Ученица седьмого класса средней школы номер шесть Олеся Совенко лежала в гостиной на диване и смотрела телевизор. Энимал плэнет. Рассказывали о гепардах. Оказывается, что гепардов относят к отдельному роду, состоящему только лишь из одного вида. А ещё, в отличие от большинства кошачьих, у них невтяжные когти. Не знал, запомню... О чём это я?..
Унылый голос диктора нагонял дрёму, да и этот выпуск Олеся уже видела, так что смотрела она его в полглаза, попутно ковыряясь в мобиле. О ужасах той ночи она старалась не вспоминать, хотя поначалу это не очень-то удавалось. Даже днём, выходя на улицу, в каждом прохожем-парне она видела потенциального маньяка, и старалась обходить стороной. Ни тёте, ни друзьям, ни родителям она ничего не рассказала: всё-таки это довольно тяжело. Но чего-чего, а оптимизма ей было не занимать. Неприятные мысли она прогнала, и жизнь её очень скоро вернулась в прежнее динамичное русло. Разве что иногда по ночам снились кошмары, но со временем их становилось всё меньше.
Раздался телефонный звонок. Олеся от неожиданности вздрогнула: в пустой квартире звук телефонной полифонии, Токката и Фуга Баха, прозвучал довольно зловеще. Сколько раз она уже хотела её заменить, но руки так и не дошли. Убавив громкость телевизора, Олеся подошла к телефону и сняла трубку.
- Алё?
- Ало, здравствуйте. Олеся дома? - ответила ей трубка.
- Я слушаю.
- Вас беспокоят из фирмы "Тёмный рыцарь на белом коне". Наш сотрудник пару дней назад имел неосторожность не узнать ваш домашний телефонный номер. Приносим извинения за задержку...
- Артём, это ты? - удивлённо произнесла она. Голос сразу показался ей знакомым, а при упоминании о "рыцаре" все сомнения развеялись сами собой.
- Я конечно, - ответил Артём и засмеялся. - Привет.
- Привет! - Олеся меньше всего ожидала услышать его, но, тем не менее, описать её восторг словами мне трудно. В голове мгновенно пронесся вихрь мыслей, состоящий из "как он узнал мой номер", "зачем, интересно, он звонит?", "неужели, неужели!.." и прочих радостных вопросов. Честно говоря, в надежде встретиться с ним, давеча она расспрашивала своих знакомых о неком парне Артёме с кипишной прической. Некоторые его опознали, но ни адреса, ни телефона узнать так и не удалось (ещё бы, Артём всегда был очень скрытным, и конфиденциальную информацию направо-налево не разбазаривал), и эта его загадочность только усиливало её любопытство.
- Рад тебя слышать.
- Я тоже! А как... Откуда у тебя мой номер?
- Ну-у-у... Пришлось кое-кому позвонить, кое-кого подкупить, кое-кому угрожать, - иронично ответил он, - но в итоге я его достал... Три-восемнадцать-семьдесят.
Олеся засмеялась.
- Просто я в школе на хорошем счету, - продолжил Артём, - учителя подсказали.
- В школе? То есть...
- Я тоже учусь в шестой. Ну, то есть учился. Скоро выпускаюсь.
Сейчас Олеся стала припоминать: да, действительно, ходил по школе такой длинный-несуразный-молчаливый, только выглядел он совсем по-другому.
- Точно, вспомнила! Ты... ну тогда ты был совсем не как в школе, прям два разных человека.
- Да? Хм, значит надо поступать в театральный, - отшутился он.
- Лучше в КНБ. Будешь людей спасать и бандитов ловить.
- Да ну, брось ты. Зачем мне этот рассадник коррупции? Я к своей совести пока ещё прислушиваюсь. Кстати о бандитах: как ты?
Олеся сперва даже не поняла вопроса: выбитая из колеи неожиданным звонком Артёма она забыла, при каких обстоятельствах произошло их знакомство.
- Со мной всё хорошо. Просто отлично. Спасибо тебе ещё раз.
