Седых Кирилл Владимирович : другие произведения.

Другая почта

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вадим читал: "Должен сказать, мой дорогой друг, что я владею о Вас исчерпывающей информацией. Не полагайте только, что я предпринял какие-то специальные изыскания ради этого, да еще, возможно, с корыстными целями - вовсе нет. И, кроме того, я вовсе не кичусь своим знанием; напротив, оно скорее тяготит меня".

  Хотя Вадиму не слали писем - разве что совсем редко, - в тот раз письмо пришло. Некоторое время оно пролежало в тесном почтовом ящике с ворохом бесплатных газет и листков рекламы, отчего едва не было выброшено вместе с ними - и тогда уж, конечно, ему не пришлось бы сыграть назначенную роль. Но Вадим вовремя обратил внимание на столь необычный предмет, забрал с собой и когда прочел - понял: случилось нечто очень важное. От таких событий не отмахнешься и попросту с ними уже не справишься; словно бы родилась сфера, в которую придется отныне вписывать всю свою жизнь.
  Но не то сначала. "Поразительная бессмыслица", - заметил Вадим, когда одолел первые абзацы письма. Оторвав взгляд от бумаги, он теперь смотрел, как лениво уплывает за крышу соседнего дома облако, в очертаниях которого было что-то кошачье. И когда вернулся к чтению, то не поверил собственным глазам: "Вы сейчас на минутку отвлеклись из-за облака, похожего на сидящую кошку; но уже готовы продолжить. Отлично..." Вот тогда стало ясно, что нет смысла подозревать скучный и утомительный розыгрыш, что письмо знает, о чем повествует, а его автор знает и того более.
  По неясной причине - но пусть даже это был обычный сквозняк - балконная дверь тихонько закрылась, и в последний момент, съежившись, ускользнул в исчезающую щелку уличный шум. Теперь Вадим оказался наедине со своими мыслями, и так глубоко было его раздумье, что настенные часы, оставшись без надзора, позволили себе глупую игру наперегонки со временем, не дожидаясь привычной для таких забав ночи. Беспокойные стрелки то отрывались от нерасторопных мигов, убегая далеко в будущее, то поджидали свой момент, почти замерев на месте. Да и прочие вещи в комнате могли отдохнуть от всегдашнего назойливого присмотра и пренебречь своим гордым статусом и прочной формой; острые углы обмякли, ровные линии повело и краски расползлись, смешиваясь и перетекая друг в друга, - и напоследок самый воздух зацвел, казалось, цветами касавшихся его предметов.
  Вадим читал: "Должен сказать, мой дорогой друг, что я владею о Вас исчерпывающей информацией. Не полагайте только, что я предпринял какие-то специальные изыскания ради этого, да еще, возможно, с корыстными целями - вовсе нет. И, кроме того, я не кичусь своим знанием; напротив, оно скорее тяготит меня".
  Дорогой, но незнакомый друг? И далее: "С некоторых пор меня, сначала исподволь, а потом все яснее, стали мучить мысли о том, что многие мои слова и проступки противоречат намерениям. Вроде бы ничто не мешало мне действовать в совершенном согласии с своими желаниями, и все же я вел себя иначе. Стараясь отыскать причину контррешения, мой ум был вынужден придумывать самые фантастические оправдания в каждом конкретном случае, и, признаюсь, поднаторел в этом сомнительном ремесле. Однако все равно его гипотезы порой оказывались дикими и неубедительными.
  Я целенаправленно пытался справиться с ширящимся рассогласованием внутренней и внешней жизней, но чем яростнее я боролся, чем очевиднее становилось мое поражение.
  С людьми, которые были мне особенно дороги, я встречался все реже и общался все суше, в то же время проводя целые дни среди персон, мне чужих и непонятных, ведя утомительные и пустые разговоры. Самые заманчивые книги оставались нераскрытыми или брошенными на первых страницах, самые интересные места - непосещенными. И так, медлительно, но неуклонно, моя жизнь уходила под темную воду. В конце концов, отчаявшись подчинить поступки своей воле, я стал пробовать толковать их, исходя лишь из внешних обстоятельств или бессознательных причин. Но все было напрасно. И вот, спустя несколько лет, уже и не надеясь почти, я при случае узнал ответ, который меня поразил...
  И в то же время это был простой ответ, похожий на те, что приходят в голову перед сном, в тиканье струящихся сквозь ночь секунд: наши действия предопределены, гласил он, неизвестно только, какими чувствами мы наполним их и чем оправдаем. Таким образом, речь идет лишь об интерпретации предписанной роли, об актерском таланте, вложенном в самые банальные слова и нелепые поступки.
  И что Вы думаете, знание это, которого почти все прочие люди и вовсе лишены, - думаете, оно помогло мне? Мне не был известен рецепт, каким образом можно придать художественность несуразностям жизни. В то же время мне приходилось наблюдать людей, которые с легкостью справлялись с подобной задачей. Наверняка и Вы их встречали. Они могут делать что-то пусть даже бессмысленное с таким энтузиазмом и обаянием, что остается лишь покориться и верить им, и с готовностью подавать руку, когда они приглашают шагнуть заодно с ними в пропасть. Бывают правда, и другие, которые явно переигрывают, пытаясь наполнить свои действия глубоким, не подходящим к месту смыслом; и эти, другие, сказочно неприятны.
