Сельский Иван : другие произведения.

Желейный век. Главы 1-6

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  ...Первым век золотой народился, не знавший возмездий,
  Сам соблюдавший всегда, без законов, и правду и верность.
  Не было страха тогда, ни кар, и словес не читали
  Грозных на бронзе; толпа не дрожала тогда, ожидая
  В страхе решенья судьи, - в безопасности жили без судей.
  И, под секирой упав, для странствий в чужие пределы
  С гор не спускалась своих сосна на текущие волны.
  Смертные, кроме родных, никаких побережий не знали.
  Не окружали еще отвесные рвы укреплений;
  Труб не бывало прямых, ни медных рогов искривленных,
  Не было шлемов, мечей; упражнений военных не зная,
  Сладкий вкушали покой безопасно живущие люди.
  Также, от дани вольна, не тронута острой мотыгой,
  Плугом не ранена, все земля им сама приносила.
  Пищей довольны вполне, получаемой без принужденья,
  Рвали с деревьев плоды, земляничник нагорный сбирали,
  Терн, и на крепких ветвях висящие ягоды тута,
  Иль урожай желудей, что с деревьев Юпитера пали.
  Вечно стояла весна; приятный, прохладным дыханьем
  Ласково нежил зефир цветы, не знавшие сева.
  Боле того: урожай без распашки земля приносила;
  Не отдыхая, поля золотились в тяжелых колосьях,
  Реки текли молока, струились и нектара реки,
  Капал и мед золотой, сочась из зеленого дуба.
  После того как Сатурн был в мрачный Тартар низвергнут,
  Миром Юпитер владел, - серебряный век народился.
  Золота хуже он был, но желтой меди ценнее.
  Сроки древней весны сократил в то время Юпитер,
  Лето с зимою создав, сотворив и неверную осень
  С краткой весной; разделил он четыре времени года.
  Тут, впервые, сожжен жарой иссушающей, воздух
  Стал раскаляться и лед - повисать под ветром морозным.
  Тут впервые в домах расселились. Домами служили
  Людям пещеры, кусты и лыком скрепленные ветви.
  В первый раз семена Церерины в бороздах длинных
  Были зарыты, и вол застонал, ярмом удрученный.
  Третьим за теми двумя век медный явился на смену;
  Духом суровей он был, склонней к ужасающим браням, -
  Но не преступный еще. Последний же был - из железа,
  Худшей руды, и в него ворвалось, нимало не медля,
  Все нечестивое. Стыд убежал, и правда, и верность;
  И на их место тотчас появились обманы, коварство;
  Козни, насилье пришли и проклятая жажда наживы.
  Начали парус вверять ветрам; но еще мореходы
  Худо их знали тогда, и на высях стоявшие горных
  На непривычных волнах корабли закачались впервые.
  Принадлежавшие всем до сих пор, как солнце и воздух,
  Длинной межою поля землемер осторожный разметил.
  И от богатой земли не одних урожаев и должной
  Требовать стали еды, но вошли и в утробу земную;
  Те, что скрывала земля, отодвинувши к теням стигийским,
  Стали богатства копать, - ко всякому злу побужденье!
  С вредным железом тогда железа вреднейшее злато
  Вышло на свет и война, что и златом крушит, и железом,
  В окровавленной руке сотрясая со звоном оружье.
  Люди живут грабежом; в хозяине гость не уверен,
  В зяте - тесть; редка приязнь и меж братьями стала.
  Муж жену погубить готов, она же - супруга.
  Страшные мачехи, те аконит подбавляют смертельный;
  Раньше времени сын о годах читает отцовских.
  Пало, повержено в прах, благочестье, - и дева Астрея
  С влажной от крови земли ушла - из бессмертных последней"...
  
  (с) Метаморфозы
  
  
  Часть первая.
  
  Глава первая. Кот и гот.
  Дождь лил как из ведра. Гром ударял с такой силой, что все присутствующие невольно вжимались в себя при каждом раскате - инстинкт, доставшийся им от предков. Среди прочих в дальнем углу комнаты сидел худощавый, среднего роста человек. Свет не зажигали: всё было видно и так. Висело напряженное ожидание, которое никто не решался разбавить разговором.
  Двери в зал с силой и грохотом отворились, в проёме показался высокий худой мужчина. Гордо и важно, аристократической походкой, чеканя каждый шаг, он медленно шел вглубь комнаты, ловя на себе взгляды шести пар сверкающих глаз, смотрящих на него из темноты. Пройдя к столу, стоявшему в центре комнаты, за которым и собрались присутствующие, он сел во главе. Собрание началось.
  Человек, сидевший в углу, не участвовал обсуждении вопросов. Его задачей было слушать, и он слушал, но сколько бы раз он ни приходил сюда, ничего нового он не узнавал. Двадцать лет - столько он занимает это место в углу, и за все двадцать лет в зале не было сказано ничего, что было бы хоть сколь-нибудь полезным. Удовольствия в посещении этого круга он тоже не находил: находиться в окружении врагов, при этом заставляя себя чувствовать их своими лучшими друзьями - далеко не самое приятное дело, и не самое лёгкое. С годами, по мере того, как он узнавал их, ему становилось всё тяжелей и тяжелей не ненавидеть их, и рано или поздно - думал он - настанет день, когда он допустит оплошность и в тумане появится запах его ненависти и презрения, а вслед за ним и запах его истинных мыслей и знаний. Последнее было бы роком не только для него, но и для дела, которому он служил.
  Гром снова ударил, втрое сильнее прежнего, и собрание как-то само собой замолкло на мгновение.
  - И ещё... - продолжил один из участников, которого так некрасиво прервала гроза, после секундной паузы, - мы нашли носителя. Возьмём в разработку в ближайшее время.
  "Бог любит меня", - подумал человек в углу.
  Он проснулся и почувствовал резкую боль в шее, не такую, какая возникает при порезах или ушибах, скорее такую, как если бы он всю ночь проспал на сквозняке. Голова досматривала сон, ноги ползали под одеялом, а солнце уже вовсю светило в окно - пора было вставать. Провалявшись так ещё около получаса, периодически засыпая и просыпаясь, он всё-таки открыл глаза. Взгляд его упал на разбросанные по полу выкройки, иголки, метр и кусок мыла, лежавшие там уже несколько дней. Ничего необычного, всё как всегда. Да и, собственно, почему что-то должно быть необычно? Обычное утро обычного дня. Только вот шея всё настроение портит. Весь день голову не повернуть.
  Встав с "кровати", которая даже номинально не была кроватью, так, пледик, постеленный на пол, тонкий пододеяльник с ещё более тонким одеялом внутри и блин-подушка - ничего другого у его сестры, снимавшей эту квартиру, не нашлось - он прошел в ванную. Включив свет, он, по старой привычке, посмотрел в зеркало: высокий парень с неухоженными бородой и усами, щурящимися глазами, кудрявыми растрёпанными волосами и сонным видом посмотрел на него с той стороны. На вид ему было лет восемнадцать, на проверку тоже оказалось восемнадцать. Фигурой он был похож на швабру, ростом - на телевышку - 183 -, а причёской - на гнездо. Отлично дополняло букет наличие длинной коричневой шерсти на руках, груди, животе, и вообще всех местах, где могла быть шерсть. Ну просто идеал мужчины. Шутка.
  Умывшись, он прошел на кухню, и обнаружил на холодильнике стикер с надписью "Кушать нечего, деньги на столе, вернусь к трём". Шикарно.
  Яркий свет ослепил его глаза. Из-за облаков на улице было не так уж светло, но глаза, успевшие привыкнуть к подъездной полутьме, не особо радовались даже тусклому освещению. На улице тоже ничего необычного не было: вот, как обычно, стоит детский грибок в песочнице, вот помойка, доверху заваленная мусором. Но нет, кое-что необычное всё же произошло в это июньское утро.
  Шести, может быть семи лет пацан, видимо, на всю голову отмороженный, кидал камнями в худенькую бродячую кошку. "Ну и что? Что в этом такого?, - подумал он про себя, - Не вмешивайся. Не вмешивайся". Наверное, он так и прошел бы мимо, если бы этот "нехороший человек", который к тому же был ещё и криворуким и кидал камни хуже паралитика, не попал бы кошке по передней лапке. Бедная четвероногая, поджав ушибленную лапку, скрылась в подвальной отдушине одного из домов, а отморозок с ликующими криками подбежал к той самой отдушине и, вот уж не знаю зачем, стал совать туда руку, видимо, пытаясь кого-то там найти. Уж этого он терпеть не мог. "Чувство справедливости", которое на самом деле всего было лишь одной из форм гордыни, или, если точнее, самолюбования, пересилило другое чувство, то, которое он обычно называл "отсутствием привычки лезть в чужие дела", а по-народному, банальную трусость.
  - Эй, пацан, - начал он издалека, достаточно громко, чтобы его слышали, - ты чё делаешь? - прикрикнул он на мальчугана.
  Коротыш же не придумал ничего умнее, чем выпучивать глаза и стоять, как чурка, держа в руке увесистый кусок кирпича.
  - Ещё раз спрашиваю, - продолжил начинающий Зорро, - зачем ты в кошку камни бросаешь?
  Недомерка стоял, открыв с перепугу рот.
  Осмотрев детально мальчугана, Артём сменил праведный гнев на милость. Хотел бы я так сказать, но нет: Артёма в тот момент переполнило другое чувство, название которого всё равно не отразит его сути. Если бы это был мальчуган из неблагополучной семьи, или, упаси господи, он страдал от заторможенного развития, Артём может быть даже посочувствовал бы ему, но, что более всего огорчало, это было далеко не так: одет мальчик был совсем не бедно, я бы даже сказал, с лишним шиком: замшевые ботиночки, пыльные как не знаю что; лёгкий джинсовый комбинезон, тоже, скорее всего, не самый дешевый; но больше всего его насторожила PSP приставка, торчащая из переднего кармана его комбинезона. Артёму вспомнился в этот момент случай, рассказанный ему кем-то из знакомых: у одной тёти был сын, у сына с самого рождения был компьютер, то есть, как только он научился координировать свои движения, компьютерная мышь стала его лучшим другом. Родители только и успевали хвалиться своим друзьям, какой у них способный и умный малыш - ещё говорить толком не может, а игры все уже сам и запускает, и попроходил уже половину. Ну просто вундеркинд! Чудо, а не ребёнок. Бить тревогу родители стали после того, как, отвезя ребёнка на лето в деревню, увидели картину, как их любимое чадо без малейшего зазрения совести, какого-либо чувства жалости, весело смеясь, забивает до смерти палкой цыпленка. Ну, у него же есть ещё одна жизнь! Родители в тот же день стали искать покупателя компьютеру. Но это ещё не конец сей драмы: ребёнок стал совершенно неуправляемым, бился в истериках сутки напролёт, мешал родителям спать. Врач поставил диагноз - дезадаптивное поведенческое расстройство, граничащее с шизофренией.
  Что вырастит с этого мальчугана? Кого вырастит он? Неужели, всё поколение детей этого возраста такие? Нет, он не страдал ни шизофренией, ни другими видами расстройств, конечно нет. Тут другое - воспитание. Скорее всего, родители мальчика, юность которых проходила в период постсоветской вседозволенности и аморализма, не имели никакого понятия о том, что детей надо воспитывать, ан не просто кормить и одевать. Артём снова подумал о том, сколько детей, которые, дай бог, в будущем кем-то станут, не имеют и малейших представлений о том, что "у кошки четыре ноги, позади у неё длинный хвост, но трогать её не моги за её малый рост" и ещё раз взглянул на мальчугана: его глаза выражали лишь два чувства: чувство страха, страха перед чужим, взрослым человеком, и чувство смятения. Он ведь и в самом деле не осознавал, что он что-то сделал не так. Он ведь, просто играл, развлекался. Неужели какие-то абстрактные понятия морали, милосердия и чести могут помешать ребёнку резвиться? Чувство, которое испытывал Артём, сложно, очень сложно передать словами. Это чувство полного отчаяния, полной безысходности, полного тупика.
  - Ещё раз увижу - ты эти камни у меня хавать будешь, - как можно более внушительно произнёс Зорро, - всё, свободен.
   Выронив кирпич, маленький отморозок поспешил ретироваться в один из подъездов, а Артём, вертя в голове разные пессимистичные мысли, пошел дальше.
  Прошу прощения за мою халатность, как рассказчика. Конечно же, первым делом мне следовало бы рассказать вам, кто он, "герой" моего времени, Артём. Но лучше поздно, чем никогда. Итак:
  Большую часть своей жизни, а точнее, восемнадцать с небольшим лет, Артём был простым парнем. Хотя, "простым" - не то слово. Он был очень даже не простым, даже весьма необычным и странным. Он был рождён в лихие девяностые, в маленьком городке в Тарановском районе Костанайской области, в те годы, когда жизнь была не жизнью, а выживанием. К тому же он был четвёртым ребёнком в семье.
  Первый коллектив, в который он влился, если это можно так назвать, - была подготовительная детсадовская группа. Тогда он впервые почувствовал - он здесь чужой. Даже в возрасте семи лет он мог чувствовать разницу между собой и безликой детсадовской массой, не способной к анализу происходящего и хавающей любую информацию, которую ей скармливают, даже самую абсурдную. К тому же, всё внимание этой самой массы было приковано либо к самой красивой девочке, либо к самой интересной игрушке, либо к ещё чему-нибудь самому-самому. Артём терпеть не мог придерживаться общественного мнения, и поэтому старался всегда искать альтернативные варианты всему. Красивая девочка чаще всего оказывалась избалованной всеобщим вниманием и очень вредной, а лучший пистолетик отказывался стрелять без пулек, хотя, прошедший ни одно поколение детей, вряд ли он смог бы стрелять, даже если бы у него были патроны. В седьмом классе он окончательно убедился в правильности своего вердикта, вынесенного восемь лет назад - он здесь совсем чужой. Но теперь увлечения быдло-массы поменяли свои полюса. Всё, чем она занималась, это бесконечные поиски места, где можно бухнуть. Ему, воспитанному в семье человека до глубины души преданному своей родине - Советскому Союзу - и своим идеалам чести, был чужд тот образ жизни, который вели его сверстники. Я совру, если скажу, что Артём всегда презирал их, ведь довольно долго он пытался следовать правилам этого мира, но когда он стал достаточно взрослый, чтобы думать своей головой, а не просто следовать за стадом баранов, он понял, что глупо прогибаться под изменчивый мир. Но и под себя его прогнуть он не был в силах. Мир неестественно быстро менял полюса нравственности, и не только нравственности! Вслед за нравственностью менялось всё! Менялось даже качество продуктов питания (да-да, это тоже часть нашей жизни, как ни как). Бывает, сидишь, жуёшь какую-нибудь соевую генномодифицированную дрянь, а сам думаешь "а не вырастет ли у меня третий глаз или пятая нога?".
  Город, в котором он жил, был весьма тихим и спокойным местом, или даже большой деревней. Казахстанская глубинка. Лисаковск. Очень маленький город с населением около сорока тысяч жителей, парой-тройкой работающих предприятий и абсолютно неразвитой культурной частью. От края до края можно было пройти за пятнадцать минут.
  Положение изгоя сыграло большую роль в становлении личности Артёма: друзей у него почти не было, ни в какие кружки он не ходил и спортом не занимался. На улицу он выходил крайне редко, и то по делу. Он сильно углубился в себя, и нашел очень много интересных мыслей в своей голове. Я хорошо помню нашу с ним первую встречу. Странный, хмурый, застенчивый, безынициативный, мрачный, скрытный, глупый, скучный, пассивный, неуклюжий, подозрительный и недоверчивый. Живое воплощение Премудрого Пескаря. Человек из футляра. Именно таким он предстал передо мной первый раз. Слава богу, всё это в прошлом.
  После встречи с маленьким отморозком Артём прошел ещё несколько дворов и зашел в небольшой дворовый магазинчик, сделанный из квартиры, где чуть не поругался с противной продавщицей и купил пачку макарон и какую-то рыбную консерву. День, на самом деле, был просто прелесть: прохладный ветерок обдувал кожу, белые кучевые облака причудливых форм заслоняли собой солнце, защищая от зноя, деревья, раскачиваемые ветерком, шуршали листьями, создавая ощущение какого-то единства с природой, что ли... Но более всего радовала сидевшая на скамеечке девчушка европейской внешности, лет на шестнадцать-семнадцать, с чёрными длинными волосами, свободно ложащимися на плечи, одетая в стиле "я.... гот...", стройная, длинноногая, и вообще очень даже милая. Правда, немного смущал её взгляд с прищуром, направленный в сторону Артёма, и лукавая улыбка. Совсем немного.
  - При-и-ивет, - протянула девочка, и по-детски помахала рукой.
  - Привет, - Артём немного засмущался. Немного.
  "Готочка" жестом предложила Артёму сесть рядом.
  - Меня Лера зовут, - всё так же лукаво улыбаясь, представилась она.
  - Я Тёма. Очень приятно.
  - Мне тоже.
  На самом деле, люди должны очень старательно следить за своим зрением. Не читать в тёмной комнате, не смотреть близко телевизор, а ещё, желательно, не иметь генетической предрасположенности к развитию проблем с глазами. Такая предрасположенность - предрасположенность к близорукости - была у Артёма, поэтому он без труда посадил своё зрение ещё в четвёртом классе. Не сильно конечно - минус полтора -, но всё же. Это и стало причиной того, что стоя на пороге магазина, он не мог детально разглядеть девчушку. Теперь же, он сидел почти в упор к ней, и поэтому всё видел прекрасно. Лицом она была очень бледна, как привидение, что, несомненно, шло её образу; тонкие губы так же были еле розового цвета; большие, очень большие голубые глаза, подведённые черным карандашом, с длинными чёрными ресницами, оправленные тонкими черными бровями, забавно щурились в улыбке; нос картошкой и ярко выраженное раздвоение подбородка совсем не портили её, а наоборот, добавляли её чертам мягкости. В целом, она чем-то напоминала француженку. Не модель конечно, но весьма и весьма милая девочка.
  - Как дела? - по-прежнему лукаво улыбаясь и протягивая звуки, задала она ещё один ничего не значащий вопрос.
  сПойдёт. У тебя как?
  - Отлично, - этот бессмысленный диалог о состоянии дел, погоде и прочих ну очень важных проблемах мог бы продолжаться ещё долго, но:
  - Позвольте спросить, мадемуазель, чем обусловлен ваш интерес ко мне? - с несколько саркастичной интонацией спросил Артём.
   Лера улыбнулась и пощурилась так, что её большущие глаза стали двумя маленькими щелочками.
   - ДЖСЕ*. Вы арестованы. Вы имеете право хранить молчание, - театрально зачитала она права подозреваемого и так же театрально схватила его за запястье, разыгрывая арест.
  - О нет, не надо! - подыграл ей Артём, - у меня жена и дети!
  - Ха-ха, - она засмеялась и отпустила запястья Артёма, - смешной такой...
  - Агент КНБ* должен всегда соответствовать ситуации, - он подмигнул ей и они оба засмеялись.
  - На самом деле, я просто мимо шла, - продолжила Лера, просмеявшись, - увидела, как ты за кошку заступился.
  - Ах, это... ну а что я должен быть сделать?
  - Ничего. Другой бы ничего не сделал. А ты сделал. Ты же не местный?
  - А как ты догадалась?
  - Ну, во-первых, у нас с такими причёсками не ходят, - сказала она, улыбаясь,- а во-вторых, я тебя раньше тут не видела.
  - А ты всех парней Рудного видела? А вообще да, я из Лисаковска, сюда к сестре приехал. Она у меня студент.
  - Вот как...? И на кого же учится сестра нашего защитника слабых и пушистых?
  - Какой-то там технолог. По-русски - швея. А пока я не качаю права в защиту кошек, попутно выступаю в роли манекена и модели для защиты ее диплома. Приезжай, говорит, мерки сниму. Надо же сестренке помочь, вот так тут и оказался.
  - Она у тебя на четвёртом курсе?
  - Ага, большая уже, выпускается уже скоро.
  - А я у вас бывала несколько раз. - Свернула тему Лера.
  - И как тебе?
  - Да, зелено всё так, красиво.
  - Только делать совсем нечего.
  - То есть?
  - Ну... как сказать... КНБшнику, вроде меня... - он пафосно улыбнулся, - всех наркодилеров пересажали, моджахедов перестреляли... скучно.
  - М-м...- "понимающе" кивнула девчушка, - нам, Рудничанам, конечно до вас далеко. Ну, ничего, раз в нашем городе появился такой супер-герой как ты, то и у нас появился шанс спасти "Готэм"*.
  - Ага, если бы. Шутки шутками, - с нотой печали произнёс он, - а иной раз включишь телевизор новости посмотреть... то башни взорвали, то революции... Страшно жить становится. Куда катится мир?..
  - Это да, говорят Америка скоро вплотную к границам подойдёт. Да ещё и эти беспорядки на западе*...
  - "Не дай бог тебе родиться в эпоху перемен", - процитировал Конфуция Артём, - хотя лично я многое бы отдал, чтобы поменять кое-что...
  - Что например? - искренне поинтересовалась Лера.
  - Что? Да многое. Хотя бы пионеров вернул бы. Да, было бы здорово: совсем никаких жизненных ориентиров у молодёжи нет. Ну мы-то ещё ладно, более-менее нормальные выросли, а вот поколение младше... Взять хотя бы того отморозка, что в кошку камни кидал. Вот где его мозг?
