дворянина настоятельно просил меня господин кардинал д'Эсте, который добавлял, что нуждается лишь в кавалерии. Испанцы, проведав о моих планах, попытались преградить мне путь за рекой Бормида, но мне удалось внезапно захватить один замок в окрестностях и под его прикрытием пройти [в генуэзские земли]. Затем я позаботился о размещении армии на зиму, поскольку уже наступал декабрь, написал ко двору, ходатайствуя об отпуске, чтобы вернуться во Францию и, когда получил разрешение, поехал в Лион, где в это время находился король.
   По прибытии я узнал, что в достоинство маршалов Франции возведены господа де Скюламбер и де Фабер. Это были люди, бесспорно, заслуженные, но поскольку они совсем не воевали, а пеклись лишь о том, как бы удержаться на своих постах, я подумал, что благодаря своим выслуге, служебному рвению, а также своему успеху в минувшей кампании, принесшему немалую славу королевскому оружию, вправе рассчитывать на преимущество перед ними. Его преосвященство не мог упустить из виду, что я обойден и имею основания обижаться. Проведя при дворе несколько дней, я так и не объяснился с ним - это убедило господина кардинала, насколько велико мое недовольство. Он отправил ко мне господина Ле Телье, государственного секретаря, чтобы узнать, не желаю ли я вновь отправиться на службу. Я возразил, что неважно себя чувствую и не могу позволить себе такие же расходы, как прежде. На другой день, когда я явился к господину кардиналу, тот пригласил меня в кабинет и сказал: у меня нет причин жаловаться, ибо он всегда очень хорошо ко мне относился - порукой тому должности, которые он мне давал; он убежден, что я достоин этих должностей, а чтобы доказать, насколько он доволен мной, заверяет, что король немедля назначил бы меня маршалом, не имей я герцогского титула; что впоследствии обязательно отыщется средство сохранить и обещанный пост за мадам де Навайль - это не составит большого труда. В ближайшем будущем, пока длится война, продолжал он, мне не стоит надеяться на маршальский жезл в дополнение к герцогской грамоте: маршалы дю Плесси и де Ла Ферте, служащие гораздо дольше меня, чуть ли не каждый день добиваются достоинства герцогов и пэров, да и сам он во имя положения своей семьи не прочь таковое приобрести, - но, идет война или нет, он ручается, что, ни им, ни ему оно не достанется, пока маршальство не получу я. Признаюсь, что был тронут его сочувствием; я выслушал доводы в пользу моего возвращения на службу и обещал ее продолжить.
   Двор покинул Лион ради возвращения в Париж, и господин кардинал, непременно желавший заняться в дороге итальянскими делами, велел мне сопровождать его и прилюдно выказывал большое участие. Он не без основания полагался на мою честность и верил, что для меня нет интересов более важных, чем интересы государства.
   Прибыв в столицу, я узнал, что пока воевал в Италии, случилась одна история, весьма неприятная и оскорбительная для меня. Незадолго до отъезда в войска я купил поместье в Нижнем Пуату и вступил в права владения. Господин де***, подстрекаемый людьми, недолюбливавшими нас с супругой, нашел средство оспорить мое приобретение, и дело зашло так далеко, что он вторгся в поместье, осадил замок, который я доверил охранять своим слугам, убил одного из них, коменданта, и удалился лишь спустя семь или восемь дней. Мадам де Навайль, не желавшая ни о чем распространяться, весьма старательно скрывала от меня это происшествие, но оно наделало столько шума, что утаить от меня что бы то ни было оказалось решительно невозможно. Я не мог спокойно снести подобное оскорбление, но, с другой стороны, совсем не хотел усугублять дело и через людей, которые, в свою очередь, всё передали господину де***, предложил тому извиниться за содеянное. Когда же я понял, что не получу от него никакого удовлетворения, то обратился за помощью к отцу Андре, одному из малых августинцев Пале-Рояля, который, как мне говорили, водил с ним знакомство и которого я хорошо знал. Я настоятельно просил этого монаха использовать все его влияние на господина де*** дабы тот поступил по справедливости и позволил мне считать инцидент исчерпанным. Отец Андре всячески, пытался втолковать ему, что нужно сделать и какие неприятные последствия может повлечь его отказ. Но господин де*** лишь высмеял этого достойного слугу Господа и разразился по моему адресу гневными речами. Об этом я узнал от тех, в чьей правдивости не сомневался, хотя сам отец Андре, деликатно скрыв подробности разговора, сказал мне только, что не смог ничего добиться и призвал к смирению. От всего сердца я желал тогда последовать этому доброму совету; гнев, испепелявший меня из-за этой вражды, - одно из самых скверных воспоминаний в моей жизни, и ради мести я был готов заплатить кровью.
   Господин кардинал принял в моих делах гораздо меньше участия, нежели я мог надеяться и, чрезвычайно этим удрученный, я даже не попрощался с ним прежде чем покинуть двор и отправиться в Италию на театр военных действий. Когда же он узнал о моем отъезде, то послал за мадам де Навайль и сказал, что мне не стоит сердиться: он намерен покончить с моими неприятностями, а ей надлежит обратиться к самым влиятельным людям в Королевском совете, чтобы король заступился за меня - вне всякого сомнения, тот не лишит нас своей милости. Так впоследствии и было сделано.
  
   1659-1662
   Не успел я прибыть в армию, как [с Испанией] заключили мир. Мне прислали приказ урегулировать итальянские дела с господином де Фуэнсалданьей, имевшим такие же полномочия от короля Испании. Я вернул испанцам Валенцу и Мортару и вывез оттуда в Пинероло свои орудия и боеприпасы. Испанцы же, со своей стороны отдали герцогу Савойскому Верчелли со всей батареей и боеприпасами. Затем двор облек меня властью проинспектировать сто пятьдесят кавалерийских и триста пехотных рот - я должен был оставить в строю лишь тех офицеров, которых считал наиболее достойными и опытными. Я с честью вышел из этого испытания, хотя оно доставило мне немало трудностей: с каждым надлежало обойтись по справедливости; так или иначе, мои решения принимались безропотно. По окончании кампании мне позволили вернуться к двору. По приезде я застал господина кардинала уже в портшезе на пути к королю. Его преосвященство был настолько добр, что велел остановиться, вышел, заключил меня в объятия, а затем сказал, что я отлично проявил себя на службе - король очень доволен мной, и я немедленно должен предстать перед их величествами. Меня встретили с тысячекратно большим благоволением, нежели я заслуживал, и я оставался наедине с государем около часа, отчитываясь в выполнении полученных приказов.
   На другой день я упросил господина кардинала позволить мне сопровождать короля в свадебном кортеже после брака, заключенного его величеством с испанской инфантой. Мне было позволено следовать с двором в Монпелье, где его преосвященство пожелал сказать мне нечто важное. Когда мы добрались туда, уже спустились сумерки, но наутро, поднявшись, он почтил меня известием, что теперь, когда подписаны условия мира, хотел бы сдержать обещания, данные мне в Лионе; должности фрейлины будущей королевы добивались многие названные мне влиятельные аристократки, однако он сохранил ее для мадам де Навайль, которая вернула ему пост хранительницы гардероба ради мадам де Бетюн: ведь помимо того, что мадам де Навайль умна и исполнена иных достоинств, она еще и супруга человека, снискавшего особое уважение благодаря своим военным подвигам, - и он испытывает к нам обоим сердечную привязанность. Я горячо поблагодарил его за доброту, однако в душе отнюдь не был доволен новым назначением мадам де Навайль: я уже давно подумывал удалиться от двора, и понимал, что ее нынешнее положение противоречит моим планам. В этих видах несколько месяцев спустя я договорился с некоей высокопоставленной особой о продаже должности хранительницы гардероба, которую королева-мать предоставила моей жене во время регентства, и получил четыреста тысяч ливров, полагая, что совершил для своей семьи неплохую сделку, позволяющую без труда и в любой момент обеспечить ту будущность, что я для себя избрал.
   Вскоре после своего брака король объявил о новом пожаловании в кавалеры Ордена [Святого Духа], я удостоился чести оказаться в числе таковых, а вскоре получил и орденскую грамоту.
   Я всегда был плохим придворным, и из-за своего характера никак не мог смириться со всякого рода заискиваниями перед людьми, которым подчинялся. Не секрет, что такое поведение обычно не способствует личному успеху, но я ничего не мог с собой поделать и к тому же был убежден, что меня извиняют преданность и заслуги. Не стану останавливаться на причинах постигшей меня опалы: это дела совсем недавнего прошлого, и подробности многим известны: мы с мадам де Навайль имели несчастье навлечь на себя неудовольствие короля, поступая так, как считали правильным и впоследствии в том раскаялись. Нам велели покинуть двор и освободили от должностей: мне возвратили деньги за губернаторство в Гавре, купленное несколькими годами ранее, а также уже уплаченную сумму за чин капитана шеволежеров гвардии, не желая, чтобы я выручил с него на двести тысяч ливров больше, нежели предлагалось, а мадам де Навайль - пятьдесят тысяч экю возмещения за должность фрейлины, и при этом меня лишили пенсии. Чтобы утешиться в своей горести, я, удалившись от двора, решил было поступить на службу к императору, воевавшему против турок в Венгрии, и обратился за содействием к господину Ле Телье, - однако тот объявил, что с ними вот-вот подпишут мир. Тогда я упросил его, буде война продлится, исхлопотать для меня позволение поступить так, как я хотел.
   Во Франции восстановилось спокойствие, которое, казалось, будет долгим, и без дела осталось множество военных, не желавших ничего, кроме как удержаться на службе. Пользуясь немалым авторитетом в войсках, я рассчитывал набрать под свое командование пятитысячный корпус из самых лучших кавалеристов, пехотинцев и драгун, которых только мог найти. Император, которому я предложил свои услуги, обязался возместить мне свыше пятидесяти тысяч экю будущих расходов на это предприятие и предоставить хорошие зимние квартиры в своих землях. Готовясь служить главе христианского мира, я рассчитывал, что король при перемене положения дел, вновь призовет меня к себе как командира отборного войска и видел в том средство вернуть его милость. Но мои планы потерпели фиаско: мир с турками вскоре действительно заключили, и пришлось возвращаться к себе, в Пуату и Ангумуа, чтобы при случае доказать свою нужность.
  
   1666
   Несколькими месяцами ранее королева-мать опасно заболела, и состояние ее ухудшилось до такой степени, что было понятно - жить ей осталось недолго. Недели за три до кончины она по своей доброте вспомнила обо мне и попросила короля избавить меня от опалы. Король милостиво согласился и при ней же велел господину Ле Телье отправить мне приказ возвратиться. Минуло несколько дней, но приказ так и не был исполнен, и королева, узнав об этом, призвала господина Ле Телье к ответу. Тот пояснил, что в моих же интересах пока еще не объявлял мне о королевской воле.
   - О! - воскликнула она, - Разве государь, мой сын, не пожелал, чтобы Навайль вернулся?
   - Не так быстро, мадам, - возразил господин Ле Телье. Впоследствии он рассказал мне о произошедшем и рекомендовал дождаться более благоприятного времени для возвращения ко двору.
   В то время как раз англичане объявили Франции войну. Рассудив, что мне вряд ли удастся поучаствовать в ней, я намеревался отправиться в Бареж ради целебных купаний. Прежде чем уехать, я нанес визит герцогу де Ларошфуко в Вертейль. В тот же день, как я навестил его, ко мне прискакал королевский курьер с собственноручным, весьма благосклонным письмом короля и приказом принять военное командование в Они, Ла Рошели, на островах Ре, Олерон и в Бруаже. Оказанное доверие дало мне надежду на полное прощение - и вот еще что заставило меня утвердиться в этом мнении: несколько дней спустя я узнал, что ни меня, ни мадам де Навайль не обвиняют в попытке передать королеве некое письмо, написанное по-испански и случайно попавшее в руки его величества. Ранее придворные, недоброжелательно относившиеся к нам, убеждали короля (чтобы отвести подозрение от других людей), будто письмо это могло исходить лишь от нас и ни от кого другого и доказывали: те, кого он ежедневно осыпает благодеяниями, и в мыслях не имеют повредить ему, в отличие от нас с мадам де Навайль, затаивших обиду и поэтому способных замышлять самые низкие поступки. Эти наветы, пожалуй, сломили бы нас окончательно, не возжелай Господь, чтобы наша невиновность больше ни у кого не вызывала сомнений.
   Я немедленно отбыл в Ла-Рошель и приступил к исполнению служебных обязанностей. Надлежало организовать ополчение, которое могло бы оборонять побережье от нападения врага. Когда двор утвердил назначенных мной командиров и были набраны две тысячи пехотинцев, семьсот или восемьсот конных и тысяча драгун, я приказал ополченцам обеспечить себя потребным для выступления количеством боеприпасов и провианта, заверив при этом, что король никогда не отправит регулярные войска туда, где они не смогут существовать, не нанося ущерба окрестным землям. Я стремился превратить ополченцев в дисциплинированную армию, и доныне она существует в том же виде, что и при мне, способная без чьей-либо помощи оборонять один из важнейших морских рубежей нашей страны.
  
  
   1668
   Через несколько лет, когда король объявил войну Испании, овладел Лиллем и другими фландрскими городами, мне предложили новую службу, если только я соглашусь служить наравне с теми офицерами, которыми некогда командовал. Намекнули, что таким образом я смогу окончательно вернуть расположение короля, - однако мне так и не удалось побороть свою гордость и из-за этого я не принимал участия в первом завоевании Франш-Конте. Мир был заключен благодаря посредничеству голландцев, но те вполне явно обнаружили, что действуют отнюдь не в интересах Франции и уже тогда навлекли на себя возмущение короля, обернувшееся для них затем ужасными последствиями.
   Пробыв в Ла Рошели довольно долго, я наконец получил разрешение вернуться ко двору и был встречен его величеством столь благожелательно, как мог лишь надеяться. Я отчитался о своей деятельности на прежнем посту, он поручил мне изыскать возможность обороны побережья и близлежащих крупных городов силами одного лишь местного ополчения, без поддержки иными войсками, велел представить меморандум по поводу тех средств, которые были для этого необходимы и во время нашей беседы выказал большое расположение.
   Некоторое время я провел при дворе, где, казалось, все смотрели на меня как на человека, попавшего в случай; когда же стало ясно, что Франция, по-видимому, не будет воевать в ближайшем будущем, я задумал навербовать полк в две тысячи человек и повести его на помощь Кандии, оборонявшейся от турок вот уже в течение двадцати трех лет, а в тот год особенно ими стесненной. Обратившись к королю, я получил согласие на это, тем более, что господин де Ла Фейяд, который еще раньше меня принял решение отплыть в Кандию, уже готовился в путь.
  