- Бэтмен всегда на чеку... - театрально произнёс он, и добавил уже без этого пафоса, - Слушай, Олесь, я терпеть не могу телефонные разговоры. Давай встретимся. Сегодня ты свободна?
- Сегодня? Я... да. Давай в восемь.
- Отлично. Тогда, в восемь буду ждать у твоего подъезда.
- А откуда ты...? - начала Олеся, но Артём перебил её:
- Бэтмен всё знает... Я же тебя провожал, забыла?
- А, точно...
- К восьми буду. До встречи.
- Пока.
...
По мне, нет ничего лучше прогулки по утреннему городу, когда солнце только чуть взошло, и освещает пока что только крыши самых высоких домов, окружающий мир весь окрашен в светло-сизый, воздух всё ещё по ночному свежий и прохладный. Вечерний город не был так красив, как утренний, не отличался ни такой же безлюдностью, ни свежим воздухом, ни лёгким утренним светом. Наоборот, было многолюдно, жарко, и вообще не очень комфортно. Воздух за весь день просто раскалялся, а солнце и не думало садиться.
Олеся медленно спускалась по подъезду, вертя в голове кучу разных мыслей, и немного волновалась. Причиной тому было та самая скверная ситуация, способная ломать головы мудрецам и спутывать карты стратегам, давящая на психику и способная вызывать настоящую панику и истерику - неопределённость. Артём - что он о ней думает, что ей стоит думать о нём? Кто они друг другу, друзья, вышедшие на прогулку, пара на первом свидании, или вообще, Лион и Матильда*? Чем больше она об этом думала, тем больше понимала, что не понимает, и тем больше волновалась и пугалась. Но всё равно, даже глядя оной неопределённости в глаза, Олеся сохранила какое-то подобие хладнокровия (если не считать навязчивой идеи отменить встречу, то и дело забегавшей к ней в мозг). Аплодирую стоя. Браво.
Спустившись вниз по лестнице и выйдя из подъезда, она увидела скучавшего на лавочке Артёма и направилась к нему. Артём же, наоборот, сначала не узнал её. Она была слишком непохожа на ту заплаканную девчушку, которой она впервые предстала перед ним. У неё была очень красивая фигура: стройная, невысокая, с плавным переходом с груди на талию и с талии на бёдра. Лёгкое светлое платье очень выгодно подчеркивало изгиб её "гитары", обнажало плечи и стройные ноги, но при этом не открывало ничего лишнего; босоножки на высокой платформе делали её выше; кудри свободно ложились на лечи, придавая особого шарму. И хотя присутствовали и некоторые детские черты, такие, как например, маленькая грудь, плоская попа и немного выступающий детский животик, они очень красиво вписывались в её образ, добавляя ему нежности и непорочности. Когда она подошла к нему ближе, он смог разглядеть её лицо: светлое, милое, с правильными чертами, без острых углов, но и без лишней мягкости. Особенно в глаза бросились её необыкновенно выразительные брови - тёмные, тонкие, густые. В прошлый раз Олеся всё время прятала лицо под волосами, и поэтому Артём не мог в полной мере оценить её красоту. Прекрасно дополнял образ ненавязчивый сладкий запах духов.
- Привет, - произнесла Олеся, подойдя.
- Привет, - ответил ей Артём, немного растерявшись. - Тебя прям не узнать. Классно выглядишь, - не удержавшись от комплимента, продолжил он. Искреннего, надо сказать, комплимента.
- Спасибо, - ответила Олеся и в смущении наклонила голову к плечу. - Классная футболка, - ответила она ему в тон и захихикала.
Футболка? - подумал Артём. Так как встреча, по сути, была полным экспромтом, он не уделил должного внимания ни ей, ни своему внешнему виду, и одел что под руку попалось. На футболке был нарисован подозрительно похожий на него кудрявый парень с треугольным ртом, держащий в одной руке какое-то подобие эбонитовой палочки, а в другой кусок ткани, и надпись: "Главное, чтобы не эбонуло...", и ниже мелкими буквами "гениальному физику от тупых гуманитариев".