  - Да дурак он! - горячо согласилась готка.
  - Этот дурак вырастет и станет трудоспособным гражданином. А у трудоспособных граждан, в нашей стране, есть право голоса. Кто знает, сколько ещё таких идиотов понарожали и отдали на воспитание зомбоящику?.. Вырастут, страну за бесценок продадут.
  - Как-то ты пессимистично рассуждаешь. Всё будет нормально.
  - Даст бог - будет. Да только, на бога надейся, да и сам не плошай... Одними лишь словами многое не сделаешь. Хотя, если добавить пару тысяч пикселей - может чего и выйдет. Дибилизатор иногда просто чудеса творит.
  - А вот ты говоришь - "на бога надейся, но и сам не плошай". Ты имел в виду что-то конкретное?
  - Да нет, так, фразу умную вспомнил... Хотя, взять хотя бы того же Растеряева. Простой мужичок, известность получил совершенно случайно, а ведь какие песни пишет. Заставляют задуматься. А вообще, мудрые говорят, что прежде чем ровнять других, надо выпрямиться самому... Авось найдётся дурак, который за тобой повторит, - саркастично произнёс Артём и грустно улыбнулся.
  В то же время недалеко от них развернулась любопытная картина: пацан, лет на шестнадцать, повстречал на своём пути другого пацана, чуть постарше, из числа гопников. Сам процесс наезда Артём не застал, да и неважно это, а важно другое:
  - Вперёд, Рембо, - указав взглядом на разворачивающуюся картину гоп-стопа, произнесла Лера, - помоги мальчику.
  - Нет, я не буду, - с той же грустью произнёс Артём.
  - Почему? - удивилась Лера.
  - Я боюсь.
  Большего стыда Артём, наверное, в своей жизни не испытывал. Меня не было там, и видеть этого я не мог, но, по его словам, это было очень не круто. Милое Лерино лицо, до этого улыбающееся, излучающее жизнь и свет, в этот момент выражало весь спектр негативных эмоций. Ярче всего виделось разочарование. И презрение.
  - А как же твои заумные речи о переменах? - возмутилась она. - О том, что надо что-то менять?
  - Одно дело - сказать, другое - сделать. Да и не о себе-то я, в общем, говорил. Я имею слишком мало власти, чтобы существенно что-либо изменить.
  - А как же "надо начинать с себя"?
  - Только слова..., - на самом деле Артём хотел помочь лоху, но одно обстоятельство добавляло ему уверенности в том, что лучше этого не делать. Обстоятельством этим был суровый вид гопника, похожего на гориллу, причём не столько фигурой и осанкой, сколько мышечной массой. Хоть он и был немного ниже, всё же он был в полтора раза шире, и, что главное, уверенней в себе. "Трусость - самый страшный порок" - говорит в своём произведении Булгаков.
  Быть или не быть? Иметь или не иметь? Делать или не делать? Не знаю, как вы считаете, но Артём всегда, или почти всегда, считал, что лучше жалеть о несделанном, чем о сделанном. Возможно, это было одной из причин его трусости, возможно, это было одним из его оправданий своей трусости, может что-то ещё. Одно я знаю точно: в такие моменты Артём действительно жалел, что не имеет силы исправить что либо. В такие моменты ему всё больше и больше казалось, что мир уже не вытащить из его котлована. В такие моменты ему было больно за время, в котором живёт, за страну, в которой родился, за людей, своих современников, за себя. Нужно ли что-то изменить? Должен ли я что-то менять? Смогу ли? Такие мысли посещали его нередко, но все заканчивались в тупике.
  Встав со скамейки, Лера хотела было сама вмешаться - хотя, может, она просто пошла по своим делам... неважно - но Артём одёрнул её за локоть.
  - Стой, - сказал он, и, подумав немного, взвесив все "за", "против", "воздержусь" и "я просто мимо проходил", добавил, - я сам, - и быстрыми шагами устремился к месту событий. Гоп, естественно, заметил быстрое приближение ходячей метлы, и, забив на лоха, переключил всё внимание на Артёма.
  - Здоров, братишка, - подойдя ближе, обратился Артём к лоху и, подмигнув, протянул руку, как бы не замечая горилообразного пацана. Лох ответил тем же, и добавил:
  - Здорово.
  - Ты где потерялся? Сто лет тя не видал. Рассказывай, как ты, где ты? Пошли, пообщаемся, пивку попьём. Заодно расскажешь, как ты, - снова обратился Артём к лоху и похлопал его по спине, как бы увлекая за собой.
  - Слышь, любезный, - пробасил гоп.
  Артём повернулся, и, повернувшись к гопу лицом, скрестив руки на уровне паха, голову набок, ноги шире, стал ждать следующего вопроса.
  - Слышь, ты оглох что ли? Тебе уши прочистить? Сюда иди.
  - С чего бы?
  - Слышь, ты крутой что ли? Тебе крутизну пообломать?
  - Ты что грубишь?
  - Тебя не спросил!
  - Ты ничего не попутал? - контратаковал Артём, - по беспределу прёшь?
  - Пру! - Огрызнулся гоп, и добавил матерное ругательство. - Щас пацанам свисну, тебя по асфальту раскатаем!
  Артёму стало ещё страшней, хоть виду он и не подал.
  - Ну давай, мути красиво! - Артём тоже вставил красное словечко, и обратился к лоху, - Братишка, звякни Костяну, пусть подтянется, разрулит. Скажи, что на беспредел нарвались.
  Лох кивнул и достал мобильник. Потыкав по кнопкам (или сделав вид, что потыкал), он поднёс его к уху.
  - Слышь, ты офигел? - кинул гоп лоху, - сбросил быстро!
  - С чего бы? - Адреналин захлестнул полностью, и Артём уже говорил на автомате.
  Гоп, тем временем, поняв, что за косяк придётся расплачиваться, начал спускать всё на тормоза:
  - Слышь, я тя по-человечески прошу, сбрось.
  - Повтори!?
  - Слышь брат, извини, был не прав. Не звони никому.
  - Всмысле извини? Ты мне что, на ногу в автобусе наступил?
  - Говорю ж, извини, - гоп сдавал позиции всё сильней. Лох тем временем сделал вид, что воображаемый Костян уже ответил ему.
  - А ты чё оправдываешься, - продолжил контратаку Артём, - чувствуешь за собой что-то?
  - Слышь, брат, чёрт попутал, извини.
  Он выдержал пафосную паузу, оценивающе посмотрев на гопа, махнул рукой лоху, мол, заканчивай, и ответил:
  - Ладно, брат, разойдёмся друзьями.
  Не задерживаясь на месте, гоп ушел, и, когда он скрылся за углом, лох поблагодарил Артёма за помощь и тоже пошел по своим делам.
  - Молодец, - искренне улыбаясь, картинно зааплодировала Лера, когда, разобравшись с проблемой, он вернулся к ней на лавочку.
  - Да-да, я знаю, это меня нисколько не оправдывает. Трусливый и безынициативный. Каюсь, каюсь, - всё тело трясло мелкой дрожью из-за игравшего в крови адреналина. Всё-таки страшновато. Хотя какой там!? Страшно до трясучки! Хоть бы сто грамм наркомовских выделили.
  - Да нет, ты действительно молодец. Ведь главное не возможность что-то изменить, а желание. Ты попробовал, и у тебя получилось.
  - Я и от возможности бы не отказался, - саркастично произнёс Артём, и добавил, - а в данном случае, мне просто очень-очень-очень-очень сильно повезло. Он понтами брал, а о понятиях и не слышал, походу.
   Лера так по-доброму посмотрела на него, так мило улыбнулась, ещё милей, чем прежде, что он даже немного засмущался. Немного.
  - Не смотри так на меня, я стесняюсь, - с наигранной застенчивостью, сквозь которую виднелась настоящая, произнёс он.
  - Да ладно тебе, стесняется он. КНБшники не стесняются, - сказала она, и, подмигнув, продолжила, - Кстати, будь осторожен с желаниями, они иногда сбываются, - она коварно прищурила глаза.
  - Это намёк? Или ты просто гото-фея исполняющая желания? - Артём не любил намёки: их можно было трактовать как угодно.
  - Нет, я прямо говорю. Ты хотел власти - она у тебя будет. Хотел силы - будет, хоть отбавляй. Но готов ли ты принять на себя ответственность, которая придёт вместе с ними?.. - она отрешенно посмотрела куда-то вдаль, улыбки на лице как ни бывало. - Дай телефон.
  Артём достал из кармана брюк мобильник и протянул ей. Потыкав на клавиши, она вернула его владельцу со словами:
  - Захочешь увеличить объёмы внесённых изменений - звони, и у тебя появится возможность влиять на события в мировом масштабе, - это произнесла она совсем серьёзно, без тени шутки или сарказма, так что Артёму даже стало не по себе. Но потом, она как ни в чём не бывало сделала прежнее выражение лица: улыбка до ушей и лукавый прищур.
  - На том конце тетрадь смерти или коды доступа к пускам стратегических ракет? - попытался отшутиться он, но не вышло.
  - Звонить или нет - решай сам. Но помни, - она снова улыбнулась коварно, но только на этот раз это выглядело весьма зловеще, - такой шанс выпадает не каждому. Ты мне нравишься, ты интересный. Будет желание - звони, - она встала со скамейки и пошла прочь, оставляя Артёма наедине с лавочкой. В его голове сейчас была лишь одна мыль:
  - Что это, нахрен, было!?
  _________
  ДЖСЕ - Главное управление внешней безопасности Франции (Direction Generale de la Securite Exterieure, DGSE).
  КНБ - Комитет национальной безопасности. Специальный государственный орган, являющийся составной частью системы обеспечения безопасности и суверенитета Республики Казахстан.
  Готэм-сити - вымышленный город, в котором происходит действие историй о Бэтмене. Мрачный мегаполис с гипертрофированными недостатками.
  Беспорядки на западе - события в Жана-Узене 16 декабря 2011 года.
  
  
  Глава вторая. Бить или не бить - вот в чем вопрос.
  - ...Давай лучше такси, темно уже.
  - Да ничего страшного. Два двора пройти.
  - Домой придёшь, позвони.
  - Хо-ро-шо.- Так отвечала ученица седьмого "А" класса средней школы Љ6 своей тёте, у которой она, ввиду некоторых причин, задержалась допоздна. Выйдя из подъезда, она остановилась и вдохнула полной грудью этот чудесный вечерний аромат цветущего лоха, каким может обладать только летний воздух, который целый день изнывал от жары, а к ночи, отдав весь зной солнца, наполнился прохладной свежестью. На небе, засвеченном огнями ночного города, кое-где поблёскивали звёзды. Их было не много, но они были, и создавали ощущение, что ты - всего лишь крохотная частица чего-то огромного, чего-то настолько сложного и непостижимого, что учёные, даже через сотни миллионов лет не поймут до конца, что это. Приятно всё же ощущать это... единство с природой, что ли. Приятно думать, что каждый этот светящийся огонёк живёт своей жизнью, может быть, даже более значимой и яркой, чем твоя. Поднимали настроение так же высокие тополя, тихо шуршащие листьями, сидящие вдоль улиц ровными рядами. Сколько себя помню, они всегда сидели там, и, дай бог, всегда будут сидеть там. Чудесно... Такси? Не, не слышал. Этот вечер слишком хорош для этого. Только немного портили общее настроение редкие фонари, светящие противным холодным хирургическим светом. Не люблю я этот свет... возможно, это стереотип, возможно, что-то другое, но когда я вижу столп этого мертвецки холодного света посреди тёмной улицы... Брр, аж в дрожь бросает. Жуть.
  Но я увлёкся, продолжим: от тёти до дома ученице надо было пройти всего два двора - метров сто пятьдесят, может двести. Если через детсад, то ещё меньше. Ну что, казалось бы, может случиться в столь приятный вечер? Ну конечно же, ничего плохого... наверно.
  Многие считают, что люди сами притягивают к себе свои проблемы, и я, проверив это на собственном опыте, не могу с ними не согласиться. Дело даже не столько во влиянии волн человеческого мозга на информационное поле вселенной и прочих полуфантастических понятиях, сколько в людских характерах. Вся наша жизнь проходит по циклу "создал проблему - решил проблему, создал проблему - решил проблему...". Кто-то называет это движением вперёд, самосовершенствованием, а кто-то, как я например, прожиганием жизни. "Крыжовник" Чехова читали? Банальный пример, взятый мною именно оттуда: поставил мужик цель, долго её добивался, добился... потом цель утратила смысл. Я его не осуждаю, и не буду пускаться в долгие размышления на тему пользы аскетизма хотя бы потому, что всё равно вас не переспорю. Ну, а если вы со мной согласны, то мне вам и доказывать ничего не надо - вы и так всё понимаете сами.
  Я снова отвлёкся: если бы ученица не имела такой черты характера, как "умение искать приключение на свою...", то, скорее всего, ничего из описанного ниже не произошло бы. А произошло вот что:
  Ученица не особо страдала пугливостью, и поэтому, вместо того, чтобы пойти по освещенной улице, решила срезать через детсад. Было тихо, и цокот её каблуков разносился далеко, лишь иногда где-то вдалеке слышался шум проезжавших машин, а из соседнего двора доносился пацанячий смех и хихиканье зажимаемых ими малолетних... редисок.
  - Ух ты, какая девочка, - услышала ученица откуда-то сбоку: на детской веранде сидели двое парней. Выглядели они вполне обычно - джинсы с мотней до пяток*, футболки а-ля Билан, несколько бутылок из под пива под ногами. - Ты куда такая красивая? - продолжил тот, который, похоже, был хмельней своего товарища.
  Ученица не ответила. Она просто пошла дальше, лишь немного ускорив шаг.
  - Отстань от ребёнка, педофил, - хохотнул второй.
  - Брось ты, она уже большая девочка, так ведь? - он снова обратился к ученице.
  - Завязывай, - успокаивал его второй.
  Но он не унимался. Оставив своего более трезвого приятеля, он, пошатываясь, быстро пошел за ней.
  - Да стой ты, - окрикнул он её и перешел на бег.
  Конечно, она и раньше попадала в такие ситуации, и выходила из них сухой, как гусь из воды. Вернее, почти такие: тогда на улице было светло, и ходили люди, но сейчас - никого, абсолютно никого не было рядом, она осталась наедине с двумя бухими пацанами, которые преследуют не самые безобидные цели. Ни к селу ни к городу захотелось в такси. Было страшно.
  - Стой, - он одёрнул её за локоть, так сильно, что она чуть было не упала. - Куда ты так спешишь?
  - Ребят, что вам надо? - дрожащим голосом произнесла она.
  - Пойдём, посидим по-культурному, - ухмыляясь, он схватил её за запястье и потащил на веранду.
  Ученица закричала. Было тихо, и крик разносился далеко. Разбушевавшийся маньяк повалил её на асфальт, и, придавив коленями её руки, зажал рот.
  - Тихо. Ты чёго так орешь-то? - находясь на расстоянии спичечной головки от её лица, дыша зловонием пива, смешанного с табаком, он смотрел ей в глаза и хищно улыбался. Улыбался, как маньяк, настигнувший жертву, и от этой зловещей улыбки психопата ей стало ещё страшнее. Перед глазами стали всплывать варианты дальнейшего развития событий, не самые приятные: сначала грязный холодный асфальт, разорванная одежда, раздвинутые ноги и грубое пыхтящее животное, может быть не одно. Страх, боль, а главное, стыд. Потом, если повезёт, как расходный материал, её оставят лежать здесь, в синяках, слезах и крови. Потом бесконечные косые взгляды родителей, друзей, одноклассников - всех. Потом напряженные беседы со следователем, который, "тщательно" разобравшись, закроет дело за неимением улик. Страх перерос в панику, на глазах навернулись слёзы. За что? Зачем? Почему она? Эти вопросы вертелись в наполненной страхом голове.
  - Расслабься и получай удовольствие, - зловеще прошептал он. Внезапно его рука, расстегнув джинсовку и забравшись к ней под футболку, до боли сжала её грудь. Она пыталась сопротивляться, кричала изо всех сил, но её крик заглушался ладонью, зажимающей ей рот, а бесполезные извивания под семидесятикилограммовой тушей только раззадоривали маньяка. В последней отчаянной попытке вырваться, она впилась зубами в его ладонь.
  - Ах ты сука! - зарычал он и одёрнул руку.
  - Помогите! - закричала ученица, используя свой шанс на спасение.
  - Заткнись, тварь! - маньяк снова зажал ей рот, гораздо сильнее, чем до этого, и, приподняв с земли, захватил за шею и потащил на веранду.
  Примерно в то же время, наслаждаясь ароматом свежего вечернего ветра, развивавшего его кудри, где-то недалеко от места событий шел Артём. Шуршание листвы тополей ласкало ему слух, сладковатый аромат нежил обоняние; хирургический сет фонарей раздражал своей мертвенностью, но в целом настроение было хорошее. Шел он, как ни банально, в магазин за кошачьим кормом: кончился. Шел, прислушиваясь к тишине ночного города, которую иногда нарушала проезжавшая мимо машина или смех гуляющей молодёжи.
  Вообще Артём не любил молодежь: в основном за то, что она много времени тратила на пустые занятия. Как сказал один малоизвестный сатирик с просторов всемирной сети: "Я вот, лично, закончил школу с медалью и до сих пор жалею, что потратил на это время. Я ведь мог потратить его с пользой: попить ягуара, посмотреть с друзьями "наркомана Павлика", закинуться Триган-Д или сиропом от кашля...". Не свежая мысль, конечно, но чертовски верная. А ещё "радует" то, что каждый из них считает свой образ жизни единственноправильным.
  Ещё одна причина - их "склонность к революциям". Нет-нет, я сейчас не о восстании декабристов говорю, и даже не о буржуазной революции. Я говорю о постоянном недовольстве своей страной, своим городом, своей школой, своими родителями, и вообще всем "своим", сопряженным с голубой мечтой уехать "за бугор", где всё хорошо и прекрасно, по улицам, вместо медведей в ушанках, бегают розовые пони с гривами из сахарной ваты и порхают бабочки. Я не знаю, может, это просто меня воспитывали в духе патриотизма, но лично мне не очень нравятся подобные настроения. Но как бы громко и яро не кричала молодежь о том, что для них на запад путь заказан, большинство из них получит среднее специальное, или, если повезёт, высшее, и останется трудиться в поте лица на своей горячо нелюбимой родине, ибо чтобы уехать, нужен мозг, или, на крайний случай, знания, которые, ввиду первого пункта, у современной молодёжи очень скудны. Зачем мне учиться? Оно мне в жизни не пригодится. Я лучше поною, как всё фигово, скину ответственность за свою безграмотность на "правительство", а потом поною ещё раз.
  Третья и основная причина, о которой я уже упоминал ранее - стадность.
  - А теперь дети, поиграем в "отгодайку"! Какая обувь самая лучшая?
  - Угги!
  - Правильно, а штанишки?
  - Афгани!
  - Молодцы! Кто читает лучший реп?
  - Гуф!
  - Царствие ему небесное. А теперь дружно: "бе"!
  - Бе-е-е-е!
  - Умницы.
  Проходя мимо детсада (вот уж не знаю, случайность это, или какие-то высшие силы), Артём услышал женский крик, доносящийся с той стороны забора. "О", - невзначай подумал он, - "насилуют кого-то", - и пошел дальше, не придав этому значения. Не, ну правда, мало ли что там происходит, да и не его это дело. К тому же, вряд ли это что-то действительно криминальное, не в Лисаковске. "Помогите!", - услышал он снова. На этот раз крик был отчётливей и громче. "О, и правда насилуют", - снова подумал он и пошел дальше. Возможно, он так и пошел бы дальше в магазин, купил бы корму кошке, вернулся бы домой, и ничего плохого с ним не произошло бы, если бы не одно обстоятельство.
  Кошка, предположительно чёрная, сидела посреди дороги, преграждая путь, и смотрела на него. Он подошел ближе и сел перед ней на корты.
  - Привет киса. Чего тут сидишь? Голодная? - спросил он у неё и стал чесать за ушком. Кошка стала довольно тереться о его ладонь, - Подожди, щас в магазинчик сгоняю и тебе вкусняшку принесу. Сиди тут, не уходи, - он встал в полный рост и уже собирался идти, как вдруг кошка взволнованно засуетилась у него перед ногами и замяукала, забавно картавя.
  - Ну чего ты? - он снова наклонился к ней и взял её на руки, - чего рыдаешь?
  Она оказалась очень лёгкой, как пушинка; иссиня-чёрная шерсть, напоминавшая по качеству плюш, была на удивление мягкой и ровной для бродячей кошки; большие голубые глаза с широкими зрачками смотрели на него с чувством какого-то волнения; а мягкие черты лица напоминали ему кого-то.
  - О, да ты ж Тигра из "Винни-пуха", - подумал он вслух. Кошка, обиженная подобным сравнением, выкрутилась и спрыгнула с рук. "Забавная", - подумал он снова, глядя ей вслед. В этот момент он внезапно вспомнил свою случайную знакомую из Рудного, Леру. Вспомнились её большущие голубые глаза, забавная хитрая улыбка, красивая фигура и нос картошкой, но отчётливей всего вспомнилась ему, казалось бы, ничего не значащая фраза: "...главное не возможность что-то изменить, а желание". Испытав муки совести, почесав репу и сплюнув три раза через левое плечо, он взял бутылку из-под пива, валявшуюся рядом, и с мыслью "Господи, хоть бы там ничего не было" перемахнул через невысокий железный забор детсада и направился туда, откуда доносился крик.