   Конец третьей книги
  
   КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
  
   1669
   Тем временем и папа Климент IX по настоянию венецианцев просил короля прийти на выручку Кандии. Король прекрасно понимал: спасти этот остров, обложенный сорокатысячной турецкой армией во главе с самим великим визирем - дело нелёгкое, - но принимая близко к сердцу беды христиан и подавая пример остальным христианским государям, он пообещал папе, что пришлет помощь, распорядился отрядить корпус в шесть тысяч человек и милостиво спросил меня через господина де Лувуа, не соглашусь ли я командовать этими силами. Получив сей приказ, я возликовал и хотя сам вполне отчетливо представлял всю трудность этого предприятия, однако вдохновлялся религиозными чувствами и стремлением добыть себе славу в бою. Через несколько дней я отправился в Тулон, к войскам, порученным моему руководству, и пятнадцатого июня погрузился с ними на суда эскадры его величества, которую вел адмирал Франции герцог де Бофор. Плавание наше было благополучным: девятнадцатого числа того же месяца мы бросили якорь на рейде Кандии. Здешний военачальник Морозини, капитан-генерал венецианцев, отсалютовал нам из всех своих пушек и мушкетов и когда наши корабли ответили ему тем же, отправил к нам с герцогом де Бофором военного инженера господина Кастеллана - с приветствиями и письмами (своим и господина де Сент-Андре Монбрёна), где нас просили выделить три тысячи человек подкрепления, поскольку союзники опасались внезапного нападения неприятеля предстоящей ночью.
   На сушу я высадился в сопровождении полевого маршала господина Ле Бре и первым делом поспешил повидаться с господином де Сент-Андре Монбрёном, своим добрым знакомым, с которым отслужил несколько кампаний в Италии. Затем вместе с ним мы отправились к капитан-генералу; после взаимных приветствий тот предложил нам взглянуть, как оброняется бастион Святого Андрея. Я увидел, что турки, свыше трех тысяч человек, действуют очень успешно, осаждая довольно слабые укрепления у пробитой в нем бреши. Затем мы приблизились к бастиону Сабионера, где неприятель довел свои траншеи до самого подножия бастиона и проделал в нем брешь, по ширине позволяющую пройти шеренге из тридцати человек, и осажденные не имели с той стороны иных укреплений; здесь вражеские атаки не были такими ожесточенными как у бастиона Святого Андрея, от которого Сабионера находилась на значительном удалении. Главная задача турок заключалась в том, чтобы завладеть подступами к порту: для этого они установили на побережье несколько артиллерийских батарей и беспрерывно палили по всем, кто входил или выходил из города. Эта тактика изматывала осажденных сильнее всего, а туркам доставляла наибольшие преимущества, ибо численность их не превышала десяти тысяч человек. Они даже представить не могли, что осажденные осмелятся на вылазку против их позиций.
   Понаблюдав за ходом боевых действий, я предпринял разведку обоих мест, где стояли вражеские войска и понял, что единственная возможность воспрепятствовать взятию города - атаковать турок на позициях под Сабионерой, которые, как я уже упомянул, располагались далеко от бастиона Святого Андрея - местонахождения основных сил противника. Другого средства освободить порт от блокады не было, и выбей я турок из-под Сабионеры, мне было бы нетрудно прийти на выручку защитникам бастиона Святого Андрея, - а у тех еще оставалось достаточно материала, чтобы воздвигнуть у бреши своего бастиона новые насыпи. Я еще больше укрепился в намерении атаковать немедленно, когда Морозини сказал, что турецкая кавалерия, рассеянная по острову, тотчас поспешит на выручку своим квартирам, едва станет известно о нашем прибытии на помощь венецианцам. От меня не укрылось, что турки не прекращали работ по укреплению своего лагеря и даже начали возводить два редута у Сабионеры. Это побудило меня настаивать перед Морозини и маркизом де Сент-Андре Монбрёном на скорейшем начале штурма, не дожидаясь, пока враги подтянут кавалерию и надежно окопаются - ведь тогда у нас не останется ни малейшей надежды на успех.
   Оба военачальника согласились со мной, добавив, что и сами давно поступили бы так, располагай они достаточным числом войск. Но стоило мне спросить, на какое подкрепление я могу рассчитывать, они, поразмыслив, ответили: не более трёх тысяч человек. Это меня очень удивило, ибо, составляя свой план, я надеялся, что получу гораздо больше, и стало понятно: венецианский посол накануне моего отъезда слукавил, утверждая, что по прибытии я найду под Кандией целых двенадцать тысяч. Не считая себя вправе настаивать на своем решении, я доложил о нем герцогу де Бофору, - но тот одобрил его и признал действия в соответствии с моим планом необходимыми для удержания города.
   Ни галеры папы, ни флот короля еще не подошли, но если мы хотели освободить город от осады, нам следовало не дожидаться их, а застигнуть турок врасплох, когда те и помыслить не могли, что мы атакуем их немедленно после утомительного морского перехода. Мы рассудили, что время, необходимое им для приведения в порядок укреплений и соединения со своей конницей умалит их преимущество в виду уязвимости наших войск при высадке на берег, и решили действовать стремительно. Мне надлежало организовать высадку возможно быстрее, я приложил к тому все усилия и уже через сутки все мои отряды оказались на суше. Отдав все необходимые для этого случая распоряжения, я поинтересовался у Морозини и маркиза де Сент-Андре, когда же мне будут приданы обещанные три тысячи человек, но вдруг услышал как один говорит другому шепотом, что они не могут предоставить мне ни одного солдата, ибо им некого даже посылать в дозор. Можно представить, что я тогда подумал! Мысль о том, какому риску я подвергнусь, если предприму наступление одними лишь собственными силами, безо всякой поддержки, заставило меня поколебаться в своем намерении. Морозини, догадавшись об этом, поручился поддержать мою атаку двенадцатью сотнями человек со стороны форта Святого Андрея, дабы помешать туркам, стоявшим под его стенами, прийти на помощь тем, на кого мне предстояло напасть, - а кроме того послать четыреста землекопов заклепать вражеские орудия и разрушить укрепления батареи: это была единственная помощь, на которую я мог надеяться со стороны союзников. Господин де Бофор пообещал придать мне сто пятьдесят человек из судовых команд и подвести свои корабли к обоим местам сражений на расстояние мушкетного выстрела, намереваясь прикрывать наши атаки огнем корабельных пушек. Понимая, что город вот-вот падет и нет иного средства спасти его, я решил выполнить задуманное.
   Стало известно, что мешкать долее нельзя ни дня: на выручку туркам уже подоспела часть их кавалерии, другая была на подходе, и они продолжали основательно укрепляться. Когда спустилась ночь, я сел в шлюпку и поплыл на разведку к тому месту, где решил атаковать их, а заодно осмотрел и форт Святого Димитрия, под прикрытием которого готовился ввести свои войска в бой. Выработав со старшими офицерами королевской армии порядок боевых действий, я доложил его Морозини и маркизу де Сент-Андре и попросил их высказать мнение о предстоящем важном сражении; те внимательно изучили весь мой план и заявили, что атака подготовлена по всей форме, и им нечего добавить к тем предосторожностям, которые я предусмотрел.
   А силами я распорядился так: отделил от своих войск четыреста пехотинцев с пятьюдесятью гренадерами во главе, придал им три эскадрона кавалерии и поручил командование всем этим отрядом бригадиру господину Дампьеру. За ним должны были следовать рота гвардейского полка, полк Сен-Вальера, Лотарингский, Бретонский и четыре кавалерийских эскадрона, поддержанных полками Монтегю, Грансе и Жонзака. В резерв, который предстояло возглавить господину графу де Шуазелю, я поставил полки д'Аркура, Конти, Линьера, Розана, Монпеза и четыре других кавалерийских эскадрона для прикрытия флангов. В каждом полку было только четыре роты, а в каждой роте - лишь по сорок человек. Свой центр я разместил на возвышенности между двух неприятельских позиций, чтобы помешать их сообщению, между первой и второй линиями поставил пятьдесят королевских мушкетеров, а также сотню офицеров запаса, на чью помощь рассчитывал в крайнем случае. Морскую пехоту, которой предстояло высадиться слева от Сабионеры, возглавил сам господин де Бофор, хотя я и предостерегал его от участия в битве.
   Пока господин Кольбер-Молевриер, которого я назначил бригадиром морских пехотинцев, подготавливал их высадку в порту, я распорядился навести через ров две переправы, чтобы облегчить вылазку. Не забывая, что превосходящие силы врага могли потеснить меня и вынудить к отступлению, я установил в форте Святого Димитрия много орудий, послал туда стрелков-мушкетеров, а два батальона, присланные с наших кораблей, разместил за пятидесят шагов от контрэскарпа.
   В моем распоряжении помимо упомянутых батальонов находились лишь четыре тысячи пехоты и пять сотен кавалерии, - однако кавалеристы давали мне огромное преимущество, ибо неприятельская конница всё еще не подошла. Не следовало ждать успеха от лобовой атаки: неприятель засел в глубоких траншеях, окопался, и выбить его оттуда можно было лишь ударив во фланг или в тыл. Рассудив так, я вывел солдат через два заранее подготовленных прохода, велев соблюдать порядок и тишину. Под покровом ночи наше маленькое войско незаметно прошло совсем близко от позиций противника и приготовилось к бою. Рассвет занялся, когда маневр уже был завершен: нас заметили, едва наш арьергард успел образовать вторую линию. Солдаты, находившиеся на расстоянии выстрела от неприятеля, ринулись в атаку, прямо под огонь мушкетов. Перед траншеями враги выстроили два редута, на штурм которых я послал авангард господина Дампьера: тот, отважно сражаясь, завладел ими и уничтожил всех, кто пытался оказать сопротивление. Одновременно я напал на неприятельские позиции возле редутов, бросив в бой полки Сен-Вальера и Лотарингский. Те, кому я приказал занять траншеи и батарею, дрались так лихо, что вскоре майор гвардии господин де Кастеллан, командовавший ротами этого полка, не только стал хозяином неприятельских траншей, но и отбил у турок тридцать орудий и насыпи, окружавшие батарею. В ходе новой атаки врагов ждал окончательный разгром: основная часть неприятельских сил в беспорядке отступила на гору, возвышавшуюся поблизости, иные бежали, многие искали спасения в морских волнах, и я видел даже таких, которые, умоляя о пощаде, крестились и кричали, что они - христиане.
   Прошло более двух часов, как мы овладели этой турецкой позицией, как вдруг на батарее из-за случайного огня взорвался порох. Злосчастный взрыв унес жизни многих наших солдат и офицеров, разметав гвардейские роты, занявшие этот участок. Турки, которые отошли было на гору, увидели случившееся и, ободренные подоспевшей к ним от бастиона Святого Андрея и из Новой Кандии помощью более чем в двадцать вымпелов, ринулись на нас. Мне пришлось выслать против них кавалеристов, но турецкому подкреплению удалось отбить их натиск и завязать бой с основными моими силами. Следуя за эскадроном Сент-Эстева, я контратаковал во главе королевских мушкетеров и гвардейцев и вытеснил противника с того участка, который ему удалось занять.
   Незадолго до взрыва пороха, видя отступление врага и думая, будто победа уже обеспечена, герцог де Бофор оставил свои позиции, ибо не считал более необходимым удерживать их, и направился в нашу сторону, сопровождаемый одним лишь шевалье де Виларсо. По пути он наткнулся на один из наших отрядов, который теснили превосходящие силы турок, возглавил его, яростно сражался, но был покинут, и никто так и не узнал, что с ним сталось.
   Тем временем турки, подошедшие со стороны бастиона Святого Андрея, окружили наш резерв. Господин Ле Бре, который вел бой в первой линии, заметив это, поспешил на выручку и сперва оттолкнул врага, но даже предприняв вместе с господином де Шуазелем, командиром резерва, все усилия, на которые способны столь отважные и опытные офицеры, не смог сдержать неприятельский натиск: обоим пришлось поспешно отступить. В этих условиях я пытался еще удерживать позицию, но поняв, что это невозможно, велел трубить отход и сам отступил едва ли не последним - за мной следовал только один дворянин по имени Ландо, всегда находившийся при мне и не покидавший меня в течение всей битвы. Я потерял семерых или восьмерых своих офицеров; господину де Ла Огетту, одному из моих адъютантов, мушкетной пулей раздробило лодыжку, мне самому удалось отделаться небольшими ранами на руках, и мою лошадь задело несколько раз.
   Если эта битва, вопреки первоначальным ожиданиям, и завершилась для нас неудачей, то из-за того, что нашим кораблям так и не подвернулся благоприятный момент для бомбардировки неприятельских позиций; приказы, данные морской пехоте, не были выполнены; Морозини так и не отвлек турок планировавшимся нападением со стороны Святого Андрея, и не отправил, как обещал, землекопов на заклепывание орудий и срытие укреплений вражеской батареи у Сабионеры, хотя имел для этого достаточно времени; наконец из-за пресловутого взрыва двадцати пяти фунтов пороху в пороховом погребе, куда один из солдат нечаянно спустился с запаленным фитилем мушкета: этот взрыв посеял панику в наших рядах, ибо все решили, что турки привели в действие заложенные ранее мины. Тем не менее, наше предприятие нельзя было назвать бесплодным: мы убили, ранили и взяли в плен свыше двух тысяч турок, и если бы ни исчезновение господина адмирала и ни гибель нескольких других знатных военачальников, нам не пришлось бы сильно раскаиваться в этом фиаско. Отведя войска, я сказал, что не к чести им, начавшим бой столь отважно, упускать славу в самом его конце, и взрыв пороха не дает им права покинуть позиции: пусть-де подумают, как при случае, снова проявив храбрость, загладить позор своего отступления.
   На другой день после описанного сражения ко мне явился Морозини и объявил, что неприятельские атаки на бастион Святого Андрея еще более усилились: враги, которые осаждали ретираду, уже подвели свои сапы вплотную, пользуясь тем, что она слабо оборонялась, и если немедленно не подойти на выручку бастиону, город неминуемо обречен сдаться. У меня не было причин быть довольным Морозини, но, стремясь использовать любую зависевшую от меня возможность спасти Кандию, я в тот же день поднял на помощь своих солдат, занял оборону наряду с венецианцами и успешно удерживал бастион вплоть до своего отъезда, да так успешно, что больше двух месяцев турки не могли продвинуться ни на дюйм.
   Через несколько дней я задумал небольшую вылазку, дабы потревожить оба неприятельские позиции. Морозини снова пообещал придать нашим войскам триста человек из своего гарнизона. Господин Кольбер-Молевриер выступил со своим отрядом в назначенный час, вытеснил неприятеля из редутов и, навязав ему изматывающую стычку, успешно возвратился на прежние позиции. Морозини так и не прислал обещанное подкрепление, а на упреки господина Кольбера ответил, что получил специальный приказ Республики не выпускать за крепостные стены ни одного солдата.
   Едва только ступив на кандийский берег, когда мы с Морозини отправились взглянуть, как обороняется бастион Святого Андрея, я говорил и повторял впоследствии неоднократно, что там необходима еще одна ретирада. В начале июля французские войска подверглись на бастионе ожесточенной атаке и хотя храбро отбросили турок, но из-за великой опасности, угрожавшей тогда городу, Морозини так встревожился, что согласился с моим предложением устроить-таки вторую ретираду и попросил выделить людей для работ. На другой день я предоставил ему тысячу восемьсот человек, а еще двести настоял, чтобы прислали с наших кораблей. Эта команда в две тысячи человек трудилась полтора месяца, ни разу за все время не позволив себе прерваться. Поскольку день и ночь они работали под неприятельским огнем, мы придали им для защиты пять или шесть сотен наилучших наших солдат. В середине того же месяца, среди бела дня, когда на страже стоял полк Жонзака, турки с саблями наголо ринулись на штурм нашей позиции в бастионе Святого Андрея. Передовые посты были сразу захвачены. Маркиз де Жонзак подоспел на выручку со своим резервом, истребил тех, кто пытался защищаться в занятых укреплениях, а остальных отбросил прочь. Несколькими днями позже я сделал ответную вылазку к Сабионере, потеснил врагов и разрушил часть их лагеря.
   Через некоторое время к Кандии подошли галеры папы и короля. Много раз предлагалось начать бомбардировку неприятеля из корабельных орудий, однако исполнению этого намерения мешал неблагоприятный ветер. Наконец, когда настало удобное время, созвали совет, чтобы решить, которую из двух вражеских позиций подвергнуть бомбардировке - у Святого Андрея или же у Сабионеры. Судя по приготовлениям, предпринимавшимся турками накануне, я полагал, что последний, однако Морозини и другие венецианские генералы сделали иной выбор, и в ходе дальнейших событий стало ясно, что он оказался не лучшим.
   Два дня спустя королевская эскадра, папские, французские, мальтийские и венецианские галеры вкупе с галеасами и несколькими другими судами Республики показались в боевом порядке в виду позиции турок у бастиона Святого Андрея и бросили якорь на расстоянии пушечного выстрела. Тотчас неприятель открыл безостановочную пальбу из своих орудий, расставленных вдоль берега, выпустил великое множество ядер, - но ответные залпы союзного флота были настолько сильны, что вынудили турок бросить свои батареи и укрыться в окопах. В самом начале сражения от неприятельского огня загорелся корабль "Тереза" - взрыв поднял его на воздух, задев суда, стоявшие поблизости и едва не пустив на дно "Реаль", на борту которого находился генерал галер господин де Вивонн. С "Терезы" спаслось едва ли три человека, а все, что находилось на палубе, в том числе и большая часть моего снаряжения, было утрачено. После пяти- или шестичасового обстрела врага наша морская армия отошла на прежние позиции, не потеряв больше ни одного корабля: из-за благоразумных предосторожностей, ущерб, понесенный ею, не был слишком велик. В это время мы планировали совершить вылазку, и Морозини должен был придать нам шестьсот человек, - однако несколько офицеров, посланных мной на разведку к позициям турок, доложили при возвращении, что противник предупрежден; разведчики Морозини также донесли, будто бы великий визирь перебросил шесть тысяч человек на тот участок, где ожидалось наше нападение, и мы не отважились выполнить наш замысел.
   Однажды утром в конце того же месяца Морозини явился ко мне вместе с другими генералами Республики. В смятении те сказали, что турки овладели капониром Сабионеры, начали подводить подкоп под куртину, мне должно быть хорошо известно, что на этом участке нет иных оборонительных сооружений, и если я немедленно не приду на помощь, осады не сдержать. Я тотчас предпринял вылазку, чтобы выбить врага прочь, и она оказалась весьма успешной: мы не только освободили захваченный капонир, но и продвинулись вперед на две сотни шагов, и полтораста стрелков даже укрепились в турецких траншеях. Королевские войска проявили невиданную стойкость: более двух часов, без прикрытия с моря они вели непрерывный огонь и дважды отражали атаки турок, наступавших со всех сторон; неприятель потерял пятьсот или шестьсот человек, тогда как у меня погибло лишь несколько солдат и офицеров, но в том числе - господин де Тремуле, капитан в полку Монпеза, отважный служака.
   С той же стороны турки удерживали одну важную позицию, препятствовавшую нашему сообщению с портом. Я решил овладеть ею и попросил у Морозини подкрепления; тот посулил было пятьсот человек, но когда я послал за ними, выяснилось, что он может предоставить едва ли пятьдесят славян. Пришлось вновь обходиться лишь собственными силами, и господа Кольбер и Дампьер, командовавшие ими, так увлекли бойцов своим примером, что королевские войска вытеснили врагов, заняли и удержали их укрепления. Уже в конце боя господин Кольбер был ранен в голову отлетевшим при взрыве бомбы осколком камня.
   В середине следующего месяца три или четыре десятка турок с саблями наголо под прикрытием других своих войск проникли в бастион Сабионеры через брешь, оборонявшуюся венецианцами и попытались оттащить на свои позиции пушку, набросив на неё канат. Французские войска, поняв, что союзники даже не пытаются отразить этот натиск, ринулись на выручку и отбили врага. Оценив ситуацию, я предупредил Морозини, чтобы он поскорее убрал оттуда орудие: нет сомнений, что, не встретив у бреши серьезного сопротивления, противники попытаются атаковать ее снова. Тот ответил, что и сам собирался так поступить, но продолжал бездействовать и турки, вернувшись, утянули-таки пушку на свою сторону.
   Поняв, насколько слабы силы Республики, враги не преминули воспользоваться этим уже на другой день: они вновь захватили плохо защищавшийся капонир Сабионеры, а затем возобновили подкоп на куртину в том же самом месте, откуда недавно были вытеснены королевскими войсками. Немцы, удерживавшие бастион Святого Андрея, сражались вяло - и, казалось, наши французы были единственными, кто действительно пытался защищать город. Из пяти тысяч человек, приведенных мною из Франции, у меня осталось не более двух с половиной тысяч, еще способных сражаться. Господин де Вивонн ежедневно предупреждал, что запасы провианта подходят к концу, восполнить их негде, и морской армии, как и сухопутной угрожает гибель, если мы останемся под Кандией дольше. Кроме того, я знал, что двухтысячное войско союзников, собравшееся в конце июля на острове Занте, отнюдь не спешило нам на подмогу, хотя попутный ветер держался целых три недели. Тогда мне пришлось объявить Морозини и его военачальникам, что вскоре я буду вынужден их покинуть.
   Прежде чем принять такое решение, я, ограждая себя от каких бы то ни было упреков, велел господину де Ла Круа, интенданту сухопутной армии и господину Жакье, ведавшему провиантом, отправиться от моего имени на военный совет к господину де Вивонну, чтобы доподлинно узнать, много ли провианта осталось на кораблях и галерах и как его можно дополнительно раздобыть. Кроме того, моим уполномоченным следовало уточнить, какое время потребуется эскадре и галерам для возвращения во Францию и сколько продовольствия нужно запасти на обратный путь. Господин де Вивонн, не меньше моего переживавший за исход осады Кандии и понимавший, что имеющегося провианта едва ли будет достаточно для возвращения армии, хватался за любую возможность пополнить запасы. Мне хотелось того же, однако все наши хлопоты оказались несостоятельными, и не оставалось иного выхода, кроме как отдать войскам приказ грузиться на суда. Накануне я объявил об этом Роспильози, генералу папских галер, к которому всегда относился с особой почтительностью, и, доложив ему обо всех своих предприятиях ради освобождения Кандии и о нужде в продовольствии, признался, что уезжаю, дабы не стало известно, что королевское войско погибает от голода. Эти причины уже были ему известны из разговоров с господином де Вивонном.
   Пока я сетовал на необходимость оставить Кандию, прибыла наконец помощь с острова Занте и, дав Морозини возможность обеспечить ее высадку, я предложил предоставить ему три своих лучших полка под началом господина де Шуазеля, которые оставались бы в осажденном городе, пока остальные королевские части будут грузиться на суда. В ответ Морозини предложил было снабдить нас провиантом, но я знал, как мало у него оставалось запасов, а продукты были такого плохого качества, что когда он прежде присылал их на наши галеры, отравились несколько гребцов-каторжников; таким образом, я не поколебался в своем решении.
   Погрузив раненых и больных, которых оказалось очень много, я распорядился переправить войска на остров Стандия. В это время Роспильози по просьбе Морозини ходатайствовал передо мной о созыве военного совета, где предстояло определить, можно ли предпринять еще какие-нибудь совместные действия до отъезда войск короля. Я объяснил, что считаю это бесполезным, но всё-таки согласился из уважения к нему. В тот же день Роспильози в сопровождении генерала мальтийских галер и венецианских военачальников явился в мою ставку. Вначале он заговорил о том, как горячо надеется папа на избавление Кандии от осады и как сильно весь христианский мир благодарен королю, который отправил на выручку городу большое войско, лишившись в боях стольких солдат и офицеров. Затем он объявил, что собрал всех присутствующих для обмена мнениями, не стоит ли еще раз попытать военного счастья, и менее всего помышляет о том, чтобы обрекать заведомым потерям армию христианнейшего короля и, прежде всего, ее флот, самый сильный в Европе. Я ответил, что хотя и вынужден к эвакуации войск причинами, о которых прекрасно известно и ему, и другим полководцам Республики, но тем не менее готов продолжать оборону города, если только буду уверен, что она не напрасна. Перешли к обсуждению; генералы предлагали совершить вылазку с десятитысячным войском, которое бы включало три тысячи моих солдат, способных, как уже говорилось, держать оружие, пятисот человек с папских галер, стольких же мальтийцев, тысячи - с наших кораблей и пяти тысяч из венецианской армии. Я возразил: венецианцы не могут отрядить обещанное войско: прежде не раз сулившие мне сильную помощь, они не в состоянии были привести и тысячи человек - и если даже правда, что сейчас в их распоряжении пять тысяч солдат, то вместе с двухтысячным корпусом герцога делла Мирандола с острова Занте они вполне способны защищать город, не твердя так часто о капитуляции. Тогда господин де Сент-Андре честно признался: венецианцам действительно не собрать того числа войск, о котором говорилось, и добавил, что возражает против плана общего наступления - ведь если оно потерпит фиаско, то на другой день город будет обречен сдаться, - а чтобы осажденные продержались не менее месяца, нужно как можно скорее начать строительство новой ретирады, бросив на это все имеющиеся силы. Я настаивал на возведении этой третьей ретирады целых полтора месяца, но Морозини не считал эту меру необходимой. Таким образом, совет разошелся, ничего не решив, и Роспильози погрузился на галеры и отплыл с острова той же ночью.
   Коснувшись строительства третьей ретирады, вспоминаю еще, что спустя месяц после того, как я высадился на Кандии, меня уведомили, что венецианцы начали переговоры с турками, предлагавшими сдать им город на определенных условиях. В нашем тогдашнем положении условия противника показались мне весьма выгодными, я решил способствовать переговорам и именно в этих видах предложил возведение еще одной ретирады, рассудив, что она создаст серьезные препятствия для взятия крепости и, таким образом, предоставит нам больше возможностей для удачного торга. Я советовал Морозини согласиться, прежде чем нехватка продовольствия вынудит меня оставить Кандию, однако тот ответил, что правительство Республики дезавуировало полномочия, которые он дал своим парламентерам, он не смеет принять на себя ответственность в столь важном деле, но если я надеюсь на благоприятный исход диалога, то могу его продолжать. Мне пришлось возразить, что у короля, моего повелителя, нет никаких разногласий с Портой и даже посланный на выручку Кандии под папскими знаменами, я не имею права вести с неверными какие-либо переговоры. По моему мнению, этот эпизод, ради которого я прервал свой рассказ, заслуживает упоминания. Отдав необходимые распоряжения графу де Шуазелю, я отправился на остров Святого Андрея, дабы поторопить погрузку войск на суда.
   Едва погрузка была завершена, меня свалил недуг, который охватил всё тело, не позволял пошевелить ни рукой, ни ногой и причинял жесточайшие боли. Через два дня утром Морозини, предупрежденный накануне о том, что турки пойдут на штурм, передал господину де Шуазелю просьбу держать все его войска в боевой готовности. Эти три полка, оставленные мной в Кандии, обороняли вторую ретираду у бастиона Святого Андрея, так и не покинув пост после отвода основной части моей армии. Роты же других полков, еще не погрузившиеся на суда, в случае неприятельской атаки должны были идти на выручку Сабионере. В полдень противник показался перед укреплениями Святого Андрея и Сабионеры, намереваясь атаковать их, как и ожидалось. Во главе штурма двигались многочисленные отряды, поддержанные другими, еще более многочисленными; противник направил пятьдесят или шестьдесят головорезов к Святому Андрею и столько же - к Сабионере, чтобы напасть одновременно в обоих местах. Те, кто атаковал бастион Святого Андрея, размахивая саблями, ринулись в пролом бреши и заняли первую ретираду: не будь второй, где держались мои солдаты, бастион неминуемо пал бы. Несколько турок достигли частокола фоссебреи, но поскольку оборонявшиеся французы расставили стрелков и вдоль фоссебреи, и на парапете второй ретирады, нападавшие были встречены таким мощным огнем, что большинство прорвавшихся полегло на месте, а остальные не отважились продолжать атаку. Другому неприятельскому отряду, шедшему вдоль моря, чтобы атаковать вторую ретираду с тыла, преградили путь пятьдесят французских мушкетеров: их залп уложил множество врагов, остальные же были вынуждены беспорядочно отступить. Тем не менее городу угрожала великая опасность со стороны Сабионеры, где совсем не было внешних укреплений; туда и отправился граф де Шуазель со всеми остававшимися у него французскими войсками: он повёл с собой господ де Сен-Венсана, де Шантуа и де Мопертюи, двадцать офицеров запаса, тридцать мушкетеров короля, двадцать моих гвардейцев и двести человек из Лотарингского полка во главе с господином де Вивье. Это небольшое воинство, заняв оборону фоссебреи и парапета, оказало отчаянное сопротивление, и турки, дважды бросавшиеся на штурм под постоянным огневым прикрытием в виде бомб и гранат, наконец были отброшены за их первоначальные траншеи, потеряв наиболее отважных бойцов. Господин де Шуазель и его офицеры проявили чудеса храбрости, и осажденные открыто объявили, что своим спасением обязаны именно французам; впоследствии Морозини и генерал Баталья подтвердили мне это в своих письмах.
   На другой день в виду Кандии бросили якорь суда с войсками герцога делла Мирандола, подошедшие на подмогу с острова Занте. Всего с герцогом находилось две тысячи пеших солдат, он привез также много оружия и боеприпасов и, главное, бомб и гранат, в которых чрезвычайно нуждались защитники города. Высадка, начавшаяся вечером, завершилась лишь на следующий день. Тотчас я послал трем своим полкам, еще остававшимся в Кандии, приказ не мешкая возвращаться, дабы не задерживать возвращение нашей армии, которую господин де Вивонн что ни день всё сильнее ограничивал в провианте. Приняв на борт остатки этих полков и все мало-мальски пригодное снаряжение, королевские суда поставили паруса и в конце августа при попутном ветре отплыли во Францию.
   Венецианцы, елико возможно, постарались скрыть ото всех правду о причинах моего ухода; но помимо того, что я не мог обеспечить королевские войска провиантом, у меня имелись и иные основания эвакуировать их из-под стен Кандии. Было совершенно ясно, что нам не овладеть ни той, ни другой неприятельской позицией: венецианцы не обнаруживали в том большого рвения, и сколько бы усилий мы не прилагали в одиночку, они всегда оказывалась тщетными. Я понимал также, что город можно спасти разве что разгромом одной из осадных позиций противника, - но у нас не хватало на это войск. Кроме того, мне было известно из надежного источника, что генералы Республики давно решили сдаться и готовились принять условия противника. Это оказалось правдой: хотя двухтысячное подкрепление с Занте вполне возместило нехватку тех людей, которых я увел, Морозини все же подписал капитуляцию через два дня после моего отъезда.
   Думается, нетрудно понять, что Венеция вовсе не была заинтересована в сохранении Кандии и не стремилась изыскивать ради этого какие-либо средства; она не оказывала городу ни военной, ни денежной помощи, ибо турки уже хозяйничали на всём острове. Оборона Кандии стоила ей огромных расходов, город был открыт со всех сторон, и требовалось свыше трех миллионов на его восстановление. Финансы Республики была истощены, не хватало ни солдат, ни галерных гребцов. Она не могла ни продолжать войну против великого визиря, ни оборонять те области, которые принадлежат ей среди островов Архипелага и в Далмации, а к помощи Франции прибегла лишь затем, чтобы показать, что христианский мир стоит на страже ее интересов и тем склонить Порту к более выгодным условиям мира.
  