- А, это... На выпускной одноклассники подарили.
Олеся снова хихикнула.
- Лучше с ошибками писать, чем считать, - сказала она улыбаясь. - Физмат рулит!
Вот таким вот макаром безвкусие Артёма в выборе одежды помогло начать разговор. Начали, как вы поняли, с учёбы и школьной жизни, потом перешли к науке, искусству, философии, и даже чуть было не затронули политику. Говорили о всякой чепухе: об окружающем мире, музыке, фильмах, сердечкообразных формах облаков, свете окон, о аморфной природе стекла, высвобождении энергии атома с помощью медленных нейтронов, возможностях нарушения законов математики и физики, о жизни после смерти и до неё. Разговор был лёгким и ненавязчивым, тёк плавно и размеренно, петляя от темы к теме, переплетаясь и свиваясь в узор, доставляя удовольствие обоим собеседникам. Олеся оказалась очень образованной - призёром областных олимпиад по математике, неглупой, просто хорошим собеседником, и что более всего ласкало чувство прекрасного Артёма, нравственной. Я имею в виду, что она не пила, не курила, по барам не шлялась, по ночам дома спала. Вам может показаться, что в этом нет ничего удивительного (и я только рад, если вам так кажется), но поверьте мне, далеко не все пятнадцатилетние девочки могут похвастать этим. По крайней мере, в Лисаковске. Это просто неприлично, если девушка не пьёт, и совсем уж дико, если возвращается домой до комендантского часа. Я не знаю, как в других городах, но у нас так. К сожаленью.
Олеся тоже отметила про себя, что Артём был весьма интересным человеком; с ним она чувствовала себя защищённой, вёл он себя весьма галантно, умел вести разговор: не задавал неловких вопросов, отвечал честно, пошлых шуток не рассказывал, не умничал, но и балбесом не был, разбирался во многих вещах, а про те, в которых не разбирался, слушал внимательно, не перебивая. С каждой проведённой вместе с ним минутой, росла её симпатия к нему, но вместе с ней, росла и неопределённость. Люди любят прокручивать в голове разные сцены, и отыгрывать разные роли в этих сценах. Так и Олеся, готовясь к встрече, продумывала разные варианты развития событий. Их было много и они были разные, начиная с романтических милых, в которых шажок за шажочком Артём двигался к ней навстречу, и заканчивая решительными и быстрыми. Но хотелось как лучше, а получилось как всегда. Да, Артём слушал её, слушал внимательно, где надо был уступчив, где надо проявлял твёрдость, но это было совсем не то. Не то что решительных шагов, даже попыток сделать эти шаги в её сторону Артём не предпринимал. Ни дружеского объятья, ни случайных неловких прикосновений (специальных, кстати, тоже), ни за ручку не возьмёт, ни даже взгляд игривый не бросит. Более того, половину её знаков внимания он пропускал мимо. Впрочем, иногда он делал ей комплименты, но всё равно, некоторая холодность чувствовалась в каждом его слове, в каждом действии, как будто он проводит время не с красивой девушкой, а с ребёнком. Это было неприятно, но больше непонятно. Он был слишком загадочен. И это вызывало всё больший интерес к нему.
Через два часа солнце начало клониться к закату, крыши домов прямо на глазах окрашивались в багрянец, а с востока на город надвигались чёрные тучи.
- ... именно поэтому я считаю адронный коллайдер глупой затеей, - Олеся увлечённо приводила свои доводы к спору о вреде и пользе исследований разогнанных заряженных частиц.
- А по-моему, очень хорошая идея. Если есть возможность изучить какие-то явления, то почему бы и нет?
- Наверняка ничего путного не придумают. Разве что бомбу какую.
- Или электростанцию. Хотя да, ты права. Сначала бомбу.
- Я тебе о том и говорю. Не лучше ли сначала научиться пользоваться энергией солнца, ветра или воды. Зачем изобретать велосипед?..