  Я же относился к третьему типу. Я поступал, мучаясь сомнениями и с негодованием вслушиваясь в кавардак собственных мыслей; и все же со стороны казалось, что мне как бы и не слишком-то интересно жить. Равнодействующая моих переживаний всегда была ничтожной, так как эти переживания изо всех сил тянули меня в разные стороны; а поступки в итоге получались блеклыми и скучными, отчего чужие глаза, вспыхивая секундным интересом, вскоре отвращались от разглядывания моей жизни, внешне лишенной глубины и силы.
  Но, быть может, Вы возразите, что интерес пробуждают именно поступки? Нет, все дело в интонации, Вы и сами отлично знаете это. Давайте представим жизнь как чтение стихов наизусть. У людей первого типа это получается вдохновенно, у второго - фальшиво из-за чрезмерного пафоса, а у третьего - так, не чтение, а тихое бормотание, словно бы слушателям поэма отлично знакома и нет нужды вдалбливать им в головы каждое звенящее слово; достаточно лишь напомнить несколько строк, наметить пунктир опорных фраз и рифм, а остальное немедленно воссоздадут память и воображение пришедших в зал. Но штука в том, что большая часть аудитории не желает полагаться более на свою фантазию, чем на слух, а бормотание не вполне слышно даже и в первом ряду партера.
  Поняв это, я постарался измениться. И все же, пройдя через многие попытки, я принужден сознаться, что мне удалось мало; но и скудными успехами в преодолении себя можно смело гордиться, и, уж тем более, моя относительная неудача никак не должна смущать Вас, мой друг. Вы, наверное, уже сообразили, что Вам досталась точно та же роль в жизни, что и мне, что Вам придется произносить те же слова и решаться на аналогичные шаги. Вот почему я знаю все о Ваших обстоятельствах, но ничего - о том, как Вы их понимаете и с ними боритесь. Постарайтесь стать лучшим актером, чем Ваш покорный слуга. Более мне нечего добавить, и новых весточек от меня не ждите, и не спрашивайте о будущем.
  ...Хотя я мог бы стребовать с Вас кучу деньжищ за дополнительные предсказания, некоторые из которых даже исполнились бы. Но зачем деньги тому, кто завороженно наблюдает, как его точат время и чужая воля".
  Вадим отложил письмо и задумался. Разум в отчаянии отвергал прочитанное, и изобретал все новые и новые несуразные объяснения тому, как автор письма догадался упомянуть облако-кошку. Других доказательств в тексте практически не было, точно таинственный корреспондент брезговал дешевыми эффектами и лишь раз, нехотя, выказал всю силу своего знания, в уверенности, что и того будет достаточно. В итоге так и оказалось.
  ...Несколько дней спустя Вадим поднимался на эскалаторе, рассматривая девчонок на встречной ленте. И тут, как символ свершившегося переубеждения, в голову ему пришла мысль: так вот и автор загадочного письма некогда поднимался здесь и тоже глазел по сторонам. Пальцы Вадима стиснули резиновый поручень. Но как так, время все меняет, разве можно было даже десять лет назад делать ровно то же, что и сегодня? Вот этой станции метро всего лишь два года. Или, скажем, вчера его подвозил автомобиль; такая модель выпускается не более нескольких месяцев. "А если бы мне пришло в голову произнести номер той машины?" - подумал Вадим. Тогда и тот, другой, должен был бы в прошлом выговорить те же цифры. Какая-то бессмыслица. Но ведь в подходящий момент, возле автомобиля, Вадим не догадался прочитать номер. Что, если эта недогадливость посетила его неспроста? Или, иначе - вдруг его двойник катался в той же машине всего день назад? Нет, все равно ерунда. Вадим понимал, что высказанная в письме гипотеза невероятна, и что ее, должно быть, легко опровергнуть; но туман доверия к странному корреспонденту мешал сосредоточиться.
  "Речь никак не может идти о буквальном сходстве: другие даты, другие адреса; но это и неважно, дело не в глупых цифрах, что мне до них?" - в раздражении Вадим все также оглядывался по сторонам, будто правильный ответ нечаянно могли подсказать окружающие. Но те упрямо отводили лица, и лишь сосед слева встретил его взгляд спокойным взглядом серых глаз. И тогда Вадим задал вопрос, не тот, который желал бы задать, но почему-то совсем иной: "Вам приходилось получать письма, которые изменили Вашу жизнь, раз и навсегда?"