   Но не успел он пройти и десяти метров, как услышал громкий стук каблуков и мужской крик, а через несколько секунд увидел выбежавшую из-за угла здания детсада ему навстречу невысокую девочку и парня в штанах с заниженной мотнёй, судя по всему ещё и пьяного встельку, который, крича что-то типа "стой, сука!", пошатываясь, бежал за ней. Увидев Артёма, девочка остановилась, и испуганно стала мотать головой. Должно быть, в почти что абсолютной темноте Артём не внушал сильного доверия.
  - За спину, - Артём потянул её за руку. Девочка сперва испуганно дёрнулась, но сообразив, что к чему, всё-таки забежала ему за спину. Про себя он подумал, - "Эх, гордыня моя, гордыня. Куда ещё ты меня заведёшь?".
   Есть ситуации, когда мысли и чувства перестают существовать. В такие моменты тело само делает то, что должно, не спрашивая у хозяина разрешения. Делает, кстати, на редкость грамотно, не чувствуя ни страха, ни жалости, не ссылаясь на такие глупые аргументы, как "не умею" и "а вдруг не получится". Со мной тоже такое бывало пару раз, ещё в школе. Я тогда, помню, гнался за кем-то, и спрыгнул с третьего этажа на второй, преодолев лестницу. Позже я этого повторить не смог, и слава богу: не дай бог сломал бы ещё что-нибудь. Вот и сейчас подобное ощущение испытывал Артём, сжимая изо всех сил стеклянную бутылку.
  Подбежав поближе, "афганчик"* остановился в растерянности:
  - Ты кто такой? - спросил он.
  - Джеймс Бонд, - саркастично отвечал Артём. - Чё потерял?
  - Ты чё дерзкий такой? - продолжил "афганчик" с наездом.
  - От природы. Чё потерял?
  - Слышь, не дерзи. Иди куда шел.
  - А в рот тебе не плюнуть жеваной морковкой? - продолжал стебаться Артём.
  - У тебя чё, чувство самосохранения не работает? Тебе починить?
  - Попробуй, - Артём разбил бутылку о забор, так что острый осколок в его руке стал грозным оружием.
  "Афганчик" несколько растерялся и попытался пинком обезоружить Артёма, но заниженная мотня и нетрезвое состояние не позволили ему поднять ногу выше одного метра над землёй, что, кстати, выглядело довольно глупо. Артём же, увернувшись от неуклюжего пинка, сделал глубокий выпад и полоснул соперника по пальцам.
  - Ах ты сука! - он схватился за раненую руку, - Ну всё пи@#$, пи@#$% тебе!
  - Танцуем! - ответил Артём и театрально провёл осколком по воздуху.
  Вот уж не знаю, чем всё это могло закончиться, если бы в этот момент из-за вышеупомянутого угла не появился бы второй парень, в таких же штанишках, но более трезвый.
  - Лех, ты чё там мутишь? - начал он издалека, и, подойдя поближе и увидев окровавленную руку товарища и недружелюбно настроенного Артёма, добавил с удивлением, смешанным с испугом, - В рот мне ноги!
  - Гасим! - крикнул первый парень. В голове Артёма в этот момент пробежала мысль о том, что, наверное, правильней всего в этой ситуации было бы хватать девчушку и бежать как можно быстрее, но второй парень остановил своего товарища, одёрнув за шиворот.
  - Спокойно брат, спокойно, - обратился он к Артёму, - извини, попутали, отваливаем, - потом, грубо захватив первого за шею, вместе с ним направился прочь.
  "Второй раз так везёт...", - подумал Артём. - "Может Лера и права".
  Только теперь, когда всё произошло, он понял, как сильно он напуган: сердце билось так часто, что аж в ушах гудело, всё тело трясло, даже какая-то общая слабость появилась, и ноги совсем не держали. Но он устоял, потому что показывать свою слабость перед своей новоиспеченной протеже, знакомство с которой ещё только предстояло, ему не хотелось. Когда "дуэт "Весёлые ребята" скрылся из виду, он выбросил в кусты осколок бутылки и осмотрел ученицу. Ей, судя по всему, тоже сейчас было не лучше всех: крупная дрожь, пробегающая по её телу, была видна даже невооруженным взглядом, джинсы были небрежно расстёгнуты, а через обтягивающую футболку проглядывало смещение одной чашечки лифа. Уловив изучающий взгляд Артёма, она стыдливо отвернулась и заплакала едва слышно, закрыв лицо руками. Артём всё ещё плохо соображал из-за не выветрившегося из крови адреналина и поэтому спросил первое, что пришло в голову:
  - Как ты? Всё хорошо?
  Ученица посмотрела на него через плечо и кивнула.
  - Отвернись, пожалуйста, - добавила она, почти шепча.
  Артём кивнул ей и отвернулся.
  - Меня Артём зовут, - как бы между прочим сказал он.
  - Олеся, - так же ответила она.
  - Очень приятно, - снова ляпнул он, не подумав. Вообще, под адреналином люди иногда способны редкостную чушь пороть.
  Олеся не ответила.
  - Давай побыстрее уйдём отсюда. Не хватало ещё, чтобы они дружков своих привели, - выдал он более-менее, (о боже, наконец-то) обдуманную фразу. Через пару мгновений, он почувствовал, что маленькая мокрая ладонь коснулась его плеча.
  Артём повернулся и увидел, что теперь Олеся выглядела вполне нормально: штаны застёгнуты, никаких ненужных выростов на груди не было; футболка, скрытая джинсовкой, больше не привлекает ничьего лишнего внимания; только немного размазалась тушь.
  - Пошли скорей. Где ты живёшь?
  - Шесть-тринадцать, - ответила она и показал пальцем вперёд. Не задерживаясь, Артём взял её за руку и быстрым шагом пошел вперёд.
  В небе над городом ярко поблёскивали звёзды большой и малой медведиц, в воздухе витал запах цветения, прохладный вечерний ветер гулял по листве старых тополей, ласкал их кроны, а те, в свою очередь, отвечали ему тихим шуршаньем, как будто кошка благодарно мурчит своему хозяину, свернувшись в клубок на его коленях. Но Олесе Совенко, ученице седьмого "А" класса средней школы номер шесть, было совсем не до них. Дикий страх, сидящий в ней, всё ещё скрёб ей душу своими острыми когтями, и все её спутанные мысли сейчас были об одном. Ей казалось, что вот-вот где-то сзади она услышит тяжелое дыхание или звук шагов, или из-за угла выйдет очередной рецидивист с ножом в руке. А ещё перед глазами всё время всплывали образы недавних событий, иногда приукрашенные собственным воображением, и их возможные последствия. На самом деле она не столько боялась потерять "девичью честь" и других эфемерных понятий, сколько реакции её родителей и друзей. Если кто-то узнает о случившемся, наверняка пойдут слухи: в маленьком городе они разлетаются со скоростью степного пожара, и с каждым часом порастают всё более интересными подробностями. Накручивая себя подобным образом, вскоре она стала чувствовать не только остаточный страх от недавнего потрясения, но и обиду и стыд за своё воображаемое будущее. В голове снова стали всплывать вопросы, навроде "За что?", "Почему именно она?", "Как жить дальше?", способствующие ещё большей самонакрутке. Уже возле самого подъезда она остановилась и снова разрыдалась.
  - Что? Что такое? - Артём, на самом деле, вертел в голове не намного более радужные мысли, - Всё хорошо. Успокойся.
  Олеся не отвечала, только шептала сквозь слёзы что-то еле понятное. Пытаясь успокоить её, Артём слегка прижал её к груди и продолжал твердить, как магнитофон:
  - Всё хорошо... Успокойся... Всё позади...
  Через некоторое время, не переставая плакать, Олеся всё же ответила дрожащим всхлипывающим голосом:
  - Мне страшно... Я как представлю, что они могли сделать.... Что бы тогда было со мной? Я до сих пор вижу перед глазами рожу этого урода, ощущаю его дыхание.
  - Успокойся, всё позади, - продолжал Артём, - они ушли.
  - Я не могу. Мне всё время кажется, что они дышат мне в спину.
  - Не бойся, я здесь, - он начал легонько поглаживать её кудрявые волосы, надеясь на то, что это возымеет эффект лучший, чем слова. Забота исходящая от этого длинного несуразного парня, в этот момент показалось Олесе чем-то таким родным, таким знакомым, а ласковые поглаживания, мягкие и приятные, немного успокаивали.
  - Не бойся, я здесь, - всплыл в её голове голос отца. Знакомое и родное... уткнувшись Артёму в плечо, она тоже слегка обняла его. Страх постепенно уходил вместе со слезами, навязчивые образы перестали скакать перед глазами, и ненужные мысли, ну, частично, по крайней мере, покинули её голову, хотя слабая дрожь всё ещё гуляла по её телу.
  Вряд ли мужчина когда-нибудь до конца поймёт, что, для женщины, значит быть обесчещенной. Позор? Эмоциональное потрясение? Физический "дискомфорт"? Уязвлённое самолюбие? Скверное чувство, что тебя обворовали? Женщиной не был - судить не берусь. Интересно просто, неужели полуголая девушка (я не об Олесе сейчас, просто к слову), идущая одна по ночному городу и всем своим видом показывающая, какая она вся желанная, серьёзно не понимает, что для некоторого мужчины это может быть сигналом к действию? Или желание притягивать взгляды настолько сильно, что не имеет значение, какой ценой оно удовлетворяется? Не знаю, не знаю... Отвлёкся я, продолжим.
  - Спасибо, что заступился за меня, - робко произнесла Олеся, отстранившись от Артёма.
  - О чём ты? Разве у меня был выбор? - нейтрально ответил Артём, но потом добавил с некоторой усмешкой, - только вот теперь я, вроде как, ответственен за тебя, - и слабо улыбнулся.
  - Ты прямо как рыцарь на белом коне, - сказала она, и тоже грустно улыбнулась.
  - Почему?
  - Ты спас меня от чудовища, - тихо произнесла она.
  - Ну да, натуральный монстр, - отшутился Артём, попытавшись разрядить атмосферу, - вылитый блемий*, совсем без башни....
  Олеся на миг представила своего обидчика в виде неуклюжего безголового блемия, и это ей отчего-то показалось очень смешным. Особенно каламбур, что его широкие штаны с заниженной мотнёй, вполне могли бы быть в обиходе у оных блемиев, которым приписывались короткие ноги. Теперь она уже улыбалась по-настоящему:
  - Спасибо ещё раз. Я не знаю, что бы я делала, если бы не ты.
  - Будь осторожней и не гуляй так поздно, - с заботой произнёс Артём, - мало ли придурков. К тому же, для такой красивой девочки, как ты, это вдвойне небезопасно, - в шутку добавил он. На самом деле размазанная косметика, плохое освещение, да и вообще, сама ситуация не давали возможности оценить её красоту.
  - Хорошо.
  - Обещаешь? - по-доброму усмехнулся он.
  Олеся улыбнулась и энергично закивала.
  - В подъезде точно никто не обидит?
  И так же энергично стала мотать головой.
  - Ну, тогда до встречи, - он играючи потрепал её по голове. - Надеюсь, в следующий раз наша встреча будет проходить по-другому. Береги себя, - Артём театрально отсалютовал ей и потихоньку стал уходить.
  - Пока, - произнесла она ему вслед. Потом отперла железную подъездную дверь, поднялась на второй этаж, зашла в пустую квартиру, смыла потёкшую тушь, выпила таблетку валерьянки, позвонила тёте и легла спать. Возможно, свою роль сыграло потрясение, возможно, что-то в этом лохматом парне было такое, что заставляло испытывать к нему доверие и симпатию, но, перед тем как уснуть, Олеся долго думала о нём.
  А Артём, слушая шелест листвы старых тополей, мурчащих под ласками ветра, вдыхая ароматный ветер и вертя в голове разные мысли о славном "дуэте", своей протеже и, конечно же, кошачьем корме, который он так и не купил, и за которым идти, по правде, побаивался, прошел несколько десятков метров и, вспомнив неожиданно что-то, остановился, достал мобилу из кармана и выбрал из списка контактов номер. Поднеся её к уху, он услышал гудки, а ещё через пару секунд, знакомый голос игриво произнёс где-то у него за спиной:
  - А если бы я спала?
  Артём обернулся и увидел Леру, как и в тот раз, всю в черных одеждах, с распушенными волосами. Если бы не её мертвецки бледное лицо, то её вообще можно было бы не увидеть в темноте.
  - До утра подождать никак? - она подмигнула, улыбаясь.
  - Утром я мог бы передумать, - ответил Артём, и, завершив вызов, положил сотку назад в карман, - Привет.
  - Обнимашки! - визгнула она и повисла на Артёме, как на статуе, прижимаясь лицом к его небритой щеке.
  - Ты на всех малознакомых парней так виснешь? - ответил он, и отодвинул её как можно более корректно.
  Лера пропустила его фразу мимо ушей, и продолжила процедуру.
  - Ты как здесь? - поинтересовался Артём.
  - Переехала, - ответила она, отпустив его шею.
  - На совсем? - удивился он.
  - Ага, - по-детски кивнула она.
  Артём внимательно вгляделся в её лицо: милое, с мягкими чертами, нос картошкой, большущие голубые глазищи, излучающие свет, постоянно улыбающиеся тонкие губы и раздвоенный подбородок. Нет, не похожа она на то зловещее нечто, которым она предстала перед ним в прошлый раз в момент прощанья: сейчас она была больше похожа на заблудившуюся в измерениях фею, по-детски наивную и смешную. Но странно всё-таки, что как только он подумал о том, что нужно позвонить ей, она появилась. Сколько ещё неожиданных встреч запланировано ему на сегодня?
  - Ну что мы тут стоим? Вперёд, гулять под луной! - сказала она и театрально изобразила военный марш. Луны, кстати, на небе не было. Новолуние.
  - Подожди, Лер, куда ты?
  - Гуля-ять! - не унималась она и продолжала своё шествие. Но потом, выполнив воображаемую команду "кругом", развернулась, и продолжила, - Ты чего звонил-то?
  - Соскучился, - отшутился Артём.
  - М... Это так мило, - она сложила ладони в замок и поднесла к лицу, изображая умиление, - кстати, - она опустила руки, - ты обдумал моё предложение?
  - Эм... да. - Замялся он, - я, вообще, на счёт этого и звонил.
  - Пон-нятно, - протянула она, - И как?
  - Ну... наверное, я... согласен, - последнее слово далось ему с трудом, как будто внутренний голос изо всех сил кричал "нет, не делай этого!"
  Внезапно налетевший ветер ударил Артёму в лицо, заставив щуриться, одновременно растрепав по сторонам длинные, свободно лежащие на плечах волосы Леры, и они, образовав непонятную солнцеподобную фигуру над её головой, вместе с мертвецки бледным оттенком кожи и игрой теней сделали её похожей на чёрную ведьму. Сама же она улыбнулась как-то особенно зловеще, и прищурила глаза, которые, казалось, тускло сияли красным, так что Артём инстинктивно отпрянул от неё на пару шагов.
  - Отлично... - произнесла она полушепотом.
  _________
  Штаны с мотнёй до пяток - шаровары, афгани и пр. штаны с заниженной мотнёй до колен.
  "Афганчик" - образовано от "афгани".
  Блемии, как фантастическое племя, принадлежит к созданиям античного воображения, продолжившим своё существование в Средние века. Под этим именем обычно описывается некое эфиопское племя, все люди которого рождаются без головы, а черты лица - нос, глаза и рот, - имеют на груди. Одно из описаний блемиев: "Широкоплечая, очень коренастая фигура с тонкой талией, на двух низких волосатых ногах и без всякой головы, равно как без шеи. На груди, там, где у людей находятся соски, открывались миндалевидные выразительные очи; между ними невысокое вздутие с двумя ноздрями и округлая дыра, весьма подвижная, так что стоило пришельцу заговорить, отверстие заерзало и закривилось в зависимости от того, какие оно исторгало звуки. Тот, по всей очевидности, кивал, то есть пригибал плечи вперед, как будто кланялся..."
  
  
  Глава третья. Оле Лукойе.
  Вчера прошел дождь, так что тополиный пух, заполонявший до этого всё воздушное пространство, залетающий в нос, рот и глаза, прибился к земле, скатался в небольшие комочки и потерял всякую способность к полёту. Ливень был сильный, лил долго, и лужи на дорогах и тротуарах ещё не успели высохнуть. Артём не очень любил слякоть, но зато он очень любил ту влажную свежесть, что оставлял после себя дождь - запах озона и мокрой пыли. После загадочного появления Леры возле детсада ночью прошла уже почти неделя. Она сказала ему тогда, где и когда они встретятся в следующий раз, но не сказала ничего, что могло бы хоть как-то пролить свет на то, кто она, и что вообще она хочет от него. Она просто сказала: "Встретимся у "горняков" вечером в среду".
  Небо почти полностью заволокли тяжелые свинцовые тучи. Широким ковром они тянулись от самого горизонта на востоке, севере и юге, и лишь небольшой участок неба на западе был свободен. Именно оттуда нещадно палило яркое летнее солнце. Вкупе с общей предливневой духотой создавалась почти идеальная машина пыток. Жарко, мокро, ветра нет, ещё и солнце поливает. Прямо тропики. Неприятно, да и к тому же, страшновато немного: памятник горнякам находился в совершенно безлюдном месте, на левом берегу реки Тобол, на которой и расположился Лисаковск.
  Сначала упала капля. Потом вторая. Через минуту третья. По мосту, соединяющему город с "внешним миром", иногда проезжали одинокие машины. Была даже пара велосипедистов и один пешеход, уходящий куда-то вдаль, к "пьяному бугру", названному так в честь находившейся на нём кафе-пивнушки. Минут через десять дождь стал моросить. Артёма, и без того уставшего от жары и духоты, это радовало не сильно, хотя капли и не были холодными и даже освежали, всё-таки тёмные тучи как бы намекали, что это только начало, и парой капель тут не обойдётся. Когда Артём уже решил возвращаться и пошел через мост в сторону города, совершенно неожиданно откуда-то сзади, со стороны "бугра" появился чёрный Гелендваген  с тонированными стёклами, и, проехав вперёд пару метров, резко затормозил. Выглядело это, по меньшей мере, эффектно. "Дождался, - подумал Артём, осматривая агрессивный дизайн авто, - дёрнул же чёрт...". Только теперь к Артёму в голову закралась здравая мысль, которая, обычно, не выходила из его головы никогда, но недавно взяла отпуск и исчезла куда-то - "на кой хрен оно мне надо?". Романтический юноша с наполеоновскими планами сейчас уступил в нём место сварливому старику с закостенелыми взглядами на жизнь. Жил же спокойно, не тужил. Закончил бы школу, институт, устроился бы на работу... дворником. Проработал бы всю жизнь. Ну и нормально. Стабильность - залог успеха. Между тем, тонированное стекло заднего окна медленно опустилось, и за ним показалось милое лицо новой знакомой Артёма.
  - Подбросить? - в шутку, но всё же очень пафосно произнесла Лера, и поманила его пальчиком. В тот момент другая, совершенно неважная мысль решила посетить думалку Артёма - "интересно, а она всегда улыбается, или только когда не спит...". Дверца внедорожника открылась как раз в тот момент, когда пауза стала претендовать на статус "неловкой". Лера ещё раз подозвала жестом Артёма, уже не так вальяжно. Решив не ломать комедию, Артём медленно двинулся в сторону джипа: в конце концов, у него было предостаточно времени всё взвесить и обдумать, а кобениться в последний момент - это совсем уж не солидно.
  - Залазь давай, чего ты? - сказала Лера, когда Артём в нерешительности остановился у машины.
  - Лер, я... Я передумал, я не хочу иметь власть. - Эти слова дались ему с большим трудом: он и сам не любил необязательных людей, а теперь стал их частью. Он пришел в назначенное место в назначенное время, лишь для того, чтобы отступить - так думалось ему в тот момент.
  Леру подобное заявление даже немного удивило: это было видно по её лицу, - но она не растерялась:
  - Дело твоё, - она слегка прищурилась, и оттого выражение её лица стало по-особенному хитрым, - Но потом всю оставшуюся жизнь ты будешь жалеть об этом. Такой шанс выпадает раз в жизни, и далеко не каждому, - она замолчала, ожидая реакции. С каждой минутой Артёму всё меньше и меньше хотелось лезть в эту авантюру, но Лера была чертовски права: его слишком сильно разбирало любопытство, чтобы просто так взять и уйти. А возможность сделать мир лучше, чище... если она не врала, а он очень на это надеялся, - это же, практически, мечта всей жизни. И шанс такой, в самом деле, выпадает не часто. По крайней мере, о втором таком я не слышал. Возможно, стоит рискнуть? Ведь не расстреляют же его, если он попробует? Нет ведь?..
  - Так ты садишься? - спросила она снова.
  Артём не ответил, а просто влез в салон и захлопнул за собой дверь. Мосты, кажется, начинали потихоньку гореть. Капли дождя, будто только этого и ожидая, забарабанили по крыше автомобиля. Лера, как всегда, оделась в чёрное: юбка с воланами, корсет, чулки, туфли на шпильках. Красиво конечно, но чересчур вульгарно.