- Лень - двигатель прогресса. Кстати о солнце... - Артём остановился и задумался на секунду. - Слушай, у меня есть одна идея... Тебе должно понравиться.
- Что за идея?
- Пойдём, сама увидишь, - с заговорческим видом произнёс он.
- Не пойду. - Олеся решила свредничать. Вот уж не знаю, зачем. Должно быть. Это один из девчачьих способов привлечения внимания, или что-то вроде того.
- Почему?
- Не пойду и всё, - сказала она и захихикала, а затем сложила руки на груди, показывая твёрдость своего намерения не идти.
- Ну что ты как маленькая, ей богу. Пойдём, там ничего такого. - Ни один аргумент не может убедить упёршуюся женщину. А Олеся как раз была, хоть и маленькой, но женщиной. Она шутливо показала ему язык и демонстративно отвернулась.
- Ох, видит бог, ты не оставила мне выбора, - услышав столь неоднозначную реплику, Олеся хотела обернуться, но не успела: Артём подхватил её одной рукой под колени, сбивая с ног, а второй придержал за спину, усадив её, таким макаром, к себе на руки. Она пропищала что-то невразумительное и стала брыкаться, хотя скорей для виду. Хоть это и было неожиданно, но не было неприятно.
- Не шуми, народ сбежится, - хихикнул Артём, и понёс свою протеже к месту предполагаемого сюрприза.
- Опусти меня вниз, - продолжала пищать Олеся.
- Не-а.
- Ну в самом деле, хватит уже.
- Со мной пойдёшь? - широко улыбаясь, спросил Артём.
- Пойду-пойду, отпусти.
Артём аккуратно опустил её на землю. Чувствовать под ногами опору это конечно хорошо, но на ручках приятней.
Минут через пять они пришли к подъезду одной из девятиэтажек, которая, кстати, была совсем рядом с домом Олеси.
- Почти пришли, - сказал Артём, и стал набирать номер на домофоне.
- Да. - Ответил ему домофон.
- Тох, здорова, открывайся.
Дверь запикала, Артём открыл её и, как бы приглашая Олесю вперёд, указал на проём.
- Ты здесь живёшь? - спросила она, войдя в подъезд.
- Здесь живёт мой двоюродный брат, но идём мы не к нему.
- А к кому?
- ... Мне надо кое-что забрать у брата, чтобы сюрприз получился. Это ненадолго.
Они поднялись на лифте на четвёртый этаж. Артём попросил Олесю подождать пять минут, а сам вошел в одну из квартир на площадке. К брату, как она поняла. Ровно через пять минут он вернулся с большим пакетом в руке. Но войдя в лифт, Артём вместо первого, как рассчитывала Олеся, отправил лифт на восьмой - последний этаж, до которого ходит лифт: на девятом только движущие механизмы.
- А теперь куда? - спросила она.
- Увидишь.
Лифт остановился и скрипнул сворками.
- Так куда мы идём?
- Мы уже почти пришли. Сейчас увидишь. Главное успеть...
Поднявшись на девятый, Олеся увидела другую лестницу, более крутую и узкую, и не бетонную, как подъездная, а железную. Артём остановился, и показав на неё рукой, обратился к своей протеже:
- Теперь понятно, куда мы идём? - он лукаво улыбнулся и стал подниматься. Олеся не ответила: и так было понятно: на крышу. Однако она не могла понять - зачем? Наверное, некоторые из читателей поднимались на Останкинскую Башню, на Эйфелеву Башню в Париже, на Эмпайр-стейт-билдинг, кто-то, может быть, работает в офисе в небоскрёбе на сто сорок каком-то этаже, но бьюсь об заклад, что почти никто не встречал закат на крыше простой Лисаковской девятиэтажки.