   1669-1674
   Венецианский посол так нажаловался королю на мой отъезд, что мне велели немедленно по прибытии во Францию удалиться в одно из моих поместий. Три года я находился в опале, лишенный даже возможности оправдаться и лишь по прошествии этого времени получил разрешение исполнять свои обязанности губернатора Ла-Рошели, а затем и возвратиться ко двору. Я смиреннейше упросил короля позволить мне отчитаться об итогах своей злосчастной экспедиции. Тот был настолько милостив, что предоставил мне трехчасовую аудиенцию и, выслушав мои объяснения, произнес, что доволен тем, как я действовал. То же самое он повторил в присутствии господ маршалов де Креки и де Бельфона, попросил представить письменное изложение всех обстоятельств моей кампании, а прочитав его, соизволил сказать, что прежде не сомневался в обстоятельном изложении событий, считал, будто бы знает исчерпывающую правду о произошедшем, но лишь теперь вполне удовлетворен, будучи посвященным в мельчайшие подробности. Это утешило меня в немилости, тем более тягостной, что я ничем ее не заслужил. Могу сказать, что никогда еще я не сражался столь ревностно, не рисковал так жизнью, и не принес столько пользы, как при Кандии: крепость, в стенах которой уже были пробиты две огромные бреши, я оборонял против натиска оттоманской армии в течение двух с половиной месяцев и лишь малыми силами, порученными мне королем. Оправдания мои сочли достойными внимания, и если мне пришлось претерпеть трехлетнюю опалу, понятно, что она была вызвана причинами, обусловленными тогдашними интересами его величества, - то есть такими, которые меня не касались.
   Спустя несколько дней после моего возвращения король в присутствии многих придворных с улыбкой сказал мне:
   - Навайль, я хочу на некоторое время освободить вас от вашего губернаторства. Вы нужны мне на другом посту: в то время как я отправлюсь во Фландрию, вам надлежит принять командование войсками в моих провинциях Эльзасе, Лотарингии, областях Меца, Бургундии и Шампани и действовать сообразно тому, что вы сочтете необходимым ради службы мне.
   Начав с Бургундии, я вскоре достиг Шампани, сделав в этих областях необходимые распоряжения; побывал в Меце, затем в Лотарингии, где провел некоторое время; оттуда прибыл в Эльзас, и, намереваясь инспектировать Брейзах, решил ехать через Кольмар. Выяснилось, что жители этого города, не менее важного, чем Брейзах, ведут себя весьма дерзко. У них было вдоволь всякого рода военных запасов и провианта и, казалось, что кольмарцы не слишком расположены подчиняться королевской воле. Они не потрудились выказать мне ни малейшего почтения, приставшего должностному лицу, которое уполномочил сам король. В той же земле находились Шлетштадт, Хагенау и еще четыре небольших имперских города: все они держались обособленно, издревле посылали в рейхстаг своих депутатов и постоянно стремились к вольностям, противоречащим их обязательствам перед королем. Когда я прибыл в Брейзах, эти семь городов, именовавших себя имперскими, отрядили ко мне своих представителей. Депутацию возглавляли кольмарцы, они же держали речь - точно такую же, с какой обращались к моим предшественникам, - и использовали в ней обороты, умалявшие, как мне показалось, их покорность королю: он именовался лишь защитником. Я возразил: в отношении его величества надлежит употреблять выражения, более приставшие верноподданным: ему более подходит титул покровителя. Ответ мой прозвучал столь резко, что присутствовавший тут же интендант сказал мне при всех:
   - Месье, если бы этим господам раньше объяснили, в чем состоит их долг, как сделали вы, король давно бы утвердил свою власть в этой провинции, и им бы не пришлось тратиться на своих депутатов в рейхстаге.
   Посланники в смятении упали передо мной на колени. Но я решил удовлетворить свою маленькую месть и на другой день отправил пятьсот всадников, чтобы реквизировать в названных городах скот. Эта мера образумила горожан и убедила, какую ошибку они совершают, пытаясь держаться независимо от Франции. Они явились ко мне во второй раз, однако я не пожелал ничего слушать, заявив, что мне нужно спешить в Филиппсбург и действительно покинул их. Горожане Страсбурга, который я миновал, засвидетельствовали мне почтение через своих выборных. По приезде в Филиппсбург надлежало осмотреть городскую цитадель; ее укрепления оказались не слишком надёжными, и я заметил множество изъянов, которые следовало исправить. Затем мой путь лежал в Брейзах; вынужден признать, что люди, отвечавшие за боеготовность этой крепости, плохо служили его величеству.
   В Филиппсбурге меня застал курьер с известием, что король в Нанси. Так как с приездом короля поручение мое могло считаться завершенным, а крупные траты, в которые я входил, не получая какого бы то ни было жалованья, начинали меня беспокоить, я отправил ко двору нарочного, ходатайствуя о позволении сложить свои обязанности. Мне прислали приказ явиться к его величеству. В Нанси я предоставил подробный отчет о своей миссии господину де Лувуа, который, убедившись, насколько хорошо я знаю дела названных провинций, в особенности Эльзаса, объявил: его величество отправился в Тионвиль и будет очень рад видеть меня при своей особе. Король принял меня с такой благосклонностью, на какую я едва ли мог надеяться, выразил намерение побеседовать со мной и наутро пригласил к себе. Он развернул передо мной план Маастрихта с обозначенными позициями королевской армии, которая осаждала эту крепость и доблестно завладела ею, а затем рассказал о подробностях осады и приказах, которые отдавал в том или ином случае. Признаюсь, я был удивлен, удостоверившись, что этот великий государь обнаружил в военном деле гораздо больший талант, нежели кто-либо из его полководцев. Позже он велел принести карты тех провинций, где наделил меня командованием, расспросил о мерах, которые я счел необходимым предпринять во благо его службы, пожелал выслушать мой доклад о состоянии эльзасских крепостей и поинтересовался, не считаю ли я, что Кольмар станет препятствовать вводу французских войск. Я возразил: это маловероятно, обстоятельства вполне благоприятствуют тому, чтобы приструнить наконец все эти города, величающие себя имперскими. Он объявил, что скоро грянет большая война и поэтому хочет отправить меня в Бургундию - область, весьма слабо нами оборонявшуюся, - и, как только настанет время, пошлет меня туда с армией. Я промолвил: хотелось бы стать настолько богатым, чтобы служить его величеству, не требуя жалованья, - тогда он милостиво ответил, что вознаградит меня за службу и приказал господину де Лувуа выплатить мне потребную сумму.
   Получив четыре тысячи экю, я отбыл в Бургундию. Провинция находилась в плачевном состоянии: местные жители попрятались кто куда, города и селения обезлюдели. Испанцы во Франш-Конте, как стало известно, старательно укрепляли свои крепости и военные лагеря, готовясь причинить нам немало хлопот.
   Город Гре, сильно разрушенный во время последней войны, расположен очень выгодно, чтобы служить плацдармом для нападения на Бургундию и Шампань - оттуда в земли обеих этих провинций можно проникнуть через мост на Соне. Рассудив, что лучшего плацдарма им не найти, испанцы восстанавливали его быстро и основательно. Они отстроили заново главные городские укрепления, возвели прикрытый контрэскарп и крепкий частокол, надеясь под их защитой держать во Франш-Конте сильную армию и добывать всё необходимое для ее боеспособности в сопредельных бургундских и шампаньских землях. Это побудило короля к ответным мерам. Однако в моем распоряжении было лишь пятьдесят рот недавно набранной пехоты, и стояли они в шестидесяти лье от границы, так нуждавшейся в защите. Я написал ко двору, чтобы не медлили с присылкой подкрепления.
   Дижон, столица Бургундии, город очень богатый, не имел даже собственного гарнизона; горожане тряслись от страха, однако я заставил их взять в руки оружие и обучил дисциплине, чтобы они могли обороняться, а также велел починить городские стены и запастись продовольствием.
   Бурк-ан-Бресс имеет важное стратегическое значение: если бы испанцы захватили его, то обрекли бы разорению все окрестные области вплоть до Лиона. Убедившись, что эта крепость сильно обветшала, я распорядился произвести некоторые работы по ее восстановлению, разместил в ней гарнизон из пяти пехотных рот и вооружил тамошних горожан.
   Тем временем испанские войска во Франш-Конте, насчитывавшие восемьсот человек кавалерии, шестьсот - пехоты и шестьсот драгун, подошли к Гре. Я доложил королю, что у нас остается последняя возможность быстро занять этот город: позволь мы испанцам укрепить его и подтянуть еще более крупные силы, Бургундия и Шампань окажутся в великой опасности; но будь у меня всего лишь четыре-пять тысяч бойцов, думаю, что смог бы отбить этот плацдарм. Со мной согласились и ответили, что пресловутое подкрепление я скорее всего получу, однако не ранее, чем оно подойдет из Германии, - а тамошний фронт нельзя ослаблять, пока немцы не отступят.
   В это время испанцы объявили войну, и ко мне очень кстати подоспели два полка кавалерии, около трехсот всадников во главе с господином де Ла Фейе. Отрядив из подкрепления сто человек в помощь Брессу, остальных я бросил на границу. Господину Массиэтту, командовавшему гарнизоном Гре, не терпелось вторгнуться в Бургундию: прошло совсем немного времени после начала войны, а он с восемьюстами человек кавалерии и шестьюстами драгунами уже перешел на противоположный берег Соны, чтобы сжечь окрестности Дижона. Горожан, едва они узнали об этом, обуял ужас, и парламент уже намеревался покинуть город, что могло посеять большую панику. Я в это время находился в Оcсоне и у меня было иного выхода, кроме как отправить к дижонцам мадам де Навайль с заверениями, что вскоре я приду к ним на выручку. Её приезд немного ободрил жителей. Между тем малыми силами, которые имелись в моем распоряжении, я занял какие-то худые замки и несколько мельниц, чтобы использовать их для вылазок против врага и помешать ему занять позиции вблизи наших, сам же двинулся в Дижон с одной-единственной ротой гвардии. Два дня спустя после моего приезда неприятель подступил к городу, намереваясь исполнить свой замысел. Приняв в городе командование только лишь над пехотной ротой, расквартированной в замке, я перевел оттуда две трети солдат в один из домов в пригороде, распорядившись предварительно проломить в нем стены. Неподалеку от него стояла мельница, которую я велел занять роте своих гвардейцев, насчитывавшей человек сорок. Мне так и не удалось вызвать на помощь никого из горожан - более того, пришлось задержаться и успокаивать их, укрывшихся за стенами, - настолько они были напуганы.
   Приблизившись к Дижону до полутора лье, противник отрядил триста человек кавалерии и несколько драгун, чтобы поджечь окрестные дома и мельницы. Предупрежденный об их приближении, я немедля отдал приказ палить из всех замковых и городских пушек, чтобы враги не усомнились, что я стою на страже. Когда же вражеский отряд показался в окрестностях, то мушкетеры, засевшие в доме, тоже открыли огонь, застрелив двух драгун и то ли четырех, то ли пятерых кавалеристов, и неприятель не отважился продолжить свой рейд.
   Грохот орудийной пальбы и моя отличная боеготовность доказали врагам, что я способен обороняться и заставили их отказаться от своего предприятия. Правда, отступая, они попытались отбить одну из позиций, где я разместил несколько рот пехоты, - но пехотинцы отчаянно защищались, уничтожив с той стороны сорок или пятьдесят человек, так что нападавшие отошли, не сумев ничего сделать. Фиаско противника заставило приободриться население провинции и особенно Дижона. Через некоторое время я внезапно захватил замок в Сент-Амуре возле Бресса, и этот маленький успех убедил двор, насколько серьезные основания имеет под собой мое предложение овладеть Гре: рассудили, что такой блестящий пример весьма необходим, ибо дела наши как раз пошатнулись из-за утраты Бонна и некоторых других городов. Меня известили, что на подмогу мне уже выслали войска, и если я смогу выполнить задуманное, то сослужу королю большую службу. Хотя у меня не было ни провиантмейстера, ни командующего артиллерией, я сумел раздобыть немного хлеба в долг, подготовил к бою два своих орудия, а кроме того навел понтонный мост, чтобы форсировать Сону. Своими хлопотами и дружеским участием мне оказал огромную помощь господин д'Апремон, который занимался укреплением Оcсона и был пожалован королем в бригадиры.
   Ко мне прибыли шестнадцать гвардейских рот, Лионский полк и шесть сотен кавалерии, поэтому возникли немалые трудности со снабжением, обычные в условиях расквартирования войск в собственной стране, - но еще более увеличившиеся из-за интенданта господина Бушю, который не удовлетворился простым письмом маркиза де Лувуа и попросил отдать приказ по всей форме. Я находился в провинции, чьим губернатором был сам господин принц [Конде], обладавший всеми полномочиями, которые только могли быть у человека его положения и заслуг, и когда, случалось, получал приказы через его голову, нетрудно понять, с каким противодействием мне доводилось сталкиваться. Штаты [провинции] объявили, что не вправе решить что бы то ни было без созыва общей ассамблеи, а чиновники [дижонского] парламента стремились сохранить свои земли в неприкосновенности. Тем не менее обстоятельства вынуждали меня пренебречь законами.
   Войска, отправленные мне в помощь, не знали отдыха в течение двадцати двух месяцев - вряд ли за всю кампанию можно было встретить людей более измученных. Им немало приходилось терпеть от климата тех краев, где зимой часто идут дожди, а реки выходят из берегов (тогда стоял конец декабря). Но я решил не терять даром времени, ибо враги с каждым днем наращивали свои силы, и собрал войска, готовясь перейти Сону по заранее подготовленному понтонному мосту: его сооружение велось тайно, так что противник и не подозревал о наших намерениях, пока мы не начали переправу. Однако река оказалась настолько широкой, что мои солдаты чуть не потонули и были вынуждены возвратиться обратно. Неприятель, обратившийся навстречу нам и разгадавший мое намерение навести понтонную переправу в месте впадения Оньона в Сону, чтобы форсировать обе реки сразу, воспользовался нашей неудачей, постарался укрепить свои позиции там, где ждал нашей высадки, а в близлежащее селение отправил отряд в триста всадников, стремясь ей воспрепятствовать.
   На моих глазах наши солдаты истощали постоем Бургундию, а численность вражеских войск росла. Это сильно тревожило меня и побудило в итоге предпринять другую попытку вторгнуться во Франш-Конте. Я послал на берега Оньона разведчиков, которые доложили, что выше Форж-де-Песма есть брод, позволявший преодолеть реку - правда, почти вплавь, ибо она сильно разлилась, но дно в том месте было песчаное, так что начать переправу и закончить ее представлялось не таким уж сложным делом.
   Я снова собрал войска и начал наводить понтоны. Увидев это, враги приготовились к бою и открыли сильный огонь. Между тем под покровом ночи восемь моих эскадронов попытались перейти Оньон вброд и внезапно напасть на противника с тыла. Но непрекращавшийся дождь вызвал такой разлив реки, что до другого берега вплавь удалось добраться лишь пяти эскадронам - оставшимися тремя рисковать я не осмелился.
   Неприятель, думая, что предпринять такой маневр и переправиться через реку в темноте невозможно, был застигнут моими отрядами врасплох и тотчас отступил в Гре. Тогда я спустил мои орудия вниз по реке и наутро атаковал Песм: его защищали три с половиной сотни пехоты и триста драгун, которые запросили пощады на следующий же день. Под Долем, между реками Оньон и Ду, я занял одну крепость, в которой оборонялись двести человек.
   К счастью, через сутки подморозило, и я воспользовался благоприятной возможностью, чтобы подтянуть мои пушки к Гре. Приблизившись к городу, я встретил неприятельских кавалеристов, намеревавшихся сжечь те окрестные деревни, которые я мог использовать в качестве позиций для предстоящей осады; завязалась жестокая стычка, и враг был отброшен назад к городским стенам. Картечь из мушкетона пробила мне тогда шляпу в трех местах и вырвала кусок парика.
   На другой день я начал осаду, невзирая на оттепель и разлив реки, из-за которого мои солдаты оказались по пояс в воде. Преодолев эту и иные, не меньшие, тяготы, я бросил на дорогу, ведущую к городу, Лионский полк - и тот вышел победителем из боя, длившегося там пять часов. Находясь в тяжелом положении, враги предложили капитулировать, но я согласился принять лишь капитуляцию Песма, а в Гре взял пленниками шестнадцать сотен пехотинцев, четыре сотни кавалерии и шесть - драгун вместе с господином Массиэттом, героем вражеской армии и ужасом Бургундии и Шампани. Оставив с ним часть его людей, я взял с него слово в течение шести месяцев не возвращаться на службу к испанскому королю. Всех лошадей, доставшихся нам от пленных кавалеристов и драгун, я конфисковал в пользу своих войск, которые в них сильно нуждались, а гарнизоны Гре и Песма отправил в Люксембург. Затем я обложил города Везуль и Лон-ле-Соньер, и те тоже вскоре сдались. Еще я овладел маленькой крепостью у Безансона и, наконец, стал хозяином почти всего края: если бы король пожелал довершить завоевание Франш-Конте, то Безансон и Доль были бы заняты недели через две. Однако испанцы направили в эту провинцию господина де Водемона: тот приложил столько сил, чтобы привести обе крепости в надлежащее состояние и восстановить спокойствие среди местного населения, что дело сие оказалось весьма непростым и даже потребовавшим личного присутствия и трудов его величества, который славно окончил его в будущем году, посреди необычайно суровой зимы.
  
   КНИГА ПЯТАЯ
  
   1674
   Едва дела во Франш-Конте были устроены так, как я только что рассказывал, пришло весьма благосклонное и писанное собственноручно послание короля, повелевавшего мне явиться ко двору. По моем приезде его величество милостиво объявил, что я оказал ему великую услугу и возродил славу его оружия в то время, когда это было особенно необходимо. Он присовокупил и множество иных похвал, стремясь подвигнуть меня лишь к одному - к службе во фландрской армии, которой предстояло командовать господину принцу [Конде], и особенно подчеркнул, что я буду в ней единственным генерал-лейтенантом. Я сильно не противился, хотя уже подумывал об отставке, понимая, что мое положение при дворе отнюдь не блестяще и что у меня не причин надеяться на полное прощение короля, даже при тех заслугах, которыми в дальнейшем смогу отличиться. Казалось, следовало улучить время, пока я еще не совсем лишился его расположения, испросить скромную отставку и больше никогда не возвращаться на армейскую службу, всегда столь разорительную для человека бескорыстного. В конце концов, рассуждал я, у меня большое семейство и ради него следует сохранить состояние, еще остававшееся у меня после опалы, - однако друзья, к мнению которых я всегда питал уважение, считали, что я должен продолжить службу. Итак, я позволил себя убедить и нанес визит господину принцу: тот принял меня весьма радушно и по-дружески.
   Нет нужды рассказывать обо всем произошедшем за эту кампанию - упомяну лишь, что когда король завоевал Франш-Конте, то направил во фландрскую армию еще троих генерал-лейтенантов - герцога Люксембургского, господина де Рошфора и господина де Фуриля. Не знаю, пожелал ли того сам господин принц или нашлись какие-то иные причины, но король отправил ему приказ разделить армию, чтобы я принял под свою руку одну ее половину, а другая была бы вверена этим троим генерал-лейтенантам, которым предстояло действовать вместе. Принц, покровительствовавший герцогу Люксембургскому и желавший дать ему преимущество перед господами де Рошфором и де Фурилем, предложил мне разделить с ним командование на том основании, что он, якобы имеет немалый полководческий опыт, и прибег к самым убедительным доводам, чтобы я согласился. Мне пришлось, хотя и весьма учтиво возразить: за всю свою армейскую карьеру я придерживался неукоснительно лишь одного принципа - не служить наравне с теми генерал-лейтенантами, которые имели стаж меньше моего; я целых восемнадцать лет командую такими, как эти трое и весьма сожалею, что отказываюсь подчиниться. Это побудило господина принца предоставить герцогу Люксембургскому отдельный корпус, лишь бы только отличить от господ де Рошфора и де Фуриля.
   Несколько дней спустя произошло сражение при Сенефе. Когда мы готовились выступить на неприятеля, я со всем смирением, на которое только способен, попросил господина принца определить нашу диспозицию, поскольку герцог Люксембургский позволял себе весьма свободно маневрировать. Принц поинтересовался, где бы мне хотелось быть, и когда я ответил, что рассчитываю возглавить правое крыло, сухо ответил, что сам намерен сражаться на этом участке. Начавшись, битва быстро достигла крайнего накала. Господину принцу доложили о представившейся возможности с большим преимуществом атаковать левое крыло врага. Узнав об этом, он решил вернуться к войскам нашего правого крыла, а мне велел позаботиться о левом, которое уже увязло в ожесточенном бою без определенного перевеса с той или другой стороны. Видно было, что нашим солдатам приходилось туго, пехота, испытывавшая нехватку боеприпасов, слабела. Видя это, я решил обойти противника через дефиле на левом фланге, оборонявшееся двумя линиями кавалерии и четырьмя пехотными батальонами и занять деревушку, где враг разместил четырнадцать батальонов, которые поддерживались с тыла всеми немецкими частями. Предприятие представлялось, бесспорно, дерзким и трудным, но отвага, проявленная нашими войсками, убеждала меня пойти на риск. В это же время ко мне подскакал господин де Ледигьер и передал от имени принца, что я наверняка одержу победу, если смогу преодолеть дефиле. Я обратился к войскам и велел приготовиться к вступлению в дефиле с правой стороны двумя путями, каждый из которых мог пропустить шеренгу из четырех всадников, а для себя оставил более широкую дорогу левее, где способны были бок о бок проехать шесть человек. Пятистам фузилерам из Королевского полка я приказал прикрывать огнем кавалерию на правом пути, двум другим отрядам начать обход по среднему, и сам вошел в дефиле с двумя эскадронами гвардейской кавалерии. Жандармы, королевские шеволежеры и гвардейцы господина принца шли в середине, а часть лёгкой кавалерии во главе с господином Кёнигсмарком - слева. Этот маневр мы совершили уверенно и организованно, чем чрезвычайно удивили врагов. Те ринулись на два моих эскадрона одновременно с фронта и фланга, однако фузилеры, которым я велел стрелять лишь по моему знаку и не всем скопом, так блестяще выполнили приказ, что кавалерийский корпус, пытавшийся атаковать меня во фланг, не смог устоять под их огнем и рассеялся. Но другой конный корпус, весьма многочисленный, атаковал остальные наши эскадроны, не выдержавшие натиска, и обрушившись на жандармов и королевскую легкую кавалерию, разгромил их. Мне удалось быстро соединить свои войска и вместе с конницей, наступавшей левее меня, ударить во фланг неприятельской кавалерии, - да так удачно, что обе ее линии были смяты, четырех пехотных батальона истреблены почти полностью, а остатки отброшены до позиций немецкой армии. Четырнадцать батальонов, стоявших в деревне, увидев, что мы вышли им в тыл и что их ждет судьба первых четырёх, обратились в бегство по дороге, ведущей в низину, стремясь достичь своих главных сил. Это их спасло, ибо они оказались в такой местности, где не могла действовать моя кавалерия. Я распорядился послать в погоню свои разрозненные пехотные отряды, но они были так малочисленны и так измотанны, что принудить их к чему-либо уже было решительно невозможно. День уже подходил к концу, и всех людей я бросил в тесную схватку с противником. Тот, чтобы восстановить порядок в своих рядах, гнувшихся под моим напором, перебросил c левого крыла, дравшегося с господином принцем, кавалерию и пехоту. C приближением ночи грохот боя стих на час или два; затем на стороне господина принца враги открыли такой жестокий огонь, что посеяли было панику в его войсках, но он ободрил солдат своим присутствием. Этот огневой натиск прекратился лишь к одиннадцати часам, однако два или три раза возобновлялся на моей стороне. Я сумел быстро устранить его последствия, хотя он нанесла большой урон моей первой линии. Неприятель, поняв, что его усилия тщетны, воспользовался ночной темнотой для отступления, оставив нас победителями.
   После этого великого сражения господин принц объявил, что признателен мне и сказал еще много теплых слов. Потом мы двинулись на выручку осажденному Ауденаарде, и так как летний сезон подходил к концу, то вплоть до окончания кампании не случилось более ничего примечательного.
   Примерно в то же время в Париже мой единственный сын сватался к мадемуазель д'Алегр. Находясь в армии, я узнал, что переговоры между нашими семьями прервались и взял на себя смелость написать его величеству и испросить согласия на брак. Король по своей доброте не возражал. Господин Кольбер, который прежде подумывал об этой невесте для своего сына, маркиза де Сеньелэ, казалось, оставил все свои планы, столкнувшись с трудностями. Мне было известно, что он предложил господину и госпоже де Матиньон отдать сыну в жены одну из их младших дочерей, и мадам д'Алегр открыла мне: господин архиепископ Парижский попросил ее никому не рассказывать о первом сватовстве. Я не преминул написать насчет этого дела самому господину Кольберу и для передачи адресовал свое письмо мадам де Навайль; та показала его мадам д'Алегр, которая, в свою очередь, будучи совершенно уверенной, будто он больше не помышляет о женитьбе сына на ее дочери, ибо достиг соглашения с родителями мадемуазель де Матиньон, настояла, чтобы это письмо вовсе ему не передавали. Выше я уже упоминал, что мне хватало почета, долженствовавшего людям, которые добились высокого положения благодаря королевскому благоволению и личным заслугам. Это сватовство завершилось для моей семьи несчастливо, но как бы в свете ни старались перетолковать всё, о чем было сейчас рассказано, мне не в чем себя упрекнуть, и я утешен, ибо подчинился королевской воле с необходимой в этом случае покорностью, а государь почтил меня словами, что удовлетворен моим поступком. Через некоторое время я спросил у него позволения удалиться в свое ла-рошельское губернаторство, где решил провести остаток дней, ибо понял, что фортуне за долгие годы наскучило мне покровительствовать.
  
   1675
   Во время моего пребывания в Ла-Рошели, когда я помышлял уже лишь об отставке и о занятиях, которые, после нее, как казалось, могли сделать мою жизнь приятной, курьер от господина де Лувуа привез мне письмо, извещавшее, что король вспомнил обо мне и внес мое имя в приказ о назначении новых маршалов Франции. Эта новость крайне удивила меня. Хотя и занимавший в то время весьма важные должности, я всё-таки не мог поверить, что удостоился милости двора после неудачной попытки устроить жизнь сына. Задержавшись еще ненадолго в Ла-Рошели, я отправился в Ла Валетт - свое поместье в землях Ангумуа, и уже там получил приказ короля: мне вверялось командование армией в Каталонии и предписывалось отбыть к месту назначения незамедлительно.
  
   1676
   Пустившись в путь в середине января, я достиг Руссильона в последних числах того же месяца и повстречал в Сальсе господина маршала Шомберга, который возвращался во Францию и покинул Перпиньян, зная, что в тот же день там ждут меня. После взаимных приветствий он рассказал, что творится в этой стране и в каком расстройстве наши дела. Из-за народных волнений в Бордо основная часть каталонской армии была расквартирована на зиму в Гиени, а те подразделения, которые оставались в Руссильоне для охраны крепостей, я нашел совершенно измотанными и падшими духом. Я узнал, что микелеты, тамошние горцы, держали в страхе все окрестности: испанцы сформировали из них отряд численностью в восемь или девять сотен человек во главе с опытными военными и приучили грабить; эти микелеты внушали такой ужас, что местные жители забросили свои пашни и не отваживались ездить из Нарбонны в Перпиньян; имея большое преимущество перед королевской армией, микелеты то и дело побивали ее: в прошлом году они взяли в плен множество наших солдат, захватили часть обоза, а когда она выступила в поход, заняли оборону на расстоянии четверти лье и перерезали ей все горные проходы. Кроме того, мне довелось узнать, что испанские кавалеристы, вышедшие победителями из нескольких стычек, относились к нашим с великим презрением. Эти обстоятельства убеждали, что новое назначение не сулит мне ничего хорошего, если я немедля не покончу с бандами микелетов и не приведу в порядок вверенные мне войска.
   Первые месяцы я посвятил инспектированию крепостей и разведке окрестностей, распорядился, чтобы войска пополнялись только здоровыми новобранцами, написал в Гиень офицерам, чтобы армия была приведена в надлежащую боеготовность и могла вступить в дело сразу по возвращении в Руссильон. Я устроил смотр микелетам, состоявшим на французской службе, уменьшил их численность до одной роты, во главе которой поставил человека, способного их дисциплинировать.
   Войска из Гиени подошли в конце апреля. Вместе с гарнизонами крепостей общая численность армии составляла около пятнадцати тысяч человек. Дав ей несколько дней отдыха, я решил, что принимая командование на новом месте, должен начать с какой-нибудь дерзкой вылазки, дабы возродить в этих краях славу нашей армии. Для внезапного нападения я выбрал Фигерас, что в Альт-Эмпорде, отделил часть армии, за которой следовали основные силы, и вторгся на неприятельскую территорию. В походе мы провели около суток и на рассвете подступили к Фигерасу. Я взял в плен тамошнего губернатора и четыреста солдат неприятельского гарнизона, каковых распорядился отправить в города Лангедока. После этой победы, вернувшей боевой дух нашим войскам, а врагов приведшей в трепет, я принялся за микелетов. Большей частью они были руссильонцами - урожденными подданными его величества, и чтобы поскорей покончить с ними, я приказал объявить по округе, что всех, кого так называют и кто, сражаясь против Франции, будет захвачен с оружием в руках, надлежит вешать безо всякой пощады, - а кто возвратится в Руссильон по доброй воле, получит прощение. Время от времени я посылал летучие отряды преследовать микелетов везде, где бы те не встретились, - и даже своему сыну, также служившему в этой кампании в качестве командира полка, разрешил участвовать в этих рейдах. Наши меры имели успех: когда мы казнили нескольких бандитов, попавшихся нам в руки, то число остальных, столь опасных для наших войск в предыдущие годы, менее чем за полтора месяца сократилось до совершенно незначительного.
   В начале июля из нашей армии забрали три или четыре тысячи человек - как кавалерии, так и пехоты - для отправки на Сицилию. До конца месяца я стоял в Альт-Эмпорде, снабжая войска за счет неприятеля, который не осмеливался показываться нам на глаза, но когда стал чувствоваться недостаток в фураже, пришлось сняться с лагеря и возвратиться в Руссильон. Часть своих сил под командованием одного из старших офицеров я оставил для обороны тех мест, а сам отошел с армией в Сердань, к Пучсерде, где и провел около полутора месяцев. Снова поспешить в Руссильон меня заставило известие о вторжении врагов, - однако, узнав о моем приближении, те быстро отступили обратно за Пиренеи. Я во второй раз занял Альт-Эмпорду и находился там до окончания кампании; когда же пришел приказ удалиться на зимние квартиры, и основная часть армии двинулась в земли Фуа и в окрестности Монтобана, вернулся с оставшимися войсками в Руссильон. Зимовал я в Перпиньяне, не прекращая, впрочем, вылазок на неприятельскую территорию, так что измотанные испанцы были вынуждены оставить нашу границу в покое.
  