  - Надеюсь, пушкой в лицо тыкать не будут? - пошутил Артём, хотя в голосе чувствовалось напряжение.
  - С чего это вдруг, - хохотнула Лера и тронула водителя за плечо. Тот перевёл рычаг коробки передач и стал медленно разворачиваться.
  - Да так, фильм вспомнил... - невесело ответил Артём.
  - А-а-а... Да не парься ты так, - готка нежно коснулась ладони Артёма. - Всё нормально. - Открыв небольшой чёрный клатч, который до этого держала в руках, она достала оттуда какую-то блестящую пластинку и протянула её Артёму. - На, держи, - у этой девчонки была странная способность: что бы она ни говорила, её интонация почти всегда была навязчиво добродушной и игривой.
  - Что это? - спросил Артём, рассматривая упаковку таблеток-капсул.
  - Снотворное.
  - Нафига? - возмутился Артём, но Лера ответила в своей обычной манере:
  - Надо так...
  Водитель к тому времени уже развернулся, и машина плавно тронулась в путь, вдаль от города.
  - ... Что б дорогу не запомнил, - продолжила она. - Да и путь не близкий, ехать будем около суток, так что пей.
  - А просто глаза завязать, не?
  - Пей, не умничай!
  Артём недоверчиво выдавил капсулу из упаковки и поднёс поближе к лицу. Желтоватая жидкость, наполняющая желатиновую обёртку, не внушала особого доверия. Но, так или иначе, теперь он на "их" территории, а значит - надо подчиняться. Он положил пилюлю на язык.
  - Запить есть чем? - задал он резонный вопрос.
  Лера не ответила, лишь многозначительно стукнула себя по лбу, снова открыла клатч и достала оттуда небольшой карманный шокер. Быстрым движением она поднесла его к шее Артёма, так что он даже не успел ничего сказать, и мир перед его глазами поплыл, как будто кто-то водил рукой по свежеенаписаной картине.
  - Тихо-тихо-тихо... - обмякшее тело Артёма изо всех сил старалось упасть под сиденье, но Лера, успевшая вовремя придержать, заботливо усадила его в угол салона и пристегнула ремнём безопасности, чтобы не упал. - Вот и хорошо... Баюшки-баюшки...
  - Хватит с ним сюсюкаться, - пробасил водитель, - и вынь таблетку изо рта, может поперхнуться.
  - У тебя своя работа - у меня своя. Не цепляй меня, - раздраженно ответила ему Лера.
  - Оплафонилась - знай своё место.
  Лера недовольно фыркнула, но сделала, что было велено: открыла Артёму рот и аккуратно вытащила маленькую пилюлю.
  - Да, нехорошо вышло... - подумала она вслух, вертя пальцами желтый шарик.
  - А у тебя ничего хорошо не выходит, - ухмыльнулся водитель.
  Лера не стала отвечать. Удобно расположившись на пассажирском диване, она положила голову на колени к Артёму, ноги поджала под себя, и почти сразу же уснула.
  Пыщ-пыщ. Странный звук. Как будто кто-то шлёпает кого-то по лицу... или не по лицу. Больше всего в этот момент Артёму хотелось встать и убить того, кто его издаёт. Но тело, полное приятной слабой неги, отказывалось шевелиться. Спустя некоторое время, к этому непонятному шлёпанью и обрывкам фраз, которые его мозг с трудом воссоздавал из звуков, доносящихся извне, добавилось ещё странное ощущение на лице. Сначала он не понял, на что это похоже, но потом всё-таки догадался - его бьют, бьют ладошкой, маленькой, больно. Собрав все силы и волю в кулак, он всё-таки приоткрыл веки. Глаз не мог толком сфокусироваться пару секунд, но потом, кое-как собравшись, всё-таки выдал картинку: Лера, как обычно с чёрной подводкой и бледной кожей, смотрела на него и говорила что-то. Странно, но как только он открыл глаза, раздражающий звук прекратился. "...Эй, ты как?", - дошла до глубин сознания фраза. "Нормально", - подумал Артём и снова закрыл глаза. Спать хотелось почему-то. Его снова кто-то ударил, гораздо сильнее, чем раньше, так что он вскочил от неожиданности. Больше спать не хотелось.
  - Очнулся!? - это первое, что он услышал, будучи в состоянии слушать. Голова кружилась, и вообще было не очень хорошо. Оглядевшись, он понял, что сидит на диване, в какой-то большой комнате с тёмными обоями и мягким ковром посредине. На ковре перед диваном стоял небольшой овальный чайный столик со стеклянным графином, и два кресла возле него, стоящие друг напротив друга. Шторы из плотной ткани полностью закрывали окна, здоровенная стеклянная люстра, висевшая под высоким потолком, не излучала ни капли света, а в оконное стекло барабанил дождь. Единственным источником света был большой кирпичный камин напротив дивана, мерно потрескивающий дровами. Лера сидела рядом на диване.
  - Ты как? - заботливо спросила она, - нормально?
  - Паршиво... - медленно ответил Артём, - где мы?
  - В гостях у Фобетора.
  - Чудесно. А кто это? - всё ещё плохо соображающая голова не нашла в памяти никого с таким именем.
  - НОК.
  - Давай без ребусов, - с нескрываемым раздражением сказал Артём, - у меня и так не очень с пониманием...
  - Начальник Отдела Кадров... Он расскажет тебе, кто мы такие, и какие цели преследуем.
  - Хорошо... - Артём медленно переваривал новую информацию, - Мы в гостях у ... Фоберота...
  - У Фобетора. Это бог древнегреческий такой был.
  - Ну хорошо, у Фобетора.... А где это?
  - Я и сама не знаю, - откровенно ответила она. Только сейчас Артём заметил, что она не улыбается, и даже немного этому удивился: всё-таки он привык видеть её весёлой.
  - Ну ладно, - продолжил он разбирательство, - а что мы тут делаем?
  - Я ждала, пока ты очнёшься. Сейчас мы пойдём к Фобетору.
  Артём медленно встал с диванчика и подошел к окну. Одёрнув тяжелую штору, он протёр рукой запотевшее стекло. И не поверил своим глазам. Перед ним во всей своей красе раскинулось настоящее лесное озеро. Идеально круглое, с лёгкой туманной дымкой на поверхности: вероятно, дождь был холодный. Высокий берёзовый лес обступил его со всех сторон зелёной стеной, а позади него, сквозь плотные тёмные струи дождя выглядывало что-то высокое и большое. Когда Артём присмотрелся, его челюсти разомкнулись. Это была гора! Настоящая гора, со снежными вершинами, с серыми крутыми склонами. Да что там гора - целый горный хребет предстал перед его взором. Но любоваться чудесами дикой природы Артём не спешил: во-первых, откуда горы? До ближайших гор - Мугоджар - не меньше трёхсот километров. Но Мугоджары - старые горы, и снежных вершин здесь нет. Алтай? Тянь-Шань? Гималаи? Артём ошалело смотрел в окно, но ни одна здравая мысль, по поводу "что это за место, и как я тут оказался" в голову не приходила. Но зато он понял, почему у него всё это время кружилась голова и хотелось спать: атмосферное давление низкое.
  - Где мы, чёрт возьми?
  - Я же сказала, что не знаю.
  - Чёрт... Вот вляпался же... - от увиденного голова прояснилась, и думать стало легче, но всё равно ничего полезного не придумывалось.
  - Успокойся, - всё так же мерно и спокойно произнесла Лера. - Всё будет хорошо, если ты успокоишься и послушаешь меня...
  - Ага... Сначала шокером, - Артём приставил два пальца к горлу, изображая оный шокер, - потом фиг знает где очутился... - быстро подойдя к двустворчатой двери в стиле восемнадцатого века, он с силой дёрнул её за ручки. Не открывается... Заперто на ключ.
  - Ещё раз говорю - успокойся, - продолжала готочка, - всё нормально. А шокер, - она сменила интонацию на более живую, с каплей виноватости, - ну да, мой прокол.
  Артём отвернулся от двери и взглянул на готку: она указала пальцем на место рядом собой, веля сесть. Сверкнувшая в окне молния на мгновение осветила её сзади, так что она снова обрела зловещий ведьмовский вид. Вслед за ней ударил гром. "Что ты делаешь? - подумалось у него в голове, - ты хрен знает где, хрен знает с кем. Хрен знает чего можно ожидать от них... Шокером ткнут - на стол - и прощайте, почки... Хотя, если подумать... Зачем так сложно? Погрузили в машину, отвезли на точку и там разделали. К чему такие сложности? Нет, почки мои им, по всей видимости, не нужны. А что тогда?".
  Вообще, я не знаю, как повёл бы себя в такой ситуации. Наверное, я бы в неё не попал: у меня не так много амбиций. А попав, наверное, беспрекословно подчинялся бы. В голове у Артёма промелькнула ещё одна, более-менее здравая, но абсолютно бесполезная мысль: "Как я докатился до такого?..". Он подошел к дивану и сел. Лера снова открыла свой злосчастный клатч и достала из него баночку из тёмного стекла.
  - На, - она протянула её ему. - выравнивают давление. Голова болеть не будет. Выпей две или три.
  Артём открыл баночку и вытряхнул на ладонь горсть таблеток. Розовые, эллипсовидные, размером с полспички. В ответ на его немой укор, Лера подошла к чайному столику, и, налив в крышку графина воды, протянула её Артёму.
  - Ну хоть не шокером, - усмехнулся тот, выпив таблетки. Лера не ответила - просто взяла его за руку, и повела к выходу из комнаты.
  - Дверь, кстати, наружу открывается, - усмехнулась она, легко толкнув массивные створки. Они плавно разъехались в разные стороны, а Артёму стало стыдно за свою глупость. Выйдя из комнаты, они оказались в большом тёмном зале. И хотя Лера уверенно вела Артёма за собой, ему было трудно ориентироваться в темноте, и он сослепу чуть не налетел на перила лестницы, ведущей на второй этаж. Лера повела его наверх.
  Со своим реалистично-пессимистичным взглядом на жизнь, Артём не мог допустить мысли, что его привезли сюда для того, чтобы предложить "изменить мир" (как пафосно это звучит...). Для него это было равносильным признать существование лох-несского чудовища. Это, всё-таки, больше на похищение похоже, чем на приглашение на чай. Его, наверное, даже ищут... Перед родителями косячно... По правде, звоня неделю (или больше? Сколько времени они провели в дороге?) назад Лере, он рассчитывал встретить на обратной стороне линии молодёжный клуб начинающих политиканов, террористическое общество, активистское движение, секту на крайний случай, но уж никак не рассчитывал наткнуться на что-либо настолько странное и туманное. По кусочкам: гелендваген - машинка не настолько дешевая, чтобы каждого встречного катать; особняк в горах - далеко, добирались самолётом или вертолётом, наверняка частным, потому как он не помнил, как садился в него, а спящие тушки в самолёты только в фильмах грузят; Фобетор - Лера сказала, что он - начальник отдела кадров. Отдела кадров! Стало быть, организация имеет более-менее стройную структуру. Вывод: его похитила хорошо спонсируемая компания. Для каких целей, пока не понятно, но он им нужен в здравом уме... Если только таблетки, которые он принял, не были психотропными... Чёрт. Хотя, если оттолкнуться от того, что его всё-таки "пригласили на чай", (ну, отдел кадров-то занимается поиском кадров, не?) то... нет, эта теория никак не укладывалась в его голове. Почему именно он? Допустим, что организация террористическая и им нужны смертники... чушь, с ним было бы много геморроя. В мире слишком много обдолбышей с вакуумом вместо мозгов, готовых за бакс подорваться в метро. Допустим, организация... религиозная секта. На кой черт им недостудент? Доходов - никаких, проблем - куча (один только бензин для Гелендвагена, должно быть, стоит больше, чем его драгоценные почки). Если организация всё-таки преследует цель выровнять горбатый мир (ну, горбатого могила исправит-то), то... даже смешно немного. Малообразованный, физически неразвитый, не проявивший себя нигде - кому он такой нужен? Идеи на этом кончились, и он просто шагал вверх по лестнице, ведомый черной девочкой, слушая стук её каблуков и шум дождя.
  Поднявшись и пройдя несколько метров по недлинному коридору, Лера остановилась напротив одной из дверей. Из-под неё лился свет, и было понятно, что там был кто-то. Вздохнув глубоко, Лера сжала ладонь в кулак и поднесла к двери, чтобы постучаться, но остановила её на полпути и, снова вздохнув, посмотрела на Артёма, и зашептала:
  - Слушай: обращаться к нему следует только "Фобетор". Очень важно, чтобы ты выговаривал звук "о": он не любит, когда его называют "Фабетор". Не груби, не хами. Не дерзи, но и не будь тряпкой. Не юродствуй, не шути. Никакого сарказма. Отвечай быстро и прямо, если тебя спросят. Если не спросят - молчи и слушай. Говори только правду: он многое о тебе знает... - она замолкла на секунду, как будто подбирая слова. Артём отметил, что она, пожалуй, волнуется не меньше его. - И ещё... пожалуйста, возьми красную таблетку, - произнесла она. Артёму даже показалось, что она умоляла. Впрочем, только показалось. Она отвела глаза, поблёскивающие в темноте тусклым красноватым светом, и, вздохнув третий раз, постучалась в дверь.
  - Входите. - Прозвучал голос с той стороны. Принадлежал он мужчине, может молодому, был плавным и мягким.
  Лера нерешительно толкнула дверь, и та медленно отворилась. Она кивнула Артёму, мол, иди. Первое что бросилось ему в глаза, когда он вошел, это огромный деревянный стол. За столом сидел молодой парень, едва ли старше Артёма, с длинными светлыми волосами, собранными в хвост, и что-то писал. Вокруг него на столе лежали разноцветные папки и стопки бумаги, на углу стола стояла настольная лампа, а на другом углу - органайзер. Слева от стола стоял шкаф для папок, справа - книжный шкаф и диванчик. Перед столом стояло два стула.
  - Ах, Валерия, душенька, входи, входи. Не стой на пороге, - сказал он, не поднимая глаз. Лера вошла вслед за Артёмом.
  - Добрый вечер, Фобетор, - сказала она.
  - Да, вечер и правда чудесный, - всё ещё не отрываясь от письма отвечал он. - Не помню такой чудесной погоды в это время года за последние лет десять. Не стой в дверях, ненаглядная моя, присаживайся.
  Артёма удивило то, что Фобетор был молод. Вернее, не столько это, сколько то, что при его молодости он занимал пост начальника отдела кадров. Впрочем, особого внимания этому он не придал: мало ли, как оно тут у них всё. Ещё его удивил его вид: казалось, что он был братом близнецом Леры, или же её полной противоположностью. Больших внешних сходств на самом деле не было, однако стиль его одежды, как и у Леры, был полной экстравагантностью, хоть и со вкусом: белый камзол, или мундир без погон и эполетов, с пуговицами в два ряда, какой-то плащ, накинутый на плечи, тоже белый. Из-за стола штанов и ботинок не было видно, но Артём готов был держать пари, что они тоже были белыми.
  Лера шагнула в сторону дивана, Артём последовал её примеру. Фобетор, оторвавшись от письма, поднял на них взгляд, и спросил нейтрально:
  - Валерия, душа моя, у тебя сегодня необыкновенно бледный вид. Ты больна?
  - Нет, всё в порядке, я здорова. Голова немного кружится, но это пройдёт.
  - Вот как? Ты принимала лекарства?
  - Да, я принимаю их регулярно.
  - Что ж, в таком случае, я надеюсь, ничего серьёзного, - он встал из-за стола, продемонстрировав Артёму белые брюки. А ещё он был очень высок, наверное, на голову выше Артёма. Лицо и брови его были угловатыми, широкая переносица, ярко выраженные скулы, узкие глубоко посаженные глаза. Он не был накачан, а скорее наоборот - был непропорционально высоким для своего телосложения. Впрочем, Артём был ещё более тощим.
  Подойдя к Лере, которая всё так же сидела на диване, и не обращая ни капли внимания на Артёма, сидевшего рядом с ней, он сказал ей:
  - Ты должна заботиться о своём здоровье, мила, - он встал перед ней на одно колено и нежно взял её ладонь, - будет очень печально, если с тобой что-то случится...
   - Я... - Артём взглянул на Леру. Будучи в этом отношении полным дилетантом, даже он смог заметить, что Лера от такого джентльменского, хоть и весьма неискреннего, обращения с ней не в восторге. Это было видно по её лицу. Артёму в голову забрела мысль, что, возможно, именно эта встреча и была причиной того, что всегда весёлая и жизнерадостная Лера не улыбалась и нервничала последние минуты. - Я, обследовалась у врача недавно. Он сказал, что никаких патологий нет, я полностью здорова.
  - Душенька, неужели ты обращалась к этому выжившему из ума старику? - он поднялся с колена, встав в полный рост; плавно, с какой-то аристократической грацией приблизил к Лере руку и подгадил тыльной стороной ладони по волосам. - Как ты можешь быть так беспечна, милочка? Я настаиваю на том, чтобы ты зашла ко мне сегодня вечером. Я бы хотел осмотреть тебя сам и убедиться, что ты здорова. - Его рука скользнула вниз, погладила её по щеке, потом по шее, по плечу, по ключице. Лера же закрыла глаза и впилась пальцами в диван, чуть ли не дырявя обшивку. Казалось, ещё секунда, и она порвёт Фобетора на тысячу Фобеторчиков поменьше. Когда он, перейдя все рамки приличия, стал опускать руку ещё ниже, Лера прошипела сквозь зубы:
  - Если вы настаиваете.
  Фобетор отстранился от неё, и спустя секунду ответил:
  - Буду просто счастлив, душенька.
  Он вернулся за стол и продолжил писать. Не смотря ни на Артёма, ни на Леру, он сказал в пустоту:
  - Душенька, ты пришла ко мне по какому-то делу, я вижу?
  - Это так, - строго отвечала Лера. Артём всё ещё мог наблюдать, как её ногти чуть ли ни ломаются под силой, с которой она сжимает кулаки. - Я... сделала то, о чём вы меня просили.
  - В самом деле?
  - Да.
  - Только не говори мне, что этот молодой человек, сидящий рядом с тобой, и есть то, о чём я просил?
  - Это... - она перевела взгляд на Артёма, - Это он.
  Фобетор отложил ручку, которой писал, и поднял взгляд на оного.
  - ...Ранимый, чувствительный к средовым воздействиям, эгоцентричен, безответственен, инертен... Неустойчивая психика.
  - Он решителен и умён, быстро приспособляем и быстро обучаем, - парировала Лера.
  Фобетор вздохнул многозначительно. На его лице отразилась усталость.
  - В любом случае, в нашем положении мы лишены привилегии выбора.
  Жестом он подозвал к себе Артёма, слушающего весь этот диалог с лёгкой ошалелостью. Единственное что он понял, это то, что Фобетор шишка, по сравнению с Лерой, а ещё то, что он её периодически домогается. От этой мысли ему даже немного противно стало: не очень-то в его голове Лерина детская наивность уживалась с половым актом. Хотя, о чём это он? Взрослые люди же. Да и Лера оказалась не такой уж наивной маленькой девочкой. А ещё он понял, что ему, по всей видимости, здесь не очень-то рады. В какой-то момент он даже стал благодарить судьбу за то, что его послали лесом, но нет, видимо ему предстоит задержаться здесь на какое-то время. Он подошел к столу, отодвинул один из стульев и сел. Что ж, обращаться "Фобетор", не грубить, не хамить, не дерзить, тряпкой не быть, не юродствовать, не шутить, говорить только правду. Не так уж сложно. На первый взгляд, по крайней мере.
  _________
  Оле Лукойе - литературный персонаж Ханса Кристиана Андерсена, основанный на народных сказках. Сказка рассказывает о таинственном мистическом существе наподобие Песочного человека, который показывает детям сны. Некоторые элементы в истории об Оле Лукойе напоминают также о Морфее, греческом боге сна: например, Оле, как и Морфей, использует для усыпления детей специальную снотворную жидкость (у Оле это сладкое молоко).
  Фобетор - сын Гипноса и один из ониров (божеств сна). Брат Морфея.
  
  
  Глава четвёртая. Над облаками нет дождей.
  Ученица седьмого класса средней школы номер шесть Олеся Совенко лежала в гостиной на диване и смотрела телевизор. Энимал плэнет. Рассказывали о гепардах. Оказывается, что гепардов относят к отдельному роду, состоящему только лишь из одного вида. А ещё, в отличие от большинства кошачьих, у них невтяжные когти. Не знал, запомню... О чём это я?..
  Унылый голос диктора нагонял дрёму, да и этот выпуск Олеся уже видела, так что смотрела она его в полглаза, попутно ковыряясь в мобиле. О ужасах той ночи она старалась не вспоминать, хотя поначалу это не очень-то удавалось. Даже днём, выходя на улицу, в каждом прохожем-парне она видела потенциального маньяка, и старалась обходить стороной. Ни тёте, ни друзьям, ни родителям она ничего не рассказала: всё-таки это довольно тяжело. Но чего-чего, а оптимизма ей было не занимать. Неприятные мысли она прогнала, и жизнь её очень скоро вернулась в прежнее динамичное русло. Разве что иногда по ночам снились кошмары, но со временем их становилось всё меньше.