Поднявшись наверх, Олеся буквально обомлела: солнце нежно алого цвета уже почти что касалось линии горизонта, придавая небу вокруг себя красного. Отсюда можно было наблюдать всю красоту города, всю его "масштабность", и даже всю его эволюцию. По мере строительства новых микрорайонов, дома приобретали более округлые формы; выпирающие балконы хрущевок исчезали, появлялись влитые в дом лоджии; менялись даже цвета города - от серого и коричневого до ярких радужных цветов. Всё это многообразие завораживало. В этот миг Олеся почувствовала, насколько всё-таки величественен и грациозен город, который кустанайцы презрительно называли Лисаковкой. Каждый микрорайон, каждый дом, каждый угол имел свою историю, свои тайны. Конечно, здесь не гуляли ни Пушкин, ни Лермонтов, но здесь гуляли её мать, её отец, её деды и бабки. Здесь гуляла и она - по этим самым тротуарам и улицам, которые с высоты казались небольшими серыми полосочками. Это её город. Это наш город.
Артём стоял рядом, не говоря ни слова.
- Как красиво... - полушепотом произнесла Олеся.
- Это самое красивое место. Меня с ним многое связывает... - ответил он ей в полголоса. - Подойди ближе.
- Я боюсь, - ответила она, не отрывая глаз от удивительного пейзажа вечернего города. (Правда, это надо видеть).
- Не бойся, - Артём взял её за руку и легонько сжал её ладонь. - Я тебя держу.
Скат крыши, как у большинства домов улучшенной планировки, был не наружу, а внутрь, почти что горизонтальный, (то есть, дождевая вода не текла с крыши на головы людям, а текла в водосток посередине и по трубам спускалась вниз, к основанию дома), а по краям были влитые в бетон стальные перила, поэтому находиться здесь было вполне безопасно. Олеся не спеша подошла к краю крыши, опёрлась руками на перила. Поначалу голова закружилась, но когда это прошло, она посмотрела вниз: люди с высоты десятого этажа были похожи на игрушечных солдатиков, высокие тридцатилетние тополя казались небольшими деревцами, а машины - про них вообще молчу.
- По-настоящему красиво здесь становится после наступления темноты, - сказал Артём. - Когда всё это, - он обвёл пальцем город, - загорается... Становится очень красиво...
- Это просто изумительно... Ты умеешь удивлять, - прошептала Олеся.
- Это ещё не весь сюрприз.
Артём отстранился от неё и вернулся к забытому пакету. Оттуда он достал какое-то покрывало, тёплый мягкий плед, переносной термос, пару фарфоровых кружек и пакет с какими-то пряниками, или печеньками.
- Не ресторан пять звёзд, но на пикничок на природе потянет, - хохотнул он, и стал расстилать покрывало.
- Это..? - Олеся хотела спросить что-то, но Артём ответил ей раньше:
- Ты когда про солнце сказала, тогда мне эта мысль в голову и пришла. Пока шли - я её немного доразвил, и - вуоля.
- А это всё... - она показала рукой на импровизированный пикничок, - ты у брата взял?
- Ну, он сначала не хотел давать. - Артём сел на расстеленное покрывало, и, щелкнув крышкой термоса, стал разливать ароматный напиток в кружки, - Но в конце концов я его уломал, - он указал рукой рядом с собой. Олеся села и приняла из его рук кружку с тёплым сладким кофе с молоком.