   1677
   Открыв следующую кампанию в начале мая и имея в своем распоряжении не более восьми тысяч человек, я вновь вступил в Альт-Эмпорду, оставался там до последних дней июня, а когда перестало хватать фуража, решил перевалить через Пиренеи. Тем временем граф Монтеррейский, испанский командующий в Каталонии, собрав свои силы и вооружив местных жителей, двинулся против меня с восемью тысячами пехоты и тремя с половиной тысячами кавалерии регулярных войск и четырьмя или пятью тысячами ополчения. Предупрежденный об этом, я приказал шевалье д'Обетерру с людьми из гарнизона Коллиура занять ущелье Баньоль, через которое планировал отступить, но едва начал движение, как мне донесли, что враг уже неподалеку, и пришлось готовиться к битве в первом же подходящем месте. Мы заняли оборону у подножия горы, прямо перед нами протекала небольшая речушка, а за ней расстилалась обширная равнина, где на исходе того же дня, в пределах досягаемости наших орудий, показался противник. Завязалась перестрелка - она длилась до наступления ночи и возобновилась на рассвете, а в девять часов утра враги изготовились к бою и атаковали нас. Я принял сражение, стремясь использовать все преимущества местности. Пять неприятельских эскадронов, поддержанные семью батальонами пехоты форсировали разделявшую нас речку. Я выслал навстречу испанцам часть своей кавалерии, которая потеснила их и вынудила убраться назад. Мы держались так стойко, что они не решились возобновить атаку; до захода солнца и на следующий день мы с противником стояли друг напротив друга, ведя сильный огонь из мушкетов и орудий.
   Нехватка воды и фуража заставляла меня думать об отступлении, и я решил предпринять его ночью того же дня. Накануне вечером я отдал приказ увести обоз, и когда он под охраной покинул наш лагерь, начал готовиться к отводу войск. Вызвав в стане врага ложную тревогу, чтобы замаскировать свое истинное намерение, я снялся с лагеря в два часа пополуночи.
   Когда противник разгадал наш маневр, мы находились в пути уже более четырех часов, но, вынужденные преодолевать узкие дефиле, продвигались медленно, и неприятельские войска, которые пустились в погоню, стали настигать нас, когда наш арьергард отошел едва ли на полтора лье от прежнего места. Меня известили об этом, когда я, вступив в деревеньку Эспуй, хотел пойти к обедне. Тогда, не мешкая, я бросился на выручку арьергарду - следовало провести его через дефиле, чтобы избежать сражения на невыгодной позиции. Враг наступал неорганизованно, но в полной уверенности, что одолеет нас. Я занял позицию на одной из высот и велел палить из орудий по тем испанским отрядам, что были ближе остальных. Позади меня возвышалась гора, которую отделяли от того места, где я оборонялся, ручей и пресловутое дефиле. Мне показалось, что она представляет собой гораздо более выгодную позицию, и я тотчас велел войскам занять ее. Едва это было сделано, как испанцы обосновались на оставленной нами высоте - нас разделяли не более шестидесяти шагов, и моя пехота стала стрелять по врагу. Подоспели остальные неприятельские силы, мы тоже бросили в бой все войска: как и противник, мы вели непрерывный огонь, и после пяти или шести часов обстрела испанцы начали спуск с высоты, чтобы переправиться через ручей и ринуться на нас. Я бросил против них полк Навайля во главе со своим сыном, бригадиром, а также полк Фюрстенберга под командованием господина фон Вольденберга, поддержанные двумя эскадронами кавалерии, где командирами были господа де Кампаньяк и де Кенсон. Полки, дав по врагу залп, отшвырнули мушкеты и, по примеру своих офицеров, со шпагами наголо обрушились на два испанских батальона, уже подступивших к подножию горы, а эскадроны атаковали остальную пехоту, уже изрядно потрепанную нашими швейцарцами, разгромили ее и вынудили к отступлению обратно на высоту, где находилась основная часть испанской армии. Наша атака привела испанцев в такое смятение, что они сразу перестали стрелять. Через некоторое время я тоже приказал прекратить огонь, ибо у моих солдат кончались боеприпасы, и войска были сильно утомлены. Враги тотчас отступили, и поле битвы осталось за нами: у них не было артиллерии, и наши пушки причинили им серьезный урон. Противнику это сражение стоило большой крови: он потерял не менее четырех - пяти тысяч человек убитыми или ранеными, погибли двести офицеров, в том числе два испанских гранда. Наши же потери составили, самое большее, тысячу человек, при этом нам удалось захватить в плен шесть или семь сотен пленных, среди которых оказались еще два испанских гранда. На следующий день мы возобновили свой путь, перешли через Пиренеи и еще до захода солнца вступили в Руссильон. В течение последних месяцев кампании не произошло ничего примечательного, и в преддверии зимы одну часть нашей армии оставили на прежних квартирах, а другую отправили в гарнизоны соседних провинций.
  
   1678
   Королю посоветовали ради успеха в войне овладеть Пучсердой, столицей Сердани. Он решил обложить город в следующую кампанию и в марте направил мне соответствующий приказ, сообщив, что намерен для этого увеличить численность войск, которыми я командовал. Рассудив, насколько важно сохранить сей план в тайне, я приложил все усилия, чтобы противник поверил, будто все мои приготовления ведутся для осады Росаса или Хероны.
   Подкрепление, которое должны были мне прислать, еще не прибыло, и все-таки я не преминул войти в Каталонию, рассудив, что, дожидаясь его, выиграю немного, тогда как быстрота действий даст мне дополнительное преимущество над врагом. Двадцать четвертого апреля я отделил от армии сто пятьдесят человек кавалерии и два батальона пехоты под командованием генерал-лейтенанта господина Ле Бре и полевого маршала господина де Ла Рабльера, которым приказал вступить в Альт-Эмпорду, чтобы замаскировать свое намерение двинуться на Сердань, а два дня спустя сам пустился в путь с другим отрядом, отправив вперед артиллерию. В межсезонье, в течение полутора суток мы вязли в снегу на узких тропах, так что я уже начал было подумывать, не повернуть ли обратно, чтобы не погубить свою армию, - но к вечеру достигли-таки окрестностей Пучсерды. Бригадир господин де Казо и королевский лейтенант в Вильфранше господин де Персан, хорошо знавшие те края, отправились вперёд с войсками перекрыть дороги, чтобы никто не смог доставить испанцам весть о моем вторжении в Сердань. В десятом часу я отправил несколько отрядов занять близлежащую местность.
   Наутро, взяв в провожатые господина де Казо и главного инженера армии господина де Ла Мотт-Ла-Мира, я с четырьмя эскадронами предпринял разведку боем. Мои эскадроны оттеснили испанскую кавалерию до частокола [крепости], убив двоих ее командиров, затем выгнали неприятельских микелетов из часовни, которую те занимали на близлежащем холме. В тот же день я со своей армией расположился в окрестностях города, а на все дороги и горные перевалы отправил своих микелетов и войска, чтобы лишить осажденных связи и помощи: большая протяженность циркумвалации не позволяла возводить полевые укрепления, и для их обороны требовалось куда больше войск, нежели у меня было.
   На другой день, посовещавшись с господами де Казо и де Ла Мотт-Ла-Миром насчет направления главного удара я, чтобы окончательно определиться, вновь предпринял рекогносцировку вместе с ними и с бригадиром господином д'Юрбаном, довольно хорошо знавшим те места. Господин де Ла Мотт предлагал атаковать со стороны дороги на Льивию, но я счел более выигрышным наступление со стороны болот и тотчас велел навести мост через Сегре, чтобы провести пехоту, которая начала бы сооружение подступов. Мост был готов уже к вечеру. В тот же день подошло подкрепление, которого мы не стали дожидаться накануне, и я отдал приказ о рытье апрошей. Генерал-лейтенант господин де Гассион, господин де Казо и бригадир господин де Сент-Андре с двумя батальонами полка Со начали рыть в полночь и дело продвигалось так споро, что еще до рассвета они продвинулись более чем на триста шагов. Назавтра и в последующие дни те, кто подводил апроши, трудились еще усерднее. Третьего мая я бросил отряд, набранный из всех полков и поддержанный кавалерией, в атаку на контрэскарп. Атака началась в десять часов вечера по сигналу нескольких зажженных факелов, ибо наши пушки тогда еще находились в дороге. Был захвачен прикрытый путь, который осажденные обороняли с великим упорством, оттеснена неприятельская кавалерия, убиты несколько испанских пехотных офицеров и множество солдат, а также взяты пленные. Полк Со, оборонявший траншеи, уже закрепился на контрэскарпе, однако вскоре оказался вынужденным оставить его, поскольку подступы к контрэскарпу из траншей не были накануне завершены. В этот день блестяще отличились господа д'Юрбан, де Сент-Андре, де Сюрлоб и бригадир де Мюрат.
   Через два дня прибыли четыре наших орудия - их не могли привезти раньше из-за трудностей пути, и даже чтобы они оказались на позициях к этому времени, пришлось прибегнуть к помощи трехсот швейцарцев. Тотчас приступили к сооружению батареи, и уже на рассвете следующего дня артиллерия заговорила. Я приказал обстреливать куртину, а также те городские дома, возвышавшиеся амфитеатром, откуда осажденные вели беспрестанный огонь по нашим траншеям. По получении известия, что противник готовится идти Пучсерде на выручку, мне пришлось форсировать осаду. Наш сапер подобрался вплотную к бастиону, что находился от нас по правую руку, подвел под стену бастионного фаса подкоп глубиной в шесть футов и продолжал свою работу, пока не заложил мину, фитиль которой я велел поджечь пятнадцатого мая в четыре часа утра. Взрыв проделал в стене огромную брешь, но обломки разлетелись с такой силой и так далеко, что какие бы меры предосторожности я ни принял заранее, дабы избежать несчастных случаев, всё же полторы сотни наших солдат и несколько офицеров в результате погибли или были ранены. Мы приложили немалые усилия, чтобы проникнуть в пролом стены и занять оборону, но осажденные, которым благоприятствовал рельеф местности, встретили нас градом бомб и гранат, и когда нам ничего не оставалось, как отступить, немедля укрепили пролом со своей стороны. Поскольку мне следовало беречь своих людей, я велел саперу прорыть еще одну минную камору, чтобы разрушить вновь возведенные укрепления и побольше разворотить брешь.
   К этому времени испанская армия в двенадцать или тринадцать тысяч человек во главе с графом Монтеррейским уже расположилась лагерем в долине Маенцы, на расстоянии полутора лье от Пучсерды. Шестнадцатого мая на гребне гор, которые возвышаются над Серданьской равниной, показался один из отрядов этой армии, включавший как пехоту, так и конницу. Наши микелеты завязали с ним бой и заставили отступить.
   Когда минная камора была готова, я потребовал, чтобы осажденные сдались, но получив ответ, что они, якобы, еще в состоянии защищаться, усилил оборону траншей отрядом в четыреста человек и приказал поджечь фитили зарядов; неоднократно мы пытались штурмовать брешь, но помимо того, что располагалась она довольно отвесно, защитники города метали в нас столько бомб, гранат, пороховых снарядов и бочонков с зажигательной смесью, что не было ни малейшей возможности занять ее. В ходе этого штурма маркиз де Вилледьё, прибывший к нам прямо из-под Мессины, получил смертельную рану, а господин де Мелён, первый капитан в полку д'Эрлака - отличился, взойдя на брешь со шпагой наголо.
   В тот же день мне донесли, что отряд неприятельской армии занял Торре дель Риу - башню над горным проходом в одном лье от Пучсерды. Я решил выбить его оттуда и, взяв двести солдат из полка Кастра и двенадцать эскадронов кавалерии, усиленных двумя малыми полевыми орудиями, двинулся в сторону противника. Башню удалось занять и разместить там наш гарнизон - сорок человек во главе с лейтенантом.
   Поскольку осажденные со дня на день ждали помощи, я счел, что гораздо правильнее будет, если мои генерал-лейтенанты, вместо того, чтобы растрачивать силы в окопах, останутся на своих внешних позициях, чтобы воспрепятствовать ее подходу, а сам открыл в своих укреплениях несколько подступов к крепости, велел углубить траншеи, устроить плацдармы и уделил время иным приготовлениям к генеральному штурму, который предстояло начать после нового взрыва. При этом некоторую часть войск я всегда держал под ружьем, готовый отразить наступление неприятельской подмоги. Таким образом, граф Монтеррейский, убедившись, насколько сильна наша оборона, не отважился атаковать ни одну из моих позиций и в конце концов был вынужден отступить из-за нехватки фуража. Его отступление, лишившее осажденный город всякой надежды на помощь, а также наши мины, которые мы уже готовы были привести в действие, заставили [испанского] губернатора сдаться: на следующий день он прислал мне просьбу о капитуляции, его условия вскоре были удовлетворены и назавтра испанские войска покинули город. Пока король не назначил в Пучсерду наместника, я ввел туда полк Со под началом господина д'Юрбана.
   Осада Пучсерды была гораздо более серьезным делом, нежели можно подумать. Эта крепость стоит в горной долине, на самом высоком участке Пиренейского хребта, и подойти к ней чрезвычайно трудно. Накануне осады город располагал продовольствием и боеприпасами, необходимыми для длительной обороны, гарнизоном, который составлял около двух тысяч солдат и шести или семи сотен местных ополченцев, неплохо знающих военное дело и находился под управлением губернатора, весьма опытного и решительного. Можно представить, каких крови и пота стоил мне этот месяц осады, когда единственной возможностью не допустить подхода помощи к неприятелю было скорейшее взятие города! Для короля занятие Пучсерды оказалось очень важным: отныне он мог обеспечить безопасность Лангедока и становился хозяином областей Сердани, где можно было держать достаточно войск, чтобы в любое время вторгнуться на неприятельскую территорию.
   Затем я вновь отвел армию в Руссильон, а немного дней спустя двинул ее в Альт-Эмпорду, где ей предстояло находиться до конце сентября; всё это время у меня не было серьезных боев с неприятелем. Ту башню, защиту которой я раньше поручил лейтенанту с сорока солдатами, испанцы отбили, разместив там гораздо более сильный гарнизон, и мне с частью своих войск пришлось опять атаковать ее, - неприятелю же, не осмелившемуся прийти на выручку, хотя его силы отнюдь не были разобщены, осталось лишь сетовать, видя, как мы занимаем эту позицию.
   Примерно в то же время двор известил меня, что вскоре будет подписан мир, и я получил приказ срыть укрепления Пучсерды. На работы по сносу стен я отрядил все остававшиеся у меня силы. Подумав, что хотя мир и заключен, но официальной декларации придется ждать довольно долго и прежде чем ее опубликуют, много чего может случиться, в октябре я приказал войскам следовать в Сердань, дабы позволить им кормиться за счет вражеских областей. Кроме того, стремясь доставить противнику побольше тревог, я начал прокладывать в горах дорогу на Кампродон, используя труд местного населения. Испанцы решили, будто мы хотим подступить к этому городу и, возможно, не ошибались - они немедленно отправили ему военную помощь, хотя это немало обременило их.
   Когда мир был опубликован, я имел в запасе несколько дней, чтобы сообщить об этом господину герцогу де Бурнонвилю, испанскому командующему в Каталонии: он еще не получил соответствующего уведомления со своей стороны, его лишь заверили, что оно вскоре последует. В ожидании официальных известий он предложил мне краткое перемирие, и я согласился при условии, что обе армии на это время останутся на занятых позициях: для меня это было выгодно, ибо мои войска находились на неприятельской территории.
  
   1679
   В начале января господин де Бурнонвиль получил-таки ожидавшийся приказ о прекращении военных действий и немедля известил о том меня. Он прислал мне шкатулку с испанскими перчатками, а я сделал ему ответный подарок. Затем мы приступили к обмену пленными, а поскольку у меня их было больше, то за оставшихся он заплатил выкуп. Как только дела сии были улажены, провозгласили всеобщий мир, сопровождавшийся различными торжествами - к величайшей радости каталонцев, сильно натерпевшихся от этой войны. Тогда я скорбел о своем единственном сыне, погибшем у меня на глазах. Я считал его родившимся под счастливой звездой и, видя, как отважно он сражался под Пучсердой, возлагал на него большие надежды. Господь отнял его у меня именно в то время, когда военные успехи принесли мне славу и возжелал, чтобы я задумался о своей дальнейшей судьбе. Руссильонцы с глубоким участием отнеслись к моей боли и даже прервали начатый было праздничный карнавал. В течение нескольких дней я занимался устроением дел их края, а с наступлением февраля покинул Перпиньян, чтобы отправиться в Берри к семье: нетрудно представить, сколь тяжёлой оказалась наша встреча. Проведя там около месяца, я поехал ко двору. Король оказал мне такой милостивый прием, на который я едва ли дерзал надеяться, удостоил меня больших похвал за победу в Каталонии и высказал множество лестных слов.
  
   1683
   Мое давнее желание оставить двор еще более усилилось из-за постигшего меня несчастья, но прежде чем отойти от придворной жизни и уже к ней не возвращаться, мне надлежало устроить будущее обеих своих дочерей. Минуло четыре года; как-то утром, его величество, увидев меня, пригласил зайти к нему в кабинет и объявил, что выбирая наставника для господина герцога Шартрского, остановил свой выбор на мне. Я почтительно выслушал его, но тем не менее возразил, что совсем не чувствую в себе подобного призвания. Он ответил, что отнюдь не намерен отказываться от моих услуг в армии, буде ему случится вести войну, а затем в моем присутствии сказал господину герцогу, что покамест приставляет меня к нему, но отзовет снова, едва в том возникнет нужда. Признаюсь, новое назначение вначале не вызвало во мне большой радости, как, наверное, следовало бы ожидать: я понимал, что оно неизбежно ставит крест на моей отставке и обрекает меня влачить при дворе остаток дней, - но стоило взглянуть на юного принца, порученного моим заботам, понять, что он быстр умом и кроток нравом - и я утешился и уже не сомневался, что приложу все усердие ради его воспитания.
  
  
   Примечания
  
   Герцог де Навайль - Филипп де Монто де Бенак (ок.1619-1684), маршал Франции с 1675 г.
  
   1635-1637
   Отца моего, первого барона Беарна... - Филипп де Монто (1576-1654), барон де Бенак, сеньор де Навайль, герцог де Лаведан, пэр Франции и губернатор Бигора.
   Академия - как гласит "Всеобщий словарь..." Фюретьера (1690 г.), "так называются дома с ночлегом и манежем, где дворяне обучаются верховой езде и иным подобающим им занятиям". Наиболее известным среди этих заведений была в XVII в. Академия Бенжамена.
  
   Один к этому времени уже умер... - Сир де Монто, маркиз де Сен-Женье, скончался еще при жизни отца.
  
   ...другой в дальнейшем стал командовать пехотным полком. - Максимильен де Монто, барон де Сен-Женье, также умер при жизни отца.
  
   Моя матушка происходила из дома де Бирон... - Юдит де Гонто-Бирон, дама де Сен-Жене и де Бадефоль, по материнской линии принадлежала к фамилии де Бетюн.
  
   Граф де Шаро - Луи де Бетюн, граф, впоследствии первый герцог де Шаро (1605-1681), капитан королевской гвардии, впоследствии генерал-лейтенант армии.
  
   Ришелье - Арман Жан дю Плесси (1685-1642), герцог де Ришелье, кардинал, первый министр в царствование Людовика XIII, инициатор важных реформ, призванных упрочить положение Франции на международной арене, преодолеть внутриполитические проблемы государства, сопровождавшиеся чередой религиозных войн.
  
   ...не хотел, чтобы я переменил религию. - Эти слова свидетельствуют, что подобно многим выходцам из Беарна - приверженцам и сподвижникам короля Генриха IV - Филипп де Монто воспитывал своих сыновей в кальвинистской вере.
  
   Ансэнь - младший офицерский чин в армейских и гвардейских полках. Офицерские воинские звания в старой Франции, в целом сохраняя привычную для нас иерархическую структуру, тем не менее, имели ряд отличий, основанных на их изначальном происхождении. Строго говоря (и это многое объясняет), одни из них были собственно званиями, а другие - должностями. Предлагаемая справка дает о них некоторое представление.
  
   Ансэнь (enseigne) - звание в пехоте, эквивалентное прапорщику, а после 1674 г. - младшему лейтенанту (су-лейтенанту), заместителю лейтенанта.
  
   Лейтенант (lieutenant - дословно "держащий место", "замещающий") - заместитель капитана - командира роты или эскадрона; в описываемое время слово lieutenant (как, впрочем, и officier) относилось не только к военному обиходу, так называли и чиновников, представлявших на местах королевскую власть (lieutenant du roi, officier du roi).
  
   Капитан (capitain) - командир роты; в отдельных гвардейских ротах, капитанами которых считались принцы крови и сам король, фактический командир носил звание капитан-лейтенанта, то есть заместителя капитана; вообще, капитан-лейтенантом мог называться офицер, исполнявший обязанности командира роты, но, по каким-либо обстоятельствам, не имевший этого чина. Должность капитана во французских гвардейских и армейских частях приобреталась за деньги; если капитан, например, погибал в бою, его преемник выплачивал стоимость должности его наследникам или в казну.
  
   Майор (major) - звание, которое присваивалось в полку офицеру, отвечавшему за организацию и несение гарнизонной и караульной службы и, наряду с капитанами, подчинявшемуся командиру полка или его заместителю. Присваивалось одному из капитанов, не лишавшихся при этом командования собственной ротой (старший капитан). Согласно своим обязанностям в служебной иерархии полка нередко командовал соединениями нескольких рот - батальонами. Второй майор (aide-major) - помощник майора, должность, упраздненная в полках в последней четверти XVIII в.
  
   Подполковник (lieutenant-colonel) - заместитель командира пехотного или кавалерийского полка, должность, которая в отличие от полковничьих и капитанских, замещалась не путем покупки-продажи, а в результате назначения на нее одного из наиболее опытных и заслуженных капитанов, не освобождавшегося при этом от формального командования своей ротой (эти обязанности, как правило, переходили к одному из офицеров полка, который соответственно принимал чин капитан-лейтенанта). Необходимость назначения подполковника нередко была обусловлена тем, что должности командиров полков приобретались в карьерных целях представителями знати с недостаточным или вовсе отсутствующим опытом военной службы. Подполковником (полковником-лейтенантом) также иногда называли фактического командира полка при номинальном - шефе или основателе; звание lieutenant-colonel использовалось и в кавалерии, хотя командиров кавалерийских полков в второй половине XVII в. называли maНtres de camp.
  
   Полковник (colonel или maНtre de camp) - командир пехотного или кавалерийского полка. С середины XVI в. командиров полков во всех родах войск называли преимущественно maНtres de camp, однако после упразднения в 1661 г. чина генерал-полковника армейской пехоты (т. е. начальника всех пехотных полков) звание colonel было восстановлено для командиров пехоты, тогда как в кавалерии офицеры соответствующего ранга сохранили наименование maНtres de camp.
  
   Бригадир (brigadier des armИes du roi) - звание в кавалерии и пехоте, промежуточное между полковником и полевым маршалом, предшествовавшее двум генеральским. С середины XVII в. присваивалось командиру бригады - войскового соединения, состоявшего из нескольких полков - чтобы, исходя из практики карьерного поощрения, подчеркнуть его отличие от простых полковников (прежде таким соединением могли командовать полковник или даже подполковник, имевшие наибольший по сравнению с другими офицерами того же ранга служебный стаж). Чин бригадира являлся необходимым этапом для последующего получения первого генеральского звания. Навайль, говоря о своем продвижении по службе, употребляет термин sergent de bataille, обычно отождествляющийся с рангом marИchal de camp, хотя, несомненно, имеет в виду чин бригадира ("...Je commemГais Ю m'ennuyer de n'Хtre que simple colonel. Je demandai que l'on me fit sergent de bataille, ce qui Иtait alors au dessus des mestres de camp".)
  
   Полевой маршал (marИchal de camp) - первое генеральское звание, которое впоследствии, наряду с предшествовавшим ему званием бригадира, было объединено в чине бригадного генерала (gИnИral de brigade). Вообще командование бригадой могло быть поручено как бригадиру, так и полевому маршалу: различие между ними, незначительное в практике службы, сохранялось преимущественно из-за принадлежности бригадира к старшему, а полевого маршала - к высшему офицерству (т. е., если первый был лишь "старшим полковником", то второй - "младшим генералом").
  
   Генерал-лейтенант (lieutenant-gИnИral) - заместитель (один из заместителей по родам войск или по месту дислокации частей) командующего армией или фронта.
  
   Генерал (gИnИral) - командующий армией или фронта. В описываемое время - более должность, нежели звание. Командующим армией король мог назначить высшего офицера, как правило, из числа генерал-лейтенантов, имевших достаточный стаж службы в генеральских чинах и проявивших выдающийся полководческий талант; формальным отличием для генералов - командующих армиями иногда являлось присвоение им звания маршала Франции.
  
   Маршал Франции (marИchal de France) - высшее воинское звание, которое король специальным указом присваивал наиболее выдающимся военачальникам. Носило скорее почетный характер, отличая генералов - командующих армиями или войсковыми соединениями - перед другими высшими офицерами, в том числе имевшими больший генеральский стаж.
  
   Морской полк - первоначально именовался полком Кардинала-герцога ; ведет свою историю с 1627 г., когда Ришелье был назначен суперинтендантом навигации и торговли; в 1791 г. переименован в Одиннадцатый полк линейной пехоты.
  
  
   1638
   Сент-Омер - город в Артуа (ныне французский департамент Па-де Кале). В ходе Тридцатилетней войны испанцы, занимавшие его, успешно отражали атаки французского маршала де Шатильона, который 15 июля 1638 г.был вынужден наконец снять осаду.
  
   Поленков - небольшое селение в Артуа в двенадцати километрах от Сент-Омера (ныне французский департамент Па-де-Кале); 8 июня 1638 г. маршал де Ла Форс потерпел при Поленкове поражение от объединенных испанско-имперских сил во главе с Пикколомини - Вертом, что, впрочем, не помешало французам овладеть этой позицией несколько дней спустя.
  
   1639
   Эсден - укрепленный город в Артуа (ныне французский департамент Па-де-Кале), отнятый французами у испанско-имперских войск 30 июня 1639 г.
  
   Господин де Мейерэ - Шарль де Ла Порт, маркиз, впоследствии герцог де Мейерэ (1602-1664) - известный французский военачальник; с 29 июня 1639 г. - маршал Франции.
  
  
   1640
   Ламбой, или Ламбуа (Lamboy), Гийом (Вильгельм), граф де (ок. 1600-1656) - императорский военачальник периода Тридцатилетней войны. За военные заслуги был удостоен звания фельдмаршала и титула имперского графа.
  
   Кардинал-инфант - здесь: Фердинанд Австрийский (1609-1641), брат испанского короля Филиппа IV; статхаудер (наместник) Испанских Нидерландов, испанский военачальник периода Тридцатилетней войны.
  
   Дю Айе (du Hallier) - Франсуа, де Витри, граф де л'Опиталь (1583-1660) - французский военачальник, пэр Франции, с 1643 г. - маршал Франции, впоследствии губернатор Шампани.
  
   Маркиз де Куаслен - Пьер-Сезар дю Камбу (ок. 1613-1641), маркиз де Куаслен, граф де Креси, командующий швейцарскими частями во французской армии, генерал-лейтенант. Погиб в следующем году при осаде Эра.
  
   Когда Аррас сдался... - 10 августа 1640 г.
  
   ...из-за волнений, происходивших в этой провинции. - Речь идет о так называемом восстании босоногих (центр - нормандский город Авранш), на усмирение которого власти отправили войска полковника Гассиона под номинальным руководством канцлера Сегье.
  
   ...одним из моих дядьев, убитым затем при осаде Ла Мота. - Т. е. Бернаром де Монто, сеньором де Понту. Крепость Ла Мот-ан-Бассиньи (Лотарингия) была захвачена французскими войсками у герцога Лотарингского - союзника испанцев в июле 1634 г., а в 1645 г. - завоевана французами во второй раз и впоследствии срыта.
  
   ...мой старший брат... - Жан де Монто, виконт де Торель.
  
   ...возвращаясь после завоевания Турина... - в сентябре 1637 г.
  
   Денуайе - Франсуа Субле де Нуайе, или Денуайе (ок. 1588-1645) - суперинтернант финансов, впоследствии государственный секретарь по военным делам.
  