  Раздался телефонный звонок. Олеся от неожиданности вздрогнула: в пустой квартире звук телефонной полифонии, Токката и Фуга Баха, прозвучал довольно зловеще. Сколько раз она уже хотела её заменить, но руки так и не дошли. Убавив громкость телевизора, Олеся подошла к телефону и сняла трубку.
  - Алё?
  - Ало, здравствуйте. Олеся дома? - ответила ей трубка.
  - Я слушаю.
  - Вас беспокоят из фирмы "Тёмный рыцарь на белом коне". Наш сотрудник пару дней назад имел неосторожность не узнать ваш домашний телефонный номер. Приносим извинения за задержку...
  - Артём, это ты? - удивлённо произнесла она. Голос сразу показался ей знакомым, а при упоминании о "рыцаре" все сомнения развеялись сами собой.
  - Я конечно, - ответил Артём и засмеялся. - Привет.
  - Привет! - Олеся меньше всего ожидала услышать его, но, тем не менее, описать её восторг словами мне трудно. В голове мгновенно пронесся вихрь мыслей, состоящий из "как он узнал мой номер", "зачем, интересно, он звонит?", "неужели, неужели!.." и прочих радостных вопросов. Честно говоря, в надежде встретиться с ним, давеча она расспрашивала своих знакомых о неком парне Артёме с кипишной прической. Некоторые его опознали, но ни адреса, ни телефона узнать так и не удалось (ещё бы, Артём всегда был очень скрытным, и конфиденциальную информацию направо-налево не разбазаривал), и эта его загадочность только усиливало её любопытство.
  - Рад тебя слышать.
  - Я тоже! А как... Откуда у тебя мой номер?
  - Ну-у-у... Пришлось кое-кому позвонить, кое-кого подкупить, кое-кому угрожать, - иронично ответил он, - но в итоге я его достал... Три-восемнадцать-семьдесят.
  Олеся засмеялась.
  - Просто я в школе на хорошем счету, - продолжил Артём, - учителя подсказали.
  - В школе? То есть...
  - Я тоже учусь в шестой. Ну, то есть учился. Скоро выпускаюсь.
  Сейчас Олеся стала припоминать: да, действительно, ходил по школе такой длинный-несуразный-молчаливый, только выглядел он совсем по-другому.
  - Точно, вспомнила! Ты... ну тогда ты был совсем не как в школе, прям два разных человека.
  - Да? Хм, значит надо поступать в театральный, - отшутился он.
  - Лучше в КНБ. Будешь людей спасать и бандитов ловить.
  - Да ну, брось ты. Зачем мне этот рассадник коррупции? Я к своей совести пока ещё прислушиваюсь. Кстати о бандитах: как ты?
  Олеся сперва даже не поняла вопроса: выбитая из колеи неожиданным звонком Артёма она забыла, при каких обстоятельствах произошло их знакомство.
  - Со мной всё хорошо. Просто отлично. Спасибо тебе ещё раз.
  - Бэтмен всегда на чеку... - театрально произнёс он, и добавил уже без этого пафоса, - Слушай, Олесь, я терпеть не могу телефонные разговоры. Давай встретимся. Сегодня ты свободна?
  - Сегодня? Я... да. Давай в восемь.
  - Отлично. Тогда, в восемь буду ждать у твоего подъезда.
  - А откуда ты...? - начала Олеся, но Артём перебил её:
  - Бэтмен всё знает... Я же тебя провожал, забыла?
  - А, точно...
  - К восьми буду. До встречи.
  - Пока.
  ...
  По мне, нет ничего лучше прогулки по утреннему городу, когда солнце только чуть взошло, и освещает пока что только крыши самых высоких домов, окружающий мир весь окрашен в светло-сизый, воздух всё ещё по ночному свежий и прохладный. Вечерний город не был так красив, как утренний, не отличался ни такой же безлюдностью, ни свежим воздухом, ни лёгким утренним светом. Наоборот, было многолюдно, жарко, и вообще не очень комфортно. Воздух за весь день просто раскалялся, а солнце и не думало садиться.
  Олеся медленно спускалась по подъезду, вертя в голове кучу разных мыслей, и немного волновалась. Причиной тому было та самая скверная ситуация, способная ломать головы мудрецам и спутывать карты стратегам, давящая на психику и способная вызывать настоящую панику и истерику - неопределённость. Артём - что он о ней думает, что ей стоит думать о нём? Кто они друг другу, друзья, вышедшие на прогулку, пара на первом свидании, или вообще, Лион и Матильда*? Чем больше она об этом думала, тем больше понимала, что не понимает, и тем больше волновалась и пугалась. Но всё равно, даже глядя оной неопределённости в глаза, Олеся сохранила какое-то подобие хладнокровия (если не считать навязчивой идеи отменить встречу, то и дело забегавшей к ней в мозг). Аплодирую стоя. Браво.
  Спустившись вниз по лестнице и выйдя из подъезда, она увидела скучавшего на лавочке Артёма и направилась к нему. Артём же, наоборот, сначала не узнал её. Она была слишком непохожа на ту заплаканную девчушку, которой она впервые предстала перед ним. У неё была очень красивая фигура: стройная, невысокая, с плавным переходом с груди на талию и с талии на бёдра. Лёгкое светлое платье очень выгодно подчеркивало изгиб её "гитары", обнажало плечи и стройные ноги, но при этом не открывало ничего лишнего; босоножки на высокой платформе делали её выше; кудри свободно ложились на лечи, придавая особого шарму. И хотя присутствовали и некоторые детские черты, такие, как например, маленькая грудь, плоская попа и немного выступающий детский животик, они очень красиво вписывались в её образ, добавляя ему нежности и непорочности. Когда она подошла к нему ближе, он смог разглядеть её лицо: светлое, милое, с правильными чертами, без острых углов, но и без лишней мягкости. Особенно в глаза бросились её необыкновенно выразительные брови - тёмные, тонкие, густые. В прошлый раз Олеся всё время прятала лицо под волосами, и поэтому Артём не мог в полной мере оценить её красоту. Прекрасно дополнял образ ненавязчивый сладкий запах духов.
  - Привет, - произнесла Олеся, подойдя.
  - Привет, - ответил ей Артём, немного растерявшись. - Тебя прям не узнать. Классно выглядишь, - не удержавшись от комплимента, продолжил он. Искреннего, надо сказать, комплимента.
  - Спасибо, - ответила Олеся и в смущении наклонила голову к плечу. - Классная футболка, - ответила она ему в тон и захихикала.
  Футболка? - подумал Артём. Так как встреча, по сути, была полным экспромтом, он не уделил должного внимания ни ей, ни своему внешнему виду, и одел что под руку попалось. На футболке был нарисован подозрительно похожий на него кудрявый парень с треугольным ртом, держащий в одной руке какое-то подобие эбонитовой палочки, а в другой кусок ткани, и надпись: "Главное, чтобы не эбонуло...", и ниже мелкими буквами "гениальному физику от тупых гуманитариев".
  - А, это... На выпускной одноклассники подарили.
  Олеся снова хихикнула.
  - Лучше с ошибками писать, чем считать, - сказала она улыбаясь. - Физмат рулит!
  Вот таким вот макаром безвкусие Артёма в выборе одежды помогло начать разговор. Начали, как вы поняли, с учёбы и школьной жизни, потом перешли к науке, искусству, философии, и даже чуть было не затронули политику. Говорили о всякой чепухе: об окружающем мире, музыке, фильмах, сердечкообразных формах облаков, свете окон, о аморфной природе стекла, высвобождении энергии атома с помощью медленных нейтронов, возможностях нарушения законов математики и физики, о жизни после смерти и до неё. Разговор был лёгким и ненавязчивым, тёк плавно и размеренно, петляя от темы к теме, переплетаясь и свиваясь в узор, доставляя удовольствие обоим собеседникам. Олеся оказалась очень образованной - призёром областных олимпиад по математике, неглупой, просто хорошим собеседником, и что более всего ласкало чувство прекрасного Артёма, нравственной. Я имею в виду, что она не пила, не курила, по барам не шлялась, по ночам дома спала. Вам может показаться, что в этом нет ничего удивительного (и я только рад, если вам так кажется), но поверьте мне, далеко не все пятнадцатилетние девочки могут похвастать этим. По крайней мере, в Лисаковске. Это просто неприлично, если девушка не пьёт, и совсем уж дико, если возвращается домой до комендантского часа. Я не знаю, как в других городах, но у нас так. К сожаленью.
  Олеся тоже отметила про себя, что Артём был весьма интересным человеком; с ним она чувствовала себя защищённой, вёл он себя весьма галантно, умел вести разговор: не задавал неловких вопросов, отвечал честно, пошлых шуток не рассказывал, не умничал, но и балбесом не был, разбирался во многих вещах, а про те, в которых не разбирался, слушал внимательно, не перебивая. С каждой проведённой вместе с ним минутой, росла её симпатия к нему, но вместе с ней, росла и неопределённость. Люди любят прокручивать в голове разные сцены, и отыгрывать разные роли в этих сценах. Так и Олеся, готовясь к встрече, продумывала разные варианты развития событий. Их было много и они были разные, начиная с романтических милых, в которых шажок за шажочком Артём двигался к ней навстречу, и заканчивая решительными и быстрыми. Но хотелось как лучше, а получилось как всегда. Да, Артём слушал её, слушал внимательно, где надо был уступчив, где надо проявлял твёрдость, но это было совсем не то. Не то что решительных шагов, даже попыток сделать эти шаги в её сторону Артём не предпринимал. Ни дружеского объятья, ни случайных неловких прикосновений (специальных, кстати, тоже), ни за ручку не возьмёт, ни даже взгляд игривый не бросит. Более того, половину её знаков внимания он пропускал мимо. Впрочем, иногда он делал ей комплименты, но всё равно, некоторая холодность чувствовалась в каждом его слове, в каждом действии, как будто он проводит время не с красивой девушкой, а с ребёнком. Это было неприятно, но больше непонятно. Он был слишком загадочен. И это вызывало всё больший интерес к нему.
  Через два часа солнце начало клониться к закату, крыши домов прямо на глазах окрашивались в багрянец, а с востока на город надвигались чёрные тучи.
  - ... именно поэтому я считаю адронный коллайдер глупой затеей, - Олеся увлечённо приводила свои доводы к спору о вреде и пользе исследований разогнанных заряженных частиц.
  - А по-моему, очень хорошая идея. Если есть возможность изучить какие-то явления, то почему бы и нет?
  - Наверняка ничего путного не придумают. Разве что бомбу какую.
  - Или электростанцию. Хотя да, ты права. Сначала бомбу.
  - Я тебе о том и говорю. Не лучше ли сначала научиться пользоваться энергией солнца, ветра или воды. Зачем изобретать велосипед?..
  - Лень - двигатель прогресса. Кстати о солнце... - Артём остановился и задумался на секунду. - Слушай, у меня есть одна идея... Тебе должно понравиться.
  - Что за идея?
  - Пойдём, сама увидишь, - с заговорческим видом произнёс он.
  - Не пойду. - Олеся решила свредничать. Вот уж не знаю, зачем. Должно быть. Это один из девчачьих способов привлечения внимания, или что-то вроде того.
  - Почему?
  - Не пойду и всё, - сказала она и захихикала, а затем сложила руки на груди, показывая твёрдость своего намерения не идти.
  - Ну что ты как маленькая, ей богу. Пойдём, там ничего такого. - Ни один аргумент не может убедить упёршуюся женщину. А Олеся как раз была, хоть и маленькой, но женщиной. Она шутливо показала ему язык и демонстративно отвернулась.
  - Ох, видит бог, ты не оставила мне выбора, - услышав столь неоднозначную реплику, Олеся хотела обернуться, но не успела: Артём подхватил её одной рукой под колени, сбивая с ног, а второй придержал за спину, усадив её, таким макаром, к себе на руки. Она пропищала что-то невразумительное и стала брыкаться, хотя скорей для виду. Хоть это и было неожиданно, но не было неприятно.
  - Не шуми, народ сбежится, - хихикнул Артём, и понёс свою протеже к месту предполагаемого сюрприза.
  - Опусти меня вниз, - продолжала пищать Олеся.
  - Не-а.
  - Ну в самом деле, хватит уже.
  - Со мной пойдёшь? - широко улыбаясь, спросил Артём.
  - Пойду-пойду, отпусти.
  Артём аккуратно опустил её на землю. Чувствовать под ногами опору это конечно хорошо, но на ручках приятней.
  Минут через пять они пришли к подъезду одной из девятиэтажек, которая, кстати, была совсем рядом с домом Олеси.
  - Почти пришли, - сказал Артём, и стал набирать номер на домофоне.
  - Да. - Ответил ему домофон.
  - Тох, здорова, открывайся.
  Дверь запикала, Артём открыл её и, как бы приглашая Олесю вперёд, указал на проём.
  - Ты здесь живёшь? - спросила она, войдя в подъезд.
  - Здесь живёт мой двоюродный брат, но идём мы не к нему.
  - А к кому?
  - ... Мне надо кое-что забрать у брата, чтобы сюрприз получился. Это ненадолго.
  Они поднялись на лифте на четвёртый этаж. Артём попросил Олесю подождать пять минут, а сам вошел в одну из квартир на площадке. К брату, как она поняла. Ровно через пять минут он вернулся с большим пакетом в руке. Но войдя в лифт, Артём вместо первого, как рассчитывала Олеся, отправил лифт на восьмой - последний этаж, до которого ходит лифт: на девятом только движущие механизмы.
  - А теперь куда? - спросила она.
  - Увидишь.
  Лифт остановился и скрипнул сворками.
  - Так куда мы идём?
  - Мы уже почти пришли. Сейчас увидишь. Главное успеть...
  Поднявшись на девятый, Олеся увидела другую лестницу, более крутую и узкую, и не бетонную, как подъездная, а железную. Артём остановился, и показав на неё рукой, обратился к своей протеже:
  - Теперь понятно, куда мы идём? - он лукаво улыбнулся и стал подниматься. Олеся не ответила: и так было понятно: на крышу. Однако она не могла понять - зачем? Наверное, некоторые из читателей поднимались на Останкинскую Башню, на Эйфелеву Башню в Париже, на Эмпайр-стейт-билдинг, кто-то, может быть, работает в офисе в небоскрёбе на сто сорок каком-то этаже, но бьюсь об заклад, что почти никто не встречал закат на крыше простой Лисаковской девятиэтажки.
  Поднявшись наверх, Олеся буквально обомлела: солнце нежно алого цвета уже почти что касалось линии горизонта, придавая небу вокруг себя красного. Отсюда можно было наблюдать всю красоту города, всю его "масштабность", и даже всю его эволюцию. По мере строительства новых микрорайонов, дома приобретали более округлые формы; выпирающие балконы хрущевок исчезали, появлялись влитые в дом лоджии; менялись даже цвета города - от серого и коричневого до ярких радужных цветов. Всё это многообразие завораживало. В этот миг Олеся почувствовала, насколько всё-таки величественен и грациозен город, который кустанайцы презрительно называли Лисаковкой. Каждый микрорайон, каждый дом, каждый угол имел свою историю, свои тайны. Конечно, здесь не гуляли ни Пушкин, ни Лермонтов, но здесь гуляли её мать, её отец, её деды и бабки. Здесь гуляла и она - по этим самым тротуарам и улицам, которые с высоты казались небольшими серыми полосочками. Это её город. Это наш город.
  Артём стоял рядом, не говоря ни слова.
  - Как красиво... - полушепотом произнесла Олеся.
  - Это самое красивое место. Меня с ним многое связывает... - ответил он ей в полголоса. - Подойди ближе.
  - Я боюсь, - ответила она, не отрывая глаз от удивительного пейзажа вечернего города. (Правда, это надо видеть).
  - Не бойся, - Артём взял её за руку и легонько сжал её ладонь. - Я тебя держу.
  Скат крыши, как у большинства домов улучшенной планировки, был не наружу, а внутрь, почти что горизонтальный, (то есть, дождевая вода не текла с крыши на головы людям, а текла в водосток посередине и по трубам спускалась вниз, к основанию дома), а по краям были влитые в бетон стальные перила, поэтому находиться здесь было вполне безопасно. Олеся не спеша подошла к краю крыши, опёрлась руками на перила. Поначалу голова закружилась, но когда это прошло, она посмотрела вниз: люди с высоты десятого этажа были похожи на игрушечных солдатиков, высокие тридцатилетние тополя казались небольшими деревцами, а машины - про них вообще молчу.
  - По-настоящему красиво здесь становится после наступления темноты, - сказал Артём. - Когда всё это, - он обвёл пальцем город, - загорается... Становится очень красиво...
  - Это просто изумительно... Ты умеешь удивлять, - прошептала Олеся.
  - Это ещё не весь сюрприз.
  Артём отстранился от неё и вернулся к забытому пакету. Оттуда он достал какое-то покрывало, тёплый мягкий плед, переносной термос, пару фарфоровых кружек и пакет с какими-то пряниками, или печеньками.
  - Не ресторан пять звёзд, но на пикничок на природе потянет, - хохотнул он, и стал расстилать покрывало.
  - Это..? - Олеся хотела спросить что-то, но Артём ответил ей раньше:
  - Ты когда про солнце сказала, тогда мне эта мысль в голову и пришла. Пока шли - я её немного доразвил, и - вуоля.
  - А это всё... - она показала рукой на импровизированный пикничок, - ты у брата взял?
  - Ну, он сначала не хотел давать. - Артём сел на расстеленное покрывало, и, щелкнув крышкой термоса, стал разливать ароматный напиток в кружки, - Но в конце концов я его уломал, - он указал рукой рядом с собой. Олеся села и приняла из его рук кружку с тёплым сладким кофе с молоком.
  Жара спала, отдав власть нежной вечерней прохладе. Они разговаривали, перешучивались, наблюдали за миров внизу, гуляли по неровной поверхности крыши, и постепенно беседа перетекла из светской в романтическую. То, что Артём скрывал в себе до этого момента, те несказанные комплименты, те несделанные прикосновения, взгляды - всё это открылось перед ней сейчас. И это не было пошло, это было мило. Она чувствовала, что когда он говорит, насколько она красива, или насколько ему приятно проводить с ней время, он говорит искренне. И так это и было. Врать в такой момент было бы просто неуместно и некрасиво. И да, чёрт возьми, это действительно лучшее место для романтического вечера. Открытое небо над головой, тёплый ветер в волосах, тишина, а главное - полное отстранение от остального мира. В такие моменты чувства полностью застилают собой мысли. В такие моменты не хочется оглядываться на прошлое и думать о будущем. В такие моменты существует лишь один миг - настоящее. И оно прекрасно. В такие моменты существуют лишь двое. Они были вдвоём - только вдвоём. Других просто не существовало. Весь мир сейчас сжался до размера бетонной крыши со стальной оградой перил, и в этом мире не было места никому, кроме них. Олеся не могла поверить, что буквально вчера ничего этого для неё не существовало. Казалось, что здесь, на этой серой платформе, для неё началась новая жизнь. Ещё вчера она не знала об Артёме ничего, а сегодня чувствовала, будто знала его всегда. Он был для неё как раскрытая книга. И она не боялась раскрыть себя ему. Но это была не просто страсть, не влечение - это было доверие. Так странно, ведь в начале вечера он показался ей таким загадочным.
  Между тем становилось темнее, зажглись фонари и гирлянды, а тучи подбирались всё ближе. Дождь пошел в самый неподходящий момент, когда укрывшись, якобы, от холода, наша парочка укуталась в плед, когда в воздухе стали летать бабочки, а по коже бегать мурашки. Открытое небо это прекрасно, но блин, отсутствие крыши сыграло с ними злую шутку. Пришлось сворачиваться. Экспромт, мать его.
  В полную силу дождь лупанул уже тогда, когда до дома Олеси оставалось метров двести. Назад возвращаться было уже поздно, а вперёди ещё немалое расстояние. Кое-как добежав под проливным до подъезда, наша парочка укрылась под козырьком. Лампочка, висевшая над дверью, тускло светилась, вырывая из мрака лишь очертания.
  - Вовремя ушли. Ещё бы чуть-чуть, и совсем... - думал вслух Артём, смотря на промокшую до нитки Олесю. Её платье промокло сразу, как только на него попали первые капли, а светлые кудри прилипли к голове. - Извини, что так вышло.
  - Де нет, всё было очень здорово, - Олеся улыбнулась и на шаг приблизилась к нему.
  - Я рад, что тебе понравилось. Надеюсь, в следующий раз погода будет получше.
  - Я тоже... - томно произнесла Олеся и сделала ещё шаг, оказавшись практически вплотную к нему.
  Её нежный контур лица, мягкий, слегка заострённый подбородок, нежно розовые губы, ямочки на щеках, глаза цвета изумруда, тонкие дуги бровей - они манили его. Манили своей живостью, своей нежностью. В её глазах он увидел весь спектр эмоций, какой только можно представить - и нежную истому, и пламя страсти, и тёплое дружеское чувство. Он медленно поднёс руку к её лицу и легонько провёл ногтем по брови. Олеся закрыла глаза. С её молчаливого согласия он продолжил: провёл пальцем за ушком, нежно погладил мочку, спустился к шее. Придерживая её за плечи, он наклонился и коснулся её губ своими.