  Человек слева - седой старичок - явно удивился. "Нет, - ответил он, - Но я мог бы море таких писем написать". - "Вот как?" - "Конечно, - улыбнулся старичок, - и Вам это удалось бы, надо лишь хорошенько набить руку. Посудите сами: обычная художественная литература, обращенная к абстрактному читателю, способна воздействовать на конкретных живых людей, причем воздействие это порой достигает исключительной силы. А ведь все эти люди столь различны, столь непохожи; как правило, они не знакомы лично ни друг с другом, ни с автором книжки. Вполне возможно, что если б они все-таки решили перезнакомиться, у них вообще бы не сыскалось тем для разговоров - и так, тускло коротая тянущееся время, они проскучали б все часы совместного общения; лишь магия художественного текста заставила этих читающих купно сопереживать выдумкам беллетриста. Теперь представьте, чего можно добиться, сочиняя письмо давно и хорошо знакомому человеку? Почти невероятных, фантастических последствий, уверяю Вас, если Вам доступен узор волокон его воли, и Вы видите, что обращает эти волокна в трепет. Лепите текст из глины слов, представляя себе, будто лепите само восприятие читателя, - и тогда Вы непременно добьетесь той ответной эмоциональной бури, которая Вам нужна.
  Вы, может быть, подумали, что я веду речь о шантаже или клевете, лести или жестоких угрозах? Вовсе нет, это пошлые и тривиальные методы совершенно не интересны. Гораздо занимательней находить особые, неповторимые пути к желанной цели. Но я не открою их Вам, потому что они - мое завоевание и мои тайные трофеи.
  Я постепенно шлифовал мастерство, вглядываясь в души друзей и подгоняя по ним письма, как портной шьет костюм по индивидуальному заказу. Вскоре я добился таких успехов, что перестал отправлять новые послания, понимая, что они наделают удивительных дел; я стал сочинять письма в стол, из любви к искусству, утаивая свою власть над людьми. Многие из этих писем теперь уже утрачены. Но все равно, если взять да и разослать лишь те, что остались, результат будет ошеломляющий: уверяю Вас, мир тотчас изменится, вырвавшись из своей обыкновенной колеи, и еще долго об этой рассылке будут горячо спорить, и сокрушаться из-за нее, и ликовать".
  Собеседники давно вышли из павильона метро на холодную зимнюю улицу, и теперь стояли у перехода. Кивком головы старик завершил свой монолог и исчез в темноте; Вадим же еще некоторое время провел в неподвижности, а затем медленно побрел домой. Его мысли снова вернулись к таинственному двойнику и попробовали подобраться к истине с другой стороны.
  Если отправитель письма был прав, Вадиму, несомненно, тоже пришлось бы рано или поздно написать точно такое письмо и послать кому-то. Можно предположить, следовательно, что расстояние между событиями в жизни двойника и Вадима было больше, чем прошедшее время между получением письма и текущим моментом... Но как же так - если Вадим неминуемо напишет то же самое - это ведь значит, что и его постигнет аналогичная неудача, и он должен будет признаваться неведомому преемнику лишь в "скудных успехах". Тогда какой смысл в борьбе? Зачем было посылать письмо? Зачем сам Вадим будет писать его?
  Разобраться не удалось, но надо было жить. Вадим все же решил последовать совету автора загадочного письма и отныне никогда не отмежевывался от своих поступков, но вместо того старался отыскать в их путаной взаимосвязи художественную логику. Часто приходилось нелегко, и в минуты меланхолии Вадим чувствовал, что все равно получается скверно, что крайне трудно действовать увлеченно и с сознанием собственной правоты; и сочинение покаянного письма, адресованного следующему во времени двойнику, казалось тогда делом неизбежным.
  Прошел год или около того, прежде чем Вадим окончательно сдался. Он сел за стол вечером и начал писать такое письмо, не имея никакого представления, кому и как он станет его посылать. В короткое время текст был завершен. Вадим сидел, барабаня пальцами по столу, и так же вдруг застучали в дверь. "Неужели звонок не работает? - удивился Вадим и направился ко входу, - Кто там?" "Мы может отправить Ваше письмо, - мягко ответили ему из-за дверей, - мы знаем, кому оно предназначено". "Кто это мы?" "Ну какая разница? Важно, что письмо будет отослано и получено в свой час. Отдайте его нам". В голосе говорящего проскользнуло нетерпение, но кротость осталась; Вадим же в страхе и нерешительности замер у двери, не понимая, что ему теперь делать. Избавиться от ответственности, вернуться к преимущественно бездумному бытию было заветным желанием; в конце концов, он же пробовал, он немало сражался и приобрел должный опыт. Но задача слишком сложна, она явно выше человеческих сил. Следовало, стало быть, отдать письмо и тем самым сбросить с себя оковы. Но где-то рядом с этой мыслью вращалась и другая: разорвать письмо и продолжить безнадежную схватку. Вадим медленно подошел к столу, взял с него письмо. Неведомый голос из-за двери не торопил, будто его обладатель не сомневался в своей окончательной победе. И это особенно разозлило Вадима. Он решил тотчас уничтожить письмо, но тут с удивлением, с внезапно нарастающим ужасом почувствовал, насколько близок к обмороку. В ушах звенело, глаза заволокло мглой. Стиснув зубы, он все же рванул бумажный лист, и потом еще раз, и еще, обрывки падали на пол, голос за дверью негодовал и клялся непременно отомстить. Потом наваждение кончилось.
  Так Вадим не отослал своего письма.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"