   Граф д'Аркур - Анри Лотарингский (1601-1666), граф д'Аркур, д'Арманьяк и де Брион, после вступления Франции в Тридцатилетнюю войну - командующий войсками в Пьемонте; овладел Турином. Великий конюший Франции, с 1645 г. - наместник Каталонии, перешедшей под французский протекторат.
  
  
   1641
   Осада Кунео - город Кунео (в старофранц. оригинале Cosny, и фр. и пьем. Coni) в Пьемонте был взят французами 15 сентября 1641 г.
  
   Сен-Жермен (точнее, Сен-Жермен-ан-Лэ) - город во французском департаменте Ивелин (к западу от Парижа) где в XVII в. располагалась загородная резиденция французских королей - Сен-Жерменский замок.
  
   Кардинал Мазарини - Джулио Мазарини (1602-1661) - итальянский дворянин по рождению, кардинал с 1641 г., первый министр и фактический правитель Франции в начале царствования Людовика XIV, преемник Ришелье и продолжатель его политики.
  
   Экю (фр. ecu - гербовый щит) - старинная французская серебряная и золотая (ок. 3,4 г.) монета, на которой изображался щит с королевскими лилиями. Экю равнялся трем ливрам (франкам) или шестидесяти су и служил основой монетной системы Франции вплоть до Великой французской революции.
  
   Герцог Энгиенский - Луи II де Бурбон-Конде (1621-1686), выдающийся французский полководец, потомок боковой линии французского королевского дома; после смерти отца в 1646 г. унаследовал титул принца Конде. Лидер Фронды. Благодаря своим военным успехам получил прозвище Великого Конде.
  
   1642
   Принц Фома - Фома (Томмазо Франческо), принц Савойя-Кариньянский (1595-1656), дядя правившего савойского герцога Карла Эммануила II [1634-1675], с 1635 г. - полководец на испанской службе, одержал победу над французским маршалом де Ла Форсом, вынудив его снять осаду Сент-Омера. В ходе династического соперничества в Савойе перешел на сторону Франции, получив впоследствии титул генералиссимуса франко-савойских войск в Италии.
  
   Герцог де Лонгвиль - Генрих II Орлеанский (1595-1663), герцог де Лонгвиль, принц крови, французский военачальник периода Тридцатилетней войны, впоследствии - один из главных лидеров оппозиции кардиналу Мазарини и гражданской войны (т. наз. Фронда принцев).
  
   Новара - крупный город в Пьемонте, ныне центр одноименной итальянской провинции.
  
   Азильяно, точнее Азильяно Верчеллезе, - город в Пьемонте, современная провинция Верчелли.
  
   Казале - точнее Казале Монферрато - город в Пьемонте, современная провинция Алессандрия, древняя столица маркграфства Монферрат, разделенного по итогам войны за Мантуарское наследство между Савойей и Мантуей.
  
   Тортона - город в Пьемонте, ныне провинция Алессандрия.
  
   Миланское герцогство - крупное феодальное владение в Северной Италии, номинально входившее в состав Священной Римской империи; в XVI в. - объект ожесточенного соперничества между Францией и Габсбургами (итальянские войны). С 1535 г. - владение Габсбургов, управлялось наместниками, назначавшимися из Мадрида; играло важную стратегическую роль в ходе франко-испанского столкновения во время Тридцатилетней войны.
  
   Генуя, Генуэзская республика - государство (торговая республика) на северо-западе Апеннинского полуострова и островах Средиземного моря, включая Корсику; граничила на западе с Савойей - Пьемонтом, на севере - с Миланским герцогством, на востоке - с Пармским герцогством и некоторыми другими землями.
  
   Герцогство Пармское, герцогство Пармы и Пьяченцы - феодальное владение в Северной Италии, расположенное южнее (за рекой По) от Миланского герцогства.
  
   Сам город вскоре был занят... - В начале ноября 1642 г.
  
   Господин Ле Телье - Мишель Ле Телье (1603-1685), маркиз де Барбезьё - будущий государственный секретарь по военным делам (военный министр) и канцлер Франции.
  
   Демилюна (фр. demilune - полумесяц), или равелин, - фортификационное сооружение полулунной или треугольной формы, возводившееся перед крепостным рвом для защиты куртины - отрезком стены между двумя бастионами и для удобства огневой поддержки бастионов.
  
   ...спустя восемь дней была вынуждена сдаться. - Тортона пала 26 ноября 1642 г. La Gazette (18 декабря 1642 г.) упоминает о Навайле в таких словах: "...Господин бригадир де Навайль, командуя одним из гвардейских отрядов, который подоспел на смену нормандской гвардии, заслужил особую благодарность за то, что трижды за ночь отбивал атаки врагов, пытавшихся воспрепятствовать его предприятию, убил их офицеров и чрезвычайно способствовал победе".
  
   ...если бы в это время не скончался господин кардинал. - 4 декабря 1642 г.
  
   Руанна - река в Южной Франции, левый приток Корреза.
  
   Венеция, Венецианская республика - государство на северо-востоке Апеннинского полуострова, Адриатическом побережье и островках в Адриатическом и Ионическом морях, одно из наиболее влиятельных и богатых в Европе Нового времени.
  
   Отель Конде - комплекс зданий, с 1610 г. парижская резиденция принцев Конде между улицами Конде, Вожирар и Господина Принца (нынешний VI округ Парижа).
  
   1643
   Несколькими днями позднее король умер. - 14 мая 1643 г.
  
   Трино - город в Северной Италии, современная провинция Верчелли, сдался французско-савойским войскам 24 сентября 1643 г.
  
   Сантия - город в Северной Италии, современная провинция Верчелли; сдалась принцу Фоме лишь в начале сентября 1644 г.
  
   Асти - город в Северной Италии, центр одноименной современной провинции; был отбит у испанцев савойскими войсками спустя несколько дней после сдачи Трино.
  
   Герцог де Бофор - Франсуа де Вандом (1616-1669), герцог де Бофор, потомок побочной линии королевского дома Бурбонов (внук короля Генриха IV и Габриэли д'Эстре) - французский военачальник, впоследствии флотоводец; один из лидеров Фронды принцев; 2 сентября 1643 г. был арестован по обвинению в покушении на жизнь кардинала Мазарини.
  
   Королева-мать - Анна Австрийская (1601-1666), вдова Людовика XIII, регентша при своем малолетнем сыне короле Людовике XIV.
  
   1644
   Граф дю Плесси - Сезар де Шуазель-Прален (1598-1675), граф дю Плесси - французский военачальник и государственный деятель. Военный наместник Турина, с 1642 г. - генерал-лейтенант, с 1645 г. - маршал Франции; с 1665 г. - пэр Франции и герцог де Шуазель.
  
   Финале, Финале Лигуре - город в Северо-Западной Италии, на побережье моря, современная провинция Савона.
  
   Господин де Брезе - Жан Арман де Майе (1619-1646), маркиз де Брезе, герцог де Фронсак, известный французский флотоводец, дипломат периода Тридцатилетней войны.
  
   Полк Вобекура - пехотный полк, один из старых полков, основанный в 1589 г. и в 1610 г. получивший имя своего командира, выходца из Лотарингии Анри де Неттанкура, графа де Вобекура. В 1762-1791 гг. назывался Гиеньским полком, затем - Двадцать первым полком линейной пехоты.
  
   Бандиты - согласно "Всеобщему словарю..." Фюретьера, "так именуются преступники, которые, будучи изгнанными из своей страны, примкнули к вооруженным воровским шайкам". Итальянские князья и испанские наместники в Италии нередко нанимали бандитов к себе на военную службу.
  
   Старые полки - полки французской королевской регулярной пехоты, получившие в царствование Людовика XIII право выступать под белым королевским флагом; в 1635 г. подразделялись на собственно старые полки (Французской Гвардии, Пикардийский, Шампаньский, Пьемонтский, Наваррский, Нромандский) и малые старые полки (Бурбонский, Беарнский, Оверньский, Фландрский, Гиеньский и Артуа). Согласно данным Русселя, полк, о котором упоминает Навайль, - Артуа (ныне - Сорок восьмой полк линейной пехоты).
  
   ...моему же брату... - Т. е. Анри де Монто (ок. 1622-1685), сеньору д'Оданну, маркизу де Сен-Женье, впоследствии - генерал-лейтенанту королевской армии, губернатору Филиппсбурга и Сент-Омера. В описываемое время он, как в свое время Навайль, служил капитаном в Морском полку.
  
   1645
   Росас (Rosas) - город и крепость в Каталонии (современная испанская провинция Херона), на берегу Средиземного моря. В апреле - мае 1645 г. осаждался войсками графа дю Плесси, который в награду за взятие этого города (31 мая) получил звание маршала Франции.
  
   ...лишь на следующий день, после того как город уже был обложен. - Т. е. 3 апреля 1645 г.
  
   Рантцау - Иосия, граф Рантцау (1609-1650) - немецкий полководец на датской, а затем и французской службе, участник многих сражений периода Тридцатилетней войны и Войны за независимость Нидерландов, с июня 1645 г. - маршал Франции.
  
   Гассион - Жан, граф, впоследствии маркиз де Гассион (1609-1647) - выдающийся французский военачальник, участник ряда сражений периода Тридцатилетней войны, в том числе знаменитой битвы при Рокруа (1643 г.); маршал Франции с 1643 г. Умер от раны, полученной при осаде Ленса.
  
   ...осадил Ленс и через две недели овладел им. - Ленс - город в Артуа (прежние Испанские Нидерланды, современный французский департамент Па-де-Кале) на р. Суше, центр одноименного кантона в Бетюнском округе. Оборонявшиеся в нем испанцы сдались 6 октября 1645 г.
  
   Менен - город в прежних Испанских Нидерландах (нынешняя провинция Западная Фландрия в Бельгии)
  
   Армантьер - город в прежних Испанских Нидерландах (Фландрия), ныне - французский департамент Па-де-Кале.
  
   1646
   ...мне пожаловали патент на бригадирский чин, который тогда был выше полковничьего. - См. примечание к тексту под 1635-1637 гг.
  
   Орбетелло (Orbetello) - город в Тоскане (нынешняя итальянская провинция Гроссато), который в XVI-XVIII вв. входил в состав так называемой Stato dei Presidi, Охранной области, аннексированной испанскими Габсбургами у тосканских герцогов - двух полуанклавов на побережье Лигурийского моря; важная в стратегическом отношении военно-морская база, хорошо укрепленная испанцами. Путем захвата Орбетелло французы планировали создать собственный мощный плацдарм в самом сердце контролируемого Испанией Средиземноморья, прервать связь с габсбургским Неаполитанским королевством. Руководство осадой Орбетелло принял на себя бывший союзник Испании принц Фома Савойя-Кариньянский, которому, согласно тайным соглашениям с Парижем, был обещан трон Неаполитанского королевства. Формальная победа французов в морском сражении при Орбетелло (14 июня 1646 г.) не имела последствий, так как испанцы сохранили фактический контроль за прилегающей акваторией и лишили высадившийся французский десант поддержки с моря.
  
   ...погиб именно в тот момент, когда его победа была уже обеспечена. - 14 июня 1646 г. в возрасте двадцати семи лет.
  
   Граф д'Уаньон (точнее д'Оньон) - Луи де Фуко де Сен-Жермен Бопре (1616-1659), французский вице-адмирал; служил под командованием графа де Брезе, после гибели которого в сражении при Орбетелло отказался от преследования потерпевших поражение испанцев и увел французский флот, чтобы с его помощью захватить губернаторскую власть в приморских городах Бруаже, Ла-Рошели и на примыкающих территориях. Шантажируя правительство Мазарини в период Фронды, взамен отказа от губернаторства получил крупные отступные - титул герцога, звание маршала Франции и более полумиллиона ливров. В ходе Фронды поддерживал антиправительственные выступления в Бордо (коммуну Ормэ).
  
   Бруаж - французский укрепленный город-порт в Сентонже на побережье Бискайского залива (современный департамент Нижняя Шаранта) близ Ла-Рошели.
  
   Острова Ре и Олерон - лежат в Бискайском заливе у побережья Франции, в виду Ла Рошели.
  
   Контрэскарп - в фортификации ближайший к противнику откос внешнего крепостного рва.
  
   Люнет - в фортификации открытое с тыла укрепление; в данном случае, очевидно, обращенное тыльной стороной к стенам осажденной крепости и оборонявшее крепостной ров.
  
   ...погибло три или четыре сотни человек, а остальные вместе со всеми офицерами сдались в плен. - La Gazette от 9 июля 1646 г. сообщает: "Господин бригадир де Навайль, посланный во главе двух сотен человек из своего полка и с галер, дабы усилить оборону нашего форта, предпринял вылазку во главе ста пятидесяти человек под прикрытием орудийного огня, вступил в стычку с врагами и привел их в такое смятение, что они тотчас дрогнули и отступили, лишившись многих солдат и офицеров...".
  
   ...удалось высадить на берег десант лишь с двух галер, который я вскоре опрокинул в море. - 27 июня 1646 г. La Gazette от 18 июля извещает: "...На другом участке господин де Навайль во главе пятидесяти человек из полка Вернателя, которые держали там оборону в ожидании полка д'Юксея, отважно противостоял всем усилиям неприятеля, пытавшегося под прикрытием своих судов и орудийного огня высадить десант. С прибытием полка д'Юксея войска совместно препятствовали высадке противника. Не получив нового приказа от принца Фомы охранять этот участок до утра и не позволить врагам сойти на берег, они уже намеревались ринуться на них в атаку, но вражеский лазутчик, спустившийся одним из первых, заметил наших людей и предупредил своих, чтобы те прекратили высадку, после чего с большим трудом спасся на фелуке".
   ...удовольствовались избавлением города от осады и не стали нас преследовать. - Осада Орбетелло была снята 2 июля 1646 г.
  
   Герцог Орлеанский - Гастон (1608-1660), младший брат Людовика XIII, наместник королевства в период несовершеннолетия Людовика XIV.
  
   Жандармы - речь идет о так называемых жандармах военной свиты короля (gendarmes de la garde du roi), - гвардейской кавалерийской части (роте), шефом которой был король, а командиром - назначавшийся им капитан-лейтенант.
  
   ...господин де Роаннет, губернатор Бассе... - Франсуа де Роаннет (уб. в 1647 г.) - французский военачальник, с 1646 г. - бригадир. Навайль под 1646 г. называет его губернатором Ла Бассе - города на границе Испанских Нидерландов (современный французский департамент Нор Па-де-Кале), но в действительности де Роаннет получил это назначение лишь в 1647 г. и не успел вступить в должность, так как был смертельно ранен при осаде этого города и умер несколько дней спустя.
  
   ...господин де Ла Кардоньер, ансэнь этой самой роты...- Огюстен де Ла Кардоньер (ум. в 1679 г.) - в будущем французский военачальник, участник битвы при Сенефе (1674 г.) и Касселе (1677 г.), генерал-лейтенант.
  
   1647
   Герцог Моденский - Франческо д'Эсте (1610-1658), герцог Модены и Реджо. В начале своего правления поддерживал Испанию, надеясь на расширение своих итальянских владений, но разочаровавшись в прежних союзниках, перешел на сторону Франции и даже женил одного из своих сыновей на племяннице кардинала Мазарини. Руководил несколькими кампаниями объединенных франко-моденских войск в Италии.
  
   ...на Кремону - важный город, давший имя довольно крупной области... - Кремона - город в Северной Италии (Ломбардия), на левом берегу реки По, центр одноименной провинции. С начала XV в. входила в состав Миланского герцогства.
  
   Казальмаджоре - город в Ломбардии на левом берегу реки По, современная итальянская провинция Кремона.
  
   Господин д'Эстрад - Годфруа д'Эстрад (1607-1686) - впоследствии выдающийся французский дипломат и военный. Капитан гвардии кардинала, затем посол в Республике Соединенных провинций, наместник Гиени, вице-король Французской Америки; маршал Франции с 1675 г., автор мемуаров, освещающих многие внешнеполитические события периода завоевательных войн Людовика XIV.
  
   Пьомбино - название двух итальянских городов. Здесь, очевидно, имеется в виду порт Пьомбино в Тоскане, который был оккупирован французами в 1646 г. и в течение непродолжительного времени служил им опорным пунктом для морского сообщения с армиями, сражавшимися в Италии.
  
   ...Ривароло на реке Ольо... - Ривароло Мантовано (Rivarolo Mantovano) - городок в Италии (Ломбардия), современная провинция Мантуя. Ольо - река в Ломбардии, левый приток По.
  
   Коннетабль Кастилии - в прежнем Кастильском королевстве высшая военная должность; в объединенной Испании - почетный титул, со второй половины XV в. наследственный в доме Веласко. Здесь речь идет о Бернардино Фернандесе де Веласко, герцоге Фриасе (1610-1652), наместнике Миланского герцогства в 1646-1648 гг.
  
   ...выше Ривароло. - т. е., выше по течению реки Ольо, так как испанские войска наступали с севера, со стороны герцогства Миланского.
  
   ...ее сержант господин де Кампаньоль... - очевидно, Патра де Кампаньоль, который, впоследствии, судя по сообщению La Gazette, отличился в сражении между Аррасом и Бапомом (1650 г.); с 1664 г. - один из капитанов в Пикардийском полку.
  
   Господин де Казо - Жан де Казо (ум. в 1682 г.) - французский военачальник, полевой маршал с 1676 г., участник кампании в Руссильоне, в 1678 г. ранен при осаде Пучсерды - столицы Сердани.
  
   Оно известно как сражение при Боццоло... - 17 декабря 1647 г.; называется также битвой при Чивитате. Боццоло - город в Ломбардии (современная провинция Мантуя). La Gazette от 22 января 1648 г. пишет: "Неприятель, не отваживаясь атаковать наше правое крыло, перешел в наступление на левом, которому противостояли лучшие его войска; это заставило графа де Навайля, бросить в бой роту жандармов его преосвященства, стоявших во второй линии и благодаря храбрости ансэня этой роты господина де Ла Кардоньера и знаменосца Нантуйе оттеснить противника с таким успехом, что тот, обузданный ими, впредь действовал с большой опаской. Как было замечено, уже никто из врагов не смел после этого предпринимать решительных действий, кроме пятнадцати или двадцати мушкетеров, которые, перемещаясь от укрытия к укрытию, вели беспорядочную пальбу, получая на каждый свой выстрел по десять в ответ... Граф де Навайль, под которым ранили двух лошадей и который сам получил рану, но легкую, проявил в этой битве выдающееся мужество".
  
   Сан-Мартино, Сан-Мартино далл'Арджине - небольшой город в Ломбардии (современная итальянская провинция Мантуя).
  
   1648
   Маркиз Карасена - Луис де Бенавидес Каррильо, маркиз Карасена (1608-1668) - испанский военачальник, наместник Миланского герцогства (1648-1656), а впоследствии Испанских Нидерландов (1659-1664).
  
   Виджевано - город в Ломбардии на реке Тичино (область Ломеллина, современная итальянская провниция Павия). Навайль, безусловно, ошибается в названии города, так как, судя по его же указаниям, речь идет не о Виджевано, а о Виадане - городе на левом берегу По (провинция Мантуя), на расстоянии приблизительно пятнадцати километров от Казальмаджоре. Далее по тексту подразумевается именно Виадана.
  
   ...в Париже беспорядки... - Очевидно, народные волнения летом 1648 г., предшествовавшие парламентской Фронде.
  
   Господин Бальтазар - Жан Бальтазар, с 1635 г. - советник Парижского парламента, впоследствии глава палаты прошений Парижского парламента, с 1651 г. - интендант в Бурже.
  
   ...в двадцать пять лет командую целой армией... - На самом деле Навайлю в 1648 г. было около двадцати восьми лет.
  
   Шевалье де Клервиль - Луи Николя де Клервиль (ум. в 1677 г.) - в будущем известный французский военачальник, военный инженер; В 1646 г. участвовал в осаде Сан-Стефано и Пьомбино, в качестве marИchal de bataille сражался под Кремоной; в 1652 г. получил звание полевого маршала; с 1665 г. - генеральный комиссар по фортификации; с 1671 г. - губернатор острова и крепости Олерон.
  
   ...получил возможность беспрепятственно проехать. - 26 мая 1648 г. La Gazette (16 июня) так рассказывает об этой операции: "Враги еще сражались и немного потеснили наш конвой, пока полевой маршал граф де Навайль, выступивший для встречи обоза из Казальмаджоре с некоторым числом кавалерии, не задержал их, завязав ожесточенную стычку с неприятельским арьергардом, сотню солдат убил на месте, многих взял в плен, а оставшихся привел в смятение и позволил обозу, груженному четырьмястами кулями с мукой, достигнуть позиций нашей армии в поименованном Казальмаджоре".
  
   Господин де Буасса (в оригинале - Буассак) - Андре де Буасса, брат Пьера де Буасса (1603-1662), писателя, поэта, одного из первых членов Французской академии.
  
   Господин де Лалё - с 1646 г. губернатор Куртре; погиб 4 августа 1648 г. при осаде Кремоны.
  
   Шеволежеры - один из видов легкой кавалерии, в том числе гвардейской, во Франции и некоторых других европейских государствах; были вооружены саблями, пистолетами и карабинами.
  
   Кардинал Антонио - Антонио Барберини (1607-1671), племянник папы Урбана VIII; обосновавшись во Франции благодаря покровительству Мазарини, получил должность великого податчика милостыни Франции; епископ Пуатье, с 1657 г. - архиепископ Реймский и пэр Франции.
  
   Полк Фекьера - основан в первой половине XVII в. Менассе де Па, маркизом де Фекьером (1590-1639); название полка Фекьера в разное время носили несколько пехотных и кавалерийских частей.
  
   Господин де Бесемо (в различных источниках также Бессемо, Бесемон, Бесмо или Бемо) - Франсуа де Монлезен (около 1615-1697), именовавший себя маркизом де Бесемо. С 1646 г. находился на службе Мазарини, близкий друг капитана первой роты королевских мушкетеров д'Артаньяна. Участвовал в завоевании Пьомбино, в 1653 г. стал преемником д'Эстрада в должности капитана гвардейской роты кардинала; с 1658 г. - комендант Бастилии.
  
   ...разгром испанской армии был бы полным. - "Когда началось наступление справа, граф де Навайль переправился через ров, невзирая на упорное сопротивление противника, двинулся на левый фланг его укреплений... и отбил восемь орудий, четыре из которых наши сразу повернули против врагов, - затем, объединившись с войсками герцога Моденского, которыми командовал на правом крыле господин де Лалё, разделил с ними атаку. Вместе они преследовали и разгромили испанский полк... Несмотря на сильный огонь неприятеля, граф де Навайль, желая увлечь за собой в атаку пехоту, возглавил жандармов его преосвященства и, поддержанный полками Шатобриана, Бентивольо и Руменвиля во второй раз разбил неприятельскую кавалерию, которую настиг за мостом; затем подоспел господин де Лалё с карабинерами и кирасирами и рассеял врагов так, что они смогли соединиться лишь под Кремоной" (La Gazette, "Сообщение о сражении под Кремоной", 15 июля 1648 г.).
  
   ...осада эта, длившаяся шесть недель... - Осада Кремоны, начавшаяся в первые дни августа 1648 г., была снята французами 6 октября того же года.
  
   ...могли ожидать подмоги со стороны сопредельного Пармского герцогства. - Парма при герцоге Рануччио II Фарнезе (1646-1694) сохраняла формальный нейтралитет, но была вынуждена предоставлять свободный проход испанским войскам.
  
   Пьяченца - город в долине реки По, центр одноименной современной провинции Италии (область Эмилия - Романья), в Новое время - второй по значению в герцогстве Пармы и Пьяченцы. В ходе франко-испанского противостояния в Италии формально являлся нейтральной территорией.
  
   Кастелло ди Скривиа - очевидно, Кастельнуово Скривиа, город в Пьемонте, современная провинция Алессандрия, в описываемое время находился на территории Миланского герцогства.
  
   ...в Париже баррикады: начались гражданские войны... - Т. е. Фронда (1648-1653); баррикады на парижских улицах появились 26-28 августа 1648 г.
  
   1649
   Бареж - город в прежнем графстве Бигор (современный французский департамент Верхние Пиренеи), до настоящего времени известен благодаря находящихся в его окрестностях целебным минеральным источникам.
  
   Через неделю двор покинул столицу... - В ночь с 5 на 6 января 1649 г.
  
   Господин де Сан-Пэ - Шарль д'Антен, сеньор де Сан-Пэ (ум. после 1690 г.), в описываемое время лейтенант (заместитель) губернатора городов и крепостей Аж и Сен-Север, а также сенешальства Ланд.
  
   ...господина д'Эльбёфа, который расстроил все наши планы. - Этот эпизод, очевидно, позволяет предположить, что дю Трамбле заранее договорился с Шарлем Лотарингским герцогом д'Эльбёфом (1596-1657), одним из лидеров Фронды, о сдаче Бастилии восставшим.
  
   ...меня послали в Корбей... - Городок Корбей (Корбей-Эссон) при слиянии Сены и Жюиня в двадцати восьми километрах юго-восточнее Парижа был занят силами фрондеров 15 января 1649 г.
  
   Карабинеры - кавалеристы, реже пехотинцы, вооруженные легкими нарезными ружьями - карабинами.
  
   ...гвардейскую роту господина принца, которой командовал господин де Рош. - Рота пешей гвардии герцога Энгиенского, будущего принца Конде, который в начале парламентской Фронды выступал на стороне правительства. Де Рош в описываемое время был лейтенантом этой роты, а впоследствии - капитаном, он участвовал в сражениях при Мардике (1646 г.) и Дюнкерке (1658 г.), а в составе бригады графа де Сен-Поля - в обороне Кандии (1668-1669 гг.).
  
   Жювизи, Жювизи-сюр-Орж - городок в Иль-де-Франсе, в восемнадцати километрах юго-восточнее Парижа (современный французский департамент Сена-и-Уаза).
  
   ...пока не был заключен первый мир; - так называемый Рюэйский компромисс, 11 марта 1649 г.
  
   ...король приказал мне обеспечить Париж хлебом. - Дефицит продовольствия в Париже и связанные с ним злоупотребления, которые народ приписывал проискам Мазарини, зафиксированы несколькими источниками. Так, "Предостережение королеве от членов парламента, касающееся дел Гиени и нехватки хлеба в Париже" (Париж, 1649 г.) обвиняет губернаторов в том, что они притесняют торговцев; в частности, губернатор Седана взимал седьмую часть всего хлеба, который провозили через город, а когда торговцы отказывались выполнять его требование, не пропускал их.
  