  Олеся стояла не шевелясь. Что это? Это то, чего она хотела? Он поцеловал её? Он увидел в ней женщину? И он, что, её мужчина? Или... К чёрту всё. Она встала на цыпочки, обвила его шею руками и поцеловала в ответ. Со всеми формальностями они разберутся потом. Предпочитать мысли чувствам в такой момент - это как во время секса думать о небелёном потолке. Они одни. Они едины. А большего сейчас и не надо. И только дождь шумит где-то за пределами их мира.
  Это сладкое мгновенье длилось несколько секунд, после чего Артём немного отстранился от неё и прошептал:
  - Господи, ты вся дрожишь.
  - ...Прохладно. - Ответила Олеся. На самом деле, дождь был тёплый, и дрожала она не от холода.
  - Тебе нужно домой: будет обидно, если ты заболеешь.
  Олеся вопросительно посмотрела на него, а Артём снова наклонился к ней и сказал на ушко:
  - Иди. Мы скоро увидимся.
  - Хорошо... - не выпуская его из своих объятий, она сделала шаг назад и набрала на домофоне номер квартиры. Спустя мгновенье женский голос спросил, кто там, и дверь отперлась.
  - Пока... - Артём погладил её по волосам.
  - Пока... - ответила Олеся. Отпустив его шею, она отошла ещё на шаг и уже почти что скрылась за железной подъездной дверью, когда Артём рывком притянул её в свои объятья. Только двое...
  Артём на самом деле не очень любил тратить время на девушек. Я до сих пор не понял до конца, почему. С его слов, это была пустая трата времени. Поскольку дольше месяца с ним ни одна девушка не выдерживала, да и он, по большей части, не стремился удержать их, все его "любовные приключения" были скоротечными и быстро себя изживали. Хотя по-моему, ему было просто лень тратить силы на завоевание расположения потенциальной пассии (даже при условии, что в большинстве случаев его шансы были выше среднего). Он всегда так отмазывался: "Есть - хорошо, нету - ещё лучше". О чём это я... А, так вот, про Олесю. В случае с Олесей всё было совсем иначе, хотя бы потому, что изначально он не рассматривал её как девушку, скорее как девочку. Девочку в прямом смысле. Приглашая её сегодня на прогулку, а планировалось это именно как просто прогулка, он рассчитывал просто поговорить с ней, убедиться, что с ней всё хорошо, может быть завести приятельские отношения. Но потом что-то изменилось, но что? Что заставило его так сильно в ней увязнуть? Милая внешность? Да нет, Артём никогда не уделял ей большого внимания. Приятные беседы? Возможно, но вряд ли. Её взбалмошный живой нрав? Да, забавная она. И умная. Да, всё это хорошо, но было что-то ещё...
  После того самого случая несколько дней назад Артём стал чувствовать какую-то ответственность за неё. Возможно это потому, что это был первый раз, когда он сделал что-то настолько... глупое... и героическое, и роль одинокого рыцаря-защитника пришлась ему по душе. Может потому, что испуганный вид Олеси оставил на нём неизгладимое впечатление. А может и не стоит искать причин. После их первой встречи, хотя их знакомство было недолгим, он стал замечать, что всё чаще думает об Олесе, в самых разных вариациях. И даже сейчас, стоя под козырьком и смотря на покрытую частой рябью лужу, он думал о ней: с одной стороны, эта забавная маленькая девчушка с милым личиком пробуждала в нём заложенный природой отцовский инстинкт, желание оберегать и заботиться о ней; с другой, горячее желание вызывали в нём её игривый взгляд, мягкая кожа, плавные аккуратные изгибы; к тому же, за эти несколько часов, проведённых вместе, он стал испытывать к ней чувство, которое очень редко испытывал до этого: она стала ему другом.
  Но не все его мысли были такими радужными: несмотря на то, что Олеся была, возможно, тем идеалом, встретить который он уже и не рассчитывал, его мучил вопрос - имеет ли он право быть с ней? Правильно ли всё это? Он понимал, что они не смогут быть вместе долго: скоро ему придётся подавать документы в вузы, а в сентябре, скорее всего, уехать на учёбу; мучить себя и девочку расставанием - это подло. Она этого не заслуживает, она не его игрушка. Кто угодно, но только не она. А поцелуй... поцелуй можно списать не эмоции, романтичность момента и на прочее. Возможно, стоит порубить всё на корню, пока всё это не вылилось во что-то большее... Забавно: стоит, рассуждает, как бы не причинить девочке боль, а сам вынашивает план, который, возможно, сделает ей ещё больнее. К чёрту всё. Его голова сейчас слишком сильно затуманена мыслями о той милой маленькой девчушке со светлыми волосами и выразительными бровями, чтобы решить что-то верно. Пусть будет как будет.
  А дождь и не думал затихать. Капли падали с такой частотой, что отдельные удары были неразличимы, и весь звук сливался в одно сплошное шипение. "Теперь главное в лужу какую не влезть", - подумал Артём, и побежал домой.
  _________
  Леон - культовый фильм французского режиссёра Люка Бессона 1994 года.
  
  Глава пятая. Что естественно, то безобразно.
  Артём подошел к столу, отодвинул один из стульев и сел. Фобетор открыл ящик стола, убрал туда ручку и бумаги, потом встал, подошел к стенному шкафу с папками и взял одну из них. Мельком пролистав, он поставил её на место и вернулся за стол.
  - Сельский Артём Владимирович, тысяча девятьсот девяносто третий год, двадцать третье декабря, город Лисаковск. Всё верно? - нейтрально начал он.
  - Всё верно, - ответил Артём, и подумал про себя, - "Справки навели. Плохо".
  - Артём Владимирович... или можно просто Артём?
  - Лучше Артём и на "ты".
  Фобетор кивнул.
  - Не хочешь ли выпить?
  - Я, пожалуй, откажусь...
  Фобетор как-то странно улыбнулся и сказал Лере:
  - Валерия, душа моя, не могла бы ты принести вина из моих запасов? Нет, не того, а другое, особое. И сдобри пряностями, будь добра.
  Лера молча встала и вышла вон, а он встал из-за стола и подошел к окну.
  - Ты, должно быть, чувствуешь себя Алисой, падающей в кроличью нору? - загадочно произнёс Фобетор, не поворачивая на Артёма головы и смотря на ночной горный пейзаж (хотя куда там - дождь ведь).
  - Скорее, Нео, пришедшим к Морфеусу за ответом, - ответил он, и услышал в воспоминаниях голос Леры - "Не юродствовать".
  - Я рад, что ты сумел сохранить чувство юмора в такой ситуации. Тебе, должно быть, страшно?
  - Да, - ответил он и подумал про себя, - "А ещё ничего непонятно".
  - Это хорошо. Я рад, что ты воспринимаешь Нас всерьёз, но уверяю тебя, до тех пор, пока ты соблюдаешь правила приличия, в этом доме тебе ничего не угрожает.
  - Это... обнадёживает.
  - Тебя наверняка сейчас больше всего волнует, зачем ты здесь?
  - Да. Лера, к сожалению, ничего не рассказала мне.
  - Это не входит в её полномочия. Впрочем, я могу приоткрыть тебе завесу тайны. Скажи мне, Артём, ты счастлив? - такого вопроса Артём совсем не ожила услышать и немного растерялся. Фобетор вернулся за стол и уселся по-начальнически в своё кресло.
  - Что... простите, что вы имеете в виду?
  - У тебя любящая семья, несколько верных друзей, ты молод и здоров, ты закончил школу, и перед тобой открываются новые горизонты. Я хочу узнать, всего ли тебе хватает в твоей жизни? Всё ли тебя устраивает?
  Артём задумался на секунду. Он хотел было сказать, что, да, но решил послушать Леру и ответил с предельной откровенностью.
  - Нет. Я благодарен судьбе за то, что у меня есть, но меня далеко не всё устраивает. Я хочу сказать, что...
  - Не ищи слов. Я понимаю тебя. Прошу прощения, что заставил тебя наблюдать эту сцену, - он указал взглядом на Леру. - Я, понимаешь ли, питаю слабость к некоторым своим подчинённым... Не обижайся, если я буду слишком прям. Я понимаю тебя: твоё завышенное чувство собственной важности заставляет тебя думать, что ты достоин другой судьбы, что на твоих плечах судьба всего человечества, что ты должен изменить мир. Но твоя безынициативность и пессимизм не дают тебе даже сделать шаг навстречу к этому. И ты не можешь ничего с этим поделать. И не сможешь. По крайней мере, сейчас. А возможно, не сможешь уже никогда. У тебя просто не хватит сил.
  Слова Фобетора задевали, но Артём не подал виду.
  - Именно так. Я бы хотел, чтобы мир стал лучше. Но я даже не знаю, с чего начать, - ответил он нейтрально.
  - Ведь ты здесь как раз для этого?
  - Да.
  Фобетор еле заметно улыбнулся.
  - Ты когда-нибудь имел возможность наблюдать за саранчой, во время их миграций?
  - Нет, ни разу.
  - Хм, правда? Странно. На самом деле, я думаю, ты мог наблюдать это, просто не понял, что это именно оно: когда огромный рой этих насекомых, треща крыльями летит со скоростью тридцать три километра в час, съедая всё на своём пути... Когда саранча имеет в достатке пищу, она не опасна, и она находится в так называемой одиночной фазе. Однако, когда пищи начинает не хватать, то одиночная фаза сменяется другой, стадной фазой. Как раз эти особи и наносят основной вред...
  - Я не понимаю, к чему вы... - Артёму на мгновенье показалось, что версия с сектой была самой правдоподобной.
  - Дослушай. В стадной фазе саранча способна преодолевать значительные расстояния в поисках пищи, и есть всё на своём пути, и даже, если возникает необходимость, прибегает к каннибализму. А знаешь, в чём ирония? В том, что человечество не так уж сильно и отличается от этой саранчи. Сколько бы ни было у него благ - ему нужно больше. Как часто ты мог наблюдать картину, когда одно "насекомое" поедает другое?
  Артём задумался. Его слова наталкивали на определённые мысли. Не самые весёлые. Очень не весёлые. В действительности, как часто мы можем видеть подобную картину? Чёрные риелторы, мошенники, грабители, власть, в конце концов - все они занимаются "финансовым каннибализмом". Сколько пенсионеров, ветеранов войны, и даже самых простых людей были обмануты, ограблены, убиты в конце концов, ради денег? Сколько гастарбайтеров, не от красивой жизни, заметим, за копейки вкалывает на стройках? Выгоду от этого, получает прежде всего "работодатель", который в данном случае и является "каннибалом". "Их сюда никто не звал" - скажете вы, но так ли это? Да, их не звал сюда никто, но, быть может, для них это единственный способ прокормить семью и детей. Те, кто помнят девяностые, кто пережили их, помнят, как было тогда: "Чтоб ни работы, ни дома, чтоб пузырьки да рюмашки..."*. Люди брались за любую работу, какую могли найти. А представьте, что там, у них, это ещё не кончилось. И может быть, уже и не кончится. И это тоже "каннибализм", когда власть рушит страну, только ради личной выгоды. Любой представитель власти, местной или республиканской, думает в первую очередь о своём кармане. Почему о полицейских сложился такой стереотип, что все они - взяточники, вымогатели и подставщики. Да потому, что так оно, по большей части, и есть. Люди готовы на любую подлость и низость, ради денег. А если эта подлость ещё и прикрывается законом - тогда уж грех её не совершить. Это сарказм, не подумайте. А сколько более мелких, бытовых "каннибалов" ходят мимо нас по улице, живут с нами в одном доме, или, может быть, даже читают сейчас эти строки. Сотни тысяч женщин выгрызают мозг своим любовникам, чтобы получить от них денег. Миллионы мужчин обманом принуждают женщин к близости (не деньги, но тоже неплохо). Сколько обычных людей просто гнобят друг друга, только ради того, чтобы почувствовать себя выше? И это было всегда. И это будет всегда, потому что это - человеческая натура. По природе своей люди - хищники, падальщики и каннибалы. Люди просто не могут не есть друг друга - мёртвых, живых, или призраков - память.
  - Много раз, - ответил Артём.
  - И что ты по этому поводу думаешь?
  - Это плохо... Нет, это просто отвратительно... Но, к сожалению, с этим ничего нельзя сделать.
  Фобетор снова улыбнулся, на этот раз почти до ушей.
  - Люди не равны с рождения. Кто-то красивый, кто-то богатый, кто-то хорошо поёт, а у кого-то большой нос. И это естественно. И конечно, естественно, что сильный поедает слабого - это естественный отбор, так ведь?
  Артём не отвечал. Да. Да! Это, черт возьми, естественно... почти. Или нет?
  - Так, - с горечью произнёс он. Трудно было описать его состояние на тот момент. Фобетор был прав: его ЧСВ заставляло его чувствовать ответственность перед всеми, и чем больше он его слушал, чем больше осмысливал, тем лучше понимал, насколько всё плохо.
  - Ты уверен? - переспросил Фобетор.
  - Да. Естественный отбор - двигатель эволюции. Конкуренция создаёт условия для развития и совершенствования. Выживают лишь самые сильные и приспособленные. Это знает любой школьник...
  - А ещё любой школьник знает, что естественный отбор помимо эволюции толкает вперёд и инволюцию. Ты наверняка слышал о таком страшном паразите, как бычий цепень? Это очень длинный плоский червь, живущий в кишечнике млекопитающих. Его жизнь даже существованием назвать сложно. У него нет органов чувств, нервная система атрофировалась почти что до уровня одноклеточных, органы пищеварения отсутствуют вообще. У кишечнополостных и то жизнь красочнее. Он не живёт - он просто пребывает: всё, чем он занимается - это высасывание соков из своего носителя. Ну и, конечно, размножение, чтобы этот увлекательный процесс высасывания не прекращался после его смерти. На таких цепней похожи люди: пребывают, пьют соки планеты, поедают, душат друг друга в борьбе за них... или же просто так. А знаешь, в чем ирония? Это - результат естественного отбора. Бычий цепень - результат естественного отбора. Насильник - результат естественного отбора. Мошенник - результат естественного отбора. Убийца - результат естественного отбора. Коррупция - результат естественного отбора.
  - К сожаленью...
  - Позволь мне рассказать тебе ещё кое-что. Было время, когда на земле существовало одно очень могущественное государство. В этом государстве, кстати, в одном из первых появилась демократия, технический и культурный уровень был выше, чем в большинстве других государств. В его территорию входили половина Европы и часть Африки, его армия имела самые передовые боевые машины, а ученые внесли огромный вклад в современную науку. Однако, в ходе естественного отбора, государство пало. В итоге: все знания, все технологии, все культурные достижения, политическая система, канули в лету. Философия, астрономия, юриспруденция, биология, физика и ряд других наук - в мусорку. В Европе на пятьсот лет наступили "тёмные века". Продлились они, почти без изменений, пятьсот лет. Упадок городов, появление феодализма, упадок культуры и религии, возвращение к язычеству. Потом, правда, в Европу вернули христианство, но ничего хорошего, кроме диктатуры церкви, охоты на ведьм и крестовых походов, это не принесло.
  Один из них, кстати, занятный был - детский. Дело так было: начался он с того, что в июне 1212 года в одной деревне близ Вандома, это центр Франции, явился мальчик пастух, по имени Стефан, который объявил, что он посланец Бога и призван стать предводителем и снова завоевать христианам Обетованную Землю. За ним тогда, со всей Европы, последовало примерно тридцать тысяч детей и подростков в возрасте от шести лет. В основном, конечно, мальчики, но были и девочки, и даже особо фанатичные взрослые присоединялись к этой идее. Многие умерли в дороге, а тех, кто достиг Марселя, два работорговца любезно согласились перевезти в Палестину. Они, как говорят, отплыли на семи кораблях, два из которых разбились, а пять остальных привели в Египет и продали там пилигримов как рабов.
  А ещё занятная вещь - охота на ведьм. Началась она, примерно, в четырнадцатом веке, с создания священной инквизиции. Но тогда она не имела широкого размаха, и в основном инквизиторы следили за "чистотой веры" и искали её противников, однако в 1484 году, когда была издана знаменитая "ведовская булла" Папы Иннокентия VIII - Summis desiderantes, дело обрело совсем другой формат. Именно с этого момента Святая инквизиция сосредоточила свое основное внимание не на чистоте христианской веры и соблюдении отдельных догматов, а на беспощадном искоренении "ведьм" и "колдовства". Через два года вышел и другой необычный документ - книга "Молот ведьм" Якоба Шпренгера и Генриха Инститориса, представлявшая собой пособие для инквизиторов по выявлению и допросу подозреваемых в колдовстве. Что интересно, обвинить в колдовстве в те времена было очень просто: для заключения под стражу в XV веке в Европе было достаточно доноса, дурной молвы, а то и личных подозрений инквизитора. К даче показаний против ведьм и колдунов привлекались свидетели всех сословий, преступники, и даже люди, лишенные прав. Всего лишь за 150 лет в Испании, Германии, Италии было сожжено более тридцати тысяч ведьм. Расправы поставили на поток. В городе Нейсс, например, для сжигания ведьм выстроили особую гигантскую печь, а на службе у инквизиции всегда находилось два десятка палачей, многие из которых своими деяниями вошли в историю. В Лотарингии в течение пятнадцати лет инквизитором Николаем Реми было сожжено девятьсот ведьм, а другой "ревнитель веры" - Фульде Бальтазар Фосса лично сжег семьсот человек. За короткое время в немецком Бамберге были казнены двадцать две девочки в возрасте от семи до десяти лет, подозреваемые в сговоре с "нечистым".
  А вот тебе ещё история: как-то раз из Африки в Евразию была привезена одна инфекция. Сначала по торговым путям в Китай, оттуда - в Монголию. В то время Монгольская Империя была сильнейшим государством в мире, и в ходе монгольских завоеваний, болезнь перекочевала и в Европу. По Европе она распространилась очень быстро. Европейская средневековая медицина знала лишь несколько универсальных "лекарств" - клизмы, рвотное, кровопускание, прижигание, хлорид ртути и, конечно, молитва. Весь этот набор "лекарственных средств", как легко догадаться, больше вредил излечению больных, чем помогал. И конечно же, распространению очень сильно помогло санитарное состояние средневековой Европы: узкие улицы были захламлены мусором, который выбрасывали на мостовую прямо из домов, помои выливались зачастую прямо из окон в прорытую вдоль улицы канаву. В ту же канаву стекала кровь из боен, и всё это затем оказывалось в ближайшей реке, из которой брали воду для питья и приготовления пищи. И, конечно же, бесчисленное множество крыс - основных переносчиков. Правительство и администрация, вместо того, чтобы хоть как-то бороться с этим, списали всё на "кару божью", хотя уже тогда было известно, что болезнь может распространяться воздушно-капельным путём, и нужно изолировать и сажать в карантин инфицированных. Тогда в общей сложности, по всей Евразии, умерло шестьдесят миллионов человек, или половина всего населения Европы. Спустя столетия болезнь окрестили "черной смертью".
  - Я не совсем понимаю, зачем вы это мне рассказываете.
  - Затем, что это и есть пресловутый естественный отбор. Великую империю - в руины. Науку - в печь. Медицину - в печь. Культуру - в печь. Несколько тысяч детей - в рабство. Тридцать тысяч человек - на костёр. Шестьдесят миллионов человек - в могилу. Скажи мне, после этого, ты всё ещё считаешь естественный отбор двигателем прогресса?
  Артём не знал, что ответить. Конечно, пересмотреть свои взгляды на мир он не успел бы, даже если бы пытался, но слова Фобетор звучали логично и складно.
  - Оставьте естественный отбор Дикой природе. Мыслящее существо не должно довольствоваться этим. Представь, что было бы, если бы кто-то остановил зачумлённый африканский караван, убрал с глаз долой Стефана, сжег первые экземпляры "ведовской буллы" и "Молота ведьм". Ничего из того, что я тебе рассказал, могло бы не произойти. Если ты можешь влиять на события, если ты можешь делать мир чище и лучше - делай это. Это принцип всей нашей организации.
  Фобетор снова подошел к окну. Артём взглянул на него исподлобья, и мысли снова вихрем понеслись по его голове: ФСБ? КТК? Политическая партия? Миротворческие силы? Политическая партия, занимающаяся миротворчеством?
  - Шея затекла что-то, - пожаловался Фобетор сам себе, - и погода испортилась... - Артём прислушался: дождь кончился. - Наша организация, как ты уже понял, занимается тем, что следит, чтобы человечество не пошло по неверному пути, - он отвернулся от окна и сел обратно за стол. - Миротворчество, разряжение политических напряженностей, закрытие ненужных научных проектов, вроде электронной бомбы, направление людей по культурному пути развития. Ты хотел знать, зачем ты здесь. Я скажу тебе: ты здесь для того, чтобы помочь нам вытащить мир из той могилы, которую он роет себе сам. Ежедневно, ежесекундно роет. Люди - каннибалы, которые сами себя уничтожат, рано или поздно. Вернее - они бы уже давно уничтожили бы себя, не будь нас. Валерия возлагает на тебя большие надежды, раз привела тебя сюда, - в этот самый момент в комнату вошла Лера, держа в руках поднос с двумя гранёными стаканами, наполненными темной парящей жидкостью.