Жара спала, отдав власть нежной вечерней прохладе. Они разговаривали, перешучивались, наблюдали за миров внизу, гуляли по неровной поверхности крыши, и постепенно беседа перетекла из светской в романтическую. То, что Артём скрывал в себе до этого момента, те несказанные комплименты, те несделанные прикосновения, взгляды - всё это открылось перед ней сейчас. И это не было пошло, это было мило. Она чувствовала, что когда он говорит, насколько она красива, или насколько ему приятно проводить с ней время, он говорит искренне. И так это и было. Врать в такой момент было бы просто неуместно и некрасиво. И да, чёрт возьми, это действительно лучшее место для романтического вечера. Открытое небо над головой, тёплый ветер в волосах, тишина, а главное - полное отстранение от остального мира. В такие моменты чувства полностью застилают собой мысли. В такие моменты не хочется оглядываться на прошлое и думать о будущем. В такие моменты существует лишь один миг - настоящее. И оно прекрасно. В такие моменты существуют лишь двое. Они были вдвоём - только вдвоём. Других просто не существовало. Весь мир сейчас сжался до размера бетонной крыши со стальной оградой перил, и в этом мире не было места никому, кроме них. Олеся не могла поверить, что буквально вчера ничего этого для неё не существовало. Казалось, что здесь, на этой серой платформе, для неё началась новая жизнь. Ещё вчера она не знала об Артёме ничего, а сегодня чувствовала, будто знала его всегда. Он был для неё как раскрытая книга. И она не боялась раскрыть себя ему. Но это была не просто страсть, не влечение - это было доверие. Так странно, ведь в начале вечера он показался ей таким загадочным.
Между тем становилось темнее, зажглись фонари и гирлянды, а тучи подбирались всё ближе. Дождь пошел в самый неподходящий момент, когда укрывшись, якобы, от холода, наша парочка укуталась в плед, когда в воздухе стали летать бабочки, а по коже бегать мурашки. Открытое небо это прекрасно, но блин, отсутствие крыши сыграло с ними злую шутку. Пришлось сворачиваться. Экспромт, мать его.
В полную силу дождь лупанул уже тогда, когда до дома Олеси оставалось метров двести. Назад возвращаться было уже поздно, а вперёди ещё немалое расстояние. Кое-как добежав под проливным до подъезда, наша парочка укрылась под козырьком. Лампочка, висевшая над дверью, тускло светилась, вырывая из мрака лишь очертания.
- Вовремя ушли. Ещё бы чуть-чуть, и совсем... - думал вслух Артём, смотря на промокшую до нитки Олесю. Её платье промокло сразу, как только на него попали первые капли, а светлые кудри прилипли к голове. - Извини, что так вышло.
- Де нет, всё было очень здорово, - Олеся улыбнулась и на шаг приблизилась к нему.
- Я рад, что тебе понравилось. Надеюсь, в следующий раз погода будет получше.
- Я тоже... - томно произнесла Олеся и сделала ещё шаг, оказавшись практически вплотную к нему.
Её нежный контур лица, мягкий, слегка заострённый подбородок, нежно розовые губы, ямочки на щеках, глаза цвета изумруда, тонкие дуги бровей - они манили его. Манили своей живостью, своей нежностью. В её глазах он увидел весь спектр эмоций, какой только можно представить - и нежную истому, и пламя страсти, и тёплое дружеское чувство. Он медленно поднёс руку к её лицу и легонько провёл ногтем по брови. Олеся закрыла глаза. С её молчаливого согласия он продолжил: провёл пальцем за ушком, нежно погладил мочку, спустился к шее. Придерживая её за плечи, он наклонился и коснулся её губ своими.
Олеся стояла не шевелясь. Что это? Это то, чего она хотела? Он поцеловал её? Он увидел в ней женщину? И он, что, её мужчина? Или... К чёрту всё. Она встала на цыпочки, обвила его шею руками и поцеловала в ответ. Со всеми формальностями они разберутся потом. Предпочитать мысли чувствам в такой момент - это как во время секса думать о небелёном потолке. Они одни. Они едины. А большего сейчас и не надо. И только дождь шумит где-то за пределами их мира.
Это сладкое мгновенье длилось несколько секунд, после чего Артём немного отстранился от неё и прошептал:
- Господи, ты вся дрожишь.
- ...Прохладно. - Ответила Олеся. На самом деле, дождь был тёплый, и дрожала она не от холода.
- Тебе нужно домой: будет обидно, если ты заболеешь.
Олеся вопросительно посмотрела на него, а Артём снова наклонился к ней и сказал на ушко:
- Иди. Мы скоро увидимся.
- Хорошо... - не выпуская его из своих объятий, она сделала шаг назад и набрала на домофоне номер квартиры. Спустя мгновенье женский голос спросил, кто там, и дверь отперлась.