   Эшевены - в корлевской Франции члены городского совета при феодальном сеньоре или губернаторе, обладавшие административными и судебными функциями.
  
   1650
   Мир оказался недолгим... - вооруженное противостояние правительства и Фронды возобновилось уже в 1650 г. (так называемая Фронда принцев), однако война памфлетов не прекращалась даже после подписания мира в Сен-Жермене (1 апреля 1649 г.). До наших дней дошло множество летучих антиправительственных брошюр - так называемых мазаринад, относящихся именно ко второй половине 1649 г.
  
   Компьен - город при слиянии рр. Уазы и Эны, в прежнем графстве Валуа (Пикардия), относившемся к королевскому домену, в восьмидесяти четырех километрах северо-восточнее Парижа. Предлогом для отъезда двора в Компьен послужила формальная необходимость находиться близ фландрского театра военных действий, но на деле это было просто бегство королевы и юного Людовика XIV из мятежной столицы.
  
   Мадемуазель де Нейян - Сюзанна де Бодеан-Парабер (ум. в 1700 г.), дочь Шарля де Бодеана, графа де Нейяна, губернатора Ниора.
  
   Принц де Лильбон - Франсуа-Мари Лотарингский, граф, впоследствии князь де Лильбон (1624-1694), младший из сыновей герцога д'Эльбёфа. Небезынтересно отметить, что вторая дочь Навайля, Франсуаза де Монто (1653-1717) впоследствии вышла замуж за старшего брата графа де Лильбона.
  
   Месье - Гастон, герцог Орлеанский (1608-1660), дядя Людовика XIV, формальный наместник королевства в период регентства Анны Австрийской. Чтобы овладеть властью, примыкал то к правительству то к фрондерам.
  
   Принцы - принц Конде, его брат принц Конти и герцог де Лонгвиль, были арестованы по приказу королевы-регентши 18 января 1650 г.
  
   Бельгард - Осада Бельгарда (или Сёрра, города в нынешнем французском департаменте Кот д'Ор) была начата герцогом Вандомским, который был назначен губернатором Бургундии вместо принца Конде, 21 марта 1650 г. и завершилась капитуляцией города 21 апреля. Впоследствии укрепления Бельгарда были срыты по приказу Людовика XIV.
  
   Господин де Бутвиль - Франсуа Анри де Монморанси (1628-1695), граф де Бутвиль, впоследствии герцог Люксембургский и маршал Франции, известный французский полководец; в период Фронды принцев примыкал к Конде.
  
   Де Таванн - Жак де Со, граф де Таванн (1620-1683), впоследствии автор "Воспоминаний о Фронде".
  
   Де Колиньи - Жан де Салиньи (1617-1686), граф де Колиньи, известный французский военачальник; в дальнейшем возглавлял французские войска в составе императорской армии во время войны против турок в Венгрии.
  
   Дю Пассаж - Николя де Пуазьё, граф дю Пассаж, генерал-лейтенант, один из командующих королевской армией.
  
   Господин Тюренн - Анри де Ла Тур д'Овернь (1611-1675), виконт де Тюренн, прославленный французский полководец Нового времени. В ходе Фронды принцев первоначально выступал на стороне Конде, противостоял правительственным войскам в нескольких сражениях.
  
   Гиз - небольшой город в Пикардии, близ границы Испанских Нидерландов (нынешний французский департамент Эн). В июне 1650 г. наряду с несколькими соседними населенными пунктами (Ла Шапель, Ла Кателе и др.) осаждался испанцами и их союзником виконтом Тюренном, но так и не был взят (осада снята 1 июля).
  
   Господин де Вандом - Сезар де Бурбон (1598-1665), герцог Вандомский, узаконенный сын короля Генриха IV, наместник Бургундии после ареста принца Конде.
  
   Господин де Паллюо - Филипп де Клерамбо (1606-1665), французский военачальник, генерал-лейтенант, впоследствии маршал Франции; участник многих известных сражений периода Тридцатилетней войны и Фронды.
  
   Господин де Кастельно - Жак, маркиз де Кастельно-Мовиссьер (1620-1658) - французский военачальник; умер от ран после сражения при Дюнкерке, незадолго до смерти получив чин маршала Франции.
  
   Сен-Жан де Лон - укрепленный город на р. Соне в Бургундии (нынешний французский департамент Кот д'Ор), служил временной штаб-квартирой Мазарини.
  
   Враги предоставили нам заложников и сложили оружие в назначенный день. - Капитуляция Бельгарда была подписана 11 апреля 1650 г., а гарнизон фрондеров выведен из крепости 21 апреля. La Gazette от 23 апреля приводит любопытную подробность переговоров о сдаче города: "В восьмом часу вечера 9 апреля господин дю Пассаж обратился к господину де Вианте из королевской ставки, чтобы тот подтвердил слова графа де Навайля и ходатайствовал о прощении города на том основании, будто выстрелы из орудий по его преосвященству были произведены случайно пьяным пушкарем, который по его, дю Пассажа, специальному приказу был за этот проступок брошен в тюрьму".
  
   ...смог прервать подвоз провианта врагам, осаждавшим Гиз... - Обеспечение войск, осаждавших Гиз осуществлялось из города Камбре в Испанских Нидерландах.
  
   ...двинуться на осаду Бордо... - Город Бордо, где в среде буржуазии и городского патрициата возобладали антиналоговые и антиправительственные настроения (так называемая коммуна Ормэ), в 1650-1653 гг. был одним из важнейших оплотов Фронды.
  
   ...четыре генерал-лейтенанта, которые стали маршалами уже в следующую кампанию. - Командующим армией был маршал дю Плесси-Прален, а генерал-лейтенантами -Антуан д'Омон, маркиз де Виллекьё (1601-1669), получивший чин маршала Франции в январе 1650 г.; Шарль де Монши (1599-1658), маркиз д'Окенкур; Анри де Сен-Нектер (1599-1681), маркиз де Ла Ферте-Набер, прославившийся как маршал де Ла Ферте-Сеннетерр; и Жак д'Этамп (1590-1668), маркиз де Ла Ферте-Имбо, известный как маршал д'Этамп.
  
   Бордо был умиротворен или, во всяком случае, усыплен... - 1 октября 1650 г.
  
   Однако вскоре господин Тюренн занял Ретель... - Ретель - укрепленный город в Арденнах (сегодняшний французский департамент Арденны); Навайль ошибается: Тюренн принимал участие не во взятии Ретеля, а лишь в битве с правительственными войсками, состоявшейся затем поблизости, а город был занят испанско-имперскими войсками эрцгерцога Леопольда во главе с дельи Понти (ноябрь 1650 г.).
  
   Тюренн проиграл сражение, и город стал нашим. - Так называемое сражение при Ретеле, 15 декабря 1650 г.; Навайль снова неточен: на самом деле город сдался еще 13 декабря; Тюренн, думая, что дельи Понти еще удерживает Ретель, поспешил на выручку, а когда убедился в своей ошибке, уже не мог избежать сражения и был разбит. - На самом деле сражение произошло не у Ретеля, а в нескольких километрах южнее, возле селения Сомпюи; по утверждению мемуаристов, Мазарини в это время находился близ Ретеля и названием битвы постарался приписать победу своему командованию.
  
   Бапом - город в Артуа (современный французский департамент Па-де-Кале), в XVII в. - сильная крепость.
  
   ...вместо господина де Тилладе, получившего назначение в Брейзах. - Брейзах (здесь имеется в виду Старый Брейзах, или Брейзах-на-Рейне) - город в Рейнской Германии (земля Баден - Вюртемберг), сильная крепость, занятая французами во время Тридцатилетней войны и превращенная, наряду с Филиппсбургом, во французский форпост на правом берегу Рейна. Был уступлен Францией по Рисвикскому миру 1697 г. После смерти в 1643 г. Ж.-Б. Гебриана, командующего немецкими наемниками на французской службе (Рейнской армией) Брейзах долгое время оставался без губернатора. Николя Кассанье, шевалье де Тилладе, занял эту должность в 1650 г.
  
   1651
   Покидая столицу... - 6 февраля 1651 г.
  
   Господин де Прадель - Франсуа де Прадель (ок. 1621-1690), с 1638 г. лейтенант, а с 1640 г. - капитан в Пьемонтском полку; с 1645 г. лейтенант, а с 1647 г. - капитан гвардии; отличившись в сражении при Ретеле, получил чин полевого маршала; с 1657 г. - генерал-лейтенант, с 1664 г. - губернатор Бапома, с 1667 г. - полковник-лейтенант гвардии, с 1672 г. - губернатор Сен-Кантена.
  
   Господин де Польяк - Марк де Куньяк (ум. в 1678 г.), сеньор де Польяк; около 1647 г., будучи капитаном в Беарнском полку, перешел на ту же должность в Пикардийский полк и в сражении при Ретеле как капитан с наибольшим стажем службы командовал этим полком; в 1654 г. получил командование гвардейской ротой.
  
   ...один командовал Пикардийским, а другой Пьемонтским полком... - Снова ошибка Навайля: полковником Пикардийского полка с 1643 по 1653 гг. был Шарль, маркиз де Ла Вьевиль, а Пьемонтского в 1644-1654 гг. - Анри Франсуа, маркиз де Вассе.
  
   Господин де Бар - Ги де Бар (ум. в 1695 г.), был тюремщиком принцев-фрондеров в Венсенском замке, а впоследствии сопровождал их в Маркусси и Гавр; впоследствии - генерал-лейтенант, губернатор Амьена и великий бальи Пикардии.
  
   ...тех людей, которые попросили меня об этом... - Навайль не называет имён, но речь идет о де Сервьене и де Лионне, действительно пользовавшихся доверием Мазарини, однако в период Фронды пытавшихся отмежеваться от него.
  
   ...принцы уже получили свободу... - 13 февраля 1651 г.
  
   ...пообещала возвести моего отца в достоинства герцога и пэра... - Это обещание, вне всяких сомнений, было дано гораздо раньше, поскольку отец Навайля получил титул герцога де Лаведана 12 мая 1650 г., а в достоинство пэра Франции был возведен в декабре 1650 г.
  
   ...хранительницей гардероба новой королевы Франции. - В оригинале dame d'atour; новая королева Франции - будущая супруга Людовика XIV; в 1659 г. ею стала испанская инфанта Мария Терезия.
  
   ...мы решили пожениться... - Свадьба состоялась 20 февраля 1651 г.
  
   Господин де Бетюн - Ипполит де Бетюн (ок. 1618-1665), один из сторонников принцев-фрондеров; отец видного французского религиозного деятеля Ипполита де Бетюна (1643-1720), епископа Верденского.
  
   Господин коадъютор - Жан Франсуа Поль де Гонди (1613-1679), известный впоследствии как кардинал де Рец, с 1643 г. коадъютор Парижской епархии, кардинал с 1652 г. Примыкал к Фронде. Автор известных многотомных "Мемуаров", освещающих события Фронды и последующих лет.
  
   Господин де Шавиньи - Леон де Бутилье (1608-1652), граф де Шавиньи, государственный секретарь по иностранным делам, дипломат; в период регентства и Фронды - противник Мазарини.
  
   ...и отправилась в Фонтенбло... - Двор прибыл в Фонтенбло 27 сентября и оставался там до 2 октября 1651 г.
  
   ...двор отправился в Пуатье... - 30 октября 1651 г.
  
   Динан - город в Бретани (современный французский департамент Кот д'Армор).
  
   Граф де Брольо - Шарль (Карло) де Брольо (ум. в 1702 г.), граф де Сентена, маркиз де Дорман, генерал-лейтенант королевской армии.
  
   Ам - город в Пикардии, на левом берегу Соммы (современный французский департамент Соммы).
  
   Рокруа - город и крепость в Шампани, на границе прежних Испанских Нидерландов (за характерные очертания линии крепостных укреплений впоследствии получил прозвание Город Звезды), современный французский департамент Арденны. Известен благодаря сражению за освобождение крепости от испанской осады, произошедшему здесь 19 мая 1643 г.
  
   Маршал д'Окенкур - Шарль де Монши (1599-1658), маркиз д'Окенкур; один из военачальников правительственных войск, впоследствии перешел на сторону фрондеров принца Конде и погиб, сражаясь в составе объединенных сил испанцев и прица Конде в битве при Дюнкерке.
  
   Маршалы де Грансе, де Ла Ферте и д'Омон - Жак де Руссель-Медави, граф де Грансе (1603-1680), маршал Франции с 1651 г., О маршалах де Ла Ферте и д'Омоне см. примечания к 1650 г.
  
   ...господа де Мондежё, Фабер... - Жан (Иоганн) де (фон) Шуленберг (ок.1597/98-1671), граф, впоследствии маркиз де Монтежё, французский военачальник, потомок старинного прусского рода, уроженец Седана. Посвятив себя профессии военного, участвовал в Тридцатилетней войне; с 1639 г. - полевой маршал, с 1650 - генерал-лейтенант. 16 июня 1658 г. за победы в войне с испанцами и принцем Конде получил жезл маршала Франции. Абраам де Фабер д'Эстернэ (1599-1662) - генерал-лейтенант, с 1658 г. - маршал Франции, в дальнейшем наместник княжества Седан.
  
   ...более чем трехтысячного воинства. - Данные о численности армии, собранной Мазарини для похода во Францию в начале зимы 1651/52 гг., в разных источниках варьируются и иногда разнятся более чем наполовину.
  
   ...в окрестности Седана, где к нам присоединился господин кардинал. - 24 декабря 1651 г.
  
   ...отправил по провинциям своих советников, чтобы восстановить против нас население. - Известны имена советников дю Кудре-Женье и Бито. Последний был схвачен войсками кардинала в окрестностях Санса и пленником отправлен в замок Лош.
  
   ...мы благополучно прибыли в Пуатье... - 28 января 1652 г.
  
   ...Анжер поднял против короля оружие... - В конце декабря 1651 г.
  
   Господин де Роган - Анри де Шабо (1616-1655), по браку - герцог де Роган, во время Фронды один из видных сторонников принца Конде.
  
   Граф де Риё - Франциск Лотарингский (1627-1694), граф де Риё, один из сыновей Карла II Лотарингского, герцога д'Эльбёфа.
  
   1652
   Господин Шатонёф, хранитель печати - Шарль д'Обепин (1580-1653), маркиз де Шатонёф. Фактически он был первым министром в 1650-1651 г., тогда как должность хранителя печати принадлежала Матье Молэ, первому президенту Парижского парламента.
  
   ...ограничился лишь присылкой четырех орудий из Нанта. - Это не помешало фрондерам опубликовать "Истинное сообщение о поражении войск, которые маршал де Ла Мейерэ послал против Анжера...", 1652 г.
   ...выдвинул свои силы на мост Сэ... - Подробности о сражении при мосте Сэ позаимствованы из "Достоверного сообщения о том, что произошло при взятии моста Сэ пятнадцатого числа прошедшего месяца войсками господина принца под командованием господина герцога де Рогана" (февраль 1652 г.).
  
   Граф де Бароль - Октав де Фалле, маркиз де Бароль.
  
   Затем двор прибыл в Блуа... - 23 марта 1651 г.
  
   Жаржо - город в Орлеанэ, на левом берегу Луары.
  
   Барон де Сиро - Клод д'Этуф (уб. в 1652 г.), барон де Сиро, генерал-лейтенант правительственных сил, погиб под Жаржо.
  
   Герцог Немурский - Карл Амадей Савойский (1624-1652), герцог Немурский, один из военных лидеров Фронды; погиб на дуэли с герцогом де Бофором.
  
   ...двинулся на соединение с нею... - Войска фрондеров соединились в середине марта близ Шатодёна.
  
   ...принц [Конде] оставил Гиень, чтобы возглавить все эти огромные силы. - Конде подошел 1 апреля 1652 г. Обе армии встали лагерем у Лорриса и в его окрестностях.
  
   Жьен - город на правом берегу Луары, современный французский департамент Луарэ.
  
   Бриарский канал - один из старейших каналов во Франции (строительство велось в 1605-1642 гг.); соединяет Сену и Луару.
  
   Шатильон, Шатильон-Колиньи - город в центральной Франции, современный департамент Луарэ.
  
   ...что первый удар примут на себя его драгуны. - Подробности сражения в окрестностях Бриарского канала и селения Роньи (ныне Роньи-ле-Сет-Эклюз, департамент Йонны) известны нам также из брошюры "Правдивое изложение того, что произошло между армией господ принцев и войсками Мазарини во главе с маршалом д'Окенкуром, донесенное его королевскому высочеству господином графом де Гокуром" (Париж, 1652): "Позиций господина д'Окенкура нельзя было достичь, не миновав драгун, занявших подступы к Роньи... С наступлением ночи приблизились к окрестностям Роньи, заметили огни на противоположном берегу [Бриарского канала] и поняли, что неприятель охраняет мост. Тотчас для нападения на мост был снаряжен отряд немецких кавалеристов в пятьдесят человек, а чтобы враг пропустил их, им было велено сказать, что они - из армии господина Тюренна и возвращаются к своим. Не мешкая, вперед выдвинулись кавалерийские полки Конде и Энгиенский при поддержке двух сотен мушкетеров [из полков] Его Королевского Высочества и Конде, а остальная кавалерия заняла позиции неподалеку, чтобы предпринять те действия, которые наверняка обеспечили бы атаке успех. Немцы сделали, что им было приказано; они долго вели переговоры с противником, который, тем не менее, не пропускал их, хотя и не стрелял. В это время один крестьянин рассказал, что в трехстах шагах есть удобный брод, куда его высочество отправил остальную кавалерию. Он разрешил господам де Бофору, де Таванну и де Ланку атаковать мост с названными полками, попросил господина де Немура принять под свою руку полк принца Конти, которым командовал господин де Жонвей, замечательно проявивший себя в этом сражении, а также полк Персана, сам же с господином де Кленшаном поддержал его во главе немецких войск. Враги не позаботились об охране брода, а ограничились тем, что перегородили его, набросав поперёк несколько деревьев; однако преграда оказалась не такой уж трудной, чтобы господин де Немур, а вслед за ним и его высочество не смогли ее преодолеть. На другом берегу к ним присоединился граф де Гокур из армии его королевского высочества [герцога Орлеанского], в дальнейшем не покидавший его особу. Сразу же ринулись на неприятельский лагерь, а господин де Бофор с господами маркизом де Ла Буле, графом де Кастром, де Силли, Кольвилем и другими, не оставлявшими его в течение всего сражения, - на баррикаду. Лагерь был разгромлен, баррикада - захвачена, а все, кто оказывал сопротивление, - убиты. Затем лагерь обрекли огню, а врагов, искавших спасения в окрестных домах, взяли в плен или сожгли там же. Господин де Немур, поддержанный другими войсками, двинулся к деревне в четверти лье оттуда, где стоял другой полк вражеских драгун, рассеял всех, кто не смог найти убежище в замке одного местного дворянина, а сам потерял убитым одного лишь корнета из полка Конти по имени Нуартьер. Враги, разъяренные тем, что лишились своих коней и снаряжения, открыли огонь по домам, где находилось свыше сорока человек нашей кавалерии и большое количество багажа. При этом под господином де Немуром была ранена лошадь. Мы потребовали, чтобы замок сдался, но враги, не подозревая пока об орудиях, следовавших за нами в отдалении, отказались. Его высочество, стремившийся поскорее возвратиться в главную квартиру, поручил вести осаду господину де Бофору, у которого, когда тот проезжал слишком близко от замка, мушкетными выстрелами ранили лошадь и капитана его гвардии. Тем временем подоспели пехота и артиллерия. Мы вновь предложили неприятелю сложить оружие и тот сдался, увидев пушки".
  
   ...господин д'Окенкур разбит, а его обоз захвачен и предан разграблению. - "Затем армия выступила прямо к лагерю маршала д'Окенкура, который, предупрежденный об этом, изготовился к битве за небольшой речушкой. Господа де Немур и де Бофор возглавляли полк Конде, поддержанные господином принцем, который вёл Энгиенский полк. Они встретили сильное сопротивление: там находился весь обоз неприятельской армии. ...Множество кавалеристов, пехотинцев и генеральской прислуги этой армии были взяты в плен; нам достались большое количество золотой и серебряной монеты, четыре набора серебряной посуды, свыше полутора сотен обозных телег, три экипажа генералов и, по меньшей мере, сотня мулов и вьючных лошадей. Наконец трофеи еще умножились, когда схватили секретаря самого маршала д'Окенкура с более чем шестистами тысячами ливров". ("Правдивое изложение...", Париж, 1652 г.).
  
   Всю долгую ноябрьскую ночь... - На самом деле описанное ниже сражение при Блено началось в ночь с 6 на 7 апреля 1652 г.
  
   ...господин принц пошел на Париж. - Войска фрондеров во главе с принцем Конде вступили в Париж 11 апреля 1652 г.
  
   ...с наступлением ночи и мы, и противники отступили. - "Его высочество увидел, что неприятель направился к краю долины, туда, где она сужена двумя рощицами, позволяющими пройти во фронт не более чем трем-четырем эскадронам; кроме того это место стеснено прудом и болотом. Они заняли позиции совсем близко от этих рощ, и его высочество рассудил, что благодаря своей пехоте, гораздо лучшей, чем у них, он сможет выбить их оттуда сильным огнем и, пользуясь смятением врага, довершить его разгром. Итак, он приказал атаковать на левом крыле полку Его Королевского Высочества, а на правом - Лангедокскому полку во главе с полевым маршалом бароном дю Валлоном, поддержанному полком д'Олака, а также жандармами и шеволежерами его королевского высочества, и вскоре овладел обеими рощами. Когда же за ним последовали и остальные войска, господин Тюренн, полагая, что не сможет удержать позицию, столь решительно атакуемую, отступил в большую долину. В это время его высочество, занявший рощи силами своей пехоты, захотел проверить, действительно ли враги ушли или же только удалились на расстояние, недосягаемое для мушкетного огня, чтобы иметь возможность внезапно напасть, когда пройдет половина его армии. Для этого он отрядил пять эскадронов кавалерии и вместе с господином де Бофором возглавил их, притворившись, будто намерен пуститься в погоню. Заметив это, господин Тюренн развернул свою армию и, рассчитывая расстроить ряды другой, пока та преодолевает дефиле, двинулся на них; однако господин принц, всегда предвидящий то, что может произойти, велел тем пяти эскадронам вернуться прежде, чем враги смогли вступить с ними в соприкосновение. Господин де Кленшан уже вывел свои войска из дефиле, пушки его высочества открыли огонь по врагам, а враги - по нам. Они не отваживались наступать из-за нашей пехоты, а мы не могли пройти из-за их кавалерии. Остаток дня прошел в артиллерийской перестрелке и лёгких стычках - тогда получил рану господин граф де Маре, полевой маршал, а лошадь его была убита выстрелом из пушки". ("Правдивое изложение...", Париж, 1652 г.).
  
   Монтаржи - город в Орлеанэ на Бриарском канале, при слиянии рек Луан и Верниссон, современный французский департамент Луарэ, в ста восемнадцати километрах юго-восточнее Парижа.
  
   Этамп - город-герцогство в Юрпуа, в сорока девяти километрах к юго-востоку от Парижа, современный французский департамент Эссон.
  
   Шатр - город на пути из Парижа в Этамп на реке Орж, нынешний французский департамент Сены-и-Уазы.
  
   Палезо - город в современном французском департаменте Эссон, к северу от Шатра, между городами Орсе и Ско.
  
   Мадемуазель, прозванная также Великой Мадемуазелью, - Анна-Мария-Луиза Орлеанская (1627-1693), герцогиня де Монпансье, дочь Гастона Орлеанского и двоюродная сестра Людовика XIV, видная участница Фронды, лично принимала участие в сражениях фрондеров с правительственными войсками; впоследствии автор многотомных мемуаров. В Этамп она приехала 3 мая 1652 г.
  
   ...нападение имело большой успех... - Речь идет о сражении между Мийи и Этампом, 4 мая 1652 г.
  
   ...мы решили обложить город... - Осада Этампа велась правительственными войсками с 25 мая по 7 июня 1652 г.
  
   Герцог Лотарингский - Карл IV (1604-1675), герцог Лотарингии и Бара; шурин Гастона Орлеанского. Лишенный своих владений в ходе Тридцатилетней войны, добивался их возвращения почти всю жизнь; в ходе Тридцатилетней войны и гражданских войн во Франции - предводитель немецко-лотарингских наемников, выступал на стороне Фронды, угрожая вторжением в Париж, но в то же время, рассчитывая на крупное вознаграждение, вел переговоры и с Мазарини. Во время завоевательных войн Людовика XIV - противник Франции.
  
   Вильнев Сен-Жорж - город в шестнадцати километрах южнее Парижа (современный французский департамент Валь-де-Марн).
  
   Этреши - деревня на левом берегу реки Жюэны в нынешнем французском департаменте Эссон, в восьми километрах северо-восточнее Этампа.
  
   ...еще после победы над фрондерами принца [Конде]... - Т. е. после сражения 4 мая близ Этампа.
  
   Сенарский лес - лесной массив (свыше 3000 гектаров) в Иль-де-Франсе, на территории современных французских департаментов Эссона и Сены-и-Марны, часть прежних королевских домениальных земель.
  
   Господин де Божё - Клод-Поль де Божё-Вийер, граф де Божё, один из военачальников правительственных сил, генерал-лейтенант. Погиб в сражении в 1654 г.
  
   ...при дворе убеждены, что их нельзя считать врагами. - Как раз в эти дни между правительством королевы-регентши и герцогом Лотарингским было достигнуто временное соглашение о том, что тот отказывается от поддержки фрондеров.
  
   Он действительно ушел, но ненадолго. - Герцог Лотарингский снялся с лагеря близ Вильнёв Сен-Жорж 16 июня 1652 г., покинул Францию, но вернулся со своими войсками в конце августа того же года, а 5 сентября вновь показался под Парижем.
  
   Сен-Клу - западное предместье Парижа.
  
   Шарантон, Шарантон-ле-Пон - город в двух километрах к юго-востоку от Парижа, на правом берегу Сены, при слиянии Сены и Марны. В феврале 1649 г. принц Конде, выступавший в то время на стороне королевы-регентши, разгромил под Шарантоном ополчение парламентской Фронды.
  