  Артём полностью погрузился в свои мысли на несколько минут. На самом деле, он уже давно всё решил, просто слишком уж всё просто получалось: заступился за кошку, встретил готку, посюсюкал пару минут на лавочке, и всё - новоиспеченный агент ФСБ? Где-то же должен был быть подвох. Да и к тому же, кто он такой? Никто. Мимо проходил. Зачем он нужен этим загадочным "им"? Вино оказалось горячим, пряным и крепким, но приятным на вкус. Это был первый раз, когда Артём пробовал алкоголь, и он мгновенно ударил ему в голову. Приятное тепло растеклось по телу, и храбрости в душе прибавилось.
  - То есть, вы предотвращаете войны? - произнёс он после долгого молчания.
  - Не только, но в основном да. Разными методами: огнём и мечем, плащом и кинжалом, пером и словом. Мы делаем историю такой, какая она есть.
  - А как же тогда две мировые войны? - это первое, что пришло на ум Артёму.
  - Мы сильны, но не всесильны. Сараевское убийство было неожиданностью для всех, включая нас. После него мы уже были не в силах остановить цепную реакцию. Зато во Второй Мировой мы сыграли свою немалую роль. Напади Германия, как изначально и планировалось, на СССР на два года позже - она бы победила. Не напади Япония на США, СССР безусловно проиграл бы войну.
  - Но почему бы вам было просто не устранить Гитлера ещё до начала войны?
  - Ты имеешь в виду убить? На самом деле, попытки предпринимались, но после нескольких провалов, руководство решило отказаться от этой идеи. Да и к тому же, это вопрос не ко мне. Я всего лишь начальник отдела кадров.
  - А какую роль в "спасении мира", - Артём сделал акцент на этих словах, и снова почувствовал лёгкое сверление в спине, - буду играть я? Для чего я вам нужен?
  - Ты нам - не нужен. Мы нужны тебе, - отрезал Фобетор. Здесь он врал. Он сказал Лере до этого: "В нашем положении мы лишены привилегии выбора".
   - Я никогда не любил насилие, - с видом философа продолжил он, - терроризм, войны, это, знаете ли, детская агрессия. Если нужно изменить мир, изменить общество, нужны другие средства. К примеру СМИ. Отличная вещь, на мой взгляд. Природа одарила людей любопытством, и каждый день за завтраком, за обедом, они читают газеты, смотрят телевизор, ищут новости. Через СМИ человеку можно внушить всё. Я отвечу тебе, какую роль ты будешь играть. Для начала, ты должен будешь пройти обучение... "курс молодого шпиона", если можно так выразиться... и, соответственно, сдать финальные тесты. Потом, опираясь на их результаты, руководство будет решать, в какой отрасли ты принесёшь большую пользу, и в какой отдел тебя определить.
  - В какие например?
  - Сбор информации, связь с общественностью, устранение... Мне всё перечислить? - раздраженно рявкнул Фобетор.
  Больше вопросов Артём не задавал. Он колебался. Одна его половина, тот самый романтический юноша по имени Артёмка, говорил ему, что это - его судьба, что именно этого он ждал всю жизнь. Именно для этого он был рождён. Он чувствовал себя чуть ли не мессией, упиваясь этими идеями. Но старик в его голове, Артём Владимирович, твердил, что всё это - слишком опасно, даже через чур, и что Фобетор недоговаривает очень много. К тому же, помимо возможности влиять на судьбы людей, он получит и ответственность за их судьбы. Имея силу, можно сделать многое, но далеко не всё можно исправить.
  - Подумай о своей семье, Артём Владимирович. Вспомни: твой отец, выдающийся инженер, потерял перспективы из-за череды случайностей. Твоего старшего брата подставили ради повышения раскрываемости гнилые полицейские. Твою сестру чуть не завалили в институте, потому что она отказалась давать взятку. Её беременная подруга, которую так же хотели завалить, потеряла от нервного напряжения ребёнка... Подумай о своей новой знакомой, как её... Олеся, кажется...
  Фобетор был тонким психологом и невероятным садистом. Он беспощадно сыпал соль на раны. Артём мог слушать о том, как после развала Союза его отец потерял работу в ведущей лаборатории автоматизации производств; о том, как проходившего мимо брата обвинили в жестоком убийстве старика; о том, как его сестра сходила с ума последнюю неделю перед защитой, потому что доступ к библиотеке был закрыт (как и сказал Фобетор, чтобы вынудить студентов покупать дипломы); но об Олесе... Конечно, он не был с ней так близок, как со своим отцом, братом или сестрой, но он лично присутствовал при том ужасном событии. Он лично видел её расстёгнутые джинсы и смещённый лиф, он слышал её крики о помощи. И почти прошел мимо... Он прошел бы мимо, если бы не та черная кошка... Внезапно ему стало настолько косячно и стыдно перед ней, что он готов был просто взорваться.
  - В чём подвох? - прошипел он, наконец, после долгих размышлений.
  Фобетор захохотал в голос.
  - Ничего особенного на самом деле, - просмеявшись, продолжил он. - Подписка о неразглашении, пожизненная служба, и, конечно же, если понадобиться, суметь пожертвовать всем, ради общей цели.
  - Это ведь, опасно...
  - Как и сама жизнь.
  - Да уж... - к голосу Артёма Владимировича Артём всегда прислушивался охотней, но Артёмка был слишком настырен, и клонил чашу весов на себя, - Где мне расписаться? - с некоторым сарказмом произнёс он, за что снова был удостоен выстрела взглядом от Леры.
  Фобетор достал из стола спрятанные туда ранее бумаги и ручку и разложил перед Артёмом два листа А4. Первый - подписка о неразглашении, была написана ровным красивым почерком: "Я, Сельский Артём Владимирович, клянусь бла-бла-бла и понимаю всю ответственность на-на-на, готов понести наказание в случае ля-ля-ля...". Ничего особенного, помимо разве что того, что Артём лично присутствовал при написании Фобетором этой бумаги. Вдобавок, на ней красовалось его имя, сегодняшнее число (таки-да, ехали они, по всей видимости, меньше суток), и рядом стояла его роспись, в виде трёх заглавных букв с узором - "С", "А", "В". Артём удивлённо глянул на Фобетора, но тот лишь пожал плечами и сказал:
  - Не люблю печатный текст.
  Артём демонстративно поставил рядом вторую подпись.
  Вторая бумага - контракт. "Я, тот-то тот-то, находясь в здравом уме, согласен нести пожизненную службу в "Ордене Зелёного Дракона", - Артём обратил внимание на, на его взгляд, странное название для тайной мировой спецслужбы, - "отдаю себе отчёт ля-ля-ля-тополя". Подпись также стояла. И снова Артём поставил свою.
  - Зачем вы подделали мои росписи? - задал риторический вопрос Артём.
  Фобетор усмехнулся.
  - Просто дружеский жест.
   Артем не понял, что он хотел этим сказать. Отодвинул от себя листы.
  - Поздравляю, - Фобетор, улыбаясь во все тридцать два, встал и протянул Артёму руку с поздравлениями. - Я рад, что наши ряды пополнились таким смелым и решительным юношей. Теперь ты официально член нашего ордена.
  - Как-то всё это неожиданно и быстро. Надеюсь, не придется потом жалеть...
  - Ты сделал правильный выбор. Вместе со всеми нами, тебе предстоит спасти не один миллион жизней. Не будь нас, человечество уже давно перебралось бы под землю, спасаясь от ядерной зимы.
  В голове Артёма пробежала мысль, короткая, но очень острая.
  - Вы развалили Союз? - выпалил он и одёрнул руку.
  Мгновенно помрачнев и вздохнул глубоко, Фобетор снова повернулся к окну.
  - Это была вынужденная мера. В мире не могло быть двух сверхдержав. Если тебе от этого будет легче, не я и не Валерия принимали это решение. Я сам совок. Но так решило руководство. Союз, на тот момент, выглядел большей угрозой. Если бы мы не вмешались - началась бы ядерная война. Если бы рухнула Америка - Союз подмял бы под себя весь мир, а это изначально тупиковая ветвь развития общества, как объясняли нам тогда.
  Артём не отвечал. Он просто не знал, что ответить. Развал Союза, как он сам говорил, был причиной всех его проблем, от бытовых до глобальных. В школе его учили по дурацким учебникам (цитата: "При удалении глазного яблока может произойти ухудшение зрения"), дома он ел дурацкую еду, одевал дурацкую одежду. По телеку крутили дурацкие передачи, по радио играла дурацкая музыка. Питерский военмех, в который он целился с девятого класса, оказался попросту не по карману его семье. Вернее, не по карману оказалось проживание в культурной столице. Скоро он должен был поступать в институт, но он не знал, на кого: внезапно могло оказаться, что профессия не востребована. При союзе этого случиться не могло. Он готов был удушить себя за свою поспешность и глупость.
  Фобетор открыл ящик стола, достал оттуда запечатанный бумажный пакет и бросил на стол.
  - Здесь, - он показал на него пальцем, - находятся кое-какие документы. Об окончании школы, института, приглашение на работу, кредитная карта, документы на недвижимость в разных местах мира. Если ты готов помочь нам изменить мир к лучшему, готов полностью отдаться делу... - он пододвинул пакет ближе к Артёму.
  - Классика... Вербовка за деньги, - усмехнулся Артём. Несколько секунд он молчал, глядя то на Фобетора, то на оный пакет. К этому моменту в нём было уже на целый стакан храбрости больше, и робость как ветром сдуло. - Спасибо, конечно, за предложение, но я не думаю, что смогу работать на людей, лишивших будущего триста миллионов человек. - Он отодвинул пакет, развернулся и готов был уже выйти вон, когда встретился взглядом с Лерой. Она ничего ему не говорила и не подавала никаких знаков, но по выражению её лица он понял, что она, как минимум, испугана его действиями. - И я не смогу нормально жить, если по моей вине хотя бы один человек лишится своего будущего, - выпалил он через плечо. - Вы говорили мне вспомнить о моей семье? Я всё прекрасно помню, и я уверен, что не развались тогда Союз, ничего этого бы не произошло. Всего хорошего.
  - Что ты так-... - вскрикнула Лера вскакивая с дивана, но тут же замолкла, придавленная тяжелым взглядом Фобетора, и села на место.
  - Ты забываешься, Артём Владимирович. Я пытался быть с тобой вежливым, но ты испытываешь моё терпение. На этих бумагах твои росписи, - он ткнул пальцем в листы, - по две на каждой. Ты не можешь просто так уйти. Не стоит меня злить, - последние слова он прошипел особенно злобно. Артём обернулся. Глядя на него, он стал чувствовать почти что панический страх. Каждая мускула на лице Фобетора, каждый элемент одежды, каждая его деталь вселяла невероятный ужас. Артёму было страшно за Леру, за семью и друзей - за всех, кого он знал и не знал. Но больше всего - за себя. В полном оцепенении, он сам не заметил, как рефлекторно сел на своё место.
  - Месяц на прощание с родными. Всё, свободен, - Фобетор брезгливо махнул на него рукой, и страх, нахлынувший на него так внезапно, так же внезапно отступил. Лера, оказавшаяся рядом как нельзя вовремя, схватила его за руку и увела прочь. Фобетор ещё некоторое время просто сидел за столом, думая о чём-то, а потом произнёс в пустоту:
  - Как он тебе?
  - Самовлюблён и честолюбив, - ответил ему высокий человек в мокром сером пальто, сидевший на диване. Голос у него был ровный, басистый. - Но в нём есть потенциал. Что думает о нём Валерия?
  - Он очень инертен по своей природе, но в критических ситуациях действует четко и быстро. Считает, что он станет вторым Кроликом, если не попадёт в Страну Чудес.
  - Кролик стал Кроликом именно в Стране Чудес...
  - Не могу понять, чем он так тебя заинтересовал?
  - Поживи с моё, поймёшь.
  - Как знаешь, - многозначительно произнёс он, и третий раз подошел к окну. - Отвратительная сегодня погода. Не помню такой гадкой погоды в это время года за последние лет десять. Кстати, я сделал то, о чём ты меня просил. - Он вернулся к столу, открыл ящик с документами, достал оттуда подшитую канцелярской скрепкой стопку бумаг и отдал её высокому человеку в мокром сером пальто, сидевшему на диване.
  _________
  "Чтоб ни работы, ни дома, чтоб пузырьки да рюмашки..." - строка из песни Игоря Растеряева "Ромашки".
  "Чёрная смерть"- пандемия чумы, протекавшей преимущественно в бубонной форме и прошедшей в середине XIV века по Азии, Европе (1346-1353), Северной Африке и американскому острову Гренландии.
  
  
  Глава шестая. Бог не ангел. Какая разница?
  Солнце уже давно встало, и в комнате было светло, но свет был лёгкий и ненавязчивый, не как вечерний - тяжелый и жгучий. Город спал, прохожих почти не было, даже машины редко ездили: на то оно и воскресенье. Артём досматривал сон в тот момент, как зазвонил его мобильник. Заспанная голова не сразу сообразила, что это за звук, так что первые пару секунд ушли на то, чтобы понять, кто виновен в нарушении его покоя и какому наказанию его подвергнуть, а когда он всё-таки понял, вскочил и стал хаотично носиться по комнате, в поисках оного мобильника.
  Утро воскресенья - самое лучшее время, чтобы отоспаться. Полежать, ничего не делая, ёрзая ногами под одеялом, перекатываясь по кровати со стороны в сторону. Шучу. На самом деле, когда ты на каникулах, тебе всё равно, какой день недели был вчера, а какой сегодня: ты просто теряешь счёт дням. Но не Артём. Со времени встречи Артёма с Фобетором, которую вы, должно быть, помните, прошло уже больше трёх недель. Это значило, что месяц, данный ему на сборы, уже подходил к концу. В пакете документов, выданном ему, Артём нашел приглашение на учёбу в один из престижнейших вузов Содружества (никаких скрытых реклам, и не надейтесь!), так что проблема отмазки, куда он так внезапно исчезнет, отпадала. Поначалу родители, конечно, сильно переживали, но через некоторое время свыклись с этой мыслью, хотя подозрения и оставались. Поразило Артёма то, что приглашение было более-менее подлинным: его отец, выбитый из колеи заявлением сына, вышел на контакт с оным вузом, и оказалось, что Артём действительно числится в списках студентов первого курса. Орден заслуживал бурных оваций.
  Мобильник, потревоживший его сон, Артём всё-таки нашел. СМС от Леры: "Доброе утро, Король Лев. Как ты? Надеюсь, что хорошо. Ты ведь не забыл, что это ПОСЛЕДНЯЯ неделя? Надеюсь, ты уже со всеми попрощался? Если нет, советую поспешить. Потом может быть поздно уже поздно".
  Лера как будто следила за ним (ну да, следила. Ну правда, это и так понятно было). Действительно, Олесе он ничего не рассказал. Мысль оставить всё как есть, на которой он остановился в тот вечер, была не самой лучшей, как думал он теперь, но так как ничего умней он не придумал, да и поздно уже было что-то придумывать, то всё по-прежнему оставалось как есть. Каждый раз, собираясь на встречу, Артём планировал всё ей рассказать, но когда он видел её, видел её улыбку, слышал её смех и чувствовал нежность, которой он наполнялся рядом с ней, Орден как-то сам по себе отходил на второй план. Никогда не откладывай на завтра то, что можно отложить на послезавтра - так он думал, когда очередная его попытка признаться терпела фиаско. Но вечно это продолжаться не могло. Он и так уже потерял слишком много времени.
  Голова уже почти пришла в порядок после внезапного пробуждения; мысли, до этого амёбообразные, стали обретать формы, причём не самые приятные. Будь что будет - подумал он и набрал Олесю. Артём Владимирович хранил молчание, а Артёмка, послушав которого Артём оказался в подобной ситуации и на которого он был чрезвычайно зол, но к мнению которого всё ещё прислушивался, настаивал на том, что сделать это нужно как можно скорее. В идеале - сейчас, иначе потом снова найдутся отмазки, предлоги и причины, чтобы этого не делать. Так Артём и поступил.
  
  Снаружи здание больше всего походило на частный дом из американских фильмов: двухэтажное, квадратное, с тупым треугольником крыши. Пространство перед ним занимала небольшая площадка, выложенная плиткой, навроде переднего двора, только без газона. Зато росли деревья - высокие ёлки и какой-то кустик, и, кажется, ещё что-то лиственное. Всё это вместе окружал забор из тонких железных прутьев с заострёнными навершиями. Вообще здание резко выделялось на фоне серых домов, обступивших его со всех сторон, как коробка. У него был свой шарм, своя эстетика, словно кусочек запада свалился с небес в обычный жилой двор Казахстана: необычно, странно, непонятно, чуждо, но в то же время, притягательно, цивильно.
  Артём сидел немного поодаль, на лавочке возле одного из подъездов, и рассматривал странную постройку. Где-то внутри него, Артём Владимирович гонялся с бейсбольной битой за злосчастным Артёмкой, обвиняя того во всех грехах и преступлениях. Он делал так каждый раз, когда Артём был недостаточно занят, и его мысли пускались в пляску. Забавно это, когда ты не в ладу с самим собой, только ничего хорошего из этого не выходит. Артёмка уже устал убегать, и остановился, практически мгновенно отхватив боковой от Артёма Владимировича.
  - Перестань. - Не глядя на них пробормотал Артём.
  - Он это заслужил, - ответил сурово Артём Владимирович. - Это из-за него мы так долго тянули.
  - Оставь мальчика, - Артём отнял у старика дубину. - Своё он уже получил. - Присев на корты, он оперся руками на оную биту.
  Старик присел рядом с ним.
  - Может передумаешь, пока не поздно? Ты ведь знаешь, во что это может вылиться... - задал он вопрос с поддёвкой.
  - Я не хочу об этом думать. - Отмахнулся тот.
  - Ты можешь об этом не думать, но это ничего не изменит.
  - Отвали... Ещё слово...
  Здание, которое разглядывал Артём, было протестантским храмом. Х-р-а-м-о-м. Артёма крестили в младенчестве и с самого детства прививали "любовь к Богу". Ну как прививали... мать атеистка, отец реалист, бабка - религиозный фанатик, который в молодости был ярым комсомольцем, и, как следствие, атеистом. Она-то как раз и прививала. В то время он ещё как-то в него верил, потом, в чуть более старшем возрасте, не замечая явного божественного присутствия, а замечая вместо этого, расхождения и противоречия в словах бабки, стал сомневаться в его существовании, а в подростковый период, в силу юношеского нигилизма, стал ярым противником церкви, считая её сборищем полоумных и шарлатанов. Большой вклад в становление такого мнения сыграл и школьный курс мировой истории, в частности параграфы о крестовых походах, а так же телевизионные новостные программы, сообщающие о вездесущих терактах на религиозной почве. Практической пользы в религии он не видел, поэтому относился к ней, как к одной из форм наркотической зависимости, и соответственно к религиозным людям. Поэтому для него стало, по меньшей мере, неожиданностью то, что Олеся была глубоко верующим человеком: не такими он их себе представлял. Вместо ревнителя веры, сжигающего на костре иноверцев и атеистов, помешанном на зазубривании писаний и неспособном даже вести конструктивный диалог, или же зажатой, глупой, безвольной, боящейся несуществующей расплаты, надеющейся на одно только божье провидение и отрицающей науку, слепо верящей своему попу особи, он увидел в ней простую девчонку, умную и начитанную, позитивную и радующуюся жизни, любящую своих друзей и родных, открытую и честную. Это напрочь порвало ему шаблон.
  Однако своё отношение к религии он так просто менять не собирался. Несколько раз Олеся уже приглашала его пойти с ней в храм, но тогда он открещивался всеми правдами и неправдами. Причин тому было много. Первая и основная - учредитель сей секты был... ну скажем, непростым человеком: слухи о нём разные ходили. Кто-то говорил, что он не самой традиционной сексуальной ориентации, кто-то, что он таким образом просто сбивает себе налоговую ставку (ну, деятели культуры же меньше налогов платят, не?), кто-то, что это просто стационарная зомбоферма, а четвёртые - всё это вместе взятое. Удостовериться ни в одном из утверждений лично Артём не мог, как и опровергнуть, но подобные теории поддерживали многие уважаемые им люди, в том числе и его отец, а его мнение Артём просто не мог игнорировать. Вторая - Артём терпеть не мог незнакомое общество. Так уж получилось, что наш герой был закоренелым социопатом и мизантропом. Третья - он не хотел разочароваться в Олесе (Артём Владимирович руку приложил).
  Однако все эти причины были мелочью, по сравнению с тем, что возможно, это его последний шанс увидеть Олесю перед отъездом. Несколько дней назад она обмолвилась, что уедет на пару недель к родственникам в Россию, поэтому сейчас ей будет не до него. Ей будет не до чего вообще, кроме церкви. Так что Артём переступил через свою социопатию, презрение к фанатикам и прочих головных тараканов. И вот он здесь, ждёт её.
  - Угадай кто? - Олеся подкралась сзади и закрыла его глаза ладошками.
  - Дятел Вуди. - ответил Артём. Олеся убрала руки от его глаз, опёрлась ему на плечи и, перевалившись, чмокнула в щечку.
  - Привет. - Артём встал со скамейки и повернулся к ней лицом. Светлое, милое, с правильными чертами, с тёмными, тонкими, густыми бровями... он снова почувствовал, что разговор об отъезде включил зажигание и уже собрался трогаться, но он остановил его.
  - Привет.