- Пока... - Артём погладил её по волосам.
- Пока... - ответила Олеся. Отпустив его шею, она отошла ещё на шаг и уже почти что скрылась за железной подъездной дверью, когда Артём рывком притянул её в свои объятья. Только двое...
Артём на самом деле не очень любил тратить время на девушек. Я до сих пор не понял до конца, почему. С его слов, это была пустая трата времени. Поскольку дольше месяца с ним ни одна девушка не выдерживала, да и он, по большей части, не стремился удержать их, все его "любовные приключения" были скоротечными и быстро себя изживали. Хотя по-моему, ему было просто лень тратить силы на завоевание расположения потенциальной пассии (даже при условии, что в большинстве случаев его шансы были выше среднего). Он всегда так отмазывался: "Есть - хорошо, нету - ещё лучше". О чём это я... А, так вот, про Олесю. В случае с Олесей всё было совсем иначе, хотя бы потому, что изначально он не рассматривал её как девушку, скорее как девочку. Девочку в прямом смысле. Приглашая её сегодня на прогулку, а планировалось это именно как просто прогулка, он рассчитывал просто поговорить с ней, убедиться, что с ней всё хорошо, может быть завести приятельские отношения. Но потом что-то изменилось, но что? Что заставило его так сильно в ней увязнуть? Милая внешность? Да нет, Артём никогда не уделял ей большого внимания. Приятные беседы? Возможно, но вряд ли. Её взбалмошный живой нрав? Да, забавная она. И умная. Да, всё это хорошо, но было что-то ещё...
После того самого случая несколько дней назад Артём стал чувствовать какую-то ответственность за неё. Возможно это потому, что это был первый раз, когда он сделал что-то настолько... глупое... и героическое, и роль одинокого рыцаря-защитника пришлась ему по душе. Может потому, что испуганный вид Олеси оставил на нём неизгладимое впечатление. А может и не стоит искать причин. После их первой встречи, хотя их знакомство было недолгим, он стал замечать, что всё чаще думает об Олесе, в самых разных вариациях. И даже сейчас, стоя под козырьком и смотря на покрытую частой рябью лужу, он думал о ней: с одной стороны, эта забавная маленькая девчушка с милым личиком пробуждала в нём заложенный природой отцовский инстинкт, желание оберегать и заботиться о ней; с другой, горячее желание вызывали в нём её игривый взгляд, мягкая кожа, плавные аккуратные изгибы; к тому же, за эти несколько часов, проведённых вместе, он стал испытывать к ней чувство, которое очень редко испытывал до этого: она стала ему другом.
Но не все его мысли были такими радужными: несмотря на то, что Олеся была, возможно, тем идеалом, встретить который он уже и не рассчитывал, его мучил вопрос - имеет ли он право быть с ней? Правильно ли всё это? Он понимал, что они не смогут быть вместе долго: скоро ему придётся подавать документы в вузы, а в сентябре, скорее всего, уехать на учёбу; мучить себя и девочку расставанием - это подло. Она этого не заслуживает, она не его игрушка. Кто угодно, но только не она. А поцелуй... поцелуй можно списать не эмоции, романтичность момента и на прочее. Возможно, стоит порубить всё на корню, пока всё это не вылилось во что-то большее... Забавно: стоит, рассуждает, как бы не причинить девочке боль, а сам вынашивает план, который, возможно, сделает ей ещё больнее. К чёрту всё. Его голова сейчас слишком сильно затуманена мыслями о той милой маленькой девчушке со светлыми волосами и выразительными бровями, чтобы решить что-то верно. Пусть будет как будет.
А дождь и не думал затихать. Капли падали с такой частотой, что отдельные удары были неразличимы, и весь звук сливался в одно сплошное шипение. "Теперь главное в лужу какую не влезть", - подумал Артём, и побежал домой.
_________
Леон - культовый фильм французского режиссёра Люка Бессона 1994 года.