   Сент-Антуанское предместье - ныне в городской черте на юго-востоке Парижа.
  
   Герцог Бульонский - Фредерик-Морис де Ла Тур д'Овернь (1605-1652), герцог Бульонский, старший брат виконта Тюренна.
  
   Маркиз де Сен-Мегрен - Жак Эстюе де Ла Вогийон, капитан-лейтенант шеволежеров короля, погиб во время сражения в Сент-Антуанском предместье.
  
   Застава Пикпюс - застава в виду прежней деревни Пикпюс, находившейся между Парижем и Венсенским лесом.
  
   Господин де Монпеза - Жан-Франсуа Тремуле (ум. в 1677 г.), маркиз де Монпеза, впоследствии генерал-лейтенант королевской армии.
  
   Господин де Кленвильер - Тимолеон де Серикур (ум. в 1687), барон д'Экленвильер, с 1647 г. кавалерийский полковник, с 1655 г. - генерал-лейтенант.
  
   Господин де Ларошфуко - Франсуа, герцог де Ларошфуко (1613-1680) - один из лидеров Фронды, автор знаменитых "Максим" и мемуаров, откуда Дюма позаимствовал историю о подвесках королевы.
  
   Принц Марсийяк - Франсуа де Ларошфуко (1634-1714), старший сын и будущий наследник герцога де Ларошфуко.
  
   Жарсе - Франсуа-Рене дю Плесси де Ла Рош-Пишмер, маркиз де Жарсе, капитан гвардии герцога Орлеанского.
  
   Гито - Гийом де Пешпейру-Комменж, граф де Гито, лейтенант шеволежеров принца Конде.
  
   Фламмарен - Антуан Ажезилан де Гроссоль, маркиз де Фламмарен.
  
   Ларошжифар - Анри де Ла Шапель, маркиз де Ларошжифар. La Gazette, сообщая об осаде Пьомбино (октябрь 1646 г.), называет его одним из приближенных кардинала Мазарини.
  
   ...начали палить орудия Бастилии: Сент-Антуанские ворота отворились, и противник вошел в Париж. - В решающий момент сражения в Сент-Антуанском Великая Мадемуазель и ее сторонники заняли Бастилию, господствовавшую над окрестностями, и развернули ее пушки против королевской армии; это вынудило юного короля направить Тюренну приказ об отступлении.
  
   1652-1653
   Ниор - город в Пуату, административный центр нынешнего французского департамента Дё-Севр. Шурин Навайля был там губернатором.
  
   ...господин кардинал вновь покинул двор и отправился в Седан... - 19 августа 1652 г.; двор в это время находится в Понтуазе.
  
   Мант - город в Иль-де-Франсе, на левом берегу Сены, современный французский департамент Сены-и-Уазы.
  
   ...из окрестностей Камбре... - Т. е., из пограничных областей Испанских Нидерландов.
  
   ...счастливо выпутался из этой маленькой, но опасной стычки. - Вот как расказывает об этой истории La Gazette (2 ноября 1652 г.): "Граф де Навайль и маркиз де Сен-Женье, получив известие, что люди из гарнизона Камбре возвращаются к себе, ограбив несколько деревень на французской территории, поспешили устроить им засаду там, где, согласно предупреждению, те должны были проезжать, и атаковали их так стремительно, что враги, даже не успевшие понять, что происходит, были истреблены, за исключением нескольких попавших в плен вместе с комендантом, который получил пулю навылет от графа де Навайля; у самого же графа одежду прострелили в шести местах и убили лошадь. Маркиз де Сен-Женье был ранен в свою единственную правую ногу - левую он потерял при осаде Орбетелло; оба проявили замечательную отвагу в этом сражении - тем более славном, что оно, стоившее жизни одному лишь человеку, избавило границу от набегов, которые совершал этот комендант".
  
   Шалон, Шалон-на-Марне - город в Шампани, современный французский департаменте Марны.
  
   ...решил двинуться на осаду Бара в Лотарингии... - Бар (Бар-ле-Дюк), столица одноименного герцогства, аннексированного Францией (нынешний французский департамент Мёз), быз захвачен кондеянцами в ноябре 1652 г., но был освобожден силами Тюренна и де Ла Ферте после двухнедельной осады.
  
   ...отдал приказ об аресте кардинала де Реца. - Кардинал де Рец, коадъютор Парижского архиепископства (см. примечание к тексту "Мемуаров..." под 1651 г.) был арестован в Лувре 19 декабря 1652 г. и заточен в Венсенский замок.
  
   Затем он возвратился в Париж... - 3 февраля 1653 г.
  
   ...я возместил его стоимость наследникам господина де Сен-Мегрена. - Когда в 1665 г. Навайль был вынужден продать эту должность, герцог де Шольн заплатил за нее полмиллиона франков.
  
   1654
   Стенэ - город в прежнем Лотарингском герцогстве, современный французский департамент Мёз; перешел к Франции по договору о возврате владений герцогу Лотарингскому. Осада Стенэ, тщетно оборонявшегося кондеянцами и завершившаяся 6 августа 1654 г., стала первым военным предприятем, в котором принял личное участие юный Людовик XIV; по его распоряжению городские укрепления были срыты.
  
   ...враг обложил Аррас... - Испания, на службу которой после поражения Фронды перешел принц Конде, стремилась вернуть себе занятые Францией области в Испанских Нидерландах. В августе 1654 г. Конде, потерпевший до этого несколько поражений в Шампани и Лотарингии, рассчитывал соединиться с испанскими войсками под Аррасом, чтобы выбить французов из этой мощной крепости и, обеспечив себе тылы, двинуться затем в Артуа. Чтобы воспрепятствовать этому, следовало не допустить соединения сил Конде (два французских и два лотарингских полка) с испанской армией под командованием эрцгерцога Леопольда Вильгельма. Три французских армии (Тюренна, маршалов Фабера и де Ла Ферте) подошли на выручку гарнизону Арраса. Их решительные действия 23-25 августа вынудили испанцев, а затем и Конде отступить.
  
   Монкорне - город в Пикардии на р. Серр, современный французский департамент Эн.
  
   Господин д'Эканкур - Даниэль де Монморанси, сеньор д'Эканкур (ум. после 1666 г.), был капитаном в полку Шуленберга, ансэнем в жандармской гвардейской роте Сойекура, капитаном в шеволежерном полку де Ла Ферте, полковником одного кавалерийского полка, затем полевым маршалом и генерал-лейтенантом.
  
   Господин де Сен-Льё - командир полка, носившего его имя. В битве при Дюнкерке (1658 г.) командовал бригадой.
  
   Монши ле Прё - деревня в Пикардии (современный французский депатамент Па-де-Кале).
  
   Сен-Элуа, Мон-Сен-Элуа - селение в Пикардии (современный французский департамент Па-де-Кале).
  
   Господин де Ла Саль - Луи Кайебо, маркиз де Ла Саль, су-лейтенант королевских жандармов, получил чин генерал-лейтенанта 10 июля 1652 г.
  
   ...оно завершилось нашей победой... - 25 августа 1654 г.
  
   ... кто способен интереснее о них рассказать. - La Gazette (2 сентября 1654 г.), рассказывая об освобождении Арраса от осады, упоминает Навайля лишь в двух коротких строках: "Герцог де Навайль, состоявший под командованием маршала д'Окенкура и возглавлявший военную свиту короля, успешно действовал при взятии Сен-Поля". Вместе с тем, участие Навайля в этой кампании представляется довольно значительным, если судить по упоминанию его заслуг в королевском патенте 1660 г. на возведение владения Ла Валетт в статус герцогства-пэрства. Непонятно почему Навайль не упоминает здесь о визите короля в Бапом: "В последний день прошедшего месяца их величества, возращаясь из-под Арраса, навестили герцога де Навайля, нашего губернатора, оказавшего им самый лучший прием, какой только могли позволить состояние здешних краев и то непродолжительное время, в течение которого проходила встреча" (La Gazette, 5 сентября 1654 г.).
  
   ...оказала честь, возведя в достоинство герцога и пэра. - Достоинство пэра было связано с титулом герцога де Лаведана (патент от 12 декабря 1650 г.).
  
   ...в конце концов я получил желаемое. - Действительно, в 1654 г. в пользу Навайля подтвердили право на герцогство-пэрство Лаведан, но в 1660 г. он перенес этот статус на владение Ла Валетт, купленное у герцога д'Эпернона, которое затем, по своему родовому имени, переименовал в Монто.
  
   1655
   Аббат Фуке - Базиль Фуке (1622-1680), брат суперинтендента финансов Николя Фуке, доверенное лицо Мазарини, создатель и первый глава французской тайной полиции. Занимал должность настоятеля нескольких аббатств. Приобрел известность благодаря своим любовным похождениям.
  
   Мадам де*** - подразумевается Изабелла-Анжелика, герцогиня де Шатильон, урожденная де Монморанси-Бутвиль (1627-1695), старшая сестра будущего маршала Люксембургского и двоюродная сестра принца Конде. В описываемое время - вдова маршала Франции Гаспара де Колиньи; с ее именем было связано несколько любовных историй, в том числе близость с принцем Конде. Во второй раз вышла замуж за герцога Мекленбург-Шверинского.
  
   ...опасаясь своего ареста, решил покинуть двор. - В это же время была арестована и сама герцогиня де Шатильон.
  
   Перонн - город в Пикардии на р. Сомма, неподалёку от тогдашней границы с Испанскими Нидерландами (нынешний французский департамент Соммы).
  
   Господин де Бутвиль - Франсуа Анри де Монморанси, граф де Бутвиль (см. примечание к тексту под 1650 г.) был братом герцогини де Шатильон.
  
   Господин де Ноайль - Анн, маркиз де Монклар (после 1613-1678), граф, впоследствии герцог де Ноайль и пэр Франции. губернатор Руссильона. Полевой маршал с 1643 г. генерал-лейтенант с 1650 г., капитан гвардейской роты кардинала Мазарини.
  
   Господин де Фуэнсалданья - Алонсо Перес де Виверо и Менкака (1603-1661), граф де Фуэнсалданья, известный испанский военачальник и государственный деятель, в описываемое время - один из командующих испанскими силами в Нидерландах; в 1656-1660 гг. - наместник Миланского герцогства, преемник маркиза Карасены.
  
   Кателе, Ле Кателе - селение в Пикардии (нынешний французский департамент Эн), неподалеку от тогдашней границы с Испанскими Нидерландами.
  
   1657
   Ла Ферте, Ла Ферте-Милон - город в Пикардии на р. Урк (нынешний французский департамент Эн).
  
   Монмеди - укрепленный город в тогдашнем Люксембургском герцогстве, входившем в состав Испанских Нидерландов (сегодня - во французском департаменте Мёз). Осада Монмеди, где оборонялись испанский гарнизон во главе с Жаном д'Аламоном, началась в первых числах июня 1657 г. и завершилась в августе того же года. Это была первая осада под руководством известного военного инженера, будущего маршала Вобана.
  
   Господин д'Юксей (в оригинале d'Ussel) - Луи Шалон Дю Бле, маркиз д'Юксей с 1651 г., губернатор города и крепости Шалон-сюр-Сон, генерал-лейтенант; смертельно ранен при осаде Гравелина в августе 1658 г.
  
   ...мы завладели ей благодаря одному-единственному штурму, который возглавлял я. - 6 августа 1657 г. Навайль, как следует из текста, начинающегося словами "через несколько лет", не уверен здесь в точности дат.
  
   1656 (1658)
   Годом позже осаждали Валансьенн. - Снова хронологическая ошибка автора: на самом деле осада королевской армией города Валансьенн в Геннегау, где оборонялись испанцы и кондеянцы, происходила летом 1656 г., так что хронология изложения, заданная авторским текстом и относящая осаду Валансьенна к 1658 г., неверна.
  
   Кенуа, Ла Кенуа - укрепленный город в Испанских Нидерландах, провинция Геннегау (современный французский департамент Нор Па-де-Кале), приблизительно в пятнадцати километрах юго-восточнее Валансьенна.
  
   ...чьи войска плохо сообщались между собой. - Армии Тюренна и де Ла Ферте обложили город с юга и севера, находясь на противоположных берегах Шельды; сообщение поддерживалось при помощи наскоро сооруженной фашинной переправы (возле которой, на берегу Тюренна, судя по тексту, и удерживал позиции Навайль). Обороняя Валансьенн, принц Конде распорядился открыть плотины и затопить долину Шельды, а когда таким образом войска неприятеля были разделены, в ночь с 15 на 16 июля 1656 г. предпринял внезапное нападение на лагерь де Ла Ферте и разбил его наголову.
  
   ...мы благополучно расположились возле Кенуа. - Осада Валансьенна была снята 16 июля 1656 г.
  
   Конде, Конде-сюр-Эско - город в Геннегау (прежние Испанские Нидерланды), при слиянии рек Эны и Эско, современный французский департамент Нор. Был занят кондеянцами 19 августа 1656 г.
  
   Ла Фер - город в Пикардии, современный французский департамент Эны; в период кампании 1656 г. в Испанских Нидерландах там находилась ставка Людовика XIV.
  
   Энши - город в Артуа (прежние Испанские Нидерланды), современный французский департамент Нор.
  
   Удэн - город в Артуа (прежние Испанские Нидерланды), современный французский департамент Па-де-Кале.
  
   Ему удалось завладеть городом... - Город Шапель (Ла Шапель) был занят французской королевской армией 27 сентября 1656 г.
  
   1658
   Герцог Моденский - Франческо I (см. примечания к тексту под 1647 г.).
  
   Масса - приморский город в Тоскане, некогда центр одноименного герцогства в областях Модены, ныне - итальянская провинция Масса и Карраре.
  
   Саббионета - город в Ломбардии на р. По, нынешняя итальянская провинция Мантуя
  
   ...его сын... - Альфонсо (1634-1662), будущий герцог Альфонсо IV. Был женат на Лауре Мартиноцци, племяннице кардинала Мазарини.
  
   Господин кардинал д'Эсте - Ринальдо д'Эсте (1618-1673), младший брат герцога Франческо, проводник интересов Франции при папском дворе. Аббат Клюни, епископ Палестрино. Как и Мазарини, получил кардинальскую шапку в 1641 г.
  
   Герцог Савойский - Карл-Эммануил II (1634-1675), правил в 1638-75 гг.
  
   Валенца - город в Северной Италии (Пьемонт), современная итальянская провинция Алессандрия.
  
   Адда - река в Ломбардии, левый приток По
  
   Серио - река в Ломбардии, правый приток Адды. По-видимому, именно на Серио, как сообщает La Gazette от 14 августа 1658 г., "по Навайлю, вышедшему на разведку, выстрелили из мушкета с другого берега, но лишь пробили верх шляпы".
  
   Мариньяно, Меленьяно - город в Ломбардии, современная итальянская провинция Милан, в шестнадцати километрах юго-восточнее города Милан.
  
   ...и своим рейдом сильно напугал горожан. - "Герцог де Навайль, не желая упускать благоприятный момент, возглавил двенадцать сотен кавалерии и четыреста мушкетеров под командованием Бааса и в ночь с двадцать первого на двадцать второе [июля] двинулся прямо на врагов, укрывшихся за заграждениями и укреплениями возле домов в пригороде Милана. Он немедля приказал атаковать их капитану Наваррского полка господину Курселю, который, невзирая на огонь всей [неприятельской] пехоты из-за заграждений и из домов с проломленными насквозь стенами, действовал столь храбро, что овладел и первым, и вторым заграждениями, - однако, герцог де Навайль, видя, что этот небольшой отряд [противника] поддерживается с тыла армией, велел нашим отступить, но так организованно, что враг не отважился на преследование" (La Gazette, 29 июля 1658 г.). Заслуги Навайля в этом сражении упоминаются в патенте, возводящем владение Ла Валетт в статус герцогства-пэрства под названием Монто (декабрь 1660 г.).
  
   Господин де Дюра - Жак-Анри де Дюфор (1625-1704), первый герцог де Дюра, маршал и пэр Франции. Во время Фронды принцев примыкал к Конде, впоследствии перешел на сторону правительства. После второго завоевания французами Франш-Конте - губернатор этой провинции (1675 г.).
  
   Монца - город в Ломбардии в непосредственной близости от Милана (несколько километров к северо-востоку от него), административный центр итальянской провинции Монца и Брианца.
  
   Тичино - река в Швейцарии и Ломбардии, левый приток По.
  
   Новара - город в Пьемонте на р. Агонья, центр одноименной современной итальянской провинции.
  
   Мортара - город в Ломбардии, современная итальянская провинция Павия.
  
   Маркиз Вилла - Жероне Франческо, граф Камерано, маркиз де Вилла (ум. в 1668 г.), впоследствии участник обороны Кандии (см. примечания к тексту под 1669 г.).
  
   ...напал на город с четырех сторон и отбил за одну ночь... - 21 июля 1658 г.
  
   ...через семнадцать дней заняли город. - 25 августа 1658 г.
  
   Ломеллина - область в Северо-Западной Ломбардии, между реками Сезия, По и Тичино.
  
   ...спустя несколько дней он скончался... - герцог Франческо I Моденский умер от малярии в Сантии 14 октября 1658 г.
  
   Буссето - город в Северной Италии, современная итальянская провинция Эмилия-Романья.
  
   Танаро - река в Северо-Западной Италии (Пьемонт), правый приток По.
  
   Ницца Монферрато (во французском оригинале Nice de la Paille) - город в Пьемонте, современная итальянская провинция Асти.
  
   Бормида - река в Лигурии и Пьемонте, приток Танаро.
  
   ...поехал в Лион, где в это время находился король. - В конце ноября 1658 г. в Лионе шли переговоры о браке Людовика XIV с савойской принцессой.
  
   ...господа де Скюламбер и де Фабер... - Скюламбер, точнее Жан де Шуленберг (ок.1597/98-1671), граф, впоследствии маркиз де Монтежё, французский военачальник (см. примечание под 1651 г.). О Фабере - там же.
  
   Господин де*** - неизвестное лицо.
  
   Отец Андре - Андре Буланже, или Ле Буланже, фигурирующий в источниках как "малый отец Андре", августинский монах, умерший в 1657 г. (Относя рассказ о своем ходатайстве перед ним к 1658 г., Навайль снова ошибается в хронологии).
  
   Малые августинцы, или малые отцы - монашеский орден, выделившийся из августинского ордена и получивший особый устав в последней четверти XVI в.
  
   1659-1662
   ...[с Испанией] заключили мир... - Пиренейский мир, 7 ноября 1659 г.
  
   Пинероло - город и стратегически выгодно расположенная крепость в Пьемонте; в ходе войны за Мантуанское наследство был занят французами (1630 г.) и оставался в их владении до 1696 г.; крепость впоследствии служила военной базой и государственной тюрьмой.
  
   Верчелли - город в Пьемонте на реке Сезия, центр одноименной современной провинции Италии. По окончании франко-испанской войны Верчелли, в течение без малого двадцати лет занятый испанцами, был вовращен герцогу Савойскому, союзнику французов.
  
   Мадам де Бетюн - Анна-Мария де Бовильер (ум. в 1688 г.), супруга Ипполита, графа де Бетюна, придворного королевы-матери.
  
   Орден Святого Духа - высшая награда королевской Франции в 1578-1830 гг. Навайль был внесен в списки кавалеров Ордена Святого Духа 31 декабря 1661 г.
  
   Не стану останавливаться на причинах постигшей меня опалы... - Речь идет о придворной интриге 1662 г., связанной с так называемым испанским письмом: группа придворных, желая открыть молодой королеве глаза на связь Людовика XIV с Луизой де Лавальер, составила письмо, переведенное затем на испанский язык. С подачи старшей фрейлины королевы графини де Суассон, конфликтовавшей с мадам де Навайль, авторство письма, о котором стало известно королю, приписали чете Навайлей. Правда открылась лишь три года спустя: истинные виновники подверглись тюремному заключению или ссылке, однако Навайли так и не получили прощения.
  
   Император - здесь: император Священной Римской империи, с 1658 г. - Леопольд I Габсбург.
  
   ...воевавшему против турок в Венгрии... - В 1663 г. турки вторглись в Венгрию, но их продвижение было остановлено имперским главнокомандующим Р. Монтекукули, разгромившим их при Сен-Готарде на р. Рабе 1 августа 1664 г. В составе имперской армии сражался и французский контингент во главе с Колиньи-Салиньи.
  
   1666
   ...жить ей осталось недолго. - Анна Австрийская умерла от рака груди 20 января 1666 г.
  
   ...англичане объявили Франции войну. - На самом деле, войну Англии, хоть и вынужденно, объявила в 1666 г. Франция как союзница Республики Соединенных провинций (Голландии), соперничавшей с англичанами из-за преобладания в морской торговле.
  
   Вертейль - город, центр одноименной баронии в Ангумуа, современный французский департамент Шаранты.
  
   1668
   ...когда король объявил войну Испании... - Речь идет о Деволюционной войне, или Войне за права королевы (1667-1668), начатой Людовиком XIV под надуманным предлогом ради захвата испанских провинций, входивших в регион Испанских Нидерландов. Одна из трёх так называемых войн захватов, под которыми, помимо Деволюционной, подразумеваются Голландская война (1672-1678) и война Аугсбургской лиги (1688-1697).
  
   ...овладел Лиллем... - 27 августа 1668 г.
  
   Первое завоевание Франш-Конте - завершающий этап Деволюционной войны - оккупация испанской провинции Франш-Конте (январь-февраль 1668 г.). По условиям мирного договора с Испанией в Аахене (1668 г.) французы обязывались вывести войска из Франш-Конте, но в ходе Голландской войны провинция была окончательно присоединена к Франции.
  
   Мир был заключен благодаря посредничеству голландцев... - Во время Деволюционной войны Республика Соединенных провинций и присоединившиеся к ней по разным причинам Англия и Швеция создали политический блок (Тройственный союз), заявленной целью которого было восстановление мира в Европе путем удовлетворения территориальных требований французского короля, а действительной - силовое ограничение экспансии Людовика XIV. Угроза со стороны Тройственного союза вынудила Людовика XIV отказаться от продолжения победоносной войны и согласиться на половинчатые, не удовлетворявшие его честолюбивым замыслам условия мирного договора с Испанией.
  
   ...обернувшееся для них затем ужасными последствиями. - Имеется в виду Голландская война 1672-1678, едва не стоившая Республике Соединенных провинций государственности и территориального раздела в пользу Франции.
  
   Кандия - венецианское название острова Крит
  
   Господин де Ла Фейяд - Франсуа д'Обюиссон (1631-1691), граф де Ла Фейяд, впоследствии пэр и маршал Франции. Его войска погрузились на корабли в Тулоне 20 сентября 1668 г., отправились в Кандию 25 сентября и отплыли обратно во Францию 4 января 1669 г.
  
   1669
   Климент IX, в миру Джулио Роспильози (1600-1669), римский папа с июня 1667 г. по декабрь 1669 г.
  
   Великий визирь - здесь: Фазил Ахмед Кёпрюлю (1635-1676), великий визирь в период правления турецкого султана Мехмеда IV.
  
   Господин де Лувуа - Франсуа-Мишель Ле Телье (1641-1691), маркиз де Лувуа, государственный секретарь Франции по военным делам.
  
   Кандия - главный город острова Крит в период венецианского господства; позднейшее турецкое название - Хандакас, греческое (с XIX в.) - Ираклион. Расположен на северном побережье Крита.
  
   Морозини, капитан-генерал венецианцев - Франческо Морозини (1619-1694), венецианский военный и государственный деятель, главнокомандующий венецианским флотом в 1667-1669 г., дож Венеции с 1688 г.
  
   Господин де Сент-Андре Монбрён - Александр де Пюи-Монбрён (ум. в 1673), маркиз де Сент-Андре, генерал-лейтенант французской армии.
  
   Господин Ле Бре - Александр Ле Бре (ум. в 1679 г.), с 1644 г. - капитан в Пикардийском полку, затем подполковник (1654 г.) и полковник (1658 г.) королевского военно-морского флота, полевой маршал с 1665 г., генерал-лейтенант с 1674 г. Известный французский публицист и беллетрист Г. Куртиль де Сандра, автор апокрифических "Мемуаров господина д'Артаньяна..." в одном из своих сочинений называет судьбу Ле Бре "примером успеха военной карьеры, которого только способен добиться офицер неблагородного происхождения".
  
   Бастион Святого Андрея - один из бастионов крепости Кандия, расположенный на правой стороне крепостных стен, ести смотреть со стороны моря (традиционная панорама старинных карт при изображении портов и приморских городов). В "Журнале военной экспедиции господина де Ла Фейяда..." ему дано такое описание: "Бастион Святого Андрея - самое возвышенное в городе место со стороны моря, удалённое от берега шагов на сорок; с другой же его стороны, обращенной к [равелину] Святого Духа, - только скалы. Со стороны [равелина] Святого Духа бастион Святого Андрея имеет большой орильон, а фас, обращенный к морю, идет от куртины к шпицу бастиона безо всякого фланкового выступа, вместо которого - тупой угол: из-за него можно насчитать и более сорока шагов от бастиона до моря. Для прикрытия подступов к этому участку было устроено что-то вроде насыпи, тянущейся от шпица бастиона до берега моря, где насыпь примыкает к небольшой башне под названием Приула, и всё это укрепление носит имя его строителя генерала Приуле. С внешней стороны, у шпица, бастион сей защищён крепкой демилюной, именуемой редутом Святого Андрея, а также далеко выдвинутым фортом, каковой маркиз де Вилла возвёл так удачно, что расстроил все планы неприятеля".
  
   Бастион Сабионера - бастион крепости Кандия, крайний у моря, находящийся на левой, противоположной по отношению к бастиону Святого Андрея, стороне пояса крепостных стен. "У бастиона Сабионера, - сообщает "Журнал военной экспедиции господина де Ла Фейяда...", - один из фасов омывается морскими волнами, а со стороны другого, защищаемого большим королевским фортом Святого Димитрия, не видно даже почвы - одни лишь скалы, которые тянутся далеко в глубь суши".
  