  - Ты-только-не-волнуйся, ничего-страшного-не-будет. Группа-прославления-пару-песенок-споёт, потом-помолимся-немного, потом-проповедь-послушаем... - затараторила Олеся, не давая Артёму вставить слово. Вообще Артём надеялся избежать контакта с представителями местного "духовенства", однако Олеся настойчиво тянула его к храму, не принимая никаких возражений и не слушая никаких аргументов. Впрочем, он знал, что всё обернётся именно так. "Не получилось сказать сейчас, - думал он, обречённо плетясь за Олесей, - скажу после. Главное, что встретились - полдела сделано". Но было неуютно. Он входил в незнакомый для него мир, с его собственными правилами и порядками, которых Артём не знал.
  Олеся протянула руку к электронному звонку, висевшему возле двери в здание, и нажала на кнопку. Дверь была совершенно обычной, пластиковой, со стеклянными вставками, размером метр на два с половиной. Немного не так Артём представлял себе храм. Не было ни широких деревянных двустворчатых дверей, ни куполов, ни строгих готических шпилей, ни колоколов, ничего, что можно было бы считать христианской атрибутикой. Всё выглядело вполне светским и современным. Никакой архаики не было и в помине.
  Раздался мелодичный звонок, и за стеклом двери появилась девочка азиатской внешности. Дверь закрывалась на электронный замок, потому открывалась быстро и просто - нажатием кнопки с внутренней стороны или магнитным ключом снаружи. Девочка, как выяснилось позже - Маша, открыла дверь и впустила их.
  - Интересно тут у них, - сказал Артёмка. - Замки электронные, стеклопакеты....
  - Только в храм, обычно, двери всегда открыты, - с видом мудреца кинул в пустоту Артём Владимирович. Тоже мне, умник нашелся.
  Артём огляделся. Изнутри здание тоже мало напоминало дом божий, скорее светское учреждение. Стены были оклеены жемчужным кафелем, пол выложен плиткой, потолок зеркальный, придерживаемый четырьмя такими же зеркальными колоннами. Слева от входа, в углу, ограждённый деревянной решеткой с калиткой был гардероб. Чуть дальше находилась маленькая, в пару-тройку-четвёрку квадратных метров кухня, или буфет - Артём не понял. Ещё дальше были две двери со значками, обозначающими мужскую и женскую фигуру. Справа тоже было несколько дверей, уводящих куда-то вглубь здания, а прямо по курсу - винтовая лестница до второго этажа, и две широких двустворчатых полузеркальных двери, обступившие её с двух сторон. Ни икон, ни лампад, ни чего.
  - Модерново, - отметил Артёмка. В его голосе звучали ноты удивления и восхищения.
  - Слишком, - мрачно ответил Артём Владимирович.
  В это время, пока Олеся что-то обсуждала с Машей, к нему подошел какой-то парень и протянул руку. Артём попытался вспомнить, кто это, но поняв, что не осилит, просто протянул ему руку в ответ. Поздоровавшись, парень ушел по своим делам. Потом подошел ещё один, и процедура повторилась. А потом ещё раз. И ещё. Кто-то даже пытался завязать знакомство или начать разговор (но не вышло: социопатия... социопатия...), а с кем-то Артём уже был знаком, что его, несомненно, удивило.
  - Приветливые чертяки, - усмехнулся Артёмка.
  - Подозрительно приветливые. - Артём Владимирович с каждой минутой становился всё мрачней и мрачней, и уже сейчас был похож на грозовую тучу. - К себе вербуют, показывают, какие они тут все белые и пушистые.
  - Да вряд ли, - отмахнулся Артёмка. - Приятные ребята, открытые.
  - Это они хотят, чтобы ты так думал...
  Люди стали стекаться во второй зал, который удивил Артёма ещё больше: расставленные в несколько полуколец разного диаметра лавочки, два плазменных (или ЖК) экрана в дальних углах и - внезапно - сцена, со всем к ней прилагающимся: синтезатор, тройка гитар, пара микрофонов, барабанная установка и много-много проводов, соединяющих всё это с каким-то звукооператорским пультом; ну и конечно же, колонки - больши-ие такие: две с фронта, две с тыла, две с боков. Олеся вернулась к Артёму уже тогда, когда почти все расселись. Из зала на сцену вышли несколько молодых людей, каждый занял место за своим инструментом. Девушка-вокалистка, стоявшая к людям ближе всех, произнесла какие-то приветственные слова, мол, рада видеть всех старых и новых прихожан, спасибо что пришли, с нами бог и тому подобное.
  После приветствия началось прославление - так сказала Артёму Олеся, иначе он мог бы подумать, что это конец его привычного света. Музыка, конечно, была самая что ни на есть правильная - рок, текст тоже не самый плохой - преклонение пред величием Христа, благодарность за его жертву и его прославление:
  Так желаю быть с Тобой
  И жажду слышать голос Твой,
  Ты так нужен мне.
  Тебе известны все пути,
  Глубины сердца и мечты,
  Всё, что во мне, возьми, Иисус!
  Поклоняюсь Тебе, поклоняюсь Тебе,
  Бог, Ты так нужен мне!..
  Но всё это с лихвой компенсировалось другим - где-то на середине первой песни, когда прихожане стали подпевать, сначала сидя, а потом и стоя, прихлопывая в ладоши, что-то внутри Артёма зашевелилось и он почувствовал неприятное ощущение, как будто его облили жидким водородом и подожгли - то холодно, то жарко, то мокро, то сухо.
  - Господи, да это же фанатики, - с неподдельным ужасом выкрикнул Артём Владимирович. Артём схватил его за шиворот, когда он уже навострил лыжи, чтобы укрыться от концентрированного проявления христианской веры, или религии - не знаю, чего здесь больше, рванул на себя, влепил пощёчину и прикрикнул:
  - Соберись тряпка! Соберись! Это просто молитва, своеобразная, экстравагантная, но молитва. Она объединяет этих людей вместе, дисциплинирует их, делает лучше! - он сказал это неожиданно даже для себя самого, но сказав, понял, что так оно и было. Посмотрев на Олесю, пританцовывающую рядом, он сразу вспомнил всё, что он знал и думал о ней: она учится в седьмом классе, ей четырнадцать лет - самый возраст для того, чтобы познакомиться со всеми "прелестями" этой жизни, а учитывая, насколько она красива и обаятельна, это несомненно случилось бы, будь она атеисткой. Она умна, образованна, в меру раскрепощена, в меру сдержана, полна жизни и стремлений.
  Артём Владимирович откинул его руку, и будто не веря своим ушам, ответил с гневом, смешанным с презрением:
  - Лучше!? Ты издеваешься? Эта девочка совсем запудрила тебе мозги, если ты не замечаешь очевидного - это секта! Просто яркие кулисы тёмного закулисья! Они улыбаются тебе на входе, но уже через секунду они проигнорируют твою просьбу о помощи. Они славят бога - но не верят в него. Сегодня они воспитывают наших детей, а завтра наши дети отдадут им нашу страну, а послезавтра наши внуки назовут их своими дедами. Ты просто дурак, если не хочешь видеть этого.
  Между ними повисла тяжелая пауза. Артём Владимирович весь трясся от ярости, явно желая сказать ещё что-то; Артём просто стоял и смотрел на него. Он знал, что Артём Владимирович прав, но он знал и другое. Он нарушил тишину первым:
  - Может я и дурак, но я много раз видел молодёжь, и даже детей, за бутылкой пива. Я видел много молодых супружеских пар, созданных по залёту. Но я видел очень немного молодых в церкви*. И здесь я вижу их больше. Гораздо больше. Если ты прав, и наши дети продадут нас за гамбургер - что ж, это скверно. Но если наши дети продадут нас за бутылку палёной водки или миску похлёбки из крыс - это ещё хуже.
  Артём Владимирович готов был разразиться новой порцией гнева, но его опередил Артёмка:
  - Знаешь, - обратился он к Артёму, - он ведь прав. Нехорошее здесь место.
  - И ты туда же... - обречённо простонал тот.
  - Нет, ты не понял, подожди. Я имею ввиду, что это всё, конечно, хорошо, что ты сказал - дисциплина, праведность, но оставь это им, - он указал взглядом на зал, - зачем это нам? Они верят в бога по своему - что ж, пусть верят, не будем им мешать, но помни, пожалуйста, что это - не наша вера. Нам она не нужна.
  Артём подумал про себя: "Я действительно дурак, если не хочу видеть очевидного".
  Олеся, видя его подавленное состояние, взяла его за руку и крепко сжала. "Не бойся, я крепко держу тебя. Ничего не случится, всё будет хорошо" - так говорил он ей, переводя с одной крыши на другую, в том месте, где они почти что соприкасались углами. После того первого раза, они часто забирались туда, и на многие другие, если была такая возможность. Между домами был небольшой зазор, около полуметра шириной, и переход с крыши на крышу был делом не более опасным, чем переход через железнодорожные рельсы, но на высоте девятого этажа, когда одного взгляда вниз бывает достаточно, чтобы твои внутренности сжались в тугой комок, любая щель кажется настоящей пропастью. Если приглядеться, можно было увидеть, как движутся относительно друг друга крыши - плавно и неровно, покачиваясь из стороны в сторону, и это только ещё больше наводило на Олесю страху. В тот раз она мало что потеряла бы, если бы отказалась пойти с ним, но она пересилила себя и перешла всё-таки на восточный край этого искусственного хребта, откуда открывался потрясающий вид на уходящие вдаль огни города, сливающиеся в длинную яркую цепь из множества светлячков. Она доверилась ему. Так и он решил довериться ей. Что бы ни говорил Артём Владимирович, что бы ни пищал Артёмка, только он сам властен над собой - пусть они фанатики, но все они - просто люди, не хуже, и, может так быть, не лучше других. В одном Артём Владимирович и Артёмка были правы - человек верит лишь в то, во что хочет верить, и волен выбирать свой путь сам, и Артём, даже если и не одобрял плясок с прихлопываниями, подавил в себе субьективный дискомфорт. Это их вера, и это их проблемы. Объективная сторона этой медали сейчас сидит рядом с ним, держит его за руку и беззвучно говорит ему: "Не бойся, я крепко держу тебя. Ничего не случится, всё будет хорошо".
  С песнями было покончено, и место группы музыкантов занял пожилой иссушенный годами мужчина с седыми коротко остриженными волосами. Как понял Артём - это и есть тот самый учредитель, о котором ходило так много слухов. Олеся пояснила, что он, по совместительству, является так же местным пастором, поэтому Артём не стал сильно удивляться тому, что перед ними предстал именно он. Весь вид этого пожилого человека говорил, что он приехал к нам из далёкой Забугории - одежда, манера держаться, никогда не пропадающая улыбка во весь рот, даже лицо, слишком светлое для человека его лет, и слишком весёлое. На пенсию в пятнадцать-двадцать тысяч много не повеселишься. Рядом с ним стояла девушка лет двадцати пяти-тридцати, как пояснила Олеся, переводчик. И он начал проповедь.
  Он говорил, девушка переводила. Длилось это около получаса, но Артёму показалось, что гораздо меньше: ему было интересно, по-настоящему интересно. Пересказать не смогу, однако отмечу, что почти до середины проповедь могла бы показаться абсолютно свецкой. В своей речи он затронул самые актуальные, по мнению Артёма, темы: как найти своё место в жизни, как понять, что это именно оно, стоит ли довольствоваться им, или же стоит двигаться дальше. "Перед нами часто ставится выбор, - переводила девушка, - сделать что-то, или не делать этого. Пойти учиться на врача, или устроиться работать грузчиком. Поступить по совести, или послушать разум. И мы мучаемся этим. Ко мне часто приходили люди, и говорили: скажи мне, что мне делать, дай совет. Но я не мог дать им совета, ибо это их жизнь, и они должны делать свой выбор. Пусти господни неисповедимы, и мы не можем заранее знать, как обернётся тот или иной выбор для нас. Может быть, на том уроке, который я прогулял, в детстве, чтобы купить цветов своей маме на праздник, рассматривался вопрос, который через много лет встретился мне на экзамене, который я завалил. И поступи я иначе, может быть, моя жизнь сложилась бы совсем по-другому. Но я выбрал прогул, и вот я здесь. Я хочу сказать, что иногда вопрос выбора бывает настолько простым, что мы без труда выбираем верный, как нам кажется, поступок, а иногда настолько сложным, что мы идём за советом к пастору. Но если вы сами для себя не можете решить, чего вы хотите, то вам ни один пастор не поможет: тот кто может ему помочь, находится там, - старик возвёл руки к небу, - Каждый выбор это испытание, ниспосланное нам Господом. Если человек праведный, верит в своё правое дело и отрёкся от грехов, он сделает правильный выбор - выбор, не расходящийся с голосом его совести, заповедями божьими, и здравым смыслом". Всего Артём не запомнил, но эта часть проповеди крепко засела в нём. Конечно, эфемерные речи о небесном проводнике его не вдохновили, но вопрос выбора, мучивший его всё последнее время, стал разрешаться. "Правильно ли я сделал, вступив в Орден? - думал он. - Должен ли я был оставить Олесю, когда был шанс? Верно ли я поступил, позвонив в ту ночь Лере?". Эти мысли вертелись в его голове чуть ли не месяц, не давая спать по ночам и туманя голову днём. Если бы он обратил поцелуй в шутку, ничего бы этого не было. Откажись он вступать в Орден, ничего бы этого не было. Не стань он звонить Лере, ничего бы этого не было. Пройди он тогда мимо детсада, ничего бы этого не было. Останься он тогда на скамейке, гореть в пламени бушующей совести, под презрительным взглядом Леры, ничего бы этого не было... А что было бы? Артём не был поленом, но и гением не был, так что он вряд ли мог надеяться на нобелевскую премию. Физически он развит плохо, значит и генералом ему не стать. Для политики он слишком честен, значит, внести изменения в законодательство тоже не получится. Не было бы ничего. А что он имеет сейчас? Спасённая от надругательства девочка. Три счастливых недели, проведённых вместе с ней. Кое-какая надежда сделать мир лучше. О правильности выбора, относительно того, вступать ли в Орден или нет, он всё-таки не был уверен, но его мозг неожиданно зацепился за одну деталь, значения которой он не предавал до этого. Фобетор сказал, что подписи, поставленные им вместо Артёма, это "дружеский жест". И только сейчас Артём понял: Лера, по сути, заставляя его выбирать - помочь лоху или нет, звонить ей или нет, садиться в джип или нет - создавала лишь иллюзию выбора. Он не мог поступить иначе ни в одной из этих ситуаций. Раньше он думал, что мог, но теперь он понял обратное. И в каждом из этих случаев его подводила его гордыня. Что ж, Лере стоит отдать должное - она тонко сыграла с ним - незаметно и легко, но действенно, и своего она добилась. Фобетор же отмёл иллюзию сразу, давая Артёму понять, что что бы он ни выбрал, результат будет один и тот же - вот что значили те подписи. Как жаль, что Артём не понял этого с самого начало. Хотя, это и не решило бы ничего, разве что сейчас он не чувствовал бы себя таким дураком.
  Дед закончил проповедь, и попросил не расходиться и немного пообщаться друг с другом. Все так и сделали: кто-то разговаривал прямо в зале, кто-то вышел и болтал в прихожей, кто-то угощал друг друга самодельными бутербродами с кухни, кто-то поднялся вверх по лестнице, чтобы провести время с детской группой. Олеся попросила Артёма подождать немного, пока она пообщается с друзьями, которых, почему-то (Артём не стал вдаваться в подробности) не видела уже очень долго, и он стал ждать в прихожей, возле одной из зеркальных колонн. В это время к нему подошел плотный парень лет тридцати с добрым лицом, одетый совсем просто - в рубаху и джинсы. Он протянул руку в приветственном жесте. Артём узнал его - клавишник из группы прославления.
  - Привет!
  - Привет, - ответил ему Артём.
  - Максим.
  - Артём.
  - Очень приятно. Ты случайно не музыкант?
  - Нет, совсем нет. Немного играю на гитаре, но совсем плохо. - Его прямолинейность ошарашила Артёма.
  - Жаль. Нам в группу как раз нужен басист. Ты просто очень похож на музыканта, прости что побеспокоил.
  - Я общался с музыкантом долгое время, - это правда. Несколько лет Артём дружил с профессиональным гитаристом, который, кстати, и научил его азам, но судьба сложилась так, что их дороги разошлись. - Ты тот самый Максим, фотограф?
  О своём друге Максе Артёму рассказывала Олеся. С её слов, это был весёлый, креативный молодой человек, умеющий совмещать полезное с приятным. В молодости фотография стала его хобби, а после стала приносить стабильный доход. На данном этапе жизни у него был своя небольшая фирмочка по организации праздников, и своё кафе - оба семейные бизнесы. Человек этот, по мнению Олеси, знал чего хотел, и знал, как этого добиться. Два дела, любящая жена и ребёнок - это только начало.
  - Да, я занимаюсь фотосъёмкой. Ты меня знаешь?
  - Олеся о тебе рассказывала. - Он кивнул в её сторону.
  - Совенко?
  Артём кивнул, и Максим тихо хохотнул.
  - Я помню, она была без ума от моих фотографий, когда мы с ней познакомились. Но в ней самой больше таланта, чем в двух меня. А ты давно сюда ходишь? Не замечал тебя здесь раньше.
  - Нет, сегодня первый раз пришел. С ней за компанию.
  - Если у тебя здесь есть друзья или знакомые - это хорошо, но не ограничивайся только их обществом - подойди к людям, поговори с ними, подружись. Тут много интересных людей, и прихожан своего храма надо знать.
  - Нет, спасибо. Вряд ли я зайду сюда ещё раз.
  - Почему? - искренне удивился Максим.
  - Мне это не нужно.
  - Спасение нужно каждому, просто не каждый это понял. Походи на служения, и ты тоже это поймёшь.
  - Думаю, спасение я и так обрету. Заповеди я не нарушаю, живу по совести - в ад не попаду.
  - В ад попадёт каждый, кто не покается перед Христом. - безаппеляционно заявил Максим. "Что я тебе говорил!? - вмешался Артём Владимирович, - Они фанатики".
  - Какая разница, если я в любом случае веду себя правильно?
  - Только вор лезет в окно, честный человек постучится в дверь. Только верующий человек попадёт в рай, а неверующие будут гореть в аду. Люди не делятся на плохих и хороших, они делятся на верующих и неверующих.
  - И всё-таки это секта, - угрюмо подытожил Артём Владимирович.
  - И всё-таки да, - подтвердил Артёмка тем же тоном.
  Дальнейший диалог не имел смысла, и Артём вежливо откланялся. Олеся вскоре закончила свои дела, и они покинули злосчастный храм.
  - "Обоюдоострый меч, - подумал он. - Остаётся лишь восхищаться тем, что может сделать вера с человеком. Остаётся лишь плакать о том, во что религия может его превратить".
  Последний месяц выдался особенно дождливым, и сейчас над городом снова собирались свинцовые тучи, грозящие обратиться в ливень в любой момент. И эта погода вполне соответствовала настроению Артёма, и размышления о сектантах и правоверных были далеко главной причиной этому. Даже несмотря на то, что он долго планировал этот разговор, даже перед зеркалом тренировался, начать его всё равно было очень трудно. Какая-то часть его души до сих пор лелеяла надежду избежать разговора, но разум хотел закончить с ним поскорей. Смотря на себя со стороны, ему хотелось смеяться: как такой слабовольный человек как он мог попасть в такую ситуацию? Что нашла в нём Олеся? Зачем он нужен Ордену? Но локти кусать было поздно:
  - Лесь, - прервал он её. Она рассказывала какую-то забавную историю, произошедшую с ней в церкви сегодня.
  Она вопросительно посмотрела на него. "Сейчас или никогда. Ещё одна иллюзия выбора".
  - Я уезжаю. Через неделю. Навсегда. Далеко. Мы не сможем видеться. Никогда. Прости меня.
  Он сказал это без остановок, не давая ей времени на вопросы.
  - Вот ты и сделал это, - Артём Владимирович положил ему руку на плечо, выражая поддержку.
  - Вам обоим будет лучше так, - Артёмка подошел к нему и обнял.
  - Мои единственные друзья, - подумал "вслух" Артём. - Я и Я. Мы были прокляты на одиночество, такие как мы, не имеем права на жизнь в этом мире. В конце концов, все дороги сходятся в одном месте, и выбор - лишь иллюзия...
  Не имеет значения, какой выбор мы делаем, ведь мы не можем заранее знать, чем это обернётся для нас. Мы можем лишь предположить, спрогнозировать, угадать, но никто не может быть уверен. Мир предрешен. Это и называется судьбой. И сколько бы мы не сожалели о сделанном нами выборе, это ведь не изменит ничего в конечном итоге. Мы можем принять к сведению мнимую ошибочность такого выбора и в следующий раз поступить по-другому, можем наступать на те же грабли многократно и регулярно, но мы не в силах изменить того, что уже произошло. И выбор - лишь иллюзия.
  Олеся не плакала. По крайней мере, при нём. Он не знал даже, огорчила ли её эта новость или нет. Но это было уже неважно. Через неделю он сел на поезд Астана-Санкт-Петербург, сошел на Железнорудной, где его встретила Лера с уже знакомым ему водителем. В этот раз она не забыла снотворное. Артём принял его, и перед тем как отключиться, написал одну единственную СМС. После этого он сломал СИМ-карту и выкинул телефон в окно.
  "Прости меня. И забудь".
  44
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"