   Главная задача турок заключалась в том, чтобы завладеть подступами к порту... - Турки стеснили крепость и с западной и с восточной стороны, намереваясь отрезать ее от помощи с моря. "Один солдат из осажденного города, - читаем в "Журнале военной экспедиции господина де Ла Фейяда...", - перебежал к туркам и предупредил, что все их усилия останутся бесплодными, пока они не атакуют одновременно оба бастиона на морском берегу и не перекроют таким образом выходы из порта, расположенные между ними, - Трамату со стороны Святого Андрея и Моль, именуемый также галерным портом, - со стороны Сабионеры. Турки не преминули прислушаться к этому совету; но поскольку с той стороны, откуда можно было осаждать эти бастионы, совсем не было земли для возведения укреплений, они, прежде чем покинуть свои первоначальные позиции, набрали её между [бастионом] Панигра и равелином Святого Духа. Венецианцы, видя это, решили было, что противник намеревается насыпать кавальер и установить на нем батарею, чтобы обстреливать город, - однако выемка удивительным образом все увеличивались, так что уже не приходилось сомневаться, что грунт предназначен для устроения полевых укреплений перед бастионом Святого Андрея. Действительно, вскоре увидели, что все неприятельские войска спустились к нему и к Сабионере, к которой, также как и к Святому Андрею, нельзя было безопасно подступить, - перетаскали туда, также и с гор, невероятное количество земли, устроили, благодаря насыпям, две осадные позиции и подобрались наконец так близко к обоим бастионам, как не удавалось в течение почти двух лет, и чрезвычайно стеснили их".
  
   Форт Святого Димитрия - укрепление, располагавшееся к северу от Сабионеры, перед бастионом Виктории.
  
   Господин Дампьер - Сведения об этом человеке в источниках разнятся; он прибыл на Крит в составе экспедиционного корпуса де Ла Фейяда; "Журнал военной экспедиции господина де Ла Фейяда..." называет его шевалье де Дампьером, вторым майором (аide-major) в бригаде Кадрусса, а La Gazette - графом де Дампьером, командиром офицеров запаса (officiers rИformИs). 15 августа ему турецким ядром оторвало обе ноги по колено, и два дня спустя он умер от ран. К какой именно из многочисленных фамилий Дампьеров он принадлежал, также трудно сказать.
  
   Граф де Шуазель - имеется в виду Клод де Шуазель (1632-1711), маркиз де Франсьер, видный французский военачальник, впоследствии, наряду с Навайлем, - участник сражения при Сенефе; маршал Франции с 1693 г.
  
   ...офицеров запаса... - Понятие officiers rИformИs не имеет точного аналога в отечественной военной терминологии. В королевской Франции так называли офицеров, не уволенных со службы в связи с послевоенным сокращением численности войск, но выведенным за штат с сохранением за ними права занять впоследствии ближайшую вакансию соответствующего ранга; в ряде случаев такие офицеры получали половинное жалованье.
  
   Господин Кольбер-Молевриер - Эдуар-Франсуа Кольбер (1633-1693), граф де Молевриер, один из братьев генерального контролера финансов Ж.-Б. Кольбера. Генерал-лейтенант, впоследствии губернатор Куртре.
  
   ...отошли было на гору... - имеется в виду гора Юпитера, возвышающаяся к северу от города.
  
   Новая Кандия - крепость, возведенная турками к востоку от горы Юпитера.
  
   ...вытеснил противника с того участка, который ему удалось занять. - Сражение происходило 25 июня 1669 г. "Герцог де Навайль. - пишет La Gazette от 25 августа, - упредил турок, воспрянувших было духом после первого отступления и дважды рассеял их, однако туркам удалось легко воссоединить свои силы, и ему вновь пришлось готовиться к отражению их натиска. Он возглавил роту своих гвардейцев, двинул ее следом за эскадронами де Сент-Эстева и де Сен-Поля и с обеими этими отрядами под командованием господина Ле Бре действовал столь удачливо, что вытеснил неверных с их позиции и занял её... В это время на отбитой неприятельской батарее, где находились гвардейцы, посреди множества бомб и гранат взорвался порох, и этот несчастный случай свёл на нет весь наш успех: разметало батальон гвардии и несколько его офицеров погибли или получили раны... Прежде всего нужно упомянуть Кастеллана, которому выстрелом из мушкета пробило оба бедра, так что в течение двух часов он не мог сесть в седло, чтобы собрать солдат".
  
   Шевалье де Виларсо - Филипп де Морней, шевалье де Виларсо, ансэнь на адмиральском корабле.
  
   ...никто так и не узнал, что с ним сталось. - Герцог де Бофор пропал без вести в тот же день, 25 июня 1669 г.
  
   Господин де Ла Огетт - Арман Фортен, маркиз де Ла Огетт (ум. в 1669 г.), старший сын известного французского писателя и публициста Филиппа Фортена де ла Огетта. "Маркиз де Ла Огетт, племянник архиепископа Парижского, адъютант в армии герцога де Навайля, умер от ран, полученных во время первой вылазки французов, в которой проявил большую отвагу" (La Gazette, 2 октября 1669 г.).
  
   ...мне самому удалось отделаться небольшими ранами на руках, и мою лошадь задело несколько раз. - "Герцог де Навайль, выказав невероятную храбрость и присутствие духа, в третий раз атаковал турок во главе кавалерийского отряда и тех сил, которые он еще мог собрать, и когда все, кто сражался вместе с ним, погибли или были ранены, продолжал скакать навстречу неприятелю со шпагой в руке, в сопровождении всего лишь троих дворян из своего окружения. Враги, завидя его, казалось, не отваживались вступить с ним в схватку, и довольствовались лишь беспорядочной мушкетной пальбой, дважды попали в его коня и дважды ранили его самого в руки" (La Gazette, 27 августа 1669 г.)
  
   Ретирада (буквально "отступление") - здесь: заграждения, сооруженные осажденными для обороны бреши в крепостной стене.
  
   Сапы - траншеи или подземные ходы, которые роются осаждающими для скрытного приближения к крепости, либо закладки мин под ее стены.
  
   Маркиз де Жонзак - Алексис де Сент-Мор (ум. в 1677 г.), маркиз де Жонзак, командир полка, носившего его имя.
  
   "Тереза" - корабль французской эскадры, подошедшей на помощь осажденной Кандии. "24 июля, - сообщает La Gazette, - "Тереза" взлетела на воздух вместе с капитаном, тремя сотнями человек [команды и войск] и пятьюдесятью орудиями, спаслось лишь двадцать восемь человек. Галера "Реаль", на борту которой находился граф де Вивонн, получила повреждения". В 1976 г. обломки "Терезы" были обнаружены у берегов Крита рыбаками и затем исследованы экспедицией Жака-Ива Кусто.
  
   Господин де Вивонн - Луи-Виктор де Рошшуар (1636-1688), граф де Вивонн, позднее герцог де Вивонн и де Мортемар. Командующий галерным флотом (генерал галер) с 1669 г., маршал Франции и вице-король Сицилии с 1675 г.
  
   Капонир - фортификационное сооружение, возводившееся внутри крепостного рва для ведения флангового огня.
  
   Куртина - участок крепостной стены между двумя бастионами.
  
   ...едва ли пятьдесят славян... - Очевидно, имеются в виду южнославянские наемники на службе Венецианской республики.
  
   Занте - западноевропейское название острова Закинф в Ионическом море у побережья Пелопоннеса; в описываемое время принадлежал венецианцам.
  
   Господин де Ла Круа - Жан де Ла Круа (1612-1697), впоследствии помощник главы Счетной палаты Парижского парламента.
  
   Роспильози - Винченцо Роспильози (1635-1672), племянник папы Климента IX, сын его брата Камилло и Лукреции Челезе, командующий папским галерным флотом.
  
   Делла Мирандола - Алессандро II, герцог делла Мирандола (ум. в 1691 г.).
  
   Стандия, Истандия - остров в виду Ираклиона, в двенадцати километрах юго-восточнее Крита, с удобной гаванью, образованной скальными выступами.
  
   Отдав необходимые распоряжения графу де Шуазелю... - Граф де Шуазель командовал французскими силами на Крите после отъезда Навайля.
  
   ...при попутном ветре отплыли во Францию. - 22 августа 1669 г.
  
   ...подписал капитуляцию через два дня после моего отъезда. - На самом деле капитуляция была подписана венецианцами 16 сентября 1669 г.
  
   1669-1674
   ...господ маршалов де Креки и де Бельфона... - Франсуа де Бланшфор де Креки (1629-1687), маркиз де Марен, маршал Франции с 1668 г.; Бернарден Гиго (1630-1694), маркиз де Бельфон, маршал Франции с 1668 г.
  
   ...в то время как я отправлюсь во Фландрию... - Людовик XIV говорит о начале новой войны с Испанией на территории Испанских Нидерландов. В апреле 1672 г. Франция вступила в войну с Республикой Соединенных провинций; Испания вслед за императором выступила союзницей голландцев и 15 октября 1673 г. объявила войну Франции; ответное объявление войны последовало 20 октября.
  
   ...Эльзасе, Лотарингии, областях Меца... - Имперское ландграфство Эльзас, занятое французами в ходе Тридцатилетней войны, перешло к Франции по Вестфальским трактатам 1648 г. как провинция, где сохранялись вольности и законы Священной Римской империи. Тогда же за Францией было официально признано обладание тремя анклавами в Лотарингии - областями епископств Меца, Туля и Вердена, которыми французы де-факто владели с 1552 г. Крупнейшей из этих лотарингских территорий были области Меца (в оригинале Pays messin - географический термин, не имеющий аналога в русском языке и подразумевавший в Средние века земли, феодально зависимые от мецских епископов). Герцогство Лотарингия в описываемое время находилось под французской оккупацией.
  
   Кольмар - один из наиболее крупных городов в Эльзасе (административный центр современного французского департамента Верхнего Рейна), старинный имперский город (с первой трети XIII в.). По Вестфальскому миру вместе с другими эльзасскими городами перешел под юрисдикцию Франции, сохранив при этом самоуправление и старинные имперское вольности. В ходе Голландской войны из-за антифранцузских волнений был оккупирован войсками Людовика XIV (1673 г.).
  
   ...Шлетштадт, Хагенау и еще четыре небольших имперских города. - Навайль говорит здесь о семи городах, но в действительности под власть Франции по Вестфальскому миру перешли десять эльзасских имперских городов с их округами: Хагенау (Агено), Кольмар, Шлетштадт (Селеста), Вейсенбург (Висамбур), Ландау (Пти-Ландо), Обер-Энцхейм (Анцем), Росхейм (Росем), Тюркхейм (Тюркем), Мюнстер-в-Грегориентале и Кайзерсберг (Кайсербер).
  
   Нанси - древняя столица герцогства Лотарингского, впоследствии - административный центр французского департамента Мёрт-и-Мозель.
  
   Тионвиль (нем. Диденхофен) - город в Лотарингии (нынешний французский департамент Мозель).
  
   Маастрихт - город и сильная нидерландская крепость на обоих берегах р. Маас (современная нидерландская провинция Лимбург); в Новое время - форпост голландцев на Маасе, центр так называемого Маастрихтского анклава у границ епископства Льежского и провинции Лимбург в Испанских Нидерландах.
  
   ...осаждала эту крепость и доблестно завладела ею. - Маастрихт был взят французской армией 26 июня 1673 г. после тринадцатидневной осады. При осаде крепости погиб капитан-лейтенант первой роты королевских мушкетеров д'Артаньян, прототип знаменитого героя романов Дюма.
  
   Гре, Гре-сюр-Сон - город во Франш-Конте, современный французский департамент Верхней Соны.
  
   Сона - река в Лотарингии, Франш-Конте и Бургундии, правый приток Роны.
  
   Дижон - столица прежнего герцогства Бургундского во Франции, ныне - административный центр департамента Кот д'Ор.
  
   Бурк-ан-Бресс - древняя столица савойской, а с 1601 г. французской области Бресс в Бургундии, между горным массивом Юры, реками Сона и Ду; главный город современного французского департамента Эн.
  
   Господин де Ла Фейе - Пьер Дюбан (ум. 1699), граф де Ла Фейе; в описываемое время - командир полка, носившего его имя, впоследствии генерал-лейтенант, кавалер ордена Святого Людовика и губернатор Доля в оккупированном французами Франш-Конте.
  
   Оcсон - город в Бургундии (современный французский департамент Кот д'Ор), в тридцати двух километрах юго-восточнее Дижона.
  
   ...пехотной ротой, расквартированной в замке... - Непонятно, о каком замке идет речь: возможно, имеется в виду старинный дворец герцогов Бургундских в Дижоне.
  
   Сент-Амур - небольшой укрпеленный городок в прежнем испанском Франш-Конте, неподалеку от границ Бресса; ныне - департамент Юры.
  
   ...дела наши как раз пошатнулись из-за утраты Бонна... - Город Бонн, столица союзного Франции Кёльнского курфюршества, был взят имперскими войсками под командованием Монтекукули 12 ноября 1673 г.
  
   Господин д'Апремон - Анри, граф д'Апремон (ум. в 1678 г.), лейтенант гвардии с 1656 г., капитан с 1657 г., после второго завоевания французами Франш-Конте - губернатор Салена.
  
   Оньон - река во Франш-Конте, левый приток Соны.
  
   Форж-де-Песм (в оригинале forge de Pessine - Пессенская кузница) - оружейный завод в селении Песм на р. Оньон (современный французский департамент Верхней Соны), основанный в 1660 г.
  
   Доль - древняя столица Франш-Конте (современный французский департамент Юры).
  
   ...враги предложили капитулировать... - Гре сдался 28 февраля 1674 г.; его губернатором был назначен граф де Ла Фейе.
  
   ...и те тоже вскоре сдались. - Контуазские города Везуль и Лон-ле-Соньер сложили оружие в первой половине марта 1674 г.
  
   Безансон - укрепленный город во Франш-Конте (французский департамент Дуб), второй по значению после Доля.
  
   Господин де Водемон - Шарль-Анри (1649-1723), принц де Водемон и де Коммерси, узаконенный сын Карла, герцога Лотарингского от Беатрисы де Кюзанс; полководец на службе императора и Испании.
  
   ...славно окончил его в будущем году, посреди необычайно суровой зимы. - В действительности второе завоевание Франш-Конте фактически было завершено весной 1674 г. Последние крепости сдались французам в первой половине июля.
  
   1674
   ...когда король завоевал Франш-Конте... - т. е. в июле 1674 г.
  
   ...еще троих генерал-лейтенантов - герцога Люксембургского, господина де Рошфора и господина де Фуриля. - Герцог Люксембургский - Франсуа Анри де Монморанси-Бутвиль, см. примечание к тексту под 1650 г.; господин де Рошфор - Анри-Луи д'Алуаньи (1625-1676), маркиз де Рошфор, маршал Франции с 1675 г.; господин де Фуриль - Мишель-Дени де Шомейян, маркиз де Фуриль.
  
   Сражение при Сенефе - Сражение при Сенефе между французской и имперско-испанско-нидерландской армиями произошло 11 августа 1674 г.
  
   Господин де Ледигьер - Жан-Франсуа Поль де Креки де Бон (1628-1703), герцог де Ледигьер и пэр Франции.
  
   Ауденаарде - город в Испанских Нидерландах, территория современной Бельгии. Осада Ауденаарде была снята 21 сентября 1674 г.
  
   ...мой единственный сын... - Филипп де Монто-Бенак, маркиз де Навайль, командир Навайльского полка, бригадир пехоты.
  
   Мадемуазель д'Алегр - Мария-Маргарита, маркиза д'Алегр (ум. в 1678 г.), наследница имени и титулов своей семьи, которые после ее смерти перешли к младшему брату ее отца Эммануэлю, виконту д'Алегру.
  
   Господин Кольбер - здесь: генеральный контролер финансов Жан-Батист Кольбер (1619-1683).
  
   Маркиз де Сеньелэ - Жан-Батист Кольбер (1651-1690), маркиз де Сеньелэ, старший сын генерального контролера финансов Жана-Батиста Кольбера, в описываемое время - государственный секретарь по морским делам. Его брак с Марией-Маргаритой д'Алегр был заключен 8 февраля 1675 г.
  
   Господин и госпожа де Матиньон - Анри, владетель Матиньона, граф Ториньи (ум. в 1682 г.) и его супруга Мария-Франсуаза, урожденная Ле Телье.
  
   Мадам д'Алегр - Маргарита-Жильберта де Рокфей (ум. в 1699 г.), вторая супруга маркиза д'Алегра, вдова Гаспара де Колиньи, маркиза д'Орнэ.
  
   Господин архиепископ Парижский - Франсуа Арле де Шанваллон (1625-1695), архиепископ Парижский с 1671 г.
  
   Мадемуазель де Матиньон - Катерина-Тереза де Гойон де Матиньон-Ториньи (1662-1699), маркиза де Лорне, с сентября 1679 г. - вторая супруга маркизе де Сеньелэ.
  
   1675
   ...внес мое имя в приказ о назначении новых маршалов Франции. - 30 июля 1675 г. Наряду с Навайлем это звание получили Жоффруа, граф д'Эстрад, Арман-Фредерик, герцог де Шомберг, Жак-Анри де Дюфор, герцог де Дюра, Франсуа д'Обюиссон, герцог де Ла Фейяд, Луи-Виктор де Рошшуар, герцог де Мортемар, Франсуа-Анри де Монморанси-Бутвиль, герцог Люксембургский и Анри-Луи д'Алуаньи, граф Рошфор.
  
  
   1676
   Сальс, Сальс-ле-Шато - город у подножия горной гряды Корбьер в Пиренеях, в описываемое время - один из форпостов французской армии на границе с Испанией, ключ к Руссильону; ныне - во французском департаменте Восточных Пиренеев.
  
   Маршал Шомберг - Арман-Фредерик, герцог де Шомберг (1615-1690). Получил звание маршала Франции одновременно с Навайлем, был его предшественником на посту командующего армией в Руссильоне.
  
   Перпиньян - главный город исторической области Руссильон, ныне - административный центр французского департамента Восточных Пиренеев.
  
   Из-за народных волнений в Бордо... - Восстание в Бордо началось из-за повышения налогов, связанного с резким увеличением военных расходов. Вспышка возмущения горожан пришлась на последнюю неделю марта 1675 г. Несмотря на амнистию, дарованную властями всем бунтовщикам, волнения возобновились 16 августа, и тогда в город были введены правительственные войска. Эдиктом от 15 ноября 1675 г. король упразднил в Бордо местное самоуправление, а 22 ноября распорядился срыть часть городских укреплений.
  
   Нарбонна - город в Южной Франции (современный регион Лангедок - Руссильон, департамент Од) неподалеку от побережья Средиземного моря.
  
   Фигерас - город на севере Каталонии, неподалеку от границы с Руссильоном; ныне - административный центр комарки (округа) Альт-Эмпорда в испанской провинции Херона.
  
   Альт-Эмпорда, фр. l'Ampourdan или Lampourdan - один из округов в испанской провинции Херона (историческая область Каталония).
  
   ...для отправки на Сицилию. - Сицилия принадлежала испанцам; в 1674 г. население ее столицы Мессины восстало против испанского владычества и обратилось за помощью к Франции. В результате успешных действий французского флота и сухопутных сил Сицилия, хотя и на непродолжительное время, была превращена в крупную военно-морскую базу Франции в Средиземноморье.
  
   Сердань - историческая область в Восточных Пиренеях, на территории Каталонии и, частично, Юго-Западной Франции, некогда независимое графство.
  
   Пучсерда - город в Каталонии, центр исторической области Сердань и современного одноименного округа (комарки) в каталонской провинции Херона.
  
   Фуа - историческая область в Южной Франции (Лангедок, часть современного французского департамента Арьеж), на границе с Каталонией, прежнее графство, вассальное королям Франции.
  
   Монтобан - город в Южной Франции, административный центр современного департамента Тарна-и-Гаронны.
  
   1677
   Граф Монтеррейский - Хуан Доминго де Суньига и Фонсека (1640-1716), граф де Монтеррей и де Фуэнтес, наместник Испанских Нидерландов в 1670-1675 гг., впоследствии главнокомандующий испанской армией в Каталонии; вице-король Каталонии с 1677 г.
  
   Шевалье д'Обетерр - Леон д'Эспарб де Люссан (ум. в 1707 г.), шевалье д'Обетерр; генерал-лейтенант.
  
   Коллиур - город-порт в Южной Франции (департамент Восточных Пиренеев), на побережье Средиземного моря; в оприсываемое время - один из форпостов французской армии на границе с Испанией.
  
   Эспуй (ныне Фонтрабьюз) - маленькая высокогорная деревушка в Пиренеях (современный французский департамент Восточные Пиренеи).
  
   Полк Фюрстенберга - пехотный полк французской армии, носивший в период Голландской войны имя одного из своих основателей - немецкого князя Вильгельма Эгона фон Фюрстенберга, убежденного сторонника Франции. Был укомплектован преимущественно немцами. Впоследствии неоднократно менял название. В настоящее время - Шестьдесят второй полк линейной пехоты.
  
   ...господа де Кампаньяк и де Кенсон. - Шевалье де Кампаньяка La Gazette упоминает среди раненых в битве при Эпинале в 1678 г.; Жан де Виларди, граф де Кенсон (ум. в 1713 г.) - капитан в пехотном полку герцога Анжуйского, с 1671 - командир кавалерийского полка, носившего его имя, с 1686 г. - бригадир, с 1690 г. - полевой маршал; в 1694 г. пожалован в кавалеры ордена Святого Людовика.
  
   ...поле битвы осталось за нами... - 4 июля 1677 г.
  
   1678
   ...намерен для этого увеличить численность войск, которыми я командовал. - Пучсерда была занята войсками принца Конти еще в 1654 г., однако по условиям Пиренейского мира возвращена испанцам, которые поспешили дополнить укрепления этой крепости, как сообщает La Gazette от 14 июня 1678 г., "семью хорошо устроенными бастионами, горнверком и кронверком с прикрытым путем и частоколом".
  
   Господин де Ла Рабльер - Франсуа де Брюк (ум. в 1704 г.), маркиз де Ла Рабльер, впоследствии генерал-лейтенант французской армии, губернатор Бушена, кавалер Большого креста ордена Святого Людовика. С 1652 г. - капитан в Пуатевенском полку, впоследствии - капитан и майор в кавалерийском полку Плесси-Бельера; с 1658 г. - командир полка Монплезира, который в даньнейшем носил его имя. В ходе Голландской войны под командованием Тюренна сражался в курфюршестве Кёльнском, Бельфона - во Фландрии, Шомберга и Навайля - в Руссильоне, Креки - в Германии и наконец д'Юмьера - снова во Фландрии.
  
   Бригадир господин де Казо... - На самом деле де Казо (см. примечание к тексту под 1647 г.) накануне отъезда в каталонскую армию получил чин полевого маршала; впоследствии - губернатор Берга во Фландрии и Тионвиля в Лотарингии.
  
   Господин д'Юрбан - Франсуа де Фортиа д'Юрбан (ум. в 1701 г.), впоследствии губернатор Монлуи; капитан в Морском полку с 1658 г., лейтенант-полковник в полку Вермандуа с 1672 г., бригадир после 1675 г.
  
   Льивия - город в области Сердань (Каталония), современная провинция Херона, округ Баша-Серданья.
  
   Сегре - река в Южной Франции и испанской Каталонии, левый приток Эбро.
  
   Господин де Гассион - здесь: Жан де Гассион (ум. в 1713 г.), сын маршала де Гассиона, известный вначале как шевалье де Гассион; генерал-лейтенант королевской армии, в разные годы губернатор Мезьера, Шарлевиля, Дакса и Сен-Севера.
  
   Господин де Сент-Андре - Анри де Сент-Андре (ум. в 1694 г.), бригадир королевской армии, впоследствии кавалер ордена Святого Людовика и губернатор Вьенны.
  
   ...начали рыть в полночь... - 29 апреля 1678 г.
  
   ...отличились господа... де Сюрлоб и бригадир де Мюрат. - Де Сюрлоб - Конрад де Ла Тур-Шатильон Цурлаубен (ок. 1638-1682), командир полка Фюрстенберга, бригадир пехоты, впоследствии генеральный инспектор пехоты в Руссильоне и Каталонии; не известно в точности, кого имет в виду Навайль, говоря о бригадире де Мюрате, - возможно, это Николя, граф де Мюрат, супруг известной французской пистальницы Анриэтт-Жюли де Кастельно (1670-1716).
  
   Маркиз де Вилледьё - Жак де Жийер, маркиз де Вилледьё; вначале офицер в Пикардийском полку, он впоследствии стан капитаном в полку Дофина (1667 г.), капитаном гвардии (1674 г.), бригадиром (1676 г.) и, наконец, полевым маршалом (1677 г.). Погиб под Пучсердой 18 мая 1678 г.
  
   ...назавтра испанские войска покинули город. - Пучсерда сдалась 29 мая 1678 г., ровно месяц спустя после начала осады. "Можно присовокупить, - отмечает La Gazette от 14 июня 1678 г., - что маршал де Навайль овладел Пучсердой, не сооружая циркумвалационной линии, хотя неприятельская армия 15 мая приблизилась к его лагерю на расстояние полутора лье, днем и ночью завязывала стычки, стремясь измотать наших, и беспрестанно отправляла на горы свои отряды, чтобы разведать пути, по которым могла бы подойти на выручку осажденному городу; это вынуждало наши войска держаться настороже, а их полководцу изрядно прибавило трудов и усталости".
  
   Кампродон - небольшой городок в Каталонии, близ французской границы (современная испанская провинция Жерона, комарка Рипольес).
  
   Когда мир был опубликован... - Комплекс мирных договоров, завершивших Голландскую войну, был подписан в Нимвегене: 10 августа 1678 г. - с Голландией, 17 сентября 1678 г. - с Испанией, 5 февраля 1679 г. - с императором.
  
   Герцог де Бурнонвиль - Александр Ипполит, князь де Бурнонвиль (1616-1691), граф д'Эннен; известный полководец на испанской и императорской службе; фельдмаршал Свяшенной Римской империи, вице-король Каталонии в 1678-1685 гг. и Испанской Наварры в 1686-1691).
  
   1683
   ...обеих своих дочерей. - Старшая, Франсуаза, в дальнейшем стала третьей супругой Карла Лотарингского, герцога д'Эльбёфа, а младшая, Габриэль-Элеонора, вышла замуж за Анри Орлеанского, маркиза де Ротлена.
  
   Герцог Шартрский - Филипп II Орлеанский (1674-1723), племянник Людовика XIV (сын его младшего брата Филиппа I Орлеанского и пфальцской принцессы Елизаветы); при жизни отца носил титул герцога Шартрского. После кончины Людовика XIV - регент при его малолетнем внуке короле Людовике XV.
Оценка: 8.71*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"